Всё, что захочешь

На обед мы всё же пошли. Как говорит моя мама: «Любовь любовью, а кушать хочется всегда». Продуктивно проведенная первая половина дня так же продуктивно сожгла мои жизненно важные калории. Я смёл подчистую ихнюю хвалёную европорцию за пару минут и чуть не вылизал тарелку. Во время обеда я усиленно старался как можно меньше смотреть в сторону шефа. Но у меня это плохо получалось. Я ловил себя на мысли, что глаза мои помимо моей воли постоянно возвращались к удовлетворённому, на первый взгляд, лику МихалСеича. Ой, то есть Миши. Почему-то подумалось про породу кошачьих. Но никак не про домашних. Опасная угроза исходила от его совсем не расслабленного тела. Это был хищник перед прыжком. Взгляд его говорил только об одном: «Осторожно, высокое напряжение! Не влезай, убьёт». Мамочка! Если раньше я боялся, что он меня прибьёт из ненависти, то теперь на горизонте замаячила перспектива быть затраханным до смерти. Я ел пирожное и просчитывал возможные ходы побега к своему стенду.
- Юрка, а давай пошлём стенд к ядрёной матери, - прошептал, наклонившись ко мне, на ухо босс и плотоядно косясь на мои губы. Липкий холодный пот покрыл мою спину. – У тебя крем на губах.
Я торопливо облизал губы. Зря я это сделал. Ох, зря! Судя по расширившимся зрачкам МихалСеича, приговор мне уже подписали. Он что? «Виагры» нажрался ночью? Это не маньяк, это маньячище. Я кожей чувствовал выжженные на ней собственническим взглядом клейма, а во лбу моём горела надпись «Руками не трогать!».
- Господин Звягинцев, так что вы решили по поводу нашего дела? – рядом возник пожилой немец, пыхтящий как паровоз и вытирающий морщинистый мокрый лоб большим клетчатым платком. Неприятный тип. Хорошо, что это не я с ним работаю.
Шеф поднял глаза на истца и, чуть подумав, глубокомысленно изрёк:
- Я убедил своего секретаря в низости его поступка. – О, да! У моего босса просто дар убеждения. И, похоже, что убеждать меня ещё будут долго всеми способами извращения.
Из-за плеча дядьки выглянула пакостная морда белобрысого доносчика.
- Юрий приносит вам свои извинения. - Нога шефа ощутимо меня пнула под столом. Я тут же понял прямой намёк на акт вежливости с моей стороны, добросовестно скорчил гримасу вселенского раскаяния и убито произнёс:
- Приношу извинения, Петер.
Арийская физиономия победно просияла.
- Надеюсь, инцидент исчерпан? – уточнил босс. Рука его в это время под столом легла мне на колено.
- Более чем, - немец вдруг стушевался под гипнотическим взглядом МихалСеича. Мда, шефу только укротителем в цирке работать. Парочка торопливо удалилась.
- Иди уж, работай, - вдруг милостиво разрешил мне шеф. – Встретимся на банкете.
Облегчённо выдохнув, я отправился к стенду. Там уже у соседнего торчала ненавистная фигура и отсвечивала белой макушкой. Ну, ничего, можно и вытерпеть. Завтра последний день и мы улетаем. От этой мысли вдруг стало грустно. Получается, что заканчивается моя сказка.
О банкете рассказывать особо нечего. Пили, ели, всё нормально… облевали всё буквально. Шучу, конечно. На самом деле, даже банкет выглядел как деловое совещание, только с едой и выпивкой. Все пили чинно, решая за разговорами оставшиеся дела. Шеф неслышно исчезал и так же неслышно возникал около меня. Время тянулось долго. Мы героически дожили до конца нашей трапезы, и доползли до своего номера. МихалСеич помог мне раздеться (мои конечности путались в одежде и тянулись к подушке, наплевав на застёгнутые манжеты рукавов рубашки), уложил меня в постель, укрыл одеялом и отчалил на свою кровать.

Утром я проснулся от того, что кто-то вероломно прокрался ко мне под одеяло и прижался к моей спине. Разлепив сонные веки, я потянулся и понял, что живым до дома не доберусь.
- Юрка, - губы шефа подарили мне табун мурашек, который начал свой путь от шеи и остановился где-то в районе поясницы, - не могу от тебя оторваться.
И тут я подумал, что пора и мне взять инициативу в свои руки. Мне реально жалко стало свою жопень. Не сказать, что я Данила-мастер крышесносного минета, но кое-что умею. Постарался я на славу. «Юрка возглавил собою гестапо, зверски умучен начальник Потапов». В общем, Михаил Звягинцев долго лежал, уставившись в потолок, и слабо скрёб пальцами простынь. Минут через пять, он, наконец, с трудом выдавил из себя:
- Юрий, ты поражаешь меня своими талантами.
Я скромно опустил глаза вниз, недвусмысленно намекая на ещё один свой талант, который бодро торчал и ждал особого внимания.
- Всё только для тебя, - известил меня воспрявший босс и помог нам прийти к взаимному согласию.
После утренней процедуры шеф уже был спокойнее.
- Пошли командировочные тратить, - предложил мне босс и потащил по магазинам. Примерочные кабинки он, слава Богу, использовал по назначению. Ну, только потискал меня там немного.
Вообще, было весело. Я и не думал, что покупка одежды столь увлекательный процесс. И хоть Михаил раскритиковал всё, что я купил, я чувствовал пятой точкой, как радует его выбранный мною гардероб.
- Денег немного оставь, - предупредил он меня под конец. – Купим в аэропорту пива домой.
Мы сходили напоследок на закрытие конференции, сложили свои чемоданы и спустились на рецепшн отдать ключи. Автобус в аэропорт уже стоял около выхода отеля. Двухэтажный. В смысле, автобус.
- Хочу на второй этаж! – я залетел внутрь и занял места. Вот оно, счастье!
Подъезжая к аэропорту, я почувствовал горькое сожаление. Не хотелось расставаться с городом, который подарил мне столько впечатлений.
- Эй, - Михаил заглянул мне в лицо, я не на шутку приуныл. – Не грусти! Это не последняя наша поездка.
Очень хотелось в это верить и было немного грустно. Потому, что она была первая и неповторимая. Всё случилось именно здесь – первый поцелуй, первая ночь и моя настоящая любовь. Я ещё не знал, что ожидает меня впереди, не знал, что любовь может быть и сладкой, и горькой, смотрел в иллюминатор и прощался с самым лучшим для меня городом на земле. Над головой в закрытой полке тихо позвякивали законные четыре бутылки пива из дьюти-фри, под крылом проплывали кучерявые облака, и рядом сидел человек, который круто изменил мою жизнь. Так круто, что я и не представлял себе насколько. Думал я лишь об одном. Как приду завтра в офис на работу и буду сидеть перед кабинетом Михаила, проклиная дверь с надписью «Директор». Всё-таки это была преграда, которую ещё предстояло преодолеть.

Дома всё показалось необычным и очень родным. Как будто я здесь не был полгода. Мама, обнявшая меня, брат, шмыгающий носом и заглядывающий с нетерпением в чемодан:
- А что ты мне привёз?
Бабуля, всё так же лежащая в своей комнате. Все на своих местах, все вместе. Я достал подарки. Мама, конечно, прослезилась. Женщины, они такие чувствительные и сентиментальные! Брат скакал в восторге по квартире с мобильником в руках и орал, что круче телефона ни у кого нет. Потом мы сидели на кухне и пили привезённое из-за бугра пиво. Мама вздыхала и всё спрашивала, что я посмотрел.
- А фотки? Есть фотки?
- Есть. У МихалСеича на фотоаппарате.
Я уминал домашние блинчики и ловил себя на том, что мыслями я ещё там, в Мюнхене. Мне казалось, что выйди я сейчас на улицу, то увижу аккуратные мостовые, старинную площадь, и буду слушать часы. Трудно отпускать сказку. А ещё я думал о Михаиле. Как он? Чем сейчас занимается? Интересно, он один живёт? До меня вдруг дошло, что я ничего о нём не знаю. Надо потихоньку выспросить всё у наших дамочек в офисе. Наверняка, эти сплетницы могут многое выболтать.
- Юра, спать пора.
Блин, с этой сменой часовых поясов совсем не хочется спать. Я уже привык к мюнхенскому времени.
- Да, мамуль, сейчас, - понимаю, что надо ложиться, иначе не встану утром вовремя.
- Сынок, у тебя всё в порядке? – Мама меня чувствует рецепторами.
- Да.
- Ты какой-то другой.
Вот что с ней делать? Сейчас ведь не отстанет. А вообще, я никогда от неё ничего не скрывал. У меня мировая мама, на самом деле. Не каждый родитель может смириться с тем, что его сын – гей.
- Мамуль, я, кажется, влюбился.
Ну, вот и сказал.
- Терпения тебе. – Обнимаю её и благодарно тыкаюсь носом куда-то в висок. Я её выше на полголовы, если не больше.
- Я спать пошёл.
- Давай. Поздно уже.

Утром на своё рабочее место я прибыл вовремя. А вот шефа почему-то не было. Как известно, начальство никогда не опаздывает, начальство задерживается. Томительное ожидание затянулось. Мне не терпелось увидеть своего маньяка.
До обеда босс так и не появился. Я лениво отвечал на звонки, объясняя, что директора нет на месте, и вряд ли он появится в ближайшее время. Обедать я традиционно пошёл в канцелярию. Дамочки обрадовались, пообнимали меня, пощупав мои рёбрышки, и заставили расписывать немецкие блага, чем я их с удовольствием и порадовал. Под общие восторженные писки и визги я вручил каждой по магнитику на холодильник с видом Мюнхена.
- Юрочка, а как ты с шефом ладил? Он тебя не сильно изводил? – поинтересовалась главбух. Уши мои предательски загорелись. Да, последние два дня изводил он меня знатно.
- Нет, - постарался я ответить как можно безразличнее. – Он вообще был занят там своими делами.
- Значит, Мюнхен ты сам смотрел?
Вот въедливая тётка! Вот какая ей разница, сам или не сам?
- Шеф в обед кое-что показал. Он хорошо знает этот город.
- Странно, что его сегодня так долго нет. По приезду из командировки шеф опаздывает максимум на час.
- Ну, наверное, по родным соскучился, - предположил я, стараясь ускользнуть от пытливого взгляда. Что там во мне пыталась разглядеть Светлана Алексеевна, осталось для меня загадкой.
- Нет у него родных. Он детдомовский. Один живёт.
Вот так новость! Значит, из детдома. Я встал.
- Пойду я к себе, вдруг босс придёт, - я быстренько смылся от колких глаз главбуха.
Михаил явился после обеда. Пробежал мимо, бросив многообещающий взгляд в мою сторону, и скрылся за дверью своего кабинета. Через час его голос потребовал мою персону:
- Юрий, ко мне.
Я выдохнул воздух через вмиг пересохшие губы и вошёл в «пыточную». Всё же воспоминания от этого помещения пока были не очень радостные. Хотя уже отдавали ностальгией.
- Вызывали?
Михаил подошёл ко мне и захлопнул дверь за моей спиной.
- Ну, во-первых, здравствуй.
Не успел я ответить, как оказался в жадных руках и ощутил не менее жадные губы. Ой, ей! Он делает из меня свою собственность, а я этому и не препятствую, отвечаю на поцелуй и готов отдаться ему тут же на широком директорском столе.
- Во-вторых, когда твоя мама с работы приходит?
Это зачем ему знать? Я вытаращился на шефа.
- В шесть. А что?
- Знакомиться будем.
Ни фига себе! «Знакомство с родителями» - пилотная серия. Что-то мне подсказывало, что на формальном знакомстве босс не остановится.
- Так уж вечером вместе поедем к тебе домой.
Возражать не хотелось. Хотелось, чтобы рука Михаила, пробравшаяся ко мне в штаны, продолжала своё чёрное дело.
- Соскучился дико, - прошептал босс мне в рот. Его тёплое дыхание вызвало дрожь по всему телу.
В дверь постучали. Михаил с неохотой оторвался от меня.
- Войдите.
Я поспешно дёрнул бегунок молнии, застёгивая ширинку.
- Михаил Алексеевич, подпишите платёжку.
Принесла же нелёгкая главбуха не вовремя!
- Иди, - отпустил меня шеф. – Ровно в шесть.
Я прошмыгнул мимо Светланы Алексеевны. Она вышла из кабинета пятью минутами позже, с алыми пятнами на щеках, одёргивая белую блузку. На лице её было такое глубокое разочарование, которое было нелегко скрыть даже под лёгким слоем косметики. Интересно, что произошло в «пыточной камере»? Я сделал вид, что усердно изучаю интернетную вкладку.
В шесть часов ноль минут босс закрыл на ключ кабинет и, кивнув мне, направился к парковке. Я, как собачка на поводке, двинулся за ним. Да, приходится признать, что действует на меня Михаил гипнотически.
- Садись. – Передо мной гостеприимно распахнулась дверца Хонды. Усаживаясь в машину, я заметил краем глаза цветы на заднем сидении и яркий пакет. Похоже, что шеф подготовился к очаровыванию моей мамы основательно. Хитрец. Что же он задумал? Меня терзали смутные подозрения, что всё это неспроста.
Машина безошибочно зарулила в мой двор. Он и адрес мой знает? Контрразведчик-чекист, не иначе. Я замер, ожидая, пока шеф включит сигнализацию.
- Ну, веди, - он улыбнулся, держа в руках цветы и пакет. Мои догадки по поводу втирания в доверие к моей мамуле подтверждались.
Мама открыла дверь, представ перед нами в цветастом фартучке.
- Здравствуйте.
Мамуля оглядела моего босса с головы до ног испытывающим взглядом незамужней женщины.
- Это мой начальник, - пролепетал я, - Михаил Алексеевич.
- Можно просто Михаил.
- Светлана. – Мама зацвела как те розы, что протянул ей шеф. – Проходите.
Босс уверенно прошёл на кухню, поставил пакет на стол и выложил оттуда бутылку вина и фрукты. «Египетская сила!» - подумал я, разглядывая фруктовое изобилие. На кухонной территории тут же материализовался Вадька.
- Это мой брат.
- Привет! – перед носом Вадима повисла шефская рука, на ладони которой красовалась маленькая музыкальная колонка. – Это тебе.
- Мне??? – вадькиному счастью не было предела. – Вот спасибо!
Я обалдел от такой тяжёлой артиллерии. Фига се, подарочек! Мама в это время засуетилась, доставая фужеры и расставляя тарелки на столе.
Меня впихнули куда-то в уголок, Михаил открыл бутылку и разлил вино.
- За знакомство!
Через три полных бокала мама моя раскраснелась, глаза её загорелись озорным огоньком. Она моему шефу смотрела чуть не в рот, ловила его каждое слово и согласно кивала головой, поддакивая, что «не та нынче молодёжь пошла, воспитывать её надо и держать в ежовых рукавицах». После четвёртого бокала Михаил торжественно заявил:
- Светлана, согласитесь со мной, что вашему сыну не хватает сильной мужской руки.
Я замер, не понимая, куда это ветер дует. Мамуля печально вздохнула, видимо припоминая слабые потуги моего папочки участвовать в процессе воспитания.
- Да, чего нет, того нет.
Шеф довольно ухмыльнулся.
- Думаю, что надо вплотную заняться его воспитанием, пока не поздно.
Это как? Я напрягся.
- В общем, я хочу забрать Юрия к себе.
Вот тебе, Юрка, и твой день. Это что сейчас происходит?
- В качестве кого? – невозмутимо поинтересовалась моя мама.
- Мужа.
На этом месте, по моим соображениям, мама должна была либо хряпнуться в обморок, либо возопить: «Не отдам!» Во всяком случае, я надеялся именно на такую реакцию.
- Думаю, что это хороший вариант, - мама задумчиво допила остатки вина в своём бокале, смакуя последний глоток и высматривая что-то на хрустальном донышке.
Ахтунг! Это заговор. Я, конечно, люблю Михаила, но создание семьи пока не входило в мои далеко идущие планы. Только меня про эти планы никто сейчас даже и не спрашивал.
- А моё мнение никого не интересует? – попытался я встрять в разговор как заинтересованная сторона решаемого вопроса.
- Я знаю твоё мнение, - босс сладенько улыбнулся. – Значит, так. Собирай вещички, и поехали ко мне.
Мама! Не отдавай меня ему! Я ж твой первенький, любименький, красивенький… Я с отчаяньем посмотрел на мамулю. И ты позволишь этому монстру увести меня от себя?
- Кто мне недавно орал, что хочет жить отдельно?
Зачем? Зачем я ляпнул эту глупость во внезапном порыве жить самостоятельно? И ведь не скажешь, что такого не говорил. Слово – не воробей, вылетит – не поймаешь.
- Возьми сегодня самое необходимое, - подсказал мне Михаил, - а завтра заедем за вещами.
Я поднялся с табуретки и потащился на негнущихся ногах в ванную. Сложил свои бритвенные принадлежности. Дожил. Родная мать выгоняет из дома. Мерзопакостный Михаил охмурил её своими подарками. Цветочный веник и фрукты сомнительного качества – вот моя цена. Отдать своего ребёнка практически незнакомому мужику. Каюк мне. Захотелось заплакать.
- Юрка… - Когда успел пролезть в ванную этот похититель несчастных детей? – Ты что такой заторможенный?
Хотелось уже высказать всё, что я о нём думаю. Угу. Выскажешь тут, когда так страстно целуют, а штаны трещат по швам от его напора.
- Поехали же скорей.
Да. Поехали. А мамуле я ещё припомню, как она отдала своего ребёнка в крепкие мужские руки.
- Сынок, я тебе позвоню. – Мама прижалась ко мне, и тут я понял, что не так-то она и рада моему скоропалительному отбытию. – Ты его любишь? – очень тихо.
- Да, - ещё тише. Ведь это правда.
- Держись за него.
В коридор зашёл Михаил со спортивной сумкой в руках. Мамуля, похоже, успела кое-что упаковать из моих вещей. Ну, вот. Впереди у меня счастливая семейная жизнь, которая так нежданно-негаданно свалилась мне на голову. Вырвался я из-под родительского крыла. Правильно говорят: «Бойтесь своих желаний, они могут сбываться».


Михаил привёз меня в престижный новый район. Дома там росли быстро, как грибы, - небольшие четырехэтажные на два подъезда. Когда он завёл меня в квартиру, то я малость окосел от огромной жилплощади. Широкий коридор, большая кухня, рядом через стенку гостиная, лестница на второй этаж. Я догадывался, что там существует спальня и, наверняка, ванная. Интересно, зачем ему одному такая большая квартира? Шеф устроил небольшую экскурсию. Меня поразила спартанская обстановка. В гостиной кроме дивана и небольшой горки с телевизором ничего не было. В кухне гарнитур и стол со стульями. Кстати, между кухней и коридором был небольшой туалет с душевой кабинкой. На втором этаже, как и предполагалось, была спальня с огромной кроватью и встроенным шкафом, рабочий кабинет, где стеллаж с длинными полками занимал почти всю стену, и стоял строгий офисный стол, на котором находился ноутбук. На стеллажных полках сиротливо стояли в небольшом количестве книжки. Некоторые поверхности вообще были пустыми. Пластиковые окна казались голыми. Чего-то не хватало. Через минуту я понял чего, - штор. Огромная лоджия, соединяющая спальню и кабинет, была застеклена.
- Раскладывай своё добро, - шеф завёл меня в ванную. Я попытался собрать в кучку глаза, которые разбежались, разглядывая большое кафельное помещение с джакузи, душевой кабинкой и белым фаянсовым другом. Ещё здесь было большое зеркало с подсветкой, раковина под ним, вмонтированная в тумбочку. По бокам зеркала блестели полочки с мужскими принадлежностями наведения красоты и создания благоухающего тела. На свободную полку я и пристроил свою скромную дешёвую пену для бритья, станки и одеколон.
- Иди сюда!
Я пошёл на голос босса и оказался в спальне.
- Вещи можешь повесить сюда. – Под лёгким движением руки Михаила дверка шкафа отъехала в сторону. Зашибись! У меня мама всегда мечтала о таком встроенном шкафе.
- Не стесняйся, - шеф понял моё состояние, - теперь это и твой дом.
Да, конечно. Только чувствую я себя здесь, как в гостях.
Я открыл сумку. Оказывается, мама успела мне сложить все вещи, которые я приобрёл в Мюнхене, да ещё заботливо сложила моё нижнее бельё с носками. Неплохо собрала сыночка. Забытая обида снова прокралась в сердце.
Оглядев полки, я заметил, что вещи Михаила лежали в строгом порядке. Мне тоже так надо? Обычно на моей полке всё валялось вперемешку. Мама вечно ругалась, что у меня там чёрт ногу сломит. Тяжко вздохнув, я стал складывать трусы и футболки аккуратной стопочкой. Замечательное занятие!
В шкафу нашлось несколько пустых плечиков. Пришлось повесить всё на них. В спальне стульев не наблюдалось, на которые я привык скидывать вещи.
- Юрка, пошли, сполоснёмся. – Шеф дефилировал уже в одних трусах. – Я джакузи приготовил.
О, мама миа! Мы вместе будет плескаться в этой лохани? Я стянул с себя одежду и покорно прошёл в ванную.
- Залазь ко мне. – Михаил скинул плавки и опустился в воду. Пришлось под его взглядом стащить трусы и залезть к нему в джакузи.
- Повернись спиной. – Сильные руки развернули меня, пристроили моё тельце между длинных ног и прижали спиной к груди. Попа моя соответственно оказалась прижатой к паху, где немаленькое достоинство шефа стало ощутимо расти.
- Юрка, - ладони в мыльной пене заскользили по моей безволосой груди. Ну, нет на ней никакой растительности. – Какой же ты гладенький!
- Ага, - согласился я. – А вы мохнатый.
Шеф засмеялся.
- Юр, скажи мне «ты». Не в средневековье же живём.
- Ты. – Действительно, раз мы уже живём вместе, то пора привыкать.
Я закрыл глаза, навалился на Михаила и поплыл куда-то от нежных прикосновений и приятного тепла ванны. Хорошо. Оказывается, что совместное купание – клёвая вещь! Вспомнилось купание маленьким с резиновыми игрушками, с пусканием мыльных и подводных пузырей. Сначала приходила мама, чтобы потереть мне спинку. Потом я стал стесняться. Она всё равно ломилась в закрытую дверь. Я натягивал плавки и открывал ей ванную. Наконец, я взбунтовался и сказал, что уже взрослый мужик и спину себе буду тереть сам. Вот так и закончилось моё детство.
- Юрка!
Я удивился, почему мамуля говорит басом и разлепил глаза. У мамы были мужские руки.
- Мамочка, а почему у тебя такие волосатые руки?
- Чтобы покрепче обнять тебя, - пробасила «мамуля». – Юрка, ты спал как сурок.
Ой, я совсем забыл, что лежу в ванной с Михаилом.
- Всё. Вставай, лемур обыкновенный.
- А почему обыкновенный?
- По кочану, - недовольно проворчал босс.
Я поёрзал, не понимая спросонья, что это такое твёрдое упирается мне в бедро. Запоздалая догадка просочилась в мою голову. Надо же! Даже моя бездвижная туша вызывала буйную реакцию у Миши. Мне это так польстило, что я почувствовал доселе неизвестный укол совести. Я тут дрыхну, понимаешь, а любимый героически оберегает мой сон. Ну, всё, Миша. Пришла пора тебя благодарить.
Благодарность моя не знала границ, начавшись в джакузи и бурно закончившаяся в огромной постели. В этот раз были все удобства в виде лубриканта и необъятной площади, на которой можно было хоть джигу танцевать. Хм, а мне нравится такая семейная жизнь. И так приятно засыпать в крепких объятиях. Определенно, это чудесно!

- Юрий! – меня кто-то шлёпнул по заду. – Свари мне кофе. Тот самый, который ты мне приносишь в кабинет.
Это что за фигня? Я открыл глаза и посмотрел на часы. Издевательство. Ещё целых полчаса можно поспать.
- Мне омлет, - пробормотал я и повернулся на другой бок.
- Вставай и готовь. И кофе!
Чёрт! Разбаловала моя мама Михаила. Хрен его знает, как варится этот кофе.
- Щас, - протянул я. – Дай хоть пять минут поспать.
Меня бесцеремонно выдернули из-под нагретого одеяла.
- Шевели своей задницей.
Пришлось плестись в ванную. Я открыл воду, нагнулся и сунул голову под кран. Это испытанный метод, чтобы проснуться.
- Очаровательный вид.
Я дёрнулся от вкрадчивого голоса, с трудом вспоминая, где мои труселя. Не дожидаясь домогательств до моей выпяченной части тела, я закрыл воду и пулей вылетел из кафельного царства.
- Мама, - прошептал я в трубку, запершись в туалетной комнате внизу, - скажи, как варить кофе?
- Возьми турку или маленькую кастрюльку, насыпь столовую ложку молотого кофе, добавь щепотку соли и залей стаканом кипятка. Поставь на плиту и включи её на максимум. Никуда не уходи. Как только кофе начнёт закипать, сними кастрюлю с плиты. Всё.
- Спасибо, мамуль, - я смачно чмокнул телефон. – Кстати, доброе утро.
- Всё хорошо?
- Да, просто отлично. Пока.
На кухне я стал искать турку. Безуспешно. Так, может тогда есть кастрюлька?
- Миша, - странно, это имя мне вдруг легко далось, - у тебя есть турка?
- Есть. – Хозяйская рука открыла шкафчик и выудила оттуда кофейное приспособление.
- А кофе где?
- Тут.
Мне под нос сунули кофемолку. Я, следуя ЦУ своей мамули, насыпал кофе в турку. Михаил включил чайник.
- Я могу ещё яйца варить, - похвастался я своими кулинарными способностями.
- Сойдёт. Давай. Я бриться, а ты загружай яйца.
Залив кофе, и пристроив его на плиту, я полез в холодильник. Мда. Не густо. Но яйца всё же присутствуют. Запахло кофе. Метнулся, сдирая турку. Фух. Чуть не убежало. Так, яйца. Хоть здесь проблем нет.
Когда зашёл Миша, вода уже булькала, и я засёк на часах пять минут.
- Иди, я сниму. – Босс отпустил меня умываться.
Через несколько минут мы сидели за столом и ели яйца под майонезом. Кофе получился как у мамы. Ура! И некому ворчать, что я сижу за столом в трусах. Михаил сам сидел в трусах и маслеными глазами смотрел на меня. Почему-то мне подумалось, что стоило надеть штаны. Внутренний голос меня не подвёл. На мои возражения, что мы можем опоздать на работу, Михаил заявил:
- Опоздание засчитается только тебе. Я – начальник и могу задержаться по уважительной причине.
Уважительная причина шефа была в полной боевой готовности. Вот теперь я оценил подъем на полчаса раньше. На работу мы успели. Михаил согласился подбросить меня на своей машине.
В офис сначала вошёл я. Минут пять спустя, появился довольный шеф.
- Здравствуйте, Михаил Алексеевич!
Главбух обернулась на мой звонкий голос. Кажется, я перестарался с приветствием. Шеф кивнул мне, как чужому. Афишировать наши отношения он не торопился. Ну, а что я хотел? Пока я сижу перед этой идиотской дверью, рассчитывать на равенство и братство не приходилось. Значит, надо приложить усилия, чтобы самому сидеть за подобной дверью. Думай, Юра, думай. И тут я вспомнил об учёбе, что предложила мне фрау Луиза. Ну, всё, МихалСеич, ты пошлёшь меня учиться. Я хочу, чтобы ты меня уважал целиком и полностью, а не только филейную часть моего тела. И я добьюсь своего.


Через три дня яйца в глотку уже не лезли ни под майонезом, ни под сметаной, ни под кетчупом. Дико хотелось мамин омлет.
- Я хочу омлет, - произнёс я, размазывая ложкой по противному яйцу для разнообразия горчицу. Чем бы ещё намазать эту продукцию домашних птичек?
- Какие проблемы? Приготовь.
Михаил в отличие от меня спокойно выпивал свой кофе, съедал яйцо, посыпая солью, и заедал всё это дело бутербродом с маслом, от вида которого меня воротило. Не ем я масло. Где мои бутеры с плавленым сыром? Где любимые блинчики по вечерам? Я потихоньку в глубине души страдал от нехватки любимой еды.
- Я не умею.
- Тогда не стони.
Я засунул ложку в рот и сморщился. Кажется, горчица не подходит к этому виду еды. Глаза мои с тоской посмотрели на окно. Отсутствие штор угнетало. Квартира Михаила представляла собой без них нежилое помещение. Здесь даже не было привычного домашнего запаха. Казалось, что это перевалочная база, куда шеф приходит переночевать. Но справедливости ради, надо отметить, что эта база была с евроремонтом и дорогой мебелью. Если бы сюда подобрать шторы, милые вещицы, которые создают уют. Я замер с ложкой во рту. А это идея! Надо посоветоваться с мамой.
В субботу разразилась гроза в виде строгого шефа. Носки, которые я по привычке скидывал под кровать, сами собой по своему обыкновению, как дома, в стиралку не отправились. Когда Михаил увидел моё художество, то тут же заставил меня ползать под нашим сексодромом и подбирать эту незатейливую деталь одежды. Я, проклиная всё на свете и попутно слушая нотацию Миши под названием «Юрий – редкая свинья», собрал пузом всю пыль под кроватью, а заодно и носки. Потом я стирал в тазике своё барахло. Ненавижу стирку! И терпеть не могу полотенца в ванной, которые должны висеть на полотенцесушителе точно параллельно полу. У Миши явный пунктик по этому поводу. А ещё он учил меня правильно отрывать туалетную бумагу. Вот делать ему нечего. По его разумению эту простыню нужно рвать строго по пунктирной линии. Тяжёлый случай у Миши. Вот согласитесь со мной?
Выходные прошли в трудовых подвигах. Была устроена грандиозная трудотерапия с тряпкой в руках. Теоретическая часть, как выжимать эту самую тряпку и мыть пол, плавно перешла в практическую. В популярной позе – раком – я мыл пол и искренне недоумевал, почему нельзя взять швабру. На мои жалостные причитания Миша ответил, что шваброй пол моют только женщины. Ворча под нос проклятия по поводу отсутствия ковров, которые я дома с успехом пылесосил за какие-то десять минут, пришлось вымыть весь второй этаж. Уборку первого взял на себя Михаил. Я пропустил онлайн-чемпионат по своей любимой игре. Хотел было влиться в команду ночью, но мне прямым текстом было сказано, чем надобно заниматься в это время суток – либо спать, либо трахаться. Я честно пытался прийти к консенсусу словесной перепалкой, с надеждой поглядывая в сторону ноута. Михаил же нашёл консенсус быстрее, отрезая путь во всемирную паутину. Он очень убедительно мне доказал, что реал привлекательнее любой онлайн-игры. Я соглашался с ним, подвывая и демонстрируя чудеса гибкости и растяжки. Гуттаперчевый мальчик, не иначе.
Боже! Только с ним мне было так фантастически хорошо. Я был уверен в защищённости, безгранично доверял ему и отдавал себя полностью. То, что мы когда-то вытворяли с Пашкой, напоминало по сравнению с тем, что я теперь испытывал, детскую возню в песочнице. Теперь же был секс с очень большой буквы, а к нему плюсовалось то, чему человечество придумало определение – любовь. Но это слово не могло описать весь спектр чувств и эмоций, что я испытывал к Михаилу. Страсть, желание, нежность вперемешку с каким-то животным инстинктом, готовность пойти за ним на край света и, если надо, спрыгнуть с этого самого края, не задумываясь о последствиях.
Меня угнетало только одно - тщательное шифрование на работе. Мало того, что меня старались не замечать, так ещё босс стал постоянно отсылать меня по делам, которые по его словам никто другой сделать не мог. За какие-то две недели я стал и курьером, и снабженцем, и куратором одного из договоров. Я перевёл на дойч договор, проверил всё на наличие ошибок, и отправил увесистый пакет за границу. Почему почтовую функцию выполнил я вместо канцелярии, для меня тоже осталось загадкой. Кстати, договорчик потянул на внушительную сумму и давал надежды на хорошую прибавку к зарплате.
Обедать мы ходили в ресторан. Босс выходил чуть раньше, а я за ним. Дамочки из канцелярии стали спрашивать, почему я не обедаю с ними. Пришлось придумывать легенду, что теперь я езжу на обед домой. Ресторанная еда дала о себе знать через две недели. В пятницу после очередного дневного принятия пищи я вспомнил о своём давно забытом друге – гастроэнтереколите. Михаил, заметив моё частое отсутствие на рабочем месте и нездоровый цвет лица, тут же поволок меня домой. Я еле успел добежать до туалета.
- Юра, тебе помочь? – босс метался под запертой дверью.
- Чем? – я скорчился, обнимая руками уже родной унитаз. Затем вытер мокрый холодный лоб и уселся, хватаясь за живот.
Выполз я уже никакущий.
- Юрочка, - родные руки подхватили меня и бережно отнесли в постельку. – Я вызову Скорую.
- Что случилось? – перед глазами возникла тётенька в белом халате.
- Понос и рвота – день чудесный, - простонал я и закрыл глазки.
Докторша быстро меня осмотрела.
- В инфекционку, - не терпящим возражения тоном скомандовала она.
- Только не туда! – умоляюще заскулил я, вспоминая все прелести данной больницы, которые я пережил в десятилетнем возрасте. – У меня, скорее всего, проснулся мой гастрит и колит в симбиозе.
Тётка вытаращилась от моей осведомлённости в медицинской терминологии.
- Погоди, как твоя фамилия?
- Стефановский Юрий.
- Что ж ты Юрий к гастроэнтерологу своему не ходишь?
- Да как-то не требовалось, - пожал я плечами.
- Что сегодня ел?
- Ну, картошку жареную с мясом в ресторане.
- Так-так-так… - протянула тётка. – И как часто ты в ресторане питаешься?
- Ну, последние две недели.
- Понятно, - врач посмотрела на Мишу. – Ресторан, значит. Угробить парня решил?
- Это как? – Михаил даже попятился под строгим взглядом возмущённой тётеньки.
- Сам, небось, гвозди можешь переваривать?
Шеф кивнул головой.
- У мальчика хронический гастроэнтероколит, у него диета должна быть. Ты кем ему приходишься?
И тут я с удивлением увидел, как покрывается красными пятнами лицо Миши.
- Близким другом.
- Значит так, близкий друг. Сейчас я напишу список лекарств. Всё выкупишь, будешь давать по схеме. Пока ему можно пить несладкий крепкий чай и жевать сухарики. На будущее запомни, и ты тоже, - обернулась ко мне женщина, - жареное и жирное исключить полностью. О вызове я сообщу в поликлинику, анализы придётся сдать. Так уж и быть, не повезу в инфекцию. Лечитесь дома.
Я сжался от новой волны боли в животе. Докторша вгляделась в моё лицо.
- Поставлю тебе укол обезболивающий, и быстрее лекарства выкупайте, - крышка чемоданчика откинулась под руками врача. Ой! Я ведь панически боюсь уколов! Из последних сил я попытался отползти на противоположный край постели.
- Не надо! – прошипел я, игнорируя приступ оглушающей волны в пузе.
- Юрка, надо.
Предатель! Садист! Брыкаться у меня не было сил. Этот изверг сам стянул с меня трусы, да ещё держал, чтобы я не дёргался. Игла вонзилась в попу, казалось, что она оставила внушительную дырку. Запахло спиртом. Всё поплыло перед глазами.
- Всё, малыш. – Кто-то чмокнул меня в нос.
«Да, это всё», - подумал я и уплыл в темноту…

Выходные я провалялся в постели. Пришла мама. Она сварила мне рисовую безвкусную кашку, дала ценные указания Мише и заварила крепкий чай в термосе. Потом они долго говорили о чём-то на кухне.
- Сыночка, - мама пришла ко мне и присела на одеяло, - прости меня.
- За что? – я пил горячий чай и млел от материнской заботы.
- Я совсем не подумала, что Михаил будет тебя таскать по ресторанам.
- Да, ладно, мамуль. Ты лучше расскажи, чем ты меня всё это время кормила, что я забыл, что такое гастроэнтерит.
- Котлетки и тефтели только на пару, каши, которые ты так любишь, супчики. Из жареного только блины. Это твой организм воспринимает спокойно. Никакой свинины. Картошку и капусту тушила. Пироги пекла только в духовке. Ни в коем случае их нельзя жарить.
- А как же мои любимые чебуреки? – поинтересовался я.
- Один раз в месяц и всего три штучки. Забыл? Больше нельзя.
Я задумался. Готовить с Мишей мы оба не умеем. И что теперь делать?
- Я с Мишей поговорила. Учитесь кухарничать. Если что, звоните мне. Я всегда помогу.
- Спасибо, ма, - я протянул ей пустую кружку.
- Давай, выздоравливай.
Мама ушла. Я лежал и припоминал в уме, какую бытовую технику она использовала чаще всего. Кажется, мультиварку. Она всегда говорила, что там и ребёнок может сварить что угодно. Но я то уже не ребёнок, и не тупой, слава Богу. Решено. Буду осваивать.
В понедельник я уже смог дойти до поликлиники и сдать анализы. Миша отбыл на работу, а я остался дома. Ноут, чай в термосе, сухари, «Смекта» с таблетками – вот и всё занятие. Была ещё слабость. Я весь день провалялся в кровати в обнимку с ноутом. Было скучно. Сердце рвалось на работу, к Михаилу. К вечеру я задремал. Сквозь сон услышал какой-то грохот внизу, как будто таскали мебель. Пришлось проснуться, натянуть спортивные штаны и спуститься. Какую картину я застал на кухне! Несколько больших коробок стояли на столе и на полу. Ещё одну коробку жутко деловой Миша пристраивал на стуле.
- Что это? – я сладко потянулся.
- Техника.
Я протёр глаза и уставился на коробки. Переводя взгляд с одной на другую, я попутно отмечал – микроволновка, мясорубка, кухонный комбайн, мультиварка. Хлебопечка??? У меня чуть не выпал глаз.
- Миша, с тобой всё в порядке?
- Да. – Довольный донельзя, Михаил привлёк меня к себе. – Будем осваивать.
Я почесал затылок. Ни фига себе, моя мамуля лекцию прочитала!
- А не много ли за один раз? – полюбопытствовал я.
- Нормально, - успокоил меня Миша. – Сегодня будем тебе кашку варить.
«Кашка-малашка», - подумал я, косясь на коробку с мультиваркой и надеясь, что это чудо не взорвётся от наших манипуляций. У мамули вроде не взрывалось.
На удивление ничего не взорвалось. Шеф распаковал технику. Сунул мне, сидящему в уголочке, книжечку с инструкцией и рецептами, и заставил читать вслух. Затем, следуя рецепту, засыпал и залил всё, что нужно в мультиварку и поставил на режим «Каша».
Через час мы ели кашу. Несладкую. Именно такую, какую мне можно. Миша, чтобы я не завидовал, даже себе не посыпал её сахаром. Я жевал пышную кашку и смотрел на Михаила. У меня в голове не укладывалось, что он ради меня учится готовить.
- Таблетки не забудь выпить, - мне заботливо подсунули беленькие кругляши.
- Миша, - вдруг сказал я, - хочу быть с тобою всегда.
Михаил подошёл ко мне и крепко обнял.
- Юрка, не могу понять, как тебе удаётся делать меня счастливым? Рядом с тобой я забываю обо всём – о работе, о вредных клиентах, о делах. Я чувствую тебя через стенку своего кабинета. Хочется снести её на хрен, чтобы нас ничто не разделяло.

Целую неделю Миша мне разрешил поболеть. Правда, на работу я собрался уже в среду.
- Куда лыжи намылил? – Михаил тут же преобразился в грозного босса. Его левая бровь строго приподнялась. Да, игра бровями – это любимый конёк Миши. У меня вот так не получается. Тренировки перед зеркалом привели к нулевому результату.
- На работу, - честно ответил я, натягивая брюки.
- Сиди дома. Ты ещё такой бледный, что краше в гроб кладут.
- А может, мне взбледнулось, - вспомнился вдруг популярный анекдот. Я стрельнул глазами из-под опущенных ресниц. Вот что у меня профессионально получается и на самом высшем уровне – это стрельба глазами.
- Юрка, ты человек-позитив. Во всём найдешь положительную сторону, - Миша притянул меня к себе. Облизал губы, глядя мне в лицо затуманенными глазами. Знаю я этот взгляд, от него у меня озноб по коже. – Мне нельзя сегодня опаздывать, - вздохнул он, и с видимым сожалением разжал руки. – Но я всё наверстаю вечером, если ты уже в форме.
- Мне скучно и грустно без тебя, - пожаловался я.
- Тогда найди себе занятие здесь.
И тут моё сознание взбодрилось.
- Миша, а можно я наше жилище в настоящий дом превращу?
- Не понял. Разве это не дом? – теперь уже вслед за левой бровью поползла и правая.
- Дом, но не очень уютный. Вот штор, например, тут нет. Голо как то.
- Да всё руки не доходят. Гардины то я повесил, а шторы некогда. Подбирай, вешай. Стремянка в кладовке под лестницей. Только не свались, чудо-юдо моё. - Почему-то от этого прозвища стало так тепло!
Я проводил Мишу и сразу стал звонить маме. Выяснил у неё наличие хорошего магазина с приемлемыми ценами и быстренько поскакал туда.
В салоне готовых штор я почувствовал себя звездой дизайнерского искусства оформления домашнего интерьера. Во мне проснулось странное и ранее незнакомое чувство прекрасного. Я бродил по огромному помещению, придирчиво рассматривая лёгкий тюль и плотную ткань портьер. Наконец, я выбрал одежду для окон и вышел с покупками на улицу.
Метров через сто от магазина я вдруг услышал возглас:
- Юра?
Я повернул голову. Около меня стоял мужик, отдалённо напоминающий моего биологического папочку. Только этот мужчина был пузатым, с густой щетиной на расплывшемся лице и красными глазами алкаша. Потрепанная и видавшая виды замусоленная куртка, мятые спортивные штаны… Дальше я рассматривать папашу не стал.
- Сынок, а я тебя сразу узнал. Ты очень похож на мать.
Я стоял и молчал. Передо мной находился абсолютно мне чужой человек.
- Какой же ты стал, - скользкий как змея взгляд неприятно ощупывал меня. – Видать, хорошо живешь. Прикид какой дорогой.
Отвечать не хотелось.
- Работаешь?
- Да, в фирме, - выдавил я из себя.
- В какой?
- Тебе какая разница? – меня уже напрягал этот разговор. – Я пошёл.
- Угости папу сигареткой, - настырный мужик не отлипал.
- Не курю. - Я уже поспешно пытался уйти от его назойливости.
- Правильный, да? Для папы сигарету пожалел?
Возникло желание развернуться и дать по противной харе.
- Нет у меня сигарет. – Я ускорил шаг. Быстро заскочил в подъехавший автобус. Двери закрылись, и я с облегчением вздохнул. Знаменательная встреча закончилась на самом интересном месте и, как я надеялся, уже продолжения ей не будет. Как я ошибался в тот момент!
Дома я занялся наведением красоты. Это успокаивало. После разговора с папочкой меня ощутимо потряхивало. Проявился нежданно-негаданно.
Через час моего пыхтения квартира приобрела жилой вид. Я даже удивился, что смог так удачно всё подобрать. Может, бросить маркетинг и пойти в дизайнеры?
Хлопоча на кухне, я зарядил продуктами хлебопечку и поставил плов в мультиварку. Правильно мама говорила, что даже ребёнок может справиться. Оказывается, что интернет – это не только «ценный мех, но и полезный диетический продукт». Другими словами, если вы умеете правильно пользоваться интернетом, то он вам поможет во всём – от ремонта до кулинарии. Мама дала мне кучу ссылок на полезные домашние сайты.
Для полного счастья мне оставалось только правильно поговорить со стиральной машиной, что стояла у нас в ванной. Я сильно подозревал, что Миша её никогда не запускал. На эти мысли навёл случайно увиденный мной под ванной мешок с меткой прачечной.

К вечеру я всё же устал. Наблюдая за Мишей, как он уминает плов и, ковыряясь в своей кашке, я всё думал, рассказать ли ему про «радостную» встречу с папаней или нет. Поразмыслив, я решил не грузить его своими проблемами. У него и так хватает тех, что на работе.
Миша довольно жмурился, поглядывая на лёгкие шторки в кухне. От них и запаха еды стало по-домашнему уютно.
- Ты заслужил поощрения, - он хитро улыбнулся, показывая белые зубы. Да, Михаил был совершенен во всём. Начиная с волос, которые всегда лежали безупречно, волосок к волоску, и заканчивая фирменной белоснежной улыбкой, которая теперь стала часто посещать любимого. Мечта, а не мужчина! И эта мечта была в моих руках.


В понедельник я уже был на работе. С каким-то удовольствием занимался делами, печатал, бегал по этажам. В руках всё спорилось. Оказывается, что и работа может приносить удовлетворение. Настроение просто замечательное… было.
- Скажите, где я могу найти Стефановского Юрия? – Мужской голос из коридора заставил меня замереть.
- Пройдите прямо. Он сидит перед кабинетом директора.
Я с холодом в груди ждал, когда возникнет мой нечаянный гость. Он не заставил себя долго ждать.
Папочка на этот раз был в чистой старой куртке и побритый.
- Юрий, хорошее местечко у тебя.
- Как ты меня нашёл?
- Это не так трудно, как ты думаешь. – Мужик, называвший себя моим отцом, подошёл к моему столу и уселся напротив меня.
- Что тебе нужно?
- Алименты. Зарабатываешь ты неплохо, как я погляжу. Пора помогать папе.
От такого нахального заявления у меня закончился воздух в лёгких.
- Какие алименты? Ты в своём уме?
- Такие. Я – больной человек. Работать не могу. Тебе как удобнее? Сам будешь деньги давать или иск написать?
Моему возмущению не было предела. Да, папочка платил когда-то на меня алименты, но продолжалось это недолго. Как говорила мама, он задолжал нам за три года. Но приставы так и не смогли из него выколотить долг. Он только поработал на принудительных работах на пользу государства. Больше он так и не работал. А когда мне исполнилось восемнадцать, про долг благополучно забыли.
- Ты. Ничего. От меня. Не получишь. – Я подскочил со своего места, еле сдерживаясь, чтобы ему не накостылять. Грёбаное мамино воспитание не давало мне поднять руку на это убожество.
- Что за шум, а драки нет? – из кабинета выглянул Михаил.
- О! – расплылся в мерзкой улыбочке папочка. – Товарищ начальник! Пойдите старому человеку навстречу.
Вот гад! Ему чуть больше сорока, он ровесник моей мамы.
- Объясните вашему подчинённому, что родителей надо уважать.
Услышав упоминание о родителях, Михаил сжал зубы и уставился на наглое явление, что сидело перед его кабинетом.
- В чём дело? – сухо осведомился он.
- Алименты мне Юрий должен.
- Ничего я не должен! – закричал я, сжимая от негодования кулаки. – Это он должен мне за три года! Чтоб он сдох!
- Кто это? – Миша посмотрел на меня.
- Папочка родимый, - зло проговорил я. Внутри меня уже всё кипело и грозилось вырваться наружу. Я еле сдерживался, чтобы не сорваться и не двинуть заботливому папочке по его бессовестной харе. – Требует с меня алименты, а сам не видел меня уже лет пятнадцать. И алименты последние три года перед совершеннолетием не платил.
Михаил поднял глаза на мужика. Под его тяжёлым взглядом папаня вдруг сжался.
- Значит, так, товарищ родитель. Права будешь качать в другом месте. За такие долги в тюрьму садят.
Руки босса схватили папашу за грудки.
- Ещё раз сюда явишься, подам на тебя в суд. Понял?
- По… понял, - папаня от испуга даже стал заикаться. Было на что посмотреть. Я бы тоже на его месте стал заикаться. Михаил метал гром и молнии. Холодная ярость лилась из него. Даже мне захотелось тут же смотаться отсюда подальше. И тут Миша сделал то, что я хотел ещё осуществить в самом начале разговора. Отпустив нашего «гостя» и аккуратно оправив на нём куртку, он врезал ему в солнечное сплетение. Неожиданно. Резко и жёстко. Беспощадно.
- Проваливай, - пренебрежительно брошенные слова заставили разогнуться скорчившегося папочку. – И помни, за Юрку убью, не побрезгую.
Мужская фигура шатающейся походкой двинулась к выходу. Из коридора на нас смотрели испуганные и потрясённые лица наших дамочек. Видимо, они выскочили на шум, разносившийся по офису. Единственно, кто смотрел на меня понимающим и каким-то торжествующим взглядом, это главбух. Мне стало не по себе. Почему-то подумалось, что спокойная жизнь закончилась.
- Что стоим? Работать, - распорядился шеф и ушёл в свой кабинет, хлопнув дверью.
Все тут же разошлись. Лишь Светлана Алексеевна задержалась.
- Молодец, Юрочка. Значит, все приёмы хороши? Ну, ну. – Она гордо удалилась, довольно задрав подбородок.
Я, ничего не понимая, опустился на стул. Что задумала эта офисная крыса? Снова заболел живот. Но не от моей болячки. А от предчувствия надвигающейся угрозы. Я понимал, что меня хотят ударить побольнее. Только когда это будет? От неизвестности похолодели кончики пальцев. Оставалось просто ждать. На что намекала эта злая тётка, говоря про приёмы, я не догонял. Тупая башка! Мне бы чуть мозгов побольше и можно было бы многого избежать. Я ещё не знал, насколько люди могут быть подлыми. Я никогда не сталкивался с женскими интригами и сплетнями. Спасибо Светлане, научила на всю жизнь. Но это будет позже. Пока она дала мне спокойно пожить. Пока, но недолго.


На следующий день Миша кормил меня любимым омлетом. Я, ничего не подозревавший, что же готовится в мультиварке, по привычке заварил кофе уже на автомате, разлил его в чашечки и вытащил из хлебницы батон. Чудо-техника подала сигнал. На кухню залетел Миша.
- Садись, - сказал он, загадочно улыбаясь. – Сегодня я угощаю.
Я, гадая, что же он там накухарничал, уселся за стол. Увидев на тарелке свой любимый омлет, я чуть не проглотил язык. Во-первых, от того, что я соскучился по своему деликатесу, а во-вторых, мне жутко польстило, что Михаил узнал откуда-то рецепт. Попробовав воздушное лакомство, я убедился, что это то, оно самое. Я молниеносно уплёл всё, что было на тарелке, и попросил добавки.
- Миш, а ты откуда рецепт узнал? – поинтересовался я с набитым ртом.
- Прожуй сначала, - ухмыльнулся мой волшебник. Воспитатель, блин. – А ты как думаешь? Воображение включи.
Мама! Внезапная догадка озарила мою непутёвую голову. Как я раньше не догадался? Вот дурак.
- Мышаня, - волна нежности вдруг накатила на меня, и я сдуру выдал какое-то идиотское прозвище, - я тебя обожаю.
И тут я ойкнул и прикусил свой болтливый язык. Кажется, я несколько увлёкся домашней идиллией. Я робко поднял глаза на Михаила. Он улыбался! Он точно улыбался.
- Юрка, меня никто так ещё не называл.
- Ты не сердишься?
- Нет. Знаешь? Я думаю, что сегодня мы можем немного опоздать.

Опоздание несколько затянулось. До кровати мы не добрались и активно опаздывали в гостиной на диване.

Ах, Миша, Миша… Только ты можешь так смотреть на меня. Только от твоего взгляда я готов улететь на небеса.
- Не закрывай глаза.
А я и не хочу закрывать. Хочу видеть тебя. Как темнеют твои и так почти чёрные глаза. Как пульсирует жилка на виске и стекает маленькая капелька пота. Ты двигаешься во мне. Сначала сдерживаешься, мягко и плавно входишь, закусив от напряжения нижнюю губу, а потом вдруг срываешься на бешеный темп. Ты даришь мне феерические мгновения. Мне кажется, что я умираю и затем возрождаюсь вновь. Я где-то читал, что оргазм – это маленькая смерть. Нет, это не так. Оргазм – это перерождение. Такое чувство, что тебе даётся новая жизнь, и она будет длиннее предыдущей. Так можно идти к вечности. С Мишей. Что я сейчас и делаю. Плыву куда-то ввысь, вижу яркий свет, ощущаю бурный выплеск энергии, желаю отдать её моему единственному, и беру взамен его. Он щедро делится ею со мной.
Блаженство…

- Юрка, подъём! Ты дрыхнуть что ли собрался? Опоздание – это не пропуск рабочего дня.
- Сейчас.
Прохладный душ бодрит.
Мы едем на работу. Как уже принято, я зашёл вперёд Михаила. Он появился, выдержав пять минут.

- Михаил Алексеевич!
Главбух, чёрт бы её побрал. Цокает своими каблучищами об пол, идёт вся такая довольная, аж до неприличия.
- Вы в курсе, что ваш сотрудник сегодня опоздал на работу на целых сорок пять минут?
Да ё-пэ-рэ-сэ-тэ… Это что? Она сейчас на меня донесла?
- В курсе. – Михаил невозмутим. – Он выполнял моё очень важное поручение.
Я, вспомнив утреннее важное поручение, почувствовал, как загорелись мои щёки. Миша чуть заметно улыбнулся мне краешком губ. Взгляд его такой тёплый! Миша, алё! Быстренько переходи на режим «строгий босс».
- Вы свободны, Светлана Алексеевна. Идите, работайте. Юрий, через час ко мне в кабинет.
Вот, наконец-то щёлкнул переключатель. Вполне себе деловой шеф. Только глаза не потухли. В них пожар. Кожей осязаю, что ещё чуть-чуть и сгорю в нём. Иди же скорей. Светлана смотрит и медленно офигивает. Разве ты не видишь?
Громко хлопнула дверь. Я вздрогнул и выплыл из оцепенения. Огляделся. Стою один. Бухгалтерская крыса исчезла. Миша, видимо, уже за дверью водичку из кулера пьёт. И мне бы не помешало - губы пересохли.
Через час я послушно постучал в дверь, безжалостно распиливая взглядом табличку «Директор» на части и мысленно выкидывая её куски на помойку.
- Юра, отнеси надбавки в плановый.
В плановый, так в плановый. Я быстренько отдал бумажку нашим плановичкам. Конец месяца. Зарплата скоро. Минут через десять Светлана как вихрь ворвалась в кабинет к начальнику. Как она верещала, слышал не только я. Подробности разнеслись по коридору. К слову сказать, Миша тоже не шёпотом говорил. Я слушал, и готов был провалиться в ад к Сатане.
- Где это видано, чтобы жалкий секретарь получал такую зарплату?! – вопила оскорблённая до глубины души главбух.
- Это не ваше дело, - резко осадил Миша противную тётку. – Не из своего кармана платите. Он заслужил.
- Каким местом? – кажется, наша мегера взбесилась не по-детски.
- Вы на что намекаете? – Я представил себе лицо Михаила в этот момент. По моим представлениям от главбуха уже должна была остаться кучка пепла. Похоже, что там действительно была кучка. Но отнюдь не пепла.
- Он втёрся к вам в доверие! – продолжала орать главбух.
- Вон!
Дверь распахнулась. Светлана выскочила как ошпаренная.
- Ну, змеёныш. – От её голоса у меня всё затряслось внутри. Она сама была, как змея. Нагайна, только языка раздвоенного не хватало. – Ты ещё пожалеешь.
Я вжался в кресло. Да, хреновый из меня мангуст. На роль Рики-Тики-… как там его?... я не подходил. Противная тётка ретировалась с поля боя.
- Миша, что такое? – я ничего не понимал.
- Не грузись. Всё нормально. – Михаил вышел в коридор. Погулял там маленько, успокаиваясь. Вернулся. – Работаем.
Уф. Что же там за циферку вывел Миша, что так выбесило нашу главбухшу?

Ближе к обеду позвонил Пашка. Увидав высветившийся номер на экране, мне стало стыдно. Я давно не звонил Паше. Друг, называется. Любовь меня так закрутила, что даже друзья на какое-то время вылетели из головы и отошли на второй план.
- Ты куда пропал? – возопила мне трубка в ухо. – Сто лет тебя не видел.
- Паш, это не телефонный разговор. Давай встретимся. Подгребай сюда. Я тебе адрес дам.
Минут через пятнадцать, получив смску от Пашки, я вышел на наше крылечко.
- Юрка! – друг оглядел меня и похлопал по плечу. – Ты отпадно выглядишь. Признавайся, какого хмыря окрутил?
- Пашка, ты – дурак, - я обиделся. – Любовь у меня. Понимаешь? Любовь. Я живу у него.
- Агась… - охренел Пашка. – А у нас что было?
- Дружба. И сейчас есть.
Пашутка засопел.
- Дружба, значит. – Он шагнул ко мне и вдруг присосался к моим губам. Ничего, кроме недоумения, я не испытал.
- Ты совсем оборзел? – я оттолкнул его и испугался того, что сделал. Друга я терять не хотел. – Паша, не делай глупостей. Мы – друзья, и только.
- Прощай, мил друг.
Паша развернулся и ушёл, даже не оглянувшись. Стало больно. Я надеялся, что Пашка, как обычно, когда мы ссорились, одумается и у нас снова всё будет в норме.
Я вернулся в офис. Скоро обед. А на обед мы стали ездить домой. В коридоре маячила, как неприкаянная, фигура начальницы бухгалтерии. Вот как выйти, не привлекая её внимания?
Миша прошёл мимо меня и хитро мне подмигнул:
- Жду тебя в машине. – Тихий шёпот, надеюсь, услышал только я.
Ещё для виду послонявшись туда-сюда, я прошмыгнул, огибая офисную крысу. Почему она такая довольная? Это мне ещё предстояло узнать.


Через полторы недели я понял праведное возмущение главбухши. Я долго таращился в экран своего мобильника, поражаясь широтой щедрой души Миши.
- Миша, ты мне решил выдать зарплату за три месяца вперёд? – наконец, решился я выяснить достаточно щекотливый вопрос.
- Нет, это твоя зарплата за месяц. Заработал. Помнишь германский договор? Нам перевели аванс. Матери не забудь деньжат подкинуть.
Да, Миша для моей мамы идеальный зять. И памперсы для бабули привезёт, и дырку в стене просверлит, и о материальном благополучии позаботится. Она и не мечтала о таком. Настроилась в своё время на возможных невесток. Попытка родить себе дочку увенчалась успехом в сторону двух сыновей, то есть нас с Вадькой.
- Миш, меня же Светлана сожрёт.
- Не сожрёт. Кстати, мы уже должны отчитываться за первый этап работ. Будешь переводить.
Надо сказать, что работать с этим договором было интересно. Я уже выучил множество научных терминов на дойче. Благодаря специфике работы нашей компании, я расширил свой словарный запас не только на родном языке.
- Юрка, ты знаешь, что ты у меня очень ценный кадр? Я давно искал человека со знанием немецкого. В основном, все учат инглиш.
- А ещё я на машинке вышивать умею, - я развеселился.
- О, да-а-а… - протянул босс. – И крестиком, и гладью. И ткань под твоими руками становится послушной.
Миша закрыл глаза и резко втянул воздух через ноздри. Я наблюдал за его выражением лица, в то время как своей умелой рукой пробрался к тому, чем мог гордиться любой мужчина. Иногда я любил «помучить» Михаила. Мне нравились моменты, когда я чувствовал над ним власть. Всё зависело от меня – когда пощадить и отпустить в свободный полёт.
Мы сидели в машине, стоящей на парковке нашей фирмы.
- Юрка-а-а... – страдальчески выдохнул Миша. – Не останавливайся.
Я наклонился и тронул губами нежную кожу. Не надо торопиться. Можно ласкать ленивыми движениями языка, оттягивая тот момент, когда нетерпеливые пальцы зароются мне в волосы и сами насадят на твёрдый ствол. Э, нет, не так быстро, мой милый. Пускаю в ход зубы. Совсем чуть-чуть, слегка, только для того, чтобы отрезвить.
- Стефановский!
Довольно ржу про себя. Раз в ход пошла моя фамилия, значит, Мишаня уже на пределе.
- Ну, давай же!
- Я не умею, - притворно печалюсь я.
- Делай, как умеешь.
"Хрум, хрум", - проносится в мозгу совсем некстати. Хочется заржать в голос. Оказывается, делать минет – весёлое развлечение.
- Юрка, убью... – стон срывается с его губ.
Вбираю в рот полностью и замираю. Секунда – и поскакали! Хорошо, что стёкла мишиной Хонды тонированные. А то мимо проходящие сотрудники могли бы наблюдать замечательную картину - их шеф с красным лицом и с раскрытым ртом дёргается и почти отключается. Галстук сбит набок, верхняя пуговица рубашки расстёгнута, каштановая отросшая чёлка падает на лоб непослушными прядями, маленькие бисеринки пота блестят над верхней губой. Интересно, работал я, а вспотел он.
Привожу его в порядок, застёгивая ширинку, предварительно вытерев платком следы незапланированной страсти.
- Дай, поцелую.
Покорно подставляю губы с его вкусом.
- Юрка, Юрка… Как я жил без тебя всё это время? Ты – мой дом, моя семья, мой парень.
Так приятно и волнительно слушать признание. Почему я не могу сказать то, что просится с моего языка? Всегда что-то сдерживает. Робость? И ведь знаю, что он ждёт сейчас от меня ответа.
- Миша, - мои пальцы застёгивают маленькую пуговку на его рубашке, поправляют галстук. – Я счастлив с тобой.
Он улыбается особой улыбкой. Она только моя и для меня. Мне удивительно наблюдать, как он открывается, застёгнутый когда-то на все пуговицы.
Мы выходим из машины, забыв про наш ритуал – сначала я, потом некоторое время спустя босс. Идём вместе, поднимаемся на свой этаж.
- Доброе утро! – улыбается Миша своим подчинённым.
Да! Смотрите на него! Любуйтесь! Сегодня у него причёска не волосок к волоску. Мягкие пряди лежат в художественном беспорядке. Миша проводит по ним пятернёй, приглаживая. Свободный расслабленный жест, блеск в глазах, распахнутые полы пиджака, пружинистая походка пантеры - от него так и прёт то, что называют сексуальностью. Я скромно иду за ним и думаю, что вот этот раздолбай мой. Да, я не оговорился. Раздолбай, от которого не отвести глаз. Канцелярия в полном составе застыла на пороге живописной скульптурной композицией с раскрытыми ртами. Змеюка из кабинета с табличкой «Главбух» смотрела жадными глазами. Нет, дорогая, он мой. На чужой порток не разевай… сама знаешь что.
Ну, как? Бесплатное представление закончилось и, похоже, имело сногсшибательный успех.
Все потихоньку, испытав шоковую терапию, расползлись по своим рабочим местам.
Рабочий день начался.

Ближе к обеду, расправившись с делами, я лазил по германским сайтам, читая про их обучение в магистратуре. Если честно, я даже уже выбрал университет, как вы, наверное, догадались, Кёльнский. Оставалось посоветоваться с Мишей, связаться со своей волшебницей-фрау, которая, судя по визитке, была преподавателем университета, и отослать документы. Конечно, с одной стороны не хотелось разлучаться с любимым на полтора года. Да, я выбрал три триместра, желая побыстрее получить звание магистра и вернуться к Михаилу. С другой стороны – но ведь существуют и мобильники, и скайп, и самолёты, много чего, чтобы иметь возможность общаться и даже встречаться. Не в каменном веке же живём. В общем, мне хотелось учиться. Сентябрь, пора уже документы подавать. Фрау Луиза советовала мне не тянуть.
- Чем занимаемся? – вкрадчивый мишин голос прозвучал над ухом неожиданно.
- Да вот. Учиться хочу. В Германии.
Миша на миг задумался.
- Знаешь, я думаю, что это возможно. Я пошлю тебя учиться от нашей компании. И даже буду платить стипендию.
- Ты не шутишь? – я не ожидал, что Михаил так легко решит этот вопрос.
- Через два года начальник отдела маркетинга уходит на пенсию. Место будет вакантно.
Ого! Я придержал челюсть руками. Я – начальник!
- А разве можно так сразу?
- Ну, - усмехнулся Миша, - конечно, не сразу. Полгодика в подчинении у него поработаешь. Я думаю, что этого срока тебе будет достаточно, чтобы освоиться. Ты же у меня умница.
От этой похвалы, наверное, я стал таким, когда говорят – маков цвет.
- Обожаю, когда ты так смущаешься. – Мишино дыхание приятно щекотало кожу щеки. Он стоял за моей спиной, положив мне руки на плечи и наклонив голову.
- Михаил Алексеевич!
Миша медленно поднял голову на возглас.
- Распечатай мне то, что сделал. Я слушаю вас, Светлана Алексеевна.
Мегера из бухгалтерии как всегда возникла не во время.
- Я зайду к вам после обеда сверить расходы.
Я повернулся на противный голос. Меня уже всё раздражало в этой пакостной тётке. Ого! Мымра была в полной боевой раскраске. Блузка была расстёгнута до груди, чтобы была видна ложбинка и краешек кружевного бюстгальтера. Светлана кокетливо поправила длинный волнистый локон, который струился от виска до плеча. Длинные волосы были распущены, а не гладко зачёсаны и собраны в бабушкин узел, как обычно. Если бы не её злобный взгляд, который невозможно было спрятать за сладкой улыбкой, то она очень даже неплохо бы выглядела. Тяжёлая артиллерия в виде танка сто тридцать четыре всеми гусеницами рвалась в бой. Тётка похлопала ресничками, словно молоденькая девушка на первом свидании. Мне стало смешно. Сколько ей лет? Кажется, она старше Михаила.
- Светлана Алексеевна, вы чудесно выглядите, - Михаил еле успел скрыть непроизвольный смех.
- Да вот. У подруги сегодня день рождения. Иду после работы.
Три раза «Ха-ха!». Ясно же, как божий день, что весь этот маскарад для Миши.
- Передавайте подруге поздравления. – Миша не выдержал и широко улыбнулся.
- Обязательно! – Главбух вообразила, что сразила своей красотой шефа наповал. – Так я зайду после обеда.
Миша кивнул головой и отвернулся, прикрывая глаза рукой, как бы ослеплённый «чудесным видением». Светлана взглядом победителя скользнула по мне и, старательно покачивая бёдрами, поплыла к своему кабинету.
- Сильна, - Миша посмотрел ей вслед, - но совершенно не в моём вкусе.
- А кто в твоём вкусе? – В сердце кольнула ревность.

Миша никогда мне не рассказывал, что происходит в его кабинете, когда к нему приходила главбух. И в этот раз он промолчал. Светлана у него находилась долго, около часа. Судя по кипе бумажек в её руках, они действительно сверяли расходы. Но вот дрожащие губы и еле сдерживаемые слёзы при выходе наводили на мысль, что всё закончилось не только сверкой. Женщина выглядела несколько жалко. Она даже не посмотрела в мою сторону, пробежала мимо, пряча слёзы, и только слова, брошенные полушёпотом, заставили меня напрячься:
- Импотент.
С этого дня Светлана Алексеевна стала обращаться к Мише, подчёркнуто сухо. Ко мне же появилось презрение и постоянное желание меня уколоть побольнее. Делалось это всё как бы в шутку. При этом змеюка откровенно тащилась от своего остроумия. Я бы лучше предпочёл, чтобы меня не замечали.
Миша же совсем расслабился в офисе. Мог приобнять меня за плечи, прийти ко мне пить кофе на глазах у всех наших дамочек. Правда, на людях мы называли друг друга на «вы». Выглядело это довольно забавно. Тем более, раньше шеф меня на «вы» никогда не называл.
- Юрий! Приготовь.. те мне кофе.
- Михаил Алексеевич! Т… Вам с сахаром?
- Нет, как обычно.
- Держи… те.
Канцелярские дамочки, наблюдая наши выканья, улыбались. Не улыбалась только мымра. По офису уже вовсю гуляли сплетни о нашем «тесном» общении с шефом. Как-то совершенно случайно я подслушал разговор в канцелярии. Дверь была приоткрыта, а я шёл мимо. Остановило меня около неё упоминание моего имени.
- Юрий, похоже, приглянулся нашему шефу.
- И не говорите. И ведь Михаил стал человек человеком. Давно ни на кого не орал.
- Как вы думаете? Что у них?
- Подружились, наверное.
- А вот Светлана говорит, что их дружба носит интимный характер.
- Ерунда какая. Она свечку держала? Оба нормальные мужики, просто дружат.
Я сморщился от слов «нормальные мужики». Значит, узнай тётушки точно, чем мы с Мишей занимаемся, то уже попали бы в разряд «ненормальных».
- Не верю я в эти сплетни Светланы, - продолжал женский голос из-за двери. – Это она на Юрку взъелась. Он получает сейчас практически как она. Так парень и работает за троих. Я слышала, как шеф сказал, что Юрий – его правая рука, а не простой секретарь. Это ж мозги какие надо иметь, чтобы договор заграничный вести.
На этом месте уши мои поползли на макушку. Я затаил дыхание, прислушиваясь.
- Плановый отдел ведь не брался за это. Язык не знают, переговоры по телефону вести не могут. А благодаря Юрке, нам и аванс вовремя перевели. Всё ведь сделал. Светлана-то, вообще ни в зуб ногой в немецком. Подпись только свою поставила.
Ну, да. Было дело. Банковские документы требовалось заполнить на дойче. А чтобы это сделать, пришлось вникнуть и в бухгалтерию.
- Так уж, всё это ерунда. Они просто дружат.
Я тихонько выдохнул и на цыпочках отошёл от кабинета. Значит, наша змеюка уже распускает слухи о нашем возможном романе. Вот скотина! Вспомнились вдруг слова про «импотента». Что, Светлана Алексеевна? Не встал, значит, у Миши-то на вас? Я поразился активности главбуха. Да, тут и танк, и БТР в комплекте упакован. Как Миша отбился? Да он – герой! Такая глазом не моргнёт, изнасилует и скажет потом, что было всё полюбовно.
Вернувшись на своё место, я уставился в окно.
Осень пришла как-то очень быстро. Казалось, что бабье лето будет радовать нас ещё долго. Ан, нет. Если уж у нас тепло задерживалось, то потом резко холодало. На улице моросил противный дождик. Он мог так плакать целый день. Серое тяжёлое небо, почти голые деревья с остатками былой золотой роскоши, засохшие травинки, поздние цветы. «Уж небо осенью дышало», - вспомнилось мне.
«Уж реже солнышко блистало,
Короче становился день,
Лесов таинственная сень…»
Удивительно! Я до сих пор мог продекламировать это стихотворение. Да, всё-таки мамино воспитание – это на всю жизнь. Она же у меня воспитателем детского сада когда-то работала. Ходить к маме в группу – это ответственность. Я помню, как она меня сажала на стульчик перед ребятами, сама уходила на кухню, носила кастрюльки с обедом, а я в это время читал вслух книжки. На утренниках в первых рядах рассказывал стихи и пел запевалой в хоре. Часто мои знакомые парни просто удивляются моей осведомлённости в области литературы. Мы даже говорим иной раз на разных языках. Я удивился, узнав, что мои сверстники практически не читают. Не мудрено, что меня частенько просто не понимали, о чём это я говорю. Для друзей у меня свой язык. Молодёжный сленг. Всё предельно просто и понятно.
А вот с Мишей... Казалось бы – детдом. Но мы всегда понимали друг друга. И шутки у нас были привычные, и книжки общие, и фильмы. Я понял только позже, какую огромную работу Миша провёл над собой после детдома. Ведь тех вершин, что он достиг в жизни, даже не каждый домашний парень может достичь. Это открытие заставило меня по-другому посмотреть на Михаила. Я его глубоко уважал. Он стал для меня образцом, примером для подражания. И он стал для меня не просто семьёй. Он был для меня всем. Я дышал им и не мог надышаться.
Отправив документы в университет, я понимал, что сознательно уезжаю от него. Но я верил, что никакое расстояние нас не сможет разделить.
- Юрка, - сказал мне Миша после того, когда пришло подтверждение, что в магистратуру я поступил. Спасибо фрау Луизе и, как потом оказалось, Мишиным деньгам.– Если хочешь, я буду к тебе прилетать каждую неделю.
Я знал, насколько это тяжело.
- Миша, я люблю тебя независимо от того, сколько раз ты будешь прилетать ко мне. Каникулы будут только наши.
Мы сидели в кровати и кутались в одеяла в холодном доме. Подключение отопления задерживали. В спальне мы включили обогреватель.
- Миш, - я чихнул. – Давай хоть сюда ковёр купим. Холодно же ногам.
- Давай. Для тебя всё, что захочешь.
- Всё-всё?
Короткий кивок головой и поцелуй, который тянет в водоворот.
- Иди ко мне под одеяло, у меня теплее. – Какой же он горячий! Как печка. – Грейся.
Медленные поцелуи сводят с ума, разгоняют кровь по телу, уже и одеяло кажется лишним. Я выгибаюсь, подаюсь навстречу, разгорячённый, стараюсь попасть в такт его движениям, шепчу его имя. Время растянулось. Земля замедлила своё вращение. Здесь и сейчас только мы, наши дыхания и тела, наши мысли – одни на двоих…

- Ну, как? Согрелся?
- Да. – Блаженная улыбка не сползает с лица. – Миш, мне никогда рядом с тобой не будет холодно.

На следующий день в нашем доме появились мягкие и тёплые ковры. И большой коричневый мишка с чёрненькими глазками.
- Это тебе, - сказал Михаил, держа внушительных размеров игрушку в руках.
А-а-а! Мишутка был такой мягонький и пушистый! Мне! Игрушка?! Я тискал мохнатое чудо и радовался, как ребёнок.
- Спасибо! – я пристроил медвежонка на диване. – Пусть он сидит тут и охраняет наш дом.
- Юрка. – Мне показалось или нет, что голос Миши дрогнул? – Ты сейчас сказал – наш дом.
Да, я так сказал. Потому что чувствовал себя дома, а не в гостях, как когда-то.
- Да, Миша. Наш.
Это был самый чудесный вечер в моей жизни.


Октябрь прошёл весь в хлопотах и как-то незаметно. Время летело стремительно и одним прекрасным утром мы созерцали за окном белоснежную картину. За ночь выпал снег. Как говорит Задорнов, зима пришла неожиданно, когда прорвало отопление. Слава Богу, топили у нас хорошо. С каждым годом морозная старушка стала задерживаться. Я очень хорошо помню, что седьмого ноября у нас обычно уже выпадал снег. Мама меня маленького одевала в шубу, валенки и меховую шапку и вела на демонстрацию. Мне нравились разноцветные шары, флаги, сплочённая атмосфера праздника. И вдруг этот праздник отменили. Мама, помниться, ругалась и говорила, что скоро останутся только дебильные праздники вроде «Независимости России». От кого мы не зависим, она так понять, и не смогла.
Так вот. Теперь снег выпал только во второй половине ноября. И как-то очень неубедительно. Мы всё ждали по привычке сугробов, но снежная погода не торопилась нас баловать. Декабрь тоже не особо порадовал привычными осадками. Снег шёл редко, белым он оставался недолго по вине грязи и выхлопных газов. Странная малоснежная зима. Даже морозов серьёзных пока не было. Может, от такой несвойственной для Сибири зимы и не чувствовалось наступления Нового года. То, что этот праздник не за горами, я понял по оформлению наших магазинов. Витрины вдруг за один день украсились искусственными ёлочками, замигали разноцветные огни гирлянд, а во фруктовые отделы завезли пахучие марокканские мандарины. В офисе за неделю до праздника наши дамочки с разрешения Миши навертели из мишуры композиции на шторах и пристроили туда же ёлочные шарики. Мне они подарили маленькую пластмассовую ёлочку, наряженную миниатюрными игрушками. Прикольно. Я поставил её на стол.
Миша всё чаще сидел у меня, а не запирался в своём кабинете. Подписывал документы, проверял мною распечатанные тексты, а иногда просто приходил поговорить.
Кобра, занимающая в нашем штате должность главбуха, практически не вылезала из своего кабинета. Казалось, что она затаилась, свернувшись в клубок, и ждала подходящего момента распрямить свои кольца и ужалить побольнее. Если она и возникала в коридоре, то я пытался обойти её за километр, боясь аллергической реакции на её яд.
Михаил решил устроить праздник сотрудникам прямо в офисе накануне новогодних праздников. Чтобы было всё по-домашнему. В холле поставили столы, тётушки притащили салатики собственного изготовления, мужчины с первого этажа скинулись на выпивку, а Миша заказал в столовой горячее. Мы с ним съездили в супермаркет, закупили шампанского, вина и одноразовую посуду со скатертями. Чтобы празднование не превратилось в одну жрачку и выпивку, я сделал через интернет неплохую подборку музыки. А ещё к большому плоскому телевизору подключил ДВД, чтобы петь караоке. Короче, всеобщими усилиями подготовились мы основательно. Гулять, так гулять.
Шампанское было дорогое, «Абрау Дюрсо». Я присосался к полному бокалу и с наслаждением выпил его весь. Колючие пузырьки ударили в нос, и добрались до мозгов. Сидел я с нашими тётеньками из канцелярии. Они активно ухаживали за мной, подкладывая мне в тарелку всякие вкусности.
Почувствовав, что народ уже дошёл до кондиции и хочет танцевать и веселиться, я быстренько включил музыку. Приглашённый Дед Мороз всех собрал в хоровод, и мы с криками «Новый год к нам мчится, скоро всё случится!» усердно заскакали по кругу. Вот верно говорят, что взрослые – это большие дети. Я отлично помню, что точно так же прыгал в детском саду.
Веселье достигло своего пика. Дедуля проводил конкурсы и выдавал победителям нехитрые сувениры.
- А теперь конкурс на лучшее танго! – провозгласил он. – Мужчины, активнее!
Я врубил своё любимое танго Пьяццоллы "Отоно портеньо".
- Можно тебя пригласить? – Мишины глаза смеялись.
Я растерялся. Разве мужчины танцуют в паре? Пока я раздумывал, сильные руки уже подхватили меня. Одна легла на талию, а другая взяла меня за кисть левой руки. Миша уверено повёл. Моё тело было послушно в его руках. Это было как секс, только на уровне лёгких касаний и танцевальных движений. Страсть полыхала в каждом нашем жесте. Резкий поворот головы и чёрные глаза прожигают взглядом насквозь. Он наклоняет меня, губы почти касаются моей шеи. Отрывистый жест и мы уже кружимся. Перед глазами мелькают танцующие рядом фигуры. Они расступаются, чтобы дать нам больше места. Я не заметил того момента, когда мы оказались единственной танцующей парой. Тесный контакт, жаркая мишина ладонь на моей пояснице, последний аккорд – мы замерли, тяжело дыша. Громкие аплодисменты вывели меня из транса.
- Вы, наверное, репетировали, - казалось, что дамы были немного обижены.
- Такое не отрепетируешь, - тихий голос главбуха прозвучал над ухом только для меня. – А ты, Юрий, далеко зашёл, как я посмотрю.
Я промолчал. Похоже, что точка кипения злости змеюки поднялась до максимума. Ей немного не хватало, чтобы зашкалило.
- Победителем безоговорочно стала прекрасная мужская пара! – объявил несколько офигевший Дед Мороз. – Их приз – бутылка шампанского!
- И номер на двоих, - загадочно улыбаясь, прошептал мне на ухо Миша.
Выпившие сотрудники, наверное, и не заметили нашего внезапного исчезновения.
- Миш, зачем нам гостиница, если у нас есть дом? – я не понимал, для чего мы едем в какой-то номер отеля.
- Увидишь.
Рассматривая поистине царское великолепие, – массивную кровать с тяжёлым балдахином, огромную ароматную ванную, как бассейн, множество зажжённых свечей по её краям, хрустальные высокие бокалы на низком зеркальном столике, - я думал, что попал в сказку.
- Проходи же, - Миша опустил нашу выигранную бутылку шампанского в ведёрко со льдом.
- Миша, - я с трудом подобрал отвисшую челюсть, - это же очень дорого.
- Зато как в сказке. Один раз живём.
Наверное, я своими пьяными выкрутасами чуть не довёл Мишу до сердечного приступа. Половины бутылки мне было достаточно, чтобы кувыркаться в ванной, глупо хихикать, убегать от Мишани, тряся причинными местами и дразня его мокрой задницей. Потом я прыгал на аэродроме, под названием «ложе». Миша так упорно его именовал. В конце концов, Мише удалось меня поймать.
- А тому ли я дала-а-а, - пел я, раздвигая ноги. – Обещание люби-ить… Мама!!! – Миша вошёл в меня до упора. Непередаваемое ощущение смеси боли и наслаждения накрыло меня с головой. – Не виновата-а-я я… Не виновата-а-я я… - выталкивал из себя слова, подвывая. – А-а-а…- Мишаня прервал мои песнопения поцелуем.
Я распластался под ним, отдаваясь волнам, что качали меня. Мои руки вцепились в мишины плечи. Я не соображал, где небо, а где земля. Всё плыло, как в тумане, смешалось в сознании.
- Ну, же! – заорал я, откидываясь на подушки. Миша вздёрнул меня выше, встал на колени, прижал мои поднятые ноги крепко к себе. И вот тут-то через пару движений я улетел, не успев даже прикоснуться к своей твёрдости. Я читал, что можно кончить без рук, но никогда этого не испытывал. Миша мне всегда помогал. Но не в этот раз. Кончал я феерично, матерясь при этом всеми словами, которые я знал. Знал я не слишком много, а точнее совсем мало. По этому, дальше слов «бля…» и «звиздец» не пошёл. Долго потом вздрагивал всем телом, зажимая ногами Михаила и не отпуская. Кажется, у него чуть глаза на лоб не полезли.
- Юрка, отпусти. Ты сейчас мне оторвёшь всё на фиг.
Я расслабился, раскинув руки и ноги.
- Я – звёздочка. Морская звёздочка.
- Юр, какой ты смешной, когда пьяный. Не буду больше тебя поить.
- А там ещё осталась хоть капелька варенья? – изобразил я умирающего Карлсона. – Будь мне родной матерью.
- Ничего там не осталось. Ты всё выжрал.
- Тогда я пошёл. Остановите поезд. – Мне казалось, что я еду куда-то в голубом вагоне. Кровать ощутимо покачивало. Я закрыл глаза. Качать стало ещё больше. – Не надо меня качать.
Мишины руки вдруг опустили меня в остывшую ванну.
- Мокро, - пробормотал я. - И холодно.
Я смутно помню, что меня вытирали и одевали. Я упорно пытался завалиться баиньки. Миша меня тормошил и продолжал одевать дальше. Так мы какое-то время играли в Ваньку-встаньку. Потом меня несли куда-то…
Проснулся я в нашем любимом сексодроме.
- Доброе утро. – Надо же! Вроде выспался и ничего не болит. Рядом сидел Миша и читал книжку.
- Скорее, добрый вечер.
- Не понял.
Миша рассмеялся.
- Ты весь день проспал. Давай, поднимайся. А то и Новый год проспишь. Твоя мама уже несколько раз звонила, приглашала встречать Новый год к себе.
- А сколько времени?
- Восемь часов.
Ну, не хрена себе! Вот это я дал храпака!
- Юрка, сегодня больше одного бокала шампанского я тебе не дам. Давай, приводи себя в порядок и пошли.

Новый год мы встретили с мамой и Вадькой. Бабуля спала в своей комнате.
Под бой курантов я загадал желание, чтобы моё счастье никогда не заканчивалось.


В январе эпидемия гриппа выкосила больше половины наших сотрудников. Мы с Мишей держались каким-то непостижимым образом. Да и змеюку-главбухшу, похоже, не брала никакая инфекция. Постепенно опустел отдел канцелярии, пришлось брать их обязанности на себя. Хорошо ещё, что был январь – не особо жаркая пора в рабочем графике.
Миша заболел в середине недели. С утра у него был странный яркий румянец на щеках. К обеду его шатало и бросало из стороны в сторону. На мои вопросы о его состоянии он только отмахивался и говорил, что с ним всё в порядке. Вот кому нужен был его героизм? Как мы доехали до дома, для меня осталось загадкой. Мише каким-то образом удалось вести машину. Вероятно, на это он бросил все свои силы. Когда мы вошли в квартиру, Михаил привалился к косяку входной двери и стал медленно сползать по нему. Я испугался. Я привык, что он сильнее меня и крепче. А тут на моих глазах он терял сознание. Волоком мне удалось подтащить его к дивану в гостиной. С большим усилием я положил его и вызвал «Скорую». Мишаня горел как в огне. Он был на ощупь такой горячий, что от страха за него я перетрясся, как заячий хвостик, пока ждал врача. К счастью «Скорая» приехала очень быстро. Мужчина в белом халате и при санитаре осмотрел пришедшего в себя Мишу. Градусник, вытащенный из-под мышки, показывал сорок два. Температура чуть ли не зашкаливала. У Миши был мутный взгляд, красное лицо и сухие потрескавшиеся губы. После осмотра его просто колотило крупной дрожью.
- Грипп, - вынес свой вердикт врач. – Нужно срочно сбить температуру. Советую старый добрый способ – тройчатку: аспирин, анальгин плюс димедрол. Димедрол сейчас выпишу. Без рецепта его уже не дают.
Руки медработника зашелестели бумажками.
- Обязательно антибиотик, обильное питьё и постельный режим.
- Помогите мне перенести его в спальню, - решился я на просьбу. – Он тяжёлый, я его не доволоку.
Санитар, добрая душа, помог мне дотащить Мишу в нашу огромную кровать. «Скорая» благополучно отчалила на другие вызовы, а я, раздев Михаила и закутав его в одеяло, быстро побежал в аптеку.
Через двадцать минут я уже заставил его выпить таблетки, насильно впихивая их ему в рот. Миша упрямо отворачивался, всё ворчал и пыхтел, что сроду не пил таблетки, и всё это ерунда, он будет на следующее утро как огурчик. Через некоторое время он вспотел и был мокрый как мышь. Температура спала. Я переодел его в сухую майку.
Ночью температура поднялась снова. Я проснулся от жара прильнувшего ко мне тела и от того, что Миша что-то бормотал во сне. Одеяло он скинул и облизывал в полузабытьи губы. Прислушавшись, я разобрал просьбу дать ему попить. Градусник буквально за пару минут выдал столбик за сорок. Я снова пихал таблетки, уговаривая их проглотить. Кружка с водой совершила чудо. Мишины зубы стучали о её край. Он матерился, недоумевая, как это он умудрился заболеть. По его словам он в жизни ничем не болел.
Чувствуя заразу, надвигающуюся и на меня, я жрал по маминому совету ремантадин, чеснок и мазал нос оксолинкой.
На следующий день пришла наша участковая. Ничего нового она не сказала. Миша ёжился под прохладным кругляшом стетоскопа и беспомощно поглядывал в мою сторону. Врачиха, выдав больничный, пошла дальше по вызовам. Грипп свирепствовал в нашем городе.
После ухода врача я заварил чай в термосе, достал из холодильника малиновое варенье, оставил Мише таблетки с инструкцией как их пить и ушёл на работу.
- Опаздываем? – прошипела змеюка, которую даже грипп не брал. – Михаила Алексеевича нет.
- Он заболел, - устало проинформировал я Светлану. – Пока работаем без него.
Пришлось общаться с нашей коброй в отсутствие Михаила. Радости это общение не приносило. В этот же день мне была прочитана лекция «Не мешало бы тебе, Юрий, отсюда уволиться». Главбух прямым текстом высказала пожелание больше в этой компании меня не видеть. Я набрал в лёгкие побольше воздуха и разразился длинной тирадой о желании служить нашему любимому предприятию долго и плодотворно. На что Светка подсунула мне фотографию, где меня целует Пашка.
- Узнаешь? – мерзко улыбнулась бухгалтерская крыса. – Не уволишься, покажу эту фотку Михаилу.
- В чём смысл? – я прикинулся дурачком, холодея всеми внутренними органами.
- Ты сам знаешь. Думаешь, что я не догадываюсь какие у вас с Михаилом отношения?
- Нормальные отношения, - попробовал я увильнуть в сторону.
- Ты думаешь, что у меня глаз нет? Так ты глубоко ошибаешься.
- Я не уволюсь. А Мише всё объясню. – Чёрт! С губ моих сорвалось уменьшительное имя Михаила. Надо же так проколоться! Вот я дебил. Змеюка торжествующе улыбнулась. Она словно ждала моей оплошности, чем я её незамедлительно и порадовал.
- Подумай и действуй, иначе пожалеешь.
Главбух ушла, оставив меня подавленным. Зная вспыльчивый и ревностный характер Миши, я представлял примерно его бурю по поводу компрометирующей меня фотки. Пашка! Ну, зачем ты это сделал?

Вечером я застал Мишу в полубредовом состоянии. Таблетки лежали нетронутыми. Вот что за упёртый баран! Справедливости ради, пришлось отметить, что чай он выпил и даже с вареньем.
Не дожидаясь действия таблеток, я обтёр Мишаню водкой, ворочая его в кровати с боку на бок. Мой больной с возмущением твердил, что я зря трачу на него такой ценный продукт. Это «лекарство» применяют только внутренне особой дозировкой и никак не связано с наружным применением.
Через полчаса взопревший Миша с мокрой чёлкой, прилипшей ко лбу, вполне осознанным взглядом смотрел на меня.
- Ты почему таблетки не пил?
- Таблетки – это отрава.
- Дурак, - я сидел и вытирал ему взмокший лоб полотенцем. – Грипп одним чаем не лечится.
- Сам-то как?
- Держусь, - вещал я, исторгая изо рта свежие чесночные пары. Перед тем, как войти к Мише, я нажевался чеснока.
- Чем воняет? – любимый сморщил нос.
- Чесноком. Он убивает микробы.
- Да, я – большой микроб, - согласился Миша. – Но не надо меня убивать. Как там на работе?
- Нормально. Пей чай. Ты есть хочешь?
- Не особо.
- Я тебе супчик куриный сварю. Говорят, что куриный бульон – панацея от всех болезней.
Через час я уже кормил своего Мишаню супом с ложечки как маленького.
- У меня руки вообще-то есть, - ворчал Миша, с явным удовольствием поглощая моё варево.
- Руки тебе ещё пригодятся, будь спокоен.
- Юрка, что бы я без тебя делал? Сдох бы бесславной смертью.
- Обещай мне, что будешь пить таблетки.
Миша кивнул головой, устало закрыл глаза.
- Пиши, что надо сделать в офисе.

Каждый день я отчитывался о проделанной работе и записывал новые указания Михаила, который даже в болезни оставался строгим руководителем. Что меня удержало от этой заразы так и осталось тайной за семью печатями. Я, вечно болеющий и никогда не избегающий повального гриппа, в этот раз стойко продержался. То ли помогли советы моей мамы, то ли ответственность за болеющего Мишу держала меня в тонусе. Кстати, оказалось, что змеи не переносят чеснок. Во всяком случае, главбух не совалась ко мне все две недели, которые ушли на восстановление Миши. Ещё по совету же мамы зубчик чеснока висел на верёвочке у меня на груди, распугивая оборзевших микробов и вампиров. О! Я понял. Наша змеюка была вампиром. Поэтому её не брала никакая зараза.
Миша вышел на работу бледным, осунувшимся, с синяками под глазами. Но здоровым. Слава Богу, никаких осложнений у него не было. Жизнь потекла своим чередом. Наступил февраль. О фотке я как-то благополучно забыл. Вернее, вспоминал, но думал, что вампирша передумала её показывать. Свои угрозы она спрятала до поры до времени.
Эх, надо было мне всё рассказать Мише – и про фотку, и про сплетни, что распускала Светлана по офису, про всё. Но я думал, что злобная кобра не решится на подлость. Угу. Похоже, что девиз этой змеюки был такой – «Сделал гадость – сердцу радость».
Последней каплей для неё стала служебная записка, которую Миша подал в конце марта для оформления мне стипендии на обучение в Германии. Я уже отдал документы на визу, потихоньку собирал вещички. Учёба начиналась с 15 апреля. Вот когда точка кипения ненависти ко мне нашей змеюки зашкалила до неприличия. Но истерики устраивать она не стала. Просто пришла в кабинет Миши, и через некоторое время он меня вызвал к себе, предварительно отпустив довольную донельзя Светлану.
- Это что? – под нос мне сунули злосчастную фотку. Пашка на ней очень красноречиво присосался к моим губам. Автоматически поставленная фотоаппаратом в уголочке дата доказывала факт моей «измены» уже тогда, когда я жил у Михаила.
- Миша, я тебе всё объясню.
Михаил слушать не хотел. Он вообще ничего не слышал. Он был не просто в бешенстве. Мне казалось, что меня готовы убить тут же, на месте.
- Миша…
- Я, кажется, уже говорил, что не переношу бл*дства. – Он чеканил каждое слово холодным тоном, едва сдерживая ярость, вырывающуюся наружу. Пугающе стеклянный взгляд не выражал ничего.
- Миша, пожалуйста…
- Скажи мне, было пари?
- К-какое пари?
- Что ты продержишься у меня год.
Что я мог ответить?
- Было. Но это было до того… - я не успел договорить. Мишина рука схватила меня за горло. Я судорожно вцепился в неё, пытаясь отодрать. Пальцы безжалостно сжимались, перекрывая воздух.
- Далеко пойдешь, сучонок. А я тебе верил.
- Миша… - хрипел я. Было больно. Нет, не шее, на которой отпечатались его пальцы. Боль поселилась в груди, раздирая лёгкие и сердце.
- Вон! Из моего дома, из моей жизни.
Он меня отпустил, я чуть не рухнул. Закашлялся, растирая шею.
- Стипендию ты получишь, заработал. – Его слова резали хуже острого ножа, оставляя незаживающие следы. – Даю тебе час на сборы. Через это время ключи от квартиры чтобы лежали у меня на столе.
Говорил он это монотонным, ничего не выражающим голосом, глядя сквозь меня. Лучше бы он кричал. Тогда бы и я на него наорал. Мы бы подрались, выместив свою злость кулаками и, возможно бы, помирились.
- Чтобы больше я тебя не видел.
Я вышел из кабинета и поехал в дом, который считал своим. Собрал вещи, затем вернулся и в полном молчании аккуратно положил ключи на директорский стол.
- Свободен. – Он даже не повернулся в мою сторону. Стоял и смотрел в окно.

Дома, не отвечая на расспросы мамы, я прошёл в свою комнату и заперся там. Нашёл давнишнюю пачку сигарет и закурил. Вообще, я не курю, баловался когда-то очень непродолжительное время, но как-то не пошло. Пачка так и валялась в глубине ящика стола. После трёх выкуренных сигарет в дверь стала долбаться мама.
- Юра, ты куришь? Что случилось?
- Ничего не случилось.
- Миша где?
Я ответил в рифму и выругался.
- Юра, открой!
Я нехотя открыл дверь.
- Вы поссорились что ли?
Кивнув головой, я застыл. Не хотелось ничего объяснять. Я чувствовал себя в этот момент ненужной вещью, которой попользовались, а затем выкинули за ненадобностью.
- Помиритесь ещё.
- Вряд ли. – Комок встал в горле. От нежных маминых рук захотелось заплакать. Не могу, когда она меня жалеет. Я прижался к ней. Никогда мне ещё не было так херово.

В конце недели мне позвонили с бывшей работы и попросили зайти за банковской картой. Я заставил себя подняться с кровати, которая стала мне в последнее время подругой, и дотащился до офиса. Забрав карту, на которую мне обещали перечислять стипендию, я вышел в коридор и наткнулся на цветущую кобру. Она аж сияла счастливым оскалом. Ну, что ж. Пусть торжествует. Мне здесь делать нечего.


После Мюнхена я сразу же решил забрать Юрку к себе. Зачем тянуть? Я хотел его видеть рядом с собой, ложиться с ним в одну кровать, обнимать его во сне, чувствовать под руками худенькое тело.
С утра я убрался в квартире, уничтожив все следы Петра. Я год не мог выбросить его пену для бритья, снять с крючка его любимое полотенце, убрать из шкафа рубашки. Я не хотел его отпускать. И вдруг легко отпустил. В моей жизни появился Юрка.
С его мамой мы быстро сговорились. Похоже, что она была очень даже не против того, чтобы Юра научился жить самостоятельно.
Это был большой избалованный ребёнок. Омлет ему сделай, носки убери, джакузи за ним помой. Никогда не уберёт за собой, полотенца бросит на пол, воду не вытрет. Вещи часто исчезали со своих мест. Если Юрка и брал что-то, то ни разу не вернул туда, куда положено. Я боролся с ним всеми методами, которые знал, возомнив себя великим Макаренко вкупе с Яном Амосом Каменским.
Трудовая терапия возымела своё действие. Тряпка в руки, ведро в зубы и Юрка ползал, намывая полы. Носки и трусы я заставил его постирать в тазике. Хозяйственным мылом. Он в армии, что ли никогда не служил?
Я сходил в военкомат. Ну, да. Не был. Поступил в институт и учился. Я попросил повременить год. В армию Юрка всегда успеет. Конечно, пришлось дать некую сумму в конвертике. За всё приходится платить.
Как же я перепугался, когда Юрка траванулся непонятно чем! Думал, что парня вывернет наизнанку. Бледно-зелёный, он еле выполз из туалета и рухнул мне на руки. Оказалось, что это не отравление. Вот кто бы мне сказал, что у него эта хроническая фигня?
Юрка был таким беспомощным. Хотелось отдать ему всё внимание и заботу. Тут же захотелось называть его малышом и самоотверженно ухаживать за ним. Уколов боится, вот глупенький! «Ну, подумаешь укол, укололи и пошёл». Давай, родной, подставляй задницу, не вредничай. Он потерял сознание?! Боже! Какой ещё ребёнок. И я несу за него ответственность.
С Юркиной мамой мы долго разговаривали. Придётся учиться готовить. Иначе, я действительно угроблю Юру. Я тут же записал рецепт его любимого омлета. Как только ему станет можно есть нормальную пищу, буду баловать.
А он неугомонный. Ещё болеет, а уже ищет себе занятие. На работу намылился. Какая работа? Он видел себя в зеркало? Бледный как смерть.
Вечером я обалдел от разглядывания штор на окнах и от запахов в кухне, которые щекотали желудок. Свежий хлеб, плов – пальчики оближешь! А сам сидит и кашку ковыряет. Люблю. Вот это чудо люблю всеми фибрами души. Будет тебе завтра омлет. Всё будет, что ни пожелаешь.

Как он там меня назвал? Мышаня? Я расплылся в идиотской улыбке. Никто никогда меня так не называл. Даже Петя. У меня дыхание перехватило от волны нежности, которая вдруг окатила с головы до ног.
Юрка… Юра… Иди же ко мне. Хрен с этой работой. Опоздание – это не криминал. Хочу, чтобы тебе было хорошо. Хочу дать тебе всё, что есть у меня – силу, здоровье. Бери, не стесняйся. Всё только для тебя. И больше не болей. Слышишь? Лучше самому переболеть, чем смотреть на твои мучения. Как же ты похудел за это время! Да, сухарики прибавки в весе не дают. И лёгкий ты сейчас как пушинка. И слабенький ещё.
Юрка! Не спать! На работу пора.

Да, работа. Юрка, умница ты мой. Платить тебе буду столько, сколько ты заслуживаешь. И пусть Светлана хоть лопнет со злости. Ох, и орала она. Стены дрожали. Ничего, от неё не убудет. Не от себя отрывает.

Юрка, что же ты со мной делаешь? Каждое утро мне кажется лучше предыдущего. А сегодня ты хулиганил. Минет прямо в машине. Озорник! Вот это подарочек с утра. И наплевать, что присутствует небрежность в одежде, и волосы растрёпаны. Я счастлив. Нет ничего лучше на свете твоих глаз, губ, ямочки на щеке, хитрого прищура и светлой длинной чёлки. Твои волосы – это уже мой фетиш. Они густые и мягкие, послушно струятся меж пальцев и пахнут неповторимо. Ты идёшь за моей спиной, а я чувствую тебя позвоночником, знаю точно, что ты сейчас улыбаешься и хочешь коснуться меня, заклеймить, показывая всем, что я только твой.
Как же я отпущу тебя в Германию? Но мне хочется, чтобы ты шёл дальше, чтобы у тебя было самое лучшее образование. Хочу гордиться тобой. Хотя уже и сейчас горжусь. У тебя светлая голова, упорство и смекалка. Ты ещё ни разу меня не подвёл. Гюнтер в каждом телефонном разговоре хвалит тебя. А немцы довольно скупы на похвалу.
Для меня существуешь только ты. Меня веселят тщетные попытки Светланы обратить на себя внимание. Ну, а когда она нахрапом попёрла покорять меня своей сексуальностью, я даже испугался вначале. Застыл такой колонной в греческом зале и позволил ей расстегнуть пояс брюк. Я почти ничего не чувствовал. Были противны прикосновения прохладных пальцев.
- Светлана Алексеевна, в чём дело?
Она вспыхнула, понимая, что ответной реакции нет.
- Миша… - глаза наполнились слезами. Господи! Зачем так унижаться? Она опустила голову и молниеносно покинула кабинет.
С этого дня мы почти не разговаривали. Необходимые слова только по работе. Жаль. Ведь она неплохой бухгалтер. Могли бы нормально общаться.

Не могу больше сидеть в кабинете. Хочу видеть Юрку. Выпить кофе – это хороший повод у него посидеть. А ещё можно документы прямо у него подписывать и, не отходя от кассы, проверять то, что он напечатал. На фига этот кабинет вообще? Так хочется, чтобы рабочий день поскорее закончился. Чтобы ехать быстрее домой, кутаться в одеяла в вечерней тишине, смотреть на свечи. Когда я стал романтиком? Юрка, иди же сюда, у меня теплее. Ты такой прохладный, нежный, кожа гладкая в мягких светленьких волосках. Знаешь? Есть хороший способ согреться. Я сейчас тебе его покажу. Вот, уже и руки теплеют, кожа на животе становится розовой, щёки твои загораются тем самым румянцем, от которого у меня крышу сносит. Юрка, если б ты знал, как хочется мне подарить тебе сказку! Кажется, я знаю, что тебе подарить на Новый год. А пока пусть будет вот этот мишка. Он такой же трогательный, как и ты. Я бы тискал тебя вечно, целовал везде, любил бы до умопомрачения. Кажется, что мои мозги расплавились, они думают только об одном. О тебе.

И вот она та сказка, которую я так хотел. Что я видел в детстве? Только читал да видел в кино чужую сказку. А теперь она наша.
Ты великолепно танцуешь. Не ожидал, что так будет подвластно мне твоё тело. Ты слушался меня во всём, полностью доверив себя. Спасибо.
Зачем я решил тебя напоить? Тебе многого и не надо. Ты ускользал от меня, довёл до белого каленья. Я уже кипел, желая поймать тебя и подмять под себя. Я ж тебя хотел с того самого танго. Нет никакого терпежу. Прекрати прыгать, тебе говорю. Хвать! Вот так, не уйдешь теперь. Блин, он ещё и поёт. А голосок такой чистый. Хорошо, пой, насколько тебя хватит.
Ха! Так жарко и тесно. Как давно я этого хотел! Кажется, что целая вечность прошла с нашего танца. Ну, что же, продолжим. Ведь секс – это танец, а танец – это секс. Нет, я не буду тебе помогать. Ты сейчас так возбуждён, я чувствую, как ты подбираешься к вершине. Давай, малыш. Ещё немного. Ты удивлён? Маленький мой, мы созданы друг для друга. Мне с тобой не просто хорошо. Мне с тобой уютно. Жизнь полна. Удивительно до краёв.

Я и, правда, никогда не болел. Поэтому не верил до последнего, что заболел. Состояние – будто пьяный. Даже хуже. В голове гудит, перед глазами всё плывёт, уши заложены, ноги ватные и двигаются еле-еле. Вижу всё как в замедленной съемке. Еле соображаю, что надо сделать, чтобы машина ехала. Тело выполняет двигательные функции на автомате. Что было потом, я ничего не помнил. Удивился Юрке, который по-деловому слушал врача, а затем вталкивал мне таблетки в горло. Я и не подозревал, что у него есть такая сторона натуры. Ухаживал он за мной самоотверженно и держался молодцом. Не согнулся, не сдался. Вёл дела компании. Вытянул. И меня, и всю работу. Быть ему начальником.

А потом… Фотка. Какой-то юнец целовал моего Юрку. Пока я смотрел на фотографию, ярость разлилась по телу. Значит, всё это было обманом. Решил выиграть пари и использовал меня и мои чувства к нему. Мразь. Убью. Задушу собственными руками. Пригрел змеёныша на груди.
Вон! Чтоб не видел и не слышал. С глаз долой, из сердца вон. Ненавижу бл*дство и предательство. Позволил себя окрутить, выставить идиотом. Не могу. Руки чешутся врезать по морде.
- Что это? – Ну, давай же, ври, изворачивайся.
- Миша, я тебе всё объясню.
Что ты мне объяснишь? Эта сволочь тебя целует. Не хочу ничего слышать, ни тихого голоса, ни жалких оправданий.
- Скажи мне, было пари?
Сейчас будет орать, что это неправда.
- Было. Но это было до того… - Какая разница, когда это было? Ты сам подписал себе приговор. Сейчас сожму пальцы покрепче и прощай, Юрий.
Я верил тебе. Верил! Сейчас ты втоптал мою веру в грязь.
Хорошо же ты всё просчитал, даже учёбу в Германии получил. Я буду тебе платить, задницей своей заработал. Может, ещё поработаешь напоследок? Я хочу эту тварь даже сейчас. Ладно, живи.
- Чтобы больше я тебя не видел.
Я ждал истерики, швыряние ключей в лицо. Ключи тихо звякнули, коснувшись стола.
- Свободен.
Хлопнула дверь. Я стоял и смотрел в окно. Начиналась весна. Самая худшая весна в моей жизни.

Первое время я просыпался от того, что шарил рукой по постели, искал Юрку, не находил его и в панике открывал глаза. Я искал его. Я звал его неосознанно, по привычке. Никто не отзывался. Я срывался и орал в пустоту, разрезая воздух кулаками. На работе я не хотел никого видеть, запирался в своём кабинете. Я снова стал ездить на обед в ресторан. Самое тяжёлое – это одинокие вечера. Хотелось выть по-волчьи.
Потом пришли раздумья. Как Юрка так мог поступить со мной? Он мне казался искренним. Неужели можно быть таким двуличным? Я вспоминал Мюнхен, моменты, как он вошёл в этот дом, как преобразилось всё вокруг, как тепло нам было. Почему-то никак не вязался образ открытого доброго мальчика с расчётливым и холодным, каким мне его выставила Светлана.
Стоп. Казалось, что в офисе рада была исчезновению Юрки только она одна. Остальные спрашивали, надолго ли уехал Юра. Избегая подробных расспросов, я просто сказал, что Юрий уехал на учёбу в Германию, предварительно уволившись. Отдел кадров стал искать мне секретаршу.
В очередной раз, рассматривая роковую фотографию, я заметил, как напряжено у Юрки лицо. Он даже глаза не закрыл во время поцелуя. Странно. Да, я терзал себя как мазохист, носил эту фотку с собой, чтобы подогревать в себе чувство мести.
Через два месяца я не выдержал и напился. Хотелось кому-то высказаться, излить душу. Куда я мог пойти? Я бездумно пришёл к Юркиной маме, позвонил в дверь и только потом осознал, куда явился. Туда, где меня явно не хотели видеть.
Светлана открыла дверь.
- Михаил? Что вы здесь делаете?
- Как там Юра?
- Нормально. – Она смотрела на меня выжидающе, словно чего-то хотела увидеть, но и в квартиру не пускала. – Идите домой. Вы пьяны.
- Он ничего про меня не спрашивал?
- Нет, - она покачала головой. – Уходите.
Дверь закрылась. Я опёрся об неё руками и заплакал. Я не плакал с пяти лет. Я думал, что уже не способен на слёзы. Щёлкнул замок.
- Миша, зайдите на минутку.
Я убрал руки, позволив двери открыться, и зашёл внутрь. Света провела меня на кухню, посадила на табуретку и налила чай.
- Пейте. И рассказывайте, что случилось у вас с Юрой.
Я, шмыгая носом, достал фотографию.
- Вы знаете кто это?
- Это Паша, друг Юры. Они уже давно не виделись.
- Насколько давно?
- Кажется, с осени, - пожала плечами Светлана. – И кто это вам удружил с такой фоткой?
- Главбух.
- Змеюка, значит, - протянула женщина.
- Что? – я недоумённо уставился на Юркину маму.
- Это Юра её так называл. Она его методично изводила.
- Юрка мне об это ничего не рассказывал.
- Он не любит жаловаться. Мне он рассказал только после Нового года.
Я почувствовал себя тупым, безмозглым идиотом.
- Главбух сказала мне, что они заключили пари – Юра должен был продержаться у меня год.
- Обычная шутка. Юрка мне об этом, смеясь, рассказал ещё прошлым летом. Неужели вы всё это восприняли всерьёз?
Захотелось удавиться. Я даже не дал возможности Юрке всё объяснить.
- Какой же я придурок! – с отчаяньем прошептал я.
- Есть такое, - безжалостно подтвердила Светлана.
- Я не могу без него.
- Ждите. Время пролетит быстро. А дальше всё зависит от вас, Миша.
Она проводила меня до порога.
- Можно, я буду иногда заходить к вам? – спросил я перед тем, как закрылась дверь.
- Можно.

Я действительно приходил в этот дом. Здесь пахло Юркой, сидел тот самый коричневый мишка и жили родные ему люди. И полтора года действительно быстро пролетели. Они были не бесцельно прожиты. Они были наполнены ожиданием. Ожиданием встречи.


Я возвращался домой. Что можно сказать об учёбе? Это был, несомненно, яркий эпизод в моей жизни. Поселился я в немецкой семье, моя фея наколдовала мне комфортные условия (да, я везунчик на самом деле) – пожилая пара приняла меня неплохо. Я старался вовремя вносить плату за проживание и помогать им по делам. К учёбе приступил с жадностью, словно изголодался по знаниям. Сокурсники были из разных стран. Наши русские тоже приехали набираться знаний. Я почти сразу же устроился на работу (если есть мозги, найти способ подработать можно). Не хотел брать ни копейки из ненавистной стипендии. Миша недвусмысленно мне намекнул, что я заработал её как шлюха.
Я ушёл с головой в учёбу, стараясь отвлечься, забыть всё, что со мною было. Нагружал себя так, чтобы было не продохнуть. Учил языки. Совершенствовал свой немецкий и стал изучать английский. Оказалось, что у меня хорошая способность к языкам. Не зря же меня хвалили за дойч.
Через пару месяцев я обнаружил, что вновь способен улыбаться. Поначалу меня долго терзало одиночество, хотя вокруг было много замечательных людей. Миша приходил ко мне во сне и незримо был со мной всегда. Я возвращался к нему мысленно, как бы ни старался изгнать его из своего сердца. Обида на него ещё долго полыхала, не давала спокойно жить. Хотелось выдрать этот комок слёз и боли, выкинуть на помойку и вздохнуть свободно.
Постепенно боль притупилась, просто ныла, как язва, к которой привыкаешь – она подсыхает, но не заживает полностью, время от времени напоминая о себе.
Так и летели дни. Днём – учёба, вечером – работа. В каникулы между триместрами – практика. Я сразу поставил цель набрать больше практик. С магистерской работой я хорошо справился. Вообще, при желании после учёбы я мог найти работу и остаться в Германии. Почему я возвращался?
Меня тянуло домой как магнитом. И ещё я хотел увидеть чёрные глаза, которые любил до беспамятства даже по истечении полутора лет. Время – это ничто, когда любишь. А я до сих пор любил, хотя забыть и простить своё унижение не мог.

Приехал я рано утром, позвонил в дверь родной квартиры и снова попал в свой уютный мирок, который именуется «отчий дом». Где бы ты ни был, в какой бы точке планеты ты ни находился, тебя всегда будет тянуть туда, где ты родился и вырос.
- Юра! Юрочка! – мама смотрит и смеётся, и тут же вытирает слёзы. – Какой же ты стал!
- Какой? – провожу рукой по волосам, прихорашиваясь.
- Взрослый.
Мне смешно. Я вроде уже давно взрослый.
- Взгляд изменился. Сынулька, дай обниму.
Прижимаюсь к мамуле.
- Ма, я в душ. Потом всё остальное.

Как же хорошо после душа, сразу стало свежее и легче. Мама уже суетится на кухне, неугомонная душа.
- Мамуль, я бы справился, иди, отдыхай.
- И так скоро на работу, да и Вадика пора в школу поднимать. Садись, кушай.
Я покорно уселся на табуретку. Кручу головой, разглядывая уютное гнёздышко. Как всё необычно после долгого отсутствия! Вроде бы всё на месте и в то же время что-то не то. Немного чужое. Но это быстро пройдет. Хочется кофе.
- Ма, свари кофе, плиз.
- Юрка! – Вадька прискакал. Ни фига себе, какой здоровый! Вымахал, и не узнать.
- Я тебе там ноут привёз, игровой.
- Спасибо! – Хы, а рожица такая же веснушчатая и задорная. Эх, Вадька!
Ладно, пойду одеваться. Сегодня надо сделать пару важных дел.
Вадим ушёл, мама тоже. Бабуля дремлет. Всё так же в своей комнате.
Я взял мобильник, нашёл визитку Сергея Ивановича, который на заре моей трудовой деятельности обещался помочь с работой, если понадобится, и набрал номер.
- Сергей Иванович, доброе утро! Я - Юрий Стефановский, бывший секретарь господина Звягинцева.
Надо же! Меня помнят.
- Мне работа нужна. У вас есть свободные вакансии?
Господин Свиридов назначил мне встречу на одиннадцать. Ну, что ж. У меня есть время кое-что сделать.
Облачившись в свой самый лучший костюм, я отправился в офис Звягинцева. Взбежал торопливо по ступенькам крылечка, которое в своё время терпело пинки от моих ботинок. Поднялся на второй этаж, остановился, сосчитал до десяти и двинулся не спеша по коридору. Не удержался, заглянул в канцелярию.
- Здравствуйте.
- Это кто? – начальница канцелярии застыла, держа в руке кисточку от лака для ногтей. Я прыснул в кулак. Тётенька до сих пор не изменила своей привычке делать маникюр на работе. – Юра, ты ли это?
- Чуть свет и я у ваших ног, - пропел я, чувствуя, как широкая улыбка непроизвольно расползается по моей моське. Анечка, помощница, смотрела на меня так, будто её посетила любовь с первого взгляда.
- Какой ты!
- Какой?
- Взрослый! А костюм! Причёска. Блеск!
Да звиздец. Они что? Сговорились все что ли? За спиной раздались всхлипывания и частый топоток каблучков. Я отскочил от двери, пропуская невысокую темноволосую девушку.
- Что там опять не так? – дамочки с неподдельным сочувствием смотрели на плачущую девицу.
- Кофе не тот. А откуда мне знать, какой тот? Я уже и кофеварку выпросила в снабжении. Всё равно, не такой. Достал! Не могу больше.
Кажется, я понял, о ком шла речь.
- Что? Всё так запущено? – Девушка хлюпнула носом и приняла платок из моих рук. – Орёт?
- Не то слово, - в мой платок шумно высморкались. – Зверствует.
- Сколько ты тут?
- Вторую неделю.
- Пошли. Будет ему такой кофе как надо.
Секретарша засеменила рядом со мной. Вот он родной холл, дверь с табличкой «Директор», стол, весь в бумагах, нагромождение папок. Завал полный.
Я быстро засыпал зёрна в кофе-машину.
- Соль есть?
- Да. – Передо мной возникла солонка.
- Не смотри. – Щас, так я и выдам тебе секрет. Ну вот, теперь осталось выбрать режим «эспрессо». Всего одна минута. – Неси. Пусть радуется. Узурпатор.
Девушка воспряла и радостно застучала шпильками. Дверь осталась чуть приоткрытой.
- Кто варил кофе? – От этого голоса сердце вдруг перевернулось и забилось с перебоями.
- Я.
- Врёшь. Где он?
- Кто?
- Блондин с разноцветными глазами.
- Он, наверное, уже ушёл.
- Вернуть!
Дальше терпеть издевательство над несчастной девушкой я не стал. Резко открыл дверь и вошёл в «камеру пыток».
- Господин Звягинцев, прекратите измываться над своей сотрудницей.
Сотрудница по быстренькому испарилась с директорской территории, вероятно почувствовав, что дело пахнет керосином.
Миша… Мишаня… Он дёрнулся на стуле, словно хотел встать, а потом передумал.
- Юра…
- Доброе утро, Михаил Алексеевич. Вот, решил заглянуть к вам по очень важному делу.
Спокойно, Юрий, спокойно. Держи себя в руках. В кармане карточка. Не смотри ему в глаза. И на губы не смотри. И вообще, по возможности попробуй представить себе, что он тут даже и не сидит. Это просто призрак. Протяни руку и он растает.
- Забирайте свою грёбаную стипендию. Мне она не понадобилась.
Как лучше? Швырнуть ему в лицо или положить на стол? Наверное, лучше обойтись без истерик. Я аккуратно пристроил банковскую карту на краешек стола. Повернулся, чтобы выйти. Дело сделано.
- Юра! Подожди.
Чего ждать? Позволить, чтобы ты снова унижал меня?
- Юра, прости.
Прости? Вот так просто – прости? Он шутит? Я обернулся. А сердце всё грохочет с перебоями, в странном ритме, не подвластном мне. Пальцы уже трясутся от негодования. Внутри всё дрожит. Что ты знаешь о бессонных ночах, о горькой тоске, о бессилии и желании выть на луну?
- То есть, по-вашему, сначала можно выкинуть как ненужную вещь, а потом решить, что одного «прости» будет достаточно? Как же это в вашей неповторимой манере, Михаил Алексеевич, - как можно холоднее и презрительней.
- Юрка, лучше накричи на меня. – Взгляд побитой собаки, загнанной в угол.
- Зачем мне опускаться до вашего уровня? Судя по всему, орать – это ваша прерогатива. Куда уж нам до вас? - язвительно и безжалостно.
Вот тебе. Губы кусаешь? Думал, что прощу с лёту и кинусь на твою широкую грудь? Не дождёшься. Почему? Почему я не чувствую себя победителем? Почему же так ху*во-то, Господи? Никакого удовольствия, даже толики удовлетворения. Чувствую себя полным дерьмом.
- Юра, я люблю тебя.
- Не верю.
Ну, всё. Губы задрожали, кажется уже и голос сорвался. Не могу больше!
- Фак! Мерде! – со злости я стал ругаться на других языках. Но свой оказался ближе, чтобы выразить всё, что чувствовал сейчас. – Бл*дь! – в это слово я вложил всю свою гамму переживаний. Матерок в моих устах заиграл во всех красках.
Что я там схватил? Кажется, дырокол. Массивный такой. И хрясь им об пол. Миша подскочил, кинулся ко мне.
- Не трогай меня! – Вот и стул полетел в стену. С грохотом упала картина. Приплыли. Что там ещё? Взгляд заметался по кабинету, ища что-нибудь потяжелее.
- Юрка… - ненавистные и, в то же время, любимые руки схватили меня. Моё тело тут же откликнулось на его прикосновение. Словно молния прошла.
- Ну, хочешь, ударь меня.
- Заткнись.
Почему я обнимаю его в ответ? Впиваюсь в его губы с такой жаждой, будто измученный путник в пустыне, который нашёл колодец. Пить! Пить его влагу, проникать ещё жестче, глубже, терзать его рот, пока не закончится воздух. А он всё не заканчивается. Мы дышим кожей? Не могу от него оторваться. Боюсь, что всё окажется неправдой. Тяну на себя, скидываю стопки папок с его стола. Они веером рассыпаются по полу. А я уже сижу на столешнице и обвиваю его руками и ногами.
- Убивают! – дикий вопль и дверь распахнулась. Да чтоб тебя!
- Михаил Алексеевич, вы распустили своих сотрудников. Врываются без разрешения. – Надо, надо его отпустить, и не в силах. Утыкаюсь ему лбом в грудь, вдруг засмущавшись пристальных женских глаз.
На пороге застыли дамочки с вытянувшимися лицами. Вот и запалились. Змеюка безмолвно разевает рот, давится своим ядом, рожу её перекосило как на картине Пикассо.
- Я же говорила, - наконец, вырвалось злобное шипение, - пидоры.
- Не пидоры, а геи, - вежливо поправил Миша, нежно прижимая меня к себе. – Светлана Алексеевна, жду ваше заявление об увольнении у себя на столе. Остальным предупреждение в устной форме. Рита, приберись потом в моём кабинете.
Я окинул взглядом свой погром. Кажется, стул выдержал мой натиск. Картине каюк. На линолеуме вмятина от дырокола. Папки и бумаги валяются на полу. Несколько осколков когда-то были кофейной кружкой. Мда, живописно.
- А теперь прошу всех выйти. Мне нужно закончить с Юрием разговор. Ритуля, меня ни для кого нет на полчаса.
Я уже знаю, что это будет за разговор. Его причина очень красноречиво оттопыривает штаны.
Дверь аккуратно и тихо закрыли с другой стороны. Я нетерпеливо дёрнул пряжку ремня, плавно опустил бегунок молнии. И время остановилось.


- Юрка… - Мишина ладонь прошлась по моим волосам. – Где твоя шевелюра? Только чёлка немного осталась.
Да, у меня новая причёска – короткие виски, сзади под машинку, приподнятый затылок. Чёлка подстрижена по косой. Несколько прядей высветлены.
- В Кёльне оставил.
Лежу на столе. Между ног пристроился Миша. Штаны свалились на пол. Приятно ноет зад. Я потянулся к Мишане и медленно, с чувством, стал целовать его в губы. Хочу полностью прочувствовать, распробовать, а то от страсти, которая снесла шифер, не успел ни насладиться, ни напиться. Целую властно, ощущая желание покорить.
- Так я прощён?
- Почти.
Вижу мольбу в его глазах. Никогда не видел его таким.
- Ты заслужил наказание.
Миша вмиг поменялся в лице.
- Сейчас ты ответишь своей задницей за все мои страдания.
Коварная мысль защекотала мои нервы. От этого я мгновенно возбудился.
- Юрка, - во взгляде мелькнуло удивление и что-то такое, что я пока не могу распознать, - ты ведь не…
- Да, Миша, да, - прервал я его и сладко улыбнулся. – Сейчас ты слезешь с меня и ляжешь животом на стол.
Он только кивнул головой, а я снова принялся его целовать, бегло, почти невесомо, касаясь щёк, глаз, ощущая под губами пушистые ресницы. Миша! Ты первый мужчина, которого я хочу взять. Я хочу почувствовать тебя. Побыть тобой.
Оказывается, быть тобой нелегко. Сладкая пытка входить в тебя. С ума можно сойти! Тепло растекается внизу живота. Тягуче. Я чуть не утонул в буре нахлынувших эмоций. В сознании билась только одна мысль – «ты – мой».
Ты здесь. Я осязаю тебя. Цепляюсь за тебя так, что никто не вырвет моё сокровище из моих рук. В груди всё переворачивается. Вжаться в тебя, зажмурить глаза, улететь в волшебный мир. Мой мир необъятный, его границ не видно, он простирается вдаль и имя ему – Михаил.
Миша, ты так стонал, что пришлось зажимать тебе рот рукой. Тише, ведь не дома.
Полтора года. Ты знаешь, сколько это дней? Ты ответишь мне за каждый день, за каждую ночь без тебя. Ты мне теперь должен до конца жизни. Слышишь?
Судорожный вздох и короткий выдох. Твоё шумное дыхание на моей ладони. Горячо и мокро. Восторг…

- Сколько времени? – я заметался, подбирая с пола брюки, заглянул под стол в надежде там найти труселя.
Миша бросил взгляд на часы.
- Чёрт! Почти одиннадцать. У меня встреча в это время.
- И у меня. – Я заскакал на одной ноге, засовывая вторую ногу в брючину. – Пиджак. Где пиджак?
Удивительно. Он почти аккуратно висит на кресле.
- И с кем это у тебя встреча? – Вот мерзавец, снова этот собственнический тон.
- По поводу работы.
- Юрка, ты можешь работать у меня.
- Миш, позволь мне самому решать, где мне работать.
Он удивлён. Посмотрел так, как будто меня увидел в первый раз.
- Ты изменился.
- Это хорошо или плохо?
- Пока не знаю.
- Миша, всё. Пока. – Я чмокнул его в щёку. – Я позвоню.
- Юра!
- А?
- Я жду тебя сегодня дома. С вещами.
- Я подумаю над твоим предложением, - я зажал зубами краешек губы, чтобы не рассмеяться. – Но попозже. Всё. Мне уже некогда.
Я выбежал из офиса и поймал такси. Пока мы ехали, я успел застегнуть все пуговицы и поправить галстук. Перед входом в офис Свиридова одёрнул пиджак, откинул чёлку набок. Вот так. В коридоре посмотрел на себя в зеркало. Сойдёт.
- Мне назначена встреча у Сергея Ивановича. – Надо же! Это теперь такая мода – парень-секретарь?
- Как фамилия?
- Стефановский.
- Проходите, он вас ждёт, - чернявый парнишка привстал.
Я зашёл в кабинет.
- Добрый день!
- Юрий! – Сергей Иванович раскрыл мне свои дружественные объятия. Похлопал меня по спине. – Рад видеть. Рассказывай, как успехи? Вакансии у меня есть. На что нацелен?
- Начальник маркетингового отдела. – Я вытащил из внутреннего кармана своё подтверждение о заграничном образовании. Рекомендательные письма с мест прохождения практик прилагались.
- Солидно, - промолвил Свиридов, разглядывая моё богатство.
- Чем обрадуете?
- Подожди немного. Сейчас приедет мой партнёр, и решим. Может быть, пока чаю? Или кофе?
- Чаю.
Сергей нажал кнопку коммутатора:
- Влад, принеси нашему гостю чай. Мне кофе.
Пока я пил чай, Сергей Иванович вводил меня в курс дела.
- У нас открылся центр новых технологий, так называемая Силиконовая долина. Происходит слияние компаний. Скоро мы переедем в новое здание. Строительство в самом разгаре. Требуются научные идеи и внедрение их в производство. Технопарк растёт. Должностей новых достаточно. Естественно, создается и маркетинговый отдел. Нам нужно знать желания и предпочтения потребителей, иметь специалистов, которые бы реально оценивали ситуацию и малейшие изменения в рыночной экономике. Я думаю, что не мне тебе объяснять, что должны будут подключены все фазы маркетингового исследования.
Я кивнул головой. Да, ни фига себе, развернулась у нас работа!
- Ты пока молодой и перспективный специалист. Надеюсь, ты понимаешь, что старшие и опытные товарищи будут метить в начальство. Сколько тебе лет?
- Двадцать шесть.
- Предлагаю тебе пока побыть специалистом. А дальше посмотрим. Устраивает?
- Устраивает. – Я понимал, что на данный момент это самый лучший вариант.
- Отлично! – воскликнул Сергей Иванович, поглядывая на часы. Таинственный партнёр задерживался. – Ты никуда не торопишься?
- Нет.
- У нас создаётся большая компания, объединённая общей идеей – развитие нанотехнологий. Конечно, не только ей одной будем едины. Но основная цель - эта. Так уж, со спецификой нанотехнологий нужно будет ознакомиться. Это необходимое условие.
- Я готов учиться, - подал я голос.
- Конкурс на открытые вакансии будет. Я сейчас не вправе что-то решать. Ещё не выбран генеральный директор. Пока всё в процессе. Но думаю, что у тебя множество преимуществ перед конкурентами. Отличное образование, знание немецкого.
- Я ещё говорю на английском.
Господин Свиридов поперхнулся и с нескрываемым интересом уставился на меня.
- Думаю, что на твоей чаше весов уже лежит достаточно.
- Сергей Иванович, - нашу милую беседу прервал голос Влада. – К вам посетитель.
- Пусть войдет.
Я приготовился увидеть загадочного партнёра. Дверь распахнулась, и я чуть не свалился со стула.
- Извини, Сергей, пробки. - В кабинет зашёл Михаил собственной персоной. Блин, никуда от него не деться. Это мой крест.
- Юрий, а ты что тут делаешь?
- Предлагаю себя в качестве ценного работника.
Миша широко улыбнулся.
- Надеюсь, что твоим начальником буду я.
Миша! Я тебя когда-нибудь убью, четвертую и изнасилую. Лучше, конечно, в другом порядке. Начну с изнасилования. А дальше посмотрим.


- Ну, и где ты шляешься? - строгий мишин голос заставил меня усмехнуться. – Быстро ко мне с вещами.
- Михаил Алексеевич, вам не кажется, что это очень важный шаг с моей стороны? Мне необходимо подумать, взвесить все «за» и «против».
- Даю на раздумье час.
Ах, ты ж, какие мы суровые! Ладно, Мишенька, посмотрим кто кого.
- Слушай, приезжай сейчас к нам. Я такое вино привёз! Мама ужин праздничный собирает.
- Сейчас буду, - коротко, и трубка многообещающе загудела.
- Мамуль, накрывай и на Мишу!
Мама просияла.
- Помирились?
- Можно и так сказать, - я вспыхнул, память во всех красках воскресила наше шумное примирение. Офис ещё долго будет его помнить.
- Я тебе не успела сказать. Миша постоянно без тебя приходил к нам в гости. Ты, уж прости. Но я всегда по его просьбе рассказывала, как у тебя дела.
- То есть всё это время ты с ним общалась и ничего мне не говорила? – Я уставился на маму, не веря своим ушам. Это ж какую выдержку надо было иметь!
- Я тебе как-то пыталась сказать, но ты оборвал меня, и пожелал никогда о нём ничего не слышать.
Вот те раз. А я себе навоображал, что Миша, выгнав меня, ни разу обо мне не вспоминал.
- Он ведь пришёл сюда пьяный и плакал как малое дитё.
Опа! Да, наверное, картина не для слабонервных. Мой Миша, здоровый мужик, плакал. У меня вдруг заныло в груди. Значит, он тоже страдал.
- Он ждал тебя.
- Дурак, - злость накатила на меня. – Он же мог позвонить, спросить у тебя мой номер скайпа. Почему он этого не сделал?
- Я думаю, что он боялся. Боялся, что ты пошлёшь его далеко и надолго.
Миша, если бы не твоя трусость! Не думал я, что ты так уязвим. Ты и сейчас болезненно открыт, зависишь от моего решения. Только мне этого не надо. Звонок в дверь и я полетел запускать Мишу.
- Юрка, скотина ты такая, я уже думал, что ты вещи упаковал. А ты, оказывается, и не торопишься.
- И тебе, Миша, здравствуй. – Не, ну какой нахал! Такой самоуверенности можно только позавидовать. – Пошли на кухню.
После двух бокалов вина (между прочим, швейцарского) и пустых разговоров о германской природе и погоде Миша, наконец, решился.
- Юра, я хочу…
Я страдальчески вздохнул. Как всегда, его «хочу», а моё «хочу» не учитывается. Миша, тебя ничто не исправит.
- … чтобы ты жил со мной.
За столом стало тихо. Мама поставила пустой бокал, звякнув хрустальной ножкой. Посмотрела на Мишаню как на убогого. Вздохнула. Стало вдруг тоскливо.
- Нет, Миша, я пока буду жить здесь.
Мамуля быстренько нас покинула, предоставив возможность поговорить наедине.
- Юрка, - Миша беспомощно смотрел на меня, - скажи, что тебе надо? Я всё для тебя сделаю. Всё, что захочешь.
- Я хочу, чтобы ты меня уважал. Считался с моими чувствами, с моим мнением. Я не вещь. Ты понимаешь меня? Я - человек.
Михаил как-то ссутулился, сник, я уже пожалел о своих словах. Он неожиданно подскочил, побежал в коридор, сдёрнул куртку с крючка вешалки и выбежал из квартиры. Громкий хлопок двери известил о побеге любимого. Я сжал руками голову. Неужели это всё? Как же тошно на душе!
Тихо зашла мама.
- Ма, я, наверное, идиот.
- Он вернётся.
- Не знаю. Я устал.
В дверь позвонили. Я поплёлся открывать. Наверное, Вадька пришёл с улицы.
На пороге стоял Миша с огромным букетом роз. Я остолбенел от такого великолепия.
- Юрка, я всё понял. Будь со мной.
- Скажи мне самое главное.
Цветы полетели на пол. Миша шагнул ко мне, схватил в охапку, медведь такой, и сжал своими лапищами так, что чуть не хрустнули кости.
- Люблю. Люблю безумно.
Мы целовались, не обращая внимания на маму, которая собирала розы и ворчала, что мы чуть не угробили такую неописуемую красоту. Потом она взяла ключи и сказала, что ей срочно нужно в магазин. Я еле разбирал её слова сквозь пьяную дымку, которая заменила собою мои мозги. Каким-то образом мы добрались до дивана. Зазвонил телефон. Моя рука автоматически взяла трубку.
- Алло! Нет, Вадима нет дома. Миш, ты продолжай.
- Света-а-а! – Бабуля, блин.
- Миш, не останавливайся.
В дверь, не переставая, кто-то трезвонил.
На диван запрыгнул домашний питомец, взятый в моё отсутствие.
- Ма-ау!
- Дурдом! Миша, ну же!
- Может, всё же примешь моё предложение?
Диван скрипел, еле выдерживая наш натиск. Мы едва умещались на нём. Внезапно раздался громкий щелчок и поднятая спинка откинулась. Диван решил самопроизвольно разложиться.
- Бля… Миш, поехали домой, а?
- Поехали.
Растрёпанные и красные, мы быстро оделись и ринулись на выход.
- Что так долго не открывали? – Вадька с возмущением отскочил, пропуская нас на лестницу. Мы, не отвечая, вихрем слетели по ступенькам вниз.
Ключ зажигания в дрожащих пальцах Миши попал на своё место не сразу. Шумахер, блин. Как только нас не остановили?
А-а-а! Любимый сексодром! Родной, как же я по тебе соскучился! Миша, ты знаешь? Я буду тут жить. Ведь тут всё моё. И ты.


- Стефановский! – я вздрогнул и постарался придать своему лицу самое глубокомысленное выражение, на которое был способен. - О чём вы думаете? – Генеральный директор метал взглядом молнии. Зевс на Олимпе, в натуре. Только топора в карающей руке не хватает.
«О вас», - захотелось мне ответить.
- Об отчёте, Михаил Алексеевич, - отрапортовал я, между прочим, уже начальник маркетингового отдела.
- В правильном направлении идёте. Чтобы завтра было всё готово. Все свободны.
Мы поднялись и шумно направились в коридор.
- А вас, Юрий Владимирович, я попрошу остаться. Ещё на одну минуту.
Ой, ли! Кажется, минутой здесь не обойтись. Мой группенфюрер закрыл дверь на замок и, повернувшись, попал в мои объятия.
- Узурпатор, - я лизнул его в мочку. – Тиран. Деспот. Диктатор. Убью. Лишу сладкого.
- Огласите весь список, пожалуйста…
- Будет тебе список. – Моя рука нырнула под рубашку. Провела по мощной груди. Пальцы сжали сосок. – Посуду всю неделю моешь ты. Я дал отпуск домработнице. Пусть отдохнёт от наших воплей. – Ладонь моя переместилась на подрагивающий живот. – Пол тоже твоя обязанность. – Я стал аккуратно расстёгивать пуговицу на брюках. – И кофе в постель.
- Ты говори, да не заговаривайся. – Смачный шлепок опалил мой зад.
- Изверг, - я прикусил кожу на его шее.
- Юрка, только не засос! Ты обещал.
- Руки не надо распускать, - я мстительно улыбнулся и присосался к чувствительному месту. – Красиво, - мой язык обвёл красное пятнышко.
- Ну, всё, Юрий. Работать тебе сегодня придётся стоя.
Миша подхватил меня и понёс к офисному кожаному дивану.
- Опробуем на прочность новую мебель? – он прищурился, пристраивая меня на прохладной гладкой поверхности.
- Опробуем, - я ловко извернулся и оказался сверху. – Смазка-то где?
- В ящике стола.
Я, скидывая на ходу штаны, козликом поскакал за тюбиком. А-а-а! Коварный! Этот подлец схватил меня сзади и прижал к столу. Тщетно трепыхалось под грудой мускулов моё хлипкое тельце.
- Так не честно, - со стоном выдохнул я, ощущая настойчивое проникновение.
- На войне все средства хороши.
Я закрыл глаза и нетерпеливо подался навстречу. Волна удовольствия затопила, заполнила, покорила. Хорошо. Пусть это будет война, хоть столетняя. В ней не будет ни победителя, ни побеждённого. Потому, что мы любим. И сделаем друг для друга всё, что в наших силах. И даже больше.