Урса Илав
Потерянный рай
Потом он говорил, что без меня не поедет туда ни за какие коврижки, что любит больше всего на свете, что все это ему не нужно, если рядом не будет меня… И что-то еще… Но я его уже почти не слышал. В тот момент я почувствовал, что… Илья уедет. Уедет, несмотря ни на что. И я останусь один. Я уже потерял его. Как бы ему самому не хотелось расставаться со мной… В общем, это был лишь вопрос времени.
Новогоднее настроение исчезло. Я старался не показывать ему своего уныния, но у меня выходило плохо. И тридцатого числа, за день до праздника, он не выдержал. За все месяцы, что мы вместе, он впервые сорвался. Сказал, что я из-за старых предрассудков и печального опыта разрушаю самое лучшее, что у меня есть. Разумом я соглашался с ним, но Москва… Мне было хорошо здесь, с ним, в нашей маленькой уютной квартирке, среди его фотографий и моих чертежей. Мне не нужно было большего. Это был мой собственный рай! Я спросил его тогда, в пылу ссоры:
– Чего тебе здесь не хватает? Хочешь новую машину? Завтра будет! Хочешь отдохнуть на самых дорогих курортах? Первого же числа полетим?
– Нет, – мотает он головой, – ты не понимаешь!
– Тогда объясни мне, потому что я действительно уже ничего не понимаю!
– Не хватает простора, размаха, ширины, если можно так выразиться. Там, в Москве, океан перспектив. Если не получится, я всегда могу податься куда-то еще, не теряя при этом в деньгах.
– А что, в миллионном городе ты уже всех отснял? – я был на взводе и начал опять нести чушь. – Ты подумай, Илья, еще не все парни позировали тебе обнаженными! Представь, сколько работы! До старости хватит.
Услышав это, он переменился в лице, словно я ударил его. Хотя так оно и было. Только ударил не по лицу, а в самое сердце. Он стоял передо мной и плакал. Но слов уже не вернешь… И я слишком поздно закрыл свой рот. Я упал на колени, обнял его за ноги... стал просить прощения, но в душе уже понимал, что… он уйдет.
Сашка замолчал, уставившись в одну точку на столе. Когда он поднял голову, в его глазах стояли слезы.
– Я сам все разрушил, понимаешь?
– Значит, новый год ты в очередной раз встретил в одиночестве?
– Ой, бл*ть, – полупьяным вздохом высказался он, – вот умеешь ты поддержать! Нет, не в одиночестве.
К вечеру мы помирились. Но трещины уже ползли по нашему дому. Мы оба сделали вид, что ничего особенного не произошло, вечера были такими же уютными, ночи – горячими. Но иногда наступали моменты, когда наше молчание тянулось дольше, чем нужно. Дольше, чем раньше. Потому что каждый из нас думал о своем, сожалел о сделанном или не сделанном.
В конце января Илья пришел домой позже, чем обычно. И он был пьян. Когда я спросил его, что случилось и где задержался, он начал смеяться. Но смеялся недолго, замолк, затем заплакал.
– Ты что, на цепь меня теперь посадишь? Мне теперь с друзьями оторваться нельзя?!
– Так ты расскажи нормально, где был и что делал. Я же не упрекнул тебя.
– Да я как про Москву тебе рассказал, ты только и делаешь, что держишь меня. А я свободный человек, – кричал он, – я художник, мать твою! А не твоя личная игрушка!
– Илья, ты пьян, и несешь какой-то бред.
– Я пьян, да, но я говорю тебе то, что думаю. И я думаю, что еще немного, и ты на работу меня на поводке провожать будешь.
– Перестань! Иди лучше отоспись.
– Нет… Пойду-ка я лучше пое*усь! – встал с дивана и направился уже прочь.
– Что?! – я схватил его за руку. – Ты никуда не пойдешь в таком состоянии!
– Саш, – вдруг тихо и серьезно сказал он, – внутри у меня все гораздо хуже…
Я выпустил его руку, он снова сел на диван.
– Отпусти меня, Саш.
– Куда? Трахаться?!
– Нет… В Москву.
Вот и все, подумал я. Вот и все… И так мне паршиво стало от того, что я и в самом деле держу его. Я понимал, что отношения зашли в тупик, что продолжения не может быть. Чтобы остаться вместе, кто-то из нас должен был пожертвовать серьезными вещами. Но сейчас выяснилось, что никто не хотел. И дело не в уступках или компромиссах. Просто мы оба поняли, что… состариться вместе нам не суждено.
В общем, Илья улетел в Москву через две недели. 14 февраля, блин! Я провожал его. Все вокруг целуются, сердечки-конфетк
– Илья, прости меня, – шептал я. – Прости за все.
– Саша… – он прижался ко мне, и я обнял его покрепче, пытаясь унять его беззвучные рыдания.
– Не теряйся... Как прилетишь, напиши или позвони. Если нужны будут деньги или что-то еще, сразу же звони, – он замотал головой. – Не вздумай отказываться! Ты ведь не знаешь, как все сложится. Илья… посмотри на меня…
Он взглянул на меня. Зеленые кошачьи глаза. И я поцеловал его. Плевать на полный зал. Целовал его мягкие губы и чувствовал соленую горечь слез.
И он улетел. Я взял отпуск на две недели, сказал, что поеду отдыхать, а сам заперся в квартире и…
– Ну, ты понимаешь…
– Да, – кивнул я, – напивался до усрачки, жег фотографии, удалял все с компа, ломал и выбрасывал подарки. Потом снова напивался и так все две недели.
– Да, все-то ты знаешь, – вздохнул он. – Наверное, все так делают. Илюха не звонил и не писал больше, кроме как одной-единственн
– Ничего, Саш, – успокаиваю его я. – Я тоже иногда с предметами ругаюсь. Это нормально. Ты лучше расскажи, что дальше было.
– Надо в туалет сначала сходить.
Мы вместе отправились в уборную. И там он продолжил.
Февраль и март прошли как в тумане. Я просто тупо ходил на работу, как робот выполнял свои обязанности, ни с кем не общался, никуда не ходил. Приезжал домой и либо пил, либо зависал в скайпе с каким-нибудь очередным незнакомцем. Ничего не хотел, и мне ничего не нужно было. Пару раз по пьяни писал Илье на и-мэйл, но письма так и не отправлял.
В апреле началось массовое сексосумасхожден
В субботу вечером я уже был там. Народу было полно, я еле себе место нашел у бара. Сначала реально хотел найти кого-нибудь, но потом сел и просто стал снова напиваться. Уже собрался домой, как чья-то ладонь легла мне на плечо:
– Привет, – знакомый голос. – Ты опять напиваешься один? Я присяду?
Когда я посмотрел, кто же это, я просто остолбенел! Парнишка, который год назад в этом же клубе целовал меня, не дожидаясь моего ответа, уселся рядом и попросил выпивку.
– Любопытно, – улыбается он. – Мы опять встретились. Год спустя.
– Чего тебе? – я был уже пьян. – Целовать меня пришел?
– Ну, – он засмеялся, – если хочешь, могу и поцеловать.
– Ишь ты, какой смелый! А если я соглашусь, ты же убежишь, поди?
– Нет, не убегу. Единственное, что меня смущает, так это запах алкоголя.
– Значит, не поцелуешь? – с сарказмом усмехнулся я.
– Ну, почему же, – он опрокинул рюмку текилы, – вот сейчас тоже напьюсь, и можно будет спокойно целоваться.
– Ты же понимаешь, что я в таком состоянии могу и не сдержаться? Особенно, вспоминая те снимки.
Он выпил еще одну рюмку и засмеялся:
– А ты все помнишь, да? Где твой фотограф, кстати?
Теперь пришла моя очередь пить.
– Нет никакого фотографа больше. Мы расстались пару месяцев назад.
– Жаль, – сказал он, но в его голосе не чувствовалось ни капли сочувствия.
– Жаль будет, если ты меня не поцелуешь.
– А ты упертый.
– А ты дерзкий и наглый мальчишка. И лгун к тому же, обещал, обещал, а сам…
Он наклонился и поцеловал меня, не дав договорить до конца. Я притянул его ближе к себе и ответил.
Как там это описывается во всех романах? Секунды стали вечностью. И за эту вечность я успел вспомнить все мгновения, связанные с ним. Поцелуй на спор. То странное ощущение, когда я встретился с ним в первый раз в кафе. Снимки, от которых сносило крышу. Разговор чуть позже, где я чуть не выдал себя… Или выдал? Черт, неважно. И вот сейчас я чувствовал то же самое. Мой! Мой милый мальчик, как же я тебя хочу!..
***
С этого все и закрутилось. Я сам не ожидал. Там, в клубе я не собирался ни спать с ним, ни встречаться тем более, и все мои разговоры были просто пьяным сарказмом. Но… весна – пора любить. Через десять минут мы ехали в такси ко мне домой. Говорят, если лекарство принять вовремя, то многих последствий можно избежать.
– Что, даже имя мое не спросишь? – шептал он, когда я начал раздевать его в своей спальне.
– Я знаю твое имя, малыш, – улыбнулся я. – Давай познакомимся позже?
– Хорошо, – смеется он. – Завтра утром, когда ты принесешь мне кофе в постель.
Я оторвался от его губ и взглянул на него.
– Ты всегда такой дерзкий?
– Нет, только с теми, кто мне нравится, – искренне ответил он и начал меня целовать…
Но утром, когда я проснулся, его уже не было. Он ушел, оставил рядом на подушке лист бумаги с именем, номером и «Позвони мне!». Знаешь, это мило и так романтично. Широко улыбаясь, весь такой ясный и чистый в душе от весеннего света, я пошел в ванную. Привел себя в порядок, а то за последние недели совсем распустился. До самого вечера делал уборку, а потом решил все-таки позвонить ему. Он почти сразу ответил, буквально через полтора гудка.
– Привет.
– Привет. Отоспался? – я чувствую, что он улыбается.
– Да, я давно уже проснулся.
– А почему сразу не позвонил? Сомневался?
– Нет, – смеюсь я, – делал уборку. А ты ждал?
– Надеялся. Послушай, я сейчас на работе. Давай, я тебе попозже перезвоню.
– Хорошо. До вечера?
– Да, до вечера… Пока.
Я еще немного посидел дома, разобрал бумаги к завтрашнему рабочему дню, и отправился к нему в кафе. Я не знал, работает ли он там до сих пор, но… мне хотелось увидеть его пораньше. Я оставил машину у «Кубы» и, пока шел, старался убрать довольную улыбочку со своего лица. И в то же время мне почему-то было страшно. Что я делаю? Зачем иду к нему? Чего я хочу от него, кроме секса? Еще вчера вечером, пока мы не встретились в клубе, я убивался по Илье, а теперь… А теперь стремлюсь заполнить душевную пустоту этим парнем? Я задавал себе эти вопросы, но ответить не мог. Или просто боялся. Боялся вновь увлечься, влюбиться и остаться с разбитым сердцем. Может, и так. А может… Ответ был прост и лежал на поверхности. Он прямо-таки мигал разноцветными огнями и кричал: посмотри на меня, прочитай меня!
Я зашел в кафе, подошел сразу к кассе.
– Извините, – сразу сказала мне девушка, – кофе-машина сломалась. Но есть отличный чай.
– Ладно, давайте чай. И вон те пирожные, – показал я пальцем. – Свежие хоть?
– Да, конечно. Они очень вкусные, их быстро разбирают, поэтому каждый день свежие привозим.
– Замечательно, – я расплатился и уже повернулся, чтобы занять столик, но потом спросил: – А Виталий, тоже кассир, здесь?
– Виталий Сергеевич? Да, здесь, только он не кассир, – с улыбкой ответила она.
– А кто тогда?
Она кивнула на стенд у дверей, ведущих на кухню, на котором висели фотографии сотрудников кафе. Каждая из них подписана: фамилия и имя, должность, годы работы и заслуги. Я нашел фотографию Виталия, на ней он выглядел еще моложе, чем сейчас, но все так же улыбался. А ниже прочитал «Соучредитель и управляющий». Думал, просто мальчишка, а у него свой бизнес!
– А можно мне с ним переговорить, – спрашиваю я, не отрывая глаз от стенда. – Это очень срочно. Скажите, что я его знаю.
– Хорошо, – испугалась она. – Если что, у нас есть книга жалоб и предложений…
– Нет-нет, я не собираюсь ничего такого высказывать или ругаться. Ну, так что, позовете? А я пока присяду куда-нибудь.
Она кивнула и исчезла за дверями. Я устроился у окна, наблюдая за прохожими, и продолжал думать о нем. Так что на самом деле происходит? Или происходило? И тут я внезапно все понял! Вот знаешь, бывают такие моменты озарения, когда ты за доли секунды понимаешь все, над чем раньше ломал голову. Если ломал, конечно. В моем случае, я просто загнал все это глубоко внутрь. Чтобы не мешало жить. Но, сколько не прячь, все равно - от себя не убежишь. Вот и я, прятался и убегал, но сейчас понял, что…
– Привет, – его голос вырвал меня из раздумий. Я посмотрел на него, на того, с кем хотел быть с самого начала, как только повстречал. Он стоит передо мной и внимательно вглядывается в лицо:
– Что с тобой? У тебя такое выражение…
– Какое?
– Как будто ты только что открыл Вселенную со всеми ее галактиками, – улыбнулся он.
– Да, так и есть. Ты поговоришь со мной сейчас?
– Конечно, – он сел напротив. – Вкусные пирожные, кстати. Мои любимые.
– Так ты, – я показал вилкой в сторону стенда, – управляющий? Зачем тогда одевал тот ужасный красный фартук?
– Ах, это, – он засмеялся. – Тогда у нас сразу двое заболело, пришлось постоять на кассе пару дней. Фартуки не я придумал. Они мне тоже не нравятся.
– Ну, ты же здесь главный, возьми да смени их.
– Не могу, они нравятся моему отцу. Он настоящий владелец, собирается передать кафешку мне.
– Отлично, будет свое дело, заодно и униформу поменяешь, – порадовался я за него.
– А меня не спросил, хочу я этого или нет. Мне оно не нужно.
– Почему? А что тебе нужно?
Он так пронзительно посмотрел на меня. И снова этот момент, когда ты все понимаешь, когда видишь все причины и следствия.
– Фотографии! – выдохнул я.
– Не совсем. Модель.
– Ты хочешь сниматься?
Он кивнул. Я молчал. Ни чая, ни сладкого уже не хотелось. Видать, у меня карма такая: все сплошь и рядом хотят снимать и сниматься, а потом уезжают в столицу. И я не стал тянуть с разбиванием весенних радужных иллюзий и спросил прямо:
– Хочешь работать моделью в Москве? Хочешь уехать туда?
Он неопределенно пожал плечами:
– Ну, начнем с того, что меня туда еще никто не приглашал. Я посылал несколько раз свои снимки, пока никто не откликнулся. Так что до удачного дня буду работать здесь, в этой кафешке.
– Все ясно. Значит, как только подвернется возможность, ты сразу же укатишь в Москву?
– Да. А что в этом такого? – непонимающе удивился он. – Здесь делать нечего. Здесь все это только в зачаточном состоянии.
Настроение испортилось окончательно, и я опять ударился в сарказм:
– А когда ты состаришься, или не дай бог, потолстеешь, чем ты тогда будешь заниматься?
Но он не отреагировал на это, только засмеялся и ответил:
– До старости еще далеко, денег накопить успею. Ну, а с ожирением есть много способов борьбы, – он смотрит мне в глаза, – например, любимый парень и сумасшедший секс с ним.
– Это что, предложение? – улыбаюсь я.
– Я до сих пор не знаю твоего имени, кстати.
– Александр. Саша.
– Ну что, Саш, пойдем? – он встает и выходит из-за стола.
– Куда?
– Ну как же, – он посмотрел на пирожное, стоящее возле меня, – бороться с лишними килограммами…
Пока мы шли к машине, пошел снег.
– Красиво, – тихо говорит он. – Я люблю снег. А ты?
– Да, наверное. Снег без мороза.
Он снова смеется. И смотря на него, такого веселого и жизнерадостного, мне тоже становится легко. С ним вообще легко. Он открытый и доброжелательный
И мы стали встречаться. Нет, он не переехал ко мне. Были ночи, когда он уходил домой. Я не спрашивал его ни о чем, с кем общается, куда уходит, домой или еще куда-то. В основном, он рассказывал обо всем сам. И мне было этого достаточно. После Ильи я не мог допустить, чтобы кто-то чувствовал себя на привязи рядом со мной. И я не держал. Ревновал, но молча.
Но потом он спросил меня:
– Почему бы нам не съехаться?
– Ты хочешь этого?
– Да, мне уже надоело мотаться туда-сюда, – он повернулся ко мне, – ведь в итоге я все равно возвращаюсь к тебе. Ты будешь смеяться, а может, даже и злиться, но я уже давно считаю твой дом и своим тоже.
Я хотел, чтобы он переехал. Хотел каждый вечер встречать его и проводить вечера просто по-домашнему, делить с ним все, что у меня есть. Но… я боялся. Я все время ждал, когда же он скажет мне, что ему наконец-то позвонили из Москвы и пригласили на съемки.
Я обнял его и сказал:
– Конечно. Переселяйся завтра же с утра.
Он так и сделал. Было воскресенье, и он поехал домой, весь день собирал вещи, вечером уже заносил ко мне. Честно, я был снова счастлив. Я отогнал тревожные мысли о его возможном отъезде, расслабился и разрешил себе любить. Да, вот так, на самом краю пропасти, на лезвии ножа, зная, что все когда-нибудь может закончиться, я все равно продолжал строить свои воздушные замки. И верить в любовь, черт ее подери.
– Вот ты веришь в любовь? – спрашивает меня Сашка.
– Да, – просто ответил я.
– Вот и я, – вздохнул он, но этот факт его совсем не радовал. – Я по опыту знаю, что к моему возрасту многие становятся черствыми и, если не жестокими, то, как минимум, циничными. Или просто равнодушными трах-машинами. А я все влюбляюсь и влюбляюсь без конца.
– Так ты что, не рад этому?
– Я был бы рад, если бы потом не приходилось расставаться. Это больно, знаешь ли.
– Да, знаю. Но, Саш, ответь честно, ты хочешь стать таким же, как те, равнодушным и циничным?
– Нет, не хочу. Ты же знаешь: «Гореть! Страдать! Любить!» – процитировал он. – Я бы не смог быть таким.
– Ну, тогда перестань отрицать себя и тем более винить. Влюбился и замечательно.
– Да, как там говорил мой первый? – он улыбнулся в пространство бара невидимому образу давно ушедшего человека. – «Лучше быть несколько месяцев абсолютно счастливым, а потом столько же страдать, чем жить в пустоте пожизненно».
– Точно! Все-таки мудрым был твой Майки… Ну, так что с Виталей? Судя по всему, он тоже уехал?
– Да, и он тоже уехал…
Я не рассказывал ему про Илью, он и не спрашивал. Поэтому Виталик не знал, что Москва забирает у меня всех, кого я люблю. Каждый раз после очередных съемок здесь он отправлял фотки в столичные студии, а когда получал отказ или вообще ничего в ответ не получал, расстраивался. И я каждый раз успокаивал его:
– Котенок, не переживай! – гладил я его по голове. – Ты очень красивый мальчик, ты обязательно кому-нибудь понравишься!
Я говорил ему эти слова, и не верил самому себе. Но не потому, что я лгал, а потому что не хотел отпускать его. Я поймал себя на мысли, что и Виталика тоже начинаю держать. Не заслужил он такого, как я. Я собственник, да.
В итоге, Виталик добился своего. В июле ему пришел ответ, что «вы нам очень понравились, и мы бы хотели работать с вами. Разумеется, ничего серьезного первое время не обещаем, но в дальнейшем вполне может быть»… Что-то примерно так. Виталик был счастлив.
Понимаешь, в чем была проблема? Он был уверен на все сто процентов, что мы вместе рванем в Москву и заживем там шикарной жизнью. Он был так увлечен осуществлением своей мечты, что забыл спросить меня, хочу ли я туда.
Как-то он пришел очень расстроенным, глаза были немного красные, похоже, что он плакал.
– Котенок, Виталь, – обнял я его, – что случилось? Ты плакал?
Он кивнул, уткнулся мне в плечо.
– Расскажи все, – я сел на кровать, усадил его к себе на колени. – Что произошло?
– Я все рассказал своему отцу.
– То, что хочешь уехать в Москву?
– Да, и это тоже. Мои родители не знали, что я гей.
От удивления я аж рот раскрыл. Как я мог упустить такие важные вещи из его жизни?
– Господи, – прошептал я. – И что он сказал тебе?
– Что не хочет меня больше видеть, что не станет передавать мне кафе. А когда я сказал, что мне оно и не нужно, что я поеду в Москву и стану моделью, он… он подлетел ко мне и, наверное, хотел ударить. Мама остановила его, а потом он так зло посмотрел и прошипел: «Сын пидарас, да еще собирается стать подстилкой номер один! Как я переживу этот позор? Убирайся из моего дома!» И я ушел, даже с матерью не попрощался…
Виталик обнял меня и прошептал:
– Что мне делать, Саш? Любимый мой…
– Ничего не делать, котенок. Идти к своей мечте. Добиваться своих целей.
– Ты так просто это говоришь, как будто ничего страшного в моей жизни сейчас не происходит?!
– А что страшного происходит? Отец выгнал из дома из-за того, что ты гей? Привести тебе статистику аналогичных случаев? Девяносто процентов парней, да и девушек, наверное, тоже, проходят это в своей жизни. Котенок, если отец не примет тебя, то ты в этом не виноват. От себя не убежишь, ты не сможешь ради него стать другим. Можешь попытаться, но рано или поздно…
– Но я же остался совершенно один, без ничего! – он соскочил с моих колен и стал нарезать круги по спальне.
– А как же я, Виталь? – я не хотел произносить этого вопроса вслух, это была просто еще одна грустная горькая мысль, но оказалось, что все же сказал. Виталик, услышав мой шепот, резко остановился и удивленно посмотрел:
– Ну что ты, Саш, я ведь совсем не это имел в виду! – он опустился рядом со мной на колени и прижался. – Здесь, сейчас у меня нет ни жилья, ни, видимо, работы.
– А как же моя квартира? Ты же сам говорил, что считаешь мой дом своим. Так что сейчас переменилось? – я спрашивал, но уже давно знал все ответы.
– Я не знаю. Не знаю, что изменилось!
Он уронил голову на мои колени и снова заплакал. Я рассеянно перебирал прядки его золотистых волос и думал лишь о том, что и этот чудесный малыш вскоре исчезнет из моей жизни. Похоже, пора привыкать к такому раскладу.
– Ты все еще хочешь в Москву?
Он не ответил. Я продолжал гладить его по голове, пока он не успокоился. Мы легли спать и вскоре оба уснули. Спали беспробудным тяжелым сном до самого утра. Едва я успел открыть глаза, как он меня спрашивает:
– Ты же поедешь со мной, да? Один я там не выживу!
Он очень хотел услышать положительный ответ, в радостном ожидании смотрел на меня, поджав губы. Но я не мог! Не мог снова вернуться в город, в котором все потерял! Я собирался отказать ему. Я собирался отпустить его, как когда-то отпустил Илью. Как когда-то отпустил Майки…
И я сказал:
– Нет.
***
– Скажи мне, что ты видишь? Вот сейчас, когда я рассказываю тебе все это? – он всегда так, как напьется, так сразу начнет верить в то, что я что-то вижу.
– Ты серьезно хочешь знать?
– Да, удиви меня снова! – он пытался прикурить сигарету, но руки дрожали. Я щелкнул своей зажигалкой и помог ему. Смотрю прямо в глаза и говорю:
– Знаешь, что я вижу? То, что ты редкостный дурак!
Пауза, которая поглотила весь шум бара, оставив только звук его сердцебиения. Он проглотил всю ругань, которую очень хотел обрушить на меня и только спросил:
– Почему?
– Потому что ты не должен мне рассказывать эту историю. Сейчас, а еще лучше два месяца назад, ты должен был сломя голову мчаться в аэропорт на первый рейс до Москвы и искать там свое маленькое чудо, – я откинулся на спинку стула. Футболисты все так же бегали по зеленому полю, посетителей набралось прилично, но никто не обращал на нас внимания. – Вот это было бы борьбой, о которой ты мне говорил. А двухмесячный неадекват в пьяном угаре – это удел слабаков. Все, ты доволен тем, что я вижу?
– Примерно, – усмехнулся он, все еще обдумывал мои слова. – То есть ты считаешь, что я мог все исправить?
– Абсолютно.
– А сейчас?
– И сейчас шансы есть. Вот если ты сегодня-завтра хорошенько отоспишься, приведешь себя в порядок, а вечером сядешь на самолет до Москвы, то на следующее утро позвонишь мне и скажешь «По гроб жизни тебе благодарен!»
– Хы! Да ты никак себя оракулом возомнил? – недоверчиво усмехнулся он.
Я пожал плечами:
– Саш, ты попросил, я сказал. Что еще? Хочешь, чтобы я помог тебе купить билет на самолет? Или ручкой на прощанье помахал?
– Нет, спасибо, я сам.
– Ну вот, другое дело, – я добил остатки пива в кружке, встал и протянул ему руку. – Давай, вставай, пойдем?
– Прямо сейчас?
– А ты хотел еще пару лет подождать?
– Нет, но…
– Александр, – самым серьезным тоном сказал я. – Ты любишь Виталю?
– Да, люблю!
– Тогда иди и найди его. Ты и так слишком долго думал вместо того, чтобы взять и сделать.
Сашка поднялся на ноги, правда, весьма нетвердо, и мы вместе вышли на свежий ночной воздух. Пока я вел его к такси, он смотрел на меня, а потом усмехнулся:
– Ты знаешь, вы с ним ровесники.
– Да, Сань, я понял это уже.
– Откуда ты все знаешь?
– Сейчас не это важно. Давай, садись, – я открыл дверь машины, усадил его и забрался рядом. – Российская, 179, пожалуйста.
– Ты собрался проводить меня до дома?
– Да, а то еще канешь в какие-нибудь пьяные бездны. Только до двери квартиры, не дальше.
Когда такси подъехало к Сашкиному подъезду, он уже крепко спал, уронив голову на мое плечо. Еле растолкав его, мы кое-как дошли до квартиры, я открыл дверь и провел в спальню. Уложил и снял с него ботинки. Саша спал.
Я включил настольную лампу. На прикроватной тумбочке стояла фотография в рамке, на которой он с Виталиком выглядели очень счастливыми. Я долго смотрел на них и… понял, почему все-таки прошел в его квартиру, хотя он мог спокойно дойти и сам.
Я обыскал тумбочки и столы, пока не нашел его паспорт. Затем открыл сайт аэропорта и забронировал билет на следующий вечер до Москвы. Потом достал из его штанов телефон, очень надеясь на то, что найду в нем московский номер Виталия. Номер был, значит, они все-таки поддерживают связь. Я отправил смс-ку (и плевать, что время четыре утра, а в мск вообще два ночи!): «Любимый, котенок мой, я лечу к тебе. Встреть меня ____ в ____! Люблю тебя больше жизни!» Поставил будильник, чтобы Сашка успел сделать все вовремя. Оставил длинную записку возле кровати и ушел, захлопнув дверь.
Когда я пришел домой, уже наступило утро
– Малыш, – послышалось откуда-то из-под одеяла, – ты чего так поздно?
– Хэппи-энд того стоит, – ответил я, забираясь к нему поближе.
– Все в порядке?
– Почти, – я прикрыл глаза и уткнулся в теплое плечо. – Вот когда он позвонит мне и скажет: «По гроб жизни тебе благодарен!», вот тогда будет все прекрасно.
Через несколько дней, немного позже, чем я ожидал, Сашка позвонил.
– Ну что, пришло время говорить ту самую фразочку? – смеется он.
– Не обязательно, Сань! Ты как там?
– Я остаюсь в Москве. Пока снимаем квартиру, потом свою продам, а там будем стараться…
– Ты с Виталиком?
– Да, – он замолчал, я тоже ничего не говорил. Потом я услышал шмыганье носом и нервный смех.
– Ты уж не тупи больше. Москва ведь ни при чем. Быть счастливым можно в любом месте.
– Да-да, – сквозь слезы улыбается, – с милым и в шалаше рай!
– Точно! Ты не теряйся, звони, пиши. Желательно, только с хорошими новостями.
– Да, ты тоже не теряйся. Пока?
– Пока. Береги себя и свой рай…
Произведение опубликовано с согласия автора
7 комментариев