Ешь, молись, еби

Вообще-то… - думал Донни, заложив руки за голову и пялясь в потолок.

Вообще-то, хваленый «флоридский монстр» мог бы трахаться и погрубее. Если ты пялишь шлюх, чтобы спустить на них пар, то какого хуя ты подаешь им руку, помогая выйти из машины, и извиняешься за синяки на шее?

А Лиланд подавал руку. И извинялся за синяки. И вообще, вел себя препаршиво. Ну… для сурового мафиози, которому полагалось есть младенцев живьем.

Он и ел. Если посчитать, сколько погибших, проданных в рабство и разобранных на органы людей было на совести Лиланда, цифры получались ужасающими. Но бизнес – это бизнес, а простая жизнь – это простая жизнь.

Лиланд был бракованным, но пытался отрегулировать свои заводские настройки. Пытался сделать так, чтобы они не мешали ему жить, работать и трахать свою прелестную рыжую женушку без риска проломить ей череп.

В восемь утра, когда бабы вымотались и заснули, а Донни сломал деревянную перекладину в изголовье постели, за которую хватался во время ебли, Лиланд изволил пресытиться и отойти ко сну. Сделал он это на другом этаже, не выгоняя шлюх, а просто удалившись от вяло разбросанных по кровати конечностей и звуков, которые они издавали.

Одна из тёлок храпела.

Донни лежал и смотрел в потолок.

Все его тело было тяжелым, словно в кости залили свинец, но в целом – это было лучшее, чего стоило ожидать после такой ночи. Донни легко справлялся с амфетаминовыми отходняками – ему не приходилось ни накуриваться, ни попускаться таблетками. А в этот раз и попускать нечего было. После минета Лиланд предложил ему остаться, а к «остаться» прилагались шампанское, секс и дорожки, которые одну за другой тянула клубная шобла. Но Донни был ответственным парнем и нахреначиваться не рискнул.

- Кокс не буду, - сказал он Лиланду. Но сказал как-то слабо, теряя волю, неспособный уже терпеть. Чертова Саша и её «сухой закон»… - Есть амф?

Свою единственную дорожку он принял с руки Лиланда. Тот разровнял трек на тыльной стороне ладони, а Донни, стоя на коленях и зажимая одну ноздрю, втянул в себя порох; а затем стоял, оглушенный, словно отращивая крылья за спиной, и прижимался щекой к руке Лиланда. И неважно, что порох должен был подействовать минут через десять-пятнадцать; неважно, что шлюхи смеялись, а за спиной кто-то ворчал – геи-де не люди, грохнуть педика… Неважно, неважно!

Это была классная ночь.

Когда его дернули за руку, едва не вырвав из сустава ладонь, когда швырнули спиной на стену и грубо впились губами в приоткрытый, почти безвольный рот, Донни чуть не умер от кайфа. От того, что со своей возлюбленной Лиланд никогда так не сделает – с Джульеттой он всегда сдерживается, боится ей навредить, боится тронуть её, словно она – бесценная фарфоровая ваза, на которую даже дышать нельзя.

С Джульеттой они занимались любовью в скучнейшей миссионерской позе, а с Донни – трахались так, что чуть не вывихнули ему руку и не сломали кровать. И это было… так честно! Так искренне. Честнее и искреннее, чем всё, что делал Лиланд в рамках своего брачного договора.

В эту ночь Донни почувствовал, как Лиланд ему приоткрывается, и это было такое бесстыдное, сладкое, умопомрачительное порно, словно на секунду Донни протиснулся ему прямо в мозг.

А потом… потом было утро. И свинцовая усталость, наполнившая тело Донни с головы до ног.

Не-е-ет… - подумал он.

Никаких отходняков. Он не нарк, он выше этого. Он не гоняет марафоны, он даже может бросить, если пожелает. Значит, и сейчас это – не отходняк с одного трека, а последствия бессонной ночи и лютого секса, после которого на нем останется дюжина синяков.

Повторив это дважды (для надежности), Донни стащил себя с кровати и наконец-то встал. Нашел трусы и униформенную рубашку с эмблемой клуба; кое-как, путаясь в ногах, натянул штаны. Хорошо бы сейчас покинуть комнату, - подумал он. Проверить, много ли в доме охраны, и куда ему позволят дойти…

Дверь комнаты вела в крошечный белоснежный зал, где на такой же крошечной белоснежной софе сидела Джульетта. Когда дверь распахнулась, она подняла голову, и завиток длинных рыжих волос скользнул по шее, перечеркнув ключицу и упав в ложбинку между крупных грудей.

- Привет, - сказала Джульетта. - Занятно. Я всё думала – когда же он перейдет на мужиков?

* * *

Вживую она была ещё красивее. Если на видео с камер красота Джульетты была какой-то выверенной, сбалансированной, как красота элитного суперкара, то в жизни её внешность была пронзительной, как если бы суперкар взорвали к хренам. Ни курносый крохотный нос, ни бледная кожа не портили Джульетту, напротив – каждая её черта так гармонично сочеталась с другими, словно над её созданием трудились лично Бог и здоровенный цех ангелов-разработчиков. Ну, или кто там отвечает за дизайн, экстерьер и прочие заводские настройки человеческих самок.

- Видно, Джеймсу надоело избивать девушек, - сказала Джульетта. В её голосе не было язвительности или сарказма. Просто голос усталой молодой женщины. – Теперь он избивает шлюх другого пола.

- Он меня не избивал, - сказал Донни, закатывая рукава рубашки. Потом одернул воротник, скрывая багровое полукружье на шее – след от укуса. Лиланд из него чуть кусок мяса не вырвал. – Мне нравится жесткий секс.

- Может, останешься у нас жить? – спросила Джульетта. – Будешь мальчиком для битья.

- Ты всем шлюхам это предлагаешь? – уточнил Донни, взяв за спинку белоснежный стул и подтащив его к софе. Перебросил ногу через сидушку, устроившись на спинке локтями.

- Только тем, которых он не перешибет одним пальцем, - сказала Джульетта.

Интересно, - подумал Донни, - может, она вышла замуж без принуждения? Бывает же такое – молодая девчонка влюбляется и поддается порыву, а потом жалеет…

Нет, - отвечала Джульетта каждым своим взглядом, каждым движением, каждым жестом, в котором скользило плохо скрытое отвращение и страх. Вряд ли агрессия, спрятанная в Лиланде, была для неё сюрпризом. Черт знает, чем её принудили к браку, но это точно была не любовь. Красавицу выдали за чудовище, и эта красавица отнюдь не планировала его спасать. Скорее, ободрала бы лепестки волшебной розы, чтобы поскорее стать безутешной вдовой.

Подумав об этом, Донни медленно положил ладонь себе на шею. Слегка потер пальцами мочку уха, а потом скользнул ими вниз, пройдясь по синяку от укуса и воротнику рубашки.

Джульетта замерла. Напряглась всем телом, словно её парализовало – с распахнутыми глазами и немым взглядом, в котором ужас столкнулся с возбуждением и восторгом.

- Ты…

Любой, кто хотя бы раз виделся с Сашей Ристич, узнает этот жест.

Джульетта резко встала и взяла Донни за руку. Стиснула в ладони кончики его пальцев, отвернулась и потащила за собой.

- Пойдем. На веранде сейчас прохладно, выпьем кофе.

Телохранители, пару раз попадавшиеся им по пути к веранде, отреагировали на Донни довольно вяло. Конечно, к ним с Джульеттой тут же приставили наблюдение, но цепляться и орать «босс не велел!» никто не рискнул. Видимо, если хозяйская жена хочет таскать по дому шлюх – она имеет на то право. Слово Джульетты было законом – до тех пор, пока оно не противоречило слову Лиланда.

Когда пожилая горничная принесла им кофе, Донни отодвинул свою чашку и спросил:

- Не боишься, что мы его разбудим?

Джульетта обхватила чашку двумя руками – словно пыталась согреться.

- У Джеймса дела. Уехал час назад.

Какое-то время они молчали. Морской бриз пробирал до костей – Донни даже удивился. Конечно, это Форт Майерс, а не Майами, но весна тут обычно напоминает адский костер, в который черти то и дело подбрасывают дровишек.

Не сделав ни глотка, Джульетта оторвала взгляд от кофейной чашки.

- Это ты должен?.. – она помолчала. Потом зябко повела плечом. – Скоро?

Донни задумчиво наклонил голову.

- Тут безопасно?

Джульетта несколько секунд смотрела на полосу прибоя, а затем кивнула.

- Лиланд обновляет систему безопасности, - сказала она. - На веранде аппаратуру уже сняли, а новую еще не поставили. Потому мы пришли сюда.

Она не выглядела несчастной. Она выглядела… смертельно усталой. Её мужик её даже не бил, а Джульетта его так ненавидела, что желала смерти.

- Это я, - сказал Донни, отвечая на её первый вопрос.

А потом добавил:

- Скоро.

Джульетта даже не улыбнулась. Так – едва дернула уголком рта, обозначив интерес. Руки её вяло лежали на поверхности стола, и каждая линия тела выглядела мягкой, словно оплывшей. Похоже, у Джульетты не было сил даже на то, чтобы просто сидеть и планировать смерть своего возлюбленного супруга.

Глядя на неё, Донни не выдержал и сказал:

- Он не хочет тебя обижать.

Это было правдой.

Джульетта оторвала взгляд от своих ногтей и внимательно заглянула Донни в лицо. Глаза у неё были пронзительно зеленые, с несколькими рыжеватыми мазками. По контуру их обрамляли серебристые тени.

- Я знаю, - сказала Джульетта, и голос её был скорее удивленным, чем утверждающим. – Думаешь, мне от этого легче?

Донни наклонил голову, пытаясь её понять. Сжал и распрямил пальцы на левой руке – той, которую Лиланд ему вчера чуть не вывихнул. Джульетта на него уже не смотрела, развернув голову и наблюдая за линией пляжа. Дом стоял на берегу – можно дойти до воды босиком.

- Однажды я застряла в пробке на перекрестке Первой и Эванс-авеню, - задумчиво сказала Джульетта, не отрывая взгляда от полоски песка. Море соприкасалось с ней, как синяя и белая ленты, сшитые вместе на диковинном платье. – Джеймс возвращался из Италии, а я застряла в гребаной пробке.

Донни молчал.

- Я опоздала на двадцать три минуты, - продолжала Джульетта. – Заехала, припарковалась… А Джеймс меня уже ждал.

Полоса прибоя казалась безжизненной. Только задумчиво вздыхал бриз, да иногда доносился гул моря, приглушенный голосом Джульетты и шумом города за их спиной.

- Он подошел к машине и так на меня посмотрел… Укоряюще, наверное, - она нервно усмехнулась, а затем провела пальцами по ободку чашки. Словно пыталась успокоиться. – Потом он ударил. Просто кулаком, без обмотки, перчатки или чего-то такого… он же не готовится к этому. Ударил прямо в лобовуху. И…

Донни задержал дыхание. Он знал, что бывает, если один раз ударить кулаком в лобовуху, но все равно вдохнул и замер на мгновение.

- … и ничего не случилось, - закончила Джульетта. Голос ее дрожал. – Потом он ударил снова, до первых трещин. Потом еще, еще… на четвертом ударе стекло промялось, стало белым от трещинок. А он продолжал бить. Он бил и бил, и кулаки у него были рассажены в кровь, а он пробил стекло насквозь. Оно все было таким белым… а он просунул руки внутрь и начал выдирать его ломтями – кусок за куском. Раскурочил всю лобовуху, и я думала…

Голос Джульетты задрожал так, что ей пришлось закусить губу.

Донни молчал.

Джульетта молчала тоже.

Прибой шептал им о чем-то, но его никто не слушал.

- Я думала… - тихо, почти плачуще сказала Джульетта. – Думала, он разделается с лобовухой, просунет руки вовнутрь, ухватит меня за шею и выволочет из машины. И продолжит бить. Он весь был в крови – по локоть, в своей собственной кровище, представляешь? Но как будто не чувствовал. Ему потом швы накладывали…

Донни вдруг подумал: он подходит Лиланду больше. Он, а не красивая рыжая девчонка, которая боится его до усрачки. Лиланду не пришлось бы с ним сдерживаться, подавлять своего внутреннего зверя и думать о том, что он делает, что говорит, как ведет себя в ту или иную секунду.

Этот брак был пыткой для обоих супругов, а с Донни Лиланд мог бы расслабиться и быть собой. Мафиозным чудовищем, с которым Донни готов был смириться. Готов был жить с ним, отсасывать ему по утрам, а синяки прятать под тонкой летней одеждой.

Вместо того, чтобы высказать это вслух, Донни накрыл рукой прохладную девичью ладошку.

Джульетта нервно вздохнула.

- Я думала, Джеймс меня убьет, - прошептала она. – А он разделался с лобовухой, отвернулся и ушел в дом. И ничего не сказал…

Донни стиснул её пальцы, молча поглаживая тыльную сторону её ладони. Как будто Джульетта нуждалась в утешении, а не в киллере.

Чуть помолчав, он сказал:

- Лиланд не причинил тебе вреда. Это главное.

Джульетта качнула головой, и глаза её казались мертвыми, словно выгоревшими на ослепительном солнце Форта Майерс.

- Ты не понимаешь... не представляешь, как это, - торопливо сказала она. - Не понимаешь, кто он такой. Когда он смотрит на тебя и делает это всё... в какой-то момент ты думаешь: наверное, я заслужила это.

- Разбитую лобовуху? – невнимательно откликнулся Донни, лаская её руку так, словно собрался сменить гомосексуальную ориентацию на гетеросексуальную.

Жаль, что это так не работает.

- Заслужила страдать, - тихо сказала Джульетта. – Заслужила, чтобы он меня убил.

Прибой шумел. Солнце тянулось ввысь, и воздух постепенно нагревался, раскаляя песок на пляже. Пробежаться по нему босиком – значит, оставить на песке кожу и куски спекшегося мяса, как Гензель и Гретель оставляли за собой крошки.

Помолчав, Джульетта подняла голову и заглянула Донни в лицо.

- В феврале его подстрелили, - сказала она. - Три пули… И охрану всю тоже расстреляли. А он добрался домой и упал, весь в крови, и сердце как отбойный молоток… То ли проломит ребра, то ли вот-вот остановится.

Донни усмехнулся краем рта. Бедный киллер… всю охрану положил, даже в Лиланда всадил три пули, а гонорар всё равно не отработал.

Джульетта смотрела на него своими пронзительно-зелеными глазами, и рыжеватые пятна в них выглядели, как осенние мазки на пожухшей листве.

- Я хотела его убить, - сказала она. – Джеймс и так был почти мертвый. Я могла положить ему на лицо подушку и немного подержать. И всё.

Но она не смогла.

- Но я не смогла…

Донни перевернул её руку, а затем провел большим пальцем по внутренней стороне ладони. И сказал:

- Я смогу.

* * *

Больше они не разговаривали.

Вместо этого с ними беседовал прибой.

Иногда, когда Донни паршиво себя вел, Саша говорила: «Мне будет не хватать моего мальчика, если его поймают и экстрадируют в Техас.»

Донни и сам понимал, что его уголовное творчество уже давно тянет на вышку. Если его возьмут где-то в районе Майами-бич или Форта Майерс, то сперва внесут в список из четырех сотен смертников, а потом, скорей всего, перетрут с властями Техаса и отправят его туда. В отличие от Флориды, где на четырехсот заключенных производили всего несколько казней в год, в Техасе и очередь была меньше, и казней – больше. Натворил дел – знай, где тебе воздадут по заслугам. Это вам не какой-нибудь Нью-Гэмпшир или Канзас. Это Техас, детка. В Техасе любят убивать людей почти так же сильно, как это любит Донни.

Когда Саша заговаривала об экстрадиции в Техас, то подразумевала следующее: если Донни снова напортачит, то она лично сдаст его властям и отправит туда, где ему введут лошадиную дозу пентобарбитала.

Саша знала, что даже в этом случае Донни не сдаст ни её, ни её людей. Не запоет соловьем, а просто отсидит положенный срок и сдохнет, когда придет его час.

Когда Донни вернулся домой после перепиха с Лиландом, Саша ждала его там, закинув ногу за ногу и разбросав по всему лофту свои лабутены. Она, конечно же, знала всё. Что Донни нарушил её приказ сидеть дома и следить. Что сунулся к Лиланду. Что снюхал с его руки дорожку. Что трахался с ним. Что был в его доме и беседовал с его женой.

Мысленно Донни уже смирился с неизбежностью своей экстрадиции в Техас.

Не опускаясь до угроз, Саша окинула его долгим взглядом, а потом развернула голову к мониторам. На одном из них Джульетта вычесывала свои рыжие кудри, и Саша рассматривала её с таким интересом, словно это было важнее, чем накосячивший киллер. Донни немного постоял у неё за спиной, а затем пошел отсыпаться.

* * *

Истинные масштабы своего косяка Донни понял только через пару дней.

Поведение Джульетты изменилось. Словно у неё открылось второе дыхание, словно она стала бессмертной и крылатой, ну, или какими там бывают ирландские фурии? Или фурии не из Ирландии?..

Донни не очень хорошо разбирался в национальной мифологии.

В людях он разбирался немного лучше. Достаточно для того, чтобы понять: Лиланд заметит эти изменения и отреагирует на них.

Еще двое суток Донни ждал, затаив дыхание. Он был чист, трезв и почти даже бодр – как будто хотел на триста процентов быть готов к моменту, когда начнется его персональный апокалипсис.

Апокалипсис начался в среду, в три часа пополудни, когда начальник службы безопасности принес Лиланду отчет о перемещениях его жены. Раньше Лиланд не отслеживал её авто, довольствуясь тем, что Джульетта вовремя приезжает домой и караулит его под дверью. Но теперь… теперь он понял, что круг её интересов расширился, и сейчас в него входят не только бабские кружки, встречи с подружками и фитнес-центр.

Он не знал, что новым интересом Джульетты стала дружба с мафией, но решил проверить её перемещения.

И обнаружил то, чего не должен был обнаружить.

- Ритц-Карлтон? Хорошо, хорошо… - Лиланд потер пальцами переносицу, сдвинув очки. Потом встал. - Я догадывался, что она с кем-то спит, но надеялся, что они делают это в месте пооригинальнее…

Похоже, люксовый Ритц-Карлтон казался ему чем-то пошлым – почти как привычка разъезжать на бентли. Таким кичатся только новички, заработавшие свой первый миллион и дорвавшиеся до дорогих отелей, дорогих шмоток и дорогих тачек.

«Комната в Ритц-Карлтоне… да, подтверди бронь.»

Ха, - подумал Донни.

Ха…

 «Бронь в Ритц-Карлтоне? Хорошо… Подготовил документы по контракту с итальяшками? Нет, нет, сейчас подъеду…»

Лиланд зря подозревал Джульетту в том, что она завела себе любовника.

«- … а побочные жертвы? Ты видела хоть одного киллера, который действовал бы так грязно?!

- Джульетта не пострадает.

- Кто?..»

Сначала Донни набрал все Сашины номера, к которым у него был доступ. Потом, нарвавшись исключительно на автоответчики («Привет… Кем бы ты ни был – если звонишь по делу, советую уложиться в тридцать секунд. Бай-бай!»), Донни наспех оделся, подхватил ключи от своего доджа и рванул во двор.

Судя по показаниям gps-жучков, расстояние от Лиланда до единственного Ритц-Карлтона в Форте Майерс было немного больше, чем от квартиры Донни. Чтобы увеличить свои шансы, Донни гнал как полоумный, спровоцировал мелкую аварию на Вандербилт-драйв и чуть не привлек внимание копов.

На поиски конкретного номера и ключ-карты от него ушли все сэкономленные на дороге тринадцать минут. Донни распахнул дверь с ноги и влетел в номер с таким лицом, словно его со спины пригрели ядерной ракетой.

Саша валялась на животе поперек кровати и болтала ногами. Из одежды на ней были только чулки. Когда Донни ворвался в комнату, она обернулась.

- Мой мальчик совсем оборзел? Донни, сладкий, какого ху…

Донни подобрал с пола её черную водолазку и швырнул на постель.

- Лиланд будет тут минуты через три. Одевайся и уходи через балкон, если не хочешь большую мафиозную разборку со стрельбой и кровищей на потолке.

Джульетта натянула простыню, пытаясь скрыть то, что по паспорту предназначалось только и исключительно для глаз Лиланда. Её округлые плечи и крупная грудь, едва прикрытая тканью, выглядели молочно-белыми и потрясающе гладкими. На мгновение Донни захотелось к ним прикоснуться.

- Ты уверен? – спросила Саша, уже застегивая лифчик и натягивая поверх него водолазку. – С чего бы Лиланду…

- Он знает, - отрезал Донни. И принялся расстегивать рубашку одной рукой и штаны - другой. – Скоро будет тут.

- Тогда какого черта ты делаешь?

Джульетта смотрела на них… не испуганно, нет. Пожалуй, это было удивление – её тонко очерченные брови были приподняты, а глаза – широко распахнуты. Она не пыталась ни одеться, ни даже спрыгнуть с постели, словно её парализовало и пригвоздило к месту.

- Лиланд уже знает, что Джульетта здесь не одна, - сказал Донни, сбрасывая рубашку и распахивая дверь ванной. Открутил кран и повозил по себе мокрыми ладонями, взбил пальцами бесцветные лохмы на башке, изображая человека, только что принявшего душ. – Если он увидит тебя, всё закончится мафиозной войной, в которой вы раздолбаете половину города. А я с ним либо договорюсь, либо…

Саша застегнула ширинку своих капри и подхватила с пола лаковый ремешок. Сегодня – желтый. Потом распахнула балконную дверь и осмотрелась, решая, кого из соседей обрадовать своим визитом. А потом – глянула через плечо.

- Либо?

- Либо я его убью, - сказал Донни. План был тот же, что и в клубе: ни оружия, ни путей для отступления. Он убьет Лиланда, а потом охранники Лиланда убьют его. Живым Донни им не дастся.

Саша это поняла. Мазнула взглядом по его лицу, одной рукой пригладив свои черные кудри, а потом кивнула и захлопнула за собой дверь балкона.

* * *

Донни не боялся смерти.

Он вообще мало чего боялся.

Когда в номер ввалились телохранители Лиланда, тыча пушками во все стороны, Донни с абсолютным равнодушием ласкал языком сосок Джульетты. Та сыграла свою роль вполне достоверно – взвизгнула и отскочила на край постели, поддернув простыню до самых ушей.

Как будто сейчас Лиланд и впрямь мог её убить.

А может, и вправду мог. Почему нет? Если за опоздание он казнил её тачку, то за измену мог казнить её саму.

- Ты, - сказал Лиланд, неторопливо войдя в комнату. Носком белоснежного кроссовка брезгливо отбросил джинсы Донни, а затем поднял на него взгляд. – Вы все. Вон.

Его охранники посомневались, а потом ощупали Донни на предмет оружия, осмотрели балкон и ванную, не нашли ничего подозрительного и покинули номер.

Джульетта сидела в уголке кровати, обмерев, и, кажется, даже не дышала. Еще никогда она не была так близка к смерти, как сейчас. Даже Донни это почувствовал.

- Разве ты не гей? – спросил Лиланд, переступая через разбросанную на полу одежду. У него было спокойное, идеально хладнокровное лицо. Наверное, с таким же лицом он истреблял мексиканские картели, которые мешали его темным делишкам.

- Только по выходным, - сказал Донни. Уселся на кровати, а потом свесился с неё, отыскивая свои трусы.

- Ты знаешь, кто я? – спросил Лиланд.

Это был хороший знак. Раз он еще владел собой настолько, что мог говорить, значит, шансы Джульетты на выживание были довольно высокими.

- Я знаю, что ты можешь убить нас обоих сотней способов, - ответил Донни. И натянул трусы. А затем встал.

- И у тебя все равно хватило борзости трахать мою жену?

Кажется, Лиланд удивился. По крайней мере, изумление в его голосе было вполне искренним.

- Ты же сам говорил, - протянул Донни. – То ли я без комплексов, то ли без мозгов.

Он стоял аккурат между Лиландом и Джульеттой. Даже если у Лиланда под пиджаком пистолет, грохнуть свою возлюбленную он не успеет.

Не раньше, чем Донни сломает ему обе руки и нос.

- Значит, мозгов все-таки не завезли, - усмехнулся Лиланд.

А потом посмотрел на Донни таким взглядом, что тот чуть сам себе не сломал обе руки и нос.

«Ты не понимаешь... не представляешь, как это. Не понимаешь, кто он такой.»

Донни смотрел, смотрел… И Лиланд смотрел тоже. В какую-то секунду Донни показалось, что они в этой комнате одни, и рядом нет ни трясущейся Джульетты, ни убегающей Саши, ни телохранителей за дверью.

«Когда он смотрит на тебя, и делает это всё... в какой-то момент ты думаешь: наверное, я заслужила это».

Донни скользнул кончиком языка по губам, хотя они от этого, кажется, пересохли ещё сильнее. Слиплись намертво, словно он сутки не пил, словно брел по пустыне и вот-вот должен был умереть.

- Твоя женщина тебя боится, - медленно сказал Донни, не отрывая взгляда от Лиланда. – Боится каждый раз, когда устает хлопотать на кухне и хочет купить что-нибудь магазинное. Боится каждый раз, когда застревает в пробке. Когда ты притаскиваешь шлюх и лупишь ими об стены. Когда у тебя мигрень, и за любой писк ты готов убить. Как думаешь – это странно, что при таком раскладе Джульетта нашла себе нормального мужика?

В какое-то мгновение Донни казалось, что Лиланд его ударит. Его губы скривились, а глаза запали еще глубже – блеклые, страшные, дикие глаза бракованного человека. Который очень, очень сильно хочет быть нормальным… но не знает, как.

- Я никогда, - раздельно произнес Лиланд, глядя ему в лицо. – Никогда. Не делал ей. Больно.

- А где гарантии, что не сделаешь? – Донни усмехнулся. А потом сделал шаг вперед – полуголый, с мягкой светлой кожей, едва позолоченной солнцем Флориды. – Хватит её мучить, мужик. Хочешь сорвать на ком-нибудь злость – сорви на мне.

Джульетта не плакала. Она, кажется, даже дышать перестала – так пристально наблюдала за тем, что разворачивалось на её глазах.

- Отошли своих парней, - сказал Донни. А затем в отчаянном, безбожно смелом порыве положил ладони на чужую шею, пытаясь привлечь Лиланда к себе. Тот не привлекся – только закаменел под ладонями, как тогда, в клубе. Когда пытался скрыть свое неравнодушие, слишком явно оттопырившее ему штаны. – Отошли их, а потом делай со мной, что захочешь.

Лиланд усмехнулся, но как-то медленно – сначала уголки его губ дрогнули, а затем приподнялись, обозначая улыбку.

- Отослать своих парней… - сказал он, глядя Донни в глаза, - … чтобы ты мог убить меня без хлопот?

Донни не дрогнул. Не выразил своего замешательства ни взглядом, ни мимикой – словно и выражать было нечего. Ни брови, ни мягкие пересохшие губы, ни вечно настороженная складка на лбу не выдали его.

А вот Джульетта не выдержала и разрыдалась, обхватив руками плечи и мысленно похоронив себя вместе с простыней.

- Думаешь, я так глуп, что не слежу за своими главными конкурентами? – дружелюбно уточнил Лиланд. Ладони Донни все еще покоились на его шее, но Лиланд не предпринял ровным счетом ничего, чтобы их убрать. – Я знаю все ключевые фигуры, которыми играет свою партию Саша Ристич. Было бы странно, если бы я не знал тебя в лицо.

Донни смотрел ему в глаза, нежно обнимая ладонями за шею, и понимал, в какое глубокое дерьмо он вляпался. Саша, наверное, должна была оторвать ему голову, и пожалела только чудом. Сунуться в постель к Лиланду, даже не подумав, что он может тебя знать…

Боже.

Безмозглый уебок.

- И когда ты согласился на отсос…

- Я знаю, как ты работаешь. Читал твое досье, - Лиланд усмехнулся. Он не сдвинулся с места, не поднял руки, не сделал ровным счетом ничего, а у Донни почему-то затряслись поджилки. Словно это не он тут был величайшим умельцем по части убийств.

Словно это не его руки лежали сейчас на шее Лиланда.

- Если бы ты хотел меня убить, я был бы мертв раньше, чем мои парни что-то заподозрили, - дружелюбно сказал Лиланд. – Но раз ты рухнул на колени и решил мне отсосать, значит, дело было в чем-то другом.

Донни медленно скользнул пальцами по его шее, а затем ниже, по небрежно расстегнутому вороту рубашки. Опустил руки, позволив им плетьми повиснуть вдоль тела.

Джульетта тихо всхлипывала за его спиной.

- Обещай, что не тронешь её, - сказал Донни, делая шаг назад.

Лиланд положил руки на ремень и медленно расстегнул пряжку. Потащил упругую кожаную ленту из шлевок, а затем позволил её краю соскользнуть на пол и свиться в кольцо.

- Обещай, - повторил Донни.

Его лицо было спокойным – как у человека, абсолютно уверенного в своей правоте. Складка на лбу разгладилась, и даже брови не выражали того тревожного, привычного ему состояния, в котором Донни находился девяносто процентов своей жизни.

Одним движением Лиланд сложил ремень в упругую хлесткую петлю и взял его правой рукой. А затем сказал:

- Обещаю.

И наотмашь ударил Донни по лицу.

Чтобы впервые симулировать проблему с легкими, Донни выковырял из старой компьютерной клавиатуры несколько клавиш, а потом развел из них маленький костер на дне стеклянной бутылки. В бутылку он вставил соломинку, и через неё вдыхал дым.

Тот врач…

Донни впервые увидел, как кому-то может быть не всё равно.

Наверное, врач даже не особо старался. В конце концов, Донни – не первый и не последний торчок с подозрением на мелкоочаговый туберкулез, который прошел через его руки. Но на приеме Донни выглядел так подавленно, что врач проникся его трагедией. И потянулся к нему, как завороженный.

Они переспали (раз или два), а потом Донни уехал из Оклахомы.

В тот раз он впервые почувствовал, как это: когда твоя жизнь чего-то стоит. Тот врач не знал его, как человека и личность, но его все равно волновало, сдохнет Донни или нет. Это было… восхитительно. Восхитительнее всего, с чем Донни сталкивался за всю свою жизнь. Подсесть на такое – раз плюнуть, и уже через месяц он жег в бутылке кусочки резины и давился вонючей черной гарью.

Переспать со следующим врачом не удалось, но это было и не нужно. Донни получил главное: ощущение, что он – не просто зеркальное трюмо. Не декорация, на фоне которой разворачиваются действительно стоящие события. В тот день Донни почувствовал, что его жизнь чего-то стоит.

Когда Лиланд принял его предложение – наказать его, но не трогать Джульетту, - Донни закрыл глаза и улыбнулся краем губ. Это было круче, чем все врачи мира.

Он.

Что-то.

Значил.

Лиланд ударил его по лицу, и Джульетта заорала, как резаная, а затем принялась скулить и рыдать, забившись в угол кровати. Донни не разделял её панических настроений. Напротив – внутри него все раскрылось и потянулось к солнцу, словно он только сейчас почувствовал себя живым. Теперь он был нужен сразу двоим людям – Лиланду, который яростно лупил его ремнем, оставляя розовые отметины на плечах и груди, и Джульетте, которую могли убить за измену. Но теперь – не убьют.

Все благодаря Донни.

Самому важному человеку в этой комнате.

Безмозглому ублюдку, жизнь которого внезапно обрела смысл.

Отвесив несколько ударов, Лиланд ухватил его за волосы и развернул, швыряя лицом на постель. На щеке у Донни вздувалась алая полоса, волосы упали на лоб, но всё это было неважно. Донни улыбался и дрожал всем телом – не от страха, а от мучительного, злобного возбуждения, из-за которого его член окреп, а мышцы ходили ходуном, словно натянутые струны.

Его ударили ремнем по спине. И снова. И еще раз. Лиланд не издал ни звука, только бил и бил – упоительно, с силой, с восторгом, словно дорвавшись до того, без чего его жизнь не могла быть счастливой. А затем набросил ремень на шею Донни, затянув кожаную петлю, и опустился на колени, торопливо расстегивая ширинку и стаскивая с Донни трусы.

Джульетта рыдала.

Солнце опускалось к горизонту, и теперь его лучи били в окно, словно свет прожекторов.

Когда Донни насиловали, он ощущал себя самым счастливым человеком на земле. И ни солнце, ни сдавленные всхлипы Джульетты не могли испортить бесконечно долгие – раз-два-три, и так до бесконечности, - секунды оргазма.

Они сидели на пляже расхристанные, босиком, пялились на рассвет и курили. И Донни впервые чувствовал себя без наркоты таким бодрым, что хотелось орать.

- … Астрид Брук?

- Бухгалтерша, которая слишком много знала? М-м-м… Да, моя. Взорвал тросы, когда она была в лифте. Вышло громко…

- Ага… Я смотрел новости.

С первого дня их отношений (или того, что с натяжкой можно было назвать отношениями) Лиланд установил несколько правил. Главное из них – Донни не станет мозолить Джульетте глаза. Это было не так уж сложно – дом Лиланда отошел Джульетте, а с Донни они встречались на небольшой вилле в пригороде Форта Майерс. Донни лично её обыскал, раскрутил и осмотрел все розетки, выключатели и плафоны, чтобы убедиться в отсутствии жучков.

- Та сенаторша от Висконсина?

- Не я. А вот сенаторша от Айовы – я.

- Тот случай с крышкой от багажника?

- Ага…

- Какая мерзость.

В первые дни Донни казалось, что их договоренность слишком наивна. Как бы Лиланд не сбрасывал пар, в итоге он собирался и уезжал домой, чтобы снова мучить Джульетту своей неврастенией и беспричинными приступами ярости.

Но прошла неделя – и оказалось, что их договоренность работает. Пусть и не совсем так, как ожидал Донни.

- Эй! Ты раздолбал своей жене лобовуху, а меня еще в чем-то обвиняешь?

- Я разбил ей стекло в тачке, а ты крышкой багажника разбил женщине голову.

- А ты натравил картель Хуареса на парней из Джорджии, и они устроили кровавую баню с полусотней жертв.

- Туше…

С тех пор, как в его жизни появился Донни, Лиланд не стал менее нервным. Во время отдыха его по-прежнему раздражал шум телевизора, он плохо спал, а иногда – мучился опоясывающими головными болями, адским кольцом сжавшими его череп.

Но изменилось кое-что другое.

Сперва Лиланд начал оставаться с Донни наедине, отсылая охрану. Видимо, решил, что Донни так в него влюблен, что не сможет убить. К счастью, Саша ничего не приказывала, и перед Донни не стояло никаких этических дилемм.

Саша вообще… Кажется, с того случая в отеле она его избегала. Не звонила, не доставала, убрала своих парней из лофта…

Сначала Донни волновался.

Потом перестал.

- … он был геем.

- Да не может быть!

- И у него не стоял. В общем, уболтал его на пару дорожек. Наш профессор не знал, что такая доза спидов, смешанная с «Сиалисом», гарантированно убьет ему сердце.

- Ты ему хотя бы отсосал?

- Да, мы неплохо порезвились…

Спустя несколько встреч, три литра алкоголя и десять часов умопомрачительной ебли, после которой голова шла кругом, а печень впадала в истерику, как при беге, Лиланд впервые остался в пригороде на всю ночь. Он так устал, что не проснулся даже тогда, когда Донни забросил ногу поверх его щиколоток и руку поперек груди. Это не было объятием – Донни дрых на спине, раскинувшись морской звездой и открыв рот. Никакие суровые мафиозо не мешали ему занять ровно столько кровати, сколько ему хотелось.

К счастью, Лиланд так устал во время секс-марафона, что проигнорировал ночной рейдерский захват.

На следующей неделе они провели вместе три ночи из семи. До шлюх Лиланд с тех пор не добирался, а к Джульетте приезжал все реже и реже – чем, несомненно, способствовал стабилизации её психики и укреплению нервов.

- … знаю его охрану. Своих нанимал из той же конторы. И как ты справился?

- Раскурочил фонарный столб и уронил на его порш. Ночь! Треск! У машин сработали сигналки…

- И телохранители рванули из дома – проверять, что случилось.

- А я тем временем…

- Глупая смерть.

- Весьма.

Готовить Донни не умел. Да и не пытался – заказывал пиццу, швырял ее на тарелку перед Лиландом и говорил: хоть насмерть меня потом забей, но сейчас – жри, что дают, и не выпендривайся.

Конечно же, Лиланд пиццу не одобрял. Но и жаловаться на «липкость», которая преследовала его в «покупной пище», не спешил. Более того – обезоруживающая прямота и бесстрашие Донни приводили не ко вспышке ярости, а к тому, что иногда Лиланд брался готовить сам. Мясо по-французски, овощи на гриле и черничные маффины у него выходили просто божественно.

Что бы там ни жрало его мозг – оно отступало, когда Лиланду не приходилось каждую секунду контролировать свое поведение. Может, Донни не был панацеей, но вполне мог сойти за уксусный компресс.

- … и как бы ты его убил?

- Подменил бы баристу и добавил таблетки от аллергии в его утренний кофе.

- Не понимаю…

- Он сидит на антидепрессантах.

- И?

- И у него на галстуке всегда тугой узел. Смесь из кофеина, антидепрессантов и антигистаминных, плюс пережатая яремная вена – равно сердечный приступ…

Теперь они с Лиландом виделись почти каждый день. Обсуждали мафиозную «Лигу Плюща», курили вместе и подолгу сидели на пляже, начерпав полную одежду песка и сбросив туфли.

- Как ты держишь столько всего в голове?

- А как ты держишь в страхе половину Америки?..

Иногда Донни казалось, что это – самые странные, отчаянные и счастливые отношения в его жизни. А может, и в жизни Лиланда тоже.

Это длилось почти месяц и, казалось, будет длиться до скончания лет. До тех пор, пока во Флориде не закончатся солнце, белый песок и темное пиво.

- Ого…

Этот голос Донни узнает из тысячи, даже если все они будут говорить ему в уши одновременно, шептать, кричать, сбивать его с толку.

Этот голос – особенный. Его нельзя не узнать.

- Поменял прическу? Тебе идет…

Донни взял с полки по одной упаковке бекона и нарезки пепперони, опустил их в синюю пластиковую корзинку и обернулся.

Саша сидела на лотке с мороженым и покачивала ногой. Волосы ее, закрученные мелкими кудряшками, казались пышными и совсем короткими. Морковно-рыжая помада – пронзительный мазок в стерильной белизне супермаркета.

Помедлив, Донни провел рукой по затылку. На днях он укоротил виски, а заодно – избавился от ненавистного церковноприходского пробора, уложив волосы каплей геля.

Такая же стрижка была у Лиланда, и теперь они с Донни были похожи, как две капли воды. Не только изъяном в мозгах, но и прической, и бесстрастными лицами, и черными шмотками под белые кеды... Словно это хорошо – быть похожим на кого-то.

Словно так и надо.

Помолчав, Саша спрыгнула на пол и подошла к Донни. Вскинула голову, внимательно высматривая что-то на его лице.

Потом улыбнулась.

- Возьми банку кукурузы, - сказала она. – Когда у Лиланда мигрень, он тоннами может жрать тосты с маслом, кукурузой и перцем чили.

Донни отвел глаза, избегая её взгляда. Словно отвык быть Сашиным мальчиком. Словно забыл, кому служит, и не хотел вспоминать.

- Откуда ты?..

- Когда начинается сезон мигреней, Лиланд мчится к своему врачу из «Милосердных сердец», - пояснила Саша, опустив ладонь на плечо Донни. Слегка приблизилась к нему, прижимаясь грудью. – Видела его, когда забежала к своему стоматологу…

«Милосердные сердца» - клиника для сильных и богатых мира сего. Особенно тех, чьи деньги замазаны кровью и кокаином. Тихая гавань, где в соседних палатах могут подправлять здоровье главы враждующих группировок, и откуда Донни ушел полтора месяца назад, разбив окно и напугав медсестер.

Цены в «Милосердных сердцах» были невероятными, бухгалтерия – обезличенной, а врачи с одинаковой охотой брались за огнестрел, записывая его под видом позвоночной грыжи, и сифилис, записывая его под видом ОРЗ.

Донни сглотнул, пытаясь усмирить внутреннюю дрожь.

Саша молчала. Не отдавала приказов, не требовала выполнить работу, на которую она подписала Донни полтора месяца назад.

Это не значило, что Саша и её партнеры передумали убивать Лиланда. Но это могло значить одно из двух – либо казнь отложили, позволив Донни насладиться медовым месяцем, либо для устранения Лиланда наняли других людей. Учитывая крайне малую вероятность первого варианта, Донни склонялся ко второму.

- Я… - медленно сказал он.

То, что щекотало его внутренности, с большой долей вероятности было обычным страхом. Донни боялся, что сию минуту Саша откроет рот и скажет: убей Лиланда. Сегодня же. Пойди и убей.

Он слаб, он беззащитен, он мучается мигренью и пускает тебя в свой дом. Возьми пистолет и нажми на курок!

Еще никогда ни у кого не было такого высокого, стопроцентного шанса избавиться от флоридского чудовища.

Сделает ли он это, если Саша прикажет?

Да, сделает.

Но Саша молчала. Она не спрашивала, может ли она доверять Донни – это был глупый вопрос. Она просто стояла, положив ладонь на его плечо, и разглядывала полку с мясной нарезкой. Потом спросила:

- Ну и как вы трахаетесь? Телохранители наблюдают, начальник охраны держит свечку?

Донни скривил уголок рта – пытался улыбнуться, но не смог себя пересилить.

- Никакой охраны, - сказал он.

- Никакой охраны в комнате?

- Никакой охраны в доме.

Саша помолчала, а потом взяла Донни под руку, разворачиваясь и спокойно увлекая его по извилистым дорожкам магазина.

- И как это происходит? Ты прилетаешь на крыльях любви, и Лиланд отсылает охрану в город?

Донни кивнул, молча следя за тем, как Саша берет с полки банку консервированной кукурузы и кладет в его корзину.

- А потом?

- Если я уезжаю, телохранители возвращаются, - сказал Донни. И добавил к кукурузе брусок сливочного масла. – Если уезжает Лиланд – звонит своим ребятам, чтобы его машину встретили на въезде в город. Не любит ждать, когда они доберутся…

Саша следовала за ним плечо к плечу – миниатюрная и прелестная, затянутая в черное трикотажное платье. Ничего необычного – просто красотка-европейка прогуливается с бойфрендом по магазину, выбирая продукты для романтического ужина.

- Почему он тебе доверяет? – спросила Саша, останавливаясь перед полкой с йогуртами. – Думает, что ты втрескался в него по уши?

Донни молчал. Рука с корзинкой ныла, хотя в ней даже не было ничего тяжелого.

- Боже… - протянула Саша, удивленно вскинув брови. – Да ты и правда втрескался в него по уши!

Донни молчал. Стиснул зубы и молчал, уже слыша, как она говорит: убей его, убей его, убей его сегодня! Убей его!

- И что, это как в каком-нибудь «Ешь, молись, люби»? – спросила Саша. – Только тебя не страстно любят, а страстно трахают?

- Ты же не представляешь, о чем это «Ешь, молись, люби», - пробормотал Донни, с трудом разлепив губы. Он знал ее киновкусы так же хорошо, как Милош знал её предпочтения в бизнесе. – Верно?

Саша двинула плечом.

- Все эти бабские сюжеты одинаковые: унылая телка живет своей унылой жизнью, а потом встречает ЕГО. И всё меняется.

- Чего ты хочешь от меня? – спросил Донни, не выдержав. – Чего?

Убей его, убей его, убей его!

Пусть она это скажет!

Пусть!

Тогда ему станет легче.

- Ничего… - протянула Саша. И отпустила его руку. – Просто не хочу, чтобы ты обманывался в природе ваших отношений. Когда тебе придется…

- Да, - сказал Донни. – Я знаю.

А потом отвернулся и пошел в сторону касс.

Тишина в доме была оглушительная. Как всегда, когда Лиланда мучали мигрени.

Донни кивнул охранникам, отпуская их, и убрал продукты в холодильник. Подумав, нагрел себе молока и взгромоздился с чашкой на подоконник, набрав по памяти номер Джульетты.

- Привет.

Говорить приходилось шепотом. Спальня Лиланда была на втором этаже, но вчера, когда Донни насвистывал «hit me, baby, one more time» и жарил себе омлет, Лиланд спустился в кухню и швырнул в него стакан, из которого запивал обезболивающие.

- Он что… - голос Джульетты дрогнул.

- Нет, нет, - Донни качнул головой, плечом прижимая мобильник к уху. – Он не едет. Я не для этого звоню.

В последнее время они сдавали Лиланда из рук в руки, словно разделив его на двоих. Вот только Джульетта его визитам не радовалась.

- Ты сейчас свободна? – спросил он. – Можешь говорить?

- Говорить могу, - тихо сказала Джульетта. – Саша заскочила на минуту, потом умчалась снова. Говорит – обед с каким-то Монтегю, нельзя опаздывать…

Донни отхлебнул молока, откинувшись коротко стриженным затылком на прохладное окно. Джульетта его не торопила. Видимо, поняла, что разговор предстоит серьезный.

- Что ты делаешь, когда он… - Донни помолчал, формулируя вопрос. Потом закрыл глаза. – У него опять боли. У Лиланда. Я могу как-то ему помочь?

Джульетта хмыкнула, и было в этом звуке что-то ожесточенное. Хладнокровное, словно у нее было больше общего с супругом, чем ей хотелось бы.

- Лучше помоги себе, - сказала она. – Пристрели его, пока он слабый.

Донни молчал. И думал о том, как глупо было на что-то надеяться. Когда Лиланд мучился мигренями, Джульетта думала не о том, как облегчить его боль, а о том, чтобы её ненароком не удавили. Страх за свою жизнь сильно смещает приоритеты.

Но Донни за свою жизнь не боялся.

Не дождавшись ответа, Джульетта почти выкрикнула в трубку:

- Почему? Почему ты не можешь его убить?

Донни сделал еще глоток, сжимая чашку двумя руками. И сказал:

- Потому что Саша не приказала мне этого сделать.

Он и сам не знал, почему она тянет. Но Саша не говорила – «убей»; не спускала курок, не посылала Донни, как раскаленный кусок свинца, как живое воплощение смерти, - делать то, что он умеет лучше всего в жизни.

Саша чего-то ждала.

А Джульетта ждать не стала – бросила трубку, и в динамике зазвучали короткие гудки.

Посидев еще минут пять, Донни отставил чашку и отключил телефон, а затем поднялся на второй этаж. В комнате Лиланда было темно, но сам он не спал – лежал с приоткрытыми глазами, блеклыми, словно одурманенными чем-то. Донни прикрыл за собой дверь, а затем, безбожно шурша одеждой и поверхностью одеял, вытянулся рядом с ним на постели. Улегся лицом к лицу и сунул ладони под щеку.

Лиланд молчал.

Донни чувствовал его, как чувствует пружину в пусковом механизме каждый раз, когда разбирает пистолет. Сейчас Лиланд был неисправной пружиной: нажми – и она сломается. Вот только пистолет не взорвется у тебя в руках, а просто заклинит. Лиланд стократ опаснее: любой шум, любой вздох, любое прикосновение могло сорвать его с катушек – так больно ему было, когда приходила мигрень.

Донни лежал напротив и почти не дышал. Не потому что боялся… Господи, нет. Он был совсем не против, чтобы его ударили – лишь бы Лиланду от этого стало легче.

Но Лиланд молчал. Только смотрел из-под полуприкрытых век. В темноте, когда видны были только очертания лица, он казался пронзительно красивым. Словно животное, которое вышло из леса и молча разглядывало город.

Донни пялился на него, боясь моргнуть, и ощущал под сердцем невыносимую тяжесть. А потом, не выдержав, приподнялся и обхватил ладонями лицо Лиланда, молча прижавшись губами к его горячему лбу.

* * *

Приступ пошел на убыль к трем часам ночи.

Донни проснулся от того, что Лиланд встал с постели и ушел в душ. Позже они встретились на кухне – оба растрепанные, в мягкой домашней одежде, словно парочка влюбленных пидоров из третьесортного сериала.

Словно один из них не должен был другого убить.

- Как прошел день? – спросил Лиланд, посыпая обнаруженной в холодильнике кукурузой тост с маслом. Посмотрел на упаковку перца чили. – И откуда ты…

- Саша рассказала, - ответил Донни, усевшись на высокий тонконогий стул. Облокотился на спинку, внимательно глядя на Лиланда. – Она видела тебя в «Милосердных сердцах», догадалась про мигрень…

Посыпав кукурузу второй щепоткой чили, Лиланд вытер руку полотенцем и бросил на Донни задумчивый взгляд.

Потом улыбнулся. Это была именно улыбка – слабо выраженная, проявившая тонкие морщинки у рта.

Всего лишь улыбка, ничего больше.

Донни тревожно сглотнул.

- Что? – спросил он. Судя по улыбке, Лиланд заметил нечто такое, что ускользнуло от внимания Донни. – Что? Что?

Лиланд с аппетитом откусил кусок тоста, роняя кукурузу на стол. Прожевав его, качнул головой.

- Доктор Балевич недавно вырезал себе кишечный полип, - сказал он. - Я консультировался с ним по телефону, а не в «Милосердных сердцах».

Донни помолчал. Потом спросил:

- Ты не был в клинике?

Лиланд кивнул.

- Я не был в клинике, - сказал он. А потом, догадавшись о чем-то, тихо засмеялся. – … так и знал. Твоя Саша бесится не потому, что я гоню через Флориду человеческий трафик.

- Я не понимаю, - растерянно пробормотал Донни, подбирая со стола зернышко кукурузы. Задумчиво положил его на язык и раздавил. – Что ты…

Лиланд отложил тост и скрестил руки на столешнице, глядя мимо Донни. Внутри его головы что-то щелкало и проворачивалось, словно работал механизм. Будто это не он пролежал три дня пластом, сдавленный болью, словно терновым венцом.

- Саша прокололась, - сказал он. – Хотела ткнуть тебя носом в то, как хорошо она меня знает. Окажись Балевич в клинике и приди я к нему на прием, вранье сошло бы ей с рук, но…

Донни молчал, выдавливая из кукурузного зернышка сладкий сок.

- Саша не видела меня в клинике, - протянул Лиланд. - Она сделала выводы, проследив за тем, какие мероприятия я пропустил за последнее время.

Нетрудно было догадаться, о каких мероприятиях идет речь.

- Кто? – спросил Донни.

- Старик Бабарико, - ответил Лиланд, снова беря в руку тост. – В апреле всегда подскакивает спрос на гаитянских девиц… Это – единственная сделка, которую я должен был совершить, и на которую не смог подъехать из-за мигрени.

- Значит, ты прокатил урода, торгующего гаитянскими цыпочками, - хмыкнул Донни. – И при чем здесь Саша?

- Твоя девочка запачкалась, - сказал Лиланд, надкусывая тост. – Раз она знает, что меня не было на гаитянской распродаже – значит, она общалась лично со стариком Бабарико. А это не тот человек, с которым можно нечаянно столкнуться в кофейне.

Донни сжал кулак, проминая пальцами бежевую обивку стула.

- Саша в деле, - сказал Лиланд, облизывая с губ масло и перец чили. – Она хочет себе мою долю бизнеса… а лапшу тебе на уши вешает, чтобы держать на коротком поводке.

Донни взял со стола еще одно кукурузное зернышко, слегка стиснул его в пальцах, а затем положил обратно.

В гробовой тишине потянулся за салфеткой.

«Я хочу, чтобы ты удавил эту сучью мразь. Ты сделаешь это для меня?..»

Так значит, вот в чем причина.

Не в том, что Лиланд держит в страхе все побережье.

Не в том, что он торгует органами и еще нерасчлененными, красивыми, сексуально привлекательными телами.

Не в том, что он притягивает к Флориде внимание ФБР.

Даже не в том, что он угрожает Джульетте.

Просто Саша расширяла бизнес и не хотела делить с Лиландом одну кормушку на двоих.

Помолчав, Донни с трудом разлепил губы.

- Почему ты меня не боишься? – спросил он. - Если Саша мне прикажет… Если ей это выгодно, то я…

Лиланд доел тост. Потом смахнул оставшиеся на столешнице зерна в тарелку.

- Рано или поздно мне все равно придется умереть, - сказал он. А потом отставил тарелку и поднял на Донни взгляд. Его глаза были блеклыми, словно затертыми до белизны, и их обрамляли такие же выцветшие ресницы. На щеках проклюнулась щетина, но даже с ней Лиланд выглядел так, словно был сделан из фарфора – безукоризненно белый, отполированный до гладкости, с идеально тонкими, словно для красоты прочерченными морщинками. Самые тонкие из них протянулись паучьими лапками от нижнего века в сторону скул.

Лиланд встал, прошелся вокруг стола и наклонился к Донни. По-отечески мягко обнял его, поцеловал в висок – а потом надавил между лопаток, вынуждая подняться со стула и укладывая грудью на столешницу.

- Раз кто-то меня все равно убьет, - сказал Лиланд, расстегивая ширинку Донни и грубоватым, уверенным движением стаскивая штаны по его ногам, - то я не против, чтобы это был ты.

Это было крохотное прелестное кафе. Джульетта ела ложечкой тирамису, и ветер лохматил ее медно-рыжую шевелюру, слегка приподнятую и сколотую сзади длинными деревянными палочками.

- Привет, - бросил Донни, садясь напротив и швыряя сумку на соседний стул.

- Заказала тебе тоже, - сказала Джульетта, указав ложечкой на креманку. – Очень вкусно. Кажется, они сменили повара.

Лиланд уже вторые сутки болтался в Осло, и почетные участники его гарема могли беспрепятственно общаться друг с другом. Донни улыбнулся охранникам Джульетты, сидящим через два столика, и показал им большой палец.

- Не беси их, - попросила Джульетта. – О чем ты хотел поговорить?

Донни чуть не засмеялся: о Лиланде! Боже, конечно о Лиланде! Разве у них были еще какие-то темы для разговора?

Вся его жизнь в последнее время крутилась вокруг Лиланда. Бесконечные диалоги, бесконечное пережевывание одной и той же темы, которое ни к чему не вело. Донни уже блевать хотелось от этого.

«- … давай уедем. Ты же знаешь, что рано или поздно тебя пришьют…

- Ты пришьешь.

- Или любой другой киллер. К черту это, давай уедем, бросим все, давай…»

Джульетта набрала ложечкой тирамису и предложила попробовать.

Донни отказался.

«- Через пару дней я должен заключить сделку на полмиллиарда евро. Мне нужно готовиться, а не бухать на Филиппинах.

- Плевать на сделку. Мы должны уехать не на несколько дней. Мы должны уехать навсегда.

- Я никуда не поеду… Это глупо.»

Он всегда так говорил: это глупо.

Это глупо, Донни, я не собираюсь никуда сбегать.

Это глупо, Донни, у меня же тут бизнес.

Нет, Донни, я не хочу «начинать сначала» в другой стране.

Я не уеду, Донни, прости. 

Я не поеду без Джульетты.

А если заберу ее силой, она возненавидит меня окончательно.

Прости, Донни.

Нет, Донни.

Нет.

Нет.

Нет.

- Пожалуйста, попроси его покинуть Америку, - тихо сказал Донни. - Если это предложишь ты, а не я…

Он готов был просить. Если потребуется, Донни готов был встать на колени и умолять. Он уже давно готов был делать ради Лиланда что угодно… кроме того, чтобы сказать Саше «нет».

Лиланд был его любовью.

Саша была его всем.

- Он не поедет, - равнодушно сказала Джульетта, выбирая тирамису из креманки.

- Скажи Лиланду, что ты этого хочешь, - сказал Донни, упираясь локтями в стол. Официантка принесла ему тирамису и ушла, повиливая крепким задом. Заинтересованных взглядов не последовало, и официантка, коротко глянув через плечо, удалилась с террасы. – Скажи ему, что ты хочешь куда-нибудь… во Флоренцию! В Париж! В чертов Рейкьявик!

- Я не хочу в Рейкьявик, - тихо, но очень холодно сказала Джульетта. Ветер колыхал рыжую прядь, выпавшую из ее прически и теперь скользившую по плечу вверх-вниз. – Я хочу, чтобы ты его убил. Мы все этого хотим. Саша…

- Саше плевать на тебя, - сказал Донни. Пожалуй, чуть грубее, чем следовало бы. – И на меня. Зато ей не плевать на продажу людей. Она расширяет бизнес, ты об этом знала? Никакой борьбы против «флоридского монстра», никакой защиты для сирых и убогих – просто Лиланд ей мешает.

Джульетта дрогнула. Потом отвела прядь с плеча, чтобы та не щекотала шею.

- Дай угадаю, - сказала она тихо. - Тебе об этом сказал мой возлюбленный супруг?

- Поверь, - буркнул Донни, – он не рад тому, что кто-то еще претендует на его источники трафика.

Джульетта помолчала, опустив ресницы. Веки её были подведены серебряной краской, и выглядело это так, словно Джульетта долго плакала, а потом пыталась это скрыть при помощи палетки и кисти для теней.

- Зачем ты это делаешь? – спросила она.

Донни молчал.

- Я ей верю, - тихо сказала Джульетта. Голос ее дрожал, и Донни знал, почему. – Зачем ты это делаешь? Зачем настраиваешь нас друг против друга?

Донни молчал. Он видел, как панически Джульетта повторяет про себя: нет, нет, нет, Саша не могла.

Нет.

Нет.

- Я знаю Сашу дольше, чем ты, - сказал Донни, подавшись вперед и накрыв ладонью её руку. Стиснул тонкие прохладные пальцы. Должно быть, издалека они выглядели, как влюбленная парочка – светловолосый, коротко стриженный мужчина и рыжекосая девица в платье, открывающем спину до самой талии. – Я знаю, какие чудовищные решения она принимает, даже глазом не моргнув. Человеческий трафик – не худшая вещь, которую она делала.

- Но я ей верю, - сказала Джульетта с какой-то отчаянной, почти нелепой уверенностью в глазах. Слепой убежденностью в том, чего она не знала и знать не могла.

Донни чуть не засмеялся.

- Вы с ней спите, - выдохнул он, сжимая пальцы Джульетты. – Это не значит, что она тебя любит.

- Ты с ним спишь, - ответила Джульетта. Донни смотрел ей в глаза и понимал: она верует, как люди верят в Бога, как слепые фанатики верят в своего гуру, даже если он обобрал их до нитки. Она продолжит верить, даже если он вывалит перед ней всю Сашину бухгалтерию. – Это не значит, что он тебя любит...

Черт подери.

Будто Донни этого не понимает!

Чертов Джеймс Лиланд любил только свою чертову жену.

К Донни он тяготел, но не более – словно тот был сигаретой, облегчающей страдания курильщика. Донни выдерживал его напор – безумную ярость, когда внутри Лиланда лопался очередной эмоциональный нарыв; безумный секс, когда Лиланд мог покалечиться сам, и почти всегда калечил любовников; безумную жизнь, в которой убийства, отмывание денег, рэкет, проституция и наркотрафик перемешивались, как ингредиенты ужасающего коктейля.

Донни готов был пить этот коктейль литрами. И знал, как им не захлебнуться.

Единственное, с чем он не мог справиться – постоянная, доводящая его до паранойи угроза, подстерегающая Лиланда со всех сторон.

Джульетта это поняла.

Словно мысли его прочитала: засмеялась тихо, прикрыв ложечкой губы.

- Боже… - сказала она. – Ты боишься! Теперь ты тоже боишься!

Донни взглянул на неё, предлагая закончить мысль.

- Я боюсь Лиланда, - сказала она. И положила ложечку. – А ты боишься за Лиланда. Когда-нибудь мы оба из-за него с ума сойдем…

* * *

Донни уходил со встречи на взводе – не злой, нет…

Не растерянный.

Не собранный.

Он просто…

Он как будто прозрел.

Теперь он шел, на каждом шаге повторяя себе, что Лиланд – чертов Лиланд – бессмертен и непотопляем. Что его травили. Что в него стреляли. Что его пытались подорвать. И что слепая паранойя Донни, его готовность разглядеть киллера за каждым углом и в каждом окне ничем не лучше, чем слепая вера Джульетты в Сашу.

Они оба больны. Их обоих лихорадит их глупой, ненужной, бесполезной любовью.

Вот только Донни устал трястись от страха.

- Эй! – крикнула Джульетта, когда он уже покидал кафе. – Не смей её предавать! Только не сейчас!

Донни помедлил, а затем обернулся.

Вопросительно приподнял бровь.

- Милош пропал, - сказала Джульетта, вставая и набрасывая на плечи платок. К вечеру на набережной поднялся ветер. – Вместе с кое-какими бумагами и пятью миллионами долларов.

Не так уж много, - подумал Донни. На прикорме у Саши Милош получал столько же за восемь месяцев.

Вот только…

Убийства, отмывание денег, рэкет, проституция, наркотрафик. Убийства, отмывание денег, рэкет… Это колесо будет вращаться вечно. И не каждая белка сможет бежать в нем так быстро и с таким задором, чтобы её не разорвало на куски.

Сдаться и исчезнуть из города – пожалуй, лучшее решение для такой белки.

Похоже, в их компании Милош оказался самым умным.

Похоже, Донни не прочь последовать его примеру.

Похоже, Саше придется найти себе пару новых ручных белок для гонки в этом чертовом колесе.

* * *

«привет. ты спишь?»

«Нет.»

«я соскучился»

Первая неделя после встречи с Джульеттой прошла, словно в вакууме.

«… мексиканская.»

«итальянская»

«Мексиканская.»

«я живу на дешевой привозной еде. мне виднее, где какие специи используют…»

Лиланд в Париже. Лиланд в Детройте. Лиланд у черта на рогах.

Когда он возвращался в Форт Майерс, они с Донни трахались так, словно завтра должен был наступить конец света.

А утром разъезжались так, словно никогда не делили постель.

«… это глупо. Ты что, ребенок?»

«просто ты никогда не играл в приставку»

«Потому что это глупо.»

«когда вернешься – научу…»

Однажды Донни подумал: может, Саша уже не собирается убивать Лиланда? Столько времени прошло… может, они уже поделили территорию и обо всем договорились? Заключили перемирие, подписали пакты, распили вместе бутылку дорогущего вина?

Донни не знал.

Саша с ним больше не связывалась, а Лиланд не говорил о работе.

Эти двое запросто могли свести его с ума.

«У нее красивые глаза.»

«то есть ты считаешь охерительно сексуальной монику белуччи, потому что у нее красивые глаза?»

Донни казалось, что он застрял в смоле, и скоро из него сделают янтарный брелок. Что ничто в его жизни не меняется уже месяц, или два месяца, или полгода. Что он всегда будет ждать Лиланда – каждую секунду своей проклятой жизни он будет ждать, когда Лиланд приедет к нему. И в каждую их встречу Донни будет сходить с ума от того, насколько он счастлив.

А потом, когда жизнь окончательно превратилась в кусочек янтаря, в машине Лиланда лопнуло колесо.

- Блядь, Донни, - простонал Лиланд, - бля-я-ядь…

Донни его не слышал. Только кусал губы и чуть не плакал от удовольствия – так ему было хорошо.

- Сука ты ебливая, - любовно сказал Лиланд, вытаскивая из него член и толкая вперед. Донни заскользил руками по дну ванны, зарывшись в ароматную пену до самых плеч.

- Выеби меня снова, - выдохнул он зло, почти требовательно. Он не боялся требовать – и этим, пожалуй, отличался от всех, с кем Лиланд когда-либо спал. - Выеби меня, давай! Ты же хочешь, выеби, выеби меня, хочу твой член, давай...

Его ухватили за локоть, разворачивая лицом к лицу, и Донни охотно обхватил ногами тело Лиланда, усаживаясь верхом на его бедра и прижимаясь животом к животу. Ладони скользнули по мощным плечам: левое – гладкое, правое – рыхлое на ощупь, сплошной след от ожога. На щеке Лиланда красовалась пена, а глаза его были мутными от похоти и кайфа.

Второй раунд.

Пожалуй, это можно было считать заменой праздничному ужину. Сегодня Лиланд завершил сделку, из-за которой так категорично отказывался сбегать из США и бухать на Филиппинах. Ту самую сделку на полмиллиарда евро – сочный денежный кусок, который Лиланд не собирался отдавать ни Саше Ристич, ни кому-либо еще. Сделку затягивали, саботировали, отложили почти на месяц… но Лиланд ее все-таки добил.

Гип-гип – ура…

- Давай… вот так…

Донни вскрикнул, наконец-то получив то, о чем просил – гладкий и ровный хуй в жопу, напряженный, налитый кровью, идеальный ствол.

Лиланд трахал его торопливыми движениями, кусая губы и постанывая – словно весь день только о том и мечтал. Словно не мог думать о сделке, не мог сосредоточиться на чем-либо еще, кроме мыслей о том, как бы поскорее вернуться и вытрахать из Донни всю душу… если она у него есть, конечно.

Донни впился пальцами в его волосы, сжал кулак и потянул. Лиланд обхватил его за талию, насаживая на себя и едва не падая в пену, а потом задвигался, постанывая от удовольствия, ни на миг не останавливаясь – просто не способный это сделать. Даже если бы к нему в дом нагрянуло всё ФБР полным составом.

Представив это, Донни засмеялся, возбуждаясь уже от всего вместе – от грубых пальцев на теле, от боли в растраханной дыре, от ощущения обгоревшего тела под ладонями. Двинул кадыком, понимая, что больше не может терпеть, и сорвался на крик, сжимая кулак и дергая мокрые каштановые пряди.

Лиланд кончил двумя секундами позже, а потом опрокинул Донни под себя, бросая его в ванну, словно собравшись утопить. Донни вскрикнул, ощутив резкую боль в подвернутой руке, но драться не стал: в конце концов, на одно неприятное ощущение пришлась целая прорва умопомрачительных.

Немного отдышавшись, он провел кулаком по зажмуренным глазам и слипшимся от слез ресницам.

И подумал: черт подери…

Он и забыл, как хорошо жить без Саши.

Без её заданий и нравоучений, на чистых инстинктах – таких же голых, как их с Лиландом тесно сплетенные, мокрые, горячие тела.

- Блядь… - сказал Донни, выходя из ванной и придерживая руку. – По-моему, я запястье сломал.

Это было негласным правилом их совместной жизни: Лиланда никогда ни в чем не обвиняли. Он и так вечно себя в чем-то винил – не так глянул на Джульетту, не так дохнул в её сторону, не так отреагировал на орущую музыку в её наушниках. Он давился чувством вины, как утопленник – донным илом.

Донни ни в чем его не обвинял.

Вывихнул два пальца? Сам виноват – нехер было эти пальцы оттопыривать. Сломал запястье? Значит, был недостаточно ловок, быстр или хорош в сексе, чтобы этого избежать.

Сначала Лиланд воспринимал это правило с изрядной долей настороженности.

Потом расслабился.

- Не помрешь, - сказал он, выбирая водолазку и выдергивая ее из гардероба. – Или предлагаешь мне подуть, чтобы рука не бо-бо?

Поджимая ладонь, Донни кое-как просунул её в рукав футболки и протяжно зевнул.

- Предлагаю подбросить меня к врачу.

После двух великолепных раундов в ванной криминальная карьера Лиланда загнала мяч в ворота его личной жизни, и ему среди ночи пришлось мчаться по делам.

Донни попытался сжать пальцы в кулак, а потом расслабил руку и вздохнул. Раньше он решил бы проблему парой дорожек, после которых мог добежать до врача хоть со сломанной ногой, а теперь…

Донни уже два месяца был чист.

- У меня переговоры, - сказал Лиланд, отыскивая ключи и набрасывая пиджак на плечи. – Монтегю терпеть не может, когда его партнеры опаздывают. Своим парням уже позвонил, встретят на подъезде к городу. По пути могу подкинуть разве что в круглосуточную ветеринарку.

- Блядь, - протянул Донни. Особой грусти в его голосе не было. Словно у них закончился кофе. Или отключилось кабельное. Короче, это была не та проблема, которой стоило парить Лиланду мозг. Хотя, конечно, жаль, что после раунда номер два не последовал раунд номер три. - Ну хоть до центра подбрось, дальше я сам…

Удивительное стечение обстоятельств – вот, что произошло в тот вечер. Если бы Донни не заподозрил у себя сломанную кость, их история закончилась бы ещё до полуночи.

Но у Донни болела рука, а Лиланд в тот день был не на шикарном двухдверном астон мартине, а на добротной ауди.

Вместо того чтобы ехать спереди, Донни влез на заднее сиденье и окуклился там под курткой, решив подремать в пути. Ауди вырулила из подземного гаража, а на окружной у неё лопнуло колесо.

Донни, наверное, и не понял бы ничего…

Да никто бы не понял!

Если бы не паранойя, с которой Донни в последнее время засыпал и просыпался. Да, после разговора на набережной он перестал трястись, как человек с заячьим сердцем. Да, он почти внушил себе, что Лиланд неуязвим. Да, он почти убедил себя, что Саша передумала убивать своего главного конкурента…

Да.

Почти.

«Ты сейчас свободна? Можешь говорить?»

«Говорить могу… Саша заскочила на минуту, потом умчалась снова. Говорит – обед с каким-то Монтегю, нельзя опаздывать…»

Иногда Донни проклинал свою память. Ему казалось, что место в голове можно использовать более рационально, не размениваясь на тысячи ненужных мелочей.

«У меня переговоры. Монтегю терпеть не может, когда его партнеры опаздывают…»

Иногда Донни проклинал свою память.

Но иногда только она его и выручала.

Лиланд, в отличие от Донни, не видел всей картины. Не ощущал, как в воздухе сгущается электричество, и как потрескивают крошечные искорки, любая из которых могла разжечь огонь. Когда шина лопнула, Лиланд сбросил скорость, дисциплинированно припарковался и уже положил руку на дверь. Наверное, собирался открыть её и оценить ущерб, нанесенный заднему колесу. Но в голове Донни сложилось сразу всё: уверенность в том, что охота на Лиланда не прекратилась; таинственный Монтегю, который недавно беседовал с Сашей за обедом; пустынная трасса и лопнувшее колесо.

Ночные переговоры – это не обязательно срочная сделка.

Это еще и отличный способ, чтобы устроить засаду.

- Стой! – заорал Донни. - Не выходи!

Ни одно живое существо на его месте не поняло бы, что происходит.

Ни одно живое существо… кроме того, которое половину своей жизни делало других живых существ мертвыми.

- Не выходи! – Донни ухватился руками за переднее сиденье, подтянувшись на нем, а затем вцепился в плечо Лиланда. Словно боялся, что тот не послушается и покинет тачку.

Но Лиланд послушался – прильнул спиной к сиденью и уставился прямо перед собой. Донни не был истеричкой. И раз он вел себя, как истеричка, значит, у него были на то причины.

- Ты думаешь…

- Я думаю, что у нас проблемы.

Если бы нападавшие знали, что Лиланд не один, они бы, вероятно, отменили покушение. А может, сделали его более жестким, жахнув по тачке из базуки.

Но они не знали.

План выглядел почти идеально – по пути к месту встречи Лиланд пробивает шину, паркуется и выходит из Ауди, чтобы оценить ущерб. И получает пулю в голову. Задачка с шиной была не из простых – Донни по пальцам мог пересчитать хороших «ночных» снайперов, которые смогли бы попасть по колесу удаляющейся машины. Если расстояние будет достаточным, водитель не услышит звук выстрела, а попадание пули будет напоминать обычный прокол.

Что ж… Видимо, Саша нашла себе нового киллера.

Вторую пулю снайпер не стал тратить на колеса. Вероятно, по затянувшейся паузе догадался, что его вычислили, и начал стрелять по водительскому окну. Бронебойное стекло покрылось трещинами, и Донни заорал:

- Ходу, ходу!

Черт знает, сколько километров сможет протянуть на такой скорости лопнувшая покрышка – даже бронебойная, с поддерживающим кольцом, - но чем дальше они уйдут от киллера, тем лучше. Лиланд, видимо, подумал о том же и рванул как угорелый, рискуя замять диск и раньше времени остаться без резины.

Тачка тряслась и виляла, а спустя четыре километра Донни пришлось выскакивать и, обжигаясь оплавленными резиновыми лохмотьями, ножом срезать остатки покрышки. От помощи Лиланда он отказался, и даже из машины его не выпустил, смирившись с болью в руке и риском обстрела, как с неизбежным злом.

- Нам нужно за город. Ты можешь…

- Я еду домой.

Донни захлопнул за собой дверь и замахал рукой – ходу! – а потом уставился на Лиланда, словно у того вдруг исчезла голова.

- Ты больной? Если они решились на нападение, дома тебя ждет армия!

- Я соберу людей, - отрезал Лиланд, напряженно глядя в зеркало заднего вида. Покрышка сошла, и диск оставлял за собой россыпи искр. Если им сейчас же не попадется заправка, откуда можно свистнуть тачку – быть беде. - Там Джульетта. Я её не брошу.

- Твоей Джульетте ничего не сделают! – заорал Донни. – Это она пыталась тебя убить, ты, дебила кусок!

- Я её не брошу, - упрямо повторил Лиланд. И вселенная ответила на его молитвы – на обочине замаячили огни заправочной станции. – Я всё знаю, но я её не брошу. Ты умеешь угонять авто?..

Конечно же, в особняке Лиланда их уже ждали.

- О-о-о… Лил! – обрадовалась Саша, откупоривая бутылку шампанского и половину его расплескав на ковер. - И как тебе мой мальчик? Хорошо сосет?

Радость была напускной. Донни хорошо её знал и не обманывался.

Пока Саша разливала по бокалам остатки пойла, в гостиной стало слишком много людей, пушек и людей с пушками. Поводив стволом из стороны в сторону, Донни прицелился в самого подозрительного типа – того, который сидел рядом с Джульеттой. Сама Джульетта не выглядела испуганной. Более того – в её взгляде читалось нечто поистине королевское. Что-то такое… расслабленное, но слегка торжествующее. Как у любой жены, планирующей в ближайшее время стать вдовой.

- Давно не виделись, Лил, - сказала Саша, предлагая им бокалы с шампанским. Лиланд отказался, и она сделала глоток первой.

- Эй, красавчик, я же не Донни, - проворчала она. - Я не буду травить тебя техническим спиртом.

Вещи в гостиной были разбросаны, мебель – перевернута, а вдоль южной стены люди Саши разложили трупы охранников. Видимо, она пришла сюда с самыми серьезными намерениями и сразу показала, кто теперь босс.

- Мы же с ним лучшие дружбаны, - сказала Саша, покручивая в пальцах бокал. Потом взглянула на Донни. – Ты знал? Мы с ним спали когда-то... Эй, Лил, помнишь, как задорно мы с тобой трахались, или старческий склероз замучил?

- Ты хоть с кем-нибудь в этой комнате не трахалась? – усмехнулся Лиланд. Про Донни он не спрашивал – видимо, то ли знал о Сашиной любви к страпону, то ли догадался.

Присутствие Джульетты его тоже не удивило. Видимо, маленький перформанс в Ритц-Карлтоне обманул Лиланда ненадолго.

А может, вообще не обманул.

Сейчас волосы Саши были гладко уложены к затылку, и только слегка завивались на кончиках – черные и лоснящиеся, обильно залитые гелем. На Саше была тонкая черная рубашка с расстегнутой верхней пуговицей – то ли мужская, то ли стилизованная под мужскую. Черные капри открывали щиколотки в смешных клетчатых носочках.

Помедлив, она внимательно посмотрела на Донни и приказала:

- Говори.

Донни дрогнул уголком рта. И посмотрел в ответ, пытаясь сделать свой взгляд как можно тверже.

- Ты меня…

- Нет, - отрезала Саша. И плюхнулась в кресло, установленное посреди комнаты. Остатки шампанского из её бокала расплескались на пол. – Я тебя не подставляла. Я поняла, что ты не справишься с работой, и нашла тебе замену.

Донни медленно качнул головой, все еще направляя пушку на парня рядом с Джульеттой.

- Ты знала, что так получится, - медленно сказал он. Лиланд вышагивал за его спиной, и под его подошвами хрустело стекло. – Ты все это спланировала. Подсунула мне Лиланда, заставила следить… Запретила выходить из дома, всё запретила, даже…

- Я заботилась о твоем здоровье, - сказала Саша, глядя ему в лицо. Губы её смеялись, а глаза – нет. – Боялась, что в следующий раз ты надышишься панировочными сухарями и задохнешься к херам.

Донни скривил уголок рта – резко дернул его кверху, улыбаясь одной стороной лица.

- Ты знала, что без наркоты я буду на взводе, - сказал он. – Знала, что не выдержу. Что выкину что-нибудь такое…

- Догадывалась, - ответила Саша. – Но если ты думаешь, что я могла спрогнозировать ваш с Лиландом бурный гомосексуальный роман – ты переоцениваешь мои аналитические способности.

Лиланд тихо засмеялся.

И промолчал.

Парни с пушками – такие одинаковые, если повертеть головой и осмотреть сначала одних, а потом других, - старательно целились друг в друга.

- Я хотела, чтобы ты выполнил свою работу, - медленно сказала Саша. – Но решила, что если ты сорвешься…

- … то и так сойдет, - хмыкнул Донни. Удерживать пистолет долгое время вытянутой рукой – значит, понизить точность выстрела, и он уронил руки вдоль тела, словно потеряв интерес к происходящему.

- Я подставился Лиланду, - сказал он. – Я показал ему свое лицо. Независимо от того, трахнемся мы или нет – Лиланд все равно отвлекся бы на меня, не ожидая опасности со стороны других киллеров.

Саша повозила по губам краешком бокала, оставляя на нем алые помадные следы.

А потом разбила его об пол.

- Согласись, - сказала она, не отрывая взгляда от Донни. – Беспроигрышный план. Позволь ты Кесслеру выполнить его работу, сейчас мы бы вместе зачищали склады и клубы Лиланда, а не торчали здесь, тыкая друг в друга стволами. Кесслер не должен был его убивать – только ранить, обезвредить и притащить ко мне…

Люстра над головой горела так ярко, что мешала Донни думать. Все его мысли слепились в один уродливый ком, и казалось, что его череп под таким натиском разойдется по швам.

- Что ты… - медленно начал он.

Саша не дала ему закончить.

- Ты попался, ублюдок, - выкрикнула она. И теперь ее взгляд упирался не в Донни. – Полмиллиарда… неплохая сделка, верно?

Лиланд размеренно хрустел битым стеклом. Шагал туда-сюда, не останавливаясь ни на секунду.

- Я знала, что ты купишься, - сказала Саша. – Одна неудачная сделка, пара-тройка твоих подписей и куча отпечатков… Тебя закроют до конца твоей жизни, Лил. Тебя закроют!

Лиланд молчал.

Донни быстро облизнул губы.

Он так часто задавал себе этот вопрос: почему, почему, почему? Почему Саша не торопится убить Лиланда? Почему отвлекает его, подставляется ему, подкладывает под него Донни?

Почему, почему, почему?!

Вот почему.

- Тебя закро-оют… - выдохнула Саша. - Боже, я так давно об этом мечтала... Ты, больной ублюдок, больше никому не испортишь жизнь.

Киллер был запасным вариантом – на случай, если Лиланд не купится на подставную сделку.

Все это время Саша сотрудничала с федералами.

- Чисто сыграно, - хрипло сказал Донни. – Освоила рынок старика Бабарико, а конкурента сдала правительству… я впечатлен.

Саша вскинула на него взгляд. Помедлила, а потом развернула голову, впившись взглядом в Лиланда.

- Какого хрена? – спросила она. – Что ты ему наплел?

- Чуть-чуть того, - сказал Лиланд, остановившись за спиной Донни. Судя по звуку – поднял ногу, осматривая засевшее в кроссовке стекло. – Чуть-чуть сего… Сама знаешь, Донни у нас – парень впечатлительный. Вот я и намекнул ему, что ты претендуешь на мою долю трафика…

Донни дернул кадыком, сжимая рукоять пистолета.

Похоже, Саша все-таки видела Лиланда в «Милосердных сердцах».

Похоже, она не врала, не общалась со стариком Бабарико и не скупала оптом гаитянских девиц.

Похоже…

Похоже, его опять обманули. Обвели вокруг пальца, как наивного щенка.

- Настроить Донни против тебя было забавно, - сказал Лиланд, опустив ногу и снова принявшись вышагивать по комнате. Словно стекляшки, впившиеся в подошву, ничем ему не грозили. – Еще забавнее было делать вид, что я купился на сделку.

Саша никак не отреагировала.

Она смотрела на Лиланда молча, с непроницаемым лицом, и только размазанная помада в уголке её рта портила идеальную выхолощенность картины.

- Серьезно? – спросил Лиланд. – Федералы? Саша, милая моя девочка, неужели ты думаешь, что ты первая пыталась меня подставить?

Джульетта переводила взгляд с Саши на Лиланда и обратно. Словно не понимала: зачем это все? Зачем нужны федералы, если можно решить вопрос парой пуль?

- Боюсь, ни моих подписей, ни моих отпечатков там не найдут, - сказал Лиланд, обходя Донни по кругу. – Формально сделку заключил не я, а один из твоих парней…

Донни видел, как изменилось лицо Саши. Как скривились ее губы, а на щеках вспыхнул яркий злой румянец – маковые лепестки на бледной коже.

Саша наклонилась вперед и спокойно, не позволяя голосу дрожать, спросила:

- Что ты с ним сделал?

Мозг Донни работал не так быстро. Ему понадобилось на шесть секунд больше, чтобы разложить все по полочкам. Чтобы понять, откуда взялась эта невероятная информированность Лиланда, как он узнал обо всём – о Сашиной затее, о федералах, об их с Джульеттой отношениях…

- О… - сказал Лиланд. – Ничего такого.

Саша смотрела на него, сжимая пальцами подлокотники кресла.

- Да брось, - отмахнулся Лиланд. - У твоего парня еще осталось целых шесть фаланг. Оставил бы больше, но он не хотел говорить о твоей личной жизни…

«Эй! Не смей её предавать! Только не сейчас!..»

Донни медленно сглотнул.

«Милош пропал… Вместе с кое-какими бумагами и пятью миллионами долларов.»

- Я тебя убью, - тихо, но как-то очень уверенно сказала Саша.

Донни подумал: интересно, за его пальцы Саша тоже убила бы?

- Отрезанные части тела твоему парню это не вернет, - сказал Лиланд. – А если бы вернуло, то его отпечатки связали бы с незаконной сделкой на полмиллиарда долларов.

Саша вздрогнула.

А потом спокойно, отчетливо сказала:

- Убей его.

Донни моргнул.

Саша вскочила с кресла, заставив чужих бойцов зашевелиться и вскинуть пушки.

- Давай, Донни, ты же знаешь, для чего ты создан! – ее дыхание было сбитым, но уже успокаивалось. Саша взяла себя в руки. - Ты не дал Кесслеру подстрелить его на трассе. Значит, сделай это сам!

Донни стоял и боялся сделать вдох. Как будто лишний воздух в его теле ударит в голову, и тогда уже череп точно не выдержит. Давление поднималось в нем от сердца, распирало, словно он был натянутым до предела воздушным шариком, надутым презервативом, полным воды и готовым порваться в клочья.

Лиланд его обманул, Лиланд обманул их всех.

Но…

Разве можно убить того, кто умереть не может?

- Пожалуйста, Донни, - чуть не выкрикнула Саша. – Пожалуйста!

Лиланд обошел его со спины. Кажется, происходящее его забавляло.

- Ты ему голову взорвешь, - сказал он насмешливо. Похоже, Донни не только себе напоминал воздушный шарик. Страшное внутреннее напряжение читалось по его лицу – по сведенным бровям и мучительной складке между ними, по дрожащим губам и ерзающему на курке пальцу.

- Ты же знала, чем рискуешь, - сказал Лиланд, окинув Донни медленным равнодушным взглядом. – Психов тянет ко мне, как пчел на мед. Твой мальчик сделал выбор, и теперь он не твой, а мой.

Пожалуй, Лиланд был прав.

Донни не сделал того, что должен был сделать.

Он подвел её – Сашу, центр своей вселенной, человека, которому он был обязан… ну… всем?

- Мой мальчик все еще мой, - сказала Саша, глядя на Лиланда в упор. Они сцепились взглядами, вгрызлись друг в друга, и Донни вдруг ощутил себя лишним. Судя по напряженному взгляду Джульетты, она чувствовала себя так же. Как будто ничто в этом доме, ничто в этом мире не было важнее, чем противостояние Джеймса Лиланда и Саши Ристич.

- Я спасла его, - сказала Саша. – Я тряслась над ним из года в год. Я следила, чтобы он не задохнулся, не подорвался и не отравил себя чем-нибудь. Я, блядь, возилась с ним, как с младенцем!

- Это неважно, - ответил Лиланд. – Он…

- Это важно! – закричала Саша, и голос её звучал торжествующе. Словно дело было уже не в Милоше, и даже не в его отрезанных пальцах. – Я давно уже в его голове! Я вот тут!

Она сделала три шага – преодолела расстояние между креслом и Донни, - и запустила пальцы в его блеклую шевелюру. Сперва взлохматила, а затем ухватила в кулак пряди на макушке и дернула – словно не замечая, что у Донни в руках ствол, и что глаза его – блеклые, измученные и совершенно дурные.

- Я вот тут! – повторила Саша. И постучала пальцами по его голове. – То, что ты его трахаешь, не изменит и не перечеркнет всего того, что связывает нас с ним.

Донни боялся дышать.

Он хотел бы отрезать, отрубить это всё, а потом вышвырнуть в мусор, как использованную кинопленку. Откатить события до пляжа, где они с Лиландом сидели босиком, курили и болтали о глупостях.

Донни чувствовал себя так, словно ужрался до термического шока, до отключения почек и жаркой, лихорадочной истерики. До колотящегося сердца, которое пыталось протиснуться сквозь пищевод и выпрыгнуть ему в руки.

- Он счастлив со мной, - сказал Лиланд. Волосы его, уложенные гелем, тускло блестели.

- Думаешь, ты устроишь ему сопливую голливудскую киношечку – и всё, он твой? – Саша расхохоталась и любовно погладила Донни по плечам. А затем прильнула, обхватила за шею, напрочь игнорируя оружие в его руке.

- Думаешь, после какого-нибудь «Ешь, молись, люби» Донни решит исправить свою жизнь? – спросила Саша. Она стряхнула с себя оторопь, распрощалась с Милошем, и теперь льнула к единственному человеку, который был для неё важен. К единственному, над кем она имела полную власть. – Думаешь, он размякнет и наивно решит, что ты ради него тоже изменишься? Будешь его любить, лелеять, а пороть только по праздникам? Думаешь, он настолько туп?

Донни чувствовал, как его тело немеет. Он не понимал уже, что происходит, и зачем эти двое играются им, как мячиком для пинг-понга. Он просто хотел, чтобы это закончилось. Пуф – и все.

Как пуля в голову. Неважно, чью.

- А если я смогу его любить?

- О-о-о, Лил, ну ты и хитрюга! Хотя бы мне не ври!

Донни закрыл глаза. Словно пытался отделить свою душу от тела, и будь что будет.

- … Донни. Донни.

- Донни, сладкий! У нас к тебе дело.

Он распахнул глаза, но в свое тело, кажется, так и не вернулся.

Саша сунула в рот два пальца и оглушительно свистнула.

- Эй, парни! Оружие вниз. Объявляю дуэль!

Донни озадаченно на неё взглянул. А потом – на Лиланда, пытаясь уцепиться за его спокойное, идеально хладнокровное лицо.

- Убей её, - по слогам сказал Лиланд. Глаза его были серыми и прохладными. – Хватит цепляться за прошлое. Ты нужен мне и Джульетте, ты сам так решил.

- Убей его! – торжественно объявила Саша. – Хватит этих сказок, Донни. Никаких «Ешь, молись, еби», или как там правильно, у вас не получится. Никакого обретения себя, никаких новых горизонтов, никакого счастливого конца. «Просто нужно захотеть, и твоя жизнь изменится» - это бабские бредни, а у тебя уже есть жизнь, Донни! Давай, просто сделай это!

Сначала охранники медлили, а потом подчинились, опуская пистолеты и пялясь на своих боссов, как на умалишенных.

Это не было дуэлью. Не было лотереей. Черт знает, что это такое вообще было.

- Донни, пожалуйста…

- Давай, выполни уже свою работу, и пойдем, сожрем что-нибудь вредное. Я проголодалась…

Никто уже не помнил про Милоша.

Про подставу.

Про федералов, которые остались ни с чем.

В мире не осталось ничего, кроме противостояния Саши и Лиланда.

Люстра была слишком яркой. Веки Донни покраснели, уголки его рта подрагивали, а пульс, кажется, уже зашкалил за двести. Он вдруг подумал: хорошо быть никем! Теперь Джульетта заняла его место – девчонка-декорация, девчонка-зеркальное трюмо, которой не нужно ничего решать. Теперь Донни был важен, а она – нет.

Пока-пока, Джульетта.

Удивительно, но расклад, к которому Донни стремился всю свою жизнь, его совсем не радовал. Еще секунду он смотрел на Сашу, а потом – на Лиланда. После чего успокоился и закрыл глаза.

- Пожалуйста, разберитесь с этим сами, - сказал он. И поднял пистолет, уверенным движением направив дуло к виску. – А я пойду.

И нажал на курок.

Когда Саша пришла в себя, то чуть опять не потеряла сознание от адской боли в боку. Как будто её разрезали, вытащили все ребра и оставили зияющую пустоту внутри.

Сначала она закричала. Потом попыталась прижать руки туда, где болело сильнее всего – будто хотела подхватить свои вываливающиеся внутренности и запихнуть их обратно. К удивлению Саши, ничто ниоткуда не вываливалось, а руки натыкались на бинты.

- Как ты?

В комнате было темно. Или это у неё в глазах потемнело? Донни – судя по голосу, это был он, - сел рядом и прижался губами к её лбу. Саша вцепилась подрагивающими пальцами в его руку и прохрипела:

- Что…

- Тебя задело, - сказал Донни, пытаясь её уложить. Резь в боку была такой сильной, что Саше казалось: она лежит на одеяле из ежей, а еще один ёж орудует иглами в её брюхе.

- Тише, тише… - протянул Донни. – Уже все в порядке. Я заварил рану термитом, а потом док тебя подлатал. Все будет хорошо.

Саша опустилась спиной на постель, крупно дрожа. Рубашка на ней была распахнута, а косточка бюстгальтера давила под грудью, словно еще одна ежиная игла.

- Что случилось? – хрипло спросила она.

Несколько секунд Донни молчал, и Саша различала только его очертания в полумраке комнаты.

- В гостиной была одна люстра, - сказал он. – Нужно было попасть в подвес, чтобы перебить провод. Стрелять по лампам – долго, а драка началась бы сразу…

Саша стиснула его ладонь, но ощутила, как пальцы Донни выскальзывают из руки.

- Объясни, - потребовала она.

- Если бы я прицелился в люстру, ваши парни сразу открыли бы пальбу, - задумчиво сказал Донни. Его лица не было видно, но голос был плавным. В нем не ощущалось привычной дерганности и неуверенности, словно рядом с Сашей сидел совсем другой человек. – Потому я прицелился в себя. Решил – пусть вы все охренеете, а не наставите на меня пушки.

Саша неровно вздохнула и снова попыталась притронуться к животу. Тот отозвался адской резью. Господи, и с такой раной Донни когда-то спрятал труп и дополз до врача через половину Питтсбурга?

- Люстра была надо мной и чуть левее, - пояснил Донни. - Нужно было клюнуть стволом над головой и молиться, что пуля угодит куда надо, а не в плафон.

Саша помнила это.

Ну, или только что вспомнила.

Сперва – одиночный выстрел, грохот рухнувшей люстры и темнота, а потом – хаотичная пальба, в которой все пытались подстрелить всех.

И только Донни при этом знал, что делает.

- На всю ораву меня не хватило, - признался он. – Слишком много народу. Но кое с кем я справился.

Под бинтами жгло и томило. По телу разливалось онемение, и теперь Саша не могла уже не то что орать – даже шипеть от боли.

- Лиланд утащил Джульетту в другую комнату, а потом выпрыгнул с ней из окна. Я забрал тебя.

Чертов Донни. Ему не нужны были планы – он творил херню, руководствуясь животной интуицией и какой-то ненормальной, нечеловеческой чуйкой. Просто перечеркивал чужой сценарий и писал поверх него размашистыми буквами что-то свое.

Пожалуй, если кто-то и сможет создать новую версию «Ешь, молись, еби» с блэкджеком и шлюхами, то это он.

- У Лиланда в гараже были тачки… я прострелил им мозги, чтобы ваши парни не бросились в погоню. Оставил две – одну Лиланду, чтобы он увез Джульетту в безопасное место, одну себе.

Донни встал. Судя по движению, очертившему его плечи и задранные руки – надел куртку. Левое запястье он держал как-то неловко, словно был ранен.

- Куда ты? – торопливо спросила Саша. Даже попыталась сесть.

- К Лиланду, - ответил Донни. Саша не видела его лица… и уже не была уверена, что хочет увидеть. Таким незнакомым был его голос.

- Ты не должен с ним оставаться! – выкрикнула Саша, и черт знает, откуда у неё взялись силы на этот вопль. – Он же чудовище! Ты понимаешь, что он сделал с Милошем? А скольких людей он убил?!

- А я? – тихо спросил Донни, наклонив голову и развернувшись. Немного света проникало сквозь щель в дверной коробке, и этот свет очертил его волосы сверкающим нимбом. – Скольких людей убил я?

Саша мотнула головой, задыхаясь и хватаясь за бок. Потом попыталась сесть, сбросив ноги с кровати и чуть не потеряв при этом сознание.

- Он монстр, - выдохнула Саша. – Он прикидывается нормальным, тебе даже кажется, что он нормальный… но когда-нибудь он перестанет прикидываться. Донни, ты не должен…

- Мое место – рядом с Лиландом, - сказал Донни. И даже не приблизился, чтобы помочь Саше или уложить её обратно в постель. Просто стоял и смотрел, как она борется с простыней, а свет очерчивал его волосы и заострившиеся линии скул. – По крайней мере, сейчас.

- Ты должен его убить, - просипела Саша, впившись пальцами в скомканную простыню. – Ты должен…

- Я должен, - согласился Донни. И застегнул куртку, влажно и тихо лязгнув металлом о металл. – Я знаю, что я должен, Саша. Я тебя не предам. Но сейчас я должен быть с ним.

Он распахнул дверь, и свет облил его сверху донизу – бледного, с ободранной щекой и белесой щетиной, с запекшейся кровью на шее и воротнике куртки.

Вряд ли кровь была его собственной.

Саша вздрогнула, потянувшись следом за ним. Словно поняла, что видит Донни в последний раз.

- «Чтобы он увез Джульетту в безопасное место», - повторила она, с трудом разлепив губы. – Безопасное место… Ты знаешь, где это?

- Еще нет, - ответил Донни. – Но я найду.

Когда Джеймс Лиланд пропал с криминально-экономического небосклона Майами, слухи ходили разные.

Кто-то говорил, что из озера выловили его машину, и там были два полуразложившихся трупа – мужской и женский. Кто-то – что он сменил американские рынки на европейские, а старые паспорта – на новые. Кто-то – что сбежал с любовником в Мадрид. Или пошел в программу защиты свидетелей. Или просто исчез.

С концами.

И все хвосты в воду.

Конечно, все сошлись на том, что для города так будет лучше.