Маечка

Как Саша из отеля выходил – лучше не вспоминать. Стыдно было – пипец! Мало того, что любому ежу ясно, для чего его Макс привозил, так он его еще и бросил, уехал! Саше представлялось, как девушка у стойки, принимая ключи, сочувственно кивнет: «Что, не понравился ты Максиму Сергеевичу? Ну не грусти. Бывает!» Он для храбрости выпил почти полный бокал коньяка, зажал в кулаке ключ и ускоренной походкой ломанулся по коридору. «Могу же я, типа, спешить?! Мне позвонили, мне надо быстрей!» 

- Ключи от сто второго! – гаркнул он дежурной прямо на ухо.

- Хорошего вечера. Приезжайте к нам еще! – улыбнулась она.

На улице ему стало легче. Не дожидаясь маршрутки, не обернувшись на здание гостиницы, не глядя по сторонам, он шел в сторону «своей промзоны» и внушал себе: вот идет парень, чуть выпивший, сытый, только что после секса… Кому откуда знать, что с ним сейчас было? Никто не догадается. Не стыдно. Не стыд-но. НЕ СТЫД-НО!!! У подъезда он притормозил и достал сигарету. …А как он сегодня Максиму сказал: «я сейчас тебя трахну»! Не Дима, не Гюнтер, не этот хрипатый, что матерился по телефону, а он, Сашка! И – что сказал, то и сделал! Коньячное тепло изнутри, морозный воздух снаружи и сигарета приглушили недавний позор и, открывая дверь своим ключом, он уже нормальным, не дрожащим и не жалким голосом окликнул хозяина квартиры:

- Дядя Боря, я вернулся. Добрый вечер!

Макс позвонил через четыре дня:

- Привет. Как жизнь? Зайдешь ко мне сегодня?

«Я не приду! Я не хочу так больше!» - беззвучно прокричал его внутренний голос, но вслух он обреченно выдохнул:

- «К тебе» - это куда?

- В дирекцию, в мою приемную. Часам к шести. 

На первом этаже директорского корпуса были фикусы, ковры и кожей обитые двери. Саша минут пять стоял перед табличкой «Берестов М. С.», потом решился потянуть дверь на себя и увидел, что за ней – приёмная, в которой секретарша объясняет что-то по-английски двум иностранцам, и еще один «наш» дядька сидит в кресле с портфелем в руках.

Секретарша обернулась к двери:

- Слушаю вас.

- Я – Сидоров. Александр,… - Сашка так растерялся, что запнулся на собственном отчестве. – Александр Егорович. Меня приглашали…

- Да, вы записаны, - кивнула она. – Я доложу о вас. Ждите.

Ему пришла в голову глупая мысль, что все здесь ждут очереди, чтобы трахнуть Макса. Он прыснул, едва успев закрыть лицо ладонью, и, чтобы не выглядеть дебилом, начал кашлять, маскируя свой смешок.

Ждать пришлось сорок минут. И никому кроме Сашки – ни двум иностранцам, ни дядьке с портфелем, ни вышедшему от Максима пожилому инженеру с огорченным лицом – никому здесь не было смешно. Мужик с портфелем много времени не отнял. Но после него в кабинет зашли иностранцы, и там начались разборки на повышенных тонах. У секретарши звякнул селектор, она слушала в трубку, кивала, потом кому-то звонила. Пришлепал Рэндольф и сразу прошел в кабинет, и в неплотно прикрытую им дверь стало слышно, что спор идет уже в четыре голоса, иностранцы говорят между собой по-немецки, Макс с Рэндольфом – по-русски, а когда все четверо вместе, то – по-английски. Если бы не агрессия в их голосах, то всё было бы похоже на юмореску о том, как люди не смогли понять друг друга, потому что говорили на разных языках. Наконец, голос Максима взял тяжелую, громкую ноту, и фраза закончилась стуком – в щелку двери ничего было не видно, но Саша не сомневался, что это Макс долбанул по столу кулаком. Три собеседника заткнулись. И после двадцатисекундной паузы раздался заискивающий голос Рэндольфа – так говорят на пустыре с огромным сильным псом, боясь, что он набросится и растерзает. Заезжие немцы тоже «зажали хвосты между ног». Макс долго молчал, а трое посетителей уже присмиревшими голосами, кажется, в чем-то уговаривали друг друга… Потом беседа потекла в мирном русле. И, наконец, дверь открылась. Оба немца – возбужденные, с красными лицами, но скорее удовлетворенные, чем злые – вышли. Рэндольф за ними плотно закрыл двери и пробыл в кабинете еще десять минут. И только после того, как он ушел, снова зазвонил селектор, и Макс, еще нервно и резко, спросил:

- Кто еще есть?

- Сидоров. Александр,… - секретарша тоже запнулась на Сашкином отчестве.

- Пусть зайдет. Всё, Марина Иванна, идите. Сегодня я больше не принимаю. Отбой! – ответил Максим.

«Марина Иванна» начала убирать на полку папки со стола, а Сашка встал, невольно поежился, и пошел к своему Максу.  

- Слышь, меня к тебе охрана не пускает!

- Всё верно. Это я распорядился не пускать. Я в прошлый раз тебе сказал: «Больше не приходи».

На площадке у шлагбаума коттеджного поселка была припаркована фура, а Толик с мобильником у уха стоял перед КПП. Невидимый отсюда собеседник – «парень в майке», которого Толик когда-то бил ногами – сейчас одетый в дорогой халат в мансарде своего коттеджа поливал из лейки цветущие фиалки, а второй рукой прижимал к уху телефон.

- Пусти меня! Ты – просто шлюха! Ты не имеешь права мне отказать.

- Я слишком дорогая шлюха. Я тебе не по карману. Сваливай отсюда, пока охранник не спустил на тебя собак.

Толик «сбавил обороты», и в его тоне появились просительные ноты:

- Мне – по карману. Я привез пятнадцать тысяч. Пожалуйста, пусти меня!

Собеседник, видимо, сжалился, во всяком случае, не бросил трубку:

- Слушай, парень, …как там тебя?

- Толя.

- Слушай, Толя, тебе нужен не я. Ты – вообще не про БДСМ. Ты – про другое. Тебе не боль нужно кому-то причинить, а разрулить свою эту несчастную любовь. Ты – яришься, злишься, себя не контролируешь. Я тебя больше не приму. Но и других таких искать я тебе не советую. Ты потеряешь связь с реальностью и насмерть пришибешь кого-нибудь. И – сядешь. Там, где ты ищешь, для тебя выхода нет.

Толик молчал. А парень, открывая водопроводный кран над опустевшей лейкой, продолжал:

- Тебе нужен психолог. Если хочешь, я скину тебе телефон. Мудрая тетка, нужный тебе спец. За эту пятнашку она за один визит вытащит из твоего подсознания проблему, поможет сформулировать, ты про себя очень много поймешь.

- За пятнашку? Тётка? Психолог? Я, что – псих?! – взвился Толик. – Что за хрень?!

- Не хочешь – не надо, - сказал парень. – А мне больше не звони и не приезжай. В следующий раз охрана полицейский наряд вызовет. Чао! – и бросил трубку.

Он ждал, что Толик продолжит звонить и скандалить, но звонков больше не было. И только в следующий вечер с номера Толика пришло СМС: «Ну, дай мне контакты той тетки». А, отправив обещанный номер, он получил короткое «Спасибо».

    *    *    *

Максим Сергеевич подписывал какие-то бумаги. Над директорским столом висели карта нефтяных месторождений, утыканная красными флажками, и фото буровиков на фоне вышки, на котором глаз не сразу выцеплял из группы взрослого мужчину в дорогом пальто и в такой же, как у остальных, оранжевой рабочей каске.

- Привет. Пять секунд подожди, я закончу. Кофе пьем? Вон там – только кнопку нажать, - не прерывая дела, Макс кивнул на столик с кофемашиной. Саша с подозрением взглянул на десять кнопок на непонятном агрегате и остался стоять у двери:

- Чего ты так на них орал? Опять не соответствующий паспорту насос? …Нет? А что? Не поделили деньги?

Макс оторвался от бумаг и уставился на посетителя:

- Зачем тебе это? Ты что - промышленный шпион?

- А ты что - параноик?

Максим, наконец, улыбнулся:

- Ты – нет. А я - да! – и на озадаченный Сашкин взгляд объяснил: - Ты – не шпион, а я – да, параною, бывает! …Ай, ладно, потом подпишу! – он оставил бумаги и пошел варить кофе: - Ты не обиделся в пятницу? Я только дома сообразил, что надо было такси для тебя заказать. 

- Я не обиделся и без такси.

Здесь, в кабинете, всё было очень «Максовым», очень чётким и стройным. Очевидно, что в логике Максима Саша должен был сейчас его соблазнить: изощренно и ласково уговорить, после завалить на стол и вытрахать так, чтоб тот хоть на четверть часа позабыл все проблемы, всех  англоговорящих немцев и всю нефтедобычу. Но Сашка был слабак. Он и шел-то сюда – за защитой, за сильным плечом, шел за фразой «Я причинил тебе боль? Я не хотел. Не уходи сейчас, останься…» А этих слов сегодня в арсенале Макса не было.

- Тебе сахара сколько?

- А пирожных нет? – Саша не был сладкоежкой, но сладкое любил Максим, и каким-то странным, едва ли не мистическим образом его желания, привычки и пристрастия накрывали всех, с кем он общался.

- Есть зефир в шоколаде, - Максим взял с полки коробку.

- А это кто? Твой отец? – Саша кивнул на фото. Минуту назад он и не додумался бы, кто этот солидный мужик в компании нефтяников, но сейчас, резонируя с Максом, он словно понимал, куда смотреть, что говорить, чего хотеть, и становился сильным отраженной, почерпнутой от любовника силой.

- Да, это он! – в голосе Максима зазвучала гордость. – Раньше здесь висела фотка, где он на совещании с премьером, но он, когда увидел, не одобрил.

За разговором он закрыл входной замок, достал из ящика стола флакончик смазки. 

- Саш, можно сегодня – сразу, быстро и просто руками?

Сашка зацепился взглядом за флакон: он был почти прозрачным, и было видно, что он наполовину пуст. Интересно, сколько раз и с кем здесь у Максима было? 

- Нет. «Сразу и быстро» - нельзя, - сейчас он был не «просто Сашей без отчества», он на время стал частью Максова мира и получил право голоса. И никто на свете не смог бы это отрицать! 

- Окей! – Максим достал резинку и, освобождая место на столе, раздвинул бумаги. – Тогда – так.

- Мы сейчас с тобой трахнемся, а после ты всё это доподпишешь? – Саша кивнул на толстую пачку счетов и отчетов.

- Это так важно – что я буду делать после? 

- Для кого-нибудь, может, и нет. А для меня – да. Я так не могу, я не актив-локомотив. Если нужно «срочно»,  позвони Диме.

- Ладно. Я позвоню Диме, - Макс взял телефон, развернул Сашку к себе лицом и, пристально глядя ему в глаза, томно протянул в трубку: - Диииим… Привет. Ну – вы там собрались?

Кровь прилила к Сашиному лицу, словно ему надавали пощечин, в горле встал комок, но он сумел не отвести взгляда. А Макс продолжал:

- Дим, я не приеду сегодня. Давайте без меня. …Ну – я занят. …Нет, и позже не приеду. Не смогу, - и, обращаясь уже только к Саше: - Тогда – сиди, жди. Я закончу дела, и поедем в отель.

- Перед началом сеанса Вам нужно подписать Договор и Согласие.

- Согласие на что?

- На обработку личных данных и на терапию. И прошу заранее меня предупредить, если мне предстоит услышать от вас о каких-то преступлениях или поступках, нарушающих УК РФ. Наша беседа может пойти так, что вы расскажете мне больше, чем хотели. И чтобы это не стало причиной проблем, давайте сразу зададим границы вашей откровенности. 

В практике Иды Мстиславовны встречались случаи любой степени тяжести, особенно когда пациенты получали ее адрес от гейш, как она про себя называла дорогих шлюх обоих полов типа «парня в майке». Толик из слов психологини понял только одно: что он влип в тухлое дело.

- Знаете, я, наверное, пойду. Мне ничего не нужно.

Ида Мстиславовна пожала плечами:

- Не смею удерживать. Но если б мы решились на разговор, я помогла бы вам справиться с вашей бедой, не выходя за оговоренные рамки. Ведь вы не от скуки приехали? Вам нужна помощь.

В мимике и тоне этой старой бабки было что-то умиротворяющее, и хотелось дальше слушать ее воркотню.

- Я не совершал преступлений.

- А причинение вреда здоровью? Драки? – парень, телефонным звонком предупредивший ее о новом клиенте, коротко описал суть проблемы. Но у Иды Мстиславовны не было цели никого подставить, и она замаскировала свое знание безликим перечислением: - Хищения, наркотики, уход от налогов?

- От каких налогов? – Толик отшатнулся. Но голос психотерапевта уже начал действовать, лишать его воли, почти усыплять. – У меня всё в порядке с налогами. Я не богач.

- Одним словом – «нет»?

- «Нет» - это про что?... А, ну да: нет! – Толик чуть рассеянно кивнул, поставил свою подпись на договоре, отнес в кассу кровную пятнашку и через десять минут уже сидел в уютном кресле в полумраке кабинета, опоенного эфирными маслами, и Ида Мстиславовна, запустив метроном, начала оплетать его сознание и волю словесной вязью.  

- Вы потеряли близкого, нужного вам человека? Вам трудно смириться с потерей? Вы хотели бы его вернуть?...

- Я не «потерял». Мы с ним расстались.

- Вы расстались с любовником, потому что он…

- Уехал.

- А уехал он потому, что…

- Он – дрянь! Он спутался с другим. Мне прислали их фото.

- И вы могли бы вообще его забыть и жить дальше, но…

Толик впал в ступор. 

Ида Мстиславовна выждала пару минут, на протяжении которых пациент даже не попробовал что-то формулировать, и заговорила сама:

- …Вы его любите? – пациент молчал, - …Вы обидели его? – тишина, - …Он обидел вас?

Толик выдохнул рвано, со всхлипом.

- Сколько лет вы знакомы?

- Сто лет! Он со мной в одной школе учился.

Ему хотелось то ли закричать - зло и грубо, то ли разреветься. А бабка всё говорила и говорила. И ее слова ранили что-то внутри, бередили память и, кажется, даже пересказывали его недавние сны, которые он то лихорадочно старался вспомнить, то мучительно хотел забыть, и которые дарили ему вперемешку облегчение, отчаяние, сладкую боль и глухую, дикую тоску.

- Расскажите про самое стыдное, что было у вас с Сашей.

- Стыдное?...

- Да. О чем неловко вспоминать. О чем никому не расскажешь. Самое яркое. Что это было?

Как под гипнозом, он видел перед собой картины прошлого. Старые. Глупые. Сладкие. «Самое стыдное» - что?

- Когда я женился на Светке. …Я вам сказал же? Я женат на его сестре. Она похожа на него: когда смеется, когда сердится, когда устала… Я прошу ее сделать короткую стрижку. Нет, доктор! Зачем вы спросили о ней?! Я же – не про нее!

Ида Мстиславовна прикрыла глаза, словно дремлет, когда он резко обернулся в ее сторону. Он успокоился, опять откинулся на спинку кресла и продолжал чуть заторможенным и отрешенным тоном:

- А на свадьбе он вдруг возбух и полез ко мне драться. Я – ему: «Мы же с тобой обсуждали. Я же не тайком женюсь. Ты - знал!» А он: «Ты – подлец!» И ушел. И знаете, куда? На вокзал: вроде, уехать хотел и только там сообразил, что – без денег. И тогда залез на крышу и орал: «Я люблю тебя, Толька!» Ему спьяну казалось смешно: «только» - «ТолькА». Он кричит обо мне, а никто вокруг не понимает. Его милиция снимала. Это – стыдно, да? Он вспоминать не любит. Если скажешь – злится!

Он говорил о Саше в настоящем времени. Комок, который жал в груди, словно рос, но мягчал.  

- А что стыдней? Это – про Сашу. А – про Вас?

- Да ну Вас… Стыдней… Зачем я буду говорить?

- Но ведь что-то – было?

Обычные законы не действовали в этой темной комнате. Метроном стал пропускать щелчки. Время потекло вспять.

- Сашка с чего-то решил, что он у меня первый. Когда мы начинали, я его жалел, боялся сделать больно, ну он и подумал, что я – неумеха. А у меня уже было. Я ему из армии писал,  он отвечал… И я задолго до дембеля понял, что, когда вернусь, у нас всё случится. Я решил набраться опыта. Когда ходил в увольнение, то аккуратно искал, узнавал: где найти, чтобы трахнуть, чтоб - парень. …Зачем я Вам - про это? 

- Я – врач, - бесстрастным голосом прошелестела Ида Мстиславовна.

- Врач. Да. …И я нашел. Тот пацан был на Сашку совсем не похож: смуглый и черноволосый. Я ему признался, что – в первый раз. И он учил меня всему. А Сашку я всё равно потом жалел… С ним всё – иначе, чем с другими!

Воспоминания сделались яркими, четкими: звуки, запахи, каждый наклон головы, каждый вздох…

- Самое стыдное было… я знаю, о чем Вы спросили! Самое стыдное – когда я был один... В день, когда пришел со службы, я сразу к нему побежал. Он дверь открыл, мы целовались. Никогда мне - ни раньше, ни позже, ни с ним, ни с другими - не было так сладко. Он – нежный, смущенный. Губы теплые. Он сразу кончил, а я – нет. Я же старший и главный, мне было бы стыдно так сразу облиться. А после я ушел домой и,… - его голос захлебнулся, и он минуты три молчал, охваченный воспоминаниями, и когда вернулся к рассказу, его тон поменялся: он говорил осторожно, негромко, словно смотрит на бабочку, опустившуюся на цветок, и боится спугнуть ее дыханием и шумом. – Дома я лег в койку и… трогал себя. Вспоминал, как мы целовались, и трогал: губы, шею, плечи, которые он обнимал. Целовал свои пальцы, которые его касались. Долго, долго, долго. Кончил. Накрылся одеялом с головой и всё опять по мигу, по минутке разобрал. Я так ждал этого дня! Ждал с армии. Ждал с самой школы…

И вдруг он запнулся: еще одно воспоминание встало перед ним так живо, словно всё случилось только что. Это был школьный двор. Теплый май. А класс какой – десятый? Или даже девятый? Они с пацанами курили у спортплощадки за кустами сирени. И мимо них мальки пошли на физкультуру: такие верчёные, шумные, в трениках, кедах и майках. И вдруг двое повздорили, стали кричать друг на друга, а после сцепились, шлепнулись в траву и завозились – несильно, забавно, как два неуклюжих кутёнка. Их надо бы было шугнуть, но было жаль только что прикуренных сигарет. Выждав минуту, Толик сделал две жадных последних затяжки, бросил окурок и шагнул к драчунам:

- А ну, мелюзга, прекратите! Сейчас обоим плюху дам!

А они всё возились. Тот, кто сильней, потянул соперника за ворот, и мальчишеский плоский и светлый сосок на пару секунд показался из-под белой маечной ткани. У Толика встал: резко, сильно, как это бывает у подростков. Он не успел остановить свое движение: он уже наклонялся, чтоб поднять с земли дерущихся и, встряхнув их обоих за шкирки, цыкнул:

- Ну-ка – брейк! Я уши оборву! – и сам зажмурился, чтоб ненароком снова не увидеть этот нежный неожиданный сосок.

Задиры, чуть подергавшись в его руках, утихли. У Сашки – а это был он – в кровь была расквашена губа. Второй пацан взялся отряхивать испачканные спортивные штаны.

- Толь, на фиг тебе это надо? – окликнул кто-то из друзей.

- Да правильно он сделал. Если их не остановишь, вырастут оторвы! – поддержали его «миротворчество» двое других.

А Толик, чтоб оправдаться перед собой и перед парнями за стояк, кивнул на спортплощадку:

- Я вчера видел, как бабы из десятого «А» здесь в волейбол играли, - и показал двумя руками, как колышутся крупные сиськи во время игры. – Надо будет в пятницу с утра сюда прийти: у них первым уроком – физра. 

Пациент закрыл лицо руками и молчал. Ида Мстиславовна подождала пять минут, остановила метроном и негромко, без вопросительной ноты, сказала:

- Вы что-то вспомнили.

- Я не расскажу! – Толик отнял ладони от глаз. – Это – не для Вас, доктор! Это – для меня. …А я ведь этого совсем не помнил. Словно не было! …И как я смог его избить? Даже если он больше не любит, даже если он с другим. Его – слабого, светлого. Его… Он так верил мне! …Закончим, доктор, ладно?

Она кивнула. И, когда он к ней обернулся уже от дверей, произнесла:

- Дайте себе месяц времени. Если к концу этого срока поймете, что простили, отпустили прошлое и можете жить без него, оставьте себе хорошие воспоминания, а боль и грязь забудьте. А если поймете, что жить без него невозможно – узнавайте адрес, ищите, встречайтесь, вызывайте на разговор. Может быть, всё не так плохо, как кажется? Может быть, он сам жалеет о том, что наделал? И в любом случае, у вас есть мой телефон. Если нужна будет помощь – звоните и приезжайте, мы с вами еще поговорим.  

Прогнуть Максима можно было только перед сексом. На короткий срок он отдавал бразды правления, ослабляя невидимые, но тугие вожжи, которыми держал в узде себя, судьбу и окружающих людей. В постели он требовал себе роль ведомого, а если партнер не понимал, тупил, то Максим – ментально, но от этого не менее жестко – ему «с хрустом выламывал руки», принуждая признать себя «главным». Только тогда он мог расслабиться, только тогда кончал. А сразу после секса его выталкивало в рабочее состояние, к сверхконтролю и отложенным делам так стремительно, что любовник, наблюдающий это со стороны, испытывал подобие кессонки*.

- Макс, ну ты хоть чуть-чуть полежи! – говорил Саша, переводя дыхание после оргазма.

- От меня норвежцы ждут письма, у них рабочий день кончается, - в голосе Максима не было даже отголоска страсти, которой он отдавался минуту назад.

- Я – совсем никчёмный #&арь, да? Ты сразу встал и ушел.

…А вот страдания перфекциониста Максиму были понятны, как никому. Он откладывал ноутбук, присаживался на постель и брал любовника за руку:

- Ну, Санечка, брось! Всё было супер. Я кончил.

- Да? …Может – имитировал? – Сашка лукавил, преувеличивая свое огорчение. Он знал: уйдя в работу, Максим тут же исключит его из своей Вселенной. А так хотелось дольше, дольше ощущать ее защиту и уют! 

Саша искал темы, способные продлить их близость. 

- …Макс, а кто тебе сказал, что я гей? 

- Я же говорил: Настя.

- А ты ее знаешь?

- Настю? Кто ж ее не знает?! – Макс, наконец, отрывал взгляд от потокового графика фьючерса на нефть марки Brent: - Это сейчас она – кошёлка старая, а десять лет назад из-за нее мужики на ножах дрались. Такая баба была – ух! Мне было девятнадцать, вокруг меня невесты хороводили, я не знал, как от них отбиться, а Настя тусила с моими друзьями. И на какой-то вечеринке я ей всё про себя разболтал. А она предложила: давай вместе жить, будем парой во всём, кроме секса. Год она считалась моей девушкой. Отец ее даже через службу безопасности «пробивал»: боялся, что – женюсь, и она будет в наследницы метить.

- А про тебя родители знают? 

- Они делают вид, что не в курсе. «Don't ask, don't tell»*. 

- Ты временами так палишься - с гостиницей, хотя бы. Не боишься, что фотки в Инет попадут?

- Не боюсь. Не попадут. Как тебе понятней объяснить? На меня никто залупнется. «Медведь в тайге – хозяин».

- Да, я это про тебя уже слышал.  

- Вообще-то, эта фраза - об отце. Еще со святых девяностых. Ну, а «по наследству» и на меня перешла, хотя по сравнению с ним я – так… медвежонок.

Саша освоился среди Максовых друзей и теперь знал, что Стас – одноклассник, Лиза –  его девушка, Рэндольф – гетеро и компанейский дядька, Гюнтер и Дима – Максовы бывшие. …А может, и не только бывшие? Пару раз он не удержался от вопроса:

- А ты с Димой спишь? 

- Ты собрался меня ревновать? – в голосе Макса сквозил холодок.

Вменяемые люди не задирают медведя, даже когда он добродушен и игрив. И Саша опускал глаза, не отвечая. 

Мужа Максима в компании называли Тамерланом. Он не появлялся ни в ресторанах, ни в клубах, но иногда у Макса звонил телефон, и густой баритон был слышен всем, кто оказался рядом:

- Я у подъезда. Выходи.

Макс собирался домой, но перед уходом тянул Сашку в какой-нибудь укромный угол, целовал и тискал его на прощание, как ребенок тискает любимого тряпочного зайку: «Сань, не сегодня, ладно? В следующий раз в отель смотаемся». Потом Саша возвращался к приятелям и встречал насмешливый взгляд Димы:

- Что – обломился? А хочешь, Я тебя сегодня приласкаю?

Он ничего не отвечал и даже не особо злился, понимая, что Дима совсем недавно испытывал всё это на собственной шкуре.

Началась сибирская зима. Градусник упал на минус сорок. Еще одна зарплата ушла на длинную дубленку и рукавицы. Но больше Саша не показывал свои покупки хозяину квартиры: общение с дядей Борей складывалось тяжело. Ему, слепому, полагалась помощь социального работника. Но даже в соцзащите не находилось желающих терпеть бесконечные придирки, и приходящие помощницы все время менялись. Дядя Боря их имён принципиально не запоминал, абстрактно называя «Таня-Надя». 

Свидетелем скандалов Сашке быть уже случалось, а вот участником он стал впервые. Начало ссоры он не слышал, но в этот раз крики дяди Бори сделались громче обычного, и он вышел на кухню. 

- Ты – дрянь, шалашовка! – кричал слепой старик и, махнув рукой, сбил со стола пакет кефира, пакет упал и лопнул, и белая лужа расползлась на полу.

Девушка, сдвигая остальные принесенные ею продукты на середину стола, все-таки вспылила:

- Я не приду к вам больше! Вы - достали!

- Поугрожай мне, тввварррь! – дядя Боря, опираясь на стиснутые кулаки, поднялся из-за стола. 

- Дядь Борь, прекратите! Как вам не стыдно?! – не выдержал Саша.

Старику кровь стукнула в голову:

- Чтоооо? Это ты – мне? Да я тебя,… - он без труда пересек свою небольшую и до сантиметра знакомую кухню и схватил постояльца за горло. Сашка двумя руками пытался отцепить сухие, но еще сильные пальцы от своего воротника, но дядя Боря другой рукой двинул ему под дых. Удар был поставлен профессионально, Сашка захлебнулся, а старик, не ослабляя хватки, наносил и наносил короткие тычки. Таня-Надя завизжала. Сашка крутанулся, выдирая одежду из железных пальцев, и толкнул нападавшего так, что тот стукнулся спиной о холодильник.

- Убью-у-у! – дед нашарил и поднял над головой табуретку.

Саша с соцработницей выскочили из кухни, и в тот же миг угол табуретки грохнул по стеклянной двери, и в коридор брызнул веер осколков.

- Идемте отсюда! Он теперь не уймется, пока всё не погромит, - Таня-Надя, сунув ноги в сапоги, потянула Сашу за собой.

Дядя Боря с табуреткой в руке распахнул искалеченную дверь и с неуверенностью слепого человека водил головой из стороны в сторону, зло раздувая ноздри. Ясно было, что ничего хорошего из продолжения не выйдет. Дубленку и шапку Саша надевал уже на лестничной площадке.

- Может, полицию вызвать? Я, если нужно, и им и вашему начальству подтвержу, что вы не виноваты.

Но девушка качнула головой:

- Оно вам надо? Пусть соседи вызывают, если захотят. А на моей работе и так знают, что у старика с башкой проблемы.

В квартире еще раз что-то грохнуло, и раздался разъяренный трехэтажный мат. Саша расстался с девушкой у подъезда и пошел в общагу. Провел там часа два: ждал коменданта, ходил смотреть свободные комнаты, встретил знакомых... Наступила ночь, и стало понятно, что всё равно придется возвращаться в дяди Борину квартиру – хотя бы за вещами. 

А во дворе, у их подъезда стояла «Скорая помощь». Саша ускорил шаги и в дверях квартиры столкнулся с выходящим фельдшером.

- Что с ним? – Сашкино сердце тревожно заколотилось.

Но медик был спокоен, как удав:

- Дедуля - ваш? 

- Я его квартирант.

- Вот и славно. Значит, будет, кому присмотреть. Был гипертонический криз, стенокардия. Сейчас уже - порядок. Уколы сделали, спит. Рецидива быть не должно.

В квартире был раздрай: под ногами хрустели осколки, вешалка болталась на одном крючке, под ней лежали куртки и табуретка с отломанной ножкой. Дверь в комнату старика была открыта.

- Дядь Борь, это – Саша. Вы как?

Никто не ответил. Сашка постоял у кровати, слушая дыхание спящего, и пошел убираться в квартире.

Теперь эти звонки уже не удивляли: ближе к вечеру, по городскому телефону:

- Саш, зайдешь ко мне после работы?

Он пришел в дирекцию к шести часам и… застал там необычную движуху. Дверь из приемной в кабинет была открыта, Макс за столом черкал какие-то бумаги, два мужика крепили к флипчарту* цветные диаграммы, парень в наушниках монтировал аппаратуру, командуя секретаршей и всеми, кто попался под руку:

- Марина Иванна, дайте еще стул. Жалюзи закройте. Нет, бликует. Поднимите. Дружище, двинь стоечку к окну. Еще поближе. …Бляха, провода не вырви!

Саша, по его просьбе переставляя штатив с видеокамерой, спросил:

- Что случилось-то? Труба, гроза…

- Срочное селекторное у губернатора, - пояснил оператор и обернулся к Максиму: - Максим Сергеевич, вторая линия – есть: Салехард. Третья, Москва – отвечает. Когалым, пятая – нужна? Настраивать?

Макс на мгновение оторвался от бумаг, отыскал взглядом одного из помощников и рыкнул:

- Андрей, можно меня не отвлекать? Реши вопрос, пожалуйста!

Помощник зашикал на оператора, замахал руками секретарше:

- Уйдите, уйдите…

Сашка вобрал голову в плечи и от греха подальше смылся в приемную. В кабинет еще кто-то входил, что-то обсуждали, двигали стулья, потом дверь закрылась, и всё стихло. 

Больше часа ничего не происходило, лишь появился главбух, и секретарша, одновременно кивая и прижимая палец к губам, впустила его в кабинет. И в приоткрытую на пару секунд дверь было слышно, как Максим звенящим от напряжения голосом рапортует невидимому собеседнику. К восьми вечера совещание закончилось, оператор выволок свою аппаратуру, Марина Ивановна принялась варить кофе, потом опять вскипела суета:

- Максим Сергеевич! Москва на проводе! – и все опять закрылись в кабинете.

Сашка утомился от безделья, твердя себе, что пора идти домой, что Макс про него попросту забыл, но тут пришла смска: «Дождись», а еще через пять минут дверь кабинета открылась, и Максим, ничего не сказав секретарше, не реагируя на выходящих сослуживцев, остановил на Саше лихорадочный взгляд:

- Ты еще здесь? Идем.

Саша едва поспевал за его быстрыми шагами. Белый гелик рванулся с места раньше, чем Сашка успел пристегнуться. Макс, стиснув руль, молчал и смотрел прямо перед собой. Шлагбаум, поворот к гостинице, парковка у боулинг-клуба - все знакомые улицы и перекрестки они миновали, не тормозя. За окном потянулись окраины. В какой-то момент Саша подумал, что Макс везет его к себе домой, потом – что они едут заправляться. Но, оставив за собой освещенные улицы, заправку и пост ДПС, машина вылетела за город. Пустая, темная, обледеневшая дорога в свете фар. Колея от грейдера, сгребавшего снег в день последнего снегопада. Минус тридцать семь за бортом, сто двадцать километров в час на спидометре и бесконечная, безлюдная тайга. Максим давил ногой на газ и не смотрел по сторонам. В Сашкиной груди сжался холодный ком. Что делать? Как его остановить? Как вообще разговаривать с этим человеком?! Ответов не было. Наверно, неосторожно сказанное слово привело бы к краху. Макс опустил левое стекло, мороз и шум колес втекли в салон. Саша крепко зажмурил глаза и понял, что сейчас он закричит от ужаса. Под колесо подвернулся ледяной надолб, машину потащило боком, но умная немецкая электроника приняла управление на себя: стабилизатор курса начал тормозить, скорость упала и, описав широкую дугу, джип встал на обочине, в сантиметрах от кювета. Макс долбанул кулаком по клаксону и лег лицом на руль. Машина издала короткий гулкий стон. 

- Мы так разобьемся, - Саша не проговорил это, а прошептал.

- Прости, - голос Макса показался незнакомым.

- Закрой окно, мне холодно.

Максим поднял стекло. 

- Он на меня накричал.

- Отец? – Сашка понимал, что, конечно же, не губернатор. 

- Я – идиот. Я - дебил. Я не сумел доложиться.

В ушах у Саши шумело. Он понимал, что рядом с ним сидит человек со своим отчаянием и болью, но думать о чужом сейчас не мог.  

- Максим, я не хочу умирать! Пожалуйста, давай спокойно вернемся домой.

- Прости, - еще раз повторил Максим: - Я, урод, еще и тебя чуть не убил! …Надо дальше жить, да?

- Даже если всё плохо, он точно не хотел бы, чтоб ты разбился, - слово «он» не нуждалось в пояснении: и так было ясно, о ком идет речь.

Макс вынул и включил мобильник, начали сыпаться смс-ки о пропущенных звонках. Пролистав их, он набрал один из номеров.

- Где ты? Почему не отвечаешь?! – из трубки звучал хрипловатый голос Тамерлана.

- Я… Мы катались. С Сашей. За город.

Видимо, такой «полёт» был в жизни Максима не первым.

- Ё# &&&, -  выдохнул его собеседник и приказал, отрывисто и резко: – Дай. Ему. Трубу.

Макса, видимо, покинуло напряжение, его руки дрожали и, передавая Сашке телефон, он едва его не уронил.

- Саш, это - тебя.

- Алло? – настороженно ответил Сашка.

Голос был не грубым, но напористым:

- Вы оба целы?

- Да. 

- Машина на ходу? Вы далеко от города? Там под капотом пятьсот лошадей. Ты справишься с этой машиной? Сядь за руль и со скоростью тридцать – тридцать, ты слышишь?! – доедьте до дома.

- Я вообще-то – дальнобойщик. Я и не с такой машиной справлюсь, - зачем-то похвастался Сашка.

- Ну и отлично, - Тамерлана, видимо, трудно было удивить. – А дома накачай его коньяком и останься у нас ночевать. Я в Когалыме и быстрее утра в Ноябрьск не попаду. Ты справишься?

- Да.

- Но учти: если с ним что-то случится – на дороге ли, в городе ли, дома ли – то тебе – капец. И умирать ты будешь долго и мучительно. Ты понял?

- Спасибо. Это очень поможет мне ехать, - буркнул Сашка.

Сейчас он был здесь главным. Сильным. Топом. И две жизни – его и Максима - зависели только от него. 

- А ты, правда, дальнобойщик? – спросил Макс. – Брутально. Круто. Но тебе не идет…

- Давай, вали из-за руля! Умничать он еще будет, - повысил голос Сашка. 

На самом деле, это сделал Тамерлан: это после его слов Макс «поплыл» и сдал ситуацию в чужие руки. Но теперь это было не важно. Они поменялись местами, и, настраивая водительское кресло под свой рост, Саша покосился на пассажира и чуть снисходительным тоном – как говорят, обращаясь к ребенку или подростку - напомнил ему:

- Пристегнись.

Сказать, что рулить было не страшно, было бы враньём. В сравнении с фурой джип был лёгким и вёртким, как блоха под расчёской. По миллиметру «поддрачивая» педаль газа и не отрывая взгляда от дороги, Саша не слушал бормотание пассажира, переводящего свою истерику в рефлексию:

- …Предложенный объем инвестиций в пять раз превысил прогнозы. Я не мог всё сходу просчитать! …Отец неправ. Он должен был прервать меня, сказать, что наш ответ потребует аналитической работы…

Город-спасение приближался: вот он - лишь зарево над лесом, вот - отступившая тайга, и только после – теснота, свет, жизнь, дома, машины, люди. Саша облегченно выдохнул и покосился на пассажира:

- Макс, адрес говори.

- За рынком – направо, здесь близко…

Через десять минут перед ними открылись высоченные ворота. Дом Макса был огромным, теплым и ни капли не похожим на кино про богачей.

- Выпить угостишь? 

Сашка сейчас и сам не знал: исполняет ли он приказ Тамерлана «накачать Максима коньяком» или, правда, хочет вдрызг напиться? Где-то внутри запоздало дрожала трусливая жилка, и пережитый ужас близкой смерти не спешил раствориться в пламени камина и миндальном вкусе Хеннесси*. Над каминной полкой – так ожидаемо! – висело фото Максова отца: он улыбался, сидя в седле снегохода. Максим расставил на низком столике бутылку, бокалы и тарелку с бутербродами. 

- Сашк, ты, правда, дальнобой? А раньше почему не говорил?

- А ты меня хоть раз о чем-нибудь спросил? Ты объяснил, что тебе чужие проблемы и истории - по барабану. 

- Я – бездушная, черствая сволочь? Прости, - напряжение покидало Максима очень медленно. И, видимо, хотелось чего-нибудь покрепче коньяка. Он снизил голос до шепота и до густого, вкрадчивого баритона: - А хочешь - трахну?

Сашка вздрогнул. Такого поворота он уже и ждать-то перестал!

- Иди ко мне! – Максим раскрыл объятия, и Саша, недоверчиво помедлив, лёг на его плечо. – Только сразу скажи: как - нельзя?

- …В смысле?...

- Ну, ты в Тарко-Сале сосать не стал. Мол, что-то было раньше - злое, нехорошее. Так чтоб я снова не попал в больную точку, расскажи: чего нельзя?

- Бить нельзя. Принуждать. Угрожать…

- Господи, бедный! – Макс на мгновение прижал Сашину макушку к своему виску. – Тебя кто-то сильно обидел? Хочешь, мы его в тюрьму посадим? Свидетелей найдем по тому делу, хороших адвокатов подключим.

Но Саша помотал головой:

- Не надо! То всё в прошлом. Сейчас я - с тобой!...

Но «первой брачной ночи» между ними так и не случилось. Макс не был бы Максом, если бы в следующей распутной, пошлой, жаркой сцене оказался еще один полноправный участник, кроме него самого. Он включил порно: в средневековом замке сюзерен* держал гарем молодых пацанов. Порол их, насиловал, заставлял драться друг с другом до крови. Два парнишки чем-то провинились, их бросили в темницу, и в ожидании казни они делились друг с другом водой и едой, о чем-то болтали (и Саша опять не понимал их английский). Наконец, тот, кто старше, стал целовать и гладить младшего. На этом месте Макс – впервые за их отношения с Сашкой – сам начал его раздевать. Но, видя, как он не отводит взгляда от экрана, Саша не мог отделаться от мысли, что Макс сейчас не с ним и, подай сейчас Сашка голос, еще и удивится, типа: «кто здесь?» На экране пошло порево, Максим поставил голого партнера раком, но Саша, подстраиваясь под проникновения, всё ждал, что Макс вот-вот зашепчет по-английски. Макс кончил и повернул любовника к себе лицом:

- Ты – как? Не успел?

- Я без рук не кончаю, - соврал Сашка и, чтоб избежать лишних вопросов, принялся дрочить.

В порно-ролике еще что-то происходило. Максим скользил глазами по экрану, а ладонью - по телу любовника. Саша смог догнаться, повернулся на бок и закрыл глаза. Хотелось спать и плакать – неизвестно, чего больше. Но Максим, уже опять всё контролируя и не ожидая возражений, отрезал:

- Я вызову тебе такси. Мне завтра рано на работу. Без обид, Саш, ладно?

У Сашки от неожиданности даже слезы пересохли. Может, так – и правильно? Сибирь. Тайга. Медведь – хозяин. Хули ныть-то?!

Одеваясь, Саша взглянул на часы. После губернаторского совещания прошло пять часов. А казалось, что - вечность: с любовью, со смертельной гонкой по обледеневшей трассе, со спасением, с коротким счастьем у камина, с вожделением плоти и с бесповоротно рухнувшей надеждой… 

В этот вечер в нем что-то надломилось. Разговор ли с Тамерланом так подействовал, или  «неодушевленный» секс, но он вдруг перестал наивно, как институтка, ждать светлого общего «завтра» с Максимом. 

Через пару дней Макс позвонил с привычной фразой: 

- Приходи к шести часам.

Но Саша отказался: 

- Нет. У меня другие планы. 

- Что, я в койке так тебя разочаровал? 

Саша хотел слепить какую-то отмазку, но почувствовал, что если разговор протянется еще одну минуту, он снова растворится в Максовой харизме и пойдет за ним, как бандерлог на голос Каа. Он стиснул зубы, чтоб не отвечать, зажмурился и бросил трубку.

Вечерами он дома бухал в одиночку и зачем-то искал в соцсетях Тамерлана: кто он? какой? Из фразы, однажды оброненной Рэндольфом, выходило, что он работает в их фирме. Кем? Шефом службы безопасности? Муж Макса представлялся Саше эдаким Конаном-Варваром*, но на фотках официального сайта компании и в видосиках с корпоративов никто на этот имидж не тянул.  

Через неделю на служебный мейл пришло письмо от зав. отделом: «Александр Егорович, 22-го числа будет встреча с китайцами. Подготовь доклад о полевых замерах с их насосом. Регламент – десять минут, язык - английский». Саша опешил: «Какой доклад? Какая встреча? Английский еще, ё-моё!» Но не успел решить: переводить ли гугл-транслейтом протокол из Тарко-Сале или от греха подальше накатать заявление на увольнение, как пришел еще один е-мейл: текст выступления с построчным переводом. Фразы были ясными и четкими, английский язык – сложным, совсем не таким, какой преподавали в Пензенском госунивере. Авторство, видимо, принадлежало Максу. Сашка сник, покорился и начал зазубривать текст, временами приставая с вопросами то к Амину, то к Гуглу, чтоб не налажать с произношением.

    *    *    *

Инвестфорум с международным участием, который Сашин начальник назвал «встречей с китайцами», проходил в местном бизнес-центре. В фойе Сашке выдали бейджик, глянцевый буклет и «ухо»*. Знакомых лиц было мало. Максим приехал в обществе китайца и мужика лет сорока, судя по безупречному костюму и очкам в золотой оправе, скорее всего - итальянца. Макс вещал по-английски, китаец лучезарно улыбался, итальянец был простужен, и временами заходился в кашле, кутаясь в шарф. Саша пару раз специально прошел мимо них, но Макс, поглощенный беседой, его не заметил.

Выступал Саша одним из первых. Он бодро отчеканил текст. Китайцы стали задавать вопросы. Наушник в ухе ожил женским голосом, и, вслушиваясь в перевод, он еще не успел растеряться, как рядом возник Рэндольф:

- Александр Егорович, позвольте, я добавлю пару цифр.

Сашка благодарно ему закивал и отступил от трибуны. Дальше взрослые дяди спорили и злились друг на друга без него. В полемику включился хриплый итальянец. Максим молчал: видно, тема не была настолько важной, чтоб пускать в ход тяжелое оружие. Наконец, объявили следующего докладчика, Саша мысленно перекрестился и сел в последний ряд. На телефон упала sms-ка от Максима: «Красавец! Справился. Приходи в Оргкомитет в 16-30». Если, находясь вдали от Макса, можно было попытаться противостоять его желаниям, то здесь, во власти его голоса и магнетизма, здесь, где собеседники невольно выпрямляли спину и умолкали, подчиняясь повелительному движению его бровей, сопротивление было бесполезно. И «приходи» было синонимом к «приду!»

В уставленном коробками Оргкомитете секретарша Макса складывала стопками какие-то бумаги, две синхронистки* пили чай с зефиром, и непонятно как попавший сюда итальянец размешивал в стакане шипучий аспирин.

- Александр Егорович, поможете? – обрадовалась Сашке секретарша. – Вот: надо разложить по три листа, здесь сорок восемь экземпляров.

Она ушла. Вслед за ней вспорхнули переводчицы. Саша сортировал бумаги, когда вошел Максим.

- Ты – как?

- Нормально, - обернулся Сашка.

- Супер. Китайская пилюля помогла! – ответил «итальянец» на чистейшем русском языке. 

Макс вольно плюхнулся на подлокотник кресла, в котором сидел «итальянец», и губами коснулся  его лба.

- Ага, температуры нет. Отец приехал. Ёлки, как же я устал! 

«Итальянец» легким движением ссадил Максима с подлокотника:

- Макс, не смущай молодого человека.

- Он не принцесса на горошине, а дальнобойщик. Его не так легко смутить. Да, Саш? – Макс перевел на Сашу утомленный взгляд.

И тут у Сашки в голове сложился пазл, и одновременно отвалилась челюсть:

- Вы – Тамерлан?! Да Вы на фиг непохожи!

- Как люди плохо знают Тамерланов, - улыбнулся «итальянец». Он встал из кресла, усадив вместо себя Максима: - Ты сколько раз сегодня кофе пил?

- Три, - ответил Макс.

- Не врешь? – Тамерлан зарядил кофеварку. – С Сергеем Петровичем уже здоровался?

- Да. 

- Он сильно злой?

- Не очень.

Сварился кофе. Тамерлан нашел в коробке плитку шоколада, распечатал и наломал квадратиками:

- Пей. И ешь.

Макс приложил чашку к губам и закрыл глаза:

- Можно, я никуда не пойду? 

- Можно. Десять минут, - ответил Тамерлан.

Но отдохнуть Максиму не удалось: у него затрещал телефон.

- Отец! – его голос сделался испуганным, и сказанная в трубку фраза вышла очень звонкой: - Да, пап? Иду. Да, здесь. Да, всё подготовил.

Тамерлан задержал на пару секунд его руку в своей:

- Всё в норме, Макс. Мы всё проверили: всё в норме. Позвони, когда тебя забрать.

Максим кивнул и быстрым шагом вышел. 

- Вам сделать кофе? 

Саша отрицательно качнул головой.

- Тогда, может, виски?

- Виски – да.

Тамерлан достал из портфеля бутылку и плеснул «Джонни Уокера»* в две чайные чашки.

- Меня зовут Тимур Андреевич. Ну - за знакомство?

Они чокнулись, и Саша выпил сразу, до дна, насколько смог крупными глотками. 

- Вы знали, что я буду здесь?

- Я-то? – усмехнулся Тамерлан. – Я писал вам доклад.

- Вы? – опешил Сашка.

- А вы думали – Максим? Ну - нет. Его рабочее время стоит больших денег. Вам слишком жирно было бы иметь такого референта…

Саша, не решаясь поднять взгляд на визави, кивнул на бутылку:

- А можно – еще?

Тимур Андреевич разлил по второй и откинулся в кресле, держа чашку с виски обеими руками.

- Мне было двадцать девять лет. У меня была жена, две дочки. Старшая – уже первоклашка! Я читал «геохимию нефти и газа» в Университете имени Губкина и был самым молодым доцентом на факультете. И в этот год на первый курс пришел Максим. Его отец уже был олигархом. И злые языки прозвали Макса «Генералычем». Но, боже, как же он хотел учиться! Он сидел за первой партой, слушал, задавал вопросы, он раньше всех сдавал контрольные и курсовые. Он должен был быть лучшим: лучше студентов, лучше преподавателей, лучше профессоров! У него был пример перед глазами. Он так хотел его достичь! Хотел и знал, что не достигнет.

- И это были вы? – тон Сашки стал неприязненным.

- Нет. Вы разве еще не поняли? Это был отец, Сергей Петрович. Мальчик Макс был влюблен в своего отца. Платонически, но беззаветно. Был и остается. Он знает, что никогда не сможет заработать столько денег, стать таким влиятельным, не сможет стать авторитетом для единственного человека…

- А вы были – взрослый, хрипатый, и Макс на вас повелся?

Тамерлан коротко засмеялся:

- Ну да, наверно. Семнадцатилетние мальчишки тридцатилетних видят стариками. Я не знаю, когда я «пропал». Может, когда, готовясь к лекции, каждый раз пытался предугадать, в каких местах и как он будет задавать вопросы. А может, когда я с его группой пошел в майский поход. Мы пели под гитару у костра. А потом Максим предложил брудершафт. И я, наивный идиот, пил красное вино и целовался с девочками и пацанами… Наш первый поцелуй с ним всё решил. Моя жизнь никогда не стала прежней. Я соблазнил его. Я! Его! А он был моим первым мужчиной. И за день до этого я плюнул бы в лицо любому, кто вздумал бы сказать мне, что я – гей. Но люди всегда делают то, чего от них хочет Максим. …Я неправ?

- Вы правы! – выдохнул Сашка. 

- Он был у вас первым?

- Нет. Не был,… - Саше стало неловко от этого разговора.

- Бегите от него, Саш, - Тимур Андреевич очень тщательно выговаривал обращение на «вы». – Бросайте, уходите, ищите новых встреч. Или вам будет слишком больно, когда он наиграется.

- Он быстро наиграется?

- Не знаю. С Димой он был около года.  

У Тамерлана звякнул телефон. 

- Макс, - пояснил Тимур Андреевич, читая sms-ку. - Просит срочно сделать справку по насосам. Вы простите, Саш, но мне надо работать, - он вынул из портфеля ноутбук и положил его на стол, раздвинув чашки. 

- Я ненавижу вас! Обоих! Всех! Вы – психи! – буркнул Сашка. Ему опять хотелось спать и плакать. И опять пришло на мысль: «Медведь в тайге – хозяин». – И к черту такую тайгу! – добавил он, направляясь к дверям.

Домой Саша пришел с бутылкой водки. До самой ночи пил, скрипел зубами, а когда сильнее захмелел – уже и плакал, утирая слезы тыльной стороной ладони. Это надо ж было бросить всё, что имел, сбежать, а в новой жизни влипнуть в чужие проблемы! Он пытался вспоминать о доме, но коварная память выносила на поверхность только горькие моменты. Чувство вины перед сестрой. Ревность к ней же. Две злополучные фотки на телефоне Юнуса: на одной – Толин загривок, голая широкая спина и обнимающие ее Сашкины руки, на второй - уже он сам, Сашка, стоящий на коленях между ног Юнуса. И, наконец, Толина ярость, презрительное «шлюха!» и бесконечный град ударов. Зачем он защищался, пытался оправдаться, что-то лепетал? Надо было руки опустить, закрыть глаза и молчать: пусть бы лучше убил сразу к чертовой матери!

- …Что, боец, домой собрался, «на материк»? Не склеилось в Сибири? – в дверях кухни раздался скрипучий голос дяди Бори.

- Вас я не спросил! - буркнул Саша.

После прошлого скандала он с квартиры так и не съехал. В первый вечер, когда старик с сердечным приступом лежал, оставить его было бы подло, потом неделю Сашка всё собирался уйти, уложил вещи, подсчитал, сколько денег заплатит за неполный месяц, но… не собрался: то одно его отвлекало, то другое. Потом они с дядей Борей слепили какое-никакое примирение, и Саша остался.

- Что, водяру в одиночку пьешь? Мне каплю налей.

- Чтобы вы потом на меня с табуреткой кинулись? Спасибо, не надо.

- Да ладно, не скупись, - дядя Боря на ощупь нашарил в шкафу стопку и приземлил ее на край стола.

Саша наполнил ее почти до краев и придвинул старику тарелку:

- Есть хлеб. И сосиски.

- Такую ерунду ты ешь! – дед водку выпил, но закусывать не стал. – Не можешь бабу завести? С «материка»-то почему уехал? Кто там у тебя остался?

- Родители. Сестра, - ответил Саша без особенной охоты.

- Врешь. От сестры в Сибирь не уезжают. Несчастная любовь, видно, была. Что, я не прав?

- Может, и правы, - Саша тоже выпил, не предлагая дяде Боре чокнуться.

- Ждал, что она за тобой приедет, в ногах валяться будет: мол, «вернись, любимый, всё прощу»?! Налей-ка мне еще рюмашку. Я вот тебе покажу,… - дед ушел в свою комнату, и Саше было слышно, как он двигает полки комода, а после шаркает обратно в кухню, - Ну-ка, вытри здесь…

Дядя Боря разложил на столе допотопного вида картонную папку и из-под конвертов и квитанций вынул пачку фотографий. Осторожно брал снимки, ощупывал их. Несколько свежих и ярких, на глянцевой фотобумаге, отложил в сторону. Потом повернул к Саше старую черно-белую фотку:

- Здесь – кто?

- Девушка в белом халате, - сказал Саша.

- Военврач наш, Иринка. Ее душманы выкрали, так потом и не нашли… даже трупа… А здесь? 

- Парень в шлеме.

- Игорь. Друг. В танке сгорел в 84-ом году. А это, - старик взял самое большое фото, где на плацу стояло три десятка пацанов в афганке* с автоматами в руках, - это – наш взвод в Кандагаре. – Какое-то время он перебирал карточки молча. Наконец, нашел ту, что искал, и положил ее поверх остальных: - Смотри, а вот это – мои.

На поблекшем снимке женщина держала на руках малыша, а рядом с ней стояла девочка-подросток. Малыш улыбался, девочка смотрела в объектив настороженно, а лицо женщины было густо-густо, много раз подряд, зачеркнуто шариковой ручкой и карандашом. Чуткие пальцы слепого гладили лица детей. – Дочка Ната. Красавица. Умница. И - мой Олежка. Сын.

- А женщина? …Не приехала за вами, чтоб в ногах валяться?

- Это - стерва, - с ненавистью процедил дядя Боря. – Гадина гулящая. Детей против меня настраивала, тварь, - он коснулся исчерканного места пальцами, отдернул их и начал убирать фотографии обратно в папку.

На следующее утро Сашка на продолжение «китайской встречи» не поехал, а просто пошел на работу. …Ну их на фиг, этих заумных придурков, с их хитросделанной моралью и международными интригами вокруг насоса! И без них башка трещит... 

Но в обед ему на мобильный позвонил завотделом:

- Сидоров, ты где?

- На своем рабочем месте.

- Ты что – обалдел?! В 14.00 дискуссия начнется по твоей теме. Графики нужны. У тебя флешка с собой? Давай – бегом, чтоб через двадцать минут здесь был, как штык!

«Штык» из Сашки сегодня был неказистый, но – делать нечего – он побежал ловить такси. Перед крыльцом бизнес-центра стоял бронированный мерседес M-класса, загороженный двумя джипами охраны. Значит, отец Макса - здесь. Саша невольно поежился. Но на дискуссии, где ждали его графиков, никто из «шишек» не присутствовал: у Берестова-старшего, Максима, представителя губернатора из Салехарда и двух главных китайцев шли сепаратные переговоры. 

А в конференц-зале была действительно рабочая встреча, на которой каждый говорил на том языке, на каком мог, зато все понимали графики и цифры, и всем действительно надо было договориться. Два часа Саша участвовал в трехъязычной вакханалии, от безысходности уже понимая английские просьбы «вернуться на два слайда назад» и «увеличить картинку с диаграммой» и отвечая на языке, который китайцам приходилось признавать английским. Но, когда экран погасили и все, наконец, перестали орать друг на друга, он почувствовал себя канарейкой, которую по ошибке выжали в чай.

- Всё, Сидоров, ты пока больше не нужен, - завотделом одарил его кивком. 

Саша оставил ему флешку с графиками и ушел курить. 

В курилке было пусто. Прижавшись лбом к холодному стеклу, он смотрел на цветные гирлянды наряженной у бизнес-центра ёлки, и думал, как сейчас он понимает Макса, который после адовой работы не может переключиться ни на отдых, ни на секс. …И в эту минуту у него зазвонил телефон. Номер был - Светки, сестры. Но, даже не снимая трубку, он уже знал, что это – не она. Сердце тревожно забилось, низ живота сжал сладкий спазм. Саша поднес телефон к уху и томным голосом, каким не стал бы отвечать сестре, сказал:

- Алло.

- Маечка… Сашка… Я… тебе хочу сказать… Я - простил! – Толик волновался, и его голос гас после каждого слова.

От неожиданно сильных чувств у Сашки заложило уши. …Этот голос он мечтал и боялся услышать. Этих слов он ждал, но и их было мало – бесконечно мало! - для того, чтоб дань шанс глупой, не имеющей права на жизнь надежде, которую он сберег после той драки.

- Ты – меня? – певуче протянул он оба слова. - Really, are you sure?* - он сразу понял, что говорит не то, неправильно, нелепо. Понял, что Толик теперь уж точно не ответит так, как надо. И его робкая надежда сейчас исчезнет навсегда. 

- Ты за границей, что ли? – опешил Толик.

- Нет. Но я занят. И я не могу говорить! – испуганно выпалил Сашка, дал отбой звонку и… отключил телефон.

Сколько времени он там просидел? Может - минут десять, может – полчаса.

- Ага, вот ты где! У тебя телефон не доступен. А я ищу по всем этажам! 

Саша открыл глаза: он сидел на подоконнике курилки, а перед ним стоял абсолютно счастливый Максим.

- Саш, отец – головаааа! Если бы ты видел, как он замминистра обыграл! - Макс взял его за руку и потянул за собой: - Вставай. Пойдем! У нас всего двадцать минут!

- Макс, у меня сейчас не встанет, - Саша не сомневался в том, куда его зовет Максим.

- Ну, так я тебя трахну! Ты ж мне врал, что без рук не кончаешь? Точно – врал! Я сейчас докажу!

Макс был заведенным, глаза его блестели – таким его Саша ни разу не видел.

- Тебя Сергей Петрович похвалил? 

- Да. Но это не главное. Если б ты видел,  каааак он всё обставил! Теперь всё будет ок! По-нашему. Идем же!

- Макс, мне сейчас мой парень позвонил.

- У тебя здесь появился парень?

- Не здесь. С материка. 

- Тот, который тебя бил? Саш, даже не думай! Я тебя не отдам. Никому! 

…А Сашка вдруг понял, как сильно хочет секса. В ушах еще звучал Толин голос. Властная рука Максима тискала его запястье. Он позволил увести себя в Оргкомитет, прижать спиной к двери и целовать, и лапать. Всё было похожим на давний, самый первый у них с Толькой «раз». Саша завелся. Макс вытащил презик, потом тормознул на минуту:

- Стоп. Дай я всю эту «италию» сниму. Мешает! - он сбросил на стул дорогой костюм и рубашку и обернулся к любовнику. – Я хочу тебя! …Сучка! Еще с каким-то «парнем» общается за моей спиной!

Такого напора Саша не ожидал. Сейчас Максиму, чтоб завестись, не понадобилась никакая порнуха. Он быстрыми и точными движениями избавил Сашку от одежды, развернул, нагнул, вошел и, жарко гладя его по спине и плечам, зашептал:

- Чтоб знал: ты – мой! Будешь вечно! Такой нежный. Такой тонкий. Такой сладкий!

Ритм был быстрым, но негрубым и очень… точным и четким, как всё получалось у Макса. И то, что Макс знал про Толика и говорил сейчас о нем, вставляло до одурения. Сашка даже заорал, кончая. 

- То-то! Блиииин,… - выстонал Макс, в последний миг опираясь рукой на спинку кресла, чтоб не придавить любовника. И, глядя, как Сашка ищет по карманам носовой платок, усмехнулся: - Лгун несчастный! Без рук он, видите ли, «не кончает»!

Саша, вытираясь и переводя дыхание, наблюдал, как Максим одевается:

- Забавно. Ты носишь майку-алкоголичку?

Макс пожал плечом:

- Что в ней «алкогольного»? Под дорогие рубашки их носят: чтоб рубашку особо не пачкать и чтоб через тонкую ткань сосками не светить.

- Мой парень такие любил – чтоб на мне. Он надарил мне штук десять: белые, серые, цвета хаки, «дырявые» в сеточку. Я, когда из дома уезжал, их все собрал и на помойку выкинул…

Макс хотел что-то ответить, но не успел: у него зазвонил телефон.

- Где ты? – прозвучал из трубки голос Тамерлана.

- Я забираю из Оргкомитета коробки, которые остались от фуршета, – отмазался Максим.

Они, и вправду, взяли три коробки с печеньем и одноразовой посудой и понесли их вниз, на цокольный этаж, где в «закрытой на спецобслуживание» столовой  топменеджмент их фирмы отмечал удачный финиш Инвестфорума. Увидев, что они вошли вдвоем, Тимур Андреевич сверкнул на них глазами, но при посторонних, конечно же, ни слова не сказал.

По своему статусу Сашка никак не мог бы оказаться в этом коллективе: здесь было только высшее начальство. Пили виски. Официантка принесла горячее, но люди за столом не сразу взялись за еду, всё еще обсуждая деловые моменты. Потом инерция рабочих новостей иссякла. Дядьки поснимали пиджаки и занялись котлетами. Макс, возбужденный и довольный больше всех, еще какое-то время пересказывал Рэндольфу заключительные тезисы от замминистра. В конце концов, Тимур поставил перед ним полный стакан коньяка и блюдце с лимоном:

- Максим Сергеевич, пощадите уже! Дайте людям отвлечься. 

Макс замолчал, выпил и начал набирать себе на бутерброд лимон, осетрину и зелень. 

Сашка сел в торце стола и ждал момента, когда можно будет уйти незаметно для всех. И тут какой-то кент из дирекции принес Тамерлану гитару:

- Тимур Андреевич, спойте, а?

- Нет настроения, Гриш, - пытался отказаться тот. 

Но просьбу Гриши поддержали. Тамерлан минуты три крутил колки, настраивая и прислушиваясь к инструменту, потом выпил еще коньяка и откашлялся. 

- То была не интриж-ка,

Ты была на ладош-ке,

Как красивая книж-ка

В грубой супероблож-ке.

Я влюблен был, как мальчик.

С тихим трепетом тайным

Я читал наш романчик

С неприличным названьем.

Сашка раньше не слышал этой песни. И не сразу понял, почему Макс закусил щеку изнутри. А Тамерлан продолжал:

 Я надеялся в тайне,

Что тебя не листали,

Но тебя, как в читальне,

Слишком многие брали.

Не дождаться мне мига, 

Когда я с опозданьем

Сдам с рук на руки книгу

С неприличным названьем.* 

Сашкины щеки словно кипятком обварили. Он боялся, что на него начнут пялиться, но никто из сидящих за столом не позволил себе ни жеста, ни звука намеков. Притащивший гитару Гриша подошел к Тамерлану:

- А мне дайте мне на пару минут? – забрал у него инструмент и начал набирать какую-то сложную мелодию. 

У Макса опять зазвонил телефон.

- Алло. Да, пап,… - ответил он.

Гриша закрыл ладонью струны гитары. Официантка, вошедшая с каким-то вопросом, застыла с приоткрытым ртом. Все и всё, что за секунду до того говорили, шумели, звучали – все замерли и смолкли. И только Сашка, не поднимая глаз, встал из-за стола и выскользнул из столовой, спеша покинуть место, которое он не имел прав занимать.

    *    *    *

Максим улетел в Салехард. Там, в Минприроды Ямало-Ненецкого округа решалась судьба газового комплекса, мажоритарным инвестором которого давно стали бы китайцы, если б не авторитет, предпринимательский гений и деньги Берестова-старшего. Памятное совещание у губернатора и Инвестфорум были ходами в большой игре. Побеждали «наши», но до финального гонга было еще далеко…

Вернуться Макс собирался через два дня, но вместо этого прислал Саше смс: «Привет! Я соскучился. А ты? Я еще неделю - у отца. Жди. И чтобы никаких парней с материка, ты понял?!» В субботу Саша поехал в торговый центр: купил новую зарядку для телефона, пообедал в случайной кафешке, потолкался по новогодней ярмарке и уже шел к остановке маршрутки, когда увидел припаркованную у бара ауди – дорогую, приметную, чересчур похожую на ту, что забирала Макса из отеля… Почему он зашел в этот бар? Да фиг его знает!

В сдвоенном зале не было верхнего освещения, а на стенах висели плафоны, стилизованные под футбольные мячи, и огромные плазмы.

- У вас забронирован столик? – улыбнулась Саше девушка в передничке. – А то с шести часов всё будет занято…

Саша пожал плечами с видом «не очень и хотелось!» и повернулся к дверям, но его локтя деликатно коснулись:

- Александр Егорович, я могу вас пригласить за свой стол?

- Отлично! – больше всех обрадовалась официантка. – Сейчас я принесу меню!

Столик был сервирован на одного. Тимур Андреевич выждал, пока Саша сделает заказ, и лишь когда официантка ушла, без улыбки спросил:

- Вы меня искали?

- Нет. Просто шел мимо, увидел машину... 

- И вам стало интересно, с кем я пью, пока Максим в командировке? А оказалось, никакой интриги нет. Я одиноко сижу на бесплатном вай-фае…

Сашке принесли его пиво, и он, с преувеличенным вниманием изучая оседающую пену, сам не мог прочухать, зачем он сюда приперся, что говорить и как себя вести.

- …Это – я пошутил, - пояснил Тимур Андреевич.  

- Я понял, - буркнул Саша.

Тимур выдержал паузу и начал разбавлять взаимную неловкость светской беседой:

- Вообще-то здесь – спорт-бар. Через полчаса начнется футбол, и станет людно и шумно.

- У вас домашняя антенна Матч-ТВ не принимает?

- Это вы теперь шутите, я правильно понял? 

Было ясно, что Тамерлан специально «морозит» ситуацию. И Сашка вдруг решил, что не позволит ему строить из себя альфа-самца, и пошел ва-банк: 

- Я думал, вы Максима совсем не ревнуете. А вы вдруг – эту песню.

- А я и не ревную. Его нельзя ревновать. Им нельзя управлять. С ним не работает ничто, что работает с другими людьми. Вы этого еще не осознали?

- И вы готовы каждый раз терпеть и утираться, - в этой фразе был вызов, и не было вопроса.

- Терпеть кого? 

- А у него есть еще кто-нибудь кроме меня? 

- Ну, например, невеста.

- Кто?!... – Сашка вздрогнул и растерянно заморгал. 

Тон Тамерлана стал ироничным:

- Да не пугайтесь вы так! Это – фиктивный «династический» брак, нужный Сергею Петровичу. Вчера электронные СМИ трубили о помолвке в Берестов-Кинта* в Испании. …Вы не читали?

Сашка сдулся. Его мачизма хватило на полторы минуты, и теперь ему хотелось вжаться в стену и закрыть лицо руками. А бар заполнялся народом, с экранов плазм звучал футбольный Гимн* и официантки спешили разнести заказы до начала матча. Сашкину руку по-отечески накрыла ладонь Тамерлана.

- Вы остаётесь на футбол? Нет? Тогда я предлагаю завершить наш разговор. Ну, или вернуться к нему позже, в более подходящий момент и в более спокойном месте.

Саша положил на стол деньги за пиво и ушел – снова позорно ушел с «поля боя»!

    *    *    *

Во вторник его опять позвали к городскому телефону. «Для Макса, вроде, рано? Он еще в Испании», - успел подумать он, идя в закуток секретарши. Но в трубке звучал голос Тамерлана:

- Саш, хотите выпить? 

- В каком смысле? – не врубился он.

Тамерлан засмеялся:

- Вы неважнецки соображаете или настолько целомудренны?

- Второе, - ответил Саша, невольно улыбнувшись.

- Это не дело. С этим надо как-то бороться. Давайте, я подберу вас в шесть часов у проходной.

Уже знакомый Саше спорт-бар сегодня был пуст. Тимур Андреевич выбрал самый дальний столик и, сделав заказ на двоих, уставился на визави с несерьезным, дурашливым вызовом:

- В прошлый раз вы ворошили мое нижнее белье, сегодня я хочу ответить тем же. Итак, вы уехали с материка, потому что ваш парень вас бил?

- С чего вы взяли? – смутился Сашка. – Это Макс сказал? Я ему такого не говорил.

- А что – не бил?

- Не ваше дело.

- А про измены Макса – ваше?

Саша насупился:

- Я вас обидел в субботу? 

- Ну, вы ведь и пытались это сделать, правда? Но я хорошо держу удар, - Тамерлан смотрел Саше в глаза.

- Нормально держите. Сегодня «дали сдачи». …И в этом месте логично было бы выпить на брудершафт.

- Нет. В этом месте я бы ничего подобного делать не стал. Потому что этот бар принадлежит Максиму.

- Что?... – изумился Сашка. 

- Так вышло, что Сергей Петрович любит вкладывать деньги в инфраструктуру городов, где стоят его предприятия, в завоз продуктов, в коммунальное хозяйство. Это отбирает козыри у конкурентов. А Максим, как лайт-версия папы, подминает под себя всякую разносортицу: бары,  отели, кёрлинг-центр…

- Я не пойму: вы над ним ехидничаете или восхищаетесь?

- Я его люблю, - ответил Тамерлан очень серьезно. – А он – особенный. И в одиночку мне его не потянуть. Если вы всё равно делите со мной постель, то почему бы мне не поделиться с вами этой правдой?

- Наша школьная русичка* любила цитату Бальзака про то, что узы брака тяжелы, и их приходится нести вдвоем, а иногда даже втроем. 

- Ну вот – вы не такой дикий, как кажетесь. Знаете Бальзака. Но только я кроме брачных уз несу еще Максов трудоголизм, перфекционизм и сияющий образ Сергея Петровича. А Макс – трудяга, «ломом подпоясанный», как говорили в старые времена – всё лезет и лезет на свой Эверест. И ему только на два часа хватает секса со мной, чтоб перестать думать о работе.

- На два часа? Вы – монстр! – Саша искренне вскинул вверх оба больших пальца. - Секса со мной ему хватает лишь на две минуты. 

Тимур Андреевич, кажется, выговорился, иссяк, перевел взгляд за окно и, чуть звякая ложкой, продолжал размешивать сахар в крошечной кофейной чашке. А Саша вдруг понял, что хочет снова слышать этот низкий голос.

- Я сначала принял вас за итальянца.

- Почему? – улыбнулся Тимур.

- Очень дорого одеты. Очки золотые, опять же.

- Максиму так нравится. Я и в университете так лекции читал: каждый день в костюме и галстуке.

- …Как Сергей Петрович?

- «Спасибо», Саш! Вы сделали мне больно.

Сашка смутился, но извиняться не стал – это показалось еще более неловким. Молчание длилось несколько минут. Тимур откинулся на спинку стула, держа чашку обеими руками, хотел было что-то сказать, но официантка подошла забрать тарелки… И лишь когда она ушла, он проводил ее взглядом и негромко проговорил:

- Саш, а давайте переспим? 

Предложение прозвучало так экзотично, что Сашка опешил и глупо спросил:

- Как это?

- Вы всё же плохо понимаете? – улыбнулся Тимур. – Просто я подумал: вы попробуете, «как это», и выскажете мне свои восторги лично. Ну и, раз Юпитеру позволено всё, что угодно, то бык, наверно, тоже может урвать пару поцелуев на стороне…

«Зачем мы это делаем?» - Саша всю дорогу просидел с закрытыми глазами, пытаясь понять, что он сейчас чувствует, зачем Тамерлан его позвал и почему он согласился.

- Приехали. Саш, вы что - молитесь, что ли? Расслабьтесь, я не маньяк.

Саша открыл глаза. На улочке между двумя рядами таунхаусов* их машина стояла у самого крайнего дома.

- Я думал, что мы едем к вам…

- Мы ко мне и приехали. Представьте, я достаточно зарабатываю, чтобы позволить себе в такой тмутаракани, как Ноябрьск, приличную квартиру. Заходите!

 «Приличная квартира» была аккуратно обставлена, но казалась нежилой. Тимур Андреевич открыл дверь своим ключом, в прихожей откинул щиток и две минуты щелкал кнопками, снимая сигнализацию и включая отопление. 

- Подождите, Саш, не раздевайтесь. Нагреется минут через десять. …Я здесь нечасто бываю.

Сашка почему-то ожидал, что с Тамерланом всё будет, как с Максом: тягучая прелюдия типа просмотра порнухи, потом быстрый секс и - молниеносное прощание. Но прямо с порога всё пошло иначе. Хозяин развернул гостя к себе и забрал его губы в свои. Поцелуй Тамерлана пах дорогим парфюмом, Сашка, настраиваясь на его волну, хотел обнять его за шею. Но властные, быстрые руки не дали этого сделать: Тамерлан сам расстегнул ему куртку, потянул вверх свитер и, пока Сашка избавлялся от футболки, Тамерлан вытянул его ремень из пряжки и одним решительным движением оставил его абсолютно нагим. 

- Не холодно?

- Нет, - тихо выдохнул Саша.

Тамерлан проложил дорожку жадных поцелуев от ключицы к животу. Сашка напрягся и двумя руками уперся Тамерлану в плечи.

- Слишком быстро, Тимур… Андреевич, - он всё-таки договорил отчество. – Я так не могу.

- Можно, я помогу тебе принять душ?

Саша отшатнулся:

- Нет. Не надо! Я сам.

Тамерлан не спорил:

- Ладно. Я жду. Не спеши. 

Когда Саша вышел из душа, дом уже прогрелся, и босые ступни не зябли на теплом полу.

- Я налил тебе выпить, - Тамерлан протянул Саше коньячный бокал.

- А вы сами?

- Мне, может быть, тебя еще домой везти.

- «Может быть»? А если нет, то – как? «Убил и съел»?

Тамерлан усмехнулся:

- Трусишка! Паникер. Если «нет» - это значит, что буду е##ть до утра.

У Сашки в солнечном сплетении словно пекло солнце. Он улыбался, неторопливо касаясь губами густого напитка.

- Саш, пей быстрее! Я ждать не могу! …Ты такой хрупкий, как девочка. Макс сказал правду.

- Вы что – обсуждали меня?

- Ну… не без этого.

Наверно, стоило обидеться, зажаться… Но Тамерлан не дал Саше время на мысли. Он обхватил его – в охапку, поверх рук – и понес.

- У меня только, видишь, кровать узкая.

- Максим выбирал? – зачем-то спросил Сашка.

- Боже, сколько можно? Могу я трахнуться вдвоем? С тобой. Без Макса. Без Сергея Петровича. Без твоего этого… который тебя бил.

- Толика?... – ляпнул Саша.

- Заткнись, или голым на мороз пойдешь, - проговорил Тамерлан, опрокидывая его на кровать.

Он был порывистым и сильным. Он кончил раньше Сашки. Он спустился поцелуями ко впалому мальчишескому животу и светлому пушку кучерявых волос. Он делал то, чего Макс никогда не просил и не хотел, и то, что Толику, наверно, и в голову бы не пришло... Сашка всё разрешил. Кончил раз. Потом его опять положили на спину, раздвинув колени… Он кончил второй раз. И, наконец, сделал то, что так давно и безуспешно собирался – заревел!

Он лежал на узкой кровати и плакал. А Тимур Андреевич стоял перед ним на коленях и вытирал его слезы:

- Саша, ну что вы? Я вас обидел? 

И это «вы» казалось горше и больней всего, что случалось с ним жизни, и Сашка, мотая головой то «да», то «нет», всхлипывал с новой силой.

- Налить вам еще коньяка? - Тимур Андреевич принес бокал. – Саш, останетесь на ночь? Тогда и я смогу выпить.

- А вы найдете, где спать?

- Да. На диване. Там можно.

Сашка кивнул, садясь в кровати и по-турецки поджимая ноги.

- Он вас, правда, бил?

- Один раз. Ему фотку прислали, где я... Там глупая история была. Дурная.

Тимур Андреевич сидел спиной к стене на своей узкой кровати, и Сашкина голова лежала на его коленях.

- Мы дальнобоями работали. В разных парах. Встречались на привалах, шифровались ото всех. А один раз расслабились, два бестолковых придурка. Это было на Волге, под Кстово. Июнь, но холодный. В мотеле ночевало восемь фур, но кроме нас никто купаться не пошел. А мы ныряли, пока не замерзли. Потом Толик грел мои руки. Костер развели. Ночь, река, соловьи… А Толькин напарник Юнус, оказалось, решил присмотреть себе место для рыбалки, ну и наткнулся на нас. И зафоткал, как Толик - сверху. Если б я тогда знал, чем всё обернется!

Широкая и нежная ладонь гладила Сашины волосы, лоб и брови. Он иногда задерживал ее и подносил к своим губам.

- Саш, может, будем спать?

- Нет. Еще пять минут! Пожалуйста, Тимур… Андреевич.

- …Я не знаю, сколько лет еще смогу его «вести». Ему нужен старший партнер: властный, мощный, главный. Но вы представляете, что значит быть старшим над Максом?! В нем столько силы! Мне иногда кажется, он может взглядом человека пополам перешибить. И с каждым годом он становится сильней, уверенней в себе, богаче. А я старею. И настанет день, когда наша с ним игра станет фальшью... 

Сквозь незадернутые шторы было видно, как мигают гирлянды на елке в соседнем дворе. Временами Сашка, кажется, дремал. 

- Макс верит, что его отец про нас не знает... Но восемь лет назад, еще в Москве, Сергей Петрович меня вызвал, посадил против себя и сказал: «Я тебя учить жизни не буду, но один совет дам: береги Максима! Обидишь его – тебе мало не покажется». Я кивнул. А он сейф отпер и дает мне футляр: золотые часы. Я спрашиваю: «Там gps-маячок?» Он головой покачал: «Нет. Просто подарок. Носи, …зятек. И помни: я ведь мог и шашкой рубануть!» А потом в приемной меня его секретарша остановила: «Сергей Петрович сказал дать вам номер телефона. Если будет какая-то помощь нужна». Я сначала подумал, что - служба охраны, но оказалось – его личный номер, который только для своих. Я его в телефон сохранил, но так и не звонил ни разу, не пришлось. 

Сашка кемарил. А Тамерлан всё говорил и говорил – конечно, для себя, а не для Саши... Сорок лет. Кризис среднего возраста. Фото «тестя», постоянно висящее в спальне. Грядущая свадьба Максима. А здесь, на коленях, разморенный дремлющий мальчишка. Ведомый и хрупкий, которого было бы так просто защищать… 

- Саш, у вас есть загранпаспорт? – Тамерлан чуть придержал движение своей ладони, и Сашка сразу встрепенулся:

- А?

- Загранпаспорт есть?

- Да. Я же на фуре в Прибалтику ездил.

- Давайте, мы вместе уедем. В Европу. В Данию. Там есть неплохие вакансии в нефтянке. У меня там знакомые, связи.

- И будем ждать, когда Сергей Петрович даст отмашку по всем каналам вас найти?

Тимур молчал. Попадание было «в десятку». Сонный Сашка поднялся и сел рядом с ним.

- У нас ничего не получится. Вы – хороший, но – Максов. А мой Толик – злой, плохой, но – мой.

Тамерлан поменял тон на искусственно бодрый:

- Тогда еще раз трахаться и – спать.

Сашка сонно улыбнулся и прильнул виском к его плечу, но Тамерлан не дал ему покоя:

- Ну нет! Пока не засыпайте!..

Они, в самом деле, еще раз трахнулись, теперь - не перейдя на «ты» даже во время секса. 

    *    *    *

Максим вернулся из Испании деятельным и загорелым. Фотографии вдруг возникшей в его жизни невесты он комментировал в шутливых и комплиментарных тонах. Два дня подряд собирал друзей в кёрлинг-центре, но уже не тащил Сашку в отель, а почти сразу уезжал домой.

- Наверно, у них с Тамерланом проблемы - из-за Максовой свадьбы, - философствовал Рэндольф. 

А Тимур Андреевич каждый день звонил Саше, наконец, зазвал его в спорт-бар и говорил – теперь с напором и горящими глазами:

- Саш, нельзя жить прошлым! Нужно идти вперед. Давайте уедем! Я уже Максиму сообщил... Он, правда, меня пока не отпускает. Но я сказал, что своего решения не изменю. А вы, Саш?! Чего вы здесь будете ждать? Пока Макс заведет новую игрушку?

Саша неопределенно пожимал плечами. Молчал. Но дома понемногу начал укладывать вещи.

А у дяди Бори прихватило сердце. После Скорой, уколов и кардиограмм, старик постоянно лежал. Очередная Таня-Надя, выгружая на кухонный стол хлеб и колбасу, спросила Сашку:

- Вы – Серебряков?

- Нет. Сидоров. А что? – не понял он.

- А Серебряков Борис Григорьевич вам кто?

- Просто хозяин квартиры, а я – квартирант.

- Жаль, - вздохнула девушка. – Мне нужна подпись на бланке заказа. Если бы у вас была одна фамилия, то можно, чтобы - ваша. А раз нет, то придется дедулю будить.

Но дядя Боря не спал: он полулежал на высокой подушке, держа в руках какой-то лист.

- Дядь Борь, из соцзащиты принесли продукты, - проговорил Саша нарочито бравым тоном. – Автограф поставите, что получили?

Старик на ощупь черкнул свою закорючку и, не изменяя себе, проворчал:

- А ты посмотрел: всё - по списку-то? Небось, себе что-нибудь взяли, жульё…

Новенькая Таня-Надя, еще не зная дяди-Бориного характера, принялась что-то объяснять и перечислять, но Саша видел, что старик уже не слышит, уже ушел в себя, что лист в его руках – это старое фото с женой и детьми. И незрячие слабые пальцы бережно гладят их очертания, уже не избегая и исчерканного женского лица. 

Проходная завода в Сибири – это не просто вертушка, за которой сразу натыкаешься на уличную дверь. В сорокаградусный мороз люди покинуть тепло не спешат. И проходная здесь похожа на небольшой вокзал, где можно выпить кофе, купить газету или, сидя в кресле, подождать приятелей. …По-утреннему сонный Сашка уже кивнул вахтеру и поднес пропуск к сканеру, когда услышал негромкий, но знакомый свист. Свист, который он помнил еще со школы: так вызывал сестру Светку ее ухажер... Саша замер и не решался обернуться до тех пор, пока у него прямо над ухом не раздалось:

- Привет! Как у вас холодно, правда.

Потолок проходной сделался выше. Северное утро – светлей. Саша увидел улыбки на лицах, пушистую хвойную ветку с гирляндой в окошке вахтера и смешных «ёлочных» зайцев в газетном киоске. Зал пах морозом, хвоей и горячим шоколадом… 

- Сейчас еще потеплело. А как ты меня нашел?

- Ну, ты матери город назвал, а дальше я по соцсетям искал. …Несложно, - Толик так волновался, что у него не получалось улыбнуться.

К КПП подъехал утренний автобус, и перед вертушкой образовалась толчея. Они ушли в дальний угол, к кофеавтоматам. 

- Маечка, прости меня, - Толин голос дрожал. – Мне ревность глаза залила, когда я узнал, что у тебя еще с кем-то любовь.

- Какая «любовь»?! Нас с тобой Юнус застукал и, под угрозой слить всё Светке, меня заставлял…

- Что?! Он - ублюдок! Найду – пришибу! – Толик сжал кулаки. - Почему ты мне сразу не сказал?! Я бы с ним на раз-два разобрался.

- Вот ты узнал – и что вышло? Хуже было бы, только если б ты его пришиб и сел! – у Саши гулко колотилось сердце, и казалось, если сделать шаг, втиснуться в Толькину личную зону, обнять его, то они вдвоем окажутся в щемяще больном летнем вечере, за миг до того, как разрушилась прежняя жизнь.

- Саша, привет! Зайди ко мне через час. Мне твои цифры нужны, - ворвался в их мир чужой голос.

Сашка обернулся: на него смотрел Рэндольф.

- Зайду, – ответил он. И – словно очнулся: вдруг понял, что они с Толькой стоят слишком близко друг к другу, …что в прошлое им больше не попасть, …что всё, от чего он сбежал, уже никак не переделать. Он сделал шаг назад, опустил глаза в пол и сказал: - Толь, зря ты приехал. Нам ничего не склеить. Я виноват перед тобой, ты - передо мной, и оба мы - перед Светкой. Уезжай! И я здесь не задержусь. Меня зовут в Европу, я уже вещи собрал.

Толик кусал губы:

- Саш, пожалуйста, дай мне еще один шанс!

Поток людей в проходной поредел. Саша покосился на часы.

- Толь, мне – на работу.

- Давай вечером встретимся. Сейчас не решай ничего! Всё вечером обсудим. Я номер снял в гостинице,… - Толик назвал отель, в который Сашку возил Макс. 

Саша болезненно поморщился, но промолчал, кивнул и пошел к турникету. 

В проходную впорхнула секретарша Максима. 

- Марина Ивановна, доброе утро! – Саша притормозил, пропуская ее, и подумал: как неудачно, что она увидела их с Толькой. Интересно, она болтанёт об этом Максу? А Толик, усугубляя обстоятельства, повысил голос ему вслед: - Саш, пока ничего не решай! Я в гостинице вечером жду! Номер двести четыре.

Рабочий день выдался суетным. На предприятии опять была комиссия из Салехарда, и Сашин отдел готовил какие-то справки. А ближе к вечеру ему позвонил Тамерлан:

- Саш, он отпустил меня! – хрипловатый голос звенел от возбуждения. – Он сам заговорил, сам сказал, что – не против! Я уже заявление на увольнение написал. Саш, собирайте вещи и перевозите их ко мне. Мы с вами уедем еще до Нового года!

После работы, так ничего и не решив, он поехал в гостиницу к Толику. В маршрутке он по словечку вспоминал утренний разговор. То-о-олька! Нашел. Приехал. Любит! Но… та драка. И недавний звонок Тамерлана. И еще этот свист: он был не «Сашин», а «Светкин». Да и как начинать новую жизнь с того, что тебя окликнули свистом, как собаку?! 

Ему ничего не надо было на ресепшн, он просто поздоровался, как воспитанный человек, но… узнавшая его дежурная за три секунды перекроила все его планы:

- Добрый вечер! А Максим Сергеевич – в конференц-зале.

Идея запереться в номере с любовником в отеле, принадлежащем Максу, ему и утром-то не  показалась умной. Но сейчас, когда Макс – здесь, и когда его узнала эта тетка, вообще попахивала суицидом. «Но, может, всё к – лучшему?» - подумал он и повернул в конференц-зал. 

Салехардские чиновники уже уехали, и в конференц-зале были двое: Макс и Тамерлан. На столе среди раздвинутых бумаг стояли две чашки кофе, Тимур Андреевич ослабил галстук, и пиджак Максима уже висел на стуле. Они обсуждали, наверно, что-то очень личное, потому что, едва Саша вошел, они замолчали. Саша смутился и поздоровался только с Максимом:

- Макс, привет. 

- Привет. Ты - чего?  

- Я хотел с тобой поговорить,… - Саша уже понял, что он здесь не ко времени, и стал сдавать назад, когда в дверь постучали. Он обернулся, открыл и опешил: у порога стоял его Толик.

- А ты здесь откуда? – почему-то удивился и тот.

- Входите, Анатолий. Я вас ждал! – голос Максима наполнился низкими нотами. 

Саша отступил от дверей, впуская Толика и не понимая, что происходит. 

- Мне нужен личный водитель, - обратился Максим к Толе. – График: два через два. Машина - Гелендваген... Зарплата… 

Сквозь тонкий батист итальянской рубашки просвечивали легкий испанский загар и белоснежная майка. Макс, румяный, как невеста, сжимал между коленями ладони и чуть покачивался взад и вперед. Его феромоны били так, что у Сашки поднялся. Он хотел этого парня. Он его сейчас на клочки бы порвал! Но обаяние Максима теперь было направлено не на него. 

Тимур Андреевич, ошарашенный не меньше Саши, уставился на Толика. Подвернутые рукава Толькиного свитера открывали татушки: акула, якоря с цепями и три заглавных буквы: ТОФ.

- Тихоокеанский флот? Так не бывает, - негромко, словно только для себя, проговорил Тамерлан.

- Что? – переспросил его Саша. 

Остальные двое были заняты своим разговором.

Тамерлан взял смартфон, минуты две перебирал какие-то картинки, а потом повернул к Сашке экран: на фото был Сергей Петрович на шашлыках, и на его раскачанном плече синели точь-в-точь такие, как у Толика, татуировки: три буквы: ТОФ, канаты и якоря. 

Единственным, кто всё еще не понимал, что происходит, оставался Толик. Сам того не зная, он балансировал на краю пропасти. Его уже влек запах феромонов Макса и запах эксклюзивного парфюма. Он против своей воли видел, как тонкая шелковая майка открывает нежные ключицы. Макс смотрел в пол, но его ноздри трепетали. Положив глаз на добычу, медведь никогда ее не упускает. 

А на лице Тамерлана отразилось смятение:

- Саша, забирай его! Он ведь за тобой приехал?! Так забирай, и уходите! Пиши заявление на увольнение. Прямо сейчас, - он вынул из принтера и положил перед Сашкой лист бумаги: - Пиши: Генеральному… Берестову М. С… От Сидорова... Прошу уволить... Трудовую книжку прошу выслать заказным письмом. Дата. Подпись.

Саша, как во сне, перенес на бумагу все эти слова. Тамерлан взял из его рук листок и положил перед Максимом:

- Макс, Саша увольняется. Завизируй, плиз.

Сашка смотрел на сеанс гипноза и понимал, что у Толика нет шансов. Что ему, Сашке, Макс заявление подпишет. Как подписал Тамерлану. И они могут смело валить хоть в Европу, хоть к черту на рога, и не бояться погони. Потому что у босса теперь новая любимая игрушка. Но он недооценил игроков этой партии. У Тамерлана был туз в рукаве. И туз этот был козырным. 

Тамерлан помедлил несколько минут, не решаясь вскрыть свои карты, потом сделал шаг, загородив Максима и Толю от взглядов друг друга, и повысил голос:

- Макс, Сергей Петрович знает всё про нас с тобой.

- Папа? Знает? – Макс вынужденно перевел взгляд на Тамерлана. – С чего ты решил?

- Он разговаривал со мной. Давно, когда мы еще жили в Москве. И вот эти часы, - Тамерлан чуть поддернул пиджачный рукав, - мне подарил он. 

- Ты же сказал, что они - от компании, - Макс всё еще не осознавал смысла услышанных слов. Всё еще не верил. 

- Он не позволил про это болтать. И он дал мне номер, - Тамерлан кликнул пару кнопок на смартфоне и повернул к Максу экран.

Максим прочитал строчку цифр и… замер. 

- У тебя есть этот номер? Это всё – правда, про папу? И ты столько лет молчал?! – Толик и Сашка перестали существовать в Максовом мире. Они могли бы сейчас уйти, могли бы рухнуть стены - Макс не заметил бы этого. 

- Он не разрешил мне говорить, - спокойно сказал Тамерлан. 

Возразить было нечего. Сергей Петрович сам решал: что кому можно, что – нельзя. Кому – жениться, а кого и «шашкой рубануть». Макс потрясенно смотрел на Тимура.

- Саша увольняется и уезжает. Подпиши, пожалуйста, - напомнил Тимур. 

Максим поставил подпись. Повернулся к Толику, но уже рассеянно и без интереса:

- Так вы выходите на службу?

Но тут встрял Сашка:

- Нет. Он прилетел за мной, и мы уезжаем на материк. 

- Саш, и ты? Ты тоже меня бросишь? Ты - с Тимуром?! – до Макса, кажется, только что дошло, что происходит.

- Нет, Мась. Я без тебя всё равно не смогу. Я останусь, - Тимур ронял слова, как огромные камни.

- Отец всё знал? И ничего не сказал. Не оттолкнул, общался, считался со мной, – эта новость была для Макса несоизмеримо важнее всех других. – Тим, давай полетим к нему на Новый Год. Я наберу его сейчас, узнаю: можно?

- У него пока рабочий день. Позвонишь вечером, - Тимур снял со стула пиджак и сунул его Максу в руки: - Одевайся. Поедем домой. Я устал.

- Толик, стой здесь и молчи, – скомандовал Саша перед дверью дяди Бориной квартиры, - и, вытащив свои сумки в коридор, постучался к хозяину: - Дядь Борь, вы мне накаркали: я уезжаю на материк. Вот - деньги за последнюю неделю. 

Старик, с усилием вставая с кресла, хмыкнул:

– Да я давно уже знал, что ты уедешь. Ну, давай, провожу. Я сегодня ходячий.

Саша тронул его за руку:

- Спасибо вам за приют, дядя Борь! Простите, если что было не так.

- Дай тебе Бог, мальчик Саша! – старик, вскинув руку, перекрестил коридор, и жильца, и неподвижно стоящего в дверях и потому «невидимого» для него Толика.

Всю дорогу до аэропорта, перед стойкой регистрации, в зоне вылета – до самой последней минуты - Саша боялся, что телефон зазвонит мелодией Максима. Но телефон молчал. До Нового года оставалось еще две недели. Народ пока не начал разъезжаться в отпуска. Рейс был полупустым, и третьим лишним к ним никто не сел.

- А как ты с Максом пересекся? – отважился спросить Сашка, только оказавшись в самолете.

- Он сам ко мне в номер пришел. Сказал, что он – работодатель, что знает, что я – шофер, и что у него для меня есть вакансия. Просил прийти к шести часам. Я решил: если ты меня сегодня не простишь, я здесь работать останусь. Чтоб – ждать. Чтоб – простил!

Самолет пошел на взлет.

- В Москве тепло, минус два. А здесь у вас – дубак. Я чуть всё не отморозил.

- У них, - поправил Саша.

- Что?

- Дубак не «у нас», а «у них».

Шасси оторвались от взлетной полосы. Огни Ноябрьска ушли назад и вбок. Стюардесса, провезя через салон свою тележку, ушла за ширму. И Толик накрыл своей ладонью Сашину руку. 

Примечания к тексту

* Категория «С», категория «Е» - категории водительских прав, разрешающие вождение грузовиков и вождение большегрузных фур соответственно.

* «Знак» - имеется в виду знак ограничения скорости. 

* Изолоновый коврик – подстилка для ремонта автомобиля.

* Тульский Токарев – он же – пистолет ТТ.

* Ауди ТТ – спортивная модель автомобиля Audi

* Тафгай – амплуа хоккейного игрока: игрок, основная задача которого – силовое давление на игроков противника, устрашение, драки на льду.

* Яга - Jaguar («Ягуар»),  алкогольный энергетический коктейль в алюминиевых банках.

* Глок – пистолет, стоящий на вооружение в полиции США.

* Intermediate English – «средний уровень владения английским языком», формулировка, принятая в описании вакансий. Beginner – начинающий (англ.)

* «Вахтёрам», песня группы «Бумбокс»

* Тарко-Сале – город в Ямало-Ненецком АО. Нефтегазовое месторождение.

* Канада-Гус - здесь: зимняя куртка канадской фирмы Canada Goose, производителя дорогой теплой одежды.

* «Керосинка» и «Плешка» - неформальные названия московских ВУЗов: РГУ нефти и газа имени Губкина и Российского экономического университета имени Плеханова.

* Shy (англ.) – робкий, застенчивый.

* In English, please (англ.) – по-английски, пожалуйста.

* Форбс (Forbes) – финансово-экономический журнал, составляющий списки и рейтинги компаний, состоятельных людей и т.п.

* Грипперы (они же антислайдеры) – нескользящая накладка на обувь для кёрлинга.

* «Гелик» - Мерседес Гелендваген, джип.

* Кэри Маллиган – британская актриса, снявшаяся в фильме «Драйв» в роли Айрин – блондинки с короткими волосами.

* Кессонка, кессонная болезнь – «болезнь водолазов», заболевание, возникающее при слишком быстром подъеме с глубины.

* Don't ask, don't tell (англ.) – «Не спрашивай, не говори», правило, существовавшее в вооруженных силах США, которое предписывало гомосексуалам, служащим в армии, скрывать свою ориентацию и запрещало кому бы-то ни было, включая командование и товарищей по службе интересоваться ориентацией подчиненных и сослуживцев.

* Флипчарт – офисная доска, на которой можно писать маркерами, крепить листы бумаги и магниты, используется на конференциях и совещаниях.

* Хеннесси – Hennessy, французский коньяк.

* Сюзерен – феодальный правитель.

* Конан-Варвар – как-то так: https://im0-tub-ru.yandex.net/i?id=f20d7042455eeef513cbfa0481d3785b-l&n=13 или так: https://mfoxes.net/gal/5483-t/4KlGg5vNNSxb0bsId8EJVA4dKqp.jpg 

* «Ухо» - вставляющийся в ухо наушник - (в данном контексте) для синхронного перевода.

* Синхронистки – здесь: синхронные переводчицы, а не пловчихи. ?

* Джонни Уокер - Johnnie Walker, шотландский виски.

* Афганка – сленговое название комплекта полевого обмундирования советских солдат в Афганистане (куртка, брюки, панама защитного цвета). 

* Really, are you sure? ( англ.) – Правда? Ты уверен?

* Песня В. Высоцкого, https://www.youtube.com/watch?v=OcxQgdBKUts 

* Кинта – Quinta (исп., португ.) – имение, поместье.

* Футбольный Гимн или Гимн Лиги Чемпионов – мелодия, с исполнения которой начинаются матчи и телетрансляции УЕФА, https://www.youtube.com/watch?v=KOn5sayAWg8 

* Русичка (школьный сленг) – учительница русского языка и литературы.

* Таунхаус — малоэтажный жилой дом на несколько квартир, как правило, с изолированными входами.