Мотылек

Я не поехал в этот день в участок, сказавшись больным. После обеда ко мне заглянул Оуэн, узнать о здоровье свидетеля. Чуть позже приехал Кук, и мы с ним за чашечкой чая обсудили нововведения в психиатрии. Он сказал, что очень рад, что Майло выздоровеет и, откланявшись, уехал по своим делам.

Вечером, как и обещал, больного навестил доктор Деррик. Он проверил рану на голове Майло и снова обработал ее, чтобы избежать заражения.

– Когда пострадавший проснется, советую приготовить ему теплую ванну и покормить, – сказал доктор напоследок. – Только смотрите, чтобы он не переедал. 

Ночью, когда дом начал погружаться в сон, я взял недочитанную книгу и удобно устроился возле постели Майло.

– Вы проведете ночь здесь? – поинтересовался Таонго, принося мне поднос с теплым молоком и печеньем.

– Да, – ответил я, – мальчик может проснуться и испугаться незнакомой обстановки.

Таонго только вздохнул и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.

Майло проснулся ранним утром. Увидев меня, он испуганно захлопал глазами и натянул одеяло до самого подбородка.

– Не волнуйся, Майло, – улыбнулся я, откладывая книгу, – ты у меня в доме и тебе тут ничего не угрожает.

Майло попытался приподняться с подушек, но, поморщившись от боли, снова упал на спину.

– Не вставай, – предупредил я. – Сейчас мой слуга Таонго приготовит для тебя ванну, а потом принесет поесть.

– А вы? – хрипло спросил Майло.

– Мне нужно уехать по делам, но я обещаю вернуться как можно скорее, – я поднялся и вышел из комнаты, чтобы позвать слугу.

День в участке тянулся, как назло, очень медленно. Стрелки часов словно замерли на трех часах и пятнадцати минутах пополудни. Я старался отвлечься, читая отчеты и заново листая материалы дел об убийстве мальчиков-проститутов, но ничего нового для себя так и не обнаружил. Наконец, за дверью моего кабинета началось движение, что свидетельствовало о конце рабочего дня.

– Нельсон, завтра с утра вызовите мне в кабинет Бутмана и Джонсона. Я не вижу никакого движения в деле о последних убийствах, – сказал я секретарю.

– А вы куда, сэр? – удивленно глядя на меня и забыв о субординации, спросил Нельсон.

– Домой, – улыбнулся я. – А что вас так удивило?

– Просто вы раньше девяти никогда не уходили, – взял себя в руки секретарь, – а сейчас на часах только пять.

– Ну, когда-то нужно начинать уходить с работы вовремя, – я кивнул ему на прощанье и, надев на голову шляпу, вышел на лестницу.

Майло я нашел в кровати, в гостевой комнате. Как только я открыл дверь, он быстро юркнул под одеяло и замер.

– Вот так случается каждый раз, как только он видит меня, – вздохнул за моей спиной Таонго.

– Хорошо, – сказал я, – давай на этот раз я сам отдам ему ужин. 

Я подошел к кровати и, поставив поднос на тумбочку, потянул на себя одеяло.

– Майло, – улыбнулся я юноше, – почему тебя так пугает Таонго?

– А он не людоед? – Майло выбрался из-под одеяла и уселся на кровати, подоткнув под спину подушки. 

– С чего ты это взял? – рассмеялся я.

– Ови мне рассказывал, что в тех местах, откуда он родом, есть племена, которые едят людей, – начал рассказывать мне Майло. – Они варят их в больших чанах, а потом поедают всем племенем. И для них главное – съесть сердце врага, чтобы забрать его силу.

– На самом деле Ови не врал тебе, – ответил я, ставя поднос с едой на одеяло. – В Африке, откуда родом Таонго, действительно существуют племена людоедов. Но сам Таонго вегетарианец. Он ест только растительную пищу.

Видимо, мои слова немного успокоили Майло, и он, взяв в руку куриную ножку, с аппетитом стал есть, поддевая ею же кусочки пюре. В завершение ужина Майло выпил стакан малинового морса и запихнул в рот целое печенье.

– Господин Деррик пожаловал, – сказал Таонго, открыв дверь.

На этот раз Майло не прятался, а наоборот, с интересом разглядывал моего черного слугу.

– Доктор! – я встал со стула и пожал руку Деррику.

– Ну-с, молодой человек, – доктор потер руки и подошел к Майло.

Я не ожидал такой прыти от человека, который совсем недавно лежал на улице, израненный и замерзший. Майло быстро соскочил с кровати и бросился под стол, стоящий у окна.

– Майло, – я движением руки остановил Деррика, а сам подошел к столу и наклонился, – что теперь тебя напугало? Доктор Деррик не чернокожий и уж точно не людоед.

– У докторов есть такие острые ножи, которыми они разрезают пациента и вытаскивают из него кишки, – шепотом отозвался из-под стола Майло.

– Я уже осматривал тебя, Майло, – вступил в наш диалог Деррик, – и я не резал тебя, а лечил рану на голове. А еще попросил господина Донована ухаживать за тобой, пока ты не поправишься. Будь так любезен, вылезай, и я просто посмотрю на тебя. Даже руками трогать не стану.

Когда врач ушел, Майло совсем успокоился и, оглядевшись по сторонам, сказал:

– Вы очень богатый господин, сэр.

– Правда? – я тоже окинул взглядом комнату. – И с чего ты это взял?

– Ну, у вас такая большая комната, а в ней дорогая мебель, – стал перечислять Майло, – на кровати мягкие простыни и теплое пуховое одеяло. И еще ковер… По нему очень приятно ходить босиком. А еда, которую мне приносят, очень вкусная.

– Ты считаешь, что это и есть богатство? – усмехнулся я.

– Конечно, сэр, – кивнул Майло и вдруг возбужденно закрутил головой по сторонам. – А где мое платье?

– Я приказал, чтобы его сожгли, – нахмурился я.

– Как сожгли? – на глаза Майло навернулись слезы. – У меня нет другого! Как же я буду зарабатывать без платья?

– Подожди, Майло, – я похлопал его по плечу. – Ты хочешь вернуться на улицу и искать по ночам клиентов?

– Сэр, – Майло тяжело вздохнул, – я больше ничего не умею делать.

– Давай договоримся с тобой вот о чем, – я сел к нему на кровать и внимательно посмотрел в черные бездонные глаза. – Сначала ты поправишься, наберешься сил, и мы пойдем и купим тебе хороший мужской костюм. А потом…

Я замолчал. А собственно, что я мог предложить этому мальчику? Стать моим наложником за хорошую еду и проживание в человеческих условиях? Или я просто покормлю и обогрею его, как бездомного котенка, а потом снова выставлю на улицу? Ни тот, ни другой вариант меня не устраивали, поэтому я решил не продолжать этот разговор и положиться на волю судьбы.

На следующий день я вдруг почувствовал, что смертельно устал. И это было немудрено, ведь я не спал почти пять суток. Мой организм был настолько вымотан бессонницей, что я не мог прочитать бумаги, кипой лежащие на моем рабочем столе. Сквозь гул в голове я слышал голоса инспекторов и секретарей за дверью кабинета, и мне казалось, что Нельсон, вещающий мне о планах на следующую неделю, говорит на незнакомом языке.

Ровно в пять вечера я поднялся со своего кресла и направился к выходу.

– Хороших выходных, сэр, – сказал мне на прощанье секретарь. Я кивнул в ответ и пошел вниз по лестнице.

– В курильню, Джон, – коротко приказал я извозчику, и он, звонко свистнув в воздухе плетью, погнал экипаж в клуб.

На этот раз Морфей не приготовил мне снов. Как только я сделал несколько затяжек, мозг отключился, и я провалился в глубокую черную яму.

Меня разбудил яркий луч света, шедший из небольшого окна под потолком курильни. 

– Вы проснулись, сэр, – улыбнулся мне слуга.

– Джон уже приехал за мной? – спросил я, тяжело приподнимаясь на диване.

– Ваш возничий приезжал за вами уже три раза, – ответил слуга, помогая подняться.

– Это сколько же я спал? – удивился я.

– Почти сутки, сэр, – поклонился слуга, подавая шляпу и трость.

Я еще не до конца отошел от опия и мои мысли все еще путались. Никогда мой сон не длился так долго, но, несмотря на сухость во рту и тяжесть в голове, я чувствовал себя отдохнувшим.

– Добрый день, – холодно поприветствовал меня у двери дома Таонго.

– Ты сердишься на меня? – спросил я, отдавая ему шляпу.

– Как я могу на вас сердиться, – ответил Таонго, помогая мне снять пальто.

– Ну перестань, – я похлопал его по плечу.

– Я не могу сердиться, – продолжил Таонго, не обращая внимания на мои слова, – но я имею право беспокоиться за вас, как друг.

– Ничего страшного не случилось, – улыбнулся ему я,  – зато я проспал почти сутки и теперь бодр и весел, – в этот момент меня чуть повело в сторону, и я схватился за дверную ручку.

– Курение опия ни к чему хорошему не приведет, – продолжал ворчать Таонго, помогая мне идти в ванную, – только волнения всем прибавляет. Вот и Майло спрашивал, почему вас так долго не было дома.

– Майло? – я остановился у ступеней лестницы и развернулся в обратную сторону. – Где он?

– Он помогает Саре готовить обед, – ответил мне слуга, пытаясь развернуть меня обратно в сторону ванной комнаты.

– Я пойду с ним поздороваюсь, – я слегка оттолкнул от себя Таонго и пошел в сторону кухни.

– Сэр, вы еще не отошли от опия, – Таонго пытался меня остановить, но я упорно шел в заданном направлении. – Вы же не хотите показаться ему в таком…

Таонго замолчал, видя, что я уже вошел в двери кухни. Майло сидел за высоким деревянным столом и старательно нарезал овощи. Отложив готовый продукт в сторону, он по-собачьи потянул носом и поднял на меня глаза.

– Добрый вечер, сэр, – подскочил он со стула.

– Здравствуй, Майло, – кивнул я, пытаясь убрать глупую улыбку и сделать выражение лица глубокомысленным. – Как прошел твой день?

– Я сначала помогал Алисе убираться, потом мы с Таонго чистили ботинки ваксой на ступенях дома. А потом госпожа Сара позволила мне мыть и резать овощи, – доложил Майло.

– Замечательный мальчик, – Сара подошла к Майло и погладила его по спине, – только худой очень. Он пришел ко мне на кухню и попросил морковь, а потом предложил помочь. Вы не сердитесь на это, господин?

– Конечно, не сержусь, – идиотская улыбка все же прорвалась на лицо. Сначала она приподняла мне уголки губ, потом сощурила глаза и, наконец, растянула мои щеки в стороны.

– Пойдемте со мной, господин, – Таонго крепко схватил меня за локоть и потянул в сторону от двери. – Надеюсь, мальчик не заметил вашего состояния, – ворчал он, волоча меня в ванную. – Сейчас я буду обливать вас сначала холодной водой, потом горячей, и эта дурь из вас выветрится!

Ванна и контрастное обливание мне действительно помогли. Остатки одурения улетучились из головы и я, свежий и бодрый вышел в столовую.

– Поставь еще один прибор, – попросил я Таонго.

– Майло будет обедать с вами? – немного удивился Таонго.

– Разумеется, – кивнул я, – он наш гость. А гостя кормить в кухне не пристало.

Таонго не стал со мной спорить. По правую руку от меня он поставил на стол одну плоскую тарелку, на нее водрузил глубокую, а рядом с ними, на белой накрахмаленной салфетке уложил столовую ложку, вилку и нож. 

– Прошу, – сказал я Майло, усаживаясь на свой стул.

Юноша ни разу не смутился. Он уселся на стул рядом со мной и заглянул в супницу, стоящую посередине стола.

– Это овощной суп, – объяснил я, раскладывая салфетку на коленях. – Ты ведь его любишь?

– Да, – ответил Майло, жадным взглядом следя за тем, как Таонго разливает суп по тарелкам. На его лице мелькнуло разочарование, когда слуга налил ему всего два половника. Он втянул носом запах, блаженно прикрыв глаза, взял тарелку в руки и громко хлюпнул жижу через ее край.

– Кхм-кхм… – тихо откашлялся я и, стараясь скрыть улыбку, зачерпнул немного супа ложкой и, проглотив, промокнул губы салфеткой. Под пристальным взглядом Майло я повторил эти действия несколько раз. Наконец, он тяжело вздохнул, поставил тарелку обратно на стол и, вооружившись ложкой, стал с жадностью поглощать суп, изредка вытирая рот салфеткой. 

– Горячее подавать? – спросил Таонго, забирая у нас грязную посуду.

– Да, – кивнул ему я.

Через минуту у нас на тарелках лежало по большому говяжьему стейку и пригоршне гороха. И, разумеется, кусок мяса тут же оказался в руке Майло. 

Я снова не стал делать ему замечания. Отрезав маленький кусочек стейка ножом, я положил его в рот и, наколов на зубья вилки несколько горошин, отправил их вслед за мясом.

Вилка Майло вонзилась в стейк, как трезубец Посейдона в тело чудовища. Примерно с таким же остервенением Майло работал ножом. От невообразимо отвратительного скрежета ножа о тарелку Таонго сморщил лицо и закрыл уши руками. Отрезав, наконец, огромный кусок мяса, Майло с трудом запихнул его в рот, помогая при этом себе руками, и тут же  начал охоту за горохом.

Непослушные горошины разбегались, не желая накалываться на зубья. Они лихо уворачивались и пытались выскочить из тарелки. Не выдержав борьбы, Майло взял в руки ложку, загнал в нее вилкой непослушный горох и засунул его в рот.

– Ты уже осмотрел дом? – спросил я, делая большой глоток малинового морса.

– Не весь, сэр, – ответил Майло. – Я был на кухне у Сары, в каморке, где хранит швабры Алиса, и еще в погребе. Но туда я попал случайно, – вздохнул юноша.

– Значит, ты увидел всего лишь небольшую часть, – улыбнулся я. – Предлагаю устроить экскурсию, – и я поднялся из-за стола. 

Для начала я привел Майло в свою небольшую библиотеку. Здесь на высоких, под потолок, полках, я хранил книги. Среди них было много ценных изданий, приобретенных на аукционах, но были и книги, которые я покупал в обычной книжной лавке. Я разделял их строго по алфавиту, всегда придерживаясь правила, что ценна не обложка, а содержание.

– Ого… – восторженно прошептал Майло, – и вы все их прочитали?

– Разумеется, – кивнул я. – Я не коллекционирую книги, а оставляю себе только те, которые чем-то тронули.

Майло взял маленький томик стихов, лежащий на стуле и, пролистнув его, положил обратно.

– Что, не понравились стихи? – спросил я его, возвращая книгу на нужную полку.

– Там картинок нет, – пожал плечами Майло. – Вот  у Салли была книжка, а в ней много картинок. Иногда я брал ее и часами разглядывал.

– А читать ты умеешь? – догадался спросить я.

– Нет, сэр, – покачал головой Майло, – но могу написать свое имя, – он начал водить пальцем по запылившемуся старому зеркалу на стене. – Вот, видите? Я написал «Майло».

– Ты написал с ошибкой, – засмеялся я. – Тут написано не «Майло», а «Милу».

– Правда? – ничуть не расстроился Майло. – Значит, Салли меня обманул, когда говорил, что умеет писать и читать.

– Жаль, что и ты не умеешь, – я равнодушно пожал плечами и достал с полки толстую книгу.

– Почему жаль? – обернулся ко мне Майло.

– Ну, хотя бы потому, что ты не сможешь прочитать Шекспира, – я открыл книгу в том месте, где лежала бархатная закладка и прочитал: 

– Быть или не быть, вот в чем вопрос. Достойно ль

Смиряться под ударами судьбы,

Иль надо оказать сопротивленье

И в смертной схватке с целым морем бед

Покончить с ними? Умереть. Забыться.

И знать, что этим обрываешь цепь

Сердечных мук и тысячи лишений.

– Глупо, – вдруг нахмурился Майло.

– Не понял? – я поднял на него глаза.

– Никогда нельзя смиряться, – тряхнул он кудрями, – нужно бороться. Даже если тебя за это побьют. Меня часто били, когда я, например, отказывался обслуживать клиента, который был мне противен. Иногда мне доставалось за то, что я заступался за младших мальчиков. Меня даже несколько раз запирали в сарай с крысами и не кормили три дня, но я все равно боролся.

– А почему не сбежал тогда из борделя, если тебе там не нравилось? – спросил я.

– Мне некуда бежать, сэр, – опустил голову Майло. – Я в борделе работал с шести лет. Сначала помогал госпоже Магдалине по хозяйству, потом, когда стал старше, она стала приводить для меня клиентов.  Там меня хотя бы иногда кормили и давали сенной матрас для сна.

Мне стало жаль этого мальчика. Возможно, у него и был выбор, например, сбежать из борделя, устроиться в услужение или наняться в лавку и разносить заказы. Но он просто не представлял, что может жить по-другому. 

– Значит, тебе нравится разглядывать картинки? – спросил я, стараясь поменять тему разговора. Он коротко кивнул. – Тогда пойдем. Я покажу тебе свою гордость.

Мы прошли через зал гостиной и свернули в первую дверь, которая располагалась почти под лестницей. Комната была небольшая, но очень светлая. Вдоль одной стены стояли высокие шкафы со стеклянными дверцами, а на противоположной – висели картины, на которые очень удачно падал свет из огромного окна.

– Это моя коллекция, – сказал я, приглашая Майло внутрь. – Здесь я храню ценные вещи, которые собирал по всему миру.

Майло вошел и тут же замер, чуть приоткрыв рот, остановившись возле небольшой тумбы. На ней, под стеклянным колпаком, стояла статуэтка индийского божества, выточенная из слоновой кости и инкрустированная золотом и камнями.

– Он светится изнутри, – прошептал Майло, не отрываясь, глядя на статуэтку.

– Это индийский бог Ганеша, бог мудрости и благосостояния, – ответил я, подходя ближе. Я привез эту статуэтку из Индии. Она – первый экспонат моей коллекции.

– А почему у него голова слона? – Майло повернулся  ко мне.

– Ганеша был сыном бога Шивы и смертной женщины Парвати, – начал рассказывать я. – Он был сильным и смелым мальчиком, поэтому, когда Шива уходил на охоту, он поручал Ганеше охранять свою мать. Однажды, вернувшись с охоты, Шива пошел в спальню к Парвати. Ганеша не узнал отца и набросился на Шиву. Бог тоже сразу не узнал сына и отрубил ему голову. Парвати долго плакала, прося Шиву воскресить ее сына. Тогда бог вышел на улицу, отрубил голову слону и приставил ее к телу мальчика. Так Ганеша стал человеком со слоновьей головой.

Майло переходил от полки к полке, и, восторженно охая, разглядывал расшитые французскими золотошвейками кисеты, восхищенно смотрел на катану, привезенную мне другом из Японии. Долго крутился возле фарфоровой китайской вазы, пытаясь разглядеть от усов и до кончика хвоста дракона, нарисованного на ней. Все увиденное приводило его в восторг и он, не переставая, сыпал комментариями.

– Удивительно тонкая работа, – тянул он меня за рукав сюртука к шкатулке, вырезанной из красного дерева. – Кажется, что тут поработали сотни очень искусных термитов. Не верится, что такую красоту мог сделать человек. А это! Вы только посмотрите! – он любовался небольшим танцовщиком, выполненным в бронзе, в греческом стиле. – Он словно живой, – продолжал Майло, проводя по спине статуэтки пальцем. – Кажется, что он сейчас встанет и пойдет!

– А что ты скажешь про мою коллекцию картин? – спросил я у юноши.

Майло обернулся к стене, на которую я указал, и надолго замолчал. Я с удивлением наблюдал, как он то подходил к картине, разглядывая резкие мазки, то отходил дальше и, чуть склонив голову, смотрел, прищурив глаза.

– И какая тебе больше всех понравилась? – спросил я.

– Они все прекрасны, – задумчиво проговорил Майло. – Только вот… – он замялся, решая, как правильно мне объяснить свою мысль, – все картины полны жизни, а одна – мертвая.

– Это какая? – удивился я.

– Вот эта, – он показал рукой на картину, где были изображены четыре увядших подсолнуха.

– Это потому, что на ней мертвые цветы? – поинтересовался я.

– Нет, – покачал головой Майло, – ее писал человек с умирающей душой.

Я замер от изумления. Это была картина моего старого друга Винсента. Полгода назад он застрелился. Я очень переживал, но его смерть меня не удивила. При нашей последней встрече, шесть лет назад, в Париже, где я был по делам министерства, Винсент вел себя необычно. Он и раньше был неординарным человеком со странностями, но в последние годы его странности превратились в душевную болезнь. Именно там, в Париже, он и подарил мне эту картину.

Мы вышли из комнаты, и я предложил Майло посидеть в гостиной и поболтать, пока я раскурю трубку. Я устроился в кресле, а Майло стал ходить по комнате, разглядывая всякие вещички, стоящие на полках.

– Можно? – Майло потянулся к небольшой шкатулке из дерева.

Я кивнул. Там лежал мой второй комплект для курения опия. Раньше я баловал себя этим изыском и дома, но потом у Сары диагностировали грудную жабу, а так как я не планировал менять кухарку, то отказался от курения опия дома. Но набор все еще хранил.

Майло открыл крышку, достал изящную трубку из керамики, покрутил ее в руках, принюхался, и убрал трубку обратно.

– Зачем вы курите эту дрянь? – спросил он меня строго. – Я сегодня почувствовал от вас запах опия. Госпожа Магдалина тоже употребляет лаудан, поэтому я знаю этот запах.

– Ты сейчас напоминаешь мне Таонго, – засмеялся я. – Он тоже вечно ругает меня за опий. Но для меня опий – это лекарство. Благодаря ему я хоть иногда могу спать.

– Вам не нужен опий, – покачал головой Майло и сел на диван напротив меня. – Когда я был совсем маленьким, я жил в монастыре. Там с такими, как я, подкидышами, вели себя очень строго. Монахини били нас за любую оплошность. Но одна послушница, что работала при кухне и иногда угощала меня сладкой морковью, когда я не мог уснуть или когда болел, пела мне колыбельную.

– Мне нужна монахиня? – улыбнулся я.

– Нет, – вновь покачал головой Майло, и в его глазах мелькнула грусть. – Вам нужен человек, который будет петь вам колыбельную.

С появлением Майло наш дом ожил. Я даже иногда стал замечать улыбку на лице вечно ворчащего и недовольного Таонго. Несмотря на его неприятие того, что я привел в дом уличного мальчишку, я видел, что Майло ему нравился.

Женская часть моей «семьи» была просто в восторге от юноши. Кухарка Сара пекла для него вкусные печенья. Алиса перерыла все мои вещи и, найдя более-менее пригодные, ушила их по стройной фигуре Майло. А вот частые визиты дочки нашей прачки, толстухи Лиззи, меня немного раздражали. Уж больно нагло таращилась розовощекая девица на Майло своими свинячьими глазками.

Я наслаждался общением с юношей и не замечал, что над моей головой сгущаются тучи. В понедельник Ричардсон передал мне приказ министерства явиться в среду с докладом о ходе расследования преступлений, и в частности – о деле серийного маньяка. Я набросал тезисы своего доклада, и отправил к себе домой Джонсона и рисовальщика Медиссона. Инспектору я поручил запротоколировать показания Майло, а Медиссон должен был со слов юноши нарисовать портрет убийцы.

К моему разочарованию, через два часа Медиссон положил мне на стол портрет типичного англичанина – светловолосого юноши с надменным взглядом.

– Он только восторженно говорил, что «принц» очень красивый, – вздохнул Медиссон, – но я не умею рисовать эмоции.

Я отправил рисунок в типографию, приказав сделать надпись о розыске. Ближе к вечеру ко мне забежали Оуэн и Кук, они, взглянув на портрет, только развели руками.

– М-да… – скептически усмехнулся Оуэн. – Могу предположить, что это «принц», которого Майло выдумал для себя, а не реальный убийца.

– Мальчик явно мечтает, чтобы его спасли  из башни с драконом, как в сказке, – улыбнулся Кук, кинув быстрый взгляд в мою сторону.

Уйдя с работы около шести, я забежал в книжную лавку и купил там азбуку.

– Майло, – крикнул я, заходя в дом, – посмотри, что я для тебя принес!

Майло яркой кометой слетел ко мне по лестнице со второго этажа, чуть не сбив с ног Таонго.

– Конфеты? – воскликнул он, тяжело дыша.

– Лучше, – я протянул ему книгу.

– С картинками? – уточнил Майло.

– Сам посмотри, – улыбнулся я, и обратился к Таонго. – Ужин готов?

– Через пять минут будет подано, – кивнул мне слуга и удалился в столовую.

– Для чего мне книга? – спросил меня Майло после ужина, когда мы уселись в гостиной на диване.

– Ты разве не хочешь научиться читать и правильно писать свое имя? – спросил я.

– Хочу, очень хочу, – согласился со мной юноша и раскрыл азбуку.

Майло оказался прекрасным учеником. Он обладал хорошей памятью и цепким умом. Выучив всего несколько букв, он быстро научился их складывать в простые слова, и через пару часов уже громко читал по складам, водя пальцем по страницам:

– Со-о-ок. Су-у-ук. Шоколад.

– Майло, где тут написано это слово? – удивился я.

– Вот тут, – он ткнул пальцем себе в лоб и хитро улыбнулся.

– А теперь давай начнем урок арифметики, – предложил ему я.

– Нет, сэр, – замотал головой Майло, – арифметика мне не нужна. Я умею считать.

– Тогда реши мне задачу, – строго посмотрел я на юношу. Он кивнул, и я начал медленно говорить, – ты заработал четыре пенни. Два пенни ты отдал. Сколько у тебя осталось?

– Ни одного, – ответил Майло.

– А еще говорил, что умеешь считать! – разочарованно покачал я головой.

– Вы сами неправильно дали условия задачи, – обиделся Майло. – Я заработал пять пенни,  и все  у меня отобрала госпожа Магдалина.

– Майло, – вздохнул я, – ну, хорошо. Тогда другая задача. У тебя десять конфет. Одну конфету ты отдал мне, другую – Таонго, третью дал Саре, четвертую – Алисе. Сколько конфет у тебя осталось?

– Ни одной, – совершенно спокойно заявил мне Майло.

– Мне все понятно! – я громко хлопнул в ладоши. – Ты не умеешь считать!

– А вот и нет, – хитро улыбнулся мне Майло. – Я отдал четыре конфеты вам, Таонго, Саре и Алисе. Так?

– Так, – кивнул я.

– А шесть конфет я съел сам. Сколько конфет у меня осталось? – победно произнес Майло.

– У него не осталось ни одной конфеты, господин, – ответил за меня Таонго, протирающий пыль с полок.

Я давно так не смеялся, и у меня от напряжения заболел бок. Меня развеселила не только шутка Майло. Я впервые слышал его смех. Он звенел у меня в ушах райскими колокольчиками, а эти широко открытые полные губы просто сводили меня с ума. Мне так хотелось схватить этого хохочущего мальчишку в охапку, повалить на диван и впиться поцелуем в эти нежные губы.

Ближе к ночи я попросил Таонго приготовить мне ванну. Погрузившись в теплую душистую воду, я снова вспомнил хохочущего Майло, и мое тело стразу отозвалось страстью. Я ласкал себя, вспоминая его губы, его тонкое изящное тело. Его теплую смуглую кожу, и эти жесткие завитки темных волос на лбу. В моих фантазиях Майло страстно отдавался мне и с тихими стонами бился подо мной.

Напряжение дня было снято, и я, бодрый и довольный, собирался полежать в кровати и почитать новый роман, купленный в той же книжной лавке.

Войдя в свою спальню, я был удивлен, увидев там Майло, сидящего в большом кресле. На нем была белая спальная рубашка, под которой угадывался ажур панталон.

– Ты что-то хотел, мой мальчик? – спросил я.

– Да, – ответил он коротко и поднялся на ноги, – я хотел отблагодарить вас за доброту, сэр.

– И чем же? – нахмурился я.

– Я могу дать вам только себя, – скромно потупил глаза Майло, – и за это мне не нужно даже пять пенни.

– То есть ты думаешь, что мне этого хочется? – удивился я предложению.

– Я вижу, как вы иногда смотрите на меня, сэр, – смело взглянул на меня юноша.

– Допустим, – я почесал бородку и сел в кресло. – А ты хоть знаешь, что значит дарить свою любовь другому человеку?

– Конечно, сэр, – охотно начал объяснять Майло. – Нужно просто расслабиться, чтобы господину было удобно в тебя войти. Так нас учили у госпожи Магдалины.

– Увы, мой мальчик, – вздохнул я, – ты ничего не знаешь о любви.

– Но я хочу сделать вам приятное, – настаивал Майло, – и я умею доставлять удовольствие!

– Хорошо, – согласился я, – я хочу на это посмотреть.

Майло подошел к моей постели, снял с себя длинную белую рубашку, потом потянул вниз панталоны, но ненадолго задумался и подтянул их обратно. Он забрался на высокую кровать, лег на спину и, вытянув вдоль тела руки, закрыл глаза.

Я тихо подошел к нему и легонько дотронулся до впалого живота. На лице юноши, так же, как и на животе, не дрогнула ни одна мышца. Тогда я провел рукой по груди, нарочно задевая темные соски, но Майло снова никак не отреагировал на прикосновение.

Я наклонился, прильнул губами к его уху и, вдохнув пряный запах лаванды, идущий от его волос, шепнул:

– Я не умею заниматься любовью с трупами!

С этими словами я вышел из спальни, оставив Майло лежать на кровати с удивленно распахнутыми глазами.

Всю ночь я провел в гостиной. А утром отправился в участок, чтобы еще раз пройтись по своим тезисам. Сам доклад состоялся в четыре часа пополудни, и в министерстве был принят вполне благосклонно. Члены министерства отметили некоторые новшества, которые мы стали активно применять в ходе дознания, и оценили количество раскрытых преступлений за последние полгода. После выступления меня в свой кабинет пригласил министр внутренних дел Гарольд Рассел.

– Меня очень тревожит ваше положение, Лоуренс, – сказал он. – Я ценю вас, как прекрасного полицейского и, разумеется, как друга, но… – министр замолчал и вздохнул. – В пятницу королева ждет меня и лорда-мэра с докладом, и мне очень хотелось бы порадовать ее тем, что очередной Джек-потрошитель пойман.

– У нас есть свидетель, который может его опознать, – ответил я. – К тому же, по всему городу развешаны рисунки с его изображением. Думаю, это его на время остановит.

– Мне нужно, чтобы его не остановили, Лоуренс, – покачал головой Гарольд, – мне нужно, чтобы убийца находился в тюрьме и ждал приговора. Я очень надеюсь на тебя, Лоуренс, и не хочу тебя потерять ни как комиссара полиции, ни как друга.

Из министерства я возвращался с тяжелым сердцем. Сейчас вся надежда была на то, что  убийцу на рисунке опознают, и на Майло, который сможет подтвердить, что это он. Конечно, отставка не грозила бы мне нищетой, но терять свое положение в обществе не хотелось.

– Господин комиссар! – встретил меня в участке взволнованный Джонсон. – У нас новое убийство. 

– Где? – я снова снял с вешалки шляпу, которую только что повесил.

– В трех милях от города, – доложил Джонсон, – в небольшом поместье, в колодце, обнаружен труп.

– Пошлите за Оуэном и Куком, – распорядился я, – и доставьте их ко мне в кабинет. Я на место преступления. И, пожалуйста, проследите, чтобы не было никакой прессы!

Возле старого домика в небогатом поместье было полно народа. Сюда сбежались все жители близлежащих селений и сами обитатели злополучного поместья.

– Разгоните зевак, – распорядился я. – Кто нашел труп? – спросил я у констебля, опрашивающего свидетелей.

– Кларисса, – он кивнул в сторону заплаканной и перепуганной девушки. – Она пошла набрать воды, чтобы помыть полы…

– Я сам ее расспрошу, – остановил я его и подошел к девице.

– Милая, вот возьми, – я протянул ей платок и сел рядом с ней на скамейку. – Расскажи мне, что случилось?

– Я пошла за водой, – начала рассказывать девушка, вытирая лицо и громко хлюпая носом, – а ведро зацепилось за что-то. Я позвала нашего конюха, Пола. Он вместе с ведром и вытащил… – девушка тихо завыла, и из ее глаз снова полились слезы.

– Так значит, и конюх был? – хмыкнул я и крикнул констеблю. – А конюх где?

– Конюх пока говорить не в состоянии, – откликнулся тот, – напился в хлам. Мы его добудиться не можем.

– Как проспится, привезите его в Скотланд-Ярд для дачи показаний, – я поднялся со скамейки, погладил рыдающую девицу по плечу и направился в сторону колодца, где уже работали полицейские. – Что у нас тут? – спросил я старого рисовальщика, который пытался зарисовать место преступления, светя на него фонариком.

– Труп в мешке, над головой жертвы завязан веревкой, – ответил мне тот.

– Мешок не открывали еще? – крикнул я полицейским.

– Вас ждем, господин комиссар, – ответил старший из них, и отдал команду молодому:

– Режь, Стефан. Можно!

В мешке лежало обнаженное тело женщины с остатками яркого макияжа. Кожа на груди и животе была изрезана. Порезы виднелись и на связанных руках и ногах.

– Я ее знаю, – вдруг сказал молодой полицейский. – Это проститутка с Пятой авеню, Розмари.

– Ты уверен? – спросил его я.

– Да, сэр, – кивнул констебль, – я там часто по ночам дежурю. Как-то раз нашел подвеску у сточной канавы. Мне сказали, что она принадлежит Розмари. Я ей ее и отдал. Она потом меня еще угостила пирогом с потрохами за это.

– А своими потрохами она тебя не угостила? – громко засмеялся другой полицейский, постарше.

– Отставить скабрезные шутки! – прикрикнул я на них. –  Джонсон! Тело срочно к медикам. Опросы свидетелей мне на стол, вместе с рисунками. Результаты осмотра места преступления и фотографии жду к утру.

В участок я вернулся к десяти. Там меня уже ждали Кук и Оуэн.

– Кажется, мы ошиблись в своих рассуждениях, – сказал я, раскладывая перед ними рисунки. – Да, есть третий труп, но то, что мы видим, никак не похоже ни на бабочку, ни на мотылька.

– Это похоже просто на труп в мешке, – пожал плечами Оуэн.

– Но это ведь проститутка, – не сдавался Кук.

– Но это женщина, – парировал Оуэн. – И с каких пор наш убийца начал связывать жертв?

– Раны рваные и глубокие, – задумчиво произнес Кук. – Либо наш преступник на грани истерики бил жертву ножом, либо…

– Либо? – переспросил его я.

– Либо это не наш маньяк, – закончил свою мысль Томас.

– Нужно дождаться результатов от медиков, – нахмурился я. – Но, боюсь, что на это уйдет полночи.

– А если мы сами поедем в морг и поприсутствуем при вскрытии? – предложил Оуэн. – Это было бы очень интересно.

– Вы никогда не были на вскрытии? – ухмыльнулся Кук.

– Нет, но хотелось бы, – ответил Оуэн, вопросительно глядя на меня.

– Что ж, – я поднялся со стула, – распоряжусь, чтобы готовили экипаж.

– Надеюсь, вы еще не ужинали, Дуглас, – подмигнул ему Кук.

В морге пахло формальдегидом и еще какой-то химией. Трое медиков и Кук склонились над трупом женщины, разглядывая раны на теле.

– Били с большой силой, – констатировал один из медиков, – посмотрите на глубину ран, коллеги. И, похоже, орудие преступления – тяжелое и тупое.

– Это топорик, – сказал Кук, раздвигая рану пинцетом. – К тому же ржавый.

– Почему топорик, а не топор? – спросил Оуэн, стоя у окна и закрывая нос и рот платком.

– Посмотрите на раны, Дуглас, – ответил Кук, подзывая рукой Оуэна. – Они не длинные, но глубокие. Такую ширину имеют топорики для рубки мяса.

– Мне и отсюда все прекрасно видно, – высунул голову в открытое окно журналист.

– Давайте приступим к вскрытию, господа, – предложил Кук, беря в руки скальпель. – Нам нужно посмотреть, есть ли в легких вода.

– Думаете, в колодец было сброшено уже мертвое тело? – спросил его я.

– А вот это мы сейчас и выясним, – и Кук сделал первый надрез.

– Господи… – тихо простонал Оуэн, с трудом подавляя рвотные позывы.

В участок мы вернулись уже на рассвете. О том, чтобы разъехаться по домам, ни у кого не возникло даже мысли. Все трое пребывали в возбужденном состоянии, и нам хотелось поделиться своими предположениями.

– А я считаю, что наш потрошитель просто на грани нервного срыва, – начал Оуэн, принимая от меня чашечку крепкого чая, – или эту жертву он убил спонтанно. Под рукой не оказалось ни нужного инструмента, ни тех тряпок, вот он и зарубил ее топором и сунул в мешок.

– Это непохоже на нашего убийцу, – покачал я головой, – он всегда все рассчитывает. Для него это не просто убийство, а ритуал. К тому же, я придерживаюсь прежней версии, об ипостасях мотылька.

– А может, это вовсе не мотылек, – возразил Оуэн. – Может, он хотел показать вовсе не это.

– Тогда как вы опишете задумку с трупом в мешке? – спросил его Томас.

– А никак, – Оуэн отставил пустую чашку и вынул из кармана кисет. – Позволите, комиссар? – спросил он, доставая из футляра трубку.

– Если наш уважаемый Томас не против, то я к вам присоединюсь, – ответил я, доставая из ящика стола свою трубку…

Мы обсуждали детали преступления до самого утра. Иногда наша беседа перерастала почти в баталию. В основном спорили Дуглас и Томас, а я, словно мудрый рефери, старался убавить их пыл.

– Это не наш преступник! – хлопал по столу рукой Томас. – Не его это стиль!

– Как может убийство быть стильным? – Дуглас стучал давно пустой трубкой о пепельницу. – У этого психа просто совсем снесло голову, и он теперь убивает просто так, рубя жертв топором.

– Это не он! – возмущенно кричал Томас. – Наш преступник хладнокровен, а этот убил спонтанно. Отсюда и характер ран. И еще… Наш, видимо, дурманит жертв кокаином или морфием, чтобы они не могли сопротивляться. А этот связал женщину и сначала убил ее, и только потом бросил труп в колодец. И вообще… У нашего – мальчики-проститутки. А тут женщина!

– Это ничего не доказывает! – снова возмущался Дуглас. – Может, у нашего маньяка изменилась концепция. Сначала он хотел сделать мотылька, а потом решил, что… что…

– Что? – ухмылялся Томас. – Не смогли придумать?

– Ну, например, мы не так его поняли и он нашу гусеницу или кого там… мотыля, решил скормить рыбам, – снова набивал трубку Дуглас.

– Вот это полет фантазии! – хлопал по коленям Томас. – Значит, рыбам скормить? Почему он не утопил её в Темзе? Разве в колодцах водится рыба?

– Погодите, господа! – остановил я друзей. – А что, если кто-то в состоянии аффекта убил эту женщину, вспомнил про зверствующего в городе преступника, и решил инсценировать убийство под него?

– Почему тогда мешок? И вообще… слишком много несостыковок, – отозвался Дуглас.

– А-а-а! – победно подскочил на месте Кук. – Все-таки несостыковки!

– Погодите, Томас! – остановил я психиатра. – Все очень просто, Дуглас. Где простолюдины берут информацию, если, допустим, не могут позволить себе свежую прессу?

– Сплетни! – догадался Томас.

– Слухи, – добавил Оуэн.

– Верно, – кивнул я. – А, как известно, слухи и сплетни – наполовину вранье. Возможно, именно так, по слухам, и убивает наш маньяк – в мешок и в воду.

– Хм… – Оуэн почесал подбородок, – логично, господин комиссар. И, Томас! Наверное, я с вами все же соглашусь. Но! – Дуглас поднял вверх руку. – Только благодаря доводам комиссара.

– Сэр? – в мой кабинет заглянул Джонсон и удивленно поднял брови. – А я слышу: в кабинете голоса. Думал, воры пробрались в Скотланд-Ярд.

– И курят мой дорогой табак! – засмеялся я. – Что нового ты нам принес, друг мой Джонсон?

– Мы опросили всех торговцев и проституток с пятой Авеню, – ответил нам Джонсон. – Одна из местных проституток сказала, что за Розмари ухаживал некий Патрик, работник в услужении, кстати, недалеко от того поместья, где нашли труп. Так вот… Этот самый Патрик, нищий, как церковная крыса, влюбился в Розмари и звал ее замуж. Розмари отказалась идти за него, предложила накопить Патрику деньжат и купить ее на ночь. Не так давно наша свидетельница слышала, как Патрик и Розмари ругались на улице. Патрик кричал, что если Розмари не будет его, то он убьет сначала ее, а потом и себя. 

– Так нам искать еще один труп? – спросил я Джонсона.

– Нет, сэр, – покачал головой инспектор, –наш потенциальный убийца был среди зевак. Вот только потом он скрылся в неизвестном направлении. 

– Поднять всю полицию Лондона и найти его! – приказал я.

– Слушаюсь, – кивнул Джонсон и вышел из кабинета.

– Комиссар… – Оуэн искоса посмотрел на тихо похрапывающего на диване Томаса. – А ведь можно просто приписать все убийства этому Патрику!

Я вздрогнул. Эта мысль тоже на минуту мелькнула у меня в голове. Как все было бы просто! Преступник найден. Показания он бы дал, а если на него чуть надавить, то взял бы все убийства на себя. 

– Нет, – покачал я головой, – настоящий убийца останется на свободе, и любой проститут с улицы может стать его жертвой.

Нет, не о любом проституте я сейчас думал. Я боялся за Майло. Он прекрасно подходил под типаж, который облюбовал убийца. Не англичанин, смуглый, молодой, красивый. И эта его вера в «принца», который может его спасти от «дракона».

– Мы станем искать его дальше, – уверенно ответил я Оуэну. – А сейчас, друг мой, отправляйтесь домой и отдохните. И заберите с собой Томаса. А то он мне своим храпом всех преступников распугает.

До самого вечера я собирал воедино документы по новому убийству и ждал, когда же найдут этого влюбленного до смерти Патрика. Благую весть Джонсон принес мне уже ближе к полуночи. Я приказал отвести подозреваемого в камеру, и запретил допрашивать его без меня.

– А сейчас отдохните, инспектор, – сказал я Джонсону. – Встретимся завтра утром.

Домой я приехал ближе к часу ночи. Как всегда недовольный Таонго принял у меня шляпу и трость, и помог снять пальто. 

– Могли бы и предупредить, что дел много, – хмуро сказал он мне. – Хорошо, приехал Джон и сказал, что у вас новое убийство.

– Извини, Таонго, – я устало потянулся, чтобы выпрямить затекшую спину, – я забыл обо всем. Но, к счастью, преступление раскрыто. Преступник в камере и ждет допроса.

– Майло сильно переживал, господин, –  Таонго проводил меня в ванную комнату и помог помыться. – Даже, по-моему, плакал, сидя под лестницей.

– Где он? – спросил я, накидывая на плечи халат.

– В гостевой комнате, – ответил Таонго, помогая мне пристегнуть обратно протез. – Спит, наверное.

Я прошел по коридору и, старясь это делать как можно тише, приоткрыл дверь гостевой. На огромной кровати, свернувшись под одеялом, спал Майло. Я присел на краешек спиной к нему, и вздохнул. Как бы мне хотелось, чтобы это милое и удивительно светлое существо сейчас обняло меня, прижалось всем телом и подарило бы мне самый сладкий на свете поцелуй. Но… об этом оставалось только мечтать.

Я поднялся, и направился к двери, но меня остановил тихий голос Майло:

– Вы меня бросили?

– Что ты такое говоришь, мой мальчик! – обернулся к нему я. Майло сидел на кровати и серьезно смотрел на меня.

– Я дурно себя повел позапрошлой ночью, и вы хотите от меня избавиться, – он опустил глаза и шмыгнул носом.

– Вовсе нет, – улыбнулся я. – Просто заработался и забыл о времени. А про тот неприятный инцидент…

Но я не успел договорить. Майло сорвался с кровати, в два прыжка оказался возле меня, обхватил мою шею и обжёг губы страстным поцелуем.

– Никогда, слышите? Никогда не оставляйте меня! Иначе я умру! – жарко шептал он.

Я ничего не смог с собой поделать. Подхватив тонкое тело, я перенес его на кровать и стал жадно покрывать поцелуями шею и острые ключицы. Майло с готовностью отвечал, а его руки пытались стянуть с меня банный халат.

– Погоди… Стой! – остановил его я, понимая, что все заходит слишком далеко. – Давай остановимся! Мне нужно немного подумать и прийти в себя!

Я с трудом оторвался от такого желанного и нежного тела, и быстро покинул комнату.

Ночь я провел в тяжких раздумьях. Мое сердце бешено колотилось при мысли о расставании с Майло. Но я прекрасно понимал, что вместе нам быть не суждено. Сегодня Майло неожиданно показал мне, что я ему не безразличен. Что он тоже пылает ко мне страстью и, возможно, любовью, но… Что я могу предложить взамен?

Утром я чувствовал себя разбитым и потерянным. Придя на работу, я попытался взять себя в руки, но буквы перед моими глазами начали расплываться. Я не спал почти пять суток и, видимо, для моего организма настал предел. Я решил, что сегодня вечером заеду в клуб, но вспомнил об обещании Майло больше не курить опий. О том, чтобы пригласить в гости Амалию, даже речи быть не могло. Посетить бордель самолично не представлялось возможным. Придется искать другие способы хоть немного поспать.

– Комиссар, – Джонсон открыл дверь в кабинет, – привезли подозреваемого в убийстве Розмари, Патрика Одвуда. Ждем вас.

Патрик не стал противиться, и сознался в совершенном убийстве сразу. Все случилось, как я и думал. Он  решил в очередной раз добиться склонности возлюбленной, для чего позвал проститутку на задний двор мясной лавки.  Но та ему отказала. Патрик, объятый страстью, решил овладеть ею силой, для чего связал ей руки и ноги. Но Розмари, славящаяся острым язычком, начала оскорблять Патрика, чем и довела его до бешенства. Он схватил первое, что попалось под руку, то есть старый ржавый топорик для мяса, и стал наносить удары. Когда жертва перестала кричать, неудачливый любовник пришел в себя и понял, что натворил. Он вспомнил, как на рынке рассказывали о маньяке, убивающем проституток, и решил инсценировать преступление в его стиле. Засунув труп Розмари в мешок, он, перекинув его через лошадь, привез свой страшный груз в поместье, где батрачил, и скинул в колодец.

– Я не хотел ее убивать, – худой и бородатый детина растирал по грязным щекам слезы. – Я любил ее. Но что я мог ей предложить, кроме своей любви? Нам, видимо, не суждено было быть вместе, – снова вздохнул Патрик.

– Не суждено… – эхом повторил я, снова погружаясь в свои мысли.

Домой я вернулся около полуночи. Таонго, верный слуга, ждал меня, приготовив ванну.

– Что Майло? – спросил его я.

– Спит, – коротко ответил Таонго, не глядя мне в глаза.

– Что не так, Таонго? – поморщился я.

– Мальчик страдает, – начал он, помогая мне снять пальто. – Вы крепко привязали его к себе. Объясните, зачем? Если просто развлечься, то это очень жестоко с вашей стороны.

– А разве похоже, что я развлекаюсь? – нахмурился я.

– Похоже, господин, – Таонго провел меня в спальню и помог раздеться. – Похоже на то, что вы играете с ним, как с котенком, которого подобрали на улице. То ласкаете, то гладите, а то отпихиваете ногой.

– Все сложно, Таонго, – вздохнул я и постарался перевести разговор на другую тему. – Я очень устал, дружище. Ты не сделаешь мне своего чая?

Когда Таонго вышел из комнаты, я отстегнул жесткие ремни протеза и поставил его у кровати.

– Вы всегда говорите, что я вам не только слуга, но и друг, господин, – сказал Таонго, почтительно протягивая мне чашку с травяным настоем и осторожно присаживаясь на край моей кровати. – Это все еще так?

– Конечно, – кивнул я, делая глоток.

– Тогда скажите, что вас так тревожит? – спросил он.

– Я люблю Майло, – сказал я, потягивая чай. – Люблю самой чистой и светлой любовью, на которую только способен. И вчера Майло ответил мне взаимностью. Но…

– Но? – переспросил Таонго мрачно.

– Что между нами может быть? – я протянул ему пустую чашку. – Он мальчик-проститутка. Без рода и племени. Я – знатный джентльмен, с хорошим положением в обществе. Я не могу оставить его у себя. И выгнать снова на улицу не могу. 

– И что вы намерены делать? – спросил Таонго.

– Думаю оставить пока все как есть, – я устало откинулся на подушки. – Пока убийцу не поймают, Майло останется у нас. Я преподам ему несколько уроков этикета. Обучу грамоте. А потом… Потом найду для него семью, где о нем позаботятся.

– А вы не думали, господин, что у него уже есть семья? – Таонго поднялся с кровати и направился в сторону двери. – И эта семья – вы.

– Да, но для того, чтобы оформить опекунство над ним, мне нужно… – я задумался, – хм… Таонго! Мне всего лишь нужно доказать, что у него нет родителей!

– Вот вам и решение проблемы, – улыбнулся мой друг и вышел из комнаты.

Мне был необходим хороший сыщик, который мог бы найти родителей Майло. Я знал лишь то, что до шести лет мальчик жил в монастыре, а потом его отдали в услужение к Магдалине. А кто может ради информации рыть землю, но не распространяться о ней? Правильно… Хороший друг и журналист! Дуглас Оуэн!

Эта мысль пришла мне в голову за секунду до того, как меня накрыл сон. Я даже не сразу понял, что уснул. Просто мое тело стало падать в черную бездну. Когда движение вниз прекратилось, я встал с кровати и огляделся. Вокруг была непроглядная темнота и звенящая тишина. Лишь в одной стороне, вдалеке, светилась яркая белая точка. Я стал осторожно продвигаться ей навстречу. Тьма вокруг меня медленно расступалась и наполнялась звуками. Я шел к свету, в надежде увидеть солнце, но чем больше приближался к источнику света, тем все более красным он становился. Когда же я поравнялся с ним, то в ужасе отшатнулся…

Над моей головой висело обнаженное тело Майло с распростертыми в стороны руками. Именно его тело и излучало то самое свечение, но проходя через кровь, которой была покрыта кожа Майло, свет становился кроваво-красным.

Я попытался позвать его, но слова застряли в моем горле. Вдруг Майло поднял голову, открыл глаза, за его спиной с тихим шорохом открылись черно-белые крылья мотылька. Взглянув в его лицо, я закричал от ужаса. Глазницы Майло были пусты, а через смуглую кожу, залитую кровью, проступали кости черепа.

Я проснулся в холодном поту. Меня трясло, было тяжело дышать, зубы стучали, словно я только что вынырнул из ледяной воды.

У своей кровати я увидел Майло. Он стоял, прижав руки к груди, и испуганно таращился на меня.

– Я… напугал… тебя, мой… мальчик? – с трудом произнес я.

– Вы кричали, – тихо ответил мне Майло, и покосился на протез, стоящий у моей кровати. – Я пришел к вам и, увидев это… – он снова посмотрел на протез, – решил, что вам оторвало ногу.

– Что ты, – улыбнулся я, – ногу я потерял давно. На войне. Вот после этого я и перестал спать.  А если засыпаю, то мне снятся дурные сны.

Майло вздохнул, обошел стороной протез и, быстро вскарабкавшись ко мне на кровать, юркнул под одеяло. Меня это насторожило, и я хотел было сказать, чтобы он уходил, но Майло положил голову мне на плечо, и я снова почувствовал запах лаванды, идущий от его волос.

– Лето в разгаре,

И жизнь беззаботна.

Рыба балует,

Созревает хлопок.

Твой папа богат,

А мама – красавица.

Так что тише, детка,

Не плачь.

Скоро наступит утро,

Когда тебя потянет ввысь твоя песня.

Ты расправишь крылья

И улетишь за облака.

Но до той поры

Ничто не причинит тебе боли,

Ведь папа и мама рядом с тобой.

Майло пел незнакомую мне песню тихо, почти шепотом. Его голос обволакивал душу, наполняя ее теплотой. Мои глаза закрылись, и я уснул под эту простую и нежную мелодию.

Я проснулся от яркого солнечного света, бьющего мне в лицо. Открыв глаза, я увидел Таонго, который стоял перед моей кроватью, сердито скрестив руки на груди.

– Доброе утро, Таонго, – улыбнулся я, но он прижал палец к своему рту и показал глазами куда-то за мою спину.

Я обернулся и понял, что лежу на самом краю, а поперек моей кровати, тихо похрапывая, звездой раскинулся Майло.

– Ничего не было, – зашептал я, скидывая ногу с кровати, – ты не так все понял. У меня был кошмар, а Майло пришел и спел колыбельную.

– Вы не обязаны передо  мной оправдываться, господин, – Таонго присел на одно колено, и стал застегивать ремни протеза на моей культе.

– А я и не оправдываюсь, – снова зашептал я, – просто объясняю. И знаешь… – я случайно повысил голос и позади меня заворочался Майло. Я обернулся. Он перевернулся на бок, и из его рта на подушку потянулась тонкая струйка слюны. – И знаешь, – снова зашептал я, накрывая голые ноги Майло одеялом, – его колыбельная – это лучшее снотворное.

После ванной я спустился в столовую и с аппетитом накинулся на завтрак.

– Таонго, – я намазал горячий тост сливочным маслом, – ты вчера подал мне прекрасную идею.

– Мои идеи всегда прекрасны, – проворчал Таонго, – только вы их не слушаете, господин.

– Я про опеку над Майло, – я зачерпнул ложкой овсянку и, откусив кусок тоста, сунул ее в рот. – Я попрошу заняться розыском родителей Майло своего друга Дугласа. А потом подам документы через министерство.

– Только, если родители живы, нужно заручиться от них бумагой об отказе, – Таонго налил мне чай.

– Я знаком с процедурой, – кивнул я, – и еще… Я думаю нанять для Майло учителя музыки. У него удивительно приятный голос и хороший музыкальный слух.

– Пока вы были заняты с работой, мы с Майло прошли почти всю азбуку, – похвастал Таонго, убирая грязную тарелку со стола.

– А что с чистописанием? – спросил я, прихлебывая чая.

– Тут все плохо, – вздохнул Таонго. – Он сломал четыре пера, пока написал строчку. А вот мелом на доске, на которой Сара каждый день пишет для себя меню, вышло совсем неплохо.

– Сегодня же зайду в лавку и куплю прописи и перья, – сказал я, поглядев на карманные часы. – Так… Я сначала в редакцию «Таймс», потом в участок. Надо подготовить дело об убийстве для судьи. 

– Джон уже ждет вас на улице, – Таонго подал мне в коридоре шляпу и трость.

Редакция мне чем-то напомнила наш участок в Скотланд-Ярде. Те же секретари, бегающие по этажам с бумагами. Стрекот машинок, визги торговок и гул мужских голосов.

– Где я могу найти господина Дугласа Оуэна? – спросил я у секретаря, сидящего в первом попавшемся мне на пути кабинете с открытой дверью.

– Третий этаж, по коридору налево, сэр, – ответил он мне учтиво.

Я преодолел высокие ступени крутой лестницы, свернул налево и оказался в огромном зале, уставленном столами. Секретари стучали клавишами машинок, скрипели карандашами и шелестели бумагами. Я на секунду растерялся, пытаясь найти глазами своего друга.

– Комиссар! – услышал я знакомый голос со стороны окна.

– Оуэн! Дружище! – обрадовался я и пошел через все ряды к крайнему слева столу.

– Добрый день, господин комиссар! – приветствовал меня журналист. – Не ожидал вашего визита. Что-то случилось?

– Здравствуйте, Дуглас, – я пожал его руку. – Нет, не случилось, но у меня к вам важное дело. Где мы можем переговорить с глазу на глаз?

– Предлагаю спуститься вниз, – ответил  мне Дуглас. – Напротив редакции есть достаточно неплохое кафе. Выпьем кофе и поговорим там.

Кафе оказалось и правда очень милым. Мы с Дугласом уселись на открытой террасе, и нам принесли весьма недурной кофе.

– Скажите, Дуглас, вы могли бы оказать мне услугу, как друг? – спросил я.

– Я счастлив, что вы меня считаете другом, господин комиссар, – Дуглас прижал руку к груди и слегка поклонился. – И я с радостью помогу вам.

– Только… Дуглас… – замялся я, – дело конфиденциальное, мне бы не хотелось, чтобы поползли слухи…

– Комиссар, – покачал головой Оуэн, – я обещаю, что бы вы ни попросили сделать, эту тайну я унесу с собой в могилу!

– Хорошо, – кивнул я. – Мне нужно, чтобы вы провели одно расследование. Не могу доверить это дело сыщику. Только вам. Меня интересует родословная Майло. Пока я знаю лишь одно – до шести лет он воспитывался в монастыре, недалеко от Саутворка. Думаю, начинать нужно именно оттуда.

– Хм… – Оуэн почесал рыжую бороду, плавно переходящую в широкие бакенбарды, – что ж… Я догадывался, что вы захотите знать все об этом мальчишке.

– Откуда? – поинтересовался я.

– А вы думали, что только Кук у нас хороший психиатр? – улыбнулся Оуэн.

– А поподробней? – напрягся я.

– Вы сейчас подозреваете всех, – Оуэн довольно откинулся на спинку стула, – и Майло решили тоже проверить. Не связан ли он как-то с убийствами.

– Что ж… – я облегченно вздохнул, – вы действительно хороший психиатр. Ну, так как, Дуглас, вы займетесь этим делом?

– Разумеется, господин комиссар, – Дуглас поставил на стол пустую чашку. – Спасибо за доверие!

Уже сидя у себя в кабинете, я вспомнил разговор с Оуэном и усмехнулся. Интересно, что бы сказал Дуглас, узнай он, для чего это расследование и, главное, что я чувствую к Майло? Хотя… чем меньше людей знает об этом, тем лучше и для меня, и для Майло.

От мыслей о Майло на душе потеплело. Сегодня пятница, а это значит, что я могу целых два дня посвятить общению и занятиям с ним. Как и решил с самого утра, по дороге домой я заехал в книжную лавку и купил прописей. Потом забежал в соседнюю кондитерскую и выбрал шоколадные конфеты. Мне так хотелось увидеть на лице мальчика улыбку, и снова услышать колыбельную, которую он пел мне вчера!

– Чем сегодня занимался весь день? – строго спросил я за ужином у Майло.

– Сначала я помогал Алисе убирать в комнатах, – сжимая в руках вилку и нож, Майло старался как можно бесшумней отрезать кусочек мяса. – Потом я лолил шоседшкую шабаку… – он продолжил рассказ, запихнув в рот его солидный ломоть.

– Молодой человек! – я хлопнул рукой по столу. – Говорить с набитым ртом – это просто безобразно!

От неожиданности Майло выронил из рук вилку и, проглотив, не жуя, кусок мяса, испуганно посмотрел на меня. Мне стало его жалко, и я сказал уже более мягко:

– Я хочу привить тебе хорошие манеры, Майло. Существуют правила этикета, которые тебе в жизни пригодятся.

Майло коротко кивнул и снова взялся за мясо, заодно рассказывая историю о забежавшей в дом соседской собаке.

После ужина мы устроились в гостиной. Я потягивал ароматный коньяк, а Майло с интересом листал прописи.

– А что за песню ты пел мне ночью? – спросил я, делая небольшой глоток и любуясь мальчиком сквозь янтарный напиток.

– Эту песню пела мне Лизет, – ответил Майло, садясь на подлокотник моего кресла. – Я рассказывал вам о ней. Она знала много песен. Но они все очень грустные. Наверное, потому, что Лизет была черной, как и Таонго.

– Мне она очень понравилась, – кивнул я. – И еще мне нравится твой голос и… – я перешел на полушепот, – мне нравится, как пахнут твои волосы.

Майло чуть нагнулся и жарко шепнул мне на ухо:

– Я стану петь вам каждую ночь, если вы захотите…

– Господин! – прервал наш тайный разговор вошедший в гостиную Таонго. – К вам с визитом господин лорд-мэр с каким-то молодым человеком. 

– Пригласи их в гостиную, – сказал я, жестом прогоняя Майло с подлокотника. – А ты, мой мальчик, сходи пока на кухню и попроси Сару положить нам к чаю печенья и конфет. И прошу тебя, Майло, не выходи оттуда!

– Рад видеть вас в моем доме, – улыбнулся я, встречая гостей.

– Добрый вечер, комиссар! – пожал мне руку Спенсер. – С моим сыном Чарльзом вы уже знакомы.

Я пожал руку молодому человеку и пригласил обоих в гостиную.

– Чем обязан? – я  жестом указал гостям на удобные кресла. На журнальном столике уже стояли чашки, сахарница, молочник и большое блюдо с печеньем и конфетами. – Может быть, что-то покрепче чая? – уточнил я у гостей.

– Нет, господин комиссар, – натянуто улыбнулся лорд-мэр, – этого вполне достаточно. Да и разговор у нас с вами будет непростой, – он взял в руки чашку, в которую Таонго уже налил свежезаваренного чая и, отпив глоток, добавил две ложки сахара. – Я был сегодня на приеме у королевы, и знаете, о чем она меня и господина министра спросила в первую очередь?

– О чем же? – я налил в свой чай немного молока.

– Королеву интересовало, пойман ли серийный убийца, – ответил лорд-мэр. – Я, конечно, объяснил ей, что Скотланд-Ярд делает все возможное, но мой ответ ее не удовлетворил. Она дала нам неделю на поимку нового потрошителя, предупредив, что в противном случае ей придется принять серьезные меры. Ибо такая охрана безопасности подданных ее не устраивает. Вы понимаете, что это значит, господин комиссар?

– Моя отставка? – догадался я.

– И не только ваша, – вздохнул лорд-мэр. – В случае провала отставка грозит всем! И мне, и министру внутренних дел. 

– Полиция в поте лица работает над этим делом. Под моим непосредственным руководством, – кивнул я мэру.

– Господин комиссар, как вы понимаете, я тоже теперь очень заинтересован в этом деле, и прошу докладывать мне о ходе расследования ежедневно, – ответил мэр и добавил, – я очень надеюсь на вашу проницательность и профессионализм ваших подчиненных.

– Мы расклеили по всему городу листовки с портретом возможного убийцы, и у нас есть свидетель, который сможет опознать его, – я отставил в сторону так и не тронутый чай.

– Кстати, о вашем свидетеле… – лорд-мэр тоже поставил свою чашку на стол и доверительно наклонился ко мне. – Ходят слухи, комиссар, что вы пригрели этого мальчишку у себя и… как бы это сказать тактичнее… Кхкм… питаете к нему некую слабость.

– С каких это пор лорд-мэр начал верить слухам? – нахмурился я.

– Я не верю ни единому слову, но… этот мальчик-проститутка ведь и правда живет у вас, – вздохнул мэр.

– Он очень ценный свидетель и только тут он в полной безопасности, – спокойно ответил я.

– Его место в камере, – вдруг резко сказал Чарльз.

– Погодите, – покачал я головой. – Мальчик не сделал ничего плохого. Он не преступник, а свидетель.

– Он хуже преступника! Он растлевает наше, и без того разлагающееся, общество! – начал возбужденно говорить Чарльз. – Я бы такого даже на порог своего дома не пустил! Он – грязная проститутка. От него за версту несет нечистотами! Из его глаз сочится похоть, а душа грязна, как и тело!

– Я дольше вас, Чарльз, вращаюсь в светском обществе, – начал я говорить тихо, стараясь сдержать гнев. – И видел много молодых людей, не обделенных любовью родственников, не нуждающихся ни в чем и получивших хорошее образование, но имеющих такую черную душу, что от нее за версту пахнет смрадом. Этот мальчик не виноват, что его лишили детства и всякой возможности стать в этой жизни кем-то. Он никогда не знал любви и питался объедками, но сохранил душу чистой, как горный хрусталь. Он не потерял способность удивляться и видеть прекрасное! Так за что вы так ненавидите и презираете его? За то, что он ублажал мерзких стариков? Он это делал, чтобы не умереть с голода!

– Он мог пойти подмастерьем к скорняку, или работать в лавке, – не унимался Чарльз. – Но он выбрал путь разврата и похоти!

– Он даже не знал, что может быть иной путь! Вся его жизнь прошла в борделе! – не выдержал я и хлопнул по столу рукой.

– Господа! – остановил нас лорд-мэр. – Давайте прекратим эту дискуссию. Я знаю, что вы, господин комиссар, отличаетесь благородством и человеколюбием, и это, безусловно, прекрасно. Чарльз просто ненавидит все, что может подорвать устои нашего государства. В том числе и проституцию. Поэтому ваш спор может быть бесконечным. Давайте на этой ноте закончим. Нам с Чарльзом пора, – мэр поднялся с дивана и пошел к двери. – И советую вам, комиссар, по-дружески, избавьтесь от мальчишки и найдите преступника. От этого теперь зависит не только ваше будущее!

Дверь за гостями давно закрылась, а я все еще никак не мог успокоиться. Как посмел этот чванливый юнец так гадко отзываться о Майло? Что он вообще знает о людях и о жизни? Какие моральные устои государства он вообще защищает? Я сам много лет назад учился в Оксфорде и прекрасно знаю царящие там нравы! Тайные сообщества, разврат, наркотики, веселые попойки! И этот мальчишка смеет высказываться по поводу морального облика Майло!

– Сэр… – из мрачных мыслей меня вывел тихий голос Майло.

– Что тебе, мой мальчик? – с трудом улыбнувшись, спросил я, и вдруг заметил в его черных глазах ужас. – Что случилось? – напрягся я.

– Я узнал его, сэр, – ответил Майло, присаживаясь на край стула. – Это тот самый человек, который приходил в бордель к Ови!

– Ты говоришь о… – я запнулся на полуслове. Как я мог не узнать его? Это же именно Чарльз был изображен на рисунке! Это его лицо, с надменно выпяченной нижней губой,  немного раскосыми глазами, обрамленное светлыми волосами, и красовалось на всех столбах города!

– Ты уверен в этом, Майло? – я вопросительно поднял брови и добавил, - Возможно, ты услышал его речи, и тебе стало обидно?

– Я не слышал, о чем вы говорили, сэр, – покачал головой Майло. – Я был на кухне, как вы и велели, а двери гостиной были закрыты.

– Как же ты его узнал, если даже не видел толком? – снова засомневался я.

– Я увидел его, когда они одевались в прихожей и потом, когда вышли на улицу. Я наблюдал за ними в окно, – выдохнул Майло. – Это он, сэр. Это его лицо и его голос. 

Дальше все закрутилось так быстро, что я потерял счет времени. Сначала Скотланд-Ярд, потом Чарльз, сидящий в моем кабинете в наручниках. Возмущенный лорд-мэр, грозно стучавший по полу палкой и требующий освободить сына. Снова Чарльз, и его злые выкрики с пеной у рта о том, что он всех этих проституток вывез бы за пределы Британии и поселил в лесу, как это делают с больными лепрой. 

– Они больны! И если вы считаете, что можете кого-то из них спасти, то вы ошибаетесь! – кричал он, гремя наручниками. – Они неизлечимо больны и заразны, их раны сочатся ядовитым гноем! 

– То есть, вы, Чарльз О'браен, подтверждаете, что питаете ненависть к этому сословию? – спросил я, косясь на Кука, сидящего в стороне и делающего пометки в блокноте.

– Да! Я их всех ненавижу! Но я никого не убивал! – Чарльз опустился на стул, и устало прикрыл глаза.

– Что скажете, Томас? – спросил я психиатра, когда Чарльза увели из кабинета.

– Его психика подорвана, – ответил он, подсаживаясь ближе к моему столу. – Возможно, это связано с какой-то старой душевной раной. 

– Я об этом знаю, как никто другой, – ответил я.

– Но… я не могу с определенностью сказать, насколько у него запущенный случай, – Кук отложил блокнот. – Он психически неуравновешен, но могло ли его нестабильное душевное состояние привести к преступлению… 

Несмотря на выходной, в Скотланд-Ярде было… многолюдно. Я усадил трясущегося от страха Майло в коридоре, а сам пошел проверить, все ли готово к опознанию.

– Обвиняемого привели? – спросил я у Нельсона.

– Да, господин комиссар, – кивнул он. – И еще пригласили четырех человек. Трое понятых ждут в кабинете.

– Как ведет себя Чарльз? – я посмотрел в кабинет через стеклянное окно в двери. Там, на стульях, сидели четверо мужчин, по типажу похожих на сына лорд-мэра, а у стены находились понятые, которые нервно теребили в руках свои головные уборы.

– Сейчас спокоен, – ответил Нельсон, – но охрана говорит, что в камере он буйствовал и грозился жаловаться самой королеве.

– Приведите его в кабинет, а я пойду за свидетелем, – я снова вернулся в коридор и подошел к Майло. – Не бойся, – я постарался успокоить мальчика, похлопав по плечу, –  тебе ничего не угрожает. Ты должен будешь опознать преступника и рассказать, как и при каких обстоятельствах его видел.

Когда я вошел в кабинет, на стуле, рядом с «подставными», сидел Чарльз. Выглядел он уставшим и измученным. Дорогая белая рубашка была помята и на ней виднелись пятна от еды и разводы пота. На подбородке проглядывала рыжая щетина, а под глазами красовались черные синяки.

– Господа, – обратился я к понятым, – сейчас в вашем присутствии будет произведено опознание человека, подозревающегося в совершении двух убийств. Ваша задача –внимательно смотреть и подтвердить данное освидетельствование в суде. 

Бледный до прозелени Майло вошел в кабинет. Я ободряюще улыбнулся ему и провел на середину комнаты.

– Назови себя, – обратился я к Майло.

– Майло Стрип, сэр, – тихо ответил он.

- Где ты работаешь? – снова задал я вопрос.

– В борделе госпожи Магдалины, сэр, – ответил Майло громче.

– Это тот же бордель, где работал Ови Каон? – я бросил взгляд на Чарльза. Он сидел на стуле, отрешенно глядя в окно.

– Да, сэр, мы были друзьями, – кивнул Майло. 

– Расскажи нам, что говорил тебе Ови перед своей смертью, – кивнул я Майло.

– Он хвастался, что у него появился богатый и красивый поклонник, который обещал увезти его в свой дворец, – ответил Майло.

– А ты видел этого поклонника? – снова спросил я.

– Да, сэр, – кивнул Майло, – один раз.

– Как хорошо ты его разглядел? – я строго взглянул на Майло.

– Я видел его так же близко, как вас, сэр, – Майло выронил их рук шляпу и быстро поднял ее с пола.

– Среди этих мужчин есть этот человек? – мой вопрос на минуту повис в воздухе в полной тишине. Я посмотрел на Майло и ужаснулся. Его трясло, а по вискам текли капли пота.

– Да, сэр… – едва слышно прошептал Майло и, подняв дрожащую руку, показал на Чарльза. – Вот этот человек, сэр.

– Грязная шлюха! – Чарльз сорвался с места и кинулся в сторону Майло с кулаками. Я едва успел загородить мальчика собой, а два констебля повисли на руках у подозреваемого. – Ты все врешь! – бился в истерике Чарльз. – Я не хожу в ваши мерзкие притоны! Я ненавижу вас, жалкие потаскухи! Вы ничтожества! Вас всех надо топить в реке, как котят! 

Я дал Джонсону поручение оформить опознание и быстро вывел Майло из кабинета, где продолжал изрыгать проклятия Чарльз. Попросив Нельсона сделать крепкого чая, я усадил Майло за стол в своем кабинете, а сам вышел к Бутману.

– Вы осмотрели машину Чарльза? – спросил я.

– Да, господин комиссар! – кивнул инспектор и протянул мне бумаги. – Вот заключения экспертов. На полу, под сиденьем, найдены капли крови и частицы ткани, идентичной той, в которую были завернуты тела жертв.

– Я ознакомлюсь с материалами в своем кабинете, – я забрал бумаги и вернулся к Майло.

Он выглядел намного лучше. Бледность ушла и руки, державшие чашку, уже не тряслись.

– Все в порядке, – улыбнулся я, – ты просто молодец. Но еще придется выступать на суде. Ты сможешь?

– Смогу… – как-то заторможенно качнул головой Майло.

– Что-то не так? – нахмурился я.

– Я… я не уверен… – начал Майло, и чашка в его руках дрогнула, пролив несколько капель чая на стол.

– В чем не уверен? – я придвинул стул и подсел к нему ближе.

– Там, в борделе, когда я смотрел через открытую дверь, мне показалось… – Майло поставил чашку на стол и вытер рукавом чайное пятно. – Мне казалось, что он немного ниже ростом.

– А сейчас он показался тебе огромным? – снова улыбнулся я.

– Да, сэр, – закивал Майло, – он намного выше, чем был.

– Мой мальчик, – я погладил его по руке, – ты переволновался. И потом, он напугал тебя, когда кинулся с кулаками. Вот тебе и показалось, что он огромный.

– И лицо… Лицо было более тонким, – вздохнул Майло.

– Конечно, – кивнул я. – Он был гладко выбрит и без синяков под глазами. К тому же у меня есть прямые улики против него, так что не нужно сомневаться, Майло. Ты узнал преступника, и теперь его накажут по всей строгости закона. А сейчас, не желаешь ли ты немного успокоить нервы? Я знаю тут неподалеку одно место, где подают удивительный десерт. Тебе он понравится, я уверен!

Мы решили пройтись пешком, тем более, что погода выдалась в этот день отменной. Мы шли по седым камням мостовой, разглядывая яркие вывески и готическую лепнину стен. Солнце изредка пробивалось между высокими тяжелыми зданиями и слепило нам глаза яркими лучами, отражающимися от многочисленных окон.

Дойдя до небольшого кафе, уютно расположившегося на первом этаже жилого дома, мы уселись за столик и стали наблюдать за торопливыми прохожими, дребезжащими кэбами и редкими автомобилями, выплевывающими в воздух клубы черного дыма.

– Я хотел спросить у тебя, Майло… – начал я разговор. Откровенно говоря, этот вопрос мучил меня давно, но вот задать его Майло я не решался. Он постоянно казался не к месту. И только тут, в этом маленьком уютном кафе я, наконец, спросил:

– Скажи мне, может, в силу того, что ты был вынужден заниматься проституцией… Нет, не так… Возможно, у тебя просто не было выбора, и ты решил, что тебе нравятся мужчины? Может, когда-то тебе нравились девушки, но ты был вынужден спать с мужчинами?  И то, что случилось тогда между нами… Это было… в знак благодарности…? – я замолчал, глядя в напряженное лицо Майло.

– Я прекрасно понимаю и осознаю, что чувствую к вам, сэр, – ответил он серьезно. – Девушки никогда меня не привлекали, а вот с некоторыми мужчинами мне нравилось быть. 

В этот момент официант поставил перед Майло большую розетку, в которой лежало мороженое, обсыпанное орехами, вафельной крошкой и кусочками шоколада.

– Это что? – Майло опасливо ткнул ложечкой в белоснежный пломбир.

– Мороженое, – улыбнулся я. – Попробуй! Тебе должно понравиться!

Глядя, как Майло уплетает десерт, хрустя замерзшим шоколадом и орехами, я задал ему еще один вопрос:

– Ты не хотел бы остаться у меня насовсем? 

– А разве такое возможно? – Майло отодвинул от себя пустую розетку и удивленно посмотрел на меня.

– Все возможно, – я протянул руку и вытер салфеткой его перепачканные шоколадом губы. – Но мне нужно знать, хочешь ли этого ты сам?

– Очень хочу! – ответил Майло, и в его глазах вспыхнули яркие искорки радости.

Моя душа пела, как птица, пригретая солнцем. Мне хотелось не просто идти, а подпрыгивать и пританцовывать, чтобы звук моих каблуков о камни мостовой разносился по всей улице, и чтобы все окружающие знали, как я счастлив!

Майло шел рядом, вгрызаясь зубами в большой леденец, купленный нами по дороге, и по его глазам я видел, что ему тоже хорошо.

– Оу-у-у… – тихо прошептал он, глядя на витрину магазина.

Там, за огромным стеклом, стоял манекен в красивом голубом платье, украшенном изящными ажурными вставками и бисером.

– Майло, собираясь купить тебе одежду, – я тронул его за руку, – я думал, что это будет мужской костюм.

– Можно, мы просто зайдем и посмотрим? – спросил юноша, выбрасывая палочку от конфеты.

– Уговорил, – кивнул я и толкнул дверь.

Нас тут же встретила милая девушка и поинтересовалась, что именно и какого размера нам требуется.

– Мы зашли просто присмотреть подарок, –  ответил ей я. – Точного размера у нас нет, – но думается, что она примерно того же роста и габаритов, что и этот молодой человек.

– Я хочу это, – Майло ткнул пальцем в манекен на витрине.

- О! У вас прекрасный вкус! – всплеснула руками девица. – Сейчас я постараюсь найти нужный размер, если будет необходимо, мастер может подогнать его по фигуре, а вы можете пока подобрать к этому платью туфли.

Майло тут же подошел к шкафу с обувью, а я устало уселся на удобный диванчик и взял в руки журнал со столика. В этот момент колокольчик на двери тихо тренькнул, и в магазин вошла Амалия. Оказалось, что она и в обычной жизни предпочитала женские платья и, надо отдать должное ее вкусу, выглядела как настоящая леди.

Она прошла к прилавку, не заметив меня, и  что-то сказала другой продавщице. Та ненадолго скрылась в подсобном помещении, и вышла оттуда с большой красочной коробкой. В ней оказалась длинная серебристая шубка, которую Амалия тут же надела на себя и стала крутиться перед большим зеркалом. Увидев в отражении меня, она кокетливо повела плечами и подмигнула. Я едва заметно кивнул ей и улыбнулся.

– Откуда ты ее знаешь? – услышал я рядом с собой недовольный голос Майло.

Решив, что между нами не должно быть секретов, я признался ему:

– Это Амалия. Она иногда скрашивала мое одиночество.

– Тебе нравятся женщины? – недоверчиво поднял бровь Майло.

– Амалия не женщина, – засмеялся я.

– Он мужчина-проститутка, и ты звал его к себе домой? – насупился Майло.

– Это было до тебя, мой мальчик, – я говорил как можно тише, чтобы не привлечь внимание продавщиц. – Она просто помогала мне уснуть.

– Но ведь она не пела тебе колыбельные? – настроение Майло испортилось напрочь, и он с досадой бросил на диван рядом со мной изящные голубые туфельки.

– Майло, – я осторожно взял его за руку, – обещаю: больше никаких Амалий!

– Постараюсь вам поверить, сэр, – обиженно поджал губы Майло. В этот момент к нам подошла девушка с большой коробкой и предложила примерить платье на Майло, ибо она сомневается в размере.

– Я не уверен, что мы его купим, – пожал я плечами, но Майло нахмурил брови и, сказав:

– Мне оно нравится, – ушел в примерочную вместе с коробкой.

Я несколько отвлекся на разговор с Майло, и совсем забыл про Амалию. От тихого вкрадчивого голоса на ухо я вздрогнул:

– Лорри! – прошептала Амалия, наклонившись ко мне. – Я не удержалась, так хотелось поделиться с тобой радостью!

– Что у тебя за радость, дорогая? – спросил я, сдержанно улыбнувшись.

– Мне осталось скопить всего пару фунтов, и шубка моя, – сообщила мне Амалия. – Я их заработаю всего за пару дней!

– Чему ты радуешься? – покачал головой я. – Тебе больше не о чем будет мечтать.

– Ну, в такой шубке можно и о принце задуматься! – рассмеялась Амалия и, проведя рукой, затянутой в атласную перчатку, по моему плечу, пошла к выходу.

Из магазина Майло шел с двумя коробками, в которых находились платье и туфельки. В магазине мужской одежды он вел себя достаточно сдержанно и неуверенно. На вопросы продавца, нравится ли ему костюм, он пожимал плечами и вопросительно смотрел на меня.

До дома мы добрались ближе к ужину, и Майло тут же побежал в свою комнату примерять обновки.

– Вы балуете его, господин, – покачал головой Таонго, глядя как Майло гордо спускается по лестнице в темно-зеленом костюме-тройке.

– Мне нравится его баловать, – улыбнулся я, – да и для кого мне еще жить? 

– Вам бы заняться своим здоровьем, господин, – угрюмо начал Таонго, – подлечиться где-нибудь в солнечной Италии или на Кипре. Отдохнуть, поплавать в море, принять грязевые ванны. Может, это вас успокоит и подарит спокойный сон. А вы только и думаете, что о работе и об этом мальчишке.

– Но он ведь нравится тебе, Таонго? – я хитро сощурил глаза.

– Он милейшее существо, – кивнул мне слуга. – Но я чувствую, что из-за него у вас могут быть неприятности.

Тем временем Майло сменил еще два купленных костюма и снова убежал в свою комнату.

– Господи, какая прелесть! – всплеснула руками Сара, пришедшая с кухни звать нас на ужин. – До чего ты в этом платье хорошенький!

Я поднял глаза и увидел Майло. В этом голубом платье, с нежной белой накидкой на оголенных плечах, он был похож на что-то легкое и летящее.

– Настоящий мотылек! – снова воскликнула Сара.

Действительно! Это был мотылек с тоненькими белыми крылышками. Майло немного покружился перед нами, демонстрируя все изящество платья и, бросив на меня жаркий взгляд, скрылся на втором этаже.

После ужина состоялись обязательные занятия, в которых Майло действительно очень преуспел. Он уже достаточно бегло мог читать небольшие и не очень сложные тексты и, пусть и криво, но достаточно разборчиво писать прописные буквы.

К ночи дом затих. Не слышалось шуршание веника Алисы, на кухне не гремела сковородками Сара, Таонго не бубнил себе под нос и не чистил мою одежду. Только огромные часы в гостиной громко тикали, отсчитывая секунды очередной бессонной ночи.

Дверь тихо скрипнула, и в комнату скользнул Майло. Он пробежал босыми ногами по мягкому ворсу ковра, чуть придерживая подол голубого платья, и быстро забрался на мою кровать.

– Зачем ты опять в этом платье? – спросил я.

– Я выбрал его для вас, сэр, – улыбнулся Майло. – Вам ведь нравятся мальчики в платьях?

– Мне нравишься ты, – я погладил его темные густые кудри, – а что на тебе надето, для меня не важно.

– Тогда, может, вам понравится это? – сверкнул он черными глазами и потянул за атласную ленту корсета. 

Платье упало с его плеч, обнажив острые ключицы и нежную смуглую кожу на груди. 

– Нет, мой мальчик! – я попытался натянуть платье ему на плечи. – Сейчас не время. Я немного устал и не спал уже две ночи. Ты… Ты можешь спеть мне ту колыбельную?

Майло вздохнул, стянул с себя платье, оставшись в одних панталонах, улегся рядом со мной, свернувшись калачиком и, припав губами к моему уху, тихо запел…

Впервые за столько лет я спал. Нет, я не просто спал, а спал уже две ночи подряд. По своей натуре я не верю в чудеса, но это чудо реально произошло со мной. И звали это чудо Майло…

– Господин комиссар, – в мой кабинет заглянул Нельсон, – к вам лорд-мэр. Пригласить?

– Разумеется, – кивнул ему я, – только дай мне две минуты!

Я не слишком жаждал этой встречи. Последний раз Спенсер О'браен вышел из моего кабинета жутко разгневанным и так хлопнул дверью, что настенные часы упали на пол. Разговор явно обещал быть неприятным, и мне необходимо было время к нему подготовиться и собрать все мое хладнокровие в кулак.

Я всегда относился к лорд-мэру с уважением. Мы не были близкими друзьями, но и врагами друг друга никогда не считали. Встречаясь на светских раутах, мы мирно беседовали и имели схожее мнение по многим вопросам. Но личных приемов никогда друг другу не устраивали, и поддерживали лишь деловые отношения.

– Комиссар… – кивнул лорд-мэр, заходя в кабинет.

– Мэр… – ответил ему я кивком.

– Не говорите только, что рады меня видеть… – лорд-мэр тяжело плюхнулся в кресло и вздохнул.

Выглядел он неважно. Мне показалось, что за эти несколько дней он постарел лет на десять. Седые волосы неопрятно торчали в разные стороны. Под глазами набухли мешки, а морщины, широкими бороздами разрезавшие лицо, делали мэра похожим на древнего старика.

– Не скажу, – кивнул я, – но и утверждать, что не ожидал этой встречи, не буду.

Мэр развязал шейный платок и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, словно те душили его. Он устало откинулся на спинку кресла и, рассеянно глядя в большое окно, тихо произнес:

– Как такое могло получиться, комиссар? Где я совершил ошибку? Я воспитывал сына один, и старался вложить в него все, что знаю сам. Я любил его за двоих, и он никогда ни в чем не нуждался. Когда Чарльз был маленьким, мы часто гуляли с ним в парке и дамы, проходящие мимо, останавливались и спрашивали, как зовут этого ангела. Он и был моим маленьким ангелочком. Так когда… когда он превратился в демона?

– Дорогой мой О'браен, – я похлопал его по руке, – никто и не винит вас. Вы не в ответе за то, что он сотворил. Все улики свидетельствуют против него. Он вернулся в Лондон незадолго до первого убийства, в его машине обнаружены следы крови и наш свидетель видел его в борделе, куда он приходил ко второй жертве. Кстати, первая жертва незадолго до своей смерти тоже познакомилась с молодым и богатым человеком. И к тому же… Чарльз сам себе роет могилу своими высказываниями. Объясните мне, мэр, откуда у вашего сына такая ненависть к проституткам?

– Это я виноват… – снова вздохнул лорд-мэр.

– Погодите себя за все винить… – начал было я, но мэр остановил меня движением руки.

– Когда Чарльзу исполнилось пятнадцать, я решил помочь обрести ему мужскую силу и повел его в бордель к девочкам, – рассказал лорд-мэр. – Видимо, для него это было слишком рано или он просто перенервничал. В общем… у него случилась осечка. Вы не представляете, как мальчик переживал. С тех пор прошло много лет, но, насколько я знаю, отношения с женщинами у него так и не складываются.

– Так может, он переключился на мужчин? А ненависть к проституткам заставила его их убивать? – предположил я.

– Скажу честно, я всегда следил за его жизнью, приставив к нему доверенное лицо, – покачал головой мэр. – Мне докладывали о каждом его шаге. Но в мужеложстве он замечен не был.

– Тогда я могу все это объяснить только психическим отклонением, – пожал я плечами. – Мой друг, очень талантливый психиатр, просил меня о беседе с Чарльзом, и вполне возможно… если он докажет на суде, что Чарльз не в себе, то электрический стул могут заменить лечением в специальной больнице.

– Лучше смерть, чем больница для умалишенных, – вздохнул мэр. – Вы-то сами как считаете, комиссар?

Разговор с лорд-мэром безвозвратно испортил мое настроение. Прощаясь со мной, О'браен пожал мне руку, надел на голову шляпу, но возле двери внезапно обернулся.

– А знаете, – задумчиво произнес он, глядя мимо меня, – Чарльз ненавидит автомобили. Он предпочитает конную езду. В его конюшне есть даже орловские рысаки. Сын сам следит за конюхами и всех лошадей знает по именам. Он говорит, что лошади лучше людей, потому что не предают.

С этими словами лорд-мэр поклонился и, так и не взглянув на меня, вышел из кабинета. 

Я с трудом дождался пяти часов. Мне хотелось убежать из этого душного и пропахшего бумажной пылью кабинета домой. Туда, где у окна в кухне сидит Майло и ждет меня.

– Вы пришли! – Майло выскочил из-за спины Таонго, который помогал мне раздеться. – А у меня для вас есть сюрприз!

– Неужели? – устало улыбнулся я.

– Да… – Майло схватил меня за руку и потащил в гостиную.

– Майло, – нахмурился Таонго, – господин устал и хочет отдохнуть. Оставь его в покое!

Но Майло уже распахнул передо мной двери гостиной и первым вбежал в комнату.

– Представляете! Сегодня пришли добрые люди и принесли нам вот это!

Майло показал рукой на новый рояль, стоящий посреди гостиной. Я за эти несколько дней так ушел в работу, что совсем забыл, что заказал его у мастеров. Я прошел к инструменту и, проведя рукой по лакированной крышке, открыл ее и пробежал пальцами по клавишам.

– А ты знаешь, что это? – спросил я у Майло.

– Нет, сэр, – пожал тот плечами, – но это мне очень нравится!

– Это рояль, – я наиграл короткую простую мелодию. – Попробуешь повторить?

Майло подошел к роялю, осторожно понажимал указательным пальцем по клавишам и, наконец, найдя нужную, без труда воспроизвел мелодию.

– А это? – я сыграл более сложную пьеску, и Майло снова повторил ее.

– Я же говорил, что у Майло итальянские корни, – сказал от двери Таонго. – Только итальянцы рождаются с идеальным музыкальным слухом.

– Я хочу нанять педагога, чтобы он занимался с тобой музыкой, – сказал я Майло. – У тебя настоящий дар. Я это понял, когда ты мне впервые спел колыбельную. Ты не против этих занятий?

– Я буду учиться всему, чему вы посчитаете нужным, – охотно закивал мне Майло, и снова стал жать на клавиши.

В эту ночь я спать не планировал, поэтому отправил Майло в его комнату, а сам сел за стол в своем кабинете и, положив перед собой альбом для рисования и карандаши, стал думать.

А вдруг Майло прав? Вдруг это был вовсе не Чарльз, а кто-то очень похожий на него. А появление Чарльза перед первым убийством – всего лишь совпадение? И автомобиль… Чарльз не любит автомобили, так сказал его отец. А что, если его автомобилем кто-то воспользовался? Или… или автомобиль он взял специально, чтобы не подумали на него. А может…

Но в этот момент в дверь кабинета постучали, и на пороге я увидел высокую фигуру Таонго. Слуга был явно зол и сильно заспан.

– Там вас спрашивают, господин, – он скривил недовольное лицо, – эта проститутка, Амалия. Говорит, что это очень важно. Я не хотел ее впускать, но она плачет и говорит, что ей не к кому больше обратиться. Что прикажете? Гнать ее?

Амалия мне всегда нравилась. Несмотря на легкомысленность, она, или, вернее, он, был далеко не глуп и с легкостью мог поддержать беседу на разные темы. Мы были знакомы уже несколько лет, и, несмотря на характер наших отношений, стали с ним хорошими приятелями.

– Пригласи ее сюда, – кивнул я Таонго. – Да… и, пожалуйста, тише. Не разбуди Майло.

– Мальчик уже десятый сон видит. Уже три часа, как полночь пробило, а тут гости… – проворчал Таонго, закрывая за собой дверь.

Я убрал в ящик стола альбом и карандаши, поправил ремни на протезе и, развернувшись к двери, стал ждать ночную гостью.

Амалия вошла в кабинет, принеся с собой запах цветов и летнего солнца. Она на ходу скинула с головы шляпку и, отстегнув изящную булавку на шее, скинула на пол легкий плащ.

– Лорри! Дорогой! – Амалия кинулась на пол и, обняв мои колени, положила на них голову. – Прошу тебя! Мне не к кому больше идти! – она подняла на меня заплаканное лицо. 

– Что случилось, друг мой? – я поднялся, помогая встать с пола своей гостье. – И перестань плакать. Давай лучше выпьем твоего любимого коньяка, и ты мне все расскажешь…

Амалия плакала, растирая черную краску с глаз по щекам. Из ее невнятных причитаний  и всхлипываний я понял, что у нее украли все деньги, которые она больше года откладывала на вожделенную шубку.

– Я их с собой носи-и-ила-а-а… – тихо выла Амалия, – а вчера решила помыться и сумочку на своей кровати оставила. Захожу в комнату, а там… 

– Выпей, дорогая и успокойся, – я пододвинул к ней бокал с коньяком. – Надо было сразу в полицию идти.

– Нет, – всхлипнула Амалия, – кто из полицейских пойдет в бордель искать вора? А тебя они послушаются!

– Логично, – почесал я подбородок, обдумывая, что можно сделать. Ситуация складывалась щепетильная. Я не мог оттолкнуть Амалию и не помочь. Но это с одной стороны. С другой же, вставал вопрос – как объяснить моим подчиненным связь с Амалией? Ведь то, кем она является и чем занимается, сразу станет понятно. Тем временем Амалия перестала рыдать, вытерла лицо чистым платком и, выпив залпом коньяк, с надеждой смотрела на меня. – Давай сделаем так, детка… – начал я. – Завтра утром, точнее, уже сегодня, часам к одиннадцати, ты придешь к зданию Скотланд-Ярда и останешься на улице, ждать меня. Потом мы разыграем с тобой небольшую сценку, и я направлю твое дело одному из моих помощников.

Видимо, мой ответ ее устроил и успокоил окончательно. Она выпила еще немного коньяка, подвела перед зеркалом глаза и снова уселась напротив меня, закинув ногу на ногу.

– Скажи, Лорри, – начала она разговор, – почему ты уже вторую неделю не приглашаешь меня в гости, и что это за прелесть была с тобой в магазине?

– Во-первых, я нашел прекрасное средство от бессонницы, – улыбнулся я, – а во-вторых, эту прелесть зовут Майло, и я собираюсь оформить документы на его опеку.

– Знаешь, – Амалия поднялась и, зайдя мне за спину, обняла за плечи, – ты был одним из немногих клиентов, с которыми мне было по-настоящему хорошо. И мне жаль с тобой расставаться. Но… я рада за тебя, мой дорогой Лорри! Будь счастлив! – и с этими словами Амалия поцеловала меня в щеку.

Я лично проводил ее до дверей и помог накинуть на плечи легкий плащ. Когда я возвращался обратно, мне показалось, что за мной кто-то наблюдает. Я быстро подошел к окну в коридоре и отдернул штору. Там никого не было. Я усмехнулся своей глупости и, стараясь не громко стучать протезом об пол, вошел в кабинет.

Как мы и договорились, утром Амалия ждала меня на подходе к Скотланд-Ярду. Я взял ее под руку и, шепнув на ухо: «Плачь!», повел ее внутрь.

Я привел ее в кабинет инспекторов и громко окликнул одного из них:

– Хопкинс! Подойдите ко мне!

Эдвард Хопкинс был самым молодым инспектором, но его юный возраст вовсе не умалял его умственных способностей.

– Посмотрите, кого я встретил возле участка! – сказал я Эдварду, кивая головой в сторону Амалии. – Эта милейшая девушка плакала, не зная, к кому она может обратиться. Я понял, что ее обокрали. Прошу вас, Хопкинс, провести тщательное расследование и доложить о его результатах лично мне! – и, повернувшись к Амалии, спросил, едва заметно подмигнув:

– Вы довольны, красавица?

– Да, сэр, – Амалия улыбнулась мне сквозь слезы и сделала легкий реверанс.

Исполнив свое обещание, я проследовал в кабинет, где меня ожидали Оуэн и Кук. Поздоровавшись с друзьями, я подробно рассказал им все, начиная с опознания, и заканчивая своим последним разговором с лорд-мэром.

– Что вы думаете об этом? – спросил я. 

– Я скажу, что это просто удивительная история! – воскликнул Оуэн. – И если бы ее рассказал кто-то другой, то я бы не поверил.

– Что именно вас смутило, Дуглас? – поинтересовался я у журналиста.

– Чтобы молодой дворянин, с прекрасным воспитанием и блестящим будущим, резал проституток направо и налево только потому, что в детстве одна из них плохо с ним обошлась… – Оуэн пожал плечами. – И потом… обидела его женщина. При чем тут мальчики-проституты?

– А что думаете вы, Томас? – спросил я у психолога.

– А я бы усомнился в словах лорд-мэра, – задумчиво ответил он. – Вполне возможно, что все, что рассказал вам Спенсер О'браен – неправда. Его цель – выгородить сына, создать ему алиби. Это он и попытался сделать.

Мы еще несколько минут поговорили о деле, и друзья заспешили по своим делам.

– Дуглас, – я остановил журналиста в дверях, – как продвигается расследование по моей личной просьбе?

– Думаю, через пару дней все документы будут у вас, – кивнул Оуэн. – Там все и раньше бы выяснилось, но открылись такие интересные факты! Я уже сто раз пожалел, что обещал сохранить конфиденциальность, – вздохнул Дуглас. – Но слово джентльмена, данное джентльмену, нерушимо! Просто позвольте мне еще немного насладиться ковырянием в чужом грязном белье, – хохотнул Оуэн и вышел из кабинета.

Остаток дня я провозился с документами по делу Чарльза и составлением доклада в министерство об удачном завершении расследования. Настроение у меня было прекрасное. Дело раскрыто, а дома меня ждет прекрасный ужин и вечер с Майло.

При воспоминании о нем мое сердце окутало приятным теплом, и я улыбнулся, глядя в темное окно. Даже этот ужасный туман, накрывший город, не испортил мне настроения. 

К вечеру в кабинет зашел Хопкинс и, усевшись напротив, положил передо мной худенькую папку.

– Ну и дельце вы мне подсунули, господин комиссар, – Эдвард достал из кармана носовой платок и вытер им лоб. – Представляете, эта девица оказалась вовсе не девицей, а напротив – юношей! А обокрали ее, вернее его, в борделе. Причем он там сам и работает!

– Да неужели!? – я удивленно поднял брови, пытаясь скрыть улыбку. – И что в итоге? Вы нашли деньги?

– Нашел, сэр, – кивнул Эдвард. – Если бы вы знали, сколько я там всего наслушался и насмотрелся… – снова потер лоб Хопкинс.

– Не отвлекайтесь, – я нарочно поморщился, словно мне было тоже неприятно, – ближе к делу, Хопкинс.

– В общем, деньги были украдены одной из… одним из проститутов, – поправился Эдвард. – Он давно следил за Амалией, и только и ждал случая, чтобы провернуть это дельце. Вот случай и представился. В итоге – деньги возвращены, вора выгнали из борделя. Все справедливо.

Я остался доволен. Как и предполагалось, Эдвард оказался умным юношей и не стал заводить настоящее дело. И пусть преступника не арестовали, наказание он все же понес.

Выйдя на улицу, я вдохнул тяжелый влажный воздух и с трудом разглядел в густом тумане свой экипаж. На этот раз дорога домой заняла час. Джон ехал по улицам медленно, звоня в колокольчик, стараясь не столкнуться с другим кэбом, и не раздавить случайного прохожего.

 Дверь мне открыл встревоженный Таонго. 

– Майло пропал! – выдохнул он вместо приветствия.

– Как пропал? Когда? – я швырнул на пол шляпу и, опираясь на трость, бросился на второй этаж.

Комната Майло была пуста. В распахнутом настежь шкафу висели три новых костюма. На неубранной кровати лежала ночная сорочка.

– Пропало платье и туфли, – сказал за моей спиной Таонго. – Деньги и драгоценности в сейфе целы. Все картины и антиквариат тоже на месте. М-да…– Таонго обошел меня и вошел в комнату, – сколько волка не корми, он все равно в лес смотрит.

– Ты не прав, Таонго, – я подошел к кровати и устало плюхнулся на нее. – Майло не мог так просто сбежать. Он видел вчера, как от меня уходила Амалия. Ревность… вот причина его ухода! Прикажи Джону не распрягать лошадей! Мы едем в бордель госпожи Магдалины. Майло нужно вернуть и все ему объяснить!

Шагнув за порог дома, я оказался в плотной молочной пелене тумана, который поглотил весь город. К ночи он стал плотнее, и даже свет фонарей в этом влажном месиве казался призрачно-тусклым.

– Мы едем в бордель, – сказал я Джону, с трудом забираясь по шатким ступенькам экипажа.

– Туман, сэр, – послышался сверху голос моего возничего, – на вытянутую руку ничего не видно.

– Мы едем в бордель, искать Майло, – ответил я твердо и, стукнув по стенке экипажа ручкой трости, добавил. – И поторопись!

– Есть, сэр, – вздохнул Джон и, свистнув в воздухе кнутом, крикнул: – Пошевеливайся, сонная кляча!

Но быстро ехать не получалось. Джон погонял лошадь, но та брела медленно, словно боясь утонуть в вязкой мути тумана. Возничий постоянно гремел  колокольчиком, привязанным к спинке его сидения, и этот звук отзывался в моей голове барабанной дробью. Меня слегка трясло от волнения и тревоги, а воспаленный мозг рисовал картины, от которых становилось тошно. В них Майло с блаженной улыбкой отдавался грязным и толстым мужчинам, больше похожим на мясников или конюхов, а они довольно рычали, вбиваясь в молодое тело.

– Что так долго, Джон? – спросил я, почувствовав, что наше путешествие затянулось.

– Мы сбились с пути, сэр, – услышал я глухой голос Джона.

– Ты же знаешь город лучше всех! – я с досадой стукнул палкой об пол.

– Туман, сэр. Ни черта не видно! – отозвался тот. – Сейчас найду указатель и буду знать, где мы находимся.

После долгих петляний по малознакомым улочкам мы, наконец, въехали в Уайтчепел, и через несколько минут экипаж остановился напротив борделя.

На мой громкий стук дверь быстро открылась.

– Снова вы, сэр? – сморщила свой огромный нос Магдалина. – Опять с расспросами или мальчика хотите?

– Где Майло? – я отодвинул плечом хозяйку борделя и прошел внутрь.

– А я почем знаю! – ехидно улыбнулась Магдалина. – Это вам виднее, где сейчас эта маленькая шлюшка. 

– Он сбежал, и я полагаю, что кроме этого проклятого всеми чертями борделя, идти ему некуда, – ответил я раздраженно, с ненавистью глядя на разрисованное лицо Магдалины.

– Его тут нет с тех пор, как я его выгнала, – фыркнула хозяйка.

Я оттолкнул Магдалину от внутренней двери, и, отворив ее пинком ноги, быстро поковылял по длинному коридору. Он привел меня в небольшой полутемный зал, где на полу, на старых матрасах, набитых соломой, спали мальчики, прикрывшись кто старым сюртуком, кто шарфом, кто куском одеяла. Я постучал тростью об пол, чтобы привлечь внимание и, когда они зашевелились, громко задал свой вопрос:

– Майло здесь?

– Нет, господин, – ответил, уже знакомый мне мальчик, приподнявшись на матрасе. – Он не появлялся здесь уже больше недели.

– И никто из вас его не видел? – снова спросил я строго.

– А сколько вы дадите за информацию? – поинтересовался кто-то из темного угла.

– Смотря какой она будет, – нахмурился я.

Сначала я услышал шуршание соломы, потом тяжелый натужный кашель, и, наконец, на свет вышел высокий парень лет шестнадцати. Он оценивающе осмотрел меня с ног до головы, потом сплюнул через дырку между зубов, и кивнул в сторону коридора.

Я вышел вслед за ним, прикрыв дверь в комнату.

– Я дам тебе пять пенсов, если ты скажешь, где мне найти Майло, – сказал я, шаря в карманах трясущимися руками.

– Я видел его сегодня на углу Хэнбери-стрит и Старой Монтегю-стрит, – парень быстро сосчитал мелочь и сунул ее себе за пазуху.

– А ты не врешь мне? – нахмурился я.

– Да чтоб мне подавиться спермой, когда я буду брать в рот, – нагло хмыкнул парень.

– В чем он был одет? – поморщился я от такой откровенной пошлости.

– На нем было голубое платье и белый шарф на плечах, – не моргнув, ответил парень.

«Он жив!», – мелькнуло в моей голове, и надежда слабо замерцала среди всей этой грязи и тумана.

Но увы, моя радость была недолгой. Все улицы Уайтчепела были пусты. Лишь в пабах и небольших ресторанчиках слышались голоса и горел свет. Я прошелся почти по всем злачным местам, но Майло никто не видел.

Было восемь часов утра, когда я вышел из очередного трактира. Подойдя к экипажу, я поднял голову вверх, чтобы взглянуть на солнце, встающее над серыми зданиями. И в этот же момент увидел, что уснувший Джон падает вниз со своего сидения. Я успел подхватить своего верного слугу и не дал ему разбить голову о булыжники мостовой.

– Отвези меня в Скотланд-Ярд, – сказал я перепуганному Джону, – и можешь отдыхать. В ближайшие сутки я тебя не побеспокою.

– А как вы без меня будете искать мальчишку? – Джон снова полез наверх.

– Найму кэб, – ответил я и, усевшись в экипаж, с тоской стал наблюдать за медленно тающим в лучах теплого солнца туманом.

День выдался тяжелым. Я собрал нужные документы, еще раз пробежал глазами по своему докладу, и ровно в двенадцать был в министерстве. Весь день я с трудом сосредотачивался на работе. Мысли о том, что бедный мальчик бродит где-то по городу, совершенно один, голодный и холодный, заставляли мое сердце сжиматься от боли. Иногда мое воображение начинало снова прокручивать пошлые картинки, и тогда в мою голову с шумом врывался целый водопад крови, а уши словно закладывало ватой.

Я с трудом справился с докладом, несколько раз останавливаясь и собираясь с мыслями, что не осталось незамеченным министром Гарольдом Расселом.

– Лоуренс, – он усадил меня в кресло и дал в руки бокал бренди, – вам просто необходимо отдохнуть. Расследование завершено, и я планирую на днях поехать с докладом к королеве. Конечно, мне очень жаль мэра. И я представляю, как вам было неловко и неприятно вести допросы его сына. Вы устали, и я советовал бы вам поехать отдохнуть. Рекомендую белые пески средиземного моря, Лоуренс. 

– Спасибо, Гарольд, – устало кивнул я. – Обязательно воспользуюсь вашим советом. Но сейчас у меня возникли некие проблемы личного характера, и пока они не решатся, думать об отдыхе не получится.

Министерство я покинул уже глубоким вечером. Я настолько устал, что мне в голову не приходило ни одной путной идеи, как и где мне искать Майло. Поэтому я решил воспользоваться помощью друга.

 Томас Кук встретил меня в небольшом холле клиники и проводил в свой кабинет.

– Я просто раздавлен побегом Майло, – вздохнул я, принимая из рук Кука чашечку горячего чая. – Мое состояние приближается к истерике. Мне хочется биться головой об стену от невозможности что-либо сделать.

– Видно, этот мальчик и правда сильно запал вам в душу, – покачал головой Томас.

– Я не знаю, где его искать, – продолжил я, отставляя в сторону так и не выпитый чай. – Вчера ночью я объехал все улицы, обошел все пабы на Уайтчепел, но так ничего и не узнал... Ни малейшего намека! И что теперь делать, даже представить не могу.

– А вы не думали, что мальчик может быть вовсе не на улице, – доктор снял с себя халат и аккуратно повесил его на спинку стула. – Предлагаю немного перекусить и отправиться по ночлежкам и церковным приютам. Возможно, там кто-то видел вашего Майло.

Кэбмен нам попался лихой. И хотя нас трясло, как на палубе в сильный шторм, перемещались мы достаточно быстро. Сначала мы объехали все храмы и приюты, где по ночам привечали путников, потом взялись за ночлежки, коих оказалось много больше. Время утекало сквозь пальцы, надежда сменялась безысходностью, когда нам, наконец, повезло.

– Был мальчик в голубом платье, – охотно ответил нам один из постояльцев ночлежки, – вчера ночью был. Я еще его за девицу принял. Потом гляжу – мальчишка. Перепуганный весь. Мне его жалко стало, и я с ним хлебом поделился. 

– А что он говорил, любезный? – заволновался я.

– Я у него спросил, почему он здесь? Такое красивое платье задорого продать можно, всяко на приличный ночлег хватит, – ответил мужчина. – А он мне начал про маньяка рассказывать. Только я не понял толком, то ли он его боялся, то ли наоборот – нашел. Он путано говорил, волновался очень.

– А юноша не упоминал, куда собирается потом идти? – спросил нищего Кук.

– Нет, сэр, – пожал плечами тот, – время позднее было, я спать хотел. Да и к чему мне это знать?

Мы решили подождать Майло у ночлежки, но время шло, а он так и не появился.

– Комиссар, – похлопал меня по плечу Кук, – давайте я отвезу вас домой. Вам нужно хоть немного поспать.

– Вы же знаете мою проблему, Томас, – покачал я головой.

– Я прихватил с собой особое средство, – Кук вынул из кармана бумажку, в которую был завернут порошок. – Это позволит вам отдохнуть.

– Кук, я вас умоляю… – замотал я головой. – Сейчас не время спать! Нужно искать Майло. Он совсем один в городе, уставший, голодный и напуганный. Я не могу его просто так бросить!

– Ну, хотя бы давайте заедем к вам, чтобы вы переоделись, – настаивал Кук, и я согласился.

Ночь была чистой и звездной. Тяжелые разрисованные вывески, подсвеченные масляными фонарями, манили в курильни, бордели, на петушиные бои, в театр ужасов и в трактиры. Город был похож на ярмарочного зазывалу с жутко раскрашенным лицом, который приглашал людей на аттракционы. Сколько их, потерявших здесь деньги, рассудок и душу. И этот ужасный монстр жаждал новых жертв…

Мы вышли из экипажа и уже собирались войти в дом, как нас окликнул сгорбленный седобородый старик в тряпье.

– Кто из вас, джентльмены, будет комиссаром? – прохрипел он.

– Я комиссар, – шагнул вперед я.

– Мальчишка, который послал меня с поручением, обещал, что вы хорошо заплатите, – хитро сощурился старик.

Я сразу полез в карман, но вспомнил, что всю мелочь потратил еще вчера.

– Не беспокойтесь, комиссар, – Кук вынул из кармана немного мелочи и протянул ее нищему. – Где вы видели мальчика? Он был в голубом платье?

– Да, сэр, – кивнул старик и ухмыльнулся, оскалив щербатые зубы. – Маленькая проститутка. Я встретил его на углу Чансери-лейн и Флит-стрит. Он велел передать вам вот это и просил, чтобы вы поторопились.

Я выхватил из рук старика клочок бумаги и развернул его. Кривыми буквами, явно впопыхах,  Майло написал всего несколько слов: «Сегодня в двенадцать он приедет за мной». Старик остался у нас за спиной, мы уже стояли на пороге моего дома, а я в который раз перечитывал послание и никак не мог понять, кто приедет и зачем Майло просил нас поторопиться?

– Который теперь час, Томас? – спросил я друга, стуча в дверь.

– Четверть первого, – ответил Кук. 

В этот момент дверь распахнулась, и на пороге мы увидели взволнованного Оуэна.

– Господа! Я жду вас уже битый час! Вы должны это прочитать! Срочно!

Мы сидели в гостиной, и я быстро пролистывал результаты расследования Оуэна, и передавал уже просмотренные бумаги Куку.

– А где Майло? – прервал молчание Оуэн.

– Вчера он сбежал из дома и… – я выхватил уже прочитанный листок из рук Кука. – Черт возьми! Оуэн! В тюрьме сидит невиновный человек!

– Я это уже понял, – кивнул Кук. – И мне кажется, что убийца охотится именно за Майло.

– Майло! – я подпрыгнул на месте. – В двенадцать! Поторопитесь! Мы опоздали! Он нашел его!

– Я, кажется, знаю, куда наш маньяк повез мальчика! – сказал Кук, откладывая недочитанную кипу бумаг. – Дуглас! Ловите экипаж! Комиссар! Распорядитесь, чтобы вызвали полицию вот по этому адресу! Надеюсь, еще не поздно, и мы успеем спасти Майло.

Все вокруг закрутилось, как карусель. Я приказал Таонго ехать в участок, и передать записку дежурному инспектору. Мы быстро сели в экипаж, и он повез нас прочь из города.

Дорога заняла у нас чуть больше часа. Мы остановили экипаж, наказали вознице ждать нас, не сдвигаясь с места, а сами пошли пешком по широкой дороге, ведущей к вотчине лорд-мэра.

К счастью, я неплохо знал местность. Как-то раз лорд-мэр пригласил меня в свое имение на банкет, посвященный дню рождения нашей королевы. И как любой радушный хозяин, провел небольшую экскурсию для гостей по всем своим угодьям.

Пока мы ехали, я все же дочитал записи Оуэна и понял, о каком месте говорил Кук. Огромный яблоневый сад был гордостью Спенсера О'браена. За ним ухаживали сразу несколько садовников, облагораживая деревья и следя, чтобы их не повредили паразиты. Лишь одно место было нетронуто и дико. Среди аллей, ведущих в сад, располагалась небольшая поляна, в центре которой стояла старая беседка, увитая плющом. И поляна, и беседка были хорошо видны из окон кабинета мэра. Он часто сидел у окна и, глядя на них, предавался воспоминаниям.

В темноте найти нужное место в саду оказалось не так просто. Мы недолго поплутали по дорожкам, усыпанным прошлогодней листвой, и, наконец, сориентировавшись по светящимся окнам дома, вышли к поляне.

Кук резко дернул меня за рукав и потащил вглубь яблоневой аллеи. 

– Тише, комиссар! Главное – не совершайте необдуманных поступков! – зашептал он мне на ухо.

Я не сразу понял его, но когда взглянул на беседку, по моей спине пробежала дрожь.

Обнаженное тело Майло было приковано к одному из столбов беседки цепями. Из порезов, которыми были испещрены грудь и живот юноши, текла кровь. Его голова безвольно свешивалась, а руки были распяты вдоль резных рей.

– Мотылек… – тихо прошептал Оуэн, и потащил нас в обход поляны.

Только встав почти напротив беседки, мы поняли, о чем он говорил. За плечами Майло висело разорванное платье, прибитое так, чтобы образовывалось два огромных крыла.

– Нам нужно его спасти! – рванулся я вперед, но крепкие руки друзей задержали меня.

– Убийца где-то рядом, – прошептал мне Оуэн. – Надо не только спасти Майло, но и взять его на месте преступления с поличным.

Мои же мысли были только о Майло. О раскрытии преступления я даже не думал, но слова Оуэна немного усмирили меня и охладили ум.

Ждать пришлось совсем недолго. Со стороны небольшой пристройки послышались шаги. Человек, не торопясь и не таясь, шел в сторону беседки, держа в руках сосуд, похожий на бутыль. Подойдя к Майло, он откупорил крышку и начал плескать на его тело какую-то жидкость.

– Господа… – прошептал Кук принюхиваясь, – вы чувствуете запах?

– Керосин! – тихо воскликнул Оуэн и рванул вперед.

За ним в сторону беседки побежал Кук. Я старался идти как можно быстрее, но мой проклятый протез позволял мне лишь медленно ковылять, хотя моя душа рвалась вперед, спасти Майло!

Кук и Оуэн накинулись на убийцу как раз в тот момент, когда он отвернулся, чтобы закинуть полупустую бутыль в темноту беседки. Они повалили его на землю, но убийца яростно сопротивлялся и рычал, как зверь, загнанный в ловушку.

– Именем королевы! – за деревьями послышались топот и голос инспектора Джонсона. – Всем не двигаться!

– Джонсон! – я, наконец, догнал своих друзей и тут же кинулся к Майло. – Арестуйте этого человека! Господа Кук и Оуэн – свидетели преступления и мои преданные помощники. Они все вам объяснят, и, ради бога, господа, помогите мне снять этого мальчика!

Все дальнейшее происходило, как во сне. Помню, как тело Майло упало мне в руки, и я понес его в экипаж, завернув в свой плащ. Я даже не вспомнил про трость, забытую где-то в саду под деревом, и про предутренний холод и сырость. Я шел, прислушиваясь к тяжелому дыханию Майло, и чувствовал, как его горячая кровь течет у меня по рукам.

Всю дорогу я прижимал своего мальчика к себе, стараясь зажать раны на груди и животе. Доктор Деррик приехал через полчаса после того, как мы вернулись домой, и тут же выпроводил меня из комнаты.

– На вашем месте я бы поспал, – покачал он головой и закрыл передо мной дверь.

– Вам уже второй доктор говорит о пользе здорового сна, – Кук взял меня под руку и помог спуститься вниз по лестнице, в гостиную. – Я помогу Таонго приготовить всем нам чай, а вы пока прилягте на диван. Думаю, Дугласу есть, что нам рассказать, пока мы ждем известий о состоянии Майло.

– О да! – потер руки Оуэн. – Сейчас я вам поведаю во всех подробностях, как и где я раздобыл эти сведения. На это у меня ушла неделя, пара стоптанных туфель и сто фунтов.

– Я куплю вам новые ботинки и верну деньги, – слабо улыбнулся я.

– Что ж… – Кук поставил на стол поднос с чашками и, налив мне чая, уселся в кресло рядом с Оуэном. – Это будет очень интересно.

– Найти монастырь, куда подбросили мальчика, не составило труда, – начал Дуглас, прихлебывая горячий чай. – О нем мне, не очень любезно, и за определенную плату, сообщила госпожа Магдалина. Отвратительная дама, я вам скажу. В монастыре я нашел монашку, которая и нашла подкинутого младенца. Она чудом сохранила платок, который был у ребенка. Все остальные вещи и одеяльце она продала в голодный год, а вот платок пожалела.  Он был шелковый, с вышитой золотом монограммой «СО». Сами понимаете, монограмма могла относиться как к самому ребенку, так и к его родителям. На всякий случай я решил выкупить платок. Заодно в монастыре я узнал, что ребенка подкинули в августе, и ему только исполнился месяц, не более. Я решил найти повитуху, которая в июле принимала роды. Вы скажете, что это сложно? Ан нет! Мне повезло уже с третьего раза. Пожилая женщина сразу вспомнила, что ее приглашали принимать роды семнадцать лет назад, в июле, и роженица была итальянкой! Я кинулся по указанному повитухой адресу, и переговорил там со старой постоялицей, которая помнила итальянку, снимавшую именно в интересующий нас год здесь комнату. Ее звали Сильвия Пьяццо. Она работала в небольшом театре, в районе Гайд-парка. В Лондон она приехала вместе с итальянской труппой, но ее соплеменники вернулись домой, а она осталась в Англии, – Оуэн отставил пустую чашку и вынул из кармана портсигар. – Разрешите?

– Конечно, – кивнул я, – продолжайте дальше!

– Так вот… – Дуглас сладко затянулся дымом и продолжил, – в театре я нашел одного баритона, который когда-то выступал с Сильвией. Он рассказал, что они были близкими друзьями, и что он помогал ей деньгами и продуктами, когда в силу своей беременности она не могла выступать. По его мнению, отцом ребенка был некий джентльмен знатного происхождения, в то время занимавший должность атташе при Французском посольстве. Я поднял все свои связи и спустя сутки узнал, кто семнадцать лет назад занимал эту должность.

– «СО»! – воскликнул Кук. – Спенсер О'браен! Нынешний лорд-мэр Лондона!

– Совершенно верно, – кивнул Оуэн, постукивая мундштуком о край пепельницы. – Тут пришлось немного повозиться. Оказалось, не так просто найти человека из окружения нашего мэра, который охотно поделится тайнами своего хозяина. Даже предлагая весьма неплохие деньги, я не смог этого сделать. Но одна из служанок шепнула, что пять лет назад мистер О'браен уволил старую кухарку, прослужившую в его доме двадцать пять лет. И уволил он ее не очень хорошо. Я нашел старуху в приюте, и ее откровения обошлись мне в сущий пустяк – телячью отбивную и пакетик леденцов! – Дуглас смешливо «поиграл» бровями, но тут же вернулся к серьезному тону повествования. – Взамен она рассказала удивительную историю жизни нашего лорд-мэра. Оказалось, что мистер О'браен остался вдовцом в двадцать семь. Его жена была кроткого нрава, и он любил ее безмерно. Можете представить горе О'браена, когда его любимая Анна умерла при родах, оставив ему сына. Погрустив год, молодой сэр Спенсер О'браен нашел утешение в объятьях Беатрис – сестры своей покойной жены, которая жила в его доме приживалкой. Эта дама была полной противоположностью Анны. И за склочный характер Беатрис очень не любили. Еще у нее случались буйные припадки, когда от переполнявшей её злости она бросалась на стены, и разбивала себе кулаки в кровь. Через какое-то время Беатрис стала настаивать на свадьбе, но Спенсер не торопился. Видимо, он не хотел связывать с ней жизнь. Даже когда любовница сообщила ему о беременности, Спенсер на ней не женился. Мальчиков он воспитывал вместе. Чарльз и Генри были неразлучны, но со временем у Генри стал проявляться материнский характер. Испугавшись, что он может навредить Чарльзу, Спенсер отправил старшего сына в закрытую школу. Тем временем Беатрис, уже не в первый раз, находилась в лечебнице для душевнобольных. Вернувшись домой, она увидела своего сына, помогающего кузнецу подковывать коня. Она была в ярости. Да еще до нее дошли слухи о новом романе Спенсера. Сильвию он впервые увидел на сцене и влюбился в нее всей душой. Она была невысокой и стройной, с роскошными черными волосами, слегка запорошенными сединой. О ее красоте в театре до сих пор ходят легенды. А ее дивный голос заставлял замирать сердца у публики. Ах, как она была хороша! После долгих ухаживаний Сильвия сдалась видному дипломату, и у них случился бурный роман.

– Простите, а при чем тут мотылек? – не удержался Кук. – Читая бумаги, я этого так и не понял.

– «Мой милый мотылек!» – так называл Сильвию в своих письмах Спенсер, – улыбнулся Оуэн. – Через несколько месяцев он был вынужден уехать во Францию, где прожил более полугода. Оттуда он и писал письма своей Сильвии. Встреча влюбленных должна была состояться ночью, на их тайном месте. В той самой беседке в яблоневом саду. К тому времени Сильвия родила сына и спешила сообщить об этом Спенсеру, но… придя на место свидания, О'браен нашел лишь хладный труп своей возлюбленной. Было начато расследование, но убийцу так и не нашли. Прислуга поговаривала, что это было дело рук Беатрис, но никаких доказательств не нашли. Через какое-то время старая любовница совершенно обезумела и целыми днями бегала по дому, хлопая по стенам газетой. «Проклятые мотыльки!», – все время бурчала она. Спенсеру пришлось снова отправить ее в лечебницу, где, собственно, она и умерла через год.

– А что же Генри? – спросил я, зевая.  Страшная усталость навалилась неожиданно, и мои веки потяжелели.

– Генри так и остался прислуживать в доме, – Оуэн зачем-то подмигнул Куку. – Сначала он увлекся лошадьми, а потом стал проявлять неподдельный интерес к механике. Выучившись ездить на автомобиле, он стал шофером семьи О'браен. 

– Господа! – раздался голос доктора Деррика.

Я тут же забыл про сон и, вскочив с дивана, быстро поковылял ему навстречу.

– Что с Майло? – спросил я у врача. Он стоял на лестнице второго этажа, возле двери в комнату Майло.

– Я зашил и обработал его раны, – ответил Деррик, вытирая руки о полотенце. К счастью, они неглубокие, хотя и многочисленные. Плохо то, что мальчик потерял много крови, но важные органы не задеты. Я не стал давать ему морфин, так как полагаю, что ему его уже ввели, судя по следу от укола. 

– Чем я могу ему помочь? – снова спросил я, медленно поднимаясь по лестнице.

– Я бы вам посоветовал в данной ситуации помочь себе и лечь отдыхать, – нахмурился доктор. – Майло пока будет спать. Я оставил шприц с морфином вашему слуге, он  сможет уколоть, если мальчик проснется. Я завтра… – доктор замялся и, быстро глянув на карманные часы, поправился, – вернее, уже сегодня вечером зайду к вам и сделаю ему перевязку. Если не случится осложнений и воспаления, то… – он ободряюще улыбнулся мне, – Майло поправится. А теперь, господа, – обратился Деррик к моим друзьям, – уложите господина комиссара в кровать.

– Я не могу спать! – возмущенно топнул я протезом по полу. – Вы все знаете, что…

– Я подсыпал вам в чай сонного порошка, – улыбнулся Кук. – Не сердитесь на меня, комиссар, – добавил Томас, беря меня под руку, – это для вашего же блага!

Я открыл глаза, и меня тут же ослепило яркое солнце. Голова была тяжелой и мутной, как после опия. Ужасно хотелось пить и есть. Я звякнул в колокольчик, и на мой зов тут же появился Таонго.

– Доброе утро, господин, – кивнул он мне, и нагнулся за протезом.

– Утро? – удивился я.

– Вы проспали больше суток, господин, – невозмутимо ответил Таонго, пристраивая протез к обрубку ноги.

– Как Майло? – заволновался я, и сам начал застегивать ремни.

– Он приходил в себя ночью, и я сделал ему укол, – Таонго помог мне подняться и  накинул мне на плечи халат.

– Что Деррик? Приходил? – я просунул руки в рукава и, нашарив домашнюю туфлю, надел ее на ногу.

– Вчера вечером, – кивнул Таонго, сопровождая меня по коридору. – У Майло жар. Господин Деррик сказал, что его организм так борется. Еще он оставил успокоительные и лекарства против жара. 

Я тихо толкнул дверь и вошел в полутемную комнату. Майло лежал на кровати, бледный, словно простыня. Его грудь тяжело вздымалась, а губы потрескались от жара. Я присел и провел рукой по его волосам. Среди темных прядей проглядывала седина, отчего их цвет больше походил на «перец с солью». «Мотылек…» – почему-то вспомнилось мне. Так называл его мать господин О'браен. И теперь я понял почему.

– Господин, – прервал мои мысли Таонго, – приходили из Скотланд-Ярда. Просили передать, что без вас допрашивать преступника не станут. Сэра Чарльза О'браена отпустили с извинениями.

– Хорошо, – кивнул я, не отрывая глаз от бледного лица Майло. – Приготовь мне костюм, – я поднялся с кровати. – Мне действительно нужно в Скотланд-Ярд. Я хочу увидеть это чудовище!

– А завтрак? – крикнул мне вслед Таонго, когда я шел в ванную.

– После, Таонго! После! – махнул я рукой и закрыл за собой дверь.

Генри Бенджамина Уидло доставили в допросную через полчаса после моего приезда в участок. Я удивился, насколько этот молодой человек был похож на Чарльза. Тот же цвет глаз и волос. Черты лица практически идентичны. Только вот взгляд… В нем явно были нотки безумия.

– Генри Бенджамин Уидло? – я строго посмотрел на него поверх очков.

– Совершенно верно, – усмехнулся он. – Удивлены моим сходством с Чарли? А чему удивляться? Наши матери – родные сестры, а отец… Ну, я думаю, что вы в курсе истории нашей семейки. И как мой отец унизил своего родного сына до состояния прислуги.

– Вы хотите вызвать у меня жалость? – я снял очки и положил их на стол. 

– Отнюдь, – нахмурился Генри. – Вы ведь хотите услышать не историю страданий моей души, а историю убийств? Не так ли?

– Давайте уже начнем, – я сцепил пальцы рук в крепкое кольцо и положил их на стол. – Расскажите, зачем вы убили  Баламара Пхак, Ови Каона и совершили покушение на Майло Стрип?

– Вы хотите узнать все? – Спенсер чуть нагнулся над столом, громко звякнув наручниками. – Что ж… Это был мой план! Я разрабатывал его несколько лет. А началось все с того… Одним прекрасным днем мы с Чарльзом играли во дворе. Ему было лет десять, а мне на пару лет меньше. Я стащил на кухне небольшой ножик и предложил Чарли посмотреть, как течет кровь. Я разрезал себе руку… Было вовсе не больно, скорее неприятно. Я предложил попробовать сделать это Чарли, но этот трус отказался. Тогда я сам взял его руку и порезал ножом. Он разревелся и побежал жаловаться отцу.

– Вы начали рассказ с детских воспоминаний, – прервал я Генри, – это не слишком рано?

– Если хотите узнать, зачем я все это делал, вы будете меня слушать, – он резко ударил ладонью по столу. Наручник при этом впился в его кожу, оставив красный след. Генри улыбнулся и облизнул языком образовавшийся кровоподтек. – Потом был Флинсти. Его собака. Шавка ненавидела меня, как и я ее. Однажды она с лаем кинулась мне под ноги. В этот момент я был как раз за домом у сарая, где хранился всякий инструмент. Нет, я не просто зарубил пса. Я серпом порезал его на лоскуты. Об этом узнал отец и запретил мне впредь играть с Чарли. Он отослал меня подальше от него, определив мне место возле прислуги, – Генри зло оскалился, глянув в окно, словно увидел в нем знакомое приведение. – Мама не смогла меня защитить, так как он упек ее в психушку, а я уже тогда задумал месть. Правда, в своем детском умишке я представлял только, как ночью вхожу в спальню отца и медленно перерезаю ему глотку. Мама вернулась домой и, увидев меня в комнате для прислуги, была возмущена, но отец был непреклонен. Он наотрез отказался снова селить меня с Чарли, сказав, что я опасен для него. Все стало еще хуже, когда мама узнала про его любовницу. Она металась и выла от ненависти. Потом отец уехал, а мама, заложив свое ожерелье, подкупила почтальона, и он стал приносить письма от отца не этой итальянской потаскухе, а ей. Ее письма отцу тоже попадали в руки матери. Оттуда она и узнала, что в чреве шлюхи зреет дьявольский плод. Она написала ей письмо, подделав подчерк моего отца, где говорилось, что он не хочет иметь с этой певичкой никаких дел, и впредь просит его не беспокоить. Но та не поверила! Тогда матери пришлось продать фамильный перстень и нанять головорезов. Да, именно они и убили эту грязную шлюху! Но матери не стало легче. Она стала впадать то в депрессию, то в буйство. «Проклятые мотыльки!», – кричала она, бегая по поместью и хлопая сложенной газетой все, что попадалось ей на глаза. И снова психушка. Я навестил ее почти перед смертью. На нее было страшно смотреть. Она была словно сама смерть! «Отомсти ему!» Это единственное, что она мне сказала. Но я запомнил это на всю оставшуюся жизнь.

– Вы узнали, куда дели ребенка Сильвии? – спросил я. Руки дрожали, мне страшно хотелось удавить сидящее передо мной чудовище.

– Верно, – кивнул мне Спенсер. – Преданная шлюхе служанка выкрала дитя, чтобы до него не смогла добраться моя мать, и подкинула его в монастырь. Но несколько правильных вопросов, и я легко догадался, где он теперь.  Зная, что мой многоуважаемый папаша все еще помнит и любит свою итальянку, я решил устроить для него настоящий спектакль в три действия. Просто убить щенка этой сучки было бы скучно. Мне нужно было, чтобы он понял, что это его сын. Осознал. Прочувствовал еще раз боль утраты. Первый акт спектакля я назвал «Гусеница». Разумеется, понять меня с первого раза не смог никто. Я читал статьи о новом Джеке-потрошите и смеялся в голос. Второй акт – «Куколка», заставил вас задуматься. Возможно, у вас и мелькнула мысль о том, что должен быть и третий акт, но тут вам попался этот мальчишка. Я нарочно подбирался ближе к нему. Сначала его приятель с улицы. Потом его друг. Но я не знал, что итальяшка меня видел. И, поверьте, был удивлен, когда вместо меня арестовали Чарльза. Это была настоящая комедия положений! – Генри расхохотался. – Но мне было так приятно видеть, как чахнет и стареет от переживаний отец. Я мог бы остановиться и насладиться его горем, когда казнили бы Чарльза, но…Мне было этого мало, и я решил продолжить спектакль. Пусть обвинения с Чарли и будут сняты, и отец убережет своего сына от электрического стула, зато как мне будет приятно пройтись раскаленным железом по старой ране! Но, черт возьми! Мальчишка жил у вас в доме, и я не мог до него добраться. Я кружил рядом, как кот вокруг крынки со сметаной, но ничего не мог сделать. И вот однажды, ранним утром, прогуливаясь у вашего дома, я увидел мальчишку, выбегающего оттуда. Да! Это был он! И я, разумеется, стал его тенью. Наконец, поздним вечером я подошел к нему и представился… принцем, который давно в него влюблен. Я пообещал, что завтра ночью приеду к нему на белом коне и увезу в свой дворец. Не знаю отчего, но именно на такой пафос клевали эти жалкие проститутки. А остальное вы уже знаете. Мальчишка оказался умнее, чем я думал, и предупредил вас. А жаль… Если бы я смог довести все до конца, то мой любезный отец увидел из своего окна прекрасную картину: на том месте, где была убита его любовница, горел бы его сынок – прекрасный ночной мотылек!

Меня разбудил теплый луч летнего солнца, пробравшийся через щель гардины. Я открыл глаза и, сев на кровати, прицепил к ноге протез. Солнечный лучик манил, и я, поднявшись, подошел к окну и распахнул шторы. 

Лето пришло в старый город, раскрасив ветки деревьев зелеными красками и усеяв клумбы яркими цветами. На крыше соседнего дома у дымохода возился чумазый трубочист. Уборщики мели улицы, весело перебраниваясь.

Всего за несколько месяцев моя жизнь переменилась. Она, как и этот город, стала цветной, и наполнилась веселым щебетом птиц. И хоть внешне я остался серьезным и величественным, как это здание напротив, моя душа пела от счастья.

Я обернулся. На кровати, уткнувшись лицом в подушку, спал Майло. Одеяло валялось на полу, и я мог с удовольствием лицезреть голое юное тело. Обойдя кровать, я не удержался и поцеловал два мягких теплых бугорка ниже поясницы. Майло сонно заворчал и, перевернувшись на спину, раскинулся по постели. Ужасные красные шрамы на его груди и животе заставили меня нахмуриться. Они напомнили, чего стоило мое счастье и как оно мне досталось.

Я тихо вышел из комнаты и, наскоро умывшись, спустился вниз.

– Доброе утро, господин, – поприветствовал меня Таонго. – Завтрак подавать?

– Пока только чаю, – мотнул я головой, – и принеси «Таймс». Я буду в гостиной.

Раскрыв свежий номер газеты, я тут же обратил внимание на статью Дугласа Оуэна. Как и обещал, я передал ему все материалы дела, с просьбой не разглашать подробности о главном герое расследования. Тайна Майло должна была остаться тайной для всех.

– Господин, позвольте сказать, – привлек мое внимание Таонго, стоя возле меня с чашечкой чая. – Я ко всему привык и не имею права вас осуждать, но… – он замялся и замолчал.

– Что-то не так, Таонго? – я поднял на него глаза.

– Кроме меня, в доме живет еще несколько человек, и я боюсь, что они могут услышать лишнее… ночью… – Таонго покосился в сторону кухни.

– А что такое? – не понял я.

– Таонго хочет сказать, что мы слишком громко демонстрируем свои чувства ночью, – в гостиную, словно свежий речной ветерок, влетел Майло.

– Молодой господин совершенно прав, – улыбнулся Таонго.

– Пожалуйста, не называй меня господином, – Майло сел на подлокотник моего кресла. – Я все тот же Майло, что и раньше.

– Ну, если сегодня у нас все получится, то ты станешь моим воспитанником, – я провел рукой по его всклокоченным волосам. Этот удивительный цвет перца с солью придавал его лицу утонченность и благородство. – Приготовь нам костюмы, Таонго. К двум часам нас ждет лорд-мэр.

Ровно в два мы стояли перед тяжелой дверью. Я попросил Майло подождать меня, а сам, стукнув несколько раз, вошел в кабинет.

– Комиссар! – лорд-мэр поднялся со своего кресла навстречу с распахнутыми руками. – Рад вас видеть!

– Добрый день, господин лорд-мэр, – я позволил себя обнять и даже похлопал мэра по спине. – Как ваше здоровье? Я слышал, что вся эта история сильно его подорвала.

– Лекари творят чудеса, – грустно улыбнулся мэр, – вот только душу лечить еще не научились.

Я понимал, о чем он говорит. Через пару дней после нашей встречи в участке Скотланд-Ярда, Генри нашли в камере мертвым. Он повесился на собственных подштанниках. В связи с этим  дело было закрыто, материалы переданы в архив. Подробности нашего разговора с Генри так никто и не узнал.

– Как дела у Чарльза? – я, по приглашению мэра, присел в кресло напротив него, отставив в сторону трость.

– Он уехал в Индию, – ответил мэр. – Решил посвятить себя изучению местной культуры.

– А я ведь к вам по делу, – я положил на стол тонкую папку с документами. – По личному, – добавил я, улыбнувшись.

– Сделаю все, что в моих силах, – кивнул мне мэр.

– Я хотел бы оформить опеку над Майло Стрип, – начал я.

– Этот тот смелый мальчик, благодаря которому с моего сына сняли обвинения? – догадался мэр. – Так это несложно. Нужно только установить место пребывания родителей, если таковые живы, и взять у них отказ.

– В этом и проблема, – пожал я плечами. – Его мать умерла семнадцать лет назад. Есть свидетельства с кладбища о ее захоронении. А вот отец… – я на секунду замолчал. – Его местонахождение установить так и не удалось. 

– Оставьте мне все документы, – мэр положил руку на мою папку. – Я поручу своим людям, и они его быстро отыщут.

– Господин О'браен, – я поднялся с кресла и, подойдя к двери, открыл ее, – позвольте мне представить вам – Майло Стрип! 

Майло вошел в кабинет и остановился, с любопытством разглядывая обстановку. Темно-синий бархатный костюм делал его похожим на молодого лорда. Он поправил рукой непослушную прядь волос, выбившуюся из низкого хвоста, и посмотрел на мэра.

Тот был белым, как полотно. И неудивительно. Сейчас он видел буквально привидение из его прошлой жизни. Пока Оуэн проводил расследование, ему удалось найти в театре рисунок неизвестного художника, на котором была изображена оперная дива Сильвия Пьяццо. С этой сединой в волосах Майло был копией матери.

– Господин мэр, – прервал я молчание, – нельзя ли как-то ускорить оформление опеки? Какой смысл искать отца Майло? Он все равно не сможет дать ему ни положения в обществе, ни своей фамилии. Я же обещаю заботиться о Майло, и дать ему все, что в моих силах.

Ровно через месяц Майло стал моим официальным воспитанником…

Июль был в самом разгаре. Двадцать седьмое число было вписано в метрику Майло как день его рождения, и именно в этот день я решил впервые вывести его в свет.

– Господин О'донел вчера был тобой очень недоволен, – сказал я, завязывая Майло шейный платок.

– Господин О'донел ничего не понимает в математике, – Майло состроил недовольное лицо и чуть ослабил узел.

– Господин О'донел – лучший учитель математики во всем Лондоне, – я застегнул на рубашке Майло верхнюю пуговицу.

– Но у него совершенно отсутствует чувство юмора, – Майло мотнул серой гривой волос, и расстегнул пуговицу.

– Ты считаешь, что математику оно необходимо? – покачал я головой.

– Оно нужно всем, – Майло чмокнул меня в нос и расстегнул все пуговицы камзола.

К счастью, до поместья министра внутренних дел мы доехали в экипаже. Майло с интересом разглядывал пышное убранство холла, несколько минут простоял на лестнице, разглядывая хрустальную люстру, потом попытался отковырнуть носком ботинка железную скобу, держащую ковер на ступени, и только после того, как я дернул его за рукав, соизволил пройти со мной в зал для торжеств.

– Лоуренс, дорогой! – министр встретил нас возле дверей. – Как я рад вас видеть. А кто сей молодой человек рядом с вами?

– Это мой воспитанник, – ответил я, подтолкнув Майло вперед, – Майло Пьяццо.

– Очень рад знакомству, – министр сухо кивнул Майло и, приобняв меня за плечи, повел к окну. – Лоуренс, этот ведь тот самый юноша, который…

– Который спас задницу сына лорда-мэра, рискуя своей, – выпалил Майло, вставший возле меня. – И я планирую стать лучшим сыщиком Скотланд-Ярда!