Солдатские танцы

Eins… zwei… drei… vier… funf… sechs… sieben… acht… neun… Аus!..
Они появились на сцене молниеносно и сразу оба – два рослых камуфляжных пятна, два статных парня с бритыми затылками под голубыми беретами. Их мускулы четко реагировали на ритм музыки, они безукоризненно двигались и народ, с нескрываемым интересом, загляделся на них. Пока – только так…

Все жаждут света
Бойтесь иль не бойтесь
Но солнце светит из моих глазниц
Ему сегодня ночью не зайти
И будет мир считать до десяти…

Сюжет танца разворачивался стремительно.
Они были просто солдатами, обычными ребятами, такими же, как и все…
В них не было ничего особенного, ничего замечательного, ничего исключительного – просто сильные парни …

И солнце, что горит в моих руках
Сжечь может, может ослепить
И если прорывается из сжатых кулаков оно
То жар его ложится на мое лицо
Ему сегодня ночью не зайти
И будет мир считать до десяти…

Они были просто симпатичными, могучими, выносливыми ребятами в военной форме…
Они дружили, крепко и по-мужски, они старались держаться везде вместе…
И этот танец, их совместные, слаженные движения при полной выкладке, не оставляли в этом никаких сомнений…

И солнце, что горит в моих руках
Сжечь может, может ослепить
И если прорывается из сжатых кулаков оно
То жар его ложится на мое лицо
Так больно по груди мне ударяет
Что сразу равновесие теряю
Приходится мне твердо по земле идти
И будет мир считать до десяти…

Опс!, песня кончилась, ребята на миг замерли. Лучи всех прожекторов сошлись на них. Но не успели зрители очухаться и что-то сообразить, как тут же пошла следующая – «Links 2, 3, 4…» Фонограмма специально была смонтирована таким образом, чтобы между песнями не было пауз.
И опять всё вокруг пришло в движение, завертелось, закружилось – свет, громоподобный звук и среди всего этого – ребята…

Можно сердца разбить?
Могут сердца говорить?
Можно их терзать?
А может быть можно украсть?..

Могут сердца запеть?
А могут и умереть?
Могут сердца быть дождём
А может и камнем быть…

Было ясно, что обычная, размеренная служба ребят кончилась, что их куда-то отправили. Неожиданно в руках обоих появились автоматы (их ловко подсунул кто-то с бока танцевальной площадки, из тени) с ними они и маршировали – это был какой-то поход. Что ждало их впереди? Никто этого не знал…

Можно сердца спросить
Ребёнка под ним носить
Можно думать заставить
А можно его подарить…

Они хотят мое сердце - только справа
А я смотрю и видно мне
Что бьётся оно… Слева!
Завистник мой не знал об этом…

Под разухабистое «Links 2,3,4, links…» кончилась и эта песня. Ребята замерли с черными автоматами в руках, но солист RAMMSTEIN уже шептал другие слова…

Как только милым деткам стукнет восемь
Я тут как тут, я голос из подушки
И кое-что я принесу с собой
Я это из груди своей для вас достал…

И тут, грянула война… Она обрушилась на ребят неожиданно, на миг смяла их, бросила на землю. Но они всё-таки поднялись и с невероятными усилиями стали пробираться вперед…

Да, это сердце, что даёт мне силу
Претендовать на ваши ясные глаза
И я пою, пока не встанет солнце
И не разгонит ярким светом тьму на небосклоне
И моё сердце – горит!..

Всё вокруг перемешалось. Смерть, бой, черное, красное и белое… Ребята отбивали атаки, оставались в живых, двигались дальше… Конца и края этой войне не было…

Они приходят только по ночам
Бесплотные и черные созданья
И выползают из сырых подвалов
Чтобы остаться пятнами на ваших простынях…

Как только милым деткам стукнет восемь
Я тут как тут, я голос из подушки
И кое-что я принесу с собой
Я это из груди своей для вас достал…

Было видно, что в отношении ребят к друг другу что-то переменилось. Это была уже не дружба, это было что-то большее. Наперекор войне, наперекор смерти, наперекор всему… Они были вместе…

Они приходят только по ночам
И слёзы ваши детские воруют
И ждут они, когда взойдёт луна
Чтоб сжать мои холодные сосуды…

Но все было не так уж радужно. Ребятам стало трудно, непонятно, больно, тяжело. Они страдали… И не у кого было спросить совета – как правильно, что нужно делать… Они тонули в своих чувствах друг к другу, захлёбывались ими, а окружающий хаос только усугублял всё это и доводил до абсурда…
И всё это – без единого слова, только на языке жестов, пластики, в неистовом движении… На языке музыки и танца, крашеного света, необычных стихов и почти зловещего вокала RAMMSTEIN…

Как только милым деткам стукнет восемь
Я тут как тут, я голос из подушки
И я пою, пока не встанет солнце
И не разгонит ярким светом тьму на небосклоне
И моё сердце – горит!..

Грохот предыдущей «Mein Herz brennt» сменился тугим, почти зримым пульсом новой песни «Ich will». Автоматы в руках у ребят пропали, отброшенные в сторону. На смену им пришли два пистолета с массивными ручками. В красном свете прожекторов и сполохах стробоскопа их вороненая сталь смотрелась особенно внушительно и угрожающе.

Я хочу, чтобы вы доверяли мне
Я хочу, чтобы вы мне верили
Я хочу чувствовать ваши глаза
Контролировать каждое биение сердца…

Непонимание окружающих, необходимость прятать свои чувства от чужих глаз – это было невыносимо. Андрей был готов идти до конца, наплевать на других ради своего друга и остаться самим собой. Но Славка боялся. Он боялся себя, боялся Андрея, боялся своего чувства к нему, он боялся всего. И даже форма, надетая на них, была немым укором Славке в том, что между ними происходило…