Солдатские танцы

Acht…
В тот роковой осенний вечер Андрей должен был поехать домой к их со Славкой менеджеру, чтобы обсудить некоторые детали будущих выступлений и забрать кое-какие причитающиеся им деньги. Славка остался дома, ему не хотелось никуда ехать. Он молча смотрел телевизор в гостиной и много курил, развалившись в кресле. Андрей чмокнул его в щёку на прощанье и укатил один…
Вернулся он далеко за полночь – дел действительно накопилось много, да и с машиной на обратном пути творилось что-то несуразное. Не ехалось ей, ну никак!..
На звонок Славка не открыл Андрею дверь – пришлось искать собственные ключи по всем карманам. Они, к счастью, обнаружились, но не в карманах, а на самом дне сумки.
Когда Андрей вошел в прихожую, неприятный червячок дурного предчувствия завозился у него под ложечкой. Свет в гостиной не горел, телевизор был выключен. Он позвал Славку – никакого ответа. Тогда Андрей стал искать его по всей квартире, по пути везде зажигая свет.
Нашел он его в спальне, в их кровати, укрытого с головой простынёй. Рядом на тумбочке лежали какие-то вскрытые ампулы, кусок ваты, и пара шприцов, один из которых был, почему-то, с кровью внутри. Здесь же лежал проклятый резиновый жгут, свернувшийся кольцами, словно ядовитая змея.
Тело Славки было совсем холодным, он не дышал. Первые несколько минут Андрей отчаянно пытался помочь ему, но очень быстро понял, что всё бесполезно. Руки и ноги Славки, всё его тело, стали какими-то странно твердыми, негнущимися, окоченевшими… Как у манекена, как у куклы…
Сколько времени Андрей рыдал в голос, склонившись над Славкой, он не помнил. Долго…
Он что-то говорил ему, почти кричал, умолял, просил, крепко обнимая его коротко стриженную голову, целовал…
Когда он смог кое-как успокоиться, он встал, вытер слезы и, не отрывая взгляда от лежащего неподвижно Славки, снял трубку с телефона, висящего не стене…
Официальное заключение было: «Передозировка наркотиков», но Андрей знал, что по сути – всё не так. Он знал, что Славка ушёл добровольно, что это – самоубийство. И он винил во всём себя. Только себя одного!..
Позже, через несколько дней, в кармане Славкиной куртки, Андрей нашел записку, сложенную вчетверо. Он неторопливо развернул её. Это был почерк Славки. Его можно было легко узнать из тысячи других! Настолько знакомые, родные закорючки… И от того – сейчас особенно страшные для Андрея…

Я больше не могу. Не могу, любимый…
Я устал догонять твою тень в этом мире,
когда я хочу сам быть для тебя солнечным светом.
Прости…
Навсегда твой дурак, Славка.
Приходи ко мне, когда закончишь все дела тут.
Я буду ждать. Ведь я так сильно тебя люблю!
Прощай…

От смысла написанного Андрея передёрнуло. Он не сдержался и заплакал, прижимая небольшой листок к лицу – всё, что теперь у него осталось от любимого человека…

Neun…
Андрей ещё раз посмотрел на своё отражение в зеркале гримёрки, подмигнул ему и не спеша надел берет на голову. Ну вот, теперь он совсем готов… Сейчас дверь откроется и сюда заглянет Миша… И всё пойдёт как всегда, по накатанной дорожке… В последний раз… Как в первый…
Время пришло…
Развесёлая (и оттого – какая-то особенно неуместная сейчас) музыка стихла, в зале зажегся парадоксальный голубой свет. Клуб словно погрузился в водяную толщу неизвестного, не обозначенного ни на одной карте, моря. Публика как всегда гомонила, тем более, что её сегодня было так много, что даже пришлось поставить дополнительные стулья к столикам, но когда диджей Николай начал говорить, в клубе воцарилась полная тишина.
«Уважаемые Дамы и Господа! Мы начинаем программу нашего сегодняшнего вечера. Как Вы, наверное, уже слышали, недавно трагически погиб один из участников горячо любимого всеми танцевального дуэта «Crazy boys». Славы больше нет с нами... Но судьба не обошла нас своим последним подарком! Только сегодня и только у нас - Андрей, второй «сумасшедший парень», будет танцевать для Вас! Он сказал мне, что это его последнее выступление, прощальное… Он принял решение покинуть сцену… Многие из вас помнят, что дебют дуэта «Crazy boys» состоялся именно в нашем клубе «Самоволка», год назад. И сегодня, мы вновь увидим на нашей сцене человека, искусству которого мы поклоняемся и не перестаём удивляться до сих пор! Для Вас танцует Андрей… В память о своём друге Славе… И просто потому, что не может не танцевать!.. Встречайте!!!»
Люди молчали, все замерли. Никто не хлопал в ладоши, не кричал, не свистел… Послышались первые аккорды музыки и слова песни, магическая «немецкая считалка»…
Конечно, это была «Sonne» RAMMSTEIN! Их со Славкой «визитная карточка», песня-легенда…
И вот тут, зал буквально взорвался аплодисментами и криками!.. Липкая, тяжёлая, напряжённая тишина схлопнулась, съёжилась и бесследно исчезла.
Андрей медленно вышел в центр клуба, на танцевальную площадку, и замер в самой её середине, опустив голову и сложив руки за спиной. Он, был одет в свой легендарный зеленый камуфляж, тот самый, в котором они когда-то начинали со Славкой. Только его берет сегодня был не голубым, как всегда, а чёрным…
Танцевал Андрей с каким-то диким упоением, бешено рассекая своим телом дымно-сине-зелёный, затуманенный воздух зала. Энергия лилась из него мощным потоком, каждый жест был настолько выразительным, что всё было понятно без слов. Это был не какой-то определённый танец - он просто импровизировал под музыку. Но как!.. Казалось, что он рассказывает целую историю, историю любви и смерти, выражая свои эмоции на языке движений, как умели это делать только они со Славкой… Они, и больше никто…
Он не давал залу возможности опомниться, отдышаться, что-то сообразить. Себе – тоже…
Вслед за «Sonne» заиграла «Mein Herz brennt»… Потом – «Ich will»… За ней пронзительная баллада - «Mutter»…
Дым струился, мерцал крашенный свет, воздух нагревался от общего неистового дыхания и дыма сигарет – в «Самоволке» становилось по-настоящему жарко…
Андрей, продолжая танцевать, медленно расстегнул китель и снял его, обнажив мощный, тренированный торс. В этой песне они всегда делали так со Славкой. Только Славки сейчас рядом не было…
Вот она, последняя капля для всех!.. Действительно так…
Завершающей композицией диджей поставил, естественно, легендарную «Nebel». Началась конечная стадия безумия сегодняшнего клубного вечера!..
Вся публика бушевала вместе с Андреем, стоя на своих местах и визжа от восторга, боли, возбуждения и переполнявших всех эмоций. Чувства ливанули через край и затопили всё вокруг, сметая на своём пути последние чахлые островки равнодушия…

Они стоят, обнявшись вместе крепко
Смесь плоти, столь богатой светлым днём
И там где море переходит в землю
Она пытается ему всю правду рассказать…

Но их слова съедает злобный ветер
И там где море переходит в землю
Она дрожит и держит за руку его
И в лоб его целует нежно…

В своей груди она скрывает вечер
И знает, что должна всё пережить
Лишь голову положит на его колени
И просит о последнем поцелуе…

И он её целует нежно тоже
И там где море переходит в землю
Лишь бледность на губах её ослабших
И слёзы выступают на его глазах…

Музыка смолкла и Андрей, стоя на коленях, глубоко поклонился, сняв берет и зажав его в правой руке. Люди, пришедшие сегодня в «Самоволку» неистовствовали! Андрей знал, что они долго не забудут этот вечер. Многие, может быть, никогда… Он хотел, чтобы было так, и он ЭТО СДЕЛАЛ!..
Клубный народ понял – что на этом всё, что это – последний танец.
Все принялись орать одно только слово: «Бис, бис, бис!!!..»
А девушки выкрикивали: «Андрей!!! Не уходи!!! Пожаааааалуйстаааааа!!!..»
Постепенно крики публики слились воедино – теперь это был один глубокий, ритмичный пульс. Все они хлопали и кричали, хлопали и кричали как сумасшедшие...
Андрей поднялся на ноги и взглянул на диджея, едва заметно кивнув ему. Тот перехватил его взгляд, тоже понимающе кивнул и показал жестом: «Ок!».
Опять заиграла знакомая музыка, наложенная на шум морского прибоя (или ветра?)…
Полушёпотом, тихо и отрешённо заговорил солист RAMMSTEIN, а ему вторило одинокое, далёкое, скорбное фортепиано…
Это снова был «Туман» - «Nebel», только освещение было поставлено совершенно по-другому: клуб наполнило бирюзовое мерцание морской глубины…
Немногочисленная женская часть зрителей завизжала так, как обычно визжат молодые фанатки на рок-концертах, когда их любимый исполнитель берет хитовый аккорд.
Андрей начал танцевать – пружинисто, сильно, неистово… Совершенно по-новому, не так, как раньше. Он знал слова песни на немецком наизусть, потому пел сейчас вместе с RAMMSTEIN. Один за всех… Это ведь была его последняя песня, действительно последняя! И, может быть, поэтому, её завершающие строфы, повторяющиеся несколько раз, звучали для него сегодня как-то особенно пронзительно…

Und dann haaaaaaaaaaaat er sie gekuuuuusst
wo das Meeeeeeeeeeeer zu Ende iiiiist
ihre Liiiiiiiiiiiippen schwach und blass
und seine Aaaaaaaaaaaaugen werden nass…

Андрей закончил танец, встал на колени и еще раз глубоко поклонился всем. Потом он быстро распрямился, глубоко вздохнул и, не глядя больше ни на кого, почти побежал в сторону «административной половины» клуба «Самоволка».
Он резко толкнул двойные двери своим плечом, точно собирался их вышибить, они послушно распахнулись и пропустили его. Потом они сами захлопнулись за ним, словно раз и навсегда отделив его от «того» мира, от мира клуба и сцены…
Оказавшись в своей полутёмной гримерке, Андрей буквально рухнул на стул у трюмо, перед зеркалом, уткнулся лицом в свой чёрный берет и заплакал как ребёнок, сдавленно и безутешно.
А за спиной у него ещё долго слышались аплодисменты, крики, топот и свист – безудержная волна восторга и восхищения - самая желанная награда для любого артиста. Только теперь – никому ненужная…

Aus!..
Ну вот и всё… Андрей толкнул массивную железную дверь служебного входа в клуб и, пригнувшись, вышел на улицу. Здесь, во дворе приземистого желтого дома старой постройки, никого не было. Впрочем, и быть не могло…
Ночь кончалась, уступая место новому дню, как всегда равнодушному к тому, что с нами происходит. Снаружи уже почти рассвело. Мелкий дождь вперемежку со снегом сыпался из дырявого, иссиня-серого неба. Мокрые хлопья падали на чёрный асфальт с какой-то особой, молчаливой торжественностью и таяли…
В одной руке Андрей держал большую спортивную сумку с вещами Славки, в другой – зажжённую сигарету. На нём самом был всё тот же армейский камуфляж, а на голове – лихо заломленный на правую сторону чёрный берет.
Ему было не стыдно идти вот так, не переодевшись после выступления, в сторону Казанского вокзала, где он хотел поймать такси и поехать домой. Сейчас он действительно, по-настоящему гордился тем, что на нём одет этот армейский камуфляж-«горизонталка», ещё один немой свидетель того, что было… Гордился так, как гордится этим солдат, возвращающийся с войны живым и для которого эта зелено-коричневая ткань с разводами не просто форма, а уже нечто большее…
Может, судьба?..
Андрей медленно шёл по тихой московской улице, чётко печатая шаг десантными берцами по мостовой, шёл твёрдо, совсем один, никуда не торопясь и не оглядываясь назад, оставляя за собой своё прошлое.
И ему не было жаль…