Оттаявший лёд

- Вот! Вот чего не хватало нам! Именно грозы. О, какое несчастье, наверное, должно последовать после таких раскатов в Новогоднюю ночь! Ребята, что были в парке, завизжали и забежали в дом. Филипп выглянул в окно. Небо было окрашено в розовый цвет. Юноши стоявшие в парке, начали таять.

- Ну что, нравится? – громко закричал Филипп, обращаясь к экрану.

- А помнишь, как ты остался в моем доме на ночь? Ты сказал всем тогда, что поссорился с ребятами, и мы все поверили тебе. Как же наивен был я тогда. Мама моя согласилась, потому, как сама когда-то училась и жила в общежитии. Мыла как она говорила полы за всех, но не будем о «моих». Поговорим о «твоих». Только не предках, а твоих махинациях, которые ты совершал постоянно. Ты ухитрился занять у моей мамы денег, и сказал, что мне самому неловко её просить взаймы, и ты просишь за меня. Каково же было мое удивление, когда я узнал об этом. На такие хитрости может быть способен только нехороший человек. Но ты для меня тогда не был таким. Я просто дня не мог прожить без тебя. Я мчался в институт, а потом в оперную студию. Настолько сильно хотелось тебя видеть.

Кажется, мы остановились на том, что ты остался ночевать у меня дома. А именно в моей комнате. Вот тогда то я и попытался взять всю инициативу на себя. Я прижал тебя к себе, мой дорогой. Тело твое не было хрупким, наоборот отдавало чем-то сильным. Я расстелил постель и предложил лечь вместе. Мы легли, я пожелал тебе спокойной ночи. Ты промолчал и когда я погасил свет, тихонько дотронулся до меня. Я не знал что делать. Я спросил: «Что ты делаешь?» Ты же ответил, что давно неравнодушен ко мне. И тут меня как прорвало. Я не мог успокоиться. Как безудержно я целовал тебя. Ты же постанывал и тихо шептал мне всякие мерзости. Ты наверное, думал, что это нормально, но мне было приятно то, что ты делал.

Я предложил тебе сделать друг другу приятно. Я ведь спросил, было ли у тебя когда-нибудь подобное, но ты ответил, что никогда. Как я был счастлив от подобного откровения. Но было некоторой неожиданностью, когда ты оседлал меня и стал выделывать такие движения, которые нетренированному человеку просто не под силу. Это немного озадачило меня, но я сразу об этом позабыл. Я отдался наслаждению. Радовался твоему дыханию, полному страсти и томления от того удивительного состояния, которое испытывают многие во время занятия этим.

Нет, мой дорогой, я не виню тебя ни в чем. Просто на то время я был сам не свой. Потому и позволял все что угодно делать с собой.

- А помнишь, как мы провели каникулы? Ты изъявил желание съездить к друзьям в другой город. Я согласился. Мне и самому хотелось, чтобы ты увидел столицу своими глазами. Ребята, к которым мы поехали не так давно, отправились туда и возвращаться обратно не собирались. Они довольно хорошо обосновались там, занялись бизнесом. Мы договорились, что я приеду к ним не один. Я помню, когда мы оказались возле их квартиры и, не услышав ни звука за дверью, не на шутку растерялись. Так мне не хотелось показывать друзей с плохой стороны, но я попытался тебя успокоить. Но в тот день все обошлось. Им просто было не до того, чтобы подойти к двери. Они были заняты. Очень заняты. С раскрасневшимися лицами они встретили нас, и были приятно удивлены, увидев тебя. Очередные жертвы! Они даже не подозревали, что кроется за этой красотой, но как это обычно бывает, мы все, соприкасаясь с красотой, теряем голову. Не хватает самоиронии, чтобы высмеять себя и признаться, что мы недостойны, притрагиваться к таким опасным вещам.

Прошли каникулы, ты был очарован городом и такими интересными людьми, уже по праву считавшие себя коренными жителями. Мы уехали оттуда, но голос моего сердца говорил, что я сделал неправильно.  Что-то ускользнуло от меня. Буквально на следующие праздники ты уехал один к тем самым ребятам. Со мной ты не посоветовался, да собственно и зачем? Ты знал их телефон, хотя я тебе его не давал. Тогда кто же тебе его дал? Я догадываюсь кто.

Ты приехал, и как ни в чем не бывало, заявился ко мне домой с бутылкой водки. Надо бы тебя было прогнать, но я не мог этого сделать. То, что в тебе тлело все годы, наконец видимо вырвалось наружу. От того твой разгул был так огромен и ужасен для меня. Ревность…. Стоит ли говорить о ней? Это уже была не ревность. Это была уже беспомощность. Я погибал при виде твоего довольного и сытого вида. Чем ты занимался там? Я не хотел тебя об этом спрашивать, но ты сам стал рассказывать о своих похождениях. Ты говорил про сауны и лабиринты, где было востребовано твое красивое тело. Я пил с тобой, закусывал жесткой ветчиной и хотел тебя придушить в тот момент. Ты кажется, почувствовал это и, быстро распрощавшись, ушел. «Куда?» «К себе», сказал ты. И буквально через час, я, не выдержав, выскочил из дома и направился в твою общагу. Естественно тебя там не оказалось. Я готов был завыть от бессилия, что так сильно люблю тебя и не могу удержать возле себя. День был ужасно солнечный и жаркий. По улице пронесся грузовик, запылив мою белую рубашку. Я зашел в рюмочную и заказал себе что-то из спиртного. Меня страшно развезло. Выйдя на улицу, попытался поймать машину, но меня раскачивало из стороны в сторону. Никому не хотелось везти меня такого грязного и пьяного в своей машине. Но кто-то все же остановился. Это был милицейский патруль. Он то и довез меня до дома. Сначала сидевшие в нем милиционеры заржали, когда я попросил их об этом но, услышав адрес, поняли, что человек в машине не простой. Их я, конечно же, потом хорошо отблагодарил, но сейчас не об этом.

Со мной происходило что-то ужасное. Водка, которую я  стал пить ежедневно, перестала на меня действовать. Настолько силен был стресс. И так впервые мне пришлось, обратился к психиатру. Ему я все подробно рассказал. Он выслушал, ничему особо не удивился и выписал кучу лекарств. Я подсел на сильнодействующие транквилизаторы. С тобой я не виделся уже вовсе. Превратившись в сомнамбулу, который и петь в то время толком не мог, я перестал тебя интересовать.