Поминки

Кофе, сигарета, клавиатура - у меня все хорошо. Я рассеяно улыбаюсь, перед тем как вывернуться наизнанку... Взяв тебя за душу, не отпущу пока не выкручу ее досуха. Все с ног на голову, твои иллюзии и принципы - туда же. У меня час назад волосы встали дыбом, так не честно, хочу тебя в компанию. Чувства переполняют меня, готовы хлынуть через край, только бы не пролить зря! Так припади же губами, это последняя степень откровенности, выпей горькую кровь моих слов как причастие, стань причастным мне и моим историям. Кстати, это ты спрашивал - почему я пишу?
Не пойми не правильно, не то чтобы я переживала о покойном, или меня вгоняли в депрессию похороны - последние годы смерть крутилась рядом, я отмахивалась от нее, решая смертельно-организационные проблемы - кто то должен это делать пока прочие заняты горем. Тут вышла принципиально другая история - я собиралась на поминки, которые мало того не я собираю - покойник вообще не мой! То есть не друг, не родственник - обычный малознакомый парень, который хоть и пил иногда чай у меня на кухне, но в душу не запал - так и не войдя в мою жизнь, теперь вот совсем закончился - своими поминками. А то что они получились незабываемыми - я живу с этим, ты теперь тоже будешь жить. От переживаний ведь не умирают, да?

Подпольные поминки отличаются от официальных отсутствием случайного дяди Васи, который напившись норовит спеть во-поле-береза-стояла, или поздравить близких с чем-либо наступающим. Никакой патетики и соседей на них не прикармливают... Зная это я легко согласилась почтить память усопшего Дмитрия, к тому же - друг друзей причина уважительная, хоть и звучит так себе.

В общей сложности на десять поминающих пришлось несколько бутылок водки, пара кастрюль салатов, приготовленных замысловато, по рецепту поминаемого - тот любил готовить. Тема СПИДа не звучала, витая в воздухе, это она перелистывала чужими руками листки записных книжек, решая - кому звонить, а кому нет по причине неожиданного диагноза усопшего. Полгода назад блядовитость покойного вызывала любопытство, давая повод для шуток и сплетень, сейчас же - коллективный математический психоз, до мурашек по коже - какой год, месяц, номера телефонов? Помнишь, год назад, пьянка в клубе, потом еще таксист чуть шею не свернул... Епт, как же того счастливца звали то? Михаил? Или... Нет, Михаил был не в сентябре... Как вы относитесь к геям?

Всеобщее гейство вокруг беспокоило меня мало, так же как вопрос подлости нашего покойника - секс штука с обоюдоострой ответственностью. Доверие это прекрасно, распиздяйство тоже, но если ты оказался способен на такую роскошь, то уж держись до логического конца. Не спохватываясь на утро в ужасе, расклеивая ярлыки по голым задницам тех подлецов, которые - суки - спокойно спят рядом. Когда все совершеннолетние и никто никого не насиловал - ответственность делится ровно. И муки совести, или их отсутствие, запоздалый страх - нипричем, потому что невозможно разделить, даже из самых лучших побуждений - хрена. Никогда, кстати не любила математику...

На чем я остановилась? На нашем поваре. Кто то же резал эти салаты, мыл фрукты, постоянно напоминая - "тот салат Дима любил больше чем оливье", - "я купил его любимые груши, пусть тут будет то, что он любил". Споткнувшись на очередном "он любил" я остановилась, задержав в руке стопку, прислушалась к монологу . Чуть позже мне захотелось... еще водки, а?

..."Если бы Димка дожил до августа, то мы отметили бы пять лет. Сейчас даже представить сложно - целых пять, а кажется - месяц, так быстро пролетело время. Он стал родным-родным, даже не помню себя без него, будто это не я жил, а мне рассказали чью то жизнь - без него.

Так и не познакомился с его родителями, только с сестрой - он очень переживал, что родители увидев меня поймут про нас все. Что мои глаза выдадут. Я и не настаивал, берег его спокойную жизнь. И на работу к нему поэтому не приходил - Дима работал в большой компании, знаете, одно скользкое слово и прощай карьера. Но Димка рассказывал, кто там у них кто. С кем хорошо работать, кто сволочь, я их знал, как будто был знаком. До мелочей - кто на столе бардак оставляет, кто бабник - всех помню... но не знаю. Фотографии показывал. У него было много фотографий. И не только с работы, я знаю его жизнь всю-всю. Я видел - получились чудесные фотки - какой цветочный сад он на даче придумал! И то, что Дима там из дерева резал - тоже видел - настоящие скульптуры из дерева. Сколько же сил в них вложено!.. Это мои любимые фотографии... Конечно нам нельзя было к нему на дачу ездить - соседи, слухи, родители опять же. Вдруг они приехали бы - а тут мы спим с утра в одной постели. Дима очень любил свою семью. Не хотел их огорчать. Врал про девушку на работе, что она замужем, что у них любовь. Но я не расстраивался сильно - с работы он ко мне возвращался. А еще Дима показывал мне фотки племяника - как же на него похож, одно лицо. У меня... осталось... много фотографий".

Опрокидывая очередные сто, я уже понимала - это рассказ. Я должна написать про жизнь состоящую из любви, вечной лжи и фотографий. Логика ушла в негодовании от количества выпитого мной, пообещав вернуться и расставить все на свои места. Наивная. Это можно расставить? Можно примерить на себя - жить в страхе что откроется любовь и врать, чтобы эту жизнь сохранить?

"Димка знал, что он инфицирован, думаю... несколько лет знал. Мне сказал конечно, правда только месяц назад, через стекло - когда его в инфекционную больницу положили. Он всем по телефону говорил, что ветрянку подцепил, а для взрослого ветрянка тяжело, поэтому и выпишется не скоро. Дима не хотел сплетен, жалости тоже, поэтому никому правду не сказал. Конечно было бы лучше, если бы он своим случайным парням сам позвонил, предупредил, чтоб они проверились. Но я не уверен, что Дима сохранил все телефоны. Если кто-нибудь из них зайдет - я предупрежу. Я то теперь все знаю. Про себя - тоже. Но я простил его".

Я перестала понимать происходящее. И дело было уже не в водке. Кажется рассказа в этот раз написать не получится. Дано - повар наш - молодой красивый парень, зовут Леха, классно готовит, учится в универе, простил своего любовника, за то, что тот молчал в тряпочку, что он ВИЧ плюс, не лечился и умер. Простил за суеверное, трусливое молчание, за ненадетую резину - простил. Теперь и у повара ВИЧ. Он, простивший, вспоминает жизнь из фотографий и режет салат на поминки. Плачет и целует любимые глаза на фото. Допилась, писательница. Тебе никто не поверит, потому что так не бывает. Хрен тебе, а не рассказ.

"Я не смог проститься с ним. Потому что из больницы его забрала мама. Я знал, как сильно Димка переживает - "лишь бы мама не узнала, что его сын любит мужчину". Да и не смог бы я смотреть спокойно, без слез на Димку. Я и не смотрел. Ну или почти не смотрел. Не заходил к нему домой, но днями сидел под окнами. Когда его мама выходила с ним гулять на балкон... он мог видеть меня, а я его. Будто случайно взглядами встречались. Хорошо, что их окна к подъезду выходили. И еще хорошо, что скамейка под окнами. А то было бы странно - чужой парень под балконом стоит и плачет. А на скамейке им не видно было. Голову опустил и..."

"И на похороны не пришел. Не мог я его напоследок так подвести. Там же вся Димкина родня собралась. Я выдал бы нас с головой... А вас собрал - надо же чтоб друзья Диму вспомнили... Он был... Он."
Поминки закончились. Люди обували кроссовки, обнимались, - "до новых встреч, надеюсь более счастливых"... А я никак не могла с них уйти - невыносимо и безысходно поминки длились в моей голове. Разрастались вопросами, ответы на которые или не имеют значения, или их не существуют вовсе.

Какое я имею право судить покойного? Если Леха простил, то какое право на голос имею я? И какое право судить имеют те люди, которые загнали этих двоих в невидимое гетто? Без права голоса, без права быть собой. Без права любить, без права проститься...
Что я могу изменить, как сделать так, чтобы услышали тех, кто молчит, потому что у них еще не было поминок...

Кофе, сигарета, клавиатура - у меня все хорошо.

Кстати, это ты спрашивал - почему я пишу?