Однажды дружили

Эти два человечка появились на первом курсе одновременно... Они так и жили — одновременно. Всегда вместе, рядом, как родные братья... Один — большой, под два метра, тубист. С короткой, ежиком, русой стрижкой, все черты лица были крупными, как и весь парень. Эдакий крепенький деревенский парняга. А тубистом он был по профессии, что планировал получить в стенах нашего музыкального училища. Второй — его друг — юркий подросток с живым лицом, тощей мускулистой фигуркой и вечно улыбающейся рожицей... Парнишка был гобоистом... Ой, ну все — не хочу больше о музыке...
При первом взгляде на эту парочку в голове всплывали всякие американские известные комические пары... Странно, но Большой флегматиком не был — он также жизнерадостно смеялся и бесился вместе со своим другом...
Они дружили. Так дружили, что меня стала раздирать зависть... Грустная зависть и тоскливая...
В то время в училище я вел театральную студию... Сам же я был ненамного старше своих актеров — шел только второй год, как я сам сдал госэкзамены.
Когда я увидел двух друзей на своей репетиции, то так и заболел ими. Обоими. Сразу! Парни откликнулись на приглашение в студию, вывешенное мной на доске объявлений училища... Эту бумажку вывешивал почти каждую неделю и ее также методично срывали дуркующие подростки...
Как же дружили новые два актера — оба умницы, подвижные, легко перевоплощающиеся... У обоих хорошие актерские способности. Я их мигом выдвинул на ключевые роли. Не ошибся — ребята своей энергетикой заводили всю труппу...
Мои девчата прямо умирали по новичкам и не сводили с них восхищенных глаз, да и я... собственно, тоже...
Как-то остался в полутемном зале после репетиции... Сначала сидел в уголке сцены и чинил самодельную декорацию... Все актеры уже умотали домой, с шумом хлопая дверьми актового зала... Тишина и большое пустое помещение умиротворяли... Где-то далеко из-за стен пробивались раскаты фортепиано — это какой-то выпускник неистово гонял упражнения до поздней ночи...
Из-под пола пробивалось подвывание трубы — там, в подвальном репетитории, отделение духовиков... Привычные звуки. Первое время они раздражали, а потом привык к ним, как шуму проезжей части.
Закончив с декорацией, встал, потянулся сладко, хрустя суставами, и решил пройтись меж рядов кресел — собрать фантики и всякую мелочь, что детвора часто забывала в спешке на сиденьях...
Но сначала побрел в глубь сцены к электрическому щитку, чтобы выключить технический свет. Вдруг дальняя дверь в актовый зал тихонько скрипнула, пропустив в полутемное помещение две фигурки... Я уже хотел рявкнуть, выгоняя нахальных визитеров, но почему-то не стал, а тихо замер за кулисами и решил понаблюдать за гостями... Просто так — от нечего делать.
Это были знакомые пацаны, два актера — тубист и гобоист... Серега, так звали большого и мелкий Андрюшка... Извините, именно в этом месте рассказа я сообразил, что ребят не представил. Хм!
Парни окинули взглядом полумрак зала и никого, слава Богу, не заметили... Большой уселся в ближайшее кресло заднего ряда и что-то тихо доказывал тощему Андрюхе. Тот насмешливо отвечал, нависнув над своим дружком, и… вдруг бухнулся ему на колени и тепло обнял...
Я чуть не хмыкнул на весь зал, но сдержался и только шкодливо разулыбался... Интересное дело!.. Не правда ли? Теперь даже мысли не было шугануть подростков. Глубже ушел за кулису и сквозь щель между полотном и стеной вперился взглядом в фигурки...
Парни тихо разговаривали, мелкий держал в ладонях лицо тубиста и что-то ему внушал, кивая при каждом слове чернявой головой... Потом встал с коленей друга и несколько раз ласково ткнул кулаком в плечо...
Большой отмахнулся и мотал головой, с чем-то не соглашаясь... Дорого бы отдал, чтобы понять о чем они спорили... Хотя... Зачем? Тихая такая нежность к этим парнишкам разлилась у меня в груди.
Тут мысли как всегда поехали по проторенной дорожке, выуживая из глубин забытую жалость к себе. А меня вот никто так ласково не обнимает и не убеждает, держа в ладонях лицо.
Но тут же пришлось себя одернуть. Вот бли-и-и-ин! Тормози, чувак! Куда это тебя понесло?! Ну, понесло… У меня вот нет такого ласкового и понимающего дру...
Я на секунду отвел глаза от ребят, борясь с комком в горле, крепко зажмурился, не давая возможности вырваться наружу закипающим злым слезам.
Оперся лбом о холодную стену. Че ты распустился, придурок?!
Выглянул опять сквозь кулисную щель в зал — ребят уже не было. Ну и дурак! Радоваться должен, что у пацанов такая дружба — близкая и теплая. Ну, у тебя нет — тоже мне чудо какое — у миллиона людей нет близких друзей! И что? Они не плачут, вцепившись в пыльный занавес, и не подглядывают за парочками...
Со злостью потер все-таки намокшие глаза и взбешенный зашагал по сцене от стены к стене, мысленно усмиряя себя... Все! Все! Тихо, парень! Ну все! Давай, двигай домой!
Прошелся напоследок по зрительному залу, поднял несколько скомканных бумажек, лист из сценария, чьи-то забытые ноты... Мусор швырнул в урну у выхода, ноты положил на видное место — на подоконник огромных окон зала. Завтра же прискачут в истеричных поисках...
В тихих коридорах училища уже никого не было. Вдалеке елозила шваброй древняя уборщица. Сдал ключи вахтерше, накинул куртку в гардеробе. И, навалившись грудью на тяжеленные двери, вышел на осенний холод...
Тормознул на высоком крыльце, чиркнул зажигалкой, прикуривая сигарету. Из-за сильного ветра пришлось покрутиться, чтобы подлый поток не тушил огонь.
Ну и, конечно, тут же заметил моих актеров, стоящих за углом здания...
— Эй! Серега! Андрей! Вы чего домой не идете?
— Саныч, а ты разве еще не ушел? — отозвался, улыбаясь, Андрей. Ребята пошли ко мне, ежась от пронизывающего ветра...
Саныч, ага… Поясню, что я не был преподом и разрешал своим актерам обращаться ко мне по отчеству...
— Мы к тебе заходили в актовый, но там... никого...
И вот тут меня прямо разодрало надвое — сказать или нет, что я был в зале и видел предостаточно... Какой-то черт меня за язык все же дернул:
— Да нет! Вы меня просто не заметили, а я решил не мешать… вашему общению! Брысь домой!
Даже в сумраке позднего осеннего вечера я заметил, как вытянулись лица обоих друзей. Я тут же пожалел о том, что ляпнул. Вот так всегда — сначала скажу, а потом соображаю...
— Чешите домой! Пока!
Махнул рукой на прощание парням и трусливо ретировался, спиной чувствуя их остановившиеся взгляды.
Но все равно какой-то гад в моем мозгу довольно ехидно прошептал: «А надо быть внимательнее, мелюзга голубая!». Но сам тут же поморщился и разозлился на такие мысли. Дальше зашагал быстрее, впечатывая подошву ботинок в середины луж.
Несколько следующих дней подростки старательно избегали меня в коридорах училища и не появились на очередную репетицию. А вот это уже был непорядок. Я долго собирался с духом и в конце концов решился. Вытащил обоих пацанов с занятий и твердо попросил объяснить, в чем дело...
Ребята понурившись стояли передо мной и тяжело молчали... Коридор был пустым — везде шли занятия...
— Ну, чего замолчали? Почему я не видел вас на репетиции? Серега? Андрей?! Ну?! Молчите? Хорошо! — я почесал кончик носа, раздумывая секунду, — Давайте расставим все точки над «i». Мне совершенно без разницы ваши отношения и ваша ориентация...
На этих словах ребята ощутимо вздрогнули. Я же продолжил:
— Но пропускать репетиции не надо. Вы подводите весь коллектив... Я хочу вас видеть на следующей... И чо вы так испугались? Никому я ничего не скажу! Ох! Ну и дурики вы оба! Все! Жду в пятницу! Хорошо?
Ребята понуро кивали, упершись взглядами в пол...
— Саныч, — вдруг подал голос Серега-тубист. — Мы не гомики! Честно!
— Ну и хорошо! В любом случае — это ваше дело и никого это не касается! Все! Вы обещали и потому не подводите меня, пожалуйста, — эдак я логично завершил тяжкий разговор. — До концерта осталось совсем мало времени...
И побрел в учительскую. «Не гомики они... Ха... Ну-ну! Я тоже так думал много лет... Балбесы!» Почему-то мне стало легче на душе, и остаток дня прошел с улыбкой...
На репетицию парни явились и все прошло привычно, только все равно парни избегали встречаться со мной взглядом. И держались подчеркнуто вдалеке друг от друга... Даже девчата заметили:
— Дрюшка, — всплеснула одна фифочка руками, — вы чо с Серегой поссорились?!
— Да нет, — деланно хохотнул Андрей и перевел разговор в другую тему.
Серега же мазнул по мне грустным взглядом и тихо вздохнул. Ну вот же, млин! Почувствовал себя виноватым, но не знал, что делать... Показалось, что могу стать причиной разлада их дружбы...
И опять все умотали домой. Я собрался грустно, вырубил освещение, отдал ключи вахтерше и, поборов страшно тугую пружину двери, вышел на вечерний морозец...
У крыльца стоял в одиночестве Андрюшка.
— Привет! — парень явно поджидал меня.
— А ты чего один? Куда Серегу подевал?
— Он... ему надо было пораньше... Можно с тобой поболтать?
Мне осталось лишь хмыкнуть, раскуривая сигарету:
— Можно подумать, я когда-то запрещал с собой поболтать! Пошли — проводи меня до остановки трамвая...
И поскакал вниз по ступенькам, изо всех сил заставляя себя молчать. Пусть первый начнет. Андрюшка несколько секунд топал рядом и, наконец, выдавил:
— А может, и правда мы гомики, Саныч! — И опять замолк.
Я же вдруг выдал:
— Вот удивил... Таких как мы очень даже много.
— Мы? — Андрюха даже остановился, задрав удивленно брови.
Я обернулся и минуту разглядывал его ошарашенную морду. И вдруг парень разулыбался:
— Ты гонишь, Саныч!
Но было видно — парень поверил сразу. Да вообще, обо мне — руководителе театральной студии — подобный слушок в студенческой среде муссировался постоянно.
— А что? Не похоже?
— Не-а! Ну, девчонки трещали что-то, но они все время какой-то бред несут... Лучше не прислушиваться, а то крыша протечет.
Я кинул окурок в лужу под ногами.
— Ладно... Чего торчать на ветру. Идем, давай...
Андрей нагнал меня через секунду.
— Не! Саныч? Это правда?
— Правда-правда, дружище! Что ты заладил?
— Саныч, а можно я Сереге расскажу? А то он знаешь как перепугался, что ты всем расскажешь и нас...
— Сереге можно! А больше никому. Вы никому и я никому!
Дрюшка рассмеялся:
— Типа, договор такой?
— Типа, да!
— Заметано, Саныч! Ты.. такой... блин... Спасибо!
— Блин, пожалуйста! — ехидно фыркнул в ответ.
Мы в веселом молчании дошли до остановки, дружески попрощались и Андрей понесся в сторону Серегиного дома. Тощий пацан несколько раз козленком подпрыгнул в лучах ночных фонарей.
Я же наблюдал за ним сквозь мутное стекло увозившего меня трамвая и с улыбкой размышлял ни о чем. Даст Бог, у ребят все будет хорошо... Пусть не будет так, как было у меня, когда я подростком сох по однокурснику и не смел даже намекнуть ему на свои чувства...
У моего приятеля девчонок было — пруд-пруди. Висели на нем гроздьями, а я был все время рядом, но в тени. Молча наблюдал за ним, да ревел ночами в подушку. Как-то с дурости взял и написал другу записку, в которой признавался в своих чувствах, и подсунул ему в дипломат...
Ох! Не к добру это вспомнил. Трамвай несся в сторону дома, громыхая на поворотах, а меня вдруг заколбасило от застарелого чувства неловкости и стыда, что пришлось пережить много лет назад, когда мой приятель нашел подкинутую мной записку...
Он пришел утром на занятия и тяжелым взглядом прямо прожигал мою спину весь урок... Парнишка сидел на последней парте, а я из-за слабого зрения — в первых рядах...
После звонка на перемену он резко подошел ко мне и, не глядя в лицо, сжал плечо и процедил на ухо:
— Идем-ка! Поговорить надо! Быстро встал и пошли!
Поплелся за приятелем покорной овечкой и страх ледяными волнами катался по спине. Казалось, даже корни волос похолодели... Парень привел меня в сортир и, прижав в углу у раковин, прошептал:
— Значит, ты у нас педик? А? Ты не молчи! И глазки свои пидорские не прячь! Так?
Я с трудом поднял взгляд и посмотрел прямо в злые и одновременно насмешливые глаза приятеля:
— Я не знаю. Только знаю... что... люблю тебя...
— Тебя лечить надо, извращенец!
И тут у меня не выдержали нервы:
— Тебя самого лечить надо, сука!
Изо всех сил толкнул дружка руками в грудь, отшвырнув его к противоположной стене, и вылетел из сортира, размазывая по лицу злые слезы... Тогда я убежал с занятий и целый день ездил на трамваях, не понимая куда еду и что мне делать дальше.
Наутро пришел на занятия, ни на кого нет глядя. Мне казалось, что все в училище провожают меня взглядами и все только и думают: «Пид*р, пид*р! Смотрите — вон пид*р идет!»
…Сейчас же я сжал лицо руками, вспомнив ту историю. За окном трамвая проплывал засыпающий город...
Приятель никому не сказал ничего обо мне, но встречая меня на занятиях или в коридоре, все время кривил брезгливо губы...
Я перевелся в другое училище, в другой город и постепенно забыл эту историю... В новом училище каким-то образом даже не стал сильно скрывать, что гомик и прикалывался и ржал с новыми друзьями над своей ориентацией...
Это был другой мир, большой город, где гомиков не чморили и вроде бы их даже было больше... А может, геи не так прятались, как в моем родном городке.
Носил длинные осветленные волосы, у меня уже появились первые любовники и начались первые сексуальные эксперименты... Ну ладно. Повспоминал и хватит... Стало даже легче на душе, когда добрел в воспоминаниях до последних лет, проведенных в новом училище. Оно стало домом, где у меня было много друзей разных ориентаций и меня уважали... А некоторые и любили, чего уж скрывать...
Сейчас... Сейчас я опять в своем городке, стараюсь заработать хоть копейку в пяти местах. Друзья все остались там, в большом городе. Да и теперь вокруг много классных и хороших человечков. Днем преподаю в школе, вечером еду в училище к своим артистам. Все стабильно и размеренно. Только вот как не было у меня Друга, так и нет...
А Андрюшке и Сереге повезло — они вместе. Они так славно дружат. Эх! Ну и ладно... И мой мальчик где-то ждет меня — просто надо набраться терпения. Всему свое время... Эх...

* * *

Шла очередная репетиция. Серега с Андрюхой веселы как никогда. Ржали все время и мне даже несколько раз пришлось на них полусерьезно рыкнуть, но сердце радовалось за них. Андрюшка часто ловил мой взгляд и улыбался до ушей. У нас была общая тайна. Ха! Да и Серега несколько раз смотрел на меня весело и понимающе...
Оболтусы!
Репетиция закончилась — все разбежались, а мои пацаны остались. Помогли прибраться на сцене, пробежались по залу, собирая мусор.
Мне было чертовски уютно в их компании. Они свои. Вот они подскочили к сцене, и Серега одним легким движением закинул Андрея на сцену и тяжело запрыгнул сам.
— Идем домой? — спросил Андрюха.
— Ага! Свет за сценой потушите, помощнички. Со щитком осторожнее — барахлит он.
Мужики ринулись за кулисы, и свет в помещении потух под скрипящие щелчки тумблеров.
Ребята проводили меня до трамвая, болтая ни о чем, а я помалкивал, купаясь в их открытости и дружелюбии. Как мало человеку надо — просто чтобы рядом были люди, с которыми нет необходимости нацеплять всяческие социальные маски и... всё.
У остановки Андрей, дурашливо раскланявшись, извинился и понесся в темные кусты по нужде. Я наблюдал за его фигуркой, растворяющейся в темноте кустов. От созерцания меня оторвал ощутимый толчок в бок — это Серега.
— Правда, Андрюшка классный?
— Дык! — только и хмыкнул я. — Ты береги его!
— А у тебя кто-нибудь есть?
— Конечно есть! Чего это ты обеспокоился?
— Просто так... — баском ответил Сергей и неопределенно пожал плечами. Руки глубоко засунуты в карманы.
— А какой он?
— Как-нибудь познакомлю. Сам увидишь… — Тут я не сдержал глубокого вздоха.
Серега этот вздох заметил, посмотрел пристально и недоверчиво. Хорошо, что в этот миг за спиной загромыхал подъезжающий трамвай, и я, пожав холодную лапу тубиста, скакнул в вагон. Даже как-то поспешно скакнул.
Трамвай тронулся. Из придорожных кустов вылетел Андрюха и замахал мне прощально вслед...
Берегите друг друга, парни! Охренительно сложно будет вам в этой жизни. Да, собственно, как и любому человеку — взрослая жизнь не рай, павлины не летают.