Менеджер Миша

Губы такие розовые, как только в рекламе бывает. В рекламе колбасы или сосисок… Все привлекательно, соблазнительно, аппетитно, но из чего сделано, чем наполнено, совершенно непонятно. Да при чем тут колбаса вообще?
Если подумать, у него и глаза какие-то странные – очень беспокойные, взгляд мечется, словно врезается в предметы, сейчас на столе все переколотит, стекла в шкафах разобьет. Кожа прозрачная, волосы русые. А глаза… нет, не поймешь, какого цвета – быстро отводит. Зато щетина темная – под носом и на щеках, неряшливо выглядит, почему не побрился, интересно.

Странные ощущения. Николай спокоен, даже холоден, даже замерз изнутри, а парень перед его столом взволнован, испуган, трепыхается в кресле, какие-то бумаги мнет в руках и снова подталкивает Николаю.

– Вот резюме… я практику проходил… и теперь…

Со стороны может показаться, будто Николай нанимает его на работу, а не увольняет. Но Николай даже не знает, кто нанимал его и когда. Вообще с ним не сталкивался раньше. Наверное, Наталья Александровна совершила этот акт благотворительности, но ее саму уже давно уволили. Штат сократился вдвое, дошла очередь и до менеджеров младшего звена. Не такой сейчас объем производства, чтобы кормить ораву бездельников.

– В общем, вы уволены, Миша. Надеюсь, вы продолжите карьеру на новом месте, и там уже предъявите все свои резюме и прочее.

После этой заключительной фразы менеджер Миша должен подняться и уйти, а он все сидит, будто пришпиленный булавкой, и смотрит в свои бумаги.

– Это все, – говорит Николай. – Желаю вам…

– Но я так мало… я не проявил, не успел…

– Да-да, к сожалению. Это вынужденная мера, как я уже сказал, завод сократил объем производства, идет пересмотр партнерских отношений, сложная политическая ситуация…

Гадость, а не ситуация. Вали уже, Миша… как тебя… Бойко, вали.

– Но я… могу. Я все могу, – продолжает упорствовать Миша.

– Не сомневаюсь.

Миша, наконец, поднимает глаза и застывает, глядя на Николая. А глаза у него голубые-голубые. Он молод и свеж, как персик. А Николай бледен, хмур и черств, как сухарь. Нет теплого мякиша в его сердце, только неудобные крошки.

– Николай Валерьевич, вы не поняли. Я все могу, – повторяет Миша.

В приемной секретарша Леночка гремит чашками, ее бы тоже уволить. Тише было бы в голове.

– Что ты можешь, Миша? – спрашивает Николай сквозь гул мыслей.

– Отсосать могу.

– Что?

– Отсосать.

Послышалось, что ли? Или сам вслух подумал, глядя на его губы? Вполне могло быть, потому что глаза у Миши распахнулись еще шире.

– Очень хочешь остаться менеджером?

– Очень хочу.

– Тогда…

Николай берет одной рукой резюме, а другой расстегивает ширинку. Миша лезет под стол, хлюпает там, чавкает…

Как-то херово резюме составлено: то одно, то другое, ни желаемой должности, ни цели... Родился далеко отсюда, в поселке городского типа… учился, а, учился тут, в университете, на… на кого… на филолога… ах, Миша… на филолога, как мило… диплом с отличием. Что ж за практика была? Чем он там хвастался? Практика в общеобразовательной школе, учитель русского языка и литературы… после университета в газете «Вести предместья»… убил прямо своей практикой… какой бесценный опыт…

– Николай Валерьевич, вам чайку сделать?

Леночка сунула голову в дверь – без стука. Миша под столом замер и сгруппировался. Ничего, молодой, спина гибкая.

– Нет, спасибо, Леночка.

– А этот, что был у вас, ушел? Бойко?

– Пошел за резюме.

– А.

Дверь закрылась.

Смотрят голубые глаза из-под стола.

– Продолжать?

– Да. Я еще не дочитал.

Так, на чем… Ага, газета. Семейное положение – холост. Возраст – двадцать три. А с виду лет девятнадцать. Прописки нет. Адрес временный. Телефон мобильный.

– Давай, Миша, давай, – Николай кладет руки ему на голову и насаживает до упора.

Голова судорожно дергается, упирается. Может, голову даже тошнит.

– Глотай, Миша. Плохо у тебя с опытом. Не пойму, чем ты хвастался. Иди на место.

Тот снова садится на краешек кресла. Вытирает потускневшие губы.

– Я буду стараться, – говорит очень серьезно.

– Ну, хорошо. Пока свободен. Резюме оставь.

Миша уходит такой походочкой, словно укачало. Бывалые моряки так не ходят. Чаю выпить что ли?

 

День заканчивается еще одним неприятным разговором.

– Понимаете, Инна Вячеславовна, это вынужденная мера. Предприятие на грани банкротства, в то же время мы должны сохранить наше производство. Поэтому нам придется сократить штат «Торгового дома». Вы проработали у нас пятнадцать лет, мы ценим ваш опыт, мы очень вам благодарны. На этом наше сотрудничество заканчивается. Надеюсь, на новом месте вы продолжите…

Дальше слезы и уговоры с душераздирающими аргументами: предпенсионный возраст, огромный опыт, больной муж, неустроенные дети…

– К сожалению, приказ уже подписан, – отрезает Николай. – Спасибо за понимание.

Леночка помогает Инне Вячеславовне выйти в дверь, а не в шкаф с документами. Иногда Леночка очень полезна, не выпить ли снова чаю?

Нет, уже можно восвояси. Рабочий день пусть сменится нерабочей ночью.

 

-2-

Полинка слушает, раскрыв рот.

– И тогда я говорю, – продолжает Миша все увереннее, – я говорю: «А не отсосать ли вам?»

– Да ты что?! Так и сказал?

– Конечно! Он просто офигел! Сразу бумажки отложил.

– И согласился? Прямо в кабинете?

– Еще бы!

Она словно недопонимает.

– А он тебе нравится… вообще?

– Ты дальше слушай! Вообще да, нравится. Значит так, я расстегиваю ему брюки, беру в рот…

– А какой у него?

– Ну, такой… Здоровый, в общем-то.

Полинка тоже не очень разбирается, ей необходимо сравнение.

– Как у тебя?

– Больше, в общем-то. И все время стоит… как паровоз.

– Мама дорогая!

– И тут входит его секретарша, Леночка, а я под столом…

– Так ты был под столом?

Миша не доволен. По пути домой, рассеянно глядя на пассажиров троллейбуса, он уже сто раз мысленно рассказал Полинке эту историю, и тогда она не задавала таких неудобных вопросов.

– Ну, а что мне было делать? – спрашивает он тоже. – Потерять работу? Чем бы я за квартиру платил?

– Пожил бы у меня.

– С твоими родаками и чокнутой бабкой?

Полина – давняя подруга, еще с универа. Практику в школе вместе проходили, потом в газете. Теперь она в редакции тех же «Вестей предместья» работает, но там зарплата еще меньше, чем у менеджера Миши в «Торговом доме» электронасосного завода.

– И как ты не побоялся? – удивляется запоздало Полинка. – Ты же говорил, что не знаешь точно, гей ты или нет. И с Толиком ты же не смог.

Иногда Миша понимает, за что убивают лучших подруг – вот за такую хорошую память, фиксирующую все имена, даты, лица, чужие сомнения, обиды, недоговоренные фразы.

– С Толиком не смог. А Николай Валерьевич совсем другой!

– Это какой? Как препод по французскому? Ты же говорил, что он тебе нравится.

Ну вот, снова. Кто просил про препода? Это когда было? Важно лишь то, что случилось сегодня, сегодня!

– Я вот думаю… как у нас будет. Он будет вызывать меня в кабинет… хм…

– Ты же говорил, что с начальством не видишься.

– Так теперь буду видеться!

– Я бы никогда под стол не полезла. Унизительно это.

Да? Да, наверное…

Наверное, эту историю иначе нужно было рассказать, не с восторгом. И чем восторгаться? Его под столом чуть не вырвало прямо на директорские брюки. Откуда же потом взялась радость?

Миша прекращает бегать по комнате, садится и смотрит на Полину.

– Да… как-то это…

– Конечно! И я тебе говорю. Остается надеяться, что вы больше не пересечетесь, и ты будешь работать спокойно, как раньше. А он, может, и не гомосек, а просто решил воспользоваться. Ты на сайте знакомств его видел?

– Нет, никогда.

– Ну, вот. Просто все начальники козлы.

– Может, у него постоянный партнер есть, и он на сайте не знакомится?

– У таких козлов не бывает никаких постоянных партнеров! И вообще… ты впредь будь осторожен, все эти инфекции…

– Я знаю, знаю, конечно.

У Миши всегда полно с собой презервативов. Интересно, есть ли у них срок годности? Не пересохнет ли у них… у него… это все?

Полинка целует в щеку на прощание. Договариваются в выходные сходить вместе на выставку цветов. Весна же. Где-то бывают и выставки цветов, а не только глубинных электронасосов.

После ее ухода Миша снова просматривает анкеты на сайте. Да, опыта маловато, но с кем его приобретать, когда люди сплошь неприятные. Ему лучше – книжки или фильмы, в собственных ладонях и оргазм сильнее, и никаких инфекций.

Лучше дома сериал посмотреть, чем таскаться на бесполезные свидания с толстыми боровами. После памятной встречи с уголовником-рецидивистом, пребывающем в поиске «раба и вафлера», Миша совсем потерял надежду обсудить с кем-то «Маятник Фуко» Но, может, и не нужно ничего обсуждать? Нужно доставать и скорее использовать презервативы, пока не истек срок годности? Ведь когда Николай Валерьевич приказал, это было так сладко, и унизительно (Полина права), и стыдно, и до умопомрачения кайфово. А если бы начали обсуждать итальянскую литературу ХХ века, хрен знает, до чего дошли бы. Или еще хуже, выяснилось бы, что не знает он никакой литературы никакого века, что в голове у него пусто, хоть свеклой засеивай, что все начальники, на самом деле, козлы и уроды. Разве тогда Миша хотел бы его?

А сейчас разве хочет его? Хочет лишь материализацию своей мечты, из которой пока материализовался только член.

 

-3-

Звонит, и звонит, и звонит. А Николай смотрит на номер, не знает, чей, и не отвечает. Уже за полночь, но телефон все равно не даст уснуть.

– Слушаю, – отзывается, наконец.

– Это Слава, я с чужого…

– И что?

– Я у тебя зубную забыл… щетку!

Даже смешного в этом ничего нет. Некоторым хочется возвращаться. По поводу и без повода. Если было хорошо один раз, почему не повторить? Но Николай настроен иначе – никаких чужих зубных щеток, паст, порошков, нитей, протезов и прочей фигни в его квартире не будет. Были уже, еле выгреб, хватит.

Есть секс – хорошо, нет – не проблематично. Намного проблематичнее, когда затягивается надоевшая связь, когда давят неудачные отношения, которые начинаются с незначительной шутки, продолжаются зубными щетками и насилу заканчиваются выносом сумок и чемоданов. Фууух, никогда больше.

Только что-то легкое. Словно сквозняком дверь открыло – пришел кто-то, ушел, без имени, без истории, без планов на будущее. Но все равно находится какой-то Славик, который звонит в час ночи с чужого телефона и ноет: я приду, я забыл. Это тебя забыли, Славик, это ты зубная щетка. Не ной, дай человеку выспаться.

 

На рабочем столе осталось резюме этого… как его… менеджера Миши. Ну, вот объясните, как филолог-Миша может быть менеджером по рекламе? Как он сможет продать хоть один погружной насос в период кризиса? Для этого настойчивость нужна, упорство, навязчивость даже, а не растерянные взгляды по углам. Вот Инна Вячеславовна смогла бы, применила бы весь свой опыт…

Николай зовет к себе начальницу рекламного отдела – Веру Васильевну.

– Давайте по каждому менеджеру отдельно. Кто чем у нас занимается в итоге?

Вера Васильевна и очки неразделимы.

– То есть… будут еще увольнения? – пугается и запотевает.

– Скорее всего. Вот этот Миша, чем он занимается вообще на работе?

– Звонит, предлагает…

– Успешно?

– Не особо, но такой период. А вообще он воспитанный, вежливый. Музыку на работу приносил.

– Какую музыку?

– Гайдна концерт для скрипки с оркестром соль мажор.

– Ах, Гайдна. Чем еще занимается?

– На выставки ездит, девочкам помогает с рекламными материалами.

– Как рабочая сила то есть?

– Они очень тяжелые. Особенно, если насосы нужно выставить.

– Ладно, Вера Васильевна, давайте по остальным.

Напоследок инструктирует Веру Васильевну о значении «общих усилий». Но, в целом, Николаю все совершенно ясно. Он комкает резюме и бросает в корзину.

 

После обеда опять совещание – второе на этой неделе, вместе с генеральным директором завода, коммерческим директором и президентом промышленной корпорации, в которую входит их завод, – все серьезно, но звучат те же фразы об «общих усилиях».

Потом Николай едет в клуб – на другую сторону города. У любого города две стороны – не север и юг, не запад и восток, а сторона рутины, скуки, бюрократии, карьеры, кляуз, совещаний, официоза и сторона развлечений, музыки, скорости, фейерверков, секса. Николай не знакомится на сайтах, ему лень переписываться и узнавать детали, он предпочитает брать продукт, который ему нравится, тыкая пальцем в витрину.

Может, если бы он горел и пламенел на работе, его не хватало бы на ночную жизнь. Но работу он воспринимает очень спокойно, несмотря на все кризисы, обвалы, завалы, реструктуризации, перманентную угрозу банкротства и прочие беды. Много кризисов было на его памяти – в результате все живы и здоровы, знакомые меняют места, как карты в колоде, оглянешься – вокруг все те же, только из других рукавов выглядывают, никто не выпал. И Николай тоже не выпадет.

Берет коктейль и курит у стойки бара. Рядом падает парень с гладко зачесанными назад волосами. Николай видит его профиль – нос немного вздернут, от этого лицо кажется моложе. Но Николай хорошо разбирается в возрасте, который уже пережил. Этому не меньше двадцати семи, значит, он уже вошел в ритм хаотичных развлечений и не ищет ничего серьезного – здесь не ищут, не то место. Кажется, Николай видел его и раньше. Возможно, с другой прической.

Парень тоже смотрит на него и улыбается.

– Угостишь?

– Да, заказывай.

– Long Island Iced Tea безо льда.

Николай смеется.

– Лишаешь себя…

– Льда, – кивает тот. – Боюсь замерзнуть. У тебя в машине тепло?

– У меня и дома тепло, – говорит Николай.

– О-о-о, отлично.

Конечно, отлично – встретить неженатого самца, который может пригласить к себе. Парень допивает очень быстро.

– Не видел тебя тут раньше, – говорит Николай, вспоминая о нудном Славике, которого тоже подцепил в этом клубе.

– А я тебя видел. Я с Отариком был, с той компанией.

– А… ну, поехали.

Эту компанию Николай знает – парни просто развлекаются. Не спрашивают имен, не моются подолгу в душе – они мобильны, они всегда готовы, они хватки и прытки. Они могут брать деньги, но могут и не брать – они энтузиасты. Они пользуются резинками, они ничего не забывают. Они фанаты удовольствия, а удовольствие требует осторожности. И они не хотят возвращаться, это главное! Николай любит их всех – мобильную, подвижную, веселую биомассу, которая не интересуется ни его именем, ни возрастом, ни должностью. Грани его мира никогда не пересекаются, словно это безграничный, свободный и прекрасный мир, и в то же время – бескровный, безжалостный, бессердечный.

 

-4-

Миша чувствует, что если еще один день пройдет в неведении, он не выдержит – он тронется рассудком. Ведь ничего не происходит!

То есть происходит то же самое. Дорога в троллейбусе, сидение за компьютером, дозвоны клиентам, выезды на промышленные форумы с презентациями продукции. Миша ненавидит свою работу, ненавидит! Все вокруг него мертво и даже не помогает скоротать время ожидания. Да и чего он ждет? Что Николай Валерьевич вызовет его? Придет с проверкой? Просто появится? Возникнет из ниоткуда? Хоть как-то намекнет на то, что было между ними?

Несколько дней подряд Миша делал клизму перед работой – вдруг извращенец-директор захочет большего, но тот даже ни разу не напомнил о себе. Полинка бы радовалась – не преследует, не домогается, дает возможность спокойно работать. Но Мише никак не работается. Все его мысли только о Николае Валерьевиче, и от этих мыслей постоянная эрекция на рабочем месте.  

 

Наконец, на негнущихся ногах Миша спускается в приемную – к Леночке.

– Лена, а Николай Валерь… ревич у себя?

Как-то легко хотел сказать, но имя-отчество слишком длинное – Николай Валерьевич. Валерьевич вообще непроизносимое, язык дрожит во рту.

– На месте, но у него журналисты корпоративной газеты. А ты что хотел?

– Да я за бумагами… забыл тогда.

– Ну, потом подойди. Или я могу забрать, – предлагает Леночка.

– Нет, я… можно здесь присяду, подожду?

– Это так срочно?

Застрелиться бы. Убиться бы об эту Леночку. Только бы не встречаться с ней глазами.

– У тебя же работа своя есть, – напоминает она. – Вас там теперь мало осталось. А вы все по курилкам ошиваетесь.

– Я не курю.

И вдруг дверь кабинета распахивается, и в приемную вываливают журналисты корпоративной газетенки, которых Миша смутно помнит еще по универу. Дверь все еще открыта, но есть ли за ней Николай Валерьевич? Миша не решается заглянуть в кабинет, жмет руку Юрке, кивает Свете, они и тогда в паре работали…

– Ладно, не толпитесь тут, – прикрикивает Леночка и суется за дверь. – Николай Валерьевич, к вам тут еще Миша Бойко за бумагами.

Ответа не слышно. Юрка и Света продолжают расспрашивать его, давно ли он в «Торговом доме», сколько получает, не лучше ли им тоже устроиться менеджерами, а не журналистами.

– Миша, зайди, – оборачивается к нему Леночка. – Не толпитесь тут, елки, сказала же. Я телефона из-за вас не слышу!

Он ступает за дверь, закрывает тщательно. Потом понимает, что слишком долго закрывает, слишком плотно. Николай Валерьевич наблюдает за ним, присев на край стола. Одет он в рубашку и костюм, но без галстука, воротник рубашки расстегнут. Темные волосы падают на лоб, губы насмешливо кривятся. Миша не решается подойти, опускает глаза.

– Так зачем ты, Миша?

– Я у вас забыл…

– И ты у меня что-то забыл?

– Резюме свое…

– А распечатать еще раз не можешь?

– Я тот файл потерял…

– Ты тот файл потерял, а резюме тебе очень нужно. Куда-то устраиваешься? – спрашивает Николай Валерьевич.

– Нет, конечно, нет. Просто…

– Просто на память о своей жизни? Чтобы не забыть, где учился, где приобретал опыт?

– Да.

Николай Валерьевич кивает.

– Ну, тогда ищи.

– Что?

– Ищи его.

– Где?

– А как ты думаешь, где оно может быть?

– На столе?

– Ну, ищи на столе.

Миша стоит неподвижно.

– Ищи или возвращайся к своим делам, – говорит Николай Валерьевич.

Миша подходит, осматривает стол, ни к чему не прикасаясь.

– Может, в ящиках?

– У меня ничего не спрашивай. Еще одно слово – выйдешь за дверь.

Миша торопливо перебирает бумаги, обходит стол, выдвигает ящики, не решаясь рыться внутри. Заглядывает в шкаф, достает наугад несколько папок и возвращает на место.

– Не находишь? – спрашивает Николай Валерьевич.

Миша молчит. Потом подходит к нему ближе, застывает, глядя на его брюки. Наконец, тянется к его ремню, расстегивает, лезет рукой в трусы. Кажется, что лезет грубо, жадно, что нужно нежнее, медленнее. Внутри толстый и горячий член, который каменеет в Мишиной руке, становится непосильно тяжелым. Миша упирается лбом в плечо директора. Не знает, как продолжать – не под столом же, а посреди кабинета. Если вдруг Леночка войдет?

– Ну? – спрашивает Николай Валерьевич. – Нашел?

Вытаскивает Мишину руку и застегивается – очень спокойно, в то время как Мишу колотит от дрожи.

– Так и быть, я покажу, где твое резюме, если уборщица еще урны не чистила.

Он ногой выворачивает на пол мусорную корзину и указывает Мише носком туфли.

 – Вот оно. Там, где ему и место. Можешь забрать.

Миша, действительно, видит на скомканном листе свою фамилию.

– А остальной мусор аккуратно сложи обратно, – говорит Николай Валерьевич.

Миша собирает с полу бумажки, гнутые скрепки, исписанные стикеры и кладет в урну. Потом оборачивается к Николаю Валерьевичу.

– Спасибо.

– Всегда пожалуйста. Больше в мой кабинет не приходи.

– А куда приходить?

– В остальном – куда хочешь. Живи своей жизнью.

– Не получается.

– Беда, Миша, беда. Ничего у тебя не получается.

 

-5-

От стыда не умирают. Вообще никто еще от стыда не умер. Это просто такое выражение.

Еще когда мама купала Мишу, лет в девять, она глядела ему ниже пояса и качала головой:

– Какой худенький.

Тогда Мише не было стыдно или обидно, он просто не понимал, о чем сокрушается мама. Мише стыдно теперь, в двадцать три.

Стыдно… потому что у него худенький – вдруг кто увидит. Стыдно, потому что Николай Валерьевич смеется над ним. Потому что он так долго ждал встречи и не смог ничего сделать. Стыдно, потому что помешан на его члене – обожает, забрал бы себе. Но больше все стыдно потому, что Николаю Валерьевичу не стыдно – ни капли не стыдно за себя. Ему вообще никогда не бывает стыдно, чувство стыда ему попросту не знакомо. Он всегда спокоен, уравновешен и уверен в себе – в своей должности, в своем поведении, в своем теле. Он не дергается конвульсивно, не дрожит, не заикается – он смотрит очень спокойно. Большие светло-карие глаза застывают перед Мишей – он рассматривает его с ухмылкой. Действительно, есть чему ухмыляться.

Миша не хипстер, не получается у него быть модным. Ни к клубам, ни к кафешкам Миша не привык, ему и там стыдно. И танцевать, и есть стыдно, будто все смотрят на него и думают: сидел бы ты дома, не тратил бы тут последние гроши без всякого удовольствия.

Но от стыда не умирают. С этим стыдом Миша просыпается и снова едет на работу. На работе он продолжает думать о чужом члене… Вот бы взять его… просто взять в свои руки – оголить, достать, целовать. Если бы можно было завести его как домашнее животное…

– Миша, ты рассылку приглашений на форум сделал?

– Сделал.

– Вчера?

– Ой, не сделал еще.

– Миша!

Нудная эта Вера Васильевна! И вот подумать только – Вера Васильевна, живой человек тоже, двуногий, в очках, но ничего в ней нет. Ничего нет такого интересного, что привлекло бы Мишу. Наоборот, задери ей юбку – обнаружится даже нечто неприятное, мокрое, как у девчонок в университетской общаге. А вот у Николая Валерьевича есть то, чего ни у кого нет, чего даже у Миши нет…

– Что ты так смотришь на меня? Ты рассылку делаешь? – никак не успокоится Вера Васильевна.

Боже, какие глупые мысли! Мысли пятиклассника, а не взрослого человека! Но Миша никогда не был взрослым – ни в связях с сокурсницами, ни в своих абстрактных мечтах о мужчинах, ни тем более, в фантазиях о Николае Валерьевиче.

Наспех составляет письмо с приглашениями на городской промышленный форум. Вот тоже беда – придется ехать во Дворец спорта, торчать там перед стендом, раздавать брошюры, рекламировать эти чертовы насосы. Все это неприятно, хлопотно, но, может, хоть немного притупит чувство стыда, от которого днем и ночью Миша скрипит зубами и стонет. Даже Вера Васильевна заметила.

– У тебя что-то болит?

– Да, у меня… голова немного.

Мишу отпускают домой. Но и дома он не может найти себе места. Мерещится одно и то же. И к стыду примешивается страх – неужели Николай Валерьевич больше никогда не подпустит его к себе? Не позволит даже видеть? Ведь не видел же он начальство почти полгода, так будет и дальше. Что мечтать попусту? На память останется только этот жгучий стыд. Приобретение опыта закончится только стыдом. Можно ставить точку в резюме.

Миша расправляет скомканный лист. Как жаль. Вот Николай Валерьевич прочитал его жизнь и не нашел в ней ничего интересного. И Миша должен был доказать, что есть в нем и интересное, и необычное, и уникальное, а он ничего не доказал.

Да и что уникального? Миша раздевается в ванной и смотрит в зеркало. Хотя и живет один, он не может раздеться просто посреди комнаты, может только в ванной. Стесняется самого себя. В зеркале сутулится невысокий парнишка. Ни к чему эта щетина – не придает она мужественности. Миша поспешно бреется. Потом приходит и другая мысль – сбрить растительность и внизу, чтобы член казался массивнее, а не выглядывал из кустов, как престарелый партизан.

Но результат не вдохновляет даже на онанизм. Худенький мальчик, худенький везде. Миша поворачивается к зеркалу наиболее выгодной своей стороной – зад у него на удивление округлый, подтянутый, упругий. А Николай Валерьевич даже комплимента ему не сделал, вообще ничего хорошего не сказал, только посмеялся. Нужно было надеть самые узкие джинсы и свитер короче, до пояса. Вот в следующий раз Миша так и оденется.

Не может быть, чтобы следующего раза не было! Обязательно будет! И в этот раз Миша все продумает, не станет бросаться на директора в исступленном припадке. Будет плавным, будет тоже так спокойно улыбаться…

Вот хотя бы даже на форуме! Ведь Николай Валерьевич может приехать и проверить работу менеджеров на выставке, а Миша будет во всеоружии – готов ко всему. Он вжимается носом в холодную стену ванной и представляет, что это Николай Валерьевич притискивает его к стене. Нащупывает зудящее отверстие. Он готов принять этот подарок, он готов. Нет, еще бы немного расширить, вот так. Два пальца легко проскальзывают внутрь, на большее Миша не решается. Ему и этого довольно – он представляет, как Николай Валерьевич дышит сзади ему в шею. Член поднимается, тыкается в кафельную стену, брызгает на нее белым…


 

-6-

– Вас Генеральный! – соединяет Леночка.

Ну, кому «Генеральный», с большой буквы, а кому просто «Сережа».

– Здравствуй, Коля, – говорит Генеральный. – Ты не сильно занят? Заскочи ко мне.

– Заскочу.

Судя по голосу, Сергей Леонидович ничем серьезным не опечален. Конечно, кризис и спад производства, и президент корпорации то и дело вызывает на ковер, но, в целом, идет та же жизнь, в тех же рамках. Николай знает Сергея Леонидовича лет пятнадцать точно, никакой кризис его не смутит.

– Ну, как у вас? – спрашивает Сергей, пожимая его руку. – Трудитесь аки пчелы?

– Именно!

– Слушай, пока время есть, сегодня же промышленный форум во Дворце спорта, что там у нас? Есть площадь?

– Конечно. Мы на выставках не экономим.

– Не хочешь? Поедем взглянем – на нас и на конкурентов, – предлагает Сергей.

– Да я и сам собирался.

Он, конечно, собирался, но из машины все-таки набирает Веру Васильевну.

– Мы на выставку с Сергеем Леонидовичем едем. Есть там наши?

– Конечно, все отлично, работают.

Отлично, само собой. Но теперь она им точно позвонит и предупредит, чтобы со своей площадки не отлучались, по залу не шатались, и перед Генеральным в грязь лицом не ударили, работнички. Если бы реализация зависела от их усердия, а не от долгосрочных контрактов, уже бы и заводское оборудование давно в металлолом сдали. Менеджер – слабое звено любого процесса.

– Жарко уже, – говорит Сергей. – В отпуск автоматически начинает хотеться.

– Куда собираешься?

– В Китай хотим – приятное с полезным, обмен опытом.

– Да ладно!

– Я те говорю – программы для бизнесменов. Давай с нами!

– Я лучше в Таиланд… там бизнеса меньше.

– Там просто другой бизнес.

– Да, повеселее.

Оба смеются.

– Таню берешь? – спрашивает Николай.

– Ага, с семьями можно.

Насилу отвлекшись от мыслей об отпуске, входят в выставочный зал.

– Наши в левом секторе, – говорит Николай. – Сюда…

В зале не очень людно. После церемонии открытия посетители разбрелись по углам. Но Сергей Леонидович вдруг застывает, не дойдя до стенда родного завода.

– Ты погляди!

– Что такое?

Но Николай уже понял… Он тоже останавливается и наблюдает за тем, что происходит на их площадке. Рядом с насосом-образцом – на фоне рекламных баннеров завода – стоит парень в очень тесных и коротких джинсах, белых кедах и ярко-салатовой кофточке, не прикрывающей даже живот. Живот симпатичный, впалый, брюки на самых бедрах. Кофточка короткая, обтягивающая, зато с высоким воротом, в районе левого соска пришпилен бейдж: «Михаил Бойко, менеджер по рекламе».

Менеджер по рекламе держит одной рукой буклеты завода и пытается раздать их обступившим его старикам, а второй тихонько почесывается. Позади него маячит девочка с такими же буклетами и прайс-листами.

– Ну, живенько, – говорит Николай. – Трудятся.

– Да ты в своем уме?! – взрывается Сергей Леонидович и подлетает к стенду.

Менеджеры здороваются без паники, видно, что предупреждены о визите начальства и ко всему готовы. Николай подходит следом.

– Что это за цирк? Что за клоунада?! – орет Сергей Леонидович, не стесняясь посетителей. – Что за блядство вы здесь развели? Разве вам не ясно, что на официальные мероприятия приходить нужно в деловой одежде – в костюмах, в галстуках? И вести себя…

– Сергей Леонидович, не шуми, – Николай берет его за локоть. – Вон ветеранов производства распугал. Это наш менеджер Миша, очень способный молодой человек…

– Да ты посмотри на него! – продолжает орать Генеральный.

Николай смеется.

– Это современные мальчики, Сергей Леонидович. Они такие. Ты современных мальчиков вообще видел?

– Что? У меня сыну шестнадцать лет – ничего подобного нет и близко. На бокс ходит, тренируется, штаны нигде не спускает, жопу не показывает! Х*й все время не чешет!

Менеджер Миша становится зеленым под цвет своей кофточки.

– Жарко просто… у меня пиджак… просто жарко… и я… только поэтому… Сергей Леонидович…

– Пиджак давай сюда, – говорит Николай.

Миша не двигается. Девочка подает Николаю пиджак и пятится за стенд. Николай надевает пиджак на Мишу, притягивает к себе за лацканы, застегивает на все пуговицы. Миша нем и зелен.

– Да что ты нянчишься?! Гони его к х*рам! – ясно выражается Генеральный.

– Не кипятись, Сергей Леонидович. Парень хорошо работает, старается, набирается опыта. Ну, жарко стало, зачесалось. С кем не бывает?..

– Цирк на промышленном форуме устраивать не позволю!

– Ну, видно, Вера Васильевна, упустила… этот тонкий момент. А вот пенсионерам нравилось, буклеты прямо расхватывали. Брюки нужно длиннее, Миша, чтобы носки не выглядывали. И обувь в деловом стиле, не кеды. И рубашку не такую ярко-зеленую…

– Это цвет мха, – поправляет Миша.

– Да, рубашку не цвета мха, пожалуйста, а белого цвета, с отложным воротником и галстуком. Это понятно?

– Да, Николай Валер… ре… вич…

– Ну, вот видишь, Сергей Леонидович, мальчику все понятно… стало вдруг.

– Идиоты! Как у тебя нервов хватает?! Я завтра лично приду и проверю! – грозит Генеральный всем менеджерам вокруг.

Соседние тоже прячутся за стенды. Миша переминается с ноги на ногу, не смея глаз поднять. Сергей Леонидович направляется к выходу, и Николай идет следом, так и не сумев поймать на прощание взгляд голубых глаз.

 

-7-

А ведь Миша думал, что стыда не может быть больше.

– Нет-нет, на выставку я не хочу! – говорит Полине. – Даже на выставку цветов!

– Но там так красиво, столько зелени!

Миша стонет. Полина допрашивает.

– И что потом было? На следующий день проверяли, кто в чем?

– Нет, никто не проверял. И очкастая ничего не говорила.

– А, ну, значит, он ей не доложил, просто замял. А ты в той кофточке был, что мы в «Бижу» купили? Чего же стесняться? Тебе в ней так классно!

– Да, – стонет Миша. – Никогда ее больше не надену.

– Так он же сказал, что это современно.

А Миша вовсе не хотел быть современным, еще и в таком смысле, он просто хотел понравиться. Не объяснишь этого.

Полина усиленно соображает.

– Тебе нужно поймать его где-то, не на работе, если уж ты так хочешь его увидеть…

– А где? Я не знаю, где он живет, где бывает.

– А если адрес в отделе кадров попросить?

– Ага, так мне и дали.

– Тогда нужно проследить за ним!

Миша и сам уже думал об этом.

– Но как? Гнаться за машиной на троллейбусе? Брать такси?

– Давай попросим кого-то с авто и проследим… Вот Машиного Вадьку можно. Мы подождем тебя у офиса, ты выйдешь сразу за ним, и дело в шляпе.

– А если он заметит?

– Ну, как он заметит? Он что, агент 007?

Это хоть какой-то план! Особенно после выставки, когда все Мишины планы рухнули. Конечно, Николай Валерьевич ничем не обидел его, даже наоборот, поддержал, выручил и отстоял, но Миша столько надежд возлагал на тот форум, что заступничество Николая Валерьевича не может удовлетворить его даже на треть. Совсем не заступничества хотел он, а комплиментов, страсти, горячего секса. Вот если бы он тогда один, без Сергея Леонидовича пришел…

 

И вдруг пришел. Просто взял и вошел в рекламный отдел.

– Вера Васильевна, мне отчет нужен по предполагаемым контрактам с последнего форума…

И на Мишу смотрит. И Миша не успел глаз отвести. Ну, хоть одет по дресс-коду: в длинные синие джинсы и клетчатую рубашку, футболки в административном здании строго запрещены. Николай Валерьевич улыбается, а Миша заливается краской.

Кажется, что Николай Валерьевич одному ему улыбается. А кому же еще, когда все работой заняты – Марина и Валя что-то набирают за компами, Игорь и Андрей висят на телефонах, Вера Васильевна роется в папке, один Миша, выходит, бездельничает – просто вскочил из-за стола, стоит и смотрит на директора.

– Ладно, Вера Васильевна, пусть потом Миша занесет, – говорит он и уходит.

Очкастая продолжает копаться. Миша бросается со всех ног в мужской туалет, закрывается на задвижку, моется на скорую, вытирается туалетной бумагой, прибегает обратно.

– Нашли отчет, Вера Васильевна?

– Да, Марина уже понесла, ты работай.

Миша выскакивает, бежит за Мариной, перехватывает ее на лестнице на первый этаж.

– Марин, можно я отнесу? Мне узнать нужно про… про…

Она, не дослушав, отдает ему отчет.

Миша пытается выровнять дыхание. Входит в приемную бодрым шагом.

– Здравствуй, Лена! У меня отчет для Николая Валерьевича.

– На стол мне положи.

– Но он сказал… объяснить по контрактам. Я же там был, на той выставке…

Леночка нажимает на телефоне кнопку громкой связи с шефом.

– Николай Валерьевич, к вам Бойко с отчетом.

– Давай его, – говорит аппарат недобрым голосом.

Миша, успев измять края отчета, наконец, входит. Николай Валерьевич сидит за ноутбуком, не отвлекаясь от экрана.

– Пришел? – спрашивает Мишу, остановившегося у двери.

– Да.

– А я разрешал приходить?

– Да. Вы сказали: «Пусть потом Миша занесет».

– Так, правильно. Слова противника – оружие против него же.

– Я не считаю вас противником, – говорит Миша.

Николай Валерьевич отодвигается от ноутбука.

– Я считаю вас любимым чле… человеком, – заканчивает Миша.

– Отчет сюда неси, или ты мне его бросать будешь?

Миша подходит. Николай Валерьевич берет отчет.

– На выставке что было? – спрашивает, не глядя на Мишу.

– Предположительные контракты указаны…

– Нет, с тобой?

– А… не рассчитал. Прошу прощения.

– Я так и понял.

Николай Валерьевич, действительно, некоторое время изучает отчет, потом качает головой.

– Х*ровый отчет – все ваши заказчики давно всем известны и никакие не заказчики. Ни одной новой компании. Не способен ты к рекламе, Миша, ты это знаешь?

– Да.

– И что ты об этом думаешь?

– Ни… ничего

– А о чем ты думаешь?

Миша давно уже плывет, взглядывая на Николая Валерьевича только изредка, словно умоляет не отвлекать его бестолковыми вопросами.

– Думаю, что мы можем пойти в туалет…

– Мы можем пойти в туалет? – переспрашивает Николай Валерьевич. – То есть ты считаешь, что уже можно… и даже пора и самое время?

– Да, – выдыхает Миша.

– Нет, Миша, ты ошибаешься – говорит Николай Валерьевич. – Я не хочу идти с тобой в туалет, я хочу, чтобы ты хорошо работал. А ты к этому не способен.

 – Я учусь.

– Не ври. Ничему ты не учишься. Насосы ты продавать не хочешь, они тебя не возбуждают.

– Нет, – признается Миша. – Но я все равно стараюсь.

– Плохо ты стараешься. Смотри на меня…

Миша поднимает голову – всматривается в карие глаза Николая Валерьевича, в густые брови, в длинные губы, в прямой и ровный нос… И ничего не видит, все идет розовыми пятнами. Он закрывает лицо ладонями.

– Вы зачем… вы играете со мной?

– Так вся жизнь – игра, Миша. Слышал? И люди, и предметы – это наши игрушки. А ты не можешь играть даже с насосами. Давай ты хорошо подумаешь, чем хочешь заниматься, кроме как отсасывать и трахаться по туалетам, и в следующий раз мне доверительно сообщишь.

– Когда в следующий раз?

– Сразу, как подумаешь, Миша. А отчет свой забери – в туалете как раз пригодится.

 

-8-

Николай многое может понять. В отличие от Сергея Леонидовича, он повидал «современных мальчиков» в таких позах, о которых тому лучше не знать. Но он не может понять, когда человек мирится с нелюбимым делом, приспосабливается, не ищет своего поприща, ничем не увлекается и планирует зарабатывать на жизнь, протирая штаны на работе, к которой не имеет ни капли склонности или интереса.

А ведь он неглупый, возможно, парень. Вот диплом у него красный. Сдавал же он какие-то зачеты и экзамены, защищал какие-то курсовые и дипломные.

Конечно, можно было… в туалет с ним выйти, а не везти свое возбуждение в «Купидон», но многое остановило. Парень молодой, романтичный, привязчивый, горя не оберешься. Это пока еще он скромно держится, а дай волю – начнет истерить, по зданию бегать.

А в «Купидоне» всегда есть новые лица, или они выглядят новыми в свете разных ламп. И Николай находит нового, везет его к себе, потом прогоняет. Парень берет деньги только на такси – ни пыли от них, ни шума, ни обид. Возможно, этот новый не такой уж новый, но имени Николай все равно не помнит.

Потом будет отпуск – можно махнуть в Таиланд, откусить кусок горячего солнца, зажевать мохнатым рамбутаном.

 

Миша в это время даже не пытается разобраться, чем он хочет заниматься, потому что хочет заниматься только сексом – и только с Николаем Валерьевичем. А Николай Валерьевич не воспринимает его всерьез. Полине Миша уже перестал рассказывать обо всех своих неудачах – мало от нее толку. Ну, хоть Вадика уговорила помочь…

После работы они забирают Мишу у административного здания.

– Вот та машина его? Toyota Highlander? Черная?

– Да-да, – Миша гипнотизирует через лобовое стекло директорскую машину.

Вадик за рулем, Миша рядом, Полинка и Маша на заднем сидении. Угонится ли старенькая лада за тойотой? Лучше не делать ставок. Миша просит выключить радио, кажется, что и музыка может сбить их со следа.

К счастью, в городе не разгонишься. Они пристраиваются следом в поток машин, движутся в сторону центра, потом дальше. Бог знает, куда едет Николай Валерьевич, вряд ли домой. Иначе он не остановился бы посреди дороги, не купил бы пончиков с заварным кремом, не ел бы прямо за рулем. Он едет очень далеко от центра, далеко от метро. Путь его заканчивается перед каким-то клубом. Еще не стемнело, но туда уже стекаются люди.

– Ну, вот! – радуется Полинка. – Вот! Он ходит в этот клуб! Это же отлично. Теперь и ты сможешь сюда пойти.

– Теперь?

– Нет, не теперь. Оденешься прикольно… вот как на выставку одевался. Смотри, тут все очень ярко одеты.

– Мужики в основном, – присматривается Вадим. – И молодые.

– Но как я найду этот клуб? Как сюда вообще можно попасть без машины?

– Клуб «Купидон» – адрес в Инете посмотришь, некогда мне тут с вами гастролировать, – отрезает Вадим.

Миша в тот же день проштудировал Интернет и нашел адрес. «Купидон» – это гей-клуб вообще-то. Миша обрадовался неимоверно: во-первых, тому, что Николай Валерьевич все-таки гей, а не сочувствующий, во-вторых, тому, что появилась возможность встретиться с ним не на работе, не через сиськастую Леночку, а напрямую… в теме.

Миша не позволяет себе мечтать, чтобы снова не тыкаться понапрасну в холодную кафельную стену. Он принимает ванну, обмазывается с ног до головы увлажняющим кремом – кожа должна быть гладкой, надевает свой выставочный прикид, в котором Николай Валерьевич его обнял. Ну, ладно, не обнял, а завернул в пиджак и застегнул, но в воспоминаниях Миши – обнял, привлек к себе и жарко поцеловал в губы – на глазах у Марины, Сергея Леонидовича, ветеранов производства и всего промышленного форума.

Выскочив из дому, Миша берет такси и диктует с бумажки адрес, чтобы ничего не перепутать. Таксист смотрит хмуро, словно заранее подсчитывает. Очень далеко, каждый день не наездишься в такую даль, хоть бы Николай Валерьевич был сегодня на месте.

– Это «Купидон» что ли? – спрашивает таксист. – Так бы сразу и сказал.

– У меня там встреча назначена, – оправдывается Миша.

– Ага, я часто забираю оттуда, со встреч.

Миша убито молчит.

– Я против вас ничего не имею, – утешает водила по дороге. – Всем зарабатывать надо. Звони мне на мобильный, если что срочное. Многие так делают. Меня Витя зовут.

– А что срочное может быть? – не понимает Миша.

– Ну, я не знаю, что. Групповуха незапланированная, качели, слишком жестко.

– Что?

– Ты номер мой запиши.

– Так я не проститут.

– Да мне без разницы. Я против вас ничего не имею. Всем зарабатывать надо.

Миша старательно записывает номер.

– Спасибо вам, – говорит таксисту у клуба. – Так приятно, что шансона у вас нет.

Миша входит в «Купидон», пробирается к барной стойке. На оставшиеся деньги берет коктейль и не знает, что делать дальше, как искать тут Николая Валерьевича.

 

-9-

А тот, с гладкими волосами, снова в клубе и снова с Отаром, хотя кивнул Николаю заговорщицки: не повторим? Нет, не повторим. Не хочется ничего повторять, не в начальной школе.

К счастью, в «Купидоне» всегда есть новые лица. Вон у стойки зависает симпатичный мальчик – волосы светлые почти по плечи, мягкие локоны так и хочется намотать на палец. Только… знакомые какие-то локоны, и джинсы, и кофточка…

– Здравствуй, Миша. Угостишь коктейлем?

– Ну…

– Самому еле хватило? Ладно, уговорил. Я тебя угощу. Рассказывай…

Миша жует полосатую соломинку. Губы в искусственном свете не розовые, а ярко-сиреневые.

– Рассказывай, что ты тут делаешь.

– Я тут отдыхаю. Обычно. Знакомлюсь тут, выпиваю.

– Ух ты!

Конечно, Николай планировал совсем иначе провести этот вечер, но соблазн слишком велик. Парень сам нашел его, проявил старание и напор. И что он там говорил о нем – любимый членовек?

– Как собираешься провести время? – кричит Николай, чтобы Миша услышал его в клубном шуме.

Миша открывает рот, но молчит, только полосатая трубочка вываливается обратно в фужер.

– Я хотел бы… быть с вами, – насилу формулирует он.

– А, это на работе, – отмахивается Николай. – Тогда я пойду…

– Нет, постойте! – Миша хватает его за руку и держит крепко. – Я хотел бы… заняться сексом… с вами.

Николай делает выражение лица школьной учительницы, вытягивающей из второгодника ответ на вопрос.

– И? – подбадривает его.

– И чтобы вы, – Миша пытается сказать погромче, – трахнули меня.

Заинтересовывается даже бармен. Николай удовлетворенно кивает.

– Но только сегодня. Это понятно?

– Конечно.

Вот в таких сомнительных случаях Николай везет парней не к себе домой, а в отель. Но Миша, похоже, ничего не соображает.

– Вы тут живете? – спрашивает, глядя на неоновую вывеску «Фортуны».

– Да, сегодня тут.

В номере садится в кресло и молчит.

– В душ пойдешь? – спрашивает Николай.

– Нет, я уже был. Просто… мне нужно это все как-то осознать… что мы вдвоем.

– Если будешь так медленно осознавать, то снова останешься один.

– Это гостиница?

– Да.

– А мы тут до утра или на час?

– А как ты хочешь?

– До утра.

– Я учту.

Николай подходит к нему, поднимает из кресла.

– Раздевайся, Миша, снимай свою едкую кофточку, которая так завела Сергея Леонидовича…

Он помогает Мише освободиться от одежды, но трусы тот спасает, прикрывая руками выпячивающийся член.

– Нет… не надо… можно не снимать?

– А как ты предполагаешь трахаться в трусах? Ну, давай попробуем.

Николай оставляет его, раздевается сам, потом оглядывается. Парень так и стоит посреди комнаты, не ложится.

– Что не так?

– Просто… посмотреть хочу.

– Мне кажется, ты тут уже все видел, – смеется Николай. – Сосать научился? Тренировался?

– Нет. Не с кем было.

– Плохо. Очень плохо. А вообще парни у тебя были?

– Да-да, конечно. В универе, полно. И девчонки тоже. Полинка.

– Камень с души. Ложись, не мерзни.

Миша садится на кровать, поджимает ноги в носках. Николай снимает с него носки и замечает, что его взгляд остается прикованным к прежней точке.

– Миша, что ты замер? Что увидел такого страшного? Или у тебя женская зависть к члену?

– Почему это «женская»? – обижается Миша. – Мужская.

– У некоторых мужчин другие достоинства, – говорит Николай.

Толкает его на живот, стягивает трусы.

– Вот и они – твои достоинства.

Хлопает по упругим подушечкам, потом целует. Не глядя трогает рукой то, чего Миша так стесняется. Ну, у тайцев бывает и меньше, а тут сантиметров пятнадцать. Он резко переворачивает мальчишку, не давая ему закрыться, берет его член в рот. Пахнет вся эта стриженая икебана сливочным кремом.

– Нет… нет, – Миша сжимает кулаки. – Я так сразу…

Он сразу и кончает.

– Это хорошо, – говорит Николай. – Теперь ты сможешь отдаваться, не думая о собственном члене.

Он накрывает его собой, прижимает к кровати, сковывает его движения, ласкает уши и шею под волосами. Парень стонет.

– Это лучше, чем я мечтал…

– Рано ты выводы делаешь.

Николай надевает презерватив, пробуя пальцами тугое отверстие. Парень выгибает спину. Эту гибкость он уже демонстрировал под столом, было. Теперь Николай его не жалеет, знает, что потерпит, что репетировал, что приспособится…

Он вообще знает таких мальчиков, у которых первый раз, которые не понимают, чего конкретно хотят, которые не контролируют свои оргазмы. Николай специально тормошит его, не позволяя переживать все наедине с самим собой.

– Еще? Тебе нужно еще? Глубже?

– Я не знаю.

– Тебе нужно до утра?

– Я не знаю.

– До утра?

– Да.

– Чтобы ты не мог ни ходить, ни сидеть?

– Да.

– Ни продавать насосы?

– Даааа!

Наконец, Миша ловит новый оргазм, и Николай тоже позволяет себе кончить. Лежит на нем без движения. Парень, пользуясь его неподвижностью, целует в губы, обернув к нему свое прекрасное и чистое лицо… лицо филолога. И Николай понимает, какую глупость совершил сегодня – глупее той глупости, когда загнал парнишку под стол и сунул ему в рот свой член. Встает и начинает одеваться.

– Так можно же ночевать? – теряется Миша.

– Да, ты ночуй. Мне домой нужно.

Кладет на тумбочку деньги.

– Это на такси, чтобы ты на работе был вовремя.

Потом в машине снова думает, как угораздило. Конечно, парень красив, и настойчив, и сам преследовал. Но и он тоже… заигрался.

 

-10-

Что такое «наслаждение», если сразу сменяется резкой болью? Тело еще не отпустил оргазм, как накрывает другой волной – разлука, больше никогда, нет надежды.

Миша не может ночевать в гостинице, не может видеть собственное голое тело. Одевается спешно, потом звонит Вите.

– Витя, забери меня.

– А где ты?

– Гостиница какая-то. «Фортуна».

– А, знаю, заберу.

И деньги пригодились. Витька смотрит косо.

– Ну? Плачешь что ли?

– Нет-нет.

– Обидели?

– Нет-нет.

– Не заплатили?

– Да я не проститут. Просто неизвестно, увидимся ли еще.

– Так бабла срубить нужно было! – советует Витька. – А потом другого найти.

Да, все верно. Но почему кажется, что Николай Валерьевич не такой, как все? А он такой же… такой же примитивный. Интеллигентный человек сразу понял бы, какой Миша умный и утонченный, а начальники всегда бычье. Уроды хреновы! Дерьмо собачье!

Наступает рассвет, Миша собирается на работу. На работе мается в ожидании. Нет никакого повода зайти к директору – Миша уже исчерпал все свои поводы, израсходовал все свои жизни.

Неправда! Есть еще одна жизнь в запасе! Есть же повод – подумать, чем он хочет заниматься… и сказать доверительно. Доверительно!

Чем же он хочет заниматься? Трахаться! Быть все время с Николаем Валерьевичем – ласкать его, лизать его, рассмотреть его всего, изучить его, не отпускать его никогда! Эрекция мешает Мише думать о своем рабочем потенциале. Ничего не идет на ум.

Он хочет… ладно, не трахаться, а просто быть ближе к нему, как Леночка. Быть Леночкой! Заходить к нему постоянно, заваривать чай, подносить бумаги на подпись. Впрочем, это будет выглядеть… как-то нехорошо, неловко… да…

Тогда он хочет… быть его помощником! Есть же помощники у депутатов, должны быть и у директоров. Как это? Заместители, во! Совещаться с ним, ездить с ним в командировки, обсуждать с ним дальнейшие планы, обедать с ним в обеденный перерыв.  Да-да, именно заместителем, не иначе! Решение найдено, осталось только его озвучить. Миша резко вскакивает, перевернув стул, и бежит в приемную.

– Опять ты? – спрашивает Леночка.

– Что значить «опять»? Я по делу вообще-то! Николай Валерьевич на месте?

Она нажимает заветную кнопку.

– Николай Валерьевич, к вам Миша Бойко снова по делу.

Зачем она сказала это «снова»?

– Я занят, – отвечает красная кнопка строгим голосом.

– Я по поводу вашего задания подумать, – лезет Миша в телефон.

Леночка жмет отбой и поправляет волосы.

– Николай Валерьевич занят.

– Но он давал мне задание… подумать.

– Иди еще подумай, – советует Леночка. – Подумай лучше.

Миша смотрит на нее. Смеется она над ним что ли? Смеется в лицо? Но чем же он так смешон?

– Лена… а что же делать?

Леночка приоткрывает дверь в кабинет шефа и спрашивает мягко:

– А что ему делать, Николай Валерьевич? Он уже подумал.

– Ладно, давай его сюда. Аристотель, бл*дь, – добавляет Николай Валерьевич.

Миша робко входит. Николай Валерьевич поднимается из-за стола. Высокий он, никак не меньше ста восьмидесяти.

– А ты, правда, к концертам склонен, прав был Сергей Леонидович.

Лицо его по-прежнему спокойно, но в голосе больше досады, чем привычной иронии.

– Но я понял, чем хочу заниматься.

– Ах, да, – Николай Валерьевич словно вспоминает. – И чем же?

– Я хочу быть вашим заместителем.

– Но у меня нет заместителя. Я сам в некотором роде заместитель Генерального. Где ты видишь такую должность?

– Так пусть будет!

Какое-то время Николай Валерьевич смотрит недоуменно.

– Ты меня шантажируешь что ли? Не получишь должность и что? Разгневаешь еще раз Сергея Леонидовича? Такой план?

Миша и сам пугается.

– О, нет. Я просто хотел… быть рядом… рядом с вами. И мне казалось, что вчера… то есть, – он сбивается.

– Продолжай, продолжай, – подбадривает его Николай Валерьевич, – давай.

– Что этой ночью вы так… так занимались сексом, будто любили меня…

Лицо Николая Валерьевича искажается злой гримасой.

– Так ты шантажом должности требуешь или любви?

Миша совсем теряется.

– Я не требую… я просто хотел вас увидеть.

Николай Валерьевич, сделав над собой усилие, говорит по слогам:

– Послушай, Миша, я гей, я люблю парней, мне нравится мужское тело, и все такое. В эту ночь я любил тебя. Но это не значит ничего другого. Только одно: в эту ночь я любил тебя. После этого не последует ни повышения зарплаты, ни назначения на новую должность, ни какого-то поощрения, даже если ты расскажешь об этом Сергею Леонидовичу, Леночке, Вере Васильевне, своей маме или еще кому-то.

Миша, наконец, понимает, в какую засаду попал, в какую ловушку загнал сам себя намеками на повышение. Вернуться к началу разговора нельзя: уже сказано такое, после чего вряд ли возможны вообще какие-то отношения.

Он не может упасть на колени и просить прощения – колени не гнутся. Не может заплакать и этим вызвать сочувствие. Он ничего не может. Просто мигает глазами и молчит. И Николай Валерьевич тоже смотрит на него, потом приближается, а Миша пятится, пока не упирается спиной в дверь кабинета. И тогда Николай Валерьевич налегает на него всем телом и целует в губы, потом отодвигает свое лицо и говорит:

– Ты дурак, Миша. Иди и книжки читай по рекламе.

– Вы не увольняете меня? – лепечет Миша. – Я не соображал, что говорю, так хотел вас увидеть. У меня в первый раз это.

– Я знаю.

– И я думал, что можно выдумать что-то, чтобы просто…

– Я знаю. Но больше не приходи. Найди себе мальчика и е**сь с ним.

– А поцелуйте меня еще раз…

– Ты меня слушаешь?

– Да-да, конечно.

Николай Валерьевич снова вжимает его в дверь и целует.

– Красивый ты, Миша, и это очень плохо.

– Я вас люблю.

– И это тоже очень плохо, – говорит Николай Валерьевич и открывает ему дверь.

– Леночка, Мишу Бойко больше ко мне не впускай – он только время отнимает своими пустыми затеями! – распоряжается Николай Валерьевич, и Леночка довольно кивает.
 

-11-

Живут на свете прекрасные мальчики. Их много. Их полным полно. Некоторые из них с годами умнеют, взрослеют, мужают, остепеняются, а некоторые до седых волос остаются наивными, влюбчивыми, романтичными, неприспособленными к жизни дурачками. Это они никак не могут научиться управлять своими желаниями, своим телом, своей карьерой – все у них плывет по течению, вместе с мусором, помоями и дерьмом. Жизнь их ничему не учит. Филология – это диагноз.

Николай знает, почему прощает. Знает, что за самыми скверными фразами менеджера Миши сквозит кристальная чистота, которая никому не нужна в этой жизни. И ему не нужна – он не спасет, не защитит Мишу от жестокой действительности. Ни семья, ни школа, ни университет не научили Мишу быть стойким. Не научит и Николай. Он лишь хотел ему помочь немного – определиться с профориентацией, но проф- куда-то отвалилось.

Как научить Мишу быть стойким? Сказать – найди другого? Но уже сто раз было сказано, а Миша все равно приходит регулярно и просит Леночку пропустить его. И в «Купидон» ездит на край города, а Николай прячется от него в толпу и вылавливает там посторонних парней. А Миша пусть учится быть стойким, в жизни пригодится.

Но ничему Миша не учится. Такие мальчики никогда ничему не учатся. Даже Вера Васильевна жаловалась: «Зря вы Бойко не уволили. Почти не работает, сидит неподвижно и даже плакал один раз, на головную боль жалуется, но больничный не берет – сидит и плачет».

Господи! Ну, когда Николай о ком плакал? Ну, когда мать умерла. Тогда только.

Такому мальчику не быть бы геем. Нашлась бы заботливая женщина, женила бы его на себе, родила бы ему детей, и была бы крепкая семья. А для менеджера Миши должен найтись заботливый мужчина, да еще и такой, который будет соответствовать его идеалу. Николай не уверен, что и сам дотягивает.

Не нужно было начинать играть с Мишей. Миша – сложная игрушка, непонятная, не современная даже, несмотря на едкую кофточку, эдакая финтифлюшка из прошлого. Но никак не идет из головы. Если бы можно было поговорить с ним начистоту, без усилителей вкуса: без его припадков, без перепуганных взглядов, без собственного стояка. Для такого разговора не годятся ни рабочий кабинет, ни туалет, ни «Купидон».

– Вера Васильевна, когда у нас столичный форум открывается? – спрашивает Николай, и Вера Васильевна зарывается в очки и бумаги.

– В четверг.

– И кто из менеджеров там будет работать?

– Игорь и Миша поедут. Девочек я не посылаю, а ребята поездом все рекламные материалы доставят. И там три дня отработают.

– Оооо, это вы правильно рассчитали, – соглашается Николай. – Мероприятие важнейшее. Я и сам поеду.

– А мальчики?

– А из мальчиков возьмем… этого вашего болезного Мишу, пусть закаляется. Мне достаточно и одного.

– Вы тоже поездом?

– Нет, я машиной. А он пусть поездом – не пропадать же билету. И не говорите ему, я хочу проверить на месте его боеготовность.

Вера Васильевна довольно кивает – вот тут и конец карьере менеджера Миши. Грянет, наконец, справедливость! Настигнет на столичном форуме!

 

Полинка всегда его собирает.

– Давай рубашку поглажу, брюки…

– Да не хочу я!

Миша ненавидит командировки. Но только его и гоняют, потому что девчонкам тяжело возить буклеты и журналы с рекламой. Руки вечно заняты, костюм в чехле, в плацкарте душно и воняет, всегда верхняя полка, на станциях заходят бомжи побираться, зачем-то проводники впускают их даже ночью. Но и отказаться нельзя, иначе вообще с работы выгонят, Вера Васильевна и без того каждый день напоминает, что он бесполезен.

Он бесполезен, вся его жизнь бесполезна. Вся зарплата уходит на оплату квартиры. Вкусности приносит только Полинка. На одежду вообще не хватает. После той кофточки цвета мха он так ничего и не купил. Обходит стороной магазины, старается меньше гулять по городу – всего хочется, все недоступно. Хорошо, что у Николая Валерьевича есть деньги, так он когда еще начал работать – Миша тогда в университете учился, или даже в школе. Да, конечно, в школе. И, скорее всего, в начальной.

Если не думать о нем, о ком тогда думать? Миша снова был на сайте знакомств и никто ему там не понравился.

Полина предлагает действовать по проверенной схеме:

– Не только же член у него! У него и желудок есть! Ты же видел, как он пончиками перекусывает. Вот если бы ты сказал, что умеешь готовить…

– Но я не умею.

– Ну, научился бы. Сидел бы дома, готовил…

– Это чья мечта, Полин?

Это ее мечта. Сидеть дома, готовить, ждать мужа с работы, но тоже не сбывается. Никто не нравится филологам, и филологи не нравятся никому, потому что не способны ни к рекламе, ни к саморекламе.

Но Миша не о домашнем уюте мечтает с Николаем Валерьевичем, а о страстном сексе. И эта мечта затмевает для него всю его жизнь, и предстоящую выставку в том числе.

Полинка гладит брюки и рубашку, костюм аккуратно прячет в чехол.

– А галстук? – спрашивает Мишу.

– Да я все равно не завяжу.

– Давай по инструкции завяжем, в там через голову наденешь и затянешь.

Ищут в Инете инструкцию, завязывают. Полина провожает до поезда и целует в щеку. С Полиной… так хорошо было бы, если бы могло быть – не один неполноценный раз в универе, а вообще… всегда.

Утром в Киеве Миша идет в туалет на вокзале, переодевается в костюм, сует голову в петлю галстука, джинсы и майку запихивает в сумку с рекламой. Туфли вытирает мокрой салфеткой, волосы приглаживает, чтобы не торчали, но все равно торчат.

Повезло Игорю, его оставили в офисе. А Мише тут раздавать эти буклеты. Или выбросить их к черту? Никто же не узнает.

 

-12-

Выбрасывать ничего нельзя. Нужно все раздать, а взявших опросить по таблице – кто они, откуда, какое предприятие представляют, заинтересованы ли в продукции завода, планируют ли заключать контракты. И Мише они говорят, что планируют, а Николай Валерьевич потом говорит, что это х*ровый отчет. Как будто Миша может предвидеть будущее и точно знать, что не планируют.

– Бред! Проклятый бред! – ругается Миша, раскладывая выставочные материалы. Ругался бы и крепче, да не умеет.

Хорошо, хоть насос не заставили тащить, как на городские выставки. Тяжелый этот насос и уродский. В десять утра открытие форума, но Миша на торжественное разрезание ленточки не идет: нужно сторожить разложенные буклеты. Опирается на стол и сторожит. И вдруг кто-то хлопает его сзади по плечу.

– Что это ты задницей к посетителям развернулся?

И Миша видит перед собой Николая Валерьевича.

– Привет, – говорит тот. – Я вот решил твой внешний вид проконтролировать.

– Здравствуйте, – выдавливает Миша.

– Ну, ничего так. Костюм с выпускного?

– Да.

Николай Валерьевич проходит на площадку и садится на один из двух стульев, предоставленных им выставочным комитетом.

– Вы что… все время тут будете? – спрашивает Миша.

– А ты имеешь что-то против?

– Все три дня?

Подходят посетители, и Миша должен рассказать им о продукции завода подробно, но он ни слова не может произнести, только сует им брошюры, как глухонемой.

Николай Валерьевич идет в зал, с кем-то разговаривает, с какими-то мужиками здоровается за руку, исчезает, потом появляется, выглядит вполне довольным.

– Вот я, может, и заключу какие-то контракты. А у тебя что, Миша?

– А у меня ничего. Одни пенсионеры подходят. Я же не виноват!

– Конечно! Ты просто стой молча, стенд собой украшай! Только и украшение из тебя сомнительное. Костюм велик тебе что ли? Или ты в школе крепче был? Тебе бы приталенный пиджак больше пошел…

– Что? – не может понять Миша. – То есть… вы не сердитесь?

– А похоже, что я сержусь? Или сердился?

– Вы же не хотели меня видеть!

– Где? На работе?

– Да нигде. В «Купидоне» тоже.

– А ты парня нашел?

– Нет. Я и не искал.

– Я же тебе сказал – найти парня и… и рассказать мне, как у вас получается.

– Я никого, кроме вас, не хочу, – говорит Миша.

– Так меня все хотят, Миша.

Николай Валерьевич исчезает снова, а появляется только к вечеру.

– Собирай буклеты, сдавай стулья, хватит на сегодня.

– Выставка до пяти, – говорит Миша.

– Ты не забывай, что я твой директор. Я и так за тебя тружусь целый день!

Миша складывает материалы, потом сдает на хранение и выходит следом за Николаем Валерьевичем из павильона.

– Ой, вы на машине приехали! – восклицает, увидев знакомую тойоту. – А я поездом.

– Тебе полезно.

Миша останавливается в нерешительности. Николай Валерьевич идет к машине.

– Ну? Ты едешь?

– А куда?

– Поесть надо.

– Я готовить умею, – вспоминает Миша.

– Как всегда вовремя.

В машине Миша немного успокаивается, поглядывает на Николая Валерьевича, на его руки на руле – ехать бы так долго-долго, все равно, куда. Но тот снова останавливается у торгового центра и тащит Мишу за собой.

– Только не думай, что это как в фильмах. Просто костюм тебе другой нужен. И предприятие должно обеспечить своего менеджера рабочей одеждой.

Миша смотрит на ценники и ужасается.

– Это как полгода за квартиру платить!

Николай Валерьевич, не обращая внимания на его причитания, отбирает несколько костюмов, перекидывая их через руку. Девочка-консультант ходит за ним по пятам. Миша отстает.

– Рост у тебя какой? – оборачивается Николай Валерьевич.

– Сто семьдесят, – еще горше вздыхает Миша.

– Подшивать брюки придется.

Консультант сразу же клятвенно заверяет, что у них это быстро, качественно и аккуратно, с последующей глажкой и упаковкой.

В примерочной Миша теряется, падают то одни брюки, то другие. Николай Валерьевич тоже заходит за ширму, берет у него из рук пиджаки.

– Не держи все. Вот так. Видишь, все хорошо. Сейчас к нам и консультант зайдет, считай до трех. Раз, два…

– У вас все получается? Помощь не нужна? – засовывается девочка.

– А в кино не вошла бы, – говорит Николай Валерьевич Мише. – Там всегда красивые сцены в примерочных.

Мишу выталкивают из-за ширмы к большому зеркалу. И в зеркале уже не тот худенький подросток, что был в ванной, а тонкий молодой человек… в дорогом сером костюме… немного взъерошенный, с перекошенным галстуком, наступающий на штанины собственных брюк… вроде тот же, но другой. Девочка опускается у его ног и намечает длину.

– Мы пока поужинаем, – улыбается Николай Валерьевич. – Есть тут ресторан?

– Да, на первом этаже.

– Давай, – Николай Валерьевич берет его за руку. – Идем…

– А она смотрит, – шепчет Миша.

– Что-то ты робкий стал. А то все предлагал в туалет бежать трахаться. Но на людях твоя смелость куда-то девается. Смотрит и пусть смотрит. Ну, что она подумает? Что тебя ей не получить, потому что у тебя есть богатый любовник?

– Не знаю. Она только на вас смотрит, – говорит Миша. – А вы с девушками встречаетесь?

– Я гей вообще-то.

– А в молодости… то есть раньше… встречались?

– Да раньше я трахал вообще все, что движется.

– А сейчас?

– А сейчас только то, что движется в моем направлении, устал суетиться.

Миша замолкает. В ответах Николая Валерьевича нет ничего утешительного.

 

-13-

«В молодости» – это неприятно звучит. Николай не так часто оглядывается назад, чтобы выделять в прошлом периоды, светлые и темные пятна, лесополосы и водоразделы.

Ему хочется жить сегодняшним днем, но Миша словно решил портить ему настроение. В ресторане молчит, не размораживается. И Николай думает, неужели он сам заморозил его своей закалкой, или на менеджера Мишу настолько угнетающе действует толпа торгового центра.

На обратном пути получают подшитый костюм, Николай подбирает к нему несколько галстуков и вручает пакет Мише.

– А теперь куда? – спрашивает Миша невесело.

– А у тебя какие указания?

– Остановиться в гостинице «Мечта».

– Нет, ты со мной остановишься.

Можно прогуляться по столице, развлечься, но Николай запланировал не развлекательный, а воспитательный тур. Только вот его воспитанник никак не реагирует.  

– Ты не хочешь? – спрашивает Николай прямо.

– Хочу. Но вы меня снова после секса бросите, а мне очень плохо потом… хуже, чем до секса.

– Вот и не угадал ты, Миша. После секса я тебя не брошу, потому что никакого секса не будет. Мне поговорить с тобой нужно.

– О чем?

– Ночь длинная, темы найдутся.

Миша не комментирует, даже не шутит. Со стороны – не понять, что чувствует. Или, в самом деле, все еще боится его. Розовые губы бледнеют, над верхней губой испарина.

– Ты не хочешь? – снова спрашивает Николай. – Отвезти тебя в «Мечту»?

– Нет.

Николай знает отели с прекрасными люксами и роскошными кроватями, но заказывает два одноместных номера не в самой дорогой гостинице. Даже в отчете можно будет указать – ничего чрезмерного. Входит следом за Мишей в его номер, раздвигает шторы, смотрит из окна на город.

– Ну, вот. Условия лучше, чем в «Мечте». Все за счет предприятия.

– Как-то слишком много сегодня за счет предприятия.

– И все для нашего лучшего менеджера!

– Ну, конечно…

Миша садится в кресло и поджимает колени к подбородку, обхватив их руками, словно пытается унять дрожь.

– Так о чем разговор? – спрашивает сдавленно.

– Отец у тебя есть?

– В каком смысле?

– В биологическом.

– В этом есть. В другом нет.

– А мать кем работает?

– Бухгалтер рыбхозяйства.

– Что за рыбхозяйство?

– Три пруда с карпами.

– Ясно.

Николай садится на кровать и наблюдает за Мишей. Тот совсем застыл в неудобной позе.

– А зачем на филфак поступал?

– Там бесплатно было, а на других платно.

– А если бы мог выбирать, куда бы поступал?

– На филфак.

– Я так почему-то и думал. И нравилось тебе там?

– Ну, я литературу любил.

– Ну, вот. И кем хотел стать?

– Не знаю. Об этом я не думал. Просто хотел писать, сочинять что-то, фантастику…

Николай качает головой. Фантастику…

– Но пойми, что всю жизнь ты не должен приспосабливаться к тому, что не любишь, к тому, что у тебя не получается. Тем более что и приспособиться у тебя не получается. Так жить просто невозможно. Это еще родители должны были тебе объяснить – не заниматься нелюбимым делом, искать себя, реализовывать свои способности. Ты же мужчина, ты должен обеспечивать себя, оплачивать свои расходы. Или познакомить тебя с богатым хмырем, который тебя всем обеспечит? Или ты думаешь, что я такой хмырь?

– Да заберите свой костюм! – говорит Миша. – Мне ни подарки, ни лекции ваши не нужны!

– Я знаю, что не нужны. В общем, так, я решил. В среду наденешь вот этот костюм, который тебе не нужен, зайдешь ко мне, и я тебя отвезу к мэру. Там как раз фантастику писать некому.

– Что? Вы меня все-таки увольняете?

– А зачем тебе работа, на который ты ни хера не умеешь?

– Ради вас!

– Во ты дурак!

– Я без вас жить не смогу.

– Да сможешь, конечно. Живешь же.

– Не увольняйте меня, Николай Валерьевич, – просит Миша.

С этого и началось тогда в кабинете. И никуда не продвинулось, ничем не продолжилось.

– Не надо, Николай Валерьевич, пожалуйста, не надо.., – все то же нытье.

– Да зачем тебе на работе со мной видеться? Чтобы Леночка подсматривала? Будем встречаться вне работы.

– Правда? – сразу оживает Миша.

Совсем не это Николай планировал ему сказать, а только о работе. Но теперь ему кажется, что Миша тонет на его глазах и нужно спасать его срочно – любыми средствами.

– Правда…

Миша вскакивает.

– А теперь останетесь?

И почему не остаться, если уже пообещал? И пообещал даже больше, чем остаться на ночь. Николай снова подходит к окну и всматривается в далекие оранжевые огни. Чужой город, чужие огни, но не манят даже новизной.

– Только это… не значит ничего такого, Миша, – говорит все-таки. – Это не отношения.

– У вас ни с кем не бывает отношений? – спрашивает тот.

– Нет.

– Ну и хорошо.

Парень обнимает его сзади.

– А вы раздеться можете?

– А как про секс, так ты сразу в себя приходишь, – замечает ему Николай.

– Я все время о вас думаю, отвлечься не могу... Мне в душ надо.

– Ну, пойдем в душ…

Миша начинает раздеваться, не сводя с него глаз. Николай вталкивает его в душ и только теперь понимает, как хотел его весь день – так хотел, что готов был что угодно пообещать.

– А я крема никакого не взял, смазки, – шепчет Миша.

Николай намыливает ему попку.

– Ну, тогда по старинке, как «в молодости».

Входит в него, прижимает к себе его бедра, потом распрямляет и говорит на ухо:

– Прекрати называть меня по отчеству.

– А как?

– Придумай что-то… нежное. Ты ж филолог.

– Дядя Коля?

– Ты ох**л? Я тебя на тринадцать лет всего старше, исходя из твоего резюме…

Парень оборачивается и целует его, обхватив за шею. Николай выпускает из рук его тело – никуда не денется. Моет его, ласкает его член, Миша дышит жарко и придвигается все ближе. Влипает в Николая, раздвигает руками его ягодицы, засовывает внутрь свой тонкий пальчик.

– А мне разрешишь?

– Там, где не нужно, ты уверенный, – Николай убирает его руки. – Даже слишком.

– Иначе ты бы меня не заметил…

– Да я бы все равно тебя заметил. Соблазнительный ты, Миша…

 

-14-

Командировка превращается в настоящее приключение. Они ночуют вместе, потом едут на форум, Николай Валерьевич там работает, а Миша просто сидит за столиком и пьет кофе, оттуда отправляются в какой-то клуб, где Миша танцует, не переставая удивляться той легкости, которую вдруг обретает его жизнь.

Потом возвращаются в отель, где до утра занимаются сексом. На следующий день Миша едва ходит, но при виде Николая все равно вспыхивает и чувствует возбуждение.

Уезжают домой на машине, и в начале пути Мише еще легко, свободно и радостно с Николаем, но по мере приближения к городу черная тоска начинает красться к его сердцу. Вот-вот эти «не-отношения» оборвутся, Миша уйдет с работы, и Николай Валерьевич забудет его, как забывал раньше – на целые недели тишины и отчаяния.

– В общем, в среду, – напоминает ему Николай. – А я пока почву подготовлю.

– А до среды? – спрашивает Миша.

– Что до среды?

– Не увидимся?

Тот не отвечает.

– А чем ты будешь заниматься? В клубе трахаться?

– И тебе советую.

– Мне не нужно советовать. Я не шлюха.

Николай останавливает машину.

– Выходи. Дальше на метро.

– Еще только окружная!

– Вот тут и постой!

Витя потом говорит, что это нормально.

– Это нормально, я отсюда часто забираю. Только платят тут дешевле, чем в «Купидоне».

– Да я не.., – начинает было Миша, но таксист перебивает.

– Ничего против вас не имею. Всем зарабатывать надо. Я только шансон не люблю.

 

Злость терзает Мишу до самой среды. Но вместе с тем ему так хочется увидеть Николая, что в среду он бреется, одевается в новое, приглаживает волосы.

На работе заметно ошалевают, Марина и Валя осматриваются его с головы до ног, Вера Васильевна целый день не снимает очков, коллеги словно не узнают человека в новой одежде, хотя внутри – тот же неловкий менеджер.

Леночка в приемной тоже теряется.

– А вы… а, Миша. Ты что ли?

– Мне назначено, – говорит Миша спокойно.

И почему-то чувствует, что уже не здесь – не на этой работе, на которой был так счастлив и так несчастен. Снял школьный выпускной костюм и, наконец, выпустился.

Он входит к Николаю Валерьевичу и оставляет дверь открытой.

– Так едем?

Николай подпирает голову кулаком, некоторое время смотрит молча, потом закрывает ноутбук и поднимается.

– Едем. А ты настроился? Резюме распечатал?

Поравнявшись с Мишей, прикрывает дверь и осторожно его целует.

– Это на удачу.

Миша не отвечает.

Поцелуй и не понадобился бы – в пресс-службе городской администрации Мишу уже ждали. Николай Валерьевич просто проводил его внутрь и представил будущим коллегам:

– Вот я вам нового сотрудника привез.

Мишу сразу стали знакомить с какими-то документами. Он только успел оглянуться.

– Подождешь меня?

– Нет. Осваивайся. И не забудь им сюда Гайдна принести, концерт для скрипки с оркестром соль мажор. Я чувствую, тут собрались любители.

 

Дома Миша все-таки мучится – такое трудоустройство кажется ему нечестным. Он прекрасно понимает, что не будь Николая Валерьевича, мэр никогда бы не взял его в свою команду. А так взял и даже не поинтересовался, почему Николай Валерьевич его рекомендует. Но и Николай Валерьевич рекомендовал его без стыда, словно не только не стеснялся Миши, но и оказывал мэру неоценимую услугу.

Хотя… он никогда и не стеснялся Миши, даже когда тот торчал на выставке в кофточке цвета мха. Николай Валерьевич всегда защищал его.

А как он поцеловал его сегодня! Совсем не так, как раньше. Каким-то новым, дрожащим поцелуем. Словно предназначенным другому человеку. Он столько для него сделал! – вдруг понимает Миша. Как-то жестко, беспощадно, но сделал. А Миша даже не поблагодарил ни разу, всегда обижался и упрямился, когда нужно было лишь довериться, играть по его правилам, отключить сомнения и обиды.

Миша пытается быть благодарным. Но как быть благодарным, как не обижаться, когда он видит, что Николай уходит с другими парнями. Злость сводит пальцы судорогой – они могут прикасаться к нему, целовать его, в то время как Миша должен писать пресс-релизы, сочинять речи, анализировать отчеты, составлять доклады и все это время отчаянно ждать, ждать, ждать…

В один из вечеров Миша срывается с места и едет в «Купидон». Пьет коктейли, ловит за рукав какого-то смуглого парня.

– Не хочешь?

Правильно, зачем изучать профайлы на сайтах, если можно выдернуть любого за руку из толпы. И парень хочет. Они едут к Мише, гость не осматривается в квартире, не требует ни угощений, ни рассказов о себе, он сразу достает резинку. И Мише тоже не хочется целовать или обнимать его, он просто стаскивает джинсы. Парень вставляет, долбится в него недолго, кончает и выбрасывает презерватив под диван.

– Ты не кончил? – спрашивает Мишу. – Помочь тебе?

– Нормально, не нужно.

Как можно сравнивать? Николай Валерьевич даже матерится шикарно, не говоря уже о сексе.

 

А на следующий день он вдруг звонит, и Миша поражается тому, что у него есть Мишин номер телефона.

– Ты в «Купидоне» будешь сегодня? – спрашивает Мишу.

– Не буду.

– А я думал, тебе там понравилось.

– Ничего мне там не понравилось!

– Ну, тогда адрес скажи, я из резюме только номер телефона помню.

– А что… приедешь?

– А что Отарик снова у тебя?

– Какой Отарик?

Мише жутко неловко, но, похоже, Николай Валерьевич не собирается обвинять его в измене и устраивать разбирательство. Войдя в квартиру, он качает головой даже  сочувственно.

– Антикварное жилище… Серванты с сервизами.

Миша пытается объяснить про Отарика или даже пожаловаться на Отарика, но Николай Валерьевич не хочет слушать.

– Тебе нужно много всего попробовать, чтобы не делать поспешных выводов, – говорит только.

– Да что мне пробовать? У меня столько было! И девчонок!

– Полинка?

– Нет, Полинка… это подруга.

– Фух, я уже разволновался. Раздевайся, Миша, потом всех вспомнишь.

 

-15-

С Полинкой сидят в кафе «Мур-амур»

– О, тут здорово! – она все оглядывается по сторонам.

Наконец, они могут побывать во всех модных кафешках. Миша разрешает ей заказывать все, что угодно. Она скромничает, Миша уговаривает.

– Мы же празднуем! – убеждает ее. – Дело даже не в зарплате. Ты не представляешь, это совсем другая работа – никуда не нужно звонить, ничего не нужно навязывать. Наоборот, только сиди и пиши – по готовым материалам. Живое слово, обращенное к народу!

– Живое слово мертвого мэра! – хохочет Полинка.

Приносят десерты и еще коктейли.

– Пусть и так. Но я честно работаю. Ну, и квартиру теперь оплачиваю вовремя, и все прочее. Я могу Колю попросить – он и тебя куда-нибудь устроит.

– Не понимаю, как он это делает, если работает на заводе.

– И я не понимаю, но у него везде какие-то знакомые.

– А как у вас… вообще?

Полинка хорошо помнит, что они разрабатывали стратегию покорения шефа, а не перехода на другую работу. Мише хочется приврать, но он вздыхает.

– Не очень. Редко видимся.

– А дома ты у него был?

– Нет.

– А он у тебя?

– Заходил несколько раз, сказал, что у него до перестройки тоже такая квартира была.

– До какой перестройки?

– До 90-х, наверно, родительская.

– Ааа… А секс как? Все еще нравится тебе?

Миша кивает.

– Нравится. Только он все равно меня не подпускает к себе.

– Как это? – не понимает Полинка. – Что он сказал?

– Сказал, типа, «вот когда тачку купишь круче, чем у меня, и на Сейшелы пригласишь на все лето, тогда меня и трахнешь. Но тогда ты меня, скорее, бросишь».

– И что это значит? Что не скоро будет? Что он уже старый будет?

– Я не знаю.

Полинка все думает.

– Мне кажется, он не возраст имел в виду, а то, что когда ты встанешь на ноги, он не будет тебе нужен. И ты должен был сказать, что никогда его не бросишь.

– Да ты уже советовала мне сказать, что я умею готовить! Ты ничего в мужчинах не понимаешь!

– А ты много понимаешь! Если бы не я, ты бы даже в «Купидоне» его не выследил!

В бутике молчат, а Центре одежды мирятся и вместе примеряют джинсы. За все сегодня платит Миша. На прощание Полинка все равно наставляет:

– Ты бы лучше экономил, накопил бы на Сейшелы…

– Да мне и так хорошо с ним, – отмахивается он.

– Миша, да ведь он не о сексе говорил, совсем не о сексе.

– Много ты понимаешь!

Ничего не понимает, потому что для Миши Николай – только секс, воплощенный секс. Он никогда не мог разобраться в его мотивах, а вот Николай… Николай разобрался в нем – прочитал его резюме, изучил его тело, нашел ему подходящее занятие, примирил с самим собой. И когда звонит мама, Миша может честно сказать ей, что у него все хорошо, что он работает и нормально зарабатывает, что он успокоился и ничего не стыдится.

А ведь это один человек все сделал – своими руками. Ну, не только руками. Но не сломал Мишу, а починил, подкрутил пружины и отправил в новую жизнь. И дальше хочет научить обходиться без него, быть самостоятельным.

А что нужно самому Николаю? Кто это знает? Кому он говорит об этом? Ну, работает, ну, общается с друзьями, ну, трахает каких-то парней… разных, много. Всегда стоит у него, может бесконечно долго и сразу заново. Может обнять нежно, поцеловать в ухо, пососать небольшой Мишин леденец. Но что ему нужно? Просто стоит на Мишу? Просто Миша кажется ему «соблазнительным»? Просто помог немного, чисто по-человечески? Ничего ему от Миши не нужно, Миша лишь следующий для него в живой очереди…

И понимать это Мише очень больно. Поэтому, когда Николай приходит в его квартиру и пинает ногой прогнивший плинтус, «жилье бы тебе найти получше», на глазах у Миши выступают слезы.

– Что такое? – замечает тот. – Плинтус жалко? Ему не больно, Миша.

– Ему нет. Мне больно. Потому что ты ничего ко мне не чувствуешь. Ты продолжаешь играть.

Николай останавливается в прихожей, прислоняется плечом к стене, смотрит на Мишу внимательно.

– Это к чему сейчас прелюдия? Чтобы меня трахнуть?

– Ты только о сексе и думаешь!

– Это я только о сексе и думаю?! Не ожидал от тебя такое услышать.

– Ну, так услышь, что я тебя люблю. И не брошу. Никогда не брошу!

– Капец. Что на тебя нашло? Я этим не интересуюсь – люблю, не брошу, магнитные бури, гороскопы.

– Но ты ведь меня бросаешь каждый раз, чтобы я не мог первым тебя бросить?

– Да ты что? Я бросаю тебя, потому что мне скучно трахаться с тобой одним.

– А зачем же тогда возвращаешься?

– Не возвращаться?

Ну, вот оно. Сейчас Миша из гордости должен сказать «не возвращайся», и Николай поймет, что уже сделал для парня все, что мог сделать, и дал все, что мог дать. И дальше Миша должен пойти своей прямой дорогой, а Николай – своей круговой…

Но Миша молчит, и Николай тоже не может развернуться и уйти, что-то держит. Держат голубые-голубые глаза.

– И чего ты хочешь на этот раз?

– Переехать к тебе!

– И?

– И спать с тобой каждую ночь!

– И еще?

– И чтобы ты сказал, что любишь меня!

– И еще что-то?

Миша перебирает в уме все желания.

– И Полинке новую работу…

– С х*я ли? – спрашивает Николай миролюбиво. – То есть откуда такая самонадеянность?

Смотрит на Мишу и ждет ответа. И снова Миша не может сосредоточиться на его лице – плывут перед глазами розовые пятна.

– Ладно, собирай свои вещи, – говорит Николай. – Я даже не спрашиваю, что ты можешь предложить взамен, набрался ли ты опыта…

– Так в мэрии сосать никому не нужно.

– Еще бы! Там уже за тебя все сделано!

Николай привлекает Мишу к себе и целует. Мишина рука невольно тянется к его члену, Николай удерживает ее и отводит в сторону.   

Произведение опубликовано с согласия автора