Выжженное сердце

— Мам, я дома, — скидываю ботинки и рюкзак с несколькими тетрадями в угол, там им самое место.

      Прохожу в гостиную, потом в кухню, родительницы нет. Значит, я кричал в пустоту.

      Схватив несколько печенек, шаркая тапочками, которые нацепил на ноги, прошёл в свою комнату и, не снимая верхней одежды, плюхнулся на кровать. Первый день в новой школе был весьма удачным. Ни один задира, не устроил мне «экзамен по выживанию», ни одна красавица не расставила свои сети, чтобы я ненароком тут же смог запутаться в них. Всё было вполне приемлемо: знакомство с классом, новые учителя, новые одноклассники и новый друг.

      Родион не слыл авторитетом, но и сердцеедом себя не ощущал. Неплохо учился, увлекался стендовой стрельбой из лука. Обожал играть на компьютере, не заморачиваясь над их смысловыми нагрузками, главное, какое сегодня у него настроение. И ещё один нюанс, которым он меня подцепил: мы жили в одном доме, в одном подъезде, только этажи не совпали. Я — на четвёртом, Родион — на первом.

      И уже сегодня я почувствовал, что мне необычайно повезло в этой новой жизни. Которую представлял иначе и готов был отстаивать своё я, на поле междоусобных школьных баталий.
Вот так я — Игорь Терещенко и стал дружить со своим одноклассником, а впоследствии и однокурсником в Технологическом колледже — Родионом Максимовым.

      Наши взгляды на жизнь полностью совпадали, хотя и были мы абсолютно разными. Я резкий, надменный, сексуально озабоченный юноша, он же романтик с нежной душой и совершенно равнодушный к пристававшим девчонкам, что удивляло меня и смешило. Я бы от таких откровенных приставаний извлекал самую большую пользу. А он нет! Просто отнекивался, а самых настойчивых водил в кафе, где тактично отшивал.

      Я уже было подумал, что Родя того — по мальчикам. Пытался выяснить, может он что-то скрывает от меня. Но Родион ничем не отличался от нас. Ходил вместе с нами в душ, не стесняясь своего немаленького члена, которому могли бы многие из нас позавидовать, да только не совал он его, куда ни попадя. Словно девственница хранил свою честь, для кого-то особенного.

      И ведь нашёл этого особенного, вернее, её — Наташу. Черноволосая нимфа, которую я так и не смог заманить в свои сети, соблазняя всевозможными способами. Она же, ни разу не поддавшись, украдкой поглядывала на моего друга и томно вздыхала, смотря ему вслед. Тогда я решил свести их, ведь мне ничего не было жалко ради друга, тем более он погряз в своём одиночестве, никогда не жалуясь на это, но и не влезая с этим никому в душу.

      Они стали встречаться, и Родя ожил, веселя меня своим позитивом и радостью от ощущения счастья, которое светилось в его глазах. В скором времени, Родион сообщил, что женится на Наташе, потому как он влюблён и лучшего ему искать нет смысла.

      Конечно, я был удивлён этому, но возражать другу, давая советы и отодвигая момент, который всё равно рано или поздно настанет, не имело смысла. Да и терять нашу дружбу никто не собирался.

      Свадьба, угощение, радость, счастье всё лилось рекой, той самой, которая вселяет в души людей надежду. Я, как почётный свидетель, набрался до чёртиков, пропивая холостяцкую жизнь друга и радость нынешнего — Родя безумно любил свою жену.

      Весь вечер я танцевал с подружкой невесты, и она явно была не против уединиться со мной, отвечая на намёки смущённым согласием. Поэтому любвеобильные планы, я отложил до момента, когда молодые покинут это веселье.

      Уже практически полночь, и гости покидали уютное кафе. Я вышел на улицу и, стоя в одиночестве, наблюдал за суетой около входа, сигарета тлела между пальцев, а каждый вдох горького дыма кружил голову ещё сильнее, и даже не заметил, когда позади кто-то подкрался.

      Меня обняли, запустив руку под рубашку и с нежностью проведя по животу. Я уже было подумал, что это подружка невесты, которая весь вечер не сводила своего игривого взгляда с меня. А здесь в тени, она, осмелев, сама предлагает этот вечер продолжить вместе. Улыбаюсь и разворачиваюсь…

      Тёплые губы впиваются в мои и с жадностью сминают их. Поцелуй сладкий, так и манит меня прижать ещё сильнее хрупкое девичье тело. Пытаюсь рукой найти её бюст и ласково сжать нежную плоть. Но грудь плоская, и я не понимаю, что происходит — меня целует парень?

      Вырываюсь из его объятий и в темноте стараюсь понять, кого это на мальчиков потянуло.

      Родион отходит от меня и начинает смеяться, причём этот смех смешан с истерикой, которая накрывает его. Он опирается рукой о стену кафе и, сглатывая слёзы, шмыгает носом. Я же, впав в ступор, сейчас пытался переварить происшедшее и как-нибудь оправдать поведение друга. Но нет, ничего не могло возвысить сейчас его падение в моих глазах. У него есть жена. Он всегда был скромен. И теперь я увидел истинное положение вещей, которое он тщательно скрывал.

      Теперь до меня стало доходить то, что всегда смущало Родиона и делало недосягаемым в глазах девушек. Хотя многие влюблялись в его чёрные глаза.

      — Родион, ты в своём уме? — я был шокирован произошедшим. Ещё маленькая надежда теплилась в моей душе, оправдывая его поступок. Может это алкоголь сыграл с нами злую шутку и это случайность. Но через секунду, он разбил эту надежду, сказав мне лишь одно:

      — Прости, но я всегда любил тебя!

      И он ушёл… Ушёл, чтобы наша дружба закончилась здесь и сейчас, ведь принять такое положение вещей я не мог. И после его признания наша дружба треснула и рассыпалась на мелкие осколки безответной любви.

      Хорошо, хоть после свадьбы молодые уехали жить на квартиру, которую сняли для них родители. Они хотели с самого начала позволить им жить самостоятельно. Поэтому вероятность наших встреч, которых я буду избегать, должна равняться нулю…

      Говорят: «время лечит». И это, правда, уже через месяц я забыл этот инцидент, а через полгода меня забрали в армию.

      И вот уже два года я не видел Родиона. Не знал, как он живёт. Любит ли теперь свою жену, отказавшись от глупого наваждения юношеской пылкости и страсти. Мне хотелось встретить его и позавидовать его счастью, но, увы, зачастую наши желания прерываются неподвластными нам событиями.

      Прибыв домой, я узнал, что родители Родиона продали свою квартиру и уехали из нашего города. Такого поворота я, конечно, не ожидал. Тонкая нить, связывающая нас до этого момента, теперь навсегда оборвалась, не оставив надежды когда-нибудь встретиться.

      Я корил себя за то, что не удосужился узнать, где они живут с Наташей. Даже узнав, что у него появился телефон не взял номер. Всё это мои страхи и амбиции. Ну, любил он меня, ну поцеловал… Что это изменило во мне? Ничего! Я, как и прежде сплю с девушками, и ни при каких условиях не поменяю их общество на связь с мужчиной.

      А дальше моя жизнь, словно скорый поезд, сойдя с рельсов, пошла под откос. Развод родителей. Исключение из института, в который я поступил после армии. Пристрастие к алкоголю. Я катился вниз и, казалось, остановить меня не сможет никто. Ведь я был практически один против всех.

      Вы думаете я себя жалел? Нет, я уверенно шёл вниз, не замедляя шаги. Ещё немного, и пропасть полностью поглотила бы меня, не выпуская из своих глубин. Я даже совсем забыл о старом школьном друге, том единственном человеке, который, видимо, один искренне любил меня…

      Но время всегда расставляет всё на свои места.

      Я не искал друга, зато он нашёл меня, стоящего у бездны, готового раздавить окончательно свою жизнь. Вернее — это была Наташа. Статная женщина, которая не выглядела на свой двадцатипятилетний возраст. Видимо, и её жизнь била по самому больному. Хотя кого она щадит? Только тех, кто нашёл золотой водопад и испил из него воды.

      Наташа изумилась моему виду, но укорять не стала, лишь прошла в прокуренную комнату. Я давно не делал влажную уборку, и пыль тонким слоем покрыла все горизонтальные поверхности.

      Жена моего друга присела на единственный стул, который стоял поодаль от стола с немытой посудой и пустыми стаканами.

      — Игорь, как всё это понимать? — она обвела взглядом мою холостяцкую квартиру.

      — Тебя что-то смущает? — я плюхнулся на разобранную кровать и протёр о спортивные штаны вспотевшие ладони.

      Мне было неприятно предстать перед этой девушкой в таком виде, но больше волновало мнение Родиона, который узнает о моём нынешнем состоянии. Его жалость раздражала больше, чем тот страстный поцелуй, который он подарил мне, а не своей жене. И я был сейчас уверен, что Родион прибежит. Он по-другому просто не мог. И эти пять лет разлуки, не будут чем-то необратимым, это будут уже новые дружеские отношения.

      — Почему ты так опустился? Ты всегда восхищал девушек. Был великолепной партией для многих, и что теперь? — она смотрела на меня, но во взгляде не было отвращения, лишь непонимание.

      — Меня сейчас всё устраивает, — я полностью отгонял мысль о своём положении. Деньги заканчивались, а на работу такого «красавца» не спешили брать. Да и вообще, я практически сложил руки на своей судьбе, отказываясь, становиться вновь нормальным.

      — Игорь, а ведь Родя, не смог бы принять тебя такого, — она вздохнула, словно сбрасывая камень, давивший на сердце.

      — Он бы меня любого не принял, — я словно ограждался от них.

      — Что между вами произошло? Почему ты после свадьбы ни разу не пришёл в наш дом?

      — Не знаю.

      Я не мог ничего рассказать о той ночи. Это было бы предательством перед чувствами друга, которые я не разделял. Мне пришлось уйти, чтобы избавить его от мук совести и постоянных душевных терзаний. Я ведь до подлинного не знал, насколько сильны его чувства.

      — А ты хоть раз вспомнил о Родионе?

      Глаза Наташи наполнились слезами. Я замер, наблюдая за её реакцией, а затем обратил внимание на сминающие сумку пальцы, они дрожали.

      — Наташ, что случилось?

      Мои мозги стали просветляться и я начал понимать, что этот визит не является просто знаком внимания. С Родионом что-то случилось и ему нужна моя помощь.

      Девушка опустила голову и прикрыла лицо ладонями, я ринулся к ней, но вовремя увидел свои не совсем чистые руки. Надо всё же привести себя в порядок.

      — Подожди здесь, я приму душ и переоденусь.

      В комнате матери я выудил чистое полотенце и новые боксеры. Она, приезжая из деревни, где проживала теперь со своим отцом, привозила мне новые вещи, но всё время складывала их у себя, зная, что у неё в комнате они будут в сохранности. Ведь в каком бы я состоянии ни находился, туда никогда не забредал.

      Горячая вода смывает не только пот и грязь с тела, но и весь негатив, а также пофигизм, который прочно засел в вашей голове.

      Через пятнадцать минут я стал похож на человека, которому всего-навсего двадцать четыре и его жизнь только набирает свои обороты, даря радость каждой прожитой минуты. Я словно ожил, чтобы начать всё заново и уже решил для себя найти вновь точки соприкосновения со старым другом, забыв то печальное недоразумение, разделившее нашу дружбу напополам.

      Я вошёл в комнату и с улыбкой на устах произнёс:

      — Давай поскорее пойдём к Родиону и обрадуем его.

      Наташа сглотнула. Она уже успокоилась и лишь покрасневшие глаза намекали на недавние слёзы.

      — Конечно обрадуем. Он давно ждёт тебя.

      Мы вышли из дома, где семь лет назад каждое утро вместе с Родионом покидали один подъезд и шли в школу. Воспоминания грели душу и взывали к моему разуму. Я должен одуматься и сбросить с себя равнодушие…

      Наташа приехала на машине, поэтому тащиться на общественном транспорте нам не пришлось. Я ехал на переднем сиденье и пытался уловить направление, в котором мы следовали. Естественно, город я знал хорошо, но не был в курсе, куда съехал мой друг и где теперь проживает.

      Я был растерян и не понимал, почему мы приехали к городскому кладбищу и Наташа лишь взглядом попросила следовать за ней.

      Широкая дорога разделяла расположенные рядами надгробия на сектора. Мои ноги начинали трястись от неприятного ощущения, а может от тягостного предчувствия, но я надеялся, что меня ведут сюда просто за компанию. И вот мы свернули направо и прошлись, петляя, между гранитных памятников. Наташа остановилась возле небольшой могилы, я боялся смотреть на фотографию того, кто лежал под этой серой плитой.

      Маленький ребёнок. Совсем младенец. И умер он четыре года назад. Я с облегчением выдохнул и теперь посмотрел на надпись: Максимов Игорь Родионович.

      Малышу не было даже двух месяцев. Это был сын Родиона, названный в мою честь. Я сглотнул, пытаясь унять ту боль в душе, которая заставляла чувствовать себя последним подонком, предавшим своего друга.

      Наташа сорвала несколько травинок, пробившихся сквозь тротуарную плитку. Поправила венок, покосившийся от ветра.

      — Он так ждал Игорька, и любил, — девушка тихо заплакала на могиле своего сына.

      — Я не знал, — пытаюсь оправдать себя.

      — Да. Ты был в армии.

      Конечно, это оправдание, но ведь потом я должен был узнать, поддержать, быть рядом.

      — Прости. Я думал только о себе…

      Наташа смахнула последние слёзы.

      — Пойдём. Нам надо идти к Родиону.

      Это было для меня словно глоток воздуха. Как будто крылья выросли за спиной. Ну да, до ангела мне далеко, но душа летела навстречу тому, кто был дороже всего на свете. Теперь я это знал! Теперь я это чувствовал!

      Наташа вышла на ту дорогу, по которой мы уже шли, но повернула не к машине, а наоборот, двигалась вглубь кладбища. Вот она вновь поворачивает, но уже влево и тут же останавливается.

      От увиденного я столбенею.

      Прямо у дороги, с чёрного гранита на меня смотрят улыбающиеся глаза Родиона. Уголки губ чуть подняты. И я понимаю, что упустил самое большое своё счастье, которое светилось двумя капельками невидимых слёз в его глазах.

      Он так и застыл в своём двадцать третьем лете. Наташа подошла ко мне и, положив руку на плечо, сжала его.

      — Он слишком долго ждал тебя, поэтому побудь с ним подольше, а потом я всё расскажу.

      Внутри всё болело. Ком в горле перекрывал дыхание, и проглотить его я не мог. Слёзы стояли в глазах, а душа выла, словно одинокий волк, навсегда потерявший свою половинку. Но ведь это действительно так! Я сердцем чувствую, что вот она моя половина, которая пять лет назад, покинув навсегда, обрекла мою душу на одиночество. И если тогда я мог что-то исправить, теперь уже поздно. Оттуда никто не возвращается… никогда. Люди остаются там навсегда в красивом деревянном панцире, который наглухо заколочен четырьмя гвоздями. Рай, да и только!

      А что остаётся нам? Тем, кто здесь? Кто не сказал последних слов? Кто не смог понять своих чувств? Кто сейчас вместе с тобой умер в одночасье?

      Я так и не сдвинулся с места. Не произнёс ни слова. Не решил для себя, как теперь мне с этим жить.

      На плечо легла рука и я на автомате повернул голову, Наташа… А ведь ей ещё больнее. Похоронить сына двойная трагедия для матери. Видимо, от этой боли слеза вырвалась из глаза и устремилась вниз, расплываясь небольшим пятном на светлой футболке.

      — Я тоже не могу выплакаться. Всё сидит внутри. Теперь вся моя жизнь здесь.

      — Наташа, не надо так! У тебя ещё масса времени начать всё сначала, — я успокаивал девушку, прижав её напряжённое тело.

      — А у тебя? — шепчет она.

      Я вздрогнул. Действительно, что теперь делать, как жить в пустом для меня мире.

      — Не знаю, — больше мне нечего было ответить.

      Жена Родиона отстраняется и, открыв свою сумочку, достаёт небольшую пачку сложенных тетрадных листков, перехваченных тонкой красной резинкой.

      — Возьми, — я смотрю, не понимая, но руку всё же протягиваю. — Родя всё держал внутри себя, я всегда так думала, а после его смерти нашла их, хотя он никогда эти письма и не прятал. Думаю, решение сможешь принять позже, когда прочтёшь их. Они адресованы тебе.

      Сердце начинает колотиться, это последнее воспоминание, оставшееся после Родиона.

      — Ты обещала рассказать.

      Наташа медленно стала уходить от могилы мужа.

      — Я ведь всегда знала о чувствах Родиона к тебе. Да он и не скрывал ничего. Родион надеялся на твоё понимание, и решил в день свадьбы признаться в своих чувствах, — Наташа обернулась и посмотрела на меня, — но ты их не принял. Родя ушёл в себя и мне долго пришлось вытаскивать его из той скорлупы, в которую он спрятался.

      — А как же твои чувства?

      — Я всегда была одиночкой, поэтому меня всё устраивало. Мы договорились, что Родион подарит мне единственное счастье — ребёнка. А я навсегда стану его ширмой, укрывающей от людских предрассудков.

      Я шёл рядом, задумавшись. Значит, Родион был одинок и его свадьба, показная любовь — всего лишь фарс! Спектакль для общества, которое не принимает никаких исключений из правил. И я был одним из них. Следовал вместе с толпой по течению, а Родя упорно боролся с этим самым пресловутым течением.

      — Игорёк родился совершенно нормальным ребёнком, я не могла нарадоваться на это чудо. Родион хотел вас познакомить, но узнал от родителей, что ты пока недосягаем, поэтому эту встречу он отложил на год. Но беда пришла, откуда не ждали. Однажды гуляя по скверу, я отвлеклась на звонок мамы, а какой-то пьяный мотоциклист, зацепив коляску, вырвал её из моих рук и протащил волоком несколько десятков метров. Это не передать словами, что я почувствовала тогда. Мне кажется, в тот миг я внутри вся умерла. Но это было несоизмеримо с болью Родиона. Ведь он всю свою невостребованную любовь отдал сыну. Он жил им. Он дышал вместе с ним…

      Наташа вздохнула, я же боялся вставить даже звук, сопереживая и утешая.

      — Мы тихо похоронили своего сына, но наша жизнь разломилась на до и после. Понимаешь, я сильная и справилась с этим ударом судьбы. Родион же, опустошённый изнутри, так же как и снаружи, полностью отрешился от этого мира. Тоже стал пить. Он зачастую даже не замечал, как мне было плохо от этого. Но бросить я его не могла, как и не имела возможности сообщить тебе о его состоянии. Была весна. Родион странным образом сам смог выбраться из своей депрессии и вновь вернуться к жизни. Однажды вечером он сказал, что хочет навестить своих родителей, но меня попросил остаться дома, ехать-то теперь надо в другой город. В его поведении ничего не было странного. Он не вернулся ни завтра, ни послезавтра… Лишь через неделю, когда я, выплакав все слёзы, узнала, что он лежит в больнице. Его жестоко избили.

      Мы подошли к машине и остановились.

      — Его изнасиловали и избили, а потом бросили в том самом сквере, где погиб сын. Я поначалу решила, что Родион искал того мотоциклиста, который сбил коляску. Но позже поняла: он решил попробовать то, что его постоянно тревожило и смущало. Да только партнёра он выбрал неадекватного. Из больницы Родя так и не вышел. Выбросился из окна на четвёртом этаже. И сразу мгновенная смерть.

      Наташа смогла спокойно договорить до конца и лишь потом, тяжело вздохнула.

      — Уже год, как его нет, и четыре — нет моего сына. Но я всё время чувствую их присутствие. Они словно рядом и утешают, помогают в трудную минуту. Мои мужчины оберегают меня. Эти письма я нашла совсем недавно. Прости — прочитала одно, не зная, что в нём написано. Но потом поняла — ты должен их получить. Родион хотел бы этого.

      Она опустила глаза, потом повернулась к машине и открыла дверь.

      — Подвезти?

      — Нет, спасибо. Хочу побыть в одиночестве.

      Я, как никогда, сейчас был опустошён. Но мне хотелось жить вопреки всему. И я знал то место, где смогу побыть рядом с Родионом наедине.

      Нет, не на кладбище… Сквер…

      Вот то место, и говорить об этом уставшей Наташе сейчас не стоило.

      Самая дальняя лавочка, находящаяся в тени огромных деревьев, как всегда, пустовала. Мы часто заглядывали сюда покурить, а потом шли домой. От этого сквера до нашего дома всего-то ничего.

      Я покрутил в руке сложенные листы, но нетерпение узнать, что в них, заставило открыть самое верхнее.

      «Я привык к одиночеству. Вот и сейчас это чувство, собрав все мысли в кучу, расположилось на развалинах моей долгой счастливой жизни. Это уродливое чувство безысходности поглощает всё без меры. Оно не может насытиться теми жертвами, которые мы кладём у её ног. Ей всё время мало, и она требует ещё и ещё. Пожертвовав своими чувствами, я отдал безысходности на растерзание ещё и душу. Но эта бессовестная тварь сожрала и её…»

      На этом его мысли обрывались. Я повертел лист. Видимо, отчаяние накрыло его полностью, и Родион не смог продолжить. Но я не мог это назвать письмом, это больше походило на дневник. Сложил лист и положил под резинку. Беру другой — посередине.

      «Я знаю, что ты никогда не узнаешь об этом, но твоя улыбка озаряет мне путь. Не могу дождаться утра, чтобы увидеть твои таинственные карие глаза. А ресницы, зачем природа наградила тебя таким чудом, делая твоё лицо настолько притягательным. И я узнал, что такое ревность. Ты ведь не замечаешь пожирающие взгляды одноклассниц, которые хотят лишь одного — твоего приглашения. А я могу за этим тихо наблюдать. У меня нет никакого права мешать тебе жить, да и знать ты ничего не должен, потому что это только мои проблемы, мои терзания, моя боль…»

      Значит, это началось ещё в школе, и он стоически носил в своей душе эти мучения, защищая меня от себя. Я сглотнул.

      Другой лист начинался именно как письмо, но прочитав его, я понял, что до адресата оно могло попасть только после смерти отправителя.

      «Дорогой Игорь! Моя душа кипит и клокочет от негодования, которое я пытаюсь удержать сейчас в себе и не подняться к тебе, чтобы расквасить твою милую морду. Я мог всё очень долго терпеть, мог молчать, мог тихо вздыхать от своих чувств. Но ты сегодня навсегда погасил горевший во мне огонь. Да как ты, вообще, мог поцеловать Костика со второго курса? Не, ну я мог бы понять, что вы были бухие в дымину, но ответь почему он, а не я? Я ждал этого столько лет, ты рвал моё сердце на части, а теперь… что теперь? С ним ты можешь целоваться, а мне даже томный взгляд подарить не достаётся. Ненавижу тебя! Вот сейчас брошу ручку и поднимусь. Позвоню в дверь и… Вот не знаю, что потом… Наверное поцелую, вложив в это действие всю свою боль и страсть, искусав твои сладкие губы, на которых ещё остался вкус Костика. Нет, сначала с мылом вымою твой рот, а потом поцелую. Причём возмущения я не приму. Тебе придётся терпеть меня и принять все как есть. Ненавижу тебя настолько же, насколько и люблю! Твой Родион».

      Я сидел, приоткрыв рот, и вспоминал ту вечеринку по случаю удачно сданной сессии. Если бы сейчас не прочёл эти строки, то никогда не вспомнил об этом Костике. Помню, как он пару раз после этой вечеринки подкатывал ко мне со странными намёками, а я, забыв всё напрочь, не понимал его. Удивительная штука наша память, она избирательно откладывает в свой чулан только те воспоминания, которые сама считает нужными.

      На улице уже смеркалось, но мне не хотелось уходить, я мог прочесть ещё один лист, которому Родион доверил свои чувства.

      «Твой поцелуй настолько сладок и тягуч, насколько потом стало горько оттого, что ты отверг меня. Игорь, ты ведь никогда не знал о моих чувствах. И даже не догадывался, что я вдыхал тот углекислый газ, который ты выдыхал. Я всегда шёл по твоим следам, пытаясь забрать у земли тепло, оставляемое твоими шагами. Теперь же не могу больше этого делать, ты просто не дашь мне этой возможности. Знаю: ты считаешь, что я предал свою любовь к тебе, женившись на Наташе. Но это не так. Она меня понимает и поддерживает, хотя мне всегда хотелось, чтобы это место было занято тобой. Я рад, что приоткрыл для тебя завесу своего отношения. И даже если ты не принял мою любовь, радость всё равно сейчас клокочет в сердце. В моём разбитом сердце!»

      Мне не хотелось возвращаться в пустую квартиру, в пустой многоэтажный дом, где я был одинок. И вновь пожалел, что не спросил адрес Наташи. Одиночество может скрасить лишь такая же неприкаянная душа.

      Грязная комната, бутылки на столе и полная пепельница окурков вызывают отвращение. Решаюсь завтра сделать уборку, а сегодня я могу поспать в комнате матери. Хотя какой там спать. Бессонная ночь и воспоминания — вот моя перспектива.

      Уже далеко за полночь. Я многое узнал: чем жил Родион, о ком страдал, как переживал смерть сына. И вот в руках я держал последний сложенный лист. События и повествования в них были перемешаны, но я теперь сложил их все в хронологической последовательности, и уже знал, зачем Родион пошёл в тот злосчастный вечер в сквер. Его желания сыграли с ним злую шутку. Он познакомился по интернету с мужчиной и решился попробовать переспать с ним. Попробовал…

      Последний лист. Я не знал что в нём. Я боялся его открыть и узнать, что может преподнести моей истерзанной душе новая порция кипящего олова, которое за последние сутки целиком заполнило моё сердце.

      «Отец всегда странно смотрел на меня. Вернее, он не отец, а отчим, но я всю свою сознательную жизнь помнил его. Его равнодушие к моему воспитанию смущало меня, но достаток в семье и полный холодильник, с лихвой оплачивали его пассивность. Но в последнее время его интерес возрос. Он чаще стал со мной разговаривать, причём темы для разговоров всегда смущали. Нравятся ли мне девочки, а может быть я ничего к ним не чувствую?! Что ощущаю, когда в школьной раздевалке вижу переодевающихся одноклассников?
Бывает ли у меня утренний дискомфорт и от него потом трусы влажные?! Меня это смущало, но я всегда шёл на контакт, понимая, что он может помочь мне понять себя. Но вчера всё рухнуло. Я навсегда возненавидел этого мужлана. Это чудовище, скрывающее своё истинное лицо под маской добродетели. Он был нетрезв. Я вернулся из школы и сразу же пошёл к себе. Но, видимо, в планы отчима это не входило, поэтому он зашёл ко мне и присел на кровать. Он что-то говорил, но я не хотел слушать, поэтому повернулся к окну и смотрел на пустой двор. Буря налетела, когда её не ждали. Меня схватили сзади, одной рукой зажав рот. То, что происходило дальше было мерзко, больно и отвратительно. Единственное, что врезалось в моё сознание — это его слова: «Скажешь матери, я и её также трахну!» Время лучший лекарь! Не знаю, кто это сказал, но мне это нужно принять. И я вылечусь, главное, чтобы никто ничего не узнал… Особенно мама».

      Несколько капель слёз расплылись на листе бумаги смешивающихся с исходящим отчаянием и болью от этих строк. Понять, как это произошло, я не мог. Знал ли я тогда Родиона или это случилось раньше, осталось тайной, которую парень унёс с собой, стойко справившись с этим. Хотя… Я вспомнил, как однажды он не пришёл в школу. После уроков решил заглянуть к нему, но Родион не открыл двери, лишь шорох подсказал мне, что он там. И если судить по всем разложенным мной в хронологической последовательности записям, уже тогда Родион страдал от чувств ко мне. Уже тогда его сердце было выжжено дотла.

      Мне постоянно казалось, что Родион слишком нежен и спокоен для парня. Его мягкий характер всегда смущал меня, ведь я считал, что мужчина не должен быть мямлей.

      И сейчас я стал лучше его понимать. Видеть силу его внутреннего духа. И как мне показалось, он был намного больше мужиком, чем многие из нас. Нет не потому, что он промолчал. А потому что он не спасовал, а продолжил жить, нормально жить без страха и упрёков…

      Время…

      А что время? Оно само всё расставит по своим местам, только дайте ему отсчитать для вас немного бесконечности…