Васька

- Васыыыыыыль!

Мамкин голос не предвещал ничего хорошего. Васька затушил бычок и затолкал его в вазон с цветами. Надо было выбираться со двора по-тихому: пацаны ждали его, чтобы ехать на лиман, а мамке только под руку попадись – выдумает тридцать три дела.

Васька с утра уже успел подмести дорожки, натянуть тент над той частью двора, где стояли столы, помочь Лариске на кухне и полить газон. По всему выходило, что свои обязанности Золушка он перевыполнил, хотя на часах не было еще восьми, а поэтому следовало быстро выводить из гаража верный мокик* и рвать подальше отсюда.

Он обошел дом сзади, прячась в кустах можжевельника, и едва успел шмыгнуть в гараж, как был пойман за шкирку Виталей:

- Далеко ли собрался? - спросил старший брат, возвышаясь над ним.

- На лиман, - огрызнулся Васька, понимая, что его карета вот-вот превратится в тыкву.

- Малой, ты не охренел часом? Какой лиман? Давай, шагай к Насте в бельевую – поможешь чистое по номерам разнести, а у Лариски посудомойка не вышла, так что после завтрака ты в ее распоряжении.

Васька насупился, но смолчал. Рука у брательника была тяжелая, как и характер, так что спорить с ним было опасно для целостности Васькиного организма. В прошлый раз попытка качать права закончилась звонкой оплеухой, после которой Васька, протаранивший колючие кусты, мазал царапины зеленкой и сверкал стесанными коленками неделю, как детсадовский.

- Понял ли? – наклонился Виталя.

- Понял, - буркнул Васька, заходя внутрь дома.

Настя сортировала белье в полутемном подвале, где стояли стиральная машина и гладильный пресс. Услышав Васькины шаги, она повернулась, охнула и начала массировать поясницу.

- Тебе врач чё велел? – вскинулся Васька, оглядывая выпирающий живот невестки. - Ну-ка сядь!

- Ой, Васёк, - Настя разулыбалась, - только ты еще мной не командовал.

- Сядь сказал! – повысил голос Васька.

- Ладно, корзину бери, - Настя кивнула на пол, где стояла корзина с собранным бельем, - и бежи наверх, а я тебя тут подожду.

Васька подхватил тяжелую корзину, тихо матернул братца, который заставлял беременную жену бегать по лестницам на таком сроке, и попер свою поклажу на второй этаж, где с вечера освободилось четыре номера.

Когда он пробегал мимо холла на первом этаже, его окликнула мама:

- Васыль, где тебя носит? Не дозовешься.

- Тут я, - буркнул Васька, рассматривая мужика в темной футболке и шортах цвета хаки, стоявшего рядом с матерью.

- Помоги-ка Григорию Алексеевичу номер найти, - кивнула мама на вновь прибывшего и протянула Ваське ключ.

- Меня Настя с бельем послала, - попытался отмазаться Васька.

- Тут оставь, потом спустишься!

- Галина Васильевна, я сам могу, - вмешался в разговор мужик.

- Не надо сам, - махнула рукой мать, - и багаж возьми, - указала она на чемодан на колесах Ваське, - иди, чего встал?

Васька в сердцах швырнул корзину ей под ноги, ухватил чемодан за длинную ручку и кивнул мужику:

- Пойдемте.

Гостиница с безыскусным названием «Галина» была любимым детищем Васькиной мамы – Галины Васильевны. Все семейство Ганиных: два сына Галины Васильевны - Виталий и Василий, невестка Настя, дочь Оксана и сестра Лариса трудились на ниве туристического бизнеса с апреля по октябрь. С октября по апрель маленький приморский поселок впадал в сонную одурь и проживал все то, что смог заработать за сезон.

Гостиницу построили на месте старого родового гнезда, каждое лето пристраивая что-то, переделывая и возводя надстройки, так что скоро двухэтажное здание стало напоминать творение Антонио Гауди. Пространство искривлялось самым неожиданным образом, лестничные пролеты то увеличивались, то уменьшались, а коридор вполне мог закончиться тупиком. К тому же, отельчик стоял, по меркам поселка, далековато от моря (до пляжа нужно было идти минут пятнадцать), что было дополнительным стимулом для владельцев домов на «первой береговой линии» смотреть на Галину Васильевну свысока. Зато он мог похвастаться просторным внутренним двором, в котором, у маленького фонтана, собирались вечерами постояльцы – попить пивка, посмотреть телевизор или просто посидеть в прохладе затененного деревьями пятачка, любуясь колючими южными звездами, заглядывавшими во двор сквозь высокие соседские заборы. Галина Васильевна, не имевшая никакого специального образования, обладала явным талантом к коммерции, а также чутьем и практической сметкой. Она честно вкалывала по двадцать часов в сутки, заставляя и своих домашних пахать как вол, восполняя недостатки расположения комфортом и заботой о постояльцах, так что люди не только возвращались на следующий год, но и давали координаты понравившегося жилья друзьям и знакомым.

Сейчас, в конце августа, постояльцев стало меньше: родители спешили обратно, чтобы успеть собрать отпрысков в школу, преподаватели и студенты, предпочитавшие бюджетный отдых на родном побережье, тоже паковали чемоданы. Оставались любители бархатного сезона и те, кто хотел отсрочить наступление осени лично для себя, уезжая из городов, в которых солнца становилось все меньше и вот-вот должны были начаться нудные сентябрьские дожди.

Мужик, чемодан которого Васька с натугой волок вверх по лестнице, принадлежал к непонятной категории. На одиночку он не был похож, а густой загар, покрывавший открытые предплечья и голени, был явно заработан не на пригородной фазенде, так что тащиться сюда у него просто смысла не было – мог бы место и покруче найти.

- Нам сюда, - сообщил Васька, изо всех сил сохраняя остатки воспитанности, и свернул в отнорок на втором этаже, который вел к одному из полулюксов.

Он располагался в пристройке, напоминавшей башенку, в ней было всего два просторных двухкомнатных номера с кондиционером и хорошей душевой кабиной, а не поддоном с занавеской, как в остальных. Еще один полулюкс располагался на первом этаже, но был занят темпераментными молодоженами, которые своей сексуальной активностью пугали не только соседей, но и попрошаек-котов. В любое время дня и ночи из открытого настежь окна неслись звуки, наводившие на мысль о фильмах для взрослых. Предсказать следующий приступ половой активности супругов было невозможно, и постоялицы, на всякий случай, не пускали детей бродить по украшенной клумбами лужайке, на которую выходили оба номера. Мамы были возмущены таким поведением «молодых», а вот папы тайно завидовали мелкому чебурашковидному Ромчику, едва достававшему своей юной ногастой жене до переносицы. Она щеголяла россыпью засосов на шее и смотрела на мужа с обожанием, норовя прижаться поплотнее.

Васька втащил чемодан внутрь, раздернул тяжелые шторы, давая постояльцу осмотреться.

- Спальня, - ткнул пальцем Васька, - ванная там. Пульт от кондиционера, пульт от телевизора, телефон.

Григорий Алексеевич с улыбкой за ним наблюдал.

- У вас кормят когда? – спросил он, склонив обритую налысо голову к плечу.

Васька уставился на часы за его спиной:

- Завтрак уже накрывают, обед с часу до трех, ужин с шести до восьми.

- Спасибо, - сказал гость и полез в висевший за спиной рюкзак.

Представив, что сейчас ему сунут мелкую купюру на чай, Васька покраснел, пробормотал «пожалуйста» и спешно выкатился из номера.

- Мам, - спросил он, спустившись с лестницы, - он откуда?

- С Москвы, - гордо сообщила мать, как будто Григорий Алексеевич был не москвичом, а единорогом, как минимум.

- Надолго он?

- Пока на неделю, сказал, к нему еще друг должен приехать, вроде как.

- Вроде как должен или вроде как друг? – съязвил Васька, постоялец ему категорически не нравился.

- Васыль, что-то ты больно много стал болтать, - тут же оборвала его Галина Васильевна, - давай-ка к Ларисе шагай, она уже тебя искала.

Васька вздохнул и поплелся на кухню.

Дело было привычное: подай, принеси, убери посуду. Васька, в белоснежном фартуке, мотался между столиками, таская каши, омлеты и какаву с чаем, когда заметил нового постояльца, вольготно устроившегося в самом дальнем углу столовой. Поставив перед Ромчиком яичницу с колбасой и помидорами, он подошел к Григорию Алексеевичу и спросил как можно дружелюбнее:

- Вам чего?

Тот улыбнулся:

- У вас меню есть?

- Вам список блюдей? – ляпнул Васька.

Григорий окинул его взглядом и осклабился:

- С блюдями, я смотрю, у вас все в порядке, - и, не обращая внимания на залившегося краской Ваську, продолжил, - можно мне кофе, черный, омлет и пару бутербродов?

- С ветчиной? – спросил Васька.

Григорий кивнул и начал копаться в телефоне.

Ваське ничего не оставалось, как умчаться на кухню за новым заказом.

Больше до самого вечера Васька постояльца не видел. Да и особо некогда было смотреть. Ему подвалило счастье размещать семейную пару из какого-то далекого северного города – Васька не разобрал, какого. Он демонстрировал все имеющиеся номера мадам лет тридцати с начесом на голове и на высоких каблуках. Мадам морщила нос, брезгливо дотрагивалась до всех поверхностей и капризно вопрошала: «А еще что есть?». Спутник мадам сопел, потел и преданно, по-собачьи, заглядывал ей в глаза, ожидая команды «голос». Мадам все-таки выбрала номер с таким видом, словно делала гостинице великое одолжение, а потом гоняла Ваську за свежими полотенцами, теплым пледом и водой, требовала перестелить белье, потому что «вот там, видите, пятнышко». Успокоилась она только часа через полтора, ровно в тот самый момент, когда Васька решил, что умышленное убийство – не такой большой грех.

Потом он помогал на кухне с обедом, мыл посуду, бегал по мамкиным поручениям, потом был ужин, с которого нетрезвые клиенты не торопились уйти. Когда он подмел двор и помыл его из шланга, наступила ночь и следовало идти спать, так как разбудят все равно ни свет, ни заря. Но сил, чтобы встать и тащиться к себе, просто не было, поэтому, устроившись на поребрике газона, Васька закурил, вытянув ноги.

Шагов он не услышал – был занят собственными мыслями. Рядом присел новый постоялец, посмотрел на Ваську, тоже закурил:

- Сидишь, стахановец?

- Сижу, - согласился Васька.

- А чего спать не идешь?

- Пойду сейчас, - сил отругиваться и язвить просто не было.

Григорий Алексеевич продолжал молча его рассматривать, и Васька повернулся к нему в анфас. Дядька, по Васькиным меркам, был старый, лет 40, но не рыхлый, подтянутый. Из шорт торчали мосластые мохнатые ноги, руки были крупные, с хорошими бицепсами. Сам Васька, самый мелкий в семье, мечтал быть вот таким – здоровым и спокойным как танк. Брат Виталя был выше Васьки на голову, и даже сестра переросла последыша Галины Васильевны, которая шутила, что «матерьялу на младшего не хватило – всё раньше использовали». Все Ганины были похожи на мать – черноглазую и чернобровую казачку с тяжелым узлом волос на затылке, с ровной смуглой кожей и резким, немного птичьим профилем.

Григорий Алексеевич же был типичной «славянской внешности» - светлоглазый, с носом картошкой, мягким рисунком рта и плавными скулами. На носу и щеках у него уже появились красноватые пятна загара, а лысина бликовала даже в полутьме южной ночи, разбавленной светом одинокого фонаря.

- Устал? – по-доброму улыбнулся постоялец, и Васька вдруг почувствовал желание поговорить с посторонним мужиком, который через неделю свалит отсюда навсегда.

- В сезон всегда так.

- Интересная у вас работа, - сказал Григорий и достал из пакета пластиковую бутылку с домашним вином, отвинтил крышку, отхлебнул, - все кругом отдыхают, а вы работаете.

Он протянул Ваське бутылку, тот глотнул и сморщился.

- Ты где эту гадость взял? Разбодяженную?

Григорий Алексеевич, казалось, даже не заметил неожиданного перехода на «ты».

- На набережной отоварился.

- Там вообще ничего покупать нельзя, - уверенно заявил Васька, - если не хочешь травануться – спроси у местных.

- У тебя, что ли? – усмехнулся мужчина.

- Хоть бы и у меня. Завтра отведу тебя к дядьке одному – попробуешь.

- Твой дядька-то?

- Что? – Васька сначала не понял, а потом разозлился. – Нет, не мой. Мои - далеко, на Кубани. Просто человек хорошее вино делает, не для туристов.

- А мы, значит, второй сорт? – продолжал веселиться Григорий.

- Значит, - сплюнул Васька и попытался встать, но был схвачен за руку.

- Горячий какой, - ухмыльнулся Григорий Алексеевич, - не убегай, пошутил я.

- Шутки у тебя дурацкие, - буркнул Васька, но сел обратно.

- Это да, все говорят.

- Чего ж так тупо шутишь?

- Так по-другому не умею.

И тут до Васьки дошло – постоялец был под изрядным шофе. Все говорило об этом: шальной блеск глаз, заторможенность движений и слегка кривоватая ухмылка от уха до уха. К тому же, от него шел слабый винный запах.

- Ты прямо на набережной накидался, что ли? – спросил Васька, нахмурив брови.

- Ну, да, - согласился Григорий, - а что?

- Кошелек проверь, - сказал Васька, - и мобилу. Как приедете на отдых – вообще мозг отключаете.

Постоялец зашарил по карманам и заcмеялся.

- Нету.

- Чего?

- Мобилы нету. Деньги на месте, я их в карман сунул, а вот телефон пропал.

Он громко заржал, запрокинув голову так, что чуть не упал назад, в газон. Васька придержал его за шкирку.

- И хули ты ржешь?

- А что – плакать что ли?

- Где ты его видел в последний раз?

Григорий заржал еще громче:

- Где видел? Ой, бля, гражданин следователь… Не могу…

- Водички принести? – недовольно спросил Васька, глядя на веселящегося жильца.

- Не, у нас с собой, - Григорий Алексеевич сделал еще глоток, поперхнулся, закашлял, получил от Васьки по спине, охнул, - поаккуратнее, так и убить можно.

- Тебя убьешь, - оскалился Васька, - ну, так что там с мобилой?

Григорий задумался:

- Я с другом разговаривал, потом в карман сунул или на столик положил – не помню.

- Ну, ты даешь! Что хоть за телефон был?

- ASUS, хорошая машинка.

- Была, - подсказал Васька.

- Ну, да, вряд ли мы её найдем.

- Мы? А с чего ты решил, что я искать буду?

- Ну, ты все-таки местный. Хотя забей – я даже не помню, где это было, может, я вообще его в море кинул.

- Как это? – удивился Васька.

- А вот так. Семейные, бля, обстоятельства. Семейные…

Он снова зашелся, вытирая слезы и сгибаясь от хохота. Васька подумал-подумал, выкрутил вентиль, взял лежащий рядом шланг и прицельно окатил постояльца холодненькой.

Григорий булькнул и затих. Потом стащил майку, вытер ей рожу, поднялся.

- Спасибо, - сказал он и направился к освещенному подъезду.

- Обращайтесь, если что, - крикнул Васька ему в спину и покрутил пальцем у виска. Вот ёбнутый, а?

Следующим утром мамка вытащила его с кухни, где он разбирал посуду после завтрака.

- Васыль, иди сюда, дело до тебя есть.

Васька вытер руки полотенцем и поплелся за ней, зная, что спорить бесполезно.

На улице их ждал Григорий, в тонких брюках, льняной рубашке и солнцезащитных очках.

- Привет, - сказал он.

- Здрасьте, - кивнул Васька.

- Права есть?

- Есть, - Васька удивился, но виду не подал.

- Я хотел тебя попросить экскурсоводом поработать – показать мне окрестности. Галина Васильевна не против.

Мама важно кивнула.

- Меня? – переспросил Васька.

- Тебя, - подтвердил постоялец.

Васька, задумался, с чего вдруг такое внимание к его персоне и как Григорию удалось убедить маму отпустить сына на целый день. К тому же, было непонятно, что за «окрестности» имеет в виду постоялец? Куда он собрался-то?

- Чего застыл, - вмешалась Галина Васильевна, - беги, переоденься.

Васька слетал в комнату, нацепил чистые шорты и майку, сунул в рюкзак полотенце, плавки и бутылку воды и помчался назад.

На стоянке перед гостиницей низко урчал снежно-белый «Крузак», за рулём которого сидел Григорий. Васька восхищенно обошел тачку, сунулся внутрь, погладил кожаные чехлы сидений.

- Порулить дашь? – с надеждой спросил он.

- Садись, - легко согласился Григорий.

Агрегат был приёмистый и очень чуткий. Да и ездить на таких мощных тачках Васька не привык. Он осторожно вырулил со стоянки и двинул вниз по улице.

- Куда мы? – решился он спросить у попутчика, не отрывая, впрочем, взгляд от дороги.

- Подальше куда-нибудь.

- В Новороссийск?

- Далеко до него?

- Километров восемьдесят, - пожал Васька плечами.

- Годится.

- Слушай, че-то ты странный отдыхающий – не загораешь, не купаешься.

- Вот там и искупаемся. Там же пляж есть?

- Есть, - подтвердил Васька, - и порт.

- Нет, порт это не наш случай. Ладно, на месте разберемся. Втопи хоть - тащимся еле-еле.

- Я не умею быстро ездить, - огрызнулся Васька.

- Так учись.

Григорий наклонился и, схватив Васькину ногу, вдавил педаль газа в пол. «Крузак» взревел и прыгнул с места. Васька вцепился в руль и сумел только прошипеть:

- Иди на хуй!

- Ой, деточка, - загоготал Григорий, - я там бывал чаще, чем ты на свежем воздухе.

Ваське очень хотелось сказать ему что-нибудь злое, но для этого надо было оторваться от дороги, которая серой полосой ложилась под колеса. Ощущения от вождения были совершенно другими. Раньше он водил только «девятку» лучшего друга Сашки, да Виталя изредка допускал его до своего «Форда», но предыдущие тачки и в подметки не годились «Тойоте», которая реагировала буквально на каждое касание. Васька полностью погрузился в процесс, а Григорий достал из бардачка сигарету и затянулся.

- Дай мне тоже, - сказал Васька, получил уже зажжённую сигарету, еще теплую после чужих губ.

- А где твой отец? – вдруг спросил Григорий.

Васька промолчал и, не дождавшись ответа, постоялец продолжил:

- Маму видел, брата видел, сестру, а папка ваш где?

- Не знаю, - сказал Васька.

- Как это?

- В рейс ушел и не вернулся.

- Он у вас летчик что ли? – продолжил допрос Григорий Алексеевич.

- Дальнобойщик.

- Не нашли?

- Не искали, - отрезал Васька, - мамка перекрестилась и всё.

- Сурово, - протянул попутчик.

- Угу.

- А гостиница?

- А чё гостиница?

- Мамка строила?

- Ага. Тут дедушкин дом стоял. Она сначала в него жильцов пускала, а потом кредит взяла – начала строиться, ну и вот.

- А давно отец-то пропал?

- Лет десять, - пожал плечами Васька.

- А тебе сколько?

- Двадцать.

- В Армии был?

- Нет.

- Чего так?

- А хули тебе за дело?

- Интересно.

- А сам был?

- Нет, у меня заболевание, - фыркнул Григорий, - психическое.

- Оно и видно. А я глухой на одно ухо, - вдруг ляпнул он.

- Как это?

- Воспаление, в детстве всё ухо раздолбили, я теперь левым не слышу ничо.

- Мешает?

- Не, я ж не в консерватории скрипку пилю.

- Логично, - пробормотал Григорий Алексеевич.

- А тебе? – после паузы спросил Васька.

- Чего «тебе»?

- Лет сколько?

- Сорок два.

- С Москвы?

- Почти.

- Почти – это как?

- Одинцово – есть такой город рядом.

- А занимаешься чем?

- В строительной фирме работаю.

- Начальником?

- Вроде того.

- Семья есть?

- Нет.

- Развелся что ли?

- Почему «развелся»? – усмехнулся Григорий и, приоткрыв окно, выбросил туда бычок. - В рейс ушел.

Васька обиженно замолчал.

- Притормози-ка, - вдруг велел Григорий.

Васька остановился, выбрав место у обочины. Попутчик вылез из машины, обошел ее и распахнул водительскую дверь.

- Вылезай.

Васька молча отстегнул ремень и вылез.

- Штурманом побудешь, - сказал Григорий Алексеевич, указывая ему на пассажирское сиденье, - а то мы до Новороссийска до вечера не доедем.

Васька забрался в машину и затих на сидении. Он бы оскорбился или вовсе ушел домой, по дороге поймал бы попутку, но Григорий водил отменно, не чета ему, Ваське, и он понимал, что такая машина любит опытные руки. Григорий вёл спокойно и уверенно, никого не подрезал, но неизменно обходил, бросая Ваське короткие «направо?», «а теперь куда?». Скоро вокруг них выросли каменистые стены, зажавшие дорогу с боков, трасса пошла ровнее – вот-вот должен был показаться Новороссийск.

- Давай, пожрем где-нибудь, - предложил Григорий, - а потом сходим на корабли посмотреть.

- Чё на них смотреть-то? – фыркнул Васька, немного оттаяв.

- Может, это моя мечта детства? Тебе жалко, что ли?

- Не жалко, - согласился Васька, показывая, куда сворачивать.

Они поели в кафешке на набережной, потом шлялись, рассматривая достопримечательности. Григорий Алексеевич жалел, что не взял с собой фотоаппарат, так как хотел «запечатлеть» Ваську на «фоне моря».

Васька отбрехивался, они беззлобно переругивались, шутили, и Васыль как-то умудрился рассказать постояльцу всю свою скучную жизнь.

- Не нравится тебе тут? – резюмировал Григорий Алексеевич.

- Не.

- Чего так?

- А чего тут делать-то? Как отдыхающие уедут, так хоть волком вой. А в сезон поубивать вас хочется – нажрутся, ведут себя как обдолбыши, дома-то, наверное, не такие.

- Да, - задумчиво согласился мужчина, докуривая очередную, - тут у вас в воздухе бацилла какая-то носится. Проникает прямо в мозг. Тормоза отрубает напрочь.

- Бацилла, бля, - проворчал Васька, - людьми надо быть.

- Сложно это, - пожал Григорий плечами.

- Чего сложного-то? – взбеленился Васька.

- В тебе говорит юношеский максимализм, - заявил Григорий Алексеевич, - у тебя все просто.

- Зато вы, ебать, какие сложные.

- Неплохо было бы… - бормотнул попутчик.

- Чего?

- Все, говорю, насмотрелся. Слышь, Василий, у вас же тут винные заводы должны быть?

- Есть. Один совсем рядом, Абрау подальше.

- Поехали – покажешь. Купим пару сувениров.

Поездка за сувенирами закончилась экскурсией с дегустацией. На первом заводике Григорий лез во все дырки, задавал экскурсоводше, молоденькой девчонке, бесконечные вопросы, а в дегустационном зале удивленно поднимал брови, смакуя номерной резерв «Каберне». В фирменном магазине он закупился парой ящиков местного вина и потребовал:

- Теперь вези меня, ямщик, в Абрау.

- Ты охуел? – возмутился Васька. – Вечер уже. Не успеем.

- Успеем-успеем, - посулил Григорий Алексеевич, - гони.

Васька, не пустивший за руль поддатого владельца, только сжал зубы. Дорога до Абрау была похожа на кишечник, который он видел в учебнике биологии: резкие повороты следовали друг за другом, а на асфальтовом полотне разъезжались всего две машины. К концу дороги Васька взмок, в затылке стучало, ломило плечи, ему приходилось то и дело отирать о штаны липкие ладони, скользившие по оплетке руля. Григорий вальяжно развалился в кресле, мурлыкал что-то себе под нос и периодически пытался завести с Васькой разговор. Впрочем, безуспешно.

Они успели на последнюю экскурсию без дегустации, но Васька рано радовался – Григорий отоварился на заводе и потащил своего усталого шофера на набережную. Хлебал брют из горла, курил и рассуждал о замысле божьем и косяках в его исполнении. Васька понимал его с пятого на десятое и просто сидел на нагретой солнцем скамейке, наслаждаясь покоем. Когда к ним подкрались ранние осенние сумерки и Григорий, наконец, замолчал, Васька решил поинтересоваться:

- Может, поедем?

- Ты куда-то торопишься?

- По темноте возвращаться не хочу.

- Я сам могу за руль сесть.

- Ага, чтоб нас потом из пропасти МЧС доставал? На хуй надо!

- Ты знаешь, а я иногда думаю, может лучше раз и всё, а? Не доживать в маразме, не коптить небо, не перебирать все годы, выискивая то самое место, с которого все пошло не так. Умереть сразу, чтобы не успеть испугаться.

- Я не знаю, как ты, а я умирать не собираюсь.

Григорий Алексеевич тихо засмеялся:

- В твоем возрасте жизнь кажется бесконечной. Хорошо бы так и оставалось до конца.

- Вставай, ебанат, поехали обратно, - Васька ухватил мужчину за предплечье и поднял.

На обратной дороге Григорий молчал, даже не курил, потом откинулся в кресле и закрыл глаза: то ли спал, то ли думал о чем-то своем – Ваське было похуй, лишь бы уже доехать. С непривычки мозги трещали, к тому же, к вечеру сильно устали глаза и затекла правая нога. Все прелести неопытного водителя разом. Как люди ездят сутки подряд?

К гостинице подрулили уже в темноте. Навстречу им выскочила мамка, какая-то заполошная, на себя непохожая.

- Вась, Настю в больницу отвезли! – без «здрасьте» выпалила она.

- Какую больницу? – затупил Васька.

- В роддом!

- Так ей же рано, - усомнился Васька.

- Тебя не спросили, - мама махнула рукой, - увезли без документов, я вот только нашла их, - Галина Васильевна махнула зажатыми в руке бумажками, - надо везти туда.

- А Виталя где?

- На рыбалку уехал, на телефон не отвечает.

- Нашел время рыбалить, - сплюнул Васька, - ну, и на чем мы поедем? На мокике?

- Машину мою возьмешь, - сказал Григорий Алексеевич и протянул Ваське ключи.

- А если меня остановят? – уперся Васька.

- Отбрехаешься. Ну?

- Мам, садись, - решился Васька.

Галина Васильевна с опаской уселась в салон, долго копалась с ремнем, а потом хлопнула себя по лбу:

- Григорий Алексеевич, к вам же друг ваш приехал. Так я в номер его пустила. С дороги он был, уставший.

- Приехал? – Григорий заморгал и в прострации уставился на Галину Васильевну.

- Ну, да, сказал к вам – Даниил его зовут.

- Данька…

Васыль не стал дожидаться окончания сцены и дал по газам.

Съездили без происшествий. Как ни странно, никто из гайцов не позарился на машину с московскими номерами, уверенно рассекавшую темноту светом фар. Мамка бормотала молитвы, прижимая к себе котомку с собранными для Насти вещами, то и дело крестилась. В роддоме их усадили в приемном покое, забрав документы у растерянной свекрови. Потом Галине Васильевне выдали халат, бахилы и смешной чепчик на резинке, куда-то увели. Вернулась она минут через пятнадцать, заплаканная.

- Мам, ты чё? – вскочил ей навстречу Васька.

- Девочка у нас, - утирая слезы, сказала та, - красавица.

- А Настя?

- Хорошо всё. В палату уже перевели.

Васька шумно выдохнул.

- Домой?

- Да, поехали, сынок, может, Виталя вернулся.

- Мудак твой Виталя.

- Васыль! Не выражайся!

- Всё равно мудак, - заупрямился Васька.

- Ладно, шагай давай, грозный ты мой.

Отправив мамку спать, Васыль проверил двери, все выключил и обесточил, а потом вышел во двор посмотреть, все ли в порядке. В окнах у Григория Алексеевича горел свет, и Васька решил отдать ему ключи от машины.

Добежав до второго этажа, постучал. Раздались шаги, и дверь открыл незнакомый Ваське мужик в махровом халате. Мужик был высокий, худой, он комкал халат на груди и близоруко щурился.

- Здрасьте, - сказал опешивший Васька.

- Добрый вечер, - ответил незнакомец.

- А Григорий Алексеевич где?

Мужик только собрался ответить, как из комнаты раздался голос Григория:

- Данька, ты куда делся? Я тебя жду…

Увидев Ваську, Григорий осекся, подобрался и попытался прикрыться, потому что расхаживал по номеру, в чем мать родила.

- Я ключи хотел отдать, - сказал Васька, проклиная свою торопливость.

Ну, отдал бы утром – не случилось бы ничего. А сейчас стоял дурак дураком и пялился на двоих постояльцев, которым тоже было явно неуютно. Что-то здесь было неправильно. Васька шкурой чувствовал. Он за годы работы в гостинице всякого насмотрелся. На глаз мог определить, с законной ли супругой приехал мужик на отдых или от нее скрывается, вывезя «прогулять» любовницу. Видел десятки курортных романов, которые начинались, а часто и заканчивались на его глазах. Не похожи были двое в комнате на друзей, ох, не похожи. Между ними проскакивало что-то, искрило, тянуло.

Мужик в халате пробормотал что-то похожее на «извините» и сбежал. Григорий Алексеевич, перестав мяться, подошел к порогу.

- Ну, отдавай, если хотел, - улыбнулся он.

Васька протянул пластиковый прямоугольник на раскрытой ладони и не удержался:

- Это что ли твои «семейные обстоятельства»?

Григорий кивнул и спросил:

- Съехать попросишь? Давай до утра?

- Да живите, мне-то что, - буркнул Васька, - только аккуратнее, дети тут…

- Кого ты учишь, мальчик? Я подпольщик со стажем, - лицо у Григория Алексеевича было страшное – напряженное и злое.

- Ладно, пошел я, спокойной ночи.

- Спокойной.

Васька двинулся было прочь, но обернулся и сказал:

- А ты не похож.

- Ты тоже, - прилетело в ответ, и дверь захлопнулась.

Васька проморгался, ощутил желание постучать в дверь и пригласить постояльца «поговорить по-мужски», но потом вспомнил весь сегодняшний день: как трепались, ржали, подпевали песням на радио. И что – после этого рожу бить?

Васька вышел во двор, безлюдный по ночной поре. Фонтан был выключен, в каменной чаше дрейфовала резиновая утка, забытая кем-то из детей. Было удивительно тихо. «Я - дядя», - подумал Васька. Покрутил эту мысль в голове то так, то эдак, но изменений в себе не почувствовал. «Настя теперь с малой засядет, - рассуждал Васыль, - до конца сезона дотянем, а на следующий год надо человека в помощь искать. И машину купить, хоть какую. Мало ли. В поликлинику ребенка отвезти или в магазин, купить ей что-нибудь, ну, там, ползунки, баретки… Что младенцы-то носят? Буду сам ездить, чтоб Виталю не просить. Его вечно дома не бывает. Не всякий раз найдется посторонний чувак, который свою тачку даст погонять». Выходило, что Григорий Алексеевич уже и не такой посторонний, да и мысль о том, что он «пидар», в голове не приживалась. Пидар – этот сосед Ашот, который взял у мамки денег в долг, да так и не отдал. Ходит – не здоровается.

А Григорий … этот… нетрадиционной ориентации, короче. Ваське до этого дела нет – своих хлопот хватает.

Кстати, надо будет завтра ему "спасибо" сказать.

* мокик - название мотороллера