Без кота жизнь пуста

Я вообще сразу был против кота. Нет, не так… Я всегда был против любых животных дома. Ещё с тех самых пор, как у нас сбежал хомяк по фамилии Викинг и мы с Мартыном искали его три дня и три ночи. Хомяк был собственностью моей племяхи Альки и выдан нам на хранение на время отпуска вместе с двухуровневым клеткопентхаусом со всеми удобствами в виде домика с садом, где он гулял, кормушки с семечками и зерном, которую зверь стабильно навещал, и колёсиком для моциона, в котором он регулярно занимался спортом, чем бесил меня невообразимо. От вида хомяка в колесе у меня просыпалась совесть, шпыняла в загривок и заталкивала на беговую дорожку. Отпуск у сестры и Альки закончился, они вернулись домой, а хомяк остался жить с нами.

Пока искали хомяка, успели по сто раз передвинуть в нашей квартире всё движимое имущество и переругаться так, что припомнили друг другу все прегрешения аж до поклейки обоев в общаге при заселении на первом курсе. Я тогда красиво разрезал выданные комендантшей рулоны на равные куски, тщательно вымерив всё рулеткой — инженер я или где? — и до возвращения Мартына с Илюхой успел наклеить аж пять полос. От получившейся красоты их едва не хватил удар. Рисунок оказался фееричным. Илюха сам выбирал обои из того, что на складе было, справедливо рассудив, что вместо того, чтобы деньги тратить на покупку каких-то приличных материалов, мы вполне можем их дружно пропить вместе с соседями, которые, матерясь и топая, тоже что-то двигали за стеной. На рисунке были львы, носороги и какие-то пальмы. Всё меленько и миленько, с сюжетом и пейзажем, который я похерил при порезке начисто, и теперь получилось ещё красивее. Если кому-то, конечно, нравятся носороги, пристраивающиеся внушительным орудием прямо к тылам царя зверей.

Пока я бегал в магазин за водкой и колбасой, пацаны обои кое-как от стены отодрали, потом, после первой бутылки под выклянченные у соседей маринованные помидоры, нам удалось вычертить сложный пазл, который мы собирали весь день и полночи под хохот и издевательства половины этажа, приходившей порадоваться за нас и впечатлиться коллективным творчеством. Мы с Мартыном ещё подрисовали там кое-где как надо, так что натюрморт на стенах получился вполне приличным, и мы с ним жили аж до защиты диплома.

Так, о чём это я… О хомяке… Нет, о коте… Хотя я люблю собак. Нет, всё-таки о хомяке сначала. Хомяка мы всё-таки нашли — на кухне, в нижнем шкафу, в пакете с семечками. Он мирно спал в выкопанной ямке, раскинув в стороны трогательные розовые лапки, совершенно круглый от набитых щёк комок рыжего меха, а мы смотрели на него и испытывали невероятное облегчение. Радость была двойной: он не сдох за плинтусом или, того хуже, под плитой, и нам не придётся убеждать Альку, что это именно её хомяк — вон даже ирокез промеж ухов тот же. Я полночи убил на поиски в интернете подходящего экземпляра и даже почти договорился ехать за ним на следующий день. Но всё обошлось. В тот вечер мы на радостях закатили такой беспредел на нашей суперкровати, что потом и хомяку, и соседям было стыдно в глаза смотреть. Те тоже взгляды отводили, и правильно — это вам не по батарее ложкой ритм отбивать.

Если хомяк был на моей совести, то кота приволок Мартын. Прям мне ко дню рождения. Он у меня восьмого марта, вот Мартын и стебётся всегда. То тюльпаны притащит, то кофеварку с вертикальным взлётом (шучу). Я смотрел на животное и понимал, что пропал. От такого счастья не отказываются. Это смертный грех — сказать нет, когда домой приносят такое и ещё говорят, что оно — сирота. Над ним и так природа надругалась, так ещё и от людей западло прилетело. Породу я сразу узнал. Просто сказочная по красоте и неотразимости — сфинкс называется. Да он так и смотрелся, как будто его прямиком из Египта прислали — пепельно-серый с отливом и в складочку, с длинным крысиным хвостом и просвечивающимися лопушистыми ушами. Морда у него была… Ну как у той фигурки демона из «Экзорциста». Только в пятьсот раз жальчее.

Кот сидел на диване, морщился, мелко трясся, и я отдал ему свой свитер. Я тоже люблю, когда тепло, а у нас, как назло, уже третий день батареи были холодные, и это в марте. Где-то в соседнем дворе экскаватор искал трубу с отоплением, но пока безуспешно, судя по внутренней переписке чата жильцов нашего дома, куда я иногда заходил пополнить словарный запас и набраться новых крылатых выражений. Пока спасались сексом, обогревателями, одеялами и тремя слоями одежды. Каждый по-своему спасался, короче.

— Вот, Мыш, смотри, — рассказывал мне Мартын, — тут его одежда, игрушки, рацион…

— И моцион… — добавил я, столбенея от вида прилагаемой к коту объёмистой сумки. — Мартынов, ты охренел? Я собак люблю…

Мартын обнял меня под пристальным взглядом этого… Анубиса, как его обозвали по паспорту. Лично я точно знал, как буду его звать.

— С собакой гулять нужно, маленький. А ты выходишь в магазин за хлебом, а возвращаешься с гриппом или гнойной ангиной.

Это правда. Мне заболеть было раз плюнуть. Об этом даже на фирме знали и со мной старались по скайпу работать, только бы я к ним в офис не заявлялся.

— И потом, ты же не любишь один оставаться. Он тоже.

— А хозяева его где?

— А они на Бали. Надолго.

— Уебали, значит, — сказал я мрачно и через Мартыново плечо посмотрел на кота. На морде у того отражалась вселенская скорбь и потрясение от хозяйского предательства. Хотелось упасть на колени и просить прощения за всё человечество сразу. Кот задумчиво наблюдал, как Мартын целует мне шею за ухом, забирается руками под футболку и просовывает пальцы под пояс джинсов. Знает, гад, как мне настроение поднять, и не только его…

С утра Мартын умчался на объект — у него там прораб опять эркер на чертеже потерял, или фундамент под эркер, или чертёж вместе с эркером, или всё вместе, но ругался он в телефон так, что я накрылся подушкой. И самому обидно было — такое славное пятничное утро похерено. Хотя день и обещал быть сопливым — с мокрым дождеснегом, минус одним по Цельсию и мерзким ветром порывами из-за угла. Прохожие скользили на работу. Вот когда я порадовался, что мне можно никуда не ходить. Мартын, когда меня хикиморой* в первый раз обозвал, я полез было лицо бить, но он ржал и тыкал мне в нос гуглом. А там всё как раз про меня, только я не японец.

У меня даже беговая дорожка на балконе, и я там бегаю вместе с хомяком и ещё одним мужиком с собакой. Только тот снаружи круги по стадиону нарезает, ну и собака с ним вместе всегда рядом тусит. Мужик — наш сосед снизу. Футболист какой-то из Испании — Алехандро, что ли. Это Мартынов у меня футболом увлекается, всех знает, а я просто за компанию смотрю и болею. Иногда уточняю — чего это тренер там орёт своим. По губам читается — «что ж вы, суки, делаете» и «я вам ноги переломаю». Мартын бурчит, что он бы сам переломал и мяч этот вратарю в жопу засунул бы, главное, в раздевалку попасть. И тогда я лезу на него заслонять экран и целоваться. В жестоком противостоянии футбол против меня обычно проигрывает, но иногда и я сдаюсь, когда Мартын уж очень жалобно смотрит голубыми глазами и брови домиком делает.

Так вот… Алехандро этот… Нет, про кота всё-таки сначала… Мартын ускакал на работу, а я завалился ещё подремать и спал до тех пор, пока ко мне не пришли и не мявкнули в ухо.

Мы с Мартыном вчера до поздней ночи изучали матчасть по сфинксам, пока кот в своём уже, красненьком свитерке со стразами через прутья клетки знакомился с хомяком. Лапы не тянул, но ушами и глазами был весь там, в роскошном быту Викинга. В интернетах писали, что сфинксы очень активные и прыгучие, но наш пока вёл себя смирно. Стеснялся, наверное. Ещё там писали, что зимой кот мёрзнет, а летом может обгореть даже на подоконнике. И мыть его надо каждый день, иначе он пахнет как шампиньон или подберёзовик. Мыть его сегодня мы не стали. Я некстати вспомнил боевого кота Мартыновой маман, который люто ненавидел воду и явно имел в предках ведьму Бастинду, издохшую от одного помойного ведра, поэтому мы пока решили воздержаться и сначала подружиться. А ещё кормить Анубиса нужно было спецкормом, иначе ценный зверь затеется отращивать шерсть, да не простую, а… Колючую, короче. Одним словом — подарок!

Еды на первое время ему с собой дали, список разрешённых продуктов, мешок с шампунями и расчёсками (шучу) и прочий мануал тоже приложили. И теперь кот смотрел на меня с подушки своими глазищами и страшно интересовался, где его завтрак, иначе он планирует захват холодильника. Не мог потерпеть, пока я сам встану. Хуюбис хренов.

Наложил я ему в миску мясных консервов, водички из бутылки налил, свитер ему поменял. Мы вчера с Мартыном оборжались его одёжки и ошейники рассматривать. Мартын всё предлагал мне его жилетку расписную примерить, а я обижался — до тех пор, пока Мартын не запер кота в кухне с его едой, чтобы не смущать животное домашней порноэротикой, а сам продолжил меня обижать уже в постели. Сначала обижал до криков и визгов, потом утешал до всхлипов и стонов.

Кот ел, а я смотрел, как он ест, и думал, что на него смотреть гораздо приятнее, чем на хомяка в колесе. И на ощупь он тоже мягкий, как горячая замша, и нос мокрый. Если бы не морда гармошкой и не глазищи навыкат, то вполне себе симпатичное существо — немного кот, немного обезьяна.

Время было уже час дня. Рань несусветная для фрилансера, но надо было за проект садиться, поэтому в этот раз я пробежку отложил, перед хомяком извинился и направился прямиком в душ.

Мылся, распевался, и тут совсем рядом что-то зазвенело. Я отодвинул шторку и выглянул. Прямо с полочки с шампунями и лосьонами на меня в упор смотрел кот. Он сидел совершенно спокойно, а потом зевнул.**

Это был перебор. От неожиданности я как-то сильно вздрогнул рукой, и совершенно непонятно, как так получилось, но кран, на который я оперся в попытке сохранить равновесие, отвалился. Струёй кипятка мне здорово прошлось по ногам и коленям, и пока я голый, ошпаренный, но ещё живой — совсем, как омар, — прыгал в комнату, искал полотенце и пантенол, вода хлестала на поддон и на пол уже из обеих труб.

Кот, не успевший свалить, засел под раковиной, стойко держал там оборону и на мои попытки подобраться к вентилю стояка и призывы к благоразумию угрожающе завывал и бил лапой по рукам. Вот тут я и подумал о том, что надо бы, когда Мартын вернётся, отнести этого монстра туда, где его инопланетный корабль сбила земная ракета. Хорошо, что когти кошаку обрезали ещё хозяева, иначе мне пришлось бы совсем плохо.

В обречённом броске я рванулся к вентилю сквозь пыль и паутину, запутался локтем в шлангах и оторвал их вместе с вентилем и заглушкой. Теперь лило ещё и из-под раковины

— прямо на кота, шипящего и плюющегося, но не сдающего занятую позицию. Из темноты потустороннего на меня смотрела та самая тварь из фильма. Впервые мне стало страшно до жути.

Надо было срочно принимать меры. Вода хлестала. В дверь звонили и стучали, по-моему, даже ногами.

Завернувшись в полотенце, я побежал открывать. Кот неторопливо вышел за мной из ванной и с видом победителя скрылся в комнате, а за дверью стоял разъярённый Алехандро собственной персоной, только без собаки.

— Ты что, творишь придурок! — совершенно по-русски заорал футболист мне в лицо, а я совершенно кстати вспомнил, что его на самом деле Алексей Воронков зовут, и это он там в Испании был звезда и Алехандро Воронкхоф. — У меня потоп на кухне и в ванной!

— Ты не поверишь, но у меня тоже, — успокоил его я, придерживая разъезжающееся на бёдрах полотенце. — Давай быстро за мной. Как у вас там в Испании воду перекрывают?

Алехандро крикнул, что ему нужен разводной ключ и чтобы я срочно вспоминал, где я его прячу. Я вспомнил, где прячет Мартын. В кухне, в хозяйственном ящике. Пока я там рылся, у меня в комнате разрывался телефон, из ванной орал Алехандро, в открытую дверь заглядывали соседи.

Вода залила весь пол и уверенно наполняла коридор, устремляясь в кухню. Это был Мартынова бзик — убрать пороги, чтобы роботу-пылесосу ненапряжно было. Твою дивизию! Где же этот ключ?..

— Миша, а что здесь происходит? — громко поинтересовался Мартын, стоя в дверях с тортом и пакетами из супермаркета в руках, переводя потрясённый взгляд с мокрого, но одетого Алехандро на уже сухого, но голого меня, подхватывающего одной рукой падающее полотенце, и с разводным ключом в другой. Видон у меня после штурма вентиля наверняка был загадочный — кудри дыбом в паутине и глаза как у кота.

— Всемирный потоп у нас. Ковчег строим, не видишь? — сообщил я ему и бросился на подмогу к Алехандро, зажимающему трубу своей курткой. Или мне показалось, что бросился.

«Кошачий корм не любит нервных», — подумал я, прикладываясь затылком об плитку, поскользнувшись на подвернувшейся под ногу кошачьей миске. Последнее что я увидел — из комнаты вырулил наш I-Robot c восседающим на нём Анубисом и начал методично размазывать по кухне и коридору печень ягнёнка в собственном соку.

Потом, конечно, мы все трое долго истерически ржали, когда Алёха с Мартыном всё-таки перекрыли стояк и поставили на место кран, вымакали тряпками пол, обложили полотенцем со льдом мой затылок, заказали пиццу и открыли коллекционный гостевой вискарь за знакомство и за мой день рождения.

Футболист-сосед посматривал на нас с вежливым любопытством на физии, но лишних вопросов не задавал, даже когда Мартын целовал меня в висок и спрашивал, не тошнит ли меня от предполагаемого сотряса.

Той ночью, заоблизанный и заутешенный, я окончательно смирился с присутствием кота, который поселился у нас под рабочим столом на подушке рядом с пылесосом и его подзарядкой, сочтя, очевидно, девайс единственным в этом доме братом по разуму. Так и сказал совсем разомлевшему и расчувствовавшемуся после второго захода Мартынову, придавившему меня своей тяжестью, так что было тяжело дышать:

— А давай его нам насовсем оставим?

— Кого? — не понял Мартын, жарко сопя и целуя меня между лопаток. — Алёху, что ли?

— Какого Алёху?! Кота…

Примечания:

* Хикикомори — японский термин, обозначающий людей, отказывающихся от социальной жизни и стремящихся к крайней степени социальной изоляции и уединения вследствие разных личных и социальных факторов.