Герой моего романа

Уже почти час шла запись новой телевизионной программы «Наше поколение», где гостями были победители конкурса молодых деятелей искусств и средств массовой информации — поэтесса Наталья Латвина, художник Константин Гришин и главный редактор популярного молодежного журнала «54» Кирилл Гордеев. Им всем было не больше 30. Они расположились на сцене ярко освещенной останкинской телестудии в больших уютных креслах: поэтесса в центре, молодые люди — по обе ее стороны. Программа была новая и для ведущего это был первый выход в эфир. Поэтому он, видно было, волновался больше, чем его гости. Передача шла скучновато. Зрительный зал, наспех собранный, реагировал вяло. Все потуги ведущего оживить передачу не приводили к ожидаемому результату.
          Поэтесса была красивая, с изысканными манерами, но все время пользовалась многозначительными выражениями, аллегориями, излагая мысли многословно и малопонятно. Было заметно, что некоторых она раздражала, а некоторых завораживала витиеватостью слов. Художник, напротив, отвечал на вопросы односложно, просто и ясно. Но именно поэтому диалог с ним казался неинтересным. Зато когда дело доходило до Кирилла Гордеева, зал заметно оживлялся. И не только потому, что он привлекал внимание как главный редактор самого модного молодежного журнала, который за очень короткий срок охватил умы юношества по всей России, но еще и потому, что его высказывания были неординарными, яркими и довольно вызывающими. К тому же он был необыкновенно интересен внешне: его утонченная стать была облачена в супермодные одежды, современная прическа была тщательно уложена, смуглое матовое лицо Гордеева было тонким и нервным, с красиво очерченным ртом, прикрывающим ослепительно белые зубы. Общий облик завершали очки с затемненными стеклами. Его поклонники знали, что под этими очками скрываются неестественно светло-карие, почти желтые глаза под дугами красивых темных бровей.
          Кирилл сидел со скучающим видом, изредка поглядывая на часы. Он никуда не торопился, но передача ему уже давно надоела, и он никак не мог дождаться конца этих мучений в душном помещении студии. К тому же, ведущий программы был глубоко ему антипатичен. Кирилл не только не старался это скрыть, но всем своим видом и интонациями демонстрировал к нему свою неприязнь. Впрочем, он ясно сознавал, что ведущий испытывал к нему те же чувства.
          —  Кирилл, а почему вы свой журнал назвали «54»? Есть ли какая-то история за этим названием? — обратился ведущий к Гордееву.
          —  Мне так часто задают этот вопрос, что я думаю, любой человек в этом зале может ответить на него... Например наши гости... — нехотя ответил он и посмотрел в сторону поэтессы и художника.
          Ведущий понял, что это очередная провокация Гордеева, бросился спасать своих гостей, потому как они, скорее всего, не были читателями журнала «54» и не были особыми поклонниками главного редактора, а, стало быть, с ходу не смогут ответить на этот вопрос.
          —  Если вы не знакомы с историей этого названия, то можете выразить свою собственную версию, почему журнал мог быть так назван, — предложил ведущий, обращаясь к поэтессе.
Наталья Латвина ответила в свойственной ей манере:
          —  Я допускаю, что эти цифры могут означать символы чувственности и ответственности... — при этом она развела руки и закатила глаза.
          Ведущий приподнял брови, не зная как реагировать на такое высказывание поэтессы, и тут же переключился на художника.
          —  А как бы вы интерпретировали название журнала?
          —  У меня единственная версия — ассоциация с названием некогда очень популярного клуба в Америке «Студия 54», где собирался бомонд американской поп-культуры того времени, — по обыкновению скромно ответил Константин Гришин.
          Ведущий удовлетворительно кивнул художнику и обратился уже к самому Гордееву:
          —  Какова же все-таки ваша версия? Почему вы назвали свой журнал «54»?
          —  Мне однажды приснился сон, в котором я отчетливо увидел две большие цифры — круглую, пузатую пятерку и прямоугольную, похожую на перевернутый стул, четверку. Мне показалось, что будет очень симпатично, если на обложке нового журнала будут красоваться эти знаки.
          Ведущий в очередной раз испытал неловкость, не зная как реагировать на ответ и, заглянув в шпаргалку, перевел разговор в другую сторону.
          —  Что для вас самое главное, самое важное в жизни? Чего бы вы хотели больше всего? — задал вопрос ведущий и посмотрел на Наталью Латвину.
Поэтесса томно прикрыла глаза и, растягивая слова, ответила:
          —  Самое главное и самое важное в жизни это сама жизнь. И я бы хотела внутренне, глубоко осознать, усвоить, освоить и принять жизнь как таковую таковость...
          «Таковая таковость», — мысленно повторил Кирилл последние слова поэтессы и усмехнулся. «Ей, наверное, никогда не скучно с самой собой, если любая простая вещь облекается в такие фразы» — подумал про себя Кирилл. Пространные и малопонятные речи поэтессы Кириллу напомнили строчки из китайской поэзии:
 
          Ша-ша-ша — падали листья,
          Тын-тын-тын — пробежала обезьяна...
 
          И уже от себя мысленно добавил: «Бля-бля-бля — надоела передача».
          —  Для меня самое главное в жизни быть востребованным, — сказал художник и, увидев выжидающий взгляд ведущего, добавил: — чтобы муза не покидала, заказы были, жена любила, друзья уважали...
          —  А вы чего бы хотели больше всего в жизни? — обратился ведущий к Кириллу.
          —  Любить и работать... — неожиданно просто ответил Гордеев, чем в очередной раз смутил ведущего, который, видимо, ожидал от него более замысловатого ответа.
          «Да, именно любить и работать», — Кирилл сам себе удивился, что вдруг так коротко и просто, но очень точно сформулировал собственное жизненное кредо.
          Зависла короткая пауза. Ведущий опять явно был загнан в тупик, но тут накопленная неприязнь к Гордееву вдруг из него выплеснулась в вопросе:
          —  Кирилл, скажите, вы всегда такой пафосный и высокомерный? Не кажется ли вам, что можно было бы иногда быть более естественным?
          И тут вдруг Кирилл снял очки и исподлобья своими светлыми на смуглом лице глазами долгим взглядом посмотрел на ведущего. Зал оживился в ожидании чего-то интересненького. Потом Кирилл снова надел очки и обычным хладнокровным тоном начал:
          —  Я пришел — на съемки передачи, где много света, много зрителей. Я соответственно оделся, уложил волосы, надел супермодные очки без диоптрий. Вы ведь, я смотрю, тоже причесочку наладили — начесали и залакировали свой чуб? А дома я другой. Живу часто один, хожу в трусах с нечесаной головой. Пафос давать не перед кем, амбиции мои домашняя утварь не воспринимает. А насчет вашего совета стать естественным, так на это мне просто насрать!.. — хладнокровно, не повышая голоса, закончил Кирилл.
          Все присутствующие, включая зрительный зал, участников и, конечно, самого ведущего, впали в оцепенение.
          И тут Кирилл поднялся и направился к выходу. Пересекая сцену по диагонали, он поравнялся с ошарашенным ведущим и вдруг с силой толкнул его. Ведущий смешно дергая руками отлетел и упал к ногам впередисидящих зрителей. Гордеев наклонился к микрофону, сказал:
          —  Чтобы не было так скучно, — и двинулся дальше.
          Уже на пороге выхода из студии его догнала ассистентка, дернула за рукав и промямлила:
          —  Съемки еще не закончены...
          Кирилл даже не оглянулся, только бросил сквозь зубы:
          —  Смонтируете как-нибудь.
          На неожиданное падение ведущего зал сначала охнул, потом повисла секундная пауза смятения, затем раздался одинокий смешок и короткий хлопок, к которому постепенно стали присоединяться все более активный смех и аплодисменты остальных зрителей. Когда Гордеев выходил из студии, его уже сопровождали хохот и овации публики.
 
          Кирилл вышел из душного помещения студии на улицу. Его обдал легкий ветерок летнего дня. Сев в машину, он снял пиджак и посмотрел на часы. Было начало четвертого. Только-только яркий световой день стал переходить в свою послеобеденную пору. Не зная, как распорядиться временем до вечера, Кирилл некоторое время не заводил машину. Усталость, накопленная за последние несколько дней из-за сдачи очередного номера журнала, начала сказываться только сейчас. Он не спал прошлую ночь, мало спал предыдущие, а кроме того, после отправки материала в Финляндию, где печатался журнал, редакция по традиции отметила сдачу номера. Они уже с утра выпили шампанского, поэтому, собираясь на съемки, Кирилл, глянув на себя в зеркало, решил надеть на передачу очки. Теперь, когда напряжение сошло, ему хотелось развеяться. В клуб в такое время ехать было бессмысленно, жизнь там начиналась после десяти вечера. Значит, надо ехать домой.
          Запикал телефон. Кирилл достал его и прочел сообщение: «Ты опять был великолепен. Я не перестаю тобой восхищаться. Жаль, что передача, наверное, выйдет в эфир без эффектного скандального конца. Что должно произойти, чтобы я разочаровалась в тебе? Виолетта».
          «Что за маньячка? Дам тебе однажды по морде, вот и разочаруешься», — ответил про себя он.
          С некоторых пор некая девица по имени Виолетта стала его преследовать, причем весьма своеобразно. Он ощущал, что она бывает почти везде, где бывает он, и она всегда в курсе всех событий его жизни. При этом, слава богу, она ни предпринимает силовых действий. Она ни разу не попыталась познакомиться с ним лично. Только истязает его телефон эсэмэсками и рабочий автоответчик сообщениями, чем очень веселит его редакционную команду. Кирилл часто раздражался на эти текстовые преследования. На этот раз эсэмэска почему-то слегка приподняла ему настроение. Он завел машину и нажал на газ.
          Подъехав к дому, он выглянул из окна машины и оглядел здание. Вот уже больше двух месяцев, как он купил квартиру, после семи лет мытарств по общежитиям и съемным углам. Вспомнив про четыре года проживания в общежитии МГУ, где он учился на журфаке, потом год в общежитии ВГИКа, где он закончил Высшие режиссерские курсы, а затем вереницу старых грязных московских квартир, которые он снимал, уже работая, Кирилла слегка передернуло. Теперь он каждый раз, подъезжая к дому, где находилась его собственная квартира, испытывал тихую радость и умиротворенность от бытовой устроенности.
          Поднявшись на свой этаж и войдя в квартиру, тут же от хорошего настроения не осталось и следа. С порога прихожей Кирилл стал закипать от раздражения: от разбросанных туфель и домашних тапочек. Пройдя на кухню, он даже не стал заглядывать в холодильник, зная, что ничего там не найдет. Гора немытой посуды, остатки еды и крошки на столе усилили раздражение. По тишине в квартире Кирилл уже понял, что Артема дома нет, и все же прошелся по всем трем комнатам — убедился. Обессиленный от усталости, расстроенный от неприбранности в квартире и отсутствия Артема, Кирилл пошел в спальню, упал в кровать и тут же уснул.
 
          Разбудил его длинный звонок домашнего телефона. Очнувшись, он долго не мог нащупать трубку радиотелефона. Ему пришлось встать и поискать ее по дому. На базе телефонной трубки не было. Он глянул на часы — они показывали полпятого — Кирилл даже не сразу смог определить ночи или дня. Телефон продолжал звонить. Наконец, он нашел трубку, включил ее и вернулся в постель.
          —  Да, да, мам, это я. Я еще сплю. Как вечер? Сейчас половина пятого, — и только теперь до Кирилла дошло, что он проспал почти сутки.
          Купив ей мобильный телефон, Кирилл нарочно ей оставил только свой домашний номер, чтобы она не могла дозвониться до него в любое время. И сам звонил матери только со стационарных телефонов. Но даже редкие звонки матери его часто раздражали. Мать он, конечно, любил, заботился, как умел, чаще всего высылая деньги и подарки. Но в общении с ней не нуждался. Знать, что она здорова и сыта — вот все, что Кириллу было нужно. Он был ее позднерожденным ребенком. Она же, прожив всю жизнь в глухом поселке под Иркутском, жила только думкой об единственном сыночке и, конечно же, звоня, доставала его немыслимыми, на его взгляд, разговорами.
          Кирилл в полудреме слушал ее нудный старческий голос:
          —  Кириллушка, почему же, как я ни позвоню, ты всегда дома и всегда спишь? Что у тебя с работой? Тебя не выгнали? Ты зачем мне столько денег опять прислал? Сам-то ты на что живешь? А почему ты опять поменял квартиру? Дорого платить, что ли? А за эту сколько ты теперь платишь?.. Сыночек, я же тут тебя по телевизору видела. Я аж прослезилась. Кириллушка, но почему ты такой худой? Ты не голодаешь?
          Кирилл на каждый вопрос матери невразумительно мычал. Услышав последний вопрос, он невольно пощупал свои бока и подумал, что надо бы все-таки походить опять в бассейн и в тренажерный зал, а то талия зарастает жирком.
          —  Нет, мам, не голодаю, — нехотя ответил он. — Мам, я зачем тебе деньги высылаю, чтобы ты их на телефонные разговоры переводила?
          —  Кириллушка, я ж переживаю за тебя.
          —  А что ты переживаешь? Я уже восьмой год живу в Москве и все еще жив и здоров, ну, что же ты переживаешь?
          —  Все думаю и думаю о тебе...
          —  И что же ты все думаешь и думаешь обо мне? Мам, мне уже почти тридцать лет. Я сам о себе могу подумать. Что ты себе нервы мотаешь по-пустому?
          —  Ну, как же по-пустому-то? Я переживаю, что ты до сих пор не женат, что еще внуков не вижу. Я ведь уже старая, а хотела бы внучков понянчить. Почему же ты не женишься? Твои одноклассники уже давно по двое ребятишек имеют...
          —  Тебе не надоели одни и те же вопросы? Сколько ж можно про одно и то же?
          —  А ты женись, привези ребетеночка, тогда я не буду тебе задавать эти вопросы.
          —  Все, мам, пока, рад был тебя слышать, целую, всем привет, — Кирилл хотел было закончить разговор и положить трубку, как мать запричитала громче:
          —  Погоди, погоди, сыночек, у меня же к тебе просьба. Катюшка наша в Москву хочет ехать поступать в институт. Я тебя очень прошу встретить ее и приютить на несколько дней у себя, пока она в общежитие не устроится.
          —  О господи, какая еще Катюшка?
          —  Ну, как же, соседка моя, Валина дочь, да знаешь ты ее. Она с детства помогает мне по дому, по хозяйству. Ну, ты что, не помнишь?
          —  Так она же маленькая еще. Какой институт?
          —  Ей уже скоро девятнадцать будет. Она школу еще в прошлом году закончила, только из-за болезни матери осталась работать в поселке, а теперь хочет ехать учиться. Она умная, хорошо закончила школу, много читает.
          —  Я же ее видел в последний раз, она была совсем соплюхой.
          —  Сыночек, ты же у меня-то был в последний раз три года назад, поэтому ты ее большой не помнишь. А Катюха в это время в Ленинграде была. Она потом так плакала, что тебя не увидела. Ты, что, не помнишь, что она влюблена в тебя с детства? Поэтому и бегала ко мне все время. Она такая хорошая девочка, так много для меня сделала. Я тебя очень прошу, хотя бы для начала помоги ей освоиться в Москве, хорошо? А лучше было бы, если бы она пожила у тебя, пока поступит. Она такая хозяйственная, чистоплотная, а как готовит! Она б у тебя все прибрала, да подкормила бы немного, а то ты сильно что-то исхудал, — захныкала опять мать.
          —  Мам, у меня столько работы, столько дел, а ты с какой-то Катюшкой морочишь мне голову. Мне некогда. Пусть сразу едет в институт и устраивается в общежитие.
          —  Она же никогда в Москве не была, как же она найдет институт-то тот? Сыночек, пожалуйста, не откажи. Как же я ей, да Вале скажу, что ты не хочешь помочь?
          —  Только этого мне не хватало... — с досадой в голосе сказал Кирилл, уже окончательно проснувшись. — Ну, хорошо, позвони, как она возьмет билет, и узнай, в какой институт она собирается поступать, чтобы я ее сразу туда отвез.
          —  А она уже взяла билет и сегодня ночью поездом выезжает, в Москве будет послезавтра днем, в три часа. Но я тебе все уточню и перезвоню позже. До свидания, Кириллушка, я тебе позвоню... — скороговоркой закончила мать разговор и, чтобы не услышать возражений, быстро повесила трубку.
          Кирилл сначала сильно расстроился, а потом, решив, что так и сделает: с вокзала сразу отвезет непрошеную деревенскую гостью в общежитие, — и тут же успокоился. Некоторое время он еще повалялся в кровати, потом встал и направился в ванную. Проходя мимо большой комнаты, он увидел, что Артем в одежде спит на диване. Значит, вчера он сильно напился, что даже не сумел раздеться и лечь в кровать, — подумал Кирилл, успокоившись, что Артем все же дома..
          Помывшись и побрившись, Кирилл начал уборку квартиры. Он уже не помнил, когда он превратился в такого чистоплюя, что его самого часто доводит до бешенства. Он совершенно не переносит грязи и неряшливости ни в доме, ни в одежде, ни в еде. Убирается он всегда тщательно. Поверхностной уборки у него никогда не бывает, всегда только генеральная. Он сам ненавидел в себе эту чрезмерную зависимость от чистоты, но уже ничего не мог с собой поделать. Раньше, в съемных квартирах, у него всегда была домработница. Теперь, в своей собственной квартире ему пока хотелось все делать самому. Последнюю неделю, из-за сдачи очередного номера журнала, он совсем не занимался хозяйством. Кирилл знал, что уборка займет часа два, потом нужно будет пойти в магазин и загрузить холодильник. И, конечно же, что-нибудь еще приготовить.
          Уже почти четыре года Артем живет с ним. Они познакомились на вечеринке в общежитии, на которую его привела однокурсница Кирилла Кристина. Артему тогда было 20. Они сразу привлекли внимание друг друга и в тот же вечер Кирилл предложил ему поехать к нему. После нескольких затем случайных и неслучайных встреч без обязательств, Артем однажды приехав к Кириллу, так и остался. За это время Кирилл не сумел его приучить ни к порядку в доме, ни к заботе о нем, о Кирилле, ни даже к заботе о себе самом. Если в холодильнике есть, что поесть, он поест. Если нет, то будет лежать голодным.
          К десяти вечера Артем проснулся от запаха свежеприготовленной еды, доносящегося из кухни. Не обратив внимания на блестевшую от чистоты квартиру, он лениво помылся, зашел на кухню и, не промолвив ни слова, сел за стол. Кирилл тоже молчал, едва взглянув на заспанное лицо Артема. Поставил перед ним блюдо с красиво уложенными котлетками, картофельным пюре и с помидорами поверх листьев салата. Артем взял тарелку, пошел в большую комнату и сел перед телевизором.
          За столько лет Кирилл так и не смог привыкнуть к этим повадкам Артема, и это каждый раз его сильно обижало. Но говорить ему что-либо по этому поводу было бессмысленно. Поэтому, в который раз, Кирилл, расстроившись, без аппетита, в одиночестве поужинал и принялся мыть посуду.
          Зазвонил телефон. Кирилл взял трубку и услышал незнакомый голос, который сообщил номер поезда и время прибытия Кати из Иркутска. Мать, видимо, решила прибегнуть к хитрости, попросив кого-то из знакомых сообщить информацию о Катином приезде, чтобы Кирилл не смог ничего возразить, а еще, не дай бог, отказаться от обещания. Это сообщение еще более усилило плохое настроение Кирилла, поэтому он решил немного развеяться. Не сказав Артему ни слова, Кирилл оделся и вышел из дома.
          Когда он вернулся, Артем уже спал в их кровати. Как бы Кирилл ни злился и ни обижался на Артема, но каждый раз, когда видел его в постели спящим, на него всегда накатывала волна какой-то непередаваемой нежности к этому так сильно ненавистному и одинаково так сильно любимому человеку. Приняв душ, Кирилл разделся и тихо юркнул под одеяло. Артем спал ровным, глубоким сном. Немного поворочавшись, Кириллу вскоре удалось заснуть.
 
          В редакции после сдачи номера было спокойно. Кроме секретарши Леночки, в отделе находился еще Саша Петрыкин, руководитель PR службы, который «гулял» в интернете. Леночка была сегодня печальна.
          Вошла, а точнее, ворвалась Нина, руководитель отдела продаж, сорокалетняя моложавая пышнотелая женщина в излюбленной ею форме одежды — джинсах и футболке. Ее появление всегда всех радовало, потому что легкий нрав и доброжелательное остроумие всем поднимало настроение. Нина приехала из Киева, где работала на киностудии директором кинокартин. С тех пор как кино в Украине стало плохо субсидироваться, она переехала в Москву, где рассчитывала найти работу в российском кино. На каких-то съемках она познакомилась с Кириллом Гордеевым, который заканчивал вгиковские высшие режиссерские курсы. Благодаря своему интеллекту и раскованному характеру, Нина быстро нашла с Кириллом общий язык. Когда Гордеев стал организовывать свой журнал, то сразу же пригласил Нину работать вместе.
          Увидев Нину, Леночка тут же бросилась к ней.
          —  Что опять случилось? — спросила Нина, увидев слезы на ее глазах.
          —  Поговори со мной... пожалуйста, — неровным голосом попросила Леночка.
          —  О господи, ну, пойдем, — выдохнула Нина и повела ее в кабинет Кирилла. — Надеюсь, Кирилл не скоро придет и не помешает нам. Ну, выкладывай.
          Они заперлись в кабинете.
          Петрыкин распечатал всю информацию о продажах журнала, о рейтингах и, довольный результатами, стал хлопотать вокруг чайника.
          Неожиданно рано пришел арт-директор журнала Борис Антонович. Обычно после сдачи номера несколько дней сотрудники приходят на работу только после обеда. А тут не было еще и двенадцати, как нарисовался Борис Антонович. Ему было едва за сорок, и выглядел довольно моложаво, щеголевато одевался, но почему-то предпочитал, чтобы его называли, пусть даже на «ты», но по имени и отчеству.
          —  Нинка здесь? — спросил он с порога, не успев поздороваться.
          —  Да. Они с Леночкой заперлись там, — ответил Петрыкин и указал на дверь главного редактора, — лучше им не мешать. У Леночки очередная проблема в делах сердечных.
          —  Ничего-ничего, я им не помешаю, — с этими словами Борис Антонович ворвался к девушкам.
          —  ...Нет, он бросил меня, бросил. Использовал и бросил, — услышал Борис Антонович причитания Леночки сквозь слезы.
          —  Вот мерзавец... — начала было говорить Нина.
          —  Больше того — подлец, — встрял в разговор Борис Антонович. — Им, подлецам, только одного надо. Не плачь, Ленусик, я тебе найду положительного импотента, которому этого вообще не надо...
          —  А ну, закрой дверь с той стороны, — увидев Бориса, выкрикнула Нина.
          —  Нинусик, на одну минутку, пожалуйста, — заискивающим голосом обратился к ней Борис Антонович.
          —  Обобьешься! Жди в порядке живой очереди. Уйди отсюда, — Нина стала отпихивать Бориса Антоновича за дверь, напирая своей большой грудью.
          —  Нинясик, выгляни сюда, и ты все поймешь.
          —  О, господи, ну, что у тебя-то? Опять просишься ломать мне диван?
          —  Смекалистая ты моя, — попытался чмокнуть ее Борис Антонович, — смотри, какой бутончик, — он указал на юную девушку лет восемнадцати, которая стояла за стеклянной дверью редакции, — а диван я тебе скоро новый куплю.
          —  «Бутончик», — передразнила его Нина, — когда же твоя клумба уже высохнет?
          —  Никогда! Я не могу детям запретить рождаться и вырастать в такие вот очаровательные создания! — с гордостью ответил он, подталкивая Нину к ее столу.
          С первых дней знакомства у Нины с Борисом Антоновичем сложились панибратские отношения. Нина снимала однокомнатную квартиру и жила одна. А Борис Антонович, пользуясь добротой Нины, частенько брал ключи от ее квартиры в дневное время, и водил туда своих постоянно обновляющихся молодых подружек. За что Борис Антонович иногда помогал Нине оплачивать ее съемную квартиру. Вечерами же он был положительным семьянином. У него была прекрасная жена, имеющая свой собственный бизнес и взрослая дочь, которая вышла замуж и была беременна. Борис Антонович очень любил свою семью и гордился ею, но это нисколько не мешало ему ухлестывать за юными девицами. Обольстителем, видимо, он был знатным, потому как девушки у него менялись почти каждую неделю и почти с каждой он ходил к Нине «ломать диван», как выражалась сама Нина.
          Она прошла к своей сумочке, достала из нее ключи и протянула их Борису Антоновичу со словами:
          —  Борь, ты закончишь жизнь от истощения физических сил.
          —  О, это лучшая смерть! Достойная настоящего мужчины!
          —  И потом, я, конечно, понимаю, они молоденькие и хорошенькие, но они же все ду-ры! — подчеркивая слово «ду-ры», сказала Нина.
          На что Борис Антонович, улыбаясь, ответил:
          —  А поговорить я могу и с тобой... — быстро повернулся и пошел на выход к своей барышне.
          —  Ну, ясно, я на работу-то хожу, чтобы со всеми с вами поговорить и разрешить все ваши личные проблемы, — уже вслед ему пробурчала Нина. — Когда же я, наконец, собой-то займусь? — задала она сама себе риторический вопрос и, вздохнув, направилась дальше «лечить» Леночку.
          Час спустя в редакцию вошел Кирилл. Петрыкин радостно начал ему докладывать:
          —  Значит так, продажи заметно увеличиваются, и у нас довольно хорошие показатели. Следующее, ты уже вторую неделю держишься в интернете как самый сексуальный мужчина поколения. И последнее, с телевидения звонили, хотят снять с тобой интервью.
          —  Я уже вчера наснимался для телевизора. С меня пока хватит, — подумав, уточнил, — или с них пока хватит.
          —  Кстати, опять эта сумасшедшая наговорила на автоответчик про свое восхищение тобой с последней съемки. А что там произошло? Из ее сообщения я понял, что ты там что-то выкинул экстраординарное? — поинтересовался Саша.
          —  Ничего особенного. Узнай, пожалуйста, когда передача выйдет в эфир.
 
          Когда Кирилл вошел в свой кабинет, Нина успокаивала Леночку. А Леночка сидела на диване, уткнувшись в ладошки, плакала.
          —  Главное — не стремиться их сразу захомутать, — продолжала Нина, не обращая никакого внимания на то, что Кирилл уже садился за свой стол. — Причем, не внешне, а именно внутренне быть от них независимой... Вот я сколько раз ловилась на этом. Какой-нибудь мужик ходит, ходит за мной, ухаживает, как умеет. Он мне не нравится, но я встречаюсь с ним, чтобы одной не оставаться. Но стоит мне однажды подумать — сколько мне лет и что надо смириться с тем, что имеешь, — я тут же начинаю мысленно переставлять шкафы в его комнате. И что ты думаешь, что дальше происходит? Ровно с этого момента поклонника моего как ветром сдувает. Не понимаю, как они это чувствуют?
          —  Скоро твой сеанс психоанализа закончится? — спросил Кирилл. Услышав голос Кирилла, Леночка, ойкнув, вскочила и выбежала из кабинета.
          —  Что, тебе тоже нужен сеанс? — внимательно взглянув в глаза Кирилла, спросила Нина.
 
          За три года общения Кирилл и Нина стали очень близкими друзьями. В силу своего характера, Кирилл мало кого допускал до себя так близко, как Нину. Да, пожалуй, она была единственным человеком, с которым он мог делиться абсолютно всеми своими чувствами, переживаниями, проблемами, но и, конечно, радостями. Она, как никто, чутко и сердечно относилась к Кириллу, глубоко понимала его и трепетно разделяла его проблемы. По складу характера Нины, ее душевного отклика мог заслужить почти любой человек, который хотел бы чем-либо поделиться с ней. Она тут же вникала во все дебри сложных взаимоотношений, старалась помочь если не делом, то хоть словом. Поэтому ее любили почти все, с кем она начинала общаться. Кирилл ценил Нину, но порой ему не нравилось, что она слишком много внимания уделяла другим людям, распыляя свое время и свои душевные силы на кого попало. Кирилл даже сердился на нее из-за того, что себе самой-то она как раз мало времени уделяет, решая проблемы бесконечному количеству знакомых.
          —  Я сегодня встречался с людьми, которые предложили мне очень интересное дело... — многозначительным тоном начал Кирилл. Выдержав паузу, он продолжил. — Мне предложили баллотироваться в депутаты...
          Нина чуть не подскочила на месте:
          —  Что?.. В какие депутаты?
          —  В депутаты в Государственную Думу.
          —  А как это? — никак не укладывалось в голове Нины эта новая информация.
          —  А так это... Поскольку я довольно популярный человек, — с ироничной интонацией произнес эти слова Кирилл, — они точно рассчитали, что я могу собрать очень приличный электорат, — манерно подчеркнул слово «электорат». Сначала они подумывали создать партию, но до выборов осталось всего пять месяцев, и за это время очень сложно будет раскрутить партию. Поэтому они предложили мне баллотироваться по одномандатным спискам от моей родной Иркутской области. Собрать большинство голосов из местной молодежи вполне реально. Это даст возможность пройти мне в депутаты.
          —  Неужели это так просто? — удивилась Нина.
          —  Конечно, это не так просто. То, что за меня проголосует все молодое поколение области, я даже не сомневаюсь. Нужно только правильно организовать всю предвыборную кампанию. Они, — Кирилл указал пальцем в потолок, — все берут на себя.
          — А ты что должен при этом делать?
          —  Я должен буду несколько раз съездить на родину, пообщаться с молодежью, дать интервью в прессе, на телевидении, радио, провести несколько пресс-конференций. Может, организую концертные программы из модных музыкантов.
          —  Вот это номер, чтоб я помер, — выдохнула Нина. — Да... Это интересно. Надо же, ты совсем недавно говорил, что тебе уже начинает надоедать заниматься журналом, что ты хотел бы попробовать что-нибудь еще, более масштабное..., — стала воодушевляться она.
          —  Погоди ты возбуждаться! Я еще не дал утвердительного ответа. Нужно еще хорошо подумать. Они дали мне десять дней сроку на обмозговывание... Я-то хотел чем-то творческим заниматься, а про политику даже и не думал.
          —  Слушай, а мне начинает нравиться эта затея! По-моему, это самое подходящее применение твоим мозгам!
          Тут их разговор прервал телефонный звонок:
          —  Кристина из Лондона, — сообщила Леночка в трубку.
          Нина тут же встала и деликатно вышла из кабинета.
          —  Давай, давай, — радостно взволновался Кирилл. — Алло, Крыся, привет, моя дорогая.
          Это была его эмгэушная однокашница, которая несколько лет назад вышла замуж за англичанина-издателя и уехала в Лондон. Они всегда были очень дружны. Собственно, это муж Кристины вдохновил в свое время Кирилла на открытие своего журнала и поначалу многим помог. После окончания режиссерских курсов Кристина пригласила Кирилла в Лондон, где и познакомила его с мужем. Кирилл понимал, что снимать кино очень трудная задача, а пообщавшись с Крисом, так зовут мужа Кристины, он и решил заниматься издательством журнала.
          Крыся, как любил Кристину называть Кирилл, время от времени звонила ему домой, а тут позвонила на работу, что немного насторожило его.
          —  Как ты поживаешь? Ничего не случилось?
          Кристина сказала, что у нее все по-прежнему в порядке, что она просто очень по нему соскучилась и что Крис на неделю уезжает в Америку и поэтому хотела бы, чтобы Кирилл приехал к ней в Лондон погостить.
          —  Ну, это просто королевский подарок. Я сдал номер и как раз собирался куда-нибудь поехать отдохнуть. Правда, я подумывал о жарких странах, но Лондон, может быть, даже будет получше. Только... — тут Кирилл немного замешкался, — ты не будешь против, если я приеду с Артемом? Я уже ему обещал, что отдыхать поедем вместе...
          Поскольку Кристина в свое время сама и познакомила Кирилла с Артемом, то она не была удивлена его просьбе и, конечно же, пригласила их вдвоем.
          Поговорив с ней, Кирилл вышел из кабинета, попросил Леночку заказать ему билеты в Лондон и подошел к Нине.
          —  Я послезавтра хочу лететь к Крысе, отвлекусь немного, а потом мы с тобой решим, какой ответ нам дать на вышеупомянутое предложение. Окей?
          —  Да что там думать, надо говорить «да, да, да»! — взбудораженно прошептала Нина, понимая, что пока никому об этом говорить не надо. — Хорошо, что решил отдохнуть. Проветришь мозги, а потом за дело. И имей в виду — я вся твоя! Помогать буду тебе во всем!
          Кирилл приобнял ее за широкую талию, чмокнул в щеку и благодарным голосом сказал:
          —  Куда ж я без тебя?..
          —  В Лондон вот без меня собираешься, — уже привычным громким добродушным голосом ответила она. — Все обещал взять куда-нибудь с собой, да только обещаешь.
          —  Раз обещал, то обязательно поедем. Вот, в Иркутск и возьму тебя с собой! — рассмеялся Кирилл.
          Нина тоже громко захохотала. Конечно же, она не обижалась на него.
          Больше в редакции Кириллу незачем было оставаться, и в приподнятом настроении, простившись со всеми, он поехал домой собираться в поездку.
          По дороге Кирилл думал о Кристине.
 
          Кристина приехала поступать в МГУ из Риги. Отец ее был латыш, а мама — русская. Наверное, поэтому она по-русски говорила без характерного прибалтийского акцента. Кристина сразу захватила умы почти всей части мужского населения общежития, потому как была невероятно привлекательна. Она была высокой, стройной, с огромной копной рыжих вьющихся волос и к тому же очень умна, независима и высокомерна. Училась она на факультете социологии и жила на другом этаже общежития. Кирилл с ней встречался в лифте и почти сразу понял, что интересен ей: каждый раз она весьма прямолинейно и вызывающе на него смотрела. Познакомились они на третьем курсе, когда она переехала в комнату, находящуюся на этаже, где жил Кирилл. Кристина тогда еще не знала, что Кирилла женщины могут интересовать только как собеседницы. Правда, в то время Кирилл еще и сам надеялся, что сможет перебороть себя и постарается жениться. Поэтому он охотно реагировал на знаки внимания, оказываемые ему с ее стороны, но ничего не предпринимал. Кристина же, естественно, привыкшая к мужским назойливым ухаживаниям, инициативы сближения ждала от Кирилла. Когда они, наконец, стали общаться, Кирилл оценил ее острый ум, и ему было интересно с ней разговаривать. А ее как раз, он понимал, разговоры привлекали меньше, она хотела более близких — интимных отношений. Но Кирилл не спешил оправдывать ее надежды. Как потом выяснилось, она принимала такое поведение Кирилла за игру, за набивание себе цены.
 
          Кирилл с детства был очень замкнутым, мало общался с одноклассниками. Когда началось половое созревание, Кирилл сознательно отгонял от себя мысли о сексе. Для одноклассниц он был малопривлекателен, и его это устраивало. Тем более что и ему никто не нравился. Он мысленно усмехался, когда потом, в редкие поездки к маме, случайно встречая своих одноклассников, видел, как они поражались изменениям, произошедшим с ним. Ребята, за которыми толпами бегали девчонки, превратились в обыкновенных мужланов, а бывшие школьные секс-бомбы просто обабились. Мало кто из них сразу мог узнать в нынешнем облике Кирилла, того худощавого, нелюдимого одноклассника.
          Только в армии Кирилл осознал то обстоятельство, что предметом его сексуального, да собственно, и душевного влечения может стать только мужчина. Конечно, поначалу он думал, что отсутствие поблизости реальных женщин понуждает горячее юношеское сердце реагировать на сослуживцев. Но очень скоро окончательно признал в себе гомосексуальную направленность. Он долго боролся с чувством, которое у него возникло вдруг к одному из однополчан. До конца службы он так и не открылся ему, боясь быть отвергнутым и непонятым. Этот страх и природная застенчивость заставили Кирилла быть осторожным в выборе партнера и в дальнейшей его жизни. Эти же свойства характера заставили его создать собственный образ в виде неприступного, высокомерного, часто циничного интеллектуала.
          Таким он и приехал в Москву и уже никогда не расставался с этим образом, чем он и привлекал к себе внимание самых интересных персон из последующего окружения. А чтобы сохранять этот имидж, он много трудился над своим самообразованием, избегая бессмысленных знакомств и оставаясь нелюдимым.
 
          По этой, собственно, причине, к 23 годам у Кирилла ни разу не было сексуального опыта ни с кем. И для сознательного гомосексуала было странно, что первый половой акт произошел именно с женщиной. А точнее, с Кристиной. Но все подробности этого события для Кирилла остались тайной.
          На протяжении всего третьего курса они общались почти каждый день. Ближе к весне Кристина стала более настойчивой в своих откровенных сексуальных домоганиях. Она никак не могла понять, почему Кирилл избегает интимных отношений и даже серьезные разговоры на эту тему ничего ей не объясняли. Он не мог ей признаться ни в том, что он гей, ни в том, что у него еще ни разу ни с кем не было половой близости. Он был очень избирателен в своих вкусах. Никто к тому времени не смог затмить образ его сослуживца. А без чувства влюбленности он не мог решиться найти себе сексуального партнера. Поэтому Кристина и не могла, как, собственно, и никто другой, догадаться об истинном влечении Кирилла. Кристина не понимала, почему он непреклонен. На самом же деле Кирилл очень старался убедить себя попробовать секс с женщиной. Но он очень боялся этого. Он вспомнил, как его одноклассники рассказывали о том, что они перед первым сексуальным опытом испытывали помимо сильного желания еще и чувство страха. И теперь Кирилл сам себя чувствовал мальчишкой в ожидании первой интимной близости. За одним лишь исключением, что желания женщины у него не было. Было сильное чувство боязни и почему-то чувство брезгливости.
          Однажды весной Кристина, получив продуктовую посылку из дома, закатила у себя в комнате целый пир, пригласив несколько друзей и подруг. Естественно, в число приглашенных входил и Кирилл. Неожиданно для себя Кирилл стал очень быстро пьянеть. То ли от общего веселья, то ли от желания расслабиться, но уже к концу вечеринки он был совершенно пьян. Последнее, что он помнил, было то, что Кристина сидела у него на коленях и они страстно целовались. Затем наступило абсолютное беспамятство. Он ничего не помнил — полная амнезия. До такого состояния он напился только раз, когда вернулся из армии — не рассчитав силы, очень быстро и сильно опьянел, а потом ничего не мог вспомнить. Правда, тогда вспоминать было нечего. А тут наутро Кирилл, к своему удивлению, обнаружил себя в постели Кристины совершенно голым.
          Первое чувство, которое его посетило, когда он пришел в себя — это чувство дикого ужаса. Что произошло? Что было? Было ли что-то вообще? Сердце заклокотало где-то в горле, мысли путались. Он пытался собрать в голове воспоминания, но тщетно — он ничего не помнил, никаких обрывков из предыдущей ночи. Через какое-то время до него дошло, что Кристина шумит водой в ванной комнате, и с усиливающимся чувством ужаса стал ожидать ее выхода оттуда. Вдруг он опомнился, вскочил с кровати, лихорадочно оделся, накрыл постель покрывалом, лег на него и, зачем-то вытащив из нагрудного кармана джинсовой куртки солнцезащитные очки, надел их. Когда Кристина вошла в комнату, застала нелепую картину — Кирилл одетый во все свои одежды, включая туфли, лежал на постели почему-то в черных очках. Она сделала удивленное выражение лица и попыталась рассмеяться, скрывая неловкость, которую она явно испытывала тоже.
          —  Ты так быстро оделся, что напомнил мне старый анекдот, — начала она, преодолевая свою скованность, — муж пришел с работы и сказал, что у него новая секретарша. «Как она одевается?» — спросила его жена. «Быстро», — ответил муж, — и Кристина засмеялась уже более естественно. — Так и ты, я выходила отсюда, ты еще спал мертвым сном, а прихожу — ты уже в полной амуниции и даже в очках.
          Кирилл молчал, не зная, как реагировать.
          Кристина вдруг села на корточки перед ним и совсем другим тоном, более нежным и доверительным, обратилась к нему:
          —  Сними, пожалуйста, очки...
          Кирилл немного поколебался, потом все же нехотя снял очки. Какое-то время он не мог ни на чем сосредоточить свой взгляд, боясь посмотреть ей в глаза. Но Кристина, обхватив его лицо ладонями, остановила его блуждающие зрачки.
          —  Ты превосходный любовник... — сказала она почти шепотом.
          Кирилл ожидал услышать что угодно, но только не это. Если поначалу он надеялся, что как только она войдет, атмосфера разрядится и он сразу успокоится, то после этих слов он еще больше зажался. В оцепенении он смотрел в ее глаза с абсолютно отсутствующим взглядом и никак не мог ничего придумать, чтобы как-то выйти из этой дурацкой ситуации. А Кристина, похоже, и не хотела разрушать эту тяжелую атмосферу. Она продолжала смотреть в глубь его зрачков. Долго это продолжаться не могло. Кирилл весь затек от этого состояния и вдруг с силой оттолкнул ее, вскочил, опять надел очки и скороговоркой выпалил:
          —  Это невозможно. Я — гей...
          —  Ну и что? Я знаю, — ответила она невозмутимым тоном, поднялась и села на кровать с ногами.
          —  Как? — удивился Кирилл. — Откуда ты знаешь?
          —  Ты мне сам вчера сказал, и мы с тобой почти всю ночь об этом проговорили.
          Кирилл не знал, как себя вести, что говорить. Он хотел бежать отсюда, но что-то его держало.
          —  Почему я остался здесь?.. — спросил Кирилл и тут же пожалел об этом. Лучше бы не знать, тогда не будет так стыдно.
          Но Кристина, выждав немного, ответила:
          —  Ты захотел остаться...
          И тут Кирилл бросился к двери. Ему хотелось бежать. Бежать куда угодно. Бежать от этой истории. Он не знал, что думать по этому поводу, как соотнести ее с собой.
          —  Я люблю тебя, — крикнула Кристина ему вслед, но не стала его останавливать.
          Кирилл помнил, как он бежал по ступенькам с десятого этажа общежития сломя голову. Ему хотелось, чтобы мозги его растряслись и чтобы в голове ни одной мысли не осталось.
 
          До сих пор Кирилл не знает, что же тогда на самом деле произошло, и до сих пор не уверен, была ли тогда между ними близость. Он полагал, что Кристина насочиняла про это, чтобы раскомплексовать его. И, в общем, он был ей за это благодарен. Хотя после никакие Кристинины ухищрения затащить еще раз его в постель ни разу не увенчались успехом. Более того, Кирилл дал себе зарок никогда больше так не напиваться, чтобы не узнавать о произошедших событиях только со слов очевидцев.
          Но теперь, спустя время, ему нравилась эта история и он даже гордился ею: он, самый малый процент, но допускал, что у них мог быть секс, а главное, он мог себе и о себе говорить, что спал с женщиной, более того, женщина была его первой сексуальной партнершей. Позже, общаясь с гомосексуалами, он понял, что для многих из них переспать с женщиной — это колоссальная психологическая, да и собственно, физическая проблема. Большинство так и не решается на это. Но никто не признается, что никогда не был с женщиной, чаще они придумывают истории, в которых якобы предавались с женщиной сексуальным безумствам. Кирилл же мог ничего не придумывать — у него действительно была такая история. Иногда он убеждал себя в правдивости слов Кристины, иногда он презирал себя за то, что так охотно хочет верить в этот бред.
          А Кристина, похоже, серьезно была в него влюблена и предпринимала все усилия, чтобы как минимум сохранить отношения, ну а как максимум... Она тогда была так одержима и так серьезно вникала во все его проблемы, в том числе и сексуальные, что Кирилл постепенно привык к ее опеке и даже иногда подумывал о женитьбе на ней. Как потом выяснилось, замуж как раз Кристина за него и не собиралась. Она всегда хотела уехать из страны, поэтому, несмотря на сильное увлечение Кириллом, все же искала себе заграничного жениха. И, как оказалось, весьма успешно. Она нашла себе очень достойного человека и укатила в Англию. Сейчас они по-прежнему дружны, но Кирилл помнит, как он взревновал ее, когда узнал, что она выходит замуж. Ведь ревность появляется тогда, когда теряешь человека. Правда, это мог быть всего лишь эгоизм и чувство собственничества.
          Теперь, вспоминая всю эту историю за рулем своей машины, он с удовольствием думал, как хорошо, что они скоро увидятся. Кирилл был благодарен Кристине еще и за знакомство с Артемом. Тут он, вспомнив об Артеме, поморщился — может, не благодарить надо Крысю, а проклинать ее за это знакомство И его мысли перенеслись уже на Артема...
 
          На следующее утро, собираясь на работу, Кирилл с досадой вспомнил, что сегодня приезжает эта девочка Катя. Ему ничего не оставалось, как только поручить ее Артему. Кирилл написал записку и положил сверху денег. Артем, естественно, еще спал. В записке Кирилл попросил встретить Катю и сразу же, во что бы то ни стало, устроить ее в какое-нибудь общежитие. Времени на няньканье нет — назавтра они уже должны улетать в Лондон.
 
          Когда Кирилл вошел в редакцию, было шумно от собравшихся корреспондентов и редакторов. Сегодня выплачивали авторские гонорары и зарплату. Нина любила эти дни не только за то, что дают деньги, но еще и за то, что она могла устраивать бенефисы при большом скоплении народа. Авторы, корреспонденты, фотографы — все любили эти дни тоже не только из-за денег. Они любили смешные истории и байки Нины, которая, нисколько не смущаясь, могла повторять их в который раз, но с таким же воодушевлением.
          Кирилл уже сотню раз, наверное, слышал все ее истории, как, собственно говоря, многие из находящихся здесь, но все равно они каждый раз и ему приподнимали настроение. Правда, Кирилл предпочитал слушать из своего кабинета, поэтому он сразу туда прошел и закрыл за собой дверь.
          Все остальные, как обычно, столпились вокруг Нины и громко смеялись почти над каждым ее словом.
          —  Я ведь долго не гневила Бога и встречалась только с мужиками своего возраста, чаще даже старше меня. И каждое утро я так злилась на себя, что опять привела в дом какого-то чахоточного или гайморитного. С вечера кажется, что, вроде бы, симпатичный мужичок попался. Ну, небольшое брюшко, ну, чуть-чуть не помыт, чуть-чуть недобрит, черт с ним, под водочку сойдет. Но утром! Это чудище оказывается с огромным пузом, в длинных семейных трусах в зайчиках и Чебурашках, — рассказывая все это, Нина очень артистично показывает на себе, — начинает громко кашлять, харкаться, сморкаться...
          Присутствующие уже давятся от смеха.
          —  ...тут я вскакиваю, не смотрю ведь при этом, на кого я сама-то похожа, накидываю халат, собираю все его вещи, включая обувь, выкидываю за порог квартиры и начинаю орать как потерпевшая, чтобы он испражнялся где-нибудь в другом месте. Затем я поняла. Ну, что я думаю, мучаюсь и страдаю от этих старпёров? — продолжала Нина, подбодренная реакцией окружающих. — Ведь если захочу, то и молодого могу снять. Лучше же спать с юным красивым телом, чем с жирной тушей или со сморщенным саксаулом! Иногда мне-таки удается соблазнить какого-нибудь паренька под веселые истории, да под предложение приятно провести вечер. Но, естественно, здесь свои издержки. Те-то со своей бутылкой приходили, а тут сама должна купить. И приготовить что-нибудь повкуснее. Потом весь вечер бегаешь в зеркало смотришься, чтобы краска не растеклась и помада не размазалась. Выслушаешь с фальшивым интересом всю чушь, которую несет этот недоумок и, не снимая на ночь косметики, уталкиваешь его в койку. Затем, конечно, случается непоправимое. Ну, а вот потом — самое страшное. Нужно стараться не уснуть, чтобы не издать храпа или, господи прости, еще каких-нибудь звуков. Мучаешься до рассвета, едва-едва прикорнув, вскакиваешь, бежишь к зеркалу, чтобы привести себя в порядок до того, как юнец проснется. Можете себе представить, что я вижу в том зеркале! — Нина артистично закатывает глаза. — Вернувшись в кровать, долго выбираешь позу, в которой хоть чуть-чуть бы намечалось впечатление наличия талии, — продолжает она, показывая, как мостится на воображаемой кровати, — ищешь поворот головы, чтобы свет из окна скрывал не первой молодости лицо. Так и лежишь в неудобной позе, дожидаясь, когда этот малолетний ублюдок проснется. И ведь не дождешься. Спит ведь как убитый. Потом руки-ноги затекают так, что, матерясь, разворачиваешься спиной и засыпаешь замертво. Когда встаешь, рядом уже никого нет. Видимо, проснувшись и разглядев свою соседку по койке, паренек в ужасе дал дёру. Даже кино их не учит быть более учтивыми со взрослыми тетями. Могли бы хоть формально написать какую-нибудь благодарственную записку. Спасает меня только чувство юмора. Ну, что ха-ха-то? Между прочим, если б я брала с вас деньги за свои показательные выступления, я б давно уже квартиру здесь купила. А с вас, — указывает на рядом стоящих, — как за первый ряд можно было бы две цены брать!..
          Редакцию трясло от смеха так, что из соседних кабинетов в недоумении заглядывали люди.           Кирилл перебрал все материалы, отобрал, что можно было взять с собой, чтобы времени не терять в поездке, вызвал Леночку, узнал, что билеты уже куплены и попросил зайти к нему Нину.
          —  Поехали ко мне, отметим отъезд, — обратился Кирилл к Нине, когда она вошла.
          —  Ой, Кирюша, сегодня не могу. Вечером меня будут знакомить с мужиком. Директором оздоровительного центра, между прочим, — с гордостью сообщила Нина.
          —  Директор чего? Санатория, что ли?
          —  Какого санатория? С директором бани, — рассмеялась она.
          Кирилл немного расстроился, но потом спросил:
          —  Он хоть не женат, этот банщик твой?
          —  Ну, где ты видел в пятьдесят два года неженатого?
          —  Так ему сто лет в обед! — возмутился Кирилл.
          —  А мне? После обеда! А потом, попрошу не называть его банщиком. Директор оздоровительного центра! — еще раз подчеркнула Нина.
          —  А зачем тебе опять женатый, да еще «умывальников начальник и мочалок командир»? — шутливо спросил Кирилл.
          —  А затем, что, может, хоть квартиру будет помогать оплачивать.
          —  Будет ли?.. Ты же знаешь, я всегда тебе помогу, и знаешь, что я был бы счастлив, если б ты вообще жила у меня.
          — Опять ты склоняешь меня к сожительству! — засмеялась Нина. — Если бы не твой пустоголовый дружок, может, я и жила бы с тобой.
          Кирилл знал, что Нина недолюбливает Артема и не пытается это скрыть, поэтому ничего возразить не мог.
          —  Всю сознательную жизнь я хотела быть содержанкой какого-нибудь пожилого дядечки и готова была все отрабатывать, но кто ж мне поверит, что в итоге мне помогают два молодых красавца — Борька да ты! Да еще взамен ничего не просят!
          —  Почему не просят? Вот я прошу тебя поехать со мной сейчас пировать.
          —  Ну, а вдруг, это судьба? Я уже не имею права упускать ни одного шанса.
          —  Ну, ладно, не можешь, так не можешь. Я поехал. Вернусь через неделю. Как приеду, позвоню. Привет помывочному королю!
          Возвращаясь домой, он вдруг пожалел, что не позвонил днем Артему и не проконтролировал его поездку на вокзал. И сейчас, еще ничего не зная, почему-то уже начинал злиться на него, подозревая, что он мог сделать что-то не так, проспать, не встретить. А, может, и хорошо, если не встретил. А если встретил, лишь бы хватило ума найти гостье общежитие. А то, не дай Бог, привезет ее в дом, — расстраиваясь заранее, Кирилл подъехал к дому.
 
          Как только Кирилл вошел в квартиру, он сразу понял, что предчувствие его не обмануло: из кухни доносился изумительный запах готовящейся еды. Было понятно, что готовит непрошеная гостья, а заподозрить в этом Артема у Кирилла, конечно, не было никаких оснований. Он даже не стал заходить на кухню, а сразу прошел в гостиную, где, как и ожидал, на диване перед телевизором валялся Артем. Увидев Кирилла, тот даже не шелохнулся и невозмутимым тоном сказал:
          —  Она привезла столько банок от твоей мамы. Куда я мог ее отвезти с таким грузом?..
          —  Ты помнишь, что мы завтра улетаем в Лондон? — зло прошипел Кирилл. — И куда ты прикажешь теперь ее девать? — Кирилл действительно не видел выхода из этой ситуации.
          Артем, не меняя позы и интонации, спокойно ответил:
          —  Пусть здесь поживет до нашего приезда...
          —  Ты соображаешь, что ты несешь? — почти кричал на него Кирилл.
          Артем обернулся, долго посмотрел на него, потом опять спокойно сказал:
          —  А что тут такого?..
          Кирилл сначала аж вскипел от этих бесстрастных слов Артема. Его всегда раздражала в Артеме предлагаемая им простота решений любых проблем, потому что эта простота шла от полной его безответственности. Но сейчас Кирилл согласился: действительно, а что тут особенного, если девочка поживет у них, пока они будут в отъезде. И маме будет приятно. А когда они вернутся, как раз начнутся вступительные экзамены, ее можно будет переселить в общежитие. Успокоившись этим размышлением, Кирилл пошел на кухню — знакомиться.
          Его поразило, что Катя оказалась уже взрослой девушкой и довольно привлекательной. В его памяти отпечатался образ маленькой девочки, которая все время следила за ним, когда он приезжал домой и всегда старалась ему угодить. Теперь стояла невысокая хрупкая девушка с красивым личиком и длинными русыми волосами. Одета она была довольно современно, но все это было то ли самосшитое, то ли турецко-китайского производства. «Она была бы хороша, если б в ней не было провинциального налета. А если бы она была выше ростом, то вполне могла бы начать карьеру модели», — подумал Кирилл, глядя на нее оценивающе. Катя стояла как вкопанная, не смея проронить ни слова. Она давно ждала этой встречи и очень серьезно к ней готовилась, но сейчас не могла собраться с мыслями и хоть что-нибудь промолвить. Они стояли, разглядывая друг друга, даже не поздоровавшись.
          —  Ты знаешь, куда будешь поступать? — нарушил молчание Кирилл.
          —  Да, в институт иностранных языков, хочу знать английский.
          —  В который из них?
          Этот вопрос привел Катю в недоумение.
          —  А что, их здесь много?
          Кирилл понял, что ее приезд к нему в дом был неотвратим. Артем не смог бы ее устроить нигде, потому что она сама не знала, куда ей надо.
          —  Ужинать скоро будем? — перевел он разговор.
          —  Уже можно мыть руки и садиться, — обрадовалась Катя. Кулинарные способности были ее коньком и козырем, которыми она собиралась пользоваться в будущих отношениях с Кириллом. Она ведь не подозревала, что Кирилл даже встречаться с ней не намеревался.
          Во время ужина Кирилл сообщил Кате, что они с Артемом уезжают на отдых, и она останется здесь одна. Это сообщение повергло Катю в ужас — впервые в Москве и сразу остаться одной. Конечно, она и испугалась и обиделась. Но деваться было некуда и виду показать она не могла.
          Когда ужинать закончили, Кирилл принес постельные принадлежности в кабинет, который находился в самой дальней комнате и где у него находились диван, шкаф, полки с книжками и компьютер.
          —  Обычно здесь Артем спит, но временно это будет твоей комнатой, — солгал Кирилл, сам удивившись тому, что решил зачем-то так сказать Кате. Наверное, хотел подстраховаться от домыслов.
          Но Кате и в голову не могли прийти мысли, которыми была наполнена голова Кирилла. На домашнем компьютере, стоящем в кабинете, он открыл сайт справочника города Москвы, в котором она могла найти все адреса, необходимые ей, и показал в нем карту метро. Потом позвал посмотреть как пользоваться ключами от входной двери. Пожелав друг другу спокойной ночи, разошлись спать.
 
          Катя долго не могла заснуть. Она рассчитывала, что встреча с Кириллом будет более теплой, приготовила несколько историй из жизни его матери и их соседей. Но Кирилл ни только не спросил ни о чем, но всякие ее попытки что-либо рассказать, прерывал какими-нибудь незначительными вопросами. Это очень смутило Катю. Все не задалось сразу. Катя ожидала, что ее встретит сам Кирилл. Потом она думала, что он будет возить ее по институтам, параллельно показывая достопримечательности Москвы. И еще о многом мечтала она, пока ехала в поезде. Но все ее ожидания рухнули в одночасье. И, конечно же, ее задело то, что Кирилл про комнату, в которой она сейчас лежала, сказал как о «временном» ее пристанище. Но тут же начинала себя ругать за эти обиды. Как она могла рассчитывать на внимание такого человека, как Кирилл, даже если всю жизнь была его соседкой. В переживаниях о том, что сразу остается одна в этой огромной незнакомой Москве, Катя, наконец, заснула тревожным сном.
          Наутро, когда Катя проснулась, в доме уже никого не было.
          Просмотрев справочник, Катя не придумала ничего, как выбрать известный ей на слух институт иностранных языков, который, к тому же, находился недалеко от центра Москвы. Позвонив туда, она выяснила, как проехать, собралась и поехала сдавать документы. Выйдя впервые самостоятельно на улицы города, Катю захлестнули эмоции одновременно страха и необычайного счастья. Вот — Москва, город, о котором она мечтала всю свою сознательную жизнь. Ей нравилось все — и метро, и троллейбусы, и дома, и прохожие. К счастью, никаких сложностей со сдачей документов не было, и Катя, переписав расписание консультаций и экзаменов, вернулась домой. Она хотела еще немного погулять по городу, но все же решила, что лучше как следует подготовиться к экзаменам, чтобы наверняка поступить. Тогда Москва будет ее. И еще она надеялась, что освоиться здесь, в конечном счете, ей поможет сам Кирилл.
          Она усердно занималась все дни, выходя их дома только на консультации и в ближайший магазин. День возвращения Кирилла из Лондона совпадал с днем первого экзамена. Катя непременно хотела встретить его радостным известием о сдаче первого вступительного экзамена.
 
          Всю дорогу из аэропорта до дома, как, собственно, и весь полет, Кирилл ехал молча, стараясь даже не смотреть на Артема. Тот, как обычно, был невозмутим. Поездка в Лондон была отравлена чудовищным, на взгляд Кирилла, поведением двух близких ему людей — Артема и Кристины. С первого же дня Кристина все свое внимание сразу же переключила на Артема. Сначала Кириллу казалось, что она это делает для того, чтобы вызвать в нем ревность. Он помнил, как в свое время Кристина так же вела себя с другими парнями, когда еще пыталась завоевать Кирилла. Но теперь она интересовалась Артемом настолько откровенно, что Кирилл начал сомневаться, а его ли она вообще хотела пригласить в Лондон. Может быть, зная, что Артем по-прежнему живет с Кириллом, и провернула такой финт, заманив их обоих.
          Когда Кирилл познакомился с Артемом и у них начали завязываться отношения, то через некоторое время Артем сказал, что женщины его интересуют в равной степени, как и мужчины. Тогда Кирилл даже обрадовался, потому что знал про себя, что к женщинам он не будет ревновать, а другие мужчины, как он надеялся, не будут привлекать Артема, пока они вместе. Но Кирилл тогда еще не знал, насколько Артем был человеком без нравственных привязанностей, без чувств преданности и благодарности. Но даже теперь, зная обо всем этом, Кирилл ничего не мог с собой поделать. Он ненавидел его и любил одновременно. Единственное, что утешало в характере Артема, это то, что он был абсолютно безынициативным. Кирилл знал, что Артем часто нравится другим как мужчинам, так и женщинам. Но он был слишком ленив и самоуверен, чтобы прилагать какие-либо усилия. И если он попадал в какие-то любовные истории, то только тогда, когда другая сторона очень активно бралась за него. Кирилл был вынужден быть благодарным, хотя бы за то, что Артем сам приключений не искал. Но в Лондоне с Кристиной он явно заигрывал. В какой-то момент Кириллу показалось, что, может быть, Артем хочет завязать контакты с ней меркантильного характера. Может быть, он искал более выгодную для себя жизнь, например, в Лондоне. Но Кирилл тщательно отгонял от себя подобные мысли, потому что тогда вообще ставилось под сомнение отношение Артема к нему. Ведь он жил за его счет. Самостоятельно он уже жить не умел, да и не хотел.
 
          Именно Кристина впервые привела Артема в общежитие на какую-то вечеринку. Она накануне познакомилась с ним на дне рождения у одного из своих приятелей. Когда Кирилл впервые увидел Артема, то сразу обратил на него внимания. Артем был очень красив, тих и молчалив. Зато сам Кирилл в тот вечер был смешлив и остроумен. К концу празднества он уже замечал повышенный интерес к своей персоне со стороны юноши-красавчика, и это льстило Кириллу. Это было в конце третьего курса. После летних каникул Артем часто стал появляться у Кристины. Она по-прежнему была влюблена в Кирилла, поэтому ее отношения с Артемом можно было расценивать, как чисто дружеские. И каждый раз, когда Кирилл встречал Артема, он ощущал на себе пристальное внимание парня, и это стало ему нравится. В его взгляде было что-то манящее, притягательное, и через некоторое время Кирилл понял, что все время ждет этого взгляда. Артем был юным, красивым и порочным. От Кристины Кирилл узнал о нем только то, что тот приехал из Санкт-Петербурга и живет у родственников. Учиться он не собирается и вроде нигде не работает. На вопрос, не голубой ли он, Кристина ответила, что знает девицу, которая с ним спала. Это информация несколько охладила его пыл, но постепенно Кирилл стал понимать, что юноша завладевал его чувствами.
          Теперь, по дороге домой, Кирилл ехал и терялся в догадках, случилось ли у Кристины с Артемом что-нибудь или нет. Перебирая в памяти все последние события, Кирилл понемногу стал успокаиваться. Но плохое настроение его уже не покидало. Еще перед вылетом из Лондона в Москву, Кирилл решил, что по прибытии сразу отправить Артема домой — в Петербург. Лондонская поездка была последней каплей длительного периода раздражения Кирилла на Артема, продолжавшегося уже несколько месяцев, за его ничегонеделание, за его исчезновения время от времени, а главное, за ощущаемое Кириллом равнодушное отношение Артема к нему. Кирилл вспомнил опять, как Артем сказал, что его привлекают девушки и, возможно, периодически ему будет необходимо с ними встречаться. Тогда Кириллу казалось, что это он сказал для того, чтобы сохранять интерес к себе. И действительно, Артем иногда пропадал на несколько дней, потом, появившись, ничего не объяснял и никак не оправдывался. А Кирилл, боясь правды, ничего и не спрашивал. Так вот и сейчас, после Лондона, он ничего не хотел знать, достаточно было того, что Кирилл ощутил сильное желание расстаться с Артемом, хотя где-то понимал, что может быть и несправедлив к нему.
          Сразу по прилете в Шереметьево Кирилл попросил водителя ехать на Ленинградский вокзал. Артем всю дорогу не проронил ни слова, он даже не попытался узнать, что случилось и в чем дело. Они как раз успевали на вечернюю «Красную стрелу». Когда Кирилл купил билет и всучил ему его вместе с деньгами, Артем молча посмотрел ему в глаза и, глянув на часы, направился к перрону.
 
          Когда Кирилл вошел в дом, в глаза сразу бросилась чистота квартиры. Он прошел в спальню и бросил сумку на пол. Было уже за полночь, в доме было очень тихо, и Кирилл не мог понять, дома ли Катя. Поэтому он прошел сначала на кухню, потом — в ее комнату.
          Свет не был зажжен, но Кирилл увидел, что Катя лежит в одежде на заправленной кровати, уткнувшись лицом в подушку. Он молча стоял, не зная, как нарушить тишину. Через минуту Катя, почувствовав на себе взгляд, обернулась и увидела Кирилла. Даже в темноте, лишь при отсвечивающем с улицы свете прожектора, он увидел, что лицо Кати заплаканное. Они в неловкости долго молча глядели друг на друга.
          —  Я провалила первый же экзамен, — сказала она сдавленным голосом и опустила глаза.
          Кирилл не знал, что сказать и как ее утешить, да и особого сочувствия к ней он не испытывал. «Значит, и забот с ее устройством не будет, уедет назад, и все», — мелькнуло у него в голове. Не сказав ни слова, Кирилл повернулся и вышел из комнаты.
          Когда, приняв душ, он зашел на кухню, то увидел, что Катя сидит за столом с поникшим видом, дожидаясь Кирилла. Ужин она приготовила великолепный. Кирилл сел и принялся за еду. Никто не нарушал молчания.
          Через какое-то время Катя подняла голову и, посмотрев на Кирилла, робким голосом спросила:
          —  Что ты со мной теперь будешь делать?
          —  Я? С тобой? — чуть не поперхнулся от такого вопроса Кирилл.
          —  Я не могу ехать домой...
          Кирилл, вытерев салфеткой рот, облокотился кистями рук о стол и устремил на нее свой взор.
          —  После школы я не стала поступать в Иркутске, а устроилась сразу на работу, чтобы накопить денег и приехать сейчас в Москву... — продолжала Катя, не поднимая глаз. — Не прогоняй меня, пожалуйста... Я пойду работать... Буду все делать по дому... Убирать, готовить, ждать...
          Кирилл был в недоумении. Он не знал, как реагировать. Конечно, это никак не входило в его планы.
          —  Я так надеялась, что поступлю... Я так много и долго готовилась, но... Что же мне делать?..           Катя начала краснеть, и на глазах у не появились слезы. Кирилл по-прежнему молчал.
          —  Всю жизнь... с детства я жила тем, что когда вырасту, то обязательно приеду туда, где живешь ты...
          Кирилл удивился еще сильнее:
          —  А я тут при чем?
          —  А при том, что с тех пор, как ты вернулся из армии и уехал в Москву, я никогда и ни о ком больше не думала и не мечтала. Мне было 13 лет, и с тех самых пор я думаю только о тебе, — слезы душили ее, но она продолжала: — С каким нетерпением я ждала твоих приездов на каникулы!.. Тайком следила за тем, что ты любишь, что ты читаешь, что ты слушаешь, и повторяла все за тобой. Я перечитала все журналы и книги, которые видела в твоих руках, слушала ту музыку, которую ты любил слушать. Училась готовить твои любимые блюда... А когда ты стал издавать журнал, то приплачивала проводнику с нашей железнодорожной станции, чтобы он из Иркутска его привозил мне. Читала и перечитывала от корки до корки каждый номер. Узнавала из твоего журнала, что надо носить, что слушать, что смотреть и, по возможности, следовала этому. Английским стала серьезно заниматься, как только узнала, что ты свободно на нем говоришь... А теперь вся моя жизнь рушится...
          Кирилл был потрясен. Он никак не ожидал такого поворота событий. Он смотрел на плачущую Катю и видел искренность ее страданий. Что-то дрогнуло в нем. После холодного равнодушия Артема и фальшивой заботы Кристины, его тронуло то, что эта девочка так долго и сильно была предана ему. Кирилл через стол протянул руку и стал вытирать ей слезы. Катя от удивления подняла на Кирилла полные слез глаза, потом схватила его руку и, уткнувшись в ладонь, зарыдала сильней. Кирилл другой рукой стал гладить ее по волосам, стараясь успокоить. Наконец, Катя прекратила плакать, отпустила его руку, вытерла лицо салфеткой, вдруг начала рассказывать смешные истории из тех времен, когда Кирилл приезжал на каникулы, а она бегала и подглядывала за ним. Кирилл отметил про себя, что девочка, оказывается, неглупа, очень артистична, при этом проницательна, со своеобразным взглядом на вещи, с четко формулируемыми мыслями. Ее рассказы постепенно развеселили его. В итоге они почти до утра просидели на кухне, смеясь до коликов в животе от воспоминаний сельских баек.
 
          На следующий день Кирилл проснулся почти в полдень и, вспомнив про вчерашнюю посиделку, еще долго размышлял о Кате. Накануне они с ней договорились, что она пойдет учиться в коммерческий вуз на вечерний, параллельно найдет работу. Кирилл легко согласился на то, чтобы Катя осталась, так как понимал, что после отъезда Артема оставаться сейчас одному ему было бы тяжело. Катину учебу оплачивать ему было не сложно. Единственное, что он никак не мог решить, это где ей потом жить, когда его собственная жизнь нормализуется. Оставаться все время здесь, конечно же, она не могла. Решив, что потом все как-нибудь само с собой образуется, поднялся с постели и стал собираться на работу.
          Катя уже хлопотала на кухне, и оттуда доносился запах его любимых блинчиков.
          Запищал телефон. Кирилл достал его и прочел сообщение. Ну кто же мог первым ему отправить послание? Конечно же, эта сумасшедшая. «С приездом. Без тебя Москва опустела. Только ты наполняешь ее смыслом. Виолетта». Это сообщение, как ни странно, приподняло его настроение.
          Зайдя на кухню, Кирилл посмотрел на Катю оценивающим взглядом. «Если ей сделать правильную прическу и приодеть, то можно даже для журнала снять», — подумал он и вдруг сказал ей:
          —  Знаешь что, собирайся и поехали со мной.
          —  Куда? Зачем? Я же должна искать работу, — удивилась она.
          —  Собирайся, собирайся, — сказал он тоном, не допускающим возражения.
          Они наскоро позавтракали, сели в машину и поехали. По дороге Кирилл показывал достопримечательности, которые они проезжали, и с интересом рассказывал про них. Катя была на седьмом небе от счастья — это то, о чем она мечтала с первого дня приезда в Москву.
          Они подъехали к зданию, в котором был расположен салон красоты одного из приятелей Кирилла. Войдя внутрь, Кирилл провел Катю в отдельный кабинет, где находился хозяин салона Алексей. Поздоровавшись с ним, Кирилл представил свою спутницу:
          —  Познакомься, Леша, это — Катя. Сделай из нее что-нибудь модное. Только прическу, макияжа не надо.
          —  Для твоего журнала? — спросил он, внимательно приглядываясь к гостье.
          —  Нет. Для моего антуража, — ответил Кирилл серьезно и, взяв со стола первый попавшийся журнал, уселся в кресло.
          Алексей не смог скрыть своего изумления, но ничего не стал уточнять. Он привык уже к неординарным выходкам и выражениям Кирилла. Катя же вспыхнула от слов Кирилла, но так и не поняла, лестны ли эти слова для нее или нет.
          Попросив свою помощницу принести гостю кофе, Алексей повел Катю в рабочий зал. Катя видела, как девушки и парни, находившиеся в салоне сразу засуетились, забегали, когда увидели Кирилла. Видно было, что его приход всех взбудоражил. Но он ни на кого даже не взглянул. «Да, он такой красивый, такой популярный и... такой недоступный», — подумала Катя про себя, оглянувшись на Кирилла, который уже уткнулся в журнал.
          Алексей обладал красивой улыбкой и невероятным обаянием. Пока он стриг Катю, все время нахваливал ее — и качество волос, и цвет, и ее кожу, и изгиб шеи. От этих слов она сразу расположилась к Алексею, и уже через некоторое время они запросто болтали. Алексей сразу попросил Катю называть его Лешей. Он был по сути дела первым человеком после приезда в Москву, с кем Катя, помимо Кирилла, могла поговорить. Короткие реплики Артема, когда тот встречал ее на вокзале, нельзя было считать разговором. Катя даже голоса Артема практически не помнила. Пока Леша занимался прической Кати, она все время хотела поговорить с ним о том, что ее волновало больше всего, но никак не решалась. Леша был замечательным собеседником, сам задавал вопросы о Катиной жизни, о ее мечтах, о ее родных и умел слушать. Наконец, уловив удобную минуту, преодолев робость, Катя спросила:
          —  А Кирилл часто приводит сюда девушек на стрижку?
          —  Девушек? — переспросил Леша. — Мы знакомы с ним больше двух лет и за это время ты — первая. Обычно он приходит стричься только сам, иногда с Артемом. Ты знаешь Артема?
          —  Да. Он встречал меня на вокзале. А вчера уехал домой в Питер.
          Катя уже ликовала от того, что ей сказал Леша.
          —  Значит, у Кирилла нет сейчас девушки?
          Леша помедлил, но потом ответил:
          —  Думаю, что нет. А почему это тебя интересует?
          Катя смутилась. Но доверительность, с которой разговаривал Леша, позволяла открыться ему:
          —  Я с детства влюблена в него... Как ты думаешь, он может меня полюбить? — прошептала она заговорщицки.
          Леша молчал. Катя приняла это за деликатность.
          —  Во всяком случае, ты достойна любви. И я желаю тебе успехов, — сказал своим мягким, красивым голосом Алексей.
          Колдовал Леша над Катей почти час, хотя длину волос не трогал. Все это время Кирилл терпеливо дожидался ее в кабинете у Леши. Когда процесс изменения имиджа был закончен, Леша пригласил Кирилла и показал, что получилось.
          Кирилл внимательно оглядел девушку, потом резко и коротко сказал:
          —  Отлично. Спасибо. Поехали.
          Последнее слово уже обращалось к Кате. Она даже толком поблагодарить не успела Лешу, как уже бежала за Кириллом, который схватив ее за руку, потащил к машине. Когда Кирилл завел мотор, Катя видела, что Леша вышел на крыльцо салона проводить их и помахал рукой. Ей показалось, что он машет именно ей.
          Кирилл повез ее по бутикам, в которых обычно одевался сам. И все они были, как правило, рекламодателями его журнала. Поэтому везде, куда бы они ни заходили, Кирилла встречали с распростертыми объятиями, предлагая кофе и приличные скидки. И везде Катя замечала, как на Кирилла реагируют девушки — они явно заглядывались на него, рассчитывая на внимание. За три часа поездки по магазинам Кирилл напокупал Кате кучу шмоток на свой вкус. Катя была счастлива и от тряпок, и от того, что весь день проездила с Кириллом, вызывая зависть у московских красоток.
 
          На следующий день Кирилла разбудил телефонный звонок. Он услышал голос Нины.
          —  Ты что не звонишь? Приезжай скорее на работу, у Борьки внучка родилась, будем праздновать. И вообще, я уже по тебе соскучилась, — орала в трубку Нина.
          Кирилл посмотрел на часы и, увидев, что уже первый час, быстро собрался и поехал в редакцию. По дороге он думал о том, что завтра ему нужно будет дать ответ по поводу депутатского кресла. Конечно, для себя он уже решил утвердительно, но все еще взвешивал все обстоятельства за и против. Он давно начал понимать, что ему уже недостаточно того, чем он занимается. Его амбиции и энергия подогревали в нем желание заняться чем-нибудь больше, чем издательство журнала. Но ничего на ум не приходило. Его тянуло в режиссуру, но зная, как сложно доставать деньги на фильм, а потом отбивать их через прокат картины, руки тут же опускались. Поэтому Кирилл думал, что все это в нем еще зреет. А когда созреет, то само собой все и сложится, как надо. Предложение баллотироваться в Думу его заинтриговало — вот, где настоящая режиссура! Подумав немного, мысленно добавил: если не режиссура, то по крайней мере хорошая арена для актерского мастерства.
          В редакции было оживленно. Нина с Леночкой хлопотали за столом, на котором уже стояли фужеры, посуда. Кирилл поздоровался со всеми и прошел к себе в кабинет. Нина влетела следом.
          —  Ну, что, как отдохнул?
          —  Нормально, — ответил Кирилл односложно, и Нина поняла, что на эту тему он говорить не хочет, и перевела разговор:
          —  А что ты решил с тем делом?
          Кирилл не стал говорить на эту тему, а сразу перевел стрелки на саму Нину:
          —  Лучше ты расскажи, как твое знакомство с Мойдодыром?
          Нина артистично вздохнула и начала:
          —  Ой, не спрашивай. Ничего хорошего не вышло.
          Кирилл искренне удивился:
          —  Почему? Он оказался проходимцем?
          —  Нет, хуже. Он оказался слюнтяем.
          —  Что это значит?
          —  Короче, рассказываю с самого начала. В тот вечер мы со Светкой наготовили и накрыли стол. Это ее фраерок собирался познакомить меня со своим другом. Звонок в дверь, открываем. На пороге стоят два типа не первой свежести, один, значит — Светкин, второй — стало быть, мой. Я ожидала увидеть что-то облезлое, пузатое, но тот, который мой, — Нина подчеркнула слово «мой», — оказался очень подтянутым и каким-то помытым. Думаю, профессия главного банщика наложила свой отпечаток. И что ты думаешь, он принес с собой? — спросила Нина.
          —  Веник! — предположил Кирилл.
          —  Да лучше бы веник! За его спиной висела гитара! Как потом выяснилось, он, узнав, что я из богемы, хотел с ходу покорить меня всеми своими талантами. Для начала он стал налегать на водчушку. А Светкин трепался без умолку, хваля «моего», а тот, знай, наливает и пьет! Мне даже слова ни разу не удалось вставить. И тут Светкин говорит: «А как наш Анатолий играет на гитаре и поет! А главное, все песни, музыку и тексты, он пишет сам! Толя, спой!» Я была в шоке. Я вообще терпеть не могу «костровые» песни, а тем более самодеятельность старого банщика меня тут же напугала. «Мой», смущаясь, взял гитару, и тут такое началось! Он играл и пел почти два часа не переставая. Спроси, что?! Не просто свои песни, а одну свою песнь песен, как киргизский «Манас» из ста сорока куплетов! И спроси, на какую тему?! А именно на тему его родной бани! Он посвятил по куплету каждой реечке, которой обил свою баньку, каждому камешку, которым обложил сауну, каждой мочалке, каждому обмылку, и пока последнюю шайку на рифму не повесил, не успокоился. Ты меня знаешь, я всякий бред могу вынести, но это было выше моих сил! Благо, он между куплетов, по-прежнему наливал себе и выпивал, соответственно, к концу своей поэмы, он наклюкался так, что почти замертво упал на тот же диван, на котором сидел. Светкин, конечно, пытался мне объяснить, что Анатолий хороший, просто он впервые знакомится с женщиной «на стороне», поэтому для храбрости и напился. Я-то была несказанно рада, что мне не нужно было как-то с ним объясняться, взяла такси и укатила домой. Не везет мне в жизни! — добродушно закончила Нина.
          Кирилл от души посмеялся.
          Наконец, пришел запыхавшийся Борис Антонович с авоськами, из которых торчали бутылки с шампанским, фрукты, конфеты. Кирилл с Ниной тут же вышли и со всеми собравшимися сотрудниками начали кричать:
          —  Поздравляем! Поздравляем! Самый молодой и красивый дедушка на свете!..
          —  Боже, какой ужас! Ты уже дедушка! — с грустью заметила Нина, которая была ровесница Борису, но у которой еще не было ни мужа, ни детей.
          —  Ужас не в том, что я дедушка, а ужас в том, что сплю теперь с бабушкой! — произнес Борис Антонович бородатую шутку.
          —  Интересно, ты теперь уймешься или все будешь продолжать совращать ровесниц своей дочери? — с деланной строгостью обратилась к Борису Нина.
          —  Ты с ума сошла, подруга, я собираюсь охмурять еще одноклассниц своей внучки! — с гордостью ответил тот, чем вызвал дружный смех.
          —  Бедная твоя жена, как же она тебя терпит? — спросила Нина.
          —  А я в свое время ее предупредил: «Будешь вякать, отлучу от «могучей кучки». Тут, молчавший до сих пор Кирилл заметил:
          —  Бедные Римский-Корсаков с Балакиревым! Думали ли они, что название их музыкального кружка впоследствии будет иметь такой смысл.
          —  А кто это такие? — спросила Леночка.
          Кирилл уже пожалел, что бросил это замечание, но ничего не поделаешь, придется разъяснить молоденькой Леночке:
          —  В начале века пятеро известных русских композиторов организовали музыкальный кружок и назвали его «Могучая кучка». Их было мало, но все они были уже могучими композиторами, отсюда и название.
          —  Хватит ликбеза, — скомандовала Нина, — наливай!
          —  Кстати, а я и не знал о таком кружке, а «могучей кучкой» называю исключительно свои мужские достоинства, — удивляясь, сказал Борис Антонович.
          Тут уже Нина обрадовалась:
          —  Слушай, Борь, а ты бы хоть раз снял штаны да показал, чем ты так гордишься!
          Все покатились со смеху.
          —  Ты, что, сдурела, подруга? — удивился тот.
          —  А я подозреваю, что у тебя на самом деле вместо «могучей кучки» маленькая сморщенная пипеточка. Поэтому ты все время меняешь девиц, заметьте, очень молоденьких, которые толком нормальных перцев-то не видели. А он им засрет мозги умностями, а потом «две минуты тык-тык-тык и час без памяти лежит». Потом бросает свидетеля своего позора и другую дуреху находит. Вот и слывет Казановой.
          —  Ой, Нинуль, не была б ты такой старой, показал бы я тебе, за что меня любят.
          —  Ах ты мерзавец, ах ты подлец! Это я-то старая?! — беззлобно завелась Нина. — Это мне за заботу, за поддержку в твоих похождениях! В таком случае я тебя отлучу от своего дивана!
          —  Ну, что ты, что ты, милая, я ж любя! — смешно засуетился Борис Антонович и, подойдя к Нине, стал ее тискать.
          —  Эй-эй, осторожней, помнешь самое драгоценное, что есть у украинской девушки, — щебетала Нина, выскальзывая из объятий Бориса Антоновича.
          Все с любопытством посмотрели на нее.
          —  Портрет Кучмы, — сказала Нина, хлопнув себя по груди. — А вы что, гады, подумали?
          Окружающие закатились дружным смехом.
          Когда пиршество закончилось, Кирилл предложил Нине поехать к нему.
          —  У меня живет одна девочка, моя соседка по поселку, приехала учиться. Я хочу тебя с ней познакомить. Заодно поговорим о нашем деле. И... Кстати, Артема нет. Он уехал в Питер.
 
          Катя Нине понравилась сразу. Они быстро нашли общий язык и весь ужин болтали без умолку. Нина тут же начала называть Катю Котенком. Катя рассказала, что уже нашла вечернее учебное заведение, куда подала документы, а теперь ищет работу, чтобы не быть Кириллу обузой. Кирилл немного опешил от этих слов: в его первоначальных планах было отселить Катю в общежитие, как только она определиться с институтом. Но девушки так мило щебетали, он смотрел на них с умилением, что решил не портить себе настроение думками о Катином выселении из его жизни. Ему нравилось еще и то, что девушки почти не смотрели на него и не требовали внимания. Поэтому Кирилл спокойно мог предаваться собственным мыслям. Он уже начал скучать по Артему. Но эти муки он преодолевал воспоминаниями о его поведении с Кристиной. Тут же заводился, злился и убеждал себя в правильности своих действий.
          —  Я тебя отвезу, — сказал Кирилл, когда Нина собралась домой.
          Когда, проводив Нину, он вернулся домой, Катя уже спала.
 
          У Кирилла началась запарка со сдачей очередного номера журнала, и еще он часто стал пропадать на каких-то переговорах. Иногда он исчезал на ночь. Катя продолжала ходить на курсы, тщательно занималась уборкой, вкусно готовила и всегда с улыбкой встречала Кирилла с работы. Когда он не ночевал дома, Катя почти не спала, представляя, как он остается у каких-нибудь барышень на ночь, и обижаясь, что он даже не позвонит и не предупредит ее. Кирилл был очень доволен Катей. Она всегда радовалась когда он приходил и никогда ни о чем не спрашивала, когда он не приходил. У него исчезли заботы о чистоте в доме и о готовки на кухне. Так они прожили до начала сентября.
 
          Накануне перед первым учебным днем Катя ощущала некоторое волнение от того, что, наконец, идет учиться в московский вуз. Она все приготовила к занятиям и жалела только о том, что занятия начнутся не с утра, а только вечером. Работу найти она так и не могла — везде требовалась московская прописка, которой у нее не было.
          Когда она об этом сказала Кириллу, он равнодушно отмахнулся:
          —  Ну и не работай. У тебя и по дому дел хватает.
          Эти слова и обрадовали Катю, и озадачили. Ей было приятно, что она могла жить у него, не думая больше о переезде, но с другой стороны, он ведь в самом начале сказал о временном ее пребывании здесь, поэтому она боялась, что когда он решит, что пора уже съезжать, то она не будет к этому готова — не имея ни работы, ни прописки, ни денег. Так как ее думки ничего не меняли, она решила ни о чем этом и не думать, полагаясь на то, что жизнь сама распорядится, как должно.
          —  Завтра Артем приезжает, — сообщил Кате Кирилл перед сном.
          —  Он с нами будет жить? — спросила она.
          —  Да.
          —  Долго?
          —  Он всегда здесь жил. Просто уезжал, — ответил Кирилл и ушел к себе в спальню.
          Катя толком не знала про Артема ничего, но, видимо, так надо, — решила она про себя и легла спать.
 
          Почти месяц прошел, как Кирилл отправил Артема домой, но не было ни одного дня, чтобы он не думал о нем. Даже тогда, когда, поехав в очередной раз в клуб, находил себе партнера на одну ночь. За это время Кирилл в очередной раз понял, что ему трудно жить без Артема, он скучал по нему. Убедив себя, что скорее всего напрасно грешит подозрением о неверности и что нужно смириться со всеми недостатками, Кирилл решил позвонить Артему в Питер и вернуть его. Артем в свойственной ему манере молча выслушал извинения Кирилла и охотно сообщил, что приедет ближайшим поездом. Назавтра все должно встать на свои места — сердце Кирилла успокоилось.
          Утром Кирилл поехал встречать Артема на вокзал. Когда тот вышел из вагона, Кирилл подошел и обнял его. Артем потерся щекой о щеку Кирилла и они простояли так какое-то время.
          —  Прости меня. Я бываю раздражительным, неуравновешенным. Ты же знаешь, я много работаю, устаю, — сказал Кирилл, когда они сели в машину.
          Артем ничего не сказал, но наклонился и поцеловал Кирилла в мочку уха. Это растрогало его. Кирилл вдруг остановился у ювелирного магазина и, сказав, что сейчас вернется, вышел из машины. Вернулся он минут через десять, держа в руках маленькую коробочку. Сев в машину, он открыл коробочку и достал оттуда два серебряных обручальных кольца. Взяв руку Артема, надел ему на палец одно из них, другое передал ему и протянул свою руку. Артем взял кольцо и надел его на палец Кирилла. Держась за руки, они поцеловались в губы долгим поцелуем.
          Они решили вечером отметить свое обручение, но было только утро, поэтому Кирилл повез Артема по магазинам, купить что-нибудь новенькое из одежды. Почти целый день они проездили по городу, заезжая то в бутик, то в маленькие закусочные. Кирилл был за рулем и выпить не мог. Ближе к вечеру они заехали домой, Кати не было дома, она уже ушла на занятия. Они переоделись и, оставив машину во дворе, взяли такси и поехали в ресторан.
 
          Катя вышла из дома задолго до начала занятий, боясь опоздать. Поэтому, приехав очень рано, крутилась вокруг института больше получаса. Войдя в аудиторию, где должно было начаться первое занятие, Катя увидела, что в кабинете сидели только несколько девушек. Парней не было. После звонка, прибежала еще одна. Так, на курсе, где Катя должна была учиться, оказалось восемь девушек возраста до 25 лет. Почти все занятия были ознакомительными. Получив по всем предметам домашние задания, студентки пошли на выход. Все время Катя разглядывала однокурсниц, чтобы найти кого-нибудь, с кем можно было подружиться. Этими надеждами и мечтами она жила еще когда только подала сюда документы. Ей хотелось найти подругу, с которой можно было бы общаться на равных, делиться своими интересами, открытиями и переживаниями. С Кириллом отношения были особые, а с Ниной, из-за разницы в возрасте, Катя не могла подружиться так, как ей бы хотелось. Разглядывая сокурсниц, Катя никак не могла придумать, как и к кому подойти, чтобы завязать знакомство. Природная робость и восприятие себя как провинциалки мешали ей раскрепоститься. Так, решив, что определится в выборе подруги в следующий раз, Катя направилась к выходу. Она выходила вслед за девушкой, которая пришла на занятия последней. За ее спиной висел рюкзак, из которого торчал журнал «54». Катя чуть не вскрикнула от радости. Она знала, что кирилловский журнал очень популярный, но впервые увидела реальную читательницу. Эта радость подтолкнула Катю на то, чтобы подойти к девушке с журналом и завязать разговор.
          —  Простите, вы тоже поклонница журнала «54»? — спросила Катя у нее.
          Девушка обернулась и без улыбки вопросом на вопрос ответила:
          —  А что, ты видела кого-то, кто не является поклонником «54»? — сразу перейдя на «ты».
          Катя смутилась от недоброжелательности однокурсницы и не знала, что делать дальше. Та же невозмутимо продолжила:
          —  Я с первого номера покупаю этот журнал.
          —  Я тоже, — сказала Катя тихо.
          —  А что ты сконфузилась-то? — с недоумением посмотрела она на Катю, потом протянула руку, — ну, раз нам учиться вместе, давай знакомиться: я — Виолетта.
          —  Катя, — робко произнесла она и протянула в ответ руку.
          —  Ты на метро? Пошли вместе! — скомандовала Виолетта и потянула Катю за собой.
          —  Нет, я могу на трамвае доехать, я живу недалеко.
          —  Пошли тогда до остановки.
          Катя послушно последовала за волевой сокурсницей.
          —  Ты какая-то странная, приезжая, что ли? — спросила Виолетта по дороге.
          —  А что, видно?
          —  Сначала не видно было, только скромность твоя какая-то не московская. А откуда ж ты?
          —  Из Иркутской области.
          —  У родственников живешь?
          Катя заколебалась, не зная, как определить Кирилла, потом, подумав, ответила односложно:
          — Да.
          Виолетте, видимо, было уже не интересно дальнейшее развитие этой темы, поэтому она тут же перешла на тему журнала:
          —  Я вообще не могу больше ничего читать, кроме «54». И еще я должна тебе признаться, что влюблена в главного редактора журнала Кирилла Гордеева. Ты, наверное, тоже? У меня почти все знакомые влюблены в него!
          Катя чуть не споткнулась на ровном месте от этой реплики.
          —  Он такой шикарный, правда? Красавец с дьявольским взглядом! — Виолетта глянула на Катю, ожидая поддержки разговора.
          Но Катя следовала рядом молча, потупив глаза.
          —  Знаешь... — у Виолетты вдруг сверкнули глаза, — я ведь иногда... ну, да ладно, — что-то не договорила она, увидев осторожный взгляд спутницы. — Жалко, что он голубой, я бы...
          Катя встрепенулась, как ужаленная, и остановилась:
          —  Кто голубой?
          —  ...я бы все сделала, чтобы захомутать его. Впрочем, какая разница, я люблю голубых... Все равно я его достану... — мечтательно продолжала Виолетта, не обратив внимание на реакцию Кати.
          —  Кто голубой-то? — переспросила она Виолетту.
          —  Ну, а о ком мы сейчас говорим? — посмотрела Виолетта на Катю, как на слабоумную. — Ты, что, не знаешь? Гордеев — голубой, — невозмутимо ответила она. — Да ты, что, с луны свалилась? — и через некоторое время догадалась, — А-а, ты же приезжая. Я-то думаю, чего ты так удивилась...
          —  Но этого не может быть... — еле прошептала Катя.
          —  Как это не может быть? Да что тебе до этого? Ты что, замуж за него собираешься? Какая тебе разница? Все равно он — бог! И как хорош!
          Катя остолбенела. К горлу подступила тошнота. Она начала терять равновесие и судорожно стала искать опору. Едва успев ухватиться за крону дерева, до которой Катя еле дотянулась, она облокотилась.
          Виолетта обернулась и только увидела, что Катя побледнела и вся дрожит.
          —  Что с тобой? Ты не заболела?
          —  Помоги мне поймать такси, мне что-то плохо, — еле слышным голосом попросила Катя.
          Виолетта, поняв, что это серьезно, быстро выбежала на дорогу и тормознула первую машину.
          —  Говори адрес, — скомандовала она, — тебя проводить?
          —  Нет-нет, спасибо, не надо. Я здесь недалеко живу, доберусь как-нибудь...
          Катя села в машину, Виолетта недоуменно смотрела машине вслед.
          У Кати лихорадочно скакали мысли. Она никак не могла сконцентрировать внимание. Тошнота усиливалась, но Катя, собрав все силы, удерживала ее, чтобы не испачкать машину. Подъехав к дому, она выскочила из машины и, не успев добежать до подъезда, бросилась к кустам. Ее вырвало. В голове помутилось. Еле передвигая ногами, она открыла дверь квартиры и, только скинув обувь, доплелась до своей комнаты, не раздеваясь, упала на свою кровать.
 
          Было около десяти вечера. Катя была рада, что Кирилла дома не оказалось. Она не понимала, что и думать после всего того, что она узнала. У нее никак в голове не укладывалось то, что ей сообщила новая знакомая. Она не могла поверить словам Виолетты и не хотела верить. Какое-то время Катя лежала с широко открытыми глазами, потом тихо заплакала. Маленькая надежда, что это, возможно, только сплетня, просочилась в сознание, немного успокоила Катю и она заснула.
          Следующим утром Катя по привычке встала рано и пошла в ванную. По дорожной сумке, которая лежала в гостиной, она поняла, что приехал Артем. Он, должно быть, ночью еще приехал. Катя уже поняла, что оба они дома. Только теперь факт того, что Кирилл с Артемом спят в одной комнате на одной большой просторной кровати, стало выглядеть по-другому. Только теперь до Кати начало доходить, почему Артем «всегда здесь живет». Ее опять начало мутить. Она долго стояла под душем, пытаясь отогнать все мысли, которые, перебивая друг друга, теснились в ее голове.
          Выйдя из ванны, Катя хотела начать готовить домашнее задание, пока Кирилл с Артемом спали. Но так и не смогла сосредоточиться. Зная, что они раньше полудня не встанут, она пошла на кухню готовить обед. Заглянув в холодильник и увидев, что еще вчерашний обед не съеден, Катя бессильно села на стул и, обхватив голову руками, опять заплакала. «Что же делать, что же мне теперь делать? — стучало у нее в мыслях. — Домой, домой уехать... А что потом? Как жить дальше?» Вдруг ей показалось, что скрипнула дверь, она быстро утерла слезы и пошла к себе в комнату. Катя опять села за учебники и тут вдруг как будто протрезвела: «А что, собственно, произошло? Во-первых, то, что говорят о Кирилле, что он голубой — это еще неподтвержденные слухи. Во-вторых, а что же я хотела, на что рассчитывала? Какое мне должно быть дело до того, кого любит Кирилл? Это только мои мечты завоевать Кирилла, а в его планы, кем бы он ни был, может, это никак и не входит... В конце концов я приехала учиться, а не замуж за Кирилла выходить». Немного успокоившись, она все же одолела задания и теперь не могла дождаться вечера, чтобы пойти на занятия и побольше расспросить Виолетту о Кирилле.
          Когда мужчины встали, Катя по привычке накрыла на кухне, сидела и ждала. Она теперь только разглядела Артема. Он был высок ростом, может быть, даже чуть выше Кирилла. Явно моложе него, худ и бледен. В нем была юношеская привлекательность. Но, глядя на Кирилла, Кате все же казалось, что он намного красивее Артема и притягательнее. Если Артем был очень томен и аморфен в поведении, то у Кирилла чувствовалась внутренняя сила, собранность и мужское достоинство. Артем ел медленно и вяло. Кирилл — очень сосредоточенно, быстро и с аппетитом. Катя наливала им чай, подкладывала блины и все время внимательно поглядывала на них. Кирилл же и Артем как будто и не замечали ее присутствия. Они не разговаривали ни с ней, ни друг с другом. Кате казалось это ненормальным. Но первой нарушить молчание не осмелилась. Спасительно шумел только маленький телевизор, стоящий на кухонном рабочем столе.
          Кирилл собрался и уехал на работу. Катя даже растерялась, оставшись впервые в квартире одной с малознакомым Артемом. Конечно, если бы не ее новое отношение к нему, то, может быть, она постаралась бы сразу найти с ним общий язык и сделать домашнюю атмосферу более свободной. Но тяжесть, от которой Катя, как ни старалась, не могла освободиться, не позволяла более раскрепощенно вести себя с новым для нее постояльцем. Артем после еды взял кипу журналов и лег с ними в гостиной на диван, включив телевизор. Уже потом опыт их совместной жизни показал, что это было почти постоянным и обычным его времяпровождением. Катя ощущала неуютно себя в квартире, где находился человек, который, зная, что им предстоит неопределенное время жить вместе, не пытается даже завести бытовые отношения. И она решила пораньше выйти из дома и до занятий прогуляться по Москве.
 
          Стояла прекрасная, солнечная, теплая сентябрьская погода. Катя решила дойти до института пешком. Она еще не знала, сколько займет времени ее путь от дома до ее института, если пойти пешком. Посмотрев на часы, она увидела, что в запасе больше двух часов. Этого времени было вполне достаточно, чтобы, даже не зная дороги, с расспросами, дойти до места назначения. Всю дорогу ее, кончено, не покидала мысль о Кирилле и о том, что ей сказала ее новая сокурсница. Катя раньше уже слышала о существовании голубых, но все ее представления о них сводились к тому, что это должны были быть женоподобные парни в женских нарядах с развращенным поведением. Иногда, в молодежных телепрограммах она с удивлением узнавала, что тот или иной известный музыкант или артист, оказывается нетрадиционной сексуальной ориентации. При этом они нисколько не соответствовали общепринятым представлениям о голубых, вполне себе походили на обычных парней. Катя никак не могла понять как и почему молодые мужчины становятся геями. Ну уж по внешнему виду Кирилла, его точно никто не мог заподозрить в гомосексуальности. Раздумывая на эту тему, Катя добралась до своего института.
          Виолетта опять опоздала к началу занятия и Катя нетерпеливо дожидалась перерыва. Пока шел урок, она внимательно присматривалась к новой знакомой. Виолетта — довольно симпатичная девушка с красивой фигурой и очень лукавым взглядом. Она была выше Кати, очень загорелая и модно одета. Короткая яркая маечка тесно облегала хрупкое телосложение, а белые укороченные джинсы туго обтягивали довольно широкие бедра. Кате понравилось в Виолетте сочетание светлых одежд с ее смуглым телом и хорошеньким личиком в прическе каре. Катя одобрительно оглядела себя и подумала, что Виолетта не должна чураться ее, хоть и заметила в ней некоторую провинциальность. Катя твердо решила не говорить Виолетте о том, что она хорошо знакома с Кириллом и даже живет с ним. Ей хотелось узнать от Виолетты больше объективной информации о нем и, к тому же, не хотела, чтобы Виолетта имела бы интерес к самой Кате только из-за Кирилла.
          —  Привет! — окликнула Катя Виолетту, подойдя к ней на перемене.
          —  А, привет! — Виолетта довольно равнодушно среагировала на ее появление, скучающим видом перебирая свои бумаги.
          Катя не знала как продолжить разговор. Она растерялась. Поняв, что ее новая знакомая, видимо, не заинтересована в продолжении их взаимоотношений, сразу как-то сникла. Ей ничего не оставалось, как отойти к своему месту. До конца занятий Катя больше не решалась подойти к Виолетте, хотя страстно хотела завязать с ней разговор.
          По дороге домой Катя все не могла успокоиться от того, что не получилось заинтересовать Виолетту, подружиться с ней. Теперь и общаться не с кем и, главное, ничего о Кирилле разузнать не у кого.
 
          Кирилл оказался дома и был в прекрасном расположении духа. Они уже успели поужинать, поэтому Кате пришлось ужинать одной. Но тут в кухню пришел Кирилл и расположился напротив.
          —  Я через несколько дней еду в Иркутск. Думаю, что мне удастся заехать к маме. Если тебе не трудно, купи каких-нибудь подарков. Своей маме тоже что-нибудь купи. Я тебе денег оставлю.
          Потом внимательно посмотрел на напряженно молчащую Катю и спросил:
          —  С тобой все в порядке?
          Катя сидела, опустив голову. Кирилл выжидал. После продолжительной паузы, Катя сдавленным голосом произнесла:
          —  Я вчера познакомилась со своей сокурсницей. Она сказала про тебя ужасную вещь...
          Кирилл искренне удивился и вопросительно посмотрел на нее.
          —  Продолжай...
          Катя собралась с духом и сказала:
          —  Она говорит, что ты — голубой...
          Зависла тяжелая пауза. Кирилл молчал. Катя подняла на него глаза и спросила:
          —  Это ведь неправда? Кирилл не сразу, но ответил:
          —  Это неправда.
          Катя внутренне как будто камень с души сбросила. А Кирилл тут же встал и вышел из кухни. «Какая же я дура, — думала про себя Катя. — Как я могла с ходу поверить ужасающей сплетне от первого попавшегося мне человека? Боже, я еще и Кирилла, наверное, обидела. Как я могла говорить с ним об этом?»
          Ей стало стыдно за то, что вызвала Кирилла на такой неприятный разговор и теперь не знала как себя вести. С этими мыслями она отправилась к себе в комнату.
          На следующий день, увидев, что Кирилл ведет себя по-прежнему, явно не придав никакого значения вчерашним событиям, Катя успокоилась и с радостью отправилась по магазинам покупать подарки.
 
          В институте она больше не подходила к Виолетте, не стала искать с ней дружбы и даже старалась ее не замечать. Она стала Кате неприятна из-за того, что распространяет дурные слухи о Кирилле — ведь Катя для Виолетты тоже была первым встречным человеком, и она тут же поделилась с ней дурацкой информацией.
 
          Дома же было все как прежде. Кирилл очень много работал, приходил поздно, но при этом сохранял приподнятое эмоциональное состояние. Из телефонных разговоров Катя поняла, что Кирилл занимается еще чем-то серьезным, кроме своей работы. И поездка в Иркутск была связана именно с этим.
 
          Катя сосредоточилась на своей учебе. Она хотела во всем соответствовать Кириллу — прилежно учиться и хорошо вести домашнее хозяйство. Ее, правда, немного обижало, что Кирилл не очень интересуется ею, не спрашивает о ее учебе, не хвалит за уют и приготовленную пищу. Но объяснив все это его занятостью, перестала об этом думать. Единственное, что ее с некоторых пор стало беспокоить, это — Артем. Катя все равно не могла освободиться от неприязни при виде этого молодого человека. Она никак не могла для себя растолковать, почему Артем «всегда живет здесь», почему ничего не делает и почему Кирилла это устраивает. Кем является Артем для Кирилла? Друг? Они почти не разговаривают. Иногда поздно вечером вместе уходят в клуб и больше ничего их, казалось, не связывает. И еще одно обстоятельство напрягало Катю. Когда Кирилл уходил на работу, днем, до вечерних занятий, она с Артемом оставалась одна в квартире. Он почти всегда молчал, но при этом он как-то странно на нее поглядывал. Сидели ли они вместе на кухне за чаем, убирала ли она комнату, где он находился, Катя все время чувствовала на себе его пронзительный взгляд, от которого у нее иногда мурашки пробегали по коже. Но если дома находился Кирилл, Артем ни разу не позволял себе даже мельком взглянуть на нее. Это она обнаружила, анализируя про себя поведение Артема.
          Однажды, пылесося гостиную, где, как обычно, на диване возлегал Артем, Катя опять почувствовала на себе этот долгий пристальный взгляд и, обернувшись к нему, в упор спросила:
          —  Ты хочешь о чем-то со мной поговорить?
          —  Нет, не хочу, — ответил он почему-то с усмешкой.
          Катю это очень разозлило — она так и не могла понять, что же он на нее все время пялиться. И теперь, когда день отъезда Кирилла приближался, она с возрастающим неприятием думала о том, что ей придется жить вдвоем с Артемом почти целую неделю.
 
          Кирилл серьезно готовился к поездке в Иркутск. Вся эта история начала его увлекать. Он все время встречался с людьми, которые занимались подготовкой его предвыборной кампании. Утверждал списки исполнителей, которые должны были участвовать в концерте, который он организовывал в качестве поддержки. А когда речь зашла о телевизионных роликах, то он, напомнив о своем режиссерском образовании, сам начал их придумывать и снимать. Теперь, помимо журнала, которым он не переставал заниматься, Кирилл все время пропадал в видеомонтажной, отсматривая по несколько часов различные видеоролики различных предвыборных кандидатов. Ему предстояло придумать и написать сценарии, а потом снять и смонтировать свои ролики. Это его сильно захлестнуло, и он все время ходил на эмоциональном подъеме. До поездки в Иркутск, где ему предстояло провести первый концерт, дать несколько интервью в областные газеты, радио и телевидение, а также кое-что подснять для предвыборных роликов, оставалось несколько дней, и за это время ему нужно было еще и очередной номер журнала сдать.
          Когда Кирилл зашел в редакцию, то с порога услышал голос возмущенной Нины, которая стояла рядом с Сашей Петрыкиным и чего-то ему доказывала.
          —  Это ты сейчас говоришь, что до гроба будешь любить свою жену, которая тебе ровесница. Тебе сколько лет? Двадцать семь, двадцать восемь?
          —  Да, двадцать восемь. Ну и что? Мы с женой живем душа в душу, — парировал Петрыкин.
          —  А в сорок — сорок пять, твоя жена будет уже бабушкой, а ты — еще кавалер. И какая-нибудь двадцатилетняя девица вскружит тебе башку, и ты как козел бросишь семью и будешь в услужении молодайки. А твоя бедная жена останется без никого. И ей в ее годы уже будет сложно складывать снова личную жизнь. Знаю я всех вас, гадов! — почти кричала на него Нина.
          —  Что ты на меня накинулась? Я еще ничего такого не сделал, а ты уже обвиняешь меня во всех смертных грехах! — пытался защититься Петрыкин. — Вон, Борису Антоновичу уже за сорок, он же живет со своей семьей!
          —  Ну, нашел показатель! Борька-то — еврей. А для них семья — святое! Что бы ни случилось, они семьи не оставляют! А ты-то — русский! У нас же как — душа куда поведет, туда мы и мчимся сломя голову, руша все, что находится на пути... А потом, Борька сейчас гуляет, а старость будет со своей женой коротать...
          —  Так ты что, начать гулять предлагаешь? — спросил Петрыкин улыбаясь.
          Кирилл сначала стоял, слушая эту беседу, потом все-таки прервал, обращаясь к Нине:
          —  Ты закончила свой спич? Чего ты до него докопалась? Пойдем ко мне, — и указал на свой кабинет.
          —  Хорошо, что ты пришел. Я тут тебя кое о чем хотела попросить... Недавно я встретила одну свою знакомую — киношницу. Она моя ровесница и ее бросил муж.
          —  Ах вот почему ты набросилась на Петрыкина.
          Нина продолжала:
          —  Сын — в армии, и она в ужасе: осталась одна и не у дел. Я рассказывала сейчас там об этой истории, вот и на бедного Петрыкина накинулась поэтому, — начала Нина, когда они вошли в кабинет. — Я убедила ее, что надо заняться своей карьерой, она раньше писала статьи о кино, и я пообещала ей помочь. Посмотри, пожалуйста, Кирюша, ее репортаж со съемочной площадки, и давай опубликуем в нашем журнале. Ей нужно набирать послужной список, — Нина протянула Кириллу парочку страниц.
          —  Дай Андрею, он же у нас редактор по кино, пусть посмотрит, — сказал Кирилл, отмахиваясь от текста.
          —  Я боюсь, он сразу зарубит и выбросит. Почитай ты, если что, то немного отредактируешь и передашь ему, чтобы он вставил в макет.
          —  Как же ты любишь злоупотреблять моим к тебе «изюмительным» отношением, — пожурил он ее и взял листочки. — Так... хм-хм... — проглядывал он глазами текст, — ...«актер Сидоркин впервые снимается в кино и сразу в главной роли...», — продолжил уже Кирилл вслух, — «...он родился в маленькой деревушке под Шахтерском, что в Сибири, потом работал на рудниках в самом Шахтерске... потом, приехав в Москву, несколько раз поступал во ВГИК... Думал ли он...», бред собачий какой-то, — поднял глаза на Нину Кирилл, — это не репортаж со съемочной площадки, а репортаж из отдела кадров. Что ты мне подсунула, дорогая?
          —  Что, очень плохо? Ничего нельзя сделать? Может, ты все-таки чуть-чуть подредактируешь?
          —  Так здесь не редактировать, а переписывать надо — от начала и до конца. Что ты все время кого-нибудь опекаешь? Пусть сами борются за свои послужные списки и за свою личную жизнь. Занимайся собой... или мной... — уже игриво добавил он. — Мы с тобой завтра летим в Иркутск, у нас с тобой глобальные дела, а ты какой-то брошенной теткой занимаешься!
          И Кирилл начал рассказывать о том, чем занимался все это время. Он был очень доволен и заразил своим настроением в общем-то редко унывающую Нину.
          —  Знаешь, что мне еще сказали?
          Нина с интересом смотрела на него.
          —  Они сказали, что хорошо бы мне было бы быть женатым. Молодой депутат — положительный семьянин! А где я им жену найду? Да еще в такие сроки. Ну, да ладно, пошли они к черту! Обойдутся! — стал сворачивать он разговор.
          —  Ну-ка, погоди! Надо подумать, кого бы подписать на это дело... — с интересом начала озадачиваться Нина.
          —  Да брось, ты, — оборвал ее Кирилл.
          —  Нет-нет, мне нравится эта идея! Шумиху в прессе раздуем! — продолжала воодушевляться Нина.
          —  Да не хочу я ни на ком жениться. Вот разве что на тебе, — Кирилл стал подщипывать ее за бедро.
          —  О, я представляю какой шок для всех будет, если рядом окажусь я. Роскошная парочка. На первой полосе газет выйдет наша фотография — ты худой, длинный, красивый, в смокинге, а рядом я, — Нина развела руки увеличивая свои габариты, — в белом свадебном платье с рюшечками и в фате. Класс! Никто даже не удивится. Знают же, что от тебя можно ожидать чего угодно!
          Они начали весело фантазировать.
          —  А в Иркутске на сцене я объявлю, что наконец встретил девушку своей мечты, и приглашу тебя на сцену. И ты должна выйти именно в свадебном наряде.
          Нина тут же подхватила:
          —  При этом обязательно подчеркнешь, что девушка твоей мечты соответствует всем мировым стандартам — 90x60x90. А когда я выкачусь, то поясню, что под этими параметрами имелось в виду вес, рост и возраст!
          Они истерически захохотали.
          —  Правда, как подумаю, что не девушкой мне достанешься, аж убить тебя хочется, — сквозь смех и слезы продолжил Кирилл. — Ну, все, хватит, скажи Леночке, чтобы принесла мне материалы номера и макет. Я посмотрю...
          Нина, еще смеясь, вышла из кабинета.
          Когда Кирилл закончил работу, он собрал редакцию и обсудил все текущие проблемы. Раздав наставления и пожелания, он напомнил, что на несколько дней с Ниной уезжает в Иркутск.
          —  А что в Иркутске интересное есть? — Леночка подошла к Нине и начала ее донимать. — Что бы тебе заказать? Что можешь привезти оттуда?
          Нина подошла к Кириллу и, крепко прижавшись к нему своей большой грудью, сказала:
          —  Ребеночка от Гордеева вам, наверное, привезу.
          Все рассмеялись очередной шутке Нины.
 
          Рейс был ранний, и Кирилл, поднявшись, очень удивился, что Катя уже на ногах и возится на кухне. Он уже привык к ее трепетной заботе и часто даже воспринимал это как должное, но тут еще раз мысленно поразился.
          —  Я бы сам мог себе поставить чайник, — сказал он входя на кухню.
          Катя взглянула своим робким взором и сказала:
          — Тогда бы ты не поел.
          —  Но это не проблема. Иди спать. Еще рано.
          —  Я тебя хочу проводить... в аэропорт, — возразила Катя тихим голосом.
          —  Ты с ума сошла, я сам доеду.
          —  Тогда до дверей...
          Кирилл пожал плечами и сел за стол.
          Когда позвонили и сообщили о том, что такси уже подано, он быстро собрался и, бросив Кате через плечо «пока», выскочил из дома.
 
          Как только Кирилл сел в такси, зазвонил его мобильный телефон.
          —  Да, любимая. Я уже еду за тобой. Через десять минут спускайся вниз. Ты поняла, меня, девочка моя? И чтоб я тебя не ждал, мы можем опоздать на самолет. Ну, не морочь мне голову, откуда я знаю, что тебе надеть в дорогу? Ты же знаешь, я обожаю тебя в любой одежде. А остальных пусть не касается, как ты будешь выглядеть, — говорил Кирилл в трубку.
          —  С девушкой летите? Или провожаете? — с доброжелательной завистью спросил водитель, умиляясь нежным отношениям молодого человека с его девушкой.
          —  Вместе летим... с девушкой, — неохотно ответил Кирилл.
          Они подъехали к подъезду, из которого выходила Нина с дорожной сумкой и почему-то с длинной метлой. Кирилл выскочил из машины и бросился обниматься с подругой.
          Водителя хватила оторопь. Он никак не ожидал, что все мурлыканья его молодого симпатичного пассажира по телефону относились к этой взрослой, пышногрудой женщине.
          —  Ты что, на своем привычном транспорте собралась лететь? — спросил Кирилл, показывая на метлу.
          —  Пошел к черту, дурак! Я обнаружила ее рядом со своей дверью — наверное, дворники там забыли, — сказала Нина, озираясь, куда бы метлу эту прислонить.
          —  Так они просто решили вернуть транспортное средство ее хозяйке, — шутливо продолжал Кирилл.
          —  Я тебя сейчас как огрею этим транспортным средством, ты у меня вперед самолета до Иркутска долетишь, — добродушно отвечала Нина, прислоняя метлу к стене у подъезда.
          Кирилл подхватил Нинину сумку, и они, воркуя, забрались на заднее сиденье и любовно болтали не переставая до самого аэропорта. А водитель недоуменно посматривал на них в зеркала.
 
          В Иркутске их прекрасно встретили и устроили в лучшую гостиницу. Рабочая программа была полностью составлена и хорошо организована. Все пять дней Кирилл должен был ездить по области, давая интервью для газет, радио, телевидения, встречаться с различными рабочими коллективами, а в последний день, в субботу, должен был в самом Иркутске пройти гала-концерт с участием молодых музыкантов в поддержку его кандидатуры на выборах. Все шло по плану, за исключением того, что на второй же день пребывания Нина куда-то исчезла. Правда, каждый день она отправляла Кириллу эсэмэски о том, что в полном порядке и что обо всем расскажет позже. Кирилл очень удивлялся, но уже особо не беспокоился. Хотя ему Нины не хватало. Работы было много. Его сильно увлекали и съемки, которые послужат материалом для его предвыборных роликов. К маме ему удалось заехать только в день отъезда, и то на часок. Она проплакала все то время, пока он находился у нее. Заходила и мать Кати, которая, в смущении, быстро схватив Катины подарки, тут же убежала.
 
          Нина появилась только в аэропорту перед самой посадкой на самолет.
          —  Ты что, милая, обалдела? Куда ты пропала? Бросила меня и исчезла... — накинулся на нее Кирилл.
          —  Кирюша, остынь! Я все тебе сейчас объясню. Ты себе не представляешь, что произошло...
          Кирилл посмотрел на нее с удивлением. Он никогда не видел ее такой смятенной и какой-то вдохновленной.
          —  Я выхожу замуж... — сказала Нина, восстановив дыхание.
          Кирилл был ошеломлен.
          —  Здесь? Сейчас?
          —  Здесь, но не сейчас...
          Объявили посадку и они пошли к своему выходу.
          —  Это серьезно? — спросил он, когда они прошли получили проштампованные билеты.
          —  Это очень серьезно, — ответила Нина, и по ее тону Кирилл понял, что это действительно серьезно.
          —  Та-ак... Ты меня бросаешь в самый ответственный в моей жизни момент...
          Нина глянула на него и произнесла:
          —  А ты мог бы думать не только о себе?
          —  Но это же правда, что именно сейчас ты мне нужна как никогда, и я тебя теряю... — Кирилл искренне был расстроен.
          —  Ты даже не спросишь, за кого я выхожу, когда и почему...
          —  Ну и за кого ты выходишь, когда и почему? — начал ерошиться он.
          Нина обиделась. Кирилл еще не осознавал, что теперь с ней надо говорить по-другому.   Только в самолете, когда они расселись по местам, он положил свою руку на ее запястье и уже теплым тоном сказал:
          —  Прости меня. Я просто испугался. Давай поговорим... Кто он? Как это случилось?
          Нина и сама знала, что Кирилл сильно расстроится, ведь за последние два года они очень сблизились, и, пожалуй, она была самым необходимым для него человеком. Она искренне переживала за него, понимая, как тяжело ему придется без понимающего его друга.
          —  Помнишь, в отеле, рядом с нашими номерами, поселился какой-то военный? Он, оказывается, летел с нами в одном самолете, — начала Нина.
          —  Не помню... Но это неважно. И что?
          —  К нему в отель пришел его друг. Местный, иркутянин. Я стояла в коридоре, закрывая свою дверь на ключ. К соседской двери подошел тип и постучал. Открыл дверь тот самый военный и, увидев меня, поздоровался и сразу предложил познакомиться. Я откликнулась и начала чего-то мило острить. Ты же меня знаешь — мне не жалко, а им приятно. Они тут же уговорили меня пойти с ними в ресторан. Я подумала, что на съемках тебе вряд ли понадоблюсь, и решила повеселиться. Так вот, этот самый...
          Кирилл ее перебил:
          —  Как его зовут-то? Ты рассказываешь — тот, этот, тот самый, этот самый, я могу перепутать их. — Кто ж тебя обворожил: военный или иркутянин?
          —  Иркутянин. Его зовут Сергей Петрович. Я, конечно, тут же пересказала хохму Николая Фоменко про Сергея. Помнишь? Как один парень робко сказал, что он стесняется своего нехорошего имени. А как же вас зовут? — спрашивает Фоменко. Меня зовут Сер и гей.
          Кирилл улыбнулся.
          —  «Тогда лучше называйте меня просто Петрович», попросил он, — продолжала Нина. — В общем, я впервые встретила человека, который все время спрашивал, чего бы мне хотелось, а когда я кокетливо отвечала, что мне хотелось бы только того, что хочется ему, он говорил, что ему хочется только реализовывать мои желания. Пять дней как в сказке! Я уже радовалась, что мы еще дважды до выборов сюда приедем и строила планы как его дальше охмурять. А он на третий день уже сделал мне предложение. Он, оказывается, разведен. У него двое сыновей довольно взрослых. Бывшая жена живет давно с другим. Ему сорок восемь лет и он впервые встретил женщину своей мечты!
          Нина была смущена и радостна одновременно. Кирилл посмотрел на нее и, обняв ее за плечи, тихо произнес:
          —  Я так рад за тебя...
          В Москву они прилетели около шести часов вечера и сначала поехали к Нине. Они обсуждали ее будущее, будущее Кирилла и никак не могли расстаться. Кирилл засиделся допоздна и только в первом часу ночи отправился домой. Еще сидя у Нины, Кирилл получил эсэмэску от своей давней поклонницы: «Мог бы и меня взять с собой в поездку. Я могла бы быть полезной для тебя. Виолетта». Зачитав эсэмэску вслух, они с Ниной расхохотались.
          По дороге домой, он думал о том, когда Нина уедет, ему очень будет не хватать ее дружеской, именно женской поддержки.
 
          Войдя в квартиру, Кирилла сразу насторожил какой-то шум, доносящийся из гостиной, из которой в прихожую падал свет. Кроме работающего телевизора, Кирилл услышал голоса Артема и Кати. В неловком замешательстве, он остановился и услышал довольно отчетливо их разговор.
          —  Он никогда тебя не полюбит. Я тебе еще раз говорю, он — гей, гомосексуал и любит только меня, — говорил Артем.
          —  Я уже слышала эту сплетню. Это — неправда, — отвечала Катя.
          —  Ты мне не веришь? — с усмешкой в голосе спросил Артем. — Я живу с ним уже четыре года.
          —  Он сам сказал, что это неправда.
          —  Ты лучше меня полюби, я по крайне мере трахать тебя буду, — и послышалось какое-то движение.
          —  Убери руки! Отстань от меня! Я тебя ненавижу! Я только Кирилла люблю! Пусть он хоть кем будет! — начала кричать Катя.
          Кирилл ворвался в комнату. Катя стояла в углу, прижатая Артемом. Кирилл подошел к ним и с силой отшвырнул Артема.
          —  Убирайся вон! — крикнул Кирилл, повернувшись к нему.
          Артем удивленно вскинул брови и невозмутимо стал одеваться.
          —  С вещами? — усмехаясь спросил он.
          —  Вон! Вон из моего дома! — в ярости кричал Кирилл.
          Артем оделся, обулся и громко хлопнув дверьми, вышел из дома.
          Кирилл и Катя стояли друг против друга в оцепенении. Она смотрела на него со слезами на глазах, а он не мог поднять на нее взгляда.
          Тягостную паузу нарушил Кирилл:
          —  Я хочу, чтоб ты знала, это — правда, я — гей, — сказал он и, резко повернувшись, направился к себе в комнату.
          —  А я хочу, чтоб ты знал, что я все равно тебя люблю... — вырвалось у нее.
          Кирилл на секунду замешкался, но, не обернувшись, продолжил свой путь.
 
          Всю ночь они не сомкнули глаз, лежа с открытыми глазами каждый в своей комнате. Катя призналась себе, что давно уже поверила в то, что ей впервые сказала Виолетта. И, живя бок о бок с Кириллом и Артемом, начала замечать некоторые нюансы, в подтверждение ее слов, но старалась их выбрасывать из головы. Теперь, она осознавала, что успела даже внутренне смириться с этим обстоятельством. Но что означают слова Артема: «Он никогда тебя не полюбит, потому что любит только меня»? У нее никак в голове не укладывалось, как можно любить человека своего пола. Но внутренне понимала, что любовь — это духовное чувство, которое может быть обращено на кого угодно. Ведь теперь, убедившись, что Кирилл гомосексуал, ее же это не остановило, ее чувства к нему не исчезли... «А как можно любить Артема?» — подумала Катя, но тут же мысленно осеклась. В последнее время, особенно в те дни, когда Кирилл был в отъезде, Артем преследовал ее молчаливым вниманием. И сегодняшнее откровение было следствием этого преследования. Катя призналась себе и в том, что в Артеме есть какая-то животная привлекательность, инстинктивная, давящая на физическое состояние. Если бы не Кирилл, она отдавала себе отчет в том, что при других обстоятельствах, Артем вполне мог ей понравиться.
 
          Кирилл не очень расстроился из-за того, что Катя узнала о его особенности. Поскольку она живет здесь, то рано или поздно она должна была об этом узнать. Да и вообще, это его мало волновало. Его опять обеспокоил Артем. Может быть, насовсем расстаться с ним, наконец? Сколько можно выносить его бесчувственность и равнодушие? Как хорошо, что появилось новое серьезное дело, в котором можно забыться. Все равно нужно быть готовым к неотвратимому одиночеству. Рано или поздно им придется расстаться и, скорее всего, Артем его бросит. Лучше не дожидаться этого, а развернуться к нему спиной первым.
 
          Весь следующий день Кирилл ощущал себя разбитым и никак не мог собраться и пойти на работу. Молчаливое присутствие Кати, которая угодливо заглядывала ему в глаза, ощущая себя виноватой, но не решалась заговорить, начала раздражать его. Он, с еле скрываемой неприязнью, никак не мог дождаться, когда же она уйдет на занятия. Кирилл хотел остаться один и разобраться в себе. Кирилл старался не давать волю своим чувствам, которые неумолимо терзали его сознание — он уже начал скучать по Артему и очень жалеть о вчерашнем. И это еще сильнее озлобляло его. Если бы Катя не жила здесь, то у Артема и не было бы соблазна посягнуть на нее. Конечно, умом Кирилл понимал, что дело не в Кате и, в недавнем прошлом, не в Кристине. Они оказались индикаторами в стечении обстоятельств. Не будет их, будут другие. Дело в самом Артеме. Глупо и недостойно стараться уберечь его от других и их обвинять. Он не сможет оградить Артема от его собственных желаний. И не сможет уберечь себя от нестерпимой боли.
 
          Придя на занятия, Катя твердо решила подружиться с Виолеттой. Ей нужно было с кем-то разговаривать, делиться своими мыслями и терзающими ее вопросами. А Виолетта была не только единственной сокурсницей, с которой она познакомилась, но и человеком, с которым она сможет говорить о Кирилле и всех тех вещах, которыми теперь забита ее голова.
          Виолетта была очень удивлена, когда Катя попросила ее поговорить с ней после занятий. Виолетта пожала плечами и неохотно согласилась. Катя ей не очень была интересна.
          —  Ну? О чем хочешь поговорить? — спросила она равнодушно, когда они пошли к выходу.
          —  Я хотела бы, чтобы ты мне побольше рассказала о голубых...
          Виолетта искренне удивилась. Она никак не ожидала, что эту скромную провинциалку может заинтересовать такой пикантный вопрос:
          —  Зачем тебе?
          —  Я живу с гомосексуалом.
          Виолетта чуть не поперхнулась своей жвачкой.
          —  Да ну?!
          —  Я недавно узнала, что он... такой. Поэтому не знаю, как себя с ним вести... — подбирая слова, сказала Катя.
          —  В каком смысле ты живешь с гомосексуалом?
          —  Ну... я живу в одной квартире с ним... В его квартире... с ним...
          —  Это родственник, что ли, у которого ты остановилась?
          —  Да, да... родственник... Что-то в этом роде...
          —  Если родственник, то чего тебе до него — голубой он или еще какой?
          —  Ну, он... может, и не родственник... Я не знаю, как его назвать, но я живу у него и... я люблю его.
          Виолетта была в замешательстве и заинтригована. Но они уже подошли к станции метро, и она торопливо сказала Кате:
          —  Слушай, я сегодня не могу задерживаться. Давай завтра встретимся днем, до занятий, и поболтаем. Хочешь, приходи ко мне. Позвони днем, хорошо? — и, написав на листочке свой телефон, нырнула в метро.
          Катя расстроилась, что Виолетта спешила и не могла с ней поговорить. Она вздохнула и пошла на свой трамвай. Она решила не признаваться Виолетте, что речь идет о Кирилле Гордееве, но как можно больше и подробней поразузнавать о нем.
 
          Подойдя к двери квартиры, Катя собралась с духом: ей нужно было преодолеть робость перед Кириллом и развеять его дурное настроение от происшедшего...
          Кирилл сидел в гостиной в кресле перед телевизором и щелкал пультом. Катя тихо прошла в свою комнату, потом на кухню, поставила чайник и вышла к нему:
          —  Тебе принести чаю?
          —  Нет, — ответил он сухо, не поворачивая головы.
          Катя сникла. Вернулась на кухню, налила себе чаю и поставила чашку перед собой. Так просидела некоторое время, не дотронувшись до нее. Потом вышла опять в гостиную и вдруг сказала:
          —  Ты был не прав... вчера. Нельзя было выгонять человека в ночь, зная, что ему некуда пойти. Надо его найти и вернуть домой...
          Кирилл медленно повернул голову и внимательно на нее посмотрел. Потом встал и, не сказав ни слова, пошел в спальню. Больше он из нее не выходил. Катя очень надеялась, что он выйдет и они поговорят, но, подождав больше получаса, она тоже пошла укладываться спать. Катя никак не могла понять, почему чувствует себя виноватой. Ведь она ничего не сделала. Артем к ней приставал, Кирилл признался, что он гей, а почему ее не покидает чувство вины? Хотя, конечно, она сознавала, что просто нарушила привычный ход их жизни. Но, опять же, он сам предложил ей пожить здесь... она невольно могла нарушить их уклад...
 
          На следующий день, Катя позвонила Виолетте и они встретились на остановке и пошли к дому Виолетты. Когда ни подошли к высотному дому сталинского типа недалеко от Чистых прудов, Виолетта гордо сказала:
          —  Вот здесь я живу, во-он мои окна, — показала она на окна четвертого этажа. — Пошли.
          Они поднялись на старом скрипучем лифте на четвертый этаж и оказались у огромной обшарпанной двери. Соседние двери были такие же: большие и ободранные. Катя еще не бывала ни у кого в Москве и не видела других домов и квартир, кроме дома Кирилла, где она проживала. Она впервые так близко увидела московские сталинские дома и была чрезвычайно удивлена, увидев неухоженность подъездов. Ей казалось, что у таких домов должен быть цивилизованный вид и должны были бы сидеть аккуратные консьержки. Но ничего этого не было. Катя рассматривала все с неподдельным интересом.
          Виолетта открыла дверь, и они оказались в огромном коридоре, из которого по двум сторонам расходились комнаты.
          —  Так это коммуналка? — удивилась Катя.
          —  Да нет. Пошли, сейчас все увидишь и поймешь, — ответила Виолетта и потянула ее в ближайшую дверь.
          Они вошли в дверь, которую открыла Виолетта тремя ключами.
          —  У меня отдельная квартира со всеми удобствами, только телефон общий с соседями. Когда рядом поселилась молодая женщина с ребенком, мать ее пожалела и разрешила провести к ней от нас параллельный телефон. Так до сих пор и живем.
          Виолетта нажала на какую-то кнопку на телефонной трубке, которая лежала на столе. Из дальней комнаты Виолетты громко запикала телефонная база и одновременно такой же звук, но более приглушенно, донесся за соседней стенкой.
          —  Петька, зайди, мать хлеба просила принести, зайди, забери, — сказала она в трубку. — Видишь, как удобно? Не обязательно заходить друг к другу, мы таким образом можем переговариваться, если надо.
          Виолетта предложила Кате пройтись по своим апартаментам и все посмотреть. Катя первым делом пошла помыть руки и оказалась в маленькой комнате, в которой находились крошечная раковина, унитаз и душевой отсек. Это была не душевая кабина, как у Кирилла, а задернутый шторкой угол с душевым держателем и стоком на кафельном полу, куда стекает вода. Катя удивленно все осмотрела, вымыла руки и вышла.
          В дверь постучали и, не дожидаясь ответа, в комнату вошел мальчик лет пяти с огромными черными глазами, с длинными ресницами и очень важной походкой. Он молча подошел к столу, где лежал хлеб в целлофановом пакете, взял его и пошел обратно.
          —  А где «спасибо»? — возмущенно спросила у него Виолетта.
          —  Пожалуйста, — отреагировал мальчик и невозмутимо вышел.
          Виолетта улыбнулась ему вслед и сказала:
          —  Мы помогаем друг другу. Это очень удобно, — и, взмахнув рукой, показывая квартиру, она стала объяснять. — Раньше у нас была одна большая комната. А потом мама вызвала мастеров и построила стену с дверью посередине этой комнаты. Видишь, чтобы получились две комнаты.
          Виолетта достала сыр из холодильника, который стоял в коридоре, и прошла на кухню. Катя, оглядываясь по сторонам, пошла за ней и увидела, что кухней называлась крошечная комната, в которой помещались только двухконфорочная плита и разделочный стол, над которым висела полка. И кроме одного стула, там не могло поместиться уже ничего.
          —  Можешь зайти посмотреть квартиру, пока я приготовлю чай, — сказала Виолетта Кате, указывая на комнаты.
          После жилища Кирилла Кате показалось, что квартира ее подруги была убогой. Но ей тут же стало стыдно, что она об этом подумала. Комната, которая считалась гостиной, оказалась узкой и длинной. С правой стороны стояла «стенка» из нескольких различных шкафов, у окна — круглый стол, а слева, напротив «стенки» — диван с креслами, с которых, при желании, если протянуть ноги, то кончиками пальцев можно было бы достать до шкафов. Дверь в спальню была прорублена сразу за креслом, рядом с окном. Катя, оглядев комнату, прошла к дверям спальни и заглянула в нее. Она, соответственно, тоже оказалась такой же узкой и длинной. Слева, в торце комнаты, стоял платяной шкаф, справа — окно, а посередине огромная кровать, изголовьем к дальней стене так, что между ближайшей стеной и кроватью оставался только узенький проход к шкафу. Рядом с кроватью стояла маленькая тумбочка, на которой находилась настольная лампа.
          —  А где сейчас твоя мама? — спросила Катя у Виолетты.
          —  Я ее в Америку отправила, — обыденным тоном ответила та.
          —  Как это ты ее в Америку отправила? А... отдыхать, что ли?
          —  Нет, почему же, навсегда.
          Катя недоумевала.
          —  Я ее замуж выдала за американского летчика в отставке и отправила.
          —  Как это, замуж выдала? — поразилась Катя.
          Виолетта порезала сыр, хлеб и помидоры, предложила пройти в комнату и сесть за стол.
          —  Очень просто. Она мне так надоела своим занудством, что я решила от нее как-нибудь избавиться. Я знала, что здесь она себе никогда приличного мужика не найдет, а если найдет, то, не дай бог, приведет его сюда жить. Ну я и решила отправить ее фотографии и всякие данные в международные брачные агентства. Она вообще у меня симпатичная, только больно занудливая. Все плакалась и плакалась на жизнь, а сама ничего не делала, чтобы ее как-то изменить.
          —  А что с твоим отцом?
          —  А он сбежал от нее, когда мне было лет десять. В общем, я его понимаю.
          —  Как-то ты странно говоришь о своей маме, — поразилась Катя.
          —  Да нормально я к ней отношусь. В итоге я же сделала ее счастливой. Она же квочка, которой всегда был нужен мужик, над которым она бы хлопотала. Когда папаша ушел, видимо, устав от ее назойливых хлопот, она начала сюда таскать новых поклонников. Они тоже долго не задерживались.
          —  А как же ты?
          —  У-у-у. Я была так рада. Дядьки-то всегда подарки мне приносили, а главное, я могла делать все, что хочу, потому что мамане было не до меня. Я могла гулять допоздна, не делать уроки. Меня это очень устраивало.
          —  Ну, и как же ты ее замуж выдала?
          —  В общем, стали приходить разные письма из разных стран. Не так, чтобы уж много, но были из Австралии, из Канады, из Америки.
          —  А мама твоя знает английский?
          —  Сначала я сама писала за нее, а потом и ее заставила учить, когда стали письма приходить. Я сама ей выбрала американского летчика, он был самый молодой из тех, кто написал. Ему 62 года.
          —  Такой старый? А маме твоей сколько?
          —  Ей 46. Остальным-то женихам было 65, 70, был даже 75-летний. Я матери сказала, что любовью она уже должна была насытиться, пусть теперь живет хоть беспроблемно. Она еще долго отпиралась, не хотела за старика, а теперь довольна. Ей ведь лишь бы за кем-нибудь ухаживать. Конечно, я имею в виду, мужчину. Потому что ухаживать за мной ей было неинтересно.
          —  А ты не хочешь уехать в Америку? У тебя ведь такая возможность есть? Английский бы быстрее выучила.
          —  Знаешь, дорогуша, английский я и так выучу, если захочу, а жить в этой дыре, где они живут, мне неохота вовсе.
          —  В какой дыре? Ты Америку называешь дырой?
          —  Да, в американской дыре, в Хьюстоне. Это тебе не Нью-Йорк и не Лос-Анджелес. Тмутаракань! А главное, что там делать? Они все тупые и думают только о скидках и льготах.
          —  А ты была уже там?
          —  Конечно. В прошлом году я поехала, думала, может, мне понравится там и я останусь. Ни хрена. Теперь мне даже навещать их не хочется. Пусть денег шлют, и я их вообще в покое оставлю.
          —  А здесь чем ты занимаешься?
          —  Ну-у, здесь я живу в свое собственное удовольствие.
          Виолетта отнесла пустую посуду на кухню и принесла чайник с чашками и банку растворимого кофе. Катя увидела на этажерке последний номер журнала «54» и, воспользовавшись моментом, спросила о том, что ее интересовало больше всего:
          —  А откуда ты знаешь, что Гордеев... гомосексуал? Об этом что, все знают?
          —  Да нет, не думаю. Я дружу с педиками. Я как-нибудь познакомлю тебя с ними. От них я и узнала про Гордеева. И знаешь, меня это даже сильнее заинтриговало...
          Катя посмотрела на Виолетту с любопытством.
          —  Я давно за ним слежу, — начала Виолетта с удовольствием, ощущая себя знатоком, — естественно, сразу влюбилась. Ты же меня понимаешь? Он же потрясающий! — мечтательно произнесла она, потом, как будто опомнилась, посмотрела на Катю и спросила. — Расскажи лучше о своем пидоре.
          Катю аж всю передернуло от этого слова. Оно никак не соотносилось с Кириллом и сильно резануло ухо.
          —  Нет, нет, лучше ты расскажи про своих друзей, — попросила она Виолетту.
          —  Я лучше тебя с ними познакомлю, и они с удовольствием сами тебе про себя расскажут. Они вообще любят говорить о себе. Классные ребята, между прочим!
          —  А они лично знают Гордеева? — осторожно спросила Катя.
          —  Габриэла лично знает, а остальные даже мечтать не смеют.
          —  А кто такая Габриэла? — удивилась Катя, услышав женское имя.
          Виолетта хихикнула и объяснила:
          —  Это парень, и настоящее его имя Гавриил. Он такой красавчик и похож на иностранца. Поэтому он себя называет Гэбриэл. А еще он диджей, и ему нужен был красивый псевдоним.
          —  Ну, а почему ты его в женском роде назвала? — никак не могла понять Катя.
          —  А-а... — вспомнила Виолетта, о чем хотела поведать, — да они все между собой друг друга в женском роде называют. Ну, например... — она замялась, не зная какой пример привести, — ну да ладно, сама услышишь.
          —  А что, Гордеев тоже называет себя в женском роде? — опять осторожно спросила Катя.
          —  Этого я не знаю, но за глаза я своим пидарасам не позволяю его так называть. Он — мой кумир, мой бог! Какой у него взгляд! Дьявольский, магический, настоящий Омен! — сказала Виолетта высокопарно.
          —  А как ты можешь его любить, если знаешь, что он гомосексуал?
          —  Ну, во-первых, он очень достойно себя ведет, как-то по-мужски. И мне кажется, что его могут интересовать женщины. А во-вторых, я по педикам давно заметила, что в них гораздо больше мужских качеств, чем в натуралах. Натуралы бывают такие гадкие и низкие, как бабы. Я чувствую, что Гордеев по сути — настоящий мужчина. Я сначала была в него влюблена так, как девчонки влюбляются в артистов — романтическо-платонически. А потом, когда узнала, что Габриэла знакома с ним, то решила, что обязательно Гордеева достану!
          —  Как это, достану? — не поняла Катя.
          —  Ну, как-как? Придет время, познакомлюсь и затащу в постель. Постараюсь влюбить его в себя, — невозмутимо сказала Виолетта.
          Катя была потрясена от этих слов подруги и сразу сильно расстроилась.
          Виолетта не заметила произошедшей перемены в гостье и продолжала:
          —  Но я не дура, сразу не полезла с ним знакомиться. Он такой высокомерный, может меня сразу отшить и тут же, не узнав меня, забыть. Поэтому я придумала очень хороший ход. Я решила прежде всего вызвать у него эмоцию. Любую. Неважно, что поначалу может быть и негативную. Стала отправлять ему всякие восторженные сообщения о том, какая я страстная его поклонница. Узнала у Габриэлы его сотовый номер, ну, еще и на рабочий автоответчик. В общем, полная облава. Я точно знаю, что его это скорее всего бесит, но зато у него уже должно выкристаллизоваться в сознании такое понятие как «Виолетта»! — торжественно произнесла она. — Я буду продолжать его атаковать своими посланиями до тех пор, пока он не захочет посмотреть, кто же это так страстно убивается. Я уверена, что рано или поздно он задастся этим вопросом. Согласись, что всегда приятно знать, что кто-то ценит тебя так высоко?!
          Кате стал неприятен этот разговор. И она уже не знала, как его закончить и уйти. Но время приближалось к началу занятий, куда они должны были пойти вместе, и ей ничего не оставалось, как только слушать признания Виолетты.
          —  Главное — вызвать эмоцию! — повторила она еще раз свои слова. — Пусть он смирится с моим существованием в его жизни, а потом уже не сможет без меня обходиться!
          Катя нервно стала поглядывать на часы. Наконец, часы показали время, когда им надо было идти на занятия, и они, похватав сумки, вышли из дома. По дороге в институт Виолетта, слава богу, перешла на других своих знакомых и стала рассказывать про них интересные вещи.
 
          Через день Виолетта позвонила Кате и сказала, что к ней должен заехать Габриэла.
          Катя быстро собралась и приехала к Виолетте. Через несколько минут в дверь позвонили. Катя сидела в комнате и при звуке дверного звонка немного напряглась.
          —  Ну, наконец, — сказала Виолетта, открывая дверь, и снова вернулась на кухню, где хлопотала за плитой. — Раздевайся и заходи, — приказала она Гавриилу оттуда.
          Вошел Гавриил и, не поздоровавшись, встал в дверях кухни, повернулся к Виолетте. Катя обомлела. Гавриил показался ей необыкновенной красоты, как с обложки иностранного журнала мод. Он был блондином высокого роста с косой длинной челкой и в элегантном костюме. Катя не могла оторвать от него глаз. Гавриил стоял боком к ней, и она могла разглядывать его красивый профиль и горделивую осанку.
          —  Так хочется кому-нибудь член пососать, аж челюсть сводит, — первое, что произнес Гавриил.
          Катя была шокирована.
          —  Это вместо «здрасьте»? — Виолетту явно не удивили слова гостя. — Катя познакомься, это — Гэбриэл! Это он тебя старается эпатировать, — крикнула она из кухни и уже адресовала Гавриилу: — Катя сама живет с голубым, так что тебя здесь поймут.
          Гавриил не спеша повернул голову в сторону Кати и только едва кивнул головой.
          —  Опять дрянь какую-то готовишь? — спросил он у Виолетты, скривя губы.
          —  Сам ты дрянь, — невозмутимо парировала Виолетта, — вкусно и сытно. Не хочешь, не ешь. — Она вышла из кухоньки с тарелкой гренок и уже обратилась к Кате, — этот педрила следит за своей кожей, поэтому жрет только траву и йогурты.
          Виолетта поставила тарелку на стол и, близко подойдя к Гавриилу, стала рассматривать его лицо.
          —  Только попробуй открыть рот, — пригрозил он, отодвигаясь от нее.
          —  Да я смотрю, на пользу ли тебе твоя диета, — Виолетта отвернулась от него с равнодушным видом и пояснила Кате: — Если у него выскакивает прыщик, он может всю ночь из-за этого проплакать.
          —  Закрой рот, в лоб сейчас получишь!
          —  Видишь, какие у нас с Габриэлой нежные отношения? — улыбнулась Виолетта Кате, нисколько не обижаясь на грубость Гавриила.
          —  Надо мне тебе соковыжималку принести, чтобы ты мне соки давила, когда я буду приходить, — заявил хозяйским тоном Гавриил, когда они сели за стол.
          —  Тогда и фрукты сам приноси, — отреагировала Виолетта с набитым ртом.
          Гавриил только ухмыльнулся, но ничего не сказал. Он не притронулся ни к одному кусочку. Сидел, равнодушно наблюдая, как с аппетитом ела Виолетта. Катя совсем оробела от его тона и только маленькими глоточками пила чай. Ей все время хотелось смотреть на Гавриила, настолько ей показалось красивым его лицо.
          Виолетта, поспешно уплетая гренки, показывая на Катю, обратилась к Гавриилу:
          —  Габриэла, своди нас с Катей в «Рептилию»? Она ни разу еще не была ни одном в гей-клубе, — пояснила она.
          Гавриил посмотрел на Катю с удивлением.
          —  Приходите лучше сегодня в «Седьмую стадию», я вечером работаю.
          —  Пошел к черту со своей «Стадией». Я хочу в «Рептилию» и не сегодня. А потом, ты так поздно начинаешь, как мы по домам будем разъезжаться?
          —  Проблема, что ли? Развезу я вас. Ты где живешь? — спросил он, обратившись к Кате.
          Катя смутилась, не зная, называть ей свой адрес или нет, но видя пристальный взгляд Гавриила, робко ответила:
          —  Мы на Новокузнецкой живем.
          —  На Новокузнецкой? — переспросил Гавриил удивленно. — А в каком доме? На Новокузнецкой недавно Гордеев квартиру купил. Не много ли педерастов для одной улицы? — Гавриил посмотрел на Катю с подозрением. — Это не в старинном доме с эркерами рядом с магазином «Юнивест»?
          Катя чуть не уронила чашку из рук, услышав это. Глядя на нее с любопытством, Гавриил вдруг окликнул Виолетту:
          —  Да оторвись ты от своей параши, — и кивнув на Катю, спросил, — а она не с Гордеевым живет?
          Виолетта прекратила есть и в недоумении тоже уставилась на нее. Катя не могла больше выдерживать их требовательный взгляд и, собравшись с духом, ответила:
          —  Да, я у Кирилла живу.
          Виолетта не могла поверить услышанному:
          —  Врешь! Не может быть!
          Катя покачала головой:
          —  Это действительно так. Я жила под Иркутском по соседству с его мамой. Поэтому сейчас проживаю у него.
          —  А что же ты молчала? Вот это новость! Невероятно! — Виолетта начала распаляться. — Я верила в свою судьбу! Мне сам бог послал тебя! Теперь я точно окручу Гордеева! — радовалась она.
          Теперь Катя посмотрела на нее с удивлением. Виолетта же продолжала мечтать:
          —  Это даже лучше, чем я рассчитывала. Все, Габриэла, мне не нужна теперь твоя помощь, через Катю будет удобнее и естественнее привлечь его внимание!
          Гавриил посмотрел на нее как на душевнобольную.
          Потом Виолетта вдруг, как будто опомнилась, и взглянула на Катю:
          —  Слушай, ты говорила, что влюблена в своего гомика. Так это ты Гордеева имела в виду?
          Катя молча кивнула головой. Наступила пронзительная пауза.
          —  Так, ничего страшного, это даже интересно! — воскликнула Виолетта, потом взглянув на часы, скомандовала: — Пора! Собирайтесь. По дороге все обсудим!
          Гавриила тоже явно заинтриговала информация о том, что новая знакомая, оказывается, живет с одним из самых привлекательных людей их круга.
          Они вышли и Гавриил поймал такси.
          —  Вот это история! — не переставала удивляться Виолетта, когда они сели в машину. — Что ж ты с самого начала мне не сказала? А то все темнила, темнила. Ну, давай, рассказывай!
          Катя не могла преодолеть свое смущение и все молчала.
          Виолетта же настаивала.
          —  Я не знаю, о чем рассказывать... — прошептала Катя.
          —  Обо всем! Какой он в быту. Как себя ведет, о чем говорит, кто к нему приходит, кто звонит... Кстати, а про меня он ничего не говорил? — тараторила Виолетта.
          —  Тоже мне важная персона — говорить о тебе, — сыронизировал Гавриил, — только о тебе и говорит, как же...
          —  Я не слышала, — также робко ответила Катя.
          —  Значит так. Ты должна меня представить как свою близкую подругу, — начала мечтать Виолетта, нисколько не считаясь с чувствами Кати. — Когда и где можно это будет сделать?
          Они довольно быстро подъехали к институту. Попрощавшись с Гавриилом и договорившись о том, что в ближайшие дни сходят в какой-нибудь клуб, девушки пошли на занятия. На всех переменках Виолетта подскакивала к Кате и все делилась своими планами о будущем знакомстве с Кириллом. Катя неохотно поддерживала этот разговор. Ей нравилась Виолетта своей искренней беззастенчивостью, и почему-то не испытывала к ней ревности. Поэтому она вполне допускала, что рано или поздно она их познакомит.
          —  Не будем торопить события, все сложится так, как должно сложиться! — заключила Виолетта на прощанье.
 
          С тех пор их дружба стала теснее. Девушки все время перезванивались. Виолетта спрашивала в таких случаях: «А что сейчас Гордеев делает, что смотрит, что читает?» Но Катя так и не могла от нее добиться каких-то вразумительных объяснений по поводу того, что такое гомосексуальность и почему оказалось, что единственный человек, который для нее был важен — гей. Виолетта как-то это по своему понимала, но объяснить не могла.
          И когда однажды Кирилл сказал, что к ним в гости придет Нина, Катя очень обрадовалась. Зная, что Нина уезжает из Москвы, Катя решила воспользоваться последним шансом и получить у нее ответы на интересующие ее вопросы. О том, что Нина была в курсе особенности Кирилла, Катя не сомневалась.
          Посидев за столом пару часов, Кирилл стал собираться в клуб, оставляя Нину с Катей, чтобы они могли посплетничать. Пообещав скоро вернуться и отвезти Нину домой, Кирилл ушел. Кате было это на руку. Когда за ним захлопнулась дверь, Катя почти сразу накинулась на Нину со своими расспросами.
          —  Я знаю Кирилла уже несколько лет, — начала Нина. Когда я впервые его увидела, я была поражена и восхищена им — его блистательным умом, тонким юмором, чувством собственного достоинства и, конечно же, мужской магнетической привлекательностью. Работая с ним бок о бок каждый день на протяжении всех этих лет, я до сих пор не перестаю восхищаться им как личностью. Он все время растет, развивается. А когда я узнала, что он гомосексуал, это, наверное, было самое сильное потрясение, которое я испытала когда-либо. У меня поначалу в голове не укладывалось это, ведь он всегда ведет себя как-то по-мужски, правда?
          Катя закивала головой. Нина продолжила:
          —  Я стала к нему относиться с большим интересом, а когда узнала его ближе, то и с большим пониманием. У нас, натуралов, как геи называют всех, кто не относится к гомосексуалам, всегда были определенные представления о них и, как правило, не совсем точные. Как обыватели рассуждают? Что это аномальные люди, извращенцы, к которым можно относиться только с брезгливостью и презрением. И совсем не хотят считаться с тем, что они, гомосексуалы, очень страдают от такого отношения к ним. Они ведь не виноваты в том, что бог распорядился именно таким образом, что их влечет только к своему полу.
          —  А как же так случается, что кто-то рождается геем? — спросила Катя.
          —  Я точно не знаю, но это как-то связано с нарушением баланса мужских и женских гормонов. Как я это понимаю, геями становятся в том случае, когда в мужском теле преобладают женские гормоны. Кажется, именно из-за процентного соотношения женских гормонов кто-то из них явно себя чувствует женщиной и делает операции, наряжается женщинами, ведет себя как женщина. А некоторые остаются внешне как обычные нормальные мужчины, не нуждаются в переодеваниях, но физически и душевно тянутся только к своему полу. В общем, чем больше нарушен этот баланс мужских и женских гормонов, тем геи больше похожи на женщин. Вообще, у них очень много градаций — от бисексуалов до транссексуалов. Ну, бисексуалы, ты, наверное, понимаешь, это когда одинаково влечет к обоим полам.
          —  А вот я слышала еще про трансвеститов. Чем отличаются транссексуалы от трансвеститов?
          —  Транссексуалы — это те, кто делает операцию по изменению пола и становятся женщинами, а трансвеститы — те, кто не могут или не хотят менять пол, но все равно одеваются и ведут себя как женщины.
          —  А те, кто не переодевается, как между собой договариваются, кто из них мужчина, а кто женщина? — никак не могла понять Катя.
          —  Я когда подружилась с Кириллом, стала ходить с ним в гей-клубы, знакомиться с его друзьями, приятелями. И очень многое поняла. Почти все мои представления о гомосексуалах изменились. Я раньше думала, что они делятся только на активных и пассивных. Оказывается, это не совсем так. Конечно, есть и такое распределение ролей, но в большинстве своем, они совмещают в себе и того и другого, и в их половых актах каждый раз все зависит как карта ляжет, когда хочется быть активным, когда — пассивным. Они называют себя в таких случаях «универсалами». А чаще всего, как правило, они обходятся просто петтингом или, как они это называют, «пососушками».
          —  А что значит «петтинг»? — Катя впервые услышала это слово.
          —  Петтинг — это постельные подготовительные любовные игры перед собственно половым актом, ну, когда обцеловывают и обсасывают друг друга, включая оральный секс, — объяснила Нина. — Отсюда и простецкое название «пососушки». Естественно, петтинг является любовными утехами не только геев, но и вообще всех людей, мужчин и женщин, занимающихся сексом. Слушай, а ты имела уже сексуальный опыт? — спросила Нина Катю неожиданно.
          —  Ну, почему же, имела, — робко начала Катя. — Правда, в классе я была последней девственницей, из-за чего очень неловко себя чувствовала перед девчонками. Поэтому в день выпускного вечера решила отдаться нашему самому крутому однокласснику. А то в моем возрасте как-то уже не прилично было быть еще девочкой.
          —  О господи, что ты такое говоришь? В каком возрасте? Тебе сколько? Семнадцать, восемнадцать?
          —  Уже девятнадцать, а первый раз попробовала в семнадцать.
          —  Ну и нравы же теперь. В наше время считалось, что чем дольше бережешь невинность, тем достойнее ты считаешься. И девственность полагалось терять только в брачную ночь с законным мужем.
          —  Ну, ты даешь, Нинуль! Ты что — ханжа?! — удивилась Катя.
          —  Это не ханжество, просто я удивлена тем, что вы считаете, что в семнадцать лет быть девственницей это неприлично. Как говорила одна наша преподавательница-армянка, я просто диву отдаюсь! Так и я — просто диву отдаюсь! Ну, и кто же был после этого крутого парня?
          —  Никто. Он же и был потом несколько раз, пока я не уехала в Москву.
          —  И ты не влюбилась в него? Он же все-таки первым был.
          —  Слушай, я думала, ты — современная тетка, а у тебя какие-то представления старомодные. Ну и что, что он был первым? Любила-то я уже Кирилла. Я ж влюбилась в него с первого взгляда, когда он вернулся из армии. Мне было тогда лет тринадцать. Так что у меня уже большой стаж влюбленности в него!
          —  Девочка моя, глупышка, ну, как можно любить голубого? Ты хоть понимаешь, что это абсолютно бесперспективно? Ты же знаешь, что я Кирилла тоже очень люблю, ценю, уважаю, дорожу дружбой его, очень переживаю за него. Но тебе советую: не майся ты дурью, выбрось это из головы. Пойми раз и навсегда: никогда ни один голубой не сможет полюбить женщину по-настоящему, как сексуальный объект, гей может стать только товарищем и полюбить тебя только как человека. Даже бисексуалы, по-моему, трахаться с тетками могут, но полюбить могут только мужчину. Как, например, некоторые женщины для разнообразия иногда занимаются сексом с женщинами тоже. Я не про лесбиянок говорю, а про более свободных и раскрепощенных баб. Но при этом, естественно, они могут полюбить только мужчину. А Кирилл — совершенно определенно гей, даже не бисексуал. А потом, эта его страсть к Артему...
          —  Вот именно, что страсть. А страсть — вещь проходящая. Он к нему когда-нибудь остынет, любить-то его не за что. К тому же Артем, насколько я понимаю, не любит Кирилла. А я его люблю. И это он оценит. Человеку всегда нужно, чтоб его любили. Тем более, Кирилл знает, что я люблю его таким, какой он есть. Вот увидишь, он это оценит и полюбит меня. И вообще, я хочу выйти за него замуж и родить ему детей. Он же хочет детей, правда? Все люди хотят полноценную семью и детей. Он же понимает, что на старости лет ему нужна будет семья.
          —  Ты знаешь, почти все голубые мечтают обзавестись женой и детьми, но... только теоретически, а психологически и физически они не могут на это решиться, по сути дела, никогда. Почти все они так и остаются одинокими до конца жизни.
          —  А почему?
          —  Не знаю, не могут просто преодолеть этот психофизический барьер и все тут. А потом, извини, таких как ты — ненормальных-то — ведь особенно и нет. Кому нужен муж гомосексуал? Очень часто для сокрытия своей ориентации голубые женятся на лесбиянках, которым тоже по таким же причинам нужно быть замужними. Но ведь это не семья. Это только для отвода глаз. Ну а тебе-то зачем этот противоестественный брак?
          —  Я люблю его... — потупив взор ответила Катя. — Я сделаю все, чтоб он меня тоже полюбил...
          Они какое-то время сидели молча. Нина смотрела на Катю и думала, что она еще молоденькая, потом все поймет сама.
          —  ...Знаешь, у меня есть одна подруга, которая прожила со своим мужем больше двадцати лет, — нарушила молчание Нина, — а недавно он ушел к другой, более молодой, женщине. Подруга впала в такую депрессию... Сын уже большой, ушел в армию, и она осталась совсем одна. При этом она не такая, как я — самостоятельная, она совсем не привыкла быть одна. Я пыталась познакомить ее с кем-нибудь, но она вообще не умеет общаться с мужчинами. С юности прожила с одним человеком, и других ей никогда не надо было. Ни флиртовать, ни кокетничать не умеет, а главное, не хочет. И ей ведь уже больше сорока. Сейчас уже видно, что из депрессии она не скоро выйдет и личную жизнь уже не сможет сложить. Просто смирится и будет доживать свой век. И ведь большинство женщин такие: преданные, верные и кроме своих мужей никого не воспринимают. А как в этом возрасте все с нуля начать?
          —  Ну, ты же не отчаивалась и, вот, встретила достойного человека...
          —  Я-то всю жизнь с нуля, всю жизнь в борьбе за женское счастье, вот уже несколько десятков лет на выданье и в постоянном тонусе нахожусь. У таких, как я, совсем иная жизнь, чем у тех, кто по много лет прожили с мужьями, а потом были брошены. В общем, эта история меня повергла в такой ужас! Вот и подумаешь, нужен ли тебе муж, который в любой момент может уйти к молодой. И сколько таких историй!.. И вот однажды я подумала, а может, мне выйти замуж за голубого?.. Он-то точно не соблазнится ни на какую женщину. А если будет увлекаться мальчиками, то это не так обидно, как если тебя променяют на другую женщину. Тем более что среди голубых очень много сердечных, тонких, преданных людей. Будут любить тебя как человека, уважать, ценить. Ну, а сексом можно заниматься и на стороне. Договориться-то с ним можно будет всегда. Я вообще подумала, что это может быть идеальный брак. Если найти, например, как Кирилл, с которым у нас абсолютное взаимопонимание, взаимоуважение и настоящая любовь, ну, конечно, человеческая, душевная, духовная, что ли...
          —  Вот видишь, ты же понимаешь меня! — обрадовалась Катя. — И что, ты нашла себе такого?
          —  Это было в прошлом году. Я Кирилла попросила познакомить меня с кем-нибудь на этот предмет и чтоб моего возраста был. Они действительно хотят обзавестись семьей, особенно с возрастом, только для них не так-то просто это осуществить. И, знаешь, Кирилл мне нашел очень приличного человека. Довольно состоятельный, очень симпатичный, умный — то, что мне и надо было. Мы стали с ним встречаться, договариваться о будущей общей жизни. Естественно, без постели. Он с удовольствием стал везде водить меня с собой, представлял как свою невесту, был очень обходителен, галантен. Знаешь, я заметила, они очень любят рассказывать о себе, что они бисексуалы, что у них женщин было больше, чем мужчин. А если кому-то удается жениться, то тут он просто объект восхищения и зависти среди их брата. Поэтому мой женишок с таким удовольствием меня при людях называл женушкой. Причем, ухаживал он за мной, как нормальный мужчина-натурал. Отношения становились очень близкими и доверительными. Он стал мне рассказывать про себя все: про свои влюбленности, свои проблемы с юношами, про свои страдания-переживания, про свою старость, комплексы и никомуненужность. Но при этом, когда мы куда-нибудь выходили вместе, то все время стрелял глазами по сторонам в поисках бывших или будущих любовников. Иногда просил меня пригласить за наш столик кого-нибудь, кто ему успел приглянуться. А потом это бурно обсуждалось по дороге или дома, когда он приглашал к себе. Поначалу меня это очень забавляло. Все казалось интересным, необычным. А потом мне стало это надоедать...
          —  Почему? Тебе же не надоедает общаться с Кириллом?!
          —  Кирилл — это другое. Одно дело дружить с таким, как он, а другое — жить как бы в браке. Я тебе поэтому и рассказываю все это, чтоб ты меня поняла и кое-что уяснила. Если ты даже уговоришь его хотя бы формально жениться на тебе, то увидишь, что даже такой брак сразу поменяет ваши отношения. Тем более, что ты хочешь добиться взаимности, у тебя появятся требования к нему, как у всех нормальных жен. Ты не сможешь мириться с его любовью к Артему, к его постоянным связям с другими мальчиками. Тебя это будет сильно задевать и обижать. Это тебе сейчас только кажется, что ты своей любовью и преданностью сможешь изменить его. Это невозможно. Даже я с моим кавалером, которого, кстати, и не любила, и знала, на что шла, знала, с кем связалась, и то очень быстро ощутила унизительность своего положения. Я была ему необходима только для поддержки, для выслушивания его проблем, для того, чтоб быть его «ширмой» в глазах общественности. А при этом, с его стороны к моей персоне не было ни малейшего интереса. Он не только ни о чем меня никогда не спрашивал, но даже не давал вообще рта раскрыть. Начинал говорить о своем и все тут. А если не хотел говорить, то мог молчать часами, не замечая моего присутствия, как будто меня и нет. Я все время испытывала ощущение, что меня используют, ну, как, допустим, жилетку или подушку, в которую можно от души поплакаться, а при ненадобности и не вспоминают. Мы играли в игру в одни ворота и, конечно, в его. Никакой обратной связи. Ну и зачем мне такой муж? Лучше уж жить одной, как прежде.
          —  Так ты не стала с ним жить?
          —  Как видишь.
          —  И даже для выгоды ты не захотела выйти за него замуж?
          —  Для какой выгоды? Я же надеялась создать семью, а не заключить контракт. Поэтому и оказалось, что подобного рода компромиссы ни к чему хорошему не ведут. Я тебя уверяю. А потом, идея выйти замуж за голубого изначально плоха тем, что получается, что ты заведомо допускаешь измены с его стороны. Какая разница, с кем — с женщинами или мужчинами? Все равно это измены. Что же это за отношения?
          —  А я все прощу Кириллу, что бы он не делал...
          —  Ну и дурочка же ты маленькая. Я думаю, ты сама все поймешь, когда время придет.
          Катя не придала значения последним словам Нины и продолжила свои расспросы:
          —  А что думают про себя голубые? О чем они вообще думают? Вот я вижу, что Кирилл думает только о работе. Но я не могу себе представить, как он думает о чувствах, об Артеме...
          —  Знаешь, общаясь с гомосексуалами, я поняла одно их удивительное свойство. Никто так много, долго и серьезно не думает о любви и сексе, как голубые. Это единственное, что занимает все их существо. Обычные, нормальные люди, как ты знаешь, тоже думают о любви и сексе, но по мере взросления это отходит на второй план, уступая место другим ценностям, как карьера, самоутверждение, у женщин — дети, семья, ну и так далее. У голубых же вся их жизнедеятельность подчинена мыслям о реализации потребностей в любви и сексе. Причем с возрастом эти стремления ничуть не угасают. Например, нормальные мужчины старея, постепенно теряют интерес к женщинам, к плотской любви, часто становятся импотентами и предпочитают думать о работе и материальном благополучии. А голубые, также занимаясь делом, зарабатывая деньги, занимая посты в эшелонах власти, до старости не теряют желания любить и быть любимыми.
          Прикурив сигарету, Нина продолжила свои размышления:
          —  А главное, знаешь, они не теряют интереса к красоте мужского тела. Какой-нибудь старец, уже не может даже толком передвигаться, и тот будет умирать от вожделения, увидев какого-нибудь красавчика. Поразительно! Ты знаешь, что для гомосексуалов самое главное? Это внешность и возраст. Именно в такой последовательности — сначала внешность, а потом возраст. И все. Никакие личные качества, способности, достоинства не будут играть никакой роли, если ты некрасив и уже не молод. Причем с тридцати лет их считают уже пенсионерами, а, главное, что эти тридцатилетние сами себя ощущают уже древними. Я не говорю уже о тех, кто постарше. У них начинается просто страшная жизнь. Их уже никто не может полюбить, по крайне мере, они в этом уверены, поэтому любовь какого-нибудь прекрасного юноши они могут только купить. А это, ты ж понимаешь, очень обидно и унизительно. Но что поделаешь? Приходится мириться. А для этого нужно еще и зарабатывать прилично, чтобы содержать своего возлюбленного и чтоб он не сбежал к кому-нибудь другому, более состоятельному.
          —  А что, разве этот молодой не может полюбить своего старшего партнера за его человеческие или личностные качества? Если тот умен, талантлив, знаменит?
          —  Насколько я их поняла, это — большая редкость. Мы рассуждаем как женщины, которым не особо важна ни внешность, ни возраст мужчины. Мы можем полюбить любого мужика и за что угодно. А у голубых совсем другая психология. Их, как правило, влечет только к совершенной красоте. Поэтому каждый из них старается хорошо выглядеть: они всегда ухожены, хорошо одеваются, очень чистоплотны...
          Услышав шум в дверях, девушки замолчали. Пришел Кирилл и Нина тут же попросила отвезти ее домой. Это были последние дни ее в Москве и, конечно, она торопилась домой, чтобы завершить сборы. Сердечно попрощавшись с Катей, Нина уехала.
          Через несколько дней Нина пришла в редакцию, нагруженная бутылками и закусками — устроить акт прощания. Все были взбудоражены ее отъездом. Собрались почти все завсегдатаи редакции, даже те, кому по службе не нужно было сегодня приходить. Нина, как обычно, шумно шутила и острила. Но никто не мог преодолеть сожаления о том, что Нина покидает Москву, покидает их журнал. Все понимали, что с ее отъездом исчезнет атмосфера безудержного веселья, уже не так интересно будет заходить в редакцию без Нины. Когда все разошлись, Нина решила все сама после застолья убрать. Остался только Кирилл, который оттягивал момент расставания. Нина закончила уборку и подошла к нему. Кирилл сидел очень подавленный. Да и Нина сразу поникла, когда они остались одни.
          —  Вот и все. Решилась моя судьба. Прощай, Москва, прощай, журнал, прощай Кирюша! На кого ж мне тебя оставить? Знала бы, подготовила б себе замену. Но, прости, не думала, что очередной случайный мой роман в каком-то Иркутске с каким-то военным вдруг так быстро приведет к свадьбе, — говорила Нина Кириллу.
          —  Он хоть тебе нравится? Или ты стремишься отвести его в ЗАГС для штемпеля в паспорте?
          —  Ты же знаешь, штемпель мне не нужен. Стала бы я Москву менять на провинцию?! Подходящий он для жизни человек.
          —  Хоть познакомила бы. Знал бы, в чьи руки отдал подружку, — с печалью в голосе сказал Кирилл.
          —  Конечно! Щ-щас! — нарочито иронизируя начала Нина. — Я за ним в горы таскалась, изображала альпинистку и скалолазку в одном лице. А ты хочешь, чтоб я тебе его показала, а ты парочку умных фразочек выдал, да дьявольским взглядом своим сверкнул на него и тут же пристроился бы к нему сзади? Нет уж, дорогой, мой муженек разврату не подлежит, — уже добродушно улыбаясь, шутила Нина. — Знаю я тебя. Под твоими чарами никто даже мявкнуть не успевает...
          —  Прекрати, Нинуль, не неси ерунды, — Кирилл притянул ее к себе и уронил голову ей на плечо.
 
          Отъезд Нины сильно ухудшил общее состояние и настроение Кирилла. Артем так и не появлялся. Кирилл уже сделал несколько попыток найти его, но тщетно. Появляясь в клубах, в которых они обычно бывали вместе, Кирилл искал глазами Артема, но никого не мог о нем спросить. Гордость не позволяла. Из-за этого он стал вдруг увлекаться спиртным, чтобы как-то заглушить тупую боль в груди. Иногда предавался распутству: из многочисленных поклонников, которые, как правило, преследовали его в клубах, он выбирал похожего на Артема и отправлялся к нему ночевать. Не задумываясь об истинных причинах, но почему-то к себе домой он никого не приводил. То ли Катю не хотел обижать, то ли свою с Артемом постель не хотел осквернять чужим телом, так или иначе, дом свой оберегал.
 
          Несколько дней спустя Кирилл пришел домой и с порога почувствовал, что вернулся Артем. У него аж сердце защемило от радости. Но, не подавая виду, он вошел в квартиру и увидел его, как обычно, лежащим на диване перед телевизором.
          —  Привет, — бросил Артем Кириллу, обернувшись на секунду, и снова уставился на экран. Кирилл знал, что не будет никаких объяснений, никаких оправданий. Да ему, собственно, они и не были нужны. Главное, что он здесь, дома, опять с ним.
 
          Однажды Кирилл объявил, что вечером придут гости — тот самый Леша-стилист, который стриг Катю. Она несказанно обрадовалась и тому, что в дом придут гости, а главное, что этим гостем будет именно Леша, который был очень ей приятен и интересен. Это прибавило ей вдохновения, и она тщательно принялась разрабатывать меню.
          Катя все успела приготовить к приходу гостей и побежала в институт. Когда она вернулась, к ее удивлению, гостей еще не было. Они пришли гораздо позже.
          —  Ну, наконец, а то мы заждались, — приветливо встретила Катя гостей.
          Леша пришел с двумя парнями и девушкой. Компания выглядела немного странно. Изысканный и манерный Леша, хорошо одетый и хорошо пахнущий, как-то не сочетался с остальными, которые были похожи на студентов ПТУ. Оба парня были на голову ниже Леши, коренастые, с короткими стрижками, в кожаных коротких куртках. Они были похожи на людей, совпадавших с представлением Кати о бандитах. Девушка же всем своим обликом была похожа на провинциалку и вообще не вязалась с Лешей.
          Когда они вошли в комнату, где уже был накрыт стол, Леша стал восхищаться Катей своим красивым мягким голосом:
          —  Катенька, с твоим появлением в этом доме стало так уютно. Когда я раньше приходил, мы здесь только выпивали. А теперь такой стол! Как ты балуешь нас... — и достал бутылки виски и вина. — Да, познакомьтесь, пожалуйста, это Коля, Олег, а это... Света.
          Кирилл и Артем пожали руки парням и даже не взглянули на девушку.
          Катя стала хлопотать по столу, рассаживая гостей.
          За столом говорили только двое: Кирилл и Леша. Остальные молча ели. Катя впервые видела Кирилла в компании и с большим восторгом смотрела на него и внимательно слушала. В быту Кирилл был молчалив и сдержан. Сейчас же он вел себя раскрепощенно и очень артистично. Катя с восхищением внимала всему, что он говорил, оценивая его остроумие и широту знаний. Она уже понимала, что Кирилл как лидер и как хозяин тянул одеяло на себя, но молчание сопровождающих Лешу приятелей немного напрягало. Предлагая им блюда и ухаживая за ними, она поглядывала и старалась понять, какое же они имеют отношение к Алексею. Тем более что в этом доме, как Кирилл говорил, кто попало не мог оказаться. И Леша, зная характер Кирилла, не стал бы водить сюда людей, если бы они ничего не значили для него.
          Беседа шла, естественно, вокруг моды, стиля, одежды и обуви общих знакомых. Артем поел и сел в свое кресло перед телевизором. Тот, которого Леша представил Колей, поев и поблагодарив, сказал, что подождет их на улице и ушел. Олег и Света о чем-то перешептывались. Катя хотела как-то их расположить и попыталась с ними заговорить, но они односложно отвечали и тут же замолкали.
          Кирилл глянул на часы: время приближалось к двенадцати.
          —  Ну, что, поехали? — спросил он у Леши и, обернувшись к Артему, бросил: — Собирайся.
          Гости встали из-за стола и пошли в коридор.
          —  Катенька, спасибо тебе большое. В следующий раз я тебе торт вкусный привезу. Извини, я никак не привыкну, что здесь живет девушка, которой надо что-нибудь красивое привозить, — мелодично поблагодарил Леша.
          —  Ну, что ты, ничего не надо возить. Я сама умею печь. Сегодня только не успела. Лучше возьмите меня с собой, — обратилась Катя к нему.
          Катя чувствовала, что Кирилл не захочет ее брать с собой. Поэтому попросила Лешу, в надежде, что тот, в силу мягкого характера, не откажет ей.
          Леша посмотрел на Катю, потом указал на обувающегося Кирилла:
          —  Если он позволит, то почему бы и нет.
          —  Он не позволит, — сказал Кирилл о себе в третьем лице, не поднимая головы. — Тебе там делать нечего. А тем более рядом со мной.
          —  А я не с тобой, а рядом с Лешей... — с надеждой в голосе, посмотрела на выходящего вслед за своими сопровождающими Лешу Катя.
          Кирилл посмотрел на нее с укоризной и, ничего не ответив, закрыл перед ее носом дверь.
          Катя чуть не расплакалась от досады. Но ей ничего не оставалось делать, как начать убирать со стола.
          Час спустя в дверь вдруг позвонили. Катя посмотрела на часы и, увидев, что уже второй час ночи, очень удивилась. У Кирилла с Артемом были свои ключи. Значит, кто-то из знакомых. Подойдя к двери Катя спросила:
          —  Кто там?
          —  Это я, Катенька, извини, пожалуйста, — услышала она нежный голос Леши. — Извини, можно я у вас пересижу какое-то время? — спросил он, когда Катя открыла ему дверь.
          —  А где твои телохранители? — удивилась Катя, увидев, что он один.
          Леша красиво рассмеялся.
          —  Это не телохранители. Это мои друзья.
          —  Друзья?.. — Катя уже поставила чайник и начала накрывать на стол.
          —  Ничего не надо, прошу тебя, — засмущался Леша. — Какая ты удивительная девушка...
          —  Что здесь удивительно, если я предлагаю гостю чай?
          —  Я не привык, чтоб за мной ухаживали.
          Леша Кате нравился с первого знакомства. Особенно тем, что он был интеллигентно воспитан и обращался к ней как полноправной хозяйке этого дома. И разговаривает с ней не как с молоденькой глупышкой, а как со взрослым, все понимающим человеком. И ей захотелось с ним поговорить о Кирилле. Она подала ему чашку с чаем и пододвинула ближе варенье и конфеты.
          —  А дома за тобой никто не ухаживает?
          —  Я давно живу один, а те, кто иногда со мной живет, требуют заботы и внимания от меня.
          —  Эти твои друзья какие-то не такие...
          —  Коля — мой водитель, а Олег... очень близкий мне человек... — робко сказал Леша.
          «Неужели это его любовник», — мелькнуло у Кати в голове от интонации, которой Леша это произнес. Она искренне удивилась. В ее представлении, гомосексуалам должны нравиться только изящные и красивые.
          —  Это как Артем для Кирилла?
          —  Да, абсолютно верно, — обрадовался Леша от того, что ему не нужно будет объяснять стиль его взаимоотношений с Олегом.
          —  А кто такая Света? — спросила Катя.
          —  А Света — девушка Олега, — спокойно ответил он.
          —  Не поняла... — Катя не могла скрыть удивления.
          —  Он пока еще любит девушек, но я знаю, что мне удастся его завоевать полностью, — невозмутимо сказал Леша.
          —  А как ты это сделаешь? — Кате стал очень интересен такой поворот истории, тем более, подумала она, что, может быть, опыт Леши ей будет полезен в ее отношениях с Кириллом.
          —  Нужно просто очень любить и заботиться.
          —  И все?..
          —  Да, и все... Только если это по-настоящему сильное и серьезное чувство, то человек не может не оценить и не полюбить тебя в ответ.
          Кате была близка такая психология, но сама она не была уверена в ее правоте и ей захотелось услышать более убедительное подтверждение этой мысли. Ведь она любила человека, который любит мужчин, а Леша любил человека, который любит женщин. Их обстоятельства показались ей схожими.
          —  Если это было бы так просто, то тогда все, кто влюбился, были бы счастливы.
          —  Они, я думаю, и счастливы. Нужно очень сильно верить и искренне относиться.
          —  А как ты думаешь, если я буду очень сильно любить Кирилла, то он сможет меня полюбить в ответ? — спросила Катя смущаясь, но внимательно посмотрела на Лешу, как будто задала вопрос на засыпку. Уложится ли ее вариант с его теорией?
          —  Конечно, — просто и без тени сомнения ответил Леша. — Ты такая замечательная девушка, тебя нельзя не полюбить.
          —  Но я имею в виду не дружескую любовь, а настоящую любовь между мужчиной и женщиной...
          —  Я тоже не имел в виду дружескую любовь, я понял, о чем ты спрашиваешь. И я уверен, что Кирилл может тебя так полюбить, — искренне сказал он.
          Кате показался его ответ неестественным, поэтому она задала провокационный вопрос:
          —  А ты смог бы влюбиться в женщину по-настоящему?
          —  Я — нет.
          —  Почему? — Катя была раздосадована.
          —  Потому что я, по сути, сам — женщина, а Кирилл — по сути — мужчина.
          Катя вспыхнула от радости, и ей тоже захотелось что-нибудь сказать Леше приятное.
          —  А когда ты с Олегом познакомился?
          —  Где-то месяц назад.
          —  И ты уже успел так влюбиться в него? — Кате опять показался ответ Леши парадоксальным.
          —  Ты же знаешь, полюбить можно с одного взгляда.
          Его простота и искренность казались удивительными для Кати и очень располагали.
          —  А раньше ты никогда не влюблялся?
          —  Раньше тоже влюблялся, и мне тогда казалось, что это самое настоящее, а потом... оказывалось, что не так. Но сейчас, я уверен, Олег — самая сильная моя любовь.
          —  А что происходило с предыдущими твоими любовями? — Катя вдруг начала сомневаться в здравости его рассуждений.
          —  Я в них разочаровывался, — он отвечал охотно, но односложно. Так, что Кате все время приходилось «раскручивать» его на разговор.
          —  А вдруг ты и в Олеге разочаруешься? — ей, конечно, хотелось спросить: «А вдруг тебе не удастся его завоевать?», но она не хотела обижать Лешу.
          —  Он такой исключительный, что я уверен, что он не разочарует меня.
          —  А как же то обстоятельство, что он еще встречается с девушками?.. И, вообще, я не понимаю, почему он хотя бы не скрывает это от тебя... Ты не ревнуешь?
          —  Нет, к девушкам я его не ревную, я бы, наверное, ревновал бы его к другим мужчинам, но, надеюсь, у меня не будет повода. Ну, а Света?.. Посмотри на нее, разве она мне конкурентка?
          —  Ну, допустим, Света... Ладно, а если появится другая девушка, более интересная?
          —  Вряд ли... Более интересной девушке он не будет нужен.
          —  Так ты поэтому не боишься девушек, потому что он сам не очень интересный человек? А чем же он тебе-то нравится?
          —  Оооо, — мечтательно промычал Леша. — Не знаю как тебе сказать...
          —  Секс? — догадалась Катя. — Только секс? Разве только за секс можно так полюбить? — Катя искренне недоумевала. Судя по себе, она знала, что любит Кирилла именно как мужчину-личность, ведь секса-то у них нет.
          —  Конечно, мне важен не только секс с ним. Его надо уметь разглядеть. Олег — настоящий, сильный, мужественный. Девушкам этого, как правило, недостаточно. А я каждый день ему говорю, что он самый лучший, самый красивый, самый умный и самый мужественный. Всем людям надо, чтобы их хвалили. А его никогда никто не хвалил. Он сам в себе не был никогда уверен. Физической силе, которой он обладает, сам он не придает особенного значения, ведь таких, как он, накаченных, много. А я полюбил именно его, потому что он — особенный. Вот я ему это каждый день внушаю. И вижу, как он меняется по отношению ко мне. Он стал таким нежным... И постепенно, я думаю, он не будет нуждаться ни в каких девушках, вообще ни в ком, кроме меня. Я отвоюю его, вот увидишь...
          Катя была поражена его словами до глубины души. Ее, вроде бы, и тронула, и восхитила его уверенность, но что-то ей показалось неестественным. Понять этого сомнения она сразу не смогла.
          В дверь позвонили. Катя встала и, взглянув на Лешу, не могла не заметить, как он заволновался. Она открыла дверь и на пороге увидела Олега. Теперь Катя посмотрела на него другими глазами, стараясь понять чувства Леши. Олег не произвел, конечно, на нее никакого положительного впечатления.
          Леша торопливо собрался и, пожелав Кате успехов в ее отношениях с Кириллом, распрощавшись, вышел вслед за Олегом.
 
          В субботний день Виолетта договорилась с Гавриилом пойти компанией прогуляться по Арбату, а потом в долгожданный гей-клуб «Рептилии», куда уже давно обещал их сводить Гавриил. Катя пришла пораньше помочь Виолетте что-нибудь приготовить. Они собирались сначала посидеть дома, познакомиться с приятелем Гавриила Виталиком, а потом уже ехать на прогулку.
          —  А сколько лет Гавриилу? — спросила Катя подругу.
          —  Уже двадцать.
          —  Почему «уже»?
          —  Ты бы знала, как он переживает, что становится старше.
          —  Ему ведь всего двадцать, — не переставала удивляться Катя, — и он уже переживает?
          —  Ну что ты, голубые так серьезно относятся к своему возрасту! Габриэла до сих пор не может себе найти постоянного партнера и начинает по этому поводу комплексовать.
          —  Какие у него могут быть комплексы? Он такой красивый!
          —  Еще какие комплексы! Во-первых, себя он не считает таким уж красавцем, во-вторых, постоянные неудачи с партнерами кого хочешь введут в комплексы.
          —  А почему у него постоянные неудачи?
          —  Да потому что он — пидар, а любит натуралов.
          —  И что это значит?
          —  Ну, натуралам зачем пидарас? Может, по пьяни случайно могут оказаться в постели с голубым, а потом бегут оттуда, теряя тапочки.
          —  И что? Такое уже было?
          —  Такое только и было, — бесстрастно поясняла Виолетта.
          —  А где он знакомится?
          —  Увидишь как нибудь.
          —  А куда он их потом ведет?
          —  Ну ты достала меня вопросами. К себе он ведет. У него собственная квартира.
          —  А откуда у него в его возрасте отдельная квартира?
          —  У него родители богатые, оба — адвокаты. Вот и купили сыночку в подарок квартиру. Ну, где же эти пидарасы? — начала возмущаться Виолетта, поглядывая на дверь.
          В этот момент в дверь позвонили.
          —  Ну наконец. Где же вы ходите? — злобно начала она.
          —  Расслабься! Куда ты так торопишься? — огрызнулся Гавриил, проходя в комнату.
          —  Видишь, какие красавчики? Один краше другого! — оттаяла Виолетта. — Гэбриела ты знаешь, а это — Виталик, — представила она Кате нового гостя.
          —  Виталий, — поправил ее тот.
          —  Привет, — скромно откликнулась Катя.
          Виталика Катя увидела впервые. Она уже кое-что о нем слышала и ей было интересно познакомиться еще с одним геем. Он был очень красив, хорошо сложен и хорошо одет. Катя уже обратила внимание на то, как говорила Нина, что голубые все тщательно за собой ухаживают, модно одеваются, как правило, очень хорошо выглядят.
          —  Ну, что, гады, садитесь за стол, — скомандовала Виолетта.
          Ребята принесли с собой красное вино, соки и фрукты.
          —  А что, кока-колу не взяли? — накинулась она на них, когда те поставили на стол гостинцы.
          —  Никогда не пей вредных напитков. Нужно пить только натуральные соки, желательно свежевыжатые, а из спиртного — только красное вино, — начал поучать Гавриил.
          —  Да провались ты со своими советами. Я коку люблю и водку.
          —  Ну и дура, — дружелюбно отреагировал он, — в тридцать лет выглядеть будешь как мочалка.
          Гавриил из пакета достал еще какой-то кулек и сказал Виолетте:
          —  Позови Петьку, я ему конфет принес.
          —  Сам позови. Возьми трубку и нажми на вон ту кнопку.
          Гавриил нажал на необходимую кнопку и громко крикнул:
          —  Петька, зайди, я тебе кое-что принес.
          Через минуту на пороге появился важный Петька. Гавриил дал ему кулек с конфетами и большой леденец «Чупа Чупс». Виолетта схватила со стола несколько разных фруктов, из тех, что принесли ребята, и тоже сунула мальчику в руки. Петька, не сказав ни слова, повернулся и молча вышел.
          Виолетта развела руками:
          —  Никак не могу его научить говорить «спасибо» и обижаться на него не могу. Он такой хорошенький...
          —  Да-а... очень хорошенький, — ухмыляясь заметил Гавриил. — Расти, расти, Петенька, нам на радость, — и многозначительно взглянул на Виталика.
          Виталик никак не среагировал на это, а стал ухаживать за девушками.
          —  Вы сами это приготовили? — обратился он к девушкам, попробовав овощное рагу.
          —  Это все Катька. Моя б воля, я бы корки хлеба вам не дала.
          —  Очень вкусно, — сказал Виталик посмотрев внимательно на Катю.
          —  Очень... очень, — поддержал Гавриил, который впервые похвалил что-то в этом доме. — Люблю хозяйственных женщин.
          —  А кто ж их не любит, оригинал? — беззлобно препиралась с ним Виолетта. — Представляешь, как Гордееву повезло с Катькой?! Она каждый день готовит им какую-нибудь вкуснятину.
          —  Да, хорошо устроился Гордеев. Жалко, что ты не в меня влюблена. Я б тоже с удовольствием тебя приютил бы у себя, — смакуя еду, сказал Гавриил.
          —  Идиот, она же не из-за жилья у него готовит, а потому что любит его, поэтому и ухаживает за ним, — возразила ему Виолетта.
          Катя сидела тихо, ела без аппетита. Этот разговор ей не очень нравился, но прервать его не могла из-за кротости характера.
          Виталик тоже молчал и все время поглядывал на нее.
          —  Ты же тоже меня любишь, а почему ты для меня так не готовишь? — игриво обратился Гавриил к Виолетте.
          Она тут же возмутилась:
          —  Чего? Я тебя люблю? Ну, ты наглец! Зачем же ты мне такой нужен? Подумал бы своей балдой! Зачем тебе голова нужна, чтобы только ею есть?
          —  А что же ты все время меня в койку тащишь? — не унимался он.
          —  Да, кстати, когда мы, наконец, с тобой трахаться начнем?
          —  Если дашь в попочку трахнуть, то хоть сейчас, — Гавриил ущипнул Виолетту за бедро.
          Виолетта одернула его руку:
          —  Пошел в жопу, дурак.
          —  Так я тебе и предлагаю именно в жопу, — задирался он.
          —  Только попробуй, идиот! — Виолетта щелкнула его по лбу.
          Все весело рассмеялись.
          —  Ну, хватит ржать и жрать. Что сидеть без дела? — Гавриил командно произнес. — Поехали!
          —  Дай поесть. Куда торопимся? — начала возражать Виолетта.
          —  Когда ты уже наешься? Вон какую задницу отрастила. Вставай, отрывай ее от стула. Накормлю я тебя в ресторане приличном.
          —  Ну, если в ресторан поведешь, то поехали!
          Друзья встали из-за стола, пошли к выходу.
 
          На улице стояла несвойственная для этого времени, хорошая погода. Бабье лето затянулось, поэтому хоть и наступила уже середина октября, было сухо и тепло. Гавриил поймал такси и уже через десять минут они были на Арбате. Катя радовалась, как никто. За все время пребывания в Москве она еще ни разу не выходила на знаменитый Арбат. Они как-то само собой разделились на парочки: Виолетта с Гавриилом, а Катя с Виталиком.
          —  Так. Вы двое, — обратился Гавриил к Виталику с Катей. — Отвалите подальше от нас. Встретимся где-нибудь здесь позже. Мы с Виолеткой пойдем «мандить» натуралов.
          Катя не поняла этого выражения и посмотрела на Виолетту.
          —  Мандить значит клеить. Это его излюбленное занятие — снимать на Арбате натуралов, — пояснила она и обратилась уже к Гавриилу: — Оно мне надо? Помогать тебе трахать наших потенциальных женихов?
          Гавриил с несвойственной ему нежностью в голосе, стал ее уговаривать:
          —  Я тебя прошу просто прогуляться со мной, а трахать могу без твоей помощи. Ну, пойдем, Виолетточка. А что касается женихов, то вы все равно любите не таких, каких люблю я.
          Виолетта знала, что не отвертится, и с обреченным видом взяла его под руку, и они удалились.
          Катя с Виталиком переглянувшись, бесцельно побрели по Арбату вслед за друзьями. Когда силуэты Виолетты с Гавриилом почти исчезли, Катя спросила:
          —  А почему нам пришлось разделиться? Разве нельзя было гулять вместе.
          Виталик улыбнулся и стал объяснять:
          —  Дело в том, что здесь, по Арбату всегда гуляет много приезжего народа. Гэбриел любит знакомиться с парнями. Провинциалы часто покупаются на его завлекалочки. Он ведь не может ни с того ни с сего сам подойти и познакомиться. Поэтому он прогуливается с Виолеттой, изображая влюбленную парочку. А когда он углядит в толпе подходящего парня, то просит Виолетту подойти к нему и попросить их сфотографировать. Пока они фотографируются, Гэбриел начинает тому пудрить мозги о том, что он известная модель в модельном бизнесе и что у этого парня тоже модельная внешность. Как правило, они клюют на комплимент, завязывается беседа, а потом Гэбриел предлагает поехать к нему посмотреть журналы.
          —  И они соглашаются? — удивлялась Катя.
          —  Иногда соглашаются, иногда нет.
          —  А что потом?
          —  Потом?.. Гэбриел не очень любит геев, а натуралы не всегда готовы к нетрадиционному сексу, как ты понимаешь, порой выходит конфуз...
          —  Какой конфуз? — Кате было интересно все, что происходит в среде гомосексуалов.
          —  Ну, я точно не знаю, но думаю, что иногда ему удается уговорить партнера, а иногда они убегают от него матерясь.
          Катя поражаясь качала головой. Дальше беседа не клеилась. Благо на Арбате много чего было интересного, и они с удовольствием все подробно рассматривали.
          —  В теплые дни здесь выступают музыканты, — нарушил молчание Виталик.
          Через некоторое время Катя вдруг спросила у него:
          —  Сколько тебе лет?
          —  Девятнадцать, — ответил Виталик.
          —  Ты мой ровесник. А чем ты занимаешься?
          —  Работаю в ресторане. Поваром.
          —  Поваром? Такой молодой и повар? — удивилась она.
          —  Я закончил кулинарный техникум.
          Катя рассмеялась.
          —  А почему ты решил выучиться на повара?
          —  Очень хотел вкусно есть.
          —  Только и всего? — опять удивилась она.
          —  Я в детстве плохо питался. А после восьмого класса решил пойти учиться в кулинарный техникум. По правде сказать, просто этот техникум расположен рядом с моим домом.
          —  А почему ты в детстве плохо питался?
          —  Потому что отец пил, потом спился совсем и умер, а мать мало зарабатывала. Приходилось экономить.
          —  А сейчас?
          —  Что сейчас?
          —  Вы живете лучше?
          —  Конечно, лучше. Я уже отдельно от матери живу. Квартиру снимаю. Я иногда ей помогаю.
          —  Ты в свои девятнадцать лет так хорошо зарабатываешь, что можешь снимать квартиру?
          —  Да. Я неплохо зарабатываю.
          Катя замолчала, не зная, о чем еще спросить. Она посмотрела на Виталика внимательно, а потом спросила осторожно:
          —  А ты действительно гей?
          —  Да, — односложно ответил он.
          —  А как это произошло? — потом одумалась и уже задала правильный вопрос: — Когда ты понял, что ты гей?
          Виталик опустил взгляд, помолчал, потом поднял глаза и спросил:
          —  Тебе действительно это интересно или ты просто хочешь заполнить паузу?
          Катя преодолела неловкость и ответила ему:
          —  Действительно интересно...
          Они опять замолчали.
          —  Ты не замерзла? Что-то холодновато стало, — сказал Виталик.
          И тут они увидели идущих навстречу своих друзей. Виолетта с Гавриилом шли в обнимку, о чем-то весело разговаривая. Когда они поравнялись, Виталик спросил у них:
          —  Ну как успехи?
          —  Ни одного приличного мужика не встретили. В который раз удивляюсь, как непохожи у нас с Габриэлой вкусы. Ей нравятся такие уроды, — называя Гавриила в женском роде, тарахтела Виолетта, — с которыми мне даже стыдно знакомиться!
          —  Это тебе нравятся уроды, — парировал Гавриил, — вместо того, чтобы мне помогать, кидается на каких-то пенсионеров.
          —  Что я, нанялась тебе мальчиков снимать? Я тоже хочу с кем-нибудь познакомиться!
          —  Может, зайдем кофе попить, а то что-то похолодало, — предложил Виталик, показывая на ближайшее кафе.
          Виолетта обрадовалась.
          —  О, отличная идея. Я тоже замерзла, и мне надоело шататься. Надо посидеть в тепле, отдохнуть, — и направилась в кафе.
          Гавриил стоял, озираясь по сторонам. Вдруг он оживился и схватил Виолетту за руку, резко увлек ее за собой.
          —  Смотри, смотри какой мальчик, — он указал на группку молодых людей.
          Виолетта начала отпираться, ругаясь, но Гавриил ее крепко прижал к себе и тащил навстречу молодым людям.
          —  Мы будем дожидаться вас здесь, — сказал им вслед Виталик и хотел было пройти в кафе, но увидев, что Катя смотрит в сторону, куда ушли их друзья, остановился и тоже с любопытством посмотрел туда же. Они увидели, как сделав непринужденный вид, Гавриил с Виолеттой подошли к девушке в окружении двух парней и, видимо, попросили одного из них сфотографировать себя. И действительно, один из ребят отделился от компании, взял из рук Гавриила его телефон и стал фотографировать.
          —  Пойдем, — сказал Виталик и, взяв Катю за руку, провел внутрь кафе.
 
          Это оказался маленький мексиканский ресторанчик, в котором вкусно пахло жаренным кофе и звучала латиноамериканская музыка. Они выбрали себе столик у окна и заказали кофе с пирожными. Пока несли заказ, Катя с Виталиком сидели в неловком молчании, не зная, как себя вести. Наконец, подали пирожное и кофе.
          Размешивая сахар в чашке, Катя все же нарушила молчание:
          —  Мне все-таки хотелось бы услышать твою историю. Поверь, мне искренне это интересно и не из любопытства, а потому что мне это даже важно, чтобы кое в чем разобраться.
          Виталик не сразу заговорил. Он тоже мешал сахар в чашке, отпил глоток, а потом начал:
          —  Я учился в обычной школе, в Южном Бутово, где жил с родителями, — начал Виталик после долгой паузы. — Мои одноклассники, пацаны, уже давно хвастали, что имели сексуальный опыт с девушками. Почти все рассказы были связаны со взрослыми, опытными девушками. Мне было стыдно, что у меня еще не было связи, и я тоже придумал историю о такой девушке. Я чувствовал сексуальное волнение, но ни в одну из девочек в школе не был влюблен. Мне нравился один мой одноклассник, но я не мог понять, что это связано с сексуальным влечением. Я думал, что просто умею ценить не только девичью красоту, но и мужскую. Иногда я вдруг ловил себя на том, что меня почему-то тянет не только смотреть на этого парня, но и хочется прикоснуться, и даже поцеловать, то я тут же отгонял от себя эти чувства. Я же не знал еще тогда, что уже родился гомосексуалом.
          Катя слушала его, затаив дыхание. Ей было приятно смотреть на Виталика, а главное, она через подобные рассказы старалась понять психологию Кирилла.
          —  А ты правда влюблена в Гордеева, даже зная, что он голубой? — вдруг Виталик спросил ее, как будто прочитал ее мысли.
          —  Да. Я люблю его. И я знаю, что он голубой, — спокойным тоном ответила она. — Только, пожалуйста, не отвлекайся, мне действительно интересно то, что ты рассказываешь.
          —  В классе восьмом мы узнали, что одна наша одноклассница уже трахается с парнем из параллельного класса. Один из наших пацанов предложил пойти договориться с ней, чтобы мы все попробовали с ней тоже. К моему удивлению, ему удалось с ней договориться. Нас было четверо. Среди нас был и тот, который мне нравился. В подвал соседнего дома, где мы обычно собирались, чтобы покурить и выпить, мы натащили из дома каких-то одеял и подушек. Все были в волнении. Тогда я подумал, что мои друзья, наверное, тоже врали про свои успехи в сексе. А я волновался оттого, что боялся и почему-то не хотел этого. Тогда мне казалось это естественным ощущением: все-таки в первый раз. Мы принесли в подвал с собой вина, выпили, покурили в ожидании своей одноклассницы и очень нервничали. Она пришла и была очень уверена в себе. Это как-то подбодрило всех. Ей тоже налили, она заправски выпила и спросила: «Кто первый?» От растерянности никто даже слова не мог вымолвить. Она сама подошла к тому, кто с ней договаривался, и начала раздеваться. Комната наша была очень маленькая, так что остальным пришлось быть свидетелями всего происходящего. Когда наш лидер спустил штаны и лег на нее, у меня возникло сильное возбуждение. Я думаю, что у остальных тоже. Я видел белую двигающуюся попку своего одноклассника и все больше и больше возбуждался. Тот быстро кончил. Смущаясь, он встал и, натягивая штаны, отошел в сторону. Все были наготове и двое остальных кинулись на перегонки. Я же не мог двинуться с места. Я еще не понимал, почему. Когда пришла очередь парня, который мне нравился, и тот также, спустив штаны, припал к той девице, я отвернулся. Меня просто колотило. Он тоже быстро кончил. Настала моя очередь. Я встал, подошел к ней и увидел ее с размазанной косметикой и раздвинутыми ногами, меня чуть не стошнило. Я не мог заставить себя даже брюки расстегнуть. Пацаны стали меня подбадривать и подтрунивать. Но я точно знал, что я не могу и не хочу уже ничего, что у меня ничего не получится, потому что у меня все опало. Ребята потом долго смеялись надо мной. Но я ничего не мог с этим поделать...
          —  А как же тот, который тебе нравился? — спросила Катя, когда пауза затянулась.
          —  А тот особенно. Его, я думаю, раздражало, что я все время на него смотрю. Может быть, он не понимал ничего, но мое внимание к нему ему не нравилось.
          Виталик еще помолчал, потом продолжил:
          —  Моя мать в детстве меня все время била. Все свои несчастья с отцом-пьяницей она почему-то вымещала на мне. Я ее тогда ненавидел. А когда отец умер, я мечтал, чтобы она встретила хорошего дядю, который меня будет любить и защищать. Я представлял его себе высоким плечистым мужчиной, светловолосым и очень красивым. И когда мне было очень плохо, я всегда предавался мечтам о таком человеке, который будет со мной гулять, разговаривать, понимать... Я представлял как я буду держать его за руку, а он будет наклоняться ко мне и целовать в щеку. Эти мечты мне придавали силы. Но мать все не встречала и не встречала такого человека, либо приводила в дом похожего на моего отца, такого же алкаша...
          —  А дальше как?
          —  Надо мной еще пацаны долго прикалывались из-за моей неудачи в той истории. Я решил, что мне надо начать ухаживать за какой-нибудь девчонкой. Я замечал, что на меня поглядывает одна моя одноклассница, Юля. И выбрал ее. Решил за ней приударить, чтобы себя испытать и однокласснику доказать, что меня интересуют только девушки.
          —  В тебя в школе, наверное, многие были влюблены, я думаю, не только Юля. — Я не думал об этом. Мне все рано было за кем приударить. Видел внимание только с ее стороны, вот и выбрал.
          —  Ну и как ты действовал?
          —  Я стал провожать ее до дома, приглашать в кино. Делал я это неохотно и редко. Но все же видимость наших якобы любовных отношений это создавало. Но с некоторых пор я стал ее провожать почти каждый день. У меня появился интерес.
          —  Неужели ты все-таки влюбился в нее?
          —  Да, нет. Дело совсем в другом.
          —  Как интересно. И в чем же было дело? — заинтригованно вовлекалась в рассказ Виталика Катя.
          —  Однажды мы, собираясь на рок-концерт в «Горбушку», договорились, что я за ней зайду. Я позвонил в дверь. Когда она открылась, в проеме показался мужчина. Я был ошарашен. Он очень был похож на мои видения. И я не сразу даже спросил Юлю. Это оказался ее отец... Юля вышла и мы пошли на концерт. Я стал чаще приглашать Юлю на различные мероприятия и всегда договаривался заходить за ней.
          —  Она, наверное, думала, что это ты к ней тянешься.
          —  Да, наверное... Хотя, я не знаю, что она думала, потому что после того, как я доводил ее до дома, она, видимо, думала, что я должен был ее поцеловать. Поначалу мне это даже в голову не приходило, а когда стало приходить, я никак не мог себя заставить сделать это. Да, она недоумевала. Ведь я так часто ее куда-нибудь приглашал и всегда по-джентльменски забирал ее из дома и провожал назад, до двери... Каждый раз, когда я приходил к ним домой, я надеялся увидеть Юлиного отца. Но не всегда его заставал. А когда он был дома, я старался как можно дольше у них находиться. Я не мог оторвать от него глаз. И он это замечал, но никак не реагировал. А однажды, узнав, что Юля собирается с подружками куда-то пойти после школы, я пришел к ним домой, будто не знал, что ее нет дома. Я не знал, зачем я это делаю, но мне очень хотелось его видеть. Он сам открыл дверь. Я стоял как вкопанный и даже не мог спросить, дома ли Юля. Он внимательно смотрел на меня, потом пригласил зайти в дом. В квартире больше никого не было. Он завел меня в комнату и спросил, не хочу ли я что-нибудь выпить. Я кивнул головой. Он принес виски, налил мне в стакан и протянул. Я был в жуткой растерянности. Не говоря ни слова, залпом выпил.
          —  Целый стакан? — удивилась Катя.
          Виталик улыбнулся:
          —  Виски не наливают до краев. Там было около трети. Я поднял на него глаза, он спросил: «Может, еще?». Я кивнул. Он опять налил. И я опять выпил. И тут вдруг у меня в горле образовался ком и из глаз безудержно покатились слезы. Я, видимо, сразу опьянел и расчувствовался. Я сидел и плакал, а он сидел напротив и молча смотрел на меня... Потом сел рядом, взял мое лицо в свои руки, стал вытирать слезы и целовать меня в щеки, лоб, нос, подбородок... Затем в губы.
          —  Ты так все подробно помнишь?
          —  А разве ты не подробно помнишь о своем первом сексуальном опыте? — прищурившись, спросил у нее Виталик.
          Катя не ответила на вопрос, как будто и не слышала его:
          —  И что было потом?
          —  А потом мы долго целовались, он меня раздел и сделал все, что полагается в таких случаях.
          Виталик замолчал. Катя сидела в ожидании, что узнает подробности гомосексуального акта, сгорая от любопытства, но видела, что, скорее всего, Виталик не станет рассказывать подробности. В разговоре они допили кофе и съели пирожные.
          —  Хочешь еще что-нибудь? — спросил Виталик у нее.
          Катя покачала головой и вернулась к разговору:
          —  А что было потом? Ты встречался с ним после этого?
          —  Я долго не мог прийти в себя от неожиданного понимания, что люблю мужчин. Очень долго мне казалось, что это дико. Но потом перестал об этом думать, предаваясь своему влечению. Юлин отец оказался бисексуалом. У него были состоятельные друзья, на чьи дачи и квартиры мы ездили потом встречаться и, как правило, не одни.
          —  Как это не одни?
          —  Они с друзьями собирались отдыхать где-нибудь в красивом месте и приглашали молодых девушек и юношей для развлечений. Он звал меня с собой. Молодежь была разной: кто-то из постоянных фаворитов, кого-то приглашали по объявлению, за плату...
          —  Ты до сих пор с ним встречаешься?
          —  Нет. Мы встречались еще где-то около полутора лет. Среди приглашенных парней я познакомился с одним, которого я полюбил больше, чем Юлиного отца. Правда, и с ним мы уже расстались...
          Тут на пороге кафе появились Гавриил с Виолеттой с каким-то молодым незнакомцем. Они шумно прошли к столику, где сидели Катя с Виталиком, и, подставив дополнительный стул, расселись рядом. Незнакомец снял с головы вязанную шапочку и оказался почти наголо стриженным. Парень явно был радостно возбужден.
          —  Познакомьтесь, это Андрей, — представил его Гавриил. — А это Катя, это Виталий.
          —  Очень приятно, — сказал Андрей, глядя на них восторженными глазами.
          Гавриил окликнул официанта и попросил меню.
          —  Давай съедим чего-нибудь, я, кажется, уже проголодалась, — сказал Виолетта, ежась от холода.
          —  Заказывайте, что хотите, — предложил Гавриил, передавая меню Андрею.
          —  Эй, сначала дамам! — Виолетта вырвала из его рук папку.
          Андрей смущенно улыбнулся:
          —  Мы только что с друзьями на улице хот-догов наелись. Я только чаю попью.
          —  Нет, так не пойдет. Ты должен попробовать что-нибудь мексиканское. Здесь очень вкусно готовят, — Гавриил явно начал ухаживать за новым знакомым и старался ему понравиться. — Между прочим, Катя — сестра Кирилла Гордеева, главного редактора журнала «54». Знаешь такой?
          Катю передернуло, когда Гавриил назвал ее сестрой Кирилла, но потом успокоилась, понимая, что он болтает, не задумываясь.
          Андрей смутился и пожал плечами:
          —  Я вообще-то плохо разбираюсь в журналах мод. Я даже не знаю, продается ли такой журнал у нас в Твери.
          —  Это не журнал мод, но ничего, можно будет попозже поехать ко мне, я тебе покажу все номера. Это лучший журнал для молодежи, — Гавриил хлопотливо вовлекал приятеля в разговор. — Кать, подтверди, что Андрей очень подходит к роли фотомодели. Смотри какая у него фигура накачанная, какое лицо красивое?! — обратился он к Кате. — Ты же можешь поговорить с Кириллом, чтобы он попробовал поснимать Андрея для журнала?
          Катя видела, что Гавриил охмуряет Андрея таким способом и не знала как реагировать. Андрею, по всему было видно, было и лестно, и неудобно от такого предложения. Но он улыбаясь, возразил:
          —  Меня через три дня в армию заберут, какие могут быть съемки?
          —  О, как жаль, а то из тебя превосходная модель бы получилась! Вот Виталик работает в ресторане, и тоже иногда снимается для журнала, — напропалую продолжал лгать Гавриил.
          Андрей продолжал восхищенно разглядывать новых друзей:
          —  Вы все такие молодые, красивые, я первый раз познакомился с москвичами и сразу с такими!
          Виолетта выбрала себе что заказать и сидела уже со скучающим видом. Подошел официант. Гавриил, не спрашивая ни у кого, раскрыл меню и стал диктовать:
          —  Принесите, пожалуйста, бурритос с курицей и с говядиной, чили кон карне, чили кон пойо, луковые колечки, язык «Коррида», грибы «Кастанеда», всем по тарелочке и приборы. Что будем пить? Та-ак. Значит, мужчинам текилы, а девушкам — по «Маргарите».
          —  Я не буду пить, мне на работу, — возразил Виталик.
          Гавриил даже не обратил внимания на его слова и добавил официанту:
          —  Три текилы. Причем серебряной!
          —  И побыстрей! — встрепенулась Виолетта, потирая руки.
          Когда официант отошел, Гавриил опять стал привлекать внимание к себе.
          Принесли заказ. Андрей не мог скрыть восхищения от принесенных блюд, которые, скорее всего, он никогда не только не пробовал, но и не видел. Катя тоже впервые находилась в ресторане, поэтому мексиканские блюда показались ей диковинными и очень аппетитными. Виолетта, не обращая ни на кого внимания, отхлебнула коктейля и принялась за еду. Гавриил артистично поднял рюмку с текилой и, обращаясь к Андрею, стал демонстрировать, как ее надо пить:
          —  Смотри на меня и повторяй, — сказал он Андрею и насыпал себе на кулак соли, потом лизнул ее, выпил рюмку и закусил лимоном.
          Андрей с любопытством повторил за ним. Выпив текилы, он на выдохе радостно сказал:
          —  Как интересно с вами! А я еще не хотел идти.
          —  Так, поскольку ты здоровый парень, тебе нужно сразу выпить еще одну рюмку, а то не поймешь вкуса, — скомандовал Гавриил и передал ему рюмку Виталика.
          Андрей удивился, немного помялся, но все же с удовольствием взял текилу и уже испытанным способом выпил ее до дна. Отчего видно было, настроение его еще сильнее приподнялось. Гавриил в это время стал за ним ухаживать, накладывая на его тарелку по ложечке ото всех блюд. Виолетта, глядя на все это, ухмыльнулась и глазами показала Виталику, чтобы он тоже поухаживал, но за Катей. Виталик, извинившись, что сам не предложил, расторопно наполнил Кате тарелку. Она попробовала коктейль «Маргарита» и он ей понравился.
          Когда они немного перекусили, Гавриил опять подозвал официанта и попросил повторить заказ по напиткам. Андрей стал было отказываться, но Гавриил и не собирался внимать его возражениям. Так они просидели в кафе почти до десяти вечера. Гавриил без умолку трепался, рассказывая невероятные истории из жизни звезд шоу-бизнеса, где правду, где выдумки. Андрей тем временем заметно захмелел и от переполняющих его чувств, все время улыбался.
          В десять часов Виталик, посмотрев на часы, стал собираться уходить. Ему надо было уже на работу в ночной ресторан. Он стал извиняться и прощаться.
          —  Погоди, мы все вместе выйдем, сказал Гавриил и попросил у официанта счет.
          Виталик полез в бумажник, чтобы достать оттуда денег, но Гавриил его остановил:
          —  Не надо, я сам заплачу.
          Расплатившись и одевшись, друзья вышли из кафе. Жизнь на Арбате не переставала кипеть. Народу было по-прежнему много, несмотря на заметное похолодание и позднее время. Они вышли на Новый Арбат, чтобы вызвать такси.
          —  Ну, что поедем ко мне? — спросил он у, оставшихся после ухода Виталика, друзей.
          —  Вообще-то мне тоже пора домой ехать, — сказал Андрей, посматривая на часы. — Я могу на последнюю электричку опоздать.
          —  Во сколько у тебя электричка?
          —  В полпервого ночи отходит последняя.
          —  Так мы еще сто раз можем успеть. Сейчас только десять. Я живу недалеко, а потом отвезу тебя на вокзал, не переживай, не опоздаем, — уговаривал его Гавриил.
          Похоже было, что Андрей и сам не хотел расставаться с новыми друзьями.
          Виолетта все это время старалась мимикой подавать Гавриилу какие-то знаки.
          —  Что? Вы же собирались ко мне? — искренне удивился он и, попросив Андрея постоять немного на месте, отвел девушек подальше. — В общем так, дуйте по домам, а я поехал с Андреем к себе.
          —  Ты же обещал нас сегодня в «Рептилию» сводить? — возмутилась Виолетта.
          —  Сами поезжайте, ты же видишь, у меня роман назревает?
          —  Какой роман с призывником, который скоро уезжает? — чуть не кричала на него Виолетта.
          —  Езжайте сами, не маленькие. Я сейчас вызову вам такси, — сказал он тоном, на который невозможно было возражать. Потом повернулся к Андрею, с досадой в голосе сказал: — Вот уговариваю девчонок поехать с нами, но они должны по домам — родители будут ругаться.
          Тот стал искренне сожалеть. Гавриил вызвал две машины. В первую посадил девушек и сунул Виолетте купюру:
          —  На обратную дорогу. А теперь проваливайте, — сказал он и хлопнув дверью, с Андреем сел во вторую.
          Виолетта всю дорогу возмущалась и поругивала Гавриила. Когда они подъехали к «Рептилии», Виолетта предупредила Катю:
          —  Не отходи от меня ни на шаг. А то потеряемся. И ночевать поедем ко мне. Пусть твой Гордеев немного побеспокоится.
          Катя хотела было что-то сказать, но Виолетта схватила ее за рукав, решительно потащила ко входу в клуб.
 
          У клуба толпились молодые люди. Секьюрити тщательно проверяли посетителей клуба при входе. Катя впервые шла в гей-клуб и испытывала некоторое волнение: что же она там увидит. Уже первое, что ей бросилось в глаза, что почти все желающие попасть в клуб были парни. Пожалуй, кроме нее и Виолетты, да еще одной охранницы, из женщин никого не было. Кате казалось, что присутствие девушек должно было смущать как ребят, которые рвались в клуб, так и охранников. Но никакого особого внимания к своей персоне она не заметила.
          Нужно было купить входные билеты, которые оказались для женщин вдвое дороже, чем для мужчин. Это тоже очень удивило Катю.
          —  Должно же быть равновесие, в нормальных клубах для мужчин входные билеты дорогие, а женщинам делают скидки или вообще бесплатно пропускают, — объяснила Виолетта.
          Прорвавшись через кордон секьюрити, они прошли внутрь.
          Клуб оказался довольно просторным. Из небольшого коридора видны были проходы, как минимум в четыре зала. Виолетта чувствовала себя здесь как рыба в воде. Она знала все помещения, поэтому сразу взяла инициативу в свои руки и предложила обойти все площадки.
          —  Здесь играют только русскую музыку, — сказала Виолетта, когда они вошли в зал, размером равный двум комнатам Кирилловой квартиры.
          Там звучал русский шлягер. Народу было довольно много и они все, теснясь, зажигательно танцевали. Катя опять обратила внимание, что кроме одной девичьей пары и их с Виолеттой из представительниц женского пола больше не было никого. В торце зала возвышалась сцена, которая была пуста. Красиво оформленный бар был окружен молодыми людьми.
          Катя озиралась по сторонам, с любопытством разглядывая посетителей. Народ был, как и предполагалось, преимущественно молодой, модно одетый и благоухающий парфюмом. Катя, наблюдая, как двигается молодежь под ритм песни, старалась запомнить современные движения, которые, как оказалось, довольно сильно отличались от танцевальных движений ее земляков. Виолетта старалась высмотреть кого-нибудь из знакомых, но тщетно.
          —  Пошли в другой зал, — скомандовала она и потянула Катю туда.
          Но тут взгляд Кати упал на телевизор, который был подвешен высоко над танцплощадкой. На экране два молодых, обнаженных, красивых парня, лежа на берегу моря, обцеловывали друг другу самые интимные места. Катя раскрыла рот от удивления и густо покраснела.
          —  Ну, что ты там застряла, пошли, — дернула ее за руку Виолетта. — Увидев, куда устремлен взгляд Кати, Виолетта хихикнула и потянула ее сильней. — Потом посмотришь.
          Ошеломленная Катя послушно двинулась за ней. Они опять вышли в общий холл и зашли в другой зал. Этот зал оказался раза в четыре больше, чем предыдущий. И народу было соответственно. Правда, не так тесно.
          —  А здесь только иностранная музыка, — пояснила Виолетта.
          В центре тоже располагалась сцена, а у левой стены оказался небольшой экран. Катя сразу его заметила и устремила туда взор. На этом экране любовному занятию предавалась уже гетеросексуальная пара. После того, что Катя увидела в предыдущем зале, смотреть на кувыркающихся мужчину и женщину было уже не так интересно.
          —  В час ночи здесь будет представление, времени еще достаточно, так что, пошли дальше, я покажу остальное, — безапелляционно заявила Виолетта и, схватив Катю за руку, повела ее в соседнее помещение.
          Они вошли в небольшое помещение, которое оказалось не еще одной танцплощадкой, а рестораном. Другой интерьер, более респектабельный, с красивыми скатертями на столиках. Там и сям сидели мужчины более старшего возраста, чем те, что танцевали в предыдущих залах.
          —  Это — VIP-зал. Для богатых. И, как видишь, здесь столики маленькие, рассчитанные только на двоих.
          —  А нам здесь можно находиться? — наивно спросила Катя.
          —  Конечно, только зачем? Сюда заходят, чтобы купить что-нибудь выпить, ты же видела, что в большом зале нет бара, и здесь можно посидеть, правда если что-нибудь заказать поесть. Пошли, теперь я тебе покажу самое интересное.
          И они опять вышли в общий холл. Из него был еще один выход, над которым висела табличка «Лабиринт страсти».
          Катя увидела, что Виолетта как-то странно стала переминаться с ноги на ногу, чему очень удивилась.
          —  Сюда даже я должна собраться с духом, чтобы войти, — сказала она без свойственного ей энтузиазма.
          —  А что там? Такой страшный лабиринт? — удивилась Катя.
          —  Сейчас посмотришь, не буду тебя пугать.
          —  Он длинный? Долго там ходить?
          —  Нет, там всего три угла...
          Катя ничего не могла понять. Тут к ним подошел охранник и спросил:
          —  Что, девчонки, в лабиринт хотите зайти? Зачем вам туда? Если хотите поцеловаться, целуйтесь здесь. Не обязательно туда заходить.
          Виолетта вспыхнула от возмущения:
          —  Вы что? Мы только посмотреть хотим.
          —  Тогда осторожней, девочки, а то могут сумочку вырвать в темноте или спермой обрызгать, — сказал добродушно охранник и отошел.
          —  Что? Что он сказал? — Поразилась Катя.
          —  Все, пошли, — собравшись с духом скомандовала Виолетта, — там темно, поэтому мы сейчас зайдем и немного постоим, чтобы привыкнуть к темноте. Поняла? — и потянула Катю за руку.
          —  Я боюсь... — залепетала она, но Виолетта уже ее втянула в темный коридор.
          Катя зажмурилась от страха, но любопытство заставило открыть глаза. Действительно, там оказалось очень темно, и чтоб привыкнуть, нужно было немного постоять. Когда проявились очертания стен и углов, они двинулись вперед. Лабиринтом оказался кривой коридор с двумя короткими поворотами, в углу каждого из которых находились люди. Разглядеть все в подробности было невозможно, но то, что там происходило, можно было и не разглядывать. В одном углу стоял какой-то парень и явно дрочил. В другом углу находилась уже парочка парней, занимавшаяся анальным сексом, и в третьем, последнем углу — парочка, предававшаяся оральному сексу.
          Лабиринт оказался угловатым соединением холла с большим танцполом, в котором они уже были, только с другой стороны. Поэтому они оказались сразу в этом большом зале. Весь проход занимал меньше минуты, но впечатления, которые они оттуда вынесли, были ошарашивающими.
          —  Сегодня повезло, как по заказу, все варианты мужской любви увидели, — выдохнула раскрасневшаяся Виолетта. — В прошлый раз только два угла были заняты и я не сообразила привыкнуть сначала к темноте, а сразу двинулась, поэтому ничего толком и не разглядела. Но сегодня... Ну, как тебе? А?..
          Катя была в полной прострации от шока. Она не могла вымолвить ни слова. Она еще не могла оправиться от увиденного на экране, а тут натуральные люди за натуральным занятием... Столько раз она уже слышала про все это, но увидеть собственными глазами, пусть даже в темноте, это было ошеломительным впечатлением...
          В зале, в котором они оказались, гремела музыка, и большое количество народа исступленно танцевало. Понемногу приходя в себя, Катя стала разглядывать присутствующих. Здесь, в отличие от русского зала, как она окрестила для себя маленький зал, было довольно много девушек, а также достаточно взрослых мужчин, которые, в основном, кучковались по краям танцпола. Катя обратила внимание, что здесь очень много красивых и стройных парней. Правда были и не очень стройные и не очень красивые. Среди них были и толстые и даже сильно обрюзгшие. «И все же, скольких интересных мужчин лишаются девушки», — подумала она.
          Пока звучала ритмичная музыка, Виолетта присоединилась к близтанцующей компании, извиваясь в такт музыке. Катя же никак не могла освоиться. Единственное, что ее успокаивало, это то, что ни один человек не обращал на нее никакого внимания. Это давало возможность осмотреться и немного попривыкнуть к ситуации.
          Быстрая музыка закончилась и началась лирическая. Посетители клуба разбились на пары. К очередному удивлению Кати, практически ни одной пары не было состоящей из девушки и юноши. Все пары были однополые: парни танцевали с парнями, девушки — с девушками. Разглядывая, как мужчины обнимались и прижимались друг к другу, Катя вдруг представила мысленно, как Кирилл и Артем бы также танцевали. Ей стало вдруг не по себе, что чуть голова не закружилась. Она себя поймала на том, что ее подсознание все это время боролось с тем, чтоб не представить картинки, которые она увидела в «Лабиринте страсти» с участием Кирилла и Артема. Она старательно отгоняла это воображение. Но, допустив их образы танцующими в обнимку медленный танец, она представила их в более интимной ситуации, и ее чуть не стошнило.
          Погруженная в собственные мысли, Катя не заметила, как сзади неожиданно к ней подошла Виолетта с каким-то молоденьким пареньком.
          —  Кать, познакомься, это Славик. Я только что с ним познакомилась.
          Славик был невысокого роста, тоненький и очень симпатичный, с чарующей улыбкой. На вид ему было лет семнадцать.
          —  Ты впервые здесь? — тут же спросил Славик Катю, когда она представилась. Видимо, он это понял по ее растерянному виду.
          —  Да, — ответила за Катю Виолетта, — не видишь, она еще в шоке.
          —  Ну, ничего, привыкнешь, — подбодрил Славик. — Давайте выпьем по коктейлю, — предложил он и указал на выход, предлагая пройти к бару.
          —  У нас денег мало, обойдемся, — запросто сказала Виолетта.
          Но Славик удивленно поднял брови и развел руками:
          —  Конечно же, я угощу.
          —  Тогда пошли, — обрадовалась Виолетта и потянула Катю за собой.
          Пока Славик покупал напитки, Катя спросила у Виолетты:
          —  А он голубой?
          —  Конечно, ты что, не видишь?
          —  Нет, не вижу.
          Виолетта хотела что-то сказать, но тут Славик вернулся с тремя высокими стаканами и протянул их девушкам.
          —  Катька у меня сейчас спросила, голубой ли ты, — хихикая, начала Виолетта.
          Катя вспыхнула и дернула ее за руку.
          —  Что ты так реагируешь, здесь никто не скрывает, что они голубые, — возмутилась Виолетта. — Славик, скажи ей, что ты обычный нормальный гей.
          —  Ты что, никогда не видела геев? — спросил Славик Катю.
          —  Да она сама живет с двумя педиками, — ответила за нее Виолетта.
          Катя еще сильней разозлилась на Виолетту. Ее сильно резануло слово педики. Она никогда не соотносила это слово с Кириллом, поэтому ее это очень задело.
          —  Спроси, еще с кем! — продолжала Виолетта, — с Кириллом Гордеевым, главным редактором журнала «54» и его любовником.
          Славик изумленно посмотрел на Катю.
          —  Правда? А... — хотел что-то спросить он, но его тут же прервала Виолетта:
          —  Потом расскажет, лучше расскажи про здешних завсегдатаев. Ты же часто здесь бываешь?
          —  Да, довольно часто. Только я не всегда здесь тусуюсь, езжу и в другие гей-клубы. Здесь есть народ, который только в этом клубе сшивается, а есть, которые ездят всю ночь из клуба в клуб. Иногда, когда я делаю такой вояж, то, бывает, встречаю одних и тех же людей, которых только что видел в другом клубе. Завсегдатаев здешних я не очень знаю, потому что клуб очень большой. Другие поменьше, там можно запомнить. Здесь я знаю только вон того пацана, — Славик указал на совсем еще юного мальчика, лет тринадцати.
          Катя очень удивилась, увидев его.
          —  А что этот-то здесь делает? — спросила Виолетта, не менее удивившаяся.
          —  Он немного болен на голову. У него сестра здесь посудомойкой работает, а он подрабатывает тем, что обслуживает некоторых мужиков.
          —  Что значит «обслуживает»? — спросила Виолетта.
          —  Отсасывает или дает в задницу трахнуть в «Лабиринте» за сто рублей, — спокойно ответил Славик.
          Катя и Виолетта в шоке переглянулись.
          —  А сестра его знает? А родители?
          —  Конечно, сестра знает. Она и сама подрабатывает тем, что с охранниками трахается. Здесь секьюрити, в основном, натуралы. А родителей у них нет. То ли спились, то ли их лишили родительских прав, но у них, вроде, есть своя квартира. А пацан, говорят, от родительских побоев с ума сдвинулся.
          —  Да, жуткая история, — как-то потухла даже Виолетта. — Ну, ладно, сам-то ты чем занимаешься?
          —  Я? Ничем. Уволился недавно с работы. Я в обувном магазине работал грузчиком. Надоело. — Просто ответил Славик.
          —  А на что же ты живешь? Или тебя родители содержат?
          —  Я, слава богу, отдельно от родителей живу, квартиру снимаю.
          —  А чем же ты платишь? — все удивлялась Виолетта.
          —  У меня есть два любовника, один — американец, другой — кавказец. Они и дают мне деньги.
          —  Ты что, проститутка?
          —  Почему обязательно проститутка? — мило улыбнувшись, спросил Славик. — Я же не с кем попало трахаюсь, а только со своими родными любовниками. А для них я очень молоденький и очень хорошенький, поэтому они меня балуют. Я вообще кавказцев обожаю. У них почти у всех члены большие. У американца мужские достоинства поскромнее, зато больше денег дает.
          —  А сколько тебе лет?
          —  Двадцать один. Моложе выгляжу, да?
          —  Я б тебе на вид больше шестнадцати не дала. А почему ты с кем-нибудь из этих твоих любовников не живешь?
          —  А зачем? Мне так удобнее. Можно с другими встречаться. Тем более что американец все время в разъездах, а кавказец — женат.
          —  А родители как к этому относятся?
          —  К чему? К тому, что я отдельно от них живу? Так я уже большой мальчик.
          —  Они знают, что ты — голубой?
          —  Конечно, знают. По мне разве не видно? Мне кажется, что по мне видно даже то, что я — пассивка.
          Славик об этом говорил легко и просто, как будто даже с гордостью.
          —  То есть... — Виолетта хотела, видимо, уточнить о его особенности, но Славик невозмутимым тоном прервал ее:
          —  Да-да, только пассивка, и никак иначе.
          Мимо них прошел странно одетый парень. В октябрьский прохладный вечер он был в легком плаще и высоких ботинках на толстой рифленой подошве, из которых виднелись голые ноги. Катя с Виолеттой невольно на него загляделись. Он был очень красив и заметно накрашен. Видно было, что на ресницах лежала тушь, а на губах — помада. Они проводили парня взглядом и увидели, как он снял с себя плащ и оказался в очень коротких кожаных шортах и сильно облегающей прозрачной черной шелковой кофточке без рукавов. Бросив плащ на стул, он тут же, не разминаясь, принялся активно танцевать. Причем танцевал он как бы отдельно ото всех, самостоятельно, не обращая ни на кого внимания, устремив взор куда-то в пространство.
          —  Вот он — проститутка, — сказал Славик, кивнув в сторону этого парня. — Он тоже завсегдатай здешний. Сюда позже приезжают богатые старые педерасты снимать мальчиков. Этот очень популярен среди них.
          Оторвав взгляд от парня, Виолетта опять обратилась к Славику:
          —  Бедные твои родители. Интересно, каково знать, что твой сыночек голубой?
          —  Мама — да, не очень счастливая женщина. Одна отрада — брат. Он — натурал. Женат, имеет ребенка. А отец, я подозреваю, что все-таки тоже педик. Сколько я себя помню, родители всегда жили в разных комнатах. Отец часто не ночевал дома, но мама никогда не закатывала ему скандалов. Ну и по некоторым повадкам, я думаю, что он все-таки педераст.
          —  Ничего себе семейка... — поразилась вслух Виолетта.
          Тут их внимание привлекла парочка девушек, которые недалеко от них танцевали медленный танец и страстно целовались.
          —  Что, сюда и лесбиянки ходят?
          —  Нет, у лесбиянок свои клубы. Зачем им сюда ходить? Они нормальных-то мужиков не воспринимают, а голубых тем более. Эти, я думаю, просто дурачатся или хотят эпатировать публику. Не знают, что на них, на самом деле, всем просто наплевать. Они могут впечатлить только таких как вы, которые пришли из любопытства.
          —  А-а-а, поэтому ты даже не заподозрил нас с Катькой в лесбийстве?
          —  Вы совсем не похожи на лесбиянок, хотя... кто вас знает, — игриво ответил Славик и вдруг обратился к Кате: — А ты познакомишь меня с Гордеевым?
          Кате стало неприятно от этой просьбы. Она не знала, что ответить, но тут, к ее счастью, в зале засуетились. Виолетта посмотрела на часы и дала знать, что приблизилось время представления на эстраде. Народ перестал танцевать и стал скапливаться вокруг сцены. Они тоже двинулись ближе к сцене.
          Свет потух, появился луч прожектора, в котором обозначился силуэт стройной женщины. При ближайшем рассмотрении, как и следовало ожидать, это оказался трансвестит. Зазвучал проигрыш известной песни, под который артистка начала в такт пританцовывать. Когда она начала петь, сзади вышел кордебалет из шести необычайно привлекательных парней. Все они были, как на подбор, одинакового роста и схожего телосложения. Одеты они были в кожаные шорты и жилетки на голый торс, на головах были кожаные фуражки. Артистка раскрывала рот под фонограмму Маши Распутиной и старалась подражать ее телодвижениям, но более утрированно, отчего танец трансвестита казался еще более вызывающим и вульгарным. Четко слаженные подтанцовки парней создавали великолепный фон для кривляющейся и строящей рожицы артистки. Блестящий наряд, колыхающееся на ее шее боа, разбитная музыка, все это выглядело как настоящее шоу настоящих артистов. Песня закончилась. Следом за ней зазвучал проигрыш песни из репертуара Кристины Орбакайте. На сцену вышла артистка в имидже хозяйки этой песни. Она уже не задирала так ноги и не кривлялась, как предыдущая исполнительница, а вела себя соответственно ритму и мелодии песни. Поэтому ее легче было рассмотреть. Она была необыкновенно хороша. Если предыдущая артистка была с накладными ресницами и ярким гримом на глазах, щеках и губах, то эта, казалось, без единого мазка макияжа: прекрасные темные глаза, пухлый рот с ослепительной улыбкой и матовой кожей лица великолепно сочетались с длинным белым париком. Когда в танце откидывались полы ее платья, видны были потрясающие ножки. На какое-то мгновенье Катя подумала, что вот она-то настоящая женщина, а не трансвестит. Но, вспомнив, про одну характерную деталь, о которой однажды говорила Виолетта, Катя посмотрела на шею артистки и, увы, увидев заметно выпуклый кадык, поняла, что это все-таки парень. Виолетта ее просветила, что кадык торчит только у мужчин и по нему всегда можно определить, парень это или девушка, если, конечно, есть сомнения. Глядя на эту исполнительницу, Катя подумала, как же несправедливо распоряжается бог, если такая женственная красота достается мужскому телу. Вслед за этой исполнительницей на сцену выскочило ужасно смешное создание. Толстенная тетка в рыжем кучерявом парике, в тельняшке и в балетной пачке выкатилась на сцену и села на шпагат. Ее появление вызвало гром аплодисментов и хохот. При таких внушительных габаритах, исполнительница была очень пластична, гибка и артистична. К тому же она раскрывала рот под фонограмму песни группы «Карамельки». Каждое ее па веселило публику. За ней друг за другом вереницей на сцену выходили еще несколько исполнительниц, подражающих той или иной известной певице. Они были уже менее выразительны, поэтому Катя переключила все свое внимание на кордебалет.
          Ребята без устали танцевали под каждую песню. Они были разного типа лица, разного цвета и длины волос, с разными прическами. Глядя на них, Катя думала, неужели и они все голубые? Они казались такими мужественными, в отличие от солисток. Спросить у Славика она не решилась, поэтому обратилась к Виолетте. Та, недолго думая, тут же начала шептаться с ним. Славик сразу пояснил, что четверо из кордебалета — геи, а двое — натуралы, и показал, кто какие. Виолетта обернулась к Кате и на ухо пересказала раскладку сил. Катя в очередной раз поразилась несоответствию ее представлений. Натуралами оказались именно те, в ком она была убеждена, как в голубых. И наоборот, ребята, которых можно было без сомнения назвать настоящими мужчинами, оказались педерастами, Шоу длилось около часа и, наконец, закончилось выходом на сцену всех солисток. Зал шумно аплодировал. Свет на сцене потух, заиграла «кислотная» музыка и публика яростно пустилась в пляс.
          Виолетта, Катя и Славик вышли в холл, обсуждая выступление артистов. Катя посмотрела на часы и, увидев, что уже третий час ночи, охнула. От такого количества невероятных впечатлений она забыла позвонить домой, проверить, вернулись ли Кирилл с Артемом. Она понимала, что даже если они уже дома, ей не обязательно отчитываться перед ними, но все же, надеялась она, вдруг Кирилл волнуется. Катя достала свой мобильник и посмотрела на входящие звонки в надежде увидеть номер Кирилла. Но непринятых звонков не было. Она сама набрала его номер. Звучали долгие гудки. Потом Катя набрала номер домашнего телефона. Дома трубку тоже никто не брал.
          Обернувшись, Катя не увидела своих друзей. Они куда-то ушли. Удивление перешло в испуг. Она вдруг осталась одна в этом большом клубе с огромным количеством чужих ей людей. Где их искать? В каком из залов? Катю заколотило мелкой дрожью. Стоять здесь, в холле, одной на виду у всех ей было страшно неловко. Поэтому она решила все-таки поискать друзей по залам. Войдя в ближайший малый, или «русский», зал, где народу было поменьше, оглядев танцующих, Катя поняла, что подруги с новоиспеченным другом нет. Ее взгляд на секунду опять упал на монитор, где уже другая мужская пара занималась любовью. Испуг от одиночества и желание быстрее уехать домой оторвал ее от телевизора. Логически рассуждая, что в VIP-зале они бы не задержались, а в «Лабиринте страсти» им нечего делать, она рванула в большой танцпол. Темное освещение и большое количество прыгающих и корчащихся под световые эффекты людей не давали шанса обнаружить Виолетту со Славиком. Поэтому Катя решила дожидаться их у самого выхода из этого зала. Когда глаза привыкли к этому освещению, она вдруг обнаружила, что по четырем углам этого зала на высоких железных сваях располагались большие металлические корзинки, сплетенные редкими прутьями. В них в такт музыке извивались, как потом оказалось, стриптизеры. Корзинки были рассчитаны на одного человека в рост с радиусом, достаточным, чтобы свободно танцевать. В них находились те самые парни из кордебалета, которых Катя без труда узнала по сценической одежде. Правда двое из них были уже без жилеток, в одних шортиках. Не успела она толком их разглядеть, как на нее накинулись Славик с Виолеттой. Пока Катя звонила по телефону, они решили ненадолго заглянуть в этот зал, чтобы посмотреть как раз на этих стриптизеров. Но как потом сказал Славик, до полного раздевания еще очень долго, поэтому они пошли к выходу.
          Расцеловавшись и распрощавшись со Славиком, который не собирался домой, девушки поймали такси и поехали к Виолетте.
 
          На следующий день девушек разбудил телефонный звонок. Виолетта с Катей спали на большой кровати в спальне. Виолетта спросонья не могла нащупать трубку и нажала на громкую связь телефонной базы. Раздался очень странный голос. Кто-то, явно дурачась, придал голосу женскую интонацию и сказал
          —  Але, пригласите, пожалуйста, красивую-красивую...
          Виолетта на этих словах широко улыбнулась и стала окончательно просыпаться.
          Голос продолжил:
          —  ...толстую-толстую девушку с глазами, подведенными к височкам.
          Виолетта уже менее радушно крикнула:
          —  А, это ты, сраная диджейка?
          —  Значит, я не туда попала, — сказал голос и пошли звонки отбоя.
          Катя тоже уже проснулась и удивленно посмотрела на подругу:
          —  Кто это?
          —  Кто же еще? Габриэла! — едва успела произнести Виолетта, как опять зазвонил телефон. Она снова нажала на громкую связь.
          —  Ну что, сучки, спите еще? — спросил Гавриил уже своим голосом. — А я почти всю ночь не спал...
          —  Чем же ты занималась, старая проститутка? — громко сказала Виолетта. — Тебе башку не проломили?
          —  Можешь записывать в мой актив еще одного натурала, — гордо сообщил Гавриил.
          —  Правда, случилось? — удивилась она и тут же заверещала, — быстро приезжай, расскажешь!
          —  Окей! Ждите!
 
          Гавриил приехал через полчаса. Он позвонил в дверь, и Виолетта, которая спала в одних трусиках, вскочила и, не одеваясь, открыла ему дверь. Катя услышала, как Гавриил возмутился оголенному виду Виолетты:
          —  Титьки прикрой!
          —  Пошел к черту, ты все равно не реагируешь на них! — парировала она, возвращаясь в спальню.
          —  Почему не реагирую? Очень даже реагирую — меня от них тошнит! — сказал Гавриил, заходя следом.
          —  Раздевайся, ложись и рассказывай! — скомандовала она.
          Гавриил послушно стал раздеваться. Оставшись в одних плавках, он спросил:
          —  Есть еще одно одеяло? Дай мне отдельное!
          —  Ложись, ложись, я тебе массаж гениталий организую, — кокетливо произнесла Виолетта, раскрывая свою сторону одеяла.
          Гавриил огляделся по сторонам и, увидев покрывало, небрежно сдвинутое к концу кровати, лег и укутался в него.
          —  Я с утра даже душ не принимал, чтобы сохранить на себе запах его тела, — сказал он принюхиваясь к себе.
          —  Я все надеюсь, что когда-нибудь какой-нибудь натурал оторвет тебе яйца за приставания!
          —  Я же не идиот, знаю, кого можно совратить, а кого — нет.
          —  Ну, ладно,ладно, начинай с самого начала по порядку.
          Гавриил лежал на спине со стороны Виолетты, но Кате виден был его красивый профиль. Она с любопытством тоже ждала подробностей.
          —  Все было по программе, — начал свой рассказ Гавриил. — Я привез его домой, стал показывать журналы, где я снимался. Потом журналы мод для мужчин. При этом все время его подпаивал. Когда он достаточно набрался, я стал показывать на видаке эротические фильмы. Естественно, сначала уродские гетеросексуальные, а потом постепенно перешел на гомосексуальные. Он, конечно, охреневал.
          Гавриил замолчал.
          —  Ну, ну? — нетерпеливо подбодрила Виолетта.
          —  Можно, я закурю? — вдруг спросил Гавриил.
          —  Ты же не куришь?! — удивилась Виолетта, потом, увидев, что Гавриил потянулся к своей одежде, доставая сигареты, возмутилась: — Нечего в спальне курить!
          —  Очень тебя прошу, меня колбасит от воспоминаний, — трогательно попросил он.
          —  Ладно, черт с тобой, — смирилась Виолетта.
          Гавриил глубоко затянулся.
          —  У него такое тело... — с придыханием опять начал он. — Гладкое, смуглое, атласное...
          —  Нет, ты расскажи, как ты его раздел, — допытывалась Виолетта.
          —  Как, как? Я специально включил печку, чтобы стало жарко. Через некоторое время стал раздеваться сам, а потом предложил ему...
          —  Ну, а потом? — не терпелось узнать подробности Виолетте.
          —  А потом как будто случайно стал его задевать рукой, то по плечу, то по ноге, то по груди. Когда я увидел, что он уже возбужден от фильмов, взял и осторожно поцеловал его в плечо... — и Гавриил опять замолчал. — В общем, он даже не заметил, как я с него всю одежду снял... Я ему такой минетик отстрачила... — сказал он, переходя на женский род, и облизнул губы.
          —  И что потом? Кто кого трахал? — опять спросила Виолетта.
          —  Сначала я хотела к нему сзади пристроиться, но он не позволил...
          —  Так ты ему потом сама дала?
          —  Конечно... Когда он кончал, он рычал как тигр... — сказал Гавриил и издал сладострастный стон. — У него, я думаю, никогда не было такого секса! Что он мог знать у себя в Твери о настоящем сексе? В лучшем случае, какую-нибудь непомытую лохушку только трахал...
          —  А дальше что?
          —  А утром он исчез. Как они все исчезают. Но я надеюсь, что он никогда меня не забудет. Я на всякий случай накануне засунул ему в куртку клочок бумажки с моим телефоном, вдруг позвонит?
          —  Он же в армию уходит! — напомнила Виолетта.
          —  А вдруг его в этот раз не заберут? — с надеждой в голосе произнес Гавриил. — А если заберут, то он пронесет мой светлый образ через все невзгоды неуставных отношений, — с пафосом закончил он.
          Наступила длительная пауза. Гавриил мечтательно прикрыл глаза. Молчание нарушила Виолетта:
          —  Ты поняла, Катя, что наши шансы выйти замуж за нормальных парней, постепенно сводятся к нулю. Наши с тобой женихи погибают либо в заднице войны, либо в заднице педерастов. Так что придется нам с тобой любить гомиков и замуж выходить за них. В общем так. Я думаю, Катюха, что нам серьезно и твердо надо решить выйти замуж за Гордеева. У кого получится, тот и станет мадам Гордеевой. Здоровая конкуренция. Но без обид, поняла? Шансы у нас с тобой примерно одинаковые. У тебя, конечно, положение более выгодное, потому что ты живешь с ним и еще потому, что, живя рядом, можно каждый день его хвалить по всякому поводу, а мужики очень падки на самую даже грубую лесть, и можно все время готовить для него еду — как известно, путь к сердцу мужчины лежит через его желудок!
          —  Путь к сердцу мужчины лежит через его прямую кишку! — поправил ее Гавриил.
          Виолетта сверкнула на него глазом и продолжила свой монолог:
          —  Что для мужика надо, чтобы его хвалили и кормили! Кормили и хвалили!
          —  Кто тебя этой глупости научил? Твоя мамаша, небось? — стал иронизировать Гавриил. — Как будто Гордеев полный кретин, который, как даун, может реагировать на твои идиотские похвалы и твое дерьмо, которое ты обычно готовишь...
          Виолетта не дала ему дальше порассуждать на эту тему:
          —  Закрой рот! Я не с тобой делюсь, — сказала она яростно, а потом вновь вернулась к своему психоанализу уже другим, более мягким тоном, — но... не обижайся, Катюша, но ты пресная. И тебе сложно будет его завоевать. Никогда скромность и безмолвность не вызывает никаких чувств, кроме унизительного снисхождения. Но ты же не можешь себя изменить?.. Но это не значит, что ты не можешь за него бороться. Я, конечно, с Гордеевым еще не знакома, но это не проблема. Главное зацепить его умонастроение. Я считаю, что пока иду верным путем: он хоть и не видел меня, но уже знает о моем существовании и о моей любви к нему. Эмоцию я уже в нем вызвала, а это самое главное. Даже если он пока меня не воспринимает, то эмоциональное потрясение, которое я ему доставляю своими СМС-трактатами разбудит ко мне сначала любопытство, а потом и серьезный интерес! Он просто не сможет жить без моих любовных и хвалебных од! Ах, я представляю, как он меня оценит и полюбит...
          Гавриил театрально вздохнул и с негодованием сказал:
          —  Тупее речей я еще в жизни не слышал! Обе вы дуры, и ни у одной из вас нет ни малейшего шанса привлечь внимание Гордеева, как любовный или сексуальный объект. Он — гей, и этим все сказано! Если у кого и есть шанс быть предметом вожделения, то из нас троих он есть только у меня! Но я еще не решил, надо ли мне добиваться его любви... Страшно хочется, но боюсь поражения...
          —  Но ты же не переживаешь от того, что твои солдатики потом к тебе не возвращаются, почему же тебя беспокоит, что Гордеев тебя отвергнет? — удивилась Виолетта.
          —  Ну, во-первых, я все же переживаю, что мои солдатики не хотят больше со мной встречаться. Но ведь на это есть объяснение — они же все-таки натуралы! А если Гордеев меня отвергнет или какой-нибудь другой из «темы», то это сразу введет в комплексы, что меня не полюбили и, может, никто никогда не полюбит. Поэтому безопаснее связываться с теми, чье равнодушие не так больно заденет.
          Наступила пауза, которую нарушила Катя, все время до сих пор молчавшая:
          —  А почему ты думаешь, что тебе не удастся завоевать Кирилла?
          Гавриил даже повернулся в ее сторону и, увидев ее кроткий, но очень серьезный взгляд, опять устремил свой взор в потолок:
          —  Я однажды был свидетелем одной сцены. Мы как-то встретились с ним в клубе и перекинулись парой незначительных фраз. Тут к нам подошел парень, с которым, я знал, Гордеев недавно переспал. Он подошел и радостно поздоровался: «Привет, Кирилл». Видно было, что он счастлив и горд тем, что у него был интим с Гордеевым. А тот посмотрел на него удивленно и высокомерным тоном спросил: «Разве мы знакомы?», и тут же отвернулся. Парень опешил, не зная, как себя вести, и с поникшей головой отошел. Я был поражен и спросил у Кирилла: «Но у вас ведь, вроде, недавно был секс?» На что он равнодушно ответил словами из известного анекдота: «Это не повод для знакомства». И тогда я понял, что нельзя с ним связываться — он может так опустить, что потом не оправишься.
          —  Неужели это может так задеть? — удивилась Виолетта.
          Гавриил теперь внимательно посмотрел на Виолетту, но уже другим взглядом — как на дурочку, и ответил соответствующим их отношениям тоном:
          —  Какая же ты все-таки дура, я посмотрю. А тебя бы это не задело? И потом, не забывай, голубые все очень уязвимы и мнительны. Любая ситуация может вогнать в дикие комплексы.
          —  Сам ты дурак, — равнодушно парировала Виолетта и, выскочив из под одеяла, по-прежнему в одних трусиках встала у зеркала своего платяного шкафа. — Подъем! Хватит валяться! — скомандовала она и начала крутиться перед этим зеркалом, явно собой любуясь. — Правда, у меня отличная фигура?! Ах, какая девочка! Какие грудочки! Какая талия! А какая попочка!
          Гавриил, конечно, не мог не прореагировать на это:
          —  Ужаснее фигуры я в жизни не видел. Дойки огромные, как у коровы, жопа широкая и с твоим тощим телом ты похожа на мандолину. Ничего не может быть отвратительнее, чем такая фигура! Вот у Кати, между прочим, фигурка ничего. Груди маленькие, попочка узенькая и со спины она похожа на мальчика-подростка. Кстати, это ее козырь в вашей идиотской конкуренции за Гордеева, а не то, о чем ты только что распалялась.
          Катя покраснела до корней волос от этих слов Гавриила. Ее смутило, что он вслух «по косточкам» разобрал ее тело. Виолетта же не придала ни малейшего значения его словам и продолжала вертеться перед зеркалом, разглядывая себя. Гавриил тоже встал и начал одеваться. Катя дождалась, когда он оденется и выйдет, и только потом тоже поднялась.
 
          Когда Катя вернулась домой, было уже около шести вечера. Дома никого не было. Кирилл с Артемом вернулись к десяти. Накануне они собирались в загородном доме у Леши-стилиста и там же остались ночевать. Ночного отсутствия Кати никто и не мог обнаружить.
 
          Раздался продолжительный телефонный звонок. Кирилл бросился к телефону и торопливо схватил трубку.
          —  Але, Иркутск заказывали?
          —  Да, да, да! — сказал он нетерпеливо, переполняясь радостью.
          —  Алло! Кирюша! Ты?
          —  Да, да, родненькая моя! Нинусик, ну, как ты там?
          —  Ой, не спрашивай! Подозреваю, что раненько я замуж выскочила! — привычно шутила Нина.
          —  Что такое? В муже разочаровалась?
          —  Да нет, не то, чтобы в муже, скорее, в браке разочаровалась. То, о чем я мечтала всю жизнь, оказалось скучным, незатейливым занятием, — вдруг изменился ее тон.
          —  А как муж-то?
          —  Да, что ты заладил: муж да муж? Нормальный муж. Я скучаю по тебе, по Москве. Ты себе представить не можешь, как я здесь зачахла. Друзьями так и не смогла обзавестись — не понимают они ни меня, ни моих шуток, ни моей незаурядности. Я смысл теряю в такой жизни...
          —  Ну, расскажи мне все-все-все, — с искренним интересом попросил Кирилл.
          —  Знаешь, я часто думаю о тебе. Я раньше, прости меня, очень жалела тебя. По-обывательски думала, ну, хорошо, пока ты молод, силен, у тебя есть работа, есть стремление самореализоваться, а потом что? Позже? Ты не можешь полюбить и жениться на женщине. Ваш брат, известно, имеет специфическую психологию. Никто из них не сможет быть тебе семьей. У меня сердце болело, когда я представляла, как ты будешь коротать свои дни в одиночестве. Но теперь, в браке с очень приличным человеком, я стала еще более одинокой, чем до того как обзавелась семьей. Очень скоро меня перестала радовать эта жизнь. Не могу тебе объяснить... Может, мне все бросить и вернуться в Москву?
          —  Ниночек, я приезжаю в конце недели к тебе, ты мне все расскажешь. Я так по тебе соскучился. Мне тебя так не хватает! Но... я очень расстроился из-за твоих слов. Ты не права. Семья — это единственное, что может человека поддерживать по жизни. Если тебя не устраивает такая жизнь, то попытайся найти какой-нибудь выход. Организуй какой-нибудь кружок, что ли, или открой газету, у тебя ведь столько энергии, такой опыт! А может, тебе ребенка родить?
          —  О чем ты говоришь? Какой ребенок в моем возрасте? Да и потом, не уверена я, что меня надолго хватит жить в браке... Как я буду потом одна поднимать сироту?
          —  Что ты несешь? Мне не нравится твой настрой. Прекрати сейчас же истерику. Все. Записывай номер рейса, время и встречай!
          Кирилл действительно расстроился из-за того, что Нина в таком настроении. Но в глубине души он понимал ее — ведь так сложно жить с другим человеком, даже когда любишь. А когда не любишь...
 
          Нина встретила Кирилла с Артемом в аэропорту. Она была одета непривычно элегантно — в норковой шубке, длинной трикотажной прямой юбке и в маленьком черном фетровом беретике. Она сияла от радости встречи и явно была довольна своим внешним видом. Она бросилась обниматься и целоваться с Кириллом и едва кивнула Артему. Тот по своей обыденной привычке был невозмутим и молчалив.
          —  Ты совсем не изменилась, даже не выросла, — пошутил Кирилл, любовно разглядывая подругу.
          —  Ты посмотри на мою шубку, — сказала горделиво Нина и крутанулась вокруг себя. — Я впервые надела норковую шубу в свои девяносто лет. Как я выгляжу?
          —  А выглядишь на все сто...! — скаламбурил Кирилл.
          —  Все, поехали, поехали! У меня пельмени, — скомандовала Нина и указала на старенький «рено», стоявший у самого подъезда в аэровокзал. Она сама села за руль и явно гордилась этим.
          —  Я такие пельмешки налепила! Тесто — шелк! Кирилл ее перебил:
          —  В пельменях самое главное — это мясо!
          —  Ничего ты не понимаешь, — вступила опять Нина, — в пельменях самое главное — тесто!
          И тут неожиданно всегда молчавший Артем включился в дебаты:
          —  А по-моему, в пельменях самое главное — их количество!
          Кирилл с Ниной переглянулись.
          —  Остроумно! — заметила она и тут же без перехода затарахтела: — Петрович на второй день моего приезда потащил меня в универмаг и решил мне купить норковую шубу. Я-то приехала, сам знаешь, в джинсах да в стеганой курточке. А здесь холодрыга. В магазине он сразу выбрал самую большую, широкую и длинную до пят шубу и заставил надеть. Потом попросил норковую шапку с высокой тульей и нахлобучил ее на меня. Здесь это — верх шика, достатка и модности! Можешь себе представить, что я увидела в зеркале? А продавщицы давай нахваливать — дорогущая же покупка могла оказаться! — Нина заправски вела машину. — Я, конечно, тут же скинула ее и выбрала себе эту — покороче и помоднее, тем более, что я сразу глаз положила на эту машину, на которой ездил Петрович, в длинной шубе неудобно было бы садиться за руль.
          —  Петрович-то дома? — спросил Кирилл.
          —  Нет, вчера в командировку уехал, как раз на три дня! — ответила Нина радостно.
          —  Сама, небось, отправила, испугалась, решила спрятать муженька? — пошутил Кирилл.
          —  Да он сам еле-еле уезжал, как раз вас боялся. Он никак не может понять моей страсти к тебе и очень хотел с тобой познакомиться. — Нина прищурила глаза. — О, скоро подъезжаем! Я себе представляю, как сейчас соседи моего подъезда застыли в окнах в ожидании. Я им интересна. Я же еще их воспитываю в ногу со временем! Как врублю с утра своих любимых «Мумий Тролльчиков»! Они уже весь репертуар их знают наизусть. Так что если бы Илья Лагутенко решил бы баллотироваться от нашего подъезда, успех был бы обеспечен!
          —  Баллотироваться куда? В старшие по подъезду? — добродушно усмехнулся Кирилл.
          —  А ты не смейся, я свой подъезд весь строем погоню на избирательный участок, чтобы голосовали за тебя. Предвыборную кампанию я преимущественно веду среди них! Вон они, прячутся за занавесками — уже все знают, что ко мне москвичи приезжают. — Нина начала подруливать к своему дому, у которого стояли гаражи-«ракушки». — Ко мне сегодня соседка заходила, когда я лепила пельмени, и хитренько так спрашивает: «Петровича-то нет, для кого лепишь?». Я сказала, гостей из Москвы жду. Она обязательно попозже зайдет, чтобы посмотреть, что за гости. Поэтому я сказала, что вы — мои братья, — остановила Нина машину и, поставив на ручник, выключила зажигание.
          Кирилл, ухмыльнувшись сказал:
          —  Могла бы сказать, что мы — твои сестры.
          Нина обернулась и долго посмотрела на него, потом сердечным тоном сказала:
          —  Как же я, оказывается, по тебе соскучилась...
 
          За все время пребывания в Иркутске Кириллу так и не удалось нормально посидеть с Ниной и поговорить о том, что ее тревожит. Расписание Кирилла было насыщенным, а потом он все время был с Артемом. Его присутствие, конечно, не располагало Нину к интимным разговорам. Она, как обычно, хорохорилась и сама больше тему о семье и браке не затрагивала.
          Всю необходимую программу по предвыборной кампании Кирилл выполнил в срок. Организаторы кампании еще раз обратились к нему со своим пожеланием о том, что хорошо бы Кириллу жениться.
          Когда он рассказал об этом Нине, она вдруг неожиданно, не задумываясь, сказала серьезно:
          —  Тебе надо на Кате жениться...
          —  Об этом даже речи не может быть, — обрубил Кирилл. — Закрыли тему!
          Нина повезла Кирилла и Артема в аэропорт. Ехали молча. Разговор не клеился. Ощущалась какая-то напряженность.
          —  Ты подумай, все же... — медленно произнесла Нина, глядя на Кирилла. — Какая могла бы красивая история сложиться!.. Ты — роскошный суперпопулярный денди женился не на какой-нибудь топ-модели или шоу-звезде, а на своей землячке, на простой милой девушке! — она покачала головой с досадой.
          —  Закончили разговор, — стал раздражаться Кирилл.
          У стойки регистрации Нина опять затронула эту тему:
          —  Ну, может, я сама Кате позвоню и поговорю об этом? Я уверена, что она будет счастлива, — Нина заглянула ему в глаза. — Ей просто нужно будет объяснить, что она может этим тебе помочь, сыграть очень важную роль в твоем избрании в депутаты, а?
          —  Я не хочу злоупотреблять ее чувствами... Не хочу манипулировать человеком...
          Нина сделал удивленные глаза:
          —  Ты собираешься манипулировать массами, а тут такие сантименты?..
          —  Не надо ее впутывать в это дело, она может неправильно понять, потом разочарование будет болезненное, — Кирилл был серьезен. — Ну, может быть, обойдемся все-таки без женитьбы?..
          —  Может и обойдемся, — нехотя согласилась Нина. Потом вдруг внимательно посмотрела на Артема:
          —  А ты хорошо тогда сказал про пельмени... Я хоть голос твой услышала... — и впервые за все время знакомства с ним, Нина подошла к Артему, обняла и похлопала его по груди. Артем впервые смутился.
 
          В понедельник, после приезда из Иркутска, Кирилл помчался на работу и перед выходом сообщил Кате, что вечером опять пригласил в гости Лешу. Катя была безмерно рада. Поздно вечером, вернувшись с занятий, она с досадой обнаружила, что дома никого нет. Некоторое время она еще надеялась, что Кирилл с Лешей придут позже. Ближе к часу ночи она поняла, что ждать уже не нужно и пошла укладываться спать.
          Ее разбудил телефонный звонок. Она механически глянула на часы, которые стояли у нее на тумбочке, и увидела, что уже четверть третьего. Она встала и подняла трубку. Катя очень удивилась, когда услышала голос Леши.
          —  Катенька, извини, что я так поздно звоню.
          —  Что случилось? — Катя почему-то испугалась.
          —  Нет, ничего. Я хотел сегодня в гости к вам прийти, но потом мы передумали и приехали ко мне. Кирилл и Артем у меня. Ты не беспокойся, пожалуйста. Я уложил их уже спать.
          У Кати отлегло от сердца.
          —  Но я тебе звоню не просто так, — продолжил Леша. — Прости, что не нашел другого времени, но это очень важно. Для Кирилла.
          Катя удивилась:
          —  Для Кирилла?
          —  Да. Мне показалось, что я могу по этому поводу тебя потревожить в такое время.
          —  Да что же случилось? Я ничего не понимаю, — Катя начала беспокоиться.
          —  Послушай меня, пожалуйста, внимательно, не перебивая. Потом я тебя послушаю. Ты же знаешь, что Кирилл баллотируется в депутаты?
          —  Да, знаю.
          —  Не перебивай меня, пожалуйста, я знаю, что ты знаешь. Так вот, для того, чтобы его предвыборная кампания прошла эффективно и чтобы в итоге он был бы избран, сейчас для имиджа ему необходимо быть... женатым. Он сегодня мне об этом сказал. Я тут же подумал, что лучше кандидатуры, чем ты, ему не найти. Но он категорически отказывается, — Леша замолчал.
          Катя не знала, как реагировать. Он просил помолчать, но молчать ей было сложно. То, что Леша сейчас сказал, потрясло ее.
          —  Кирилл уже спит и я воспользовался моментом, чтобы поговорить с тобой, — Леша явно не знал, как дальше продолжить разговор. — Катенька, ты должна правильно понять эту ситуацию. Ему сейчас нужна твоя помощь. Ты же хочешь ему помочь, правда? Он знает, что ты любишь его, поэтому не хочет пользоваться этим и, как бы тебе сказать, боится обнадеживать. Боится, что ты можешь неправильно понять это и надеяться на большее... на другие отношения. Но отношения не изменятся... пока. Если ты можешь его поддержать, то это было бы сейчас очень важно... Ну, что ты молчишь?
          —  Ты просил не перебивать...
          Наступила тягостная пауза. Катя еще не могла переварить то, что услышала.
          —  Почему он сам меня не хочет об этом попросить? — спросила она.
          —  Я же тебе говорю, что он даже не допускает этой мысли. Не хочет злоупотреблять твоим к нему чувством. Поэтому я и решил поговорить с тобой. Если бы ты согласилась, я бы смог уже сообщить Кириллу об этом и, я думаю, все сложилось бы как можно более удачно для всех. Но ты сейчас ничего мне не отвечай, а подумай. Я тебе завтра позвоню и мы с тобой все обсудим, хорошо?
          —  Хорошо, — ответила Катя тихо.
          Они распрощались, и Леша положил трубку. Катя пошла к себе в комнату. Сердце ее выпрыгивало из груди. Она еще не все осознавала, но ее обуяла радость оттого, что может выйти замуж за Кирилла. Пусть даже по необходимости, а не по любви с его стороны. Ей казалось, что брачные узы могут сблизить их и изменить его отношение к ней. Конечно, она долго не могла уснуть, представляя себя в белом свадебном платье и в фате рядом с любимым ею Кириллом Гордеевым. Только под утро ей удалось заснуть.
          Весь следующий день Катя ждала звонка от Леши, чтобы сказать ему, что она готова ко всему, что касается Кирилла. Но Леша не звонил. Сама она почему-то стеснялась позвонить ему. И Кирилл не звонил. Катя знала, что он должно быть уже на работе. И Артем не появлялся. Весь день Катя не находила себе места. Ей очень хотелось поделиться своей радостью с Виолеттой, но решила не торопить события — Катя ведь не знала еще, как все сложится. Вдруг он все же решит обойтись без женитьбы или, еще хуже, найдет кого-нибудь, брак с которой доставит ему меньше переживаний и хлопот. Катя поняла, что на занятия ей идти бессмысленно — она не сможет сосредоточиться, поэтому решила остаться дома и отзвонилась Виолетте, сказавшись больной. Катя старалась себя чем-нибудь занять, но делать было нечего — дома было прибрано, еда, приготовленная еще вчера к посещению гостей, стояла в холодильнике. Так до вечера она ходила по квартире из комнаты в комнату с забитой мыслями головой.
          Наконец, поздно вечером вернулись Кирилл с Артемом. Они вели себя как обычно. Катя силилась увидеть в выражении лица Кирилла что-нибудь особенное, но тщетно. Весь вечер она вертелась вокруг телефона, но Леша так и не звонил, а Кате не терпелось уже расставить все на свои места.
          Ближе к полуночи Кирилл пошел укладываться спать. Артем уже спал. Катя не знала, что делать. Она боялась обрекать себя еще на одну бессонную ночь, без какой-либо определенности. И решилась. Когда Кирилл вышел из душа и направился в спальню, Катя перехватила его:
          —  Ты ни о чем не хочешь со мной поговорить?
          Кирилл с искренним изумлением взглянул на нее. Он не ответил, но не ушел, а стоял, как стоял — с полотенцем на шее. Катя кивнула в сторону дивана в гостиной, предлагая присесть. Кирилл послушно последовал за ней, но сел в кресло, пристально глядя на нее. Катя решиться-то решилась поговорить с ним, но теперь, когда она видела его напротив себя, не знала, как начать разговор. Она сидела на краешке дивана, сложив руки на коленях, с опущенной головой. Кирилл молча терпеливо выжидал. Она подняла глаза и увидев его внимательный взгляд, сказала:
          —  Не надо ничего говорить и объяснять. Не надо никого искать, я хочу стать твоей женой... на любых условиях. Никаких требований с моей стороны не будет. Если это хоть в чем-нибудь тебе будет полезным, то я готова...
          Кирилл неожиданно резко встал и, только бросив: «Завтра поговорим», ушел к себе. Конечно, Катя никак не ожидала такой реакции — она оказалась в нелепом положении, не зная, что делать. Но ей ничего не оставалось, как только тоже пойти спать. Предыдущая бессонная ночь дала о себе знать, и она, к удивлению, очень быстро уснула.
 
          Утром она встала, как обычно, часов в девять. Пройдя к ванной, она вдруг услышала шум моющейся посуды. Ее удивило это. Никогда в такое время ни Кирилл, ни Артем не вставали. Она заглянула в кухню и увидела Кирилла, который стоял у мойки, уже закрывая кран. Она поймала его растерянный взгляд. Кивнув ему головой в знак приветствия, она пошла в ванную. Приведя себя в порядок, Катя вошла на кухню и увидела, что Кирилл не покидал ее, а сидел за пустым столом, устремив свой взгляд в стену. Катя села напротив. Кирилл перевел взор на нее и серьезным тоном сказал:
          —  Если ты готова, то мы могли бы прямо сейчас поехать в ЗАГС, подать заявление.
          Катя была без ума от радости, быстро отогнав от себя мысль о том, что Кирилл ничем романтическим не предварил свое предложение. Сейчас это было уже неважно. Она вскочила из-за стола и пошла одеваться. От внутреннего ликования она никак не могла подобрать одежду, в которой можно было поехать в ЗАГС. Кое-как выбрав то, что нужно, она быстро оделась и вышла из своей комнаты. Кирилл был тоже уже собран. Он оценивающим взглядом оглядел ее с ног до головы и, решив, что все в порядке, указал на дверь.
          В ЗАГСе им сказали, что их могут записать в очередь на регистрацию, которая может состояться через два месяца. Кирилл был ошеломлен. Тут же набрав по мобильному телефону чей-то номер, он сказал об этом. Затем им пришлось некоторое время подождать. Они решили пересидеть в машине, потому что на улице было достаточно прохладно. За все время дороги и пребывания в ЗАГСе Кирилл не проронил ни слова. Катя не знала, что сказать, поэтому тоже молчала. Через некоторое время телефон Кирилла зазвонил. Он включил трубку и кому-то несколько раз сказал: «Да, да». Потом кивнул Кате головой, приглашая выйти из машины, и они снова прошли в помещение ЗАГСа. Теперь уже им предложили заполнить анкеты, сообщив, что регистрация может состояться в ближайшую субботу. Сегодня был вторник. Катя мысленно ахнула: «Так скоро?» Времени на рассуждения не было, Кирилл поторопил ее. Заполняя анкету, Катя дошла до того места, в котором спрашивали, будет ли она менять фамилию. Она исподлобья посмотрела на Кирилла, который сидел рядом, уткнувшись в анкету, неожиданно осмелев, вдруг спросила:
          —  Можно я возьму твою фамилию?
          Кирилл посмотрел на нее с удивлением, потом пожал плечами и ответил:
          —  Если хочешь, возьми.
          Катя чуть не запрыгала от счастья.
          Когда они вышли из ЗАГСа, Кирилл посадил ее в такси и отправил домой, а сам поехал на работу. Катя не могла дождаться, когда доедет и бросится к телефону, чтобы позвонить Виолетте и чтобы сообщить ей эту сногсшибательную новость.
          Виолетта сначала даже потеряла дар речи, потом, придя в себя, восторженно выдохнула:
          —  Вот это да! Вот это у тебя судьба! А можно я буду у тебя на свадьбе дружкой? А когда ты теперь меня познакомишь со своим женихом? Боже мой, как красиво звучит — твой жених! — искренне радовалась за подругу Виолетта.
 
          Вечером на занятиях они бурно обсуждали, какое свадебное платье надо искать, кого пригласить на свадьбу, где бы хотелось, чтобы она состоялась. Дома Катя спросила у Кирилла, когда же они поедут покупать свадебное платье. К ее великому изумлению, он ответил, что в свадебном платье нет необходимости. Это будет быстрая формальная регистрация. Но если Катя хочет, то он бы мог купить ей просто какой-нибудь новый наряд. Катя сильно расстроилась. Но старалась не подавать виду. Она понимала, что любые ее притязания будут неуместны. Единственное, что ее еще волновало, это приедут ли на свадьбу их мамы. И она спросила об этом у Кирилла.
          Он строго посмотрел на нее и сказал:
          —  Ты хочешь, чтобы они после регистрации пошли с нами в гей-клуб?
          Только теперь до Кати стал доходить истинный смысл всей этой затеи. Лежа на кровати, она почти до утра ругала себя за непонятливость. С чего же она решила, что их брак будет похож на все остальные нормальные браки? Ведь Леша сказал, что это надо для политической карьеры Кирилла, по сути, это фиктивный брак. Конечно, о настоящей свадьбе и белом платье с фатой речи не могло быть изначально. Какая же она глупая, что возомнила себя полноценной невестой и ошибочно рассчитывала на изменение отношений между ними. Слезы застилали ее глаза. Но Катя взяла себя в руки и твердо решила больше не обнадеживаться и не досаждать Кириллу своими притязаниями. Он ведь ни о чем ее не просил и ничего не обещал. Это она сама вызвалась ему помочь, сама, по сути, предложила этот контракт. На этом она успокоилась и заснула.
 
          Тем не менее на следующий день Кирилл предложил Кате поездить по магазинам и прикупить что-нибудь новенькое. Они быстро собрались и проехались по уже знакомым Кате бутикам. Их везде с радушием принимали, предлагали свои новинки, угощали кофе. Катя светилась гордостью. Ей хотелось всем рассказывать о том, что она невеста Кирилла и что это предсвадебный вояж по магазинам. Конечно, ничего такого она никому не могла сказать. Но ее радовало уже хотя бы то, что в некоторых бутиках ее узнавали, вспоминая их летние покупки. Кирилл опять купил кучу разных вещей для Кати, что было достаточно актуально. На дворе стояла поздняя осень. Попросить Кирилла обновить ей гардероб, конечно же, ей даже в голову не приходило. Теперь Катя была счастлива, что осенне-зимний сезон не будет ее больше пугать и беспокоить. Последнее, что они купили, были обручальные кольца.
          Когда Кирилл привез ее со всеми покупками домой, она спросила:
          —  Можно я приглашу в гости мою подругу, которую я попросила быть на регистрации дружкой?
          —  Свидетельницей, — поправил ее Кирилл.
          —  Ну да, свидетельницей. Она твоя давняя поклонница и очень хочет с тобой познакомиться. Не в ЗАГСе же вам впервые видеться...
          —  Да ради бога.
 
          И только тут Катя вспомнила, что Виолетта свое поклонение демонстрировала необычным способом, по ее собственному выражению «донимала его СМС-сообщениями». Но Катя не знала реакции Кирилла на эти сообщения и не знала, говорить ли ему, что это та самая девушка. Поскольку до регистрации оставалось всего два дня, то следовало их познакомить как можно скорее. Зная характер Кирилла, она нутром чувствовала, что Виолетта почему-то может ему не понравиться. Но отказываться от Виолетты Катя не собиралась. И на свой страх и риск, после ухода Кирилла на работу, Катя позвонила Виолетте и сказала, что после занятий они вместе придут к ним домой — знакомиться с Кириллом и посмотреть покупки.
          Любопытство Виолетты было настолько велико, что она уговорила Катю уйти с последней пары занятий. Когда они приехали, Кирилл уже был дома.
          Девушки вошли и Катя с порога представила подругу:
          —  Кирилл, познакомься, пожалуйста, это Виолетта, моя единственная подруга здесь.
          При имени Виолетта у Кирилла вздернулись брови, но он ничего не сказал. Внимательно посмотрев на девушку, он подумал, что это, может быть, та самая Виолетта. «Достаточно редкое имя, чтобы быть только совпадением», — подумал он, и чутье ему подсказывало, что он не ошибается. Это обстоятельство сразу испортило ему настроение. Он еще не был убежден, что это она, но уже только само подозрение отвратило его от гостьи.
          Виолетта всячески старалась понравиться Кириллу. Она заглядывала ему в глаза, жеманно двигалась и говорила что-то несусветное. Катя, глядя на подругу, начала немного нервничать. Не то, чтобы она ревновала, а как раз наоборот, видя, что Виолетта не совсем правильно себя ведет, боялась, что она не произведет на Кирилла должного впечатления. Его отсутствующий взгляд и явное недружелюбие вогнали девушек в неловкость. Чтобы не усугублять состояния, Катя предложила Виолетте пройти к ней в комнату и посмотреть ее новый гардероб. Когда они остались одни, Виолетта не переставала восхищаться Кириллом, его квартирой и выказала дружеский восторг подруге за ее завидное положение. Новые тряпки Кати тоже понравились. Пошушукавшись еще немного, они вышли в гостиную. Кирилл продолжал сидеть в кресле перед телевизором и листал журналы. Только сейчас Катя обратила внимание, что Артема нет дома. Но его отсутствие, как, собственно, и присутствие ее перестало волновать.
          Увидев полное равнодушие к своей персоне со стороны своего кумира, Виолетта заторопилась домой, тем более что было уже довольно поздно:
          —  Мне мама сказала, что сегодня позвонит, — с ударением на второе «о», — щебетала Виолетта, не отрывая взгляда от Кирилла, — я должна быть дома. И еще Гэбриел с Виталиком сказали, что позвонят. До свидания. Рада была познакомиться. Кать, позвонишь мне завтра, хорошо?
          Когда дверь за ней закрылась, Катя влетела в комнату и тут же набросилась на него:
          —  Почему ты так по-хамски себя вел с ней?
          —  А что значит «по-хамски»? Я слова ей не сказал, — спокойно ответил Кирилл.
          —  Вот именно, что слова не сказал. Ты даже не попрощался.
          —  Потому что я и не здоровался.
          —  Да что она тебе плохого сделала? Она же в гости к нам пришла. Она — твоя поклонница, обожает тебя, восхищается, пришла познакомиться с тобой, а ты... — обиженно продолжала Катя.
          Кирилл вздохнул и внимательно посмотрел на Катю:
          —  Я не разговариваю с людьми, которые говорят «позвонишь», — с ударением на второе «о», раздраженно сказал он. — По-русски не говорят «позвонишь», «позвонит», «позвонят», — подчеркивая ударение на второе «о», передразнил интонацию Виолетты Кирилл.
          Катя перебила его:
          —  А что тут такого-то? Разве это не производные слова от слова «звон»?
          —  Производное от слова «звон» только слово «мудозвон», а правильно говорить надо только «позвонишь», «позвонит», «позвонят», — ставя ударение на последние слоги слов, ответил Кирилл.
          Катя смутилась, не зная, что сказать.
          —  А потом, что это за имя — Виолетта? — хмыкнул он. — Я поражаюсь нашему народу. Зачем называть своих детей иностранными именами?.. Знаешь, откуда взялось имя Виолетта?
          —  Наверное, из Италии, — робея ответила Катя.
          —  Именно оттуда, родненькая. Причем, насколько я понимаю, Виолеттой эту дуреху назвали в честь героини популярной оперы Верди «Травиата», которая у нас в стране особенно любима. Но самое смешное то, что героиня «Травиаты» по сюжету оперы была куртизанкой, по-нашему, содержанкой, а точнее, блядью. То есть девушка неустойчивых моральных принципов. Опера-то, конечно, гениальная, и название красивое, и имя Виолетта звучное. Вот наш народец спокойно и называет своих дочерей, по сути дела, именем уличной девки. Это все равно, что если бы итальянцы называли своих дочерей, допустим, Манька Облигация. Тоже ведь красиво звучит! — иронизировал Кирилл. — Прав был Федор Михайлович Достоевский, когда говорил: «Широк русский человек, хорошо бы его сузить!».
          Катя слушала его, не зная, что сказать. Потом выдавила из себя:
          —  По крайней мере, Виолетта умнее Артема.
          Кирилл посмотрел и ответил с усмешкой:
          —  Умнее Артема быть не сложно.
 
          Регистрация была назначена на три часа дня. В субботу утром Виолетта примчалась к Кате спозаранку Они накануне договорились, что вместе поедут к Леше делать прически и макияж.
          —  Ну, что он про меня сказал? — спросила Виолетта подругу с порога.
          Катя немного замялась, потом выдохнула:
          —  Он мало говорит... И ничего про тебя не сказал...
          Виолетта подозрительно на нее взглянула, но тут же перевела разговор.
          Они приехали в салон Леши, который уже их ждал. Радость и восторг читались на его лице сразу, как только девушки к нему ворвались.
          —  Катенька, как я рад за тебя! И за Кирилла, кстати, тоже. Извини, пожалуйста, что я тогда так и не перезвонил — он запретил мне это делать, ты же понимаешь... Но теперь, видишь, все сложилось как нельзя лучше.
          Леша обеим девушкам сделал превосходные прически и макияж и со словами: «До вечера», посадил их в свою машину, попросил водителя отвезти их домой. Когда они вернулись домой, Кирилл и Артем уже тоже были при полном параде. Кирилл оглядел обеих девушек оценивающе, но ничего не сказал.
          Все это время Катю удивляло то, что никакой суеты, никаких телефонных звонков, никаких поздравлений по поводу такого важного события не было. За эти несколько дней только их мамы звонили каждый день. Вырывая друг у друга трубку, подолгу расспрашивали и плакали. На вопрос, почему бы им не приехать на свадьбу, Катя уклончиво ответила, что сейчас нет времени устраивать торжественную вечеринку и что настоящая свадьба будет позже. Мамы были так счастливы, что примирились со всеми объяснениями.
          На регистрацию они приехали вчетвером: Кирилл с Артемом и Катя с Виолеттой. Новобрачным выдали их брачное свидетельство не в торжественном зале под звуки марша Мендельсона, а в маленькой комнатке, без всяких высокопарностей. Об этом предусмотрительно договорился Кирилл. Все волнительное ожидание, которое испытывала Катя все эти дни, было притушено столь формальным и быстрым бракосочетанием. Вся церемония заняла десять минут и уже через полчаса Кирилл с Артемом привезли девушек домой, а сами куда-то уехали.
          Катя была подавлена. Как она ни старалась убедить себя в том, что все это нормально, что по-другому и не могло быть, все же она сильно ощущала унизительность своего положения. Она не могла не заметить и того, что в ЗАГСе, когда они обменялись кольцами, сразу на выходе, Кирилл снял с пальца обручальное кольцо и надел опять свое серебряное, которое он последнее время носил. Такое же кольцо она видела на руке и у Артема. Хорошо, что рядом была Виолетта. Она искренне подбадривала подругу:
          —  Да не кисни ты. Все идет отлично! Я бы полжизни отдала, чтобы сейчас оказаться на твоем месте. Ничего, ничего, все равно вся жизнь впереди и жизнь совсем другая, семейная. Он еще оценит тебя! А что регистрация? Это же формальность! Он же популярный человек, наверное, не хотел особой шумихи, чтобы не говорили, что он перед самыми выборами специально женился, чтобы поднять свой рейтинг. Все хорошо, а будет еще лучше!
          Виолеттины слова немного успокоили Катю. Они пошли в магазин, купили себе шампанского и решили сами отметить это событие. «Кто бы мог подумать, что я именно так выйду замуж...», — думала про себя все время Катя. Шампанское сделало свое дело, она немного расслабилась и через некоторое время совсем успокоилась.
          Кирилл, уезжая, ничего ей не сказал. Поэтому когда ближе к десяти вечера он позвонил и предупредил, что сейчас за ними заедет и они поедут в клуб отметить их бракосочетание, Катя была крайне удивлена.
          —  Вот видишь, а я что тебе говорила? Будет настоящая свадьба! — казалось, Виолетта радовалась больше Кати.
 
          Когда все четверо — Кирилл, Артем, Катя и Виолетта вышли из машины и вошли в клуб, прямо с порога на них обрушился шквал аплодисментов, криков поздравлений и фотовспышек. Огромное количество людей восторженно смотрело на них. Летели серпантин, конфетти, гремела музыка, открывалось шампанское. Счастью Кати не было предела. Она увидела среди присутствующих и Лешу, и Гавриила, и Виталика, чему была несказанно рада. Они поочередно подходили и поздравляли сначала Кирилла, потом ее, Катю. Похоже, что Кирилл был удивлен таким приемом не меньше, чем Катя. Хотя ему удивляться было нечего. Он-то знал, что такое событие невозможно было бы скрыть от его «собратьев». Этот гей-клуб был его излюбленным местом, хозяева клуба, зная, что Кирилл только сюда мог прийти в этот день, вот так подготовились и встретили. Столы были накрыты изысканными блюдами, шампанское и виски лились рекой. Это был подарок одному из самых знаменитых завсегдатаев клуба Кириллу Гордееву. И ему это было приятно.
          Когда ажиотаж прошел, молодожены разделились по своим компаниям. Катю с Виолеттой окружили Гавриил и Виталик. Кирилл с Артемом расположились в VIP-зоне с хозяевами клуба и с известными персонами.
          Через некоторое время вдруг зал оживился и посетители потянулись к сцене, вокруг которой началась какая-то суета. Катя с Виолеттой тоже приблизились к ней, где люди тут же стали уступать им место, давая возможность пройти ближе. Свет на сцене погас и через секунду на ней появились пятеро трансвеститов, одетых в свадебные платья. Их наряды, видно было, наскоро сшиты из марли и отделаны... дамскими прокладками: бахрома на подолах и рукавах, боа на шеях, а также фата — из тампонов, соединенные ниточками, шляпки и некоторые детали нарядов были сооружены из прокладок с крылышками. Эффект был непередаваем и вызвал гром восторженных аплодисментов. При этом все «невесты» выделывали уморительные па, конкурируя между собой. Потом на сцену вышел конферансье в смокинге и бабочке и объявил конкурс «А, ну-ка, невестушки!» По условиям конкурса «невесты» должны были соревноваться в умении готовить, петь и танцевать. Для первого задания на сцену выкатили пять сервировочных столика с различными ингредиентами для салатов. По команде конферансье «невесты» приступили готовить блюда. Их действия, конечно же, были утрированно неловкими, они обливались соусами, роняли продукты, подбирали их с пола и снова клали в тарелку. Все это вызывало дружный смех. Когда время истекло, то в чашках каждой были малопривлекательные на вид салаты, которыми они пытались угостить посетителей. Следующим заданием было исполнить песню. Отпихивая друг друга от сцены, «невесты» рвались первыми исполнить свою песню. Потом, наконец, конферансье навел порядок выстроил их в очередь. Песни исполнялись под фонограмму из репертуара известных американских певиц — Эллы Фицджеральд, Дайаны Росс, Уитни Хьюстон, Мадонны и Бритни Спирс. Подражая каждой из них, «невесты» довольно артистично выполнили это задание. И последним номером конкурсной программы был танец. Под зажигательные латиноамериканские ритмы конкурсантки пустились в пляс уже одновременно, а не по очереди. Во время танца они стали срывать с себя прокладки и тампоны и под веселый визг посетителей выкидывать их в зал. Когда сорваны были последние марлевые платья, «невесты» остались в белоснежном женском белье, в чулках и подтяжках. В этот момент на сцену ворвалась группа молодых парней в костюмах и бабочках, изображая женихов, и они стали танцевать парами, постепенно двусмысленными движениями превращая танец в непристойную оргию. «Невесты» начали снимать со своих «женихов» их одежды, пока они не остались в одних плавках, которые только условно можно было назвать трусиками — они едва прикрывали причинные места, а сзади кроме тонкой полоски шнурка по талии, казалось, что молодые люди абсолютно обнажены. Зал ликовал. Шоу закончилось дикой вакханалией сплетенных полуобнаженных тел. С последним аккордом свет на сцене погас, а когда его включили, то артистов уже не было — они исчезли.
          Шоу на всех произвело невероятное впечатление, особенно на неискушенных Катю с Виолеттой, затмив впечатление, полученное от шоу в «Рептилиях».
          Глубоко за полночь Кирилл отправил девушек по домам, а сам остался догуливать.
 
          Семейные будни ничем не отличались от предыдущих «несемейных». Жизнь Кати протекала в том же русле, как и прежде. Отношения с Кириллом тоже никак не изменились. Он много работал: делал журнал, монтировал ролики, писал статьи. Катя сознанием понимала, что ни на что и рассчитывать нельзя, но чувства ее были задеты — она хотела, чтобы Кирилл более тепло к ней относился, хотя бы разговаривал с ней. Конечно, ее обижало то, что он никогда не интересуется ее жизнью, ни тем, как она учится, ни тем, что происходит в ее голове. Изменить как-то эту ситуацию она была не в силах, поэтому приходилось мириться со своим положением так, как оно есть.
 
          —  Я не хочу опять оставаться дома одна, — возмутилась Катя однажды, когда Кирилл собрался в клуб. — Я поеду с тобой.
          —  Нечего тебе там делать. Сиди дома! — процедил сквозь зубы он.
          В последнее время Кирилл был очень напряжен. Уже несколько дней, как Артем куда-то исчез, и Катя понимала, что плохое настроение Кирилла связано именно с этим.
          —  Нет, не останусь! — уже капризничала Катя. — Отвези меня тогда к Виолетте!
          Кирилл начал злиться:
          —  Чего тебе по ночам болтаться по городу? Не морочь мне голову. И мне сейчас пол-Москвы объезжать.
          —  Завтра суббота. Я тоже хочу с кем-нибудь пообщаться, — не унималась она. — Не надо пол-Москвы объезжать, Виолетта недалеко здесь живет.
          Кирилл грозно взглянул на нее и сквозь зубы прошипел:
          —  К этой дуре не повезу.
          —  Не называй ее так, она моя единственная подруга, — посмотрела Катя на Кирилла вызывающе.
          Кирилл нехотя сдался.
          Путь пролегал через клуб, в который собирался ехать Кирилл, и он с досадой отметил про себя, что придется делать крюк, а потом возвращаться сюда. Было уже темно. Недалеко от клуба Кирилл еще издалека вдруг заметил, что на тротуаре два громадных амбала избивают двух каких-то девиц. Проезжая мимо, Кирилл обернулся в ту сторону:
          —  Девок, что ли, бьют?
          Тут он резко тормознул и вышел из машины. Катя сидела с другой стороны и драки не заметила. Она попыталась выглянуть из окна машины с водительской стороны, но ничего толком не могла разглядеть. Она видела только удаляющийся силуэт Кирилла. Прошло несколько минут, когда она услышала шаги подходящих к машине людей. Кирилл открыл свою дверцу и злобно что-то крикнул своим спутникам. Катя услышала, что кто-то открыл заднюю дверь машины с ее стороны. Она тревожно обернулась — на заднее сиденье забирались две вызывающе одетые и сильно раскрашенные девушки. Катя не успела их разглядеть — машина резко дернулась и ее сильно качнуло. Ей пришлось принять удобное положение, глядя вперед. Девушки, сидящие сзади, шмыгали носами. Было явно слышно, что они плакали и пытались успокоиться. Катя посмотрела на Кирилла и увидела, что он был сильно зол. Поэтому она даже не решилась что-либо спросить у него. А сам он ничего не объяснял. Через минуту он опять резко тормознул и Катя увидела, что они оказались у самого порога клуба.
          —  Выметайтесь, — желчно скомандовал Кирилл.
          Девушки невнятно благодаря и извиняясь, вышли из машины.
          Кирилл развернул машину и поехал по направлению к дому. Катя с удивлением посмотрела на него, но он молчал. Они подъехали к своему подъезду, и только тогда Кирилл, не глядя на Катю, уже спокойным голосом ей сказал:
          —  Выходи. Пошли домой.
          Катя безропотно вышла. Пока они поднимались на свой этаж, Катя все-таки осмелилась и спросила:
          —  А что случилось?
          —  Я думал, какие-то здоровенные парни девчонок бьют, а ими оказались педовки-трансвеститки. Если б я сразу их разглядел, не пошел бы разнимать. Пусть бы хоть поубивали их, — уже злобно закончил он.
          Катя смотрела на него с восхищением — ее приятно поразил его поступок, но она не поняла, почему он так разозлился, что спас не девушек, а трансвеститок:
          —  Почему ты так говоришь?
          Кирилл не ответил на ее вопрос. Они вошли в квартиру и он, раздеваясь, бросил ей:
          —  Звони своей подружке, отменяй приезд.
          —  Ты тоже никуда не поедешь? — обрадовалась Катя.
          —  Нет. Охота пропала.
          Она с гордостью оценила его смелость — этот инцидент открыл для нее еще одно качество в Кирилле, и ей захотелось как-то снять его напряжение. Она позвонила Виолетте, потом поставила чайник и подошла к нему. Он уже сел в кресло и включил телевизор.
          —  Почему тебя это расстроило? — спросила Катя, усаживаясь рядом на диван.
          —  Я ненавижу педерастов. Особенно манерных и переодевающихся.
          Катя удивилась такому признанию.
          —  Я бы сам их всех поубивал, — с желчью в голосе добавил Кирилл.
          —  Но почему? — недоумевала Катя.
          Кирилл вздохнул и уже спокойным серьезным тоном сказал:
          —  Наверное, потому что вижу в них карикатурное изображение себя...
          Катя давно хотела сложить доверительные отношения с Кириллом и теперь решила воспользоваться ситуацией и вызвать его на разговор, который был бы интересен и для него, и для нее самой:
          —  Когда ты бросился защищать... этих... девушек, тебе не было страшно? Ты не боялся, что силы не равны и что тебе тоже могли накостылять?
          Кирилл взглянул на нее и усмехнулся:
          —  Правду сказать, я не уверен, полез бы я в драку, если бы рядом не было тебя.
          Катя удивленно подняла брови. Кирилл видел, что она недоумевает и продолжил:
          —  Подвиг часто совершается тогда, если тому есть свидетель. Когда знаешь, как тебя воспринимают, хочется соответствовать этому представлению. Не будь тебя, может, я и не стал бы ввязываться...
          —  Ты хочешь сказать, что когда ты спасал девчонок, ты просто хотел произвести впечатление на меня? — поразилась Катя.
          —  Не то чтобы хотел, просто инстинктивно следовал поведению того образа, который обо мне сложился у тебя.
          —  А ты знаешь, какой образ о тебе сложился у меня?
          —  По крайней мере, догадываюсь.
          — А я думаю, что чувство внутреннего достоинства сильнее инстинкта самосохранения. Поэтому ты не мог проехать мимо — это было бы не в твоих правилах, — выжидающе смотрела Катя на Кирилла.
          После отъезда Нины Кирилл сильно ощущал отсутствие понимающего его человека. Теперь, глядя на Катю, он внутренне чувствовал, что, может быть, эта маленькая девочка гораздо тоньше и глубже понимает его, чем ему показалось на первый взгляд. Кириллу искренне захотелось вдруг поговорить с ней по душам:
          —  Я верю в судьбу, в предопределенность ее. Я проживу жизнь так, как мне предначертано, и кончу ее так, как мне написано. От этого понимания исчезает чувство страха. Любого страха. Даже чувство страха собственной смерти. А когда знаешь, что ты умрешь не раньше и не позже и не как-нибудь, а ровно так, как суждено, то уже не боишься следовать нравственным заповедям: защищать слабых, бороться за справедливость, отстаивать свою правоту. Не страшно быть сильным. Я наперед знаю свое будущее. И это будущее мне не кажется особо ценным. Поэтому перестаешь дорожить своей жизнью.
          Катя не переставала удивляться ходом его мыслей:
          —  А в депутаты ты идешь, чтобы бесстрашно бороться за справедливость?
          Кирилл улыбнулся.
          —  Не нужно меня идеализировать. Я иду в депутаты, чтобы только лишь заполнить свою жизнь чем-то неизведанным. Когда знаешь начало и видишь конец, то хочется этот промежуток заполнить более насыщенными красками и яркими событиями.
          —  Ты все время говоришь о конце. Как ты можешь думать о смерти в твоем возрасте? Люди в этом возрасте только начинают новую жизнь.
          —  Начинают новую жизнь только те, кто не видит своего конца и надеется улучшить будущее. А я знаю свое будущее.
          —  Я не понимаю тебя. Кто может знать свое предназначение и истинную ценность собственной жизни?
          —  Ух, как ты выражаешься! Я думаю, каждый человек знает истинную ценность собственной жизни.
          —  А я не знаю, — возразила Катя.
          —  Ты знаешь, только еще не думала об этом и не сформулировала эту мысль.
          —  Прошу тебя, говори попроще, я не понимаю. Я знаю, что каждый человек пришел на землю, чтобы выполнить какую-то миссию. У тебя, я думаю, поважнее миссия, чем, например, у меня.
          —  Боже, откуда такие тексты? Моя миссия — жить в свое удовольствие. Все зависит только от моих способностей и желаний.
          —  Но твои способности и желания должны тебе продиктовать что-то такое, что наполнит смыслом твою жизнь, и это будет твоей миссией.
          —  Прекрати говорить лозунгами. То, что может придать смысл моей жизни, неосуществимо... неподвластно мне...
          —  Ты хочешь стать богом? — съязвила Катя, не понимая истинный мотив его высказываний. — Для некоторых ты уже Бог!
          Кирилл вздохнул:
          —  Все гораздо прозаичней, но важней для меня...
          Катя молча и внимательно смотрела на него. Кирилл не знал, продолжать ли этот разговор или уже закончить. Он поймал себя на мысли, что ему очень приятно и интересно общаться с Катей. Может быть, она не сразу и не все улавливала, о чем он говорил, но ее образ мысли, ее реакции были, по крайней мере, адекватны его умонастроению.
          После минутной паузы Кирилл добавил:
          —  Мое будущее — скорбное, унылое одиночество. Осознание этого, с одной стороны, отравляет мне жизнь, с другой стороны — защищает от страха перед перипетиями жизни. Как бы я ни складывал свое жизнетворчество — финал один — печальное и смиренное одиночество.
          Катя и понимала его, и не понимала одновременно. Ей казалось, что такому человеку, как Кирилл, очень просто уберечься от одиночества. Она сама готова разделить с ним его жизнь. Но в то же время она понимала, что он имеет в виду что-то более интимное и одновременно более масштабное, чем обычное понятие одиночества.
          Наступила длительная пауза. Катя не решалась нарушить это молчание. Но, судя по тому, что Кирилл не встал и не ушел, как это было в его привычке, она понимала, что хочет продолжить этот разговор. Поэтому она сидела и выжидала. И он заговорил:
          —  Я давно понял, что только дети могут изменить взгляд на бесстрашие перед смертью — появляется некая ответственность перед твоим собственным ребенком, из-за которого ты должен жить, обязан заботиться о себе, чтобы быть полезным ему. Тогда и появляется страх смерти. А потому как дети мне не грозят, этого страха я лишен. По крайней мере, мне так кажется сейчас... Знаешь, я однажды брал интервью у одной известной актрисы, которая вышла замуж за американца и уехала в Штаты. Она там иногда снимается в небольших ролях. Так вот, в этом интервью она призналась, что мечтает когда-нибудь получить «Оскара» за роль второго плана. Понятно, что за главную женскую роль «Оскара» получить ей даже мечтать не приходится. Потом подчеркнула свою уверенность, что когда-нибудь она его получит. И знаешь, я вдруг неожиданно сказал ей: «А я уверен, что у меня когда-нибудь родится сын». Она удивилась моей реплике. Конечно, она не поняла, при чем тут мой сын в разговоре о ее «Оскаре» — столь несопоставимы были наши мечты. А для меня это было вполне сопоставимо. Я думаю, что она не сможет получить такую награду, слишком уж нереальная она для наших актрис, так же как нереально для меня рождение моего сына.
          Катя удивилась, потому что не сомневалась в серьезности его слов:
          —  Что ты такое говоришь? Это действительно несопоставимые вещи. У тебя ведь запросто может родиться ребенок, если ты захочешь, а «Оскара» получить практически невозможно, даже если очень захотеть.
          —  А мне кажется, эта актриса скорее получит «Оскара», чем у меня появится ребенок... — очень искренне произнес Кирилл.
          —  Да ты что? Тебе только стоит свистнуть, столько девчонок налетит, желающих родить от тебя! — Катя постеснялась сказать про себя. — Где же тут проблема?
          —  Проблема в том, что я не свистну...
          —  Почему?
          —  Это сложный вопрос, — решил он закончить разговор.
          Для Кати это тоже был сложный вопрос и волновал ее не меньше, поэтому она захотела довести тему до конца.
          —  Нет, не уклоняйся. Объясни мне, пожалуйста, почему...
          Кирилл немного помолчал, потом взглянул на нее и сказал:
          —  Я не хочу, да и не смогу сложить необходимые отношения...
          Катя догадалась, о чем он говорит, и деликатно заметила:
          —  Но есть различные медицинские способы оплодотворить женщину.
          —  Дело даже не в этом. У ребенка должна быть полноценная семья. Я не смогу создать семью. Даже если кто-нибудь по договоренности родит мне ребенка, как я один его буду воспитывать? А потом, вдруг он, не дай бог, узнает, что отец его гомосексуал, а мать выносила его за деньги.
          Катя была поражена ходом его мысли:
          —  Что ты такое говоришь? Ты так все немыслимо усложнил, что у меня в голове это не укладывается, и тут она решила быть посмелей, — а если я рожу тебе?
          По Кириллу было видно, что вопрос его ошарашил.
          —  Мы же можем жить вместе. Сможем и ребенка воспитать, — продолжила она.
          Кирилл встал и пошел к себе в спальню. Разговор повис в воздухе. Катя поняла, что он не будет больше говорить на эту тему. Посидев еще немного в одиночестве, она встала и пошла спать.
 
          Этот вечер, вернее, этот разговор, изменил отношение Кирилла к Кате. Он оценил в ней умение слушать — один из самых бесценных и редких талантов, которые он ценил в людях. Кирилл часто проповедовал известную истину о том, что самый умный и проницательный собеседник — не тот, кто хорошо и стройно говорит, а тот, кто умеет внимательно и проникновенно слушать. Но по себе он знал еще очень важное качество: то, что не со всеми теми, кто хотел и умел его слушать, ему самому хотелось бы говорить. А это для Кирилла было более важной ценностью в человеке. После отъезда Нины он думал, что больше никогда не найдет человека, которому захочется рассказывать про себя все. К своему удивлению, он почувствовал в Кате, несмотря на ее юность и кажущуюся незрелость, именно такого собеседника, с которым стало интересно общаться.
          Внешне же ничего не изменилось, стиль их отношений остался таким, каким был до сих пор — Кирилл работал, не посвящая ее в свои дела, и ничего не спрашивал о ее жизни, ни о прошлой, ни о настоящей. Катя же деликатно не навязывала ему свою жизнь, что вполне его устраивало.
 
          Вернулся Артем. Катя не знала, как и почему он исчез, также не знала, как и почему он вернулся. К этому его поведению она уже привыкла. Возвращение Артема тут же заметно повлияло на настроение Кирилла. Озлобленность и напряжение прошло, он стал более спокойным. Осталась только некая тревожность, которая, пожалуй, как заметила Катя, почти всегда сопровождала его. Артем вернулся поздно вечером, поел и пошел спать. Они не обмолвились практически ни словом. Судя по тому, что Кирилл не торопился идти спать, Катя чувствовала, что он переполнен чувствами и, может быть, ему нужно поделиться ими с ней. Она уже заметила, что Кирилл никогда первым сам не затеет ни одной беседы, а если она предлагала ему поговорить, то он тут же охотно откликался.
          Вот и сейчас, Катя ждала удобного момента, чтобы завести разговор о том, что его волнует — об Артеме. Она напряженно искала повод для начала этого разговора, но ничего не придумала и спросила напрямую, подсев к нему:
          —  Вы почти не разговариваете, что вас связывает?
          Она видела по реакции Кирилла, что он понял, о чем разговор, но он молчал. Тогда она сделала еще одну попытку:
          —  А почему ты мне про Артема никогда ничего не рассказываешь? Общаться с ним у меня как-то не получается... Мы все-таки живем вместе. Он ведь, стало быть, и мне не чужой человек... И мне интересно знать о ваших отношениях...
          Кирилл не смог удержаться. Конечно, ему хотелось с кем-нибудь поговорить об Артеме.
          —  Знаешь, мы столько лет живем вместе, но качественно наши отношения не меняются. Как было в самом начале, так и сейчас — абсолютно одинаковы. Одинаково это не значит однообразно. Правда, ты же видишь, Артем почти всегда ровный... бесстрастный, что ли. Почти никогда не выходит из себя, говорит мало, спокойно, вернее бесстрастно, не повышая голоса. Так же бесстрастно делает мне гадости, никогда не оправдывается, не объясняется...
          Катя перебила его, удивляясь:
          —  Какие гадости ты имеешь в виду?
          —  Ну, измены, уходы от меня... Поразительный человек... У него нет вообще никаких интересов, по сути дела, ни к чему нет ни стремлений, ни желаний. Ничего не хочет делать даже для себя. Я не говорю уже о быте. Само собой, что он никогда не уберет, не постирает, не приготовит. Хорошо, когда у меня были деньги, я всегда держал домработницу, которая все делала, за всем следила. А ведь часто бывало, что я не мог позволить это себе и приходилось все делать мне. Я поражался тому, что, бывало, я не жил дома по несколько дней, допустим, по три дня не приходил с работы. Когда поначалу номер сдавали, мы жили в редакции. И что ты думаешь, он за это время даже в магазин за продуктами для себя не сходит. Доест, что было в холодильнике и может ничего не есть сутками и нисколько за это не переживать. Поначалу я очень расстраивался, потом злился, а теперь привык... Ты обратила внимание на то, как он ест? Всегда без аппетита. Никогда не похвалит приготовленное блюдо, практически никогда не попросит добавки. Кажется, что у него нет никакого вкуса ни к еде, ни к чему бы то ни было, ни к жизни вообще. В чем он понимает, имеет безупречный вкус и настоящую страсть, то это к тряпкам и... к сексу. Он великолепно понимает в одежде и потрясающий любовник. И в том, и в другом он просто бог. Насколько он вялый, ленивый и расслабленный в обычной жизни, настолько он активен и умел в постели... — Кирилл каждую фразу произносил с придыханием и тщательно формулировал мысль. — Невероятно чувственный... и нежный, и страстный одновременно, с изумительным вкусом и абсолютной самоотдачей. Это просто — божественный дар за бесталанность во всем остальном.
          Катя слушала Кирилла с глубоким вниманием и чуткостью.
          —  Неужели можно так любить человека из-за секса? Я не понимаю этого. Я ведь тебя люблю также глубоко и сильно, при этом у нас, я подозреваю, секса не будет никогда, — робко сказала она.
          —  Это не совсем так, — не обратив внимания на ее последние слова, продолжал он, — мы с ним не так часто занимаемся любовью и, действительно, это не самоцель. Меня влечет к нему не только физически, а... не знаю как тебе объяснить, эстетически, что ли. Нет, это все не то... Наверное, это просто любовь... И это невозможно объяснить. Никто не может сказать, за что любит...
          Кирилл замолчал. Катя боялась нарушить это молчание, понимая, что он ушел куда-то в себя. Но она чувствовала, что ему необходимо об этом говорить, а главное, и ей это было очень интересно и важно, чтобы лучше его понять.
          —  Когда мы вместе живем долго, он начинает меня раздражать своим ничегонеделанием. Часто приходя с работы, когда уставший, когда радостно возбужденный, и видел его лежащим на диване с журналом, то приходил в бешенство. Он никогда не встанет, не спросит, как прошел день, я уже не говорю о том, чтобы поставить чайник и предложить что-нибудь поесть. Мы вообще жили и живем молча. Я молчу от негодования, а он — от безразличия... Я ходил по загаженной квартире с пустым холодильником злобный, раздражительный, и мне хотелось выдернуть его с дивана и ткнуть лицом во всю эту грязь. Ничего этого я, конечно, не делал, а молча, злясь, начинал убирать, приносить продукты и начинал готовить сам. А когда запахом свежеприготовленной еды заполнялась вся квартира, он вставал, невозмутимо накладывал себе пищу и, не говоря ни слова, лениво ел. В такие минуты я ненавидел в нем все: как он ходит, как лежит, как ест... Но стоило ему только выйти куда-нибудь, допустим, за сигаретами, я начинал нервничать, не находить себе места от ревности и страха, что он не вернется. Минуты, казалось, тянутся как часы. Я представлял себе, как он засматривается на какую-нибудь женщину или какого-нибудь мужчину, они ловят его взгляд, потом они вместе идут куда-нибудь. Меня начинало колотить только от одной мысли, что он предается сексу с другим партнером так же, как со мной.
          —  А почему ты не доверяешь ему? Кроме тебя, если честно, он особенно никому и не нравится. У тебя просто взгляд влюбленного человека, но, поверь, не такой уж он неотразимый, — прервала его Катя.
          —  О, если б это было так. Но опять же, дело не в том, что на него заглядываются или не заглядываются другие, а в том, что он спокойно может пойти с кем угодно, куда угодно и насколько угодно. Сколько раз он уходил в ближайшую булочную за хлебом и появлялся только через неделю-две... Как я страдал и плакал...
          —  Ты плакал? — удивилась Катя. — Ты, объект обожания и вожделения фанатов обоего пола, плакал из-за этого ничтожества?
          Кирилл уже углубился в свои мысли и чувства, продолжал:
          —  Поначалу я бился в истерике, требовал объяснений, клятв, что он больше не будет так поступать, потом... валялся у него в ногах и просил прощения за скандал.
          Было видно, что Кириллу говорить это было сложно, но он, преодолевая свою неловкость, хотел открыться в своих чувствах до конца и продолжил:
          —  Он воспринимал это с завидной выдержкой... Потом я подумал, что мои претензии могут отвратить его от меня и он уйдет к кому-нибудь насовсем, испугался и перестал закатывать ему истерики. Он по-прежнему время от времени исчезал, потом появлялся. Я молчал, продолжал убирать, готовить, подавать... злясь, презирая и... любя... Как, собственно, и сейчас, молча принимаю его таким, какой он есть...
          Катя смотрела на него, как завороженная. А Кирилл продолжал:
          —  Понимаешь, по большому счету, изменами-то это нельзя назвать. Как ни больно признавать, но он не любит меня. Впрочем, как не любит вообще никого. Я даже не могу сказать, любит ли себя. Он мне не принадлежит... Я имею в виду внутреннее отношение его ко мне. Поэтому то, что я называю изменами, не являются таковыми. Он принадлежит только самому себе и делает только то, что его ведет.
          —  Но ты же сам знаешь, что ты сейчас не прав. Какого черта он тогда живет с тобой? Коль скоро он живет здесь, то это должно хотя бы обязывать его не причинять тебе боль! Что за бесчувственность и бессердечность?!
          —  Ты не права. Он не навязывался со мной жить. Это я ему предложил. И пообещал абсолютную независимость. Он волен поступать как хочет.
          Катя вспыхнула:
          —  Интересненькое дело, значит, не работать, жить на полном твоем содержании — это называется независимость?
          Кирилл поднял глаза и посмотрел на нее исподлобья, потом, углубившись в себя опять, произнес глухим голосом:
          —  Ты, наверное, сама знаешь, что когда любишь, то боишься напугать обязательствами и... потерять.
          Катя возмутилась снова:
          —  Я другого не могу понять: почему эта любовь причиняет тебе только боль? Она разрушает тебя. Меня ведь моя любовь к тебе заставляет быть лучше, глубже, тоньше. Я стремлюсь больше познавать, чтоб стать более интересной для тебя, достойной тебя...
          Кирилл помолчал и, подумав, ответил:
          —  Ну, во-первых, я не только страдаю, но бываю и безгранично счастлив, когда мы бываем близки. А различие в наших с тобой обстоятельствах заключаются в том, что твоя любовь строится на надежде, а моя... на безнадежности... — помолчав, добавил, — у тебя есть гипотетическая перспектива завоевать меня, а я точно знаю, что никогда не завоюю его.
          Наступила тревожная пауза. Катя не знала, что сказать. Потом она вдруг, как будто спохватившись, выпалила:
          —  Тогда тебе надо постараться избавиться от чувств, а Артема использовать только как сексуальный тренажер за кормежку и жилье.
          Кирилл встрепенулся. Сверкнул своими светлыми глазами:
          —  Какие ужасные сейчас слова ты произнесла. И ты еще Артема называешь циничным!.. А главное, я тоже рекомендую тебе не любить меня, потому что это бессмысленно и бесперспективно. Ты же не можешь выбросить свои чувства?.. Надеюсь... — уже игриво добавил он, потом помолчав, добавил уже серьезно: — Чувства сильнее разума.
          —  Да я просто начинаю ненавидеть его... — возмущенно начала Катя.
          —  Я тоже... — ухмыляясь, прервал ее Кирилл. — Но, знаешь, я вот хожу целый день злюсь на него, раздражаюсь, а когда наступает вечер у меня просыпается такой приступ нежности к нему... Это как больной человек, у которого к вечеру поднимается температура и обостряется болезненность. Так и у меня к вечеру обостряются все нюансы любви к нему, и я с трепетом вижу, какой он, в принципе, беззащитный, никчемный человек без будущего... Такая жалость и нежность...
          —  А может, это не любовь, а просто задетое самолюбие? И зацикленность на нем из-за того, что тебе кажется, что он тебя не любит?
          —  Знаешь, есть такой французский философ и писатель Жан-Поль Сартр, который говорил, что когда страдаешь и испытываешь мучительную боль от неразделенных чувств, не имеет никакого значения, как это назвать: любовь, нелюбовь, задетое самолюбие или еще как. Поэтому какая разница?
          —  Как какая разница? Очень большая! Великая любовь приносит счастье, а если это уязвленное самолюбие, то — разочарование!
          —  Боже, где ты этому всему начиталась? Ты мне напоминаешь Фернанделя, который в одном фильме все время говорил лозунгами, а когда жена его спросила: «Господи, где ты все это вычитал?», он честно ответил: «В календаре». Так и ты. В каком календаре ты всего этого поднабралась?
          Кирилл взял сигарету и молча закурил. Через некоторое время он продолжил:
          —  Как ты заметила, он абсолютно безынициативный. Даже то, что он превосходно умеет делать — носить костюмы и заниматься сексом, — и эти занятия он себе не ищет. Моделью он стал только потому, что его случайно на улице встретил один известный стилист и предложил посниматься в журнале. Заметь, он стал именно фотомоделью, потому что для подиума надо работать, а работать он не хочет, да и не умеет. Вообще утруждать себя чем-либо, прилагать усилия даже для личной выгоды он ни за что не будет. Такой вот человек... А что касается постели, то почти всегда инициатором бываю я. Но, странное дело, каждый раз он реагирует так, что только этого и ждал. Почему же он сам ничего не предпринимает, я так и не могу понять... А самое страшное в этом именно то, что он, я думаю, ведет себя так и с другими. Все измены происходили именно потому что его могли просто соблазнить, а он спокойно мог пойти и предаться распутству, не считаясь со мной. Правда, он ведь уходил от меня из-за скандалов, которые я ему устраивал, — виновато добавил он.
          —  Опять ты его оправдываешь и берешь вину на себя, — заметила Катя.
          —  Я действительно ни в чем его не виню. Он ведь не виноват, что родился с полным отсутствием ответственности.
          Катя яростно возмутилась:
          —  Ничего себе — не виноват. Он же альфонс, приживалка, содержанка, пустой, бесчувственный чурбан, циник!
          —  Успокойся, что ты так разошлась? Не горячись, я ведь сам уже большой мальчик и знаю, что делаю. А Артем, понимаешь, как бы тебе объяснить, не ведает, что творит. Когда он поступает неправильно, причем, это на мой взгляд неправильно, он-то это не расценивает как неприличный поступок. Когда раньше я пытал его, где он был, с кем и почему так долго зависал, он всегда честно и искренне рассказывал. Именно потому, что он никогда даже не пытается скрыть от меня правду, я понимаю, что он в этом ничего особенного не видит, а главное, не придает этому никакого значения. И вся моя ревность и мои муки сразу же угасают, значит, его никто не взволновал и он никем не увлекся и ни в кого не влюбился. Меня это устраивает.
          —  Как ты можешь?! — воскликнула в сердцах Катя. — Ты какой-то мазохист. Он над тобой просто издевается, а ты его еще уважаешь и ценишь именно за это! Он же какое-то животное, которому все равно, где пастись и за чей счет!
          —  Не говори больше так. Ты еще маленькая и не можешь понимать в этом ничего. А я — идиот, сижу рассказываю тебе обо всем этом. Все. Спокойной ночи!
          Кирилл резко поднялся и пошел в свою комнату. Катя нехотя побрела в свою.
 
          Лежа в постели, Кирилл думал о Кате. Как хорошо, что они научились разговаривать друг с другом. Он радовался, что ей можно рассказывать о себе все, даже о самых интимных вещах, и она все правильно понимает. А также думал и о том, какие же все-таки удивительные существа эти женщины. Ничего их не останавливает. Чем недостойнее объект, тем больше страсти тратится на него. За недостатки они любят больше, чем за достоинства. И чем немыслимее недостаток, тем этот объект становится желанней. Куда уж более немыслимо влюбиться в человека, зная, что он — ортодоксальный гомосексуал! Нет, и это не остановит их...
 
          В ближайшие выходные Гавриил пригласил Виолетту с Катей в клуб «Седьмая стадия». Он заехал за девушками на своей машине и остановился на парковке рядом с клубом. Пока они шли от парковки к самому клубу, Гавриил шел и стрелял глазками в сторону проходящих парней и обращался к девушкам: «Смотрите, смотрите, какой хорошенький!».
          Его вкусы с Виолеттой не совпадали.
          —  Все-таки мужское тело никак не сравнить с женским, оно намного совершеннее, — настойчиво доказывал Гавриил. — Смотрите, какие плечи, узкая попочка, накачанные мускулы, загляденье... — облизываясь на прохожего паренька, продолжал он.
          —  Ну, не все же мужчины такие ладные как этот. Есть ведь всякие: и толстые, и худющие, и страшные, — отозвалась Виолетта.
          —  Конечно, есть разные, так же как и женщины все разные. Я в принципе говорю, что мужское тело более совершенное, чем женское. Если убрать поэтику и эстетический ореол, который навязали человечеству поэты, и посмотреть чисто физиологически, то женщины, на мой взгляд, просто уродливые существа. Ну, посмотрите, сиськи висят, жопа огромная.
          Катя шла молча, не участвуя в разговоре. Ее всегда забавляли пререкания друзей.
          —  Вот мужчина — это совершенство! А когда его чудодейственный механизм встает... сам Бог велит его в рот взять! — причмокивая, мечтательно сказал Гавриил.
          —  Прямо-таки Бог ему велит! А потом бог тебе велит это в задницу себе засунуть, да?! — возмущалась Виолетта.
          —  Какая же ты грубая, Виолетточка, я о высоком, а ты... Ничего ты не понимаешь в красоте. Я — голубой, а у голубых — голубая кровь, поэтому мы чувствительны и ранимы. И нас каждый норовит обидеть...
          Тут уже Катя поинтересовалась:
          —  Тебя девушки совсем не интересуют?
          Кате Гавриил ответил совсем другим тоном, более серьезным:
          —  Только как собеседницы. Меня просто совсем не привлекает женская конституция. Может быть, когда-нибудь мне придется переспать с женщиной, но пока я еще к этому не готов. Для меня переспать с девушкой так же кажется противоестественным, как, допустим, для тебя. Мое сознание, по сути, сознание женщины. Поэтому мы любим дружить с женщинами — больше понимания. Между прочим, я давно заметил, что настоящая дружба у голубых может быть только с женщинами.
          Катя удивилась:
          —  Почему только с женщинами? А между собой вы разве не дружите?
          —  Между собой мы дружим ровно до тех пор, пока не появится некто, кто может понравиться обоим. Тогда, считай, дружбе конец. Никто и не подумает во имя дружбы отказаться от объекта вожделения. Бек педераста короток, надо успеть насладиться любовью, пока красив и молод. Никто не захочет терять шанс быть любимым сейчас. Следующий шанс может появиться не скоро. А время идет...
          —  Тебе всего 20 лет, и ты уже боишься, что время твое уходит? — поражалась Катя откровению Гавриила.
          —  Мне уже 20, — подчеркнул он слово «уже», — и время уходит с каждым днем...
          Они подошли к трехэтажному зданию. Там не было ни красочных вывесок, ни светящейся рекламы. Гавриил нажал на кнопку и через некоторое время дверь открылась. Они зашли внутрь клуба. На контроле сидели два молодых парня. Один из них протянул картонный листок, на котором было написано: «Вход до 1:00 ночи мужчинам — 100 руб., по флаерам — 50 руб., женщинам — 200 руб. После 1:00 ночи мужчинам — 140 руб., по флаерам — 70 руб., женщинам — 280 руб. Флаеры на женщин не распространяются». Гавриил даже не взглянул на табличку, достал из портмоне деньги и заплатил за всех согласно тарифу.
          Затем он направился к лестнице, которая вела по двум направлениям: вниз и вверх. Гавриил повел девушек по лестнице вверх. Было видно, что он бывает здесь часто и свободно ориентируется в клубе. Они поднялись на второй этаж. Уже на лестнице было слышно как громко играет кислотная музыка. Освещение было неярким, но достаточным, чтобы разглядеть помещение и тех, кто в нем находится. В зале было полно народа, среди которого было много красивых парней. Некоторые, разбившись по парам, танцевали. Те, кто постарше, стояли вдоль стены и наблюдали за танцующими, среди них были и откровенно пожилые. Здесь же находилась стойка бара, за которой работали двое симпатичных бармена. Прямо на стойке, возвышаясь над всеми, танцевал юноша с красивым телом. На нем были только плавки-слипы, едва прикрывающие лишь детородные органы, а ягодицы были голые. Вокруг него гудела толпа, восхищаясь его пластичными и эротичными движениями. Зрители хлопали в такт музыке, некоторые подходили поближе к стриптизеру и засовывали ему в плавки купюры разного достоинства.
          Понаблюдав немного за представлением, Гавриил потянул девушек на третий этаж. Здесь находилась сцена, пока еще пустовавшая, стояли столики, за которыми тоже сидело довольно много народа, и играла русская музыка. Гавриил огляделся и, выбрав глазами свободный столик, повел подруг к нему. Проходя между столами, он встречал своих знакомых, с некоторыми из которых он здоровался за руку, с некоторыми обнимался, а каким-то только кивал головой. Катя и Виолетта оглядывались по сторонам и с интересом разглядывали посетителей. После «Рептилии» здесь все казались более импозантными. Может быть, из-за того что это помещение походило на VIP-зал первого клуба, девушки ощущали себя среди «особо важных персон». Они удобно расселись и к ним подошел официант. Гавриил, в свойственной ему манере, даже не спросив девушек, чего бы они хотели, заказал все на свое усмотрение. Когда принесли вино, Виолетта с Катей почувствовали себя более свободно. При ближайшем рассмотрении посетителей, они стали в некоторых узнавать известных телевизионных ведущих, журналистов, артистов. Удивляясь этому, они каждый раз шепотом спрашивали у Гавриила, действительно ли та или иная знаменитость тоже являются геями. Гавриил, раздражаясь, каждый раз отвечал, что сюда натуралы не ходят.
          По направлению к сцене, мимо них с высоко поднятой головой двигалась трансвеститка в шикарных сценических одеяниях. Гавриил, только взглянув на нее, тут же окликнул:
          —  Ты что, милая моя, идешь и не здороваешься?
          Трансвеститка обернулась, посмотрела на Гавриила свысока, потом оглядела девушек и, не ответив ему, пошла дальше. Гавриил схватил ее за руку и повернул к себе. Она манерно вывернулась, сделала обиженную мину и высоким голосом, подражая женским интонациям, произнесла:
          —  Ты с бабами...
          Гавриил усаживая ее на четвертый стул за их столиком, улыбаясь, ответил:
          —  Мы просто друзья.
          —  Так ты с ними не трахаешься? — обрадовалась трансвеститка. — Тогда привет!
          —  Привет, привет, Люська-хабалка. Познакомься — это Катя, а это Виолетта.
          Девушки кивнули головами, и Виолетта тут же вступила в разговор:
          —  У вас очень красивое платье.
          —  И сами вы очень красивая, — добавила осмелевшая от нескольких глотков красного вина Катя.
          Люська-хабалка была польщена, улыбнулась своим большим красивым ртом и сразу затараторила:
          —  Я его сшила сама. Вообще, половина платьев, в которых сегодня будут выступать трансвеститы, это мои.
          —  Между прочим, Люська — очень приличный модельер, — похвалил Гавриил, называя трансвеститку в мужском роде, — и большой выдумщик разных шоу.
          Люське, было видно, разговор оказался приятным, но она вскочила и заторопилась:
          —  Мне пора бежать. Скоро спектакль начнется, а мне еще надо привести в порядок девочек, — и, бросив всем воздушный поцелуй, виляющей походкой отправилась в гримерную.
          —  Наша знаменитая «хабалка», — сказал ей вслед Гавриил.
          Девушкам стало интересно, и Виолетта спросила:
          —  Кстати, а что значит «хабалка»? Она, что, ругаться любит?
          —  «Хабалить» — это не значит ругаться или обругивать кого-то. У голубых хабалкой называют тех, кто одевается в женские наряды и искусственно кривляется по-женски. Есть «Манерные». Это те, кто женоподобные от природы, им не нужно специально косить под женщин, они по другому не умеют разговаривать, именно манерничают. А есть еще такие, которые и от природы похожи на женщин, но еще и преувеличенно жеманничают и утрированно кривляются. Их называют «Лютыми», — пояснял и передразнивал местных завсегдатаек Гавриил.
          —  А как же вы их различаете? По мне так, это, по сути, одно и то же — и хабалка, и манерная, и лютая, — поразилась Виолетта.
          —  Нет-нет, это не одно и то же. Когда все время с ними общаешься, то четко всех различаешь и разделяешь, — ответил Гавриил.
          —  Так, интересно, я даже не думала, что у голубых есть свой сленг. А есть еще какие-то подразделения? — спросила уже Катя.
          Гавриил охотно стал пояснять:
          —  Конечно, есть. Голубые вообще называются разными терминами. Вот например, есть марамойки, это те, кто приехал из-за Урала, а лохушки — это кто родом до Урала.
          —  А что, здесь много приезжих гомиков?
          —  Все голубые из провинций стремятся сюда, в мегаполис, где их сексуальная жизнь не будет на виду. Им там, в их «пырловках», я думаю, несладко живется. А потом, здесь больше выбора нашей ориентации, легче найти партнера.
          —  А еще какие градации существуют? — продолжала интересоваться Виолетта.
          —  Есть еще «Пенсионерки», это те, кому за тридцать. «Папиками» называют более старших и богатых. Тех, кто может содержать или просто платить за любовь молодых пидовок. А бородатых, немытых, потных натуралов у нас называют «Скунсами». Бритоголовых дешевых бандюков с золотыми цепями называют «Гоблинами». Вот, пожалуй, и все разновидности нашего брата, — завершил опись Гавриил.
          —  А к кому же ты или, допустим, Кирилл относитесь? — удивилась Виолетта.
          —  Я... и, допустим, Гордеев, относимся к самым уважаемым, так сказать, к элите, и называемся «Сестры».
          —  Сестры? — вслух поразилась Катя. — Неужели Кирилл себя называет сестрой?
          —  Конечно. Это престижно и почетно в нашей среде, — с гордостью ответил Гавриил.
          Катя никак не могла себе представить, что Кирилл, которого она знает, как человека мужественного типа, с достоинством настоящего мужчины, может называть себя почему-то сестрой.
          В это время в зал вошли трое молодых ребят, которые, оглядевшись, тут же направились к столику, где сидели Гавриил, Виолетта и Катя. Девушки сразу в одном из парней узнали Славика, с которым познакомились в «Рептилии». Собственно, он и повел своих спутников к ним. Славик тут же кинулся обниматься и целоваться с девушками, как со своими давними и хорошими знакомыми.
          —  Катенька, я тебя поздравляю! Слыхали, слыхали, что ты теперь — мадам Гордеева! Я когда услышал об этом, был просто в восторге — я гордился, что знаком с тобой! — начал Славик.
          Он представил подруг по именам своим друзьям, а потом уже представил уже их:
          —  Знакомьтесь, это Вадик, — показал он на парня с высветленными волосами, который был явно старше всех, лет 25–26, — а это Юрик, — показал на совсем еще юного парня с миловидным ангельским лицом.
          Гавриил, похоже, был со всеми знаком. Но почему-то не стал с ними здороваться. Он выказывал свое некоторое превосходство. И было видно, что с таким его поведением новые знакомые послушно мирились. Вадик и Юрик тут же отошли и сели за соседний свободный столик, а Славик подчеркнуто вежливо спросил разрешения присесть и сел на пустовавший стул за их столиком, пододвигаясь ближе к девушкам.
          —  Я так рад вас видеть опять, — начал он, приветливо улыбаясь.
          И Катя, и Виолетта тоже были рады Славику. Гавриил же, ничего не сказав, пошел по залу общаться с другими знакомыми.
          Обменявшись обычными расспросами о том, как дела, как учеба и как жизнь, Виолетта начала спрашивать у Славика о его спутниках. Он сразу и охотно стал про них подробно рассказывать.
          —  Они оба очень хорошие ребята. Вадик — солидный и успешный бизнесмен. У него есть своя квартира, машина и родительская дача. Мы с ним познакомились год назад в одном клубе. Правда, в первый же день знакомства произошел конфуз. Мы с ним вначале, встречаясь то там то сям, долгое время строили друг другу глазки. Потом однажды, он первый подошел ко мне, поскольку старше и предложил познакомиться. Я страшно обрадовался. Мы выпивали, разговаривали, потом поехали к нему. И тут-то произошло неожиданное, — Славик взял многозначительную паузу, потом продолжил, — оказалось, что он тоже пассивка. Я был в шоке. Сначала даже поверить не мог. Он такой большой, внушительный и производил впечатление хорошего самца. Я его спросил, неужели по мне не видно было, что я настоящая пассивка? Как же он мог рассчитывать на то, что я, такой маленький, хрупкий, могу его трахать? Он сказал, что ему даже в голову не могло прийти, что мы с ним одного поля ягода и что, на его взгляд, я похож на активного. Конечно, я был польщен, но не более.
          Виолетта нетерпеливо тут же спросила:
          —  И что, у вас ничего не было?
          —  Ну, почему? Мы пообнимались, поцеловались и пососали друг другу. Но ни я, ни он кончить не смогли, — сказал Славик и дал девушкам время, чтобы они переварили эту историю. — А вот Юрик — это тоже своеобразный персонаж. У него есть подпольная кличка — Лолита. Видели американский фильм с таким названием?
          —  Видели, видели, — закивала Виолетта.
          А Катя покачала головой и сказала:
          —  Я не видела фильм, но читала роман Набокова, если ты имеешь в виду его «Лолиту».
          —  Ну, да-да, это одно и то же, — согласился Славик.
          —  Да, он действительно похож на молоденькую красивую девочку, — заметила Виолетта. — А почему Лолита?
          Славик, зная, какое впечатление производят его истории на девушек, неторопливо, смакуя, начал:
          —  Юрик приехал из Самары, где он родился и вырос. Когда ему было 5 лет, от них ушел отец, и мать, не долго думая, нашла себе нового хахаля и быстро вышла за него замуж. И вот этот отчим чуть ли не с первого же дня по ночам стал приходить в детскую к Юрику. То есть, как только как отчим поселился у них, он сразу начал трахать маленького Юрика. Наверное, он как-то запугивал мальчика, но мать долго не знала об этом. И так они жили до тех пор, пока Юрику не исполнилось 12 лет. И вот однажды, мать их застукала, и Юрик помнит ее лицо. Через некоторое время мать умерла. Юрик так и не знает, от чего. Он даже подозревает, что это дело рук отчима.
          Виолетта с Катей были просто потрясены рассказом. А Славику, видимо, нравилось, как они слушали, и он не торопился продолжать.
          —  Неужели это правда? Ты как будто кино пересказываешь какое-то. Ну, ну, и что дальше? — торопила его Виолетта.
          —  А дальше то же самое. Отчим продолжал с Юриком жить и трахать его. Причем, он очень заботился о своем пасынке, ухаживал за ним, кормил, одевал и все время говорил, что любит его. И так Юрик прожил с ним до 17 лет, пока не сбежал. Он никогда не любил своего отчима, видимо, просто с детства боялся и подчинялся, а когда подрос, попытался сбежать от него. Отчим рыдал, валялся у него в ногах, просил не бросать его, говорил, что не сможет без него жить. Но Юрик за все эти годы так и не смог его ни полюбить, ни привыкнуть. И однажды, украл у отчима все деньги и тайком сбежал в Москву. С тех пор так и не знает, да и знать не хочет о судьбе своего растлителя. Вот так в нашем полку прибыло. Кто его знает, может, Юрик и не был бы гомиком, если бы не отчим... Поэтому его зовут Лолитой, конечно, за глаза. И вы не вздумайте при нем называть его так. Он очень стесняется своей истории, — завершил свой печальный рассказ Славик.
          —  А что ж ты всем подряд тогда рассказываешь про него? — накинулась на Славика Виолетта.
          —  Я только вам рассказал, больше никому, — стал оправдываться Славик.
          —  Да ладно, только нам. Небось вся ваша гей-компания уже знает, поэтому его и называют Лолитой, — стала нападать Виолетта на него, вставая на защиту малознакомого ей Юрика, — я заметила, ты вообще любишь потрепаться.
          —  В таком случае ни о чем больше у меня не спрашивайте, я ничего не буду вам рассказывать, — обиделся Славик.
          Виолетта тут же расслабилась и начала утешать его:
          —  Ладно, ладно, не обижайся. Рассказывай свои истории только нам и больше никому, хорошо?
          Через некоторое время они уже смеялись. Потом Славик извинился и пересел за стол своих друзей. Вернулся Гавриил и обрадовался, увидев, что Славик уже оставил их стол.
          Началось шоу, которое в итоге не произвело на друзей никакого впечатления. После представление, которые девушки видели в «Рептилии» и, тем более, в день свадьбы, сегодняшнее шоу показалось скучным и обыденным: на сцену так же выходили переодетые в женщин трансвеститы, пели песни под фонограммы известных певиц. Немного встряхнуло шоу выступление Люськи-хабалки с показом мод. Одежды действительно были необычными и комментарии Люськи-хабалки к ним были смешными. Гавриил вообще почти не смотрел на сцену, поскольку это шоу он видел уже много раз. Он все время озирался в поисках то ли знакомых, то ли тех, кто мог бы его заинтересовать. Но, судя по всему, никого он так и не высмотрел, поэтому, когда шоу закончилось, он тут же предложил девушкам развезти их по домам.
 
          На следующий день, в субботу, Кирилл пригласил гостей. На все уговоры Кати пригласить и Виолетту, Кирилл категорически заявлял, что не желает видеть в своем доме «эту дуреху». Как ни старалась Катя защитить подругу и приобщить к их дому, все было безрезультатно, и ей пришлось смириться.
          Вечеринка удалась. Катя порхала из кухни в комнату, подавая все новые и новые блюда. Гости были ей малознакомые, но она их уже видела в день свадьбы — бизнесмен Женя Краснов, почему-то по прозвищу Ридикюль, журналист Снежкин и парикмахер Сережа. Кирилл в этот вечер был в ударе. Он острил, шутил, вскакивал из-за стола, выразительно изображая популярных звезд, умело подражая их манерам.
          —  А теперь — па-де-де из балета «Шурале», — объявил Кирилл и стал очень смешно изображать балерин и танцовщиков. Это было очень весело.
          Катя, как обычно, смеялась больше и громче всех, что особенно подбадривало Кирилла, и он, все больше и больше распаляясь, придумывал новые и новые хохмы.
          Когда Катя внесла главное блюдо, Кирилл, наконец, успокоился, сел за стол и в предвкушении вкусной еды, потер руки. Артем, как обычно, в свойственной ему манере, безучастно сидел в кресле и щелкал каналы телевизора. Он знал, что ему не обязательно садиться за стол, Катя и в кресло ему подаст. Что и сделала Катя.
          На экране появилась ведущая «МузТВ» и объявила песню в исполнении Димы Билана. Именно Димы, а не Дмитрия.
          —  Вот, бля, в его возрасте пора величать Дмитрием Николаевичем, а его все Димой называют, — гнусавым голосом сказал Ридикюль.
          Катя знала, что сейчас начнется их излюбленная тема о возрасте и внешности.
          —  Да ладно, он еще весьма соблазнителен. Хотя, наверное, уже староват, — поддержал разговор Снежкин. — Интересно, сколько ему? Тридцатник?
          Кирилл с аппетитом уплетал пищу и в разговоре не участвовал. Настроение у него было превосходным.
          —  Я где-то читал, что ему уже 33 года, — робко сообщил Сережа-парикмахер, который впервые за все время промолвил слово.
          —  Тридцать три — возраст Христа, — вдруг из кресла донесся голос Артема.
          И тут вдруг Кирилл встрепенулся. Бросив прямо в блюдо свою салфетку, неожиданно для всех злобно зашипел:
          —  Фу-у, какая гадость! Какая пошлятина!
          Присутствующие даже не сразу поняли, что произошло и к кому он обращается.
          —  Ты, блядь, весь вечер молча просидел, чтобы потом сказать эту банальность? — мрачнея и закипая, продолжал Кирилл, и все поняли, что он обращается к Артему. — Зачем ты это сказал? Что ты этим хотел показать? Что ты в курсе таких мировых событий, как возраст распятия Христа?
          Вечер был чудесен, и ничего не предвещало такого оборота событий. Катя в который раз не могла предугадать, когда и по какому поводу Кирилл мог разъяриться на Артема.
          —  Что случилось? Что он такого сказал? — встала на защиту Артема она, зная, что больше никто не посмеет перечить Кириллу.
          —  На земле проживает семь миллиардов людей, которые столетия знают эту истину. Кого ты хотел поразить? Чем? — в бешенстве уже кричал Кирилл на Артема, сжимая кулаки.
          Артем же продолжал невозмутимо восседать в кресле, никак не реагируя на гнев Кирилла. Видно было, что для него это дело привычное.
          —  Ну что ты привязался к нему? Мы все разговариваем прописными истинами! Что тут особенного? Успокойся, пожалуйста, доешь вот этот кусочек, — стала отвлекать его Катя.
          —  Оставь меня! — злобно выкрикнул Кирилл и плюхнулся на свой стул.
          Повисла тяжелая пауза. Гости, естественно, опасаясь вызвать у Кирилла новую обозленность уже по их поводу, напряженно молчали.
          В неловкой паузе Артем опять взял пульт и стал переключать каналы. Наверное, и он опасался новой вспышки гнева со стороны Кирилла по поводу очередного изображения на экране, остановился на нейтральном канале «Культура», где симфонический оркестр играл классическую музыку.
          Общее напряжение не убавлялось, и оно исходило от Кирилла. Гости притихли. Повисла тяжелая пауза. Вдруг Кирилл металлическим голосом нарушил тишину:
          —  Почему ты молчишь?
          Все поняли, что он вновь обращается к Артему.
          —  Почему ты не скажешь, что это — Малер? Ты ведь у нас, наверное, еще и большой знаток классической музыки? — ехидно продолжил Кирилл. — Почему ты присутствующим не продемонстрируешь, как ты любишь Малера?
          Тут Кирилл встал из-за стола и, уподобляясь жеманной актрисочке, стал ходить вокруг гостей, обращаясь к каждому противным голосом:
          —  А вы любите Малера? О боже, конечно же, вы любите Малера! Как можно не любить Малера, когда никого, кроме Малера-то и нет? И вы тоже любите Малера? Какая прелесть, что вы понимаете, что надо любить только Малера, Малера! А вы? Что? Кого? Брамса? Какой скандал! — театрально заламывая руки, продолжал Кирилл. — Вы не любите Малера? Не травмируйте меня! Вы обязаны любить только Малера! О, боже мой, боже мой, какой конфуз!..
          —  Хватит! Прекрати! — вдруг раздался звонкий голос Кати. — Хватит придуриваться! Испортил всем настроение, а теперь насмехаешься?!
          Вечер был безнадежно испорчен. Гости робко собрались и ушли. В глубокой тишине гремела только посуда, которую Катя нервно сгружала в раковину. Артем давно ушел в спальню. Кирилл сидел в кресле, в котором до этого находился Артем, и так же методично щелкал пультом по каналам.
          Катя не стала мыть посуду, вытерла руки, подошла к креслу, где сидел Кирилл и села рядом, на пол.
          —  Что с тобой? Что ты опять взорвался из-за какого-то Малера? Кто такой Малер? Почему из-за него ты готов убить близкого тебе человека?
          Кирилл молчал.
          —  Расскажи мне, пожалуйста. Ты же знаешь, мне интересно все, что происходит с тобой, — стала просить Катя.
          —  В детстве, — начал Кирилл через некоторое время, — мама, чтобы я не ощущал отсутствие отца и был как все дети, а может быть, и лучше всех детей, купила пианино и отдала меня в музыкальную школу. Я проучился несколько классов, выучил несколько произведений. Когда к нам приходили гости, мама всегда просила меня поиграть для них что-нибудь классическое. Она гордилась тем, что я умею играть на фортепиано, и каждый раз это демонстрировала. Гости эти, как правило, ее подруги, коллеги по работе, соседи, представляешь себе, начинали щеголять друг перед другом знанием классического репертуара. «Сыграй «Лунную сонату», — выкрикивал кто-нибудь, и все деланным внимание начинали слушать. Но мне удавалось сыграть только первых два такта, как они уже переставали слушать, потому как, кроме того, чтобы показать, что и они культурные люди, знают классику, больше им ничего и не надо было. Обычно я, сыграв еще несколько тактов под нарастающий галдеж, останавливался. Они, видимо, думали, что я закончил «Лунную сонату». И тогда кто-нибудь громко просил сыграть меня Полонез Огинского. Я начинал играть и мог остановиться в любом месте. Никто не замечал, что произведение прервано. Недоиграно. Поскольку на этом их знание классического репертуара ограничивалось, то уже больше никто ничего не просил и, вовсе забыв про меня, предавались своим разговорам. И так каждый раз. Гости почти всегда были одни и те же, и каждый раз все повторялось — три-четыре такта «Лунной сонаты» и несколько тактов Полонеза. Если в компании появлялся кто-нибудь новенький, то человек, который просил сыграть «Лунную», с особой важностью добавлял: «Бетховен». Был однажды даже казус, когда кто-то, попросив теперь сыграть Полонез, спросил: «Кстати, а кто написал Полонез Огинского»? — полагая, что это — полное название произведения. «Огинский», — ответил я и начал играть.
          —  А при чем же тут Малер? — спросила Катя, недоумевая.
          —  А Малер — это та же «Лунная соната», но только в более образованном обществе. Я здесь, уже в Москве, столько раз сталкивался с тем, что если заходила речь о классической музыке, то обязательно кто-нибудь говорил, что он любит только Малера, особенно Пятую симфонию.
          —  А что в этом плохого? — не поняла Катя.
          —  Плохого в этом ничего нет, просто никто толком не знает ни Малера, ни его симфоний, если слышали, то ничего в этом не понимают. Просто сейчас модно говорить, что любят Малера, так же как мои провинциальные соседи говорили про Полонез Огинского.
          —  А ты в этом понимаешь?
          Кирилл молчал.
          —  Ну, а при чем же здесь Артем? — не унималась Катя.
          —  Я однажды принес диск с этой самой Пятой симфонией Малера и долго рассказывал Артему об этой музыке. Мне тогда казалось, что смогу его научить понимать то, что люблю и понимаю я. Стал рассказывать про Висконти, который снял потрясающую картину по новелле Томаса Манна «Смерть в Венеции» и в музыкальном оформлении фильма использовал Пятую симфонию Малера.
          —  А что это за фильм? — перебила Кирилла Катя.
          —  Видишь ли, там история про одного господина по имени Ашенбах, который приехал в Венецию, и в отеле, в которой он остановился, вдруг увидел мальчика лет тринадцати-четырнадцати. Красота мальчика настолько его впечатлила, что этот господин потерял покой. Все время его пребывания там он жил ожиданием встречи с юношей. Жизнь его стала подчиняться только этому желанию — видеть и любоваться этим мальчиком. А потом в город пришла чума. И вместо того, чтобы бежать из города, Ашенбах ждал, чтобы сначала семья мальчика покинула город. Но здоровье его подвело — он сам умирает от чумы. И на протяжении всего этого удивительного фильма звучит малеровская симфония.
          Катя не могла скрыть своего восхищения и изумления:
          —  Этот дядька, что, влюбился в пацана? И не хотел уезжать без него, из-за этого и умер?
          —  Ну, в общем, да. Он стал жертвой собственной слабости... Смерть от любви к красоте, от страсти к той особой, волнующей стороне чувственности, каковой является красота...
          Немного помолчав, Кирилл встрепенулся:
          —  А потом я поставил пластинку, и мы с Артемом прослушали ее вместе от начала и до конца.
          —  А сколько она времени длится?
          —  Минут 45–50.
          —  Подряд? Какой ужас! — воскликнула Катя искренне. — И он не уснул? Я бы не смогла слушать столько времени классику.
          —  Представь себе, не уснул. А через несколько дней мы были в гостях у Леши. Артем, как обычно, сидел перед телевизором и щелкал по каналам. Наткнулся, как сегодня, на симфоническую музыку и вдруг произнес: «Малер». Я его чуть с шестого этажа не выкинул. — Кирилл замолчал, потом продолжил: — Не понимаю, он ведь не старается выглядеть умнее, чем он есть, зачем же ему надо было выпендриваться и произносить имя Малера?
          —  А может, там действительно играли Малера?
          —  Да нет. Он сказал невпопад, — угрюмо сказал Кирилл.
          Катя, немного помолчав, спросила:
          —  А меня ты научишь понимать Малера?..
          Кирилл уже изменился в своем настроении и, улыбаясь, ответил:
          —  Не выпендривайтесь, гражданка Гордеева, слушайте свой Полонез Огинского, — и впервые за все время чмокнул ее в щечку. Тут же встал и пошел в свою комнату.
          Катя от счастья запрыгала и беззвучно радовалась, как только за ним закрылась дверь.
 
          Кирилл вошел в спальню, подошел к кровати и долго смотрел на спящего Артема с нежностью. Кирилл чувствовал себя виноватым из-за того, что обидел его. И знал, что за обиду он будет наказан равнодушием, отторжением, безмолвием.
          Кирилл принял душ и, вернувшись в спальню, не сразу мог лечь спать. Артем лежал абсолютно голый, ничем не прикрытый, лежал так красиво и так притягательно, что Кирилла бросило в дрожь. Обтираясь полотенцем, Кирилл не мог оторвать глаз с этого прекрасного тела. Бросив полотенце на кресло, Кирилл принес из кухни початую бутылку водки и тарелочку с подсохшими дольками лимона. Сел в кресло, налил водку в стакан, достал сигарету и закурил. По радио зазвучала песня Джо Кокера You are so beautiful, как нельзя кстати. Он не сводил глаз с Артема, все больше и больше чувствуя непреодолимое желание прикоснуться к нему. Зажевав лимончиком допитую водку, Кирилл лег рядом с Артемом и укутался в отдельную простыню. Единственным его желанием было скорее заснуть, чтобы не ощущать более этого мучительного влечения. Вдруг его тело как будто пронзил электрический ток. Он почувствовал, как Артем одной рукой начал стягивать с Кирилла простыню, а другую руку запустил ему в волосы, медленно поворачивая его лицо к себе. Сердце Кирилла стучало так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет. Он не успел повернуться к Артему лицом, как почувствовал его влажные губы у себя на устах. Они целовались долго, глубоко и упоительно, и Кириллу казалось, что такое может быть только в прекрасном сне, поэтому время от времени он приоткрывал глаза и убеждаясь, что все это происходит наяву. Душа Кирилла ликовала. Еще раз нежно поцеловав Кирилла в губы, Артем перешел к его щекам, подбородку, шее. Опускаясь все ниже и ниже, казалось, он боится пропустить хоть сантиметр вожделенного тела, Артем, тщательно обцеловав соски, подобрался к самому трепетному месту. Тело Кирилла ритмично бил электрический разряд. Он все еще не верил, что все это происходит в реальности и, приподнимая голову, он видел, как прекрасное лицо Артема с любовью ласкало его плоть. От этого он еще сильнее ощущал невыразимое счастье...
          Уже задремав, Кирилл вдруг встрепенулся от мысли, которая его пронзила — он физически почувствовал, как любит этого человека, спящего рядом. И любит сильно, до боли в груди.
          На следующий день Артем опять исчез. Он не вернулся ни вечером, ни на следующий день, ни потом.
 
          После занятий Виолетта предложила Кате зайти к ней на чай. Подруга хотела, чтобы Катя поделилась своими событиями, происходящими в доме Кирилла после их женитьбы. Но Катя была не расположена к разговорам на эту тему. Тогда Виолетта решила развлечься разговорами с Гавриилом. Она набрала его номер и, когда тот снял трубку, включила громкую связь, чтобы Катя тоже приобщилась к их разговору:
          —  Куда ж ты пропала, растлительница натуралов?
          —  Я сейчас убегаю по делам. Могу попозже заехать к тебе, если хочешь, — ответил он.
          —  Ой, заезжай! А то с Катькой, как вышла замуж, так стало скучно общаться. Будем ждать. А что за мужской голос я у тебя там слышу? — поинтересовалась Виолетта.
          —  Это Виталик. Все, мы торопимся, увидимся позже!
          —  Погоди, погоди, — ты точно придешь?
          —  Да-да, приду, приду, — торопливо пытался закончить разговор Гавриил.
          —  Приходи обязательно, я Катю тогда задержу, чтобы мы вместе могли послушать твои страшилки. Приходи, только без дураков, ладно? Мы будем ждать.
          —  Хорошо, хорошо, без дураков, значит, приду без Виталика, — сострил Гавриил.
          —  Ну, Габриэла, ты точно придешь? Без фонарей? — досаждала ему Виолетта.
          —  Понял, приду, дураков и фонарей с собой не возьму, — скороговоркой сказал Гавриил и положил трубку.
          Он появился неожиданно быстро.
          —  Ну, давай, вываливай, что там у тебя нового в жизни приключилось.
          Виолетта и Катя уже накрыли стол и ждали каких-нибудь интересных рассказов друга. Гавриил специально тянул время, испытывая терпение подруг. Удобно расположившись, он начал:
          —  Вчера мы с Виталиком ездили в казарму.
          —  Куда? — удивились девушки.
          —  В солдатскую казарму.
          —  А зачем?
          Гавриил вздохнул и ответил:
          —  Солдатиков снимать.
          Девушки переглянулись.
          —  Чего вы удивляетесь? Педерасты иногда ездят в казарму, чтобы зацепить там по солдатику для развлечения. Там все поставлено на широкую ногу — своя система, свои цены, — он видел, что шокирует девушек, и ему это нравилось. — У нас с Виталиком есть свой лейтенант, который предоставляет за умеренную плату военнослужащих из своей роты. Я, правда, не очень часто пользуюсь, стараюсь все-таки находить партнера самостоятельно, не за деньги. Но иногда хочется и в казарму заглянуть.
          —  Что? И Виталик снимает солдатов? — удивилась Виолетта.
          —  Вы повара, что ли, имеете в виду? Да это не тот Виталик. Повар сам отдается за деньги — мальчик по вызову, — впроброс сказал Гавриил, не обращая внимание на удивленные лица подруг. — А я в казарму езжу обычно с другим своим приятелем, которому уже 35 лет. Вы же знаете, что пенсионеркам сложно находить партнеров по любви, поэтому почти всегда приходится за нее платить. Когда мы подъезжали к гарнизону, оттуда отъезжала шикарная машина с двумя старыми толстяками, которые увозили с собой двух молоденьких солдафончиков. Так что когда появились мы, красавцы, то, я думаю, солдатикам больше повезло.
          —  И как это все происходит? — нетерпеливо расспрашивала Виолетта.
          —  Когда мы туда приезжаем, этот знакомый лейтенант заводит нас в отдельную комнату и приводит несколько подопечных служак — 6–8 солдат. И мы выбираем. Этот лейтенант обычно себя первым предлагает. Но он такой урод с гнилыми зубами и угревой кожей, думаю, предлагает себя для веселья. Знает ведь, что никогда мы его не выберем, все равно каждый раз с надеждой предлагает себя, идиот. Но у него такие мальчики! Иногда хочется сразу нескольких из них увезти. В общем, мы с Виталиком отобрали себе по пареньку и разъехались по домам.
          —  А деньги кому платите?
          —  Лейтенанту, конечно. Он у них за сутенера. Я подозреваю, что мальчикам мало что достается от этого ублюдка, поэтому при расставании я своему обычно даю денег отдельно. Они так бывают за это благодарны...
          —  Ну и что потом? — спросила Виолетта.
          —  А то ты не знаешь, что потом. Потом — божественная ночь и трогательное расставание.
          —  Ах ты, солдатская подстилка. И что ты будешь делать дальше? — спросила Виолетта.
          —  Страдать, — задумчиво ответил ей Гавриил.
          —  Да нет же, я спрашиваю, будешь ездить к нему еще? Ты же мечтал постоянного партнера иметь.
          —  Постоянного партнера хочется иметь по любви, а не за деньги. Но кто его знает, может, и буду ездить...
          —  Слушай, а что ты все время от армии косишь? Вот где было бы для тебя раздолье, там столько молоденьких парней, а? — не унималась Виолетта.
          —  Ты меня еще в тюрьму отправь, там тоже много молоденьких парней.
          Каждый раз, когда Катя слышала гаврииловские истории, она почему-то всегда ассоциировала их с Кириллом. Может, он тоже время от времени посещает эти казармы?.. После очередного исчезновения Артема он опять ходит не в себе. Ненависть к Артему зрела в ней все сильнее и сильней. Но она так уважала чувства Кирилла, что ей были важнее его сердечные проблемы, и она желала ему взаимности от Артема. В глубине души она, конечно, ревновала и была раздосадована, что к ней Кирилл не может испытывать подобных чувств. Но ничего не поделаешь. А надежда все же теплилась. Она рассчитывала, что когда-нибудь Кирилл все-таки окончательно разочаруется в нем и расстанется навсегда. Ей нужно все перетерпеть и все пережить. Вот тогда он, может, обратит на нее серьезное внимание, оценит и, может быть, сможет ее полюбить.
 
          Кирилл подъехал к клубу «Морской котик». Припарковал машину и вошел внутрь. Народу было довольно много. Он огляделся в надежде увидеть кого-нибудь из своих знакомых. Но на первый взгляд близких знакомых, к которым можно было бы подойти, не обнаружилось. Там и сям он заметил известных ему людей, с которыми ему не хотелось бы общаться. Поэтому он, придав себе, как обычно, надменно-равнодушный вид, прошел вглубь клуба.
          Зазвучала мелодичная музыка, и посетители стали подтягиваться к центру танцпола, объединяясь в пары.
          Кирилл стал медленно озираться, выбирая место, где он мог бы остановиться, и для начала решил пойти купить чего-нибудь выпить. Протискиваясь между пар по направлению к барной стойке, глянув на толпившихся там посетителей, он вдруг остолбенел. Он даже не увидел, а физически почувствовал присутствие Артема: тот стоял у стойки спиной к Кириллу. Но у Кирилла не было сомнений, что это именно он. Удивительное качество у людей: когда любишь, то предмет своей влюбленности можешь разглядеть в любой толпе, и среди массы людей он покажется тебе самым ярким и самым выразительным, как в кино, когда героя выделяют среди других четкими очертаниями, а остальных — расплывчато, на втором плане.
          Конечно, каждый раз заходя в какой-нибудь клуб, Кирилл надеялся его встретить. И сегодня надеялся. Но увидев его, Кирилл вдруг растерялся. Он не знал, как себя вести, что делать. Подойти или ждать, когда он сам подойдет. А если подойти, то что сказать?..
          Кирилл так и стоял, переминаясь с ноги на ногу, наблюдая за ним.
          Артем в это время купил стакан сока и направился в сторону столиков. Кирилл выглянул из-за спины впередистоящего парня, чтобы рассмотреть, куда Артем пойдет. Тот подошел к столику, за которым сидело четверо мужчин «бальзаковского» возраста.
          Кирилл весь напрягся в недоумении. Издалека он не мог их разглядеть и узнать, кто же там находится. Знакомые ему люди или нет.
          А Артем, между тем, поставил стакан перед лысым мужчиной, который сидел к нему спиной, и, чмокнув того в лысину, отошел.
          Эта картина привела Кирилла почти в шоковой состояние. Он никогда не видел Артема, ухаживающим за кем бы то ни было. А тут еще и публичный кокетливый поцелуй...
          Мужчина же, получивший стакан, оглянулся и, увидев, что это его Артем угостил, улыбнулся, встал и пошел вслед за ним. Догнав его, лысый вытащил из кармана несколько купюр и засунул Артему в карман его кожаной жилетки.
          Кирилл видел, как тот фальшиво удивился и, видимо, формально отказывался от денег. Но лысый добродушно похлопал его по плечу и пошел к своему столику. Артем его схватил за рукав, наклонился и чмокнул лысого в щеку. Тот еще больше разомлел, что-то ему шепнул и пошел к своим.
          Кирилл не мог прийти в себя от увиденного. Ревность, боль и обида душили его. Пробираясь между танцующих, стараясь никого не задеть и случайно не обратить на себя внимания, он быстро вышел из клуба.
          Вернувшись домой, Кирилл принял душ и лег в кровать. Сон никак не шел. Перед глазами все снова и снова проплывала картина, увиденная в «Морском котике». Он понимал, что пора взять себя в руки и выбросить из головы всю эту мучительную историю с Артемом. Рано или поздно это должно было произойти. Он теперь твердо знал, что больше нельзя предпринимать никаких усилий для сближения. Увиденное никак не укладывалось в голове Кирилла. Если б сам не был свидетелем, ни за что не поверил бы, что Артем мог ухаживать за каким-то папиком, чтобы получить чаевые. И это после того, что жил у Кирилла не напрягаясь ни за что. Артема не исправить. Он будет продолжать вести себя так, как хочет. Нужно заканчивать историю с ним.
          Когда Кирилл понял, что долго не уснет, встал и прошел в гостиную, где включил телевизор и сел перед ним, чтобы хоть как-то отвлечься от тяжелых дум. Было около двенадцати ночи. Он знал, что Катя уже спит, тем не менее увеличил звук телевизора, неосознанно желая, чтобы она проснулась.
          Через некоторое время Кирилл услышал тихие шаги Кати, выходящей из своей комнаты. Она подошла к нему и долго стояла рядом. Кирилл не обернулся и ничего не сказал. Но сердце его уже начало успокаиваться: он был рад, что есть эта девочка, которая даже молчать умеет уместно. Катя чувствовала Кирилла всеми фибрами своей души. Она смотрела на него и уже знала, что ему сейчас плохо, и что он хочет разделить с ней свою душевную боль. Артем так и не появлялся. Катя знала, что переживания Кирилла связаны только с ним.
          Она села рядом и выжидала, когда Кирилл сам заговорит. Но он молчал. Тогда Катя решила ему помочь:
          —  Ты не пробовал искать его?
          Они оба понимали, что речь идет об Артеме.
          —  Я видел его сегодня, — охотно отозвался Кирилл.
          Катя удивилась. А Кирилл, казалось, совсем не взволнован.
          —  Я всегда ему все прощал и, наверное, еще многое готов был прощать. Но сегодня я понял, что прощать его больше не хочу. Еще совсем недавно была история, которую я хотел забыть, старался, но теперь, когда я это увидел, все встало на свои места. Надо было еще тогда поставить точку...
          —  А что было? Что было тогда и что произошло сейчас? — осторожно спросила Катя.
          Кирилл знал, что если расскажет, то ему станет легче. И он начал...
          —  ...Однажды, в очередной раз, он ушел. И как всегда в никуда. Пока во мне кипела злость и ярость на него, я не думал, куда он делся. Когда же злость прошла, я стал нервничать, места себе не находил. Я стал почти каждую ночь ездить по клубам. Это время совпало еще со сдачей очередного номера журнала. Я практически не спал. Первое время я просто выискивал его глазами, но ни у кого не спрашивал. Если у меня спрашивали про него, то отвечал нарочито равнодушным тоном, что меня это меньше всего интересует. Потом, заезжая в какой-нибудь клуб, начинал интересоваться, не видел ли кто-нибудь Артема, дескать, его разыскивает такой-то фотограф. Затем отчаяние меня довело до того, что я уже перестал стесняться и в каждом клубе у каждого встречного спрашивал, уже не объясняя, зачем я его ищу. Почти месяц я его не мог найти. Пока однажды не наткнулся на Быкова, который вдруг сказал, что прекрасно знает, где сейчас живет Артем, и что он с ним видится каждый день. Я чуть с ума не сошел сначала от радости, а потом от ужаса. В тот день, когда я его выгнал, он пошел в клуб «Шанс» и, встретив там Быкова, попросился к нему переночевать. Я к Быкову, конечно, Артема не ревновал, больно уж тот нехорош собой. Бедный Быков, угораздило же его родиться таким уродливым, да еще и гомосексуалом! Я даже боюсь представить себе его страдания. Так вот, Быков привел Артема к себе. На следующий день Быков ушел на работу, а Артем, естественно, оставался спать. Когда этот бедный Быков вернулся домой, то там с Артемом уже сидела его соседка по лестничной площадке, которая зашла не то за солью, не то за спичками и, увидев нашего красавчика, конечно же, возбудилась и осталась его охмурять. Я спросил у Быкова, что за баба, он рассказал, что очень благополучная, упакованная бизнесвуман лет тридцати пяти, с очень своенравным, даже, точнее, стервозным характером. И что ты думаешь, в тот же день Артем переселился к ней и жил у нее до того момента, пока я не встретил этого Быкова. Я не мог поверить, не хотел верить в то, что Артем не просто завис где-то, где ему выделили койко-место, а живет полноценной, почти супружеской жизнью с какой-то мамзель. И когда, не веря своим ушам, я в надежде спросил у Быкова, что, может быть, Артем все-таки съехал от нее, Быков чистосердечно, вернее, бессердечно ответил: «Да я только-что, перед тем, как приехать сюда, встретил его во дворе, он выносил мусор». Я был ошеломлен: «Артем? Выносил мусор?». «Да, — говорит мне Быков, — Артем выносил мусор». «Этого не может быть!» — Кричал я почему-то на бедного Быкова. «Может быть, абсолютно точно, потому как эта баба кого хочешь отстроит», — и что он сам, бедный Быков, часто страдает от такого стервозного соседства. Я был в таком раздрызге, что сразу сильно напился и теперь я напросился к Быкову переночевать. Быков, конечно, был счастлив оказать мне такую услугу. Поднявшись по лестнице к квартире Быкова, я спросил, за какой дверью сейчас спит Артем. Он мне показал. Я даже протрезвел, как только представил, что за этой дверью сейчас находится мой единственный, ненаглядный мальчик и лежит с какой-то блядью в одной кровати, а может быть, даже в этот самый момент они занимаются любовью... Я пришел в такой ужас от ревности, обиды, боли, что вдруг разъярился и нажал на звонок той злосчастной двери. Звонил я долго, не отрывая пальца, пока не послышались шаги и я не услышал женский голос, вопрошающий: «Кто там?». Голос был низкий и резкий. Я ответил требовательным тоном, что мне нужен Артем. Она, не открывая двери, еще более резко сказала, чтобы я убрался к черту и удалилась. Я стал опять давить на звонок. Она вернулась и стала угрожать, что вызовет полицию. Тогда я жалобным голосом сказал, что мне очень нужен Артем и что это связано с жизнью и смертью. И действительно, в тот момент меня чувства захлестнули так, что я готов был на все. Она открыла дверь, и я увидел женщину с красивым лицом, прекрасной фигурой и очарованием высокомерной персоны. Я почему-то как-то сник и, понимаю, выглядел очень подавленным.
          —  Кто вы такой и что вам надо? — спросила она, вскинув брови.
          —  Мне нужен Артем.
          —  В пять утра?.. Другого времени вы не нашли?
          —  Пригласите, пожалуйста, его. Он мне очень нужен.
          —  Он спит, и вам советую пойти проспаться, — сказала она уже презрительно, поняв, что я пьян, и попыталась закрыть дверь.
          Я с силой придержал закрывающуюся перед моим носом дверь и уже более твердым голосом попросил позвать Артема.
          —  Да что это такое? — повышая голос начала она. — Вы мне объясните, в чем дело, или я сейчас же вызову полицию и вы будете объясняться уже с ними?
          —  Он мне нужен, я должен его увидеть, — умолял я.
          —  Да кто ты такой, что тебе надо? — вдруг она перешла злобно на «ты». — Убирайся вон! — крикнула она и еще раз попыталась закрыть дверь.
          Тут уже я разозлился и стал орать в бешенстве:
          —  Да вы знаете с кем вы связались? Он — голубой, гей, гомосексуал, педераст... Он мой любовник. Артем, выйди! Позовите его немедленно!
          Она, конечно, была ошарашена — это было видно по ее выражению лица. Но она была из тех, кто так просто не сдается.
          —  Что? Ах, вот как?! В таком случае, пидар поганый, этот твой гейчик так меня трахает, что другого мне и не надо! — выпалила она и с яростью толкнула дверь.
          Я еле успел подставить ногу, чтобы дверь не захлопнулась.
          —  Он живет с вами потому, что я его выгнал. Он — жиголо, проститутка! — кричал я, не помня себя.
          На этих словах в дверях коридора показался Артем. Боже мой, как у меня сердце защемило! Он спросонья был так красив!
          —  Умоляю, пойдем домой, — чуть не плача, обратился я к нему.
          —  Кто это? Что ему от тебя нужно? — властным голосом спросила она у Артема.
          Я смотрел на него и с трепетом ждал, что он сейчас скажет ей что-нибудь извинительное, обуется и пойдет за мной. Но он стоял и молчал. Я и она, выпучив глаза, смотрели на него выжидающе. И тут он вдруг говорит равнодушным тоном:
          —  Да я денег ему должен...
          —  О господи, — облегченно вздохнула она, — сколько?
          —  Да, так, немного... Долларов сто...
          Она метнулась к сумочке, а меня хватил столбняк. Я чуть сознание не потерял от шока. Придя в себя, я, как сомнамбула, поплелся прочь из этого дома...
          Катя слушала рассказ Кирилла с трепетом. Эта история привела ее просто в ужас:
          —  И ты его простил... — она даже не спросила, а как будто подтвердила факт.
          —  Да... Через несколько дней он вернулся как ни в чем не бывало. Я простил. Сильным людям позволительно малодушие, когда это связано с чувствами, — ответил Кирилл. Он некоторое время помолчал, потом продолжил: — Я знаю в Москве всего несколько однополых пар, которые любят, ценят, дорожат друг другом, у них общая жизнь, общие интересы и даже общая работа. Я всегда им завидовал. Да, да, именно завидовал и всегда надеялся найти свою половину. Искал в Артеме. Наверное, я ошибся. Теперь знаю, что мне надо, наконец, смириться со своей участью. На смену бесконечно ревнивой любви всегда приходит бесконечно одинокая старость...
          —  Ты опять о старости? Ты еще молод, красив, успешен!
          Кирилл засмеялся:
          —  Так мало надо, чтобы я кому-то понравился, и так много, чтобы кто-нибудь понравился мне. Да, на людях я ощущаю себя умным, красивым, желанным, а когда прихожу домой, — он заметно сник, — вижу Артема, то мгновенно сдуваюсь: чувствую себя старым Ашенбахом, у которого слабеет рассудок и берет верх инстинкт, я ощущаю себя дряхлым эротоманом, изнуряемым приступами страсти.
          Катя понимала каждое слово, но никак не могла понять, видимо, истинный смысл его чувств. Она могла примерять это понимание к себе. Ее любовь, ее чувства к Кириллу были схожи по эмоциональному наполнению, но она терялась в загадке: где находятся границы между этими любовями — ее любви к Кириллу и его любви к Артему.
          —  Почему ты думаешь, что Артем — это тот единственный человек в твоей жизни? Может, твоя настоящая любовь еще впереди? — пыталась она углубиться в душевные терзания Кирилла.
          Он понимал, что разговаривает с несмышленой девочкой, которая просто от отсутствия жизненного и любовного опыта не сможет понять его до конца, но почему-то его тянуло говорить о своих чувствах с ней. Он не знал степень ее понимания, но он ощущал ее индивидуальное понимание, и это утешало его сознание, ему хотелось говорить с ней о том, что его волнует:
          —  Чем тоньше душевная организация человека, тем сильнее он страдает. Зато все эти томительные и мучительные страдания взращивают и культивируют находящиеся в зачатке амбиции и подвигают на творчество, на сумасбродные поступки. В итоге все это мне, надеюсь, помогает.
          —  Ты удивительный, какой-то уникальный человек. Я впервые вижу личность, которая так серьезно относится к своим чувствам, — искренне восхищалась Катя Кириллом.
          —  Буйство чувств, как известно, свойственно только молодости. Чем человек становится старше, начинает преобладать разум. Но у гомосексуалов до конца жизни все подчиняется чувствам. Мало когда работает разум. Поэтому голубые рано стареют. Они боятся старости и заранее страдают от нее. Но будучи старыми, они практически никогда не теряют свежего вкуса к испытанию чувств. Когда говорят, что гомосексуалы особенные люди, имеют в виду только их сексуальную ориентацию. Но я-то знаю, что особенность состоит в том, что мы стареем прежде всего морально, потом, конечно, физически, но никогда не стареем чувствами. Особенность наша превращается в трагедию. Обычный пожилой человек, изведав все радости жизни, устает от нее и мечтает о покое. Гомосексуалы никогда не знают покоя, потому что никогда не могут досыта насладиться чувственностью. Осознание своей короткой судьбы как сексуального объекта учащает сердцебиение, хочется успеть все, независимо от того, сколько проживешь. Гомосексуалы все время живут в экстремальности. Именно это подогревает жизненную силу, именно это подвигает на необычные поступки, именно это провоцирует творческий потенциал. Неслучайно, что среди мировых известностей много гомосексуалов. Потому что миром правит чувство, и никто так много не думает и не воплощает чувства в творчество, как гомосексуалы. По крайней мере мне так кажется. Творчество гомосексуалов такое чувственное, несбыточное. Они творят до старости. Висконти свои лучшие картины снял после 54 лет, именно в этом возрасте появился фильм «Рокко и его братья», потом уже были «Гибель богов», «Людвиг». Я думаю, неудовлетворенность в личной жизни долго сохраняет чувствительность к любви и красоте, соответственно, способность творить до конца жизни.
          —  Значит, ты все-таки считаешь, что твоя личностная особенность связана именно с тем, что ты гомосексуал, — недоумевала Катя.
          —  Думаю, что да. Был бы я натуралом и имел бы все свои качества, достоинства и недостатки, которые я сейчас имею, наверное, жизнь моя была бы совсем иной. По крайней мере, я бы так сильно не страдал от любви.
          —  Я столько разных историй слышала от голубых, — начала Катя, но Кирилл ее прервал:
          —  Истории разные, а финал у всех одинаковый — одиночество. Нет ничего страшнее жизни старого педераста.
          Катя слышала в голосе Кирилла философскую смиренность, но ей хотелось объяснить ему, что он-то как раз вполне может избежать этой одинокой старости, потому что она, Катя, готова делить с ним жизнь. Конечно, она понимала, что одного ее желания маловато, важно, чтобы и Кирилл осознавал значимость близкого человека, который рад посвятить ему свою жизнь, даже если он не может испытывать к ней таких чувств, как к Артему. Но она не знала, как это передать словами.
 
          На другой день, Катю разбудил телефонный звонок. Она взяла трубку и услышала голос Виолетты.
          —  Катька, вчера мне мамань звонила и сказала, что послезавтра в Москву прилетает мой брат Мартин.
          —  Какой еще брат? — удивилась Катя.
          —  Мой сводный или названый брат, не знаю, как обозвать, сын мамкиного американского мужа от первого брака. Да я тебе говорила о нем. Он, между прочим, закончил Гарвард и едет сюда то ли на практику, то ли на повышение квалификации. Он — политолог и едет изучать нашу политику. Так, по крайне мере, мне мать сказала. Вообще, она ничего в этом не смыслит, могла что-нибудь и напутать. Нам-то разницы нет. Зато мы сможем поупражняться в английском. Он здесь будет находиться до конца выборов, почти целый месяц. По ресторанам, наверное, нас поводит. Ну, как тебе новость? — уже гордо закончила Виолетта.
          —  Ну, здорово! Только я не знаю, смогу ли я часто выходить из дома. У Кирилла сейчас очень серьезное время. Я должна находиться рядом. А перед выборами мы должны будем на неделю поехать в Иркутск.
          —  О господи! Я же не говорю, что нам все время с ним нужно будет таскаться! Я говорю, что можем по-английски попрактиковаться. Иногда можно будет занятия прогуливать.
          —  Ну, хорошо, хорошо. Я все поняла. Извини, у меня на плите подгорает, — торопливо закончила Катя разговор, чем вызвала недовольство у Виолетты.
          —  Как ты мне надоела своей замужней жизнью! Ну, ладно, пока, квочка!
 
          Через день Виолетта позвонила и сообщила Кате, что Мартын уже в Москве, устроился «Президент-отеле» и собирается к ней в гости. Виолетта нарочно называла своего брата на русский манер — Мартыном. Это звучало очень смешно.
          Катя пришла немного раньше, чтобы помочь Виолетте накрыть стол.
          —  Ты больше никого не пригласила? — спросила Катя, входя в квартиру.
          —  Кого ты имеешь в виду?
          —  Ну, хотя бы Гавриила. Он ведь хорошо говорит по-английски.
          —  Еще чего не хватало. Он сразу начнет приставать к Мартыну. Что тот подумает? Слушай, а вдруг Мартын тоже голубой? — предположила Виолетта, — вот будет умора. Вот тогда я их и познакомлю, пусть Габриэла водит его тогда по гей-клубам.
          Мартин пришел с огромной кучей подарков и напитков. Он оказался довольно симпатичным двадцатишестилетним высоким стройным блондином с длинными волосами и голубыми глазами. Виолетта объяснила, что у него мать немка, отсюда у него немецкий тип и имя Мартин. Катя, увидев его, вспомнила, как Виолетта его за глаза называет и прыснула от смеха — имя Мартын никак не сочеталось с безупречными манерами и холеной внешностью Мартина.
          Они начали кое-как общаться, преодолевая языковой барьер, где на пальцах, где мимикой, и к концу вечера уже довольно сносно понимали друг друга.
          —  Как бы узнать, не голубой ли он? — шепнула Виолетта Кате.
          —  Зачем? Какая разница?
          —  Да я просто так. Мне кажется, что как только появляется красивый парень, так он обязательно оказывается голубым. Если он не голубой, то тогда я буду сожалеть, что он мой брат. Я б им занялась...
          —  Хватит шептаться. Спроси у него лучше, какой у него рабочий режим.
          Коверкая слова и хохоча, они продолжили беседу.
          —  Надо его начать учить по-русски говорить, — сказала Виолетта и перевела это ему на английский.
          Мартин закивал головой.
          —  Любой язык начинают учить с матерных слов, — сообщила Виолетта Кате, потом обратилась к Мартину, — повторяй за мной, — и Виолетта произнесла самое распространенное выражение про «мать».
          —  А что это значит? — спросил Мартин.
          Девушки засмеялись.
          —  Очень трудно выговорить, — сказал он по-английски, — давай что-нибудь полегче.
          —  Лучше научи его чему-нибудь хорошему, — попросила Катя Виолетту.
          —  Ну, тогда скажи: я тебя люблю.
          —  А это что значит? — снова спросил Мартин. Он явно не хотел ничего учить, пока не узнает смысл.
          —  It is mean — I love you.
          —  Тогда повтори еще раз, — обрадовался Мартин.
          —  Я тебя люблю, — еще раз сказала Виолетта медленно, разбивая слова по слогам.
          —  Ия тебья лублу, — повторил он с акцентом.
          Девушки опять рассмеялись. Так до конца вечера Мартин еле-еле выучил по-русски только эти слова.
          Уже было поздно, когда Мартин попросил вызвать такси и предложил завезти Катю, когда увидел, что Катя тоже собирается домой. По дороге они почти ни о чем не говорили, только о том, как они чудесно провели вечер.
 
          На следующий день Виолетта, позвонив Кате, с ходу сообщила:
          —  Все в порядке. Мартын не голубой.
          —  Ты что у него напрямую спросила? — ничуть не удивляясь, поинтересовалась Катя.
          —  Нет, это он напрямую у меня спросил про тебя. Ты ему очень понравилась.
          —  Но ты сказала, что я замужем?
          —  Конечно, я ему все сказала, даже за кем ты замужем.
          —  Что ты имеешь в виду? — напряглась Катя. — Что — все?
          —  Все-все-все! И что муж твой самый популярный среди молодежи человек в России и что он гомосексуал, и что ты как дура его любишь и рассчитываешь сделать из него человека.
          Катя неожиданно сильно расстроилась:
          —  Зачем же ты так? Не обязательно было говорить о Кирилле все подробности...
          —  А что тут такого? В конце концов, это мой брат, и у меня не могут быть от него секреты, тем более чужие.
          —  Ты меня расстроила... Извини, я не хочу говорить больше об этом...
          —  Да, брось ты, он очень тепло среагировал на эту историю и пригласил нас сегодня в ресторан. Слышишь?
          —  Я не пойду.
          —  Ты с ума сошла? Как это не пойду? Сегодня же воскресенье!..
          —  Нет, не пойду, извини, я занята, давай созвонимся завтра, — проговорила Катя и положила трубку.
          Виолетта еще несколько раз перезвонила, но Катя больше трубку не брала. Она почему-то серьезно расстроилась, но никак не могла понять почему. Мартин ей не был нужен, поэтому ее не должно было это волновать, а может, потому что она все еще не хотела мириться с тем, что Кирилла называют голубым и это распространяется все дальше и дальше. Хотя, Мартин приехал и уехал. Чего так переживать-то так? — с такими мыслями Катя провела весь остаток воскресенья дома.
 
          На следующий день Катя, успокоившись и сделав все домашние дела, пошла на занятия. Виолетта, по обыкновению, опоздала на первый урок, поэтому поговорить они смогли только в перерыве.
          —  Знаешь, куда мы вчера ходили? В «Метрополь»! — гордо сообщила Виолетта.
          Катя промолчала.
          —  Слушай, Мартын не на шутку интересуется тобой, — озорливо заглядывая в глаза, начала Виолетта, — он опять весь вечер про тебя спрашивал.
          Катя поежилась и, отвернувшись, сказала:
          —  Я ничего не хочу об этом знать.
          Виолетта не унималась.
          —  Он собирается сегодня заехать за нами после занятий и повести в какой-нибудь клуб.     Прозвенел звонок, и Катя молча направилась в аудиторию. Во время перемен на все разговоры Виолетты она отнекивалась или отмалчивалась.
          Мартин действительно приехал после окончания занятий и предложил куда-нибудь поехать повеселиться. Катя сразу сказала, что не сможет, что у нее дела, к чему Мартин очень спокойно отнесся. Они с Виолеттой завезли ее домой и сами поехали в клуб.
 
          Дома Катю как обычно никто не ждал. Кирилл уже несколько дней раньше трех-четырех утра не возвращался: у него опять сдавался очередной номер журнала, он был очень занят предвыборными делами и, судя по всему, еще и заезжал по ночам в клубы.
          Дни были похожи друг на друга. Эйфория по поводу замужества уже давно прошла. Конечно, отношения стали очень доверительными и теплыми. Но не более. Сама по себе Катя не интересовала Кирилла, только как объект, который мог выслушивать часами его психоаналитические рассуждения о его чувствах. Он по-прежнему никогда не интересовался ею самой. Единственное, что радовало ее, это то, что они скоро поедут к мамам. Они с Кириллом должны были ехать в Иркутск накануне выборов, а там рассчитывали навестить матерей. А после выборов Кирилл сказал, что на рождественские праздники они поедут в Париж. Поэтому последние дни скрашивались только покупками подарков для мам и оформлением загранпаспорта и виз. По поводу выборов Катя нисколько не волновалась — она настолько была уверена в нем, в его неотразимости и в его успешности, что даже допустить не могла, что он может проиграть выборы.
          Катя даже пожалела, что не поехала с Мартином и Виолеттой в клуб. Домашние задания она привыкла выполнять по утрам на свежую голову, поэтому делать было нечего и она легла спать.
 
          Следующим вечером Мартин опять приехал в институт и предложил обеим девушкам покататься по ночной Москве, объясняя, что днем ему не удается ее посмотреть. Теперь Катя охотно согласилась, чтобы в одиночестве не коротать вечера.
          Очень скоро вечерние прогулки по городу и по барам стали необходимой привычкой. Компания из Виолетты, Кати и Мартина все больше и больше сплачивалась. Они стали уже довольно легко общаться, несмотря на то, что английский девушки за это время не стали знать лучше. Просто появились навыки в произношении и беглость в построении фраз. Мартин стал нравиться Кате. Его внимание, забота, предупреждение любых желаний девушек не могли быть не замеченными. Хоть они и не все понимали, о чем говорил он, подруги чувствовали по его поведению, что он умен, воспитан, деликатен и при этом с ярко выраженным чувством собственного достоинства. Какого-то особого к себе отношения Катя не замечала. Мартин был одинаково вежлив и внимателен к обеим подругам. Только изредка она ловила его пронзительный взгляд на себе, но не придавала этому особого значения.
 
          Катю по-прежнему волновал Кирилл. Она начала собирать подарки для мам, родственников и знакомых, посещая днем магазины. С Кириллом общаться почти не удавалось. Он, придя домой поздно, вставал около двенадцати дня, наскоро перекусывал и бежал по делам. Иногда вообще не возвращался домой. Она уже знала, что за отсутствием Артема он в эти дни встречается с какими-нибудь другими парнями. Катя никак не могла привыкнуть не ревновать его. С Артемом она как-то уже смирилась, а о других просто думать не хотела.
          Однажды, проснувшись утром, Катя вдруг услышала чей-то незнакомый мужской голос, доносящийся из коридора. Она вскочила, прислушалась. Нет, это был не Артем и, конечно же, не Кирилл. Катя оделась и вышла из своей комнаты. Когда она увидела незнакомого юношу, который стоял в джинсах и голым торсом, собираясь надеть свитер, ее как будто по голове ударили. Незнакомец обернулся, увидел Катю и, запросто сказав «привет», продолжал одеваться и громко разговаривать с Кириллом, который, видимо, еще находился в постели.
          —  Мы увидимся вечером? — крикнул он в сторону спальни.
          —  Я тебе позвоню, — промычал сонным голосом Кирилл.
          Незнакомец оделся, вежливо попрощался с Катей, которая стояла перед ним как вкопанная, и вышел из дома.
          Такого Катя не ожидала. Обида душила ее. Но она не смела что-либо сказать Кириллу на сей счет. Когда он встал и начал собираться, Катя приготовила ему завтрак и как обычно ждала его на кухне. Он, по уже ставшей привычке, начал быстро, но с удовольствием поглощать еду, молча пролистывая френдленту на лаптопе. Катя, как правило, никогда не нарушала этого молчания, только подливала ему кофе и подкладывала в тарелку то, что приготовила. Но тут она не выдержала:
          —  Ты решил не церемониться со мной?
          Кирилл поднял удивленный взгляд на нее, ничего не понимая.
          Катя, закипая, продолжила:
          —  Ты стал уже домой приводить своих любовников?
          Он невозмутимо вернулся глазами к экрану компьютера.
          Катя не знала, как его вызвать на разговор. Но потом поняла, что разговора не получится. Кирилла абсолютно не волновала обиженная ее интонация. А вопросы ее показались ему незначительными.
          Выходя из дома, он, даже не взглянув на Катю, бросил:
          —  Нам уже билеты куплены. Через три дня вылетаем. Будь готова.
          И ушел.
 
          В этот вечер Мартин повез подружек в ресторан, который находился на телебашне «Останкино». За две недели пребывания Мартина в Москве они посетили почти все знаменитые рестораны, клубы и бары. Теперь вот знаменитая Останкинская башня. Катя решила не портить себе настроение воспоминанием об утреннем незнакомце, тем более что предстоящая поездка домой очень грела сердце, и в этот вечер она особо развеселилась. Впечатление от ресторана на башне оказалось невероятно воодушевляющим. Наверное, высота, на которой они находились, придавали чувствам возвышенность. Они прекрасно поужинали, поболтали, посмеялись и поехали по домам. Обычно взяв такси, Мартин завозил домой Катю, потом Виолетту и уже затем ехал к себе в отель. Хотя по дороге было удобней сначала завозить Виолетту, потом только Катю и уже от ее дома было рукой подать до того места, где остановился Мартин.
          Сев в машину, которая дожидалась пассажиров у самого ресторана, Виолетта по привычке назвала водителю адреса. Как правило, водители сразу спрашивали, не лучше ли было бы ехать в другом, территориально последовательном порядке, на что Виолетта отвечала, что не лучше и чтобы он вез, их как они просили. И каждый раз, проезжая мимо своего дома, Виолетта отмечала, что надо было бы навести все-таки порядок и сначала завозить ее. Пока она говорила, машина уже успевала далеко отъехать от дома и они смиренно приближались к Катиному дому. На этот раз Катя вдруг предложила не наматывать круги и сначала доставить домой Виолетту. Она и сама не поняла, почему это предложила.
          —  Вот это другое дело, — обрадовался водитель.
          —  Действительно, давайте, наконец, восстановим порядок! — поддержала Виолетта.
          Высадив ее у подъезда, Мартин с Катей поехали дальше. Они впервые остались вдвоем. И это как-то смутило их обоих. Они не знали, как разговаривать друг с другом без участия Виолетты. Так, молча, они подъехали к Катиному дому. Мартин вышел из машины и протянул руку Кате, чтобы помочь ей выйти из нее. Но она вдруг сказала, что хотела бы еще покататься. Мартин удивился и, вежливо поблагодарив за эту радость, пересел к ней на заднее сиденье.
          —  Куда ехать? — спросил водитель.
          Никто из них ничего не ответил. Мартин, скорее всего, не понял вопроса, а Катя не знала что ответить. И водитель поехал в сторону отеля по указанному уже адресу.
          Когда они подъехали к стеклянным дверям отеля, Мартин предложил посидеть в баре. Катя кивнула в знак согласия. Они зашли в темный, но уютный и красивый зал бара. Народу было немного. Они сели у края барной стойки. Мартин заказал напитки и обернулся к Кате.
          —  Я так рад, что ты захотела пообщаться со мной еще немного, — начал он и осекся, не зная, видимо, что же сказать еще.
          Катя, привыкшая в разговорах к инициативе Виолетты, тоже не знала, что говорить. Но сделав два больших глотка «Маргариты», коктейля, который она полюбила, решила сама разговорить Мартина. Конечно, языковой барьер между ними еще существовал. Поскольку жизненный опыт у нее был небогатый, то она просто начала рассказывать о себе, начиная с детства. Даже при плохом английском ее рассказ был интересный, смешной и трогательный. Дойдя до того, как она приехала в Москву, Катя посмотрела на часы и ойкнула. Было уже больше трех ночи.
          —  Ты, наверное, совсем не высыпаешься? — спросила она Мартина. — Днем работаешь, ночами нас выгуливаешь...
          —  Я отдыхаю между работой и встречей с вами, — ласково ответил он.
          —  Мне пора домой...
          —  Да, конечно, я отвезу...
          Катя его оборвала:
          —  Только сначала я хотела бы посмотреть, где ты устроился.
          Мартин не мог скрыть своего изумления.
          —  Да, конечно... — сказал он торопливо и, рассчитавшись с барменом, предложил ей подняться в свой номер.
          Катя впервые была в отеле, тем более в таком шикарном. Она только в кино видела такой интерьер. Она с интересом разглядывала все, мимо чего они проходили. Зайдя в номер Мартина, она внутренне ахнула от красоты апартаментов. Номер состоял из гостиной и спальни. Катя медленно прошлась по номеру, заглянула даже в ванную комнату и не могла скрыть восхищения. Мартин стоял посреди гостиной как вкопанный. Он смотрел на разглядывающую его место обитания Катю, не отрывая с нее глаз. Когда она, обойдя все, вернулась к нему, он взял Катину руку и медленно подтянул ее к себе. Он нежно обнял ее вокруг талии и прикоснулся к ее губам. Катя не сопротивлялась. Ее голова пошла кругом от пронизавших ее чувств.
 
          Утром, проснувшись, она не сразу могла понять, где она находится. Посмотрев на подушку, лежащую рядом, Катя увидела записку. Мартин писал, что не стал ее будить и ушел на работу и что он вечером заедет за ними в институт. Катя быстро собралась и, опасаясь, что ее могут почему-либо задержать, вышла из номера. В коридоре она взяла себя в руки и, придавая своему виду независимый вид, прошла мимо дежурных.
          Приехав домой, она сразу же переоделась и залезла в ванну. Кирилл еще спал. Вечером, наверное, будет допрос, где она ночевала, — подумала про себя Катя и злорадно усмехнулась. Ей даже захотелось, чтобы он начал ее допрашивать прямо сейчас, когда проснется. От этого ей стало еще радостней. Лежа в ванной, Катя стала вспоминать прошедшую ночь. Мартин, конечно, ей нравился, но особых чувств она к нему и сейчас не испытывала, хотя она изведала с ним необычайно впечатляющий секс. Она была не очень искушена в этом вопросе, поэтому многое испытала впервые. От воспоминаний некоторых подробностей, Катя аж покраснела.
          Кирилл зашел на кухню, где она уже хлопотала и, ничего не спросив, сел за газету. Катя ждала, когда же он, наконец, начнет допрашивать, почему ее не было дома ночью. Это ведь впервые случилось. Но Кирилл молчал. Катя подумала, что он, наверное, оставил беседу на вечер, чтобы не сбивать свой рабочий режим. У него началась запарка со сдачей очередного номера журнала. Он быстро поел и ушел на работу. «Сегодня он обязательно вернется раньше, чтобы поговорить со мной», — думала про себя Катя и не ошиблась.
          Кирилл пришел домой в восьмом часу. Пока Катя кормила его ужином, Кирилл все время кому-то названивал, назначал встречи, давал указания, и ему некогда было даже нормально поесть. Катя терпеливо ждала. После ужина он, поблагодарив ее, спросил:
          —  Ты купила все, что хотела купить для мам?
          —  Да, — ответила она односложно, выжидая его следующего вопроса.
          Но Кирилл спокойно повернулся и, пройдя в гостиную, уселся в кресло перед телевизором.
          Катя помыла посуду, вышла в комнату и села рядом с ним.
          —  Ты ни о чем не хочешь меня спросить?
          Кирилл посмотрел на нее удивленным взглядом и опять повернулся к телевизору.
          —  Ты даже не спросишь, где я была ночью? — уже взволнованно спросила его она.
          Тут Кирилл удивился еще больше и уже подал голос:
          —  Тебя не было ночью?
          Катя аж растерялась от неожиданности:
          —  Ты даже не заметил этого?
          —  Ну... я вернулся поздно и сразу лег спать... — начал он как будто бы оправдываться... — Я думал, ты уже спишь... Ну и где же ты была?
          Но по тону Катя поняла, что Кирилла, в общем-то, мало интересует эта подробность. Все ее ожидания о том, что он переживал и, может быть, даже ревновал, рассыпались в пух и прах. Он даже сейчас не взволновался.
          —  Почему ты никогда не спрашиваешь меня, как я живу и чем? Тебе совсем не интересно? Тебе ничего не хочется знать обо мне? — начала нервно нападать на него Катя.
          Кирилл посмотрел на нее и с некоторым негодованием спросил:
          —  А о чем бы ты хотела, чтобы я знал?
          —  Ну-у... Не знаю, спроси о чем-нибудь...
          —  Хорошо, сколько ты весишь?.. — ухмыльнулся он.
          Катя поняла, что он пытается перевести все в шутку, а главное, интереса к своей персоне она действительно не ощущала. Тогда Катя решила рассказать ему о ночном происшествии сама. Может, хоть это его всколыхнет.
          —  Я хотела бы тебе кое-что рассказать... — начала она приглушенным голосом.
          —  Если это связано с твоими сексуальными похождениями, то не надо, — спокойно ответил Кирилл.
          Катя поразилась его равнодушию. Это ее так сильно задело, что от обиды у нее задрожали руки. Но она решила идти до конца.
          —  Да, это связано именно с этим. Почему ты никогда ничего не спрашиваешь о моем сексуальном опыте? — спросила она, глядя ему в глаза в упор.
          —  Не хочу, — сухо ответил Кирилл.
          —  Тебе не хочется узнать, с кем я трахалась, когда и где? — продолжала горячиться Катя.
          —  Нет, не хочется, — равнодушно ответил он
          —  Но почему? — почти кричала Катя.
          —  Мне приятнее думать, что моя жена — чистая девочка, а не грязная шлюшка, — улыбаясь, ответил он и, наклонившись, чмокнул ее в носик.
          Катя была потрясена.
          —  Не лги мне. Ты просто действительно безразличен ко мне? Тебя действительно не интересуют ни я, ни тем более мой сексуальный опыт, и ты прикрываешься этими эффектными фразочками? — Уже разозлясь, бросила она. — Ну, почему, почему мне все интересно знать про тебя, а тебе не интересно даже то, что я ночую не дома? — чуть не плача, обращалась она к Кириллу.
          Тот сидел невозмутимо, куря сигарету. Казалось, ему действительно не был интересен этот разговор. Вдруг он поднял взор и глубоко посмотрел ей в глаза:
          —  Никогда не рассказывай интимные подробности своей жизни человеку, с которым хочешь сложить серьезные отношения. Потом это может тебе выйти боком. И ты очень пожалеешь. Люди часто пренебрегают этим правилом, потом мучают друг друга всю жизнь, укоряя этими признаниями...
          —  Но ты же мне рассказываешь все, — возмутилась Катя, — куда уже интимнее могут быть вещи, которые я знаю о тебе?..
          Кирилл наклонил голову, поднял на нее характерный холодный взгляд исподлобья, помолчал и глухим голосом, как-то печально, произнес:
          —  Но я-то ведь и не стремлюсь сложить с тобой серьезные отношения... Они мне не нужны... Как и ты, собственно, мне не особенно-то и нужна. И вообще, мне надоели твои расспросы, твое внимание, твои назидания! Что ты о себе возомнила? Хочешь жить здесь, живи, только прекрати лезть в мою душу и в мою жизнь!
          Повисла тяжелая пауза. Она никак не ожидала услышать от Кирилла такие слова. После всего того, что они пережили вместе, после такого взаимопонимания, как ей казалось, такой доверительности и сердечности, которую Катя предлагала ему, услышать такое! Это она не в силах была перенести. Не проронив больше ни слова, еле сдерживая рыдания, Катя ушла к себе в комнату и уже до конца вечера из нее не выходила.
 
          В понедельник утром Кирилл убежал на работу и вернулся поздно ночью. Он еще с прихожей понял, что дома никого нет. Свет нигде не горел. Он осторожно заглянул в Катину комнату и увидел, что ее дома нет. Вчерашнему разговору он почти не придал никакого значения, но, обнаружив, что Кати в доме нет, он сразу понял, что ее отсутствие связано именно с этим разговором. Усталость сделала свое дело и Кирилл, быстро перекусив, лег спать.
          Следующий день он из редакции несколько раз набирал сотовый, который был отключен, затем домашний телефон, рассчитывая застать Катю. Но трубку никто не поднимал. За суетой работы на некоторое время он забывал о ней. Вечером Кирилл снова с порога понял, что ее по-прежнему нет. Заглянув в ее комнату и убедившись в ее отсутствии, он серьезно забеспокоился. Вспоминая их последний разговор, Кирилл ничего особенного и обидного для Кати не мог обнаружить. Но внутренний червь сомнения подогревал беспокойство. И он вдруг ясно осознал, что какие-то его слова обидели Катю и ее исчезновение является знаком протеста. Теперь, лежа в постели, Кирилл никак не мог уснуть. Его не покидало чувство вины. Куда могла деться Катя, он даже не мог предположить. И тут с ужасом понял, что, действительно, ничего не знает о ней. Он даже не знает, в каком институте она учится, где этот институт находится, с кем она дружит, с кем общается. Вспомнив про Виолетту, о которой Катя говорила, что она самая близкая ее подруга, Кирилл не мог представить, как и где искать ее телефон или адрес. Он даже не знал фамилии Виолетты. Резко вскочив с кровати, Кирилл устремился в Катину комнату, включил свет и стал рыться в ее письменном столе, в надежде найти ее записную книжку или хоть какие-то записи. Но, увы, тщетно. Ничего не найдя, он вернулся в спальню и еще какое-то время провалялся без сна.
 
          На следующий день Леночка вручила ему два билета на самолет в Иркутск, куда он должен был лететь с Катей завтра, в четверг, для проведения последней предвыборной акции. Он уже не думал о том, что отсутствие Кати нарушит план этой акции, его все больше и больше беспокоило то, что она не подавала никаких признаков жизни. Сосредоточиться на работе ему никак не удавалось. Он в который раз был благодарен своей команде, которая обеспечивала подготовку номера без лишних проблем. Едва закончив основную проверку макета и текстовых полос, Кирилл безрассудно решил поехать на поиски своей формальной жены.
          Он припомнил, что институт находится где-то на Новослободской. В расчете на то, что не так уж много вузов расположены в этом районе, он наобум отправился в этот район. Когда он, наконец, нашел институт, в котором были вечерние коммерческие занятия английского языка, он бросился по кабинетам. К счастью, в одном из них он узнал, в какой группе учиться Катя Гордеева. Благо, она носила его фамилию, а то ее девичьей фамилии он никогда бы не вспомнил. Поднявшись на третий этаж и найдя нужную ему аудиторию, прежде чем туда заглянуть, Кирилл приостановился. Сердце стучало так, что казалось, слышно на весь этаж. Набрав в легкие побольше воздуха, он резко дернул дверь. В классе сидело порядка полутора десятка девушек и, конечно, преподавательница. Все разом посмотрели на него. От волнения Кирилл не смог сразу высмотреть Катю.
          —  Вы что-то хотели? — спросила преподавательница.
          —  Я Катю Гордееву ищу, — ответил он, всматриваясь в студенток.
          —  Она уже несколько дней не появляется, — вызывающе отреагировала преподавательница.
          Кирилл не сразу даже понял, что она сказала, продолжая вглядываться в лица девушек.
          —  Молодой человек, прошу покинуть аудиторию, позвольте продолжить урок, — сказала она строгим голосом.
          И тут только Кирилл внимательно посмотрел на нее своим характерным взором, который действовал на людей, особенно на женщин, обезоруживающе. Он знал, что именно более зрелые женщины покупаются на его взгляд и сразу меняют отношение. Сейчас произошло именно это. Преподавательница тут же изменилась в лице, черты стали более мягкими и выражение лица стало приветливым:
          —  Вы собственно говоря, по какому поводу ее разыскиваете?
          Кирилл не ответил на ее вопрос, а тут же спросил:
          —  А вы не интересовались, почему она уже несколько дней не ходит на занятия?
          —  Видите ли, у нас коммерческий вуз, поэтому студенты по своему усмотрению решают, ходить им на занятия или нет. Это их дело и их право. За прогулы у нас не отчисляют...
          Кирилл тут же сник и, ничего больше не сказав, вышел из класса. Уже дойдя до входной двери, он вдруг опрометью побежал назад. Ворвавшись в класс, уже совсем не церемонясь, он почти выкрикнул:
          —  А где Виолетта? Она ведь тоже здесь учится?
          Преподавательница хоть и была раздражена, все же доброжелательным тоном ответила:
          —  Ее тоже нет уже несколько дней...
          —  А телефон ее у вас есть?
          —  Все данные о студентах находятся в деканате.
          Кирилл мигом спустился в деканат, где ему, собственно, и объяснили местонахождение Катиной группы, и, к счастью, едва застал сотрудницу деканата, которая собиралась уже уходить. Фамилии Виолетты он, конечно, не знал, но тут впервые обрадовался ее своеобразному имени. Именно потому, что Виолетта — не очень распространенное имя, ему довольно быстро нашли ее телефон. Наспех поблагодарив за помощь, Кирилл бросился к машине.
          Он на ходу набрал со своего мобильного телефона Виолеттин номер. Трубку поднял маленький мальчик и ответил, что Виолетты нет дома. Кирилл набрал еще раз и уже спросил Катю. Мальчик также бесстрастно сказал, что Кати нет. Когда Кирилл позвонил в третий раз и спросил кого-нибудь из взрослых, мальчик опять хладнокровно ответил, что никого нет дома. Он уже был в пути, но не знал, куда ехать. Только теперь он понял, какую ошибку совершил, не записав адрес Виолетты. Домой он приехал уже около девяти часов. Звонить в справочные было поздно, да он и не знал, как искать адрес по известному телефону, тем более что впопыхах не записал фамилии Виолетты.
          Абсолютно разбитый, быстро приняв душ и даже не выпив чашку чаю, Кирилл лег спать. Рано утром он должен был вылетать на самое ответственное в его жизни мероприятие, от которого зависело его будущее.
 
          В самолете Кирилл никак не мог сосредоточиться на предстоящем событии. Он стал осознавать, что его вдруг перестало волновать все, что касалось предвыборной кампании. В какой-то мере ему было безразлично, станет он депутатом или нет. Во всей этой истории его радовало только то, что он осуществил свою давнюю мечту — снимать кино. Правда, это было не кино, а рекламные видеоролики к собственным выборам, но зато их было несколько и он прикоснулся к процессу съемок и монтажа. Ролики, очевидно, были удачными и, судя по результатам его рейтинга, успешно способствовали его продвижению вперед. Если он проиграет выборы, то, может, это будет даже на пользу — тогда он сможет заниматься любимым ремеслом вплотную. Но сейчас радость от этого тоже ушла на второй план. Кирилл все время ловил себя на мысли, что думает о Кате. Мысли о том, что с ней могло что-нибудь случиться, он не допускал. Он начал признаваться себе в том, что привязался к этой девочке. И сейчас, когда он окончательно решил порвать с Артемом, она ему была нужна как никогда. Он досадовал на себя, что, оказывается, действительно, ничего о ней не знает. И впервые он почувствовал, что скучает по ней и даже страдает от того, что не смог ее найти. Он стал вспоминать ее робкую улыбку, внимательный взгляд, тихую походку. В какой-то момент он ощутил физическое волнение от этих воспоминаний.
 
          В гостинице Кирилл заполнил все формуляры и вошел в свой номер. Концерт был назначен на 9 часов вечера. У него было достаточно времени отдохнуть. Вся эта история с поисками Кати совершенно вымотала его. Он попросил Нину, которая, по обыкновению, встретила его в аэропорту и подвезла его к гостинице, дозваниваться до этой чертовой Виолетты в Москву и лег немного поспать. К вечеру он должен быть в форме. Сегодняшний концерт — последний и самый ответственный.
          Его разбудил сильный стук в дверь. Он спросонья даже не сразу понял, что находится в гостинице в Иркутске. Он встал и открыл дверь. На пороге стоял взволнованный организатор концерта.
          —  Катастрофа! Дворец культуры уже битком набит зрителями, а концерт начнется только через два часа. Они почему-то решили, что начало в семь. На дверях даже охраны не было. Они беспрепятственно заполонили весь дворец. Мы же из-за хоккейного матча специально отодвинули концерт на девять часов, чтобы как можно больше пришло молодежи. Техники еще даже не смонтировали до конца аппаратуру. Если мы сейчас что-нибудь не придумаем, то они разойдутся, и мы уже никого не соберем. На улице собачий холод. Им негде болтаться по городу. Они просто разъедутся по домам, — бегая по номеру причитал он.
          Кирилл стоял, глядя на него, и думал. Потом оделся и сказал:
          —  Пошли. Я выйду на сцену. А ты предупреди всех музыкантов, чтобы подтягивались пораньше.
 
          Когда Кирилл подъехал к дворцу, где должен был проходить концерт, он увидел вокруг снующую молодежь. Проходя через парадные двери, он заметил, что его узнают. Рядом появились администраторы дворца. Они проводили его за кулисы. Там вовсю кипела работа. Техники судорожно пытались ускорить процесс монтажа аппаратуры. Уже появились и некоторые музыканты, которые стали настраивать свои инструменты, где уже можно было это делать. Кирилл слышал гул голосов, доносящихся из зала. Он подошел к занавеси и выглянул за нее. Зал действительно был набит разношерстной молодежью. Он повернулся опять за кулисы и спросил у одного из техников:
          —  Есть уже рабочий микрофон?
          Тот суетливо подбежал и всучил ему один из микрофонов. Кирилл пощелкал по нему пальцем, проверяя, работает ли он. Затем позвал директора дворца и попросил объявить его выход. Взволнованный директор собрался с духом и вышел на сцену. Зал постепенно успокоился и воцарилась относительная тишина.
          Директор извинился за недоразумение с началом представления и объявил, что сейчас на сцену выйдет кандидат в депутаты от Иркутской области, их земляк и главный редактор популярного молодежного журнала Кирилл Гордеев. Послышались дружные аплодисменты. Кирилл пошел на сцену. Он еще не знал о чем будет говорить, как начать разговор и как долго ему придется убалтывать зрителей, чтобы хотя бы первые исполнители были готовы. Агитационные патетические речи о борьбе за справедливость и за будущее России у него уже в голове были сформулированы. Но начинать с этого ему не хотелось, тем более он всегда твердо верил, что никогда нельзя думать о молодежи, что она глупее, чем взрослые. Кирилл знал, что нужна доверительность, нужна та интонация и тот образный строй, который сразу бы этих молодых людей подкупил искренностью и разумностью. Он начал свою речь со слов, которые были неожиданны даже для него самого:
          —  Раньше я смотрел по телику заседания Думы только по той же причине, почему мне интересно было смотреть бои собак, петухов или корриду. А потом я решил баллотироваться в эту Думу, потому что, как на любую другую игру иногда хочется смотреть, иногда — в этом участвовать. Я готовился к этой встрече давно. Поверьте, текст был сочинен, записан и отрепетирован достаточно тщательно. Но сейчас, когда я увидел вас здесь, увидел ваши лица, ваши глаза, я понял, что все, что я подготовил, не больше, чем собачий бред. Я не хочу агитировать вас голосовать за меня. Вы умнее и лучше, чем я. Я ничего не могу вам обещать и ничего не могу гарантировать. Я баллотировался в депутаты по одной простой причине — это еще один интересный этап в моей жизни. Одна умная девочка однажды сказала, что каждый человек родился, чтобы выполнить какую-то миссию. Это не новая мысль, но сейчас довольно актуальная. Я тогда ответил, что моя миссия, мое предназначение — получить от жизни удовольствие. Для меня данная ситуация — это очередной виток в моей жизни, которую я хочу заполнить с максимальным результатом психологического кайфа. У меня есть теория — теория разумного эгоизма. Потом уже мне сказали, что это уже было, какой-то философ давно это придумал. Я подумал, что человек в первую очередь работает на себя и он удовлетворяет свое эго. И уже от этого может случиться кайф другим. Чем больше художник, тем больше людей вокруг получат кайфа. Меньше художник — меньше кайфа.
          Послышались аплодисменты и подбадривающий свист из зала.
          Кирилл продолжил:
          —  Так вот, о предназначении каждого из вас. Из анатомии восьмого класса вы все знаете, что человек появляется от оплодотворения женской яйцеклетки мужским сперматозоидом. При половом акте в семяизвержении участвуют хренова туча сперматозоидиков. И можете себе представить, что из всей этой кучи только один, то есть ваш конкретный сперматозоидик, добрался до яйцеклетки и оплодотворился. Что это означает? А это означает, что каждый из вас — избранный. Эта избранность и является той ответственностью перед природой, чтобы оправдать свое появление на свет. Все люди в силу своей избранности изначально талантливы от природы. Просто кто-то стремится реализовать свой талант и реализуется, а кто-то живет по пути наименьшего сопротивления и живет в полном дерьме. Зачем вы родились? Ответ простой — затем, чтобы быть счастливыми. Другого предназначения ни у кого нет. Как каждый из вас понимает счастье — это дело ваше, вы же знаете, как выглядит ваша счастливая физиономия? Вы же видели это в зеркале? Если вы считаете, что в достижении счастья достаточно пользоваться наркотиками, действуйте, нюхайте, колитесь, подыхайте. Никто не будет скорбеть по вашим душам. Если вы хотите именно так распорядиться божественным даром ощущать и осязать жизнь, то пожалуйста, вперед! Упиваться алкоголем, курить анашу — ради бога! Хотите прожить скучную, бессмысленную короткую жизнь — флаг в руки! Поверьте, никому нет до вас дела. Сменится поколение, и другие будут жить в свое удовольствие, но не вы. Никто даже не вспомнит о вас. О вас самих могут думать только вы сами. Так много интересного в жизни! И так много поводов радоваться ей! Я — ваш земляк, более того, я не из самого Иркутска, а из-под Иркутска. Мне сложнее было пробиваться, но я захотел раскрасить свою унылую жизнь, вот теперь я перед вами — кандидат в депутаты Государственной Думы! Каждый из вас может сделать все, что захочет, было бы желание. Нельзя уповать на власть и на судьбу. Надо просто стремиться к счастью. Если вам доставит удовольствие прокатить меня на выборах, я буду только рад, что доставил вам такое удовольствие. Если меня не изберут, я найду чем заняться, найду свой кайф, за меня можете не переживать. В Думе тоже должно смениться поколение. Если не я, то кто-нибудь другой, все равно рано или поздно придет новая молодежь, которая будет намного качественнее, чем нынешнее поколение политиков. Уже приходит.
          Тут кто-то выкрикнул из зала:
          —  А если изберут, повысишь нам пенсии?
          Кирилл вытянул шею, чтобы разглядеть вопрошающего:
          —  Кто это спросил? Тебе сколько лет? Восемнадцать, девятнадцать? О какой ты пенсии спрашиваешь? Ты на пенсию выйдешь через 40 лет. Ты можешь себе представить, что за эти сорок лет может произойти? О чем ты думаешь? В твои двадцать лет нужно думать о сексе, о любви, о творческой работе.
          —  А я говорю про пенсии наших стариков, — ответил тот же голос из толпы.
          —  А что ты уповаешь на повышение пенсий? Ты-то на что? Иди работай, содержи своих стариков.
          —  Это я могу делать и без Думы. Значит, можно не ходить на голосование! — среагировал тот же парень.
          —  Правильно. О твоей жизни Дума вряд ли будет думать! — скаламбурил Кирилл. — Не надо уповать ни на кого, созидайте свою жизнь сами. Занимайтесь любовью, рожайте детей, создавайте семьи. Это самое главное в жизни — любить, иметь тыл из семьи и детей, тем самым обрести смысл вашего существования. Заботьтесь о своих родных, радуйтесь каждому дню, устраивайте праздники своим любимым, придумывайте что-нибудь для близких, дарите подарки, пусть мелкие, обращайте рутинную работу в творчество — это все в ваших силах! И ни о чем больше не думайте!
          —  А с коррупцией будешь бороться? — вдруг спросил еще кто-то.
          Кирилл, пожимая плечами, вздохнул:
          —  Чего вы все считаете чужие деньги в чужих карманах? Считайте свои в своих руках, вернее, считайте деньги, которые вы сами можете заработать! Какое вам дело до коррупции? Они играют в свои игры, и те, кто может им помешать, уж точно не спросят ни меня, ни, тем более, вас. Борьба с коррупцией — это тоже борьба за собственные интересы. Так что успокойтесь. Я еще раз повторяю, думайте только о себе и своих родных, о своем кайфе и радости, которые можете доставить своим близким!
          За кулисами вся административная группа пребывала в полном недоумении.
          —  Что он несет? Что он несет? — причитал руководитель предвыборной кампании. — Надо выключить ему микрофон! Где Нина Александровна? Найдите срочно Нину Александровну! Только она сможет прекратить этот кошмар!
          Несколько человек бросилось на поиски Нины. Когда они, наконец, ее нашли, руководитель кинулся к ней:
          —  Отнимите у него микрофон. Это — катастрофа!
          Нина стояла, нахмурив брови, не шелохнувшись.
          —  Это бесполезно. Я слишком хорошо его знаю...
          —  Артисты готовы? — уже смиренно обратился руководитель к администратору дворца.
          —  Да. Ждут команды.
          —  Тогда дайте знать, что концерт можно начинать, — тихим растерянным голосом сказал он.
 
          Зал гремел аплодисментами. Кирилл высокопарно представил первых исполнителей и зашел за кулисы. Никто из команды не подошел. Только Нина бросилась к нему.
          —  Ты здоров? — спросила она сурово. — Ты не сбрендил?
          Кирилл, казалось, был в приподнятом настроении. Он обнял Нину стал ее кружить.
          —  Отпусти! Отпусти немедленно! Ты что, с ума сошел?
          Кирилл опустил ее на пол и вдруг резко повернулся к администратору и попросил:
          —  Дайте мне машину.
          —  Какую машину? Зачем?
          —  Я к маме поеду. Сейчас.
          Все в ужасе посмотрели сначала на Кирилла, потом на администратора.
          Нина, как всегда, первая опомнилась:
          —  Как сейчас? Тебе концерт вести!
          —  Они сами все сделают. Я к маме хочу. Я так по ней соскучился!
          Нина была не в себе от удивления и возмущения:
          —  Когда ты вернешься? У тебя завтра с самого утра несколько интервью на радио, телевидение... Это последний день, когда можно еще выступать! Ты же знаешь, что за день до выборов уже ни одной рекламы, ни одного выступления нельзя будет транслировать!
          Кирилл поспешно стал одеваться. Всем было понятно, что его уже никто и ничто не остановит.
 
          В дверь позвонили. Виолетта соскочила и пошла открывать дверь. На пороге появился разъяренный Гавриил, который, не успев войти, тут же набросился на подругу:
          —  Какого черта ты не отвечаешь на звонки? Петька, — крикнул он громче, — а ну иди сюда!
          Виолетта пыталась остудить его пыл:
          —  Не ори! Я сейчас тебе все объясню.
          Вошел маленький важный Петя.
          Гавриил уже накинулся на него:
          —  Ты почему отвечал мне, что никого нет дома?
          Петя невозмутимо отреагировал:
          —  Потому что никого не было дома.
          —  Оставь в покое мальчика, я тебе сейчас все расскажу, и ты поймешь, почему я не подходила к телефону.
          —  Ну, а от меня-то что прятаться? Не могла мне по телефону рассказать? — и тут же Гавриил опять обратился к Пете: — Ты, что, не узнавал меня? Я же говорил, это я, Гаврила! — и он достал торчащий из кармана огромный «Чупа Чупс» и протянул его мальчику.
          Петя, не меняя выражения лица, взял конфету и, не меняя интонации, ответил:
          —  Никого не было дома, — повернулся и пошел к себе.
          Гавриил разделся и прошел в комнату, сел на стул и строго спросил у Виолетты:
          —  В чем дело?
          Виолетта села на диван напротив него и, приложив палец к губам, тихо сказала:
          —  У меня Катя живет. Уже несколько дней. Она ушла от Гордеева. А он теперь ее разыскивает. Он догадался, что Катя находится у меня, каким-то образом нашел мой телефон и все время звонит. Поэтому я попросила Петьку поднимать трубку и всем говорить, что никого нет дома. А тебе я бы сама позвонила, потом. Гордеев сейчас в Иркутске, завтра выборы, он дня три тому назад должен был туда уехать, поэтому еще не заявлялся сюда. Боюсь, что по возвращении он все же появится.
          Гавриил сразу как-то остыл и уже с искренним интересом слушал, но пока еще ничего не понимал:
          —  Ну, а что случилось-то?
          Виолетта молчала, не зная, как ему объяснить. Потом встала и тщательно прикрыла дверь спальни, в которой находилась Катя. Она, устав от бесконечных слез, наконец, только что заснула. Виолетта вернулась на место и начала:
          —  В общем, он что-то такое ей сказал, отчего она поняла, что у них никогда ничего не получится.
          —  Что ты несешь? Я ничего не понял — кто кому чего сказал, чего, когда не получится? Объясни по-человечески.
          Тут в дверь постучали, и в комнату заглянула соседка Ира, Петина мама, которая была в пальто и шапке, видимо, только что пришла с улицы и, поздоровавшись, сообщила Виолетте:
          —  Когда ты была на занятиях, по межгороду звонила какая-то женщина...
          —  Мама? — обрадовалась Виолетта.
          —  Нет, что, я бы твою мать не узнала? Она представилась, как твоя тетя. Она сказала, что никак не может до тебя дозвониться, поэтому хочет написать письмо и спросила наш адрес.
          Виолетта очень удивилась.
          —  Никакой тети, которая бы не знала мой адрес, у меня нет. И что, ты ей назвала его?
          —  Конечно, я ей продиктовала, а она записала этот адрес, — ответила соседка.
          —  Странно. Спасибо, — пожимая плечами сказала Виолетта.
          И соседка ушла. Когда за ней закрылась дверь, Гавриил опять стал спрашивать:
          —  Давай все сначала и по порядку.
          —  В общем, видимо, Катя серьезно влюблена в этого Гордеева и серьезно рассчитывала, что он ее оценит и полюбит и что их, по сути, фиктивный брак превратится в эффективный. А тут в каком-то разговоре он дал ей четко понять, что никогда этого не произойдет, чтоб она на это не рассчитывала. По крайней мере, я так поняла. Вот она и рыдает все это время. Я даже удивилась, насколько она втюхалась в него и насколько сильно надеялась на взаимность.
          —  О господи! — вздохнул Гавриил. — Я-то думал, что-то серьезное.
          —  А что, это, по-твоему, несерьезно? Она целыми днями ничего не ест, только плачет.
          —  Я же давно вам, дурам, говорил, что это бесполезный номер. Гордеев — настоящий педераст, он никогда не сможет полюбить женщину, понимаешь, никогда! А вы, идиотки, взяли в голову, что вам под силу невозможное. Просто вы не понимаете настоящую природу гомосексуалов. Где она, там? — спросил Гавриил, показывая на дверь спальни. — Я пойду сейчас и все ей объясню, — сказал он и направился к Кате.
          Виолетта попыталась его остановить, зная, что Катя заснула, но он уже ворвался к ней. Виолетта вошла следом и увидела, что Катя не спит. Она лежала, сжавшись калачиком, и молча смотрела на Гавриила. Виолетта села рядом, поправляя плед, которым она прикрыла подругу. Гавриил сел на стул, стоявший у окна, и тоже молча внимательно смотрел на Катю. Потом, взглянув на Виолетту, грубо скомандовал:
          —  Уйди отсюда. Оставь нас.
          —  Пошел к черту, никуда я не уйду. Говори при мне, что хочешь сказать.
          Наблюдая эту сцену, у Кати глаза опять наполнились слезами, и она вновь расплакалась. Виолетта тут же наклонилась над ней и, поглаживая Катю по волосам, начала успокаивать:
          —  Ну, не надо плакать, пожалуйста, бедная девочка. Ну, что же ты так убиваешься? Боже мой, я не думала, что тык так серьезно к этому относишься. Я думала, для тебя это тоже игра, как для меня. А ты... Я уже даже начала его ненавидеть. Успокойся же ты. Он не достоин тебя. Он несчастный и глупый человек, если не понял кого он теряет. Он еще сильно пожалеет...
          Гавриил сидел и смотрел на девушек, потом резко оборвал монолог Виолетты:
          —  Хватит ерунду нести! Закрой за собой дверь, я сам поговорю.
          Виолетта неожиданно послушно встала и вышла из спальни, прикрыв за собой дверь. Некоторое время Гавриил молча смотрел на распухшее от слез лицо Кати, потом очень серьезным тоном начал:
          —  Послушай меня внимательно и постарайся понять.
          Он опять замолчал, видимо, не зная, с чего начать. Катя вытерла глаза, нос и сосредоточилась на том, что мог ей сказать Гавриил. Он еще какое-то время думал, потом продолжил:
          —  Знаешь, как себя внутренне ощущает гомосексуал по сути? Так же вот, например, как ты. Ты, допустим, видишь какую-нибудь очень красивую, очень привлекательную девушку, женщину, понимаешь, как от нее исходит обаяние, осознаешь, что она сексапильна, но ты ведь не можешь влюбиться в нее, как в сексуальный объект, у тебя не появляется желание обладать ею. Так ведь?
          Катя удивленно закивала головой, подтверждая его тезис.
          —  Вот как, например, ты же любишь Виолетту, как подругу, как близкого человека, с которым тебе безумно интересно общаться? Но у тебя ведь не возникает желание с ней переспать, влюбиться и жить с ней семьей, правда же?
          Катя опять закивала.
          —  Так и любой природный гомосексуал, я не имею в виду бисексуалов, а именно таких, как, например, я или Гордеев. Мы точно так же смотрим на женщин — можем оценить ее красоту, ум, очарование... Но никогда у нас не появится желание полюбить ее как женщину или даже просто трахаться с ней. Мы точно такие чувства испытываем к женщине, как и ты. Я, например, очень люблю Виолетту. Кстати, то, что мы с ней все время ругаемся, ты же понимаешь, что это только наш стиль отношений, и то, когда есть зритель, публика. А когда мы наедине, мы разговариваем совсем по-другому. Но, понимаешь, я ее люблю как друга, точнее, как подругу, в которой я нуждаюсь, мне интересно с ней общаться, делиться, ну, точно так же, как ты к ней относишься. И точно так же я не могу ее любить как любовницу, я не хочу с ней переспать...
          На этих словах вдруг дверь открылась, и на пороге появилась Виолетта, которая, видимо, все это врем стояла и подслушивала:
          —  Как это ты не можешь меня полюбить как женщину? Как это ты не хочешь со мной переспать?
          —  Закрой рот и закрой дверь с той стороны! — резко и грубо, в свойственной ему манере в отношении с Виолеттой, ответил Гавриил.
          Она опять послушно закрыла за собой дверь. Гавриил вернулся к своему разговору с Катей с той же теплой интонацией:
          —  Так вот Кирилл Гордеев так же устроен внутренне. Его любовь к мужчинам так же естественна, как и твоя к нему, потому что он гомосексуал. Те чувства, которые ты к нему испытываешь, как к мужчине, он может испытывать тоже только к мужчине. Он, может быть, и рад был бы полюбить тебя, но его природа такова, что он, как, собственно, и я, испытывает чувства, свойственные женщинам. Ты меня понимаешь?
          Катя никак не реагировала, но очень внимательно слушала. У нее еще не очень хорошо укладывались в голове слова, которые говорил Гавриил. Она силилась понять, но не могла.
          —  Как же так? Вы же мужчины — и ты, и Кирилл, что в манере мыслить, что в поведении. Естественнее любить женщину... — робко попыталась возразить Катя.
          —  Ты так и не можешь понять? У гомосексуалов внешняя оболочка мужчины, а душевная организация женщины. Конечно, это ненормально. Но разве ж мы в этом виноваты? Это природа нас такими создала. Я ничего не могу с собой поделать. Умом я понимаю, что это противоестественно, а главное, создает колоссальные трудности в жизни — тревожное настоящее и страшное будущее... Но для Кирилла, как и для меня, это предрешенная природой жизненная перспектива, и мы не в силах ее изменить. Конечно, это аномалия, но я это не выбирал... Меня никто не спрашивал, когда создавал меня таким...
          —  А может... — хотело было чем-то возразить Катя, но Гавриил ее прервал:
          —  Не может.
          —  Я хотела сказать, что, может быть, ты, например, мог бы сначала полюбить какую-нибудь девушку только за человеческие достоинства, а потом, если постараешься, то начнешь испытывать влечение к ней и как к сексуальному объекту.
          —  Этого не может произойти. Все равно, что я буду тебя убеждать, чтобы ты связала свою жизнь, допустим, с Виолеттой и постаралась ее полюбить как сексуальный объект. Ты видишь, как это глупо звучит? Я хочу убедить тебя только в том, чтобы ты осознала то, что я тебе сказал, смирилась с этим и оставила мысль о Гордееве. Ты можешь всю свою жизнь посвятить завоеванию его сердца, но ты не властна изменить его природу и только сломаешь свою жизнь. Оставь ты эту затею. Постарайся начать жить с ориентацией на нормальных, полноценных парней.
          Катя опустила глаза и шепотом произнесла:
          —  Но я люблю его.
          —  Пусть это будет твоим первым опытом разочарования. Еще столько разочарований впереди.
          Тут Катя вдруг оживилась, будто нашла какое-то обнадеживающее объяснение:
          —  Но он меня ищет. Ты знаешь, что он меня все это время ищет? Он даже номер телефона Виолетты нашел. Я знаю, что это он звонит. Значит, он переживает, что я исчезла. Значит, я ему нужна. Может быть, он уже полюбил меня? Ты же по себе судишь, а тебе всего 20 лет. Ты не прожил такую жизнь, как он. Поэтому не можешь знать, какие перемены в нем могли произойти.
          Гавриил посмотрел на нее снисходительно и стал остужать ее пыл:
          —  Он тебя ищет потому, что ты с ним живешь. Переживания эти естественные для человека, который в ответе за тебя. Ты непонятно куда исчезла, а вдруг что с тобой случилось? Это ничего еще не значит. Знаешь, я помню, как в прошлом году я с моим младшим братом Данилом, которому тогда было 14 лет, повздорили и я ударил его по лицу. И довольно сильно. Он не посмел мне ответить тем же, но сильно обиделся и ушел из дома. И в первый раз в жизни он не пришел ночевать. Мы с родителями чуть с ума не сошли. А каково было мне, ты даже не представляешь. Всю ночь я бегал вокруг дома, перебудил всех соседей, обзвонил всех его друзей, чьи телефоны были записаны. Наутро помчался в школу. Там он тоже не появился. Я перетряхнул всех его одноклассников, но никто не знал, где находится мой брат. Я так страдал, так мучился и бичевал сам себя. Когда под вечер он вернулся, я заплакал от счастья и поклялся себе никогда его больше не обижать. Он вообще у меня очень достойный парень. Видишь, это нормально, что Гордеев ищет и переживает, когда исчезает близкий ему человек. А ты ведь для Кирилла, безусловно, близкий человек.
          Катя внимательно его слушала, но все равно не могла принять эти объяснения или не хотела принять.
          —  А твой брат... — деликатно решила поинтересоваться она, — ты не знаешь, он не голубой?
          —  Надеюсь, что нет. Я внимательно наблюдаю за ним и очень хочу, чтоб он оказался обычным. Я даже провоцировал его на разговор об этом. Но он, слава богу, даже не понимал, о чем я говорю. Похоже, что он не подозревает даже о существовании такой проблемы. Я в его возрасте уже абсолютно точно понял про себя, что гей, и уже имел кое-какой опыт в сексе с парнями. Так что, надеюсь, мой Данил — настоящий мужчина.
          Дверь опять скрипнула и открылась, за которой, естественно, появилась взбудораженная Виолетта и устремила взгляд на Катю. Гавриил хотел по привычке рявкнуть на нее, но она его остановила:
          —  Мартин приехал.
          —  Что еще за Мартин? — удивился Гавриил.
          Катя подняла на подругу глаза, потом тихо запричитала:
          —  Не надо, пожалуйста, пусть он не заходит.
          —  Я ему говорила, что ты не в себе и что сейчас ему не надо появляться, но, видишь, он все-таки приехал.
          —  Да кто это такой, черт возьми? — возмутился Гавриил.
          Виолетта не обращала никакого внимания на него, а продолжала упорно смотреть на Катю:
          —  Он стоит внизу, просит разрешения войти и поговорить с тобой.
          —  Нет, нет. Не надо. Я не хочу его видеть. Не нужен он мне. Пожалуйста, скажи ему, чтобы он уезжал.
          —  Я ему все рассказала и он приехал, чтобы сказать, что ты должна с Гордеевым развестись и выйти замуж за него, потому что он любит тебя и хочет сделать тебя счастливой.
          —  Так, ты объяснишь мне, что здесь происходит? — чуть не кричал Гавриил на Виолетту. — Что за Мартин еще? И что за слова дурацкие ты произносишь?
          Виолетта, наконец, повернулась к Гавриле и в тон ему начала разъяснять:
          —  Мартин — это мой сводный брат, сын от первого брака мужа моей матери. Он американец. Он закончил, между прочим, Гарвард и сюда в командировку приехал. Я познакомила его с Катей, и он влюбился в нее. Хочет жениться на ней и увезти с собой в Америку. Ну что, достаточно тебе?
          —  А какого хрена я об этом только сейчас узнаю? — возмутился Гавриил.
          —  А такого хрена, что я боялась его с тобой знакомить. С твоим пристрастием к натуралам ты мог его, по крайней мере, напугать. Я специально прятала его от тебя, чтоб ты не посягал на него. Видишь, и правильно сделала — он влюбился в Катю.
          —  Ах, вон оно что? — уже с нескрываемым интересом и несколько игривым тоном заметил Гавриил. — Я сам спущусь и скажу, чтоб он проваливал отсюда. Нечего посягать на наших замужних девушек, — сказал он и, как-то подтянувшись, поправив на себе одежду, направился к двери.
          Виолетта встала в дверях и, разведя руки в стороны, как бы преграждая путь, заорала:
          —  Стоять! Никуда ты не пойдешь. Нечего ему глазки строить. Я хочу Катьку за него замуж отдать. Не суйся, куда тебе нельзя!
          Гавриил недовольно закатил глаза и уже более равнодушно спросил:
          —  Ну, а он хоть красивый? И сколько ему лет?
          —  Не твое дело! Он очень красивый и, между прочим, блондин он от природы, а не крашеный, как ты. И он старше тебя и умнее, — защищалась Виолетта.
          —  Фу-у, белобрысая пенсионерка? Господи, нашла кого прятать — престарелого американского альбиноса. Я вообще их не перевариваю.
          Виолетта опять обратилась к Кате, при этом посмотрела на нее испытывающим взглядом:
          —  Ты точно знаешь, что не хочешь с ним поговорить? Не будь дурой, не упускай свой шанс. Он через неделю уже улетает, смотри, не пожалей потом, когда будет поздно...
          Гавриил тоже смотрел на нее в ожидании ответа. Катя молчала. Потом покачала головой и сказала:
          —  Пусть он уйдет...
 
          —  Нинусик! Это я! Ты уже ходила голосовать? — услышала Нина голос Кирилла, когда подняла трубку.
          —  Ты меня убиваешь! Где ты?
          —  Я в аэропорту. Улетаю в Москву. Только вот рейс задерживают из-за нелетной погоды, — продолжал говорить Кирилл игривым тоном.
          —  Как в аэропорту? Нужно дождаться результатов выборов! У тебя же билет на завтра? — негодовала Нина.
          —  Что ты делаешь?
          —  Что я могу делать? Бегаю по потолку! Я сто раз пожалела, что не поехала с тобой. Я, оказывается, даже адреса твоей мамы не знаю. Как же ты так? Исчез на три дня! Здесь такое творилось! Ты хоть знаешь?
          —  Может, приедешь сюда попрощаться?
          Нина немного помолчала, потом громко выдохнула:
          —  Еду.
          Она нашла Кирилла недалеко от секции регистрации на московский рейс. Он сидел задумчиво в старом подранном вокзальном кресле. Нина подошла и с размаху шлепнулась рядом. Они долго смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Нина собралась с духом и уже хотела что-то сказать, как Кирилл опередил ее:
          —  Я такие обои наклеил! Представляешь, первый раз в жизни клеил обои и понял, что я все могу! Я все умею делать, только раньше об этом не знал.
          Нина в ужасе посмотрела на него, потом рукой провела по его лбу.
          —  Какие обои? Где ты их клеил? — спросила она тоном, как разговаривают с явно больными людьми.
          —  Правда, мне Катина мама помогала, — сказал Кирилл, как будто и не слышал вопроса и не видел Нининого жеста. — Как хорошо я провел время! Мы сделали ремонт у мамы. Я подкупил кое-что из мебели. Сменили шторы. А когда я купил маме набор цептеровских кастрюль, она была вне себя от счастья!
          Нина смотрела на него с видом, которым смотрят на человека с большими психическими отклонениями. Когда он замолчал, она решила тоже говорить, только уже о своем, никак не реагируя на него:
          —  Весь следующий день по радио, по телевизору в новостях передавали твою речь с концерта. Вся соцсеть пестрила твоими безумными текстами.
          —  ...У Кати потрясающая мама! — продолжил свою мысль Кирилл, сделав вид, что не слышит, о чем говорит Нина. — Совсем молодая еще. По сравнению с моей, просто девочка.
          —  ...А вчера, когда уже нельзя было никаких рекламных материалов в средствах массовой информации давать о кандидатах, я ходила по городу, специально заходила в магазины, чтобы подслушать, что народ говорит... — дождавшись паузы заговорила Нина.
          —  ...А какой еды эти две клуши наготовили! Закачаешься! Я теперь понял, откуда Катька так хорошо готовит.
          —  ...Молодежь вся только и говорила о тебе. А сегодня я с самого утра выдернула из постели своего Петровича и погнала его на участок. С утра, конечно, народу не очень много было. Сейчас по дороге в аэропорт я опять заехала туда. Молодежи пруд пруди! Там сказали, что с часу дня они начали подтягиваться! Надеюсь, что проголосуют за тебя дурака!
          —  Ты дозвонилась, куда я просил? — вдруг спросил Кирилл, наконец, взглянув на Нину.
          Нина молча вытащила из сумки клочок бумаги и дала ему. Он взял и, прочитав написанный на нем адрес, кинулся на Нину, пытаясь расцеловать ее.
          —  Неужели ты влюбился в эту девочку? — спросила она, когда он успокоился.
          Кирилл уткнулся перед собой. Потом пожал плечами.
          —  Я не знаю, как называются эти чувства, которые посетили меня вдруг... Наверное, я за эти несколько месяцев просто привык к ней. Привык к ее заботе. Знаешь, она оказалась очень умненькой. Я так страдал, когда ты уехала, а потом... Она не только умеет слушать, в ней есть еще более важное, она умеет понимать, и ей хочется рассказывать. Ты же меня знаешь, я мало кому хотел что-либо рассказывать о себе.
          —  Ты очень изменился. Я тебя никогда таким не видела. Почему ты так переживаешь?
          —  Она исчезла. Я даже не знаю, куда. Я переживаю, потому что вдруг с ней что-нибудь случилось. Она все-таки со мной живет.
          —  Нет. Что-то тут не то. Я тебя таким не видела, даже когда Артем исчезал. Что ты собираешься делать, когда найдешь ее?
          —  Ты думаешь, я сумею найти ее? — обрадовался он.
          —  Я уверена, что она у этой Виолетты. Ну, вернешь ее. А потом что?
          —  Потом все будет как раньше.
          —  Вот именно, как раньше. А о ней ты не хочешь подумать серьезно? Зачем ты ей нужен?
          —  Она говорит, что любит меня.
          —  А ты что говоришь?
          —  А я говорю, что ей надо учиться. Потом найти работу, а потом только она сможет начать самостоятельную жизнь. А пока я в ответе за нее.
          —  А по-моему, она сначала должна научиться жить без тебя...
          Кирилл посмотрел на Нину с вопросом во взгляде.
          —  Ты же знаешь, что не сможешь ее полюбить так, как она тебя любит. Оставь ты ее. Не порть ей жизнь. Ты не должен распоряжаться ее жизнью.
          —  Но она сама этого хочет.
          —  Она еще молоденькая и ничего в жизни еще не видела. У нее просто нет сравнения...
          Кирилл замолчал. Объявили посадку на рейс. Они долго молча прощались.
 
          Из аэропорта Кирилл, примчавшись домой, только бросил сумку и опять выскочил из дома. Завел свою машину и поехал на Чистые пруды. Было уже темно, и это затрудняло поиски нужного адреса. Маленькие улочки и переулки переходили друг в друга, прохожих не было, и Кирилл никак не мог найти нужный ему дом. Он включил свой мобильный телефон и еще раз попытался дозвониться до Виолетты. Ему опять детский голос ответил, что Виолетты нет дома.
          —  А другой девушки там нет? — почти кричал Кирилл на ребенка.
          —  Никого нет, — отвечали с другого конца телефона.
          —  Ну, а где же твои родители? — нервничая, набросился опять Кирилл.
          —  Никого нет, — опять ответил ребенок.
          Он давно догадался, что Виолетта водит его за нос, подсылая ребенка отвечать на звонки. Когда он дозванивался еще из Иркутска, то отчетливо слышал, как следом за мальчиком тут же кто-то поднимал параллельный телефон. Он тогда чуть ли не матом пригрозил Виолетте вырвать ноги при встрече. Наконец, Кирилл увидел табличку с нужным адресом и, облегченно вздохнув, медленно подъехал к подъезду. Выйдя из машины, он дернул дверь подъезда и чуть не выматерился. Подъезд был закрыт на кодовый замок. Дожидаться, когда хоть кто-нибудь из него выйдет или в него войдет, у Кирилла не было терпения, и он, подняв голову к освещенным окнам, стал кричать:
          —  Катя! Катя! Гордеева!
          Он орал изо всех сил, пока не переполошил жильцов и в окнах не появились люди. Ни Катя, ни Виолетта не показались. Кирилл спросил у одного из жильцов номер кода, пригрозив, что если тот не скажет, то будет орать еще долго, наконец, открыл входную дверь и ворвался в подъезд.
 
          Виолетта знала, что Кирилл так или иначе сейчас появится у нее. Все это время она пыталась образумить Катю, чтобы та не дала слабину и не откликнулась на призывы Кирилла.
          —  Если ты не законченная идиотка, то будешь сидеть здесь и не пикнешь! — скомандовала Виолетта, закрывая дверь спальни. — Я сама с ним разберусь!
          Она села на стул посреди своей маленькой гостиной и, сложив на груди руки, стала дожидаться появления Кирилла. Он не заставил себя ждать. Переполошившиеся соседи сами открыли ему общую входную дверь и указали на Виолеттину квартиру. Он влетел, яростный и агрессивный.
          —  Где Катя? — рявкнул он с порога.
          —  Ее здесь нет, — Виолетта была спокойна.
          Кирилл чуть не с кулаками бросился к ней. Виолетта еле успела отскочить к стене, и тут ее прорвало:
          —  Ну, иди ищи! Под кровать не забудь заглянуть и в туалет! Если найдешь, она твоя! — увидев, что он не двигается с места, только озирается по сторонам, уже сменила тон: — Что тебе надо от нее? Ты не понимаешь, что должен оставить ее в покое? Хочешь ей сломать жизнь? Пользуешься тем, что она любит тебя и не может противостоять? Ты же знаешь, что у тебя своя, особенная жизнь, не впутывай ты ее в свое дерьмо. Найди в себе мужество справиться со всем этим самостоятельно! Она еще молодая и не понимает, куда ввязла. Оставь ее. Дай ей возможность найти свою жизнь и свое счастье. Не будь таким эгоистом!
          Кирилл не ожидал такого напора и как-то быстро сник. Пододвинув к себе стул, на котором только что сидела Виолетта, безвольно рухнул на него.
          —  Она нужна мне... — выдавил из себя Кирилл, когда она замолчала.
          Виолетта, услышав эти слова, с новой силой накинулась на него:
          —  Ах, она нужна тебе! А в каком качестве, позвольте узнать? Как кухарка, посудомойка, домработница? Конечно, она нужна тебе! Еще бы! Об нее можно и ноги вытирать, и дерьмо свое изливать. Она все стерпит, все поймет. Так и старость неплохо бы скоротать. Какой ты умный! А что она без тебя могла бы познать радость взаимной любви, на это тебе наплевать! Лишь бы тебе было хорошо! Молодец! Что тут скажешь? Хорошо придумал!
          Кирилл встал, повернулся и пошел.
          Когда за ним захлопнулась дверь, Виолетта пошла в спальню. Катя еле справлялась с душащими ее рыданиями.
          —  Все будет хорошо! — начала успокаивать ее Виолетта. — Ты молодец — выдержала! Успокойся, пожалуйста. Он уехал. Он все правильно понял. Мы же обе знаем, что он умный и хороший человек, но он не нужен тебе. Он не даст тебе счастья. У тебя будет своя жизнь. Мы же много раз об этом говорили. Поэтому просто надо взять себя в руки и постараться оторвать душу от него, — заботливо утешала Виолетта подругу и уложила ее на кровать. — Сейчас я позвоню Мартину. Вот он — полноценный мужчина и любит тебя. И вы поженитесь и уедете в Америку.
          Катя, заливаясь слезами, мотала головой:
          —  Не надо... Не надо звонить. Я не хочу... не хочу, чтобы он приезжал...
          —  Ну, как хочешь. Тебе действительно надо успокоиться и отдохнуть. Все кончилось, все уже позади. Ты молодчина...
 
          Кирилл сидел в своей машине, не имея сил ее завести. Он положил руки на руль и уронил голову на них. «Что же со мной происходит? Что я вцепился в эту девочку? Конечно, эта дуреха, — имея в виду Виолетту, — права. Я действительно могу испоганить жизнь Кате. Я не имею права пользоваться ее преданностью и незрелостью. Но почему же так больно? Неужели это только страх перед одиночеством? Или что-то еще?»
          Он очнулся от звонка мобильного телефона. В трубке он услышал радостный голос Нины:
          —  Ура! Ура! Кирюша, ты победил! Слышишь? Ты победил!
          —  Чего-чего? — охрипшим голосом переспросил он, еще не очень понимая, что кричит ему в ухо Нина.
          —  Ты что, спишь? Ты с ума сошел! За тебя вся область пошла голосовать, а ты спишь! Предварительный подсчет показал, что у тебя 70 процентов! Это невероятная цифра! Это блистательная победа! По-здра-вляю! Ты слышишь меня?
          —  Давай я тебе позже перезвоню, — ответил Кирилл и отключил телефон.
          Еле приходя в себя, он завел машину и поехал домой. Войдя в квартиру, шумно захлопнул дверь, прошел в свою комнату и, не раздеваясь, в куртке и сапогах упал на кровать. Он устал. Мозги отказывались что-либо выдавать. Он то впадал в глубокую дрему, то, время от времени вздрагивая, просыпался в холодном поту. Кирилл не знал, сколько времени он так пролежал, обессиленный, без каких-либо способностей шевелиться. Вдруг он услышал поворот ключа входной двери и услышал чьи-то шаги. «Понятно, услышал о моей победе и тут же прибежал», — мелькнуло у Кирилла в голове. Он как-то в последнее время забыл об Артеме. Из-за перенасыщенности событий в последние дни Кирилл даже не вспоминал о нем. И в первый раз он ощутил отсутствие привычного волнения по поводу возвращения Артема. И даже, скорее, у него вызвало раздражение появление Артема сейчас. Он вспомнил о Кате, и у него опять защемило сердце.
          Так он пролежал еще какое-то время. «Что ж он там делает так тихо? — подумал Кирилл. — Что ж не зайдет, не скажет, что пришел, не поздравит, в конце концов, раз пришел?» Желания видеть его теперь у Кирилла не было, но это поведение Артема стало злить его. Он все же решил встать и послушать, что же тот скажет. Кирилл с трудом встал, оглядел себя и очень удивился, что до сих пор находится в верхней одежде. Походя снимая с себя куртку, он прошел в большую комнату. Там Артема не было. Сняв сапоги и бросив их в прихожую, Кирилл прошел на кухню, там тоже было пусто. Проходя мимо ванной и туалета, он вдруг увидел, что дверь Катиной комнаты приоткрыта и оттуда льется тусклый свет. Кирилл вздрогнул и, еще думая, что это, может быть, Артем туда зашел, ворвался в комнату.
          Катя сидела на краешке своей кровати, как школьница, сложив руки на коленках. Настольная лампа еле освещала ее осунувшееся, заостренное личико. Она сидела, хрупкая, смущенная и какая-то беззащитная. Кирилл стоял как вкопанный.
          —  Ты меня еще не научил понимать Малера, — сказала Катя приглушенным голосом, поднимая на Кирилла кроткий взор.
          Он, медленно ступая, не отрывая от нее глаз, подошел к ее кровати и опустился перед ней на колени. Осторожно взял ее руки в свои, повернул их ладошками вверх и уткнулся в них лицом. Потом стал осторожно и нежно целовать их. Катя замерла. Он продолжал целовать ее ладони бережно, как будто боялся, что они могут рассыпаться от его прикосновений. Вдруг она почувствовала, что ее ладони стали влажными. Это были слезы, его слезы. Да, он плакал. Сердце Кати начало выпрыгивать из груди. Кирилл стал целовать ее коленки, отчего у Кати поползли по телу мурашки. Продолжая ее целовать, Кирилл принялся постепенно освобождать ее от одежд. Медленно расстегивая пуговицы ее свитера, он то терся щекой о ее плечи, то нежно целовал оголившиеся места. Его все сильней и сильней захлестывали чувства и желание. Потом быстро скинул с себя все, что было на нем надето, разбросав по комнате. Катя, задыхалась от нахлынувших эмоций, не смея пошевелиться, поддалась инициативе Кирилла. Прижавшись всем телом к его разгоряченному телу, Катя совсем рядом со своим лицом почувствовала его жаркое дыхание. Она открыла глаза и увидела его пронизывающий взгляд, полный любви и страсти. Он впервые коснулся губами ее уст. В упоительном поцелуе, тесно сжимая друг друга в объятьях, они слились в единый пульсирующий организм.
          Утомленные, но счастливые, они, наконец, оторвались друга от друга. Еще долго они молча лежали рядом, боясь нарушить таинство произошедшего. Кирилл лежал рядом с Катей, уткнувшись в подушку. Неожиданно он приподнял голову, взглянул на нее и шепотом произнес:
          —  Жена моя...
          Катя лежала ни жива ни мертва от счастья. Она боялась открыть глаза, боялась, что этот рай может исчезнуть.
          —  Родишь мне сына?.. — услышала она следом у самого уха.
          Сердце ее ликовало.
 
          Тихую идиллию нарушил звонок домашнего телефона. Кирилл посмотрел на часы: было шесть часов утра. Видимо, хмельные друзья после ночного клуба решили поздравить его с победой. Сначала он хотел броситься к телефону и выматерить кого бы то ни было, но потом, опасаясь разрушить только что сотворенный чувственный мир, решил не брать трубку.
          Телефон не переставал звонить. Как бы они ни хотели не обращать внимания на эти пронзительные требовательные гудки, непрекращающиеся звонки стали напрягать. Кирилл встал, прошел в большую комнату, где находился телефон, схватил трубку. Катя уже пришла в себя и приподнялась на локтях, стыдливо укутываясь в одеяло.
          —  Да, — рявкнул Кирилл в радиотелефон, возвращаясь назад, в комнату к Кате. — Кто это?.. Кто?..
          И тут Катя, которая восторженно следила за ним, вдруг увидела его блуждающий взгляд, такой знакомый и такой ненавистный ею взгляд, который появлялся у него, когда он говорил об Артеме. Она уже поняла, что это звонит он.
          Кирилл как-то сник, молча слушая трубку, робко подошел к кровати и сел.
          —  Хорошо... Я еду, — сказал он сдавленным голосом.
          Он медленно поднял взгляд на Катю и увидел ее широко раскрытые глаза, полные слез. Она все поняла. И молчала.
          —  Он сказал, что ему очень плохо... Я должен... Мне надо... помочь... — пряча глаза, промямлил Кирилл, встал и начал одеваться.
          С комком в горле, не проронив ни слова, Катя пристально наблюдала за ним. Она еще надеялась, что Кирилл, может, одумается и останется. Он не глядел на нее. Оделся и, не поворачиваясь, подошел к двери. На мгновенье он остановился. Катя видела его напряженную спину и ждала, что он вот-вот, сейчас, обернется и передумает уходить. Кирилл стоял, опустив голову, потом энергично дернул ручку и вышел.
          Только когда хлопнула входная дверь, у Кати вырвался громкий стон. Уткнувшись в подушку, она зарыдала.
 
          Спустя неделю Виолетта с Гавриилом стояли в аэропорту, прощаясь с Катей. Гавриил сегодня был как никогда молчалив и тих. Он все время стоял позади Виолетты, обхватив ее за талию, как будто боясь ее отпустить от себя. Объявили посадку. Регистрация была пройдена и багаж сдан. У Кати в руках была только ее маленькая сумочка и бумажный пакет. Ее все время подташнивало, и она то и дело в него утыкалась.
          —  Да что ж тебя так мутит? — заботливо спросила ее Виолетта.
          —  Я же впервые полечу на самолете, наверное, от волнения, — и ее опять затошнило.
          —  Но тебя уже несколько дней рвет... Может, ты чем-нибудь отравилась?
          —  Не знаю...
          И тут вдруг Виолетту осенила догадка:
          —  Слушай, мадамша, а ты часом не беременна ли?
          —  Разве от этого тошнит? — до Кати еще не доходил смысл этого предположения.
          —  Ты что, дуреха, не знаешь, что такое токсикоз?
          Они глянули друг на друга с ужасом. Даже Гавриил, который печально молчал, встрепенулся.
          Виолетта первая очухалась:
          —  Боже мой, ты даже не будешь знать, от кого беременна...
          Катю опять вырвало. А Виолетта уже шутливо продолжала:
          —  Ну, если родится беленький, значит, от Мартина, а если черненький, то стало быть — гордеевский.
          Оправившись, Катя тихо произнесла:
          —  Не будет беленького...
          —  Откуда ты знаешь?
          —  Мартин предохранялся...
          —  Так значит, только...
          Виолетта не успела договорить. Ее прервал подбежавший Мартин с кипой журналов и газет, которые он купил в полет.
          —  Посадку на Париж уже объявили, надо спешить... — он сиял радостью, но тут увидев слезы на глазах подруг, недоуменно спросил:
          —  Мы же только на рождественские праздники, потом вернемся, что вы так расстроены? — потом приобнял Виолетту и добавил: — А в Америку ты с нами уедешь...
          Девушки обнялись и долго стояли, не размыкая рук. Мартин оторвал Катю от Виолетты, и они пошли на посадку.
          —  Не бросай меня никогда, — впервые за все время произнес Гавриил сдавленным голосом, сильнее прижимая к себе Виолетту.
          Они стояли, глядя вслед Кате и Мартину, пока их силуэты не скрылись за спинами пассажиров.