Лысик

Это слово родилось как бы само собой, как только из окна вагона появилось твое улыбчивое лицо и короткий ежик волос. ЛЫСИК! В этом слове было все - и нежность, и окончание полубессмысленных поисков, и надежда, и отзвук бессонных одиноких ночей.- Привет!
- Привет!
Мы пожали друг другу руки, ты чмокнул меня в подставленную щеку, и мы пошли по перрону, радуясь каждый своему: ты – окончанию утомительной поездки, я – финалу тревожных ожиданий, оба – солнцу, которое неожиданно выглянуло из-за туч и радовалось вместе с нами. Мой наметанный глаз уловил сразу все - хороший вкус, умение следить за собой, почти правильную речь и улыбку, которая разряжала трудную ситуацию и гармонично заполняла паузы.
Поцелуй в лифте. Поднялись в квартиру. Завтрак. Душ. Секс.
Я гладил твои плечи, истосковавшиеся по живому человеческому теплу, заботе, вниманию, указательным пальцем повторял контуры родимого пятна на пояснице слева и терся носом о твое плечо, улавливая едва заметный после душа запах дорогого парфюма. Ты дремал, утомленный бессонницей вагонной ночи, что-то бормоча во сне и по-детски причмокивая губами. Иногда твоя рука искала меня, а я был здесь, рядом, я был частью твоего сна, который превратился в реальность. Ты снова стал для кого-то значим, нужен, бесценен. 
Твоя история банальна – маленький мальчик из маленького городка приезжает покорять столицу, первая любовь, первая ложь, первая боль. Одиночество и недоверие. Смена тел, тел, тел… и снова тел, никого не пуская в душу, чтобы не сделали больно. Отличие – ты не сломался, не стал циничным, этот город не успел или не смог пережевать тебя и выплюнуть. Он только опьянил тебя блеском мишуры, но, к счастью, не успел отравить ядом. И только чужеродный крестик с бриллиантами на твоей груди - как красный сигнал светофора – не расслабляйся, будь внимателен, блеск искорок обманчив и непостоянен. Только сквозь волоски на груди алмазные переливы выглядят дружественно, а волоски как колоски –ловят солнечных зайчиков и шелковисто перешептываются, но так тихо-тихо между собой, что никогда не узнать, сколько и каких рук их ласкало до меня. Да какая разница, разве это важно!
Мы оба не хотим выбираться из постели, я включаю что-то андеграундное, сложное, почти непонятное. Фильм живет своей жизнью, мы – своей, точнее, каждый – своей. Что-то нарушает иллюзию гармонии, и я выключаю видик. Но дело не в фильме. А в чем? Задаю вопросы – ты отвечаешь, искренне, без задних мыслей, но ясней не становится.
«Думай!», - говорю себе, - «думай, анализируй! Ведь ты это умеешь!!!» Увы, тупик.
Голод говорит о том, что наступил вечер, и нужно куда-то идти и что- то есть. Мы бредем темными улицами, я пытаюсь читать тебе стихи, но они не звучат - мы идем рядом, но не вместе, и холодок по спине – я понимаю, что и ты это чувствуешь. К счастью, в маленьком уютном ресторанчике никого нет, только аквариумные рыбки величественно двигая плавниками, вызывающе смотрят на нас, понимая, что не могут быть съедены даже по нашей прихоти и за большие деньги. Я пристально смотрю на скользящего по дну угря, и вдруг возбуждаюсь, хочу тебя, хочу прямо здесь, среди вилок и ножей, можно под столом и даже с участием симпатичного официанта, который вежливо интересуется, какой именно зеленый чай я буду пить. Да какой чай?! Угорь, живой, пенисоподобный делает круг по аквариуму и прячется где-то в камнях. А ты сидишь рядом – такой доступный. И недосягаемый. Мы поднимаем бокалы и пьем за встречу и за здоровье друг друга. А песочные часы уже начали свой отчет. Обратный. Потому что эта глупая и холодная рыба помогла мне понять, что повисло между нами, материализовалось и, пусть амальгамой, но отделяет. И чем ближе я хочу прижаться к тебе, тем отчетливей чувствую этот барьер. В наших отношениях нет страсти – банальной, телесериальной, тупой, с глупыми обидами и надутыми губами. Есть супружество, пока не унылое, но какое-то буржуазное, просчитываемое и мыльное. 
Я прихожу к тебе в душ, разгрызая пополам по дороге таблетку, которую называю «эликсир любви», прижимаюсь к мокрому телу, целую жадно и долго губы, проталкиваю половинку языком, ты судорожно сглатываешь - «Горько!» Теперь должно пройти тридцать минут, уже двадцать девять, двадцать восемь, и мы наконец-то сольемся в экстазе, в котором, в идеале, должны были слиться в вокзальном туалете или на глазах у восхищенного официанта. Да здравствует фармакологическая промышленность, которая позволяет не ходить за тридевять земель в тридесятое царство за волшебным зельем, а банально без всякой романтики и подвигов заменить то, что не вырабатывает сердце и душа – мгновенное желание, пятиминутную страсть, недельную любовь.
У тебя скоро День рождения! Что пожелать? Влюбись, Лысик!