Небесные наслаждения

Посвящаю эту книгу моей дорогой «сестре по детективам» Кармеле Шют,
женщине незаурядной решимости, харизмы и доброты.
Огромное спасибо Джин Гринвуд, несравненной Аннетт Барлоу
и всем милым людям в издательстве «Аллен энд Анвин»,
а также группе поддержки «Поколение Икс», Саре-Джейн Ри за Люцифера,
Дэвиду и Денису, и всем-всем.

Эта книга – художественное произведение. Все ее герои – вымышленные. Город Мельбурн, такой, каким он представлен в книге, – тоже плод моего воображения.



Рассказывала я вам, как я себя чувствую в четыре утра? Какая мука для меня просыпаться в такую рань, какой несчастной я себя чувствую, какой безотчетный страх меня охватывает, когда в полусне я в очередной раз спотыкаюсь о спящего кота!
Ах, рассказывала? Ну, ладно. Тогда можете мне поверить: все так и есть – я встаю, потягиваюсь, зеваю, умываюсь и запихиваю свое тело размера XXL в спортивный костюм размера XXXL, который уже видал свои лучшие дни, как, впрочем, и его обладательница. Потом поджариваю тост и варю кофе – без него ранним пташкам вроде меня и тем, кто работает в утреннюю смену, не хватило бы духу встретиться лицом к лицу с холодом и мраком пустой вселенной. В четыре утра хочется покаяться в грехах и облегчить душу в молитве. Вот и я, что ни утро, каюсь и молюсь.
Меня зовут Коринна Чапмен, я пекарь. У меня есть маленькая булочная под названием «Радости земные» на углу Флиндерс-лейн и Каликоу-элли в Мельбурне. Если вы работаете неподалеку от станции «Флиндерс-стрит», то, возможно, пробовали мой хлеб. Прежде я была бухгалтером, носила деловой костюм и вкалывала битый день: пыталась свести балансы, ругалась с операторами из-за непреложного принципа «ты мне – я тебе», стирала в кровь колени, вымаливая у налогового инспектора отсрочку, и дергалась из-за скачков курса доллара. Теперь это все мне до лампочки. Ныне меня беспокоит лишь моя закваска, которая, в отличие от доллара, ведет себя вполне предсказуемо и ценит заботу.
В один прекрасный день я поняла, что мне нет дела до всей этой бухгалтерии, и нашла себе новое занятие – стала печь хлеб. В четыре утра со свистом включаются печи, и я просыпаюсь от этого звука. Заодно с бухгалтерией я распрощалась и с Джеймсом, моим бывшим муженьком. Честно сказать, невелика потеря. Я переехала в весьма необычный многоквартирный дом под названием «Инсула», построенный в римском стиле. Профессор Монк утверждает, что мать архитектора, который создал нашу обитель, в свое время до смерти испугалась, увидев копию бюста Светония. У нас тут повсюду мозаики, а каждая квартира названа именем какого-нибудь римского бога, кроме магазинчиков на первом этаже – эти почему-то наречены по-гречески. Профессор полагает, что это дань насмешке, с которой римляне относились к греческим принципам ведения торговли. Так ли это – не мне судить, знаю только, что я владелица булочной и живу в квартире, которая названа именем Гебы, прислужницы богов. Одинокие стрелки из «Нердов и K°» расположились в «Гефесте», покровителе кузнецов. А семейству великолепных поваров Пандамус досталась квартирка, названная в честь богини домашнего очага Гестии. Моя лучшая подружка, колдунья, обитает в «Левкотее»; эту белую богиню еще называют Гекатой, королевой ведьм. Но и мы, владельцы магазинчиков, живем как древние римляне: чтобы попасть на работу, нам достаточно спуститься со второго этажа на первый. Очень удобно! Хотя, пока булочная закрыта, ревнителям моды лучше на меня не смотреть.
В последнее время жизнь в «Инсуле» бьет ключом. Просто диву даешься, сколько всего может случиться за одну неделю! Судите сами: я завела знакомство с Дэниелом, бывшим солдатом израильской армии, вернула дочку Шери бедному Энди Холлидею из квартиры 4А, вывела на чистую воду гадкого старикашку Пемберти, который навел страху на всех женщин нашего дома, и в весьма сексуальном наряде Повелительницы мужчин покинула притон готистов вместе с убийцей. Убийцей-вампиром! Не то чтобы мне хотелось поскорее забыть ту недельку, но и повторять ее у меня нет желания. Пожалуй, сейчас я не прочь и поскучать немного. Для полного счастья мне вполне достаточно пекарни и булочной, да в придачу еще бокала джина с тоником в садике на крыше, пока все кругом вкалывают; это мое Schadenfreude,  испытанное развлечение. От газет-то все равно никакого проку – одни беды и напасти, да еще Ирак в придачу! Так и подмывает завопить: «Ну что я вам говорила, придурки?» Нет, время от времени просто необходимо позволять себе немного позлорадствовать.
Осторожное касание мягкой лапки напомнило мне о том, что мой компаньон Горацио разделался с кошачьими консервами и ждет не дождется причитающейся ему миски молока. Горацио – полосатый благовоспитанный кот с безукоризненными манерами. Если у кошек есть религии, то он принадлежит к тем, кто поклоняется молоку. Я налила ему изрядную порцию. Кот присел, молитвенно преклонил лапы, благоговейно распластал хвост и начал священнодействие.
Завершив обряд, Горацио решил немного вздремнуть после завтрака, чтобы подготовить себя к полуденному сну, я же спустилась в пекарню. Мои сандалии фирмы «Биркеншток» гулко стучали по каменным ступеням. Всякий пекарь, если он не хочет к тридцати восьми годам превратиться в инвалида, должен позаботиться о хорошей паре башмаков. «Надо купить Джейсону вторую пару ботинок», – напомнила я себе. В нашем деле не обойтись без двух пар добротной обуви, которые надо носить попеременно, но этот парень не желает расставаться с кроссовками.
Только я оказалась на последней ступеньке, как сотрудники Мышиной Полиции пушистым клубком кинулись мне в ноги, всем своим видом показывая, что они всю ночь трудились, не покладая лап, и заслужили по дополнительной порции консервов. Черно-белые Хекл и Джекилл получили свои имена в честь ворон из мультфильма. Я заметила, что у Хекла, уличного забияки в отставке, порвано ухо, и Джекилл, мамаша в отставке, зализывает его. Крысиные укусы – сплошная зараза, и я поспешила смазать ухо дезинфицирующей мазью, которую мне дал ветеринар. Котяра, кажется, ничего не почувствовал. Старый вояка этот Хекл – в ушах у него больше дырок, чем у заправского панка. Кот вертелся у моих ног, стараясь обратить мое внимание на кучу мертвых грызунов. Теперь, когда Горацио перестал таскать их трупы бездомной кошке, поселившейся на крыше, – забавная была история – гора охотничьих трофеев стала разрастаться, как американская избирательная кампания.
Я избавилась от шести дохлых крыс и четырех мышей, вымыла руки, накормила Мышиную Полицию и открыла заднюю дверь, выходившую на Каликоу-элли.
Утро. Прохладное и свежее, еще не изгаженное машинами. Лишь легкий запах озона от трамваев.
Мышиная Полиция выскочила из пекарни и ринулась вниз по улице в надежде, что, как обычно, Кико и Ян, хозяева японского ресторанчика, не пожалеют рыбной требухи для работящих представителей кошачьего племени. Даже Хекл, с которым вы вряд ли захотели бы встретиться в темном переулке, особенно, когда он преследует крысу, в мирное время ради кусочка тунца способен прикинуться настоящим душкой.
Джейсон, мой пятнадцатилетний ученик, поджидал меня на крыльце. Я окинула его особым утренним взглядом, проверяя, не расширены ли зрачки и нет ли грязи под ногтями. Глаза парнишки были ясными, а руки – почище моих.
– Сегодня у нас будут имбирные маффины, – радостно объявил он, пока мы засыпали муку и закваску в тестомешалку. – Хочется чего-нибудь пряного.
– Тебе печь, тебе и решать, – проворчала я. У Джейсона кексы с начинкой получаются куда лучше, чем у меня, хоть мы и пользуемся одним и тем же рецептом, одной и той же мукой и одной и той же печкой. А он всего-навсего завязавший наркоманишка. Ну где, скажите, справедливость? – А я займусь ржаным хлебом, потом злаковым, затем пшеничным для греческого ресторана и кафе «Вкуснотища».
– Тогда, может, позавтракаем? – предложил он голодным голосом.
Я обожаю кормить людей, а Джейсон не дурак поесть, так что мы прекрасно ладим. Беда только, что, сколько его ни корми, он остается тощим, как предвыборные обещания. С тех пор как этот парень распрощался с героином, волосы его стали гуще, и я уже не могу сосчитать все его ребра. Но по утрам он по-прежнему похож на боксера наилегчайшего веса, и немного мяса на костях ему бы не помешало, особенно теперь: как-никак не за горами зима.
– Ел что-нибудь? – спросила я, отмеряя зерно для злакового хлеба – своего фирменного: отличный вкус, особенно хорош с голубым сыром.
– Да так, багет-другой. Съел немножко сыра и остатки ветчины, да еще вчерашние булочки с травами и выпил пару бутылок кока-колы. Ничего существенного.
Я занялась хлебом, а Джейсон принялся растирать засахаренный имбирь для посыпки маффинов. Слизывая с усов остатки рыбы, вернулась Мышиная Полиция. Кошки вмиг слопали «Кити Динз» и завалились спать на своих любимых подстилках – мешках из-под муки. Я знаю, что там, где готовят еду, зверью не место. Но зато обхожусь без крысиного яда и мышеловок. К тому же Мышиная Полиция чистоплотна, знает свое дело и согласна работать за гроши – или, точнее, за «Кити Динз». Так что к черту санитарные правила. Мы чисты настолько, насколько это возможно.
Тестомешалки работали, тесто поднималось; казалось – прислушайся и услышишь, как оно подходит. Так что пока суд да дело мы с Джейсоном могли позволить себе выпить по чашечке кофе. Я специально купила кофеварку для пекарни: как-никак у меня теперь есть помощник, который ни крошки на полках не оставляет – все подъедает.
– Дэниел заходил? – поинтересовался Джейсон, уплетая остатки вчерашней выпечки.
– Еще нет, – отвечала я, стараясь не показать, как защемило сердце.
Дэниел работает добровольным охранником в «Супах рекой» – сопровождает фургон, который объезжает Мельбурн по ночам, подкармливая падших и заблудших. Мы познакомились с ним в то утро, когда молоденькая наркоманка чуть не испустила дух на моей вентиляционной решетке. Что всегда нужно на благотворительной кухне? Хлеб. Ну вот, Дэниел и остался у меня, и даже в моей постели, признался, что любит меня, а потом исчез. Вот уже три дня, как за хлебом заезжает социальная служащая Джен, а нести мешок ей помогает Махани.
И вот Махани явился снова. Новая Зеландия производит маори двух размеров – большого и экстра-большого, Махани же – экстра-экстра большой. В нем без малого футов семь в вышину и фута три в ширину. Ходит этот очаровательный галантный великан так бесшумно, что до смерти напугал одну задумавшуюся булочницу. Я подпрыгнула от неожиданности и чертыхнулась. Махани расплылся в улыбке – словно ясный полумесяц осветил темную улицу.
– Не можешь войти по-человечески? – напустилась я на него. С утра пораньше я не слишком радушна.
– Прости, – пробормотал он, отступая от двери.
Я вытащила мешок с хлебом. Махани взвалил его на плечи легко, словно пушинку. Наверняка ему не составило бы труда вот так же грациозно поднять и что-то потяжелее, например, небольшой автомобиль. И чего я набросилась на этого милягу? Надо держать себя в руках. Я-то знаю, в чем причина. Разве не видно, что у меня сердце не на месте? Спросить его, что ли? Он чего доброго решит, будто я хочу у него выведать что-то про Дэниела. А мне просто важно знать, куда он подевался и почему его нет уже три дня.
Джейсон оторвался от маффинов и пришел мне на выручку.
– Привет, Махани!
– Привет, Джейс!
– Джейсон, – сердито поправил его мой помощник. Прежде, когда он был наркоманом, его звали Джейс. А теперь он пекарь, и зовут его Джейсон.
Махани усмехнулся:
– Джейсон.
– Куда это Дэниел запропастился? Уже несколько дней как в воду канул.
Я готова была расцеловать этого пропахшего имбирем обжору.
– Да сестра Мэри услала его куда-то. В Балларт вроде. Спасать какую-то девицу, – сообщил Махани. – Он же мне для тебя записку оставил, еще в понедельник! – добавил он и, не опуская мешок, свободной рукой вытащил из кармана листок бумаги. – Извини, совсем из головы вылетело. До завтра!
Мягко ступая, как ходят лишь очень высокие люди, Махани вышел на Каликоу-элли. Полагаю, в стародавние бурные времена такая походочка сослужила его предкам хорошую службу и считалась генетическим преимуществом. У меня руки чесались подскочить к нему сзади и хрястнуть по макушке багетом. Ведь уже четверг!
– Такой уж он, этот Махани, – заметил Джейсон. – Да и с сестрой Мэри не поспоришь: что скажет, то и будешь делать.
– Верно, – согласилась я.
Сестра Мэри – маленькая пухленькая монашка. Сердце ее преисполнено любви и сострадания, а решимости хватит на то, чтобы заставить перо пройти сквозь могильный камень. И на то, чтобы, несмотря на протесты горожан, враждебность муниципалитета и безразличие полиции, каждую ночь развозить по городу благотворительный суп. Ради помощи неимущим сестра Мэри пойдет на все. Если она и в самом деле велела Дэниелу отправляться в Балларт, можете не сомневаться, он туда и отправился.
Я развернула записку: «Кетчеле, я уезжаю в Балларт на поиски одной девчонки. Уже скучаю по тебе и с каждым днем буду скучать все больше. Постараюсь поскорее вернуться в твои объятия. Твой Дэниел».
Ну, слава богу! А денек-то не так и плох! Я схватила Джекилл и прижала к груди. Я была готова обнять и Джейсона, но, боюсь, ему бы вряд ли пришлось это по вкусу. Джекилл тоже не выказывала особой радости, но помнила, что это входит в ее служебные обязанности, и терпеливо сносила мои нежности.
Мы с Джейсоном снова взялись за дело. Под шумок он уплел четыре вчерашние булочки и неудавшийся пирог (оказался сыроват), выдул три чашки кофе и все остававшееся молоко.
«Котенок», так звал меня Дэниел. «Кетчеле» – это котенок на идиш. Никто прежде не называл меня котенком. Толстушки редко удостаиваются уменьшительных прозвищ. Мой бывшенький, Джеймс, имел привычку – до сих пор меня тошнит при одном воспоминании – называть меня пузанчиком. И это в лучшую пору. Со временем он стал звать меня «жирной стервой». У него были на то причины: я расстроила его сделку с Сингапурским банком. Джеймс занимается тем, что плетет банковские аферы. У него своеобразное понятие об этике, он склонен к дерзким рискованным операциям – думаю, это от переизбытка тестостерона. Я с нетерпением жду того дня, когда наконец прочту его имя в списке банкротов, привлеченных к суду.
Первые батоны отправились в печь, следующая порция была наготове – время пошло. Я спустилась в булочную и открыла жалюзи. Интересно, куда запропастились Кайли и Госс? Видать, у девчонок выдалась нелегкая ночка за коктейлем «Флаффи Дак». Нет, я к ним несправедлива. Возможно, они скоротали ночь за чем-нибудь покрепче, например, за «Космополитеном» или «Лонг Айлендом».
Ну вот, жалюзи опущены, в магазин вливается ранний утренний свет с Флиндерс-лейн. У меня славный магазинчик с прилавком, пространством для покупателей, на случай очереди, и множеством полок, которые уже вот-вот снова заполнятся хлебом. Маффины, булочки, батоны, плетенки, французские косички, корнуоллский зерновой, итальянский миндальный, валлийский бара брит. Замечательная вещь хлеб! Основа жизни. Джейсон принес первый лоток со свежей выпечкой. Имбирные маффины. Я взяла один, понюхала, отломила кусочек, чтобы проверить пропекся ли, и, наконец, откусила. Вкус пряный, но не резкий.
– Великолепно, – похвалила я, заметив его тревожный взгляд. Джейсон пока не уверен в себе. – Что-то девочек нет. Они не говорили, что придут попозже?
– Не-а. Они со мной не больно-то разговаривают. Поди бесятся от того, что их мыльная опера никак не запускается.
Это верно. Кайли и Госсамер живут в одной квартире. Они собирались работать в булочной до тех пор, пока их не пригласят сниматься в какой-нибудь мыльной опере. Подружки уже было получили роли в бесцветном и бесконечном сериале «Подиум», но там что-то застопорилось из-за отсутствия финансирования. Надеюсь, эта отсрочка позволит девчонкам прибавить по паре фунтов, а не то они не ровен час умрут от постоянного недоедания.
Я столкнулась с Кайли в дверях, но не булочной, а пекарни. Она влетела туда, рыдая навзрыд, в руках у нее было что-то похожее на моток лохматой шерстяной пряжи.
– Он упал в раковину! – простонала она, и сунула мне мокрый комочек. – Он что, умер?
Присмотревшись, я разобрала, что это не клубок шерсти, а Люцифер – котенок Кайли. Два других котенка, Вакса и Тори, пошли в мать, которую звали Калико. Добропорядочные и рассудительные, они вели себя с достоинством, ели с изяществом и спали в забавных позах на самых дорогостоящих из доступных поверхностей. Люцифер – их бело-рыжий братишка. Головка у него оранжево-коричневая, а тельце белое. Когда он вырастет, во что в то утро было трудно поверить, голова его станет огненно-рыжей. Сходство со спичкой подтолкнуло Мероу назвать котенка Люцифером. Что ж, судя по тому, какой в высшей степени рискованный образ жизни вел этот сорвиголова, я вполне допускаю, что при его создании не обошлось без дьявольского вмешательства. Люцифер начал свой бесстрашный жизненный путь с того, что вздумал покачаться на занавесках, да так и застрял на них, жалобно мяукая. Дэниелу пришлось карабкаться наверх и спасать его. А неблагодарный негодник его еще и исцарапал. Едва почувствовав прочную почву под ногами, котенок нырнул в кухонный буфет, где свалил на себя кучу кастрюль. Затем он исчез. В конце концов Госс обнаружила его в своем ящике для белья, где проказник отдыхал от трудов неправедных, устроившись на продырявленных чулках и изорванных в клочья трусиках.
Я предложила купить сорванцу кошачью клетку, но Кайли и Госс об этом и слышать не желали. И вот теперь, похоже, пришел конец его девятой жизни. Котенок был насквозь мокрый и казался совсем крошечным у меня на ладонях. Я приподняла беднягу за задние лапки, изо рта вылилось немного воды. Потом я прикоснулась губами к его мордочке и попыталась вдохнуть воздух ему в легкие.
Не помогло. Я растерла котенка полотенцем, чтобы хоть немного высушить его геройскую рыжую шкурку. Маленькое тельце бесчувственно перекатывалось у меня в руках.
– Мне очень жаль, Кайли, – пробормотала я. Девочка разрыдалась.
– Паршивое дело, – сказал Джейсон.
Мы стояли кружком и смотрели на несчастного котенка. И тут произошло нечто удивительное. Джекилл поднялась с мучных мешков и издала странный требовательный звук, словно хотела сказать: «Дайте мне!» Я положила полотенце на пол:
– Извини, Джекилл, не думаю, что…
Кошка недовольно зыркнула на меня, схватила Люцифера за шкирку и хорошенько тряхнула, а потом прижала лапой безжизненное тельце и довольно грубо принялась вылизывать ему мордочку. Хекл даже ухом не повел. Всем своим видом он показывал, что материнским инстинктом природа его не наделила. Я уже было решила, что Джекилл напрасно старается оживить этого задохлика, как вдруг комочек рыжего меха чихнул, вывернулся из-под заботливой лапы, еще раз чихнул и встал на ноги. Мокрый, но не сломленный. «Что ж, это было забавно, – словно говорил он, – а теперь что?»
Кайли схватила Люцифера и принялась гладить, не обращая внимания на то, что на ее топе осталось мокрое пятно. Похоже, кошки впитывают воду лучше любой губки. Джекилл вернулась на свои мешки и завалилась спать. Котенок ее больше не интересовал. Нет, что ни говорите, а кошки – загадочные существа! Впрочем, ломать голову над их загадкой тоже ни к чему – только мигрень разыграется.
– Ах ты проказник! – ворковала Кайли, целуя негодника в макушку, чтобы Люцифер в полной мере осознал, что попал в немилость.
Котенок откашлял еще немного воды и благодарно запустил все свои коготки в несформировавшуюся грудь девушки. Владельцев котят всегда можно узнать по следам, которые крошечные когти их питомцев оставляют на всех доступных частях тела хозяев.
– Господи, про булочную-то мы совсем забыли! Прости, Коринна! Я мыла посуду и не видела, что он забрался на полку. Потом как скакнет вниз – прямо в раковину, а я в тот момент воду сливала, вот он и…
– Успокойся, – сказала я. – Если твой котенок доживет до зрелых лет – это будет настоящее чудо. А что, Госс придет?
– У нее сегодня съемки рекламы. Она уже в пять усвистала гримироваться, – объяснила Кайли. – Я только отнесу его назад и…
Мы обе подумали о том, что еще может приключиться с Люцифером, если оставить его в квартире без присмотра.
– Давай-ка лучше запрем его в кошачью дорожную клетку, – предложила я. – Она вполне удобная, с зарешеченной дверцей.
Мы положили туда полотенце и ассорти из кошачьих угощений, запустили Люцифера и надежно заперли дверцу. Я поставила клетку рядом с Джекилл, но та даже глаз не открыла.
Между тем настала пора вынимать хлеб из печи и открывать магазин. Кайли кинулась наверх, переодеть свою пострадавшую при спасении котенка одежду, а Джейсон отпер двери.
Покупатели толпились на улице. Бедные измотанные поденщики, которые торопятся поспеть на работу до прихода начальника и не решаются уйти, пока босс не отчалит. Вот одна из самых вредных догм, калечащая жизнь своих приверженцев. Ну скажите: сколько дополнительной работы способны выполнить уставшие, невыспавшиеся люди, которые только и мечтают поскорее оказаться дома? Могу поспорить, что совсем немного. Профессор рассказывал мне, что в годы войны заводы работали круглосуточно, привлекая добровольцев. Но как бы те ни старались и ни вкалывали, все равно производство самолетов почти не увеличивалось. Уставшие люди работают медленно и неслаженно. Они ошибаются. Получают травмы. Даже в годы войны правительство поняло: чтобы получить больше самолетов, надо отправлять рабочих домой отсыпаться после восьмичасовой смены, а не загонять их до смерти. А уж если эта принудиловка не срабатывала в военное время, то в современной конторе и подавно. Так что позвольте людям вовремя уходить домой, чтобы пропустить по стаканчику в кругу семьи, посмотреть телик – «Реалити-ТВ» или «Голые новости» – пусть сами выбирают, кому что нравится. Я убеждена, что помимо мира во всем мире, благотворительности, любви, чистой воды, здоровой пищи и грамотных женщин, люди нуждаются еще и в свободном времени, которым они могли бы распоряжаться, как им заблагорассудится. Но пока все кругом убиваются на работе почем зря.
Я, кстати, тоже не исключение.
Аромат свежеиспеченного хлеба манил в наши двери полчища страждущих и голодных с холодной улицы, где противный мельбурнский ветер швырял пыль в усталые глаза прохожих. Мой хлеб – маленький теплый кусочек, тающий во рту, – по силе соблазна сродни сигаретам и алкоголю, но только абсолютно безвреден. Это особое наслаждение, удивительный дар, удовольствие, доступное каждому. Впрочем, многие закупают хлеба чуть не на всю контору. Да будут они благословенны! Имбирные маффины просто сами скакали с лотков. Хлеб шел на ура, Джейсон не успевал подкладывать свежие порции на опустевшие полки.
Вот уже и девять. Теперь затишье до десяти, а затем начинается пора утреннего чая. Джейсон пересчитывает хлеб на лотках, которые заберет разносчик. Я продаю большую часть выпечки ресторанам. На самом деле магазин мне не больно-то и нужен. Но мне нравится торговать самой. Нравится видеть, как загораются глаза покупателей, нравится слышать, как они вдыхают восхитительный аромат свежего хлеба. Горацио тоже спустился в магазин и занял свое место на прилавке между стеклянной витриной и кассой. Это царственный пост, где он принимает знаки внимания. Большинство моих покупателей давно с ним знакомы, особо избранных кот удостаивает вежливого толчка носом, а неугодных отстраняет одним поднятием брови. Из Горацио вышел бы отличный дипломат.
Я только собралась отложить несколько пятидесятидолларовых банкнот – почему это у людей никогда не бывает мелочи? – в ящик под кассой, когда услышала глухой стук из пекарни.
– Блин! – ругнулся Джейсон.
Я кинулась в пекарню и обнаружила, что десятикилограммовый мешок первосортной муки упал и раскрылся, так что содержимое рассыпалось по всему полу. Пока я пыталась поднять бумажный куль, чтобы сберечь хотя бы остатки муки, из белого облака выскочило странное существо и метнулось к двери. Я попыталась схватить беглеца, но промахнулась и рухнула на колени прямо в муку.
Когда я наконец-то изловчилась подняться, покрытая мукой и позором, передо мной вырос высокий смуглый ангел в кожаной куртке, с глазами синими, как горные озера, где обитает форель. В вытянутых руках он держал некое существо, от носа до хвоста покрытое толстым слоем муки.
– Это наш?
– Да, – кивнула я, узнав по отчаянному мяуканью Люцифера; тот тщетно пытался избавиться от железной хватки своего спасителя. – Да, Дэниел, это наш.

– Очень хочется тебя обнять – вздохнула я, – но я вся в муке, не ровен час еще приклеимся друг к дружке навечно.
Дэниел ответил мне той самой улыбкой, от которой у меня замирало сердце. Вот и сейчас оно екнуло, остановилось, а потом вновь поскакало.
– Не оправдывайся, кетчеле. Хотя, конечно, жаль упускать такую возможность. Так что прикажешь делать с этим юным джентльменом? Это и есть Люцифер?
– А кто же еще, – проворчал Джейсон. – Отправь этого маленького мерзавца назад в клетку.
– Но он уже раз сбежал оттуда, – возразила я.
Тогда Джейсон предложил сунуть котенка под большой перевернутый чан, но я не согласилась. В конце концов я снова открыла клетку, и Дэниел водрузил туда орущего благим матом Люцифера. Я старательно примотала дверцу обрывком бечевки. Не прошло и минуты, как покрытая мукой крошечная рыжая лапка протиснулась сквозь прутья решетки и стала нащупывать замок.
– На этот раз тебе это не удастся, мой милый мучной приятель, – неожиданно раздался голос Джейсона. – Иди-ка переоденься, Коринна, я подсоблю Кайли в булочной. Только сперва уберу всю эту муку. Привет, Дэниел.
– Привет Джейсон, – отозвался Дэниел. – Как жизнь?
– Все путем. И Люцифера с собой забирайте.
– Придется его искупать, – вздохнула я. – Представляю, как он меня располосует, пока я буду его отмывать. Все же надо обзавестись кошачьей клеткой. Этот котик явно исчерпал девять своих жизней и готов к следующим трем инкарнациям.
– Бог в помощь, Коринна, – произнес грудной голос с порога двери, выходившей на улицу.
Мероу, колдунья, практикующая магию викка, и весьма искусная во всевозможных проклятиях (что она тщательно скрывает), решила заглянуть ко мне на минутку. В руках у нее была пустая корзинка. Она возвращалась к себе в магазинчик от Кико, которую снабжает японскими грибами. Знаете, теми, что похожи на засушенные человеческие уши.
– Доброе утро, Мероу, – пробормотала я, тщетно пытаясь стряхнуть хоть часть муки со спортивных брюк. – Вот полюбуйся – сегодняшнее «особое предложение»: котенок в муке.
– Это Люцифер? – спросила Мероу.
Мне нравится ее тягучий венгерский акцент. Когда таким голосом рассуждают о ваших чакрах, то невольно заслушаешься, и кажется: все беды сами собой отступают.
– А кто же еще! Сперва нырнул в слив раковины и едва не захлебнулся насмерть, а потом чуть не задохнулся в первосортной муке.
– Дай-ка его мне. Я его отмою, а потом сделаю ему ошейник, глядишь, это хоть как-то обуздает его непредсказуемые порывы.
– Желаю удачи, – сказала я с искренней благодарностью, передавая ей клетку. – Только будь начеку: этот пострел уже научился отпирать засов. Следи, чтобы дверца всегда была завязана. Ох, как еще встретит его Белладонна!
– Она занята магазином. Продай мне батон зернового.
Я снабдила Мероу хлебом и котенком. Интересно, что она имела в виду, говоря, что Белладонна занята магазином? Белладонна – это ее кошка. Холеная, с лоснящейся красивой шерстью – роскошная кошка. Но всего лишь кошка.
Видимо, Дэниел разделял мои сомнения.
– С колдуньями никогда ни в чем нельзя быть уверенным, – заметил он, придерживая мне дверь.
Что ж, согласна.
Дэниел отправился наверх за моим халатом, а я тем временем освободилась от покрытой мукой одежды, вынесла ее на улицу и хорошенько вытрясла на холодном ветру, а затем сунула в стиральную машину. Надеюсь, фильтр выдержит. Потом, облачившись в халат и тапочки, я направилась в свои личные апартаменты.
Дэниел снял куртку и плюхнулся на диван. У меня отличный диван. Сядешь – и вставать не хочется. Дэниел выглядел очень усталым. Под глазами темные круги. Быть частным детективом в этом городе – работенка хлопотливая, можете мне поверить.
– Заварю-ка я кофе и приму душ, а ты пока просто закрой глаза, – сказала я, отметая любые фантазии о мучных объятиях. Стара я уже, чтобы заниматься любовью на полу. И ковры колются.
Я включила кофеварку, стянула с себя остатки одежды и попыталась смыть муку с волос. Не так-то это просто. Эта гадость липучая словно клей. Господи, неужели Мероу сумеет вернуть Люциферу первоначальный кошачий облик, и негодник снова примется рыскать в поисках приключений?
Когда я вернулась в гостиную, Дэниел уже проснулся. Он пил кофе со вчерашними яблочными маффинами и улыбался. Этот парень может спать где угодно. Армейская выучка. Вид у него был получше. Я не преминула ему об этом сказать.
– Ты тоже похорошела, – откликнулся он. – Не такая липкая и вон какая розовенькая от пара.
– Похоже, нам суждено довеку встречаться, когда я по уши изгваздаюсь в грязи или в муке или исхитрюсь еще как-нибудь утратить привлекательность, – заметила я мрачно.
– Для меня ты всегда будешь привлекательной, – возразил Дэниел и поцеловал мне руку. – И всегда будешь красавицей. А красивая вещь не станет безобразной оттого, что на время покроется, ну скажем, мукой. Да, кстати, кетчеле, я встретил на улице Джулиетт. Она передала для тебя вот это. Хочет, чтобы ты отведала их новую начинку.
– Вот уж кто само очарование, – улыбнулась я.
Джулиетт Лефебр – наша шоколадница. Ее маленький магазинчик «Небесные наслаждения» – по соседству с «Земными радостями», и там на стене тоже весит репродукция Босха. Джулиетт высокая, стройная, ослепительная блондинка, но я прощаю ей красоту за то, что она искренне предана шоколаду. Как я хлебу.
Я осмотрела темно-синюю коробочку. Прошлая начинка была лиловой: нежная, изысканная, ароматная и (конечно!) божественно вкусная. Я не часто лакомлюсь шоколадом, поэтому Джулиетт привлекает меня в качестве дегустатора. Я охотно соглашаюсь. Будь я сладкоежкой, наверняка разорилась бы, потому что без удержу скупала бы все «небесные наслаждения». Говорят, иным покупателям случалось прослезиться от восторга – такой превосходный вкус у этого шоколада. Впрочем, были и такие, кто оплакивал высокие цены. Но как можно сравнивать шоколадное пасхальное яйцо ручной работы с немыслимым количеством всяких завитушек, изготовленное в голландской форме девятнадцатого века, которому и впрямь цены нет, – и незамысловатое изделие какого-то там Коула.
Было раннее утро, и время шоколада для меня еще не настало. Я выпила кофе. Дэниел съел еще один маффин. Ногти у него были грязные. Футболка перепачкана в какой-то смоле. Казалось, он совершил путешествие по Молвании  в товарном вагоне – хуже и представить себе невозможно.
– Тяжелая была поездка? – спросила я. Он прерывисто вздохнул.
– Нормальная, но потом еще пришлось таскаться по самым отвратительным закоулкам Балларата и его окрестностям. В конце концов я разыскал ту девчонку, Белинду, ее прятали на старой ферме. На многих фермах по нескольку домов. Этот оказался отвратительной дырой. Никогда не видел такой грязи.
– Она согласилась уйти с тобой?
– Слушалась как овечка. Тощая – чистый скелет, кругом синяки, вся завшивела, а у ребенка, похоже, воспаление легких.
– А кулаки ты разбил, когда махал ей на прощание? – поинтересовалась я.
– Да пришлось объяснить этому деревенскому многоженцу, что он не имеет никакого права удерживать девушку против ее воли. Точнее – тех остатков воли, которые у нее еще сохранились. Их было немного. Эти самозваные мессии лишь с виду грозные, а с настоящим мужчиной связываться боятся. Увы, его харизма на меня не подействовала, – Даниэль презрительно усмехнулся. – Я доставил Белинду с ребенком в больницу, где ее поджидали любящие родственники, а мессией теперь займется местная полиция. Они его арестовали и собирают доказательства вины. Уже немало нашли.
– А теперь – мыться, – распорядилась я, сама налила в ванну воду и насыпала соль с ароматом хвои.
– Но сестра Мэри… – попробовал слабо возразить Дэниел, пока я стягивала с него ботинки и ужасные носки.
– …всегда говорит, что от ожидания хорошие новости становятся еще лучше, – отрезала я решительно. – Мне надо спуститься в булочную. Отмочи-ка хорошенько все свои раны, а потом, как обычно, моя кровать в твоем распоряжении. Я разбужу тебя в три.
И я поспешила вниз.
Не очень-то мне хотелось туда возвращаться, но торговля есть торговля. В булочной все шло как по маслу. Колечко в пупке Кайли поблескивало под коротеньким розовым топом. Джейсон вынимал из печи последний противень с хлебом. От муки на полу не осталось и следа.
– Как там Дэниел? – поинтересовался мальчишка.
– Устал, – сообщила я. – А ты знал эту Белинду, которую он разыскивал?
– Богатая сучка, – буркнул Джейсон. – Таким всегда больше достается, принцессам этим. Хлопот с ними не оберешься. Житье на улице совсем не такое клевое, как они воображают. Она сбежала с этим Дареном Божьим Парнем. Тот еще придурок. Так Дэниел вернул ее?
– Конечно.
Я хотела расспросить его об этом Дарене Божьем Парне, которого Дэниел описал как мессию, но в булочной было дел по горло, я завертелась и забыла.
Большинство жильцов «Инсулы» наведываются к нам утром за хлебом. Кроме мисс Пемберти, конечно, – она все еще на безглютеновой диете с тех пор, как едва не отдала богу душу, отравившись пестицидами. Заглянул профессор; в синем блейзере и фланелевом костюме он выглядел на загляденье элегантно – собрался на ланч в университетский клуб. У него единственного из всех жильцов мебель и обстановка в квартире выдержаны в римском стиле. Это напоминает мне, что в былые времена и впрямь существовала цивилизация. Наблюдая, как ведут себя современные люди, в это трудно поверить. Профессор Дионисий Монк улыбнулся мне и привычно потрепал Горацио по щеке.
– Батон злакового, пожалуйста, Коринна. И еще парочку маффинов. Вижу, Дэниел вернулся.
– Как вы догадались? – удивленно спросила я, заворачивая хлеб.
– По вашей улыбке. Вы всегда так улыбаетесь, когда Дэниел дома.
Ничего от него не скроешь! Не иначе в свое время он был грозой нерадивых студентов, тщетно силившихся придумать причины, почему они не написали к сроку курсовую по Ювеналу.
Вслед за ним заглянула Труди из квартиры «Церера», она убирает у нас в доме и ухаживает за садом. Труди купила несколько булочек и вчерашний батон – для птиц. Она не очень-то жалует голубей, но лелеет надежду, что изобилие корма привлечет в сад пустельгу и та совьет гнездо у нас на крыше.
Но пока эти пичуги предпочитают гнездиться под крышами высотных зданий. Странные вкусы.
С наступлением дня хлопот прибавилось. Но я ни на миг не забывала о том, что наверху в моей квартире спит Дэниел. Разве такое забудешь! Навалившиеся дела отодвинули эту мысль на задний план, но приятное умиротворение осталось. Я отправила хлеб с разносчицей. С прежним нерадивым лентяем я, слава богу, распрощалась и наняла расторопную девятнадцатилетнюю девицу по имени Меган, которая только начинала свое дело. Она разъезжала на неком колесном устройстве с мотором, вроде тех, какие бывают у рикшей, и теперь мой хлеб (1) всегда доставляется точно по адресу и (2) не страдает при перевозке. Кайли засыпала меня рассказами о новых проделках Люцифера, и мы вместе посокрушались о том, что выйдет из этого проказника со временем. Котенок семи недель от роду, который изловчился открыть замок переносной клетки, имеет все шансы оказаться на преступной стезе. Может, нам следовало назвать его Макавити? К моему удивлению оказалось, что Кайли знает, кто это такой.
– Неужели ты читала «Популярную науку о кошках, написанную старым опоссумом»?
– Не-а, я шоу смотрела. И еще кино. Лет в тринадцать я даже пробовалась на роль котенка, но не прошла, сказали: слишком рослая.
Могла бы и сама догадаться. Кайли не читает ничего, кроме сценариев да журнальчика «Подружка». Впрочем, недавно она включила в круг своего чтения еще и журналы по магии викка. Она их покупает у Мероу и повсюду гордо с собой таскает. Ну кто бы мог подумать, что на заре двадцать первого века молодая девчонка вдруг решит заделаться колдуньей?
Я все еще скучаю по «Баффи». Дэниел тоже к ней неравнодушен, так что, надеюсь, вечером мы уделим пару часов этому сериалу. Если, конечно, не появится что-нибудь поинтереснее. Скажем так.
Мы торговали хлебом от утреннего чая до обеда, а когда покупатели схлынули, оказалось, что уже два часа дня. Джейсон взялся за уборку, Кайли подсчитала кассу и переложила нераспроданные батоны на полки для уцененного хлеба и в мешок для «Супов рекой». Я могла преспокойно сидеть сложа руки. Вот и славно!
– Ну как, удалось вам пристроить остальных котят? – поинтересовалась я у Кайли, остановившись на лестнице.
– Мы решили оставить себе Тори.
Что ж, Тори – в самый раз для Кайли и Госс. Это пушистая белая кошечка обожает, когда ее гладят и тискают, и даже готова щеголять с бантом на шее. Подружки окрестили ее в честь своей любимой певицы.
– А Шери возьмет Калико. Только вот на Ваксу пока охотников не нашлось, а на Люцифера и подавно. Просто не знаю, что нам делать.
– Да уж, этому сорванцу любая квартира будет мала, – вздохнула я. – Но – посмотрим, может, Дэниел кого присоветует.
– Вот-вот, он всех знает, – поддержал меня Джейсон. – Вы что, хотите пройти, Коринна? Осторожнее, я еще здесь пол не вытер.
Я всегда чувствую, когда мешаю. И спешу убраться прочь.
Дэниел спал в моей большой кровати. В изгибе его обнаженной мускулистой руки свернулся калачиком Горацио. Они так славно смотрелись вместе, что я не посмела нарушить их сон, а пошла в гостиную и стала разглядывать одежду Дэниела. В отличие от прочих мужчин, которых я знала, он не разбрасывал одежду по всему полу, чтобы другие потом подбирали. По моим подсчетам, за период супружества я потратила не меньше месяца своего драгоценного времени на раскладывание по местам вещей Джеймса, которые он разбрасывал где придется. Надо было мне добавить этот пункт к соглашению о разводе. И выставить ему счет – по сто долларов за час уборки!
Ботинки Дэниела стояли рядышком на газете. Сверху лежала грязная одежда, а куртка висела на крючке за дверью. Сумка притулилась рядом с ботинками. Видно, он пришел ко мне прямо с поезда. Как трогательно!
От нечего делать я сунула нос в газету – в раздел экономических новостей. Читая, я невольно обратила внимание на колонку редактора. Уже не в первый раз там упоминалось о некоей безымянной компании, занимавшейся закладными и пенсиями. Предрекался ее крах. Такие предсказания не больно дорого стоят: обычная шумиха, вроде очередного кризиса на Балканах или кампании против секса на религиозном канале телевидения. Не знаю, почему это всегда вызывает панику. Мне это до лампочки. Противно немного и только.
Работая бухгалтером, я хорошо знала цену подобным газетным «уткам». Я бы сказала: «Ага! С ООО „Икс" надо держать ухо востро. Давайте-ка побыстрее выведем наш капитал и предупредим клиентов, пусть тоже поторопятся!» Жаль только, что я никак не могу догадаться, о ком идет речь. Хотя разведать это не стоит труда – достаточно позвонить моему бывшему муженьку Джеймсу. Но скорее геенна огненная покроется льдом, чем я пойду на это. Остались ли у меня еще связи в бухгалтерском мире? Конечно. Джанет Уоррен. Пусть мы несколько лет и не виделись, она отличный бухгалтер и, помнится, была весьма удивлена, когда я распрощалась с туфлями на высоких каблуках и объявила, что мое предназначение – печь хлеб. Я принялась было искать телефон Джанет, но вовремя сообразила, что она наверняка переехала: на момент моего увольнения она как раз собиралась купить дом. Как назло я никак не могла вспомнить, на кого она работала. Ладно. Неважно.
Я перебралась на кухню и решила сварить суп. Это занятие всегда меня успокаивает. С некоторых пор Джейсон в его ненавязчивой манере – то есть каждые десять минут – предлагает мне с наступлением холодов, если такое вообще случится, заняться продажей супа с булочками. Я уже опробовала немало рецептов. Вчера у меня был куриный бульон, а сегодня я добавила к нему сельдерей и лук, поставила кастрюлю на медленный огонь и принялась резать хлеб. Суп нагрелся и стал источать удивительный аромат. Ну что, как не запах куриного бульона, способно разбудить еврейского паренька, спящего мертвым сном? У меня был припасен мешочек с овощами для заправки завтрашнего мясного бульона. Резание овощей тоже отлично успокаивает. Теперь, когда больше не надо ежедневно самой драить пекарню, у меня остается нерастраченная энергия. Но это лишь пока действуют чары, преобразившие Джейса в Джейсона. А сколько это продлится – загадывать трудно. Парнишке всего пятнадцать, и он лишь месяц назад завязал с героином. Молодец: не так это просто.
Я нарезала овощи и бросила их в большую кастрюлю, где уже варилось мясо, и тут услышала, что Дэниел заворочался. Потом чихнул. Потом рассмеялся.
И вот он уже на кухне: стоит, облаченный в мой китайский шелковый халат.
– Неужели куриный бульон, кетчеле? Ей-богу, я чую запах куриного бульона.
– Садись и попробуй, – пригласила я.
Дэниел сел и отхлебнул на пробу. Улыбнулся. Улыбка у него – словно разгорающийся во тьме огонек, управляемый неведомым биологическим лазером.
– Совсем как у моей мамы, – похвалил он. – Она говорила, что куриный бульон излечивает все недуги, кроме разбитого сердца. Я никогда не пробовал лечить им разбитое сердце, но от ушибов и ссадин он и впрямь помогает. Я тебя недостоин. Но очень рад, что ты у меня есть.
У меня перехватило дыхание.
– Дать аспирина? – с трудом выговорила я.
– Пожалуй, пара таблеток не помешала бы. Эх, видела бы ты того парня!
Халат на его груди распахнулся, и стал виден красный шрам: кто-то явно целил в сердце. Но промахнулся.
– Чем это он тебя?
– Хоккейной клюшкой. Неплохое оружие эти клюшки. Пришлось ее отобрать. А то еще покалечил бы кого.
Дэниел доел суп и принял аспирин. По тому, как он двигался, я догадывалась, что ему больно. Обычно Дэниел двигался легко и грациозно, а теперь старался все делать осторожно.
– По причине неважной погоды предлагаю отменить на сегодня восхождение на крышу, а просто посидеть за джином с тоником на балконе, – сказала я. – Там тоже можно любоваться зелеными насаждениями, которые Труди вырастила в огромных горшках. Вон они какие вымахали!
Я ничего не смыслю в садоводстве. Труди дала мне растения и поклялась, что если я не стану поливать их раствором для уничтожения сорняков или жечь напалмом, они выдержат любой дождь и полное пренебрежение. Именно эта судьба и была им уготована. Пожалуй, я единственная, кому удалось извести пластиковое восковое дерево и шелковые орхидеи. Конечно, тут не обошлось без помощи Горацио. (Я заметила, что ему нравится, как в его лапах шуршит шелк). Вот и в этот раз он обследовал новые растения, осторожно попробовал одно на зуб, выплюнул, обнюхал горшок, остался доволен нежной темно-синей китайской глазурью, а затем перестал обращать внимание на цветы. Видимо, Труди выбрала такие растения, которые коты находят неаппетитными.
Горацио прошествовал вслед за мной и Дэниелом на балкон, уселся на железном столике от фирмы «Помпея» и стал разглядывать, что творится внизу на улице. Славно чувствовать себя единственными праздными людьми в толпе трудящихся. Было три часа дня, и на улице толклось множество народу: женщины с полными покупок сумками, посыльные, курьеры, мужчины в деловых костюмах и с солидными портфелями. Каликоуэлли соединяет два торговых пассажа, которые выходят фасадами на главные улицы; там всегда многолюдно, за исключением, пожалуй, четырех утра. Никому из прохожих не приходит в голову посмотреть наверх, так что к наслаждению праздностью добавляется еще удовольствие незаметно подсматривать за прохожими на улице. В моем джине было больше тоника, чем обычно, и меня окружала отличная компания.
Я блаженно развалилась в кресле. Но тут я заметила, что к парадной двери нашего дома подъехал грузовой фургон. У нас не так-то легко припарковаться, приходится несколько раз подавать назад и вперед и при этом следить, чтобы никто из прохожих, вечно мечущихся словно цыплята в курятнике, куда нагрянула лисица, ненароком не угодил под колеса.
– Что, кто-то въезжает? – спросил Дэниел.
– Похоже на то. У меня тут уведомление из жилищного комитета – ага, это некая миссис Сильвия Доусон. Она въезжает в квартиру 4В, «Минерву». Это по соседству с «Дафной», где живут Шери и Энди. Квартира пустовала с тех пор, как умерла старушка миссис Принс. Отличная мебель, – похвалила я, следя, как в парадное вносят прекрасный стол, – красное дерево. А книжных полок сколько!
– И книг немало, – заметил Дэниел, наблюдая, как проносят одну коробку за другой.
Я прочла надпись на грузовике.
– А фирма-то не из дешевых. Такую закажешь – не надо самому и пальцем шевелить. Приедут на дом, все упакуют, доставят на новую квартиру, распакуют и расставят по местам, да еще постель застелют и чайник вскипятят, а коробки все с собой увезут. Они тут еще потрудятся, а мадам, видимо, объявится, только когда все будет готово.
Квартиры в «Инсуле» стоят недешево. Те, что с магазинами, – поменьше, но и то мне пришлось выложить за «Радости земные» все свои сбережения и потом еще пару лет, пока я не расплатилась с долгами, жить весьма стесненно. Зато теперь я никому ничего не должна, а пекарня приносит мне доход. До поры до времени. По крайней мере до тех пор, пока кому-нибудь не взбредет в голову открыть по соседству дешевую булочную. И чего это я разворчалась? Наверняка эта миссис Доусон дама со средствами и изысканным вкусом, так с какой стати ей самой возиться с коробками, если это занятие ей не по душе?
И все же по мне это чересчур экстравагантно. Видимо, сказываются пресвитерианские предрассудки, привитые мне бабушкой. Чтобы побороть предубеждение, я отхлебнула еще немного джина с тоником и продолжила наблюдение. И тут я приметила свою любимую полицменшу Летти Уайт, которую я за глаза окрестила Лепидоптерой. Она как раз входила в наш дом вслед за каким-то мужчиной с чемоданом. Люди внизу вряд ли догадывались, что она идет за ним следом, но я сверху отлично видела, как она оглянулась по сторонам, проверяя, не заметили ли ее. Мужчина был мне незнаком. Сверху он выглядел вполне заурядно: каштановые волосы, темно-серый костюм и большой темно-синий чемодан на колесиках. Он вошел в дом. А немного погодя старший констебль Уайт последовала за ним. Дэниел наблюдал за разгрузкой и не заметил эту парочку. Но я уверена, что это была Лепидоптера. Мне ли не знать эту уверенную походку, словно печатающую шаг, и неизменно аккуратную прическу! Что происходит? В письме из жилищного комитета о втором жильце не говорилось ни слова.
На разгрузку пожитков миссис Доусон ушло не меньше часа. Вещи относили в грузовой лифт – он у нас с норовом и требует особого обхождения. Мы слышали, как он, тяжело вздыхая, поднимается наверх. Только Труди умеет найти подход к этому лифту, и только она решается пользоваться им. Надеюсь, сотрудники «Переезда с удовольствием» проявят надлежащее уважение к ним обоим, а не то им придется поплатиться за отсутствие хороших манер и просидеть взаперти целую вечность. Впрочем, у них там будет что почитать.
Горацио спрыгнул со стола. Дэниел зевнул. Я допила коктейль и уложила нас всех спать – до вечера. Слава богу, лицо Дэниела не пострадало, и его можно было целовать без опаски, что я и сделала. А потом мы все улеглись баиньки и так разнежились в тепле и уюте, что не пожелали вставать даже в шесть вечера, когда на моей щеке заиграл луч заката.
К чему себя неволить? Мы подкрепились супом с хлебом и открыли коробку шоколада, присланную на пробу из «Небесных наслаждений». Дэниел положил одну конфету в рот и дал ей растаять на языке. На лице его при этом заиграла блаженная улыбка.
– Малиновая, – объявил он. – Малиновая начинка.
Я откусила кусочек и тут же с отвращением его выплюнула. Дэниел посмотрел на меня в изумлении.
– Извини!
Я вскочила и бросилась полоскать рот под кухонным краном, но все никак не могла отплеваться.
– Что-то не так с моей конфетой. Кажется, я только что проглотила изрядную порцию соуса чили, – объяснила я, все еще не в силах избавиться от жжения во рту. – Ох, тьфу!
Дэниел подобрал остатки моей конфеты, положил на блюдце и стал рассматривать.
– Она тоже была с малиновой начинкой, – заключил он, поднося блюдце поближе, чтобы различить запах. – А потом – ты права, кетчеле, – кто-то подложил в нее соус чили. Забавно, – заметил он хмуро.
– Неужели Джулиетт Лефебр решила подшутить над нами? Но тут истошно зазвонил дверной звонок, словно кто-то на него навалился. Я нажала кнопку переговорного устройства.
– Это Джулиетт! – послышался полный отчаяния голос. – Коринна, пусти меня скорее!



Я открыла дверь в подъезд и стала ждать. Лифта слышно не было, значит, Джулиетт побежала по лестнице. Мне такое не под силу, даже если паника подстегивает. Через несколько секунд она постучала в мою дверь и, задыхаясь, влетела в комнату.
– Не открывай шоколад! – выпалила она. – Я исправлю рецепт.
Тут Джулиетт заметила открытую коробку и надкушенную конфету на блюдце и замерла, словно громом пораженная, с зажатым ладонями ртом.
– И исключишь соус чили? – Я еще не оправилась от потрясения: это все равно что оступиться: предвкушаешь нечто божественное, а оказывается все наоборот. Так, иные шутники подсыпают соль в кофе, чтобы «повеселить друзей», пока те у них еще остаются.
Дэниел достал другую конфету из коробки и стал изучать ее донышко через лупу, которой я пользуюсь для всякой мелкой работы и штопки.
– Присядьте, Джулиетт, выпейте кофе и расскажите нам все по порядку, – предложил он.
– Нет, спасибо, лучше я… – она сидела как на иголках и в любой момент готова была обратиться в бегство. Лицо у нее приобрело оттенок ванильного крема.
– С вас еще не потребовали денег? – спросил Дэниел голосом, выражавшим безграничное понимание и сочувствие.
Этот голос, так отлично действующий на бездомных наркоманов, подействовал и на Джулиетт. Да что там, он и меня способен укротить!
И сразу все, что камнем лежало у бедняжки на сердце, вырвалось наружу. Джулиетт рухнула на стул и уронила свою ухоженную беленькую головку на холеные руки с превосходным маникюром.
– Нет, – прошептала она. – Я не знаю, чего они хотят. Понятия не имею, кто они такие. И не представляю, что мне делать, – добавила она.
– Пожалуй, кофе с коньяком пойдет вам на пользу, да и поесть не помешает, – решил Дэниел.
Я принесла остатки куриного супа, большую чашку кофе, рюмку коньяка и кусок хлеба с сыром. Дэниел вложил в руку Джулиетт ложку и следил, чтобы та съела все до капельки. Она не посмела ослушаться. Покончив с супом, Джулиетт отведала хлеба с сыром и выпила коньяк. Когда настал черед кофе и маффина с яблочной начинкой, щеки ее уже разрумянились и стали сливочно-розовыми, если не клубничными. Она тяжело вздохнула. Я никогда не видела ее растрепанной. Вот и сейчас – у другой бы волосы дыбом стояли, а у нее ни один локон не выбился из прически. Видимо, это природный дар, но не думаю, что хотела бы им обладать. И все же, хотя Джулиетт и старалась не показывать виду, в глазах ее была тревога.
– Большое спасибо. Мне и впрямь стало лучше. Кажется, я забыла пообедать. А может быть, и позавтракать.
– Это от волнения, – утешила я ее.
– Я просто в отчаянии, – призналась она. – Дэниел, не могли бы вы мне помочь?
– Хотите, чтобы я нашел того, кто подкладывает отраву в ваш шоколад?
– В том-то и дело, что они не отравлены, а только испорчены соусами – чили или соевым, – проговорила Джулиетт, сплетя пальцы. – Вреда от них никому не будет, просто у конфет отвратительный вкус, и всякий, кто их отведает, навсегда заречется покупать шоколад в «Небесных наслаждениях». В полиции наверняка скажут, что, раз никто не умер, это просто злая шутка. Но наша репутация будет погублена, и нам никогда уже не занять почетного места в рейтинге. В последнее время вокруг столько мошенников!
– Верно, – кивнул Дэниел. – Когда это началось?
– В том-то и беда, что я не знаю наверняка, – простонала Джулиетт. – Я впервые об этом узнала, когда в прошлый вторник покупательница вернула коробку и пожаловалась, что одна конфета была отвратительной на вкус. Я дала ей новую взамен и решила, что это просто слишком нервная дама. Среди твоих покупателей ведь тоже бывают такие, верно, Коринна?
Я кивнула. Мне это отлично знакомо. Мне и самой вечно надо быть начеку, чтобы ни единой арахисовой крошки не попало в мою выпечку, а то люди, страдающие аллергией на арахис, могут от одного-единственного кусочка отдать богу душу. И все же время от времени среди моих покупателей попадаются типы, которые жалуются, что купленный ими хлеб якобы имеет привкус, например, грецких орехов. А единственный след этих самых орехов можно было бы найти в тестомешалке, которая, уж поверьте мне, была тщательно вымыта. Причем два дня назад. В подобных случаях я всегда приношу свои извинения и предлагаю что-то взамен. У некоторых людей слишком чувствительные вкусовые рецепторы. Но – к чему скрывать? – попадаются и просто ненормальные. В любом случае проще дать им другой батон – и дело с концом.
Я заметила, что Джулиетт во время разговора сжала руку Дэниела, и тут же почувствовала укол жгучей зеленозубой ревности в самое сердце. Словно электрошок. Надо же! Прежде со мной такого не случалось. Но тут Дэниел протянул вторую руку, взял мою ладонь и посмотрел на меня взглядом, полным изумленного понимания. Ревность моя склонила голову и смущенно ретировалась, словно приблудный кот, которого Горацио осадил ледяным взглядом. Я навидалась этих бедолаг: в раболепном раскаянии они покидали крышу, клянясь в душе никогда впредь не попадаться на глаза этому благородному джентльмену. Моя ревность повела себя так же. Надеюсь, она больше не вернется. Вот уж чего от себя не ожидала!
Горацио грациозно вспрыгнул на стол и свернулся под другой рукой Джулиетт; она принялась его гладить. Я почти физически чувствовала, как у нее снижается кровяное давление. Кошки – отличное успокоительное, если только они не падают в слив раковины и не решают поплясать на вашей груди в три часа утра.
– Милый котик, – промурлыкала наша гостья и, вздохнув, продолжила: – А потом еще одна покупательница вернула коробку. Когда я предложила и ей взять другую взамен, она отказалась и потребовала назад деньги. Заявила, что никогда впредь не решится отведать моих конфет. Я проверила все коробки и обнаружила, что три из них были испорчены. И тут я спохватилась, что передала одну для тебя… Господи, что же мне делать?
– Для начала расскажите мне о вашем магазине. Завтра я принесу кое-какое оборудование, и мы установим камеру видеонаблюдения. Посмотрите-ка на это, – Дэниел протянул ей блюдце и лупу. Джулиетт уставилась на надкушенный кусок шоколада.
– Видите, кто-то проколол донышко иголкой от шприца и вытянул часть начинки, а вместо нее ввел соус чили. Смотрите, вот граница между старой и новой начинкой. А потом дырку заделали, для чего слегка растопили шоколад.
– Да, – кивнула Джулиетт, – шов и в самом деле немного расплавлен. И шоколад потускнел. Для этих конфет я использую только самую лучшую шоколадную глазурь. Ее надо сначала правильно растопить, потом остудить, а затем снова нагреть до определенной температуры – иначе она не будет блестеть, когда затвердеет. Ладно. Теперь ясно, как это было сделано. Но зачем? И кто?
– И как? – вставила я.
– Верно, – согласился Дэниел. – Кто работает в вашем магазине?
– Уж не думаете ли вы… – начала было Джулиетт запальчиво, но спохватилась. – Возможно, у вас есть на то причины, – грустно кивнула она. – Мы держим магазин вместе с сестрой Вивьен. Он достался нам по наследству от отца, который в свое время был знаменитым кондитером. Вив занимается изготовлением шоколада, а я – продажей. В магазине мне помогает Селима, а у Вивьен есть ученик Георгий. Грек. Вот и все. Не могу себе представить, зачем кому-то из них вредить нам? Все мы живем на доходы от магазина.
– Какие отношения у вас с сестрой? – спросил Дэниел.
– Прекрасные. Мы замечательно ладим.
В ее ответе мне послышался скрытый вызов.
– Хорошо, – сказал Дэниел. – Возвращайтесь домой и выспитесь хорошенько. Завтра я зайду к вам и принесу оборудование. Возможно, этого будет достаточно, чтобы остановить вашего шутника. Ничто так не способствует хорошим манерам, как сознание того, что за тобой следят.
Мы проводили Джулиетт до двери. Сбегая вниз по лестнице, она казалась радостнее, чем когда поднималась по ней. Это ли не лучший результат дружеской беседы?
– Ну никак нас не оставят в покое! – сокрушенно заметил Дэниел.
– Пожалуй, мне придется поднять цепной мост, развести вокруг крокодилье болото и снять трубку с телефона, – пошутила я. – А ты выпусти на волю чудовищ, живущих во рву, и накорми кота.
– Докладываю: чудовища выпущены, – объявил Дэниел с большим воодушевлением и пошел на кухню кормить Горацио.
Остаток вечера мы провели у телевизора – смотрели, как Баффи встретила Джайлза, – а потом уснули сном праведников и не просыпались до тех пор, пока в четыре утра будильник не нарушил блаженную тишину. Проснувшись, я обнаружила, что Дэниел уже сварил кофе и спустился в пекарню стирать свою грязную одежду. Нет, я определенно его не стою!
Я поджарила для него ржаных тостов, сложила все на поднос, налила Горацио утреннюю порцию молока и оставила его священнодействовать.
Джейсон уже включил тестомешалки и загрузил в них для начала наш основной продукт – хлеб из пшеничной муки. Тут весь секрет в хрустящей корочке. Чтобы ее получить, надо, пока хлеб выпекается, сбрызгивать его водой. Батоны тогда получаются отменные, такой хлеб не в каждой булочной встретишь. Возможно, потому, что с ним много возни, к тому же у других пекарей нет моего «начального капитала» – подарка, полученного мной от папаши Пальяччи. По окончании учебы он поведал мне старинный рецепт закваски. Папаша Пальяччи утверждал, что эти дрожжи привез в Австралию еще его прапрадед, точнее – прапрабабка: это она, чтобы драгоценный продукт не пострадал при перевозке, всю дорогу согревала его на груди.
Я просмотрела заказы, съела ржаной тост с вишневым джемом и выпила чашку кофе. Дэниел устроился на стуле у стиральной машины и принялся жевать тост с сыром. Я заметила, что Джейсон тоже приволок свою одежду в стирку. Это было совсем по-домашнему. Никто не разговаривал, радио молчало. Блаженство. Сцена, достойная кисти Вермеера: покой и умиротворение, нарушаемые лишь дыханием поднимающегося теста.
Когда в шесть часов я открыла дверь, чтобы выпустить на улицу Мышиную Полицию, то обнаружила, что занимается прекрасное осеннее утро – ясное и морозное, а небо над нашим кварталом – синее-синее. По улице шла женщина в удобных ботинках на толстой подошве, твидовом жакете, ярко-оранжевой шелковой блузке и темно-коричневых брюках от Флетчера Джонса. В руках у нее была газета, на плече – коричневая кожаная сумка. Для Каликоу-элли в столь ранний час подобная картина была внове. Женщина держалась уверенно, словно в мире никто и слыхом не слыхивал о налетчиках и грабителях. Мышиная Полиция замерла у ее ног, дама наклонилась и погладила пушистые кошачьи головы.
– Доброе утро, киски, – проворковала она хорошо поставленным голосом. – Замечательное утро, не правда ли?
– Здравствуйте, – отозвалась я с крыльца. – Это – Хекл, а это – Джекилл.
– А вы, должно быть, миз Чапмен, – сказала леди. – Очень приятно, а я – Сильвия Доусон. – Мы протянули друг дугу руки в перчатках. На мне были резиновые, а на ней – из тончайшей итальянской кожи цвета горького шоколада. – Я переехала в «Минерву» вчера вечером. Очаровательный дом. Уверена, мне здесь будет уютно. А вы всегда так рано встаете?
– Я пекарь, нам положено вставать в четыре. Но вот что вас заставило подняться в этакую рань?
– Люблю утреннюю свежесть. Вот прогулялась по парку Флэгстафф Гарденз. Очень полезно для здоровья. Листья уже начали желтеть. Впрочем, я наверное отрываю вас от работы? Аромат из вашей булочной просто восхитительный. Не найдется ли у вас для меня батончика? Или еще слишком рано?
– Могу предложить вам только пшеничный. Зато прямо из печи.
– Отлично, – обрадовалась она, отсчитала мне точную цену мелкими монетками, взяла завернутый хлеб и удалилась.
Сзади миссис Доусон смотрелась столь же изысканно, как и спереди. Возможно, ей под семьдесят: ухоженная, с безупречной прической, решительная. Интересно, кто она такая? Может быть, вдова?
– Шикарная дама, – заметил Джейсон. – Можно я сегодня испеку маффины с вишней? Знаете, я съел остаток вашего тоста, вишневый джем на нем был действительно вкусным.
Сама виновата: знаю ведь, что нельзя оставлять без присмотра ничего съедобного, когда Джейсон рядом. Дэниел закончил перекладывать выстиранную одежду в сушку и предложил:
– Хочешь, сделаю тебе новый?
– Не надо, – отказалась я.
– Спасибо, – оживился Джейсон.
– Как только пробьет семь, можешь сходить в кафе «Вкуснотища» и купить себе там что-нибудь на завтрак, – сказала я мальчишке. – Знаешь, у них там есть специальные порции для дальнобойщиков: двум здоровым мужикам вместе не осилить. Надеюсь, до этих пор ты не умрешь с голоду. А начинки для маффинов у тебя хватит?
– Блин, похоже, что нет, – отвечал Джейсон из кладовки. – Я запишу вишневый джем в список покупок, а сегодня… ладно! У нас будут черничные маффины. Скукотища!
– Зато раскупаются отлично, – напомнила я. – Справишься? Не люблю я лишних разговоров по утрам. Махани приехал за хлебом. Все шло своим чередом. Интересно, как там Мероу справляется с укрощением Люцифера? Ей понадобятся высочайшие технологии колдовства, чтобы обуздать его страсть к экстремальным видам спорта. Я живо представила котенка на «тарзанке». Но тут Дэниел, уже успевший переодеться в чистую одежду, подошел и поцеловал меня в макушку.
– Мне надо идти, попробую раздобыть видеокамеру у своего приятеля из «Недреманного Ока», – прошептал он. – Надеюсь к вечеру управиться. Можно мне будет вернуться?
– Пожалуйста, – ответила я пылко.
Он двигался с прежней грацией: ночной сон исцелил все его раны. Видение котенка на «тарзанке» растаяло и уступило место более сладостным мечтам. Дэниел ушел. Джейсон возился с маффинами. Я занялась хлебом, поставила в печь новый противень. На улице постепенно теплело. Джейсон отправился завтракать; все поглощенное им прежде было не в счет: по его аппетитам он только-только заморил червячка.
Пожалуй, можно огрести кучу денег, если заключить пари на то, за сколько минут мой тощий Джейсон расправится с завтраком в кафе «Вкуснотища». А это три яйца (жареных), три сосиски, три ломтика бекона, два жареных помидора, два штабеля тостов и картофель хаш-браун или картофельные блинчики (в зависимости от того, кто стоит у плиты – мамаша Пандамус или ее сменщица венгерка Кристина). Рекорд этого парня – три минуты. По-моему, за этот срок можно только-только успеть запихнуть все это в рот, не прибегая к помощи ножа и вилки. И не жуя. Впрочем, как известно, у пятнадцатилетних мальчишек пищеварение как у страусов.
Я вынула из печи черничные кексы, на вид весьма аппетитные. Хоть я и поощряю тягу моего ученика к экспериментам, нет ничего лучше старых добрых черничных маффинов с сахарной глазурью. Джейсон вернулся. Уложился в пять минут да еще принес кусок пахлавы в подарок от самого патриарха Дела Пандамуса (тот, видимо, выиграл пари). Джейсон склонился над французскими плетенками. Хлеб был готов, и я спустилась в магазин, чтобы открыть дверь Госс.
Из-за того что девчонки постоянно меняют цвет волос, глаз и даже рост, единственная примета, по которой я могу отличить моих помощниц, – это колечки в пупках. У Госс колечко золотое, а верхняя часть ее пупка немного выступает вперед. На этот раз у нее были зеленые волосы и маечка в тон.
– Доброе утро, Госсамер, – сказала я. – Как прошли твои рекламные съемки?
– Классно! Рекламировали новую шоколадку. Мне пришлось их съесть целую гору! Ну, точнее, надкусить. Раз сто.
– Мне казалось, ты любишь шоколад, – не подумав, сморозила я.
– Коринна, вы что забыли, я на диете! Да там в каждом кусочке небось по тыще калорий! Я все выплевывала. Сыта по горло. Теперь до завтра ничего в рот взять не смогу.
– Но если ты все выплевывала, значит, ничего и не съела. Этак ты и за прилавком стоять не сможешь! Просто свалишься от истощения. Пошлю-ка я Джейсона за обезжиренным молоком. На вот пока съешь кексик. Или – хочешь салата из кафе «Вкуснотища»? Они очень полезные и сытные.
С этими девчонками у меня вечно душа не на месте. Кайли и Госс постоянно сидят на каких-то «голодных» диетах – ни жира, ни крахмала, лишь одна отварная куриная ножка в день да несколько виноградин. Этак они себя вконец уморят. Вот бы хоть разок увидеть, как они уплетают полноценный обед! Жду не дождусь. Беда с этими диетами еще и в том, что, наголодавшись, девушки время от времени срываются и то наедятся мороженого, то слопают по пятнадцать пончиков, а потом ходят как в воду опущенные и снова ни крошки в рот не берут. Они и так вполне стройные, а все эти диеты – новомодная форма истязания плоти. От этого даже ревностные католики отказались.
Госс кивнула, и я кинулась в пекарню, чтобы хоть как-то подкормить свою помощницу. Потом мы открыли двери и впустили толпу жаждущих.
– А у нас кое-кто поселился, – объявила Госс, когда съела обезжиренный рулет с салатом и выпила кофе латте без кофеина, но с искусственным заменителем сахара.
– Я с ней уже познакомилась, – призналась я. – Миссис Сильвия Доусон. Очень милая дама.
– А вот и нет, – возразила Госс. – Это мужчина. Он поселился в «Плутоне», семь «В». Вчера въехал. С одним-единственным чемоданом. Кто раньше жил в «Плутоне»? Он пустует все время, пока мы с Кайли здесь живем.
– Он принадлежит фонду, – отвечала я. – Это часть большого семейного владения. Скваттерократия.  Кажется, с западных территорий. Им принадлежит и «Геракл», семь «А». Иногда они сдают его, а иногда там живут их внуки или друзья. Обе квартиры меблированы. Дед купил их для своих отпрысков как pied-а! – terre,  чтобы они не мыкались по отелям, когда приезжают в Мельбурн на скачки или на шоу. Говорят, он как-то раз повздорил с управляющим в отеле – тот не желал пускать его овчарок – и тогда с досады пошел и сразу купил две эти квартиры. «Инсула» тогда только-только была выстроена. А как выглядит этот новичок?
– Мужчина как мужчина, – пожала плечами Госс. – Старый. Постарше, чем вы, – объяснила она. – Но не такой старый, как профессор. На вид – зануда. Ничуть не симпатичный. В костюме.
Больше от Госс ничего не добьешься. Вот придет Мероу, тогда, может, что-то прояснится. Мероу поручено объяснять новичкам особенности нашего житья-бытья.
День катился дальше. Пятница как пятница. Я люблю этот день, потому что в субботу и воскресенье моя булочная закрыта. По выходным в нашем районе жизнь замирает, все перебираются на другой берег реки в «Саутбэнк». Завтра я наконец-то высплюсь всласть, а если повезет, то и в хорошей компании. И не думайте, что я говорю о Горацио.
Я закрыла булочную в три. Выдала Госс и Джейсону зарплату и оставила их убираться, а сама в сопровождении грациозного кота проследовала наверх принять ванну.
После долгого рабочего дня нет ничего приятнее, чем горячая ароматная ванна. Я выбрала пену с запахом фиалок и какое-то время нежилась в ней. Когда я уже собралась вылезать, моему взору предстало видение: красивый мужчина, совершенно обнаженный. Он погрузился в воду и поцеловал меня.
Он был словно из лихорадочного сна, мой Дэниел. Стройное тело, безупречный торс, увы, с небольшим шрамом от шрапнели, нежный рот, сильные руки и шикарные ягодицы. На меня обрушились волны жара, запахов и объятий, что весьма опасно, когда вы и так уже в воде. Мы выкатились из ванны на пол и любили друг друга, как два тюленя.
Когда ко мне вернулось сознание, я огляделась вокруг и обнаружила, что лежу частично на Дэниеле, частично на кафельном полу, и уже начинаю замерзать. Я попыталась высвободить некоторые части тела. «Ну», – пробормотал Дэниел и сел.
«Ну» может означать все что угодно. Что это – одобрение или недовольство? Я отвела с глаз пряди мокрых волос и пробормотала: «Привет». Дэниел рассмеялся.
– Я люблю тебя, – сказал он и поднял меня на ноги. – Никогда не встречал такую, как ты.
Он поцеловал меня нежно и ласково. От его слов у меня снова все растаяло внутри и подкосились ноги. Я ухватила его за плечи. Я тоже никогда не встречала такого, как Дэниел. Начать с того, что у него хватало силы удержать меня.
– Пошли на кровать, – предложил он.
– Может, сначала вытремся?
Я нашла полотенце. Хорошо, что пол в ванной самовысыхающий, а то на него вылилась почти вся вода из ванны. Завернувшись в полотенца, мы перебрались в гостиную и как следует вытерлись. Горацио, отдыхавший на одежде Дэниела, взирал на нас снисходительно, словно хотел сказать: кошки занимаются этим с большим изяществом.
– Давай не будем жадничать, – сказала я, отдышавшись. – У нас еще ночь впереди. И завтрашняя тоже.
Но мне и самой было жалко упускать малейшую возможность. Я смотрела, как скользит полотенце по восхитительной мускулистой груди Дэниеля, по его бедрам, и не могла отвести взгляд. Все мое тело тянулось к нему, словно мы вибрировали на одной струне.
От прежних синяков на теле Дэниела остались лишь темные заплатки, выделявшиеся на оливковой коже. Он заметил, что я разглядываю его.
– Все в порядке, кетчеле. Всего больнее, пока они не потемнеют. Может, поднимемся на крышу?
– Погоди, только надену что-нибудь, – согласилась я.
Дэниел опустился на одно колено и нежно поцеловал меня в пупок. Потом я нашла платье и сложила напитки в сумку-холодильник, а Дэниел тем временем переоделся.
Мы поднялись на крышу на лифте. Я держала сумку-холодильник, а Дэниел нес Горацио. Мы расположились в храме Цереры на случай, если заморосит дождь. Кот скрылся в зарослях по каким-то своим делам. Я налила нам джин и тоник. Мы блаженно улыбнулись друг другу.
Садик на крыше благополучно пережил пыл разрушения шестидесятых годов, когда каждый житель Мельбурна возомнил себя специалистом по недвижимости. В результате большинство зданий подобных «Инсуле» были стерты с лица города, а на их месте построили миллионы квадратных метров офисных площадей, которые никто не хотел покупать. Какой-то благодетель закрыл проход на цепь, и вандалы его не заметили. Долгие годы здесь царило запустение, и растения не знали иного полива, кроме дождей. Но Труди приложила свои умелые руки (и мачете) и вернула саду цивилизованный вид. Столы и скамейки здесь тоже были в римском стиле. А еще на крыше располагалась розовая беседка и крошечный храм Цереры со статуей богини Земли.
Наш садик окружают высотные здания, и частичным воздаянием за подъем в четыре утра можно считать то, что в три тридцать пополудни я могу, расположившись в саду, наблюдать, как, высунув языки, мечутся в окнах соседних зданий несчастные работяги. Вот и теперь я нежилась на солнышке, подставляя его лучам лицо и грудь, а рядом со мной сидел сказочно красивый мужчина, который любил меня. Да я даже мечтать об этом не могла! Благодарю тебя, Господи!
Небо было синим и холодным. С лип, выращенных Труди, начали опадать листья. Еще немного, и сад съежится перед наступлением зимы: розы обрежут, и они превратятся в короткие колючие обрубки; от луковичных растений, которые Труди убедила нас купить, останутся над землей лишь крошечные зеленые макушки, а цветы исчезнут совсем. Беседка, где некогда свисали душистые гирлянды глициний, превратится в голый остов. Мы с Горацио, гуляя в саду, будем проводить больше времени в маленьком храме: там можно укрыться от дождя и наблюдать через стеклянные окна, из которых открывается прекрасный обзор во все стороны, как бушует вокруг непогода.
Мы с Горацио любим грозу. Я подумала, что надо бы спросить об этом нашего нового друга.
– Дэниел, ты любишь грозу?
Он отхлебнул из бокала и задумался.
– Если гроза застигнет в дороге, да еще с поклажей, и нет надежды найти укрытие, тогда ответ – нет. На корабле в открытом море – тоже нет. Но в таком вот местечке, где кругом стеклянные окна, это замечательно! А почему здесь так тепло?
– Архитектор устроил так, что остаточное тепло из здания по трубам подается на крышу и нагревает пол, поэтому земля не промерзает. Зато Труди приходится часть луковиц выкапывать и держать в холодильнике. По крайней мере так она говорит. А этот храм был спроектирован как зимнее укрытие. Профессор Монк утверждает, что это еще римляне придумали.
– Эти римляне были смекалистые ребята, – улыбнулся Дэниел. – Возможно, следует все же простить им разрушение храма в Иерусалиме. Но ты не ответила, – напомнил он и посмотрел на меня своими синими глазами.
– На что?
– Ты любишь меня?
– Люблю, – сказала я. И это было правдой.
Будь у меня голос, я бы пропела это. Но вместо пения я просто прижалась потеснее к Дэниелу и стала следить, как холодный ветер срывает листья и кружит их, пока не устанет, а потом опускает на землю.
Пришла Мероу и уселась на скамейку рядом с нами. Джин у нас уже кончился, но это было неважно, так как Мероу не притрагивается к алкоголю: говорит, от него ослабевают чакры. Она принесла термос с травяным чаем и нечто пушистое и рыжее, напоминавшее йо-йо.
Оказалось, что это вовсе не игрушка, а Люцифер, облаченный в синюю шлейку с поводком. Котенок был перевязан словно посылка и все равно пытался перегрызть путы.
– Он еще не привык к поводку, – объяснила Мероу, распутывая котенка и ставя его на лапы. Тот прямиком кинулся к Дэниелу, вскарабкался на него и с невинным видом принялся жевать пуговицу на рубашке.
– Все-то ему надо исследовать, – умиленно вздохнула Мероу, наливая себе в чашку напиток, пахнувший малиной. – Когда он на поводке, опасность все же меньше.
– Как же ты с него муку отмыла? – изумилась я. Люцифер был не просто чистым – он сиял чистотой. – Как тебе это удалось? На мне она сразу превратилась в клейстер.
– Пришлось потрудиться, – призналась Мероу голосом страдалицы. – Зато я узнала, что малыш прекрасно плавает, а это для него очень полезно. Кажется, он любит воду. Даже сам пришел ко мне в ванную.
Я невольно покраснела. Но Мероу посмотрела на меня с той же благосклонностью, что и Горацио.
– В наше время никогда не знаешь, кого найдешь у себя в ванной, верно, Коринна? – промурлыкала она.
Дэниел рассмеялся и обнял меня крепче.
– Что ты узнала о мисс Доусон? – спросила я, чтобы сменить тему разговора.
– Как ты и сказала: очень милая дама. Квартира обставлена новенькой мебелью. Весьма изысканно и с отличным вкусом. Несколько старинных вещей, должно быть, семейные реликвии, да еще фотографии детей и покойного мужа. Она меня расспрашивала о городе. Например, сегодня она отправилась в библиотеку Атениум, потом перекусит где-то в городе, сходит в кино и пообедает в Китайском квартале. Судя по всему, она намерена жить в свое удовольствие. И я уверена: у нее это получится. Женщина, которая пьет лучший джин, предпочитает льняные простыни и пользуется духами «Арпеж», наверняка знает толк в жизни. Мне она понравилась. Я ей рассказала о саде. А еще поинтересовалась, не хочет ли она завести котеночка, но она отказалась.
– Попытка не пытка, а спросить стоило, – одобрил Дэниел.
Люцифер, похоже, потерял надежду на то, что пуговица (1) оторвется и он ею подавится или (2) из нее, как из соска, потечет молоко. Он перебрался повыше и сунул свой нос за воротник рубашки Дэниела.
– Зато другой наш жилец совсем иная пташка, – заметила Мероу, понизив голос.
– Госс заявила, что он зануда, – сообщила я.
– Ну, я бы так резко не судила, но он, конечно, не без странностей, – согласилась Мероу, отпивая чай. – Все расспрашивал о службах доставки, видно, не собирается выходить из дому. О доставке овощей, например, заказах из ресторанов, прокате видеокассет. В «Плутоне» уже есть мебель, правда, немного вычурная – в стиле модерн. Похоже, он привез с собой только одежду да кое-какие книги, ноутбук и пару ужасных скульптур. Вы знаете, этакие вещички – objet trouvеs – которые люди мастерят, чтобы продемонстрировать отсутствие художественных способностей. На одной там бронзовый скелет рыбы.
– Может быть, у него сердце разбито? – предположил Дэниел. – Вот он и прячется до тех пор, пока не заживут раны и он не почувствует, что готов снова предстать перед миром.
– А вдруг он художник, – подхватила я, – и готовится к выставке?
– Все возможно, – произнесла Мероу привычным тоном оракула. – В любом случае у этого мужчины есть тайна. Которую глаза его никогда не выдадут.
– Как его зовут? – спросила я.
– Уайт. Бен Уайт.
– Интересно, уж не родственник ли он нашей Лепидоптеры?
Внезапно я вспомнила, как полисменша следовала за ним в день приезда.
– Во всяком случае зла он никому не делает, – заметил Дэниел. – Почему бы тебе не расспросить Летти при встрече? Если Уайт и впрямь ее родственник, она наверняка придет его навестить. А теперь, милостивые дамы, не могла бы одна из вас освободить меня от этого котенка? Похоже, он всерьез решил вспороть мне живот и добраться до позвоночника.
Мы отцепили Люцифера от рубашки Дэниела и спустили котенка на землю. Он тут же вспрыгнул на колени Мероу и свернулся клубком, закрыв крошечными лапками рыжий нос.
– Так, значит, он все же иногда спит! – удивилась я.
– Очень чутко, – предупредила Мероу.
И мы в сопровождении Горацио на цыпочках покинули крышу.



Мы решили приготовить ужин. Обычно, когда у плиты толкутся несколько человек, это приводит лишь к путанице, спорам, стычкам, осколкам на полу, а порой и членовредительству, но мы с Дэниелом и Горацио старались не мешать друг дружке, и в кухне царили мир и согласие, словно мы провели бок о бок уже много лет. К концу готовки, когда на стол были поданы куриные грудки с чесночной начинкой, горячий картофельный салат и ярко-красные помидоры конкасе, у меня от умиления нашей слаженной работой даже слезы подступили к глазам. Но вид аппетитно пахнущего ужина быстро поднял мне настроение. Я села за стол.
– Когда кончается лето, я очень скучаю по помидорам, – заметил Дэниел.
Да он словно прочел мои мысли! Я открыла бутылку красного вина, и мы весьма чинно поужинали. Когда я одна, то обычно просто беру тарелку и сажусь к телевизору; Горацио одобрительно относится к этой моей привычке и неизменно усаживается рядом – так у него больше шансов получить кусочек-другой. Но теперь я восседала за столом и старалась поддерживать беседу.
Конечно же мы сплетничали о соседях. А для чего еще нужны соседи?
– Миссис Доусон здесь понравится, – начала я. – Но что ты думаешь о мистере Уайте?
– Пока мы о нем мало что знаем. Я вообще его в глаза не видел. Надо сначала познакомиться поближе, а потом судить. Пожалуй, сбегаю-ка я принесу видеозапись из шоколадной лавки. Если поставить на быстрый просмотр, проверка не займет много времени. Не бойся, Коринна, я не стану убивать на это весь вечер, но проверить надо. Или ты предпочитаешь, чтобы я занимался этим у себя дома?
– Глупости, конечно, неси ее сюда. Я еще ни разу в жизни не смотрела таких записей.
– Они очень скучные, – предупредил Дэниел. – Вроде «Большого брата», только еще хуже. Настоящее реалити-шоу Скучно до отупения. Зато потом можем посмотреть «Баффи».
– Отлично.
Курица удалась на славу. Я положила себе добавки.
– Джулиетт ходила сегодня словно в воду опущенная. Так частенько бывает с теми, кто нанимает частного детектива. Люди начинают бояться: вдруг он разнюхает что-то лишнее. Кстати, я тут слышал новости: вроде Джон возвращается, и, говорят, с новым дружком.
– А как же Кайли… или это была Госс? Девчонка, кажется, глаз на него положила.
– Если так, то ничего у нее не выйдет. Говорят, это какой-то сказочно красивый азиат; Джон повстречал его во время путешествия. Джулиетт сказала, они приезжают завтра. Как ни крути, а в этом доме все время что-то происходит, кетчеле. Да, еще я повстречал сегодня госпожу Дред, она интересовалась, когда мы снова пойдем в клуб.
– Я пока об этом не думала, – соврала я.
Госпожа Дред, королева кожи, владелица магазинчика одежды, что на нашей улице. Она одарила меня самым роскошным платьем в моей жизни. Я была бы не прочь пройтись в нем еще раз. Но Дэниела так просто не проведешь.
– Можем сходить туда в воскресенье вечером, – предложил он. – Секретная комната теперь закрыта, раз Лестат за решеткой, но клуб-то открыт. Уверен, что госпожа Дред все там отлично наладила.
– Ладно, подумаю, – сказала я, вытирая куском ржаного хлеба остатки конкасе с тарелки. Я разомлела от сытного ужина, вина и удовлетворенных страстей. – Пойди сходи за кассетой, а я пока уберу со стола. Ты сегодня ночью не работаешь в «Супах рекой»?
– Работаю. Зато завтра свободен. Я скоро вернусь.
И он ушел. А я принялась мыть тарелки. Потом села на диван и закрыла глаза. Лишь на миг.
Когда я проснулась, телевизор был включен, и Дэниел смотрел черно-белую запись из шоколадного магазина. Электронные часы в нижней части экрана отмечали время записи. Звука не было. Странное зрелище.
– Бастеру Китону это и в подметки не годится, – заметила я.
– Согласен, – рассеянно кивнул Дэниел. – Помнишь этот его трюк с падающим домом? Бесподобно!
– Ага! Дом обрушивается прямо на него, а он так и остается стоять в том самом месте, где находилось открытое окно. Видимо, у него были железные нервы. Что мы смотрим?
– Дневную запись из «Небесных наслаждений».
Я притулилась рядом. От Дэниела исходило удивительное тепло. Я почувствовала аромат корицы – его примета.
– И что же мы видим? – поинтересовалась я.
– За прилавком Селима, – объяснил Дэниел, указывая на хорошенькую девушку в симпатичном форменном платье шоколадного магазина. – Джулиетт не вошла в кадр, она стоит с краю. А вот и она.
На экране появилась Джулиетт. Она несла большой безукоризненно начищенный стальной поднос. Ловко управляясь щипцами, она аккуратно выложила шоколад в стеклянную витрину. Я знала, что конфеты раскладываются строго по сортам начинок. Эти все были одного сорта.
– Апельсиновый крем, – сказал Дэниел. – Я составил схему, что где лежит.
Он пометил время на листе бумаги, где уже было несколько записей. Я заметила, что Селима, тоже щипцами, раскладывает конфеты в коробки – по восемь в каждую. Эти коробочки помогут кому-то расслабиться вечером, устроить «отходную» на работе или отпраздновать примирение. Девушка ходила вдоль витрины и, на первый взгляд, выбирала конфеты совершенно случайно, заполняла коробочки, приклеивала на каждую золотую этикетку и завязывала ленточкой.
– Она сделала десять коробок, – отметил Дэниел.
Коробки сложили в конце витрины – для тех покупателей, у кого нет времени выбирать конфеты. Синяя с золотом упаковка. Очень эффектно. Помню, я где-то слышала, что нельзя упаковывать продукты в синюю или зеленую обертку: покупателям-де это не понравится. Но на продукцию «Небесных наслаждений» это, кажется, не распространялось. Я бы их купила, даже будь они завернуты в коричневую бумагу и перевязаны обычной бечевкой. Или уложены в оранжевую пластиковую коробку. Да я бы их согласилась и просто в руке нести!
То и дело заходили покупатели. Селима или Джулиетт вежливо встречали каждого. И все посетители что-нибудь покупали. Если вспомнить, сколько стоит шоколад у сестричек Лефебр, они должны купаться в деньгах. Большинство покупателей долго решали, какую начинку им выбрать, и расхаживали вдоль витрины, указывая то на одни конфеты, то на другие. Я заметила, как некоторые даже сглатывали слюнки.
Каждому посетителю было дано прозвище, под которым он был занесен в схему Дэниела. Покупатели были разные: мужчины, женщины, дети; хорошо одетые, плохо одетые – от рабочих брюк с многочисленными карманами до итальянских костюмов индивидуального пошива. Продавцы из соседних магазинов прибегали прямо в халатах. Мужчины выглядели какими-то пристыженными, видимо, рассчитывали уладить старую ссору или предчувствовали новую, едва они переступят порог своего дома. А может, они забыли про чей-то день рождения. Во всяком случае они явно чувствовали себя неловко, оказавшись в этом сине-золотом царстве сладостей. Женщины, наоборот, охотно задерживались поболтать. Шоколад – это родовая привилегия женщин.
В одной из пожилых покупательниц я узнала миссис Сильвию Доусон и указала на нее Дэниелу. Видимо, она хотела купить коробочку для себя самой. Джулиетт предложила ей на пробу несколько сортов, и та от восхищения даже зажмурилась. Миссис Доусон купила целую коробку одного сорта, а затем еще одну в придачу.
– «Карамельная услада», – пояснил Дэниел, сверившись со своей схемой. – В молочном шоколаде. Очевидно, ей нравятся начинки потверже. А другая коробка – лесной орех в шоколаде.
– Эта женщина, знает чего хочет, – одобрила я и вскрикнула: – Господи!
– В чем дело?
– Да это же Кайли!.. Или Госс?
– А почему бы им не полакомиться шоколадом? – удивился Дэниел.
– Они же постоянно сидят на диете, – объяснила я. – Никакой организм не выдержит: вечно одна курятина и виноград. Вот дорвутся до шоколада, а потом дня два будут истязать себя голодом, чтобы, не дай бог, не прибавить ни грамма.
– Одно из твоих многочисленных достоинств, что ты плевать хотела на все диеты, – сказал Дэниел, отмечая, что Кайли (или Госс?) купила две коробки шоколада с мягкой начинкой. – Я тебя за это просто обожаю. Как ты относишься к типам, которые пристают к прохожим со странной фразой: «Хотите похудеть? Спросите меня – как».
– Если мне кто такое предложит, я плюну ему в глаза, – хмыкнула я. – Да только никто не посмеет. Я слышала от других толстушек, что к ним подходили совершенно незнакомые люди прямо на улице и предлагали всякие диеты и волшебные зелья. Но ко мне никто ни разу не подступался. И слава богу – подобная встреча меня вряд ли обрадует, а в сердцах я могу и до рукоприкладства дойти. Думаю, те, кто сторонился меня, действовали, руководствуясь элементарным чувством самосохранения.
Я не произвожу впечатления страдалицы, изнывающей под бременем жизни. И никогда не сожалела, что появилась на свет. Даже когда меня сослали в женскую школу строгого режима, где заставляли играть в хоккей и насмехались над моей неловкостью. А вот кое-кто другой лучше бы не коптил небо: отдельные политические лидеры, например (они-то сами прекрасно знают, кого я имею в виду: слышишь, Джордж?), или мой бывший муженек Джеймс. Но только не я!
Дэниел сказал что-то, и я прервала полет свих мыслей.
– А это Вивьен.
Вивьен была точной копией сестры, но при этом не была красива. Трудно сказать, почему. Особенно, когда смотришь на быстрой скорости черно-белую запись. Я попросила Дэниела нажать на паузу, чтобы получше рассмотреть ее. Вивьен тоже была высокой, но если Джулиетт казалась гибкой, то сестра выглядела какой-то деревянной. У нее были светлые волосы, но более бледного оттенка, чем у Джулиетт, и она стягивала их в весьма непривлекательный хвост. Обе были белолицыми, но Вивьен казалась бледной как мел, а на молочных щеках Джулиетт играл румянец.
Теперь обе сестры стояли за прилавком: видимо, у Селимы был перерыв на обед. Вивьен заботливо раскладывала шоколад по местам. Джулиетт пыталась заговорить с сестрой, но стоило ей приблизиться, Вивьен отворачивалась и смотрела в сторону. Я не могла разобрать, говорит ли она что-нибудь. В конце концов Джулиетт прекратила свои попытки, отошла в другой конец магазина и, закусив губу, стала смотреть в окно.
– «Мы отлично ладим с сестрой», – процитировала я.
– Не похоже, верно? – подхватил Дэниел.
– Да, но мы не знаем причины их размолвки. Возможно, она просто надулась, потому что шоколад неправильно разложили. Кулинары частенько бывают очень вспыльчивыми, – заметила я.
– Уж мне ли не знать! – усмехнулся Дэниел. – Я работал на кухне в одной гостинице в Париже, так там шеф-повар чуть что кидался кастрюлями! Это если он был в хорошем настроении.
– А если в плохом?
– Тогда в ход шли ножи. Или топоры для мяса. Вот когда мне пригодился армейский опыт. Я здорово наловчился увертываться и прятаться в укрытие.
Я не утерпела и спросила:
– А как тебя занесло в Париж?
– Я ушел из армии после смерти жены, – ответил он тихо. – Не знал, чем заняться и куда идти. Вот и отправился в Париж. Ipso facto,  как сказал бы профессор. Собственно, поэтому я и оказался в конце концов здесь. Париж – отличное место, когда не знаешь, где хотел бы обосноваться, – добавил он. – Я работал в кафе, где подавали лишь луковый суп. Как-нибудь я приготовлю тебе настоящий французский луковый суп, кетчеле. Он у меня здорово получается. Это была славная работа. Но когда я стал замечать, что люди сторонятся меня в метро, пришлось ее бросить. Я насквозь провонял луком, ей-богу. Ага, вот Вивьен снова ушла на кухню, зато появился Георгий.
– Ученик?
– Именно.
Мы снова приникли к экрану. Георгий оказался молодым высоким смуглым красавчиком, явно знающим себе цену. В руках у него была гора коробок, которые он поставил за витрину на прилавок. Джулиетт рассмеялась какой-то его фразе, а мальчишка быстро погладил ее по щеке. Потом его, видимо, окликнули, и он снова вернулся на кухню.
– Ага, – пробормотал Дэниел.
– Вот именно «ага», – поддержала я. – Весьма живописный молодчик.
– И прекрасно сознает это.
– Не в моем вкусе. По-моему, подобных юнцов больше интересует собственное отражение в зеркале, чем женщины. Такие все время околачиваются в «фитнесах», – заметила я, хотя сама ни разу не переступала порог спортивного зала.
Если мне придет охота помучиться, я лучше примкну к какой-нибудь оппозиционной партии в одном из африканских государств. Собственно, чтобы изведать лиха, в тех краях вполне достаточно просто быть женщиной.
– Еще посетители.
Несколько девушек, хихикая, поддались соблазну и купили конфеты. Потом в магазин вошел пожилой джентльмен с тросточкой. Джулиетт проговорила с ним минут десять: она то и дело отлучалась, чтобы обслужить других покупателей, но всякий раз возвращалась назад. Старику предложили на пробу четыре разные конфеты – больше, чем кому-либо другому, – и наконец он выбрал ассорти из тех коробок, что лежали на краю прилавка. Этот посетитель был весьма разговорчив и то и дело взмахивал изящными руками, словно актер.
– Видимо, старый знакомый, – предположил Дэниел.
– Или родственник.
– С чего ты решила?
– Он не заплатил. Родственники никогда не платят. Впрочем, как и старые друзья. Мой дядя разорился, потому что его кафе пользовалось слишком большой популярностью.
– И это потому, что…
– …все его школьные друзья и родственники приходили почти каждый день, и ему приходилось кормить их, – объяснила я Дэниелу. – Для обычных посетителей, которые бы платили, места просто не оставалось. Но пока дела шли нормально, он наслаждался доброй компанией. Чего нельзя было сказать о его жене: ей-то приходилось готовить на всю эту ораву.
– С тобой не соскучишься, – усмехнулся Дэниел.
– У каждого свой талант, – скромно ответила я. Он рассмеялся.
Пожилой господин наконец откланялся. Еще несколько человек купили конфеты. И тут появилась женщина с распечатанной коробкой. Она швырнула ее на прилавок.
– Ага, – оживился Дэниел.
– Пострадавшая, – заключила я.
– Раздосадованная покупательница, которой попалась конфетка с соусом чили, – предположил Дэниел.
Джулиетт, как могла, старалась успокоить покупательницу. Женщина размахивала руками: видимо, сокрушалась, что ее вечер был безнадежно испорчен. Она сжимала себе горло, показывая, как едва не отравилась. Джулиетт молила о прощении. Она готова была пасть ниц. Предлагала взамен новую коробку. Постепенно дама позволила себя задобрить, взяла две коробки, специально собранные по ее выбору, и удалилась, все еще пребывая в растревоженных чувствах.
– О боже! – вздохнул Дэниел.
Когда в магазин вернулась Селима, Джулиетт не выдержала и разрыдалась.
– Боюсь, она вряд ли дождется сострадания от своей сестрички, – проворчала я.
– Похоже на то, – согласился Дэниел. – Но как знать, может, она и не ждет от нее этого?
– А что же Георгий? – вспомнила я.
– Да уж, в его объятия кинуться было бы куда приятнее, кетчеле.
– Только Георгию это вряд ли бы понравилось, – съехидничала я. – От слез могут остаться следы на рубашке, а чрезмерные переживания, того гляди, испортят прическу.
– А он тебе не по душе пришелся, верно? Ладно, конец уже близок. Магазин закрыли. Джулиетт и Селима чем-то заняты у кассы…
– Пересчитывают выручку, выписывают банковский ваучер и складывают все в мешок, чтобы отнести на ночь в сейф, – объяснила я, пересказывая все то, что и мы каждый день делаем после закрытия булочной. – Потом кто-то пойдет в банк… кажется, это Селима, – сказала я, заметив, что девушка сняла рабочий халат, взяла свою сумочку и мешок с деньгами и вышла из магазина. – После закрытия мы обычно наводим в магазине порядок, а потом расходимся по домам.
Именно так и случилось. Георгий соизволил подмести пол, шоколад заботливо накрыли салфетками, стекла витрины и окно протерли. Георгий ушел, а за ним и Джулиетт. Вивьен осталась в магазине одна. Она ушла в заднюю комнату и закрыла за собой дверь.
– Занавес. Аплодисменты, – объявил Дэниел.
– Знаешь, если слишком часто смотреть такое, становится всех жалко, – сказала я, прижавшись к нему.
– Вот-вот, – согласился он, – А еще у меня возникает желание снова оказаться с тобой в постели.
Это была неплохая идея. И мы не стали противиться своим желаниям. Горацио, как существо деликатное, остался дремать на диване.



Я по привычке проснулась в четыре утра, Горацио так и спал на кушетке. Я погладила его и пожалела о том, что Дэниела нет рядом, а потом сделала то, что я больше всего люблю делать по субботам, – перевернулась на другой бок и снова погрузилась в сон. Дополнительный сон – настоящая роскошь. Возможно, я и детей не завела из опасения, что, устав от вечного недосыпа, могла бы сгоряча отдать их в Армию Спасения, чтобы хоть немного отоспаться, а наше общество не одобряет подобного поведения.
Вдобавок их отцом был бы Джеймс, а такого удела я ни одному ребенку не пожелаю. Бедные крошки, разве мир, терпящий выходки Джорджа Буша, не достаточно плох, чтобы еще добавлять к нашим бедам злосчастного Джеймса? Об этом не может быть и речи! Что бы там ни говорил Джейсон, я не настолько жестокосердна.
Я уткнулась носом в подушку и, казалось, лишь разок успела радостно вздохнуть, как снова пришлось открывать глаза: на часах уже десять – самая пора завтракать. Горацио был того же мнения. Я приготовила себе кофе и тосты с джемом, а коту выдала причитавшуюся ему порцию консервов. Прихватив очередной роман, я уютно расположились на балконе, где (о чудо!) все еще были живы посаженные Труди растения. Мы провели прекрасное мирное утро, поглядывая сверху на то, что происходит на улице. На Каликоу-элли всегда есть на что посмотреть.
Собирались облака, что предвещало дождь. Горацио прекрасно чувствует погоду: он боится промокнуть и убежден, что дожди случаются исключительно по людскому недосмотру: те плохо следят за небом и не заделывают протечки. Вот и на этот раз он забрался под скамейку и стал усиленно намывать уши. Будьте уверены: дождь нам обеспечен. Хорошо, что мне не надо никуда идти. Я совсем разленилась и отправила по электронной почте заказ в супермаркет. Надоело самой таскать тяжеленные банки с кошачьими консервами. Разве кошки хоть раз сказали мне спасибо за труды? Им это и в голову не пришло. Так пусть тяжести таскают те, кому за это таскание платят. В конце концов, булочники и так вынуждены постоянно двигать неподъемные кули с мукой, стоит и спину поберечь. А что – отличное оправдание, надо будет им пользоваться и в дальнейшем.
Фургон из магазина приехал точно в срок. Проворные парни в комбинезонах выкатили ладно сработанные тележки и стали завозить коробки в дом. Я открыла дверь молодому парню, он вкатил тележку в квартиру, разгрузил коробки, улыбнулся и мигом исчез. Но все же я успела заметить, что оставшиеся коробки отправлялись в «Плутон»: мистер Уайт заказал изрядное количество выпивки и самую разную замороженную еду.
Я принялась разбирать покупки. Поскольку нести их пришлось другим, я заодно заказала и новый мешок гранул для кошачьего туалета, добрый запас кошачьего корма, достаточный, чтобы прокормить стаю взрослых тигров, и гору всяких тяжестей вроде бутылок с джином и коньяком. А еще – французское вино, мешок картошки, сушеные бобы, чечевицу, тушки цыплят, овощи, копченую рульку и баранью ногу. Засунув все эти приобретения в свой вместительный холодильник, я вернулась на балкон и погрузилась в новый роман Джейд Форрестер. Выпила еще одну чашку кофе. И хотя с непривычки у меня саднили некоторые места, которые оставались не у дел с тех пор как я рассталась с Джеймсом, я чувствовала себя счастливой.
Мимо прошла миссис Доусон. Начал накрапывать дождь, и она раскрыла удивительный красоты зонт – с подсолнухами Ван Гога. Сегодня на ней была бледно-розовая шелковая блузка, которая оттеняла строгий серый цвет ее твидовых брюк. Нам, обитателям «Инсулы», просто повезло, что среди нас живет дама с таким безукоризненным вкусом. Интересно, в чем она пойдет завтра в церковь? Не сомневаюсь, что миссис Доусон непременно отправится к заутрене.
С моего балкона был виден отрезок Флиндерс-лейн. «Небесные наслаждения» уже открылись, и, если судить по числу прохожих, шествовавших с сине-золотыми коробочками в руках, торговля у них шла бойко. Я задумалась о странной роли шоколада в нашей жизни. Как могла паста из растолченных какао-бобов приобрести такое значение? Как получилось, что горькое зерно стало означать уют, покой и доброту? Не так-то просто в этом разобраться!
Я допила кофе и решила заняться обычными субботними делами. Вымыла посуду. Накормила Мышиную Полицию и вычистила их туалеты. Почитала газету – те страницы, где нет политики: нынешняя политика вредна для моего пищеварения, и у меня от нее портится настроение. В полдень пришла Мероу с меховым клубочком на руках и с корзинкой своего знаменитого салата, который (что бы она там ни говорила), я уверена, доставляется ей каждое утро курьерским помелом прямо из Волшебного царства. Ни одно земное растение не имеет столь сказочного вкуса.
Едва оказавшись на полу, Люцифер немедленно пошел в наступление на Горацио, а тот, очнувшись от заслуженного сна, зашипел и со всего маху двинул наглеца лапой, даже не заметив спросонья, что имеет дело с котенком. После чего благородный кот в негодовании покинул кушетку и сел к нам спиной, всем своим видом показывая, как он оскорблен.
– А как Белладонна отнеслась к вторжению этого сорванца? – спросила я, выкладывая на стол сыр, хлеб и разные дары земли.
– Боюсь, она не смогла сохранить самообладание, – вздохнула Мероу. – Она отказывается покидать магазин, когда Люцифер в квартире, и перестала со мной разговаривать. А ведь он такой милый крошка! – добавила колдунья, любуясь тем, как Люцифер, запрыгнул на стол, обнюхал сыр и масло и явно вознамерился вздремнуть в миске с салатом.
Решив, что стол слишком скучное место, котенок снова спрыгнул вниз, и часть времени и энергии отдал попыткам расплести шелковую бахрому на занавесках. Та стойко сопротивлялась его наскокам, когда он пытался прижать ее лапой и сжевать. У меня голова идет кругом от одного вида этого проказника.
– Знаешь, – сказала я Мероу, – пожалуй, ему нужно более широкое поле деятельности, чтобы он мог резвиться вволю.
– Верно, – вздохнула она.
– Может, заплатить Труди, чтобы она взяла его под свою опеку? Она трудится целыми днями, работает в саду и все такое. Вот и котенок будет на свежем воздухе. Не беда, если лапки запачкает.
– Но Труди не любит кошек, – возразила Мероу, накладывая себе салат.
– Могу поспорить, что она привяжется к Люциферу через неделю-другую. Во всяком случае это займет его на время. Глядишь, он даже остепенится немного, – добавила я не слишком уверенно.
– Что ж, можно попробовать, – согласилась она как раз в тот момент, когда бахрома наконец-то поддалась и обвила котенка сотней метров желтой веревки.
Он барахтался в ней, как муха в паутине, и наконец замер, шевеля единственной свободной лапкой, в надежде, что кто-нибудь придет ему на помощь. По мне пусть бы так и лежал до конца обеда, но Мероу настояла на том, чтобы мы распутали его. Едва оказавшись на свободе, Люцифер тут же вскочил на диван и стал подбираться к хвосту Горацио.
Кот смерил наглеца презрительным взглядом. Спина его выражала твердую решимость не спускаться вниз до тех пор, пока негодник не уберется восвояси, а возможно, и какое-то время после этого. «Тут с любовниками хлопот не оберешься, – будто хотел сказать он. – А еще котята – это уже слишком!»
Не сговариваясь, мы с Мероу одновременно поставили чашки: я – с кофе, она – с ромашковым чаем – и отправились с Люцифером в «Цереру». Труди была дома, она изучала каталог луковиц. Мы поведали ей о наших злоключениях. Люцифер тем временем сидел на столе, сложив лапки, и, подозреваю, обдумывал новую ужасную проделку.
Труди голландка, ей лет шестьдесят, у нее короткие седые волосы и сильные руки. Она отвечает за наладку всякой непослушной техники в нашем доме и замену лампочек, общается с грузовым лифтом, следит за садом, отваживает коммивояжеров и впускает жильцов, если те забыли ключи, запамятовали свой пароль или – как Энди Холлидей – вообще, кто они такие и где живут. С тех пор как Энди нашел свою дочь Шери, он стал реже прикладываться к бутылке, но соседи еще помнят, как он однажды перебудил весь дом, возомнив, что это «Отель, где разбиваются сердца». Труди тогда в одиночку доволокла его до его квартиры. С ней не забалуешь.
Труди не очень-то обрадовалась Люциферу. Но деньги ей были нелишние, так что, когда Мероу растолковала ей, что авантюрной натуре Люцифера нужны просторы, она согласилась взять его на недельку.
Пока Труди не передумала, мы всучили ей маленький лоток и мешок с гранулами для туалета, корм для котенка и миски и объяснили, как надевать и снимать шлейку. Котенок спрыгнул Труди на колени. Уходя, мы успели заметить, что он пробует на зуб каталог луковиц.
Мы вернулись в мою квартиру, чтобы смочить пересохшие на нервной почве глотки.
– Надеюсь, он у нее приживется, – виновато пробормотала Мероу, словно мы только что продали этого крысеныша меховщику.
– Конечно, приживется, – заверила я бодро. – Теперь Белладонна тебя простит, и Горацио, может быть, простит меня, а Люцифер погуляет на просторе. Хочешь цитрусовый маффин?
– Хорошая булочка не повредит в любой ситуации, – согласилась она и откусила кусочек. – Ого! Это что, новое изобретение Джейсона?
– Он постоянно придумывает что-то новенькое, – кивнула я. – В этот добавлена цедра апельсина. Он сам делал цукаты. У паренька все задатки превосходного пекаря. Конечно, через несколько лет мне придется его отпустить: ему еще надо как следует поучиться. Но пока он еле-еле справляется с чтением и письмом, а кроме того, может в любой момент вновь сесть на иглу. Он сам признавался, что вечно влипает во всякие истории.
– Плохие мысли материализуются, – хмыкнула Мероу – Может, все еще и обойдется. Что ж, кекс был превосходный. Благодарю за угощение и за избавление меня от Люцифера.
– А тебе спасибо за салат, – искренне поблагодарила я.
Мероу отправилась назад в «Пещеру Сивиллы» – свою лавку колдовских вещиц. У входа там выставлена бутылка с крошечной куклой внутри и надписью «Подарок из Кум», это очень смешит профессора. Я все собираюсь расспросить его – почему. Искатель истины может приобрести в магазинчике все что угодно: овечью лопатку для гадания, травы, руны, сборники заклинаний, оккультные украшения, святую воду из самых разных источников, маленькие статуэтки всех возможных божеств, египетские масла, благовония и карты таро. Кроме того, они могут полюбоваться на Белладонну – мех у нее такой черный, что, кажется, поглощает свет. Кошка любит лежать в витрине, привлекая взгляды прохожих тем, что поигрывает кельтскими амулетами или, под настроение, напускает на себя таинственность. Приверженцы оккультизма верят, что, если, входя в магазинчик, погладить Белладонну, это принесет удачу. Я заметила, что многие посетители охотно разговаривают с кошкой, словно она – это Мероу. Допускаю, что при определенных обстоятельствах это может быть справедливо. С колдуньями никогда ни в чем нельзя быть уверенным, как, впрочем, и с кошками.
Я убрала посуду со стола и снова взялась за Джейд Форрестер. Она все больше увлекается научной фантастикой. И это у нее неплохо получается, если не цепляться за всякие детали и не задаваться вопросами, откуда у них взялся межпланетный корабль и как он работает. Но вот как писательница сведет вместе Эйвон и Роя, раз они питают взаимную ненависть и категорически отказываются признавать, что созданы друг для друга? Нет, просто представить себе не могу! Я глотала страницу за страницей, запивая очередной чашкой кофе. Горацио соскочил с дивана и обнюхал все места, где остались следы лапок Люцифера, чихнул, потом запрыгнул на стол и позволил мне почесать у себя за ушами.
– Он ушел, – поспешила я утешить кота. – Труди взяла его к себе.
Горацио снова чихнул, словно желая высказать свою благосклонность к Труди. Затем устроился рядом с моей книгой, подобрал под себя лапы, так что стал похож на батон хлеба, и замурлыкал. Дождь за окном, мурлыканье кота и Джейд Форрестер помогли мне скоротать время до пяти часов, когда на пороге моего дома возник Дэниел. Он позвонил, хотя у него был свой ключ. Когда он вошел, я заметила рюкзак на его плече.
– Вот, подумал, ты не будешь против, если я оставлю здесь кое-какую одежду и вещи, – объяснил он. – Вдруг я снова заявлюсь, как в прошлый раз, вонючий, словно помойка, и мне нужно будет оказать первую помощь. Не возражаешь? Только не думай, что я намерен к тебе вселиться.
– Все правильно: в пустой спальне как раз есть свободный шкаф, – сказала я.
– Тогда я сложу там свои пожитки, – кивнул он.
Моя свободная спальня всегда к услугам тех, кто согласен спать среди вещей, которые я никак не решаюсь выбросить, словно надеюсь, что они вновь понадобятся. Здесь свалено все: старая одежда и всякая всячина, которая еще может пригодиться, но которую до поры до времени лучше убрать с глаз долой, вроде швейной машинки и коробки с лоскутами.
Там же я храню стопку книг, которые надо прочитать. Она еще не переросла меня, хотя никак не желает становиться ниже. Но шкаф там стоит пустой, правда, к нему трудновато пробраться.
Дэниел принес две смены белья, джинсы, пару ботинок, две футболки и куртку. Еще он прихватил мешочек с бритвенными принадлежностями и, судя по звуку, который раздался, когда он клал их на полку, набор инструментов. Я всполошилась: когда мужчина оставляет в твоем доме свою одежду, будь уверена: рано или поздно он сам переберется за ней следом. Но это меня не испугало.
Ведь речь шла о Дэниеле. Я сварила ему кофе, и мы уселись на диван. Горацио поднял мордочку, требуя к себе внимания. Я рассказала Дэниелу о Люцифере, и он одобрил наш план.
– Свежий воздух пойдет этому сорвиголове на пользу, – заметил он. – Может, Труди и не очень жалует кошек, но все равно станет о нем заботиться. Отличное решение, кетчеле. Кстати, я встретил в лифте твоего загадочного соседа с непроницаемым взглядом.
– И как он выглядел?
– Рослый, волосы темные, но виски уже седые. Карие глаза, насколько я смог рассмотреть. Отличный костюм, но не ручной работы. Очки. Ухоженные руки. Смахивает на бухгалтера или кого-то в этом роде. На вид лет сорок. У него в руках был пакет из магазина. Я не стал с ним заговаривать.
– И правильно. Что будем делать вечером?
– Хочешь, пойдем куда-нибудь. Я бы предпочел пораньше завалиться в кровать, но сначала неплохо бы поужинать.
– Только не клуб, – сказала я. «Кровавые Узы» требуют специальной подготовки: черный лак, тщательная боевая раскраска, сегодня у меня к этому душа не лежала. – Давай, просто поужинаем.
– Идет. Где-то в городе?
– Что если набраться храбрости и заявиться в мое любимое кафе? То, что на Брунсвик-стрит. Туда можно доехать на трамвае.
А ведь мы обсуждаем наш первый выход в свет! Я ликовала. Дэниел выставил свои условия, и наши желания совпали. Я наклонилась и поцеловала его, просто взяла и поцеловала. К взаимному удовольствию поцелуй затянулся, но был неожиданно прерван звонком в дверь.
Ворча, я поплелась открывать: если это Труди пришла вернуть Люцифера, я за себя не поручусь, но на пороге стояли трое. Один – высокий изящный китаец сногсшибательной красоты. Другой пониже, совсем еще мальчишка, улыбался от уха до уха. Третьим оказался наш сосед Джон, который работал в международных благотворительных организациях; он и представил первых двух. Джон тоже был высокий. И рыжий. И очень славный, хотя, похоже, немного опешил от моего прохладного приема.
– Вот, Коринна, хотел представить тебе моих друзей. Но, может, я не вовремя?
– Вовсе нет. Входите, – пригласила я, еще не до конца оправившись от изумления.
Ну и денек! Красавцы-мужчины просто валом валят в мой дом. Сначала Георгий из «Небесных наслаждений», а теперь это чудное видение. Да где они все пропадали, когда мне было восемнадцать? В ту пору все встречавшиеся на моем пути парни были такой пересортицей, что Джеймс на их фоне показался мне просто красавцем. На безрыбье и рак рыба.
Джон пропустил друзей вперед, я предложила гостям сесть и спросила, что они будут пить.
– Это Чарльз Ли, или Чез, – представил Джон мальчишку, который одним быстрым взглядом осмотрел всю мою квартиру и теперь сосредоточил все внимание на Горацио.
Кот, в свою очередь, не сводил глаз с гостя. Они смотрели друг на друга не враждебно, а словно оценивающе, как два кота. И отвели взгляды, только удостоверившись, что не опасны друг для друга.
– Привет, – сказал Чез, на чистом австралийском. – Рад познакомиться, мисс. А ты – Дэниел? Я о тебе наслышан.
– Я о тебе тоже слышал, – отвечал Дэниел серьезно, пожимая ему руку. – Ты торгуешь на рынке, верно?
– Ага, – расплылся в улыбке Чез. – Складываю всякую всячину на тачку – разбирают за десять минут, никаких проблем.
– А это, – тут Джон постарался сделать эффектную паузу, – Кеплер Ли.
– Миссис Чапмен, – произнес Кеплер на прекрасно поставленном английском. – Мистер Коуэн.
– «В эти восемь минут», – начал Дэниел туманно.
– «Я создам новую теорию вселенной», – заключил Кеплер.
Наверное, это был какой-то тайный язык, известный им обоим. Что если Дэниел член какого-нибудь тайного общества? Пожалуй, когда дело касается Дэниела, я ничему не удивлюсь. Я покосилась на Джона. Он пожал плечами.
Чез хихикнул.
– Мы выбрали себе английские имена в лагере, – объяснил он. – Я взял свое из книги, которую он читал – Чарльза Диккенса, оказывается, его тоже звали Чез. А брат назвал себя в честь…
– Иоганна Кеплера, – подсказал Дэниел. – Отличный выбор. Садитесь. Хотите по бокалу вина?
– Мне и Кеплеру – красного, – Джон знал, что у меня в доме всегда есть красное вино. Для медицинских целей, как, впрочем, и коньяк. – А Чезу минеральной воды, если нет кока-колы.
– Увы, нет, – извинилась я.
Раз в полгода у меня возникает желание выпить кока-колы, и тогда я в один присест осушаю целую бутылку.
– Надо было нам самим прихватить, – сказал Джон. – Знаешь, мне никогда не приходило в голову спросить тебя, почему тебя зовут Кеплер, дорогой Кеп.
– Я выбрал это имя, потому что люблю читать о великих ученых, – пустился в объяснения Кеплер, откинув с лица длинные блестящие черные волосы. – Кеплер – один из немногих – почти всегда оказывался прав и вообще был симпатичным человеком. Все его любили. Симпатичные ученые встречаются не так часто. У него средневековое мышление, но голова была ясная, и когда ему пришлось делать выбор между Птолемеевой системой со всеми ее эпициклами и деферентами, и наблюдениями Тихо Браге, он выбрал Тихо. Он знал, что Тихо помешан на своих исследованиях и все ночи напролет вел наблюдения. Ночи в Дании холоднющие, но ученому все было нипочем.
– И он сделал правильный выбор, – подхватил Дэниел.
– Хотя и не верил, что Господь Бог разбросал звезды по небу при помощи небесной метлы, – добавил Кеплер.
– Зато он был прав в отношении трех законов, – сказал Дэниел, обнаруживая осведомленность в астрономии, о которой я и не подозревала. – Квадраты времен обращений разных планет пропорциональны кубам больших полуосей их орбит. Позже Ньютон доказал, что это верно. Особенно, что касается отношения кубов полуосей и квадратов времен. Ньютон доказал, что это соответствует действительности, потому что сила гравитационного притяжения между телами прямо пропорциональна их массам и обратно пропорциональна квадрату расстояния между ними. Поэтому кубы орбит относятся к квадратам времен, как их массы к квадрату расстояния между ними; значит, Кеплер был прав.
– Все это постоянные величины для нашей Солнечной системы, – согласился Кеплер, улыбаясь Дэниелу.
Он был похож на китайского божка. Вот только китайские божки не щеголяют в костюмах ручной работы из превосходной чесучи, темно-серый цвет которой прекрасно оттенял проблески седины в волосах Кеплера. По крайней мере, насколько мне известно. На самом деле я никогда в жизни не встречалась с китайскими божками. Надо будет порасспросить о них Мероу
– Кеплер только что приехал, – объяснил Джон.
– Откуда? – поинтересовалась я, поскольку в моем скромном жилище нечасто приходится слышать выражения типа «пять правильных тел» и «гармония мира».
– Я встретил его, когда ездил спасать голодающих в Камбодже. Мы попали в ужасные условия, и он очень заботился обо мне. Кеплер приехал из Гонконга, но вообще-то он из Китая. А Чез перебрался сюда, когда ему было всего пять лет, – добавил Джон.
Это объясняло произношение Чеза. Никогда не видела столь непохожих друг на друга братьев. Чез больше был похож на Джейсона: живой, любознательный и, если я что-то понимаю в ловкачах и хитрецах, – азартный игрок. Кеплер же был ни то ни се, казалось, мысли его витают где-то в облаках, а может, и на других планетах. Они с Дэниелом так здорово развлекались, что я не решалась перебивать их.
– Он – компьютерный гений, – восторженно сообщил Джон. – Отдел игр «Майкрософт» отваливает ему кучу денег за его придумки. В остальное время Кеп преподает тэквандо.
– А вот за прилавком от него никакого толку, – поддел его брат. – Он все норовит раздать бесплатно разным оборванцам.
– Да уж, от тебя такого не дождешься! – усмехнулся Джон. Чез миролюбиво отмахнулся. – Я взял отпуск на месяц. Последнее задание в Камбодже было уж слишком рискованным. Вот я и решил показать Кепу Мельбурн.
– Отличная идея, – поддержала я. – А что его интересует?
– Все, – отвечал Чез. – Я пришел помочь ему перевезти вещи. И на квартиру посмотреть, чтобы обо всем доложить маме. Потом мне придется вернуться, сегодня ожидается большая партия футболок.
Это можно было расценить как легкий намек. Джон послушно допил свой бокал и поставил его на стол. Кеплер едва пригубил свой. Джон дотронулся до его плеча.
– Нам лучше поторопиться, Кеп, – сказал он. – Рад был повидаться, Дэниел.
– Может, зайдешь как-нибудь, в шахматы сыграем? – предложил Кеплер Ли. И посмотрел на Джона таким любящим и понимающим взглядом, что я растерялась. – Когда мы устроимся.
– С удовольствием, – согласился Дэниел и пожал длинную тонкую руку.
Кеплер одарил нас обоих очаровательной улыбкой и вышел за порог, подгоняемый Чезом: тот явно торопился вернуться к своим футболкам. Джон взял Кеплера за руку, и они ушли. Дверь захлопнулась.
– Славная парочка, – заметил Дэниел. – Что же, кетчеле, если мы решили пойти прогуляться, самое время выходить, а то появятся иные способы провести время.
Я поцеловала его мягкий шелковистый рот, а потом высвободилась из объятий. Мне нравится, как его руки автоматически прижимают меня к груди.
– Одеваемся, – сказала я и пошла в спальню.
Я выбрала черные брюки, удобные туфли, ярко-голубую шелковую блузку и черный пиджак. Если это подходит для миссис Доусон, то, может, и мне пойдет. Я взяла рюкзак – без него я из дому ни шагу – и мы вышли в прохладную темноту.
Мы сели в трамвай на Коллинс-стрит. Люблю трамваи! Особенно новенькие – те, которые с легким шелестом летят по рельсам – бесшумные и с кондиционерами. Но мне нравятся и грохоталы-старички, которые вихляют и трясутся, как танцовщицы из Лас-Вегаса. Здорово скользить сквозь поток машин в вагоне весом в девять тонн, который не уступит любому транспортному средству, кроме разве что танка, – это рождает чувство превосходства. У меня была припасена целая пачка билетов: не так-то просто на полном ходу отсчитать мелочь и попасть монеткой точно в щель кассы, такое под силу только балетным танцорам.
На этот раз нам достался скрипучий старичок-трамвай; мы с Дэниелом прокомпостировали два билета, уселись в середине вагона и стали смотреть, как мимо нас проносится ночной город. Трамвай, отдуваясь, тащился вверх по Коллинс-стрит мимо здания муниципалитета и печального памятника двум неудачникам – Берку и Уиллсу.  Мне нравится Коллинс-стрит. С каштанов опадали листья, и ветер гнал их под колеса машин. Вот промелькнула в белом благочестии и греческой простоте линий баптистская церковь. Трамвай торопился дальше, мимо Шотландской церкви и чинных рядов благопристойных зданий к чудовищной глыбе отеля «Австралия», где мы притормозили, пропуская поток машин, которые мчались по Спринг-стрит.
Потом, изогнувшись словно кошка, трамвай пронесся мимо Парламента – юдоли разбитых законотворческих надежд. Кроны деревьев смыкались над крышей трамвая.
– Расскажи мне про этого Кеплера, – попросила я Дэниела, чувствуя тепло его руки, которая лежала на моем бедре, отчего у меня по спине то и дело пробегала приятная дрожь.
– Это был удивительный человек, – отвечал Дэниел. – Больше всего я люблю его труд «Гармония мира».
– Поскольку у меня нет времени на то, чтобы вернуться и расспросить об этом профессора, придется тебе самому мне все растолковать, – сказала я и приготовилась слушать.
– Речь идет о музыке сфер, – начал Дэниел. – Кеплер считал, что у каждой планеты есть своя нота, и, когда планеты движутся, рождается мелодия. В космосе постоянно звучит строгая медленная фуга планет – музыка сфер.
– Красиво! – прошептала я, стараясь представить себе эту картину, а трамвай меж тем мчал нас по бесконечным рельсам, пока наконец не решил спуститься к Брунсвик-стрит.
Я попыталась вообразить себе эту музыку, такую медленную и величественную. Жаль, что мы не можем ее услышать.
– Это как деревья, – сказала я, пока мы неслись вниз по улице.
– Деревья?
– Мы не слышим голоса деревьев, потому что они говорят слишком медленно, – объяснила я.
Дэниел задумался.
– Интересная идея.
Мы немного посидели молча, а потом Дэниел сказал:
– Так куда мы едем, Коринна?
– Мы уже приехали, – ответила я, поскольку трамвай как раз остановился на углу Джонстон-стрит. – Вот там наверху «Ночная кошка» – отличное местечко для любителей затрапезья, переделано из бывшего гаража. А вон там, – я взяла его за руку, – лучший букинистический магазин в городе. А сейчас мы проходим мимо модного кафе, только я туда не ходок: не люблю места, куда люди приходят поглазеть на знаменитостей. Эти бедняжки тоже должны иметь возможность спокойно выпить чашечку кофе с молоком.
– Согласен, – кивнул Дэниел.
Мы вышли на Брунсвик-стрит – пешеходную улочку, где хватало места всем: людям, собакам, скейтбордистам, детям и столам, вынесенным из ресторанчиков прямо на тротуар. Ночь была не слишком прохладной, и на улице царило оживление.
– Ты наверняка уже бывал здесь, – сказала я Дэниелу, который шел за мной следом. Мы миновали большой плакат, приглашавший на массаж Шиацу и ароматерапию.
– Конечно. По делам. Но просто так, чтобы поразвлечься – ни разу. Вот я и стараюсь сейчас не выискивать здесь бездомных детей, торговцев наркотой и сбежавших из дома подростков. Обними-ка меня покрепче, глядишь, мне и полегчает, – попросил он.
Я вписалась как раз ему под руку. Прежде мы не замечали, как это удобно. Я умещалась там тютелька в тютельку. Дэниелу не надо было наклоняться или тянуться, чтобы обнять меня. Идти с ним в обнимку было так же легко, как и самой по себе, в одиночку. Прежде со мной такого не случалось. У меня даже голова закружилась, и я хихикнула. Вообще-то я не смешливая.
Мы прошли мимо огромного книжного магазина на Граб-стрит, а за ним уже виднелись старые железные столики перед входом в мое любимое кафе.
– «Головокружение». Почему именно сюда? – удивился Дэниел.
– Здесь нет поклонников знаменитостей, – объяснила я. – А хозяева искренне нам рады. Такое теперь тоже не часто встретишь. Здравствуйте, – сказала я, открывая дверь.
Паренек в длинном белом фартуке улыбнулся и провел нас вглубь зала, где было теплее. Мне нравится «Головокружение». Нравится их «парижская» барная стойка с рядами бутылок за ней. Нравится их стиль и их паста. Но дело не только в еде. На Брунсвик-стрит хорошей готовкой удивить трудно. Но в «Головокружении» чувствуется, что хозяева любят кормить людей. До сих пор не могу забыть усмешки метрдотелей в весьма дорогих ресторанах, куда водил меня Джеймс. Они явно считали меня слишком чувствительной, а все потому, что, когда передо мной шваркают тарелку с молчаливым пожеланием «Чтоб ты подавилась», у меня сразу пропадает аппетит.
– Паста, – сказал Дэниел, прочитав меню. – Что-нибудь попроще, я думаю. Например, феттучини с томатным соусом и базиликом. Звучит заманчиво. А что будешь ты?
– Уже выбрал? – изумилась я.
Джеймс брал уроки по изучению меню. Он всегда допытывался у официанта, что входит в состав каждого блюда. Помню, как это меня из себя выводило. Я тоже знала, за чем пришла.
– Тальятелли с копченым лососем в сливочном соусе, – произнесла я, внезапно почувствовав, как проголодалась.
– И бутылочку… – начал официант, который уже видел меня здесь прежде.
– Красного. – Я назвала один очень хороший сорт. – У нас торжество.
– Понятно, – улыбнулся официант. – Мои поздравления. Я огляделась, прислушиваясь к разговорам вокруг, – одно из моих излюбленных невинных развлечений. За нами сидела компания девчонок, выбравшихся поразвлечься. Они пили шампанское и подкрепляли свои тщедушные тела пирожными, которые в этом кафе были весьма питательными и отличались внушительными размерами. Девицы обсуждали клуб, куда собирались пойти потом, там-де все парни крутые.
– Пусть помечтают! – заметил Дэниел.
Ого! Да он, оказывается, тоже не прочь кого-нибудь подслушать! А я-то считала, что я одна такая. Вряд ли хоть один грешник, которому посчастливилось повстречать собрата, разделяющего его порочное пристрастие, – будь то яйца вкрутую, кожаные ремни или малиновое мороженое, возликовал бы больше, чем я.
– Но тебе должен понравиться «Херд», – внушал приятелю парень за соседним столом, одетый в красную футболку с надписью «Миднайт Ойл», видавшую лучшие дни. – Они соединяют политику и хип-хоп.
– Политический хип-хоп, – усмехнулся его товарищ. – Он всегда был политическим. А если тебе нужна философия – слушай «Макласки». Лучше никого не найдешь!
– Отстой! Тоже мне сказанул! – возмутился первый. И мне стало скучно.
Большая компания за одним из столов разгадывала кроссворд. Предлагались разные варианты – и тут же отметались. По ходу дела все ели пирожные и пили кофе.
– Может, это в Австрии? – вопрошал обаятельный брюнет с шариковой ручкой в руках, которую он вертел словно сигарету.
– А может, в Баварии, – рассудительно заметил бородач с длинными седыми волосами.
– Нет, в Пруссии, – возразил мужчина густым басом и решительно поднял вверх свою вилку. – Надо потом посмотреть в атласе. Что дальше?
– Девять по горизонтали, – объявила толстушка с рыжими кудряшками в зеленой блузке из марлевки. – Генерал, который любил персики и прославился своей стойкостью, тезка знаменитого кулачного борца.
– Ну, это мы знаем, – вздохнул с облегчением обладатель густого баса.
– Боксер восемнадцатого века по прозвищу Джентльмен Джексон, – сказала рыжеволосая.
– И Джексон Каменная Стена, – подхватил мужчина. Они радостно переглянулись и вписали имя в клеточки кроссворда. И заказали еще пирожных и кофе.
– Полезная штука кроссворд, – заметил Дэниел. – Теперь и нам известно об этом злобном генерале. Ага, вот и ужин!
При виде полных тарелок у нас вмиг заурчало в желудках.
– Вкуснятина! – сказала я.
Мы наслаждались едой, пили вино и слушали шум кафе. Мальчишки говорили о «Супер Ферри Энималз» и «Айдлуинд». Про первых я была наслышана. Они исполняли очень смешную пародию на Сантану, вырядившись в лохматые костюмы – то ли золотые ретриверы, то ли йети – не скажу наверняка. Девчонки обсуждали «Большого брата». Любители кроссвордов на все корки ругали составителей кроссвордов, обвиняя их в небрежности, идиотизме и садистских наклонностях, и грозили взять реванш, вот только запасутся справочниками. Жизнь в кафе шла своим чередом. Люди брели мимо окон, улица бормотала что-то удовлетворенно себе под нос. Мы расплатились и вышли на ночную Брунсвик-стрит.
– Горячий шоколад по-испански в «Бокадилло» или мороженое? – спросила я.
– Мороженое, – выбрал Дэниел.
Мы направились к «Храму мороженого», заказали розовый грейпфрут (для меня) и тирамису (для Дэниеля) и пошли по другой стороне улицы, слизывая мороженое с рожков и глазея по сторонам. Шербет был немного резкий на вкус и не очень сладкий. А тирамису – нежный и изысканный. Магазины поражали пестротой. Мы доели наш десерт, как раз когда вышли к трамвайной остановке.
– Домой? – спросил Дэниел, когда подошел трамвай.
– Домой, – согласилась я.
Мы сели, и я положила голову Дэниелу на плечо. Мимо замелькали красные, зеленые и белые огни города. Можно было заглянуть в светящиеся окна, где люди занимались привычными делами: пили чай, курили, читали. Потом трамвай свернул к центру и покатил вниз по Коллинс-стрит, мимо Резервного банка, но и он, несмотря на все его деньги, не мог быть счастливее нас с Дэниелом. Мы сошли на Элизабет-стрит и побрели, разомлев от вина и хорошей компании, туда, где нас ждали дом и постель.
Но оказалось, что сразу нам туда не добраться. Перед «Инсулой» расхаживали полицейские и шумела толпа полуодетых людей.
– Что, пожар? – спросила я Мероу, сжимавшую клетку с Белладонной, откуда раздавались отчаянные вопли протеста.
– Бомба, – объяснила она.
– Кому могло прийти в голову подкладывать бомбу в «Инсуле»? – изумился Дэниел.
Мероу поставила клетку на землю, чтобы освободить руки для классического жеста отчаяния, принятого у венгерских цыган, и возвестила то, в чем не решилось бы признаться большинство прорицательниц:
– Я не знаю!



Я огляделась. Кажется, здесь были все. Миссис Доусон стояла в темно-коричневом кашемировом халате и мягких красно-коричневых ботинках. На профессоре Монке был широкий темно-синий халат, напоминавший монашескую рясу, в руках он держал стопку книг и какие-то бумаги. Я заметила, как миссис Доусон подошла к нему, чтобы помочь удержать книги, которые грозили вот-вот рассыпаться. Кайли и Госс явно собирались в ночной клуб. Девушки вырядились в куцые, но дорогущие прикиды, которые, кажется, держались лишь на тонюсенькой золотой проволочке. Кайли обнимала Госс.
Джон и Кеплер сидели на верхней ступеньке и с любопытством глазели по сторонам. Я перешагнула через растянувшихся на ступеньках Одиноких Стрелков – троих юнцов, заправляющих в компьютерном магазине «Нерды и K°». Тэз, Галли и Рэт выглядели не столько напуганными, сколько настороженными: так бывает всякий раз, когда им приходится вылезать из своей норы на свет божий и общаться с себе подобными лицом к лицу. Парни прихватили с собой коробку, полную DVD.
– Коринна, Труди выпустила ваших кошек, – сообщил Тэз, когда я попыталась перешагнуть через него.
– Но о Калико, Ваксе и Тори ничего неизвестно, – всхлипнула Кайли. – Я оставила их в квартире, потому что не поняла, из-за чего вся эта суета, а теперь полицейские не пускают нас назад в дом, вот и… – Она снова шмыгнула носом.
Шери Холлидей обняла Кайли за плечи: она-то изведала, что такое потерять близких. Шери держала своего плюшевого медвежонка Топтыжку Я заметила, что ее отец, Энди, прихватил портфель и бутылку виски. Похоже, все соседи взяли с собой самые дорогие вещи. Миссис Доусон держала чемодан, который, могу поклясться, был полон фотографий и книг. Профессор Монк спас перевод Аристофана, над которым трудился уже несколько лет. Все мои документы были при мне, а дорогих вещей у меня не так-то много. Моя мать была хиппи, и ей было плевать на материальные ценности. Меня воспитала бабушка, от нее у меня осталась только брошка в виде синей птицы. Ну, еще я не хотела бы потерять некоторые фотографии.
Кайли и Госс сжимали свои сумочки с косметикой. Труди вынесла ящик с луковицами и Люцифера. Котенок восседал у нее на плече и, прижав ушки, с восторгом следил за происходящим. Я заметила, что Труди подложила под рабочий халат кожаную перчатку, чтобы котенок мог точить коготки, не причиняя вреда ее плечу. Семейство Пандамус держалось кружком – в середине дети и Яй-Яй – словно цыплята, спрятавшиеся от ястреба. Миссис Пемберти и ее мерзкий пес Трэддлс заходились в истерике в полицейской машине. Госпожа Дред, королева кожи, разговаривала с полицейским офицером, которому явно было не по себе в присутствии склонившейся над ним тетки метр восемьдесят ростом, перетянутой сетями и упакованной в красный кожаный корсет. К тому же каждый свой довод она подкрепляла ударом плетки по своему мускулистому бедру.
О мой Горацио, где же ты? Полицейский, стоявший у двери, казался весьма нелюбезным. Конечно, в обычных обстоятельствах Горацио способен постоять за себя, но что он может сделать против бомбы?
– Труди выпустила его, – напомнил мне Дэниел и крепче обнял меня за плечи. – По всем кошачьим правилам, он должен был уже спуститься вниз.
И ведь он оказался прав! Горацио, Калико и Тори осторожно спустились по лестнице и вышли к людям, толпившимся на улице, а следом за ними появилась и Мышиная Полиция. Эти немного смутились и торопливо юркнули за угол. Они-то найдут, где укрыться, за них можно не беспокоиться. Горацио уселся у моих ног, обернул хвостом лапы и явно был доволен, что нашел меня. Калико, громко жалуясь, бросилась к Шери, а Кайли и Госс принялись осыпать поцелуями Тори. Та стойко сносила этот прилив нежности, а ведь ей потом придется еще долго слизывать со шкурки остатки липкого блеска для губ.
– Что ж, мой мальчик, ты показал себя молодцом, – похвалила я Горацио. – Жаль, что ты не можешь рассказать мне, что там стряслось.
– Есть подозрение, что в доме заложена бомба, – произнес ровный голос, который никак не мог принадлежать Горацио.
Я обернулась. Рядом со мной стояла старший полицейский констебль Летти (она же Лепидоптера) Уайт.
– Кто-то оставил ее в вестибюле, или как там он у вас называется, – произнесла она деловито. – Пакет в коричневой бумаге. Внутри что-то тикает. Этот доброхот позвонил всем жильцам и нам в полицию. Вот мы и приехали, а теперь ждем саперов. Милый способ скоротать субботний вечерок, – добавила она.
Старший констебль Уайт – ладная коренастая женщина лет тридцати пяти. У нее аккуратно уложенные каштановые волосы и карие глаза. Вообще-то она мне нравится, но я начеку. Ей не приглянулся Дэниел, но людям свойственно ошибаться.
– Вы полагаете, это настоящая бомба? – спросила я. Полисменша пожала плечами.
– Возможно. Хотя я не понимаю, почему кому-то взбрело в голову взрывать именно ваш дом, когда вокруг столько зданий поважнее.
– Верно. Не самое подходящее место для политических акций, – согласилась я. – Разве только этот некто точит зуб на Римскую империю.
Происходившее казалось нереальным. Миссис Доусон и профессор предложили всем перебраться в ближайший паб: там по крайней мере теплее. Я кивнула Джону и Кеплеру, и мы тоже медленно направились в ту сторону. Как раз в это время подъехал грузовик – такой большой, что едва втиснулся в нашу улочку. Из него выскочили мужчины в артиллерийской форме, или как там еще называют эти доспехи и каски; обстановка стала слишком уж военизированной. Это мне не по нраву. Вот в «Янге и Джексоне» все обалдеют: наверняка они давненько не принимали такой оравы в субботний вечерок! Но я в любом случае не стану торчать на улице. Я спросила Летти Уайт, можем ли мы перекочевать в паб.
– Возьмите с собой их всех, – попросила она. – Я бы и сама с радостью туда отправилась.
Джон вел Кеплера, Шери – Энди, Кайли – Госс, нерды потащились за нами самостоятельно, Труди несла ящик с луковицами, а семейство Пандамус похватало детишек и помогло Яй-Яй подняться на ноги. Мы все уже снялись с мест, когда Мероу вдруг спохватилась:
– Господи, – прошептала она, – а как же тот таинственный жилец?
– А его нет?
– Нет!
– Вы идите, – сказала я. – Засунь пока Горацио в клетку к Белле, ладно? Вряд ли ей это понравится, но пусть потерпит. А я переговорю с Лепидоптерой и догоню вас.
Они устремились по Флиндерс-лейн. Во главе процессии шагали профессор Монк и миссис Доусон, оба тепло, пусть и несколько необычно, одетые. За ними следовали Кайли, Госс, Шери, Энди, Джон и Кеплер, семейство Пандамус всем кагалом, нерды сплоченной группой, Мероу с клеткой для кошек (удивительно – но оттуда не раздавалось ни звука) и Труди с Люцифером. Госпожа Дред осторожной и величественной походкой хищника шествовала в арьергарде.
– Возможно, в доме еще кто-то остался, – сказала я старшему констеблю.
– Кто и где?
– В 7В, его зовут Бен Уайт. Вы его знаете. А еще черный котенок по кличке Вакса, – добавила я.
– Почему вы решили, что я его знаю? – резко спросила она.
– Я видела, как вы шли за ним, когда он приехал, – объяснила я. Мне было не до пререканий. – Конечно, может быть, его просто нет дома, – добавила я. – Все же субботний вечер.
– Хорошо. Я проверю. А вы, если пойдете в паб, выпейте и за меня стаканчик.
– Что предпочитаете? – поинтересовалась я, отступая в сторону, чтобы пропустить спешивших по ступеням вооруженных людей.
– «Космополитен».
Что ж, клюквенный сок, так клюквенный сок. Я кивнула и пошла прочь. Я уже почти доковыляла до Суонсон-стрит, когда заметила, что обитатели «Инсулы» остановились и рассматривают что-то на земле, и услышала стоны.
– Коринна, возвращайся и приведи Лепидоптеру, – сказал Дэниел, сидевший на корточках. – Профессор, отведите всех в паб, а я побуду с ним. Скажи старшему констеблю, чтобы вызвала скорую, и что в доме никого не осталось. Мы нашли мистера Уайта.
Я не стала разглядывать того, кого они нашли, а бегом пустилась назад. К счастью, мы ушли недалеко, потому что бегунья из меня неважная. Я схватила Летти Уайт за руку и выпалила свое известие. Она отвела взгляд от странного механического устройства, словно собранного из нескольких пылесосов, которое, лязгая, вкатывалось в вестибюль, отдала какой-то приказ по рации и зашагала за мной вверх по улице. Собственно, она шла впереди, потому что я совершенно запыхалась.
– Как он? – торопливо поинтересовалась Лепидоптера у Дэниела.
– Его избили, – объяснил он. – Не исключено, что сломали несколько ребер. Он без сознания, но дыхание ровное, и пульс в норме. Я не заметил никаких кровотечений, разве что внутренние.
– Нападал один?
– Думаю, не один, – Дэниел поднялся на ноги. – Кстати, у него разорваны карманы, возможно, его ограбили.
– Скорая уже выехала, – доложила Летти. – Спасибо, – пробормотала она смущенно. – Почему бы вам теперь не пойти в паб, пропустить по стаканчику? Вы это заслужили.
Они посмотрели друг другу в глаза. Дэниел улыбнулся, и старший констебль улыбнулась в ответ. Я бы отвалила кучу денег, только бы они так не улыбались. Никогда.
– Ладно, – кивнул он. – Пойдем, Коринна?
Я поплелась за ним. Дэниел развел руки: они были в крови, и он старался не испачкать меня. Трогательная забота.
– Странные у нас вечера, – заметила я, просовывая голову ему под локоть.
– Да уж.
Хозяева «Янга и Джексона» открыли потоку беженцев заднюю комнату. Когда мы заявились, вечеринка уже была в разгаре. Девицы потягивали коктейли, которыми славится это заведение, я присоединилась к ним и заказала «Космополитен» – как просила Летти. Он был восхитительный. Госпожа Дред конечно же пила «Кровавую Мэри». Дэниел отправился мыть руки и вернулся с бутылкой красного вина. Он разделил ее с профессором, Джоном и Кеплером. Миссис Доусон пила джин с тоником, а Пандамусы, за исключением малолеток, налегали на пиво и греческую анисовую водку. Для детей нашелся коктейль с кока-колой, в школьные годы я его обожала.
Нерды глушили «Арктическую смерть» – водку с лимоном. Это их любимый напиток. Если вам потребуется, чтобы они совершили для вас какое-нибудь компьютерное чудо, запаситесь шестью банками «Арктической смерти», и дело в шляпе. Мероу забыла о своих чакрах и на пару с Труди потягивала бомбейский джин. И курила «Галуаз». Она курит очень редко, как и я, но на этот раз без сигареты не обойтись. Будем считать это курением при особых обстоятельствах.
Я все еще находилась под впечатлением от того, как профессор и миссис Доусон вели вдоль по улице процессию в халатах и пижамах. Я сказала им об этом, отчасти чтобы отвлечься от мыслей о нападении на мистера Уайта и об этой злосчастной бомбе (Где мне прикажете жить, если «Инсула» взлетит на воздух? Поможет ли мне моя страховка? Да и заплатила ли я за нее?), а отчасти потому, что это была чистая правда. Миссис Доусон легонько пожала мне руку.
– Дорогуша, я оказывалась в переделках и похуже, и не в столь удобной одежде; уверена, что и профессор тоже. Правда, Дион?
– Еще бы! – улыбнулся он своей ювеналиевской улыбкой. – Помню, однажды меня выбросило взрывной волной из окна и при этом сорвало всю одежду. Я приземлился на битое стекло, что весьма потрепало мою… гм… уверенность в себе. И пока я не раздобыл какую-то одежонку, мне пришлось прятать шрамы под пальто сторожа. А морозец стоял лютый. А вы?
– А я как-то раз попала в лесной пожар. Я купалась в реке, и сама была в безопасности, но моя палатка и вся одежда сгорели. Вокруг было полным-полно москитов. И летал горячий пепел. То еще положеньице! Я была совсем молоденькая, и мне было ужасно стыдно. Потом-то, с годами, я избавилась от подобных страхов. Это стало просто бессмысленно: если кого-то забавляет мой вид – ради бога! – меня это нисколько не беспокоит.
– И меня тоже, – кивнул профессор Монк. – Еще джин с тоником, милые дамы?
– Спасибо, – поблагодарила миссис Доусон. Я купила еще одну бутылку вина.
– Вот уж не предполагал, что твоя первая ночь в «Инсуле» принесет столько волнений, – прошептал Джон Кеплеру.
– Пока я с тобой, мне все равно, – ответил тот.
Я вернулась к Дэниелу. Мы все невольно прислушивались, не раздастся ли взрыв. Я налила себе вина. Иногда вино – лучший выход. И одна сигарета Мероу – «Галуаз».
Примерно через час к нам пришла Летти и объявила:
– Все в порядке. Можете расходиться по домам.
Но к тому времени мы уже так раздухарились, что она с трудом нас перекричала.
– Так это не бомба? – спросил Дел Пандамус.
– Просто тикающий механизм, – объяснила полисменша. – Такая вот шутка.
– Очень забавная, – проворчала Мероу.
Мы засобирались в обратный путь, допили что осталось в бокалах, и снова вышли на улицу, прихватив самые дорогие нам вещи. Я остановила Летти в дверях.
– А как мистер Уайт? С ним все в порядке?
– Отделался шишкой на голове. Его оставили в больнице на ночь. Может, вы знаете, с чего это на него напали? – неожиданно спросила она Дэниела.
– Я? – удивился он.
– Да, вы. Может, вы расследуете что-то такое, что могло привлечь внимание недоброжелателей?
– Нет, – отвечал он честно. – Если только это не Дарен Божий Парень. Но он бы не стал нападать здесь, верно? Я ведь не живу в «Инсуле».
– Расскажите-ка мне об этом, – попросила Летти. Она села и достала блокнот.
И Дэниел стал рассказывать о том, что помогает сестре Мэри, а я тем временем подлила себе вина и закурила новую сигарету. Мероу оставила пачку на столе. Возможно, пристыженная высшими силами.
Когда мы наконец добрались до дома, все уже разошлись по своим квартирам, проверили – все ли цело, и либо расположились отдохнуть, либо отправились на поиски ночных развлечений. Горацио был уже дома, сердитый на всех и вся. Подумать только, его – его! – заточили в кошачью клетку, да еще с другой кошкой! Он был готов жаловаться в кошачий профсоюз. Мышиная Полиция вернулась назад через кошачий лаз в булочной. Они поджидали нас на кухне.
– Тут к тебе делегация с петицией, – сообщил Дэниел, встретив три пары осуждающих глаз.
Хвосты нервно ходили из стороны в сторону. Кошачья половина нашего семейства пылала праведным гневом и не скрывала это.
– Хорошая еда способна залечить любые раны, – заявила я. – В холодильнике есть мясо, я его держу для особых случаев. Кажется, сейчас именно такой. Дай по чуть-чуть каждому, Дэниел. А я присяду. Похоже, я порядком перебрала.
– Я тоже. Так что давай пойдем баиньки, как послушные граждане, – предложил он. – Утро вечера мудренее.
Так мы и поступили. Я проснулась ночью – так бывает, когда выпьешь лишнего, – и снова заснула рядом с Дэниелом.
И лишь когда мы в молчании заканчивали завтрак, я вспомнила:
– О черт!
– Что еще? – Дэниел поставил на стол пустую чашку.
– Да ведь Вакса пропала. Калико и Тори вывели Горацио, Труди вынесла Люцифера, он сидел у нее на плече. А Ваксу никто не видел.
– Значит, крошечный черный котенок оказался один в полутемном здании на темной улице?
– Вот-вот.
– Мы ее поищем. Позже. Сейчас мне надо просмотреть мои записи по шоколадному магазину, а тебе не помешает еще немного вздремнуть.
– Ты не против? – спросила я, зевая в четвертый раз.
– Наоборот, – сказал он и заботливо проводил меня в спальню, где уже нежился Горацио.
Я легла. Закрыла глаза. Дэниел был прав: я сразу же погрузилась в блаженный сон.
Проснувшись, я тоже испытала блаженство. Меня целовал Дэниел, а вовсе не Горацио, что подтверждалось отсутствием усов. Он шепнул мне на ухо слово, которое способно вернуть меня к жизни из самой тяжелой комы:
– Кофе.
Я сразу же открыла глаза и поцеловала его в ответ.
– Который час? – Я потянулась.
– Полдень. Воскресенье. Предлагаю устроить легкий ланч. Я заметил, что ты приготовила суп из лука-порея – в самый раз для дождливого дня. А потом, если захочешь, можешь пойти со мной к сестре Мэри, мне надо с ней кое-что обсудить.
– Что?
– Это касается Дарена Божьего Парня. Сестра Мэри сообщила мне, где находилась бедняжка Белинда, но не рассказала, откуда ей об этом стало известно. Если Дарен и впрямь подстроил ту шутку прошлой ночью, мне надо с ним поговорить, да и Лепидоптере Уайт тоже.
– Еще бы! Бомба ведь могла оказаться настоящей, – согласилась я, содрогаясь при одной мысли об этом.
– Наверное, этот Дарен затаил на тебя жуткую злобу, – добавила я. – Ты ведь выкрал его рабыню.
– И расквасил ему нос, – напомнил Дэниел. – Редкий мессия способен стерпеть такое.
– Так мы поедем в Балларт? – уточнила я.
– Нет, в МРТ – Мельбурнскую распределительную тюрьму. Это на Спенсер-стрит. Дарен совершил преступление, пока был в условном заключении, и его посадили за решетку. Думаю, он оттуда еще не скоро выберется.
– Ты надеешься, он станет с тобой разговаривать? Ведь это из-за тебя он угодил в тюрьму.
– Если разобраться хорошенько, он сам виноват, – проворчал Дэниел. – Веди он себя смирно, устройся на работу и держись подальше от неприятностей, и сейчас ходил бы на свободе. А он взялся за старое, да еще вздумал сбивать с пути новичков, вот и угодил за решетку. К тому же он с ними плохо обращался.
– Согласна, – я встала и принялась искать носки.
Вечно они куда-то деваются! Так и норовят улизнуть в какое-то особое место – этакий носочный край, и вечно я не могу их собрать по парам. Теперь я просто покупаю только черные носки, и уже неважно, нашли они свою вторую половину или нет. Я принялась одеваться: белье, брюки, туфли, рубашка, жакет – готово! Теперь Коринна может предстать перед миром.
– Сестра Мэри будет ждать нас у тюрьмы, – сказал Дэниел. – Я звонил ей. Ты уверена, что хочешь пойти со мной?
– Да, – подтвердила я, хотя на самом деле вовсе не была в этом уверена.
Дэниел осторожно отцепил со связки ключей маленький швейцарский армейский нож и оставил его лежать на столе.
– Если ты носишь с собой карманный нож, оставь его дома, – посоветовал он.
Я выудила из рюкзака складной ножик, которым открываю бутылки. У него столько всяких приспособлений, что с их помощью ничего не стоит построить небольшой дом или вынуть камень из лошадиной подковы.
– Теперь пошли.
По воскресеньям трамваи ходят редко, и мы отправились пешком по Флиндерс-стрит мимо махины вокзала в готическом стиле, мимо Бананового хранилища и новой набережной, перешли на другой берег реки и оказались в перестроенной части города. Прежде здесь царило приятное запустение, а теперь ожили даже портовые кабачки, щеголявшие новенькой краской. Зазывно манил небольшой супермаркет, расположившийся по соседству с салоном татуировки.
– Я едва узнаю город, – вздохнула я.
Мы пробирались сквозь толпу у вокзала на Спенсер-стрит. Здесь стояло полным-полно загородных автобусов, их водители читали газеты, вокруг бродили потерявшиеся туристы и сновали люди, тащившие за собой по тротуару чемоданы на колесах.
Наконец мы добрались до Мельбурнской распределительной тюрьмы. Здание из красного кирпича, который еще не утратил свой цвет, было окружено высоким забором из алюминиевых конструкций и увито сверху колючей проволокой. На редкость гостеприимный вид.
У входа, поглощенная беседой с неряшливой женщиной, окруженной оравой детишек, поджидала нас сестра Мэри – верный боец Сил Добра на этой земле. Она заметила нас и сказала женщине:
– Да благослови вас Господь!
В словах ее была такая уверенность, что это проняло даже малолетних негодников. Монашка утерла сопли младшему и обернулись, чтобы приветствовать нас.
– Корина! Дэниел! Как я рада вас видеть! Спасибо, что пришли. Посещение заключенных и узников – одно из важнейших благодеяний. Господь узнает о вашем добром поступке. Пойдемте, – пригласила она, и мы последовали за этой невысокой решительной толстушкой прямиком в тюрьму.
Я прежде никогда не бывала в местах заключения, хотя много раз проходила мимо, когда шла по Спенсер-стрит. Неприглядная снаружи тюрьма оказалась такой же и внутри. Конечно, это не была яма, кишащая скорпионами, наподобие замка Иф (Ага, граф Монте-Кристо, отсюда вам не выбраться!) как, например, Старая мельбурнская тюрьма. Там я впервые испытала приступ клаустрофобии и потребовала выпустить меня на улицу до окончания экскурсии. В результате я так и не увидела самое интересное – виселицу, на которой вздернули Неда Келли.
В здании тюрьмы царило особое бюрократическое уродство. Оказаться здесь в заключении – все равно что всю жизнь просидеть в приемной у зубного врача-неудачника. Стены были покрашены в светло-бежевый цвет, повсюду стояли охранники, беспрерывно переговаривавшиеся друг с дружкой. В помещении пахло – я попыталась было определить, чем, но это оказалось непросто: нос мой сильно пострадал за многие годы стояния у печи; ну, да – мужской мочой, дезинфекцией и отчаянием. В равных частях.
Дезинфекция пахла хвоей. Но это не помогало. Я взяла Дэниела за руку.
– Чувствуешь запах? – спросил он. Я кивнула. – Он здесь постоянно, но к нему невозможно привыкнуть. Так воняет во всех тюрьмах, будь то лагерь для дезертиров, городская тюряга или старый крепостной застенок. Страдание впитывается в стены. Пойдем, – сказал он, следуя за сестрой Мэри, которая уже убедила охранников пропустить нас через первые ворота.
– Дэниел, – окликнул его охранник, – ты здесь по делу?
– Ага, вместе с сестрой, – ответил Дэниел. – И дама тоже. Мне показалось, что стражник не прочь был еще поболтать, но сестра Мэри уже нетерпеливо перебирала свои четки.
Невысокая женщина-охранник ощупала меня и попросила несколько раз пройти через металлоискатель. Мне велено было снять рюкзак, а Дэниелу пришлось вывернуть карманы, но все равно ничего у нас не нашлось. Большое объявление гласило: «Острые и колющие предметы, ножи и шприцы вносить ЗАПРЕЩЕНО». Что ж, Дэниел поступил разумно, предусмотрительно оставив свой швейцарский нож дома. Охранники по ходу дела продолжали обсуждать какое-то телешоу, которое показывали накануне вечером. «В Лос-Анджелесе получше делают», – заметила невысокая женщина в форме не по росту. Я подумала: а вели бы они себя столь небрежно, окажись на моем месте та тетка с орущими детьми?
От тюремной обстановки у меня мурашки ползли по телу; как сказал бы Джейсон – «классно забирает». Мы подошли к первым раздвижным дверям, и охранник по рации передал кому-то, чтобы нам открыли.
Мы оказались в чистом пустом коридоре, достойном пера Кафки, и побрели по нему.
– Дэниел! – окликнула я.
Он догадался, о чем я хотела спросить.
– Видеонаблюдение, – объяснил он и указал на черные диски камер слежения. – Когда мы дойдем до другого конца, они откроют нам следующую дверь.
– А если нет? – спросила я дрожащим голосом.
Не доверяю я этим техническими штуковинам. Оказаться в механической ловушке! Никогда не любила технику.
– Тогда мы попросим сестру Мэри призвать на помощь гнев Божий. Тут всем известно, что она с Богом на короткой ноге, – пошутил Дэниел.
Я сжимала его теплую ладонь, и это успокаивало. И все же, вряд ли я когда-нибудь вспомню этот путь как приятную прогулку.
Мы добрались до конца коридора и уткнулись еще в одну безликую дверь. К моей несказанной радости она с легким шипением отворилась. По ту сторону нас поджидал человек. Эдакий бодрячок, да еще и рыжий. Его красное лицо свидетельствовало о пристрастии к виски. Он расплылся в улыбке. Я испытала такое облегчение, что едва не расцеловала его.
– Сестра, да это никак вы! – произнес охранник с сильным ирландским акцентом. – Кто из наших злодеев и негодяев интересует вас сегодня?
– Дарен Смит, мистер Халлоран.
– Дарен Божий Парень? Твердый орешек, – сказал полицейский с сомнением. – Проходите в эту милую комнатку, а я его мигом к вам доставлю. Вы единственная женщина, которая способна с ним сладить, вот что, – добавил он, желая нас подбодрить.
Мы вошли в комнату, которую я бы не назвала «милой», но она и впрямь не отличалась большими размерами. Пластиковые стулья скрипнули под тяжестью наших тел. На стене висела табличка с надписью «НЕ КУРИТЬ» – вот и все украшения.
– Дэниел, вряд ли Дарен обрадуется, увидев вас, – сказала сестра Мэри. – Сядьте-ка лучше позади меня.
– Да вы никак боитесь, что я не смогу постоять за себя? – усмехнулся Дэниел.
– Нет, дорогой, но если он нападет на вас, это еще больше усугубит его положение, – заметила она рассудительно.
Дэниел пересел за спину сестры Мэри, охранник привел Дарена. Тот был в кандалах. Халлоран усадил заключенного на стул, а сам отошел к стене, так что не мог нас слышать, но прекрасно все видел. Дарен потряс наручниками в сторону Дэниела.
– Ах ты сука! – прорычал он.
Я впервые увидела Дарена Божьего Парня и не могу сказать, чтобы он произвел на меня особенное впечатление. Это был высоченный детина, уже отрастивший живот. Тюремный комбинезон не делал его стройнее. Он растягивался на пузе и висел мешком на впалой груди и тощих руках. У Дарена были длинные каштановые волосы, которые не мешало бы помыть. Тюремный запах смешался с запахом немытого человеческого тела, который никогда не был в числе моих любимых ароматов. Лицо Дарена все было испещрено шрамами.
– Не следовало тебе бить ее, – произнес Дэниел тихо. – И так все шло как по маслу. Зачем было руки распускать?
– Она не знала своего места, – прорычал Дарен и метнул мрачный взгляд в мою сторону. – Бабы должны знать свое место.
О Господи! Ну и властный же был у него взгляд. Я не сразу смогла отвести глаза. Он словно втянул меня в себя, и чем глубже я погружалась в эти глаза, тем слабее становилась. Я отвернулась и еще раз прочла надпись «НЕ КУРИТЬ». А ведь мне как-никак уже тридцать восемь и у меня самой воля будь здоров – как бы иначе я вставала в четыре утра. Зато нетрудно представить, как действовал этот взгляд на девчонку, которая влипла в серьезную передрягу.
– Без глупостей, – сказал Дэниел предостерегающе. – Может, ты велел кому из своих приятелей разобраться со мной?
– Ха, – смех Дарена больше смахивал на кашель. – Никак они тебе поперек дороги встали?
– Если это твоих рук дело, то прекрати немедленно, – строго сказала сестра Мэри. – Видит Бог, твое положение и так хуже некуда. А чем больше прегрешений, тем длиннее срок. Ты знаешь, что я действую в твоих интересах, но ты должен образумить своих людей, Дарен, а то им тоже несдобровать.
Я было решила, что ей удалось урезонить его. На какое-то мгновение Дарен запнулся, чувствуя, как его собственная злая воля разбивается о безупречную святость сестры Мэри.
Но миг колебаний прошел. Дарен кашлянул и плюнул на пол под самые ноги Дэниелу. Потом принялся что-то приговаривать, какую-то бессмыслицу. По крайней мере мне это показалось бессмыслицей, но для сестры Мэри это имело какое-то значение. Глаза Дарена закатились, оставив лишь блестящие белки. Мне сделалось не по себе. Он стал трястись, мускул за мускулом: начиная с бедер одновременно вверх к голове и вниз к ступням. Я решила, что у него припадок эпилепсии.
– Прекрати немедленно! – крикнула сестра Мэри, вскакивая с места.
– Что нам делать? – спросила я.
Вбежал Халлоран, он кричал что-то в мобильный телефон. Сработал сигнал тревоги.
– Положите его на пол, – велел Дэниел. – Суньте что-нибудь между зубов.
– Не приближайтесь к нему, вы оба! – приказала сестра Мери. – Он может вас укусить. Это не болезнь, а истерика. Надо позвать психиатра и установить за ним круглосуточное наблюдение на случай попытки самоубийства, – отдавала она распоряжения охраннику. – Я опасаюсь за его бренное тело, но еще больше за душу. Слышите, что он говорит? – спросила она меня.
– Похоже на бзз-бзз, – ответила я оторопело.
– Он зовет Вельзевула, – объяснила сестра Мэри. – Господи, помилуй нас грешных! Не хватало нам только сатанинского шабаша! Уведите его, Халлоран, посадите на хлеб и воду и не слушайте то, что он будет говорить, – ни слова. Нет у него никакой власти. Это все притворство, чтобы произвести впечатление.
– Как скажете, сестра.
– Никакой он не мессия, – заявила неожиданно сестра Мэри, и я продолжила цитату из «Жизни Брайана». Не знала, что монашкам разрешают смотреть кино. Конечно, за исключением «Звуков музыки».
– Он просто непослушный мальчишка.
Халлоран невольно рассмеялся. Внутренняя дверь с шипением открылась, вошли два человека с носилками, водрузили на них Дарена Божьего Парня и удалились. Направляясь по коридору к выходу, мы непрерывно слышали, как Дарен кричал и звал сатану.
Халлоран выпустил нас.
– А вы и впрямь уверены, что этот парень не связан с повелителем преисподней? – спросил он сестру Мэри.
– Да будет с тобой милость Божья, и да пошлет Он тебе немного разума, – осадила его монашка. – Дарен дурной человек, и был таким, и все это он придумал. Понаблюдайте за ним, Халлоран, и, если заметите что-то непонятное, зовите меня, я приведу священника. Только вряд ли вы что увидите, – сказала она и выплыла из тюрьмы.
Мы с Дэниелом последовали в ее кильватере. Оказавшись на улице, я пожалела, что бросила курить. Сестра Мэри похлопала Дэниела по руке.
– Не волнуйся. Я его выведу на чистую воду, – пообещала она. – Если тут и замешан сатана, так только как подстрекатель этого мальчишки, толкающий играть в жмурки с тюремщиками. Я поговорю с его приятелями, пусть знают, что у Дарена нет над ними никакой власти. А теперь ступайте с миром, – напутствовала нас монашка и зашагала вниз по Спенсер-стрит.
Мы стояли и смотрели ей вслед. Коли дьявол и впрямь решил шутить шутки в обличье Дарена, я, не задумываясь, примкну к сестре Мэри, если она решит пресечь его связь с преисподней. Даже если ее единственным оружием будет пара ножниц.
Я сказала об этом Дэниелу.
– Но только это должны быть божеские ножницы, – заметил он.
– Что ты имеешь в виду?
– А разве ты не слышала, как в некоторых семьях кричат: «Есть у нас хоть одни божеские ножницы?» Может, бывают и нечестивые ножницы, – пошутил он. – Именно такие Дарен мог получить от сатаны, но поручусь, что у сестры Мэри ножницы божеские.
Общение со сверхъестественными силами так нас измотало, что мы вынуждены были взять такси, а, добравшись домой, приготовили себе ранний ужин: как-никак было уже воскресенье, а в понедельник мне снова вставать ни свет ни заря, чтобы в мире не переводился хлеб. Дэниел же собирался утром вновь наведаться в «Небесные наслаждения».
Мы пили горячий шоколад с ромом и ели отличные пироги, выпеченные в «Другой Пекарне». Они там специализируются на сладкой выпечке, а мы в «Радостях земных» – на хлебе.
Горацио удовлетворился кошачьими консервами. Казалось, все в доме и думать забыли об ужасах прошлой ночи. Я чувствовала, как все вокруг готовится к долгой осенней спячке, мы с Дэниелом не стали нарушать заведенный порядок и улеглись спать.



Меня как обычно разбудил будильник. Дэниел его не слышал. Этого мужчину даже пушками не разбудишь! Такой удивительный, редкий талант. Я оставила его лежать посередине моей большой кровати, а сама с чашкой кофе в руках спустилась в пекарню, чтобы замесить ржаной хлеб.
Пришел Джейсон. Мы покормили кошек и поставили подниматься первое тесто.
Джейсон уже знаком с моими утренними привычками, так что, хоть его и распирало от новостей, он сдерживался до тех пор, пока мы все наладили, я допила третью чашку кофе и дожевала бутерброд с лимонным маслом. Сам он тем временем уплел три булочки с сыром и мешок черствых багетов, которые разогревал в микроволновке, а потом рвал зубами. Мышиная Полиция с интересом следила за тем, как он выдирал куски мякиша из-под окаменевшей корки. Ничего не скажешь: парень растет, а до открытия кафе «Вкуснотища» оставалось еще два часа. Наконец я сжалилась: видно же, что он просто сгорает от желания поделиться новостями.
– Ну, что там, Джейсон, выкладывай.
– Вы знаете ту цыпочку, Селиму, что работает в шоколадной лавке?
– Да, – подтвердила я настороженно. – А ты не забыл, что я строго-настрого запретила тебе называть женщин «цыпочками»?
– Ладно, – пожал он плечами. – Так вот девчонка пропала. Сбежала.
– А Дэниел об этом знает?
– Откуда?
– А ты сам откуда узнал? – поинтересовалась я. По утрам я плохо соображаю.
– Слыхал, как эта цы… женщина, Джулиетт, говорила со своей сестрой, – объяснил он. – Я как раз мимо проходил. Сюда шел.
– Как же ты их услышал? – наседала я.
– Да они орали во всю глотку. Не захочешь – услышишь. Эта цыпочка не объявлялась с субботы. Сказать Дэниелу?
– Если ее нет с субботы, то не имеет смысла пороть горячку. Дэниел всегда говорит: первые двадцать четыре часа – решающие, а они уже прошли. Но все равно можешь ему рассказать, когда он проснется. А это случится еще не скоро. Вчера мы ходили в тюрьму – беседовали с Дареном Божьим Парнем и устали как собаки.
– Выпендрежник психованный, – буркнул Джейсон.
– Не спорю, – согласилась я. Мы продолжили печь хлеб.
Горацио, который спал, растянувшись вдоль теплой спины Дэниела, спустился вниз и напомнил, что еще не завтракал. Я поплелась наверх кормить его и обнаружила, что Дэниел тоже встал и молча варит кофе. Я не стала его беспокоить. Теперь, когда я нашла мужчину, который не рвется поболтать с утра пораньше, негоже мне портить все своей болтовней. Я покормила Горацио, но оказалось, что кот меня бессовестно обхитрил: Дэниел уже накормил его. Я вернулась в пекарню. Впредь придется быть начеку с Горацио, раз он оказался таким двурушником. Те, кто утверждает, что кошки глупы, просто не знают, как легко эти бестии могут вас одурачить.
Первая партия хлеба отправилась в печь и вернулась назад. Джейсон взялся за новый вид маффинов. Я присела, хотелось посмотреть, как это у него выходит. Парнишка двигался быстро и уверенно – залюбуешься. Несколькими решительными движениями он замесил тесто, потом зачерпнул ложкой и вылил в формочку, добавил ложку вишневого джема, а сверху снова залил тестом. Я подождала, пока он поставит формы в духовку и закроет дверцу – маффины не терпят проволочек – а потом спросила:
– Почему ты положил джем в середину?
– Потому что так, если повезет, они будут похожи на пончики с вареньем, – объяснил он, вытирая перепачканные в муке руки о передник. – Многие любят пончики, но они слишком жирные. А это будет как бы обезжиренный пончик. По крайней мере, я на это надеюсь. Я никогда раньше не пробовал так делать, может, еще не пропекутся. Остался там кофе в кофейнике?
– Полно, – кивнула я. – А ты не думал о шоколадных маффинах?
– Думал, только они всегда теряют вкус при выпечке. А что, если посоветоваться с этой цы… с Джулиетт? Она про шоколад все знает. Должен быть какой-то секрет. Как с этим французским хлебом, который зовется pain.  С чего его так обозвали? Не слишком подходящее имя для булки.
– Pain, – произнесла я на французский манер. – «Pain» по-французски означает «хлеб». Ты имел в виду pain au chocolat, верно? Возможно, о нем что-то есть в моей пекарской энциклопедии. Посмотри, когда вынешь кексы из печки.
Джейсон достал с полки энциклопедию и рассеянно пролистал.
– В конце книги есть указатель. Посмотри на pain au chocolat, на «р» – это между «о» и «q» – и узнаешь, на какой странице читать.
Джейсон покосился на меня со смешанным чувством уважения и обиды. Ясное дело, парень никогда прежде не слыхал об указателях. Но все же он нашел страницу и вскоре уже бубнил начало статьи о бриошах с шоколадной начинкой.
– Ага, – сказал он, – вот в чем секрет! Оказывается, если шоколад готовится столько же, сколько и сам хлеб, он теряет блеск.
– Выходит, ничего не поделаешь, – рассудила я. – Экая важность, что он тускнеет! На вкус-то все равно такой же. Твои маффины уже готовы.
Джейсон вынул один кекс из формы, осмотрел, понюхал и, наконец, откусил. Горячий джем потек у него по подбородку, и он завопил от боли.
– Уф! А на вкус они ничего, Коринна, – заметил он. – Только надо немного остудить.
Как и прочие маффины Джейсона, вишневые оказались великолепными. Я не преминула похвалить его. И с удовольствием отведала один с очередной чашкой кофе; после этого у меня наконец-то включилось сознание.
– Господи, я забыла о Ваксе! – простонала я. – Я же обещала, что помогу искать ее. Совсем из головы вылетело. Бедная киска!
– Все равно вы ничего не сможете сделать, пока мы не закончим печь хлеб, – наставительно изрек Джейсон. – А потом я могу пойти порасспросить, вдруг Кико или Ян видели ее. Может, днем ее кто-то и нашел. Она ведь черная. В темноте и не отыщешь.
– Верно. Будешь печь еще маффины? У меня есть заказ на докторский хлеб, посмотри, сколько у нас осталось соды.
– Неужели кто-то и впрямь ест этот жмых? – проворчал Джейсон и поплелся в кладовку за вишневым джемом, а заодно и за содой.
– Мне неважно, едят его или нет, – отрезала я, – главное, что покупают.
Время шло. Мы закончили печь хлеб и маффины, приготовили заказы для Меган, разложили все на полках; Джейсон взялся за уборку, а я открыла жалюзи. Утро было прохладным.
В магазин, потирая руки в перчатках, впорхнула миссис Доусон. Сегодня на ней был коричневый кашемировый джемпер тончайшей вязки, толстый шерстяной пиджак и, как всегда, отличного покроя брюки и удобные ботинки. Сверху на плечи она набросила шаль с золотыми фазанами и виноградной лозой. Щеки у нее были красные как яблоки, а глаза – синие-синие.
– С утра-то холодно, – заметила она. – Кажется, дождь собирается. Ранние утренние прогулки хороши тем, что потом весь день со спокойной душой можно предаваться праздности. У меня теплая квартира с отличным видом из окна в любую погоду, и припасена стопка книг. А в придачу ваш хлеб и эти замечательные кексы, что печет Джейсон.
– Сегодня – вишневые, и в самом деле отличные, – призналась я честно. Миссис Доусон купила три маффина и буханку ржаного хлеба. – Не встречалась ли вам маленькая черная кошечка? – спросила я. – Она может быть где-то в доме.
– Что мне делать, если я найду ее?
– Позвоните Кайли или Госс, они заберут.
Миссис Доусон кивнула и ушла. Джейсон отпускал хлеб разносчице, при этом они оба хохотали как ненормальные. Потом я услыхала его шаги на улице: видно, направился к Кико расспросить про Ваксу. Мышиная Полиция наверняка увязалась за ним в надежде отведать дары трех океанов. Все стихло. На время я оказалась в оазисе покоя; такие изредка возникают в городской суете и пропадают в мгновение ока, словно их и не было.
Горацио неторопливо прошествовал в магазин, вспрыгнул на прилавок и занял привычное место. Следом пришел Дэниел и поцеловал меня сзади в шею.
– Доброе утро, – сказал он. – Пойду побеседую с «Небесными наслаждениями».
– Сначала поговори с Джейсоном, он что-то хотел тебе рассказать. А Вакса так и не нашлась, увидишь ее – сразу хватай. Да, еще: я люблю тебя, – добавила я нежно, уткнув холодный нос ему в шею.
– И я тебя, – отозвался Дэниел. – Ну, мне пора. И ушел.
Явилась Кайли, сегодня она была блондинкой – светловолосая и голубоглазая. Она заняла свое место за прилавком поближе к Горацио, так, чтобы в любой момент удобно было его погладить. О Ваксе по-прежнему не было известий. Я взяла маффин и пошла навестить Мероу.
«Пещера Сивиллы» – крошечный магазинчик, набитый всякой всячиной. Мероу восседала в кресле и гадала на картах. Белладонна расположилась на спинке и точила коготки. Раз эта черная кошка вернулась к своим обычным занятиям, значит, она простила Мероу за бесцеремонное посягательство Люцифера на ее размеренную жизнь.
Я поднырнула под развешанные повсюду ловушки для снов, сняла стопку журналов по магии викка со стула и уселась. Негоже прерывать гадалок, когда они заняты делом. Я положила кекс на краешек стола и раскрыла журнал. Передовица называлась «Зло в современном мире». Чем дальше я углублялась в чтение, тем паршивее мне становилось. Не верю я, что все эти призывы к свету и рассуждения о мире способны образумить «Аль-Каиду» или старый добрый военно-промышленный комплекс. Я вздохнула. Мероу, как обычно, прочла мои мысли и изрекла:
– Никогда не знаешь, что сдвинет чашу весов. Нельзя опускать руки.
– Возможно, ты права. Вот, я принесла тебе кексик.
– И проблему, – заметила она, откидывая назад длинные темные волосы.
Интересно, сколько Мероу лет? Может быть, шестьдесят, а может, лишь сорок. Она вечно ходит в длинной черной юбке и черной кофте-размахайке, а сверху повязывает какую-нибудь шаль. Сегодня на ней был алый шарф из прекрасного китайского шелка – яркое пятно на фоне разноцветных вещиц, наполнявших магазин.
– Верно. Я тут повстречалась с одним человеком, Джейсон с ходу назвал его чокнутым. Этот тип вбил себе в голову, что он мессия. Конечно, все это чушь, но от его взгляда мне стало не по себе.
– Ты полагаешь, он – дьявол?
– Нет.
– Но ты веришь в силы зла? – спросила Мероу. Белладонна с противным скрежетом – словно точили ножи – принялась вспарывать обивку.
– Еще бы! Раскрой любую газету и убедишься: зло существует.
– И этот человек настолько уверен в себе, что способен убедить других в своем могуществе, так?
– Да, – подтвердила я. – До того как Дэниел спас одну из рабынь этого Дарена и заодно расквасил ему нос, у того была группа фанатичных последователей. Возможно, они и сейчас есть. Не исключено, что именно они устроили эту заварушку с бомбой.
– Хм, – Мероу перевернула еще одну карту: обнаженная женщина зачерпывает воду из пруда; на небе горит звезда. Картинка вроде вполне благополучная, хотя я ничего не смыслю в картах таро. Мероу досадливо хмыкнула: – Звезда… Не очень-то обнадеживающе. Необычные обстоятельства.
– А есть карта, которая означает, что будущее непредсказуемо? – спросила я.
– Конечно. Я знаю, о ком ты говоришь. Я разложила карты специально для него. Хотела проверить, действительно ли это его рук дело и что он станет делать дальше. Это, без сомнения, дурной человек. Он затаил злобу на Дэниела. Хочет поквитаться с ним, но действовать будет исподтишка – слишком слаб и труслив, чтобы встретиться с противником лицом к лицу. Поэтому он скорее всего нападет…
– На меня, – догадалась я и почувствовала, как холодная дрожь пробежала по спине.
– Я дам тебе вот это, – сказала Мероу, надевая мне на шею тонкую ленточку.
Я рассмотрела амулет: маленький мешочек из белого шелка, внутри что-то хрустящее – бумага? – и твердое. Амулет пах апельсинами. Что ж, если он и не способен защитить меня (не верю я в колдовские заговоры), зато хотя бы хорошо пахнет.
– А он будет действовать, даже если я не верю в его силу?
– Да, – пообещала Мероу и улыбнулась своей загадочной улыбкой. – Лампочка ведь загорается, стоит лишь щелкнуть выключателем. И не надо совершать жертвоприношений или возносить молитвы богу электричества. Злом, как и добром, управляют метафизические законы. Амулет защитит тебя и твоих близких, а я постараюсь отвести зло и обратить его на того, кто его насылает.
– Сестра Мэри считает, что Дарен разыгрывает комедию, – сообщила я, пряча крошечный мешочек под майку. – Он словно впал в транс: тараторил заклинания и взывал к вельзевулу.
– Если сестра Мэри утверждает, что он претворялся, значит, так оно и было, – рассудила Мероу – Но он все равно одержим злом. Сестра Мэри знает, что такое зло. Она позаботится о том, что осталось от его души, а мы постараемся обуздать его гадкие привычки.
– Какое-то заклинание? – спросила я подозрительно.
– Ничего особенного, – сказала Мероу, не ответив на мой вопрос.
Вступая в схватку со злом, Мероу старается избегать проклятий, а предпочитает действовать окольными путями. Я вспомнила взгляд темно-карих глаз и то чувство полного опустошения, которое он во мне вызвал. Нет, Дарен должен получить по заслугам.
Я оставила Мероу маффин, купила журнал о магии викка для Кайли и отправилась восвояси.
В «Радостях земных» все шло своим чередом. Госс обслуживала покупателей, Джейсон помогал ей, подносил и упаковывал хлеб, пока она принимала деньги и отсчитывала сдачу. Они работали так слаженно – просто загляденье. А ведь всего четыре недели назад Джейсон наотрез отказывался выходить из кухни. Теперь его просто не узнать!
– Положите вишневые маффины на двадцать секунд в микроволновку – и пальчики оближете, – советовал мой ученик покупателю. – Привет, Коринна.
– Привет, Джейсон.
– Дэниел просил тебя зайти в шоколадный магазин. Он страшно обозлился, что его не разбудили.
– Ладно, схожу. Управитесь без меня?
– Ясное дело! – заверил он беспечно.
Госс кивнула. Я откланялась.
Я прошла по переулку, миновала магазин кожи госпожи Дред и толкнула дверь «Небесных наслаждений», на которой красовалась надпись золотыми буквами и резвились в облаках нарисованные херувимы. На звон колокольчика из кухни вышла Джулиетт и, махнув рукой, пригласила меня зайти внутрь.
Как только я вошла, Дэниел отвел меня в сторону за большую машину, в которой что-то булькало. Он был похож на мрачного ангела, который разочаровался в людях.
– Исчезла девушка, – проговорил он с упреком. – Джейсон сказал, что сообщил тебе об этом в пять. Почему ты мне сразу не сказала?
– Потому что ты спал.
– Она сбежала. Неужели ты не понимаешь, что за несколько часов с девчонкой бог знает что может случиться?
– А тебе до этого какое дело? – Дэниел убрал руку с моего плеча. Я была совершенно сбита с толку и как всегда в подобных случаях ринулась в атаку. – В самом деле. Разве тебя это касается? Это дело полиции.
– Нет, – решительно возразил он. – Ей уже больше восемнадцати. Полиция не станет ее искать. Я работаю на Джулиетт. А Селима работала у нее. Так что это меня касается.
– Хорошо, – уступила я. – Если ты велишь будить тебя всякий раз, когда случается что-то подобное, я буду тебя будить. А теперь, может, хватит смотреть на меня как на преступницу?
– Это будет зависеть от того…
– От чего? – я чувствовала, что тоже начинаю злиться не на шутку.
– От того, как эта проволочка скажется на ее судьбе, – отрезал он и пошел прочь.
– Дэниел, это нечестно! – крикнула я ему вслед, презирая себя за то, что не могу совладать с дрожью в голосе.
Он остановился и, не улыбаясь, посмотрел мне прямо в глаза.
– Пусть так. И ушел.
Я пнула машину и выругалась. Как он смеет так со мной разговаривать? Да что он о себе возомнил! И с чего он взял, что мне до всего этого есть дело?
Я еще раз чертыхнулась и тут заметила Джулиетт, которая замерла на почтительном расстоянии.
– Коринна, прости, я не знала…
– Что он так отреагирует? Я тоже, – проворчала я, стараясь взять себя в руки.
Мне не впервой оказываться выбитой из колеи, я попадала в переплеты и похуже. Даже если Дэниел никогда не вернется, я как-нибудь это переживу. В конце концов, тридцать восемь не восемнадцать, уже знаешь, что тебе по силам. И что горе, пусть и самое глубокое, не вечно.
– Поговори с нами, – предложила Джулиетт. – Дэниел оставил список вопросов – вот этот. Теперь еще и Селиму придется искать. Не представляю, куда она могла подеваться. Казалась такой хорошей девушкой. Неужели это она решила помешать нашей торговле? Просто в голове не укладывается.
– И ты не знаешь, почему? – спросила я.
– Нет.
– Что ж, давайте попробуем ответить на эти вопросы. Хотя, может, это и ни к чему уже. А потом, если не возражаете, я задам свои. Мне всегда хотелось побольше узнать о шоколаде.
– Погоди, я только закрою магазин, – сказала Джулиетт.
Я постепенно приходила в себя. Ссора вспыхнула так внезапно! Погано все вышло. Вот так же чувствовала я себя однажды в ирландском пабе, когда какой-то перебравший посетитель по ошибке врезал мне в солнечное сплетение. Он метил в своего дружка, но тот пригнулся в последний момент. Как и в тот раз, мне казалось, что мир расплывается перед глазами. Во всяком случае без Дэниела он изрядно полинял. Я вздохнула.
Вернулась Джулиетт. Она повесила на дверь табличку «Закрыто». Мы уселись на металлических стульях за большим сверкающим металлическим столом.
Кроме нас с Джулиетт, на кухне были еще похожий на Адониса Георгий и некрасивая Вивьен. Оба в белых халатах.
Я огляделась. Несколько машин неизвестного назначения, горы формочек – от совсем крохотных до больших для пасхальных яиц; несколько емкостей с кремовой начинкой и большой холодильник. Над всем этим витал удивительный аромат, смесь множества кондитерских запахов – от горького лимона до лесного ореха и розовой воды.
– О чем вы хотели спросить? Только не забывайте: нам надо делать шоколад, – сказал Георгий.
– Я должна поговорить с каждым по отдельности. Кто хочет быть первым?
– Я, – вызвался Георгий.
Сестры покосились на него, Джулиетт – с явной симпатией, Вивьен с затаенной неприязнью. Сестры встали и вышли из кухни.
– Имя? – спросила я.
У меня был с собой блокнот, а ручку позаимствовала на телефонном столике Джулиетт.
– Георгий Пандамус.
– Родственник…
– Это мой дядя.
И впрямь красавчик-парень! Я изо всех сил старалась оставаться беспристрастной. Но как было не залюбоваться изгибом его шеи и безупречными дугами бровей! Я уставилась на санитарные правила, висевшие на стене, и постаралась придать голосу больше твердости. Нет уж, этому смазливому сопляку не удастся меня соблазнить. Достаточно я натерпелась от мужчин в последнее время – и от Дэниела, и от Дарена. Георгий не обратил внимания на мое волнение. Как и большинство шестнадцатилетних мальчишек, он был равнодушен ко всему, кроме собственной персоны.
– Как долго ты здесь в учениках?
– Три месяца. Сначала месяц вкалывал бесплатно, а потом она согласилась взять меня в помощники.
– Вивьен Лефебр?
– Ага. У меня здорово получается. Когда-нибудь я заведу свой собственный магазин.
– Долго надо учиться?
– Четыре года.
Все-то из него приходится клещами вытаскивать!
– Как ты ладишь с сестрами?
– Нормально.
Георгий смущенно поерзал на стуле.
– С Вивьен все в порядке, а вот с Джулиетт не очень? – уточнила я.
Георгий покраснел. Он был похож на Антиноя после долгой ночной схватки с другими женихами.
– Да нет, с Джулиетт тоже… А почему, собственно, вы об этом спрашиваете? Вы что, коп?
– Нет.
– Тогда отвалите от меня.
Избалованный щенок! – подумала я. С раннего детства никто не смел ему перечить. Мать и сестры делали всю работу, а маленький принц возлежал на диване и ждал, пока кто-нибудь подаст ему пульт дистанционного управления. Но я-то собью с него спесь.
– Что ж, хочешь разговаривать с полицией – могу устроить. Стоит мне только позвонить. Уверена, что старший констебль Уайт…
– Не надо, – испугался он. – Вы что, шуток не понимаете? Ну, спрашивайте, что там у вас еще?
Он откинулся на спинку стула. Ему явно было не по себе. Руки вцепились в металлический стол так, что костяшки пальцев побелели.
– Замечал ли ты, что кто-то портит шоколад?
– Нет. Я бы сразу сказал. Этот магазин – мой единственный шанс отделаться от кафе «Вкуснотища». Потеряю работу – придется вернуться туда. А здесь мне нравится намного больше. Селима была тихоней. Вряд ли она бы на такое осмелилась, – добавил он с удовольствием.
– Есть у вас на кухне соус чили? – перешла я к следующему вопросу.
– Нет. Только сладости.
Я отпустила его и пригласила Джулиетт. Я задала ей те же самые вопросы. Она сообщила мне, что они с сестрой совместно владеют магазином, что Георгий неплохой ученик, по крайней мере они им довольны – тут она зарделась, словно чайная роза. Селимой они тоже были довольны, она казалась хорошей тихой девушкой. Ее семья – турки – не очень одобряла то, что она работала в магазине у всех на виду. По четвергам и пятницам, когда магазин работал до девяти, девушку всегда провожали домой тетя или кузина, которые работали в центре города. Селима ни разу не пропустила работу по болезни или из-за какого-нибудь праздника и ни разу не пропадала вот так, не сказав ни слова. Она работала в «Небесных наслаждениях» уже семь месяцев и, судя по всему, ей нравилось торговать шоколадом. Селима призналась Джулиетт, что хотела бы накопить денег и поступить в училище – учиться на парикмахера. По мнению Джулиетт, никаких парней у девушки не было и никаких причин портить шоколадные конфеты тоже.
Еще Джулиетт поведала мне, что магазин приносит хорошую прибыль, которую они с сестрой делят поровну. Других братьев и сестер у них нет, а родители умерли.
После Джулиетт в комнату вошла Вивьен. Она ударилась об угол стола и чертыхнулась.
– По закону подлости почти все столы как раз по бедра вышиной! – посочувствовала я. – Расскажите мне о Селиме.
– Я ее почти не видела, – отрезала Вивиен. – В магазине всем заправляет Джулиетт. Мое место – кухня.
Я задала ей те же вопросы.
– Георгий неплохой ученик. Из него мог бы выйти толк, если бы он поменьше любовался самим собой. Вот пришлось снять зеркало со стены, а то он весь день в него пялился. – Вивьен указала на стену, где еще можно было различить светлое пятно. – Но парень он смышленый, и руки у него подходящие. Знаете, как мы делаем шоколадные конфеты?
Я признала свою полную неосведомленность. Вивьен поднялась и стала показывать мне кухню. Постепенно у нее пропало напряжение в голосе, она заговорила нормально и очень доходчиво все объясняла. В отличие от сестры у Вивьен был акцент. Не такой, как у Труди. Возможно, она бельгийка.
– Шоколад – особое вещество, – начала Вивьен почти таким же тоном, каким я разговариваю с тестом. – Сами бобы очень горькие. В восемнадцатом веке их научились сушить, обжаривать и молоть, а потом готовили напиток – черный как чернила и горький как желчь, так что приходилось добавлять в него много сахару. Потом бельгийцы – швейцарцы хотели приписать эту заслугу себе и французы тоже, но моя семья из Бельгии, так что я считаю, что это были бельгийцы, – так вот они придумали, как сделать шоколад твердым, чтобы можно было готовить конфеты.
– И никогда не жалели об этом?
– Нет. Шоколад – это очень важно. Многие считают его высшим наслаждением. Конечно, есть еще скоростные автомобили, кокаин или отпуск в Монако, но шоколад – единственная роскошь, которая принадлежит вам безраздельно.
– Я как раз подумала: шоколад и кофе готовят из горьких зерен. И оба дают успокоение.
Впервые с момента моего появления в магазине Вивьен посмотрела на меня благосклонно. Пожалуй, если перестать сравнивать ее с сестрой, она уже не кажется дурнушкой. Улыбка у нее милая.
– Верно. Странно, правда? Некоторые даже считают, что кофейные зерна в шоколадной глазури – высший кулинарный изыск. Мы используем для конфет только лучшую глазурь и берем шоколад с самым высоким содержанием масла какао.
– Что это значит?
– Дешевые пасхальные яйца делают из шоколадной смеси, в которой масло какао заменено растительным, – с нескрываемым презрением объяснила Вивьен. – Такой шоколад тает даже при комнатной температуре, из него делают конфеты для детей. Думаю, это несправедливо по отношению к детям, но зато конфеты получаются дешевые.
– Для шоколадных крекеров тоже берут недорогой шоколад, – сказала я.
Шоколадные крекеры – излюбленное лакомство моего детства, я тогда еще понятия не имела о процентном содержании масла какао. Вивьен едва сдержала снисходительную ухмылку.
– Есть еще кулинарный шоколад, его также называют горько-сладким – такой суррогат для выпечки. А вот глазурь для выпечки не используют, потому что она легко подгорает.
– Как в pain au chocolat, – подхватила я со знанием дела. Вивьен снова улыбнулась.
– Конечно, вы ведь пекарь, для выпечки тортов, пирожных и всего такого используют горько-сладкий шоколад. Но для конфет шоколад надо темперировать. – Она указала на машину, в которой что-то урчало внутри. – Здесь шоколад нагревается до сорока пяти градусов, потом остужается до двадцати шести, а потом снова нагревается до тридцати шести и как следует вымешивается. Только после такой обработки глазурь становится блестящей, как и положено шоколаду. Это наш самый главный секрет.
– Интересно, как до этого додумались? – с восхищением спросила я, представив несчастных бельгийцев с блокнотами в руках: «При сорока четырех градусах ничего не выходит, Ганс, попробуй-ка сорок пять» – и так неделю за неделей.
– Возможно, это обнаружили случайно, – пожала плечами Вивьен. – Но потом, конечно, все тщательно проверили. Самые важные открытия часто совершаются случайно. Линдт изобрел конширование, при помощи которого шоколад облагораживают и добавляют масло какао, от чего он становится таким нежным, что буквально тает во рту. Теперь предположим, что вы хотите купить шоколад с начинкой. Смеси для начинок у нас хранятся вот здесь. – Вивьен указала на емкости. – В этой просто сахарный сироп, потом туда можно добавить ароматизаторы и всякие ингредиенты, – она не сказала, какие: в каждом ремесле свои секреты. – А потом глазурь разливают по формам – так получается оболочка для будущей конфеты, хотя можно ее просто раскатать и разрезать; все зависит от того, какая вам нужна конфета. Некоторые из наших форм достались нам по наследству. Например, тропические трюфели – их скатывают и режут вот так.
Вивьен взяла немного начинки размяла между ладонями, быстро нарезала кусочками, обваляла в низком блюдце с тертым шоколадом и протянула мне попробовать. Я без колебаний отправила конфету в рот.
Ого – смесь шоколада, ананаса, кокоса и снова шоколада!
– Восхитительно! – похвалила я. Вивьен снова улыбнулась.
– Если это формовая конфета, тогда мы готовим оболочку нужной формы, а потом заполняем ее начинкой.
Она зачерпнула ложкой из банки и разложила массу по маленьким круглым формочкам, залила сверху глазурью и постучала формой о стол.
– Необходимо удалить пузырьки воздуха, – объяснила Вивьен, заметив, как я подскочила. – Теперь надо дать шоколаду застыть. Но у меня есть уже готовые конфеты.
Она провела ножом по форме, выравнивая оболочку. Потом выложила конфеты на противень и отправила в машину – покрыть глазурью и пропечатать решетчатый узор на днищах.
– Эти я пока не могу вам дать попробовать, они еще не готовы, – сказала Вивьен. – С жидкими начинками все то же самое: делается оболочка и так же заливается начинка.
– А не легче ввести ее шприцем? – спросила я. Вивьен поджала губы.
– Нет. Шприцы в нашем деле ни к чему. Поищите вашего злоумышленника где-нибудь в другом месте. Пусть только ваш приятель отыщет эту девчонку – я с нее с живой шкуру спущу! Джулиетт ее и уволить не успеет. Я-то знаю, почему она так поступила, – сказала Вивьен, мстительно щелкнув зубами.
– Почему?
– Из-за моего ученика. Влюбилась в него по уши, вот и хотела привлечь его внимание, – заявила Вивьен. – Но он на нее даже не смотрит.



Разговаривать больше было не о чем. В записке Дэниел написал, что хотел бы посмотреть видеозапись вместе с Джулиетт и Вивьен, чтобы опознать посетителей, но это может подождать до его возвращения – если он вообще вернется и если я еще захочу с ним разговаривать.
Я взяла свои записи и подаренную мне коробку конфет и вернулась в пекарню. Там все было в порядке, и я могла спокойно поразмышлять об истории шоколада. Интернет-сайт «Спроси Дживса», как всегда, готов был предоставить любую информацию. Я узнала, что ацтеки и майя считали шоколад священным. Похвально, но не следует забывать, что они же, чтобы доказать свое благочестие, вырывали сердца у несчастных пленников на вершинах пирамид. В те времена шоколад был холодным, густым и несладким, так что от его любителей требовалась особая одержимость – так сказать, непреодолимая страсть. Само название «шоколад», которое давно интересовало меня, произошло от слова «чоколатль» – так ацтеки называли воду.
Конкистадоры привезли шоколад в Испанию. Аристократы лакомились им, добавляя сахар и различные пряности, которые тогда были на вес золота: гвоздику, ваниль, корицу, перец. Шоколад полюбили и при французском дворе. А потом и при английском. В начале семнадцатого века научились делать твердый шоколад – чтобы легче было перевозить. Возможно, первыми до этого додумались бельгийцы. Но все же первую шоколадку сделал английский квакер по фамилии Фрай; говорят, он поначалу производил спиртные напитки, но те губительно действовали на бедняков, вот он и решил предложить им нечто столь же притягательное, но менее возбуждающее. Да благословит его Господь! Итак, это был англичанин. Я решила не сообщать об этом Вивьен Лефебр. А то еще лишусь бесплатных подношений.
Я выключила компьютер и перво-наперво удалила из своего почтового ящика добрую сотню посланий, предлагавших услуги по увеличению эрекции. Все же завидная у этих типов настойчивость! Надо будет установить фильтр от спама – когда-нибудь, когда у меня будет много свободного времени, т. е. никогда.
Я решила обойти лестничные площадки и поискать черного котенка. Бедняжка наверняка уже проголодалась, замерзла и тоскует по матери. Меня вот тоже бросили. Так что мы с ней товарищи по несчастью, и это должно нас притягивать друг к другу.
Я поднялась на лифте в сад на крышу и встретила там Труди; она выкапывала какие-то клубни и разрезала их на кусочки большим ножом. Небо, как и предсказывала миссис Доусон, затянулось облаками: видимо, дождя не избежать.
– Доброе утро! – проговорила я уныло. – Не видели ли вы черного котенка?
– Только рыжего, – отвечала садовница, снова берясь за нож.
Я отыскала взглядом Люцифера. Он с увлечением что-то раскапывал.
– Вот, старается мне помогать, – похвасталась Труди. – Надо успеть до дождя закопать ирисы. Не присмотрите за маленьким? Посидите в храме.
Я так и поступила. Люцифер прекратил свои раскопки и потрусил за мной на поводке, время от времени останавливаясь, чтобы изучить незнакомый запах. Когда мы вошли в храм, котенок принялся умываться и совсем забыл обо мне.
А что если Вакса где-то в саду? Как-никак она тут родилась. Но начнешь искать ее в зарослях, она, того гляди, еще больше испугается. Люцифер мылся очень старательно, но вот он дошел до трудного участка, когда приходится балансировать на хвосте, чтобы, задрав заднюю лапу, вылизать под ней. Это требует сноровки. Люцифер этим искусством еще не овладел: он перекувыркнулся на спину и решил отложить умывание до лучших времен.
Но меня это даже не рассмешило. А ведь он был такой забавный! И вообще трудно сдержать улыбку, наблюдая, как котята учатся управляться со своим телом. Видно, я не на шутку расхандрилась.
Наконец пришла Труди. Люцифер замяукал от радости, вскарабкался по халату ей на плечо и принялся урча тереться о ее подбородок. Я пошла вниз. На каждом этаже я звала Ваксу, потом прислушивалась, не раздастся ли где мяуканье, но ничего так и не услышала. Зато я повстречала многих соседей. На седьмом этаже со скрипом открылась дверь «Плутона», 7В, и выглянул наш затворник.
– Вот ищу котенка, – объяснила я. Но, кажется, это прозвучало неубедительно. – Я Коринна, хозяйка булочной.
– Извините, – ответил вежливо мужчина, – котенка я не видел.
– Надеюсь, вам уже лучше, – посочувствовала я, заметив, что у бедняги синяк под глазом, а рука на перевязи.
– Заживет, – ответил он коротко и захлопнул дверь. Беседа окончена.
Я стала спускаться. Джон и Кеплер из «Нептуна», 6А либо ушли, либо им не было дела до странных голосов в коридоре. Миссис Пемберти в 5В, «Юноне», наскочила на меня на пятом этаже. Как всегда, с ней был ее мерзкий песик Трэддлс – существо, соединяющее в себе очарование и аппетит Ганнибала Лектера с внешностью видавшей виды щетки от швабры.
– Котенок? Нет. И так в этом доме прохода нет от кошек. Обязательно пожалуюсь на это в жилищный комитет. Одна из этих тварей расцарапала нос бедняжке Трэддлсу, а другая украла его голубую игрушку-пищалку. Ты ведь скучаешь по своей пищалке, верно, миленький? А я могу выводить его погулять лишь раз в день.
– Так наймите кого-нибудь, чтобы гулял с ним, – предложила я.
Трэддлс хищно посматривал на мою ногу. К сожалению, паршивец совершенно оправился после отравления пестицидами, которое около месяца назад едва не свело в могилу его хозяйку. Миссис Пемберти взвизгнула и подхватила пса на руки; оказавшись в хозяйских объятиях, он тут же яростно зарычал на меня.
– Нет, мой мальчик может гулять только со своей мамочкой, больше я его никому не доверю, правда, дорогуля?
Трэддлс не удостоил мамочку ответом. Я поспешила откланяться.
На четвертом этаже Шери Холлидей пригласила меня на чашечку кофе. Они с отцом живут в «Дафне». Девушка вызвалась помочь мне и обещала обыскать свою квартиру. А миссис Доусон из 4В, «Минервы», предложила мне самой поискать котенка в ее квартире. Вакса могла оказаться где угодно: она пропала как раз в ту ночь, когда нам якобы подложили бомбу; все двери в доме были тогда открыты.
– Мне уже трудновато нагибаться, – извинилась она, – так что, пожалуйста, посмотрите под мебелью сами. Вот, возьмите мой фонарик.
Миссис Доусон читала. У нее было большое кресло с подставкой для ног, яркая лампа и маленький столик, на котором красовалась коробка шоколада; тут же лежала стопка книг из библиотеки. Из окна открывался прекрасный вид, как она и говорила – на погоду. Капли дождя застучали по стеклу. Миссис Доусон сняла туфли и переобулась в удобные ботинки. На откинутом в сторону пледе тоже лежали книги. Жаль, что я отвлекла хозяйку от любимого занятия.
– Ваша маленькая киска, видимо, спряталась где-то и теперь наверняка проголодалась, – сказала миссис Доусон. – Поищите везде хорошенько, а я пока приготовлю нам что-нибудь выпить. Одно хорошо во вдовстве – всегда есть время, чтобы сделать перерыв. У матерей и жен вечно хлопот полон рот, приходится делать по нескольку дел сразу. И это в удачные дни, – добавила она и пошла на кухню, а я занялась поисками.
В квартире было полным-полно укромных уголков и щелей, и мне пришлось осмотреть их все. В конце концов, я убедилась в двух вещах: во-первых, Ваксы в квартире не было, во-вторых, у миссис Доусон отличный вкус и очень красивая мебель.
Я вернула хозяйке фонарик. Она жестом пригласила меня сесть у стола и налила мне что-то из кувшина-термоса. Я отпила глоток. Глинтвейн – очень ароматный и пряный. Отличное питье в холодный день. Я так ей и сказала.
– Важно использовать только хорошее вино, – сказала она. – Что-то не так, Коринна?
Я посмотрела в ясные голубые глаза миссис Доусон и, не удержавшись, рассказала ей все о Дэниеле.
– Боже! – вздохнула хозяйка и отпила немного глинтвейна. – Люди, которые считают, что должны все в этой жизни исправлять и налаживать, вечно казнят себя за любую оплошность, в этом-то и беда. Вот и Дэниел винит себя за то, что девушка попала в беду, пока он мирно спал. Поэтому он так вспылил. Он не на вас сердился, а на себя. Это пройдет. Хотите еще?
Я протянула свою кружку.
– Пожалуй.
В булочной все и без меня шло как по маслу, так что не было смысла вмешиваться. Вино и впрямь было очень хорошим. Миссис Доусон ничего больше не сказала про Дэниела. Вместо этого она принялась расхваливать Джейд Форрестер, и мы прекрасно поболтали о ее замечательных книгах, гадая, как же автору удастся свести вместе Эйвон и Роя.
Распрощавшись, я спустилась на следующий этаж; на душе у меня уже не было прежней тяжести.
Профессор Монк из «Диониса» был дома и разрешил мне осмотреть свою квартиру. У него также оказался наготове фонарик.
– Остался со времен «блица»,  – объяснил он, – и очень пригодился, когда я оказался в Квинсленде; там в маленьких городках линии высоковольтных передач частенько притягивали молнии, и тогда отключалось электричество. В Лондоне впотьмах можно было напороться на мину, а в Квинсленде – наступить на ядовитую змею.
– В обоих случаях со смертельным исходом, – хмыкнула я.
Я заглянула под римскую кушетку. Ваксы там не было. Я осмотрела всю квартиру, но не обнаружила следов котенка, как, впрочем, и пыли. Профессор Монк оказался очень аккуратным человеком, и его уборщица трудилась на славу.
– Не хотите ли перекусить? – предложил он. – Могу предложить отличную лазанью из кафе «Вкуснотища».
– Увы, мне пора возвращаться в булочную, – отказалась я, чувствуя, что едва справляюсь с искушением.
– А вы позвоните Джейсону и спросите, нужна ли молодым людям ваша помощь, – подсказал профессор.
Я так и поступила. Телефон, видимо, чтобы не нарушать общий римский стиль обстановки, оказался спрятан в буфете.
Джейсон отвечал мне с затаенной обидой («Вы что, мне не доверяете?»), что они с Госс и без меня прекрасно со всем справляются.
Так что я осталась отведать лазанью, которая и впрямь оказалась замечательной. Мы выпили по бокалу вина шестьдесят седьмого года – то был самый разгар сексуальной революции. Профессор признался мне, что недолюбливает Аполлона Родосского – библиотекаря, который написал компиляцию «Аргонавтика» о Ясоне и этих самых… э-э… аргонавтах.
– Единственное, за что можно помянуть его добром, так это за то, что он носил бежевую тогу, возможно, с кожаными заплатами на рукавах, – заключил профессор. – А его описание Медеи: «Нежная лань, трепещущая в зарослях ивы»! От такого стошнило бы даже «Миллза и Буна».
– Кажется, она была знаменитой колдуньей? – уточнила я.
– Да еще какой! Запросто могла вплести луну в волосы. И усмиряла взглядом огромных змей, – подтвердил он. – Такая не станет краснеть или бледнеть, дрожать и падать в изнеможении на колени. Разве можно вообразить, чтобы наша Мероу вытворяла нечто подобное?
После двух кружек глинтвейна и бокала отличного пино представить это и в самом деле было нелегко.
– Нет, – сказала я решительно. – Никогда.
– Совершенно верно, – кивнул мой собеседник. Распрощавшись с хозяином, я продолжила осмотр дома.
Удивительно, но я больше не чувствовала себя усталой, и ко мне вернулось присутствие духа. Госпожа Дред пришла домой в «Венеру», 2В, пообедать и милостиво разрешила мне поискать Ваксу, заметив, что та прекрасно контрастировала бы с ее прикидом из красной кожи. Я уже знала, что в «Пандоре», 2А, где жили Кайли и Госс, котенка нет. Так что прямиком отправилась к нердам, обитавшим в «Гефесте». Юнцы пообещали мне сразу выдать беглянку, если та объявится, потому что они терпеть не могут кошек и вообще любую живность. В пекарне Ваксы тоже не было. Искать ее в кафе «Вкуснотища» бессмысленно: Дел Пандамус не выносит кошек. Итак, я обыскала все здание, но, увы, так и не нашла котенка, зато вновь обрела веру в себя.
Дома я взялась за накопившиеся дела: заказала муку и приправы, проверила счета, а потом спустилась в булочную. Госс уже сняла кассу и заполняла банковский бланк. Ей нужно было указывать число банкнот разного достоинства, например: 12 по $50 = $600, 23 по $20 = $460, а внизу проставить итоговую сумму. Эта задача всегда вызывала трудности у моих помощниц, но теперь на выручку пришел Джейсон.
– Вот калькулятор, – объяснял он терпеливо. – Набираешь цифры, а потом записываешь результат. Дай-ка я.
Джейсон показал Госс, как заполнять бланк. Удивительное дело: девушка не только покорно выслушала его объяснения, но и заполнила все правильно. Я велела ей сложить деньги в мешок и отнести их в банк. Джейсон запер магазин и спросил:
– Вы в порядке?
Я ответила, что нет, и он весьма разумно посоветовал мне пойти лечь спать:
– Отдых пойдет вам на пользу. Так профессор говорит. А он вернется, будь спок, этот ваш Дэниел. Просто ему досадно стало, что вы его не разбудили. Вбил себе в голову, что должен спасти мир. Я не хотел вас ссорить, Коринна, честно.
Парнишка так искренне расстроился из-за нашей размолвки, что я не удержалась и обняла его одной рукой.
– Пустяки, Джейсон. Уберись тут. Увидимся завтра.
Я поплелась к себе наверх. Горацио отказался идти своими лапами, и мне пришлось нести его, а также хлеб и мои записи. Дома я разделась и погрузилась в горячую ароматную ванну. А потом прилегла, чтобы дать отдых глазам.
И проснулась лишь в четыре утра от звонка будильника, который возвестил, что наступило новое утро, и, значит, я проспала всю ночь.
Как обычно, я встретила эту новость с сожалением. Но что я могу изменить? Мне с трудом удалось замолить свою вину перед Горацио (Только представьте: остался без ужина! Без УЖИНА!). Когда я наконец спустилась в пекарню – Джейсон был уже на месте – мы принялись месить тесто и печь, месить и делать маффины. Точнее – Джейсон делал кексы, а я смотрела. Он выбрал мои самые любимые – имбирные. Руки его так и мелькали, когда он крошил кристаллический имбирный сахар. Я пила кофе и слушала, как поднимается тесто. Да, это моя жизнь, и она мне по нраву, я сама ее выбрала, и очень этому рада.
Мышиная Полиция выскочила на мокрую улицу. Эта парочка ради рыбных потрохов готова и реку переплыть. Я обратила внимание, что дождь наконец-то смыл летнюю пыль. Камни мостовой стали чистыми, гладкими и блестящими, как шоколад Джулиетт. Люблю дождь. Я ушла, только когда мне стало капать за шиворот. Вода скапливается на верхних балконах, а потом проливается внезапными потоками словно холодный душ. Пять тридцать. Я с радостью вернулась к жару печей.
– Гадство, день ото дня все холоднее, – проворчал, поежившись, Джейсон. Он жевал свой первый за день багет.
Я уже собиралась закрыть дверь, но тут как раз объявился Махани, и я отдала ему мешки с хлебом.
– Последняя ездка, – сообщил он. – Поганая выдалась ночка.
– Почему?
– Да один захлебнулся, – объяснил он. – Упал лицом вниз в канаву, бедняга. Спасибо, – поблагодарил он, забирая хлеб.
Никак не могу смириться с тем, что люди гибнут вот так в нищете. Нет, надо взбодриться.
– Давай-ка придумаем что-нибудь новенькое, – предложила я Джейсону. – Хочешь, научу тебя, как вынимать косточки из оливок?
Джейсону это занятие понравилось. Очень здорово успокаивает нервы. Если вам не надо, чтобы оливки сохранили форму, можете просто выдавить косточку лезвием ножа. Я решила испечь оливковый хлеб – солоноватый и пряный – он отлично подходит к итальянскому сыру. Из него получаются прекрасные бутерброды со спелыми помидорами, какие созревают в конце лета, надо только добавить каплю оливкового масла и положить побольше базилика. В любом случае этот хлеб навевает мысли о Венеции – совсем не плохая тема для воспоминаний.
Теперь дождь лил уже в три ручья. Интересно, где сейчас Дэниел, не мокнет ли он под дождем? Я закрыла дверь. Мышиная Полиция через минуту протиснулась внутрь через кошачий лаз – мокрая, но сытая. Кошки устроились на мешках из-под муки и занялись утренним туалетом.
Я открыла булочную и передала бразды правления Кайли, а сама стала отпускать разносчице хлеб, заказанный ресторанами.
– Раз у тебя появилось больше обязанностей, я увеличиваю твое жалованье, – сказала я Кайли, открывая кассу.
Девчонка радостно всплеснула руками, унизанными кольцами.
– Значит, я смогу раньше купить ошейник для Тори, – просияла она.
– Ошейник?
– Такая узкая полоска из оленьей кожи, – объяснила она мне, – с настоящими розовыми бриллиантами. Ну, не совсем бриллиантами – циркониевыми кубиками. Но розовыми. Цвета шампанского.
Что тут скажешь? В конце концов, какое мне дело до того, на что мои работники тратят заработанные праведным трудом денежки? Джейсон хотел было что-то съязвить, но я успела наступить ему на ногу. Мне ни к чему перепалки в магазине. Мы открыли двери, и в булочную хлынули покупатели.
Я помогла Кайли справиться с первой волной, а потом взяла несколько маффинов и поднялась наверх за зонтиком. Я чувствовала… трудно объяснить, как я себя чувствовала, просто не могла оставаться на одном месте и все. Я взяла рюкзак, сунула в него Джейд Форрестер и вышла из квартиры.
Перво-наперво я заглянула к Мероу Она ублажала нервную посетительницу, которая, судя по ингредиентам, намеревалась приготовить любовное зелье. Иначе для чего ей понадобились голубиные сердца? Достаточно я начиталась этих журналов по магии викка. Мероу приняла маффины и сообщила:
– Завтра ночью будет полная луна.
А потом снова вернулась к артемизии и семенам папоротника.
Выходит, завтра полнолуние? Что ж, в отличие от большинства людей, я редко могу полюбоваться красотой ночи. Ладно, но куда, скажите, я собственно направляюсь?
Я не сразу сообразила, что иду по Сент-Килда-роуд, удаляясь от центра города. Я прошла станцию «Флиндерс-стрит» и остановилась на мосту, чтобы поприветствовать один из моих любимых видов: выгнутый, словно радуга, пешеходный мост вел к развлекательному центру «Саутбэнк». Сама форма этой прекрасной дуги действовала на меня успокаивающе. Снова стало накрапывать.
«Саутбэнк» – это лабиринт забавных магазинчиков, музеев, галерей, кафе, ресторанов и, конечно, игорных заведений (если вы любитель поиграть, лично я – нет). Я спустилась к реке и пошла вдоль крытой аркады. Здесь было не так многолюдно; до меня долетали обрывки чужих разговоров, я могла вволю любоваться красивыми вещичками и вдыхать аромат торговли и кофе. По стеклянной крыше барабанил дождь. Растения в горшках покачивали ветвями в волнах теплого воздуха. Я вспомнила об одном целительном средстве, которое еще не испробовала для заживления моих пострадавших чувств. Покупки.
Конечно, лучше ходить по магазином вдвоем с подругой, но сейчас мне было приятно бродить в одиночестве. Сколько же тут обувных лавок! Неужели кто-то и в самом деле надевает эти уродливые, усыпанные хрустальными бусинами остроносые туфли? А потом балансирует на каблучищах в пятнадцать сантиметров вышиной? Что ни говорите, половина бед в жизни женщины от мужчин, а изрядная доля оставшихся – от обуви. По-моему, весьма глубокомысленные умозаключения для тетки в башмаках от «Биркеншток». Да еще в такое дождливое утро. Если бог захотел, чтобы люди носили остроносые туфли, пусть бы сделал так, чтобы большой палец у нас был посередине. Нет уж, прошу меня уволить, я охотно пожертвую модой ради удобства. Собственно говоря, это не такая большая жертва.
Я полюбовалась японскими гравюрами, выставленными в одной из витрин, и пошла дальше, размышляя, не купить ли мне, например, флакончик духов «Белый лен» или деревце из полудрагоценных камней; а может, вырезанную из масличного дерева птицу или пару перчаток. Перчатки мне и впрямь нужны. Я вспомнила темно-коричневые лайковые перчатки миссис Доусон и, презрев все резоны, принялась рассматривать дорогущие флорентийские перчатки ручного шитья. Вскоре я нашла пару ярко-красных, которые оказались мне как раз впору. Их я и купила. А еще – игрушку для Люцифера и мешочек мятных мышек для прочих моих хвостатых. И бутылку пены для ванны с ароматом белых лилий.
Потом я решительно направилась в картинную галерею и навестила свои любимые картины. «Пир Клеопатры» Тьеполо по-прежнему смотрелся совсем неплохо. Я купила несколько открыток и снова вышла на улицу, где шелестели под струями дождя листья каштанов. Мне было тепло в новых перчатках, а их алый цвет поднимал мне настроение.
Вернувшись домой, я обнаружила, что меня поджидает офицер полиции. К счастью, им оказалась Лепидоптера Уайт. Я поспешила пригласить ее войти, пока нас обеих не смыло.
Я заметила, что Летти с опаской рассматривает статую Приапа с искусно прикрытым причинным местом в имплювии,  и поспешила провести гостью наверх. Очутившись дома, я первым делом сняла плащ, выложила покупки и поставила вариться кофе.
– Я узнала о неприятностях в шоколадном магазине, – доложила полисменша, отпивая кофе. Она предпочитала пить черный без сахара – под стать ее строгому характеру.
– Верно. Одна из работниц магазина портила конфеты, – признала я. – Но она сбежала. Так что все прояснилось.
– Значит, владелицы решили не подавать жалобу? – уточнила она, разламывая имбирный маффин и откусывая кусочек. – Ваш Джейс хоть и бывший нарик, а кексы печет отличные.
– Джейсон. Он больше не Джейс. Нет, они не подавали заявления в полицию. Побоялись огласки. Всего-навсего незначительный инцидент в шоколадном магазине, это ведь не убийство какое.
– Что ж, – хмыкнула Летти, доедая остатки кекса. – Известно ли вам, где сейчас Дэниел?
– Нет. Он отправился на поиски Селимы. Но он вернется, – пообещала я, надеясь, что именно так и произойдет. – А откуда вам про него известно?
– Чего только не услышишь! Говорят, вы встречались с Дареном Божьим Парнем?
– Да. Малоприятная встреча. Отвратительный тип.
– Вот-вот, он там всех в тюрьме перебаламутил. Убедил их, что в него-де вселился дьявол. Заключенные, знаете, очень суеверны. Об одном только и думают: как заживут, когда вернутся на свободу. Ничем не заняты, только мышцы тренируют. Кто-то напал на Дарена и оставил ему отметину на лбу. Хочу спросить вашу подругу колдунью, что бы это значило. Может, сходите со мной?
– Пожалуй, – согласилась я. Мне и впрямь было интересно. – А сестра Мэри не знает?
– Сестра Мэри говорит, что это знак не христианский и не сатанинский, а он сам его нацарапал, чтобы привлечь к себе внимание. Что ж, он своего добился, – усмехнулась Лепидоптера.
И мы ушли.
Мы застали Мероу в компании Белладонны; та спала, свернувшись пушистым клубком на обтянутых черной юбкой коленях хозяйки, так что не разглядишь, где морда, а где хвост. Кошка и колдунья словно составляли одно целое. Думаю, это верно для всех близких существ. При нашем появлении Белла проснулась, села, зевнула, и тогда стало видно, что перед вами кошка с золотыми глазами, маленьким розовым ртом и белыми зубами.
Мероу недолюбливает Лепидоптеру Может, поэтому та и прихватила меня с собой. Когда-то Летти Уайт заподозрила нашу колдунью в торговле наркотиками, а Мероу не из тех, кто прощает подобные обвинения. Мы объяснили, зачем пришли.
– Зарубка на дыхании, – сказала Мероу убежденно. И ничего больше не добавила.
Когда захочет, она может быть молчалива как скала. Белла зевнула и снова улеглась спать.
– Мероу, что это значит? – спросила я.
– Такой старинный способ: чтобы заставить ведьму снять с кого-то проклятие, надо оцарапать ей рот металлической булавкой или ножом. Это называлось «сделать зарубку на дыхании».
– И как, действует? – поинтересовалась я.
– Нет, – отвечала Мероу. – Может, потому что люди, которым делали такие царапины, вовсе не были ведьмами. Ведьму так просто не поранишь. Видимо, констебль, кто-то считает вашего Дарена колдуном. И этот кто-то либо начитался всяких книжек по истории колдовства, либо прознал об этом старинном способе от кого-то из родственников. Это английский способ. Нигде больше в него не верят.
– Спасибо, – сдержанно поблагодарила Лепидоптера. Мы уже были на пороге, когда Мероу вдруг окликнула меня:
– Коринна, не забудь про полнолуние. Тогда все раскроется.
– О боже! – пробормотала я.
Я вернулась в булочную. Старший констебль Уайт немного помедлила, а потом попросила:
– Не могли бы вы впустить меня в дом?
– Конечно, – я открыла парадную дверь. – Если вам вдруг попадется маленький черный котенок, постарайтесь поймать его для меня, хорошо?
– Попытаюсь, – кивнула она.
Я не стала расспрашивать ее о том, что ей понадобилось в «Инсуле», а вернулась в свою булочную.
Кайли одобрила мои перчатки. День прошел тихо и спокойно.
Заходила Вивьен, видимо, она заранее договорилась с Джейсоном, что они обсудят секрет приготовления шоколадных маффинов. Она принесла коробку с образцами самого разного шоколада. Я оставила их секретничать, но слышала, как, уходя, она сказала:
– Отличная идея. Буду рада, если результат окажется удачным.
– Коринна, можно мне купить немного сливок? – спросил Джейсон.
Я согласилась раскошелиться на сливки и еще кое-какие ингредиенты. Мы закрыли магазин, подсчитали выручку. Кайли побежала покупать розовый ошейник с бриллиантами. Я оставила Джейсона заниматься уборкой, предварительно выдав ему премию за то, что он поладил с девчонками. Это совсем не просто. Они любого могут из себя вывести.
– Класс, – обрадовался он.
Последнее время я что-то слишком часто выпивала, поэтому на этот раз, отправляясь на крышу, я налила в термос горячий шоколад. Я расположилась в храме и стала наблюдать, как дождь отмывает город, не жалея испачканных, промокших голубей. С крыши мне было прекрасно видно, как серый занавес полощется над городом, швыряя брызги в окна, смывая горькую городскую пыль. Труди тоже была на крыше, Люцифер спал, уткнувшись головой в ее щеку.
– Ну и дождище! – сказала Труди. – Такой до нитки промочит. А растения под землей прислушиваются: что там происходит наверху, и готовятся прорастать.
– Верно, – согласилась я. И угостила ее горячим шоколадом.
Горацио сделал вид, что не замечает комочек рыжего меха у нее на плече.
– Как вы ладите с Люцифером? – спросила я.
– Он славный мальчик, – неожиданно улыбнулась Труди. – Помогает мне копать. Любит работать на свежем воздухе. Только вот Трэддлс так и норовит за ним погнаться. Когда этот пес на него наскакивает, видели бы вы, как этот кроха выгибает спинку, поднимает лапку, словно лев, готовый дать отпор или умереть. Он у нас храбрец! Вы с Мероу ведь не заберете его у меня?
– Конечно, – заверила я.
Мероу, как всегда, оказалась права: Люцифер нашел свой дом. Шоколад был допит, и мы с Горацио отправились восвояси дочитывать нашу книгу.
Но я никак не могла сосредоточиться. В конце концов я пересела на кушетку, врубила телевизор и стала переключать программы, пока не набрела на документальный фильм об Александре Великом на канале «Дискавери». Увы, не могу сказать, интересный ли он был, потому что уснула.



Я проснулась. Было темно. Прислушалась. Горацио тоже не спал. В слабом свете уличного фонаря, проникавшем через окно, я видела, как шевелятся его уши. Он пытался определить источник шума. Кот напрягся, но не был испуган, значит, шум исходил либо (1) от крысы-самоубийцы, либо (2) с улицы. Вот снова: царапанье и поскрипывание, не очень громкое. В квартире ничто не двигалось.
Значит, кто-то взбирался на мой балкон. Дэниел показал мне, как это можно сделать: вверх по трубе, потом по стене до балкона…
Что ж, незваного гостя ждет малоприятный сюрприз. Я быстро поднялась и распахнула балконную дверь. Протиснувшись между двумя горшками с зелеными насаждениями, я посмотрела вниз. Наши взгляды встретились. Мужчина попытался схватиться за перила, но сорвался, еще раз попытался уцепиться покрепче, но не удержался.
Наученная горьким опытом, я предусмотрительно щедро намазала перила вазелином. Они стали такими же скользкими, как проект бюджета. Кажется, бедняга понял, что произошло. Глаза его расшились. Он молча соскользнул вниз и поспешно соскочил со стены. Едва не упал, но, встав на ноги, кинулся прочь за угол и был таков.
– Забавное приключеньице, – сказала я Горацио. Кот зевнул, хвост его нервно подрагивал. – Я его раньше никогда не видела, но теперь-то запомню. Лет двадцати, высокий и тощий, лицо бледное, глаза голубые. Похоже, ему не впервой лазить по стенам. А это что?
Я заметила тонкую веревку с крючком на конце, потянула и вытащила сумку из супермаркета. Тяжеленькая! Когда я ее открыла и увидела содержимое, то мигом бросилась к телефону, стараясь не поддаться панике.
Пальцы двигались машинально. Мы с Горацио заперли балконную дверь – жалкая попытка отгородиться от внешнего мира – и я отправилась на кухню заварить кофе. Паршивые дела. Чем, скажите, я заслужила подобное внимание? Я пила вторую чашку, когда снизу позвонила Лепидоптера. Я открыла ей дверь.
– Ну, что на этот раз? – угрожающе прорычала она. Я указала на мешок.
– Какой-то тип вскарабкался по стене и уже схватился за перила, но я намазала их вазелином. Он свалился и убежал.
– Здорово придумано! – похвалила Летти.
Она потыкала мешок шариковой ручкой. Гадкая история. Зачем только я открыла эту злосчастную сумку! Теперь ни о чем другом думать не могу, причем случившееся все больше расцвечивается кроваво-красными красками в духе Тарантино.
– Понятно, – задумчиво произнесла миз Уайт. – Веревки и наручники – чтобы усмирить жертву. А еще тут пушка, парочка ножей и паяльная лампа. И магнитофон. Возможно, на этих вещицах остались отпечатки пальцев. Нам придется снять и ваши для сравнения. Вы видели его? Опишите.
Я описала, как могла. Лицо парня врезалось в мою память. Летти Уайт села рядом со мной и налила себе кофе.
– Вы, наверное, ужасно испугались, – сказала она сухим четким голосом.
– С чего вы взяли?
У меня даже не было сил наорать на нее. А не помешало бы! Вряд ли полицейскому это пришлось бы по нраву.
– Зачем вы намазали балконные перила?
– Дэниел как-то раз ночью взобрался на мой балкон и перепугал меня до смерти. А потом он научил меня, как отвадить непрошеных посетителей.
– А где Дэниел?
– Понятия не имею. Должно быть, разыскивает Селиму, ту сбежавшую девчонку из шоколадного магазина.
Летти Уайт похлопала меня по плечу. Вот уж не ожидала!
– Ладно, пока мне надо разобраться с вами.
– И мне тоже. С какой стати он ко мне полез?
– Возможно, ему нужны были не вы. С вашего балкона он бы мог проникнуть в дом, верно?
– Это был дюжий верзила. Тощий, но весь в мускулах. Свалился с десяти футов и лишь слегка споткнулся при приземлении. Почему? Кто был нужен ему? А этот мешок – это же наборчик для пыток!
– Верно, – кивнула она. – Но если вы от меня ничего не утаиваете, то пытать вас вроде незачем.
– Не пошутить же он хотел?
– Не думаю, – сказала она успокаивающе. – Полагаю, он собирался пробраться повыше.
– Потому что со мной нет толку связываться?
– Потому что я нашла на улице альпинистский трос. А чтобы забраться к вам на балкон, альпинистское снаряжение ни к чему.
– Летти, – взмолилась я, вцепившись в ее запястье. – Вы ведь знаете что-то об этом типе из «Плутона». Вы следите за ним с самого его переезда. Кто он такой?
– Этого я вам сказать не могу. Но я почти убеждена, что ваш взломщик метил выше. Отпустите же меня.
Я разжала руки. Да она и сама сумела бы высвободиться: наверняка знает добрую дюжину всяких приемчиков.
– Если я говорю, что не могу рассказать вам, – заявила полисменша, – это чистая правда. Я действительно не могу. Мне очень жаль, что он здесь, среди обычных людей. Но так уж вышло. Не дотрагивайтесь до перил. Если мы не найдем отпечатков на сумке, они должны остаться на вазелине. Он отлично сохраняет следы. Приходите завтра на Сент-Килда-роуд, и я расскажу вам, что нам удалось узнать об этом преступнике. Я буду на месте. Позовите меня в случае чего. А ведь и я могла бы поселиться здесь. Я здесь так часто бываю. Знаете что? Позовите кого-нибудь из друзей, устройте хороший ужин и примите на ночь снотворное, – посоветовала она. Взяла веревку, мешок и направилась к двери.
Я закрыла за ней дверь. И даже не хлопнула. Не больно-то мне нужны ее советы, будет еще учить меня!
Но в одном она была права: не я была предполагаемой жертвой.
Восемь. Самое время ужинать. Я собралась было позвонить Мероу – вот кого не испугаешь никакими взломщиками – но тут зазвонил телефон.
Я сняла трубку.
– Коринна, – услышала я голос Дэниела.
– Дэниел.
– Что стряслось? – спросил он, и тут я не сдержалась и расплакалась.
Дэниел выслушал мой рассказ о незваном госте, хохотнул, когда я поведала ему о вазелине, и молчал, пока я описывала ему набор для пыток. Я передала ему то, что сказала Летти Уайт.
– Хочешь, чтобы я вернулся?
– Где ты?
– Во Фрэнкстоне. Селима убежала к своей двоюродной сестре во Фрэнкстон, но там ей заявили, что сообщат ее отцу, и сегодня днем девушка снова исчезла. У меня не осталось никаких наводок. Пожалуй, мне лучше вернуться и поговорить с Георгием.
– Вивьен сказала, что девушка была влюблена в него, – доложила я. – Я их обо всем расспросила и теперь знаю, как работает магазин.
– Ты мне не звонила?
– Что-то не помню, чтобы ты любезно предлагал мне звонить тебе в любое время, – огрызнулась я.
Дэниел замолчал. Но я знала, что он еще на проводе. Я слышала его дыхание.
– Поужинаем?
– Хорошо, – согласилась я. – Только поторопись. Мне надо рано ложиться, ты же знаешь.
– Я долечу на крыльях ветра, – пообещал он и повесил трубку.
У меня словно камень с души свалился! Мне вдруг стало очень весело. Видимо, это такая неожиданная реакция на внезапное пробуждение и на чудесное избавление от угрозы пыток и смерти. День больше не казался безысходным. Я убралась на кухне, накрошила коту немного мяса (Горацио обожает маленькие кусочки вырезки. Бедняжка – и он тоже перенес потрясение!) и поставила рататуй Мероу размораживаться в микроволновку. Мероу вегетарианка, но ей нравится пряная пища. Пожалуй, она немного перебарщивает с чесноком, но мне это не мешает, а пассажиры в автобусе пусть держатся от меня подальше. К тому же я редко езжу на автобусах. Я нашла беарнский соус и решила приготовить картофельный гратен: почистила, порезала и выложила слоями картофель, залила молоком и посыпала сыром, а потом достала самые лучшие бокалы и тарелки и открыла бутылку хорошего красного вина.
Как-никак в эту ночь я чудом осталась жива – это стоит отпраздновать. Я быстро управилась с готовкой, и мне не оставалась ничего другого, как заняться чтением экономических разделов в газетах. Хотя я уже давно ушла из банка, но стараюсь быть в курсе событий.
Валютный курс был по-прежнему хорошим. Я в очередной раз удивилась стойкости фунта стерлингов – эту валюту следовало бы приравнять по стойкости к каменным монетам острова Яп или к фланийскому пункту стервингов.  Думаю, былая слава Империи помогает ей держаться на плаву. Обычное число банкротств. Я поискала упоминания о Джеймсе. Ничего. Жаль.
Я обратила внимание, что редакционные намеки на некую неназываемую угрозу по-прежнему продолжаются и даже усилились. Я было решила позвонить Джанет Уоррен, но сообразила, что не знаю номера ее телефона. Но у меня был номер ее мобильника, и я уже собралась набрать его, но тут в дверь позвонил Дэниел. Его встретил аромат почти готового картофельного гратена.
Дэниел – темноволосый, в кожаной куртке, глаза – как чистейший ручей – был сказочно красив. Он появился из темноты и принес с собой запахи ночи… Стоило ему обнять меня, и я сразу забыла, что сердилась на него.
– Кетчеле, ты так меня напугала, – прошептал он, крепко сжимая меня.
– Я и сама чуть не умерла от страха, – еле выговорила я, задыхаясь. Он чуть ослабил руки, чтобы я могла дышать и говорить. – Это было ужасно. Как хорошо, что ты пришел! Ужин почти готов.
– Я чувствую восхитительные ароматы. Пожалуй, ты слишком снисходительна к мужчине, который посмел так грубо говорить с тобой. Воистину нет предела твоей доброте.
– Я так рада, что осталась жива, – призналась я.
– А я круглый дурак, – сказал он и поцеловал меня.
Мы пожарили стейки. Оказалось, что мы оба любим их чуть недожаренными – «с кровью». Интересно, как эта кровь соотносится с его кошерной диетой, мелькнуло у меня в голове, но я вспомнила, что приготовила разом и молочное, и мясное блюда. Уф! Но Дэниел, похоже, не обратил на это никакого внимания. Я наполнила его тарелку, и пять минут он жадно жевал. Когда настал черед добавки, он выглядел уже довольным и обогретым.
– Ну и проголодался же я! Это настоящее объедение! Может, расскажешь теперь про своего скалолаза?
– Подожди. Сначала расскажи мне о Селиме.
– Потом. Давай-ка лучше предадимся воспоминаниям о Париже, – предложил он.
Мы так и сделали. Еда и в самом деле получилась – пальчики оближешь. Мы съели все до крошки, а потом настал черед шоколадных маффинов Джейсона, которые еще не совсем ему удавались – были сыроваты в середине, но все равно отлично подходили к сливочному ликеру.
– Я ходила в Музей Бурделя, – сказала я.
– Не может быть! – изумился Дэниел. – Ты первая из моих знакомых, кто был там. На Монпарнасе?
– Да, в его доме, где хранятся огромные скульптуры и тот странный Геракл с птичьим клювом. Это прямо на углу тупика Монпарнас, где сохранились все эти домишки. Бурдель завещал…
– …сохранить ателье таким, каким оно было при его жизни, – подхватил Дэниел. – Потрясающе! Так и представляешь: натянутые между окнами веревки с бельем там, где сейчас электрические провода; художники, живущие в мансардах, и скульпторы, обосновавшиеся в полуподвалах.
– И старый консьерж, сторожащий у дверей, – добавила я. Это был один из лучших ужинов в моей жизни. Когда мы добрались до кофе и ликера, Дэниел взял меня за руку и сказал:
– Прости меня, Коринна.
– За что?
– За то, что я был так груб с тобой. Я чувствую себя последней свиньей, и все мне подтвердили это.
– Все?
Он сделал глоток гранд марнье и улыбнулся.
– Первой это сказала мне Мероу, она заявила, что мнить себя единственным в мире спасителем потерявшихся девушек – чистейший эгоизм. И посоветовала пройти курс по буддизму. Уверен, что лишь наплыв покупателей удержал ее от желания пригрозить мне каким-нибудь заклятием. Следующим был профессор, который сообщил мне, что ты ходишь как в воду опущенная, и, если я тому виной, лучше мне поскорей исправить содеянное. Славный он все же малый. Миссис Доусон дала мне понять, что весьма во мне разочарована: дескать, я ей показался приличным молодым человеком, но, видимо, она ошиблась. Она объяснила мне, что, принося других в жертву собственному делу, трудно рассчитывать на царство Божие, если я лелею надежду там со временем оказаться.
– В самом деле?
Я не знала, обрадоваться ли мне, что друзья горой встали на мою защиту, или, наоборот, рассердиться на то, что они столь бесцеремонно вмешиваются в мою жизнь.
– Но последним ударом стало то, что, когда я пришел справиться о тебе в булочную, Госс отказалась со мной разговаривать. А Джейсон обозвал меня тупоголовым идиотом. И был прав. Так ты простишь меня?
– Только больше так не делай, – попросила я. – Мне было очень больно. И я не знала, увижу ли тебя еще когда-нибудь.
– Прости, – повторил он.
Я упала в его объятия и все ему простила.
И это означало, что, хотя я и легла в постель вовремя, выспаться мне не удалось. В четыре утра, когда я вплыла в пекарню, любовный туман еще не рассеялся и я все еще помнила эти мягкие губы, мощное тело и сильные руки.
– Ага, значит, Дэниел вернулся, – сказал Джейсон.
– Да, – кивнула я.
И мы несколько часов трудились в благословенном молчании. Когда мы испекли все обычные сорта хлеба, Джейсон, нахмурившись, снова взялся за эксперименты с шоколадом. Я попробовала два шоколадных маффина и нашла их вполне приличными и пригодными к продаже – по крайней мере я готова была торговать ими. Но Джейсон остался ими недоволен. Он хотел добиться совершенства. Я оставила его продолжать эксперименты и пошла в магазин встречать Кайли, сегодня была ее смена.
Она все еще беспокоилась о Ваксе. Я тоже. Ума не приложу, где еще ее искать!
– Может, кто-нибудь подобрал ее на улице и взял к себе? – предположила я, стараясь хоть чем-то утешить Кайли. – Она ведь была без ошейника. Хорошо, что другие котята пристроены. Калико прекрасно прижилась у Шери и Энди, а Труди решила оставить у себя Люцифера. А как поживает Тори?
– Я купила новый ошейник, она в нем прямо красавица, – радостно сообщила Кайли. – Джейсон сказал, Дэниел вернулся? – спросила она осторожно.
– Да, вернулся.
– Здорово. Из вас получается отличная пара. Ну прямо Скалли и Малдер.
– Или Баффи и Ангел. Дэниел даже похож на Ангела, – изрек с порога пекарни Джейсон. – С нашей Коринной не соскучишься. Ну как расходятся шоколадные маффины?
– Хорошо, – сказала я.
Они прямо слетали с полок: некоторые покупатели, попробовав их, возвращались за новыми. Мои маффины никогда не пользовались таким успехом.
Джейсон отер руки о передник и взъерошил волосы, на его лице красовались шоколадные полосы.
– Все же они недостаточно хороши. Надо еще кое-что попробовать. Я могу заплатить за муку, если ничего не выйдет.
– Глупости. Как знать, вдруг ты испечешь самые лучшие маффины в мире – давай, пробуй! Если они получатся слишком дорогими, можно поднять цену, – сказала я, хотя такая мера редко себя оправдывала. Люди привыкли платить по два доллара за маффин, и им неважно, обычный ли это кекс с черничной начинкой или суперделикатесный маффин с начинкой из дорогих фруктов.
Джейсон вернулся в пекарню. Мы с Кайли занялись торговлей. Дэниел спустился к нам и поцеловал меня сзади в шею. Кайли чуть не растаяла от восторга. Несмотря на всю боевую раскраску, она девушка романтичная.
– Пойду наведаюсь в магазин, – сказал Дэниел. – Надо забрать кассеты и опознать посетителей, хотя, возможно, теперь это и не так важно.
– Значит, ты думаешь, это Селима во всем виновата?
– Не могу понять, зачем ей это понадобилось.
– Может, чтобы привлечь внимание красавчика Георгия? Вивьен так считает, – заметила я.
Мы все еще разговаривали друг с другом с особой осторожностью. Слова тоже могут ранить. Никогда я не верила детскому стишку про обзывалу, даже когда мне его пела бабушка.
– Она же не чокнутая! – фыркнула Кайли. – Понимала, что потеряет работу. Да и Георгию какая польза, если магазин закроют?
– Для него эта работа очень важна, – согласилась я. – Случись что, и ему придется вставать ни свет ни заря и готовить завтрак для нашего Джейсона. Он же Пандамус.
– Знаю, – сказала Кайли, что звучало чуточку повежливее, чем ее обычное «да уж». – Ас Селимой я как-то разговаривала. Тихоня. И отца боялась как огня.
– Почему? – спросил Дэниел, всегда готовый встать на защиту при малейшем намеке на насилие.
– Он хотел отправить ее назад в Турцию, выдать замуж за какого-то… э-э… старикана. А Селима заявила: «Ни за что», и отец тогда распалился и накричал на нее. Может, поэтому она и сбежала. Я бы тоже сбежала, реши мой предок выдать меня замуж за старикашку какого-то.
– А с кем еще она была знакома? – спросила я.
– Госс с ней как-то раз болтала, но Шери вроде ее лучше знает.
Дэниел со всего маху хлопнул себя по лбу.
– Джейсон, ты абсолютно прав: я тупоголовый идиот. Ну-ка скажите, Шери сейчас дома?
– Не видела, чтобы она выходила, – сказала Кайли. – А ты что, правда, обозвал Дэниела тупоголовым? – подступилась она к Джейсону, когда Дэниел бросился вверх по лестнице: ко мне в квартиру, а оттуда – в «Дафну» к Шери Холидей.
– Ага, – не без гордости подтвердил Джейсон. – Когда парень ведет себя как тупоголовый идиот, надо, чтобы кто-то поговорил с ним по-мужски. Ну, я пошел приглядывать за маффинами, – заторопился он, и мы с Кайли остались одни.
– Коринна, что происходит? Все что, с ума посходили?
– Это долгая история. Началось с того, что я надкусила конфету из «Небесных наслаждений» и обнаружила внутри соус чили.
И я поведала ей все. По ходу моего рассказа она то восторгалась: «Отпад!», то сыпала проклятьями: «Вот блин!»; последнее, впрочем, уже относилось к состоянию ее ярко-лиловых ногтей.
– Но если это не Селима, то кто же? И почему? – недоумевала девчонка.
Вполне разумные вопросы, на которые у меня пока не было ответов.
Торговля шла бойко. Едва схлынула обеденная волна, и служащие возвратились к своим скамьям на конторских галерах, как мы услышали голос Джейсона:
– Есть! – И вслед за этим: – Блин, получилось! Джейсон вышел из пекарни весь в шоколаде: шоколад был на волосах, на переднике, а по подбородку стекал шоколадный соус. Глаза его светились радостным ликованием: он нес перед собой тарелку с еще теплыми шоколадными маффинами, словно король Артур – меч «Эскалибур» или королевская повитуха – новорожденного наследника престола.
– Попробуйте, – сказал он.
Я взяла один маффин. Он был почти воздушный, густого шоколадного цвета. Глазурь заменяла шоколадная обсыпка. Я откусила.
В то же мгновение рот мой наполнился богатым насыщенным вкусом, казалось, маффин переполнен шоколадным соусом. Вот те на! Как же он этого добился? От привкуса сырого какао не осталось и следа, и ни крошки полурастворившейся смеси, ни крупицы муки, портившей все шоколадные кексы, которые я пробовала прежде. Короче – это был самый великолепный маффин. Я махнула Кайли, предлагая попробовать. Она пролепетала что-то про свою диету, но все же не устояла, откусила и едва не лишилась чувств от восторга.
– Джейсон, это ни с чем не сравнимо, ну просто шоколадный… оргазм, – я не могла скрыть своего восхищения. – Пойду-ка принесу бумагу и ручку, чтобы ты записал, как тебе удалось добиться такого чудесного результата. Но сначала прими душ и переоденься.
Джейсон осмотрел себя, провел рукой по слипшимся от шоколада волосам и направился в маленькую ванную при кухне. Немного погодя я услышала, что заработала стиральная машина. Надеюсь, мой стиральный порошок сможет справиться и с таким множеством шоколадных пятен. В этом случае я обязательно напишу производителям благодарственное письмо. Кайли слизывала шоколадный соус с подбородка.
– А он классный пекарь, верно? – сказала она, сменив гнев на милость.
Поначалу, когда я взяла Джейсона в подручные прямо с улицы, Кайли и Госс приняли его в штыки. Тогда он был оголодавшим нариком, только-только сошедшим с иглы, да еще влип в историю, и какие-то мерзавцы охотились за ним.
– Верно, – подтвердила я. – Боюсь только, что ингредиенты окажутся слишком дорогими и выпекать маффины будет убыточно.
– А вы назовите их «Супершикарная смерть от шоколада» и продавайте по пять долларов, – посоветовала Кайли. – Я бы уж точно выложила пять долларов за такое объедение. Если бы ела маффины. Но увы! Вот разве меня кто убедит, что это полезно, – добавила она, вспомнив о своей приверженности голодной диете.
– Ого! – сказала я, усаживаясь поудобнее.
Что ж, даже если придется поднять цену, эти маффины того стоят.
Тут вернулся Дэниел. Мы с Кайли усадили его пить кофе и угостили шоколадным маффином. Он сразу оценил угощение.
– Потрясающе! И как это ему удалось?
– Вот выйдет из душа и все нам расскажет, – пообещала я. – Ну как, поговорил с Шери?
– Она не очень-то со мной откровенничала, – посетовал Дэниел. – Надо было мне сразу с ней поговорить вместо того чтобы сцены зря устраивать. Уверен, она знает, где Селима. Сама-то она неплохо держалась, когда оказалась на улице. Мне кажется, что Селима рассказала ей о своем отце. Но Шери согласилась лишь передать девчонке, что я хотел бы поговорить с ней. Тоже неплохо. Но Шери убеждена, что Селима не имеет никакого отношения к этим злосчастным конфетам. Пожалуй, придется продолжить расследование.
– Если у тебя еще остался заказчик, – заметила я. – Джулиетт считает, что все уже и так ясно.
– Ну, раз это не Селима, Джулиетт скоро поймет…
Тут раздался топот, и по ту сторону прилавка возникла полная отчаяния Джулиетт; она держала пригоршню разрезанных пополам конфет. На мой пол закапала красная смесь.
– … что мы ей еще можем пригодиться, – заключил Дэниел.