С Богом не спорят

 Часть первая. Жизнь с Богом

1

Он ненавидит быть один, поэтому он зовет меня. Он ненавидел пустоту в квартире, - заполняет ее шумом компьютера, музыкой, работающим телевизором, звуками города из открытого настежь окна и моими вопросами. Он ненавидит ананасы, бананы и карри. Он ненавидит цветы на обоях. Он ненавидит больницы, лекарства и запах хлорки. Он ненавидит людей. Он ненавидит меня…
Он иногда пропадает на несколько дней. Я умираю в ожидании его звонка. Он всегда звонит, когда возвращается. Я ему нужен, потому что больше никого у него нет. И за это он ненавидит меня тоже.

2

В семь тридцать я стою у его двери. Звоню. Слышу, как раздался звонок, но мне никто не открыл. Прильнув левым ухом к двери, слышу его шаги, как прошелся из кухни через прихожую в зало, но он не открывает. У него очередное «мировое депрессионное состояние». Он сказал: «Приходи», - и бросил телефонную трубку.
Переступая с ноги на ногу, в семь тридцать пять я стою у двери и давлю на кнопку звонка. Меня уже не удивляет такое обращение. Бог всегда прав.
Выкурив сигарету на лестничном пролете, в семь сорок я звоню ему на сотовый и на городской номер по очереди. Из-за дверей доносятся звуки надрывающегося телефона.
Без десяти восемь дверь, щелкнув замками, приоткрылась. Это означает приглашение.
Уже идя по комнате и не оборачиваясь на меня, он говорит:
- Я забыл, что ты придешь.
Мне на это нечего ответить. Он курит «Winston»в открытое окно. На подоконнике лежит белая с синим пачка сигарет, рядом стоит пепельница из стекла, полностью наполненная торчащими во все стороны коричневыми фильтрами. Я не имею права без разрешения говорить – это условие, которое должно соблюдаться пока нахожусь рядом с Богом. С Богом не спорят. Бога слушают.
Я слушаю Бога:
- Сегодня я решил, что одиночество существует для тебя. Я – не одиночество. Поэтому ты больше не можешь приходить ко мне. Сегодня я решил, что два месяца ты должен быть без меня. Я не знаю, что ты будешь делать все эти два месяца. Но мне надо многое обдумать и решить для самого себя.
Я молчу. С Богом не спорят. Богу поклоняются. В его присутствии без разрешения не говорят.
Он тушит окурок и усаживается в кресло. Я стою посреди комнаты. Мой взгляд устремлен в ковер. На Бога не смотрят. Я рассматриваю рисунок, я его уже изучил досконально. Перед Богом не плачут. Я не плачу.
- Иди.
И я иду к двери, не говоря ни слова, не оборачиваясь.
- И не звони. Я сам позвоню.
Иду, не оборачиваясь и не поднимая взгляд. Мне нельзя. В прихожей слышу, как Бог режет бумагу, чтобы убить тишину. Я стал покорным еще до принятия покорности моей Богом.
Дома плачут навзрыд, чтобы никто не увидел. Дома режут вены, чтобы забыться. Дома умирают – так спокойнее умирать. Мне умирать нельзя. Пока не разрешит Бог.

3

На лестничной площадке между пятым и шестым этажом в доме на перекрестке Луначарского и Демьяна Бедного под шум проплывающего лифта стоит парень семнадцати лет. Он знает, что матери нет – она на работе. Он знает, что должен ждать ЕГО. Почему? Так ему сказал мозг, пропустив электрические импульсы по всем его нейронам в каждую клеточку тела. И тело ждет. Ждут глаза, стараясь даже моргать как можно реже.
С каждым подъемом лифта, парень с замиранием сердца ждет, что вот остановится на этом этаже и двери распахнутся, и он увидит наконец-то ЕГО. ОН всегда возвращается в пол седьмого. И каждый раз он ждет, сгорая от страха пропустить этот момент.
Когда наконец-то двери лифта лениво, но шумно разъехались в стороны, парень видит, что тот, кого так долго ждал, появился. В красном пуховике и красной вязанной шапке с надписью «Reebok», из-под которой высовывались пряди черных волос, парень подошел к двери и стал искать по карманам куртки ключи от квартиры.
Леша, пристально разглядывая, ловит каждое его движение расширенными от радости глазами. Он не может не смотреть. Так восхищенно вглядываются в картины сюрреалистов, пытаясь в несвязанных друг с другом мазков масла отыскать глубинный смысл. Так часто и всей грудью вдыхают прохладный воздух после заполненного углекислым газом помещения. Так нервно дергаются пальцы, когда их не к чему применить. Так улыбаются во весь рот, излучая улыбкой весь спектр лучей солнца, только искренне влюбленные люди.
От яркости и распространяемого тепла улыбки юноша, прекратив поиски ключей, плавно поворачивает голову. Их глаза встретились, столкнувшись взглядами. Они смотрят друг на друга: один – недоумевая, второй – любя. Пара карих и пара серых глаз.
- Кто? – резко спросил он, вскинув раздвоенный подбородок.
- Что «кто»? – переспросил Леша, поднимаясь на одну ступеньку лестницы, чтобы не пропустить ни одного слова.
- Кто ты? Как зовут? – уже не глядя на подростка и одной рукой придерживая сумку, а другой роясь в ней, говорит парень
- Леша… - и поднимается робко еще на одну ступеньку.
- От чего, Леша, раскраснелся?
Леша потупил взор. На разговор он вообще не рассчитывал, но и этот показался ему странным. Без «привет», не по канонам.
- Не знаю. А тебя как зовут?
- Боже!.. неужели я их на работе оставил? – сам с собой разговаривает и продолжает правой рукой производить раскопки в сумке.
Леша решил, что надо подняться к нему, долгожданному. А вдруг другого шанса не будет, чтобы рассмотреть его вблизи. На площадке шестого этажа, Леша протягивает руку:
- Будем знакомы, Боже!
Бог смотрит прямо в глубину его карих глаз и с добродушной улыбкой пожимает вспотевшую ладонь.
Ключи нашлись, но в кармане джинсов. Леша не пропустил ни одного движения, когда Бог приподнял куртку и полез в карман джинсов. Он следил за каждым движением руки, нащупывающей ключи. Рассматривал, как выпирают суставы пальцев под плотно прилегающей темно-синей тканью. И место, где расположен бугорок молнии, изучен и запомнен. Запечатлен в мозге навсегда.
- Зайдешь? – Бог кивнул на дверь, в верхнем замке которой уже вращался ключ.
- Зайду, если ты не против, - проговорил Леша, раздумывая, правильно ли он поступает. Только этим сомнениям срок три секунды, потому что через мгновение он уже входил в обитель Бога.

4

Он мне сказал:
- Каждый человек мечтает о неволе. Он ждет, что его запрут в клетку. Свобода для человека – это самое страшное, что придумали философы. Свобода от всего – хаос. Свобода от слова – молчание. Свобода от мира – пустота. Свобода от самого себя – сумасшествие.
- О какой неволе ты говоришь? – я спрашиваю для поддержания разговора. Мои слова нелепы. Я сам перед ним ощущаю себя самой большой нелепостью этого мира. Я никогда не стану лучше.
- О той, что побеждает хаос, о той, что заставляет женщин красить ресницы, о той, что создает закон.
- А как же свобода мысли?
- Ты – белок. Все твои мысли – смесь белка и электричества. У тебя нет своего мнения, потому что уже все сказали до тебя. Есть только симбиоз нескольких чужих высказываний, которые ты принял как правильные и принимаешь за свои. Если внимательно читать книги, то заметишь, что сюжет кто-то уже описал, а речи героев до тошноты однообразны. С фильмами тоже самое. Люди всегда стремятся подражать. Осталось от далеких предков на лианах.
- Относишь ли ты себя к людям?
Сегодня мне позволено смотреть на него. Такое случается редко. Бог пребывает в хорошем настроении.
- Нет.
- Кто ты?
- Я не знаю, но чувствую, что я – не они.
Мы все время курим. Мы оба теперь курим «Winston». Окурки заполняют в комнате все, что подходит для складирования окурков. Но ими не пахнет. Он держит окно открытым всегда. Он убивает пустоту шумом города. На ковре, диване, столе, около клавиатуры можно найти мелкие кусочки стриженой газетной бумаги. Это его способ справляться с поглощающим его нервозом. Считает, что помогает, поэтому стрижет рекламные буклеты, бесплатные газеты на мельчайшие треугольники, квадратики, трапеции. Они впутываются в ворс ковра и не желают быть втянутыми в мешок пылесоса. Они прячутся за креслами, в складках диванной обивки.
Он ненавидит меня, когда я говорю. Но я убиваю пустоту, и он меня за это терпит.
- Людям нравиться боль, поэтому они толкают друг друга в метро. Они ждут боль, когда ведут машину в надежде разбиться. В надежде на смерть они летят в самолетах. И разбиваются.
- Если в самолете неисправность…
- Глупость! – он с непогрешимой уверенностью в своей правоте обрывает меня на середине предложения. – Когда скапливается большое желание разбиться, то оно перевешивает силу в сторону земного тяготения. Они рады приобрести личную g.
- А те… - робко встреваю я, но Бог мне разъясняет:
- И те тоже мечтают об этом, просто отсутствие денег им не позволяет приобрести свою силу g.
- Значит, каждый выбирает себе смерть и боль.
Бог поворачивается и смотрит, не мигая прямо мне в глаза:
- Еще как.

5

Парень ждал два дня, но он не появился. Леша подходил к его двери и прислушивался. В квартире стояла тишина. И он снова уходил на свое привычное место на лестничной площадке. Ждать и курить. Курить и ждать.
Зазвонил мобильный телефон.
- Да.
- Алеша, сегодня придет отец, – мать никогда не любила длинных вступлений, поэтому начинала разговор с главного.
- Ты скажи, что ему не рады! – недовольно пробурчал парень.
- Он твой отец все-таки.
- Да, и во мне его Y-хромосома...
- Прекрати. Мы это уже обсуждали.
Тон немного раздраженной матери заставил парня прекратить пререкания до беседы с глазу на глаз, когда его доводы будут написаны на лице и написаны в глазах, перед чем мать не сможет не сдаться и отступит.
- Я его не хочу видеть. У него есть другие дети.
- Поговори с ним. Он хочет тебе что-то важное сказать. Пока!
Она резко прервала разговор, знала, что сын не ослушается и, немного побрюзжав, выполнит все требования.
И Леша отправился в свою квартиру. Его всегда поражала способность матери, несмотря на всю занятость, создавать уютную атмосферу. В ванной, опершись руками на раковину, долго разглядывал убегающую в слив струю воды. Ополоснув лицо водой, долго всматривался, как капельки воды стекают со лба, со щек и капают с подбородка. Лишь бы не смотреть себе в глаза.
Через полчаса он услышал звонок в дверь.
Леша, заглянув в глазок, провернул замок, открыл дверь, посмотрел на пришедшего:
- Ну, заходи, – и отступил, впуская Николая.
Отец протянул в знак приветствия руку. Леша, грустно ухмыльнулся и пожал. Всегда уверенный в себе, предприимчивый и добрый, но потерянный для Леши. Обид у сына больше, чем способности понять. Бывший папа, ставший просто чужим человеком. Так проще воспринимать развод родителей. Так легче поверить, что папа, превратился в бывшего папу, чужого человека.
- Как поживаешь, сын? – спросил Николай, глядя на закрывающего дверь Лешу.
- Так и поживаю, - пожал плечами сын с маской безразличия на лице.
Леша прошел мимо отца, присевшего, чтобы расшнуровать начищенные до блеска черные ботинки.
- Как это «так»? – Николай уперся взглядом на спину удаляющегося на кухню отпрыска.
- Нормально: учения – дом – сон – учения.
Николай проследовал на кухню, уселся на диван-уголок. Здесь все по-прежнему. С тех пор, как развелся с Галиной, вот уже одиннадцать лет, в квартире менялись, наверно, только обои.
- Хм… содержательно! Кофе угостишь?
- И колой, и минералкой, и какао наварю. Подождешь?
- Ладно, обойдусь без кофе, - развел руками Николай. Сегодня первый раз, когда он остался наедине с сыном. Все предыдущие встречи проходили в присутствии бывшей жены и то скоротечно, так как Леша старался поскорей уйти.
- Угадал. С чем пожаловал? – Леша все же демонстративно нажал на кнопку электрического чайника.
- Послушай, Лешка, мы едем в Турцию. Я хочу, чтобы и ты с нами поехал.
- Здорово, - тихо без эмоций проговорил Леша.
- Значит, ты согласен? У тебя загранка сделана? – тут же оживился отец.
- Я просто порадовался за вас. Не стоит семейную идиллию портить присутствием постороннего человека.
- Ты для меня не посторонний. Татьяна тоже не против. Мы все будем рады твоей компании.
- А я вашей?
- Леш…
- Мне не нужны ваши Турции, Татьяны и ты… Да забыл про братишку с сестренкой. Они, наверно, в ладоши хлопали от того, что добрый папочка свозит бедненького мальчика в заморскую страну! Вы их спросили?
- Они не будут возражать.
- Сначала у них бы спросили. Вы ведь слишком взрослые, чтобы интересоваться мнением детей: кого брать на отдых, разводиться или нет.
- Я понимаю, что ты обижен и чувствуешь себя обделенным, но так сложилось…
- Да ну нахер! – отмахнулся Леша,
- Прости, но у меня и у твоей матери не получилось устроить семейную жизнь…
- Давай без сентиментальностей! – оборвал его Леша.
Чайник забурлил водой и отключился. Леша, достав и открыв баночку «Nescafe», спросил:
- Сколько ложек?
- Две.
Леша не собирался покидать Бога. Тем более теперь, когда Бог начал открываться для него, когда надо находиться с ним рядом, он не мог взять и бросить то, к чему так долго стремился.

6

За открытым окном небо только начало темнеть. Шум проносящихся мимо машин, спешащих развести водителей и пассажиров по квартирам, не прекращался ни на минуту. Весенний воздух наполнил комнату теплотой.
Сегодня окурки не красовались в пепельницах, подставках для карандашей. Разноцветные, белые с черными буквами и просто белые треугольники бумаги тщательно выковыряны из ворса ковра. Бог занимался сегодня приборкой. В квартире пахло свежестью.
- Если долго смотреть в одну точку, то можно увидеть себя изнутри. Я боюсь туда заглядывать, но иногда там показываться полезно. Мне там не нравиться, мне там не хочется жить, – он снова курит, развалившись в кресле, вращая зажигалку между пальцев.
- И что ты там видишь? – я сижу у него в ногах и, положив голову ему на колени, смотрю в его лицо. Я вижу только, как неподвижно застыли зрачки в одной точке, только эта точка находилась не на противоположной стене, а где-то за пределами этого мира.
- Темноту, создающую пустоту, - Бог затушил сигарету, смяв фильтр.
- А меня ты там видишь?
- Ты весь черный, стоишь в темноте на краю пропасти.
- Я с тобой разговариваю? Что я делаю?
- Ты плачешь и воешь… обо мне, - только теперь Бог вернулся в нашу реальность и опустил взгляд на меня.
Чтобы ничего не пропустить, я с замеревшими веками смотрю в его серые глаза. Рука Бога легла мне на голову и взъерошила волосы.
- Я думаю, стоит выпить. У меня есть бутылочка «Кагора». Канонического. Ты любишь красное вино?
- Не очень.
- А, может быть, сделать глинтвейн?
Я молчу, потому что Бог спрашивает у самого себя.
Проследовав за ним на кухню, устраиваюсь на табурет и наблюдаю за уверенными движениями любимых рук.

7

Намерение наладить контакт с сыном Николай не оставил и через два дня пригласил Лешу поужинать в ресторане. Леша согласился только на кафе. Отец должен подвести.
Когда они подъехали, то в окно кафе парень увидел, что там уже сидела Татьяна со своими детьми.
- Я не пойду. Я – домой, - Леша, отрицательно помотав головой, схватился за ручку дверцы.
- Пожалуйста…
Легким прикосновением к рукаву Николай хотел остановить его. Леша рывком скинул его ладонь и резко повернулся к нему.
- Если бы сказал раньше, то я ни за что не согласился.
- Извини, но только поэтому и не сказал.
Его спокойствие, как показалось, только больше выводило сына из себя, но он не знал, как правильно повести разговор в этот момент.
- Привык за всех все решать? Поэтому с мамой и не сложилось, вы оба любите решать за других.
- Я хочу, чтобы ты познакомился с братом и сестрой.
- Была нужда – болело брюхо.… Скажи мне только одно. Зачем тебе я? У тебя есть чудесная жена, дети близнецы. У тебя успешное дело. У тебя жизнь размерена по минутам. Зачем тебе я в этой жизни?
- Ты мой сын и я никогда не откажусь от тебя. Все чего хочу... нет, желаю, так это проводить с тобой как можно больше времени.
- Зачем?
- Затем, что люблю тебя и хочу, чтобы я стал частичкой твоей жизни.
Леша грустно улыбнулся.
- Об этом стоило задуматься намного раньше. Вот так вот просто взял да и сводил в кафе, свозил в гребаную Турцию, и – бац! – ты частичка моей жизни?!
- Я не знаю, как поступить, что сделать такое, чтобы ты простил меня! Прости, Алеша!
- Хорошо. Но только вот они здесь ни к чему. Если ты, допустим, и родной мне человек, то они – никто, и кем-то для меня не станут никогда.
- Я прошу, не отказывай мне в приглашении. Пойдем.
Леша еще хотел сказать, что Татьяна притащилась сюда неспроста. Она не захотела оставлять Николая с сыном и, как напоминание о его нынешней семье, приволокла близнецов, чтобы внимание мужа не сконцентрировалось только на старшем ребенке. Но Леша промолчал, чтобы просто напросто не продолжать этот разговор. Чтобы до отца не дошло, что он до сих пор его любит, но обида не дает спокойно воспринимать каждое сказанное слово, стараясь противоречить любой высказанной им фразе.