Названый брат

До этого был сложный, напряженный день в юридической компании. Незадолго до Нового года Ольга получила головокружительное повышение, преодолев одним шагом несколько ступенек карьерной лестницы. Она стала старшим партнером, что в ее возрасте, чуть за тридцать, было очень, очень хорошо.

В три часа дня она ненадолго прикрыла за собой дверь кабинета, опустилась в кресло для посетителей, скинула туфли, закинула изящные ножки на стол и потерла виски.

Ее друг, сердечный друг, как она любила говорить сама себе с нежной улыбкой, был в отъезде.

«Производственный роман», - смеялись они. Павел занимал важный пост в рекламном холдинге, часто ездил в командировки, был таким же целеустремленным, как и Ольга, и глубоко ценил установившееся между ними взаимопонимание – время задумываться о семье все еще не наступило, ни для него, ни для нее. Они проводили вместе выходные дни, отпуска, иногда – ночь среди рабочей недели, но не спешили начинать совместную жизнь. Успеется.

Ольга собиралась провести вечер, терявшийся далеко в перспективе дел, дома, одна, в тишине, нарушаемой только шелестом компьютерных клавиш и приглушенным джазом. Только нужно было успеть завершить намеченные на день встречи, поработать с документами, заехать хотя бы на час в спортивный клуб, потом зайти в супермаркет и выбрать что-нибудь полезное на ужин, салат, например…

Пять минут отдыха казались блаженством. Ольга все еще привыкала к роскоши своего собственного кабинета, пусть и небольшого – возможность уединиться была одной из составляющих новой должности.
Она закрыла глаза.

Будет лето, и они с Павлом поедут на море, на маленький греческий остров, прибежище уставших от суеты обеспеченных европейцев, где приютившая их маленькая вилла будет отделена от остальных зданий водой, и, чтобы добраться до ресторана, потребуется маленькая лодочка. Дни, наполненные близостью, негой, мечтами; прохладное вино в синих тенях вечера, плавный закат, сменяющийся появлением улыбающейся Луны.

В ее мечты вторглась мелодия танго, и Ольга мгновенно вернулась в реальность зимнего дня. Танго означало, что ей звонит Никита. Она выбрала для него именно танго, потому что ее друг, не сердечный друг, не любовник, был таким же страстным, порывистым, завораживающим; казалось, Никита вел свой сложный танец, то сближаясь с избранником, то в понятной только ему самому обиде уходя прочь.

С избранником – Никита с ранней юности знал, что он - гомосексуал. Если в самом начале знакомства с ним Ольга и мечтала украдкой о том, как было бы замечательно, окажись возможно между ними полное, телесное, слияние, а попросту – секс, то мечты давно сменились трезвым пониманием – близость с Никитой могла быть только душевной, духовной.

И все же они были так очевидно близки, что, наблюдай кто-нибудь за Ольгой и Никитой со стороны, он решил бы, что двое влюблены друг в друга.

Но за ними никто не наблюдал. Павел знал о дружбе Ольги и Никиты, начавшейся в то же время, что и их собственный роман, но не задавал ненужных вопросов, предоставляя Ольге делиться с ним тем, чем она считала нужным, или не делиться вовсе.

Уже полгода Никита встречался с Ильей, взрослым, образованным, обаятельным и умным парнем, чуждым ревности, в отличие от Никиты, не раз ставившего их связь на грань разрыва из-за примерещившихся ему, невероятных, не существовавших на самом деле увлечений Ильи.

Звонок в разгар рабочего дня означал, что стряслось что-то нехорошее. Чтобы поговорить по душам, Никита обычно звонил поздно вечером или ночью, не задумываясь о том, что Ольге могла спать, быть не одна. Сам Никита работал в рекламном холдинге, к раннему часу туда не торопился, а когда проводил время с Ильей, попросту отключал телефон.

- Зачем жить, Оль, если любимый человек не верен? – грустной скороговоркой заговорил Никита, не вслушиваясь в робкое «Что случилось?» Ольги. – Понимаешь, какой-то парень прислал Илье свое фото, случайно увидел в почте. Не хочу больше жить. Прости меня, если обижал тебя, словом ли, делом ли. Звоню попрощаться, девочка моя.

Когда Ольга впервые услышала подобные слова в самом начале их дружбы, ее охватила паника. Она сорвалась с работы и бросилась на встречу с Никитой, глотая горькие слезы, сгорая от желания помочь ему, поддержать, отвести от последней черты. С тех пор Никита не раз звонил Ольге попросить прощения в последний раз; она уже знала, что настроение упадка и бессилия не продлится долго, и что к моменту их встречи ее порывистый, горячий друг остынет и преисполнится философского смирения со своей судьбой – обманываться в любимых.

Она знала, какие слова нужно произнести в ответ, была уверена, что спокойный, рассудительный Илья и думать не думал изменять Никите. Илья был поглощен Никитой; когда они встречались втроем, Ольга видела в глазах Ильи тревожную, искреннюю любовь, исключавшую веселые приключения на стороне.

И все же ее сердце сжалось.

Что, если и она заблуждалась? Так ли уж хорошо она понимала мужчин?! Верен ли ей самой Павел? Это не важно, они с Павлом не давали друг другу никаких клятв, да она и не ждала взаимных обетов, но все же, не была ли она слепа, обманываясь в глубине связи с ее собственным возлюбленным, наивно считая, что дорога ему?! Она не была уверена, что готова к жизни с Павлом изо дня в день, из года в год, но ведь и тот не заводил разговор о будущем.

И почему, почему она так истово верила в любовь, словно у нее самой в прошлом не было жестоких разочарований?! Эта вера пришла к ней не так давно, но, обретя ее, Ольга уже не сомневалась не только в возможности, но и в необходимости этого чувства. Жить без любви не имело смысла.

- Дорогой мой, он тебя не стоит, не стоит таких переживаний, - ласково начала Ольга, - мой милый друг, не мучай себя!

Дверь в ее кабинет приоткрылась, но Ольга метнула в коллегу такой грозный взгляд, что тот испуганно пробормотал: «Извини» и исчез.

Они с Никитой проговорили минут десять. Ольга слушала мягкий , полный искренней печали голос друга, и ее сердце сладко ныло.

Если кто-то и был предназначен ей свыше, то это был Никита, никто другой. В такие тяжелые для него дни, как этот, она убеждалась, что связь между ними двумя неразрывна. Ни один его любовник, ни один ее любовник не могли встать между ними. Временами Никита становился для Ольги братом, родным пусть не по крови, но по духу, так важно для нее было его счастье. Но бывали и другие дни, когда ее охватывало страстное желание завладеть Никитой, привязать его к себе так, чтобы он зависел от нее, нуждался в ней. Пусть отношения между ними безгрешны, Никита принадлежал ей. Она сражалась за него с темнотой, не другие.

- Приезжай, как только сможешь, - грустно завершил разговор Никита. – Еду домой, работать бессмысленно в таком состоянии. Да и для кого стараться?! Мне самому многого не нужно, с юности обхожусь малым, Илью мои подарки только раздражают, мне кажется.

Ольга отложила телефон и прикинула, как скоро смогла бы освободиться.

Если обойтись бутербродом в офисе, то можно просмотреть документы прямо сейчас, выиграв целый час. О плавании и йоге и речи быть не может, а продукты она сможет купить завтра. В шесть все дела будут завершены, и она поспешит к Никите.

Ольга познакомилась с Никитой два года назад, тоже зимой, когда вместе с коллегами помогала разобраться с некоторыми юридическими тонкостями владельцам рекламного холдинга, ставшим с той поры постоянными клиентами юристов.

Между Ольгой и одним из директоров холдинга вспыхнула искра взаимной симпатии. В тот день она задержалась у него в кабинете; они разговорились, не о работе, а о самих себе, о любимых странах, путешествиях, своих вкусах. Слова были полны скрытого смысла, как это бывает в начале романтической связи.

Неожиданно дверь кабинета распахнулась, и к ним ворвался высокий мужчина с листом бумаги в руке.
Незнакомец был так хорош собой, что Ольга ахнула. Казалось, он сошел с полотна одного из мастеров Ренессанса, создавшего образ утонченной, надломленной мужской красоты, а, покинув бесценный холст, облачился в потертые джинсы, свитер с высоким горлом и дорогие изящные ботинки.

- Паша, я так работать не могу! – крикнул незнакомец, кинув лист бумаги на стол перед вздрогнувшим Павлом. – Мне идиотские советы по сценарию роликов не нужны. Или я работаю один, или ухожу. Вот заявление.

Павел устало потер переносицу.

- Никита, чуть позже этот вопрос можно решить? – мягко спросил он. – У меня встреча.

- А, плевать, - Никита на мгновение бросил на Ольгу равнодушный взгляд. – Плевать. Подпиши заявление, и расстанемся.

И он выбежал из кабинета, оставив дверь открытой. Со стола секретаря вслед за ним плавно полетели только что отпечатанные документы, и девушка, охнув, принялась их собирать.

- Оля, простите, - покачал головой Павел, - сейчас вернусь. Это наш звездный мальчик. И с ним беда, и без него – никак. Наш крест.

И, к удивлению Ольги, сдержанный Павел легко вскочил на ноги, как бы про себя улыбнулся и ринулся следом за Никитой.

- Никита, вернись, - крикнул Павел. – Стой, говорю, невозможный ты человек. Стой! Кто посмел обидеть Никиту? Нет таких!

Минут через пять Павел вернулся в кабинет, рассмеялся, порвал заявление Никиты, очевидно, об увольнении, бросился в свое кресло и объяснил Ольге:

- Талант ошеломительный. Но, Боже, что за характер! Его бы выдать замуж… - и осекся, осознав, что Ольгу эти слова могли покоробить.

Ольга с улыбкой покачала головой:

- Все нормально. Я мир принимаю таким, какой он есть; чем больше счастливых людей вокруг, тем вероятнее и мое счастье, а с кем они счастливы, какая разница?!

Павел благодарно кивнул ей:

- Моя философия такая же. Оля, я понимаю, что человек страдает временами, искренне страдает, и мы все тут опекаем Никиту, как умеем, но что поделать?!

Они перешли к другим темам; Ольга вслушивалась в слова Павла, что-то говорила, но образ мятежного красавца стоял у нее перед глазами. Какая потеря для женщин, мимолетно подумала она. И иронично предупредила сама себя: «Этот Никита - мужчина, который никогда не будет твоим, Оля, посмотри лучше на Павла».

Когда Ольга, попрощавшись с Павлом, выходила из офисного здания, за спиной она услышала мягкий, глубокий мужской голос, голос интеллигентного москвича, позвавший ее:

- Простите! Позвольте извиниться перед вами!

Ольга обернулась.

К ней подходил Никита, в пальто, наброшенном на плечи, с сигаретой в руке:

- Извините, что так яростно ворвался к Павлу. Сложный день. Вы – юрист, верно? Я - Никита.

Прекрасные темные глаза Никиты ласково, заинтересованно, одобрительно смотрели на Ольгу, изящную, светловолосую, светлоглазую, хрупкую.

Сердце Ольги замерло на миг, дрогнуло, и здравый смысл покинул ее, растаяв в теплом взгляде Никиты.

- Да, юрист, - улыбнулась Ольга. – Я – Ольга. Павел о вас прекрасно отозвался, да и у нас в офисе всякое случается, так что извиняться не за что.

- Вы - красивая, - мягко и немного грустно произнес Никита, - чудесная женская красота, светлая, нежная, и в то же время бездонная. Оттуда и приходит творчество, так? Мужчины другие, в нас нет этих глубин. Не хотите выпить кофе?

- Да, - ответила Ольга. – С удовольствием.

От слов Никиты ее пробрала дрожь.

Ольга знала, что красива неброской, акварельной красотой, и об этом ей не раз говорили поклонники, но никто не говорил о глубинах ее существа. Они были, эти глубины; в ранней юности Ольга писала стихи, потом, украдкой, прозу – небольшие грустные рассказы, но не решалась их опубликовать. Ей казалось, что она смешна в попытках раскрыть душу в словах. Она – юрист, занимается карьерой; творчество – нечто чуждое ее миру целеустремленных людей.

Или это она чужда, все-таки, этому миру? На поступлении в юридический институт настоял отец, задав именно это направление жизни дочери. Сама она выбрала бы литературный институт, или, в крайнем случае, филологический факультет университета. Но в те годы Ольга не решалась бунтовать.
Теперь же Никита, совершеннейший незнакомец, с первого взгляда увидел в ней то, что она скрывала годами.

- У меня проблемы с парнем, - грустно признался Никита, когда они сели за столик в модной кофейне. – Горе одно.

Он проницательно смотрел на Ольгу, наблюдая за ее реакцией на признание.

Но Ольга просто сказала:

- Сочувствую. Выдаются непростые времена, но они заканчиваются. Может быть, все наладится.

Никита мягко спросил:

- Оля, вы верите в любовь?

Неожиданно для себя Ольга ответила:

- Нет. Не верю. Я не умею верить.

За окном кофейни пошел снег, и Ольгу охватило чувство нереальности. Еще час назад она была сама собой; да, у нее была своя маленькая, тщательно выстроенная жизнь, огороженная стенами от остального мира. Единственной трещинкой в стенах, сложенных из страха перемен, неверия в себя, других тяжелых чувств, было творчество; Ольга писала о том, что видела в слабеньком лучике света, проникавшем в ее серый мирок сквозь едва заметную брешь в камнях здравого смысла, обязанностей и долга. Теперь же стены начинали рушиться.

- Вот и я не верю, - грустно рассмеялся Никита.

- А что за парень? – спросила Ольга. – Что это за человек? Извините, если я.

- Он – чудесный, - откликнулся Никита. – Чудесный. Но – гуляка. Когда мы не вместе, я понятия не имею, с кем он.

- Жаль, - ответила Ольга. – Тяжело. Но почему он обязательно должен быть с кем-то, когда он не с вами?! Может быть, и он грустит?

Никита застенчиво улыбнулся и на мгновение дотронулся до ее руки:

- Оля, давайте дружить? Я – хороший. Несчастный, но хороший.

- Давайте дружить, - согласилась Ольга.

У нее никогда не было знакомых –гомосексуалов, но чутье подсказывало ей, что Никита – необычный человек по любым меркам. И красота, что ты будешь делать, ошеломительная, несовременная, удивительная красота! Что же этот парень ему изменяет, подумала она. Неужели не видит, не понимает, с кем его свела судьба?! Тогда же к ней в первый раз пришла жестокая мысль: «Выбери Никита меня, я бы даже не взглянула ни на кого другого. Для меня существовал бы только он».

Ольга и Никита обменялись телефонными номерами и визитками. Встречу пора было завершать, обоих ждали дела.

- Официант прелестный, - вдруг тихонько рассмеялся Никита. – Оля, посмотри осторожно. Он у дальнего столика.

У Ольги болезненно сжалось сердце. Ну что же, решила она, пусть будет так. Пусть будут официанты, пусть будут парни; главное, чтобы был и он, Никита.

-Прелестный, - отозвалась она. – Трогательный, я бы сказала.

- Они бывают чудо, как хороши, - задумчиво проговорил Никита. – Ну что же, дорогая, созвонимся? Я могу называть тебя «дорогой»? – с тревогой уточнил он.

- Да, называй, - улыбнулась она. – Очень рада с тобой познакомиться.

Никита нежно поцеловал ее в щеку и сквозь снег побрел в офис; по дороге он достал мобильный телефон и начал с кем-то разговаривать, уйдя в свой, недосягаемый мир.

В то день жизнь Ольги изменилась.

Дружба с Никитой, очаровательным, невыносимым, то умудренным жизнью, то наивным, как юноша, капризным, талантливым, стала ее бунтом, революцией, обретением веры в любовь.
Потому что если и она смогла полюбить, после долгих лет неверия, то Любовь, несомненно, существовала; нужно было лишь отдаться ей без остатка. И Ольга отдалась.

В тот вечер, вернувшись домой, она, чуть смущаясь и робея, впервые набрала в поисковике непривычное словосочетание: "male homosexuality”. Ею двигали и любопытство, и сложившаяся за годы учебы и работы привычка основательно подходить к любому вопросу.

Вихрь дружбы с Никитой подхватил и закружил Ольгу, придав ее устоявшейся жизни молодой современной женщины, сосредоточенной на карьере, новое звучание.

- Я счастлив, что мы с тобой подружились, дорогая,- ласково сказал ей Никита недели через две. – Мы и все одиноки, а уж такие птицы, как я – тем более. Суеты много, и случайных людей, а друзей нет. Я так благодарен тебе!

Ольга чувствовала, что ее новый друг был готов к откровенности. Поразило ее то, что и она сама ждала подходящей минуты, зазора в их с Никитой беседе, проходившей в ту пору то в кафе, то в ресторане, чтобы рассказать немного и о себе. Она влюбилась, убедив себя, что всего лишь все крепче привязывается к новому знакомому, а, влюбившись, неосознанно, безотчетно захотела впустить Никиту в свой внутренний мир, в свой тайный сад, куда еще никто не входил.

Но Никита так рассеянно слушал Ольгу, что она поняла - время откровенности для нее не настало. Выговориться нужно было Никите, она могла подождать.

Его красота завораживала ее. Где бы они ни оказывались вместе, она была спутницей самого яркого и необычного мужчины. Да, столичные красотки не интересовали ее друга, но надменные модницы об этом не знали. Ольга, чуть посмеиваясь, ловила на себе завистливые взгляды. Ха, девочки, и кто из нас с красавцем? О, представьте, я, не вы!

Ее собственное очарование было неярким, приглушенным, как северное лето; она часто казалась холодной, загадочной, и чаще всего ее поклонниками оказывались мужчины постарше, уже начавшие понимать суть женской красоты.

Павел был ее ровесником, однако, и все же с первого взгляда увлекся независимой барышней-юристом, как он с нежной усмешкой называл Ольгу про себя. Он не был склонен к легким романам и, зная за собой некоторую тяжеловесность в отношениях, не стал торопиться с первой неделовой встречей. Ему всегда казалось важным сразу же разъяснить, что, прежде всего, он ценил свободу, необходимую ему не для бурной личной жизни, а для самореализации. При слове же «свобода» в глазах девушек что-то непоправимо менялось, словно они слышали сигнал тревоги, или горн, трубивший им сигнал к отступлению, пока они не ввязались в заведомо проигранное сражение.

Павел позвонил Ольге дней через десять после того памятного дня, когда Никита в очередной раз собирался уволиться из холдинга.

Их первые встречи, тоже, конечно же, проходившие в кафе или ресторанах, были неспешным скольжением по хрупкому льду, скрывавшему стремление каждого из них встретить свою пару, того, с кем можно было бы оставаться самими собой и все же не испытывать одиночество.

Так, в одно и то же время в жизнь Ольги вошли двое мужчин, настолько разных, насколько могут быть люди, объединенные, тем не менее, часто неосознанно для них самих, общей человечностью, а, значит, стремлением к счастью.

Неким образом, и Павел, и Никита придали Ольге сил для карьеры. Теперь работа стала для нее, парадоксальным образом, тихой гаванью, прибежищем, где она могла управлять событиями, а не следовать едва уловимой мелодии Судьбы.