АЛЬФАБИТ

Анархист был доволен собой. Огромная чёрная буква А, выведенная из баллона, была заключена в неровный круг. Краска подтекала по стене вниз. Он ухмыльнулся, отойдя на шаг назад, и сплюнул под ноги, потряс опустевшим баллоном краски и подумал, что такое событие надо увековечить годом. Анархист наклонился и неровно вывел число 2125.
Сегодня день выдался солнечный, пожалуй, первый по-настоящему весенний день после долгой и мучительной для анархической коммуны зимы. Оставшиеся люди, живущие в заброшенном торговом центре, были малочисленны. Сквот состоял по большей части из тех, кто давно перевалил за полувековой рубеж, и молодёжи, едва достигшей, по общепризнанным когда-то канонам, совершеннолетия. Гордый был именно таким. И Гордым он был, потому что банально был гордый, а иногда и злой, как уличная собака, но не как злобная собачонка, тявкающая на всех подряд, нет, он скорее походил на тощего молодого волка-одиночку, который, будучи зажат в угол, мог вгрызться обидчику в кадык в прямом смысле и вырвать его зубами. Его астеничное телосложение доставляло ему немало проблем в подростковом возрасте. Он казался всем предметом для возможных издевательств. Но однажды его сочли сумасшедшим. Трое парней покрепче обступили его, когда тот шарился в поисках «бриллиантовых» музыкальных записей в давно покинутом магазине, а это было его излюбленным занятием с нерасторопного детства.
- Отдавай всё, что нарыл! - скомандовал предводитель компании, приблизившись к анархисту настолько, что Гордый унюхал его зловонное дыхание.
- Твои парни могут избить меня, они могут даже убить меня, но знай, - прошипел Гордый, - я сначала успею выгрызть тебе кадык. Пусть я умру, но сначала умрёшь и ты. Мне насрать. 
 Зрачки Гордого сузились то ли из-за приступа подступающей истерии, то ли из-за сбрендившей, за компанию, лампы дневного света, мигавшей каждую секунду. Однако совокупность подобных мелочей повлияла таким образом, что парни оставили его в покое. А за социофобный и замкнутый нрав его прозвали в коммуне Гордый.
Гордому было наплевать на мнения, как наплевать и на общение с себе подобными, потому что единственной его отдушиной в разрушенном мире была рок-музыка, которую он скрупулёзно собирал, выискивал по крупицам. Рок-музыка ушла вместе с двадцать первым веком, она канула и забылась. Кому нужна музыка в умирающем мире? Кого интересуют патлатые рокеры прошлого века, когда люди массово создают колонии вне земли и ищут новый дом?
Гордый замахнулся и швырнул баллон из-под краски. Тот с грохотом упал на неровный бетонный пол и, стуча, покатился, громыхая, как алюминиевая кастрюля, пока не ударился о накренившуюся стену. Гордый поежился, застегнул до ворота молнию на потрёпанном бомбере, рукав которого на плече пошёл по шву, и поглубже надвинул капюшон. Артистичные пальцы, торчавшие из обрезанных шерстяных перчаток стали розовые от холода. Гордый втянул ноздрями скопившийся в носу конденсат. В холл торгового центра через разбитую крышу падали тёплые солнечные лучи, им уже удалось растопить снег, сугробами лежащий на эскалаторе и плиточном полу. Гордый аккуратно спустился по лестнице, не желая замочить тёртые морщинистые ботинки. Мечтая согреться и восполнить запасы курева, он двинулся в обитаемую часть торгового центра, где на открытом балконе, образовавшемся в результате обрушения фронтальной стены, сидел Дядька. В родственных отношениях Гордый с ним не состоял, но, тем не менее, Дядька был негласным лидером, а Гордому приходился самым близким человеком из оставшейся горстки людей в коммуне.
Дядька сидел в потрепанном кресле, вытянув ноги и подставив обветренную бороду под активные солнечные лучи.
- Я решил вынести рассаду на солнце,- сказал седеющий бородач.
- Не слишком ли холодно? - поинтересовался Гордый.
- Моей конопле необходимы эти чёртовы лучи. Она, как и я, охренительно устала от проклятых уф-ламп, - он посмотрел на Гордого. - Присядь-ка лучше, - он похлопал крупной ладонью по сиденью стула, из которого местами выбилась набивка, алчно желающая тоже погреться под солнцем.
Гордый присел рядом с Дядькой и уставился на пейзаж, который открывался с высоты импровизированного балкона.
- Чувствуешь весну? - Дядька глубоко вдохнул, живот его увеличился в размерах и медленно осел на место. - Хорошо.
Гордый зажмурился от пронзительных лучей и залез мизинцем в ноздрю, поковырял и поправил кольцо в носу.
- Старуха опять бродяжничать начала, - пожаловался Дядька, - всё к чёрту позабыла, ты сходи, верни её, а то она всё куда-то «домой» рвётся, бродит, бубнит, как бы ей парни не накостыляли. - Дядька прочистил горло, отпив из стакана воды. - Ты отнёс то, что я тебе выдал?
Гордый кивнул. Дядька довольно кивнул в ответ.
- Значит, сегодня принесёт голубей стреляных. А то у нас курей мало. И они нынче совсем дохлые стали. Говорят, у того хрена с автогаража есть подкормка, но он Марь Иванну не жалует. Так, давно бы у нас куры жирные были.
- Сходить?
- А смысл. На что выменивать будем? - пожал плечами Дядька. - Ты лучше старуху найди, потом пожри, и там я тебе кое-что оставил. Только экономно с употреблением. Уж больно забористая.
Гордый поднялся. Спустился этажом ниже, прошёл вдоль перил, поглядывая, как внизу ругается молодая пара, открыл стеклянную дверь, с внутренней стороны которой были приклеены плакаты старых и никому уже не известных групп. На уровне глаз - четыре мужские фигуры с длинными налаченными волосами красовались во весь рост. Физиономии изображают вычурную эпатажность, агрессию, тонко граничащую с сексуальностью. Снизу стилизованная надпись Motley Crue. Гордый притворил вход в своё сокровенное жилище. Когда-то здесь был проскейтерский магазин, на стенах остались выцветшие черепа и розы. Гордый притащил сюда толстый пружинный матрац, и водрузил на постамент, находящийся по центру. Затем его «комната» стала заполняться аудиотехникой. Но вершиной его коллекции был японский виниловый проигрыватель. Он трясся над ним и, находя пластинки, тщательно осматривал их на предмет пыли и царапин. Затем долго и скрупулёзно мыл губкой в хитром растворе, рецепт которого вызнал у одного олдового кореша, которому поставлял Дядькину марихуану.
Гордый сбросил капюшон и подошёл к узкому затертому зеркалу. Дреды свисающие на лицо уже требовалось доплетать, а сбритые месяц назад виски и затылок уже топорщились сантиметровой порослью. Три серьги на нижней губе, одна в крыле носа, в ушах растянутые тоннели, в которые чётко вставала машиностроительная гайка на тринадцать - тот минимум железа в организме Гордого, «достаточный для повседневного поддержания гемоглобина», как пошутил однажды Дядька. Серые глаза анархиста смотрели из-под тёмных бровей как-то отчуждённо и с некоторым фатальным пессимизмом. Однако, зная, что судьбу не выбирают, и даже если бы была такая возможность, он бы стал тем, кем был.
Гордый вынул из внутреннего кармана CD-диск, найденный утром в брошенном жилом комплексе на 14-ом этаже в одной из разгромленных квартир. Эту группу он ещё не слышал. Картонная коробка чудом сохранилась, она почти выцвела и размохнатилась по краям, но на чёрном фоне читалась надпись Heaven’s Basement «Filthy empire». «Как к месту и ко времени!» - подумал он. Грязная Империя была его домом. Он не из тех, кому дадут пропускной билет на улетающий к звёздам корабль, он не тот, кому найдётся место в новой колонии, он не тот… Он - не крыса, бегущая с корабля.
Гордый аккуратно положил свою находку на низкий столик, заваленный барахлом, взял с него же порционно отвешенную «за прилежание» коноплю, и выдвинулся на поиски маразматичной заблудшей старухи.

========== Альфабит. Б ==========

Баронесса была уже не молода. По крайней мере, ей самой так казалось. Она сидела напротив зеркала, оголив покатые плечи, и думала о том, что она старая, больная женщина. Баронессу звали Виктор. По иронии судьбы Баронесса родилась мужчиной. Сейчас она была высоким молодым юношей с длинными худыми конечностями, лицо его имело слегка удивлённое выражение, видимо, из-за недоумения, «а что Баронесса делает в этом теле?». Длинный прямой нос и чёрные гладкие волосы, подстриженные в виде каре, доходящего до подбородка, придавали лицу «оскар уайлдовский» профиль. Баронесса была недурна собой, как для юноши, так и для девушки. Она сутулилась из-за роста, но зато гордилась имеющейся талией. Баронесса всегда изящно двигалась и имела замашки высокородной дамы. Она вполне могла бы назвать себя «опытной женщиной» - она не только обладала бесценным опытом, но и ставила опыты над людьми. Она была домоседкой, много курила и не могла избавиться от этой привычки, что было крайне накладно. Достать сигареты было не так легко, ради них иногда приходилось применять чудеса мимикрии - превращаться в мужчину. Ей это не слишком нравилось. Дама она была эксцентричная, немного распущенная и, что разумеется, для её лет - «страдающая недотрахом», который она умело компенсировала большой начитанностью, образованностью и высоким интеллектом. Жаль, в гибнущем мире некому было по достоинству оценить её красоту, индивидуальность и уровень IQ.
К слову, такие вещи, как искусство, полностью утратили своё значение. Век глобализации медленно стирал все различия. В этом были откровенные плюсы, потому что Баронесса абсолютно не стеснялась своей неясной гендерной идентичности, однако, надевать на улицу свой ярко-синий нейлоновый парик всё-таки побаивалась. Баронесса прекрасно отзывалась на имя Виктор и, если положить руку на сердце, не сильно страдала от наличия члена между ног.
Баронесса жила в полуразрушенном жилом комплексе в однокомнатной квартире, похожей на склеп. Свою яньскую сущность она перевешивала иньским жилищем, наполненным сухоцветами в вазах и вещами чёрного цвета. Она ни с кем не общалась за исключением барыг, приторговывающих всякой всячиной, и одной молоденькой девицей. Девицу Баронесса прозвала Карпом, потому что у той на лодыжке красовался татуированный карп-кой в японском стиле. Девушка эта была неприлично молода, неприлично популярна у мужчин, неприлично симпатична, неприлично умна. Баронесса отчасти считала, что все плюсы Карпа - это немного её заслуга, как воспитательницы, как матери. Разумеется, Виктор не был её физиологической матерью, но он по праву был её духовной матерью, наставницей и покровительницей. И этим весенним вечером, когда солнце золотило горизонт и зацеплялось за нити тюлевой занавески на обшарпанном пыльном окне, Баронесса ждала Карпа. Девушка всегда приходила вечерами поболтать, когда папенька отпускал её из гаража. Если она не приходила, значит - трахалась с кем-то. Благо найти постоянного хахаля у Карпа пока не получалось, коротать с ней вечера было весело. Естественно, Виктор понимал, что настанет день, когда она станет приходить всё реже, потому что будет кувыркаться со своим «супермэном». Виктор и сам бы с удовольствием занялся тем же, но специфика гибнущих цивилизаций предполагала полное падение культуры у индивидуумов, а спать с тупыми мужланами он хоть и пробовал, но большого удовлетворения не получал. Они того и гляди в экстазе в морду кулак кинут или будут материться всю дорогу. В конце концов, Баронесса - тонкая натура.
Она изящно зажала между пальцами драгоценную крепкую сигарету, поднесла к чувственным губам и жадно затянулась, когда в дверь постучали.
- Милая, это ты? - осведомилась Баронесса, повернув голову на тонкой шее.
- Да, - послышалось из-за двери. 
Донеслась возня, заскрежетали ключи, и в квартиру вошла розововолосая девушка. Нежного розового цвета волосы были собраны сзади в пучок. У девушки были длинные ноги, молниеносно привлекающие внимание из-за дырявых малиновых колгот и коротких шорт с бахромой. Карп расстегнула короткую джинсовую куртку, подбитую собачьим мехом. Грудь ни большая и ни маленькая упруго выглядывала из низкого декольте. Карп нагнулась, демонстрируя складку между двумя грудями, и лениво потянула за шнурок на высоких ботинках.
- Как мне надоела зима… - она сморщила носик и скинула ботинок. - Что делаешь?
- Почитываю дадаистов, - выдохнула дым Баронесса и постучала длинным коготком по томику на коленях.
- Погоди, - нахмурила лобик Карп, - это какие-то художники сюрреалисты? Ты рассказывал мне о них.
- О, милая, знала бы ты, как мне удалось раздобыть в нашем убогом захолустье такую редкость. Это всё равно, что откопать Тутанхамона на стройплощадке.
- Только не рассказывай, сколько членов пришлось отсосать за эту динозавровую реликвию.
- Тебе просто завидно, милая. Судя по тому, что ты сейчас здесь, найти достойный член на вечер тебе не удалось, - съехидничал Виктор.
Карп прошла в комнату и плюхнулась на кровать, по-детски проверяя её способность пружинить. Она вздохнула. Виктор наступил на больную мозоль. В гараж к отцу целыми днями захаживали либо алкоголики-анархисты из коммуны, некоторых из которых она попробовала, либо прикатывали на своих электробайках молодые солдатики из военного городка. Эти ей слишком быстро наскучили. С виду они были все одинаковые - коротко стриженные качки, одни более правильные, другие - менее. Ничего, кроме позы миссионерки, они в силу своей скудной фантазии или же опыта предложить не могли. Карпу хотелось влюбиться. Карпу хотелось отдаться Личности. Ей нужен был сексуальный интеллект. А сексуальным интеллектом обладал лишь асексуальный в её понимании Виктор. К тому же он был её святым тотемом, её ритуальным божеством, её Богом, её…Матерью. Представить себе совокупление с человеком Легендой она не могла себе позволить, это было бы надругательством, смертным грехом, достойным Голгофы. На святыню покуситься она не смела.
- Ты слишком много времени проводишь в гараже у папеньки, при всём моём к нему уважении. Ты пыталась поискать где-нибудь ещё? Я, разумеется, не испытываю ложных фантазий на тему возрождения золотого века Земли, но не считаю, что здесь остались одни уроды и дегенераты. Я даже оптимистично полагаю, что большая их часть унеслась к межпланетным колониям. Пусть плодят там биомассу для мирового правительства. Пусть совершают свой крестовый поход клонированных рыцарей без страха, траха и упрека. Лучшие останутся здесь созидать на обломках Империи.
- Может, фруктового чая лучше? - мучительно подняв брови, осведомилась Карп. - Мне настолько тошно, что я готова пасть ещё ниже, пойти к Горгону и развлекаться главной забавой двадцать первого века - сидеть в интернете.
- Ахахахахах, - сардонически сотрясся Виктор, - сделай это, милая, расскажешь, как там это НИ-ЧЕ-ГО. Как вообще может быть то, чего не существует? Прелестно, просто прелестно, я буду уринировать и плакать над могилой цифрового безумия и тишиной его охватившей!
- Так и сделаю, не шучу.
- Не смеши меня, что ты хочешь найти? Посмотреть на памятники давно умерших людей? Интернет мёртв. Там нет ни одной живой души. Разве что проностальгировать об утраченной глупости, которая закончилась раньше, чем ты родилась. А теперь лучше протяни мне сигаретку.
Карп потянулась к прикроватной тумбочке и вынула из ящичка металлический портсигар.
- Кстати, подслушала сегодня… папаня рассказывал про какого-то хмыря, который травкой барыжит. Он его раздражает сильно, но, может, если тебе надо, я бы узнала у болтливых сластолюбцев. Сигареты нынче достать тяжелее, чем травы намутить.
- И не говори. У меня от последнего купленного табака только астма обострилась. По вкусу, как навоз. Такими темпами скоро научусь собственное дерьмо курить. Чего проще?
- Для этого надо питаться нормально, дорогой.
И они рассмеялись. Солнце садилось. Вечер обещал быть долгим.

========== Альфабит. В ==========

Вселенная уже не казалась ему такой таинственной, такой заманчивой и непостижимой, как в детстве. Люди, когда-то жившие на Земле и не представляющие для себя иной дом, улетали на космических кораблях, заселяли орбитальные колонии, летели дальше, колонизировали планеты, более пригодные к обитанию и схожие по составу химических элементов в атмосфере, конструировали всё более современные корабли. Они бежали за космическим прогрессом все эти долгие сто лет после техногенной катастрофы. Сейчас на Земле осталась горстка людей, живших в военных городках по всей планете. Были ещё отколовшиеся маргиналы, но их насильно вывозить с планеты правительство не собиралось. Они были непригодны для манипулирования, неудобны как граждане, беспринципны и зачастую анархичны по своей природе. В военных городках дело обстояло иначе. Люди в них работали, жили и ждали команды Мирового правительства к старту, когда последние корабли оторвутся от поверхности Земли и ринутся навстречу неизвестности. Хотя неизвестность эта была вполне осязаема. Колонии существовали, и за несколько десятилетий они объединились и перестроились. Самая крупная нынче существовавшая носила название «АЛЬФА». Самая первая, самая обширная, самая благоустроенная. И он, как сын военного, жил в городке, беспрекословно подчинялся, уважал мать, ходил в военный колледж, где так и не проявил таланта ни к точным наукам, ни к необходимым нынче гуманитарным, ни к медицине, ни… Впрочем, проще было бы сказать, что он был совершенно неспособен ни к чему, что было необходимым для выживания и послужило бы обществу. Единственное, что у него недурно получалось - это рисовать, но в умирающей земной цивилизации не было места искусству. Правительству нужны были крепкие парни, толковые инженеры, широко мыслящие врачи, трудолюбивые строители и техники, трезвые пилоты и операторы дронов. Александр же был далёк от своего исторического именосителя. Он не был победителем в этой жизни. Он был скорее наблюдателем, внимательным, любопытным, отчасти даже слишком наивным для набирающей скорость человеческой расы. Он ходил по стерильным тротуарам городка, подставлял шею со штрих кодом и вживлённым чипом дронам-полицейским, ежедневно проходил короткое медицинское сканирование перед входом в колледж, дышал очищенным воздухом, ел еду из тюбиков в виде паст и брикетов в вакуумной упаковке. Он был коротко, но более модно острижен, нежели некоторые сверстники. Волосы на затылке и висках были короче тех, что на макушке - вот и вся мода. Он носил не слишком узкие и не слишком широкие брюки теплых оттенков цвета и мягкие хлопковые «кенгурушки» с карманом на животе. У него были голубые мальчишеские глаза, небольшой рост и коренастое телосложение. Благодаря пытливому уму он не смог устоять перед чтением художественной литературы. В детстве он увлекался фантастикой, но быстро понял, что написанная более века назад фантастика лишь отражает его нынешнюю жизнь, словно он читал пророчества волхвов. Так, он увлекся средневековым фэнтэзи - эти тексты были намного интереснее: там были мифические существа, достойные люди в искусных доспехах, красивые и соблазнительные женщины, высокомерные эльфы и драконы, бои на мечах и магические заклинания. Эту литературу он находил в обширной цифровой библиотеке колледжа. Надо заметить, что обильное чтение подобного «хлама» не поощрялось и старший библиотекарь, дающий допуск к серверам, мог смело нажаловаться и вкатать выговор, но Александру повезло - старшим библиотекарем была скромная девушка, вполне вероятно неровно дышащая к симпатичному юноше. Несомненно, красавцем, мачо или же бруталом Александр не был, но симпатичным парнем его могли бы назвать большинство девушек из колледжа, коих, к слову было не слишком-то много. Девушка из библиотеки ему нравилась, как нравились люди вообще, потому как ему была свойственна филантропия. По части своей сексуальности, он был скорее в её поиске. Он точно знал, что ему нравятся особи противоположного пола, но особой ненависти к гомосексуальным людям он не питал. Хотя эта лояльность была скорее результатом воспитания в обществе Глобализации, где старательно прививалось уважение к человеку, где стирались расовые, национальные и прочие особенности. Александр не много задумывался о сексе вообще, не смотря на то, что в свои девятнадцать был ещё девственником. К любви он относился риторически, списывая на то, что всему своё место и время. Девушки в его цветных снах были яркие. Оторвы. Фантазии его бередили эксцентричные особы с открытой сексапильностью и самоуверенностью. Но подобным девушкам он был не интересен в силу природной скромности и невнятности поползновений. Можно было смело предугадать, что Александра окрутит умелая простушка, грамотно водрузившая его на себя.
Размышления о пикантных женщинах-воинах, коих он частенько рисовал на учебном планшете цифровым пером, прервала мать. Была пятница - день видеосвязи с отцом, работающим в колонии «АЛЬФА». Жёсткий график, короткий разговор, словно с чужим человеком, обмен приветствиями и добрыми пожеланиями стали символом общения с отцом последние семь лет. Долгие и одновременно быстрые семь лет ожидания, когда они, наконец, отправятся к нему. Ведь проходил последний год обучения Александра в колледже.
- Всё хорошо, пап, - улыбался Александр отцу.
Суровое лицо отца ненадолго тронула улыбка.
- Держись. Уже скоро, сын, уже скоро, - шаблонно ответил он. - Ну… давай маму что ли, боец…
Александр улыбнулся и уступил место матери, вышел из комнаты. Автоматическая дверь с шипением закрылась за ним, и Александр отправился в свою комнату. Стерильный белый интерьер, телевизор показывал 3 канала: на одном была постоянная серо-белая возня, на втором висела гудящая заставка в виде цветной сетки, на третьем - 24 часа в сутки крутили часовой зацикленный ролик: довольный солдат улыбался и рассказывал о своем первом стыке с колонией «АЛЬФА». Показывались стыкующиеся корабли и счастливые космонавты, радостные воссоединяющиеся семьи, плачущие от счастья старики, которым дали вторую жизнь, новорождённые, кричащие на руках матерей - первые дети, рождённые в космической колонии, -  пятнистый кот Майкл - символ добра и благополучия - тёрся о ноги космического инженера, звеня колокольчиком на шее. «Двадцатичасовой мир, труд… Май…» - подумал Александр. Разумеется, он верил в эту невероятную сказку, он жил её мечтой, он мечтал внести свой вклад в улучшение жизни колонии. Быть рядом с отцом, встретить прекрасную, умную девушку. Но только терновый шип внутри временами колол, отравляя мысли об идеальном обществе и новой жизни. Потом в голове долго разливалось ядовитое говнецо, а мысли усиленно форсировали идею о том, что всё это красивая сказка, и так не бывает, что это забивание мозгов, зомбирование и, в конце концов, это лишь глупый ролик, снятый по канонам голливудского кино двадцатого века. А ведь через пару недель реально настанет май. И от этого ему стало ещё тоскливей. Природа обновится, покроется молодой зеленью, но он снова не увидит её из-под купола над городом. Он слышал смелые истории ребят, кто решался ступить за черту города. Но истории эти были слишком дерзкие для него. В душе он очень боялся встретиться лицом к лицу с маргиналами-анархистами. Он слышал множество пугающих историй об этих людях. Почему они выбрали жизнь вне города? Почему они не испугались? Отчего выбрали такую собачью жизнь? Почему не хотят лететь в комфортабельные колонии? Чего боятся они? Что ими движет? Сам он решился выйти на окраину лишь однажды с парнями с параллельного курса. Там… за чертой…. тогда всё утопало в снегу. Он не представлял, как там можно жить, потому что в военном городке поддерживалась температура 21-25 градусов по Цельсию, а там была настоящая зима, дули ветра, полуразрушенные дома громоздились исполинами, чернели пустующие буркала окон, потрескавшиеся дороги были беспорядочно заставлены машинами. И… падал снег. Крупными хлопьями падал снег. Из молочного низкого неба сыпались мягкие ледяные перья, они таяли на ладонях и путались в волосах. Всё это тронуло его до глубины души. Сейчас он даже пожалел, что больше не рискнул выбраться за черту. Может, он ещё успеет увидеть последний раз Землю… настоящую Землю. Он ведь толком не знает, что такое  май. 

========== Альфабит. Г ==========

- Гондон ты, Донни! Гондонни! Грёбаный макаронник! - выкрикнул Гордый, не в силах справиться с эмоциями. Взывать к разуму его было нереально. - Поганый буржуазный гондон! - выкрикнул Гордый и получил от Донни крепкий пинок. 
Донни толкнул его вновь, и Гордый, как любое физическое тело полетел по инерции, упал в слякоть у входа в гараж, снова подскочил, будто не почувствовал падения, но Донни наотмашь треснул Гордого и разбил тому губу. Донни не был любителем драк,прежде всего он был отличным механиком, мастером на все руки и одиноким отцом со сложной дочерью. Все эти юношеские закидоны в духе максимализма стояли у него поперек горла, их здоровяк не выносил, дочери приложить он бы не посмел, а тут этот навязчивый анархист... За «гондона» он просто обязан был ответить. Донни знал, что не слишком сильно ему вмазал, как раз в меру - столько, сколько нужно, чтобы поставить на место, в воспитательных целях, и не искалечить. Хотя, признаться, ему не нравился Гордый, как не нравились анархисты вообще.
Карп, находясь в своей комнатушке на втором этаже, услышала ругань, выглянула в окно, застав миг, когда парень, сплошь одетый в чёрное, рухнул в снежную жижу на бетон. По-видимому, продрал и без того заношенные джинсы. Выглядели они как рухлядь, выцвели, а сквозь дыры торчали костлявые колени обладателя. Она понятия не имела, кто этот тип, однако, понимала, что грузный и крепкий папочка вряд ли остановится после подобного хамства. За «гондона» он с ним рассчитается. Донни всегда платит по счетам. Карпу отчего-то стало жаль этого неформального оборванца, да и с тем, что Донни бывает невыносим и не слышит порой здравые мысли, она стопроцентно согласилась бы. Повинуясь странному сердечному порыву, она выбежала на железную лестницу и закричала:
- Папа, прекрати! С каких это пор ты стал бить детей?
Донни застыл, недоверчиво поглядывая на анархиста, размазывающего кровь по подбородку.
- Я не ребенок! - пролаял, Гордый. - А твой папаня - гондон! - не унимался он.
Карп вздохнула и сделала вывод, что чувства собственного сохранения парень лишен абсолютно.
- Вот паскуда! - впервые за инцидент выругался Донни. - И это он пришёл ко мне с просьбой!
- Что за история? - Карп свела брови на переносице.
Но ответить Донни не успел, потому что Гордый снова бросился на него, издав клокочущий ненавистью животный рык. Он напрыгнул на Донни, желая повалить того в грязь, но Донни чудом устоял, как борец на арене. И Карп поняла, что выдержка в отце паром вышла из ноздрей.
- Пааааап!!! - истошно завопила она и бросилась по лестнице вниз, стуча каблуками по железным ступенькам. 
Но папа уже напряг мускулы и, оторвав назойливого драчуна от себя, снова швырнул на бетонное покрытие. Карп сначала кинулась к отцу, визгливо ругаясь и крича, чтобы тот прекратил «этот бред», потом кинулась к тощему злому парню, потому что вовремя поняла, кто истинный зачинщик и что он не остановится ни перед чем. Когда он не без труда поднялся на ноги и выпрямился, Карп различила в его взгляде глубокое презрение и перегородила ему дорогу, заслонив собой вид.
- Успокойся, - процедила она, подняв кисти рук перед его глазами и сделав пальцами странный жест, словно накладывала на него заклинание «успокоения».
Из нее, наверняка бы, получилась неплохая дрессировщица собак, потому что Гордый застыл, глядя на её пальцы и завороженно всматриваясь в оттенки её розовых волос, ярко контрастировавших с общей постзимней серостью и молочным блёклым небом.
- Пап, оставь нас! - не терпящим возражений голосом произнесла она.
- Ну, конечно, чтобы он тут начал с тобой воевать! - встревожился Донни.
- Пап! Принеси мне аптечку! - невозмутимо потребовала она.
- Вот ещё, пусть этого дикого пса дроны вылечат! - и он, ворча, неспешно отправился обратно в гараж.
- Пойдём-ка, поговорим, - как можно непринуждённей предложила она анархисту.
Карп кивнула головой в сторону и повела анархиста вдоль длинного ангара, с тыльной стороны которого, открывался вид на просторное поле, покрытое сейчас жёлтой прошлогодней травой. То тут, то там виднелись бело-серые островки талого снега. Карп выудила из-под скамейки какую-то поролоновую подушку и велела Гордому присесть. Лицо его выражало настороженную подозрительность, однако, он сел и прислонился спиной к железной стене, изъеденной коррозией. Он шмыгнул носом и, подняв руку в драной перчатке, стёр с подбородка каплю крови.
- У тебя курить есть? - спросила она, памятуя о вечной нехватке табака у Виктора.
Парень удивлённо поднял бровь и самоуверенно ухмыльнулся краем рта.
- Табака нет, есть кое-что получше. Более качественное и натуральное.
- Думаю, я поняла тебя… - вздохнула она. - На что меняешь?
Парень задумался.
- Я вообще-то к твоему батяне пришёл, - напомнил он.
- И вот, что из этого разговора получилось, - она указала ухоженным пальчиком на опухшую губу и вновь налившуюся каплю крови на подбородке.
- Ага, - усмехнулся он, - не получилось.
- Слушай, я не могу спокойно смотреть на эту антисанитарию, схожу за аптечкой, а ты сиди и, смотри мне, не смей уходить. Я хочу знать всю историю.
- Валяй, - сплюнул Гордый в траву и поудобней устроился.
Карп сбегала в гараж, уловила на себе недовольный взгляд отца, достала аптечку из металлического ящика, вынула из неё пузырёк и сунула в карман куртки, затем сбегала за кипячёной водой, быстрыми движениями налила воду в глубокую миску и прихватила с сушилки потрепанное, но чистое полотенце. Когда она аккуратно завернула за угол ангара, боясь расплескать воду, анархист всё так же сидел, прислонившись спиной к стене, глаза его были закрыты, а дреды закрывали половину лица.
- Спишь что ли? - спросила Карп, ставя мисочку на скамейку рядом с ним.
- Нет. Так… думаю… - ответил он. - Это зачем притащила? - кивнул он головой в сторону миски с водой и тряпки.
- Ты бы свою морду видел. Сейчас промою, - она выудила из кармана пузырёк и поставила на скамью. - Зальём и норм будет. Как звать-то?
Он усмехнулся.
- Гордым звать.
- Как предсказуемо, - рассмеялась она и намочила полотенце в воде. - А меня, думаешь, как зовут? - улыбнулась она и застыла с полотенцем в руках.
- Не знаю, - пожал плечами анархист, - может, какая-нибудь Малиновка? Из-за волос?
- Версия принята. Не угадал. Я Карп.
- Карп, так Карп, - повёл плечами он, - но ни фига не похожа. Это тебя наверняка какой-нибудь хрен собачий так назвал… типа интимно… Угадал?
Карп не оробела от такой наглости, а наоборот, развеселилась. Ей нравилось пикироваться. Она находила подобное забавным.
- Будешь себя хорошо вести, я, возможно, познакомлю тебя с «этим хреном», может, у него будет, что обменять на курево.
- Тогда передай ему, что я возьму либо музыкой на старых носителях, либо книгой какой-нибудь, но только не нудятину лысых веков, а что-нибудь отвязное.
- Теперь рот закрой, больно будет.
- Это не больная боль, - заспорил, было, Гордый, но Карп коснулась мокрым полотенцем его лица, она аккуратно очистила распухшую губу, потом оттёрла запекшуюся кровь на подбородке, открыла пузырёк и щедро полила на рану.
- Он тебе пирсинг задел, серьга губу немного подрала внутри. Верняк. На, - она протянула ему пузырёк, - набери в рот и прополощи.
Анархист смерил её коротким взглядом, забрал из её рук лекарственное средство, влил в рот, прополоскал и сплюнул в траву.
- Всё? Могу идти?
- Хитрый какой. Ты обещал историю. Зачем к папане приходил?
Гордый направил блуждающий взгляд в поле и заговорил:
- Я в коммуне живу, у нас куры дохнут, слабые стали и тощие. Народ говорит, что у твоего бати они жирные и здоровые, потому что он их подкормкой кормит, которую ему военные притаскивают. Я хотел обменять, но он травку не курит. Типа… у вас есть всё, он эту подкормку заработал. Может, на военный талон продуктовый ещё и поменял бы, а так… Говорит, что мне ему нечего предложить. А нам позарез надо.
Карп выслушала историю.
- Может, я и смогу тебе как-то помочь, - вслух подумала Карп. - Вот что, приходи послезавтра днём, так же… Только сразу сюда на скамейку приходи, чтобы папку не бесить.
- Замётано, - Гордый поднялся, - если что - я в торговом центре живу, в пяти километрах отсюда на запад. Знаешь, наверное, такой оранжевый… местами. Если кто пристанет, скажи, что ты к Дядьке и Гордого знаешь, тебя никто не тронет.
- То есть… можно в гости прийти? - улыбнулась она, подняв брови.
- Если захочешь. Ну, бывай…
Он поднял руку в знаке прощания, накинул капюшон и двинулся по бетонной дорожке к широкой трассе, лихо заворачивающей в малообитаемую часть заброшенного города. Его чёрный силуэт быстро удалялся, а Карп поймала себя на мысли, что с анархистом… было весело.

========== Альфабит. Д ==========

Дома было уютно и тепло. Баронесса попивала из белой фарфоровой чашки, которую вполне можно было назвать антикварной, горячий фруктовый чай. Впрочем, и саму Баронессу можно было назвать антиквариатом, складывалось ощущение, что она ошиблась веком и местом, а вовсе не только полом при рождении. Сегодняшний день не порадовал вечерним солнцем, а, наоборот, навевал уныние и глубочайшую тоску. Виктор знал, что тоска эта непременно рассеется, когда дверь откроет своими ключами Карп. Изнутри на многочисленные засовы, как это делало большинство одиноких поселенцев, Виктор не закрывался. Что у него могли украсть? Юность? Девственность? Он бы рассмеялся вандалам в лицо. Максимум, что они могли с ним сделать, - это изнасиловать, но за это, если бы они проявили хоть толику нежности, он, возможно, сказал бы им спасибо. Что уж точно, так красть в его Усыпальнице было нечего. К тому же… если посмотреть на ситуацию философски - «рождённый ползать, упасть не может». Терять, воистину, было нечего.
Карп сегодня припозднилась. Виктор даже стал переживать, что она не придёт. Она затворила за собой дверь и разулась. В её движениях, казалось, не было ничего необычного, но Виктор, как настоящая мать, моментально почуял слабые колыхания эфира вокруг неё. Карп была прежняя, но необычно прежняя.
- Милая… Ты сегодня какая-то опасно… загадливая, - подобрал слово Виктор.
- Загадливая-загадливая… - задумчиво повторила Карп и, присев на край постели, жестом попросила у Баронессы чашечку ароматного чая. 
Виктор удалился на крохотную кухоньку и вскоре принёс ей раскалённую кружку. Сев напротив Карпа, он поставил острые локти себе на колени и подпёр изящный подбородок в ожидании исповеди.
- Был сегодня… эксцесс, - выдохнула она и тихонечко глотнула обжигающий чай.
- Отсюда поподробнее, пожалуйста.
- У папочки сегодня чесались кулаки…
Баронесса вскрикнула и вскинула руки, опасаясь за свою дщерь.
- Он выместил накопившееся на одном анархисте, - Карп сделала паузу для следующего глотка. - Помнишь, я упомянула вчера про хмыря, который толкает травку? Короче, это он. Папаня расквасил ему губу, а тот всё кричал, что папаня - буржуазный гондон по фамилии Гондонни.
- Аахаххахах, - зашёлся смехом Виктор и всплеснул руками. - Хотел бы я видеть его лицо, когда была задета фамильная честь! Прелестно, этот парень мне уже нравится!
- Дальше - больше, папаня ему в морду, тот валяться, встаёт - снова бросается. Полетал там, как неваляшка. Тут уж все эти трали-вали-пассатижи, я вмешалась. Кое-как разняла их. Отвела парня за гараж и…
- И что же?.. - не высказала предположение Баронесса.
- Нет, Виктор, он никуда не полез. Он сидел и тупил. Но я пообещала ему разобраться с его проблемой, потому как он хотел поживиться папиной «мега прикормкой» для кур. И ещё он может принести нам курнуть. Бартер. Интересует его, как я поняла, только музыка раритетная и… внимание, цитата: «что-нибудь отвязное» - это про почитать.
- Вот это заявки. Почитать-то я ему найду, разумеется. Не ожидал. Не ожидал. Обычно бартер прост: всё можно поменять на жратву, шмотьё и секс. И вообще… - Виктор смерил Карпа оценивающим взглядом, - как ты допустила, чтобы он ставил нам такие сложные условия? Он должен был, увидев тебя, сразу пасть к ногам и молить… дабы ты снизошла… до него…
- Он позвал меня в гости, - пояснила Карп.
- Пффф, - выдохнул Виктор, - все знают эти гости-кувыркости… А жизнь-то, ха-ха, удалась! - Виктор возвысил голос. - А приводи и ты его… в гости. Хочу на него посмотреть. Только предупреди как-нибудь, голубей запусти что ли, чтобы нагадили мне на окно. Ах, гадьте, голуби! Я вам не враг! Я тогда непременно приготовлюсь - нанесу на лицо оздоровительную маску из клея и в качестве завершающей детали нехитрого компресса - надену на голову пакет.
- Лучше надень реликтовые панталоны своей прапрапрабабушки! - расхохоталась Карп.
- Нет, они нужны для более важной цели. Я буду на них вешаться, когда степень моей фрустрации побьёт все возможные рекорды. А пока… курить, курить…
Виктор стал шарить в поисках портсигара.
- Завтра наведаюсь в военный городок, забрать с кое-кого должок. Парнишка на дежурстве, отлучиться не может, зато я могу. Получу талоны. Может, будет один на сигареты. Тогда поздно вечером забегу, принесу.
Баронесса вспомнила, что оставила портсигар на кухне, когда заваривала чай, она театрально прошла в дверной проём и запела: «Ах, не стреляя-я-яйте в ди-и-иких голубе-е-ей!».
Петь Баронесса любила, но голоса и таланта к этому не имела. Зато драть глотку ей никто не запрещал. Запрещать что-либо было некому. В этом были значительные плюсы, но отчего-то именно поэтому порой так хотелось повеситься…

========== Альфабит. Е ==========

Естество Александра охватил внутренний пожар, когда взору его явилась розововолосая девушка. Она не могла быть жительницей военного городка - свобода лилась в её поступи, свобода гуляла в её необычных волосах, свобода выскальзывала из-под её короткой куртки и шорт, свобода отражалась в её глазах, срывалась с губ. Либо пожар внутри Ала был уже очевиден, либо ей просто некого было спросить. Она, якобы случайно, легонько налетела на него и по-актёрски «ойкнула», излучая обольстительную улыбку. Но обольщать было некого, Александр уже был обольщён заочно, издалека, пушечным выстрелом убило воробья в его душе.
- Ой, прости, пожалуйста. Ты… мог бы меня сориентировать?
Если бы Ал был другим человеком, он мгновенно «сориентировал» бы её, куда надо, но Александр растерялся, но быстро взял себя в руки и в своей обычной дружелюбной манере заговорил:
- Ты нездешняя? - как будто это было не очевидно. Он тут же обругал себя за глупое начало разговора, боясь, что она унесётся прочь и спросит кого-нибудь более расторопного.
- Мне нужна пятая подстанция. Я человека ищу. Ты не знаешь? - она притворно- мученически свела брови домиком.
- Я знаю, конечно, - промямлил Александр, думая, как бы ей лучше объяснить, как добраться, прикинул, есть ли у него более важные дела, чем проводить прелестную богиню до пункта назначения, подметил, что нет и, собрав волю в кулак, спросил: - Тебя отвести?
Карп издала странный звук, который явно носил положительную окраску.
- Это так здорово! Ты… такой милый!
Ал снова замялся, чудом заставил себя подавить инстинктивный жест - приглаживание волос, - чтобы не выдать своё встревожено-возбуждённое состояние.
- Нам туда, - жестом показал он, стараясь идти рядом, не слишком близко, не обгонять и не плестись одновременно. - Ты откуда? - набравшись смелости, спросил он.
- Оттуда, - пространно ответила Карп, улыбаясь, но видя его смущение, добавила: - Из-за «стены».
- Ого! - удивился Ал, хотя предпосылок полагать иное у него не было. - Как ты выжила?
- Аахахаха, милый! - Карп неосознанно копировала манеру речи у Баронессы, слишком сильно было её влияние. - Ты думал, что вне города живут мутанты-вандалы и маргиналы-наркоманы?
- Нууу… - проныл Александр.
- Я прощаю тебе твоё незнание, - промурлыкала она, перебив его, избавив от глупого вида. За это он был ей благодарен. - Разумеется, там живут всякие люди. Они настолько же разные, как и здесь. Поверь мне.
- Жить там разве не опасно?
- Думаю, жить вообще опасно, - закусив губу, философски ответила она. - А что это у тебя в руках?
- А… это, - он повертел в ладонях свой планшет, в котором рисовал.
- Учишься?
- Угу, - кивнул он. - Но хреново учусь на самом деле, - признался он.
- Оу, а что хорошо делаешь? - подняв левую бровь, спросила она, играя с ним, как кошка с мышью.
Александр ощутил, как покраснели кончики ушей. «Что это было? Непристойный намёк? Или обычный вопрос? Что ей ответить, чтобы не выглядеть дураком? Да я уже выгляжу дураком», - подумал он и сказал правду:
- Я вроде рисую неплохо.
- Здорово! - искренне воодушевилась она. - Я хочу посмотреть! Ты ведь покажешь?
Умела она ставить вопросы таким образом, что отрицательного ответа не подразумевалось.
- Ну, да… я не слишком уж хорошо рисую. Так… для себя. И, кстати, мы почти пришли. Только я не уверен, что тебя впустят, это… всё-таки военный объект.
- Пустяки. Я внутрь и не собираюсь, - она выцепила взглядом кого-то из солдат, толпившихся у входа. - Эй! - крикнула она. - Я здесь! - Она вытянулась, как струна, встав на мысочки, и быстро замахала рукой.
Александр почувствовал, как рушится его сказка, он ощутил себя лишним и, отступив, решил ретироваться, но девушка коснулась его руки и, отбегая, крикнула:
- Подожди меня, пожалуйста!
Он очень обрадовался, потому что не ожидал такого поворота. Александр остался ждать её в стороне, но едкие мысли охватили его во время принудительного бездействия. Он думал о том, кем этой девушке приходится тот молодой солдат, он думал, зачем она оставила его здесь ждать. Возможно, она лишь смеётся над ним или просто не знает, как вернуться назад, а он нужен ей вместо путеводителя. Возможно, для неё он как дрон-навигатор. Кстати, почему она не обратилась к дрону за помощью? Нет, вряд ли, - обругивал он себя за недоверие к людям. - Нельзя так плохо думать о людях, она ведь была так весела и любезна с ним, она даже назвала его «милым», но нет, наверняка, она говорит это всем, она хитрая лиса, она ведь живёт - там. Она дикая и, скорее всего, хочет от него что-нибудь, например, продуктовый талон, талон на алкоголь или сигареты. Все сомнения его смыло розовой волной, как только она вернулась.
- Теперь пора отоварить, - она довольно покрутила пластиковой картой перед носом Ала и добавила, улыбнувшись: - Приятно, когда возвращают долги. 
Александр мысленно вновь напрягся, расшифровывая послание - что за долг может быть у военнослужащего к какой-то дикой девчонке?
- Не напрягайся так, милый! - рассмеялась она. - У тебя всё читается на лице. Ты слишком подозрителен, тебе не говорили? В тебе больше подозрительности, чем в анархистах из коммуны.
- А ты… видела их?
Она захохотала.
- Разумеется, и скажу, они обычные люди, они, как и все, умирают от холода, старости и болезней.
- Прости, - коротко ответил Ал, он сразу почувствовал свою вину во всём. 
Ему стало жаль, что она знает жизнь такой, ему было жаль, что жизнь вообще такая, что люди умирают как собаки, а он живёт в своей стерильной квартире, ест стерильную и калорийную еду, ему не грозят болезни, а если и грозят, то не так, как тем людям в коммуне. Он ощутил прилив горечи, который испытывал всякий раз, когда задумывался о чём-то более серьёзном, чем пышные груди, бои на мечах или учёба.
- Бог мой, мне не за что тебя прощать, - не переставала удивляться его рафинированности Карп.
- Ты всё ещё хочешь посмотреть на мои рисунки? - перевёл разговор он, наконец, одарив её открытым взглядом голубых глаз.
- Да! Я же сказала.
- Но у меня будет встречная просьба… - он запнулся, ему показалось, что она развернётся и уйдёт, потому что ей нельзя ставить условия, и это было безрассудно и нагло. Но он продолжил: - Я хочу, чтобы ты показала мне, как выглядит мир там, за городом. Я бы хотел увидеть настоящий мир, но… мне страшно делать это в одиночку, - последняя реплика была ужасна, она не только отображала его как попрошайку, труса и наивного юнца, но и звучала двусмысленно. Отвратительная фраза. Он несколько раз мысленно выругал себя.
- Да легко, хоть развеюсь, а то так осточертело сидеть у папеньки в гараже и бытовухой заниматься. Механика знаешь? Может, слышал от кого? Мужик на все руки мастер, круче ваших дронов-техников.
Алекс стыдливо покачал головой.
- О, Боже, - вздохнула она, - ну, так узнай. Как узнаешь, приезжай, камушек брось в окно на втором этаже, а потом за гаражом на скамейке жди.
- Квест какой-то, - впервые улыбнулся Александр.
- Квест, квест, - закивала она. - Пройдёшь испытание - покажу тебе интересный мир вне города. Вот те зуб, - и она коснулась ноготком клыка во рту.
- Хорошо.
- Ну, бывай.
- Да, - робко ответил Ал, но встрепенулся, вспомнив, что даже не знает имя девушки, - погоди! - крикнул он вдогонку. - Как твоё имя?
- Карп! - не оборачиваясь, выкрикнула она.
- Я Александр!
Но она так и не обернулась, лишь помахала рукой и пошла дальше. «Как глупо попрощался, - проедал себе мозг Ал, - позорище, хотя бы не надо было вслед имя своё орать. Глупо получилось. Всё ужасно глупо выглядело».
Но на этом его параноидальные припадки окончились, и начинался квест по территориальному нахождению обители девы. Пришлось пройтись по сокурсникам и вызнать всё возможное о «чудо-механике». Все в ответ вначале интересовались, зачем ему механик, неужели в его электробайке поломка такого уровня, что дроны не справятся? Ал с трудом уходил от ответа, но информацию нужную раздобыл. И, когда он вернулся домой, сразу подумал о том, что надо достать из далёкого ящика куртку и шапку, потому что в неведомом «там», должно быть, холодно. Затем он перекусил, поцеловал мать, пожелав ей «спокойной ночи», прошёл вечернюю проверку дроном-смотрителем на предмет возможных повреждений тела за весь день и лёг на искусственно подогретые простыни. Спать не хотелось, Ал, не переставая, думал о яркой девушке, будто воплотившейся из его фантазий. Он не выдержал, стал гладить себя и, в итоге, не устояв перед соблазном самоудовлетворения, самоудовлетворился-таки.

========== Альфабит. Ё ==========

Ёмкое слово «БЛЯ» наиболее красноречиво отражало его нынешнее состояние. Карп не пришла сегодня, не пришла, когда ему так плохо, так худо, что хочется кусать локти и выть. Виктор сначала в панике носился по дому, изнемогая без курева. Он нервничал уже несколько часов, но истерика его достигла апогея к закату.
Баронесса мёрзла и горела одновременно. Мысли, как кишащие жуки, царапали хитиновыми панцирями её чуткое сознание. Она ненавидела себя, ненавидела весь мир, ненавидела своё одиночество, она плакала и кричала. Она снова пыталась навредить себе, заранее зная, что потом будет только хуже.
- В моем камине нет огня... - повторяла она, - в моем доме кончились дрова... - Безусловно, эти фразы были отчасти лишь метафорой, но лишь отчасти. - Мне приходится жечь себя, чтобы согреться, - плакала Баронесса, поджигая ценные спички. То, что она выменяла их на столовое серебро прапрапрабабки, часто ею упоминаемой всуе, она уже забыла. Она держала их, ожидая, когда тонкие спичечные тела догорят, истлеют до конца, обожгут кончики пальцев и согнутся в подобные фигуры. - За что?! За что я такая старая, страшная и жирная? Отчего так холодно в этом пустом мире?! - закричал Виктор и заплакал.
Он отбросил спички прочь и сполз на стесанный паркетный пол. Больше сил кричать у него не было, он глухо застонал, крепко обняв колени, сидя в углу у окна, как маленький брошенный принц, как чахлое ненужное дитя. Он плакал, а чёрная ночь опускалась на серый город, накрывала пустые дома, окутывала одиноких людей в полузаброшенных квартирах. Кругом лишь страх, смерть и разрушение. И дом этот - склеп, и комната эта - усыпальница, но одинок фараон, в ней заточённый, заживо замурованный в ожидании гибели Земли.
- Плачьте, голуби! Лейте слёзы об утраченном! Гадьте мне в глаза, чтобы я не видел вашей кончины! - закричал Виктор, но голуби не услышали его, они спали высоко под крышей на чердаке и лишь изредка курлыкали, нахохлившись.
- Улетайте в ночь! Улетайте прочь! - закричал Виктор, вскочил, распахнув настежь окна, которые с дребезгом разошлись в стороны, впустив в комнату промозглый весенний воздух. Влага его наполнила астматические лёгкие Баронессы, и она закашлялась, затем начала задыхаться, судорожно глотая воздух, но лёгкие не хотели работать, они сокращались, но не расширялись. Баронесса съёжилась в комок, приводя в порядок дыхание, мелко, сосредоточенно вдыхая по чуть-чуть.
Когда дыхание нормализовалось, она вяло поднялась, закрыла окно и легла на постель. Чёрная подводка смылась с глаз обильными слезами. Взгляд ее был направлен в темноту ночи, которая была светлее черноты в комнате и душе Баронессы. И если бы Баронесса посмотрела сейчас на себя в зеркало, она бы восхитилась голубиным крыльям, образовавшимися вокруг глаз из-за растёкшейся подводки. Голуби плакали вместе с ней, растопырив крылья, распушив перья. Дикие стреляные голуби…

========== Альфабит. Ж ==========

Жизни здесь не было - в антропоморфном её понимании. Гордый любил этот маршрут. Единственной его опасностью являлись одичавшие собаки, но против них у Гордого имелся мощный ультразвуковой отпугиватель. Это была ценная вещь не только потому, что она действовала, была практична и крайне удобна, но и потому, что её подарил Гордому Наёмник. Бывший военный спецназовец, отстранённый со службы, попал под трибунал за какое-то суровое военное преступление и неоправданную жестокость, а кончилось всё тем, что он бросил свою прежнюю жизнь, уйдя в анархическое подполье, где и пребывал по сей день, ведя жизнь отшельника и выполняя для подполья какие-то тёмные дела с насильственной окраской. Так вот, отпугиватель этот был очень дорог Гордому. С ним он легко гулял по своему заброшенному царству в одиночку. Он просто выпускал крохотного круглого дрона, тот медленно левитировал чуть впереди, сканировал территорию и при необходимости испускал крайне мощный ультразвуковой сигнал, действующий на животных в радиусе ста метров. Гордый брёл вдоль старой железной дороги, в маленьких наушниках, удобно помещающихся в слуховых проходах, играла музыка. Жить в пустом мире - это его рок, и РОК этот жил внутри него, играл внутри, снимался иглой с грампластинок, считывался с компакт-дисков, прямиком попадал в голову с цифровых носителей. И сейчас он звучал, жил в его сердце и создавал акустическую картину, дополняющую картину визуальную. Проржавевший монорельс вёл Гордого вдоль кирпичных заборов выше человеческого роста раз в пять. Стены по бокам трапецией отворяли свои недра небу. Они густо поросли мхом, который вольготно себя чувствовал даже ранней весной. Снег здесь уже растаял, зато было влажно, и мох, казалось, растопырился от удовольствия, окрасившись в бесподобные зелёно-изумрудные оттенки. Гордый шёл по шпале, вышагивая тёртыми ботинками и потрясывая головой в такт музыке. Жизнь казалась прекрасной. Затем анархист преодолел короткий тёмный тоннель и вышел к давно покинутому отелю. Сюда приходить он любил. Когда-то давно, во времена, когда Гордый ещё не родился, шикарный пятизвёздочный отель в классическом стиле жил своей жизнью. Всякий раз приходя сюда, Гордый представлял себя кем-то представительным, обычно - рок-звездой на стыке двадцатого и двадцать первого века. Развалистой походкой он входил в широкие двери, которые всегда были распахнуты ради него, одна дверь даже слетела с петель и валялась рядом с высокими колоннами. Он входил внутрь по обшарпанному, но всё ещё сохранившему бордовый окрас,  ковру. Гордый резво поднимался по округлой лестнице с потрескавшимися деревянными перилами. Он поднимался вверх на пятый этаж в люксовые вип-номера. Они всё ещё казались Гордому прекрасными, они и вправду неплохо сохранились в отличие от экономных номеров на первом и втором этажах. Там комнаты превратились в развалюхи, кровати в них сплошь покрылись мхом, стулья развалились, потолки покрылись вонючей плесенью, а деревянные оконные рамы поросли лишайником. Люксовые номера всё ещё были вполне пригодны для неплохого времяпрепровождения. Гордый вошёл в лазурный коридор, краска кое-где свисала лохмотьями. Анархист шёл, наслаждаясь контрастом голубизны стен цвета неба и красного ковра цвета тёмной крови. Он по-хозяйски распахнул белоснежные двери и вошёл в широкое светлое помещение. Из высоких окон эркера на ковёр падали жёлтые прямоугольники света. Гордый вдохнул этот особенный застарелый запах вип-апартаментов, прикрыл глаза то ли от яркого солнца, то ли от наслаждения. Он позволил себе постоять так пару минут, чувствуя, как чёрная куртка притягивает к себе естественный ультрафиолет, как прогревают его лучи. Кожа его приятно нагревалась. «Наконец-то, - подумал Гордый, - наконец-то весна…». Он подошёл к широкой лазурной кровати, сухой и неимоверно мягкой. Она никогда не сравнится с его собственным матрацем в коммуне. Гордый прыгнул спиной и упал в её голубые объятия. Повалившись на спину, он рассмеялся и широко раскинул ноги и руки. Не вставая, он выудил из карманов джинсов припасённую самокрутку, выданную на днях Дядькой. Он специально берёг её для этой комнаты. Он прикурил и медленно втянул первую порцию дыма. Неспешно, задумчиво, с удовольствием, ощущая как медленно плывут облака, как медленно и неповоротливо сдвигается «точка сборки», про которую столько рассказывал ему Дядька. Он задержал дым внутри себя, как привидение, как призрак этого дома, пропустил его через себя и выпустил через ноздри. Он неспешно делал следующие затяжки, наполняя маревом солнечный свет и возвращая брошенным комнатам воспоминания об утраченном. Жизнь наполнила старый отель. Гордому слышались весёлые голоса и трепет занавесок у открытых окон, он слышал скрип несмазанных колёс тележки горничной и приветливый голос швейцара внизу, он слышал беготню какого-то ребёнка этажом ниже и странный гомон горлиц, сидящих на пихте за окном. И человек с длинными волосами, сидящий на пушистом ковре возле кровати закатывал рукав шёлковой цветной рубашки и, перетянув вены, впрыскивал внутрь наслаждение и устало теребил струны гитары. Heroes and heroin... Слова сами слетели с губ. Призрачное облако выплыло из ноздрей Гордого и поднялось к потолку. Анархист улыбнулся. Несколько белых ошмётков побелки с потолка свалились сверху, они легли белыми пятнами на его чёрную одежду.
- Снег, - протянул Гордый и рассмеялся. - Ядерная зима! - выкрикнул в потолок Гордый и расхохотался, подняв ноги. - Иди к чёрту!  
И, зажав во рту короткий остаток самокрутки, подскочил и стал прыгать посреди комнаты. Когда же самокрутка затухла, а он выдохся, то упал прямо на ковёр, подставив лицо под солнечный прямоугольник света. Он не мёрз, тепло плавно разливалось под кожей, казалось, это было впервые за долгое время. Он по-настоящему прогрелся и покинул свой личный отель с чувством полнейшего всепоглощающего господства. Он казался себе каким-то невероятным, великим и могучим. Он прошёл по едва различимой тропе и попал с опушки в лес. Деревья тянулись далеко ввысь, закрывая от Гордого небосвод. И чувство величия сменилось в его душе чувством полной ничтожности. Он брёл под вековыми деревьями, и ему казалось, что деревья - это волосы, и лес - это огромная исполинская голова. Но кто тогда он? Он - несомненно блоха в этой волосатой голове. Гордого слегка повело, но ничего иного не оставалось. Из этих густых волос надо было непременно выбраться…

========== Альфабит. З ==========

Знакомство с этой удивительной девушкой стало для Александра знаковым моментом. Он не мог ни спать, ни есть эти несколько часов, он постоянно думал о том, как резко изменилось всё в его монотонной, скучной и правильной жизни. Его то охватывало невиданное воодушевление и страсть к приключениям, то наваливался глухой стеной страх, словно он делает что-то немыслимое, неправильное и опасное. Эти смешанные чувства не отпускали его ни на минуту. Он не дождался вечера, как изначально хотел, а сел на свой эргономичный и минималистичный электробайк с наклейкой колонии «АЛЬФА» на крыле. Футуристичный байк нёс его по старым не езженным дорогам, лавировал между сваленными бессистемно машинами. Очень скоро он уже ехал посреди полей, за которыми сиреневой кромкой виднелся лес. Непривычное чувство свободы кольнуло его между рёбрами. Уже издалека он заметил большой длинный железный ангар, у фронтального входа в который ощущалось какое-то оживление, поэтому Александр решил не слишком маячить, чтобы не встретить никого знакомого и не попасться на глаза отцу Карпа раньше времени, ведь он мог лишь гадать, что это был за человек. Ал аккуратно въехал в сухую траву и оставил байк там. Никто бы не заметил его в высокой траве. Возможно, и он бы не смог найти его вновь, но Ал выбрал ориентиром покосившийся столб с ретрансляторами. Напоследок Ал прикрыл байк охапкой сухостоя и направился по полю к задней стене ангара. Он поправил на ходу охристого цвета шапку, сползшую ему на глаза, и расстегнул дутую тёмно-красную безрукавку. Солнце начинало припекать, но Ал решил, что правильно взял с собой тёплые вещи, погода здесь была непредсказуема. Он дошёл до железной стены ангара и направился по узкой бетонной дорожке, из трещин которой выбивались молодые подорожники, к дальнему концу. Спина вспотела. «Чё ж я так напряхтался?» Александр завернул за угол в спасительную тень и остолбенел от неожиданности. На скамейке, прислонившись к обшарпанной стене, сидел «невероятный и опасный», на взгляд Александра, парень. Стоит заметить, что «невероятно опасный» и «опасно невероятный» в данном случае сливались в единое понятие, которым Ал и описал незнакомца. Тот был целиком закован, как мистический воин, в чёрную одежду не первой свежести. Казалось, что парня этого долго валяли по мостовой. Выглядел он, по меркам Ала, неприлично. Волосы на голове были стрижены лишь на затылке и висках, они были черны, как и одежда их обладателя. На лоб свисали неопрятные пакли дредов, на концах украшенные голубыми бусинами, в ушах красовались машиностроительные гайки, что уж говорить об обилии пирсинга в губе и носу и выражении лица этого странного человека? Сказать, что Ал растерялся и испугался - это ничего не сказать. Но незнакомец одарил его оценивающим ироничным взглядом из-под бровей, вынул изо рта тлеющую самокрутку и протянул её Алу. Александр был не дурак и, разумеется, уяснил, что это жест доброй воли, как у аборигенов - своего рода трубка мира. Хотя принять от него самопальную сигарету он испугался, потому что она уже побывала во рту незнакомца, а кто знает, чем тут болеют эти маргиналы. Александр покачал головой и как можно приветливее ответил:
- Спасибо, но я… не курю.
Незнакомец пожал плечами и затянулся, выпустив клуб белёсого дыма. По запаху его Ал понял, что это необычные сигареты, это что-то особенное. Смекнув, чтобы это могло быть, он ещё сильнее испугался и пожалел, что приехал в эту Богом забытую глушь.
Ал уже строил планы к отступлению и скорее всего ушёл бы и даже унесся бы прочь, быстро сев на байк и умотав в город, чтобы больше никогда не пытаться искать на задницу приключения, но заскрежетало незаметное окно на втором этаже, и оттуда высунулась розововолосая голова.
- Ой, вы оба уже здесь! Это просто чудесно! - радостно закричала Карп. - Никуда не уходите, поняли?
Она снова скрылась в недрах ангара, а незнакомец криво усмехнулся. Через минуту Карп снова высунула голову и закричала:
- Гордый, слышь?
Гордый лениво поднялся и задрал голову вверх.
- Лови свой мешок. Готов?
Гордый сплюнул и напрягся. Наверняка, это означало, что он был готов, подумал Ал.
Карп снова исчезла, а в открытом оконном проеме появился увесистый пакет.
- Аай… - пискнула она, и пакет полетел вниз.
Гордый попытался словить его, но пакет стремительно шмякнулся в траву.
- Фу блин, хорошо, что не порвался, - процедил Гордый и поднял пакет с земли, с усилием донёс и поставил на скамью.
Ал наблюдал за происходящим как зачарованный, не смея ни пошевелиться, ни сказать и слова. Пока Гордый вертел-крутил громоздкий пакет, Ал понял, что содержимое пакета парню крайне дорого, но спросить, что это, не решался. Вовремя появилась Карп. Она сдула с лица непослушную прядь ярких волос и заговорила:
- Короче, это для твоих кур. Я стибрила у папани, он даже не заметит, поверь, но за это ты мне должен. Во-первых, я тут подумала и смекнула, что траву я брать не буду, мы… - запнулась она, будто подбирала слова, - с матерью травку не жалуем, мы больше по теме выпить. И я знаю, что у вас, у коммунистов...
- Анархистов… - взвыл от горечи Гордый.
- Да пофигу! Короче, у вас почти всё есть. Поэтому… бартер, - поставила точку она. - Ты завтра приходишь на 13 этаж заброшенного комплекса, в башню голубую, ты знаешь.
Гордый кивнул.
- Вот, там найдёшь квартиру 777 и принесёшь нам чего-нибудь для согрева. Считай, ты приглашён, хочу познакомить тебя кое с кем.
- Замётано, - процедил Гордый и осклабился, как хищный лемур.
- И это ещё не всё. Знакомься, это Александр. Имя пипец нудное, зови его просто Ал. Окей?
- Окей, - снова ухмыльнулся Гордый.
Александр стоял, слушал и недоумевал, не веря, что всё это происходит с ним здесь и сейчас. Ему даже показалось, что это сон, и он тайком ущипнул кожу на руке.
- Чёт ты какой-то стерилизовано-вымоченный, как огурец в рассоле, - съязвил Гордый, оглядев Александра.
- Он из этих, - пояснила Карп.
- Я уж понял, что он за «огурец». Значит, Ал. А я Гордый.
Ал кивнул, не в силах сказать что-то многосоставное и выдавил односложное:
- Приятно.
Потом сам же себя мысленно отругал за это «приятно».
- Ты понял, к чему я веду? - осведомилась Карп.
- Хочешь чувака сбагрить, - хихикнул Гордый.
- Ты невыносим, но лишь отчасти прав. Короче, ребят, подстава, - Карп нежно коснулась рукава Александра, душевно заглянув в его глаза. - У папани сложный ремонт сегодня наклюнулся. Он меня никуда не отпускает, потому что типа «без меня, как без рук», сами понимаете. А я помню, что обещала тебе, - она снова осуществила контакт взглядов с Алом. - Поэтому всё остаётся в силе, но сегодня мне поможет Гордый. Ты ведь не зря ломился в наши дебри? Гордый сделает тебе маленькую экскурсию.
- А... - начал было фразу Гордый, но Карп демонстративно перебила его.
- А с тобой завтра. И запомни - голубая башня, 13 этаж, квартира 777.
- Три топора, чего тут забывать? - возмутился Гордый.
- Ну, всё, я побежала, милые, а то папа будет негодовать, - она артистично закатила глаза, улыбнулась и вдруг поцеловала Александра в щёку, затем Гордого и убежала прочь, цокая каблуками по бетонной дорожке.
День становился всё более непредсказуемым на знакомства.

========== Альфабит. И ==========

Изведывать невиданный мир было, безусловно, интересно для Александра. По прошествии некоторого времени, что они шли вместе, Гордый показался Александру вполне дружелюбным персонажем. Гордый был немногословен, внимательно слушал болтовню Александра и не перебивал. Он молча тащил свой ценный мешок на плече. Ал скоро совсем позабыл о своём первом впечатлении от этого человека и расслабился, разглядывая новые горизонты и поражался буйной растительности, пустующим строениям и остаткам разрушенной цивилизации. Он чувствовал себя учёным, археологом, столкнувшимся с погибнувшей планетой. Только он мог донести весть о кончине мира потомкам и изведать тайны бытия развалившейся империи.
- А где ты живёшь? - отнюдь не праздно поинтересовался Александр. Ум его был пытлив, а нрав любопытен. - В коммуне?
- Могу сводить, если интересно.
- А это… не запрещено?
- Нет, - улыбнулся Гордый. - Если ты не будешь приставать к старухам и пялиться на чужих девушек… - отшутился Гордый не закончив фразу.
- Я даже не знаю, - замялся Ал.
- Ну, с чего-то же надо начинать. Кстати, там открывается отличный вид.
- Ну, раз так…
Александр легко сдался. Ничего лучше, чем довериться незнакомцу-анархисту, Ал не придумал. Возможно, он сделал это из уважения и благодарности к новой знакомой с розовыми волосами, возможно, Гордый был не такой уж и отпугивающий.
Они прогуливались по окрестностям, Ал то и дело оживлённо удивлялся чему-то, потом увидел разбитую витрину игрушечного магазина и попросил Гордого, зайти внутрь и посмотреть. Гордый опустил мешок на асфальт, выпустил дрона-отпугивателя на всякий случай и завернул в подворотню. Он выбил плечом трухлявую доску, преграждающую вход, и, переступив через битые бутылки, скрипя стеклом, прошёл внутрь. Александр робко последовал за ним. Под толстым слоем пыли, похожей на махровое полотенце, покоились пустующие полки. Несколько брошенных плюшевых медведей сидели у стены, цвет их было невозможно угадать, так как пыль покрыла их толстенным слоем. Стену, бывшую когда-то цветной, сейчас покрывали чёрные пятна от затушенных сигарет и вандальных поджогов. Зато на самом видном месте красовался стилизованно нарисованный хуй, выведенный яркой краской. Ал сдержал смешок, прыснув себе под нос.
- Насмотрелся? - спросил Гордый. - Я тебя в куда более интересные места могу отвести.
- Хорошо, - подчинился Ал, решив, что не будет развивать самодеятельность, а доверится специалисту в вопросе здешних красот. Он помог Гордому снова взвалить мешок на спину и зашагал следом.
Торговый центр казался необитаемым, на стенах густо переплетался, переживший зиму, сухой виноградник. Гордый подвёл Александра к дыре в стене.
- Не будем тебя светить, - решил он. - Через парадный вход сюда входят либо ренегаты, либо дегенераты.
Александр пролез в дыру, испачкав спину бетонной пылью. Гордый провёл его к неработающим лифтам и оставил мешок в углу лестничного проёма, завалив досками, валяющимися поблизости.
- Не пропадёт? - заволновался за приятеля Ал.
- Не… - весело ответил Гордый.
Двери в лифтовую шахту были выломаны. А кабинка лифта покоилась на боку с оторванными тросами и покорёженными стенами.
- Нам наверх, - пояснил анархист. - Готов к подъёму?
Александр решил скинуть, наконец, надоевшую безрукавку и снял шапку, убрав её в карман. Сжав подмышкой верхнюю одежду, он начал подъём. Лестничный виток наверх, один, второй, третий. Ал сбился. Последние двадцать три ступени он сосчитал. Гордый надавил снизу на неподатливый железный люк в потолке. Откинул пласт ржавого железа, и свет хлынул на лестничную площадку.
- Сюда, - процедил Гордый, поманив Ала к тонкой железной лестнице, и исчез в солнечном свете. 
Александр оставил безрукавку на полу, поднялся по тонким перекладинам и высунул голову на крышу. Сейчас он чувствовал себя капитаном всплывшей на поверхность подлодки. Даже голова закружилась от ветра и солнца. Александр подтянулся на руках и вылез на заляпанную гудроном крышу торгового центра. Он выпрямился и потянулся, расправляя спину и щурясь от яркого света. Он поискал взглядом Гордого. Тот стоял в нескольких шагах за его спиной и, махнув рукой, позвал Ала следовать за ним. Солнце уже не било беспощадно в глаза, а приятно грело спину. Гордый приблизился к краю крыши и остановился. Он ничего не произнёс, не позвал любоваться видом. Он молчаливо направил взгляд к горизонту. Ветер трепал его неряшливые дреды, он ворвался в складки его ветхой кофты, хлестая её краями по бокам, ветер вскальзывал в дыры на коленях, играясь с бахромой джинсов. Александр перевёл взгляд со спутника на вид, открывающийся с высоты. Под синим небом, в котором безмятежно плыли мягкие, как пушистые одуванчики, белые облака, градиентными слоями тая к горизонту, гулял из стороны в сторону еловый лес, он переливался цветами под солнцем: вдали был нежно голубой, потом становился сиреневым, лиловым, изумрудным и, наконец, тёмно-зелёным. У Александра защемило сердце, и замерло дыхание. Подобного он ещё не видел. Он осмелился подойти чуть ближе к краю, но ноги оцепенели от ощущения высоты.
Голуби бросались вниз, пикировали на полной скорости, будто желая разбиться о землю, но в двух метрах от неотвратимой гибели, расправляли крылья и, плавно скользя в воздушных массах, приземлялись или же снова взлетали ввысь.
- Страшно, - признался Александр. - Я боюсь высоты. Я, - замялся он, - слишком боюсь высоты. Я бы никогда не смог прыгнуть.
- А я бы смог, - вдруг отозвался Гордый и, словно желал доказать, что это не просто слова, встал на самый край. А ветер яростно развевал полы его майки и кофты. - Я бы давно прыгнул, - громко сказал он, споря с ветром. Останавливает только одно…
- Страх? - предположил Ал, но отчего-то сразу понял, что выстрелил холостым.
Гордый, в свойственной ему манере, зло усмехнулся.
- Нет, страх - это неправильная догадка.
Что-то иное спасало его от суицида, понял Александр. И новое предположение само сорвалось с губ и затрепетало на ветру:
- Любовь?..
Гордый посмотрел исподлобья, промолчал и отошёл от края, отвернувшись.
Александр понял, что угадал. И ему сразу стало интересно, кого же любит этот дикий мальчишка. Может, это некая вселенская, платоническая любовь ко всему миру, глобальный и великодушный альтруизм? Вряд ли, Гордый не слишком походил на безоглядного альтруиста. Или он влюблён в девушку с розовыми волосами? От мысли этой Алу стало неприятно. Он бы не хотел видеть в новом приятеле соперника. Анархист изобиловал секретами, раскрыть которые было так интересно.

========== Альфабит. Й ==========

Йодль, который выдавала Баронесса, совершенно не смахивал на настоящее тирольское пение. Набор звуков, который она издавала фальцетом, раздражал чувствительные уши Карпа, покрывал неприятными мурашками её кожу.
- Виктор, это отвратительно! - не выдержала она.
Но Баронесса продолжала свои вокальные упражнения.
- Виктор, заткнись уже, а то я уйду! - выкрикнула девушка. - Не еби мне мозг!
Виктор замолк, строго посмотрел на неё и добавил:
- Внимание, милая! Поясняю - мозг - не жопа, хоть и похож! Жопа - она гладкая и не такая влажная! Её, чтобы иметь - необходимо вначале увлажнить, с мозгом всё гораздо проще. Он просто предназначен для того, чтобы его имели. Потерпи, милая. Для тебя это даже полезно.
- Виктор! - завопила Карп и метнула в него пыльную подушку.
Возможно, в этих стенах даже разгорелась бы семейная ссора, но входную дверь пнул ногой Гордый. Дверь громко хлопнула о стену так, что осыпалась висящая на соплях штукатурка. Карп и Баронесса замерли: Карп, поражённая хулиганской выходкой, Баронесса от восторга. Как давно в её жизнь не вторгался кто-то настолько дерзкий, чтобы сорвать с петель дверь и сказать наглое:
- Привет!
- Мог бы… - начала было недовольно ругаться Карп, но Баронесса подняла тонкую кисть и перебила её.
- Брат мой! - выкрикнула она Гордому, которого видела впервые в жизни.
- Брат… так брат, - повёл плечами анархист, казалось, ничуть не смутившись.
- Ты вернулся! - подскочил Виктор и, путаясь в полах длинного чёрного платья, поспешил к стоявшему в дверном проёме Гордому.
Баронесса крепко обняла Гордого и даже попыталась приподнять его над полом. Счастье, озарившее её склеп, толкало Баронессу на нежности.
- Я тут принёс кое-что, - высвободившись из объятий Баронессы, сказал Гордый. Он высунулся в коридор и, как сказочный Санта Клаус, изрядно припозднившийся, выудил откуда-то из-за угла внушительную бутылку самогона и пакет с калорийными галетами.
- Милый! - Баронесса растаяла. Она подобрала полы своего платья и побежала на кухню за фарфоровыми чашками прапрапрабабушки.
- Мне чая, - выкрикнул Гордый. Я не мешаю пойло с Марь Иванной. Она этого не любит. Непростительно не любит.
- Поняла, милый, - послышался ответ Баронессы.
- Молодец, что пришёл, - заговорила Карп и перекинула одну ногу через другую, - как вчера погуляли?
- Погуляли, - односложно ответил Гордый. - Но в следующий раз ты не отмажешься. Решили стрелкануть у гаража твоего папаши.
- Вот так сюрприз. Молодцы. Я и не собиралась сливать, знаешь ли. Я держу обещания, - подмигнула она.
- Да. Спасибо за подкормку. Куры жрут.
В комнату с подносом вошла Баронесса. На поблёкшем от старости серебряном подносе стояли две пустые чашки и одна, наполненная горячим чаем, - для Гордого. Анархист отодвинулся, дав проход Баронессе, и уселся в серое промятое кресло, взяв с подноса свою чашку чая.
- Разливай, - скомандовала Баронесса чисто по-мужски.
Карп открыла бутылку самогона. Резиновая пробка с хлопком выскочила. И в маленькие чашки полился белёсый мутный самогон.
- Один Всемогущий, копьё мне в задницу! - воскликнул Виктор. - Он же как сперма девственников! Это бесподобно! - заявил Виктор и пробрался к старому дубовому шкафу, порылся в нём и выудил чёрное пальто.
- Примерь-ка, - попросил он Гордого.
Анархист поставил чашку на туалетный столик, где Баронесса обычно наводила макияж перед зеркалом, протиснулся к шкафу и принял из рук Баронессы чёрное короткое пальто. Оно неожиданно идеально село на Гордом. Тот довольно заулыбался.
- Твоё, - коротко пояснил Виктор.
- Ты уверен? - переспросил Гордый, удивляясь столь ценному подарку.
- У меня ещё есть, к тому же… это немного маловато, давно висит, да и… не хожу я никуда.
- Это можно исправить, - ответил Гордый, нехотя снимая пальто и аккуратно сворачивая.
Виктор махнул рукой. И взяв чашку, наполненную до краёв самогоном, трепетно поднёс к губам и резко опрокинул целиком в рот. Карп последовала его примеру.
Время полетело. Самогон уменьшался, градус веселья повышался. Гордому, по-видимому, было не нужно спиртное, чтобы впадать в различные не совсем адекватные состояния, поэтому в этой компании он не выделялся ни трезвостью поведения, ни трезвостью суждений.
- За вернувшегося брата! - поднял тост Виктор.
- За новообретённого! - добавила Карп.
- За блудного и гордого, - закончил тост анархист, влив в горло которую уже порцию чая и закусив хрустящими галетами.
Солнце за окном прошло из точки А в пункт Б и медленной золото-розовой улиткой подплыло к кромке земли.
- Может, останетесь? - жалобно попросил опьяневший Виктор. Близящаяся ночь нагоняла на него потаённые страхи, днём хранящиеся в плотно закрытой шкатулке.
- А я и не собиралась домой, - призналась Карп, - папа не сильно будет рад видеть меня в таком виде.
Гордый пожал плечами. Ему было всё равно. Он умел принимать от жизни как оплеухи, так и подарки, отказываться от которых не имел привычки. Первой ночь сморила Карпа, она утихла и уснула в постели Виктора. Когда же Баронесса обнаружила отсутствие дщери в разговоре, она заботливо укрыла её одеялом. Позже сморило и Баронессу. Она прикорнула с краю, рядом с Карпом, поджав ноги и свернувшись калачиком.
Гордый вышел в пустынный тёмный коридор, где гуляло эхо от его шагов, открыл окно и пару раз пыхнул для расслабления оставшейся заначкой. Темнота на улице и промозглый воздух остудили тлеющее желание Гордого вернуться в свою комнату в коммуне. Он возвратился в квартиру Баронессы. Огонёк свечи колыхался на сквозняке. Свечами Баронесса пользовалась исключительно из эстетических соображений, потому как солнечные батареи на крыше, оставшиеся с былых времён, вполне неплохо обеспечивали электричеством. Гордому понравилась идея освещать помещение естественным тёплым светом, он снова вернулся в коридор и плотнее закрыл окно. Затем притворил изнутри входную дверь и сел в многострадальное кресло. Он ещё долго смотрел на огонь, плавящий воск. В цилиндре свечи образовался кратер с «лавой», которая то и дело подтекала по её восковым бокам вниз и застывала на блюдце.
- Эх, не для нас были построены Помпеи… - пробурчал Гордый.
Он плюнул на пальцы и с шипением затушил свечу. Квартира тут же скрылась во мраке, различить в котором что-либо было почти невозможно. Темнота разлилась как чернильное пятно. Гордый будто ослеп. Он не стал ждать, пока глаза привыкнут к темноте. Он лишь смиренно закрыл их, поудобнее устроился в кресле и скоро уснул.
Апокалипсис удался, как сказала бы Баронесса…

========== Альфабит. К ==========

Книгу Карп вмиг откинула прочь, когда в стекло её окна пару раз попали мелкие камушки. Она вскочила с кровати и подбежала к окну. Внизу стояли двое: Гордый и Ал.
- Ничего себе… - прошептала Карп. Чтобы сразу двое - такого с ней ещё не бывало.
Она улыбнулась им и помахала, затем подбежала к шкафу, желая быстрее собраться и пулей вылететь на улицу. Погода установилась жаркая, и Карп извлекла из шкафа тонкое ситцевое платье в мелкий цветочек.
- Бесподобный бабушкин стайл, - сказала она отражению, приложив платье к себе.
Она с трудом высвободилась из обтягивающей маечки и коротких шорт, нагая оглядела своё отражение и надела лёгкое платье, подпоясав талию тоненьким кожаным ремешком. Потом она долго копалась на полках, пытаясь выудить подходящее нижнее бельё. В конце концов, кто знает, чем закончится вечер? Она не должна была упасть в грязь… мандой…
Наконец, надев какие-то нежные, кружевные, подходящие под образ романтической девушки, которой, кстати, она не являлась, трусики, Карп распустила волосы по плечам и на тонкие носки обула тяжёлые шнурованные ботинки. Она быстро сбежала вниз на первый этаж гаража, бросила папе, возящемуся с какой-то деталью, короткое «пока», заставила себя замедлить бег. Отвратительно будет, если парни увидят, что она несётся к ним, задрав хвост, позабыв обо всём. Она с достоинством вышла в распахнутые ворота гаража. Парни ждали чуть поодаль. Александр демонстрировал Гордому свой электробайк. Гордый же с отсутствующим видом теребил гайку в ухе. Завидев её, они прекратили свои нехитрые занятия и уставились на неё.
- Привет, мальчики! - лучезарно улыбнулась она. - Я, смотрю, вы подружились…
- Ты не дала нам иного выбора, - буркнул Гордый.
- Вы что-то придумали на сегодня?
- Спроси его, - улыбнулся Ал, глянув на Гордого.
Гордый хитро осклабился.
- В заброшенной церкви была?
Карп отрицательно покачала головой.
- Тогда нам надо аккуратно втроём утрамбоваться на байк, а Гордый подскажет дорогу.
«Вот это поворот», - подумала Карп, с лёгким возбуждением гадая о том, к кому бы она хотела прижаться сильнее. Фаворит у неё пока что был один.
Александр взобрался на байк, готовый в любую секунду стартовать, потом решил сесть Гордый, потому что ему так было бы сподручней кричать в ухо Ала, куда сворачивать. И последним финальным аккордом этой композиции стала Карп. Она ничуть не пожалела о том, что села последней, потому что могла сколько угодно обнимать Гордого, прижиматься к нему грудью и даже положить голову на его костлявое плечо. А вот лицо Александра же, наоборот, изображало лёгкое разочарование. Но чего было у Ала не отнять - он быстро справлялся с подобными «обломами» и снова дружелюбно улыбался. Гордый же был либо холоден, как Баренцево море, как Ледовитый океан, либо ему было откровенно всё равно. Свой анархический пофигизм и абсолютный нейтралитет он рекламировал ежесекундно. Карпу даже стало слегка обидно, но от того, Гордый становился ещё притягательней. Гордые мужчины ей отчего-то не попадались. А этот выглядел в её глазах «рок-н-ролльным демоном». Он казался недосягаемым и одновременно очень близким. Его не стыдно показать Баронессе, что она с удовольствием и проделала.
Байк выдержал тройной вес, к удивлению Карп. Он летел вдоль полей, немного замедлился, проезжая вдоль разрушенного посёлка, затем завернул к тонкоствольной осиновой рощице. Серебряные стволы мелькали перед глазами, и Карп прикрыла веки, уткнувшись в спину Гордого. Её голые колени касались его ног, облачённых в узкие драные джинсы. Карп ощущала особенную интимность в этом моменте, жалея лишь о недавней пьяной ночи, когда она рано отрубилась, уснув и  упустив свой случай оказаться к нему так же близко. Анархиста она, к своему разочарованию, нашла утром, тот скрючившись спал в старом кресле, широко расставив худые ноги и роняя тонкую нить слюны на дряхлый хлопковый чехол. В тот момент он показался ей донельзя милым и беззащитным, совсем не таким, каким он был бодрствующим.
Карп с удовольствием продлила бы поездку, но вдалеке замаячил стремящийся ввысь и отчасти развалившийся готический собор. Он тёмным пятном массивно стоял в оранжевом солнечном поле. Сухие травы ритмично покачивались вокруг гигантского исполина, будто исполняя ритуальный танец поклонения.
- Ты меня… венчаться привёз? - отшутилась Карп, убирая руки с талии Гордого. Она желала придать своим словам потаённую интимность, сказав ему почти на ухо. Она ожидала от Гордого грубой дерзости или намёка, но он лишь одарил её своей кривой ухмылкой.
- Приехали, - финализировал Александр, слезая со своего «коня».
- Завезём его внутрь через центральный вход, - скомандовал Гордый, наклонился и полез в карман на высоких ботинках. Драная майка отвисла и оголила его грудную клетку. Карп перевела взгляд с живописных видов на виды более притягательные. Взгляд её скользнул от предплечий к жилистым плечам и уловил маленький сиреневый сосок, который мелькнул из-под майки.
«Господи Боже, я бы перекрестилась, если б верила в тебя, - подумала Карп, - это ж сколько я уже не трахалась?..». Гордый добыл из недр кармана своего маленького незаменимого дрона и выпустил вперёд. В огромном зале собора валялись булыжники и останки от деревянных скамей. Сквозь высокие витражные окна с рисунком внутрь проникал свет, он приобретал цветовую окраску и пятнами цвета бросался на плиточный пол. Из круглого окна повыше бил свет, в лучах его плясала пылевая взвесь. Разломанный орган издавал скрипы, дерево рассохлось, и струны его иногда выдавали самостоятельные звуки. Ал поднял глаза к потолку, покрытому когда-то росписями. Краска осыпалась, но очертания фигур Святых были различимы. Гордый прошёл вперёд и присел на модерновую кушетку, неясно как очутившуюся здесь.
- Если кто-то хочет остаться наедине - только скажите, - усмехнулся Гордый. Карп сочла это за приглашение. Камни трещали под каблуками её ботинок, она с достоинством подвела своё соблазнительное тело к кушетке, на которой в расхлябанной позе сидел Гордый. Она присела рядом, закинув ногу на ногу.
- Неплохо бы, - добавил Ал, однако, фразу анархиста каждый по-своему истрактовал для себя.
Гордый поднялся и позвал ребят за собой. Он провёл их коридором с арочными потолками, украшенными выгнутыми перекрестьями с гипсовой лепниной в виде стилизованных бутонов. Новый грандиозный по масштабам и пустующий зал открылся их взорам. В конце его было возвышающееся полукруглое помещение. Узкие высокие витражные окна располагались по кругу на уровне гораздо превышающем человеческий рост. А под ними угрожающе смотрела со стены «сама Смерть». Кто-то нарисовал здесь габаритную граффити из трёх цветов: белого, красного и чёрного. Чёрный скелет Смерти призывал в свои объятия. Костлявые руки были растопырены, а в чёрных буркалах глазниц разгорался огонь.
- Вот он… истинный лик Бога, - зло сплюнул Гордый на мраморный пол.
- Она огромная!
- Кто? - не понял Александр. - Смерть?
- Нет, церковь. Она не казалась такой снаружи, - заметила Карп.
- Ты ещё многого не видела, - усмехнулся Гордый и прошёл в лишённый двери проём.
Впереди начиналась лестница, на которую было страшно ступать, она, казалось, того и гляди, обрушится. Но Гордый смело пошёл вперёд, за ним - Ал, Карп замыкала процессию. Шли, то и дело заслоняя головы от сыплющегося с потолка мусора, коим щедро с ними «делился» обветшалый собор. Наверху располагалась библиотека. Сейчас деревянный пол был сплошь усыпан книгами. Печально обронив страницы, распластавшись морскими скатами, книги перемешались и напоминали биомассу.
Александр невольно присвистнул.
- Ничего себе! И… что же это за книги? - спросил он.
Гордый нагнулся и поднял одну. На твёрдой обложке в текстурах скопилась пыль. Он протёр её ладонью. Серая взвесь поднялась в воздух, и Карп тихонечко чихнула.
- Древняя, - подытожил анархист, разглядывая витиеватые буквы и ветхие страницы, готовые вот-вот рассыпаться в руках, как древний пергамент.
- И о чём эта книга? - увлечённо, широко распахнув глаза, спросил Александр.
- Хрестоматия про Христа, - уголок рта анархиста поднялся вверх.
- Библия, - подытожила Карп.
- Можно, я заберу её с собой? - осторожно спросил Ал. - Это ведь просто... невообразимо…
Гордый захлопнул книгу и стукнул ею Ала по груди. Отдал. Александр от неожиданности попятился, но ценную книгу обхватил, боясь испортить реликвию.
Анархист пробрался по книгам к разбитому окну. Оконную балку украшала маленькая резная горгулья. Лак на ней облез, но, в целом, она неплохо сохранилась. Горгулья сидела, скрючив шею и сложив крылья, когтистые лапы устрашали, а клыкастый рот был широко раскрыт. Морда же её - не столько страшная, сколько задорно-потешная. Гордый улыбнулся своей находке и, напрягшись, приложил усилия, чтобы её открутить.
- А это мой сувенир, - довольно сказал он, растянув тонкие губы в ухмылке и пытаясь заткнуть горгулью в задний карман джинсов.
Карп надула губки и проскулила:
- Ну, вот… А у меня ничего нет на память. Это нечестно.
- Хочешь кусок витража с цветком? - нашёлся Гордый.
- Хочу! - захлопала в ладоши Карп.
Они спустились вниз в основные залы, Гордый нашёл витраж с рыцарем, повергающим дракона, в обрамлении стилизованных цветков и птиц с яблоками. Квадратную композицию с цветком как раз можно было вынуть. Загвоздка состояла в том, что само окно располагалось высоковато. Александр огляделся и заметил целую и вполне крепкую скамью. Они с Гордым дотащили её до окна. Но высота всё ещё оставалась непокорённой.
- Кто из нас меньше весит? - Спросил Ал, оценивая Гордого. - Мда. Определённо ты, готов поспорить. Значит, я тебя подсажу, - решил Ал.
- Как скажешь, - согласился анархист.
Александр встал на пододвинутую к стене скамью и, сжав руки в замок, дал знак Гордому. Тот секунду колебался, но воспользовался подпоркой, выпрямился и просунул руку в дыру в оконной раме. Один сегмент стекла отсутствовал, дав возможность анархисту крепко ухватиться. Правой же рукой он пытался сломать крепёж и не уронить при этом фрагмент витража. За давностью лет, прочность всей конструкции подвергалась сомнению. Вскоре, Гордому удалось оторвать и высвободить из оков маленький сегмент витража.
- Есть! - устало выдохнул он и спрыгнул.
Александр потёр руки и выпрямился, чувствуя, как перенапрягся и покраснел от натуги. Но результат того стоил - квадратный витраж шириной с две ладони - яркий, с сочным синим и красным цветом, которые обрамляли белый цветок посередине.
Карп подошла и протянула руки.
- Какая красота! - восхитилась она. 
Небольшая слезинка радости скатилась из её глаза, одной рукой она крепко сжала свою драгоценность, второй постаралась объять шеи обоих парней, но Александру в этот раз досталась большая часть её восторженной нежности. Когда он ощутил шёлк её щеки, счёл, что это стоило того напряга, который он испытал.
Когда они вышли из волшебного собора, который одарил их такими приятными сувенирами, уже вечерело, и Александр должен был не без грусти сообщить, что ему необходимо ехать домой. Его ждал сеанс связи с отцом из колонии, которого он обычно так ждал. Но сегодня всё было иначе. Он бы уже не смог сказать ему обычных шаблонных слов, он не смог бы поделиться с ним своим счастьем и объяснить, в чём же всё-таки это счастье заключается. Одно он мог сказать - так здорово ему ещё никогда не было. Он неожиданно для себя понял, что такое… ЖИТЬ.

========== Альфабит. Л ==========

Любовь ли это была? Влюблённость или томное желание? Карп не могла точно ответить на этот вопрос. Она так надеялась, что, когда Александр ссадит её и Гордого с байка и уедет в свой нудный военный городок, она поблагодарит анархиста за витраж, а тот, несомненно, дотронется до пряди её волос и проникновенно поцелует, а потом они… Но фантазиям чаще всего не предрешено сбыться. Так и получилось. Гордый попросил остановиться на полпути до ангара Карпа, сказал, что тут ему ближе будет идти. Единственно, что её хоть сколько-то порадовало, так это то, что он позвал их к себе. Сказал, чтобы Александр заехал за ней, как сможет, а потом бы они добрались до коммуны. Всё-таки уик-энд на троих это здорово. Но запал у Карпа кончился, фитиль потух. Она застенчиво сжимала в руках кусок своего витража, устало попрощалась с Алом, поцеловав того в щёку, затем уныло поприветствовала папаню, поднялась на второй этаж, поставила витраж на столик и печально вздохнула. Жаль самогон они весь выпили, ничего не оставили. Сейчас бы он был так кстати. Посидев в своём лёгоньком платье на краю постели, она поняла, что не в силах в подобном настроении находиться дома, накинула на плечи шерстяную шаль с кружевами и отправилась к «матери».
Баронесса вышла на балкон своей высокоэтажки, на который можно было попасть исключительно с лестничной площадки. Она вдохнула приятный свежий воздух, провожая взглядом рассекающих атмосферу быстрых стрижей, и присела на пожарную лестницу, прикурив свою предпоследнюю сигарету, припрятанную на Судный День. Она не думала, что Судный День настал-таки, но настроение у неё снова было гаденькое. Явление анархиста сродни явлению Антихриста разбередило старую рану, которая, как полагал Виктор, давно заросла. Оказалось, Баронесса ошибалась. Баронесса курила и смотрела в золотистое небо. Бояться на 13-ом этаже ей было некого. Редкие вандалы и бандиты, забредающие в многоквартирные дома, чаще всего живились на нижних этажах. Лезть пешком в такую высь, они бы не стали. И Баронесса расслабилась, углубляясь в воспоминания, когда она была молода и стройна, когда она любила человека, а человек любил её до тех пор, пока не появилась возможность слинять. Не к какой-то более удачливой потаскухе, нет, слинять в глобальных масштабах. Он улетел, решил стать одним из основателей колонии. Сука! Он не позвал её с собой, он даже не пытался, он счёл себя пособником Бога - творить новые миры. Он предпочёл Его, Баронессе. Служение кому-то он предпочёл Любви. Этого Баронесса понять и принять не могла. Она страшно ненавидела этого человека, мстительно, до боли в суставах, до артрита в коленях, до стиснутых челюстей, до повышенного внутричерепного давления. Один всемогущий! Как она его ненавидела!
Виктор докурил и нехотя поднялся, перекинулся через перила балкона и, что было сил, закричал:
- КРУГОМ ПОРНО-КАРЛИКИ!!! Убирайтесь в свой Нахуйнуженск!!!
Виктор чуть не сорвал глотку. В нём кричала ненависть. Ей требовался выход. С балкона парой этажей ниже, появилась круглая бородатая физиономия. Физиономия погрозила кулаком и заорала в ответ.
- Задрал орать уже! Посидеть нельзя спокойно. Как дело к ночи - так давай орать! У меня уже кот шугается! - пожаловался сосед.
- Приводи кота ко мне, мы будем вдвоём ссать из окна и кричать! - расхохотался Виктор и, достав член, помочился вниз.
Дед желчно выругался матом куда более многоэтажным, чем жилой комплекс, и убрался восвояси.
Виктор застегнул молнию на брюках и, поправив ворот рубашки, прошёл в безобразно длинный, бесконечно длинный коридор и медленно побрёл по этажу.
- Виктор?! Ви-и-иктор?! - послышался далёкий голос Карпа.
Она вышагивала герцогиней по заваленному мусором коридору и выкрикивала его имя.
- Милая! - ответил, наконец, он. - Я здесь. Ходил на балкон уринировать и плакать.
- Виктор, - Карп подошла и нежно прижала его голову к своей. - Ты опять тоскуешь, дорогой?
Он ссутулился над ней и неуверенно кивнул. От этого движения чёрное каре его покачнулось, а лицо приобрело наивное выражение, так не свойственное ему.
- Я тоже тоскую… - произнесла она.
- Что-то не так?
Карп собралась с духом и выпалила:
- Это ужасно… но, по-моему, я влюбилась…

========== Альфабит. М ==========

Месяц май, мечтательность и мир теснились в душе Александра. Майская жара сохранялась и в выходной день. Свободный от учёбы, он решил встать пораньше, а не валяться до полудня, собрался, протёр спецсоставом электробайк, чтобы тот ярче блестел на солнце, и понёсся по пыльным дорогам на встречу с Карпом.
Когда он добрался до гаража, отец Карпа разбирал байк с каким-то солдатиком из городка.
- Простите… - осмелился Александр, решив не называть свою подругу Карпом, с трудом подобрал слова на замену, - ваша дочь… Здесь?
Крепкий мужчина с лёгкой порослью щетины на лице осмотрел его, видимо, счёл его приличным парнем, и ответил:
- Она спит ещё, можешь подняться и разбудить, а то она весь выходной проспит.
Александр не ожидал такого поворота.
- Спасибо, - улыбнулся он и, оставив байк, быстро зашёл в гараж и поднялся по железной лестнице на второй этаж. Он приготовился и громко постучал костяшкой пальца в дверь.
Раздался голос Карпа.
- Паааап, - глухо протянула она из-за закрытой двери, - я могу хотя бы в выходной поваляться?
- Не можешь. Это не папа, - улыбнулся Александр своей выходке и решительно открыл дверь, которая очень удачно оказалась не заперта.
- Боги! - выпалила Карп, округлив глаза и сев на кровати в одеяле. - Как ты сюда попал?!
- Твой папа сказал тебя разбудить, - ответил Ал, озарив комнату широкой улыбкой.
- С ума сойти. Я, наверное, сплю.
- Нас вообще-то в гости сегодня звали. Помнишь?
- Наверное, - улыбнулась она, - ну, раз так, то…
Она откинула одеяло и поднялась, будучи совершенно нагой. Александр сглотнул, кадык его поднялся и опустился. К подобным демонстрациям он был не готов. Сирены били в его голове тревогу. Повернувшись к Алу спиной, Карп залезла на половину в шкаф в поисках одежды и, не обращая на пожирающего её спину, зад и ноги Александра, надела сначала красные трусики, потом короткую футболку с широким вырезом и припанкованную юбку с оборками и цепочками.
- Сейчас… погоди минутку, - попросила она Ала и вышла, оставив его в комнате одного.
Он неспешно прошёлся по комнате, посмотрел на поблёкшую фотографию на столе, где ещё маленькая русоволосая девочка обнимала улыбающуюся женщину и крепкого довольного мужчину. В мужчине он узнал отца Карпа, а в маленькой девочке уловил отдалённые черты нынешнего Карпа. Затем он посмотрел в окно, прошёл к шкафу, оглядел гору одежды, торчащей из его недр, затем аккуратно присел на краю постели. Не устоял и упал на кровать спиной, ощущая свежий запах постельного белья и едва уловимый аромат юной фурии.
Она открыла дверь, хитро улыбнулась и спросила:
- Успел все трусики перенюхать? Только не говори, что не пытался, не разочаровывай меня.
- Все не успел, - нашёлся и пошутил Ал.
- Сейчас схвачу перекус и… можем ехать, - довольное лицо её светилось авантюризмом.
Александр спустился и вышел из ангара вместе с ней. Он вежливо попрощался с её отцом и, посадив Карпа на байк, умчал её по дороге к коммуне анархистов.
Гордого искать не пришлось, он болтался возле главного входа, в небольшом загончике кормил кур и дурачился, схватил одну пеструшку, сел на корточки с ней и стал гладить, как кота.
- Хочешь погладить? - спросил он Карпа, когда они с Алом подошли.
- Конечно, - Карп протянула руки к испуганной несушке и осторожно коснулась её чудных перьев, таких приятных на ощупь. - Здорово.
Гордый выпустил курицу обратно в загончик, прикрыл дверцу и повёл ребят на свой любимый балкон, находящийся под самой крышей. В этот раз они поднимались вверх по неработающим эскалаторам, проходя мимо когда-то давно действующих и пестрящих товарами бутиков, мимо стеклянных дверей, мимо потухших неоновых реклам, мимо засохших в кадках пальм. Им попадались по пути жители коммуны. Маленький узкоглазый карапуз с пухлыми щеками волочил за собой скрипучую железную машинку на верёвке. Увидев Гордого, он вдруг бросил её, подбежал к нему и обнял его за ногу, не желая отпускать. Анархист присел рядом с ним на корточки и сказал ему что-то на ухо. Алу и Карпу так и не удалось расслышать, что именно, но малыш завизжал от радости и побежал куда-то. Внизу на первом этаже у эскалатора что-то никак не могла поделить молодая пара. Голоса их летели, как мяч для гольфа и, попадая в стеклянные двери, грозились разбить их. Карп впервые была в анархической коммуне. Раньше она предполагала, что коммуна состоит из молодых неформалов и чокнутых идеологов, но оказалось, что здесь были и дети, и старики, и вечно ругающиеся пары, и беременные женщины.
Когда же они, наконец, добрались до верхнего этажа и вышли под покатую стеклянную крышу, Карпу и Алу открылся прекрасный вид с высоты бетонной платформы. Фрагмент стены обвалился, предоставив возможность сидеть и любоваться пейзажем в любую погоду и в любое время суток. Сама же бетонная платформа обросла мхом и прочей растительностью, из неё густо полезла трава, и даже пустило корни молодое деревце. В центре платформы стоял ободранный диван, а вдоль уцелевшей стены громоздились ящики с подросшей коноплёй. Карп огляделась и стала кружиться, когда же и голова её закружилась, она плюхнулась на диван. Тут же рядом с ней упал на диван и Ал, радостно смеясь. Гордый присоединился последним и предложил Карпу сигарету. Вначале Карп хотела отказаться, памятуя, что он курит нечто совсем иное, но Гордый сказал:
- Сигарета, Карп, это обычная сигарета.
- Тогда супер! - обрадовалась она и сунула сигарету в рот, прикурив из рук Гордого.
- Компота хотите?
- Давай, - ответила за Ала Карп, зная, что тот из скромности промолчит.
Анархист поднялся с дивана и ушёл в неизвестном направлении. Александр решил воспользоваться моментом тет-а-тета и показать Карпу свои рисунки. Он достал планшет из небольшого рюкзака, который успел бросить за диван, и сел рядом с ней.
- Листай, - предложил ей Ал, довольно глядя, как она водит пальцем по тонкому прозрачному планшету и отпускает комплименты и восхищенные комментарии по поводу его рисунков.
Карп увлечённо разглядывала живописную линию на набросках и даже не заметила, как появился дородный бородатый мужчина с лейкой. Он, не обращая на них внимания, прошёл к ящикам с коноплёй и щедро полил растения из лейки. Затем он поставил раскладной стульчик и сел, наслаждаясь картинным пейзажем. Вскоре к нему пришёл упитанный белый кот со смешными круглыми чёрными пятнами на спине, муркнув, он прыгнул Дядьке на колени и громко заурчал, так, что даже Ал расслышал его ритмичное фырчание.
- Здравствуйте! - выкрикнула Карп, когда отвлеклась от рисунков Александра.
Дядька повернул голову и приветливо ответил:
- Добрый день, молодые люди. Вы - друзья Гордого, полагаю?
- Да, - выпалила Карп, - а вы кто?
- Я? - рассмеялся он. - Я Дядька.
- А я Карп, а это Ал.
- Отлично, - подытожил Дядька. - Я рад, что у него появились друзья. - Он снова уставился на пейзаж, прикрыл глаза, подставив лицо солнцу, и стал наглаживать щурящегося кота.
Позже появился какой-то небритый татуированный мужик с волнистыми волосами до плеч, он бросил колючий взгляд на ребят и что-то тихо спросил у Дядьки, тот ответил, и неприятный тип с орлиным носом ушёл.
Балкон наполняло неведомое Александру чувство умиротворения и некоторого единения людей и природы. Карп с удовольствием пересмотрела все рисунки Ала снова. И, наконец-то, появился Гордый с кувшином компота.
- Из сухофруктов, с осени высушенных, - разъяснил он, - сегодня утром сварили. Как раз остыть успел, - и анархист всучил железные кружки ребятам в руки.
Александр не слишком спешил дегустировать внегородскую еду. Он побаивался, но, видя, как смело Карп налила себе компот, тоже решился попробовать. Гордый плюхнулся на диван рядом и залпом осушил свою кружку, с треском поставив её на бетонный пол.
- Вкусный, - растянулась в улыбке Карп.
- Да. Освежает неплохо, - согласился Ал.
- Гордый? - неожиданно позвал Дядька со своего раскладного стула. - Я не хотел бы портить ваше общение… Но должен сообщить тебе, что Наёмник приходил.
Гордый моментально напрягся как струна и изменился в лице. Только что он был расслаблен и умиротворён, подметила Карп, но услышав новость, подскочил как ошпаренный, двинув желваками на лице, и спросил Дядьку резким голосом:
- Куда он ушёл?
- Куда-куда? Как всегда… - Дядька был само спокойствие, даже ритм в поглаживаниях не изменил. Кот балдел и фырчал.
Ничего не сказав, Гордый быстро ушёл, заставив ребят переглянуться. Карп не любила неясности ни в чём и, видя в Дядьке «отличного мужика», громко спросила:
- Чё Гордый так взвинтился-то? - лицо её всё ещё хранило недовольство, из-за того, что предмет её обожания унёсся в неизвестном направлении, не сказав ни слова. - А кто этот Наёмник-то?
- Ну, как кто? - хохотнул Дядька так, что живот сотрясся, а кот на его коленях насторожился. - Мужик его. Трахается он с ним.
Дядька сказал это с такой лёгкостью, как будто это казалось ему заурядным явлением, но у Карпа и Александра всё перевернулось внутри. Карп застыла с недопитым компотом в руках и выронила одно лишь слово:
- Охуеть, - она запнулась и отпила ещё компота. Налила из кувшина ещё, ощущая, что он волшебно тушит пожар в её голове. - А он вернётся вообще? - с надеждой спросила она, обращаясь к Дядьке.
- А я почём знаю, - снова рассмеялся он. - Да вы отдыхайте, глядите-ка какой вид чудесный! - Дядька был спокоен как скала, благодушен как какой-нибудь тибетский монах.
Карп замолчала и продолжала пить свой компот, желая, чтобы он не кончался так быстро. Александр же молчал не потому, но не от спокойствия, отнюдь, внутри него метались в разные стороны смешанные чувства. С одной стороны, он мог не опасаться, что у Карпа случится роман с Гордым, с другой стороны, новость его шокировала, несмотря на всю свою годами тренированную лояльность и толерантное воспитание. Он никак не мог преодолеть стереотип, что все гомосексуалисты похожи на жеманных женщин, манерно говорят и любят бабские побрякушки, поэтому их можно точно вычислить на расстоянии. В дерзком и грубом неформале он не мог заметить гомосексуалиста. Возможно, Гордый был бисексуалом, но сам факт, что он спит с брутальным мужиком, похожим скорее на какого-нибудь Арагорна из вселенной мэтра Толкиена, которым он, к слову, зачитывался, стало для Ала шоком. Ему словно вмазали в морду, контузили, вжарили хорошим зарядом из электрошокера. Александр решил унять эмоции и посмотреть на это с другой стороны. Ведь он отлично ладил с анархистом до этой новости, и Гордый такой же человек, как и он сам, и у него точно такое же право любить, какое есть у каждого. В конце концов, это его личный выбор - подвёл итог Ал. И из-за того, что Гордый любит человека своего пола, он не будет относится к приятелю иначе. В топку дурацкие стереотипы, они не разрушат его дружбу. У каждого - своя мечта…

========== Альфабит. Н ==========

Наёмник сидел на пружинном матраце, когда в помещение вошёл его обладатель. Гордый прикрыл увешанную плакатами дверь и, прислонившись спиной к её поверхности, встал, глядя из-под спадающих на лицо дредов, на Наёмника. В комнате работал виниловый проигрыватель. Крутилась unplugged’товая пластинка группы KISS, негромко играла музыка, KISS как назло пели о рок-н-ролле всю ночь и вечеринках каждый день.
- Как издеваются, а? - прочёл мысли Гордого Наёмник.
- Почему так долго? - резко спросил анархист.
- Ты о моём отсутствии? - понял Наёмник и пальцами коснулся небритых щёк на лице, проведя к подбородку. - У меня возникли проблемы. Эти уроды оказались неплохо вооружены, и мне пришлось долго выслеживать их. Я задолбался гоняться за ними. Они прилично утомили меня и доставили немало сложностей.
- Ты разобрался с ними? - спросил Гордый, не приближаясь, глядя из-под насупленных бровей.
- А ты как думаешь? - улыбнулся убийца, и уже нельзя было точно сказать, кто из них двоих перенял эту странную жутковатую ухмылку. - Я даже разжился патронами.
- Недурно, - Гордый, наконец, отошёл от двери, прошёл к вертушке и сменил пластинку, не желая больше слушать о бесконечном «празднике жизни».
- Слышал новости?
- О чём?
- Ну, конечно, откуда бы ты услышал? - смекнул убийца, потерев горбинку на носу. - Вояки мобилизуются. Последние корабли готовы стартануть в космос. Они валят. По мне, так скорее бы уже, - он с отвращением поморщился и мотнул патлатой головой. - Ты смекаешь?
- Мы, наконец-то, останемся здесь единственными людьми. Нам больше не нужно будет прятаться, как крысам. Мы сможем жить по своим законам. Нам бы успеть изловить дронов-врачей, пока они всех не вывезли. Вот это было бы просто здорово! - воодушевился Гордый, но ближе к Наёмнику пока не подходил.
- Только представь, - провёл перед собой татуированной рукой убийца, словно рисуя картину. - Мы будем у истока новой эры, мы… как зарождающаяся цивилизация… Меня будоражит. А тебя нет? - усмехнулся он.
Гордый таинственно улыбнулся одними лишь тонкими губами.
- Иди сюда, - настойчиво попросил Наёмник, сидя по-царски на постаменте с матрацем.
Гордый неспешно подошёл к нему вплотную так, что пупок его оказался на одном уровне с глазами убийцы. Наёмник сильными руками взял Гордого на узкие ягодицы и прислонился лицом к его животу.
- Я… скучал, - низко прошептал убийца и, нежно приподняв край драной майки Гордого, стал несмело целовать его плоский живот. Гордый впился тонкими цепкими пальцами в шевелюру убийцы и прикрыл глаза, чувствуя настойчивые шевеления внизу живота.
Явственно ощущая отчётливый трепет в теле анархиста, убийца сильнее притянул его к себе и намеренно уронил парня на матрац. Он пылко стянул с себя засаленную футболку, скомкал её, небрежно бросив прочь и оголив мускулистый торс с татуировками и шрамами. Гордый забрался на Наёмника сверху, последовав примеру того - скинул майку и приник к нему, ощущая своей кожей его. Он немного покусал ухо, шею, подбородок Наёмника и, прерывисто дыша от нарастающего возбуждения, коснулся губами губ убийцы. Колючая щетина покалывала кожу анархиста. Наёмник повалил Гордого на спину и, спуская свои поцелуи всё ниже и ниже, добрался до молнии на узких джинсах анархиста, выпустил на свободу его напрягшийся член и сомкнул на нём губы.
- Ммм… - тонким голосом простонал Гордый, вцепившись длинными пальцами в покрывало на матраце. Наёмник «убивал» его целенаправленно, отлично зная слабые точки. И даже если бы он не слишком старался и был не слишком трепетен с ним, Гордый всё равно бы быстро кончил. И пока анархист содрогался в катарсистических судорогах, убийца не отрывался. Лишь когда Гордый расслабился, Наёмник с ухмылкой сказал:
- Ты как обычно скор.
Гордый приподнялся на локте и призывно повернулся на бок.
- Я постараюсь недолго тебя мучить, - добавил убийца, подбираясь к Гордому и прижимаясь к его обнажённой спине и тылу.
Он ставил засосы на шее парня, щекоча прядями волос его худые плечи и прижимаясь своей плотью к его тёплой коже. Убийца с ненавистью стащил с Гордого неподдающиеся джинсы. Лишь в такие моменты анархист выглядел беззащитным, он перевернулся на живот. И пока убийца подготавливал почву для "военного" вторжения, Гордый, опустив голову, отдавался его воле. Рот Гордого был приоткрыт, веки полузакрыты, а цепь с замком на тонкой шее всякий раз больно ударялась о выпирающие ключицы, напоминая, что он связан с убийцей, и связь эта сильнее держит, чем какие-нибудь цепи и замки. Так, анархист временно терял себя гордого, а наёмник делал то, что умел лучше всего в этой жизни - убивал гордость.

========== Альфабит. О ==========

Одиночество пугало Карпа так же, как пугало оно Баронессу. Карп боялась остаться одна, повторяя судьбу «матери», она хотела быть любимой и не собиралась гоняться за призрачными возможностями. Как только Дядька сообщил о подробностях личной жизни анархиста, Карп тут же перевела свой тумблер из режима «влюблена» в новую фазу. Её порадовало, что она узнала это раньше, чем решилась первой проявить инициативу в сексуальных поползновениях к нему. «Вот был бы конфуз!» - подумала она и посмотрела на Александра. Вот он уж точно являлся любителем сисек, если брать в расчёт его рисунки, сомнений в его гетеросексуальности не возникало. И Карп направила свои флюиды на соблазнение неопытного Ала, который находился в зоне доступа. Она болтала с ним, не брезговала намёками и лёгкими прикосновениями, незаметными и случайными контактами сквозь одежду.
Гордый же появился не ранее чем через час после своего молниеносного исчезновения. Вид его был более помятый чем обычно, но в походке угадывались чувственная раскрепощенность и довольство.
- Ушёл не по-английски, - съязвила Карп, когда он подошёл и закрыл собой вид с балкона, - ну и как? То, что мы тут торчали, дожидаясь тебя, не зная, вернёшься ты или нет, оно того стоило хотя бы?
- Что? - недоумевая, пробурчал Гордый.
- Ой, не надо только строить тут целку, - грубила Карп. - По тебе видно, что ты трахался, дорогой! - и она взмахнула кистью руки. - От тебя прямо-таки несёт сексом, а я в таких вещах разбираюсь, - Карпа понесло, как это частенько бывало, когда она раздражалась. - Если мы друзья, не надо держать нас за дураков, - она ткнула Ала локтем в бок, чтобы тот поддержал её. 
Ал лишь кивнул. Гордый сел на диван рядом с Карпом. Она протянула свои руки к шее анархиста и, смеясь, заорала:
- Я бы придушила тебя!
Гордый попытался уйти от её тянущихся пальцев и, увёртываясь, придал древнему дивану движения, тот качнулся и завалился назад. Трое лежали кверху ногами и, после секундного недоумения, закатились бурным хохотом.
- Так тоже неплохой вид, - подметил Ал, глядя в небо сквозь покатую стеклянную крышу.
Они так и лежали вверх ногами, не шевелясь. Начинался дождь. Долгожданный очистительный дождь. Капли падали на стекло, упруго пружинили и стекали по наклонной тонкими струйками. Дождь усиливался, превращаясь в ливень. Капли тарабанили по стеклу, а стена воды обрушивалась вниз, попадая на балкон.
- Круто! - выкрикнула лёжа Карп. - Господи, ну, как круто же!
- Это лучшая весна в моей жизни, - признался Ал.
Он смотрел на стекло крыши, видя, как его заливает вода, и попытался представить себя рыбой в аквариуме.
Небо навалилось на крышу серыми тучами, а они продолжали лежать на опрокинутом диване и молчали. Первой безмолвие нарушила Карп:
- Я слышала такое мнение, что те, с кем комфортно помолчать, гораздо ценнее тех, с кем приятно общаться.
- Но это не о тебе, - съязвил Гордый.
- Да уж, - рассмеялся Ал.
- Ну, давайте, критикуйте меня! Критикуйте, вам же больше не о чем говорить! - хохотала она, споря с ливнем, пытаясь перекричать шум дождя.
Ливень не желал прекращаться, но всё-таки медленно затихал. Настал момент, когда небо просветлело, и лишь редкие капли со звоном срывались с балок и шмякались на бетонный балкон.
- Поднимите меня, - потребовала Карп, вытянув руку, когда увидела, что Гордый решил сменить своё горизонтальное положение на вертикальное. Александр последовал его примеру и помог Карпу подняться. Она, разумеется, не преминула сверкнуть красными трусами и постараться, чтобы этот флаг свободы и похоти непременно увидел Ал. Карп оправила оборки на юбке и, ткнув острым пальцем в рёбра Гордого, заявила:
- Больше не смей так делать. Если ты с нами, значит, с нами.
- У меня есть свои приоритеты, - не сдавался Гордый.
- Пиздюк ты приоритетный.
- В тебе сейчас говорит собственнический инстинкт, - добавил Ал.
- Вы все сговорились, - фыркнула она.
- Ну, мы поедем, наверное, - добавил Ал. - Дождь кончился, да и…
Гордый проводил их к главному входу, где под крышей рядом с сооружённым курятником Ал оставил свой электробайк.
- Увидимся, - задумчиво произнёс Гордый и вернулся восвояси.
Александр неожиданно для себя решительно взял Карпа за руку и помог ей усесться на байк. Возможно, сегодняшнее раскрытие секрета анархиста придало Александру сил и уверенности. Он отвёз её к дому-ангару, наслаждаясь поездкой, влажным свежим послегрозовым воздухом и тёплыми руками Карпа, обхватившими его. Карп поёжилась от прохладного воздуха и слезла с байка.
- Может, зайдёшь? - робко спросила она Ала. - Папа скорее всего у приятеля выпивает. Выходной всё-таки.
Александр почувствовал, как кровь прилила к лицу и ещё одному органу лишь при мысли о том, что он остаётся с ней наедине. Он не мог не согласиться. Карп нагнулась, встав в интересную позу, и выудила откуда-то ключи от замков, навешанных на спущенную дверь.
- Вот какой год на дворе, а папа до сих пор пользуется антикварными приспособлениями, - хихикнула она, отпирая многочисленные замки.
Ничего не ожидая и ожидая одновременно, Александр снова взял Карпа за тёплую ладонь и прошёл за ней в стены тёмного ангара. Он подстраховывал её снизу, следуя за ней вверх по лестнице. Она ввела его в свою комнату и задвинула щеколду. Две фигуры терялись в вечернем свете. Белая комната посерела, как грозовая туча, окуталась ватным влажным воздухом, который хотелось осязать, и Александр осторожно, будто боясь спугнуть девушку, как птицу, протянул ладонь к её груди. Карп мысленно напомнила себе, что шутить и распускать болтливый язык с ним не стоит, он того и гляди, сам встрепенётся пугливой птицей и, вспорхнув, улетит прочь. Она оглядела его робкую фигуру и вдумчивое лицо, боясь нарушить тонкий романтизм, который он испускал облаком вокруг себя. Ведь с ней так давно не случалось ничего робкого, ненавязчивого, стеснительного, романтичного, в конце концов. Она бы могла влюбиться в него… Возможно, глубокая любовь, особенная… зародилась бы в ней, но пока она чувствовала к нему скорее уважение и странного рода жалость. Он не был жалким, отнюдь, но скромность и не осквернённая романтичность заставила Карпа пожалеть саму себя. Пожалеть, потому что она не испытывала трепета к любви, не роптала, не краснела и не стыдилась себя. И таинство этого момента неожиданно сконфузило её и она, сама того не ожидая, повела себя, как скромная девушка. Она не бросилась раздевать его, не стала с яростью пропихивать свой язык в его рот, она лишь легонько поддалась вперёд и стала гладить короткий ежик волос на его затылке, откинув голову, подставляя шею для его застенчивых поцелуев. Они плавно придвинулись к кровати и также плавно опустились на неё, продолжая целоваться как школьники. И она уплывала куда-то, как во сне, а он становился смелее, порывистей, но не утрачивал внимательную нежность, следя за её реакциями. Он лишь следовал слепому инстинкту - трогал её, целовал, гладил так, как гладил бы себя. Прикосновения его были лёгкими, как скользящий бархат. И Карп лишь направляла его в нужные минуты.
Ко всему прочему, он оказался логиком, планирующим некоторые мелочи, и Карпу было неимоверно комфортно с ним. Она доверяла ему и с удовольствием лишала его девственности так, что ей и самой показалось, будто она лишается девственности вместе с ним. Процесс был чувственным, отчасти стыдливым, вкрадчивым и внимательным. Результат же был незапоминающимся, коротким и смазанным, но для Карпа, пожалуй, процесс был важнее самого финала. И… это даже стало чем-то новым для неё.
Карп поглаживала короткие волосы Александра, видя себя и матерью, и любовницей в одном сосуде. Ал казался слишком молодым, слишком наивным, слишком ребёнком. Ей отчего-то снова стало жаль и себя, и его.
Она проводила Ала, пока отец не вернулся, когда начало темнеть, и коротко поцеловала в щёку, но он перехватил её губы, не желая выпускать и оставлять её одну. Ему так не хотелось уезжать…

========== Альфабит. П ==========

- Проститутка, - выругалась сама на себя Карп. 
Сегодня она проснулась и как будто протрезвела. Она не жалела о вечере, проведённом с Алом, но была недовольна собой, своей небезупречностью. Как могла она ещё утром вожделеть тело Гордого, а вечером переспать с другим и… перевлюбиться? Как вообще такое возможно и не скотство ли это? Ответить самой себе на эти вопросы она не могла, поэтому, глотнув крепкий искусственный кофе, она опрометью бросилась к Виктору, веря, что уж «мать»-то расставит всё на свои места.
Баронесса отдыхала в кресле, в котором не так давно спал Гордый, и сосредоточенно читала книгу, когда в мирный склепик её влетела обезумевшая Карп. Она, не разуваясь, пронеслась на середину комнаты и выпалила:
- Я переспала с сыном военного из городка, а Гордый трахается с наёмным убийцей.
Виктор выронил книгу, поднял брови домиком, поднял книгу обратно и, не вставая, попросил Карпа:
- Сядь-ка, милая…
Карп села. Когда Карпа охватывала истерика, Виктор прекрасно справлялся с собой и демонстрировал холодную уверенность и прагматизм.
- Я советовал тебе НИ-КОГ-ДА, - он намеренно произнёс по слогам, - не связываться с военными! Я говорил?! - негодовал он.
- Говорил.
- И почему же я говорил так?! - поднялся он из кресла и возвысил строгий голос, по-матерински отчитывая нерадивую дщерь.
- Потому что они всегда улетают, - как ученица ответила Карп.
- Да, блядь! Они улетают, знаешь ли! Им совершенно нельзя доверять. Это всё равно, что надрезать себе вены и броситься в бассейн с акулами! - пролаял Виктор, выдохнул и сел обратно в кресло. 
Лицо его снова стало радушным, уголки губ поползли вверх, и он с интересом спросил:
- Что там на счёт Гордого? Я не расслышал.
- Гордый педик! - выплюнула Карп.
- Аахахахахахах! - расхохотался Виктор, не в силах сдержать приступ смеха, завалился в кресло. - Я знал! Я интуитивно знал! - продолжал смеяться он. - Иначе почему именно слово «брат»? Почему брат?! - задыхался от смеха он. - Красавец. И кто же его большая любовь? Есть такой?
- Есть, - зло смотрела Карп на Виктора. - Его трахает наёмный убийца с хаером до плеч и татуировками на всё тело.
- Как я рад за него! - хлопнув в ладоши, восхищённо сказал Виктор. - Это просто чудесно, любовь ещё не покинула этот мир. Есть надежда. Есть надежда! - выкрикнул он в окно, чтобы слышали все, весть о существовании любви должна была пронестись над миром.
- Ты сволочь, Виктор.
- То обстоятельство, что я сволочь, еще ничего не значит!!! - взвился Виктор. - Видишь ли, милая моя, природа такова, что пока педерасты трахаются, гетерасты ищут женщину. Шерше ля фам! Слышала о таком? - саркастично спросил Виктор, подавшись вперёд, словно желал, чтобы Карп лучше его слышала.
- И что? Зачем искать, если вот она я! Здесь - никуда и ходить не надо! - негодовала Карп.
- Они ищут, - вкрадчиво произнёс Виктор, - а ты очередная не та? Но нет, милая, это просто ты не там ищешь. Твоя проблема в том, что ты ищешь среди притягательных гомосексуалистов и тупых вояк. Ты избрала неправильный вектор поиска. Посмотри вокруг, - Виктор описал тонкой рукой полукруг вокруг себя, - что ты видишь? Педиков и вояк? Нет, милая моя, и мне странно, что ты такая невнимательная, беспредельно ненаблюдательная, - отчитывал её Виктор, как настоящая мать. - В коммунах рождаются дети, молодая поросль детей уже подрастает. И живучие поселенцы усердно делают новое поколение прямо сейчас! - он поднял палец почти перед носом Карпа. - Они будут реанимировать этот ебучий мир из руин, пока ты ищёшь парня своей мечты среди умных педиков и вояк, улетающих к Марсу, к этому грёбаному Марсу.
Виктор неожиданно вскочил и заорал в окно:
- Уносите свои жопы подальше от Земли, пока я не подговорил голубей выколоть вам глаза и нагадить в ваши вшивые душонки!!!
Карп вдруг совершенно скуксилась и разрыдалась.
- Я такая дура. Мне просто не везёт, мне просто не везёт, Виктор! - заплакала она и потянулась к Баронессе. 
Та по-матерински обняла её и стала гладить рукой по розовым волосам.
- Прости меня за грубость, милая, но я и вправду не верю этим… сыновьям из военных городков. Жизнь она… такая стерва… наждачной бумагой стирает улыбки... Запомни, милая, чем больше ты разбираешься в людях, тем больше мечтаешь ошибиться...
В маленькой квартирке Карп продолжала всхлипывать, пряча слёзы в коленях Баронессы, а в остальном многоэтажном жилом комплексе стояла оглушительная тишина…

========== Альфабит. Р ==========

Радость его была неподдельна. Александр сидел в колледже над лабораторной работой. Напарник высчитывал, а Александр смотрел в окно. Вид открывался наискучнейший. Он бы никогда не сравнился с видом с балкона в коммуне Гордого. Блёклый, серый мир его окружающий слишком сильно контрастировал с розовыми волосами единственной оставшейся на Земле красивой девушки. Если раньше Александр мог в скуке проводить день ото дня, посредственно общаясь с сокурсниками, посредственно общаясь даже с собственным отцом и матерью, то теперь, когда он видел незакомплексованных, откровенных и естественных людей из заброшенного мира, о котором рассказывали исключительно поучительные и опасные истории, он уже не мог наслаждать своей комфортной искусственностью. Люди не просто жили там, за чертой, в этом некомфортабельном мире, они умудрялись быть честными с самими собой, не бояться осуждения, не бояться любить. Это потрясло Александра. Сам он понимал, что далёк от них, но ему так хотелось прикоснуться хотя бы кончиком пальца к подобной жизни - настоящей, откровенной, пронзительной…
Он старался не задумываться о том, что его ждёт в дальнейшем. Планы были туманны, однако, они были уже определены. Будущее настигло его неожиданно, когда в колледже объявили массовый сбор в актовом зале. Перешёптываясь между собой, а некоторые и посмеиваясь, студенты лениво поплелись на общий сбор. На подиум забрался человек из руководства, заученно улыбнулся неестественной улыбкой, поправил лацкан униформы и заговорил, а голос его усиливался и разносился по залу встроенными динамиками.
- Рад сообщить вам грандиозную новость. Мы все очень ждали этого момента. Некоторые ждали годами, целое поколение успело вырасти в нашем городе, вы наше будущее, и ваша подготовка почти окончена. Я не знаю, что больше обрадует вас - то, что экзамены переносятся на неопределённый срок или то, что мы, наконец-то улетаем домой?
По залу прокатился гул. Шёпот догадок, гул непонимания, радостный всплеск голосов тех, до кого, наконец, дошло.
- Итак, официально заявляю вам, что последние ракеты готовы, чтобы взмыть в атмосферу и преодолеть расстояние до колонии «АЛЬФА». Там, пройдя карантин, вы сможете присоединиться к жителям, либо лететь дальше… в другие колонии, - он предупредительно поднял руку: - Я знаю, что у многих семьи живут в далёких колониях. Вы сможете отправиться в любую из них в кораблях, вылет которых назначен по расписанию. Таким образом, какое-то время вам придётся прожить в колонии «АЛЬФА». Сейчас у вас неделя на подготовку и сборы. Мы и так слишком припозднились. Нас ждут наши родственники в колониях, нас ждёт новая жизнь. В нас нуждаются.
Кто-то начал хлопать, и хлопки волной прокатились по залу, никак не стихая, мешая оратору говорить.
- Все… - он повысил голос, убеждаясь, что его услышали и затихли, - все мы очень рады и одновременно взволнованы. Сегодня вы доучиваетесь, а с завтрашнего дня проходите короткую подготовку к полёту и ознакамливаетесь по новой с давно вами заученными правилами безопасности. Ну, что ж… Хорошего вам дня и… встретимся на взлётной площадке, - улыбнулся он и покинул зал.
Юноши вокруг Александра ликовали, кто-то возбуждённо обсуждал предстоящий полёт, девчонки роняли испуганные слёзы счастья, но Александр не мог двинуться. Шок от новости, застигнувшей его врасплох, парализовал конечности и, кажется, остановил сердечную мышцу. Он не мог себе представить, что это случится сейчас. Почему именно сейчас, когда он только успел вдохнуть свободу, подружиться, влюбиться? Почему так скоро? Отчего нужно было так долго ждать в одиночестве, чтобы вот так, лишь почувствовав себя кем-то, сразу улететь прочь? Александр заметил, что испытывает ненависть к тем, кто всё это придумал. Он ещё никогда в жизни не испытывал ненависть к людям. Не подлость ли это - так долго не видеть отца, потерять истинную глубокую связь с ним? Не подлость ли это - бросить их с матерью здесь? Не подлость ли - влюбиться в потрясающую девушку, которая останется здесь навсегда? Не подлость ли - сама жизнь?
Радость от первой проникновенной ночи любви была омрачена. Она была омрачена и испорчена, стала, как искусственный сыр, похожий по вкусу на парафин. Она больше не была радостью, превратившись в горечь, в издевательство, в надругательство над его чувствами и его жизнью.
Когда первая волна ненависти на мир сошла, подкатила вторая, и Александр уже ненавидел себя за то, что вообще вышел из города, что решил посмотреть на настоящий мир, что влез во всё в это по уши, что влюбился. Радости больше не было. По сердцу разливался смертельный холод, гнилостная ненависть и ядовитая обида. Радость умерла…

========== Альфабит. С ==========

Сообщение о скорой эвакуации всех оставшихся на Земле законопослушных жителей пронеслась по всем настроенным на одну волну радиоприёмникам, достигла слуха анархических коммун, напугала одиноких поселенцев заброшенных городов. Новость эта передавалась из уст в уста, она накрывала Землю подобно атомному взрыву, она распространялась по поверхности, как последствия применения биологического оружия, проникая в каждую дверь, в каждый дом, она растекалась как нефтяное пятно из танкера, она взрывалась и разлеталась осколками как во время бомбардировки, разрушая привычный и размеренный образ жизни людей из полупустующих селений, тех, кого правительство объявило вне закона.
Карп красила ногти на руках розовым лаком, сидя в лёгком сарафанчике на железной лестнице. Ветер играл её волосами, а внизу на площадке возле гаража, два отцовских приятеля, живущие с семьями неподалёку, которые частенько приходили к нему перекинуться в преферанс, играли сейчас в «очко», пока отец её затачивал какую-то деталь. Приёмник как обычно воспроизводил песни и музыкальные композиции всех предыдущих веков, которые в произвольном порядке отбирал компьютер, посылая в радиоприёмники. Неожиданно музыка прервалась, и поступило сообщение:
- Внимание! Обращение для всех жителей Земли. Извещаем, что последние космические корабли отправляются на этой неделе. Все приготовления проведены. Все законопослушные граждане городов должны явиться в пункты выдачи билетов по месту жительства, где должны будут ознакомиться с техникой безопасности во время полёта и пройти обязательное обследование медицинскими дронами.
Сообщение зациклилось и повторилось ещё два раза, а затем снова заиграла музыка. Над гаражом повисла тишина, Карп ошарашенно застыла с лаковым аппликатором в руках. Тишину решительно нарушил один из волосатых приятелей отца:
- Чего зависли? Нас это не касается. Мы НЕ законопослушные. Ещё чего не хватало, чтобы я по их законам жил - наружу не выходил, боялся воздухом дышать. Ты, - он указал на отца Карпа. - Ты помнишь, как всем под страхом смерти запрещали выходить? Я тогда сразу сказал, что жить в их пластиковом контейнере не буду, лучше сдохну. Ничо, не сдох же, и пупырями пока не покрылся, уже двадцать лет так живу, только жировых складок больше наросло, и рожа краснее стала.
- Краснее она стала от того, что ты закладывать горазд, - рассмеялся второй и бросил карты на стол. - Очко! Я выиграл. С тебя самогон.
Отец Карпа как-то ссутулился и нахмурил брови, положив деталь на станок.
- Не знаю… - пробурчал он.
- А что… ты бы хотел дочуру отправить в их космические лаборатории? - иронизировал волосатый.
- Чтобы обеспечить её будущим… - начал было отец.
- А здесь будущего нет? - с нажимом спросил красномордый. - У меня вон трое внуков, что скажешь, у них будущее есть? Только попробуй предположить, что его нет, а? Ей Богу, Донни, дам тебе в морду по старой дружбе!
Карп слушала их разговор и думала об Але. «Прав… Эх, прав был Виктор. Больше Александр не придёт», - решила она.
***
Сообщение трижды повторялось каждый час на одной единственной волне. Баронесса, Гордый и бородатый сосед, живущий двумя этажами ниже Баронессы и стоически сносивший все её выходки, расположились возле подъезда многоквартирного дома. Виктор был сегодня в мужском обличии и сидел на пыльной ступеньке рядом с Гордым, который безмятежно покуривал травку. Сосед пристроился в скрипучем кресле-качалке и орудовал спицами. Играла музыка. Бешено резвясь, из радиоприёмника, вылетал фокстрот.
- Подай-ка клубок, - попросил сосед, указывая на картонную коробку с шерстяными нитками.
- Какой? - спросил Виктор.
- Да вон синенький, ага…
Виктор протянул руку к клубку и бросил его соседу. Тот ловко поймал и, помусолив палец, потянул за нить.
- Вот свяжу себе свитер, потом свяжу тебе шарф, ты вечно кашляешь, когда сыро… Слушать страшно.
- Астма… - пояснил Виктор.
- Да знаю я про твою астму, а куришь как… этот… паровоз.
- Надо уже самому начинать табак выращивать, - проговорил Виктор. - Это невозможно уже.
- Хе, - крякнул сосед, орудуя спицами, - я вон давно смекнул, что зимой дубу дашь без шмоток нормальных, натуральных. Вон - по крупицам насобирал, рухлядь всякую распустил. Вязать научился по бабкиным пособиям. Жизнь она… и не тому научит. Слышал, будто в коммуне анархической в километрах ста отсюда, - он глянул на Гордого, - бараны плодятся, шерсть бы с них. Хорошо было б, - делился мыслями сосед.
Фокстрот отыграл, и вдруг музыка остановилась, дав дорогу неотложному сообщению. Все притихли и прослушали информацию о скорейшей эвакуации населения и отлёте кораблей.
- Окружающая действительность, бойся! - закричал Виктор. - Мрази улетают! Они ещё напердят нам напоследок, загадив последний чистый воздух!
Сообщение пошло на второй круг, Гордый подскочил, не выпуская самокрутку изо рта, и с силой ударил носком ботинка по радиоприёмнику. Тот взвился в воздух, нудным голосом продолжая предупреждать всех законопослушных граждан, взлетел до максимальной точки, на какую был способен, и начал падать, рухнул в песок, крякнул и расколол корпус, подвякивая вывалившимся динамиком в песок.
А потом… заиграл вальс…

========== Альфабит. Т ==========

Тёмная ночь, карнизные мысли и окно тринадцатого этажа были как никогда соблазнительны… В ночь… Так хотелось уйти в ночь… Баронесса стояла посреди кухни, тонущей в серой субстанции и насыпала в сахарницу остатки свекольного сахара из пакета. Она смотрела в открытое окно и думала о том, что кроме неё никто не заполнит сахарницу. И она делала это, потому что в сахарнице, в этой чудесной антикварной сахарнице, доставшейся от прапрапрабабушки, было её предназначение. Баронессе казалось, что она была нужна, как какая-нибудь стиральная машинка. Её бы саму - выбросить бы на помойку! Ведь он… бросил её здесь, улетев покорять космос. Ах, зачем же он обрёк её на эту судьбу?! Зачем же он говорил о любви, если его жизнь предназначалась далёким мирам, и сердце его трепетало от пульсации звёзд? Он ведь и сейчас где-то там… за непостижимыми километрами черноты этого окна, а она здесь… наполняет сахарницу. И ВЕСЬ ЕЁ МИР умещается в одной единственной сахарнице!!! Баронесса почувствовала свою полную ничтожность, но выброситься в окно ей отчего-то было страшно. Она хотела бы умереть красивой, а не растечься кровавой лужей под собственными окнами и испортить вид, - в конце концов, сосед, живущий двумя этажами ниже, неплохой мужик и не заслужил такой участи - отчищать Баронессу от бетонного покрытия. Баронесса замерла с серебряной ложкой в руке и вдруг, неожиданно для себя, поняла, что планета обречена, раз её покидают проклятые вояки. И как же она раньше не догадалась? Мысли её судорожно кипятились. Она уже понимала, что назревает истерика:
- Я ебанулась. Я совсем охуела, - сказала она сахарнице. - Один Всемогущий, убереги же меня от этой тишины… Чёрт возьми, да у меня не депрессия, у меня ИСТЕРИКА! - закричала Баронесса.
Она бросила ложку на столешницу и кинулась к окну, высунулась из него в черноту и, раздирая лёгкие, заголосила:
- И да сдохнут натуралы! Да истлеют гетерасты! Да падет огонь небесный на их фаллические ракеты, да будут жёны их блядищами! - надрывался Виктор, изливая горючую обиду, разъедающую его сердце. - Да отвалятся их носы от космического сифилиса! И пусть резиновые утята наполняют до краёв ванну моего сознания, но я всё ещё в своём уме! И я прокрякаю вам Апокалипсис! НЕНАВИЖУ ЭТОТ МИР! - громче закричал Виктор. - БУДЬ ВСЁ ТРИЖДЫ ПРОКЛЯТО К ЧЁРТОВОЙ МАТЕРИ! ЭТА ПЛАНЕТА ПРОЕБАНА, ПОРА СВАЛИВАТЬ!!! - он зашёлся сардоническим смехом и отошёл от окна, продолжая сотрясаться судорогами истерического хохота. Он на ощупь добрёл до комнаты и в свете горящей свечи полез в шкаф. - Я НЕ ЖЕЛАЮ СУЩЕСТВОВАТЬ В ПЛОСКОСТИ ЭТОГО ПСЕВДО-СУЩЕСТВОВАНИЯ, - голосил он, игнорируя тот факт, что голос охрип от надрывного орания в ночное окно. - Я УСТАЛ БЫТЬ ДЕФЕКТИВНОЙ КУКЛОЙ! НА СВАЛКУ МЕНЯ, В ТОПКУ, В ПЕЧЬ, НА КОСТЕР!!! - Он достал белоснежные кружевные подштанники своей прапрапрабабушки, залез с ними на кровать и подвязал одну штанину вокруг железной люстры с канделябрами, вторую яростно обмотал вокруг шеи. - Ктулху, я иду к Тебе, - прошептал он, роняя слёзы. - Всё кончено. Занавес, - прошептал он и спрыгнул.
Кружевная материя затянула шею Виктора, он забулькал, задыхаясь, уши различили треск, который Виктор истрактовал как звук разрывающейся плоти. Он успел лишь подумать: «Зачем всё это?», когда подштанники окончательно разорвались, и Виктор с грохотом упал на паркетный пол и ударился сутулой спиной о край кровати. Он закашлялся, раздирая пальцами ветхую ткань на шее, оставшуюся от подштанников, которые он так бережно хранил все эти годы. Он высвободился и отбросил ветошь в сторону.
- Я жалок, - процедил он не своим голосом. - Прости меня бабуля, я испортил твои реликтовые панталоны. Я как всегда всё испортил, дорогая. Но обещаю, я… исправлюсь, я обязательно всё исправлю. Всё, что не убивает нас - делает большую ошибку…

========== Альфабит. У ==========

- Устроим себе выходной, - прошептал убийца, коснувшись губами мочки уха Гордого.
Гордый улыбнулся, повернувшись в объятиях Наёмника и брыкнул ногой одеяло. Жарко.
- По случаю массовой эвакуации… устроим, - согласился Гордый.
Песчаный карьер находился в тридцати километрах от анархической коммуны. За несколько десятилетий он заполнился водой. Образовалось озеро, там даже водилась рыба и встречались безумной красоты огромные жабы. Они были изумрудные с круглыми жемчужинами, у некоторых на спине красовались алые бусины. В дождливые дни жабы усеивали подходы к воде, сидели на проржавелых трубах в камышах, издавали громкие утробные звуки и раздували пузыри. Они блестели как лакированные, и Гордому всякий раз хотелось потрогать одну из них. Он тщетно пытался поймать их - массивные жабы были быстрые и плюхались с труб в воду с громким всплеском. Отмель занимали мелкие лягушата, уж их-то Гордому изловить удавалось не раз.
Но сегодня было солнечно и очень жарко для конца мая.
Наёмник выкатил массивный электробайк. Спрятал в кожаную сумку за сиденьем пару пистолетов, стреляющих электрическими зарядами, проверил старый добрый огнестрел в кобуре подмышкой и пару ножей под штанинами на голенях.
- Как на войну собираешься, - усмехнулся Дядька, пройдя в загончик с курами, и высыпал из миски зерновую смесь с питательной добавкой, которую Гордый получил от Карпа.
- У меня каждый день война, - небритое лицо Наёмника озарилось улыбкой.
- О да… Война без особых причин, война - дело молодых… лекарство против морщин… - вспомнил давно забытые слова песни Дядька. - В глазах его мелькнула предательская капля грусти, похожая на стариковскую слезу, но он быстро справился с накатившей рефлексией по прошлому и отправился дальше по своим делам.
Гордый быстро запрыгнул на байк, обхватив правой рукой жилистый торс Наёмника. Ветер хлестал дредами по лицу, Гордый щурился от ветра и улыбался. Ему было хорошо лишь от того, что Наёмник был рядом с ним, ему было тепло от солнца, будоражаще от мая, приятно от «интимности» мира. Вся Земля во все стороны уже принадлежала ему, весь мир вокруг, все леса и самые прекрасные покинутые места, всё это непредсказуемое небо, весь этот май и его судьба - всё было в его руках. И если кто-то боялся остаться, если кто-то пугался чёрных ночей, если кому-то было страшно смотреть в будущее, то Гордый просто жил, жил здесь и сейчас.
К карьеру они подъехали с восточной стороны. Здесь когда-то давно был населённый пункт, но песчаные горы карьера осыпались и накрыли селение. Это место особенно волновало Гордого. Байк Наёмник закатил в один из домов, который был меньше других погребён под грунтом. Гордый прошёл в комнату, цвет которой когда-то напоминал нежный изумруд. Создавалось впечатление, что пустыня проглотила это место, комнаты дома утонули лишь наполовину. Гордый прошёл дальше, ощущая себя бедуином, отбившимся от каравана. Это оказалась ванная комната. Выбитое окно торчало кольями стекла, и ветви дерева с молодой листвой вторглись в стены дома. Поцарапанная белая ванна недурно сохранилась, она была наполовину заполнена песком, да и сама походила скорее на утлую лодку, тонущую в песочном море. Гордый зачерпнул ладонью содержимое ванны и медленно пропустил песок через пальцы. Он сыпался вниз тонкой струйкой, и Гордый задумался, глядя на это священнодейство.
- Гордый! - окликнул его Наёмник с улицы. - Ты собрался песочные ванны принимать или солнечные?
- Иду, - отозвался он, отряхнув ладони, и пошёл за Наёмником.
В озере отражалось небо. Гордый разулся и закатал джинсы до колен. Он вошёл в воду по щиколотки.
- Тёплая? - спросил Наёмник.
- Не-а, терпимая, - поморщился Гордый.
Наёмник сел на берег и уставился вдаль, пока Гордый бродил по мелководью и разбрызгивал воду вокруг себя.
- Помнишь Мелкого? - выкрикнул Гордый, обращаясь к Наёмнику.
- Напомни-ка.
- Ну, Мелкий, который с братом-амбалом ушёл в коммуну на запад?
- А… ну да… - припомнил Наёмник.
- Мелкий всё время ходил на то круглое озеро купаться, которое непонятно почему всё белое.
- Белое, потому что в него сливали технологическое дерьмо с территории СВР, - усмехнулся Наёмник.
- А Мелкий там купался, - рассмеялся Гордый, - в тщетной надежде стать Человеком-пауком.
- И как… стал?
- Не знаю, но мелким так и остался, - добавил анархист.
Наёмник улыбнулся в свою короткую бороду и спрятал прядь волос за ухо. Гордый снял майку и, махая ей как флагом, ударил ногой по воде, брызги полетели вперёд и настигли Наёмника, окропив его футболку и штаны. Тот не среагировал, и тогда Гордый сделал это снова, более мощная волна брызг полетела на убийцу, намочив того. Он подскочил и хотел было ринуться к Гордому и макнуть того в прохладное озеро. Потом бы они обязательно повалились оба в воду, потом бы разделись на берегу и непременно занялись сексом на тёплом песке, но зоркий взгляд Наёмника заметил дрона-наблюдателя. Тот ненадолго завис за песчаным бугром и плавно поплыл в их сторону. Наёмник подал Гордому знак, которыми обычно пользуются спецназовцы, и Гордый тут же среагировал. Он остановился и постарался медленно сместиться с точки обзора Наёмника. Маленький дрон-наблюдатель подлетел к Гордому и просканировал его. Гордый не двигался, он знал, что с такими безобидными дронами частенько летают в компании такие, которые могут и пальнуть, если что.
- Подготовьте свой чип, - электронным голосом скомандовал дрон.
Гордый опустил голову и подставил шею дрону.
- Не двигайтесь, вас идентифицируют, - объяснил дрон, сканируя вшитый в шею Гордого чип с данными.
- Номер 55Е2107Т14000, - считал дрон, - вы не санкционированы.
Наёмник выжидал и высматривал. Наконец, он заметил крупного круглого дрона. Дрон-полицейский медленно подлетал, но Гордый маячил и мешал Наёмнику прицелиться.
«Слишком далеко, давай…давай же… приблизься…», - повторял про себя Наёмник. И когда дрон оказался на расстоянии выстрела, выкрикнул Гордому:
- Пригнись!
Гордый метнулся в сторону, и Наёмник выстрелил. Дрона-полицейского качнуло, пуля лишь проскрежетала по его покрытию, Наёмник выстрелил ещё два раза, пробил-таки информационную панель дрона, и тот стал терять высоту и стремительно падать.
- Лови! - успел выкрикнуть Наёмник.
Гордый понимал его с полуслова - если бы кто-то другой оказался на месте Гордого, он бы стал ловить подбитого дрона, но Гордый знал, как важно поймать мелкого наблюдателя. Он ловко, как на птицу, набросил на наблюдателя майку, и чтобы тот не выскользнул, бросился телом на него, прижимая майку к земле цепкими руками.
- Вот, мерзавец! Как тихо подбирался, - проговорил Наёмник, снимая железную крышку с информационной панели и выдёргивая контакт. - Ты поймал мелкого?
- Да. Здесь он, мурлыкает, - улыбнулся Гордый, слыша, как дрон издаёт звуки под майкой.
- Сгребай его. Прогулка окончена. Отвезём их Горгону, пусть он их перепрошьёт. Отличная получилась охота.
- Несанкционированная, - усмехнулся одними губами Гордый.

========== Альфабит. Ф ==========

- Фатальная невезучесть, - сетовала про себя Карп, ругая свою чрезмерно любвеобильную физиологическую особенность, когда в окошко влетел мелкий камушек. 
Наверняка тот, кто кидал его, думал, что окно закрыто. Маленький круглобокий, похожий на пемзу, камушек упал на пол и прокатился по дощатому полу под кровать. Она даже не ожидала увидеть кого-то конкретного, но увидеть именно Александра никак не планировала. Она же была уверенна, что он больше не придёт. Но сейчас он стоял под окном, улыбался своей открытой улыбкой.
- Я тебе кое-что принёс, - он поднял руку с наполненным чем-то пакетом вверх и потряс.
Карп бы и так бросилась опрометью вниз, даже если бы он пришёл просто так, ей даже стало обидно от того, что он решил чем-то задобрить её. Ведь он не мог не слышать сообщения об улёте. Зачем же он пришёл? Она, разумеется, как и любая опытная женщина, прекрасно понимала, зачем приходят мужчины перед тем, как пропасть навсегда. Что ж, - решила Карп, - если он пришёл получить свой прощальный секс, она непременно даст ему его. Не потому, что он пришёл задобрить её чем-то, не потому, что она настолько похотлива, что не может никому отказать, а лишь только по тому, что он ей действительно нравился. Этот неиспорченный романтичный юноша, воспитанный подчиняться обстоятельствам, выполнять приказы, следовать правилам и всё делать «как надо», затронул непорочностью её душу, посеял сомнения о том, какая она на самом деле и какой может быть.
Она спустилась вниз и встретилась с ним на узкой бетонной дорожке посреди колышущегося разнотравья. Он, скрывая тень стеснения, почесал свой ёжик на голове и, быстро опустив взгляд к ногам, снова посмотрел ей в лицо. Как же ей не хотелось отпускать его туда! Как бы ей хотелось, чтобы никто никуда не улетал, никогда… больше никогда…
Ветер развевал розовые волнистые волосы, робко подбрасывал ступенчатые воланы юбки и дотрагивался до мелких светлых волосиков на её предплечьях и плечах. Не переживай, - говорил ветер, - я останусь с тобой навсегда.
Александр, наконец, сделал первый шаг и легко коснулся пальцев её рук.
- Я отоварил свою карту. Здесь даже есть шоколад, - Ал приподнял увесистый пакет. - Наверняка, когда-то давно он был гораздо вкуснее, это лишь заменитель, но всё-таки это шоколад, ну а остальное по мелочи. И… сигареты для… - Александр слышал о непонятном персонаже мужского пола, которого Карп называла «матерью», но сам назвать его так не смог, - твоей приятеля. Ты говорила, он много курит. Там ещё маленькая карта памяти с музыкой, которую мне удалось достать из архива. Может, Гордому что-то пригодится.
- Ты улетаешь, - не спрашивала, а констатировала Карп.
Александр промолчал.
- Я просто подумал, что надо бы вам принести кое-что. Я не слишком-то нуждаюсь, - произнёс он и пожалел о слове «нуждаюсь». Оно слышалось каким-то пронизывающе жалким, возвышая его над остальными. Ему не хотелось, чтобы о нём так думали.
- Прости, я опять всё порчу, - начал было оправдываться Ал, но Карп забрала из его руки пакет и заныкала его под скамейку, затем в абсолютном молчании взяла его за руку и повела в поле. 
Он послушно вошёл за ней в траву, как в бушующее море. Куда она вела его, как русалка, словно мечтая утопить?.. Александру показалось, что она смертельно обижена и разочарована в нём, иначе, почему такая всегда разговорчивая и громкая она теперь молчит? Куда ведёт его сквозь колышущееся поле, заставляя пробираться всё дальше вглубь, теряя из виду узкий длинный ангар, как последний оплот жизни на Земле? И почему сухие травы царапают ему подбородок, уж не желая ли перерезать ему горло? Куда же ведёт его дева с розовыми волосами? Уж не хочет ли они сама расквитаться с ним за обман, за скромность, за замолчанные фразы, за невысказанные слова любви? Тогда пусть, - подумал Ал, - пусть она прекратит мои мучения, лишив возможности улететь, потому что не улететь я не могу…
Она упрямо шла вперёд, а сухие стебли и острые листья бритвой царапали её нежную белую кожу на ногах и руках. И если бы Ал шёл спереди и оглянулся, он непременно заметил бы слёзы в её глазах. Но неуверенность топила его как покоцанную сиренами лодчонку.
Впереди замаячила лесная полоса. Карп ввела Александра под тень оранжевых сосен, тонущих в закатном солнце, как куртизанка вводила клиента в будуар. И если Александра покидала всяческая уверенность, то Карп наоборот обрастала ею, как сирена чешуёй. Она снова попала в родную ей стихию. К чёрту эти сентиментальности и ванильные любовные сны, опыт не пропьёшь!
Карп плавно двинулась к одной из сосен, ствол которой сладострастно облизывало солнце, она призывала Ала за собой. И он не мог не поддаться на её призывную песнь, он, дрожа, как мотылёк возле раскалённый лампы, бился, желая попасть в её свет. Она потянула Ала к себе и, оголив бедро, ногой обхватила его ноги, поймала в капкан, впилась губами в его губы. И как только пьянящий сок сладострастия попал на его язык, он полностью потерял самообладание, поддался на её игры. Жадно пожирая её, как изголодавшийся волк, впивающийся в шею добычи, пускает кровь, наслаждаясь ею, стекающей с клыков, наполняющей рот, наполняющей всё существо кровью, как страстью, животной, дикой, необузданной, Ал желал обладать ею, желал этого больше всего на свете. Как же он хотел обладать всем тем, чем обладала она! И корабли могли ждать вечность! А она как река… скользила в его руках, уносилась прочь. И даже войдя в эту реку, понимаешь, что она далека, и свободу её не поймать, не привязать, не спрятать под замок, не увезти к далёким мирам. Она лишь здесь, в лоне своего мира, гармонично существуя в нём, -  свободна и жива… Она рождена, чтобы отдаваться и бушевать. Она -  стихия…

========== Альфабит. Х ==========

Химера боли и страдания так и не отпустила Баронессу. Она не ела пару дней, не вставая с пола, не в силах пережить свой суицидальный порыв. Она лежала на неровном паркетном полу, поджав ноги к подбородку, когда в квартиру её весело трындя, вошли Гордый и Карп. Голоса их, разносящиеся по пустынному коридору напоминали голубиное воркование, и Баронессе, измученной одиночеством, казалось, что Истинные Голуби пришли за ней, чтобы забрать её в Рай «язвительной голубизны». Но не нежное убаюкивающее квохтание разнеслось по квартире, а душераздирающий вопль Карпа. Гордый стремглав бросился к Баронессе, попытался приподнять её, но Баронесса была хоть и худым, но высоким парнем, и Гордому удалось лишь приподнять верхнюю часть её торса. Карп подскочила и помогла анархисту втащить Баронессу на кровать. Гордый, не разуваясь, взобрался на постель, с ненавистью оторвал остаток драных панталон, свисающих с люстры. Карпа било крупной дрожью истерика, она покачивалась на кровати, сидя рядом с необычно молчаливой Баронессой, и повторяла:
- Что ты наделал, Виктор? Что ты наделал?..
Гордый проверил шею Баронессы, прощупал пульс.
- Живой. Шокирующе дерьмово выглядит, - заметил Гордый и отправился на крохотную кухоньку. Он что-то делал там какое-то время, вскоре послышался свистящий звук кипящего чайника и в комнату проник аромат бульона.
- Посади-ка его вертикально.
Карп быстро отёрла слёзы с щёк и, взбив подушки, усадила Баронессу в них.
- Бульон, - принёс горячую чашку Гордый и протянул Баронессе.
Как ни странно, но Виктор трясущимися руками принял круглую глубокую чашку и робко сделал первый глоток. Прошло ещё немного времени, и чашка опустела, а лицо Баронессы приобрело здоровый оттенок.
- Живительный бульон мироздания… - прошептал Виктор.
- На воздух его вывести надо. - Решил Гордый.
Вдвоём Карп и анархист помогли Виктору подняться, проковылять по коридору и выйти на балкон. Посадив его на перекладину пожарной лестницы, Гордый выудил из джинсов косяк. Карп приобнимала Виктора за плечи, сидя рядом с ним, как на жёрдочке.
На появление косяка в руках Гордого, она резко и протестующе закрутила головой, молчаливо твердя вечную тему, что они с «матерью» дурь не курят, но Гордый рявкнул:
- Я тебя не спрашиваю! - он раскурил косяк и всучил его Виктору.
Тот покорно затянулся, закашлялся.
- Придержи… - пояснил Гордый, и Виктор затянулся второй раз, не спеша выдыхать, затем протянул косяк Карпу.
Ей ничего не оставалось, как затянуться. Может, это и поможет ей, раз руки так трясутся…
Затяжка, ещё… следующий круг… и Карп неожиданно поняла, что успокоилась, и Виктор рядом выглядел вполне естественным. Ещё один круг, и Виктор стал посмеиваться и рассказал о провалившейся попытке суицида, как лопнули подштанники прапрапрабабушки, и он ушиб спину. Гордый рассмеялся, постукивая себя по колену. Но лишь Карпу отчего-то всё ещё не было смешно. Она в ужасе думала о том, что каждый день несёт ей потери, но, видя, как Виктор улыбается, решила, что ошиблась, что, возможно, она вовсе не теряет, а находит. И когда Гордый предложил им пойти пройтись, Карп уже была прежней или даже обновлённой. Она ещё не совсем понимала это чувство. Она лишь знала, что что-то бесповоротно изменилось в её жизни.

========== Альфабит. Ц ==========

Ценности его жизни рушились, как детский домик, построенный из кубиков. Кубики сыпались один за другим, увлекая всё строение вниз, превращая в руины. И цейтнот не способствовал скорейшему решению насущной проблемы. Цепь обязательств намертво приковала Александра. Но сегменты этой цепи были непрочны, они проржавели, и, когда настало время сбросить оковы, Александр лишь испугался. Он не хотел никого разочаровывать, но больше всего не хотел разочаровывать сам себя. Однако, ошибка его была в том, что он слишком много приписывал себе несуществующих качеств и старался делать то, что на самом деле не хотел, но делал, чтобы быть хорошим в чьих-то глазах. Ему не хотелось огорчать мать, но не огорчить её он не мог, если бы всё рассказал. И он сделал это. Рассказал. Мать побледнела, потом разгоряченно заговорила, обвиняя «дикую девчонку», «кошку» во всех напастях. Она обзывала её шалавой, мерзкой потаскухой, которая научилась только раздвигать ноги, а он, её бедный наивный сын, попал в расставленные сети, и что теперь Александра надо целиком обследовать, потому что никто не знает, сколько членов она перепробовала, и сколько поганых маргиналов совало их в неё, а её бедный сын… какой позор, какой стыд, как будто он не мог найти себе приличную девочку из городка, но его потянуло на самое дно. Она кричала и сокрушалась, и даже не заметила отца, ждущего по ту сторону экрана на видеосвязи. И он слышал всю эту грязь, он слышал всю эту грубость из женских уст, злость и ненависть и молчал. Он тоже винил себя во всём. Ведь это он не смог сразу забрать их с собой, это он решил, что так будет лучше. Это он… своими руками толкнул любопытного сына в заброшенный мир, а сын сделал это со скуки, от усталости… И виноват в этом он, потому что как глава семейства не досмотрел, оставил их, бросил всё на самотёк…
- Сын, - решил он. Голос отца был твёрже и суровее обычного. - Я переговорю с кем надо. Забирай свою девчонку. Пусть летит с тобой в колонию «АЛЬФА».
Александр был ошеломлён таким решением, таким… подарком. Сердце его забилось. Голова закружилась. В висках застучало. То, что казалось ему неосуществимым, стало доступным, как мечта, как она, о которой он мог лишь фантазировать, видеть во снах. Он заберёт её с собой. Он подарит ей новую жизнь, о которой она и не мечтала. Цезарь проснулся в Александре, он готов был с войсками двинуться в пустующие земли за ней, водрузить на железном ангаре красный флаг завоевателя, залезть на крышу, произнести пламенную речь. Цезарь мог. Цезарь имел полное право… Вопрос лишь состоял в том, имеет ли право он? Но вопросом этим Александр не задался, слишком вскружило его голову ощущение власти. Цезарь внутри него ликовал!

========== Альфабит. Ч ==========

Чушь, которую Александр нёс про космос и прекрасную жизнь в колонии, Карп не могла стерпеть. Её крайне удивило, что он предложил ей улететь. Ей польстило. Она лишний раз вспомнила про Виктора, которого как раз таки не позвали, а её позвали, ей подарили билет в новую жизнь, но… готова ли она к ней? И хочет ли?
Она бы и хотела, но как оставить всё то, что она так любит?
Карп посмотрела в лицо Александра, прервала его пламенную речь о переселении, приложив палец к его губам, и заговорила:
- У меня есть встречное предложение. Ты и я… Как Адам и Ева. Мы стоим у истока времён...
Александр закивал, всё ещё не понимая, к чему она ведёт.
- Мы… зарождающие цивилизацию, первые и почти единственные… Оставайся, Ал, ты же видел настоящий мир, он такой прекрасный, такой настоящий, он весь принадлежит нам от края горизонта, во все стороны, все поля, все города, все леса и заброшенные церкви. Мы начнём с нуля, мы сами установим правила и будем творить свою судьбу. Разве не этого ты хочешь? Или твоё истинное желание - топтать сапоги из наноткани и жить внутри железяки с искусственной гравитацией? Я не верю! Ты, человек, который с такой страстью рисует, творит, вкладывает жизнь в линии и пятна, может так легко сдаться обстоятельствам и полететь выполнять чужие приказы, жить чужой жизнью?
- Я не могу… - печально опустив глаза, не в силах встретить прямой взгляд Карпа, не в силах выдержать её напор, ответил Александр. 
Он боялся, что она прорвёт плотину его уверенности, но вдруг осознал, что уверенности в нём не было никогда.
- Но ты же уже не маленький мальчик, который боится огорчить родителей, ты ведь можешь выбирать свой собственный путь, и я… мы… мы все тебе в этом поможем! - пламенно произнесла она.
- Карп, но кто мы? Кто? - вдруг громко заговорил он, раздражаясь от того, что она не приняла с радостью его предложение да ещё и сравнила с маленьким мальчиком. - Сборище чокнутых? Я не знаю, как ты живёшь здесь всё это время, но ведь здесь полно неадекватных персонажей!
- И кто же они, кто неадекватные?! - в голосе Карпа появилась сталь.
Александр молчал, понимая, что сгоряча рубанул лишнего.
- Может, Гордый, потому что любит мужика? Может, Виктор, который заменил мне мать, которую, к слову, не спасли ваши хвалёные медики-дроны? Может, мой отец, равных по мастерству которому нет в вашем долбаном городе?
Александр осознал, что окончательно всё испортил. Теперь они даже не смогут достойно расстаться. И мысленно произнеся слово «расстаться», он вдруг подумал о том, что, возможно, это была не любовь… И как же он сможет быть её Адамом, если они совершенно не понимают друг друга? Он ещё не представлял, что любовь имеет различные личины и проверяется в подобных ситуациях, уча компромиссам, уважению и пониманию. Сейчас он счёл, что Карп давит на него и решил надавить на неё в ответ, ибо Цезарь маячил вдалеке и грозил кулаком нерешительному тёзке.
- Послушай, - перебил он, я понимаю, что для тебя это всё крайне неожиданно, ты привыкла к иной жизни, но поверь, я смогу защитить тебя там и обеспечить стабильность. Ты нужна мне…
Карп рассмеялась, слыша от него эти пустые взрослые слова, ей показалось, что с ней скорее говорит его отец, нежели он сам. Но она пообещала подумать.
- Тогда… если ты решишься, приходи быстрее, отлёт не перенесут из-за дикой кошки, - попытался пошутить он, протянув ей электронный билет, где был указан её порядковый номер и адрес пребывания.
Карп взяла из рук Александра тонкую карточку и едва сдержала слёзы, почувствовав, что повторяет судьбу Баронессы. Баронесса улетела бы, не задумываясь, но Карп… Александр не останется - это она осознала наверняка. Теперь, когда спина Ала, уезжающего на электробайке прочь, превратилась в точку у горизонта, Карпу был необходим совет, и где его взять, она не представляла. Выход оставался один - устроить глобальный соцопрос и принять решение.
Сначала она обратилась к отцу. Тот, казалось, испугался, задумался, протёр руки о фартук и сказал:
- Мне будет слишком тяжело тебя отпустить, но ради твоего будущего. Если ты действительно хочешь связать свою судьбу с этим человеком, лети. Лети и строй свою жизнь, которая принадлежит тебе.
Карп посмотрела на его усталое, покрытое морщинами лицо, тронутое ветрами и солнечным загаром, на его огрубевшие руки, на витые мускулы, которые расслаблено опустили руки, и поняла, как сильно любит этого человека. Как она может оставить его? Возможно, схожие чувства кололи и Александра, она могла понять его, она остро чувствовала это и, не в силах больше смотреть на родное лицо, кивнула и ушла.
Баронесса в привычной для неё эксцентричной манере, сказала:
- Чего ты ждёшь, милая? Бегом собирать вещи! Не просри свой шанс, раз он выпал, как лотерейный билет. Жизнь-жопа скупится на подобные подарки, поверь мне, дорогая, и если уж из её жопы выкатилась маленькая козья, похожая на камушек, лотерейная какашка, её надо срочно подбирать и действовать!
Карп знала, что за бравадой Виктора скрывается истерический страх потерять её, отпустить навсегда, остаться в одиночестве. Она знала, что он будет много курить, смотреть в ночь, плакать и бить зеркала. Она не была спокойна за него, как не была спокойна и за отца, которого настигнет старость гораздо быстрее назначенного срока, потому что он так и не сможет пережить её отъезд. О, эти слабые мужчины! Они лишь кажутся сильными, они лишь кажутся способными постоять за себя, но Карп знала - они слабее женщин, они легче раскалываются, они быстрее бьются, проще ломаются, эти хрупкие мужчины! Они сентиментальны, они привязчивы, они любят скрытно, не показывая, они холодные лишь снаружи, в них живёт пламя, которое съедает их изнутри. И для спокойствия им всем нужна крепко стоящая на ногах женщина. Она, как спасительный плот, уравновешивает их и успокаивает, кем бы она ни была - женой, дочерью, матерью, подругой, сестрой.
И лишь Гордый, один лишь анархист сказал ей правду, сказал так, как понимал:
- Зачем спрашиваешь? Хочешь? Любишь? Лети! Не хочешь - не лети!
Логика его была железна, с логикой его было не поспорить. Действительно, к чему этот цирк? Зачем спрашивать ответа на вопрос, который никто не сможет дать, кроме её самой? А Гордый был честен, ему, возможно, было всё равно, но скорее, он лишь согласился бы с её личным выбором, не желая ни удерживать её здесь, ни подталкивать.
- Хочу ли я лететь? - спросила себя Карп, сидя на своём чердаке и смотрясь в зеркало.
Бедная, ищущая любви девчонка, но ведь она не одинока на самом деле. Любит ли она по-настоящему? И как это узнать? Почему-то доводы Александра и странные чувства к нему, которые, возможно, и есть сама любовь, тем не менее не перевешивали чашу весов, останавливающую её. Она сидела и думала, прекрасно отдавая себе отчёт в том, что не полетит. Не полетит, потому что её дом здесь, потому что она не сможет забыть эту прекрасную и жестокую, такую чувственную в закатах и рассветах, такую пугающую ночью и долгими зимними днями, такую печальную и искреннюю осенью, такую пьянящую и очаровывающую весною, такую буйную, ласковую и неповторимую Землю. Что её жизнь значит там? Как сможет она улететь в неведомое куда-то и прозябать в благоустроенной консервной банке, подвешенной в бесконечном пространстве космоса, которому нет края? Ей было жутко даже думать об этом. Она нервно поёжилась от приступа клаустрофобии.
Нет, она как эдельвейс, не может расти в удобренной почве. Она дикая, она свободная, она не обменяет волю на золотую клетку и шестиразовое питание. Улететь - это изменить себе. Если подумать, она росла, как сорная трава, сама по себе, гуляла, где хотела, любила безоглядно. И выросла, колючая… как чертополох…

========== Альфабит. Ш ==========

Шипастый кустарник загораживал от Карпа творящееся безумие. Она понуро вышагивала по пыльной дороге, желая повидаться с Баронессой, которая последний год почти не выходила из самовольного заточения, и подобную сцену Карп никак не ожидала увидеть. Едва она начала огибать бурно разросшийся боярышник, знаменательная картина открылась её взгляду: Гордый и Виктор, совершенно голые, скакали вокруг костра из мебели. Они орали и улюлюкали, видя, как разрастаются языки пламени, а серый дым устремляется в безоблачные небеса. Она всё-таки набралась смелости и подошла ближе к костру. Завидев её, Гордый и Виктор выстроились по стойке смирно и, прикрыв причинные места, давились со смеху.
- Милая, какая нелепая неожиданность. Мы не ждали тебя сегодня, - иронично начал Виктор. - Отчего ты не выпустила голубей? Они пару раз нагадили б нам на головы, и мы всенепременно бы одумались.
- Какой праздник отмечаете? - осведомилась Карп, стараясь не смотреть им ниже пупка.
- Как какой? - удивился Гордый, сведя брови на переносице. - Отбросы человечества улетают! Безукоризненные валят, разве не праздник? Разве не повод для шабаша и сжигания мостов?
- Мостов мы не нашли… - пояснил Виктор, - вернее, мы сочли нецелесообразным жечь оставшиеся в нашем пользовании мосты и решили… сжечь мебель. Её полно! А нас так мало…
- Ритуальное сожжение, - пояснил Гордый.
- А что ты, милая, пришла попрощаться перед улётом?
- Идите на хуй, - выпалила Карп, - никакого улёта не будет. Я остаюсь.
- Она остаётся! - закричал Виктор и воздел руки к небесам, обнажившись перед Карпом. - Тогда начинается вакханалия! Раздевайся, милая! Пусть очистительный дым впитается в нашу кожу, и мы посыплем твою голову пеплом! О, Первая женщина Земли!
- Вы с ума сошли! - закричала Карп, видя, что они приближаются к ней, чтобы осуществить своё намерение. Разумеется, Карп не боялась их, но что-то мешало ей так легко предстать перед ними нагой. Наготу свою она считала эстетично сексуальной, а подвергать её глупо смотрящимся шалостям ещё не пробовала.
- Чокнутые педики! - возмутилась она. -  Не смейте! Если уж я разденусь, то сделаю это сама!
- Я не педик, - обиделся Гордый, - я бисексуален, как 80% парней в моём возрасте. Плюс, я не загоняю любовь в гендерные рамки.
- Ещё не легче… - протянула Карп, но расстегнула первую пуговку на ситцевом платье. - Надеюсь, мой отец не узнает об этом…
- Успокойся, мы тут на километры одни, разве что сосед мой с 11 этажа в бинокль посмотрит. Надо же и ему приобщиться к священному ритуалу! А отцу всегда можно сказать, что ходила в баню с матерью и… - Виктор оглядел сухопарого Гордого, - с её Блудным братом.
Платье соскользнуло вниз, упало лоскутом на мелкую траву. И Карп вошла в горячий круг света и тепла. Огонь, как разгорающаяся турбина ракеты, ознаменовал начало новой эры. И Карпу было приятно начать её с… шутовства.

========== Альфабит. Щ ==========

- Щавелевый супец удался, - приговаривал Дядька, дуя в ложку с горячим варевом. - Июнь - самая щавелевая пора, блеск! - продолжал нахваливать он. Гордый сидел за столом напротив, ковырял палочкой в зубах и покачивался на стуле.
- Курей накормил? - осведомился Дядька между парой ложек супа, отправленных в рот.
- Ага, - промычал Гордый, продолжая своё медитативное покачивание.
- А чё, я слышал, ваш этот приятель городковый слился?
Гордый прекратил жевать палочку и, наведя её на Дядьку, заметил:
- А ты знал, что он это сделает.
- Разумеется, - ответил Дядька, хлебнул ещё супа и откусил от ломтя бездрожжевого хлеба. - Вот девчонке, небось, обидно. Сначала с тобой обломалась, потом с ним. Вот оно, поколение новое. В моей юности мы вообще неразборчивы были, а такую красотку я бы точно не пропустил.
- Ты слишком стар для неё, не фантазируй, - усмехнулся Гордый.
- Жаль, хорошая девка пропадает.
- Так найди ей кого-нибудь, раз такой жалостливый, - предложил анархист.
- Эт ты грамотно мыслишь, - на бороду Дядьки налип кусочек щавелевого листа. - Я этим, ей-ей, займусь, - и он потряс ложкой в воздухе. - У меня к их семейству практичные цели имеются, между прочим. Живут пусть, где хотят, это их дело, а вот руки Донни нам бы очень пригодились. Горгон уже не справляется. А те дроны, которых вы в тот раз притащили, - почти непокоцанные, не то, что раньше. - Рассмеялся он. - Помню я первого, которого Наёмник припёр - он его как будто через центрифугу пропустил. Он с тобой… аккуратнее стал, щепетильней, - хитро хохотнул Дядька, - а то когда к нам впервые пришёл, я думал - поубивает нас всех на хрен, если ему что не так покажется. Взвинченный был, всю стену испоганил - ножи метал. Я всё просил Шубу о нём позаботиться, приласкать. Она вроде как баба видная, а он, хрен такой, тебя выбрал. Шубу обидел, она его так и не простила.
- Бля, Дядь, поверить не могу, что ты ему эту старую шмару подсовывал. Зря сказал, ща пойду, шубу её выношенную сожгу к чёрту!
- Э-э, харэ, я сказал! - Дядька стукнул ложкой по столу. - Не смей женщину обижать. Ишь, ревнивый какой! Там ревновать не к чему. А он - шубу сожгу. Ща вот накажу - пойдёшь ей новую шубу искать.
- Так я ж ничо не…
- Цыц! Сиди вон, щавелевый супец лопай лучше.
- Ты только Карпу какого-нибудь чувака получше найди, чтоб не как Шуба был, - съехидничал Гордый и вытянул губы в улыбке.
Шуточное пикирование было окончено, Гордый лениво поднялся и развалистой походкой отправился вниз по лестнице, вылез через дыру в стене на улицу, прошёл метров двести к проржавелому автобусу, покоящемуся в кустах множество лет. Он забрался в кабину водителя и положил ноги на приборную панель, выудил из джинсов карту памяти, которую ему передала Карп, сказав, что это прощальный подарок от Александра. Воткнул карту в мелкий узкий прибор, выбрал на тусклом дисплее название одной из групп, которая существовала более ста лет назад. Именно такие группы он так любил -  не мэйнстримовые, не красующиеся в те далёкие времена на пике популярности -  их ещё нужно было поискать, а Ал принёс ему всю базу, всё, что смог найти в своём обширном архиве. Это был королевский подарок. И хоть Гордый не слишком любил воспроизводить музыку с цифрового носителя, эта музбиблиотека была очень ценна.
Он прищурил глаза, слушая песню про парня-раздолбая, спящего после полудня и выкуривающего сигарету перед тем, как встать с кровати. Узнал в этом архетипе себя и попытался представить ту жизнь, которой жили рокеры двухтысячных годов. Сейчас жизнь казалась ему небывалой - у него не только была в распоряжении вся Земля, но и барханы рок-музыки, уходящие к горизонту, не имеющие конца и края. Ему предстояло ещё столько всего прослушать! Столько всего представить! И он был благодарен, безмерно благодарен за такую щедрость.

========== Альфабит. Ъ-Ы-Ь ==========

Знаки мерещились Александру повсюду. И то, что вначале было твёрдым, потом короткое время сопровождалось невнятным и протяжным «ыыы», заканчиваясь финальным мягким знаком. И если раньше привычное самоудовлетворение отвлекало его от лишних мыслей, то сейчас лишь порождало чувство неловкости в конце, он переживал, что делает нечто предосудительное, боясь среди ночи, что домашний дрон услышит его невнятные шорохи и прилетит проверять, всё ли нормально, да ещё и не поскупится предложить снотворное. Жизнь казалась ему парадоксальной и до абсурда узаконенной. Он всё ещё надеялся, что Карп одумается и придёт, что она не бросит его перед лицом безбрежного космоса. Как можно со спокойной душой отправляться куда-то, зная, что оставляешь часть себя на планете, куда никогда больше не вернёшься? Он отчаянно цеплялся за знаки, ища во всём предсказания. Увидев неизвестно откуда появившегося паука на стене его стерилизованной комнаты, он тут же наделял его появление сакральной знаковостью. Возможно, именно сегодня Карп всё-таки вернётся и попросит забрать её с собой? Но часы Александра шли, а она не приходила, дни утекали, как песок просыпался через пальцы Гордого. Александр дошёл до крайности, надеясь, что в ракете до запуска обнаружатся какие-то неисправности и вылет отменят или хотя бы перенесут, чтобы у него было больше времени. На что? Он сам не мог понять для чего ему время, но понимал, что нуждается в нём, как в воздухе. Он не мог смириться со своим отлётом, не мог смириться со своей слабостью, но и не мог ничего изменить. Он надеялся, что отец, выйдя на очередную видеосвязь, заметит его душевные терзания, залёгшие синяками под глазами, и предложит остаться, что непременно что-нибудь изменится комфортным для него образом. Он жил как на иголках, он даже, кажется, похудел, стал более нервным, сомнения истощали его нервную систему. Он не чувствовал себя готовым ни к полёту, ни к принятию решений. Однако, день отлёта приближался, и Александра настигло состояние анестезии. Он перестал что-либо чувствовать, перестал бояться, махнул рукой на всё, и лишь в дальнем уголке сердца теплилась надежда, что Карп появится перед самым вылетом, она прибежит в последний момент, бросится к нему, закричит: «Подождите!», а волосы её будут развеваться на ветру. Грёзы умиротворяли Александра. Видения с бегущей девушкой, розовые волосы которой бликуют на интенсивном июньском солнце, помогали ему уснуть…

========== Альфабит. Э ==========

Эхо их шагов раздавалось в облупленных стенах здания. Гордый и Наёмник шли по длинному коридору. Справа падали солнечные лучи из пустых стекольных рам, позеленевших ото мха. Впереди плыл мелкий дрон-наблюдатель, перепрошитый Горгоном. Теперь он работал на них и был куда более полезен, потому что Горгон напичкивал их программами, повышающими «дроновский кпд», как говорил сам Горгон.
Гордый толкнул ногой стул, сидушка которого вся покрылась плесенью, он проехался на колёсах и стукнулся о стену так, что обсыпалась краска.
- Что мы ищем в этом клоповнике? - осведомился Гордый, подняв взгляд на Наёмника.
- Будь терпеливей, - сухо ответил Наёмник и зашагал вперёд, обогнув Гордого, стоящего с кислой миной. - Ты из-за супа дядькиного скис что ли?
- Нормальный суп, - обиделся за Дядьку Гордый, но пошёл следом за Наёмником, больше не высказывая недовольства.
Пройдя через кажущийся бесконечным коридор с выбитыми окнами, они завернули на лестницу. В стенах красовались щели, через которые проникал свет, бросался на усыпанную трухой лестницу, выпускал солнечных зайцев с гладкой блестящей поверхности дрона-наблюдателя. Перила обсыпались краской, ступеньки разрушались под ногами, ломаясь по краям, как вафельный торт, которого Гордый не пробовал ни разу в жизни. Он видел вафли только на картинках. Лестница привела их на следующий этаж длинного здания, крыша которого давно просела и завалила балками часть этажа.
- Ступай аккуратно, осмотрись, - скомандовал Наёмник. - А я - туда…
Гордый кивнул и подлез под балку. Обширное помещение было заставлено столами, на которых уцелели «доисторические» компьютеры. Гордый нагнулся - как он и думал, внизу среди мусора стояли массивные системные блоки.
- Хм, - усмехнулся он, - прошлый век, блин, всё отдельно.
Он оглядел вытянутый монитор, порылся в ящиках, в папке жухлых бумаг. Нашёлся диск. Гордый покрутил его, увидев на обложке чернокожего парня в чёрных очках в окружении девиц, прочёл надпись «Girl», пфыкнул и метнул диск Pharrell’а с неоправданной жестокостью. «Девчачью» музыку он не слушал, а обложка диска говорила сама за себя. Внутри стола покрытая толстенным слоем пыли скучала без чужих пальцев клавиатура, часть кнопок вывалилась. Гордый полазил по ящикам тумбы, ничего ценного не нашёл и прошёл к следующему столу, с методичностью и скрупулёзностью проглядывая недра старой мебели, некоторые экземпляры которой у пустующих оконных рам разбухли от дождей и снега и перекосились. Гордый нашёл уцелевшие рабочие места в дальнем углу помещения. Вскрыть закрытые ящики пришлось с помощью подручных инструментов. Гордый делал это частенько, лазая по заброшкам в поисках добра. В ящике обнаружился диск с компьютерной игрой, очки Ray Ban Aviator, запакованная пачка Marlboro и несколько зелёных купюр. Наличные он выбросил прочь, они осыпались на пол осенними листьями, остальное он забрал, пихнул в рюкзак и продолжил поиски, пока его не окликнул Наёмник.
- Гордый! Ты там занят? Подойдёшь?
Анархист с силой задвинул ящик стола и отправился в дальнюю часть этажа на зов Наёмника. Подогнувшись под балкой, он прошёл в квадратное помещение, отгороженное стеклом. Толстое стекло уцелело, но пошло трещинами.
- Ты уже соскучился или нашёл чего? - ухмыльнулся Гордый.
Наёмник подошёл к нему, подарил влажный глубокий поцелуй и, словно между делом, добавил:
- Я тут нашёл кое-что. Заметил на крыше ретранслятор уцелевший?
- Неа…
- Пойдём, - Наёмник кивнул и подошёл к столу. - Радиостанция уцелела. Ты не поверишь, она даже работает…
- Уау! - Гордый присвистнул. - Включить можешь?
- Могу, как нефиг делать. - Наёмник поколдовал над приборами.
- Меня кто-нибудь услышит? - заинтересованно смотрел на Наёмника Гордый.
- Ну, услышит, наверное… гипотетически может.
Гордый улыбнулся, огляделся по сторонам, заметил порезанное на лохмотья кожаное кресло на колёсиках, сел в него и подъехал к столу. Тонкими пальцами обняв микрофон, Гордый поднёс губы ближе и, набрав в лёгкие побольше воздуха, вкрадчиво проговорил:
- Приём… приём… здесь Гордый на связи. Анархическая коммуна номер 6. Приём. - Голос его становился всё более уверенным с каждым словом. - На связи анархист Гордый, приём. На связи планета Земля. Я обращаюсь ко всем свободным людям. Планета - наша. Настраивайте свои приёмники на эту волну, хватит слушать всякий хлам. Гордый врубит вам настоящий рок-н-ролл, прочищайте уши! Сегодня мы храним мир на планете. Встречаем новую эру с правильной музыкой.
Довольное лицо Гордого светилось, он изъял из кармана свою «кладовую с музыкой», включил и приложил наушники к микрофону. Момент этот показался Гордому крайне эпичным и достойным записи в копилку воспоминаний. Эхо анархизма и панка пронеслось по заброшенным коридорам, эхо эротичного рок-н-ролла мурашками пробежало по коже, эхо первого аккорда новой Эры ворвалось в работающие радиоприёмники.

========== Альфабит. Ю ==========

Южный ветер обдавал теплом три фигуры, движущиеся по пыльной дороге. Пыль туманом обволакивала их, прилипая на потную кожу. Ветер нёс их песню свободы во все анархические коммуны, извещая о рождении нового мира, хрупкого, молодого, дерзкого, свободного. Они, как неуловимые мстители, шли встречать новую Эру и прощаться с прошлым, утерянным навсегда. Виктор, Карп и Гордый добрались до самого высокого строения в округе, известного как «Сучий Рог» из-за формы строения. Несмотря на полное запустение и разруху, лифт, напрочь лишённый стекла, работал. Солнечные батареи, расположенные по отвесным стенам, питали небоскрёб электричеством. Подняться на нём на верхотуру было абсолютно реальным. Трое встали на платформу с перилами, остальная часть лифта была когда-то стеклянной, сейчас же остатки былой роскоши мелким крошащимся стеклом валялись под ногами. Виктор откинул волосы с лица и опёрся о перила, изящно изогнув руку. Гордый нажал кнопку лифта. Тот тронулся и поплыл вверх. Карп испуганно вскрикнула и схватилась за плечо Гордого.
- Он не рухнет? - округлив глаза, спросила она.
- Нет. Застрять может, но отсюда легко выбраться на платформу этажа, даже стекло бить не придётся.
- Ты здесь уже был?
- Да. И застревал. Ерунда. И это было зимой.
Лифт не застрял, а благополучно довёз их до открытой смотровой площадки. Карп со смешанным чувством волнения, восторга и испуга вышла на ошеломительную высоту. Хорошо, что от края её отделял железный экран, достигающий ей до груди, иначе она бы просто не устояла с закружившейся головой. Постояв пару минут, она свыклась с новым ощущением и уже стала получать удовольствие от открывающегося вида. Впереди маячил космодром. Были видны крохотные людишки, готовящиеся к взлёту.
- Я же говорил - отсюда отличный вид, как на ладони… - пояснил Гордый.
- Мы увидим эпохальное бегство. Я бы запечатлел это для потомков, - заметил Виктор и расстегнул верхнюю пуговицу на рубахе.
Ветер рвал одежду, обдавая теплыми нежными волнами. Карп придерживала волосы, чтобы они не били её по лицу и не мешали увидеть всё. Она томно вздохнула, подумав об Александре.
- Не вздыхай, милая, - прочёл её мысли Виктор, - он сделал свой выбор. Свобода для него пустое слово. Всё самое лучшее, что он мог - уже сделал. Он передал мне сигареты, - закончил Виктор.
Гордый расхохотался.
- Да ты практичная женщина! - съязвил анархист.
- Я, прежде всего, умудрённая опытом женщина, дорогие мои.
А тем временем площадка вокруг космического корабля опустела. Время пошло на минуты. Трое на крыше замерли, молча ожидая старта. И ожидания их оправдались. Турбины загрохотали, огонь вырвался из них с дикой необузданной ненавистью. Грохот этот раскатился по земле со скоростью грома, накрыл смотровую площадку, всколыхнул оборки на юбке Карпа, пикантно приподняв их выше положенного. Дым окутал космодром, клубясь серыми кучевыми облаками. И ракета сорвалась с места и пошла набирать высоту, оставляя за собой раскалённый след. Факел на её хвосте удлинялся, напоминая след кометы из учебников. Ввысь, вверх, преодолевая атмосферу Земли, она рвалась прочь, навсегда покидая использованную планету.
Трое так и стояли, задрав головы вверх, всё ещё не веря, что покинуты навсегда. Первым смятенное состояние прервал Виктор:
- Красота не исчезает, милые мои… Она лишь уходит, иногда… И мы увидим её, обновлённую.
- Наконец-то, - пробурчал Гордый так, будто законопослушные жители военных городков, изолировавшие самих себя, чем-то мешали ему.
Карп прослезилась. Носик её покраснел. Она тщетно пыталась скрыть жалость, которую она испытывала по непонятным ей причинам. И вместо величественного и праздничного момента, чуть было не случилось драматического прощания с прошлым. Виктор не мог такого допустить. Он не жалел ни о чём. А Гордый так вообще ждал этого судьбоносного для Земли мига.
- И Восстала Империя Из Праха! - помпезно загорланил Виктор в привычной ему манере, простирая руки как император. - И низвергнуты были лжеправители! И попраны были Законы их и Заветы! - торжественно декламировал он. - И пронеслось над Миром Гордое «Бля»!!! - голос его перешёл на рык. - Давай, Гордый, выскажи им, что всегда хотел! - воззвал Виктор.
И Гордый заорал во всё горло своё анархическое, истосковавшееся до свободы, дерзкое и гордое «БЛЯ!..».

========== Альфабит. Я ==========

Явственно видя Землю через круглое окно иллюминатора, Александр думал о её хрупкости и трогательности. Он видел её прекрасным фиолетовым глобусом с индиговыми и ультрамариновыми оттенками, с зеленью континентов и белоснежностью текучих облаков. Как же она была прекрасна! Насколько совершенна, сказочна и непорочна! Она была примером идеального творения, бесподобного и оригинального. Возможно, он бы сравнил её с яблоком, но не с тем, которые выращивают селекционеры в закрытых лабораториях колонии «АЛЬФА», он бы сравнил её с крохотным плодом с дикой яблони, что росла возле ангара Карпа. Яблочки на ней были совсем маленькие и такие же розовые, как волосы девушки, каждый день проходившей под ними. Александр сжал зубы, чтобы прогнать то безвозвратно утерянное, земное.
Пристёгнутый в своей индивидуальной пассажирской капсуле, он наблюдал за удаляющейся Землёй в свой личный иллюминатор и, едва успев покинуть планету, стал судорожно думать о возможном возвращении. Но знал, что пути назад нет. Его ждёт кардинально новая жизнь, его ждёт отец, новые знакомства, ждут от него деятельности, вклада в общее дело. На Земле он оставил свой эгоизм, он оставил там свою индивидуальность, оставил там дружбу, любовь и свободу. И если для кого-то это означало конец, то для него было лишь началом. Александр аккуратно открыл коробку, которая покоилась на его коленях и достал старую ветхую Библию, которую подобрал в заброшенной церкви, прощальный подарок Того Мира, который был безвозвратно утерян для него. Он трепетно провёл пальцами по истлевшим от старости страницам, бережно коснулся завитков на буквах и одними лишь губами произнёс: «Прощай».
Во встроенных в обшивку динамиках над его головой заговорил голос:
- Полёт идёт нормально и согласно плану. Мы вышли на орбиту Земли. И прямо сейчас вы услышите первую написанную в колонии «АЛЬФА» музыкальную композицию. Приятного вам прослушивания. Для вас играет… АЛЬФАБИТ… 

========== Альмаматер. Я ==========

Яблоко в его руках на вид было идеальным - крепкое, зелёное, покрытое блестящим воском. Это было настоящее колониальное яблоко. Александр надкусил его, вонзил зубы в слегка ватную мякоть, жевал, пытаясь вычленить вкусовые нотки. Но отчего-то так и не смог распробовать. Оно было ни кислое, ни сладкое, ни сочное, оно было… никакое. Совсем не походило на райское… и ради него абсолютно не хотелось грешить. Безвкусное, но красивое яблоко - как символ жизни в колонии АЛЬФА. Пресная жизнь болтов и гаек в системе. И он тоже болт. По имени его называют только мать, отец и друг по колледжу, для системы и таких же винтиков как он сам, его номер 611A19000081. Буква в номере одна. И буква совпадает с его именем. Поэтому соратники часто называют его просто А, для быстроты и простоты. Ему повезло, не то что парню, у которого номер оканчивается на 3P. Даже такие простые символы способны вызвать в людском воспалённом мозгу злобу и ненависть. И дело тут не в символах, а в конкретных людях… А того парня либо просто звали «3P», либо «Тройной Пипец», а некоторые особенно казуистичные натуры обзывались «Триппером». Вот и сейчас, когда номер 3P оступился и споткнулся о тонкий провод, аккуратно ползущий по обшивке, курносый матёрый здоровяк рассмеялся и шепнул ближайшей девушке откровенную скабрёзность о неловком веснушчатом юноше. Та прыснула смехом и слегка наклонила голову, продолжая сортировать колониальные яблоки и выкладывать их в пластиковые контейнеры.
Ал снова нарушил правило - надкусил яблоко на рабочем месте. Не смог удержаться от соблазна. А разве можно, если именно сегодня его послали сюда сортировать яблоки? Ведь не зря же? Сейчас смена общественно полезных работ, но зато вечером - выход в открытый космос, долгожданная встреча с поверхностью, пусть марсианской, но всё-таки…
Он всякий раз ждал своей работы, потому что она отвлекала, она наполняла смыслом и цветом эти серые колониальные будни. Ал отчаянно искал причину, выдумывал знаки и… позволял себе маленькие слабости. Совсем немного, совсем чуть-чуть… сделать нечто вопреки… Возможно, сегодня его снова направят к психологу обсуждать скрытые мотивы «яблочных» поступков. Плевать. Это будет ещё одно отхождение от правил, ещё одно маленькое событие, которое раскрасит общую картину рутинной монотонности в белоснежных апартаментах колонии АЛЬФА, безмятежно болтающейся на орбите Марса.
Сколько он здесь? Полтора года? Полтора долгих марсианских года. А сколько прошло на Земле? Около трёх лет точно. А когда последний раз он касался подошвами Земли? И того больше… И это не считая долгого карантина по прилёту и ещё более длительного периода адаптации. Душу согревала лишь мысль, что через (Ал включил дисплей на рукаве термокостюма) два часа он войдёт в свой оснащённый новейшими технологиями для сбора и анализа данных экзоскафандр, как в новую кожу, новую жизнь, в новый мир, и спустится на поверхность Марса. Наверное, он именно за этим и летел так далеко, именно ради этого… бросил всё, что только успел приобрести.

***

Александр шумно дышал внутри экзоскафандра.
- Номер 611A19000081. Доступ открыт, - сухо проговорил женский голос, принадлежащий искусственному интеллекту.
Голос этот Ал тщательно откалибровывал сам, чтобы он хотя бы слегка напоминал ему о розововолосой деве с Земли. По имени он боялся её называть даже в мыслях. Он тщательно стирал свою личную историю, но образы приходили вновь и вновь, как из тумана. Те дни казались Алу сном, прекрасным ярким детским сном, где не можешь различить лиц, где стираются грани, пропадает чёткость, а краски плывут и видоизменяются, как облака. И зачем он сделал это? Зачем придал искусственному голосу похожие нотки, это лишь отвлекает его от общественных задач.
Экзоскафандр плавно скользил вниз по соединительному путепроводу к поверхности Марса, как яйцеклетка по фаллопиевой трубе.
- Задача поставлена, - процедила ИИ. - Вхождение в открытую зону.
- Скорректируй приземление, - железным тоном скомандовал Ал.
- Корректирую.
Наконец, экзоскафандр неуклюже коснулся поверхности.
- Подключаю связь с Альмаматер.
Из динамика послышались помехи.
- Задача на сегодня: добраться до координационного пункта с колонией в долине Маринер и получить контейнер с исследованными образцами. Прогнозируется пыльная буря после заката, так что не слишком расслабляйся. В темпе, номер 611A19000081.
- Задачу принял. Подтверждаю, - отозвался Ал, сканируя взглядом построенный маршрут на дисплее шлема.
Маринерский ядерный реактор поддерживал колонию на полном самоэнергообеспечении. Оранжереи, тянущиеся на многие километры, снабжали АЛЬФУ вегетарианской пищей. Научные лаборатории колонии, спрятавшиеся в долине, плотно изучали найденные фрагменты жизни и активно насаждали марсианскую поверхность лишайниками и цианобактериями. Последние неплохо приживались в условиях красной планеты и делали своё дело - занимались фотосинтезом.
Ал двигался намеченным маршрутом, разглядывая рельефную рифовую долину. Разгар марсианской зимы - поверхность покрывал светлый иней, а в небе над долиной плыли высокие густые облака. Восточный ветер плавно нёс их на запад. Что ж… возможно сегодня он повидается с отцом. Но надежд на тёплое отношение он уже не лелеял. Холодный расчёт и железная выдержка сделали этого человека чужим. Алу стало ясно это ещё по прилёту. Если вначале он списывал всё на неудобство и конфуз, то теперь Ал окончательно уверился, что отец холоден по своей натуре, холоден, как зима в южном марсианском полушарии. Он был как планета, геологическое движение в нём замерло, эмоциональные реки высохли, а на поверхности лишь то и дело бушевали мимические бури недовольства и разочарования. А ведь Ал так старался воплотить мечты и желания отца. Он стал хорошим оператором дронов, он быстро освоил все тонкости управления экзоскафандром. Стал ценным кадром, хотя никогда и не думал, что сможет. Мать вечно плакала и требовала от Ала никогда не обвинять отца, не говорить о его чёрствости. Какой она стала фанатичкой! Свято, слепо верит во что-то… боится правды, боится жизни.
- На связи Альмаматер, - оповестила ИИ.
- Номер 611A19000081, - прошелестел приёмник, - вам на встречу выдвинулся техник. Координаты встречи высланы.
«Какого чёрта? - подумал Ал. - Зачем мне на встречу высылать техника? Что ж… встреча с отцом отменяется. Может и к лучшему. И с каких это пор я стал фаталистом? Возможно… я всегда им был, просто не осознавал…»
Техник уже ждал в назначенной точке. Его экзоскафандр блеснул на солнце на короткий миг, пока не набежало очередное густое облако.
- ИИ, установи закрытую внутреннюю линию связи.
- Выполнено.
- Номер 611A19000081? - раздался скрипучий голос техника.
- F7? Ты ли это? Я, кажется, узнаю твой противный голос из тысячи, - рассмеялся себе под нос Ал.
- А ты, Ал, опять забил на устав и льёшь сарказм на старых друзей? - ответ прозвучал со смешком.
- Меня почему-то к вам не пускают сегодня, - парировал Ал, - если бы не эти громоздкие скафандры… я бы обнял тебя, дружище.
Седьмой лишь шелестяще выдохнул и промолчал. Затем поставил под ноги контейнер и заговорил.
- Ал, у нас внештатная ситуация. Ходит слушок, что это какой-то марсианский вирус. Из наших пока никто не болеет, но все на ушах стоят. Сотрудник научного отдела, работавший с грунтом, на строгом карантине. Кто-то сегодня крепко получит по шапке, потому что карантин назначили утром, а Альмаматер в курс дела не поставили. Решили не поднимать кипишь из-за одного заболевшего.
- Отца видел?
- Видел.
- Как он?
F7 хмыкнул.
- Как обычно, всех гладит против шерсти.
Ал разглядел улыбку на лице друга. На душе полегчало.

***

Закат Ал наблюдал уже из своей благоустроенной стерильной каюты. Ореол солнца окрасился голубым спектром. А чуть позже началась обещанная пылевая буря над долиной Маринер. Ал лежал на узкой ортопедической койке, приобретающей конфигурацию его тела, ладони он свёл замком под затылком. На выдвижном столике мерцал неоном прозрачный рабочий планшет. Стилус закатился куда-то под койку. Как давно он брал его в руки! Первое время он был охвачен искусственной эйфорией и с остервенением зарисовывал марсианские ландшафты. Позже индульгировал, рисуя по памяти образ розововолосой девы, затем настойчиво заставил себя бросить это занятие, как рекомендовал наблюдающий психолог. Потом он ещё несколько раз брался рисовать фантастических существ, новые модели технических биороботов, а в итоге совсем забросил рисование.
Над ухом сигналил маленький дрон, прилетевший на обязательный осмотр перед отходом ко сну.
- Номер 611A19000081, приготовьтесь к сканированию.
Ал лениво поднялся, отдавшись власти технического прогресса.
- Ваш гормональный уровень не отклоняется от нормы. Однако вашим психологом и лечащим врачом рекомендуется приём нейролептиков. Также рекомендована плановая мастурбация. Если вы снова проигнорируете это мероприятие, вам будет рекомендовано посещение процедуры с массажем простаты.
- Твою мать, - устало вздохнул Ал, - только от железяки мне и не хватало историй про пользу мастурбации. Этот мир окончательно рехнулся.
В колонии были свои правила. Каждая мужская и женская особь, признанные здоровыми, обязаны были родить хотя бы одного ребёнка. Кто-то создавал официальные ячейки общества, а те, кто по сексуальным ли соображениям или в силу взглядов не хотели заводить своих детей, выкручивались иным способом. Девушкам было сложнее, они так или иначе рожали, - либо от реального партнёра, либо от искусственного оплодотворения, парни же просто сдавали сперму в банк. Ал считал, что ему повезло хотя бы в этом.
- Я заношу ваш запланированный визит к психологу на завтрашнее утро. Вас известят, Номер 611A19000081.
Дрон мигнул синими лампочками, такими же холодными как закатный ореол вокруг марсианского солнца, и, пиликая, вылетел прочь. Двери с шипением закрылись за ним.
- Какой смысл в мастурбации, если она запланирована? - рассмеялся Ал, сев на край койки. - В чём смысл этого распланированного существования? В чём удовольствие?
Он мотнул головой, скрыл ладонями лицо, яростно растерев кожу. Может, он и рад был бы… заплакать, но он не печалился, не грустил, не жалел. Он тоже иссох, как древние марсианские реки. И он злился…

========== Альмаматер. Ю ==========

- Юкатан, белокурая ты моя, это особенное место… - Дядька расплылся в улыбке, - это волшебное место. Я обязательно расскажу тебе сказку про Юкатан.
- А когда? - девочка обняла дядькино колено пухлыми ручонками и лукаво заглянула в его глаза.
- Может быть, я даже свожу тебя туда… когда ты подрастёшь. Цивилизации умирали не единожды. Может, и нашу потом кто-то будет разгадывать по скрижалям, как пытались разгадывать до нас.
- А там были чудища? - не унималась девочка, слегка вытягивая губы трубочкой и картавя из-за неполного рта зубов.
- Там был пернатый змей Кукулькан, но он не чудовище… он Бог…
- Он класивый? - продолжала пытать Дядьку девочка.
- О, да! У него изумрудное оперение! Представь себе змей в таком нарядном оперении! Как ты думаешь, красивый?
- Да. Я наисую его тебе.
Девочка мгновенно отцепилась от коленки Дядьки и бросилась к деревянному столу, который сплошь заливало солнце. Она, кряхтя, забралась в подранное бордовое кресло, которое в прошлом веке сочли бы футуристичным, и схватила прозрачный плоский прибор, который тут же ожил в её руках и засветился неоново-голубым. Девочка стала с усердием водить маленькими пальчиками по экрану и от сосредоточенности даже высунула край розового языка.
- Изулудны! - выкрикнула она. - Это зеёный? - она шустро повернула голову с кучеряшками к Дядьке.
- И-зум-руд-ный, - повторил Дядька по слогам. - Почти. Если ты добавишь немножко синенького, то будет… - Дядька запнулся от неожиданности. Лоснящийся кот запрыгнул на его колени и бесцеремонно улёгся, подвернув мохнатые лапки, - будет совсем похоже. - Дядька поднял ладонь и плавно опустил её на кошачью спину. - И пришёл Се Акатль на гору. Взошёл на неё и сложил орудия покаяния, - декламировал он то ли коту, то ли увлечённо пыхтящей девчушке, то ли самому себе. - "…Шипы терзали его плоть, и он украсил камни красными цветками…".
- Пирсинг делал, короче, - на балконе возник Гордый, притащил прямоугольный горшок с рассадой, поставил его на бетонное покрытие и отёр руки о джинсы. - Думал я, думал... и понял, что сам тоже осознанно иду к самоистязанию, - ухмыляясь, проговорил он. - Душа моя требует покаяния. Духовная практика для прилива гормонов и стероидов, дабы войти в состояние изменённого сознания...
- О, принёс, - Дядька довольно крякнул, заметив, что все горшки с ценной рассадой перенесены под солнце. - Помнится, несколько лет назад вы тут втроём куролесили… а сейчас эвон оно как всё изменилось. - Он вздохнул и сощурился, глядя против солнца на белокурую девочку за столом. Глаза его утонули в складках морщин.
Гордый выпрямился, подставив лицо солнцу и ветру, позволив себе минуту медитации. На лице его появились едва заметные мелкие веснушки. Символ пришедшей весны.
- Ты рад? - спросил он, собирая отросшие дреды в хвост и оголяя бритые виски.
- Люди живут. Лучше живут, чем раньше. Коммуна выросла. Уже не коммуна, а, считай, целый город, - хохотнул Дядька, сотрясая сопящего кота. - Есть те, кто может позаботиться об остальных. А я просто наслаждаюсь жизнью. Разве не прекрасно?
- Ты всегда умел это делать… наслаждаться жизнью.
- Голдый! - выкрикнула девочка. - Почему ты не идёшь смолеть моего змея? У него кьилья! Смотли же! - она опёрлась локтями о стол, приподнявшись, пытаясь привлечь его внимание.
- Жди, Козявка! - лениво гаркнул Гордый.
- Я не Козявка, я Девочка! - обиженно выкрикнула она. - Я скажу деде, что ты меня козявишь!
Гордый рассмеялся.
- Как она ржачно базарит, я не могу! Она скоро всех построит, - добавил он, обращаясь к Дядьке.
- Да… этого не отнять… пиздаболка вся в мать… - тихо добавил Дядька, - а рисует целыми днями… так это в папашу, видимо. Это вот ты хорошо ей прибор раздобыл.
- Я ещё кое-что посолидней раздобыл. Ты пока не знаешь. Потом лучше покажу, если заработает. - Гордый дотронулся до кота и провёл двумя пальцами по его чуткому уху. - Козявка, пошли! - скомандовал Гордый девочке.
- Ты её отведёшь?
- Отведу, мне как раз к Донни заглянуть надо.
Ещё с минуты две девочка с серьёзным лицом тёрла пальцами по планшету. Довольно оценила своё произведение, ловко слезла с кресла, забрала планшет и, подойдя к Гордому, протянула ему.
- Гляди, я ему волосы на голове сделала, как у тебя. Нлавится?
- Нравится.
- Тогда понесёшь меня на лучках?
- Фига тебе масляная. Вот нарисуешь мой портрет, тогда, может, и понесу. А змей с дредами не считается.
Девочка надула губки, но эта секундная обида испарилась, уступив место жизнерадостности. Она издала индейский клич и ринулась вниз по ступенькам, увлекая Гордого за собой.

***

Шуба сжала губами самокрутку с прошлогодним табаком, выращенным Виктором, и поправила на шее яркий платок. На скамье под клёном резвились тени листьев, покачиваемых ветерком. Она вытянула уставшие тонкие ноги, тронутые варикозом и подставила немолодое лицо под солнечные лучи, проникающие сквозь просветы листвы.
- Это сельскохозяйственная идиллия, дорогая моя, - проговорил Виктор.
Сегодня он был Баронессой. Самой настоящей баронессой. Вдали за спиной возвышался его личный «замок», вокруг простирались богатейшие угодья, стадо баранов на выпасе лишь дополняло картину пастушьей идиллии в стиле рококо. И дама в возрасте осени рядом с ним, с замашками порочной графини, чудесным образом ставила в этой истории яркий акцент.
- Летняя пастораль, - добавил он, коротко глянув на пасущихся невдалеке баранов.
- О, эта лексика голубых дворянских корней! Ты уже озолотил меня метафорами, только какой в этом прок? Умней я не стала, а слово «пастораль» ассоциируется у меня с результатом оральных ласк. Я слишком испорчена и стара. Ты же милый… томный эксцентрик, я же распущенная люмпенша, - и она глубоко затянулась.
- Ты неимоверная блядь, дорогая, - добавил Виктор, - ты, конечно, более больна и стара, чем я… и этим каждый день делаешь мне комплимент. Но ты далеко не дура, милая.
Она рассмеялась прокуренным голосом, глубоким и низким, не лишённым импозантности.
- Главное, что ты не дурак. Знаешь, как тошно всю свою жизнь потратить на глупых мужиков. Баба - дура, это так логично, это так… пасторально… - она выделила новое слово, украсив его мимической гримасой и всплеском грубой кисти руки с набухшими от жары венами и покоцанным красным лаком на ногтях, - но мужик дурак - это роспись в его несостоятельности, в абсолютной моральной неавторитетности.
- Не стоит забывать, что я не совсем мужик…
- Пхахаха, - рассмеялась она, - это уж точно подмечено.
Её громкий смех вспугнул чёрного барашка, который подошёл к Виктору почти вплотную. Живой шар густой шерсти на тонких ножках шарахнулся в сторону, но далеко не отбежал.
Виктор заметил, как две фигуры появляются из-за холма. Одна фигура была тонкая и долговязая, силуэт её против солнца был корявый и одновременно чем-то устрашающий. Вторая фигура была маленькая, она хаотично двигалась и гораздо быстрее приближалась.
- Во! Сын Медузы пожаловал, - усмехнулась Шуба, ёрзая на скамье, - ща будет опять своими глазищами сверлить-сверкать. И чего он меня так не любит? Я же чувствую. Я прям каменею под его взглядом. Бррр, - поёжилась Шуба. - Вот как был он малолеткой вредной, так и остался. Злючий он, колючий… Ты прям психолог, раз подход к нему нашёл.
- У нас с ним… духовная связь. Это не объяснишь, - таинственно процедил Виктор.
- Дай, книгой твоей физиономию прикрою, сплю типа, - Шуба снова заёрзала на скамье, устраиваясь поудобнее, и воспользовалась протянутой Виктором книгой.
- Хемлок, или яды, - прочла Шуба название. - Как символично… - хихикнула она, накрывшись книгой.
А маленькая фигура стремительно приближалась, её локоны казались снежно белыми в солнечных лучах.
- Виктой!!! - закричала она, повторяя его имя несколько раз.
Виктор невольно вздохнул, предвидя, как она подскочит к нему для приветственных объятий, но что-то случилось. Внимание её поскользнулось о чёрного молодого барашка, и вместо Виктора объятий и нежности удостоился пушистый баран.
Гордый расхохотался, несколько раз постучал по голому колену, торчащему сквозь дыру в джинсах, и снова зашёлся приступообразным «га-га-га».
- У Козявки сегодня бараний фаворит, - выдавил он из себя, продолжая заходиться смехом.
- Ты не вкуришь его веселье, - обратилась Шуба к Виктору, не снимая книгу с лица, - он ведь постоянно на допингах, просто бери чувака целиком и скуривай…
Гордый шлёпнулся на землю, примяв траву и, продолжая посмеиваться, притянул барана за ногу к себе.
А белокурая Козявка уже висла на шее Виктора и пыталась пристать к Шубе, которая отчаянно старалась быть невозмутимой и невидимой.
- Блин… какой он мохнатый, я фигею, - Гордый был доволен как ребёнок, он запускал длинные пальцы в густую шерсть и улыбался зубастым ртом. - Но… чёрт… я всё думаю, почему ты со своими мега мозгами не пошёл Горгону помогать, а нянчишься с баранами?
- Милый, это потому что, чем больше я узнаю людей, тем больше начинаю любить животных… Кому, как не мне о них позаботиться? С этим вот, - Виктор потрепал барана за ушком, - нас сцепили общие духовные скрепы. Посмотри, какой он чёрный! Бесподобный, сама тьма… сама ночь… какая искра Бельфегора в его глазах! Сколько изобретательности! Он никогда не примыкает к стаду, всегда куда-то лезет… Первооткрыватель! - Виктор восторженно взмахнул руками и широко распахнул глаза.
- Да-а-а… - протянул Гордый, ошеломлённый новостью. - Бараны на службе у Сатаны… И самый маленький и незаметный баран - это Бельфегор, охренеть просто. - Гордый застыл, забыв убрать руку из густой бараньей шерсти. - А ты искал среди них остальных? Где 9 других?
- Ну всё… - процедила Шуба, - началось… Эта тема теперь воткнёт его на ближайшие дни. Так и будет за баранами бегать и спрашивать, кто из них Люцифер. - Шуба хмыкнула и отвернулась, сочтя, что лучше поиграть с мелкой в ладушки.
- Это просто нереальная тема! - взбудоражился Гордый. - Ты сейчас раскрыл мне глаза. - И Гордый инстинктивно стал почёсывать татуировку с сатанинской символикой на предплечье. - Может… если бы я нашёл барана-Люцифера… он… указал бы мне путь к свободе… по ту сторону границ…
- Милый мой, в таком случае… тебе необходимо посвятить своё время поискам лично твоего барана, ибо своего я уже нашёл, а твоего барана сможешь вычислить только ты. «Утренняя звезда» откроется только тебе, тому, кто носит его символы на своей коже.
- И в этом сумасшедшем мире я живу, - продолжала разговаривать Шуба с самой собой, ища ответа в светлых глазах белокурой девочки.
- Не пугайся тётя Шуба, Голдый веит в мифических существ, а мне кажется… он воплощение Пелнатого Змея.
- Юность и эзотерическая семантика, - хмыкнула Шуба, - не наш удел. - Она поднялась со скамейки, отряхнула подол цветастой юбки и отложила книгу в сторону. - Я слишком стара, а ты слишком молода, чтобы слушать этот бред. Пойдём лучше, я тебя к маме отведу, а то ты так до вечера домой не попадёшь. Это царство патриархата способно лишь часами чесать языки, как будто они Диогены в бочках. Ну, конечно, у них ведь… вся жизнь впереди…
- Ура-а-а! - раскатисто закричала девочка и побежала вниз по холму, а бараны разбегались в стороны, пытаясь затеряться среди проржавелых развалин-автомашин, вросших в землю, ставших монументами павшей цивилизации ХХ века. Бараны немощно блеяли, они так не хотели, чтобы кто-то раскрыл их тайну…

========== Альмаматер. Э ==========

Энтузиазма, как бывало раньше, Ал не испытывал. Психологу, к которому Ал регулярно ходил, кажется, самому нужна была помощь. Он нервно щёлкал суставами на пальцах и утомлённо вздыхал, понимая, что вряд ли выведет собеседника на «душевный» разговор. Он мог бы применить к пациенту одну из методик, но не стал. И, скорее всего, позднее его отчитают и напишут в дело короткий выговор за непрофессионализм, но номер 611A19000081 ему действительно надоел, вместе с «землянскими» индульгированиями и периодичным впаданием в прострацию.
- Что ж, номер 611A19000081, если вести беседу сегодня вы не намерены, полагаю… нам с вами лучше отправится на обед, благо… - психолог осмотрел неоновый дисплей на белоснежном форменном термокостюме и поправил синий стоячий воротничок, - самое время. Однако, я вынужден внести в амбулаторную карту очередные пометки о вашем психологическом дискомфорте. Возможно, вы пожелаете сменить специалиста. Ваше право. - добавил он и знаком руки предложил Алу покинуть терапевтическую кабину.

***

Оранжевая подсветка вдоль периметра вела Ала к сектору M11, где располагалась большая столовая. Когда он прошёл в отсек питания, многие уже обедали. К нему тут же подлетел проворный дрон, считал его штрихкод, высветив на мелком таблоиде, расположенном прямо на центральной панели, номер для получения пайка. Ал провёл санацию рук, забрал закрытый прозрачный контейнер с пищей, прошёл к длинному столу и занял место. В контейнере был вегетарианский набор: овощи, выращенные в марсианских оранжереях, и молочнокислые продукты, получаемые от коров местных гидропонных конвейерных пастбищ, которые располагались в шахтах под марсианской поверхностью. Из-за смещения режима питания и уменьшения массы тела, Ал стал более сухощав, чем в годы, когда колесил на электробайке по просторам заброшенной Земли. Он изменился не только внешне, но и внутренне. Он уже не был идеалистом. Земное семя нонконформизма попало в его голову в самый подходящий момент. Оно проросло там, укоренилось и потянуло стебли-ростки сквозь нейроны и извилины мозга. Оно как спрут опутывало его, а выкорчевать этот сорняк возможно было, лишь убив носителя. Ал был недоволен. Ему не нравилась система, хотя она функционировала и справлялась. Люди жили, работали, поддерживали её. У каждой пчелы своё место, своя функция, но общая цель. Ал почему-то с пчелой себя не ассоциировал, скорее с послушной овцой, видел которую он только в зоологическом цифровом справочнике и, которую, в экстренном случае, легко заменить новой. Так вот, именно овцой, как описывала та старая Библия из разрушенной церкви. Книгу он не смог утаить и сохранить, её безжалостно уничтожили в карантинном центре, потому что она могла содержать споры и бактерии. Её пожелтевшие страницы распались во прах. История её была утеряна навсегда. Но сильнее Ала печалило, что она исчезла как объект, как аналоговый носитель, а их так трепетно собирал Гордый, которого он когда-то знал. Александр стал «овцой» - человеком без желаний, потому что главное - общее дело и результат; без чувств, потому что он должен был держать их в узде; без индивидуальности, потому что она в людях не от Бога…
Ибо Бог создал овец: послушных, преданных, единых в стремлении совершенствовать мир вокруг себя. Но отчего-то Ал считал, что он не в стаде тупых баранов, а высшее разумное существо. Разве не вправе он выбирать? Разумеется, внутри колоний не было никаких религий, их искоренили ещё до рождения Ала, чтобы отдельные личности и организации не могли использовать религию как орудие внушения и управления. Однако, два постулата из христианской морали колониальная система позаимствовала-таки: улучшать окружающий мир, создавая благоприятные условия для будущих поколений, и размножаться, формируя новых людей для продолжения начатых дел.
- А, чего опять угрюмый? - поинтересовался номер 892Z34973R40, прозванный попросту Зеро.
Ал прожевал варёный картофель, сглотнул и ответил:
- Думаю, Зеро. Я всего лишь думаю. Тебе это несвойственно, поэтому кажется странным, - голос Ала был спокоен и не отражал в себе ни злобы, ни сарказма.
- Много думать - не полезно для потенции, - нашёлся Зеро, видя, что окружающие увлечённо слушают.
- Измеряешь потенцию примитивностью? У тебя она явно прямо пропорциональна.
- Ты просто завидуешь, парень, - улыбнулся Зеро.
- Чему же?
- Забей. Лучше бы уже обратил внимание на реальных девчонок.
- Хочешь сказать, он всё думает про ту девицу из запретки? - рассмеялся номер L41W236W88SH.
- Видимо, жаркая киска! - хохотнул Зеро. - Раз за несколько лет ты её не перехотел!
- Потаскуха из запретки! - воодушевлённо добавил второй.
Скорее всего, Ал бы яростно раздул ноздри, сдерживая эмоции, но неожиданно прозвучавший женский голос, сдул спесь с двух весельчаков и охладил гневный пыл Александра.
- Она всего лишь запутавшаяся девочка, которая искала любовь. - Голос принадлежал сухопарой высокой даме, находящейся между пятьюдесятью и шестьюдесятью годами.
Тёмные волосы тронуты сединой, которая была ей к лицу. Взгляд её карих глаз одарил Ала теплой волной, тот растерялся, не зная, что ответить.
- Можно я присяду? - спросила она разрешения у него.
Ал несколько раз быстро кивнул. Женщину эту он видел впервые. Остальные сначала хихикнули, отпустив шуточку про «кого-то тянет на дам постарше», но быстро потеряли интерес к Алу, продолжая набивать щёки и обсуждать кого-то ещё.
- Тебе не слишком-то помогают наши психологи. Сменилось несколько. И никто не смог до тебя достучаться. Они так плохи? - ,улыбнулась она.
- Нет. Скорее плох я, - угрюмо ответил Ал.
- Ну-ну, только не наговаривай на себя. Стоит обронить подобное высказывание и твою персону перенесут из неблагополучного жёлтого списка в ещё более опасный оранжевый, а там и красный недалеко, - пошутила она, хотя в её шутке было скрыто реальное предупреждение. - Ты ведь знаешь, что ждёт людей из красного списка?
Ал сглотнул. Сердцебиение участилось.
- Вы мне угрожаете? - осведомился он, глядя в полупустой контейнер с едой.
- Ни в коем случае. Прости, если испортила тебе аппетит. Я лишь… хотела помочь тебе. Вдруг ты захочешь просто поговорить. Не с психологом, для которого это работа, а с человеком. Я оставлю тебе кое-что.
Кисть её худощавой руки скользнула в потайной кармашек термокостюма на запястье и выудила малюсенького дрона размером с бусину.
- Господи, какой потрясающий дрон, - прошептал Ал, сам удивившись своему порыву, - он похож на жемчужину. Такой блестящий и маленький… - виновато пояснил он.
- Какие земные эмоции и сравнения, - тепло улыбнулась она. - А видел ли ты настоящий жемчуг? - Она округлила глаза и вопросительно посмотрела на него с иронией. Выдержала молчаливую паузу и продолжила: - Нет, конечно. А я видела. Я многое видела. Приходи. Поговорим… Об этом… о разном…
Она снова легко улыбнулась и, забрав непочатый контейнер с едой, поднялась из-за стола и величественно удалилась. А жемчужный дрон-кроха остался лежать на столешнице, казавшейся эталоном белизны.

***

Очередной запланированный выход на поверхность Марса. Нескончаемые каньоны лабиринта Ночи. Пыль и песок. И спрятавшаяся среди каньона Ио подстанция колонии АЛЬФА. Сегодня доступ к подстанции был открыт. Ал прошёл в стерилизационный отсек, оттуда в контрольный сектор, где и разоблачился, расставшись с экзоскафандром. Считан дроном-наблюдателем. К удивлению Ала, его уже ждал отец.
- Ал, - суровое лицо дрогнуло, проявив секундную эмоцию.
- Отец? - неуверенно спросил Ал, будто не мог поверить, что их встреча произошла.
- Пройдём. - Он развернулся и решительным шагом направился вдоль сигнальной подсветки на стене.
Александр шёл за ним, глядя в его затылок, без слов и даже без мысли начать разговор первым. Главное, дисциплина и субординация. Он заучил это. Хоть и не быстро, но заучил.
Когда двери в сектор 7, о чём извещал таблоид, закрылись. Отец заговорил.
- Я настоял на том, чтобы сегодня прислали именно тебя. Не догадываешься, о чём пойдёт речь?
- О жёлтом списке? - догадался Ал.
- Нет. Об оранжевом. - Лицо с короткой щетиной снова напряглось. Колючие глаза смотрели в упор.
- Но в обед ещё был жёлтый, - нервно усмехнулся Ал.
- Пока… пока жёлтый, - отец потёр крепкие руки. Нашёл слова и продолжил: - Про карантин слышал?
- Да. Меня не пустили. Говорят… вирус?
- Мартина помнишь? - вопрос на вопрос.
Ал напряг память.
- Биолог. Очкарик. Помнишь?
- Ах, да! Конечно. Чудаковатый такой, - Ал невольно улыбнулся, вспомнив этого миролюбивого чудака.
Отец кивнул.
- Именно. Оранжевый список. У него бывали проблемы с подчинением и выходками не по уставу. Но… случился… - отец подыскивал слова, разговор давался ему с трудом, - приступ. И это не просто невроз или паническая атака, которые препроводили его из жёлтого списка в оранжевый. Это…
- Так где он? - переспросил Ал.
- Его аннигилировали. Красный список аннигилируют, Ал. Это биоматериал. И я не думаю, что это произошло случайно. Потому что оранжевый список подвергается клинингу, после которого человек уже перестаёт быть прежним.
- Ты шутишь? - Ал покрылся холодной испариной. - Разве не административные наказания и психотерапия?
Отец двинул желваками на лице, кашлянул и продолжил:
- Вы - самое проблемное поколение. Незрелое во всех смыслах. Дети, рождённые в колониях совершенно иные. С ними не возникает проблем. Проблемы возникают только с теми, кто жил на Земле.
- Тогда зачем нас забирали? Почему не предвидели, что все мы сойдём с ума?
- Не все, Ал. Это психосоматические расстройства. Они прогрессируют. Не спрашивай меня. Я военный. Я не умею копаться в головах людей.
- Прекрасно… - рассержено и устало подытожил Ал.
- Я только хотел предупредить тебя. Ты всё-таки мой сын. Я знаю, что в тебе есть толика моей воли. Так что бери себя в руки.
- Со мной всё нормально, отец.
Холодные глаза внимательно анализировали. И Ал понял, что отец ему не поверил.
- Честно, - оправдывался Ал.
- Альмаматер, номер 611A19000081 для выполнения работ прибыл, - отрапортовал по громкой связи тот, кто был Алу физиологическим отцом, - и ожидает в секторе 7.
- Дрон-ассистент выслан. Ожидайте, - ответил электронный голос.

***

Алу не спалось. Тело его плавало между тонкой гранью сна и яви, висело в космическом пространстве, на орбите чужой планеты, которую он никак не мог назвать своим домом, болталось в белёсых модулях над бездной. И панорамное остекление лишь усиливало эффект. Посланные системой капсулы со снотворным он не выпил. В голове вертелись образы и слова, расслабиться не получалось. Пару раз ему казалось, что он уснёт, но сон выталкивал тело обратно в реальность, приправляя мышцы нервной судорогой. Наступило утро, а над лабиринтом Ночи поднимался туман, сотканный из кристалликов водяного пара. Встающее солнце холодного жёлтого оттенка окрасило расползшийся туман в фиолетовый цвет.
Александр достал жемчужного дрона из потайного кармана, зажал его двумя пальцами и поднёс к глазам.
И что же знает эта женщина? Что видела? Что может понять? И зачем ей понимать его чувства? Чувства человека, подвергшегося экспатриации…

========== Альмаматер. Ъ-Ы-Ь ==========

Ева уснула прямо во время ужина. Еще несколько минут назад она жевала свежую запеченную курицу, сидя на сконструированном дедом стуле. Она возвышалась над обеденным столом, как судья и с высоты оглядывала головы собравшихся. Был тёплый вечер, солнце недавно зашло за горизонт, а под ржавым железным абажуром включился свет, влекущий ночных насекомых. Один мотылёк как-то попал под стекло и бил крыльями, тщетно пытаясь вырваться из несвободы. Вскоре он сдался и мирно лежал на дне плафона, разрешая свету прорезать его пушистые крылья, иссушать их, медленно превращая во прах.
Дед Донни шёпотом осадил дочь, подорвавшуюся отнести Еву в дом. Он аккуратно вынул внучку из самодельного трона, поднял и прижал к себе сильными руками работяги. Она не проснулась, лишь глубоко вздохнула, в полудрёме протянув пухлые руки к нему. Донни прошёл с улицы в дом, а Карп направилась за ним, оставив мужскую компанию за столом. Как это частенько бывало, полемика набирала обороты.
- Неужели ты не понимаешь, что всё расслоение общества началось именно в тот момент, когда базовые принципы анархизма были подорваны? - не унимался Мохавк - парень с зелёным ирокезом. Он изо всех сил подавлял эмоции, готовые взорваться.
- Не смеши меня, кто их подорвал? Можно подумать, что общество когда-то было едино… - Хмыкнул Дядька в бороду. - Основная проблема анархизма, так уж исторически сложилось, в том, что простые и прекрасные идеи каждый властолюбивый мудак прочёл так, как ему было выгоднее. Из-за этого и образовалось такое количество взаимоисключающих традиций и типов анархизма. Изначальная идея прекрасна. Но люди несовершенны. И то, к чему стремилась Она, как основательница…
- Она не основательница, а предательница… - встрял Наёмник, в корне не согласный с философскими изысканиями Дядьки.
- Она - твоя мать, поэтому ты так истеришь всякий раз, когда я о ней упоминаю, - жёстко ответил Дядька. - Ты уже давно не мальчик, а не можешь вылезти из коротких порток и простить свою мать.
Наёмник эмоционально выдохнул, дёрнув желваками на обветренном лице.
- И если ты позволишь, я всё-таки продолжу, - Дядька навёл на Наёмника свой обличающий перст, испачканный в курице. - Я прекрасно знал твою мать. Она была слишком умна, но недальновидна, окружив себя неправильными людьми. Всё, что она создавала со своими единомышленниками, должно было работать для всех и воскрешать цивилизацию из пепла. И она справилась, но лишь отчасти.
- Она не предвидела самого главного, - перебил Мохавк, - те, с кем она объединилась, растоптали свободу, они растят детей через страх и долг, а не через любовь и понимание. Они уничтожили равенство, решили, что вправе аннигилировать неудобных. Может, когда-то она была неимоверная баба, но мы продолжаем хавать то, что она наворотила.
- Давайте прикроем сейчас тему моей матери, - попросил Наёмник, мотнув косматой головой.
На улицу неспешно вышла Карп. Приблизилась к освещённому пятном света столу и обняла Мохавка за плечи, склонила голову и поцеловала того в острую скулу. Он протянул жилистую руку и нашёл пальцами её шелковистую шею.
- Я не люблю ваши «политические вечера», они отнимают у меня тебя, - руки Карпа и Мохавка переплелись.
- Спит уже? - поинтересовался он.
- А ты и не заметил, - улыбнулась Карп, - когда вы говорите о политике - никогда ничего не замечаете. Мне кажется, если бы я станцевала здесь голой - вы бы и глазом не моргнули.
- Я не откажусь от приватного танца, - прошептал он ей на ухо.
Карп вильнула бёдрами, качнулась под прикосновениями его рук. Он расценил это как приглашение.
- Я украду его у вас, не серчайте…
- Да пора бы уж, - опомнился Дядька. - Мне ещё в потёмках к себе тащиться.
- Вместе пойдём, - предложил Наёмник, предполагая, где бы мог сейчас быть Гордый. К ужину он не пришёл, и даже похожий на футуристичную улитку электробайк, покоящийся в ангаре Донни, не простимулировал его появление.
Шли молча. Дядька слегка пыхтел в такт шагам, сказывался возраст, оседлый образ жизни и плотный ужин.
- Хорошая пара получилась, - нарушил тишину Дядька. И индиговое пятно ночи окрасил оранжевый огонёк его тлеющей самокрутки.
- Ты старый манипулятор, - рассмеялся Наёмник.
- Если бы просто манипулятор, то эти отношения не выдержали бы и пары лет, но как видишь, я больше, чем манипулятор, я чтец человеческих душ.
Наёмник лишь саркастично фыркнул, не признавая дядькино умение.

***

- У нас самая красивая дочь, - осклабился Мохавк, видя, как раскинулась по кровати Ева, приобретя форму морской звезды.
- Вот увидишь, она непременно станет Королевой Пустошей, - сказала Карп и уронила розововолосую голову ему на грудь.
Пальцы их бегали по телу друг друга, заплетались между собой, шарили по коже, изучая родинки и неровности, скатывались по бугоркам во впадины, взбегали на выступы ключиц и плеч, изучали, узнавали.
- Знаешь, о чём я жалею? - шепотом спросил Мохавк.
Качнув подбородком, Карп выразила желание знать ответ.
- Что не пришёл в вашу коммуну раньше, что не видел, как улепётывали вояки, стоя рядом с тобой. Столько раз я слышал эту историю от Гордого, что кажется, будто был там с тобой и видел, как ветер подбрасывает ткань твоей юбки.
Карп рассмеялась.
- Так тебя взволновала моя юбка! До сих пор волнует? - кокетничала она.
- Меня волнуешь… ты… - и он, взяв Карпа за бёдра, усадил на себя. 
Она смеялась, изогнувшись, затем наклонилась вперёд, щекоча длинными вьющимися волнами волос его шею и лицо, лицо человека, который всегда был уверен в том, что делал и чего хотел. Он никогда не сомневался, говорил напрямик и плевал на чужое мнение. Его независимость сразу бросалась в глаза. Он был «классически правильным» сыном коммуны, идеалистичным, свободным, готовым идти за мечтой. И Карп чувствовала каждым взъерошенным волоском, что она была его мечтой, его свободой, его независимостью, это чувство пьянило её, как инъекция эйфории. Рядом с ним она ни о чём не жалела и не сомневалась. Он одержал победу над её сомнениями.
Сквозь полуприкрытые веки Карп наблюдала, как тлела свеча на подоконнике, как дрожал огонь на чёрном фитильке. Его мотало лёгкими потоками летнего ночного воздуха, как и её, ритмично покачивающуюся на четвереньках под уверенной свободой человека из единственного племени людей, населяющего Священные Равнины.

***

Виктор удобно расположился в драном шезлонге и читал при свечах. Сегодня он уделял вечер справочнику по психиатрии и нашёл его весьма увлекательным. В конце концов, справочник, датированный 1911 годом, который нашёл Гордый во время очередного рейда за «аналоговыми носителями», был достоин уважения, хотя бы в силу его возраста. В обществе Заха Виктору было гораздо комфортнее, чем когда-либо за всю эпоху его одиночества. Имя у его второй половины было ироничное, но Виктору нравилось. Имя было говорящее. Непростое. С историей. Захом его прозвали в анархической коммуне, когда тот увлечённо повествовал о своих умозаключениях, а выкладывал он их напалмом, эмоционально, одновременно густо краснея от стеснения, и видя отсутствие интереса, с детской наивностью обречённо говорил: «Захуй я всё это вам рассказываю?». Виктору в принципе нравилось всё, что было связано с ним: его чудаковатость, излишняя скромность, стеснительность, рваная чёлка падающая на глаза, что породило у того постоянную привычку вскидывать голову. Виктору нравился заброшенный планетарий, где жил Зах, ему нравилось, как тот трепетно относится ко Вселенной, его маниакальная страсть к звёздам. При всей этой увлечённости космосом, доведённой до фанатизма, Виктор знал, что Зах его никогда не променяет на далёкие звёзды… в материальном смысле этого слова. Зах любил мечту, миф, космическое чудо рождения, тайну. Он верил в инопланетные цивилизации, искал космические тарелки в небе, искал материалы о них, оставшиеся от предыдущих веков, собирал книги, вырезки, фотографии. Мечтал съездить на заброшенную территорию СВР, фантазируя, что найдёт там разложившиеся трупы инопланетян, которых в спешке не забрали военные. Астроном и скучающая Баронесса были идеальной парой. Они не ссорились, не ругались на повышенных тонах, не били телескопы, не рвали книги. Они трепетно занимались любовью, будто боясь сделать друг другу больно. С Захом Баронесса стала одновременно и матерью. Внешне Зах выглядел младше своих лет, обладал детской непосредственностью, наивностью и робостью. Баронессе нравилось заботиться о нём. Она, наконец, почувствовала себя нужной. Появился стимул бороться с депрессиями и меланхолией. Был смысл жить.
И сегодня Зах, как обычно, смотрел на звёзды через зеркальный телескоп. Весь день он провозился с юстировкой и коллимацией. Зато сейчас наблюдал звёздное небо.
- Милый мой, - проговорил Виктор, воздев очи на увлечённого спутника, - я пришёл к мысли, что существует явная связь между творчеством Винсента Ван Гога и его биполярным аффективным расстройством. Крайне увлекательно. Не поленюсь провести анализ его картин в этом ключе. Я смотрю на тебя и вспоминаю его «Звёздную ночь». Что там у тебя сегодня, милый? Какие-то… метаморфозы?
Зах приоткрыл рот, не отрываясь от окуляра.
- Там… какие-то странные… - протянул Зах, находя нужные слова, - какие-то копошения возле Луны. И это опасно похоже на колониальные военные корабли. Засуетились.
Зах посмотрел на Виктора испуганными округлёнными глазами.
- Они вернулись, Виктор, они вернулись. - Зах покраснел, глаза его налились кровью. Казалось, он вот-вот заплачет, как мальчишка.
Виктор бросил справочник по психиатрии, подскочил с шезлонга и бросился к телескопу. Порывисто обнял Заха, стал целовать того в макушку и успокаивать, хотя у самого у него в душе открылись зарубцованные раны.
- Покажешь мне? - с опаской спросил Виктор, лишь мечтая, что ему всё это померещилось. Виктор бы скрестил все пальцы на руках и ногах, какие бы смог, лишь бы этого не случилось…
Через окуляр открывался вид на серые лунные ландшафты. Вначале он не увидел ничего странного, но вскоре приметил нечто, отдалённо напоминающее гнид в волосах. Виктора передёрнуло от омерзения. Чувство дурноты подступило к горлу, эмоции захлестнули, голова порождала нелицеприятные фантазии на тему колониального возвращения.
- Гниды народились, им мало места на лысой Луне, им скучно! Они мечтают начать жрать нашу планету. Снова… Поселятся в лесах. Закрепятся членами к стволам деревьев, потом разбегутся по чащам, будут пакостить и размножать свою тупую биомассу. Не-на-ви-жу… - прошипел Виктор.
- Я боюсь… - прошептал Зах. - У меня дурное предчувствие.
Виктор крепче обнял его, зарывшись носом в его волосах.
- Мне надо кое с кем поделиться этой дрянной новостью. Иначе не уснуть.
- Пойдёшь к Гордому? - Зах поднял на Виктора свои большие карие глаза, печальные, как у преданной собаки. - Не оставляй меня одного, пожалуйста. Я пойду с тобой.
Виктор сорвал с настенного крючка свой чёрный плащ, набросил его на плечи и, выбежав на узкий балкон, идущий по кругу купола планетария, кинулся к ржавым перилам, сжав железные трубы пальцами до ломоты в суставах так, что ошмётки краски впились в кожу острыми краями и раскрошились, забивая поры.
- Вы здесь не нужны!!! - проорал он.
Вороны из кустов ответили грозным «кра» и, расправив широкие крылья, шумно сорвались в ночное небо.
- Вы здесь НИКОМУ не нужны!!! - в воздух следом за птицами полетели отчаянные вопли.
Луна стояла в зените. Огромный белёсо-желтоватый шар безмолвствовал в тёмном небе. Даже облака боялись заслонить его, расступаясь и тая фиолетовыми перьями. Шар осветил нездоровым светом остроносый профиль Виктора. Несколько волос прилипли ко лбу и щеке, смазав слезу, устремившуюся навстречу луне. Он смотрел на её диск сквозь резь в глазах и видел в ней комические маски демонов, одна сменяла другую, искажаясь и крича, кривя рот, как  на картине Мунка.
- Свистать всех наверх! Палуба в огне! Мы тонем… О, этот жестокий мир морских гадов!
Виктор рванулся обратно в тёплый свет помещения и, набросив на плечи остолбеневшего Заха толстовку с капюшоном, крепко сжал его руку и процедил:
- О, эти знаки, эти таинственные знаки…

========== Альмаматер. Щ ==========

Гордый сидел на матраце, из которого торчали пружины. Сам матрац был похож на остов динозавра, местами покрытый сгнившей плотью. Анархиста это ничуть не волновало. Он подложил под спину поролоновую подушку и привалился к потрескавшейся от времени стене бывшего когда-то торгового центра. В голове его мелькали картинки, быстро рождавшиеся в сознании при прослушивании музыки. Группа, диск которой он недавно раздобыл, была возвышенно минорной, кто-то непременно сказал бы, что она депрессивна, но, по мнению Гордого, лишь патетично иллюстрировала картины реального мира. Он расслабленно расфокусировал зрение, витая в пространстве между листвой и облаками, шевельнул ноздрями, втянул ночной воздух и прикрыл глаза, отдаваясь во власть музыки. Он даже не заметил, как откуда-то сбоку появился Наёмник. Тот подошёл и аккуратно улёгся рядом с Гордым на археологический матрац, опёрся на локоть. На шее его бряцнула цепочка, качнувшись как маятник метронома в ритм музыки, доносившейся из наушников анархиста. Наёмник бесцеремонно вынул один из уха Гордого и пристроил в своё. Анархист улыбнулся и дотронулся босой ступнёй до штанины Наёмника. Тот протянул татуированную руку и ответил поглаживанием голой щиколотки Гордого. Анархист хрипло усмехнулся.
- Щекотно, - процедил он, уставившись на хорошо изученный им суровый профиль.
Наёмник коснулся небритой щекой шеи Гордого, ловя тонкий запах своего любовника, смешивающийся с ароматами ночи. Он несколько раз поцеловал Гордого в шею, запутался в дредах, неловко отодвинул особенно назойливые. Взгляд Гордого покрылся поволокой. Но возбуждение ли это, или выкуренный на ночь косяк… или же просто ночной туман, - Наёмник не мог точно знать, но этот особенный взгляд исподлобья говорил ему о многом. Он с жадным усилием провёл ладонью по щуплой ноге Гордого, запустил руку в разорванную на колене анархиста штанину, позволил себе ощутить тепло его кожи, проводя вверх по бедру.
- Я бы разорвал к чертям эти твои джинсы, но ведь они тебе нравятся,- с усмешкой констатировал Наёмник.
- Расстегнуть не судьба? - осклабился Гордый. - Зубами… - в последний момент добавил он, когда Наёмник уже поставил себе цель.
Анархист, прочтя в движениях Наёмника неуверенность, повалился на спину и расхохотался. Плеер, проигрывающий компакт-диск, скатился в траву, продолжая едва слышно шелестеть, как мыши в старой листве.
Наёмник схватил Гордого за ноги, устраивая возню, игру, как элемент их любовных прелюдий. С Гордым, как с собакой, всегда требовалось немного поиграть, чтобы он забылся и скинул свою классическую маску острых скул и нахмуренных бровей. Без дурачества можно было обойтись только после разлуки. Но Наёмника это не смущало, холодный по своей натуре Гордый требовал особенного подхода, особенность которого заключалась лишь в одном - надо было просто начать первым, честно демонстрируя страстную заинтересованность. Наёмник помнил, какие колючие взгляды анархист бросал на него, когда сам он злющий и разочарованный впервые попал в коммуну. Любовь поступала в него через клапан внутренней агрессии. Будучи по сути своей не более чем натренированным убийцей, любви он боялся, считая, что та сделает его мягким и аморфным как пейотное желе, которым баловались южане. Вначале они с Гордым лишь обменивались многозначительными взглядами «ненависти». Возможно, кому-то показалось бы так. Однако, Наёмник истолковал эти волчьи переглядки по-своему. Привыкший быстро решать вопросы, он сам отправился к анархисту, грубым голосом окликнул его по имени, наречённому коммуной.
- Эй, ты здесь Гордый? - спросил он тогда.
- Я-то Гордый, а ты что за хрен с горы? - нахмурился анархист.
- Я тебе музыку принёс, - пояснил убийца. - От которой ты не сможешь отказаться, - добавил он, осклабившись.
- А если не покатит?
- Это вряд ли… но если не покатит, - убийца пошёл ва-банк, терять было нечего, - может, я на что сгожусь? Тоже… аналоговый, не пальцем деланный…
Наёмник ничего не ожидал от своей честной тирады, но Гордый расхохотался.
А смеялся, как потом выяснилось, Гордый редко.
И сейчас, когда анархист ёрзал, пинаясь, на захудалом матраце, Наёмник слышал его сдавленные смешки. Гордый уже начинал постепенно затихать, переключаясь в более романтичный режим, даря убийце короткие, но терпкие поцелуи, когда из синей мглы выступили две фигуры. Гигантская чёрная ворона опрометью бросилась вперёд, и голос её отчётливо напоминал Виктора.
- Милые, я вас огорчу, ибо всё тайное рано или поздно становится пьяной исповедью, - эксцентрично проговорил ночной гость.
- Здесь нет ничего тайного, - Наёмник нехотя оторвался от лежащего под ним Гордого.
- Я крайне огорчён, отрывая столь любимую мной пару от феерических ночных любодеяний, но… - Виктор сделал паузу и прокричал: - Кто теперь заступится за нас?
- Мы видели колониальные военные корабли на лунной орбите, - подал голос Зах, пряча голову под капюшоном толстовки.
- И это только начало! - истерика уже назревала в голосе Виктора.
Наёмник приподнялся и сел, скрестив руки на коленях. Он потёр горбинку на носу и недоверчиво переспросил:
- Ты уверен, Захер, что тебе не показалось на сей раз? Может, это марсианские переселенцы? Вытуренные коренные жители Марса ищут новый дом?
- Не смейся, это реально человеческие колониальные корабли. Я видел их сотни раз. Но они подозрительно мобилизуются. Я поэтому и показал их Виктору. Раньше они в основном улетали или курсировали по определённым маршрутам, но сейчас что-то особенное. Я наблюдал за ними несколько часов, прежде чем показать их Виктору.
- Не обижайся, я просто уточняю. Не каждый день вот так прибегают среди ночи с новостями о возможном возвращении колониальных ублюдков.
- Что делать?! - возопил Виктор. - Сбрасывать кожу?
- Для начала - не ссать, - убедительно предложил Наёмник.
- Как жаль, - заломил руки Виктор, - а именно это я и собирался сделать - начать уринировать и плакать. Весьма логично, учитывая, что мрази возвращаются.
- Короче, мне надо подумать… всё завтра…
- Завтра - уже сегодня, - не успокаивался Виктор.
- Завтра будет после того, как я соберусь с мыслями и кое-что перепроверю.
- Я тебя предупредил, - Виктор поднял острый палец, указывая в небо и, обняв Заха за плечо, отправился восвояси.
Время подёрнулось туманной дымкой. Гордый и Наёмник сидели молча под глыбой исполинского торгового центра. Птицы неугомонно кричали по кустам: заливались скворцы, тинькали синицы под редкое акцентное воронье «кра-кра». Голубой рассвет в три тридцать утра. Сердце щемит. Щипцы сжимаются…

========== Альмаматер. Ш ==========

О Шангри-Ле ли мечтали создатели колонии «АЛЬФА»? Шамбалой ли бредили? Ал думал об этом всё утро и вместо визита к психологу провалялся в каюте, мечтательно вглядываясь в фантастические горизонты. Он видел Марс таким разным, видел его закаты и рассветы. Но крепче всего впечатался в его память рассвет над Разломом Мелас. Он как росчерк лезвия по краю этого мира, как порез… как рана в его сердце. Такой же, как оперение фламинго, как окрас розовых колпиц, какаду-инка и щуров, такой же розовый, как волосы той, которую он пытался не вспоминать. Она… та, что ассоциировалась у него со всеми свободными людьми планеты Земля, что пахла яблоневым цветом, смеялась под золотистыми перьями облаков. И теперь рукотворная Шангри-Ла, которую усердно создавали колонисты, и он вместе с ними, казалась ему насмешкой, самообманом, ибо истинная потерянная Шамбала осталась тем смельчакам… оставшимся. Ал вздохнул и катнул по столешнице жемчужного дрона. Он был мёртв, как эта красная планета, принудительно воскрешаемая людьми, возомнившими себя богами.
Жемчужный дрон катился по прямой, приближаясь к краю. Ал поймал его, крепко сжал двумя пальцами, как противного таракана, и поднёс к глазам.
- Что ты можешь мне сказать? - Ал поднёс его ближе к переносице, рассматривая блестящую поверхность.
Неожиданно дрон ожил, прошелестел, как страницы утраченной древней книги, и принялся сканировать сетчатку глаза Александра. Тот было дёрнулся, но любопытство заставило его справиться с эмоциями и терпеливо ждать.
Закончив сканирование сетчатки, дрон открыл сегмент на внешней панели и вывел сообщение на стену каюты.
«ALMA_M2125»
Ал понял, что это. Закрытое послание, внутренний код. Ал засуетился, спрятал мини-дрона в потайной карман, затем уселся за стол и ввёл в системной командной строке на планшете «ALMA_M2125»
Получено новое внутрисистемное сообщение…
Ал неуверенно коснулся прозрачного планшета в точке, где высветился неоновый круглый значок открытия пересланного сообщения. Прибор мигнул, по периметру запустилась голубая мерцающая лента загрузки. И через несколько секунд он увидел уже знакомую ему, по случаю в столовой, даму. Это была видеозапись. Дама нервно кашлянула и заговорила:
«Если у тебя есть желание вернуться. Я могу это устроить. Только поторопись. Иначе я уже ничего не смогу сделать… Свяжись со мной в секторе DM1. Твой мини-дрон сработает как пропуск, не забудь его». Видео закончилось. Экран снова стал прозрачный и приглушил подсветку от прикосновений Ала.
Сейчас Александр чувствовал редкостное возбуждение, воодушевление и страх одновременно. В его вечно сомневающийся сегмент мозга закралась мысль о проверке на вшивость или откровенной подставе, но вихрь иных эмоций заполонил всю зону видимости, затмил трезвость взгляда, как пылевая буря. Сейчас Ал стоял на берегу высохшего марсианского озера, повторяя про себя, что он ушёл… она ушла… И испытывая глубокую боль, которая прокалывала каждую клеточку его кожи, он думал об одном, встретятся ли они когда-нибудь? Встретятся ли как друзья?.. Или… как кто?.. После стольких лет, когда  времени прошло немерено, где она сейчас?..
Он ничего не мог с собой поделать, потому что ноги уже вели его к сектору DM1, находящемуся в другом конце колонии «АЛЬФА». Он отменил свой запланированный выход в открытый космос, не вышел в смену, подумал, что ему ещё предстоит составить объяснительную, выставив её на суд руководящего совета. Ал дал себе возможность ещё раз подумать, проигнорировав подвижную дорожку, работающую по принципу конвейера и перемещающую колонистов на более длинные расстояния за меньший промежуток времени, и пошел пешком.
В секторе DM1 он выудил жемчужного мини-дрона, обеспечившего проход. Александру даже не пришлось подставлять себя под сканирование дроном-наблюдателем. Ал счёл это выгодным. Систему обманывать ему не приходилось: все выходки вне правил всегда фиксировались, даже такая мелочь, как выброшенные в биотуалет антидепрессанты. А здесь Ал даже слегка обрадовался. Он был в секторе DM1, но официально как бы и не был. Это будоражило. Внесистемность происходящего заставляла его тело вырабатывать адреналин и покрываться холодным потом. Крохотный дрон словно зомбировал дрона-наблюдателя, вынуждая того лететь впереди, показывая дорогу.
Таинственная дама была за работой, разъясняла что-то жёстким голосом. Завидев Александра, тем же не терпящим возражений голосом скомандовала следовать за ней. В её личную каюту, как оказалось. И лишь там, когда дверь с шипением закрылась за ними, и они остались наедине, она сняла маску рабочей сосредоточенности и улыбнулась, предложив Алу присесть в эргономичное кресло каплевидной формы. Он послушался, молча ожидая, что она скажет.
- Ты пришёл, - произнесла она, сев напротив и положив изящные кисти рук на колени. - Значит… решился?..
- Кто вы?
- Так решился? - вопросом на вопрос ответила она.
Ал кивнул, не сводя с неё внимательного взгляда. Он старательно изучал её, пытаясь постичь глубину этой женщины и её скрытые мотивы.
- Ты не знаешь, кто я? - она сверлила Ала лукавым взглядом, словно проводила эксперимент. - И даже не догадываешься?
- Вы из… колониального конклава?
Она улыбнулась уголком рта, мелкая сетка морщинок дёрнулась на веках.
- Я Алмаматер, номер 611A19000081, или… - в голосе её прозвучал саркастический тон, - всё-таки Александр?..
Ала обдало горячей волной. Он инстинктивно вжался в кресло, не смея поверить в то, что в метре от него сидит сама Альмаматер - прародительница колонии, создательница системы жизнеобеспечения, идеолог поколения, человек номер один, мать всего, королева пчелиного улья.
- Вы шутите? - вырвалось у Александра.
- Я серьёзна как никогда. Могу лишь добавить, что я плотно изучила твоё дело. Ты не сошёл с ума, но и не влился в колонию. Ты пограничник. А пограничники - опасные люди, они подрывают идею, идут врозь… Путь их всегда один и тот же, он имеет разную длину и степень проявлений, но финал одинаков: сначала глубокая депрессия, расстройство личности, суицидальные склонности… клининг… красный список, аннигиляция… - она прервала цепь травмирующих уши Александра слов и продолжила: - Твои проявления не столь критичны, как это бывает у острых пограничников. Зачем ломать тебя здесь? К чему эти пытки Марсом, - она рассмеялась, - если ты можешь быть полезен на Земле?
- Вы… предлагаете мне работу на Земле? Это возможно? - удивился Александр, слегка подавшись вперёд.
- Не совсем на Земле, как ты себе это представляешь. На Луне. Там осталась небольшая колония, им всегда нужны опытные операторы дронов, они нуждаются в людях с опытом. Ты подходишь для работ в открытом космосе и… на Земле.
При слове Земля, Ал снова заволновался.
- Мы… эвакуируем оставшихся? - в надежде спросил он, удивляясь своей решительной наглости.
Альмаматер вздохнула, поднялась из кресла, прошла к панорамному окну, повернувшись спиной к Алу, и продолжила.
- Я… не только Альмаматер, прародительница колонии. Я ещё и просто… мать. - Короткий смешок сожаления вырвался из её груди, как несанкционированный чих. - Где-то там… далеко… в межпланетном пространстве… на Земле… у меня остался сын. Блудный сын жестокой матери, бывший военный, когда-то прекрасный специалист… теперь лишь анархический коммунист, - она повернулась и посмотрела на Александра, - он совсем не похож на тебя. И… я даже не знаю - жив он или нет…
Ал счёл её откровенную тираду достаточной. Возможно, она всё ещё мечтает вернуть сына в колониальное лоно, помочь земным анархистам. Он был воодушевлён, чувствовал себя избранным, особенным, окрылённым. Эта женщина, несомненно, имела мощную энергетику. Сила её, как магнитное поле, притягивала, ток заряженных частиц распространялся от неё веером, подобно распускающемуся павлином хвосту.
- Я готов, - ответил Александр. - Я с удовольствием отправлюсь в лунную колонию.
- Что ж, прекрасно. Я передам твоё дело в проектный отдел. У тебя будет пара дней, чтобы попрощаться с родными и друзьями.
- Да. Спасибо.
- Ты пройдёшь короткое обучение на месте. Мне больше нечего добавить, - снова улыбнулась она. - Иди же.
Ал неуклюже поднялся, неловко распрощался со столь важной персоной. Он не помнил себя от счастья, порождённого возможностью сменить дислокацию, сменить спектр действия, сменить вектор направления… Он был действительно рад. Радость его была пьяным чувством, кружащим голову. Таким же невероятным и заставляющим сердце трепетать, как весна на запретке, как полёт на Марс. Номер 611A19000081 впервые влюбился в идею, поверил в колонию, поверил в систему, поверил… в Альмаматер…

========== Альмаматер. Ч ==========

Часы бежали неумолимо. Карп вспотела и выдохлась, помогая отцу приводить в чувства найденный Гордым электробайк. Утром выяснилось, что по неведомым причинам Гордый с Наёмником уезжают, и срочно, в крайне сжатые сроки требуется идеально рабочий мотоцикл. Зря она надеялась, что будет не спеша заниматься им на недельке, а потом отполирует до блеска, чтобы тот выглядел как настоящий подарок, дорогой подарок, желанный. Сейчас Донни проверял его внутренности, и на байк эта разобранная штуковина никак не походила, но Карп знала, что это временно, и, возможно, завтра к ночи он будет вполне себе ценным артефактом, в закрытом виде смахивающим на сплошную солнечную батарею на колёсах, из него будут торчать лишь фара, зеркала заднего вида, да руль. Он будет, что надо. Он будет… летать… Карп улыбнулась этой мысли… слишком фантастичной. Ей хотелось не просто порадовать Гордого или тупо сделать работающую вещь, она хотела удивить его.
- Пап, это невыносимо, - не выдержала она, пожаловавшись отцу первый раз за весь долгий день, и вытерла капли пота со лба. - Судя по солнцу, уже около семи, а Евушка даже не обедала. На сегодня хватит с меня. Ты как?
Донни опустил запчасть на бетонный пол и приподнялся с колен.
- Я бы перекусил. Видишь, увлёкся как, даже не заметил… - улыбнулся он и вытер руки тряпкой.
Карп отправилась в ангар, мечтая первым делом помыться. Она скинула одежду, пожалев, что Мохавк ещё пропадает на старой гидроэлектростанции, которую общими усилиями удалось запустить два года назад. Она бы не отказалась сейчас от бодрящего вечернего секса. Тогда бы она снова воспряла духом и с лёгким проворством побежала бы навещать Виктора в его планетарии. Тёплые струи воды полились ей на макушку, на лицо, пробудили полк мурашек, прокатились, огибая родинки на теле, и убежали прямиком в водосток. Карп наспех промокнула длинные розовые волосы и тело, игнорируя мурашки, наскоро надела ситцевый сарафанчик с цветочным орнаментом и прошла вдоль ангара к его задней стене, выходящей в колышущееся разнотравьем поле.
- Евушка! - крикнула она, завидев кучерявую голову в высокой траве.
Та, радостно визжа, побежала навстречу. Карп поймала её на бегу и с усилием подняла вверх.
- Тяжёлая! - рассмеялась Карп. - Голодная, но тяжёлая.
- Я не голодная! - отозвалась Ева. - Я кушала, тётя Шуба разогьела мне куицу с катошкой. И потом был компот! - радостно закричала она. - Компот из её клубники.
- Ох, чтобы я делала без тёти Шубы, - улыбнулась Карп. - Надо будет подарить ей что-нибудь приятное. Как думаешь?
Ева кивнула.
- Мам, а когда папа плидёт? Я сделала ему чудиков из желудей.
- Уже скоро. Скоро придёт. И где же твои чудики?
- Пойдём показу… - Ева побежала по железной лестнице наверх, в комнату.
Там, на подоконнике, лежали её желудёвые поделки.
- Смешные, - улыбнулась Карп.
- Это меня Зах научил, а его папа научил давно. Здолово, плавда?
- И когда успел только?
- Это не он, это я успела. Я… быстлая! - крикнула Ева и села на дощатый пол играть со своими желудёвыми человечками. - Устала, никуда больше не пойду. Буду папу ждать. - Выпалила она.
- Как я тебя понимаю. Но сама-то я собралась навестить Виктора. Не пойдёшь со мной?
Ева отрицательно качнула головой.
- Хочу с папой…
Карп поцеловала её.
- Значит, пойду деду кормить, раз ты не голодная.

***

Поев, Карп ощутила новый прилив сил, а вовсе не сонливость, как бывает после полудня. Жара ещё не спала. И она решила, что чем быстрее уйдёт из дома, тем быстрее вернётся обратно. Когда она вышла к единственной в округе трассе, которой пользовались поселенцы, вдали замаячил небольшой рефрижератор. Он поднимал столбы пыли. Вечернее солнце окрасило оранжевым песчаную дорогу и блестящую кабину рефрижератора. Солнечные батареи на крыше кузова жадно подпитывались. Травы покачивал лёгкий ветерок, где-то в небе орали малочисленные чайки, долетавшие сюда с реки. Карп вытянула руку, и рефрижератор затормозил.
- Привет, - бодро сказала Карп и забралась внутрь кабины. - Ты как обычно сегодня?
- Да, - дружелюбно ответил волосатый бородач.
- Тогда высади меня на углу шестой улицы, там вроде ближе. А то я в тот раз по пояс в крапиве застряла, ни фига не короче получилось, - хохотнула Карп. - Как улов? - поинтересовалась она.
- Неплохо, вот везу как раз. Только чайки совсем борзые стали. Тырят прям всё, стаями собираются, орут. У меня вчера обед сожрали. Он в пакете был, так прям в окно влетели, всё разворошили. Контейнер клювом раздербанили. И нет обеда.
Карп, смеясь, мотнула головой.
- Как думаешь, чаек жрать можно? Развелось их чёт. Вдруг они на вкус как курятина? - предположил здоровяк.
- Сомневаюсь. Надо почитать на этот счёт. Или у Дядьки спроси. Он, кажется, всё знает.
Карп отвлеклась на дорогу, а машина въехала в заброшенный район, откуда было удобно пройти к старому планетарию.
- Приехали, кажись. Здесь пойдёшь? - Здоровяк остановил рефрижератор, подняв клуб серой пыли. 
Карп поблагодарила и аккуратно спрыгнула в траву на обочине. По шестой улице, название которой почти истёрлось на указателе, никто давно не ездил. Поселенцы коммуны протоптали здесь небольшую дорожку, ведущую к двум обитаемым объектам: к таунхаусу, где проживала пожилая чета, собирающая целебные растения и заваривающая из них травяные чаи, одновременно знаменитая тем, что давала приют разношёрстным местным кошкам; и к старому зданию планетария, стоящего на открытой лужайке, куда временно, но на длительный срок, переехал Виктор, давая возможность своему старому соседу по многоквартирному комплексу пожить в мире и тишине. Карп не могла не заметить, что многоэтажка была гораздо ближе к её ангару, да и выбирать время, чтобы навестить Виктора, пока он был одинок, не приходилось. Сейчас она всякий раз ощущала колючую неловкость при вторжении в чужую личную жизнь, прекрасно понимая, что и Виктор, хоть никогда и не признается, тоже испытывает нечто схожее.
Карп вышла на опушку, покрытую мелким белым клевером, и сразу услышала громкий голос Виктора.
- Глупые, глупые! Бесконечно глупые людишки... глупые и злые... злые дешевой, ширпотребной злобой! Мне смешно. Что они хотят найти здесь? Шайку пьяных и счастливых маргиналов? Из них даже не сделать достойный биококтейль, потому что он будет слишком высокоградусный и аморальный для их бритых голов!
- Виктор! - сложив руки на груди, выкрикнула Карп с поляны. - Ты снова ругаешься сам с собой? Или тебе опять кто-то насолил?
- Дорогая моя! - закричал Виктор и выбежал на полукруглый балкон. - Ты пришла! Ты решила навестить старую Баронессу в печали. До тебя ведь дошли эти ужасные новости…
- Какие? - недоумевала Карп, предполагая, что Виктор опять вдарился в воспоминания.
Она прошла через стеклянные двери внутрь и, перешагивая через разбросанные атласы и обходя стопки учебников по астрономии, поднялась на второй этаж. Зах скромно поприветствовал её, махнув надкусанным пончиком, и уставился в разложенную на коленях книгу.
- Милая моя, так ты не в курсе? - опешил Виктор. - Ночью Зах увидел копошащиеся корабли на лунной орбите. Я тут же известил Наёмника и Гордого.
- Прелестно, - прошипела Карп. - Сегодня этот татуированный засранец приходил утром, попросил срочно отремонтировать байк для Гордого, но про колонистов на Луне ни слова не проронил.
- Упс… дорогая, - Виктор округлил глаза, - ну, вот, я снова всё испортил, я… проболтался. Но меня тоже можно понять! Тебе ли не знать, какой праведный гнев я испытываю к этим «покоренцам» галактики!
- Как вы меня все бесите! Почему я всегда всё узнаю последней? - Карп пикантно краснела, раздражаясь.
- Я знаю… это заговор, заговор! Заговор! - распалялся Виктор. - И здесь, как назло, почему-то нет голубей, чтобы кинуть сраные гранаты в глаза военным колонистам, если они явятся!
- У соседей много кошек, - тихо отозвался Зах, как бы между делом.
- У всех в этом мире много кошек, это ли не повод для голубей плодиться в геометрической прогрессии?! - удивился Виктор. - Голуби, где вы?! Где вы, спутники моей депрессии?! Обметайте же меня говнами, чтобы я, наконец, заткнулся!
- Виктор, прекрати панику! Колонисты сидят на Луне всё это время, и пока что никому плохо от этого не было. - Карп попыталась пробудить в Викторе голос разума.
- Было! Бараны… мои бараны плохо реагируют на их присутствие, они линяют по лунному календарю, у них портится аппетит и характер. Как и у меня.
- Лучше ответь мне, куда намылились Гордый с Наёмником?
- Они не сообщили, - встрял Зах. - Возможно, хотят устроить себе небольшой романтический… тур.
- Вы оба бесите меня всё больше. Сговорились.
- Ах, милая, лучше отстрели мне голову, чем пытать, голова мне ни к чему - от нее все равно нет толку, а шапки и шляпки я все растерял…
- Я не верю, - проговорила Карп. 
Неуверенность сквозила в её голосе. Она даже пожалела, что пришла. Захотелось домой, пить фруктовый чай, чувствовать спиной короткие поцелуи Мохавка, смотреть на спящую Еву и больше не думать… никогда не вспоминать про колонистов, даже не упоминать о них, чтобы случайно в голове не возник образ Александра, чтобы не задумываться о том, что Ева - его дочь. Нет. Ева в первую очередь её дочь…
- Чудаки… - печально обронила Карп. - Сегодня не мой день, ребят…
Карп извинилась и ушла, щёки горели, а в глазах резало. Так хотелось заплакать, но чтобы никто не видел, но Карп сочла это за слабость, поэтому свернула по тропинке налево к дому пожилой четы и напросилась на травяной чай. И когда душистый аромат чая с теплом проник в её ноздри, а большой толстый кот пригрелся у бедра, призраки колонистов растаяли, превратившись в туман, и упали вечерней росой.

========== Альмаматер. Ц ==========

Цементная пыль застревала в нитях футболки, оседала на потной коже. Гордый мчался на электробайке по заброшенной трассе навстречу солнцу. Чёрное тряпьё развевалось на нём, как на Рыцаре Смерти. Руки, скованные тонкими обрезанными перчатками, намертво вцепились в руль. Наёмник ехал рядом, вровень с ним. Взгляд его из-под сведённых бровей был направлен к горизонту. Готовясь в путь, он заблаговременно соорудил из потрёпанной арафатки нечто, защищающее голову от солнца и пыли. Отдельные пряди волос, выбившись из-под ткани, прилипли к скулам и шее. Он подал знак Гордому, чтобы тот был внимательнее. Они подъезжали к окрестностям заброшенного города. И никто бы не поручился, что это будет безопасно. Наёмник с удовольствием поехал бы в объезд, но знал, что весной размыло сваи, и мост рухнул. А здесь придётся сильно сбавить скорость и очень аккуратно, в прямом смысле этого слова, продираться сквозь завалы проржавелых автомобилей, которые побросали люди XXI века, когда их всех настигла массовая паника. Гнилые остовы автомобилей были уже видны издалека.
Оба сбавили скорость. Наёмник подал сигнал остановиться. Гордый нажал на тормоз и, поставив ногу на потрескавшийся бетон, вытер пот со лба.
- Здесь есть один проезд, узковато, но менее заметно.
- Думаешь, не зарос к чертям?
- Нет, не думаю. Попробуем проскочить там. Как проедем пару районов, повернём снова на окраину и втопим вдоль железной дороги.
- Как скажешь, - согласился Гордый.
- Мне бы не хотелось тащиться пешком, не уверен я, что из Банды Чоли никто не шарится по окраинам.
- Боишься? - усмехнулся Гордый.
Но Наёмник не ответил, лишь устало посмотрел в сторону чёрного города, похожего на гнилые зубы. Обломанные клыки, съеденные временем, тоскливо серели, таяли в дневном мареве, нечётко плыли и покачивались, как мираж.
Бетонная дорога уходила в глушь. Когда-то здесь было совсем иначе, но природа отвоевала территорию у человека, она крепко поела бетонное покрытие, прорезала трещины наглыми травами. Жизнь цеплялась за неживое и оживляла его. Ветви клонились к земле, создавая арочный купол. Гордый ощущал, как ветви и листья приветствуют его, хлопая по плечам. В зарослях гомонили птицы. Проехав несколько сотен метров вперед, они почти продрались сквозь девственный подлесок. Сказочная бетонная дорога вывела Наёмника и Гордого к району на окраине города: битые стёкла, пустые глазницы окон, распахнутые рты-двери или, наоборот, заколоченные и забитые железными щитами, выцветшие и погнутые дорожные знаки, ломаный асфальт, искорёженные автомобили на обочине, трещины и крошево в кирпичных стенах, коричневые подтёки от воды, обломанные дождевые трубы, покрытые зелёным мхом. Перекрёстки встали в вечных пробках. Гордый невольно всматривался в пустые кабины брошенных машин, будто ожидая увидеть в них истлевшие скелеты их обладателей. Но останков не было, и Гордый подумал о миллиардах людей, которые жили обычной жизнью того времени, о котором анархист судил по кинофильмам. Те люди смотрели утром телевизор, заваривали сухие хлопья горячим молоком, варили кофе, провожали детей в школу, спешили на работу, бежали за покупками в красочные супермаркеты, потом торопились на мастер-классы (о да, он читал об этом феномене в каком-то древнем журнале). Люди зарабатывали деньги (что это такое вообще, как ни просто бумага?), впаривая себе подобным то, о чём сами имели весьма поверхностное представление. Гордый вспомнил рекламный проспект, на котором красовалась фотография пухлого и тщеславного с виду мужика, предлагающего мастер-класс «Как заработать сто тысяч на любимом деле?». Гордый долго смеялся тогда, придумав для него свой слоган: «Вы так же любите наёбывать людей, как и я? Что ж, я расскажу вам как...». После чего оставалось лишь заплатить никчёмную тысячу и собрать сто человек. Математика. Цифры. Статистика. Бюрократия. Капитализм. Гордый сплюнул в сторону, пустив плевок лететь в траву. Может, он накроет собой какого-нибудь жука-паука. Что ж…не повезло… «Прости, дружище…» И всё-таки… где все эти мириады жрущих алчных ртов? Где все эти трупы? Кем съедены? Кем похищены? Кем сожжены? Или ходят среди чёрного города ночью в поисках, кого бы сожрать? Или съели друг друга? Им же было не привыкать… И два последних выживших из того поколения наверняка показали друг другу мастер-класс, как остаться в живых. Гордый не выдержал и рассмеялся. Пугливые голуби взлетели ввысь, громко хлопая крыльями. Наёмник напрягся. Голуби сигнализировали о людях лучше любого датчика. Несмотря на почти неслышный двигатель, Наёмник всё-таки подал знак заглушить мотор.
- Не хотел бы я с ними столкнуться.
- И что? Пёхом не встретим? Может, ну их! Проедем побыстрее, если что… погоняем…
- Погоняем? - зло переспросил Наёмник. - Как ты себе это представляешь? Будешь лавировать между гор мусора? Покатушки решил устроить? Ты сколько за рулём?
- Говно вопрос у тебя, - разозлился в ответ Гордый, - ты сейчас, мандя, скорее соберёшь всех прямо сюда!
- Ты поори ещё…
Тем не менее, они тихо проскользнули через весь район, свернули на дорогу, ведущую прочь из города, но бесконечное лавирование между могилами двигателей внутреннего сгорания, притупило внимание Наёмника, и они выехали прямиком к баррикаде, на которой дежурила пара смуглых, долговязых парней и один военный дрон. Он уже пиликал на своём языке, сигналил и светился красной подсветкой. «Пограничники» тут же почувствовали свою силу и выигрышное положение в ранге хозяев территории и направили на пришельцев оружие. Наёмник бы легко расправился с парой ленивых увальней, здесь только дрон представлял реальную угрозу и мог доставить хлопот, но окончательно ссориться с Бандой Чоли не хотелось.
Наёмник задрал ручищи кверху и подал голос:
- Узнаю Ультимакс 100! - уверенно и дружелюбно отозвался он. - «Чартел Индастриз оф Сингапур». Где раздобыл раритет?
- Кто такие? - ответивший явно понятия не имел ни о каком Ультимаксе 100 и тем более не знал, что такое Сингапур.
- Из дружественной коммуны, заехали к Чоли на чай.
Парни переглянулись, один с кислой физиономией, как раз тот, что держал в руках пулемёт сингапурского производства, недоверчиво вскинулся:
- У нас нет дружественных коммун. Мы не коммуна нахуй! Мы сами по себе.
- Все нынче… сами по себе, - сдержал гнев Наёмник. Он уже представил, как перерезал бы глотку этому самодовольному типу. Кровь у всех одинаковая.
- Ты лучше поспеши и кинь весточку самой Чоли, скажи, что Наёмник заехал.
Эти парни не пойдут против приказа, у них здесь дело простое и не шибко затейливое -  сиди себе, голубей считай, пока сменщик не придёт. Наёмник знал это. А дальше собирался импровизировать.
- Ладно, - неохотно ответил тип и, оставив второго волноваться вместе с «покрасневшим» дроном, ждущим команды, ушёл в ближайшее здание.
Ещё минут семь Гордый и Наёмник стояли под дулом и неусыпным взглядом дрона, когда вялый тип, наконец, вернулся.
- Всё оружие и электромагнитные прибамбасы на землю покидали! - скомандовал он. - Будете сидеть здесь с дроном, - он кивнул на исписанную дверь в пристройку.
- Так Чоли придёт? - переспросил Наёмник.
- Жди, как хлеба ждут… - ответил тип и дал команду дрону наблюдать.
Наёмник разоружился, Гордый нехотя выложил своего дрона-наблюдателя на землю. После нехитрого процесса сканирования, удовлетворившись в безоружности посетителей, их препроводили в затхлую коморку с сыплющимся потолком. Под столом тарахтел компьютер образца прошлого века, на пыльном мониторе висел «Солитёр», в грязной чашке на столе паслась жирная муха.
- Поиграть не хочешь? - усмехнулся Наёмник, подкалывая Гордого.
- Лучше чайку с мухами попью. Питательней для дальней дороги.
Оба одарили друг друга кривыми ухмылками и уселись на продавленный диван в углу.
К счастью, ждать долго не пришлось. Часа полтора. Когда Гордый пустился изучать сплетение нитей на потрёпанных джинсах, снаружи послышалась возня. Едва доносящийся шум моторов и голоса. Наёмник отчётливо услышал женский поставленный голос. Он был ему знаком.
В помещенье вошла Чоли собственной персоной со свитой из трёх вышибал. Предки Чоли точно грешили с индусами. Во лбу её горела яркая точка бинди, одета она была в удобный камуфляжный костюм, а кисти рук украшали мехенди.
- Кого я вижу, - язвительно процедила она, глядя на Наёмника. - Говаривали, будто ты ушёл на покой. Жаль. Услуги человека со стороны мне бы пригодились. Но… я отчего-то думаю, что в последних убийствах моего патруля опричников виноват именно ты. Согласись, у всякого убийцы свой почерк.
- Не знаю, что там поговаривают, но в этом есть здравый смысл. Скажу лишь, что не стал бы открыто въезжать в твой город при таком раскладе.
- Без нужды не стал бы, - поправила Чоли, саркастично улыбнувшись, - но что-то погнало Наёмника на юг... Скрываешься? Опять набедокурил? - с лёгкой наигранной заботой спросила она.
Наёмник покачал головой.
- Всё тривиальнее - хочу раздобыть пейотный мармелад.
Чоли расхохоталась.
- Значит, тебя можно сбрасывать со счетов! Ради этого я не зря тащилась сюда с конца города. Но какова цена за проход? Что я с этого получу?
- А ты всё та же, торгуешься, как на базаре, - Наёмник позволил себе «дружескую» усмешку. - Могу привезти твоим ребятам экзотическую вкусняшку… - он проверил её реакцию секундной паузой, но, поняв, что не убедил, продолжил: - Могу привезти тебе в подарок электромагнитные гранаты. Пару штук…
Последняя фраза была явно лишней: «пара штук» - звучало как подачка. Но Чоли не дура, и никакие словесные огрехи не смогли бы поколебать прагматичность её натуры. Она, в первую очередь искавшая во всем выгоду, прекрасно понимала, что даже пара штук электромагнитных гранат, брошенных в нужное место в нужное время, вырубила бы напрочь всю электронику. Эти гранаты весьма пригодились бы ей, устрой она вылазку на более организованную коммуну, где есть чем поживиться.
- А это кто? - она, наконец, заметила Гордого и стала пристально разглядывать его. - Что-то не помню, чтобы ты работал не в одиночку… Миленький, хорошо сделанный… Только не говори мне, что… твой…
- Друг, - буркнул Наёмник.
- Может, подаришь мне его вместо дурацкого мескалина?
Наёмник повёл желваками, и Чоли убедилась в своей догадке.
- Друзей не дарят, Чоли…
- Пфф, - фыркнула она, развернулась и вышла из каморки.
- Выдайте им мой пропускной значок, - послышался голос Чоли из-за стены.
- Как ей нравится играть в командиршу, - буркнул под нос Наёмник. - Значок пропускной, - хмыкнул он.
Гордый заворожённо смотрел, как двигаются желваки на его лице и слушал, как снова зажужжала муха в чашке.

***

И вот они вновь ехали по пыльной дороге. Вдоль тянулась железная дорога. Поезда по ней давно не ходили. Длинные гусеницы товарных вагонов, цистерн и платформ, искалеченных временем и атмосферными осадками, застыли в вечности. В воздухе не стоял тот особенный железнодорожный запах; рельсы и провода не пели железнодорожных песен; и ни один бродяга дхармы не пил горькой железнодорожной воды, приткнув полог пальто под задницу, не скуривал добрую самокрутку, не засыпал на мешках, не прятался от дежурных; не шумели колёса; ни один обитаемый в пределах видимости дом не слушал волшебный «чучух»; никто не был разбужен гнусным голосом, объявляющим о прибытии скорого поезда; и посуда не звенела в буфетах, радостно дребезжа и приветствуя поезда. Лишь пижма покачивалась от колыханий воздуха. Её жёлтые пуговицы манили насекомых. Пахла полынь, вымахавшая почти с человеческий рост. Впереди, по соседству со спящими шпалами возвышалось странное строение, снаружи похожее на деревянную церковь эпохи заселения Дикого Запада и на мельницу одновременно. Стена, встречающая солнце, облупилась и приобрела красный отлив, на северной же стороне сохранились лохмотья белой краски. Наёмник свернул к строению. Гордый вслед за ним. Спешившись с электробайка, Наёмник кивнул Гордому, чтобы тот выпустил дрона для сканирования территории.
- Пусто, - подытожил Гордый.
- Вот и отлично, здесь и заночуем.
Загнав в нижнюю часть неопознанного цеха электробайки, Наёмник и Гордый закрыли массивные ворота и завалили их изнутри деревянными балками. Забравшись по древней лестнице на второй этаж, находящийся под крышей, Гордый с трудом распахнул окно. Оно вздрогнуло, всхлипнуло, разрыдалось, застонало, но открылось, бросив в воздух пыльное конфетти, как трагический лицедей из уличного театра. Под крепкой поступью Наёмника заскрипели лаги, заходили доски, мелкие опилки просыпались вниз. Наёмник бросил спальник на дощатый пол, скинул ботинки и сел по-турецки; достал из кармана мешочек с сухофруктами и орехами, высыпал часть в грубую ладонь, затем окликнул Гордого, уставившегося в открытое окно, и бросил мешочек ему.
- Знаешь, я так и не нашёл барана Люцифера.
- И? Какая разница? Найдёшь, когда вернёмся.
- Он не явился мне на рассвете. Он не подал знак.
- Дурной знак, что баран не подал знак? - хохотнул Наёмник, кидая в рот сушёные фрукты. Он смотрел на сосредоточенный профиль Гордого. Прожевал и снова заговорил. - До сих пор не могу понять, как в тебе одновременно уживаются сатанизм, анархизм, буддизм и прочий всяческий дребедизм? Разве… нет никаких противоречий?
- Противоречия… - усмехнулся Гордый. - Я никогда тупо не следую правилам. Я выбираю то, что подходит мне и не противоречит моему мировоззрению. Я складываю свою религию, свою философию. Возможно, я - толтек, идущий путём воина, или буддист, полагающий, что всё есть пустота, я - анархист, потому что живу принципом свободы, равенства, братства. И я протянул руку Люциферу, потому что тот удостоился многовекового издевательства, хотя, по сути, является образцом хороших манер. Всё то лучшее, что есть в нас - ум, талант, индивидуальность… всё от него. Я не раб лишь потому, что меня ведёт «утренняя звезда»… Я безупречен, когда делаю то, что считаю для себя верным, - задумчиво ответил Гордый, - а ты разве нет?
- У тебя всё так сложно. Горы метафизики, символики. Винегрет учений и практик. У меня всё проще. Ты же знаешь.
- Зато моя жизненная философия более романтична, - криво улыбнулся Гордый.
- С этим не поспоришь. Придаёт загадочности.
- Ты со мной, потому что я странный и со мной интересно…
Наёмник подметил включение режима «игры» в глазах анархиста. Сейчас он ответит на очередную эскападу двусмысленной колкостью, и можно будет от философских разговоров перейти к приятным практикам. Ведь если вдруг завтра настанет «конец света», он не станет жалеть ни о чём. Главное, поставить цель.

========== Альмаматер. Х ==========

Хижина посреди поля колышущихся трав вызывала двоякое чувство. С одной стороны, она манила, мечтая стать убежищем усталого путника, с другой стороны, во всей этой пасторальной картине была скрытая тревога. Поле прорезали две линии, как застарелые шрамы, ведущие к хижине. Примятая трава говорила о чём-то сокрытом. Кто-то приехал… или уехал отсюда… Ветер рвал тряпьё в окне, скрипел разбитыми ставнями. Сухое серое дерево, покрытое оранжевыми и сизыми лишайниками, топорщило острые недвижные сучья. Сердце Александра замерло. Тревога вырвалась из пустой хижины, поволокла его по колее куда-то в заросли чертополоха и душицы. Душица. Душно. Кто-то душил его. Страх.
Ал вздрогнул и проснулся, резко втянул ноздрями воздух, прогоняя сон, прочищая лёгкие, кашлянул. Запутался в проводах. Какая могла бы быть нелепая смерть: лететь к Земле и задушить себя проводкой, так и не долетев. Всему виной переутомление. Угораздило. Ощупал себя. Проверил крепления. Ничего неординарного. Показалось. И удушье это - лишь сильная игра воображения. Но как живо, как реально. Казалось, он чувствовал запахи поля, тактильно ощущал репей, прицепившийся к термокостюму, слышал шёпот ставней, скрип сучьев, шелест трав, завывания ветра. Это было так реально, так невозможно одновременно. Хеморецепторы сработали, пустили импульсы в нервные волокна. На что он так среагировал? Кругом давящая тишина, отсутствие запахов. Ал осмотрел кисти рук. Может, он сейчас спит? Что это за особый подвид сна? Глубокая фаза? Сон во сне? Почему так тихо? Он провёл пальцами по обшивке корабля, затем по коже левой руки. Всё такое гладкое. Нереальное. Нереален даже сам факт того, что он сейчас здесь, летит к Земле. Три дня на разгон ракеты до необходимой скорости уже прошли. Ещё месяц. Какой-то месяц! О таком даже и не мечтали век назад. Да он адаптИровался дольше после первого полёта, он мечтАл дольше, он ждал уже, казалось, целую вечность. Что для него месяц или два? Мгновение. Алу даже почудилось, что сам он как минерал. Окаменел. Летит, как метеорит, слишком долго. Для него - мгновение, для людей - целая жизнь. А он летит себе с неимоверной скоростью, теряя частицы себя на просторах космоса, пронзает собой пустоту, игнорирует электромагнитное излучение, мчится по своей траектории, рассекая межзвёздное пространство. Он лишь боится, что растеряет себя во время этого бесконечно долгого путешествия и сгорит в атмосфере Земли, на подлёте. Опалит крылья. Погибнет. Растворится. Растает. Был он глыбой, а станет ничьим воспоминанием. Ведь он родился в пустоте космоса, погибнет там же. Он сам пуст. Кругом немыслимое ничто.
Ал полез во внутренний карман термокостюма, нашёл в нём свёрнутую записку. Таинственный предмет, который передала ему Альмаматер перед отлётом. Сказала спрятать и выучить содержимое наизусть.
«Использовать только в самом крайнем случае».
Она ничего больше не сказала. Только печально улыбнулась и высушенными пальцами заткнула записку в его карман на груди. Прямо к сердцу. Под напечатанной эмблемой колонии «АЛЬФА». Где она бумагу-то нашла в космосе? Из спрятанного памятного блокнота с Земли? Вырвала листок и написала? Странная женщина. Ничего не объяснила. Александр развернул тонкий листочек. Двенадцать символов выстроились в ровную линию. Ал понимал, что это код. Но код от чего? Что он запускает? Может, к чему-то допускает? И что можно считать крайним случаем? У него снова было полно вопросов и ни одного ответа. Этот хитрый ребус он будет решать сам. «Она доверяет мне», - решил Александр. Что-то очень важное было скрыто этим кодом. И он надеялся, нет, он даже верил в то, что обязательно поймёт, где и когда надо применить это знание. Альмаматер казалась ему необыкновенной, сильной, уверенной, особенной женщиной. Он вновь и вновь возвращался мыслями к их разговору. Ал почти не сомневался в том, что она мечтает вернуть своего сына с Земли. Кто же этот таинственный блудный сын столь влиятельной матери? А теперь ещё и этот код, как ключ к его подсознанию, и напутствие «использовать только в крайнем случае». Что ж… у него целый месяц, чтобы выучить эти двенадцать особенных и важных закорючек. Этим он и займётся, этим загрузит свою оперативку, лишь бы не думать о потерянных на Земле друзьях, о потерянной любви…
За пару дней ему удалось кое-что выяснить: миссия не ясна, смущал и тот факт, что кроме него к лунной орбите летели всего несколько человек. Небольшая команда. А перевозимый груз включал синтетические организмы. Этот момент совершенно сбил Александра с толку. Он видел, как используют старые модели биосинтетов в колонии, - обычные общественно-полезные задачи, но здесь в специальном отсеке перевозили биосинтетов нового поколения. Скорее всего, для розыскных работ и идентификации несанкционированных, - решил Александр. Всё-таки биосинтеты - не роботы, не дроны, возможно, они лучше подходят для эвакуации человеческого вида. Вот… Он уже рассуждает, как настоящий колонист. Разделяет людей на колонистов и человеческий вид. «Херовый ты гуманист, Ал!» - сказал бы Гордый. Кто он, как ни дитя системы? Человек в лоне технологий. Настал тот судьбоносный момент, когда всё делают машины, человек лишь проверяет и управляет. А все эти «общественные работы» - лишь дань психологическим тренингам, способствующим коммуникации, командному духу и подчинению. Инсинуацией сквозила система. Сквозняк этот холодил спину, продувал рассудок. И самое отвратительное, что сам Ал всё понимал и одновременно верил в этот подлог. А теперь не остаётся ничего, кроме как медитировать на пустоту за иллюминатором и лицезреть «Библию» из двенадцати знаков. Видеть в них сакральный смысл, возлюбить их, как ближнего своего, изучить, как тело любимой. Главное, аккуратней на поворотах. На «излюбленные рельсы» лучше не вставать- есть возможность улететь в кювет. Никаких «дорожных» метафор. Никаких розовых закатов. Никаких лепестков сакуры на ветру. Ничто не должно напоминать о минувшем. Никаких хаотичных мыслей. Никаких характерных сравнений. Никаких химических реакций. Дать бой хищным соблазнам. Лишь хладнокровие. Он хозяин положения. Семнадцать символов на листке - его хлыст для усмирения хищника. Он похоронит эту пустую хижину, сожжёт её дотла, чтобы она не манила и не пугала. Победив это видение, он обрёл бы истинную храбрость, настоящую силу. Только бы не растерять эту уверенность на подлёте к атмосфере Земли, не обгореть. Может… хромированный борт корабля спасёт его от этой опасности… Опасности? Да и хуй с ней!

========== Альмаматер. Ф ==========

Фертильность Карпа волновала многих. Особенно Шубу. Она не переставала удивляться и сожалеть. Вот и сейчас она плыла в водах раздумий, когда Карп развешивала простыни под солнцем, будто готовилась устроить киносеанс в поле, как только травы утонут под тёмным покрывалом сумерек, и выползет круглый лунный диск. Но для киносеанса было ещё рано, солнце ласкало простыни, свет проникал сквозь переплетения нитей, блестел на розовых волосах Карпа, а воздушные массы приподымали длинные края материи, проверяя качество стирки. Шуба сидела невдалеке на кособокой скамейке и разглядывала лак на ногтях, пошедший трещинами.
- Почему вы с Мохавком не заведёте ещё детей? Ума не приложу… Всё старьё типа меня, Дядька и Донни только это и обсуждают. Пора бы уже ему своего первенца родить.
- Ты только ему это не ляпни. Про первенца.
- Да не ляпну. Все знают прекрасно, что он Еву за свою считает. Этакая небольшая хитрость. Все знают, что она не его, а он не хочет, чтобы так считали. Это, конечно, похвально, что он такой прям отец-отец до мозга костей, что её своей из принципа называет. Это всё чудесно, но… пора бы, наверное, и ещё?.. - Шуба с неуверенностью глянула на Карпа. - Я ж баба, я пойму, если скажешь, что ты его не слишком любишь, чтобы…
- Откуда такие нездоровые выводы? - рассердилась Карп, стукнув ногой по тазу, в котором ворохом лежало бельё.
- Да не бесись ты! Я ж сказала. Мы - динозавры - не понимаем, сомневаемся в ваших чувствах. Вот и всё.
- Как вы меня все бесите! - гневалась Карп. - Занимайтесь своей жизнью! Может, вы там ставки ставите на алкоголь и шмаль, забеременею ли я?
- Это мысль… - Шуба поджала губы и уставилась в поле.
Карп выдохнула. Ссориться со старшим поколением она не собиралась. Они ведь все такие родные, немного дурацкие, но любимые.
- Я, может, собиралась… - пробурчала Карп, - но в связи с последними событиями уже сомневаюсь. Подожду более спокойных времён.
- Настанут ли они когда-нибудь? Я бы пофилософствовала… - ухмыльнулась Шуба, скобля ногти. - Ты меньше думай. Меньше командуй, относись ко всему проще.
- Фф, - гневно выдохнула Карп, - я так не приучена.
- Не приучена, - язвила Шуба. - Ты кошка что ли? К лотку она не приучена… Побольше доверия к ближним. Это всё воспитание Донни. Сам хрен недоверчивый, так и тебя взрастил такой же, подозрительной… Раньше ты посмелее была, - вздохнула Шуба.
- Дурнее была, - зло ответила Карп, схватив за «ухо» пустой таз с земли, и отправилась прочь по своим делам.
Бельё трепыхалось под легкими порывами ветра. Шуба лишь проводила взглядом рассерженную девушку. На скрюченной яблоньке уже розовели дикие плоды. Они были крошечные, больше напоминали вишню. Их время ещё не настало. Они слишком юны, слишком зелены, не годятся даже в компот. Они ещё достигнут зрелости - нальются соком и цветом - и будут радовать глаз, как природное изобилие на картинах фламандцев.
- Чего ты хочешь от неё? - сказала Шуба себе под нос. - Чтобы она не допустила твоих ошибок? Не превратилась в старости в одинокий фригидный фрукт цвета фуксии?..

***

Прошлогодний сухой физалис горел на апокалиптично-драматичном закатном солнце, простёрся ниц, смешался с выгоревшей травой, стал домом для насекомых; фонарики рассыпались по земле, крошась сеткой мембраны. Виктор, облачённый в чёрное до пят, пугал полевых мышей, что вытягивали крохотные носы по ветру и уносились обратно в укрытие. Тонкая маска блестящего пота покрыла его лицо, пока он боролся с вымахавшими травами, отталкивал приставучую сурепку, отмахивался от мышиного горошка, так и норовящего спутать ноги, проламывался сквозь тысячелистник. Виктор не впадал в паранойю, он лишь стремился выжить, поэтому проштудировал старые карты и чертежи, напал на следы сохранившегося бункера эпохи холодных войн. Он не верил в совпадения, полагая, что всё в этом мире не просто так, особенно колониальные корабли в небе над Землёй. А поле безразлично шумело, стрекотало, щёлкало, шуршало, но торчащие над ним  трубы воздуховодов обнадёживали. Пока он осматривал неожиданно появившуюся под ногами твёрдую, бетонную плиту, сплошь поросшую разнотравьем, в ближайших зарослях что-то рванулось, бросилось. Виктор вздрогнул, ожидая, что из травы выскочит как минимум собака, но это была лишь полевая птица. Виктор раздвинул заросли, только что покинутые испуганной птицей, и обнаружил в тени деревьев холмик, щедро засыпанный прошлогодней листвой. Здесь было влажно и прохладно. Он обошёл холмик, наткнувшись на цветущие сопливым мхом бетонные стены, они тянулись словно руки, желавшие обняться после долгой разлуки, приглашали к спрятанной между ними железной двери. Виктор бы провёл иную аналогию: холм этот, как старая ожиревшая баронесса, раздвинувшая волосатые ноги. Но дупло её плотно задраено, заросло, офригидилось. Ржавчина истерзала её вагину, опалила, словно бумагу, нарисовала узор, добавила текстурной порнографии. Виктор собрался с духом, отбросил лишние ассоциации, преодолел врождённую брезгливость и потянул дверь за ручку. Дверь едва поддалась, почти не тронувшись с места. Возможно, мешала тонкоствольная труба, вросшая в землю. Он решил яростно расквитаться с ней. Слипшиеся пряди волос ритмично колыхались туда-сюда, пока он, потея, выкручивал её из сыроватой почвы. Покончив с трубой, он снова взялся за ржавую ручку, потянул, ладонь покраснела от острых коррозийных краёв, линия судьбы забилась острым железным порошком. Виктор ругнулся, обмотал руку тканью и повторил попытку, используя собственный вес. Наконец, исполинская дверь поддалась, зацарапала по земле, раскрылась на 45 процентов, застряв нижним краем в дряблой почве. Виктор протиснулся в открывшийся проём и с осторожностью ступил в темноту, пахнувшую влажным холодом сырости. Ступеньки вели вниз. Порывшись в карманах, он выудил небольшой фонарик. И пусть он был очень мал, но бил белёсым светом далеко вперёд. Вниз, без оглядки. Методично, аккуратно, в овальную вагину баронессы. Виктор представил себя смелым сперматозоидом, единственным, последним. Округлый бетонный коридор вел вперёд. Виктор, удивляясь самому себе, прошёл несколько метров, убедился, что труба не кишит крысиным отродьем, порылся в карманах и достал сложенный в несколько раз чертёж. Сверился. Решил пройти до следующего ответвления и очередного спуска вниз. Держа в зубах фонарь, он спустился по перекладинам вниз. Прошёл ещё один сегмент перехода, заваленный мебелью. Он протискивался между ссохшихся стульев и стеллажей, сваленных тут непонятно кем и для чего в незапамятные времена. Добрался до массивной двери. Внимательно осмотрев её, решил, что это тот самый ценный проход к матке баронессы, задраенный шлюз к цели. Пожалуй, без помощи, он туда не пробьётся. Главное он выяснил. Бункер существует, он цел, не затоплен. Стоило сообщить об этой находке, жаль , что Гордый со своим убийцей умотали на «курорт». Виктор повернул обратно и, когда поднимался по финальной лестнице на выход, на стемневшем небосводе мелькали зарницы. Они прошивали вуаль цвета индиго неоновыми огнями. Грома не было, лишь яростная схватка лазерных мечей, вспышки которых взрывались в сгущающихся тучах. Над лесом шла гроза. И Виктору оставалось только гадать, сколько времени понадобится буре, чтобы прийти сюда. Промежутки между вспышками всё сокращались и сокращались.
- Не успею… - прошептал Виктор.
И белые росчерки, мгновенно сменяющие друг друга, слились в череду, озаряя небо, как радиоактивное белёсое солнце. Ливень свалился с небес, как колониальный десант. Виктор остался в темноте на ступенях, наблюдая светопреставление через приоткрытую дверь. Дождь лил с таким остервенением, что грозился затопить бункер, найденный и вскрытый Виктором. От каких же чудищ защищает сегодня Тор слабых земных людей? Оставаться во тьме бункера казалось для Виктора невыносимым, закрыться изнутри в кромешном одиночестве - было сродни ритуальному самозаточению. Феерическое электродейство наверху ужасало и притягивало, оно способствовало паническому словообразованию.
- Я сейчас тут только ради нескольких созданий! - закричал Виктор в разрывающиеся небеса и выбежал под дождь. - И мне плевать, что это слабость! Задраить люки! - прокричал он, наваливаясь на дверь снаружи. Вода стекала по нему тонкими струйками, рвалась внутрь бункера, барабаня по железу.
- Это свобода самоуничтожения, - произнёс Виктор. - Сдохнуть ли от колонистов, от удара молнией, от утопления… Трубите фанфары! Дуйте в жопу ветра! Коммерчески успешно принародно подыхать! - пролаял он беззвучным молниям. - Не дождётесь, Баронесса слишком стара, чтобы сдохнуть не в своей постели! Идите к дьяволу со своими фарисейством и фатумом! Вечность… пахнет нефтью…
Виктор сжался в скользкой темноте, рассекаемой молотом Тора, и закрыл на секунду глаза, слушая лишь музыку ливня.
- А я буду петь марсельезу и обтекать от дождя и мерзости этого мира! - прокричал он полю, травам, избитым ливневыми ударами. Он побежал среди хлёсткой мокрой травы и запел.
- От-ре-чём-ся от ста-ро-го ми-и-и-ра… От-рях-нём его прах с на-ших но-о-ог…

========== Альмаматер. У ==========

Удавленники болтались, подвешенные на сухом дереве. Три мешковатые фигуры маячили дорожным знаком, извещающим о приближении к южной коммуне. Гордый резко надавил на тормоза. Те вздохнули как печальные гуси.
- Что это?! – проорал Гордый, округлив глаза.
- Показательная казнь бандитов из банды Чоли, – ответил Наёмник, подъехав к остолбеневшему Гордому. – Будем проезжать близко – не разглядывай…
- У нас так никто никогда не делал… - опешил Гордый.
- Лики смерти одновременно неприятны и притягательны.
- Ты много убивал… - пожал плечами Гордый, – я знаю. Но ты воин… Я бы не хотел никого убивать, но… при надобности убил бы легко.
- Легко… - с презрением вторил Наёмник. - Это тебе так кажется. Это только кажется. Это ещё одно твоё юношеское заблуждение. – Сплюнул в пыль убийца. – Пропускные значки Чоли закопаем здесь, вон под тем валуном, – решил он.
Впереди маячил искорёженный мегаполис. На синее небо наползали обрывки сизых туч. Погода стремительно портилась. С северо-запада наплывала глобально сивая туча угрожающих размеров. Небо серело. Поднялся прохладный ветер, доносящий мелкие редкие капли из молочных юбок облаков. Подъезд к городу был не затруднён горами мусора и железа. Самая крупная по численности коммуна юга навела на своих границах порядок. Блокпост был очень неплохо оснащён – успел заметить Гордый. Эта коммуна сильно отличалась от его собственной. Чувствовалось, что здесь царит порядок и крепкая рука хозяйственника - лидера коммуны. Охрана на блокпосте была бдительна, но не выражала неуважения или зловредности. Их считали по штрих кодам, встретили как старых приятелей. Отчасти благодаря тому, что Наёмника знали люди, кажется, повсюду. В коммунах всегда были связные и те, кто не просто держал связь, но и налаживал контакты. Маленьким коммунам постоянно нужна была помощь, а крупные старались способствовать их спокойному существованию и развитию.
Эта коммуна была во всём особенная. Менталитет её отличался от отшельнического хиппи-духа родной коммуны Гордого. Она была крепостью в прямом смысле слова. В центре огромного заброшенного мегаполиса, огороженного плотной сеткой кордонов, стояла плотиной сеть соединённых между собой небоскрёбов. Многоэтажки срослись в строительный кроссворд, разгадать архитектуру которого было практически невозможно, они устремлялись ввысь, пестрели цветными балконными щитками, целовались с наплывшими серыми облаками. Пройдя по сквозному тоннелю-проходу во внутренний двор этой системы, Гордый невольно сглотнул, задрав голову вверх, ощущая себя песчинкой на дне колодца, сомкнувшего стены вокруг него. Тысячи мутных квадратов окон, тысячи цветных тряпок, сохнущего белья, портков на верёвках, стёганых одеял, гомонящих детей на ступенчатых коридорах, пожухших текстур с подтёками, тысячи балконов, выкрашенных во всевозможные цвета, тысячи лиц, кричащих матерей, морщинистых стариков, ярких людей, надписей на стенах, хохочущих подростков, ржавых арматур, содранных плакатов, растений в горшках, орущих котов, неряшливых голубей, тысячи голосов и… всего лишь одно здание. Муравейник. Интерзона. Лабиринт. Задворки цивилизации превратились в её главную твердыню. У Гордого перехватило дыхание.
Человек, встретивший их, провёл внутрь одним из возможных проходов, вглубь лабиринта коридоров, вглубь безумия дверей и комнат. Тусклый свет коридора мигал в ритме зоны, освещал неровности стен, выхватывал рисунки и наклеенные вырезки из газет, лохмотья краски, трещины в бетоне. Буквы и каракули складывались в тексты, в истории, превращались в книгу, которую можно было бы изучать, как древние наскальные росписи. Кто-то спал возле стены, не дойдя до своей комнаты, Гордый едва не наступил на пьяного старика, распластавшегося вдоль стены. В узком проходе дети прыгали в классики, начертанные краской прямо на кафельном полу, дальше напрочь обкуренный чувак с огромными тоннелями в ушах, столкнувшись с Гордым, протянул тому руку. Гордый ответил молчаливым рукопожатием, получив в ответ улыбку рта с выбитым передним зубом. Коридор петлял во внутренностях бетонного исполина, знакомил со своими обитателями, рассказывал гостям свою историю, показывал фотоальбом в лицах с надписями, нацарапанными на стенах. Что есть стены этого мира, как не иконостас? Как не зеркало поколения? Как не нотный стан? Стены - это джаз, это жизнь, это песни, это рок-н-ролл, это искусство, это голоса, это книги, это боль, это печаль, это мечты, это сказки нового поколения людей Земли…
Наёмника и Гордого как дорогих гостей, препроводили в незаселённые помещения, приготовленные специально для таких случаев: небольшая квадратная комната, с выцветшими и ободранными по углам обоями, была украшена старыми афишами и чёрно-белыми фотографиями, найденными кем-то и любовно развешенными здесь, как реликвии. На потёртом паркетном полу лежал высокий двуспальный матрац, на нём сбоку аккуратно сложенные две подушки и стёганое одеяло. Комнатка была чистая, уютная, с минимумом мебели, но с большим окном почти во всю стену и балконом.
- Располагайтесь, - ответил провожатый, - ужин ровно в семь. Пойдете налево по коридору, выйдете в лестничную шахту, пять этажей вниз - и вы на месте. Не заблудитесь, вас проводят, если что.
Наёмник раздвинул двери на балкон, обведя взглядом двор-колодец, стены которого бесконечно уходили ввысь.
- Тогда после ужина… - задумчиво произнёс он.

***

После вечерней трапезы, Наёмник и Гордый встретились с Дебилдером Бо. Крупный смуглый азиат, обладатель суровой внешности, был давним приятелем Наёмника, одним из тех вояк, которые отвергли колониальную идею и ушли в коммуну. Бо, хоть и выглядел опасно, но слыл добряком, поэтому носил ироничную кличку Дебилдер в честь своей давней страсти к бодибилдингу. Бо опровергал известный миф о том, что бодибилдеры - дебилы, поэтому смело принял шутливое прозвище. Наёмник и Бо крепко обнялись, похлопали друг друга по крепким спинам, поиграв бицепсами. Бо широко улыбался и периодично теребил длинную косичку, в которую собирал негустую бороду. В большом зале с высоким потолком, под которым болталась железная конструкция со стеклянными «лампами Ильича» на длинных проводах, на диванах и топчанах собирались члены совета коммуны. Гордый нашёл незаметное местечко рядом с книжным стеллажом. Он плюхнулся тощим задом на узорчатый этнический мешок, набитый гречкой, и развалился, удобно запрокинув голову. Пока Наёмник жал крепкие руки загорелых людей, анархист разглядывал их, пытаясь понять, что они за люди. Сначала произошёл радостный обмен приветствиями, пожеланиями добра и счастья, но плюсовой настрой медленно спадал, совет коммуны делился переживаниями, проблемами, выслушивал новости от «северных соседей», коих сейчас и представляли он и Наёмник. Гордый бы с радостью сидел и молчал дальше, изучая интересных новых людей, но большая полная негритянка с шаром пушистых волос на голове попросила его рассказать про «астрономические изыскания» Заха. Гордый пожал плечами и ответил:
- Парень каждый день смотрит в свой телескоп. Говорит, что вояки на лунной орбите зашевелились, что якобы новые корабли прилетают, мобилизуются.
Члены совета переглянулись, и Дебилдер Бо снова затеребил свою крысиную бородку.
- Это правда, - вдруг пробасил он. – Мы не хотели никого пугать, но придётся… - Пауза, наполненная гнетущей тишиной, затянулась. И полная негритянка, видимо, поняла, что ей придётся мужественно выдать информацию.
- Дело в том, - аккуратно начала она, - что около недели назад к нам добрались беженцы из одной коммуны на востоке. Из полутора тысяч человек… уцелели лишь 108. Эта отважная сотня смогла чудом добраться до нас. Теперь они в безопасности. Но… надолго ли?
- Банда? – переспросил Наёмник, не понимая, к чему она ведёт.
Негритянка качнула головой.
- Я бы попросила, чтобы ты услышал эту новость не из моих уст, а от очевидца, но не подвергну их больше этому испытанию. Они ещё не отошли от шока, я не уверена в их психической устойчивости и готовности повторять всё по кругу в очередной раз.
Наёмник напрягся, глаза блеснули льдистым холодом. Гордый замер на своём кресле-мешке, боясь потревожить гречневые зёрна, чтобы их хруст не стал шелестом страха.
- Их коммуну уничтожили военные колонисты, – выдал залпом Бо.
- Я хочу заметить, - подал голос седовласый старик в хлопковом хитоне, - не совсем военные… и не в полной мере колонисты… - Он брезгливо выплюнул: - Синтеты. Эти трусливые скоты направили к мирной коммуне биосинтетических тварей-убийц, собирателей биоматериала. Знаешь, что станет со всеми недобитыми? Их покрошат в суп. Используют их внутренности. Слепят новых биосинтетов, затем засунут в стальной экзоскелет с вывернутыми ногами, как у птиц, потому что такая конструкция ног более функциональна, и направят истреблять другие коммуны. Но… мы будем готовы, поверь. АЛЬМАСАМКА дала им задачу истребить людей на Земле, – зло выпалил дед. – Уж не тебе ли она мстит?! – слезящиеся глаза старика вспыхнули гневом, встретились с льдом в глазах Наёмника.
- Прошу вас, не начинайте старую песню, - негритянка пыталась снизить гневный накал деда.
- Я ей безразличен. Неужели не понятно? Мы отреклись друг от друга. То, что она моя биологическая мать – ничего не значит. Она даже не знает, жив ли я… - выпалил Наёмник.
- … И за это мстит всем! – предположил дед.
- Это лично твоя гипотеза, - вставил Бо. – Я её не одобряю. Она – не Господь Бог, она всего лишь одна из основателей системы. И где они теперь? Кто где… Кто-то получил власть и управляет колонистами, кто-то тихо ушёл прочь ото всех, кто-то умер, кто-то тихо живёт в коммунах, как тот же Дядька. АЛЬМАМАТЕР не Бог, она не решает за всех.
- Но она АЛЬФАСАМКА! – вспылил дед. – Она – колониальное лицо номер один.
- Предлагаешь поставить ей ультиматум? – повёл желваками Наёмник. – Моя жизнь против всех прочих жизней?
- Ерунда, – покачал головой Бо.
- Успокойтесь, - подняла руки негритянка, - остыньте, включите мозги. Причины разбирать не имеет смысла, нам просто надо выжить. Надо объединяться. Нам необходимо выстоять.
- Мы связались со всеми ближайшими коммунами, с которыми могли, - заговорил молчавший всё это время неприметный мужчина. – Всё, что мы можем – это предложить небольшим коммунам присоединиться к нам, или, если есть возможность, прятаться.
- Снова жить как крысы… - встрял Гордый. - Мои предки жили так, всю жизнь прячась от военных колонистов, боясь зачисток. Я даже не вспомню их лиц, – яростно выпалил он.
- А что та сотня спасшихся? – перебил Наёмник. - Та коммуна стала первой?
- Нет, - покачал головой неприметный человек. – Уже в течение месяца стала пропадать связь с некоторыми коммунами. Я думаю, там погибли все. Эти же были подготовлены, у них было оружие. Сначала к ним отправили военные дроны, но электромагнитное оружие отлично глушит всю электронику. Операторы дронов беспомощны. Поэтому вторым эшелоном послали биосинтетов. Их удалось прилично постругать старым добрым огнестрелом, потрепать, но… какой ценой…
Все как-то резко замолчали. И от долгожданной встречи старых приятелей осталась лишь оскомина сожаления на зубах да тягучий липкий страх грядущего.
В тёмный колодец, куда выходило окно их гостевой комнаты, упали лучи закатного солнца. Дождя так и не случилось. Гордый зевнул и растянулся на матраце. Всё, о чём он мечтал после длительной поездки, - это провалиться в забытьё спасительного сна. Всего одна пастилка пейотного мармелада с чаем… и жизнь непременно наладится…

***

Гордого разбудили бьющие в окно лучи прожектора. Под закрытыми веками мелькали зеленоватые и розовые цвета. Гордый нехотя повернулся, пошарил рукой по матрацу, Наёмника рядом он не нашёл, лениво приоткрыл слипшиеся веки. За окном в стеклянной кабине сидели рабочие-высотники. «Вздумалось им что-то чинить посреди ночи…» - недовольно подумал Гордый. Свет от их прожектора настойчиво бил по чувствительной сетчатке.
- Ну, ёб твою… - зло пробурчал Гордый, приподнимая голову.
Рабочие приблизились к окну, достали инструменты и стали выпиливать стекло. Гордый подскочил, выглянул за дверь своей комнаты, позвал Наёмника, но никто не пришёл, тогда Гордый вернулся из пустого ночного коридора обратно под прожекторное освещение. Один из рабочих уже был в комнате.
- Чё надо?! – гаркнул Гордый.
Высотник с коротко стриженной бородой и в каске попытался что-то объяснить, но из его рта раздалось лишь невнятное мычание.
- Что?! – снова рявкнул Гордый.
- Ум..ум…уууу… - мямлил рабочий.
- Глухонемой что ли? – переспросил Гордый, морща нос. – Чё за херня происходит?
- Ум…у…ум… - мычал рабочий на своём нечленораздельном языке.
- Да вы заебали! Что надо?!
- Ум…у…у…у…
Гордый разозлился, подошёл вплотную к рабочему, который уже вовсю копошился в комнате, вынимая стекло, расчищая тем самым проход для своего собрата-высотника. Гордый схватил того за строительный комбинезон и заглянул в его мутные серые глаза.
- Ум….у…у… - снова процедил высотник.
Гордый поддался гневному порыву, вцепился в лицо высотника, сжал его щёки цепкими тонкими пальцами, рот рабочего снова приоткрылся, неожиданно распахнулся шире, широко настолько, что Гордый увидел мелкий язычок в гортани, с той лишь разницей, что розовел тот на фоне слизистой оболочки, гортани у рабочего не существовало. Горло у высотника отсутствовало - просто рот, с зубами, розовыми щеками, деснами и языком, рот, который открывался как сундук. Это был нечеловеческий рот.
Гордый в ужасе отшатнулся.
- Твою мать! – проорал он. - Это не человек!!! Это долбаный пришелец!!!
Но было поздно. Сильнейшее чувство страха сковало его тело, а в комнату уже вваливался второй немой фальш-высотник.
Гордый ударился спиной о стену, ища выход. Прочь, прочь… дальше от пришельцев в человеческой шкуре! Сердце бешено заколотилось. Казалось, оно разорвёт грудную клетку и вылетит в окно. Мысли засуетились, крича, что вот он миг, настал тот самый страшный момент в его жизни. Самый страшный кошмар – его похищают марсианские пришельцы!

***

Наёмник растолкал Гордого, сделать это оказалось непросто. Он не на шутку перепугался, когда тот застонал и заёрзал среди ночи. Наёмник тряс напряжённое тело анархиста и просил, тщетно просил проснуться. Наконец, ему это, кажется, удалось, потому что стонать Гордый прекратил и обмяк. Пульс был всё так же учащён, но медленно начинал стабилизироваться. Какое-то время Наёмник лежал рядом с ним, сгребя тонкое тело анархиста в охапку. Но когда мескалиновый приход стал покидать Гордого, и тот начал проявлять тактильную активность, Наёмник решил полечить Гордого одним действенным, доступным ему способом, - сексом…

========== Альмаматер. Т ==========

Танатологи работали в отдельной лаборатории. Кода доступа на вход туда у Александра не было. Он часто рассматривал холодные лица лаборантов, что выглядели натянутыми восковыми масками, словно их коснулась смерть, будто это они сами, а не смерть, были объектом кропотливого изучения. Проникнуть в исследовательские лаборатории по сути не имело смысла, потому что капсульную колонию биосинтетов Ал мог наблюдать в любое время. Он, как оператор дронов, был посвящён в жизнь колонии «АЛЬ_ФАэтон». Его инструктировали должным образом. Познакомили с орбитальной лунной станцией, выдали новый удобный термокостюм, больше подходящий по параметрам для искусственной среды «АЛЬ_ФАэтона». Теперь Александр видел Землю с такого близкого расстояния, что всякий раз зрелище это вызывало в его сердце трепет. Хотелось протянуть руки, водить пальцем, очерчивая абрисы континентов, что не спрятались под вуалью циклонов. Только настроение было не лиричное. Вместо спасательного отряда, его определили в карательный. Ирония судьбы или очередная уловка Альмаматер, проверка на вшивость. Возможно, решил Александр, она задумала послать его на передовую, чтобы быстро либо восстановить зелёный статус номера 611A19000081 в колонии, либо фатально занести в красный список и подвергнуть процессу аннигиляции. Что ж, умно, практично. По крайней мере, можно проскочить процесс клининга. И то плюс. Или, как вариант, выполнить приказ, оправдать своё имя и начать с чистого листа. Это было логично и жизненно. «Дрон управляется с безопасного расстояния, а вычислять земных бандитов и истреблять их - не такое уж и постыдное занятие, - убеждал себя Ал, - даже наоборот… этим он поможет мирным жителям планеты Земля, тем, кто не захочет эвакуироваться. А таких, - полагал Ал, - будет немного. За годы отсутствия колониальных военных городов, жизнь на Земле должна была стать крайне неблагоприятной и некомфортной».
А пока он проходил военную подготовку, тренировался, постоянно подвергал себя физическим нагрузкам, любовался Землёй, сменой её настроений, он идеально вызубрил хитрый код, что дала ему Альмаматер. Он ежедневно повторял его по утрам и перед сном. Уже с закрытыми глазами рисовал в уме кривые закорючки и символы, считая их пиктограммами марсианских городов. «… И были они смуглые и золотоглазые…» - подумал он и улыбнулся, представляя новое поколение детей колонистов. Но отчего-то видение это прервалось, в сознание прорвался земной ветер, нарисовал образ беловолосого голубоглазого ребёнка… И фантазия растаяла, как растаял бы ледник на Марсе под воздействием сезонных факторов. Александр сейчас блуждал где-то в межсезонье… его марсианская зима грозилась перетечь в земное лето. От этого Алу было не по себе. Тревогу ворошили в нём стройные ряды биосинтетов. Глядя на них через стекло, Александру становилось тошнотворно и тревожно одновременно. Привыкнуть к подобному неэргономическому дизайну он так и не смог. Всё-таки… как ни крути, он визуалист, художник. Эстетическое ему не чуждо, а тут по-куриному вывернутые ноги, плоская голова, будто вдавленная внутрь грудной клетки, недостающее число рёбер, неестественно длинные руки, три пары глаз без радужки. Белёсо-сизые безволосые твари выглядели чудовищно, содержались в одиночных барокапсулах в специальном питательном веществе. Перед миссией их готовили: подвергали быстрой сушке, затем засовывали в экзоскелеты с крепежами для бронированных щитков. В броне те смотрелись гораздо лучше, Александр даже назвал бы их «стильными» - старым словом, давно вышедшим из употребления. Ал ни разу не видел их в действии, в сражении. Говорили, будто они очень быстрые, цепкие и сильные. Колониальные биотехнологи их берегли. Каждый биосинтет был очень ценен. Сильно истерзанного синтета всегда можно было подлатать, но каждый новый, сделанный с нуля, жрал очень много ресурсов. Однако, грамотно проведённая операция на Земле, могла щедро снабдить танатологов первостепенным материалом – человеческим. Ал не задавался вопросами этики, не разбирался в технологических тонкостях. Он верил в научный прогресс и в его необходимость для создания светлого будущего человека на Земле ли, на космической станции или где-то ещё. Новый проект «Ангел Танатос», разрабатывающий военных биосинтетов нового поколения, стал щитом слабых колонистов, он стал символом устойчивого будущего, оружием. Каждый аннигилированный, погибший или умерший своей смертью колонист становился материалом, отдавал себя всего, чтобы служить колонии и после смерти. Это была не просто необходимость - честь.
Александр сидел в своей капсульной каюте, закрыв глаза, когда на дисплее перед его лицом высветился приказ о назначении. Пикающий сигнал вывел Ала из состояния медитации. «Номер 611A19000081, запрос на считывание штрих кода.» Александр вытянулся, дал возможность приборной панели считать его. После чего выслушал и бегло прочёл новый приказ.
«Приказ под номером 715P отправлен колониальному служащему номер 611A19000081 со специализацией OPD_alfa/V, зачисленному в отряд KARATEL_A на базе «АЛЬ_Фаэтон». Направлен на поисковую операцию. Местонахождение – Земля. Координаты и инструкции в прикреплённом документе».
Неоновый свет окрасил лицо Александра голубым, буквы отразились на лбу и щеках, на белизне термокостюма.
«Номера 611A19000081. Приказ получен. Инструкции приняты», - рапортовал Александр, тоска моментально улетучилась, уступив место приятному волнению.

========== Альмаматер. С ==========

Карп копошила деревянной лопаточкой яичницу на сковороде, пытаясь отвлечься от мерзкого сна. День был серый, унылый, густое молочное небо низко висело над землёй, туман влагой заползал в дом, просачивался под дверь, через щели и приоткрытое окно, он облеплял её голые ноги, заглядывал под юбку. Последнее время Карпу стали сниться просто омерзительнейшие сны, тяжёлые, липкие, грязные, от которых всякий раз хотелось отмыться. Она поежилась, кутаясь в шерстяную шаль цвета дыма, она ещё окончательно не проснулась и, зевая, прикрыла пальчиками рот. Сегодняшний сон был такой же туманный и серый, как новый день, ей даже показалось, что она всё ещё спит, отчего захотелось быстрее проснуться.
Она шла вдоль длинной разрушенной ограды, охраняющей руины, оставшиеся от усадьбы XIX века. Рваные тряпки, что она прижимала к беззащитному телу, не скрывали наготу. Чувство незащищённости заставляло её убыстрить шаг, а за ней по пятам шла рота солдат. Толпа молодых парней в серых касках и униформе эпохи Второй Мировой плотным строем плелась за ней. Они буквально наступали на пятки, желая коснуться её обнажённого тела. От солдат исходил кислый запах пота и возбуждения. Она старалась не оглядываться, упрямо шла вперёд, оступалась, падала, кожа на её голых ногах украсилась ссадинами и грязью. Рота солдат, как толпа мертвяков, одержимых вековой похотью, алчущих молодой плоти, дышала за её спиной. Она устала и в изнеможении едва передвигала ногами. Солдаты обступили её, она в ужасе закрыла глаза, чувствуя, как они кончают на неё, поливая со всех сторон густой серой спермой. И лишь одна единственная мысль пронеслась в её испуганном мозгу: «Только бы не забеременеть…».
Карп ударила сковородой об плиту. Жестяной звук раскатился по кухне. Ей стало лучше. Громкие звуки прогоняли плотную тягучесть этого пасмурного утра. Странная тишина пугала её.
- Гордый приехал! - резко распахнулась дверь, с грохотом ударив о стену. Мохавк появился в дверном проёме и так же быстро исчез, умчавшись как на пожар.
Его резкие движения взволновали её, его нервозность словно передалась ей по воздуху, как электромагнитные колебания, она бросила полотенце и сковороду с яичницей, даже забыв накрыть крышкой. Раненой малиновкой, взмахнув пальцами, как крыльями, она бросилась прочь. Выбежала из ангара и испуганно остановилась.
Посреди серой подъездной дороги на фоне сизых обломанных зубов города стоял Гордый - дреды торчали из-под чёрного капюшона, дырявое тряпьё балахона безвольно болталось. Карп интуитивно почувствовала, что от всей этой декадентской картины не стоит ждать оптимистичных вестей. Электробайк стоял рядом. Анархиста уже окружили Донни с парой закадычных приятелей, Мохавк, Шуба, Дядька и Виктор. Откуда здесь они все взялись, Карп никак не могла понять. Мир замер, и Карп ухватила затянувшийся миг: взволнованные оборванцы встречают Мессию, позы их напряжены и недвижны. Блеск колючих глаз из-под капюшона направлен прямо на неё. Рот анархиста что-то произносит, губы движутся, Карп не слышит ни слова, но уже всё знает. Глаза Мессии ответили на все её возможные вопросы. Карп примкнула спиной к облупившейся стене, держа равновесие, как моряк во время шторма.
- Ваш Бог болен!!! - закричал Виктор, заламывая руки.
Донни сплюнул в пыль и молча ушёл обратно в ангар.
- Говорят, что слезы - речь души... Вырежьте кто-нибудь этой стерве голосовые связки!!! - голос Виктора превратился в сдавленный лай.
Сепия утраченной империи сулила смерть всем выжившим от космических конкистадоров.
Карп лишь наблюдала со стороны нарастающую драму, рвущуюся из голов её окружающих. Донни снова вернулся, начал что-то втирать Дядьке и двум своим приятелям; Шуба ссутулилась и зажала рот рукой, лицо её выдавало женскую панику; Виктор бегал туда-сюда, срывая голос, разражаясь воплями истерики. Дядька, тряся массивным животом, ходил за ним по пятам, с распахнутыми объятиями, предлагающими успокоение. И Виктор, наконец, принял их; закричал и зарыдал, уткнувшись в крепкое плечо. Карп продолжала сверлить взглядом чёрную застывшую фигуру анархиста.
- От смерти лекарства нет. Я скорблю… я… - всхлипывал Виктор, вцепившись пальцами с побелевшими костяшками в лацканы Дядькиного пиджака. - Как легко все-таки люди судят, как просто им выносить окончательные решения и приговоры, с какой легкостью они делают выводы! - с новой силой выпалил Виктор, ища в Дядькиных глазах спасения. - И что же… кто же мы теперь?
- Лишь сомнение приносит освобождение мыслей, - вставил Гордый, нарушив длительный визуальный контакт с Карпом.
- Где убийца? - раздражённо спросил Донни. - Почему в такой момент он нас оставил?
- Он скоро вернётся, - уверенно ответил анархист, - попробует убедить банду Чоли присоединиться к нам. Иначе нам всем придётся резко валить в перенаселённую коммуну на юге. Есть опасения, что добраться туда мы не успеем.
Донни гневно раздул ноздри.
- Надеюсь, он поторопится… Давайте-ка сядем все, подумаем спокойно…
И когда под навесной железной крышей ангара все уселись вокруг большого круглого стола, а Дядька разлил по стаканам белёсый самогон цвета унылого неба, - начался дождь, зазвучал карнизный драм-н-басс…

========== Альмаматер. Р ==========

Реальность такова, что Чоли не желала прислушиваться к словам Наёмника. Подарки, что он привёз из южной коммуны, она с удовольствием приняла, но в слухи о военном вторжении не верила.
- Южане выдумали «марсианское вторжение» с одной лишь целью, - пела она, положив ноги, обутые в высокие милитари-ботинки, на стол. - Я мешаю их процветанию. Их чернозадая Мать Тереза желает развести свой праведный матриархат на всю их долбанную пустыню.
- Это обычная женская ревность, признай, - усмехнулся Наёмник, бросив через стол железный значок банды Чоли. - Я пообещаю тебе в будущем защиту от членов совета анархической коммуны юга, если ты согласишься охранять нашу коммуну от захватчиков.
- Ахахахаха, - в голос рассмеялась Чоли. - От чьих членов ты собрался меня защищать? В этом сраном южном поселении не осталось ни одного крепкого члена с яйцами. Единственный человек на сотни километров, у которого он есть - это я. - И Чоли гневно убрала со стола свои ноги в сетчатых драных чулках.
- Не стоит демонстрировать, - потупился Наёмник. - Возможно, я просто прошу помощи. Я ведь не часто это делаю.
- За последнюю неделю уже дважды. Сначала я тебя пропустила, теперь вот сижу с тобой за одним столом, пью, ем, слушаю глупости и…
Но она не договорила - снаружи послышался шум. Паника немым спазмом пронеслась по улице, стрелой влетела в здание, поселилась в сердцах бандитов, которые несколько секунд назад лениво переступали с ноги на ногу с пулемётами наперевес; кто-то шарил языком по дёснам, выковыривая остатки пищи, забившейся между зубов, кто-то продумывал свой следующий ход в карточной игре, кто-то вспоминал аппетитный зад подружки. Звуки перестрелки и крики становились всё ближе. И когда Наёмник бросился вперёд и скинул Чоли на обшарпанный паркет, взрывной волной вышибло окна, вверх взмыли железные ставни, стекло - вдребезги, мелкие осколки засыпали пол, куски штукатурки с бетонным песком посыпались сверху, открывая старые щели. Кто-то закричал рядом. Оглушённый Наёмник откатился от Чоли в сторону, давая ей возможность прийти в себя. Парня, что торчал у окна, пронзило крупным осколком стекла, он был уже труп. Рядом кричал ещё один, ноги его передавило упавшей сверху балкой.
- Быстрее, - рявкнул Наёмник, пригнувшись.
Чоли бросилась к нему. Несколько человек из банды перезаряжали оружие на лестничной площадке.
- Ты привёл южан! - возмущённо заорала Чоли, едва оказавшись в относительной безопасности. Её карие глаза гневно уставились на всклокоченного Наёмника.
- Это колониальные дроны. Мы не успели предупредить! - отрапортовал молоденький паренёк, чудом прорвавшийся через фланговый огонь. Дроны прорвались через баррикаду на территорию и открыли стрельбу на поражение.
По смуглому лицу Чоли пробежала капля пота.
- В арсенал, - скомандовала она, - оттуда есть ещё один потайной выход.
Инстинктивно пряча шеи и головы в плечи, на которые постоянно что-то сыпалось сверху с потолка и с сотрясающихся стен, небольшой отряд двигался по коридору. Бетонная многоэтажка, казалось, содрогалась в предсмертном чахоточном кашле. На крытом переходе из одной части здания в другое сейчас шла ожесточённая перестрелка.
- Там один мощный боевой дрон! Крупный! - выкрикнул один из солдат Чоли. - Зараза, его ничего не берёт.
- Почему не используете электромагнитку? - негодовал Наёмник.
- Она в арсенале! - рявкнула Чоли. - На нас, видишь ли, давно не нападали военные! И какого хрена я перед тобой оправдываюсь?
- Пока мы проберёмся в твой долбанный арсенал, если доберёмся, здесь все полягут. - сделал вывод Наёмник.
Чоли сама это понимала.
- Уводи людей к кривому ангару, - скомандовала она. - Пусть они с себе подобными повоюют. К чёрту! Я готова пожертвовать несколькими нашими дронами, чтобы нам всем здесь не остаться.
Бандит приник губами к рации, командуя отступление. Путь к кривому ангару лежал через лабиринты улиц, заваленных автомобильными скелетами. Тонны проржавелого железа были каким-никаким укрытием. Вначале колониальные дроны отвлеклись на перепрограммированных дронов, принадлежащих банде Чоли, и увлечённо вступили в перестрелку. Когда же колониальные операторы опомнились, что воют не с людьми, а с консервными банками, некоторые из них переключились на поиск живых целей. Фору бандитам они дали, но уже наступали на пятки. Впереди Наёмника неслась по узким проходам между стенами Чоли. Играть в прятки с дронами - паршивая затея. Рано или поздно тебя загонят в угол, как мышь, и будут давить, давить до тех пор, пока в тебе есть силы пищать.
Пулемётная очередь раскрошила кирпич за спиной Наёмника. Новый поворот в лабиринте улиц погибшего города, лестница вверх, проход в помещение без крыши и без окон.
- Дрянное убежище, - прошипел Наёмник, увидев лавирующего в воздухе вражеского дрона и кивнув Чоли. Все притихли, прячась за пожухшими холодильниками несуществующего магазина. Дрон вращал окулярами и возбуждённо пиликал.
- Проклятье, - прошипела Чоли.
Наёмник шарил рукой по земле, пытаясь найти что-то среди обломков. Пальцы сжались на увесистом булыжнике, через миг камень взмыл в воздух и с шумом грохнулся, саданув по рефрижератору. Дрон тут же отреагировал и, развернув ось с окулярами в сторону шума, открыл пулемётную очередь. Это дало Наёмнику время на несколько прицельных выстрелов, заставивших дрона частично ослепнуть. И пока дрон суматошно крутил осью с испорченными окулярами и перенастраивался, у людей появился шанс уйти. Слишком мало времени и единственный шанс избежать града пуль, который обрушится на их спины. Безудержный бег, топот ног, пыль в лёгкие, сбившееся дыхание, игра в кошки-мышки. Удалось оторваться или это лишь так показалось? После длительного бега, пряток, карабканья, лазания по обломкам и хитрых манёвров, ангар вдруг оказался совсем рядом. Пролезая сквозь рваную щель между домами, похожую на резаную рану, Чоли сообщила, что они на месте.
- Дай мне, наконец, нормальный электромагнитный бластер, - заявил Наёмник, - или тебе нужны ещё доказательства присутствия колонистов и их враждебного настроя?
Чоли сверкнула глазами, но не ответила, лишь подошла к большому ящику и, сбросив брезент, предложила Наёмнику выбирать самому.
- Грузите по машинам! - пролаяла она своим парням.
- Если мы отсюда выберемся и не потеряем твой арсенал, я заберу назад слова о том, что ты помешанная на вооружённых конфликтах сука.
- Можешь не утруждать себя извинениями, - рявкнула она, оскалившись, - я именно такая.
Чоли передёрнула затвор пулемёта и прыгнула в бронированный джип.
- Откроет кто-нибудь ворота или я должна вас ебать каждую минуту? - заорала Чоли.
Стальные щиты разошлись в стороны, в ангар хлынул свет и одновременно с ним колониальные дроны открыли огонь, а навстречу им полетели приготовленные электромагнитные гранаты. Разрыв произошёл в нескольких местах, но радиуса хватило, чтобы накрыть прущих в лобовое столкновение дронов. Круглые стальные шары, нашпигованные электроникой под завязку, сначала, казалось, застыли в воздухе, как оглушённые неведомой магией бехолдеры, а потом осыпались на землю, подняв столб пыли, который облаком влетел в ангар, окутал собой банду, чем Чоли моментально решила воспользоваться.
- Топим отсюда на хер!!!
Из-под колёс пяти броневиков поднялось ещё одно большое облако серой пыли, накрывшее бандитов щитом невидимости. Наёмник натянул на нос бандану и предложил построить маршрут к месту, которое он мог назвать своим домом. Его «Рай» необходимо было сохранить. Он воздаст им по заслугам. Он разозлился.

========== Альмаматер. П ==========

Пот катился со лба Александра. Он сбросил с головы операторский шлем и отсоединился от системы. Голова ещё кружилась, он ощутил тошноту, но подавил её усилием воли. Вылез из транспортного аппарата, спрыгнул в траву и вдохнул полной грудью. Разбойничья шайка оказалась неплохо вооружена и хитра. Даже не верилось, что они смогли уйти. Их, несомненно, вычислят и покарают, иначе, зачем здесь карательный отряд? Но пока они слепы и беспомощны. Отряд биосинтетов к операции не готовили, считая, что военных дронов и внезапности будет достаточно, но как они ошибались. Александр размял затёкшую шею и заставил себя расслабиться. Чёрт возьми, он ведь сегодня впервые спустился на Землю, но почему-то всё ещё не ощущает того восторга, который предвкушал, добираясь сюда. И сейчас, казалось бы, что может быть невозможней того, что он стоит на зелёной траве, а кожу его обдувает летний ветерок? Мурашки пробежали по вспотевшей шее, защекотали спину. Ради этого ветерка и земной тверди он повоюет!
- Жив? - осведомился командир отряда, щурясь от солнечного света. - Освежитесь, парни, - предложил он остальным, кто ещё сидел внутри и отходил от последствий электромагнитного импульса.
- И что теперь? - по-простому спросил Ал.
- Застрянем здесь. Приведём в порядок систему, заберём дронов, если их не забрали бандиты.
- Город обыщем? Может, там были женщины, дети, старики?
- Это не наше дело, - махнул рукой командир, - город прошарят биосинтеты. Да и какие дети и женщины? Я видел через окуляр… Здесь все женщины, все дети - дикие твари. Старики такие же. Они как животные - живут инстинктами, жрут друг друга, убивают, грабят. Здесь некого спасать. Нам надо выжать из Земли максимум, который она ещё способна дать, и идти дальше.
Ал ощутил, как кислота в желудке поднялась изжогой, внутренне он негодовал, внешне был безмятежен. Так хотелось начать спорить, что «выжимать» из планеты нечего, что её надо любить, созидать, а злые подростки и яростные женщины - дикие потому, что их пугают, но постарался отмолчаться.
- Ты считаешь, некого спасать? - спросил Ал, придав голосу больше наивности.
- Ну, если мы их встретим… то, может быть, «спасём»… Правда, парни? - рассмеялся кто-то из кабины пилота.
- Я бы лично «спас» парочку дикарок! - хохотнул командир.
- Да ну их! Я бы не рискнул! Цеплять земную заразу, - ответил старший оператор, - себе дороже. Потом проблем не оберёшься. Гасить их всех надо, вот и весь разговор. Кто не с нами, тот против, я так считаю.
- Ну, так что? - опомнился пилот, свесив ноги из кабины.
- Особых указаний ждёшь? - улыбнулся командир. - Давайте шустро, трое за дронами едут, остальные с электроникой ковыряются. Заночуем здесь до дальнейших распоряжений. А ты, - командир обратился к Александру, - возьми дрона-наблюдателя, разведай территорию.
Ал с удовольствием взялся за дело, направился прочь от соратников, прочь от разрушенного города, в лес, в спасительную глушь. Дрон летел впереди и сканировал местность, восстанавливая 3d-карту в деталях. Наносная бравада вышла из него вместе с потом, растаяла, как корка марсианского льда, испарилась. Ал же погрузился в раздумья. Лес нашёптывал ему слова приветствия, деревья склонялись над ним, как родители над колыбелью новорождённого, они легко касались его спины и плеч нежными ветками, изливая в этих прикосновениях накопленную энергию летнего солнца. Тепло смешанного леса сменилось липкой прохладой ельника и превратилось в лёгкий ветер, когда Ал вышел на уходящую к горизонту равнину. Вот, что отличало колонию и военные города от Земли. Этот особенный ветер, от которого он отвык, который забыл, который, кажется, знал лишь из снов и воспоминаний из прошлых жизней. Шелест ветра… как шелест страниц, как шелест дождя, как… шелест ресниц… В мыслях Александра возникло лицо Карпа, её большие глаза, наполненные отчаянием, в длинных ресницах застряла меланхоличная земная печаль и надежда. Мысли об утраченном. Он всё потерял - это небо, этот ветер, дождь, книги из бумаги, страницы с буквами, их запах, их пыль, оседающую на пальцах, откровенную интимность взглядов из-под ресниц. Ничего не осталось. Вернее… осталось, но не для него. Существует само по себе, как вселенная, как космос. Как бы он хотел отправиться космонавтом в эти забытые дали, сбросить весь груз долга и обязанностей, войти в «открытый космос» нагим, пустым, обновлённым, как заново родиться. Он неожиданно понял для себя, что опустошение - это не страшно, смерть - это не больно, это лишь новая возможность стать иным, переродиться. Потерять себя и заново найти. А он человек, и ему неизбежно будет больно и очень страшно. Возможно, это его путь, который ему необходимо пройти одному, дабы… обрести себя настоящего.

========== Альмаматер. О ==========

Огненные речи Чоли, приправленные льдистым взглядом Наёмника, стали самым экзотическим и острым блюдом за всю эру существования коммуны. Облава будет. Её не избежать, от неё не спрячешься, не переждёшь. Это колониальное вторжение, геноцид. Обветшалый мир обагрится кровью. Обездоленные сумасшедшие, обезличенные, обречённые космические скитальцы, духовно обкорнанные, облапошенные, обличённые во лжи самим себе, обманувшиеся, змеи-оборотни, пожирающие собственные хвосты, уроборосы, спустились с небес на грешную Землю, дабы ввергнуть её в пучины боли и страдания, будто боли и страдания и так недостаточно. Это space invaders XXII века с уродливым оскалом биосинтетов.
- Охота на ведьм. Заебись, - процедил Виктор, странно спокойный сегодня.
- У нас есть немного времени. И мы вооружены. Несколько пулемётных центрифуг выручат нас при атаке биосинтетов. А они придут. Будьте уверены.
- Удивительное рядом… - перебил Наёмника Виктор, глядя куда-то перед собой.
- Все неспособные держать оружие и непригодные для военных операций будут отсиживаться в бункере, который нашёл Виктор, - решил Наёмник.
- А кто будет решать, кто способен, а кто нет, позвольте? - опомнился Виктор.
- Я буду, - резко ответил Наёмник. - А если кто-то останется недоволен тем, что я пытаюсь спасти его задницу, поверьте, я лично пальну в неё.
- И в мою пальнёшь? - злилась и краснела Карп. - От чего вы, мужики, всегда решаете за других?
- Остынь, девочка, - отозвалась Чоли. - Тебе найдётся, чем заняться.
- Надо возвести баррикады и сделать ловушки. Подготовить возможное отступление, - парировал Дядька.
- Нам некуда отступать! Разве не понятно? - ярилась Карп, пурпур прыгал по её щекам.
- Я не желаю слышать молодецкий бред. Всем есть, чем заняться. На идеализм и максимализм у нас нет времени, - крякнув от волнения, подытожил Дядька.
Карп замолчала, задумалась; расфокусированный взгляд блуждал по силуэтам близких людей; они растаяли, смазались, зато мысли стали резкими и чёткими. Она ведь сразу осознала, что бежать некуда, а её недавний сон - как знамение, а липкие мысли - лишь прелюдия. Если надо - она будет сидеть в бункере. Пока… пока не придумали ничего лучше.
- Здесь некому воевать! - спохватилась она. - Это заведомо смешно. Это самоубийство. И в таком случае не вам решать, кого спасать!
Голос её был звонкий, резкий, высокий. Он не выдавал испуг, не имел эмоциональной окраски, но желал быть услышанным.
- Милая моя… - мягко ответил Виктор, - наказание бесконечно очаровательно, прежде всего, своей неизбежностью... - Его тёплые тёмные глаза широко раскрылись, и на лице появилась усмешка Арлекина.
- То есть… - Карп эмоционально мяла пальцы рук, - ты считаешь это возмездием?!
Никто не ответил.
- Возмездием за что?! - выкрикнула она. - Наказанием?!
Она оглядела присутствующих.
- За что?! - я спрашиваю.
Молчание, как пощечина, но Карп понимала, что никто ей не ответит. Она направилась прочь, обошла ангар и вступила в шумящее разнотравье. Ей было жаль, жаль всех и себя, как в детстве. И в эту секунду ей захотелось умереть. Механизм внутри нее перемкнуло, лицо обдало жгучим огнём, и слёзы ливнем покатились из глаз. Она остановилась, вспомнив, как когда-то уже роняла на этой поляне скупые колючие слёзы. Она уже тогда знала, что есть вещи, которые не исправить. Она так убеждала себя в обратном, что сама вольна решать и распоряжаться своей жизнью, тешила себя мыслью, что свободна выбирать и выбирать правильно, что способна всё изменить, если захочет. Всё это обман. Она, как котёнок, выброшенный на улицу, как ребёнок, блуждающий в темноте. И что это за шум в траве? Это голос её подсознания, шушукающий в листве.
- Карп! - окрик донёсся до неё, заглушил шептания внутреннего голоса. И уже через мгновение она ощутила знакомые руки, взявшие её за плечи и напористо развернувшие к себе.
- Почему ты ушла? - Мохавк обнял её, обнаружив мокрую кожу на щеках возлюбленной и порозовевшее лицо.
Густые облака снова заволакивали небо, роняя желтеющее поле в сиреневые закатные чернила. Толстая сине-сиреневая гусеница облаков залегла параллельно линии горизонта, где усталое солнце золотом вышило тонкую продольную нить.
- Не смей так больше делать… - приговаривал Мохавк, гладя её по спутавшимся волосам.
Карп вжалась лицом в его грудную клетку, чувствуя, как футболка на нём пропитывается её солёными слезами. Впитывает её боль и страх. Эмоции её, как океан, затапливали сушу, проникая в поры его кожи. И атомы этого страха и боли проникали в него. И с каждой слезой ей казалось, что она взрослеет, стареет, теряет что-то необъяснимое в себе, замирая, медленно гибнет. Это осень. Осень этого мира…

========== Альмаматер. Н ==========

Ненависть раскачивалась внутри него, как маятник. Виктор теребил пальцами тлеющую самокрутку. Под ногтями скопилась чёрная грязь, спорами страха попавшая из самой Земли, когда он раскапывал место под ловушку, похожую скорее на могилу. И если представить, что Земля - живой организм, и она передаёт сигналы существам её населяющим, то это легко бы объяснило причину психической расшатанности Виктора.
- Не все спокойно в раю… - прошептал он и зашёлся астматическим кашлем. - Ангельское бешенство, - и он зажал голову между худых колен.
Его мосластая фигура скрючилась в неестественной позе. Он, словно поломанная кукла, как нелепая сюрреалистическая статуя из двадцатого века, сидя на большом валуне, возвышался над хиреющей, ржавеющей под августовским солнцем травой, а в нескольких сотнях метрах все увлечённо что-то рыли и городили. Баронесса внутри Виктора усмехнулась. Должно быть, они ищут клад, щекочут матушку планету, а она, наверняка, безропотно потрясывается, вращаясь вокруг своей оси.
Гордый сплюнул в рыхлую чёрную землю, что выросла холмиком подле его ног и засыпала и без того грязные ботинки. Он отёр руки о ляжки и, завидев возвышающуюся скульптурную композицию из человеческого бессилия, двинулся к ней. Застывший Виктор напомнил анархисту игуану, замершую под солнцем, как в цифровых копиях научно-познавательных телепередач, которые он видел. Гордый кое-как залез на валун и плюхнулся рядом, приятно обнаружив, что поверхность валуна тёплая, как батарея. Он поднял ногу и потянул за шнурок. Тот лопнул и остался висеть крысиным хвостом в его пальцах. Анархист ругнулся, снял ботинок и, вытрясая из него песок и мелкие камни, спросил:
- Наслаждаешься одиночеством?
- Когда на градуснике ртуть сердечной боли поднимается до критической отметки одиночества, милый, остаётся только одна простейшая свобода…
Гордый свёл брови на переносице и потёр нос тыльной стороной руки. Это свидетельствовало о том, что он напрягся, задумался, пытаясь разобрать тонкие намёки и ход мыслей товарища. Он не нашёл, что сказать. Настроение было молчаливое. Тем более что во втором ботинке обнаружился острый камушек. Гордый вытряс его и поставил ботинок рядом с собой, вытянул босые ноги и зашевелил пальцами.
- Ты что-нибудь слышал о биосинтетах? Видел когда-нибудь? Это не праздное любопытство, - пояснил анархист, глядя на друга из-под сведённых бровей.
- Читал, смотрел презентацию. Вживую не видел, но, полагаю, у меня будет такая возможность. Может быть, я даже возликую в предсмертной агонии. Буду одновременно уринировать и плакать, - язвил Виктор.
- Так что это?
- Изначально это был очень амбициозный проект под руководством профессора-танатолога. Конструировали «универсального солдата», не боящегося смерти, способного к регенерации. На самом деле, технология включает в себя прогрессивные методы  протезирования, когда протез управляется нейронами мозга. Биосинтетам вживляют способность самовосстанавливаться. Нейротехнологии управляют всеми психическими процессами. Можно сказать, что первые биосинтеты были более живые, чем их эволюционные братья. Все последующие поколения - это, по факту, дохлятина, сшитая из кусков умирающего человека, поддерживающая псевдожизнь благодаря мощному электролиту.
- Твою ж мать… я реально спать не могу, когда думаю, что эдакая срань появится здесь в любой момент. Здравствуй, бессонница. Я без допингов не засыпаю, если честно. Но пидорасит меня со времён мескалинового прихода.
Виктор вздохнул после эмоциональной исповеди анархиста и, наконец, поднял голову.
- И вот куда уходит мозг, когда весь город спит?
- Мой подсчитывает прыжки барана Люцифера.
Виктор печально усмехнулся, вытянув губы в подобии улыбки.
- Твои холодные улыбки не способствуют оптимизму, - вздохнул Гордый.
- Милый мой, разве может быть холодной улыбка разрезанных губ?.. Колониальные люди забыли, каково это… быть людьми. Они, видимо, перепутали гримасу отвращения с улыбкой умиления...
- Что ж… я окажу им такую милость - вставлю незабудки в пулевые отверстия в их телах.
- Милый… добрый… гордый… - прошелестел Виктор, пряча лицо под спадающими волосами. Кажется… он плакал…

========== Альмаматер. М ==========

Было ли это малодушием? Да. Дезертирством? Вполне. Он устал. Устал подчиняться, устал сожалеть, устал выбирать, устал наблюдать, устал мириться, устал жалеть себя, жалеть других, устал бежать, устал мечтать, устал надеяться, устал бредить, устал успокаиваться, устал думать, устал в принципе. Устал жить… И когда он вышел на покрытое сиреневым ковром вереска поле, где вдалеке спасительным кругом маячила заброшенная хижина, он готов был целовать землю за предоставленный случай. Это был знак, как в том сне. Его спасительная гавань, его плот в травянистых волнах, что колышет ветер. Он отключил дрона-наблюдателя. Выключил связь с кораблём и побрёл сквозь колючую траву. Деревянная лачуга с потрескавшейся жухлой краской на досках искривилась от времени, покоясь вблизи засохшего раскидистого дерева. Скорее всего, в него когда-то попала молния. Странно, что дом уцелел. Отсутствие окон и дверей придавало лачуге сходство с черепом, изъеденным червями. Александр не сдержался и отвесил себе оплеуху. Ладонь прошлась по щеке, щека зарделась и зазудела. Это не сон. Это реальность. В его фантазиях этот мир был иной, Земля была жизнерадостной, и дом этот ему, кажется, снился когда-то давно… ещё новым, аккуратным, и яблоня была пышная, раскидистая, буйно цвела розовыми цветками и плодоносила крохотными розовыми яблочками. И Карп… развешивала бельё на верёвках, как это делали люди в незапамятные времена. И она улыбалась.
Александр припал к дверному косяку. Ноги не слушались, отказываясь нести его, немели, становились ватными. Он осел на пол и повалился навзничь, возведя глаза в небо сквозь пустой дверной проём. Он так и пролежал до самой темноты, видя, как просыпаются звёзды. Затем тьма залила горизонт, и демонические ветви-руки потянулись сквозь прорехи окон внутрь лачуги, как гибкие длинные конечности биосинтетов. Александра бросило в холодный пот. Стойкий запах вересковой пустоши пронизывал его тело тоской по уходящему миру, жалостью к себе, оседал горечью во рту с привкусом хризантем.
«И я не смог тебе помочь. И я не могу тебя спасти! И я потерял свою свободу!» — кричал его дух, и столько было надрыва, столько боли в этом безмолвном крике, что Александра от этих метафизических оплеух передергивало вполне реально. Сумрак углов вдруг ожил, настойчивыми тенями-руками перехватил горло. Он стрелял по звёздам, пока обойма не иссякла, не истратился весь заряд. Как глупо. Рука его безвольно повисла, обмякла, выронив колониальное оружие. Бесполезное, никчёмное, оно не крушит теневых врагов. Под утро, когда забрезжил серо-сизый рассвет и на траве высыпал холодный пот росы, словно её тоже мучили всю ночь видения и кошмары, Ал понял, что пропадёт здесь. Он выпил свой запас пресной чистой воды. Выживать в естественных условиях он не умел. Для глупой гибели даже не нужно выходить в море, достаточно спуститься на Землю. Он усмехнулся, облизал высохшие губы, словно старый вампир, и отполз в дальний тёмный угол скрипучей лачуги, будто боясь, что его опалит солнце, которое скоро выйдет из-за края земли. И если это ветхое строение вдруг рухнет и погребет его под собой, что ж… это к лучшему. Ещё одна могила неизвестному колониальному солдату.

========== Альмаматер. Л ==========

Лесной бессмертник стелился ковром, ароматизируя поле медовыми пряностями. Холодный сизый рассвет скользнул по цветкам вереска, раскрыл их сиреневое послевкусие. Гордый и Наёмник медленно шли сквозь пустошь, следуя за мигающим дроном-наблюдателем. Сканирование местности показало, что в заброшенной хижине находился человек. Это он стрелял ночью. Это его пальбу случайно зафиксировал Захер, привыкший бдеть ночами.
Маленький дрон издавал привычный счастливый лепет, подсвечиваясь синим неоном, это красноречиво сообщало двум лазутчикам, что оружие незнакомца разряжено, а другого не имеется.
- Да, он чист, - констатировал Гордый.
- Может быть, но он не из нашей коммуны.
- И что с того? Зачем мы тратим на него время?
- Затем, что он либо враг, либо друг, - хмурился Наёмник. - Либо это ловушка.
- Исходя из теории заговоров, я бы поддержал третий вариант, - сплюнул в вереск Гордый.
Хижина неторопливо увеличивалась в размерах посреди пустоши. Гордый заблаговременно отозвал дрона-наблюдателя. Бережно завернул его в холщовую тряпицу и убрал в карман. В траве стоял неугомонный стрекот. Джинсы собирали на себя утреннюю росу.
Наёмник обогнул засохшее дерево и приник к обшарпанной стене, дав знак Гордому, быть рядом, но не выдавать себя. Незнакомец в хижине ни о чём не подозревал, он забился в угол, ёрзал на досках, будто его жалили красные муравьи. Наёмник тенью скользнул в зияющую прореху между досками. Человек явно был застигнут врасплох. Костюм незнакомца, мелькнувший белым пятном в предрассветной голубизне, выдал в нём колониального солдата. Наёмник молниеносно бросился на него, опрокинув едва вставшего на ноги солдата; они рухнули на доски, и лезвие блеснуло сталью, поймав первые лучи света, проникшие через ставни и дыры в стене. На белой, нетронутой загаром шее колониста вздулись вены после короткой попытки сопротивления, и капля чёрной крови замерла под нажатием лезвия.
- Стой! - голос Гордого врезался в ветхие доски. - Я его знаю!
Наёмник застыл, как напрягшийся хищник. И капля крови медленно скатилась в кровосток ножа, явив рассвету свою рубиновую суть.
- Убери от него нож! - пролаял Гордый. Дреды запрыгали по плечам, выдавая его недовольство и раздражение.
- Я вижу здесь колониального раба, - раздувая ноздри, прошипел Наёмник.
- Он… мой друг! - с усилием, словно выплюнув слово «друг», гаркнул анархист.
Наёмник с нежеланием убрал нож в сторону, умело перебросил в другую руку, поймал за рукоять и легко убрал в ножны, закреплённые на бедре.
- Я хочу, чтобы ты оставил нас, - отозвался Гордый.
- Ты рехнулся?
- Настолько не доверяешь мне? - злился анархист.
- Не тебе. Ему. - Убийца обвёл колониального солдата взглядом недоверия, но медленно направился к дверному проёму; с минуту поколебавшись, он недовольно мотнул головой и отправился к высохшему дереву, оставив Гордого с незнакомцем.
Солдат ещё тяжело дышал, он приложил руку к порезу, размазал кровь по коже. Гордый всматривался в казавшееся ему знакомым лицо, он даже различил капли пота на лбу, они как рассветная роса, как мелкие жемчужные бисерины блестели в угасающей синеве.
- Ал… - констатировал Гордый. - Это ведь ты? - спросил анархист, но приближаться не спешил.
- Я… - с усмешкой выдавил солдат. - Как судьбе нравится сталкивать нас. Она так шутит, наверное.
- Я бы обнял тебя, как друга, но… - Гордый сомневался, чувствуя неловкость.
- Не извиняйся. Мы по разную сторону шахматной доски. Ты, вон, играешь за чёрных, - пошутил Александр, кивнув на чёрное облачение Гордого. Он вдруг осознал, что пошутил впервые за долгое время. - А я за белых. Проблема в том, что белые ходят первыми… - съязвил он, но тут же добавил с печальной серьёзностью: - И я не уверен, что чёрные этот ход переживут.
- Хотел проверить, правдиво ли моё прозвище? - Гордый склонил голову и посмотрел в пол.
- Я только констатировал факт. Он не греет мне душу, поверь. - Александр сел поудобнее и упёрся спиной в стену. 
Тощая сутулая фигура анархиста с длинными торчащими в стороны дредами напомнила Алу ночных демонов. Этот чёрный, угрожающий своими острыми краями силуэт пробуждал страхи, а вместе с ними и фантазии, которые он так плотно утрамбовывал в шкатулку воспоминаний и старался не открывать. Думал, что потерял ключ, но это оказалось не важно: воспоминания сами собой просачивались сквозь узкие щели, проникая в этот мир.
- Она жива? - вдруг спросил он. Этот вопрос вертелся в его голове несколько лет; желание узнать ответ наполняло жизнь смыслом; оно погнало его сквозь, страшно подумать, миллионы километров, сюда, к Земле. И вот перед ним человек, похожий на Шинигами, который может ответить. Гордый кивнул.
- Ты ведь не удовлетворишься одним словом «да»?
Александр и анархист встретились взглядами. Гордый вздохнул и присел на поваленную балку.
- Жива. С ней пока всё нормально, - односложно ответил он.
- Я понимаю, что сейчас хреновая ситуация, чтобы праздно болтать, но… я бы хотел знать больше.
- Блин, - по-детски выдавил Гордый, - мне сложно тебе всё это вываливать. Ну, в смысле… ты, вроде как… любил её…
Александр боялся пошевелиться, он молчал, сосредоточенно смотря, как анархист неумело подбирает слова. Перебивать и подгонять его он не смел, опасаясь, что тот не расскажет, ведь анархист ничего ему не должен.
- Короче, присоединились они с батей к нашей коммуне. Есть у неё мэн, ну… чувак, ты понимаешь… который о ней заботится. Ну… ещё что?
Красноречием Гордый не страдал, бравада его и напор куда-то делись, слова подрастерялись, разбежались, словно муравьи.
- Короче… - снова повторил он, - у неё дочь есть. Занятная такая. - При этих словах Александр сильнее вспотел, и ему показалось, что Гордый как будто улыбнулся и оживился. - Её Евой зовут. И… ну, блин, короче, ты, наверное, должен это узнать…
Александр сглотнул, не понимая, к чему он ведёт.
- Она твоя. У тебя тут на Земле уже козявка успела вымахать, пока ты там летал туда-сюда.
Александра кидало то в жар, то в холод. Ощутив вдруг нехватку кислорода, он оттянул край белого воротника-стойки, облизал пересохшие губы. Неловко подтянул одну ногу к себе и снова выпрямил, провел рукой по лицу, выдавая этими суетливыми движениями свое внутреннее волнение.
- Моя? Дочь? - неуверенно произнёс он.
- Чувак, я тебя умоляю, только не надо сомнений. Ты не хуже меня знаешь, откуда дети берутся.
- Чёрт… - выругался Александр. Он невольно развёл руками. - Я даже не знаю, что сказать.
- А ты ничего не говори. У нас уже нет времени думать о твоих просранных годах, - заметил Гордый, и как будто в тот самый миг раздался взрыв. Глухой хлопок рванул где-то за лесополосой. Как раз там они закапывали мины и расставляли пулемёты-центрифуги.
- Началось! - выкрикнул Наёмник, сосредоточенно вглядываясь вдаль.
- Прощай, чувак... - Гордый протянул Александру ладонь, перетянутую чёрной тряпкой вместо перчатки.
Александр ответил крепким благодарным рукопожатием.
- Но если мы встретимся на клетках шахматной доски, один из нас непременно умрёт, - подытожил анархист и бросился следом за Наёмником.
Александр провожал взглядом две фигуры, бегущие сквозь заросли бессмертника, видел дым над лесом, слышал множество новых звуков. И они не предвещали ничего хорошего. Вспомнил он о том, что пора шевелиться и что-то решать, лишь когда в небо внёсся узкий длинный колониальный корабль.

========== Альмаматер. К ==========

Мины, заложенные по близлежащим от коммуны подлескам и на окраинах разрушенного города, сработали без заминок, дав людям коммуны выигрыш во времени. Все боеспособные мобилизовались. Чоли уже раздавала указания на баррикадах. Лицо её отдавало рассветным безумием, горящим в глазах, зажигающим в сердцах людей убийственный потенциал - тот, что способствовал уничтожению врагов, либо самоубийству. Смуглокожая «амазонка» водрузила ногу, обутую в высокий ботинок, на перевёрнутый вверх тормашками стул, дополняющий вершину баррикады. Ремень от пулемёта запал в ложбине между двух упругих грудей, коса каштановых волос покоилась между лопатками. Миндалевидные карие глаза стреляли электромагнитными импульсами. Ей даже не нужно было оголять грудь, чтобы воодушевить молодых мужчин гибнуть за себя. Она - бестия, сама свобода, за себя она и поборется.
- Колониальный дрон подорвался в лесу на западе, - отчитывался запыхавшийся пацан из её банды.
- Пусть лезут, - криво улыбнулась Чоли. - У нас есть, чем их угостить. - Чоли спустилась ниже и лихо спрыгнула с баррикады.

***

Гордый и Наёмник вбежали в чащу, слыша отдалённое пиликанье колониальных дронов. Затем раздалась пулемётная очередь, ей откликнулась ответная волна, подключилась третья. Череда выстрелов слилась в бесконечный напалм перкуссии и ударных в разворачивающемся симфоническом "концерте". Несколько пуль прошили еловые стволы в опасной близости от них. Гордый невольно пригнулся и резко свернул вслед за Наёмником. Сердце в груди колотилось, лёгкие, казалось, разорвёт от неистового бега. Не останавливаться… Они неслись, не оглядываясь, встречая шлепки веток, топча созревшие ягоды, перепрыгивая через валежник, разрывали стройные заросли папоротника, скользя пятками по мху, разрушая аккуратные входы в кротовые норы. Бегство очертя голову, адреналин в крови, а впереди уже виднелся просвет, красноречиво говорящий, что они выбрались к окраине коммуны. Неожиданно пулеметные очереди стали затихать, оставаясь где-то в стороне. Они едва добежали до первого проулка между домами, где были возведены баррикады, а кто-то уже протянул им жилистые руки, помогая быстрее забраться. Гордый, наконец, смог отдышаться. Он согнулся пополам, сердце билось с остервенением обезумевшей птицы, попавшей в клетку. Дыхалку жгло. И только сейчас он ощутил, как трясутся кисти рук, выдавая его внутренний трепет. Голос был совершенно спокоен, зато руки…
- Иди отдышись, - велел ему Донни, протягивая фляжку с водой, - и берись за оружие.

***

Как только Александр понял, что остался совершенно один, он снова включил своего дрона и возобновил связь с кораблём.
- Номер 611A19000081 на связи. Прошу помощи.
- Номер 611A19000081, на связи. Докладывайте.
- Номер 611A19000081 был послан на разведку, попал в засаду с применением электромагнитных импульсов, отстреливался всю ночь, затем был схвачен двумя несанкционированными мятежниками. Получил лёгкое ранение. После взрыва и появления колониального корабля мятежники скрылись в лесах, и я смог выйти на связь. Готов срочно вступить в ряды операторов дронов, чтобы реабилитироваться и восстановить порядок.
- Номер 611A19000081, высылаем координаты. Готовьтесь к эвакуации.
Александр принял координаты, загрузил их в своего дрона-наблюдателя, продолжая внутренне удивляться и одновременно восхищаться своему хладнокровному вранью по шаблону. Дрон высветил 3d модель местности с точкой стыковки. Александр провёл ориентацию на местности и двинулся построенным маршрутом. 

========== Альмаматер. ИЙ ==========

С пронзительным свистом стекло второго этажа планетария прошил крохотный дрон-наблюдатель. Его звонкое «иииииий» срезонировало в ушах Виктора и Захера. Звон осколков разбившихся надежд кольнул сердце Виктора. Значит, предзнаменованный час икс наступил. Запрограммированный Горгоном дрон пулей пронзил окно, самозабвенно кричал, предупреждая об опасности, его надрывное «ииий» призывало обитателей планетария немедленно эвакуироваться.
- И пришли ко мне в гости два неразлучных друга - всесильный Пиздец и могучий Хуюк. Бля, я ненавижу непрошенных гостей! - меланхолично вздохнул Виктор. -
Из ниоткуда - в никуда... Вот в такие моменты я радуюсь, что мне нечего собирать в чемоданы...
Если бы не желание спасти Заха, Виктор бы не двинулся с места. Ему давно надоело бегать. Он бы принял смерть как дар, как спасение. Но рядом стоял этот веснушчатый парень с лицом подростка, большие глаза смотрели испуганно, прячась то и дело под опахалами густых ресниц.
- Мужицкий дождь в студию! - рявкнул Виктор. - Космический десант нам на головы! Тили-тили, трали-вали, вы давно не убивали, - сардонически выплюнул он. - Всё. Доигрались. Пришла пора причинять добро и нести милосердие.
Голосовые связки его свело от желания выхаркнуть гнев в вербальной форме. Чакра переполнилась. С каким удовольствием он бы продолжил извергать брань, очерчивая ненависть мантрами, как циркулем. Он бы наполнил воздух вокруг себя магическими архаизмами, затем подключил бы энергетические пассы, перейдя к своему любимому стилю с употреблением отчаянных вульгаризмов. Гиперболы посыпались бы, как цветные бусины из шкатулки его почившей прапрабабушки. Его речевые обороты непременно затронули бы гносеологический аспект мировоззрения, позже захлебнувшись жаргонно-арготической лексикой. Он бы делал красноречивые паузы, украшая их элементами основной моторики, мимика ему в помощь! Потом бы он наполнил свои астматические лёгкие огромным шаром воздуха и добавил ритмичной мелодичности своему откровенному монологу. Это была бы… лекция, концерт, лозунг, пропаганда! Он ведь давно овладел диалектической логикой. Он бы опустил риторические вопросы, дав однозначные ответы. Он бы наплевал на этические нормы, и его речевой язык стал бы настолько осязаем и реален, что он бы с лёгкостью загнал его в анусы слушателей. Ведь это не что иное, как архитектоника ненависти, антитеза любви, это ораторская мастурбация… Она затянулась бы, а он непременно периодично прекращал бы её, на мгновение, чтобы с новым запалом продолжить снова, доведя себя до активного лексического оргазма. Это ли не искусство? Это ли не перфоманс?..
Но вместо эпатажной речевой йоги, он взял Заха за руку и потащил прочь, на опасную улицу, откуда доносились нарастающие отголоски перестрелки. Стекла планетария за их спинами осыпались под натиском колониальных дронов. Они яростно уничтожали остатки цивилизации. А они бежали, как крысы с корабля. Виктор тащил друга за собой в надежде быстрее достигнуть спасительного бункера, заминая травы, ломая ветки, продираясь сквозь заросли, как медведь. Баронесса в нём страдала от грубой решительной брутальности, терпеливо снося это как данность её физического тела, как необходимость, присущую ситуации. Виктору казалось, что они, как дети из страшных сказок братьев Гримм, - изгнаны. Бегут, подгоняемые злым роком, а плеть уже поднялась и скоро опустится на их спины. Он знал, что где-то там позади кто-то гибнет в этот самый миг. В уши его врезались резкие звуки боя, шорох по кустам, свист и жужжание, будто огромные жуки лавировали в подлеске. Стрекот ли это насекомых, треск ли деревьев или свист пуль? Ноги налились свинцом, руки отяжелели. И рука Заха показалась ему весомой, как гиря древнегреческого атлета. Он тщетно пытался удержать его ладонь в своей, а она упрямо тянула Виктора вниз.
- Быстрее, пожалуйста, быстрее… - молил он, продолжая тащить его за собой.
Ноги Заха отчего-то заплелись, и он упал. Виктору почудилось, что нечто подобное уже случалось с ним, когда-то давно в ускользнувшем детстве, когда он волочил по пятам большую плюшевую игрушку.
- Только не сейчас! - выкрикнул он, стараясь поднять Заха на ноги, не понимая, что происходит. 
Виктор подхватил друга и обнаружил, что его собственные бледные руки, как и белая футболка Заха, окрасились чем-то алым. Пятно стремительно расползалось, пропитывая ткань, как приливная волна накрывает песок. Пшеничные волосы, завивающиеся на концах, тоже тронуло пурпуром, словно тот макнул прядь, как кисть, в красные чернила. Виктор повалился в траву рядом, перевернул друга на спину, видя, как белеет его лицо. Виктор пытался кричать, но купированные голосовые связки выдавали лишь сип, черпая безмолвие одиночества. Он трясся от бессилия, раскачивался, стоя на коленях, как метроном, разбивая время на ритмичные отрезки, нарезая его кубиками боли. Алое на белом в чёрной оправе смерти на изумрудном фоне жизни под технологичный саундтрек милитаризации. Виктор лег рядом на примятую траву. Больше терять ему было нечего. Бежать незачем.
- Пасмурно сегодня… - потерянно произнёс Виктор, коснувшись похолодевшей кожи друга. - В такие дни… краски особенно ярки…

========== Альмаматер. З ==========

«Спектакль начался, занавес поднят», - подумал он, когда попал в мобильный колониальный лагерь. После очередного рапорта и осмотра медицинским дроном, который обработал резаную рану на шее сухим антисептиком, Александра отправили в технический модуль. Получив подробности задания в блоке F, он занял свою капсулу. Подключился к системе и загрузил программу управления военным дроном вместе с другими техниками-пилотами. После недолгой калибровки и проверки системы жизнедеятельности, колониальные военные техники занялись своей непосредственной задачей - истреблением обнаруженной анархической коммуны. Пилотируемый дрон, управляемый Александром, не спеша левитировал рядом со своими соратниками. Первая волна дронов под управлением искусственного интеллекта расчистила лесную зону, дав возможность второму эшелону подобраться к логову мятежников, укрепившихся на развалинах мелкого городишки. Александр продолжал парить в метафизике и фантазиях, находясь где-то между измерениями. Жизнь казалась ему игрой, и раздробленная картинка, которую он видел через окуляры своего дрона, лишь убеждала его в этом, пока первая пуля не скользнула по металлическому корпусу, напомнив Александру о недавнем происшествии. Кожа на шее запульсировала. Нервные окончания вспоминали прикосновения лезвия, память тела заставила его встряхнуться. Пока дрон хитро подлетал к развалинам, лавируя и прячась, Александр не переставал думать о том, ЧТО он здесь делает. Кто втянул его в эту ситуацию? Что он может изменить и может ли? Есть приказ, который надо выполнить, но есть прошлое, которое довлеет над ним, и прошлое это снова ворвалось в настоящее.
Дрон его сумел обойти фланговый огонь, с лёгкостью перемахнуть через баррикады, найдя прореху в обороне противника, и ловко влететь в разрушенное здание на окраине поселения. Александр не открывал огонь, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Его компактный дрон тихо завис возле потолочной балки, наблюдая людское копошение внизу. Кто-то боялся высунуться, сжимая оружие в руках; кто-то, наоборот, яростно тратил патроны, отстреливаясь; кто-то уже тащил в сторону раненного; а кто-то был уже мёртв, недвижно лежа в пыли. Александр понимал, что этим отчаянным людям всё равно не выстоять под властью колониального конклава. Зачем это всё? Эти люди и на вредителей-то не особенно походили. Александр не испытывал к ним ничего. Все его чувства словно умерли вместе с ним и остались лежать в стерильной каюте марсианской колонии. И лишь душа его здесь. Витает под потолком, спокойно взирая на чужой страх и боль, потому что знает, что смерть - это освобождение.
Александр послал дрона дальше. Он видел, как остервенелая сумасшедшая девка отстреливала дронов, видел долговязых парней, что таскали ей боеприпасы, слушая её непрекращающуюся брань. Он лавировал по стану неприятеля, пока его не заметил какой-то рыжебородый дед, он выстрелил бронебойной пулей, отбросившей дрона так, что тот ударился о стену, поцарапал один окуляр. Александр с трудом выровнял полёт и метнулся в сторону, уходя от очередной пули, выпущенной почти в упор, и рефлекторно нажал спусковую кнопку, дав дрону команду ответить огнём. Худощавого бородача прорешетило, как дуршлаг. Александр видел, как шматки кожи взмыли в воздух и кровь вспенилась на губах похожего на старика человека. Откуда-то нарисовался ещё один боец. Александр заметил в его руках электромагнитное оружие и смекнул, что анархисты, наконец, спохватились и решили больше не тратить патроны, а стопроцентно садануть по дронам электромагниткой, вырубив колониальную технику. Александр тут же метнул дрона за стену, заставил его максимально ускориться, чтобы выйти из зоны поражения. Он ведь ещё не сделал того, чего хотел в душе больше всего. Александр заставил дрона прятаться, лавировать по лабиринту заваленных барахлом улиц. Ему даже показалось, что за одной из стен мелькнула знакомая фигура с дредами. Возможно, ему не показалось… или это был кто-то очень похожий на него. Выяснять так ли это Александр не стал бы. Он помнил их последний разговор в деталях и не хотел бы исполнять свой колониальный долг. «Где же ты можешь быть?! Куда вы попрятали всех женщин с детьми?..» - думал он, решив, что искать в развалинах больше не имеет смысла. Александр попытался вырваться из заброшенных развалин и подняться ввысь, быстро вращая окулярами на 180 градусов. Он заметил какую-то группу людей, где были в основном женщины разных возрастов, их защищала пара хорошо сбитых парней. Люди двигались вдоль просеки и уже готовы были скрыться в подлеске, когда Александр решил проследить за ними. Дрон его затаился в ветвях, стараясь приближаться к беженцам не слишком близко, чтобы они не обнаружили по звуку его присутствие. Когда беженцы высыпали на открытую площадку, Ал принудил дрона снизиться на максимально допустимую высоту. Навёл окуляры на испуганных людей, сделал пятикратное оптическое увеличение, чтобы рассмотреть детали. Женщины исчезали, входя в пространство за проржавелой дверью. Анархисты, охранявшие их, озабоченно бегали глазами по лесной полосе. Александр ждал.
Когда последняя женщина скрылась в недрах убежища, в тёмном проёме неожиданно возникла стройная фигура, розовые волосы собраны в неряшливый пучок. Девушка коснулась руки одного из бойцов-анархистов, сжимавшего электромагнитный бластер. У Александра перехватило дыхание. Руки дрогнули. Он испугался, что дрон случайно выдаст себя, но желание увидеть её ближе было сильнее. Он медленно двинул своего дрона вперёд, чуть вбок. Снова навёл крупный окуляр на девушку и вывел изображение на основной монитор. Это вне сомнений была она. Можно сказать, она ничуть не изменилась. Лишь что-то неуловимое. Какая-то возвышенность… Александр был взволнован. Он облизал пересохшие губы, боясь оторвать свой взгляд, боясь, что она уйдёт или исчезнет, как видение.
Либо минимальная высота была слишком мала, либо дрон зацепился за поломанные сучья, что в обилии валялись на земле, либо рука его дрогнула или же розововолосая дива обладала чувствительным слухом, но она заметила, что за ними наблюдают, и закричала. Парень, которого она так нежно касалась, тут же втолкнул её обратно в чёрный зев убежища и выстрелил из бластера мощным электромагнитным зарядом. Радиус действия его был не так велик, как у гранаты, но и расстояние до цели было небольшое, заряда в полной мере хватило, чтобы вызвать сбой систем дрона. Сначала на всех экранах пошли помехи, затем уши оператора  наполнились звоном, голову пронзила острая боль. Александр беспомощно заморгал. Затем сработала сигнальная система оповещения о вышедшем из строя дроне. К Александру сразу же направились техники-смотрители, медик и старший офицер, руководящий боевой операцией.
- Неплохо сработано, - сказал офицер. - Постарайтесь не потерять данные, - скомандовал он техникам. - Запись со всех камер первым делом предоставить мне.
Александр попытался подняться, но его повело, голова закружилась. Медицинский дрон сделал Александру быстрый укол, который должен был поддержать его вегетативную нервную систему. Вскоре Ал уже сидел на подножке корабля, жадно дыша воздухом. Его ещё мутило, но хуже всего было то, что он видел её и не мог дать о себе знать. А когда на фоне белёсо-серого неба появился ещё один колониальный корабль, Александра передёрнуло. Старший офицер прочёл тень беспокойства на лице своего солдата и подошёл к нему. Наверное, он хотел его успокоить и приободрить, сообщив, что Александра решили демобилизовать, и он сегодня же отправится обратно на АЛЬ_Фаэтон отдыхать и набираться сил, так как задачу он даже перевыполнил, выяснив, где прячутся анархисты. Эта информация будет доступна уже в течение нескольких часов. А работу выполнят биосинтеты, потому что дальше терять боевых дронов нет смысла, раз мятежники пустили в ход электромагнитное оружие.
- Отправляйся и отдыхай. Заслужил. - Офицер хлопнул Александра по плечу. - Вылет через 40 минут.
Александр пролепетал несвязное «спасибо». Его кислую мину и явную апатию списали на плохое самочувствие. «Это конец», - понял Ал, когда увидел, как медленно открываются шлюзы корабля, являя миру стройные ряды биосинтетов, облачённых в броню. Они недвижно висели, как на вешалках, ожидая своего выхода. «У анархической коммуны осталось несколько часов, - подумал Ал. - Утром это место будет стёрто с лица Земли. Всё кончено. Занавес».

========== Альмаматер. Ж ==========

После того, как анархисты начали использовать электромагнитное оружие и подорвали несколько гранат, натиск колонистов прекратился, дав людям коммуны передышку. Грязные, вспотевшие, нервозные, они всё-таки радовались тому, что пока ещё живы. Погибших было решено сложить в ангаре на отшибе. Те, кто был не смертельно ранен и всё ещё способен сопротивляться, остались с остальными.
На земле среди обломков кирпича простёрлись вытянутые тела. Бывшие соседи, соратники, друзья. И тёмные фигуры, что сейчас склонились над ними, скрывали взгляды, понимая, что времени скорбеть нет. Дядька вытер пот со лба, сгрёб в кулак латунный медальон с Кецалькоатлем, что висел на его покатой груди, и поцеловал его.
- Пернатый змей не живёт в неволе, так и мы, дети его, противимся клетке. Жили свободными… и принесли себя в жертву свободе. Это достойная смерть. И вы, сыны и дщери его, - с помпезностью возвысив голос, продолжал Дядька, - помните, что смерть, что маячит за вашим левым плечом, - это ваш дар силы. Дядька крякнул, кашлянул, высморкался в сморщенный серый платок и вышел на вечерний воздух. Необычное затишье в природе подчёркивало колющие предчувствия.
- Что дальше-то?.. - спросил кто-то из парней Чоли.
- Постарайся выжить, - глухо ответил Наёмник, сидящий возле ангара в траве и полирующий свой боевой нож.
Донни и ещё несколько крепких ребят перетаскивали пулемётные центрифуги, устанавливая их вдоль линии баррикад. В одном из заброшенных зданий группа людей готовила коктейли Молотова. Гордый же понуро болтался на улице возле самодельных устройств - бутылкомётов, которые смастерил рыжий бородач, продырявленное тело которого сейчас лежало в ангаре по соседству. Никто не говорил, но все знали, что будет дальше. Биосинтеты придут собирать свою обильную жатву. Отнимать и присваивать чужие жизни - это их цель. Оставаться лежать здесь бездыханным не мечтал никто. Всё, что они собирались сделать - это вывести из строя как можно больше машин-убийц и не попасть под раздачу, вовремя дать дёру, спрятаться в бункере, завалить выход, обороняться и ждать. И если им повезёт… может быть… им повезёт…

========== Альмаматер. ЕЁ ==========

Её голову пронзала суета тысячи мыслей и предположений. Ей нельзя было показывать страх и слабость. Она поглаживала Еву по кучерявой голове, утешая скорее себя, нежели её. Ева - ребёнок, она хоть и знает, что нечто происходит, но не понимает что именно. Карпа словно раздвоило. Правая рука, что плавно скользила по волосам дочери, отдавала тепло и спокойствие, левая же, похолодела, а большой палец скоблил соседние ногти, царапал заусенцы, образовавшиеся по краям. Ева уснула, и Карп осторожно переложила её на застеленную одеялом скамью, шёпотом попросив Шубу посидеть с ней вместо неё. Сама же отправилась рыскать по коридорам бункера, которые сейчас наводнили испуганные беженцы. В полутьме они жались к стенам, тихо, еле слышно говорили, кто-то плакал, кто-то хрустел галетами, кто-то лежал, отвернувшись к стене и поджав под себя ноги. Карп искала Виктора, она обращалась к людям, к одному, ко второму, спрашивала, в надежде задавала вопросы - «Видели ли вы?», «Может, слышали?», «А когда в последний раз?», «А где Зах?», «А не помните ли вы?»… Но напуганные люди отрицательно качали головой, кто-то даже не мог вспомнить, кто такой Виктор, что и неудивительно, учитывая социофобный склад его характера. Почему же его нигде нет? Неужели не успели до атаки или решили остаться на баррикадах? Почему? Почему она так беспомощна? Почему все самые близкие и дорогие остались там? Почему ей надо пройти через всё это?
Карп больно хлестнула себя по щеке и зло прошептала через сведённые зубы:
- Хватит жалеть себя.
И она вернулась в один из тёмных закутков и села на корточки рядом со скамьёй, плотно прижав колени к подбородку. Оставалось лишь ждать.

========== Альмаматер. Д ==========

«Де-мо-би-ли-за-ци-я…» - произнёс Александр по слогам. Лицевые мышцы двигались, губы сжимались, сужались и складывались трубочкой, но слова утонули в рёве взлетающего корабля. Он снова бежал. Крысой. И, вспомнив о крысах, которых он видел только в колониальных лабораториях да пару раз на заброшке, почему-то проассоциировал крысу не столько с собой, сколько с Гордым. Попытался понять, отчего же… И вдруг вспомнил, как относил ему когда-то в другой жизни музыкальный архив. И… там была песня, в которой какой-то гнусаво неопрятный голос орал, что он - крыса, он - крыса, он - крыса… «Крыса» зациклилась в воспалённом мозгу Александра. Она перевернулась вверх тормашками и превратилась в «сокрылась». Со-кры-лась… Она скрылась от меня… В голове Ала происходила революция, всё переворачивалось с ног на голову, кружилось в хороводе, билось в виски, как резиновый мяч, как тот чёртов мяч, который он так любил пинать в детстве. Боль в висках ударила с новой силой, и щёки Ала залило пурпуром. Беспокойство поднялось внутри, всклокоталось, вспенилось горечью во рту.
К чему эта его бесполезная жизнь? И когда он из последних сил повернул голову вбок и снова увидел удаляющуюся в иллюминаторе Землю, на него накатила экзистенциальная тоска такой мощи, что это уже нельзя было назвать скромным словом «разочарованность». Может быть, если бы Александра охватил психоэмоциональный всплеск, который смог вырваться на свободу, как лава из вулкана, она бы улеглась на поверхности и остыла, и вулкан бы умер, и вся эта апатия кончилась бы, но Ал крепко держал её внутри. Давление и жар едва не разрывали.
Он прикрыл глаза, чтобы перетерпеть новый приступ головной боли, под веками вспыхнули пятна цвета фуксии и какие-то знакомые символы. Символы, похожие на иероглифы, пронзали его больное сознание. Он снова открыл глаза, сердечный ритм участился. Как он мог забыть про эти дурацкие символы? Это же семнадцатизначный код, который он с таким энтузиазмом учил, когда летел к Земле. Зачем? Для чего? Для какого-то крайнего случая… Что это должен был быть за случай, о котором она ничего ему не сообщила? Очередное издевательство? Ещё один бредовый проверочный тест? И как узнать, что настал он… этот «крайний случай»? Что если в ЕГО жизни он уже настал? И как эти кривые закорючки, воспроизведённые его мозгом с каллиграфической точностью, спасут его?
Александр зло усмехнулся, облизал губы, чувствуя лёгкий дискомфорт в своей отдельной капсуле-каюте, страдая от неожиданно накатившего приступа клаустрофобии. Он глубоко задышал, прикрыл глаза, затем нехотя открыл их и осмотрел свои руки с узловатыми суставами и включил голосовой командой полупрозрачный планшет, засветившийся холодным голубым светом.
- Альмаматер… - сипло произнёс он для входа в систему.
По дисплею пробежали символы и искры, говорящие о загрузке системы. Александр дотронулся пальцем до командной строки. Вызвал виртуальную клавиатуру, хотя мог бы сделать запрос короткой командой или голосом, но боялся чего-то. И робко начал вбивать в неё буквы.
КОДИРОВКА
Слово висело посреди экрана и выглядело странно. Он яростно стёр его и вбил по- новой.
ПОГАШЕНИЕ КОДА
Но понял, что слово «погашение» звучит ещё сомнительней и снова стёр всё. Подумал минуту, пальцы зависли в предвкушении над дисплеем, и он набрал:
КОМАНДНЫЙ КОД
Система мигнула, ожив и испугав Александра так, что тот даже обернулся, будто преступник, будто мальчишка, прячущий шпаргалку от преподавателя.
«ВВЕДИТЕ ВАШИ ДАННЫЕ», - потребовала система. И Александр повиновался и ввёл: «Колониальный служащий номер 611A19000081 со специализацией OPD_alfa/V, зачисленный в отряд KARATEL_A на базе «АЛЬ_Фаэтон».
Система удовлетворилась введёнными данными, открыв допуск к следующей ступени.
ВВЕДИТЕ КОД ДЛЯ ИНИЦИАЛИЗАЦИИ КОМАНДЫ
Александр потёр руки, хрустнул суставами пальцев и пугливо, как малыш, который впервые учиться выводить красивую букву, приступил. Первый иероглиф, который он так старательно запоминал, отчего-то выводился криво. Александр со злостью стёр кривые линии и взялся за дело, как художник, стараясь вложить в этот код эстетическую составляющую. Наверняка, система разобрала бы его невнятные каракули, но стремление  Ала к идеалу, невостребованное, попранное, рвалось, желая реализоваться. Ал рисовал. Символы становились живыми. Первый напоминал остов ракеты, второй был похож на дерево, третий походил на яблоко, четвёртый, пятый, шестой… Александр уже сбился со счёта, отдавшись каллиграфии с головой. Он боялся, что напутает последовательность или забудет какую-нибудь точку или палочку. Когда он вывел последний семнадцатый пируэт и перепроверил беглым взглядом всю змеиную цепь кода, едва заметная улыбка тронула его губы. Он забыл даже о любопытстве, что так глодало его при первом взгляде на бумажку с символами.
- Инициализировать, - тихо и устало подал он голосовую команду.
И система закрутилась, разбирая графическое послание. Александр ждал. Но результат инициализации никак не проявлялся. Ал даже подумал о сбое системы, потом решил, что это он что-то напутал в символах, но процесс инициализации не останавливался, шла загрузка. Несколько минут, возможно, полчаса или почти целый час. Он потёр глаза и снова уставился на дисплей с нескончаемой загрузкой. Потом отстранённо наблюдал за Землёй в иллюминатор, думал о ребёнке. Слово «дочь» всё ещё пугало его. Он сам не понял, как уснул. Усталость сморила его, погрузив в туманный и серый сон.

========== Альмаматер. Г ==========

Пулемётные центрифуги вдруг зловеще замолчали. Гордый не видел, он лишь по звуку понял, что биосинтеты всё-таки преодолели баррикады. Кто-то истошно завопил, вопль взвился ввысь и пропал. Кто-то ещё закричал, взорвалась граната. Уши Гордого заложило. Он покачнулся, но тут же выправился и выглянул из-за своего укрытия. Странные твари, замурованные в броню, лезли на баррикады. Их уродливые тела и проворность привели в ступор обороняющихся поселенцев.
- Твою-то мать, - процедил Наёмник.
Но первой во всеуслышание завопила Чоли, грязная, остервеневшая, одежда на ней порвана, руки в крови и копоти.
- Залп готовь! - пролаяла она осипшим голосом.
Злость подогревала её, злость придавала ей сил, злость возрождала в ней энергию, злость её заражала других.
И мужчины, опомнившись, бросились к подготовленным бутылкометателям. В воздух взлетели первые коктейли Молотова. Некоторые из них достигли цели, и воздух над баррикадами наполнился вонью горящей плоти и утробным визгом биосинтетических тварей, жарящихся среди гор разгорающегося мусора. Огонь охватил их изуродованные тела, и казалось, будто неестественный звук, который исторгали поджаренные твари, - это результат сложения предсмертных криков всех тех людей, из чьих кусков они были сшиты танатологами. Бутылки летели в воздух, приземлялись. Мусор горел, баррикады воспламенились, превратившись в огненную стену. Оборванцы в заброшенном лабиринте ликовали, но ликование их было преждевременным. Твари перестали лезть напролом, не пёрли глупо в огонь, они проломили своими бронированными щитками стены старых построек и потоком стали вливаться в руины, где лагерем стояли анархисты. Несколько гранат взорвалось неподалёку, и Гордый видел, как лохмотья плоти полетели в стороны. Взрывами накрыло несколько биосинтетических тварей. Парочка чудом выжила и волочила обрубленные задние конечности. Длинные руки цепко ухватили небольшого человечка и начали рвать его на куски. Человек истошно закричал, и в этот миг в один из глаз биосинтетической твари врезалась разрывная пуля, и кричащего человека с рваной раной на груди окатило серой жидкостью из взорвавшейся головы биосинтета. На место павших тварей быстро вставали другие. Они толпой неслись вперёд, перемахивая через останки собратьев. Суета, царящая в лагере, увеличивалась с каждым витком времени. Наёмник, пятясь, яростно перезаряжал оружие. Бутылкомётные механизмы пришлось бросить после того, как к ним вплотную подобрались биосинтеты, разорвав нескольких зазевавшихся анархистов. Сердце Гордого сжалось, злость поглотила его целиком. Он поджёг ещё один коктейль Молотова. Тряпка воспламенилась, обдав его лицо, искаженное гримасой отвращения, чёрным дымом. Он замахнулся, пританцовывая на одной ноге, и, с гортанным «рррррряяя», выбросил тонкую руку вперёд; бутылка, вращаясь, перелетела через обломок стены и разбилась о нагрудник биосинтета. Опалённая тварь продолжала двигаться вперёд. Наёмник яростно разрядил в неё свою двустволку. Но место павшего биосинтета занял новый. Охотничья свинцовая пуля из тех, с которыми обычно ходили на медведя, лишь отскочила от его брони. Свинцовый жакан, выпущенный из гладкоствольного оружия Дядькой, не смог пробить прочный щиток биосинтета.
Гордый заметил, как откуда-то, словно разъярённый носорог, вывалился Донни, раскрасневшийся, с ревущей бензопилой наперевес. Наёмник крикнул ему что-то про отступление, но в общей сумятице и творящемся безумии Донни ничего не расслышал. Выпучив покрасневшие глаза, он навалился на подступающую быструю тварь и умудрился отпилить одну лапу, биосинтет тут же отвесил ответную оплеуху, рассёк Донни висок, кровь струйкой скатилась по его скуле. Донни перенёс центр тяжести и прошёлся бензопилой по бочине биосинтета. Тот рухнул, обильно орошая землю вокруг себя тошнотворно вонючей серой жижей. Уроды, жадные до живой человечины, окружали Донни, он, словно берсерк, яростно вращался со своей бензопилой. Наёмник дал знак соратникам прикрыть Донни, продолжая прицельный огонь, что было не так-то легко, учитывая разброс и хаотичные движения главного механика коммуны.
- Отходи! - проорал Наёмник. - Отходи-и-и!!!
Но Донни, казалось, не слышал, орудуя бензопилой. Наёмник с ненавистью перезарядил двустволку, перемахнул через невысокую обрушенную стену и двинулся к Донни, отстреливая биосинтетов с короткого расстояния. Одной пулей срубить этакую махину не смог бы никто, надо было выискивать открытые участки и бить по незащищённым полуслеповатым глазам, молясь, чтобы пуля достигла цели и разорвалась в мозговом центре биотвари.
Донни, кажется, заметил приблизившегося Наёмника и начал медленно отступать, но тварей становилось всё больше и больше, и даже бросаемые Гордым и Мохавком бутылки с зажигательной смесью не спасали положение.
Сменился ветер и понёс дым прямо в лицо оборонявшимся, Гордый выругался и нацепил на нос намоченную бандану. Дым застилал глаза, заставляя их слезиться. Что-то произошло в дыму, и Донни растерялся, и пуля Наёмника не достигла цели, и биосинтет вцепился в Донни, повалил его в пыль, и другие твари навалились сверху, скрыв человека под своими массивными телами в серой броне.
Мохавк бросился искать Чоли… и нашёл её неподалёку вместе с несколькими парнями из банды. Тела последних, как сломанные игрушки, были раскиданы внутри одного из строений. Сама же Чоли лежала мертвая на куче битого кирпича, рядом валялся автомат; чёрные глаза её остекленели, а взгляд казался испуганным, голова свёрнута на тонкой шее, волосы в запёкшейся крови, правая нога неестественно согнута, руки раскинуты в разные стороны, порванная рубашка тоже в крови, одна грудь оголилась. Так ей далась её «свобода на баррикадах». Мохавк опешил, ужаснулся, разглядывая лики смерти. Этих людей он видел живыми менее пары часов назад. Он ещё не знал, что останется рядом с ними здесь… навсегда…
Крупный биосинтет спрыгнул откуда-то с крыши, опрокинул Мохавка на землю, тот больно ударился спиной, но успел выхватить из сапога охотничий нож, полоснул противника по длиннющей лапе, отсёк пару когтистых пальцев. Но судьба его была предрешена. Массивный биосинтет размашистым ударом двух лап-рук расколол его грудную клетку, и Мохавк захлебнулся собственной кровью. Слово «мама» умерло на его губах невысказанным. Последнее, что запечатлелось на его сетчатке, был плоский серый череп с бронированным затылком и три белёсых глаза, уставившихся на него.
Необходимость отступления была налицо. Оставшиеся люди бежали горстками, уступая в скорости биосинтетическим солдатам. Бегство среди вони и дыма, забивающего лёгкие и застилающего глаза, уменьшало шансы анархистов. Старики вроде Дядьки были заранее обречены. И Дядька, прекрасно понимающий это, остался в специальном укрытии на высоте, продолжая огонь.
Подошвы битых ботинок Гордого поднимали пыль. Он бежал изо всех сил, видя перед собой накачанную спину Наёмника. Сзади что-то гулко дышало, и звук этот становился всё ближе и ближе. Неожиданно тупая ноющая боль пронзила бедро Гордого чуть выше колена. Он рванулся было вперёд изо всех сил, но рухнул лицом на морщинистый бетон, ободрал скулу и губу. Боль в бедре усилилась до невыносимости. Гордый лишь осознал, что тварь вцепилась в его ногу и хватку не ослабит, как питбуль. Гордый зарычал, переходя на крик. И тут появился Наёмник со своим излюбленным боевым ножом, он глубоко воткнул его в проём между бронированными пластинами биосинтета. Несколько быстрых ударов в шею, потом лезвие его ножа вошло прямиком в глаз твари, но хватка не ослабла, несмотря на то, что тварь была фактически мертва. Острый ряд зубов плотно засел в ноге Гордого, разорвав ткани и повредив нервные волокна.
- Говно, - сплюнул Наёмник, суетливо огляделся, и принял единственно верное на тот момент решение.
Он с остервенением рубил и пилил шею биосинтета, отделяя голову от туловища, пока Гордый валялся на земле, скуля и зациклено повторяя одно и то же «бля… брось… брось… бля… как же больно… сука». Но Наёмник работал ножом с мастерством мясника. Тяжёлый череп так и не разжал острых зубов, вися на уровне колена анархиста. Наёмник быстро подхватил Гордого под руки, попытался поднять его, Гордый измученно взвыл, когда голова твари всем весом потянула вниз. Идти он, разумеется, не мог, о побеге можно было забыть. Анархист волочил раненую ногу, прыгая на здоровой второй. Наёмник, постоянно оглядываясь, пытался из последних сил спасти их жизни. С трудом забравшись по лестнице, волоча на себе Гордого, он нашёл временное укрытие в ближайшем многоэтажном доме, завалил входную дверь в одну из квартир. В окна биосинтеты вряд ли бы влезли, но дверь и стены они рано или поздно выбьют.
- Я тебя ненавижу, - промямлил Гордый. - Убирайся! - хрипло выплюнул он.
- Хватит хитрить. Своим «ненавижу» ты меня не прогонишь, - ответил Наёмник, прислушиваясь к звукам с улицы. - Жили недолго, но счастливо, и сдохли в один день. Значит, судьба такая. Гнида.

========== Альмаматер. В ==========

Виктор лежал в траве до самого вечера. Он почти не моргал, почти не дышал, словно впал в анабиоз. Очнулся он, когда из лагеря повстанцев понесло горелым. Вонь эта попала в ноздри Виктора, заставила работать воображение. Он лениво поднял голову и увидел, что из-за верхушек деревьев валит чёрный дым.
- В омут головой, шеей в удавку, ногами вперед... Свадьбы не будет, невеста мертва, жених не родился, и церковь снесли…
Виктор поднялся, окинул взглядом белое ангельское тело в траве и проговорил:
- Что осень, что весна, всё - одно: падает листва... то с деревьев золотом, то с головы пурпуром... Прости, что покину тебя. У меня остались незаконченные дела.
Виктор ссутулился и побрёл по лесной чаще в сторону бункера. Сначала он прибавил шаг, потом побежал. Ветки били его по лицу, а он плакал, подставляя лицо для ударов. Он чёрной вороной летел по задымлённому лесу, кашлял, готовый выкашлять лёгкие наружу, но не останавливался, бежал. И когда последний ряд деревьев выпустил его на открытое перекопанное пространство, отделяющее горящий лагерь от бункера, Виктор остановился и вгляделся в чёрный оскал пылающего оплота анархистов.
- Кто-нибудь! - выкрикнул он. - Кто-нибудь, пожалуйста… - проскрипел он, захлёбываясь слезами, - пожалуйста… выживите…
Но никто не отозвался. Ни один человек не пересёк условного рубежа, ни одного выстрела не раздалось. Ничего. Только дым. Только вонь. Только горящий силуэт умершего города.
 Бабах! Звонкое… у самого виска... конфетти. Приливной волной отправлен очередной корабль был на дно, а крысы побежали прочь по тонкому льду.
Но никто не бежал.
- Где вы все?! - хрипло выкрикнул Виктор, давясь слезами, глотая хлынувшие потоком сопли. - Загнанных лошадей ведь пристреливают... Ну, и сколько уже можно ждать?!!! - изо всех сил проорал он, приплясывая в истерике, словно ему хотелось в туалет.
Он замолчал и снова уставился на кривой колючий силуэт города. И словно услышав его мольбы, из-за разрушенных стен появились стройные ряды биосинтетов. Они маршировали, вытянувшись шеренгой на несколько сотен метров.
Сердце Виктора встрепенулось, запорхало, стало заикаться и пульсировать в предвкушении. Вот оно. Свидание со смертью. Вот они всадники Апокалипсиса. Неспешно движутся к нему. Что ж… Он подождёт. Пара километров? Чуть меньше? Ещё меньше. Не торопятся. Пока не торопятся. Кажется, солнце почти село, подарив неожиданную для этого тяжёлого серого дня золотую нить у края мира. Сотня метров? Ускорились, или Виктору показалось.
- Убить себя! Уничтожить весь мир! - едва не срывая глотку, проорал Виктор.
Биосинтеты бросились к нему. Настигли. Он отдался им всем своим существом, ведь он так ждал их. Но он успел сыграть свою роль в этом спектакле. Рука вцепилась в припрятанный детонатор - и раздался взрыв. И ещё один. Цепь взрывов прокатилась по перекопанному полю, вспарывая землю гейзерами, разрывая туши биосинтетических солдат. Вендетта.

========== Альмаматер. Б ==========

«…Убить себя, уничтожить весь мир…». Мысль, как эмоция, как простреливающая краниалгия, шарахнула в голову, обдав пурпуром лицо и уши, растеклась лавой на затылке, обожгла сердце. Не самое лучшее пробуждение. Буря эмоций охватила нутро Александра. Всё, что было ему дорого, гибло сейчас, рушилось. Жизнь обрывалась в мёртвых руках биосинтетов. Самое ценное, лучшее, что с ним было, летело в Тартар. А неоновый дисплей, наконец, инициализировал команду.
ПОЛНОЕ САМОУНИЧТОЖЕНИЕ КОЛОНИИ «АЛЬФА» И ВСЕХ ЕЁ ДОМЕНОВ
Александр не верил своим глазам. Перечитал короткое предложение несколько раз. Прочитал длинную сноску с перечислением всех объектов. Вдумался. Что это значит? Самоуничтожение самой крупной марсианской колонии, её мелких доменов, в том числе всей лунной колонии, околоорбитных кораблей, военных станций на Земле и самоликвидация биосинтетических организмов. И как бы ему ни хотелось запустить команду к исполнению, он должен был осознать масштабы. В его руках оружие, способное полностью истребить всех колониальных людей как вид. Уничтожить всю систему, загубить всю империю, казнить невинных людей, детей. Почему они должны расплачиваться за чужие ошибки? И почему возможность решать, жить им или умереть, предоставили именно ему? Что это, если не очередное издевательство? Что это, если не очередная проверка на вшивость? Ну, разумеется!!! Как он сразу не догадался! Браво, Альмаматер, браво, альмасамка! Какая хитрая тварь! Послала его на Землю убивать друзей, зная заранее, что ему придётся это сделать, зная, что они обречены. Голова Александра гудела. Подлость! Подлость! Подлость! А они всё равно обречены. А он, утвердив эту команду, собственноручно выроет себе могилу. И никакие фальш-заслуги перед колонией не спасут его. Он запустит процесс ликвидации не только колонии, но и себя самого, понимая, что никого не смог спасти, а только помог колониальным солдатам истребить земных людей, убить свою возлюбленную и его собственную дочь! Какое коварство. Да он сам захочет смерти! Но здесь подстава - смерть его ничего не принесёт, тело его лишь пополнит материей банк танатологической лаборатории. Александр сардонически расхохотался. Ты так этого хочешь, долбаная сука?! Ты, правда, этого хочешь? Назвать меня изменником и террористом? Увековечить меня как великого злодея,  жаждущего уничтожить систему ради розововолосой бляди? Этого ты хочешь? Какая красивая история! Достойно художественной беллетристики! Тебе нужен антигерой? Что ж… Александр скрипнул зубами. Ты его получишь, мразь. Ты его получишь. Глаза Александра метали молнии, отражая голубое сияние дисплея.
- Команду самоуничтожения подтверждаю! - сказал Александр, не таясь. Он сыграет по её правилам. Будь, что будет. Всё, что он мог бы сделать - он не сделал. Ничего не сделал. Никаких решений за себя он не принял. Всю свою жизнь провёл ведомый. Что уж теперь… Ведомым и помрёт.
ПРОЦЕСС САМОУНИЧТОЖЕНИЯ НЕВОЗМОЖНО БУДЕТ ОСТАНОВИТЬ. ВЫ УВЕРЕНЫ?
Предупредила система.
- Да, - твёрдо и холодно ответил Александр.
На экране пошёл десятисекундный отсчёт. Александр отстегнул ремни, фиксирующие его в кресле.
10
Он ждал, что за ним вот-вот явятся военные из командного состава «АЛЬ_Фаэтона».
9
Он успел удивиться, почему ещё никто не пришёл за ним.
8
Подумал, каково это быть главным злодеем? Он ведь никогда не примерял на себя эту роль.
7
Террорист, твою мать.
6
Психопат и розововолосая блядь
5
А что, если это была не штука и не коварство старой дуры?
4
Может, она сама старая психопатка, ненавидящая себя за то, что сделала со своим народом?
3
И тогда… он - её последняя надежда. Сумасбродный юнец-идиот, пошёл на поводу. Повёлся…
2
А если и так? Он самый страшный убийца тысячелетия. Или спаситель Земли?
1
Ведь там… осталась его… ДОЧЬ

Он успел направить прощальный взгляд на Землю, маячащую в иллюминаторе. Рассмотреть индиговые разводы океанов с белоснежной молочной пеной воздушных масс. И в этот момент корабль, принадлежащий колонии «АЛЬ_Фаэтон», на котором летел Александр,   разлетелся на куски, распространяя осколки по космическому пространству.

***

Карп потеряла счёт времени. Никто не возвращался, никаких вестей. Ничего, кроме трясущихся стен бункера, красочно говорящих о том, что заминированное поле всё-таки пришлось взрывать. Карп старалась не думать о наихудших вариантах - оставалась слабая надежда, что выжившие попрятались в высотках города или в лесах. Спать она не могла, поэтому растолкала Шубу, которая уснула рядом с Евой.
- Я хочу выйти.
- Ты обалдела? Это запрещено, - встревожилась женщина.
- Я воспользуюсь потайным коридором. Запасным ходом. Ты меня выпустишь.
- Я на это не подписывалась! - отрицательно качнула головой Шуба. - Я не пущу тебя.
- А я не спрашиваю твоего дозволения. Я решила. И выйду. Если не задраишь за мной межблочные шлюзы, твари сюда влезут.
- У тебя дочь! - шёпотом выкрикнула Шуба и покрутила пальцем у виска.
- Да. Но у меня и вся жизнь наверху осталась. Там все. Или ничего. Я не могу торчать здесь неделями. Я хочу знать правду. Кто, если не я? - Карп с мольбой посмотрела на неё.
Глаза Карпа блестели во тьме бункера. И Шуба сдалась.
- Пойдём, - решилась она, подоткнула под спящую Еву одеяло и направилась за Карпом.
Молча они преодолели несколько длинных коридоров, с трудом открывая и закрывая большие тяжёлые двери, и свернули в узкий ход, освещённый мигающей тусклой лампой, базирующейся на автономном источнике питания, энергия которого, по-видимому, была на исходе. Долго плелись по проходу, то и дело слыша, как капает вода и разбивается о железный пол. Впереди большая круглая дверь. Две женщины навалились на неё и, наконец, отворили.
- Дальше я одна, - произнесла Карп и поцеловала Шубу в щёку. - Ты - мой ангел хранитель. Только тебе я могу доверять.
Шуба промолчала и, кажется, быстро перекрестила удаляющуюся спину девушки. Карп прошла ещё несколько сотен метров и, нащупав в тупике на стене железную лестницу, полезла вверх. На поверхность. Она с силой толкнула люк и сдвинула его в сторону, пыхтя и сдувая волосы, прилипающие к лицу. Затихла, ожидая чего-то. Минуту слушала своё дыхание. Минуту старалась не издавать никаких звуков. Набралась решимости и высунула голову из бетонной норы. Огляделась. Вокруг никого. Тогда она аккуратно выбралась, поднялась с колен, отряхнула землю со штанин и попыталась сориентироваться. Она развернулась в сторону, где из-за кромки леса выглядывали верхушки самых высоких зданий. Мир встречал рассвет. Дым затухающих пожаров поднимался над деревьями. Туманная дымка стелилась по траве. Напуганная, но решительная, она брела по изумрудной траве, собирая росу на ботинки. Желая осмотреться, она взобралась на небольшой холм, что был когда-то краем песчаного карьера, сейчас сплошь заросшего буйной травой и молодыми деревьями.
Город лежал перед её взором в руинах - чёрный, словно уголь, - а из-под сизого марева, клубившегося над ним, пробивались первые лучи рассветного солнца.
Она ещё не знала, что теперь она Альмаматер. Мать. Первая женщина Новой Земли.

========== Альмаматер. А ==========

- Альмаматер, - он очнулся.
Голоса растягивались в его голове, как плавленая пластмасса. Сквозь узкие щёлки век белый свет пролился на сетчатку глаза. Он моргнул, снова закрыл глаза, слушая речь, тонущую в ушных раковинах. Тупая боль сдавливала голову в тисках.
- Стабилизируется.
Мир снова пошатнулся, он невольно вздрогнул, ощутив локтём столкновение с чем-то твёрдым. Отдалённый скрежет словно запустил что-то в движение, его тело качнулось вместе с тем, к чему, по-видимому, было прикреплено. Он ощутил, что его приводят в вертикальное положение и решил снова открыть глаза. Веки лениво приподнялись. Пошевелиться он мог, но едва. Голова была плотно зафиксирована, перед носом маячила конструкция, огибающая голову полусферой.
- Поздравляем, - тёплая речь лилась откуда-то сбоку, - вы прошли альфатест. - Наконец, появилось лицо обладательницы тёплого голоса. Она распахнула полусферу, служившую ему своеобразным «намордником», посветила в глаза, провела какие-то манипуляции со своим ассистентом, пока пациент молчаливо наблюдал, возвращаясь в реальность.
- Могу я… поговорить с ней? - Ал не узнал свой голос, память медленно возвращалась к нему.
- Вы уверены, что уже готовы?
Ал коротко кивнул, чувствуя неимоверную сухость в гортани.
Медработник вызвал панель связи, ввёл коды, пока врач внимательно наблюдала за пациентом, отслеживая его жизненные показатели на мониторах.
Александр терпеливо ждал, рассматривая стены медицинской барокапсулы и дисплеи с мелькавшими на них проекциями внутренностей и результатами сканирования.
Наконец, двери с шипением разъехались в стороны, и в помещении появилась она. Гибкое упругое тело облегал термокостюм нового поколения, розовые волосы, аккуратно собранные на затылке в пучок, добавляли белоснежному миру яркий акцент фуксии.
Стоило ей появиться, медицинские работники сразу же тактично удалились, дав возможность поговорить наедине.
- Ты была там… - прохрипел Александр, растянув ссохшиеся губы в подобии улыбки.
- Паршиво выглядишь, - ответила розововолосая, - но я счастлива, что всё закончилось.
- Сколько времени я был там?.. - выдавил Александр.
- Неделю.
Александр на минуту прикрыл глаза и тихо проговорил:
- Я успел прожить там целую жизнь.
- Я знаю, милый.
- Я… считай, прожил и их жизни, я видел всё… их глазами. Это… невероятно. Это всего лишь сон, никого из них не существует, но… - Александр не справился с эмоциями. Глаза его покраснели и увлажнились.
- Я знаю, милый. Это не бывает легко. Главное, ты справился. Ты прошёл тест. - Она сжала его руку, лицо её было серьёзным и сосредоточенным.
- Я справился, - повторил он. - Это ради всеобщего блага, чтобы не повторять ошибок прошлых поколений.
- Ты справился, - снова повторила она, но вдруг улыбнулась и добавила со смехом, - но несколько раз был готов к провалу: первый раз, когда сомневался - выходить ли в запретку, второй раз налажал конкретно, когда улетел, третий раз - под конец, когда дезертировал. Все уже сомневались, пройдёшь ли, но я поставила на тебя. Выиграла всё-таки…. А ещё… твоё сознание… оно так интерпретировало меня… - она замялась, - я сначала даже обиделась.
Александр с трудом рассмеялся.
- И как тебе моё кино? Ужасает?
- Наверное… - протянула она, - но мне понравилось. Поздравляю, ты теперь член совета колониального конклава. Твой гуманизм и моральные принципы прошли проверку. На благо колонии АЛЬФА, дабы не повторять страшных ошибок прошлого… - закончила она. - Я должна идти. Ты ещё слишком слаб. Поправляйся быстрее. - Она поцеловала его в щеку, потом в лоб и вышла прочь. Двери закрылись, нормализуя давление в барокапсуле. Тишина давила на уши. Жужжали датчики жизнедеятельности.
- Альмаматер, а теперь… - заговорил Александр, обращаясь к искусственному интеллекту колонии, - для всех играет… АЛЬФАБИТ! - Он поставил акцент на последнем слове. И из динамиков на громкой связи зазвучала музыка.

© Марик Войцех 2015-2017 Москва