Утренний кофе

Если бы я верил в Бога, черта или на худой конец в высшее провидение, я бы сказал, что злой рок послал его мне той весенней ночью. Но я давно ни во что такое не верю. Он неожиданно шмякнулся на капот моей машины, когда я съезжал на второстепенную дорогу, возвращаясь к себе домой. Только и всего. Но, сидя на корточках и глядя на парня в каше из грязи и талого снега, я думал, что ничего красивее в жизни не видел. Он был прекрасен, как ангел, хотя и пах так, словно всю последнюю неделю питался только виски и шоколадом. Не мальчик, а конфета с ликером. Я ощупал его, но травм не нашел, так что если врач тут и требовался, то только нарколог. Оглянулся вокруг, прикидывая в объективы скольких камер дорожного наблюдения я мог попасть и, перекинув его через плечо, запихнул в машину.
В моей огромной квартире, до жути напоминающей мой собственный офис: та же мебель в стиле минимализм, почти тот же вид из окна, единственное отличие — огромная кофемашина стоимостью с хороший автомобиль, снял с него перепачканную одежду и застыл перед ним, словно он — древнее божество, а я — темный абориген. Хрупкий, совсем мальчик — ни одной накачанной мышцы, только белая гладкая безволосая кожа. Темно-русые густые волосы, пушистые ресницы на полщеки, и даже при том, что глаза были закрыты, я уже знал, они светлые — серые или голубые. Мне хотелось погладить его хотя бы по плечу, но я не смел к нему прикоснуться. Весь остаток ночи я представлял, как утром он проснется и выйдет на кухню — смущенный, порозовевший, стыдливо кутаясь в простыню. Я сварю нам двоим классный кофе и мы выпьем его, сидя рядом у окна и поглядывая друг на друга. Я буду гладить его запястье и смотреть на него. Потому что на него невозможно не смотреть.
Проснулся он поздно — часам к десяти. Вышел на кухню, хмурый, в одних трусах, и, не здороваясь, даже не глядя на меня, пошел к холодильнику. Покопавшись, выудил оттуда бутылку молока и стал пить прямо из горлышка. Я завороженно смотрел, как по его гладкой груди стекает тонкая белая струйка и у меня было ощущение, что я смотрю красивое кино. Если бы я был с такого бодуна, у меня бы был полный комплект: красные глаза, серый цвет лица, перегар. А этот при свете дня был даже красивее, чем накануне ночью. Сплошное очарование юности: челка, коленки, глаза. Напившись, он наконец посмотрел на меня. Глаза у него были голубые, как я себе и представлял.
— Трахал? — спросил он меня спокойно.
Я почти сошел с ума от нелепости этого вопроса. Я? Его?
— Нет, — разлепил я сухие губы.
Он помолчал и сделал еще один глоток молока.
— А хочешь? — спросил он так, словно спрашивал, как пройти до метро.
— Нет, — опять повторил я, хотя это была неправда. Я хотел его дико. Я только не понимал, как можно, его, такого красивого, молодого и прямо сейчас.
Он кивнул и поставил молоко на столешницу.
— Врешь, хочешь, — посмотрел он на меня внимательно. — Я в таких вещах не ошибаюсь.
— Погоди, — совсем растерялся я от того, что весь мой сценарий летит к черту, — давай кофе выпьем?
Он отрицательно помотал головой:
— Я не пью утром кофе с клиентами. Ты же хочешь стать моим клиентом? По глазам вижу — хочешь.
Потом подошел ко мне не спеша, встал на колени, расстегнул мою ширинку и посмотрел снизу вверх своими невозможными, чистыми, голубыми глазами.
— Первый раз — бесплатно. Тест-драйв, так сказать.
Вот так все и произошло. Любовь бывает разная. Бывает и такая. Я хотел ухаживать за ним долго и не сметь надеяться на первый поцелуй, а стал его постоянным по вторникам. Не потому что я люблю вторники. А банально потому, что вторник — единственный день, который он смог для меня выкроить, сдвинув свое плотное расписание. Мальчик-проститутка из элитного эскорт-агентства. Самого дорогого в Москве. Он был там лучшим. Суперпрофессионал. И не мальчик — двадцать лет. Очередь к нему на полгода вперед. Мне он сделал исключение за то, что я «не переехал его на своем крейсере». С тех пор приходил почти каждый вторник, если только его не выкупал какой-нибудь олигарх, чтобы слетать в его компании куда-нибудь на Сардинию. Приходил в семь вечера и оставался до семи утра. Эти двенадцать часов были самыми сладкими и самыми горькими в моей жизни. Сладкими, потому что ни с кем и никогда мне не было так хорошо. Горькими, потому что его мог поиметь любой, способный выложить сумму с пятью нулями. Я жил только этими вторниками, хотя, конечно, я тоже мог бы выкупить его на недельку, чтобы съездить с ним в отпуск. Но я интуитивно понимал, что от недели с ним мой мозг окончательно перегорит на хрен и навсегда. А раз в неделю, по вторникам — это тот необходимый минимум, чтобы моя жизнь продолжала теплиться во мне и чтобы не подсесть на него окончательно. Как под капельницей — по чуть-чуть.
Пару месяцев спустя я не выдержал и, наплевав на все, предложил ему бросить его бизнес и переехать ко мне. Я хотел выкупить его у агентства и устроить к себе в офис для начала, потом с сентября — учиться, но он неожиданно лишь рассмеялся. Оказалось, он полностью доволен жизнью.
— Но ты бы мог заниматься тем, что тебе действительно интересно, — говорил я и мне самому казалось, что произношу какой-то заученный набор банальностей.
— А если мне интересно именно «это»? — он выразительно кивнул на кровать и посмотрел на меня так, словно перед ним полный идиот. — Если это то, что я действительно люблю и умею делать профессионально? Ты же знаешь, я — лучший, — с этими словами он подцепил из вазы с фруктами банан и, широко открыв рот, погрузил его себе в глотку полностью, демонстрируя полное отсутствие рвотных рефлексов и заставляя кровь быстрее приливать к моей промежности.
— Но почему? — не понимал я.
— А почему бы и нет? — пожал он плечами, довольный эффектом. — На меня такие расценки, что я почти накопил на квартиру; я много путешествую и мне не нужно сидеть в офисе восемь часов в день, а, главное, я люблю секс. Пойми, я действительно получаю удовольствие от того, что делаю. Ты же не можешь спорить с тем, что в постели мне нет равных?
Это было чистой правдой. Трахался он так самозабвенно, словно слаще секса ничего в жизни не было. Бог был в постели. Ничего наигранного, ничего того, что угадывало в нем проститутку — только чистая страсть и желание. В этом, видимо, и был секрет его популярности.
— А не противно ложиться под каждого встречного? — не сдавался я.
— Ты хотя бы представляешь, кто мои клиенты? — спокойно спросил он. — Я же не трахаюсь с бомжами. И потом, ты же собираешься делать то же самое? Только бесплатно. За утренний кофе.
Я пытался еще что-то сказать, но он молча толкнул меня на кровать, сел верхом и облизал губы. На этом дискуссия была закончена.
Время шло. Я мучился. Я заплатил бешеные бабки, чтобы узнать список его постоянных клиентов, и теперь не мог смотреть выпуски новостей — кто бы мог подумать, что среди наших политиков и бизнесменов столько пидарасов. Мои потребности снизились до смешного, я хотел одного, чтобы однажды он остался выпить со мной мой утренний кофе. Но он был непреклонен. У него были принципы. «Утренний кофе с клиентом — это не мое». И он уходил. А я после его ухода не мог даже пойти в душ — боялся смыть с себя его запах. Воспоминаний о его визите мне хватало до вечера среды, а потом я начинал ждать следующей недели. Я старался не думать, что будет завтра, ограничиваясь необходимостью дожить до вторника. Это был мой режим сохранения.
А однажды все изменилось. Он пришел притихший. Смотрел не на меня, а словно куда-то вглубь себя самого и тихо улыбался. После нашего первого захода он перевернулся на живот и рассеянно сказал:
— Знаешь, я, похоже, влюбился, — и протянул мне мобильный, на экране которого красовался молодой подкачанный смазливый парень. — Его зовут Женя. Ты представляешь, он тоже работает в нашем агентстве. Странно, и как я его сразу не разглядел? А вчера мы пошли попить кофе и разговаривали часа четыре. Так странно… Мне кажется, он меня тоже любит.
Я тупо смотрел на фото человека, который пил с ним кофе, отвлеченно думая, что кофе скорее всего был дрянной, пили они его, вероятно, в какой-нибудь паршивой «Шоколаднице», парень этот не семи пядей во лбу и разбегутся они, наверное, через месяц.
— И как же любовь вяжется с твоей работой? — поинтересовался я спокойно.
Он пожал плечами:
— Не знаю пока, но, может, ты был и прав — надо бросить все это к чертовой матери и пойти учиться. Женя тоже так считает. Я мог бы стать дизайнером интерьеров…
Вместо ответа я настойчиво перевернул его на спину. Я хотел, чтобы он замолчал. Он с готовностью закинул ноги мне на плечи и слегка прогнулся, когда я вошел.
Я наращивал темп, держа его за плечи, и понимал, он сейчас не со мной. И я не смогу сделать ничего, чтобы удержать его. Он не мой, он никогда моим не был. Все, что я мог, только оттрахать его как следует. Я знал, он любит жесткий секс. А я всегда стремился доставить ему удовольствие. Не показное — настоящее. Ему нравилось, когда я слегка придушивал его — недостаток кислорода дает острые ощущения. Я положил руки ему на шею и он прикрыл веки, чтобы сконцентрироваться на своих чувствах. А через минуту резко распахнул их, когда мои пальцы сжались сильнее. В его глазах был ужас, его руки взметнулись, пытаясь оттолкнуть. Он не понимал, ведь он верил мне.
Я видел его страх и то, как багровеет его лицо. Видел до тех пор, пока мои глаза не заволокла радужная пелена слез. Я знал — надо разжать пальцы, но мои руки словно свело судорогой от горькой обиды за то, что в этой жизни можно иметь все, кроме того, что действительно нужно. Я плакал по нему, по себе, по моей никому не нужной любви и думал, что я всего лишь хотел выпить с ним свой утренний кофе. Мои слезы, которые я не мог вытереть, капали на его красивое лицо, из которого уходила жизнь, пока он судорожно цеплялся за меня и пока меня не накрыло оргазмом и я не обмяк, падая на него — уже неподвижного.
Потом наступило утро. Прекрасное, розовое, ослепительное утро. Я завернул его в простыню и перенес на кухню, удобно устроив на маленьком диванчике. Он лежал рядом, такой же красивый, как всегда: длинные ресницы бросали синюю тень на щеки, чуть припухшие губы приоткрыты — если бы не бессильно висящая до полу рука, могло показаться, что он спит. Я включил кофемашину, достал пачку лучшего кофе. Запах был непередаваемо божественным. Он щекотал ноздри и кружил голову. Я поставил на стол две крохотные чашки, сварил нам кофе, и все было так, как я и хотел. Я сидел в рассветных лучах солнца и пил свой утренний кофе. С ним. И думал, что теперь все точно будет хорошо.