Вирт

Какая спина! На секунду застреваю взглядом на аватарке и прокручиваю страницу ниже, просматривая другие сообщения. Отсосу… не то. Ищу нежного нижнего… не то. Натяну по… Не то! Мне нужен не рекламный слоган, мне нужен ре-зуль-тат. Так, что тут у нас? Рост, вес, предпочтения и фотография. Встреча на один-два раза на нейтральной территории. Хм… подходит? Вполне. Набираю стандартный текст, фактически дублирующий исходник: рост-вес-предпочтения. В ожидании ответа возвращаюсь к той, другой аватарке.

Почти моментально приходит сообщение с уточняющими вопросами. Отписываюсь. И снова к спине, такую бы в реале… Интересно, кто под аватаркой? Такие обычно выбирают себе мужички за сорок, обремененные брюшком, наметившейся лысиной и каким-нибудь «постоянством». В качестве постоянства выступает либо семья, либо работа, либо… довесок, одним словом. Он будет сначала млеть и переживать, трепетать, но как только почувствует себя увереннее – проявит истерический деспотизм, взращенный на компосте из собственных страхов и круто замешанных комплексов. А спина хороша… Косая сажень, уходящая вниз классическим треугольником, узкая талия, крепкие подтянутые ягодицы…

В углу монитора снова мигает конвертик. «Уточняющая» фотография и телефон. Оценив жест, я набираю номер.

– Привет, – здороваюсь я с моими «выходными». – Если это действительно ты, то я согласен. Вечер пятницы тебя устроит? Глеб? Очень приятно, – на периферии мысли мелькает «Жеглов», – Владимир, – обзываю я себя «дуэтным» именем. – Да, это мой номер. В шесть рано. Могу к десяти. Зачем? Давай обойдемся без реверансов? Знаешь отель «Резидент»? Устраивает? Я забронирую номер.

Пошло и цинично? А то как же… На протяжении всего диалога я не отрываясь скольжу по рельефу спины. Предвкушение встречи и тревожащая воображение картинка заставляют тлеющее желание набирать обороты, и заинтересованность в голосе наливается правдой, окрашивая его хрипловатыми нотами. Ставлю «напоминалку», а то с меня станется, и забыть могу.

Любопытство, мать его, не отпускает меня от аватарки со спиной, я, щелкая на профайл, открываю страничку. Двадцать лет. Актив. Увлечение – плаванье. Познакомлюсь, общение, возможна встреча… бла-бла-бла. Кому ты чешешь? Двадцать лет. Еще скажи, ты на авке. Но пальцы уже оттарабанивают что-то остро-возбужденное. Ответ, как и предполагалось, не заставляет себя долго ждать и тоже проникнут голодным желанием отсексить все, что движется. Перебрасываясь обжигающими строчками слов, кошусь на часы. Я – упертый жаворонок и мысленно уже свил себе гнездо, хочется спать. Какой на хер вирт? Детское время вышло. Птичка готова спрятать голову под крыло. Так что шлю пошлейший смайл и с чистой совестью вырубаю комп.

Пятница, девять утра. Мой третий по счету кофе стынет рядом с мышкой, я, прикусив в нетерпении губу, методично и старательно забиваю свой день делами. Зная себя и свою неорганизованность, стараюсь составить расписание чуть ли не поминутно, иначе… иначе изведусь, поглядывая на часы каждую минуту, и к заветным 22.00 перегорю и передумаю. Итак, погнали?

– Тим? Тииим? – над ухом жужжит что-то неопределенное.

Отрываю уставшие глаза от монитора и постепенно выныриваю на поверхность офисных будней. Линзы пересохли и неприятно режут глаза, а победоносно малиновый вызывает желание зажмуриться и стрелять не глядя в этот невыносимый раздражитель.

– Тим, тебя шеф вызывает, говорит, твой любимый клиент опять перенес время встречи и будет сегодня. Иди отнеси документацию и приготовь… что ты там должен?

– Еб… его мать! – я в раздражении долблю по шуфлятке, та, вжикнув, убирается под крышку стола и благоразумно там застревает. – Мать! – психуя, цежу сквозь зубы и выдираю папку с документацией, почти вырывая нужное. – Блядь! Не нависай надо мной! – рявкаю я на девушку, которая с любопытством наблюдает эту бурю в стакане воды.

– Сам ты блядь, – инертно возвращает мне она, оправляя невыносимо малиновую блузку. – И, наверное, хорошая, раз к тебе с такой регулярностью приезжает этот мудак.

«Этот мудак» реально угрожает моим пятничным планам. Поэтому к шефу я несусь птичкой. Грохнув на его стол необходимое, смотрю, как он невозмутимо варит себе кофе. Окинув негодующее нечто, застывшее возле его стола, он профессорским жестом поправляет очки и заявляет:

– Не пыли, Тимур. Успеешь, куда ты там собрался.

– Угу, – иронично хмыкаю я в ответ, – как же.

Главное не спешить, а то успеешь. Я смотрю на шефа, тот неторопливо, с удовольствием уходя в детали, полощет клиенту мозг. Я пытаюсь сохранить на морде лица индифферентное выражение. Лишь бы не показать, как я заинтересован свалить отсюда, иначе «этот мудак», явившийся без пяти минут шесть, почует и точно растянет волынку как минимум часа на три, а то и четыре. Но сейчас, наблюдая наше «добровольное» и неторопливое сверхурочное присутствие, он явно начинает скучать и поглядывать на часы. Шеф откровенно тянет кота за причинное место, показывая, что мы, в сущности, до понедельника абсолютно свободны. В итоге мудак прерывает его и скомканно прощается, делая вид, что у него еще хуева туча дел.

– Восемь тридцать, – заявляет мне шеф. – Успеваешь?

– Спасибо, – смущенно чешу я в затылке, – тут такое дело… я уже обещал. Неудобно будет опоздать или не прийти.

– Гуляй, пока молодой, но чтобы в понедельник как штык. Остр, актуален и заточен на работу. 

– Само собой, – и можно бы уйти, но меня держит неловкость. 

Мой шеф неторопливо и тяжеловато облачается в верхнюю одежду.

– Подбросить тебя, что ли? – по-своему истолковывает мою заминку он.

– Было бы супер, – не вижу смысла ломаться я. – Вот скажите мне, что он за человек такой? Ему что, реально нечем заняться в вечер пятницы?

– Комплекс главного говнюка. Есть такая штука. Он из бывших госслужащих. Они эту привычку изжить не могут.

Дома я быстро укомплектовываю свою тушку ужином и зависаю среди разбросанных вещей. Сколько раз уже собирался купить себе что-то нейтральное. А то либо костюм и рубашка в придачу, либо это блядство, слезающее с задницы, стоит чуть сесть, и тишки с большим вырезом, купленные в запале и желании продемонстрировать канувший в лету рисунок хной на ключицах. То ли ботаник, то ли хастлер. Хоть бы одни приличные «джинны»! А! Ладно! Не замуж же позвали, обойдусь тем, что есть.

Глеба я замечаю сразу. Замечаю и офигеваю. Блядь, джек-пот какой-то! Здравствуй, гигантер. Я киваю ему, мы треплемся на отвлеченные темы, сканируя друг друга не хуже, чем рентген. Я демонстративно кручу ключи на пальце и вижу, как темнеют его глаза, чувствую, как тело наливается темной мощью желания.

– Пошли? – киваю я в сторону лестницы.

– Пошли, – широкая грудь гигантера вздымается мощными рваными вдохами.

Дверь номера закрывается тихо и аккуратно. Глеб растерянно проходится по комнате и, взъерошив короткий ежик, сообщает мне:

– Я первый раз вот так в сети нахожу… Словом, я не в курсе, как оно все делается. Поведаешь?

– Традиционно, – хмыкаю я, стягивая с себя тишку, – насколько это возможно в нашей ультрамариновой среде.

– Тебе нужно подготовиться?

– Я как пионЭр. Всегда готов, – стягиваю я уже джинсы и поэтому пыхчу. – Ну? – подгоняю опешившего «новобранца», – надеюсь, я у тебя не первый опыт?

– Нет.

– Зашибись. Иди ко мне.

Глеб, наконец, отмирает и в лучших армейских традициях разоблачается за пару секунд. Аккуратно пристроив свои брюки около моих небрежно брошенных, он осторожно вытягивается рядом.

– Страшно раздавить тебя, – признается он.

– Это я бояться должен, – ржу в ответ. – Секс онли защищенный, – выкладываю презервативы рядом с подушкой.

– Че-т мне так стремно. Непривычно. Давай я тебя хоть поглажу. Можно?

– Можно. И целовать можно, я же не хастлер.

Глеб, пользуясь моим согласием, начинает неторопливо изучать мое тело, я раскидываюсь на кровати, позволяя знакомиться с моими скромными килограммами. У нас впереди вся ночь, можно и не гнать лошадей, вернее, жеребца. Руки становятся увереннее, они уже не столько изучают, сколько вполне недвусмысленно ласкают. Я плавлюсь от желанной ласки и предвкушения. Обрисовывая небрежными движениями мощь нависающего надо мной тела, откровенно кайфую от щедрости природы. Глеб, вполне освоившись, подминает меня под себя. Я, чуть задохнувшись, стучу по спине:

– Эй, не переводи меня в режим 2D, трехмерный я лучше.

– Давай я тебя потяну немного?

– Угум, – я развожу ноги и ловлю его губы в затяжной поцелуй. В голове почти осязаемо отщелкивают все зажимы, отпускают желание разливаться жаркой волной по телу, концентрируясь в паху, нагнетая температуру страсти.

Пальцы Глеба неторопливо оглаживают мои ягодицы, с каждым движением приближаясь к анусу. Наконец они, описав колечко плотно сжатых мышц, ласкают его, нанося теплую густую смазку.

– Пусти, – шепчет он мне в губы.

– Велкам, - выгибает меня в желании навстречу. - Ох ты ж бля! - следом после вторжения пальца в заповедную зону. Нихуя се пальчики!  Это только один?  Когда к первому пальцу присоединяется второй, у меня уже, можно сказать, в наличии полноценный секс, потому как в общем объеме эти «пальчики» вполне соответствуют нормальному такому мужскому органу.

Откинув к черту любые принципы и ограничения, я, захлебываясь в стонах удовольствия, пытаюсь обвить ногами талию и насадиться еще глубже. Глеб, мешая тихий смех с поцелуями, пытается укоротить мое требовательное удовольствие.

– Подожди. Подожди. Я тебя точно порву или раздавлю.

– Бля… раздави, порви. Только давай уже. 

Позже, разморенный и довольный, я расползаюсь на Глебе. Вредно дергая темные волоски на груди, прислушиваюсь к довольному шипению.

– Уймись, зараза. Дай передохнуть.

Я приподнимаюсь, уперев в его ребра острые локти, и сдуваю челку с глаз.

– Я бы съел что-нибудь.

Глеб соглашается:

– Если ты меня костями пытать не будешь, я закажу что-нибудь, хочешь?

– Пошли подышим. Тут через дорогу есть пиццерия, я хочу жирный бургер с колой, и фри, и… мамонта.

– Что это за еда? Вот и вырастаете потом такими, на одну ладонь положи, а другой…

Я вдавливаю локти посильнее в ребра и мстительно вопрошаю:

– Что потом?

– Потом погладь, – сдается гигантер.

– То-то же. Я, может, и мелкий, но ты на мне кончился.

– Я кончился? – Глеб подминает меня под себя и рывком разводит ноги.

– А покормить? – успеваю деловито поинтересоваться я.

– Потом куплю тебе двойной бургер, – обещает он мне и, заткнув рот поцелуем, входит одним мощным толчком.

Слизывая горчицу с пальцев, я стараюсь не спешить, но одуряющий запах фастфуда и мой зверский аппетит делают свое черное дело.

– Не торопись, никто не отнимет, – усмехается Глеб, поглощая с не меньшим аппетитом фри.

– Не могу не спешить, – жуя, сообщаю я, – ща сдохну от истощения.

– Пф... Чувствую себя стремно. Ушатал ребенка, теперь вот сижу кормлю как педофил какой-то, – признается Глеб.

Я аж давлюсь от неожиданности. 

– Чего? Ребенка? Тебе паспорт показать?

– Серьезно двадцать четыре?

– Серьезно.

– Тебе и двадцать в натяг и с закрытыми глазами. 

– На, – вытаскиваю пластиковый прямоугольник водительских прав.

– Тимур, значит? – исподлобья бросает на меня взгляд Глеб.

– Значит, – ни грамма не раскаиваюсь я в обмане. – А не пофиг ли, как я себя обозвал?

– То-то я смотрю, что-то в тебе есть… от Тимура.

– Бгг, – ржу я почти в голос. – Наоборот.

– Что наоборот?

– Я Тимур и поэтому наоборот – чего-то нет.

Глеб откровенно тупит, но желание разделить мое немотивированное веселье заставляет его губы дрожать в сдерживаемой улыбке. 

– Крайней плоти, – поясняю я не догнавшему шутку.

Глеб откидывается на спинку стула и искренне смеется, а я, обрывая смех, вдруг жалею…

Жаль, что мы так.

Очень жаль. Сейчас посмеемся, поедим и разбежимся по разным уголкам и разным вселенным. Он, наверное, неплохой. Ласковый, беззлобный и смешливый. Но у нас знакомство на один-два раза… Один уже открыжили.

– Вернемся? – Глеб, уловив мое изменившееся настроение, заглядывает в лицо.

– Я, наверное, поеду, – отводя глаза и ковыряя пластик стола, сообщаю я.

Глеб молчит. Потом, торопливо обхлопав свои карманы, достает визитку:

– Я не настаиваю… Но если вдруг… Может быть, завтра встретимся?

– Вечером тут же, – щелчком отсылаю я ему визитку, лишая себя искушения переиграть условия встречи.

– Может, пораньше? Сходим куда-нибудь?

Я хмурюсь. Не хочу грубить…

– Подожди… Тимур. Послушай… Я тут ненадолго. Всего пара недель. Командировка. Так что навязываться не буду… Но, может быть? Может быть, ты подумаешь? По-моему, было неплохо?

– Неплохо, – было классно. Я сам жутко хочу предложить ему то, от чего сейчас так упорно отказываюсь. – Но давай не будем… усугублять?

Усугублять… Блядь. Обещал же себе? Не хотел же… Теперь стою на вокзале и натянуто улыбаюсь Глебу, на лице которого застыла точно такая же улыбка. Слишком много человечески теплого скопилось между нами за эти две недели. Неожиданно много, и это расстояние, которое вбивается между, теперь выстужает и обдирает душу непривычным уже холодком одиночества.

– Я тебе напишу? Позвоню?

Я отрицательно мотаю головой:

– Лишнее.

– Мне было хорошо.

Теперь я согласно киваю, боясь обронить кучу едва удерживаемых слов про «не уезжай», «не забывай» и «возвращайсябудуждать». Не буду. Не буду я его ждать. Сейчас он сядет в поезд, и мерное постукивание колес намотает километры между нами, натянет до предела связавшие нас нити. Натянет, и нити, не выдержав, дрогнут и разорвутся. А там дом, друзья и привычная обстановка быстро заполнят нишу в душе, которую неожиданно разгреб я для себя. Кто знает, может быть, его кто-то там ждет. Ждет с точно такой же тоской, с какой я его сейчас провожаю. Прав Глеб, хорошо БЫЛО.

Вернувшись домой, я брожу по пустой квартире. На глаза с укором лезут заброшенные дела. Скоротечный роман, современные скорости жизни… Договорились за пару минут о сексе. Романили две недели. Теперь забывать… Сколько? Кошка, путаясь и выкручивая восьмерки, обтирает ноги, требует внимания. Подхватываю ее на руки. Она, откровенное незамысловатое животное, так хочет ласки, что, вцепившись когтями в ладонь, выглаживает сама свою мордочку. Тарахтит. Я смотрю на нее и ежусь в душе. Как же мы похожи… Я включаю ноут и, рухнув на кровать, начинаю бродить по бескрайним просторам сети. Ищу музыку, ищу другое настроение.

– Тим, останешься на дежурство до девяти?

– С хера ли? Мне сегодня мозг в горархитектуре вздрючили.

– Тимур, я в следующий раз перехвачу твое, когда нужно будет, – просит меня Таша.

– Ладно, – соглашаюсь я. Чего выпендриваться, все равно вечер «пустышка».

– Ты чудо чудное, – Таша, чмокнув меня в макушку, начинает собираться.

– Диво дивное, – ворчу я для проформы.

Вообще-то мне бы по-хорошему к ней на «Вы» и шепотом – слишком большая и почтенная разница в возрасте. Но так уж сложилось, что она сразу стерла эту разницу, нивелировав ее своим отношением, принимая меня как равного.

– Все, упорхнула, не печалься, добрый молодец, посмотри в зеркальце волшебное, что в мире делается…

– Иди уже.

Закрыв дверь за Ташей, лезу в сеть. После Глеба я запретил себе гулять и искать развлечения на том черно-красном сайте для больших мальчиков «благородных кровей». Но сейчас, когда в душе поутихла завывающая неожиданной тоской вьюга, решаю заглянуть. Почистив ящик от спама и увесистой кучки предложений, я зависаю перед знакомой аватаркой с той самой спиной. Может быть, «поточить» язык? Тем более, судя по количеству оставленных мне сообщений, мой прошлый заход был весьма продуктивен.

– Привет, – если не ответит, пойму – подразнил и испарился из сети, про меня если не забыли, то забили наверняка.

Но ответ приходит почти мгновенно. Слово за слово, я начинаю улыбаться и только тогда, когда рот раздирает зевота и головушку клонит желание устроиться поудобнее на сгибе локтя, обращаю внимание на время. Час ночи епт! Вот и подежурил до девяти. Наскоро попрощавшись, плетусь домой. Как завтра встану?

Я против вирта. Правда, против. Это сплошная нервотрепка, общая вздрюченность, неудовлетворенность, красные кроличьи глаза и вечный недосып. Так что я против. Поэтому отмахиваюсь шутками от слов, которые становятся с каждым сообщением все откровеннее и откровеннее, выворачиваюсь ужиком из расставленных словесных капканов. 

– Ты знаешь, что «Китос» с греческого морское чудовище? – в очередной раз передергиваю я ник, глядя на уже знакомую аватарку со спиной. – Ты Кит. Так что до чудовища не дотянул, будешь морским чудом. Русалочка.

Ставлю ржущий смайлик и отсылаю, чтобы понизить общий градус переписки, который подобрался к отметке «горячо».

– Опять стебешь, ДримТим? – приходит мне ответ. – Значит, будешь прощаться.

– Буду, мне спать пора.

– Детский сад.

– Завидуешь моей соске? – посылаю я вопрос с двойным смыслом и с некоторым даже сожалением вырубаю комп.

Так шаг за шагом, слово за слово, мы незаметно выписываем легкое кружево виртуального флирта. Я по привычке сбегаю, когда петли, которые вырисовывает Кит, становятся уже и уже.

– Не уходи, ДримТим, – приходит мне просьба после очередных вечерних посиделок.

– А как же здоровый сон?

– Давай сегодня куда-нибудь уже качнемся, хватит балансировать на моих нервах.

– Условия?

– Предложение. Хочу увидеть тебя.

Я печально созерцаю аватарку. Зачем? Мне так полюбилась эта спина… Ну не смогу я с удовольствием урчать двусмысленности на грани приличия сорокалетнему побитому молью представителю среднего класса. Такую игрушку забирают… Надо признаться, что Кит вытянул меня из довольно-таки затянувшегося «межсезонья», заставил если не забыть, то изолировать те самые две недели с Глебом.

– Ладно, – соглашаюсь я, в конце концов все должно иметь свое развитие. – Сейчас подключу вебку.

Покрутившись перед черным глазком камеры и скорчив пару рожиц, я вопросительно смотрю на мигнувший экран. Ох ты бля… Ебический конфуз. Я созерцаю смеющиеся зеленые глаза на симпатичном лице и чувствую, как заливаюсь просто литрами киновари. Твою ж мать… Где тот мужичок, с существованием которого я уже почти смирился? Что это за чудо чудное сверкает на моем мониторе?

– Привет, – искрится мне чудо улыбкой и ерошит торчащие в разные стороны темные волосы.

– Неожиданно, – признаюсь я.

– Что?

– Я несколько не готов к подобному развитию сюжета. На авке твоя спина? – сдаюсь я.

– Моя. 

– Твою ж мать. Ты мне должен валидолку.

– Теперь не уйдешь?

– Уйду. Теперь мне надо заново взвесить все свои ценности и свое к тебе отношение. Инвентаризацию мозга провести. 

– Знаешь, кто ты…

– Я все про себя знаю, – усмехаюсь я в камеру.

Все-таки красота действует на меня отупляюще. И наши вечерние беседы уже стремительно скатываются до полушепота. Я все чаще задыхаюсь от не отпускающих, покалывающих кожу разрядов желания. Все чаще и откровеннее становятся просьбы, и все позднее я сбегаю в спасительные объятии сна. Я же знаю, что мы разные, что это ни к чему не приведет. Но мне вновь и вновь хочется увидеть, как смех в этих глазах перетекает в неприкрытое желание и как рука Кита тянется к монитору в стремлении прикоснуться к моему изображению. Все бесстыднее и откровеннее становится мой взгляд, который прикипает к телу Кита.

– Хочешь, я для тебя… – звучит однажды полуночный шепот.

– Хочу, – не хватает у меня сил отказаться.

И серость реальных дней уступает нереально яркому, неосязаемому и от того еще более желанному ночному пороку.

– Мы живем не так уж и далеко друг от друга, – звучит то самое, что я одновременно хочу и не хочу услышать.

– Верно, – соглашаюсь я. – Не так уж далеко. 

– Может быть…

Может ли быть?

– Тимур, соберись! Что происходит?

Я виновато выслушиваю нотацию шефа, в очередной раз проглотив желание зевнуть и потереть глаза. Надо как-то с этим завязывать, мелькает мысль. Работа хромает, личная жизнь перешла в разряд вуайерист-эксгибиционист. И главное, мы так и зависли на этом этапе. Я предложить не смею, и Кит больше не возвращается к своему вопросу о расстоянии между нами.

Вечером, привычно проглотив незатейливый ужин, я выхожу в сеть. Тишина. Кит не появляется ни через час, ни через два. Я кошусь на минутную стрелку, мысленно успокаивая внутреннее раздражение. Доводы у меня веские. Дела, у него могут быть дела. Но раздражение шипит и дергает ниточки эмоций – беспокойство, тоска, самолюбие, ревность… Почти насильно я заставляю себя выключить ноут и лечь спать. Проворочавшись добрую часть ночи, передумав и переиграв сотни разных сценариев, я наконец-то забываюсь тревожным, тяжелым сном. С утра, отмаявшись, не выдерживаю и проверяю почту. Опять пустота… Такая осязаемо острая. Однозначно с этими полуночными играми надо завязывать.

Письмо приходит только на третий день. Прочитав его пару раз, чтобы все же уловить смысл, я радуюсь. Как все просто…Соревнования. Не только я выбиваюсь от этого полуночного мозговыносящего и иссушающего полушепота, но и Кит потерял в результатах и его отлучили от сети на время подготовки. Он, выкручиваясь, буквально ворует моменты, лишь бы закинуть мне пару строк. А я пытаюсь оглянуться вокруг и нащупать реальную жизнь.

Реальная жизнь кипит в предпраздничной суете, маячит годовыми итогами.

– Праздники будем отмечать совместно с годовой встречей всех филиалов, – радует шеф новостью, – поэтому летим в… – и название города острой иголочкой оцарапывает мое сердце, вызывая резкий прилив крови к скулам. 

Только не думать… Не думать.

Пытаюсь спрятаться от себя и от зудящего вопроса в сотне дел. Да или нет?

Отправляю короткое сообщение с сухими, почти казенными фразами. Мол, с такого-то по такое-то буду в твоем городе. Контактный телефон, если вдруг… Да или нет? Я уже сам не уверен в том, что мне нужна эта встреча. Зачем ломать очарование иллюзий?

Горы, снег, общее собрание, горячее марево сауны, вечерний банкет, щедро подогретый алкоголем, а на задворках сознания все так же звенит струна. Да или нет?

Ожидание, накалившись добела, потихоньку перегорает, покрываясь пеплом разочарования, когда телефон наконец разрывается мелодией вызова. Я почти равнодушен, выслушивая радостно-смущенного Кита. Встретиться? Приглашает меня посмотреть на его заплыв?

Зря я согласился… Ох, зря! Пытаюсь отлепить голодный взгляд от Кита, который готовится к заплыву. Капельки воды блестят на гладкой коже, вызывая у меня сильнейшее желание снять их кончиком языка. Какие у него плечи! Какая спина! Утыкаюсь в сплетенные пальцы, пряча лицо. На нем, наверное, крупными мазками единственная мысль: «Хочу!»

Что-то бурчат в рупор, а я не в силах разобрать слова из-за возбужденного щебета девчонок, сидящих чуть выше. «Кит! Кит! Кит!» произносится с разной степенью обожания. Где-то внутри слегка огрызается ревность и заставляет меня внимательнее вникнуть в чужой разговор. Он переполнен школьным мусором: уроки, прозвища, домашки, факультативы и Кит. Имя, которое не сходит с уст, что он ответил, с кем сел, на кого смотрел.

Я слушаю и чувствую, как плечи каменеют от осознания местечковой катастрофы. Небольшое такое девятибалльное потрясение внутри отдельно взятого сознания… Кит – школьник? А девчонки продолжают вбивать факты в мое онемевшее нутро. «Школьник!» – синхронно свистку судьи верещит во мне слово, назначая мне штрафные и выписывая красную карту, лишающую шансов играть на этом поле. Я ошалело смотрю, как Кит первым оканчивает заплыв и в извечном жесте победителя поднимает руки. Словно в замедленной съемке вижу, как он, лучась улыбкой, идет к трибунам, благодарно откликаясь на поздравления. Его взгляд, вычленив меня из толпы, ни на секунду не отрывается. А я хочу испариться, провалиться сквозь трибуны, исчезнуть, стереть себя из этой реальности.

– Я рад, что ты пришел, – опирается он на поручень трибуны. 

– Поздравляю тебя, – пытаюсь выдавить я из себя слова.

– Награду победителю? – выдыхает тихо и хрипловато.

Я мог бы протянуть руку и стереть капли воды, бисером рассыпанные на его плечах. Мог бы кивнуть на тот вопрос, который безумной зеленью сверкает в его глазах. Мог бы… несколько минут назад.

– В каком классе ты учишься, Кит? – не глядя в его ищущие глаза, спрашиваю я.

– Это важно?

– Это охренительно важно, Кит.

– Выпускной класс. Что может решить год или два?

Я молча смотрю на хмурого парня. Не важно? Может быть, и не важно, но меня топят стыдом цепкие и пошлые вопросы. Хочется отмахнуться от них, но они впиваются в мозг, уродуя и искажая все то, что было.

– Сколько тебе? Семнадцать?

– Шестнадцать.

Пиздец. Восемь лет разницы. Никогда не думал, что в двадцать четыре можно почувствовать себя старым извращенцем, пускающим слюни на молодую плоть… Мудаком, который, захлебываясь своей страстью, вызывает только смех и жалость… Брррр… Нет! Это не про меня! Я агрессивно отталкиваю нахлынувшее ощущение и выливаюсь скопившимся ядом собственных комплексов, подпитанных разочарованием.

– Как ты понимаешь, нянчить детеныша синего кита я не в настроении. Так что спасибо за показательное выступление. Ариведерчи.

– Подожди, – Кит накрывает мою руку, лежащую на поручне.

Можно, конечно, повырывать лапку из этого захвата, но устраивать шоу для и так заинтересованно притихших девиц за моей спиной не хочется абсолютно. Поэтому я готов выслушать и даже держать на лице равнодушно-доброжелательный оскал.

– Подожди, Тим, мне остался еще один заплыв, не уходи, давай поговорим?

– Поговорим, – киваю я Киту. Лучше сразу расставить все знаки препинания. – Я тебя в кафешке наверху дождусь.

Топлю ломтик лимона в чашке чая. Перекипел. Местами даже стыдно за порывистость. Прибавил он себе пару лет. Херня какая. Да, это, конечно, вносит серьезные перемены в мои планы… Но бушевать? Что-то я… Неужели зацепило?

Кит появляется только через полтора часа.

– Думал, уйдешь, – признается он.

Я пожимаю в ответ плечами: 

– Чай будешь? Кофе тут откровенно дерьмовый.

– Не злишься?

– Забили. 

– Серьезно?

– Вполне. Но хочу сразу уточнить один момент. Ничего не будет.

Кит раздраженно выдыхает, опустив глаза в пол, а я жду. Уйдет? Останется?

– Поехали завтра в горы? Ты говорил, любишь горные лыжи?

– Поехали, – внешнее спокойствие прячет внутреннюю где-то даже щенячью благодарность. 

Что за парень? Почему с ним все состоит из сплошных неловких моментов? Сижу, пытаюсь вытравить из себя глубокое чувство неловкости, порожденное неумелыми попытками Кита исправить ситуацию. Он с грацией слона в посудной лавке изображает, что не только секс, даже совсем не секс интересует его. Уж лучше б резанул откровенным разочарованием от отказа.

– Я пойду, – не выдерживаю очередного «извинительного» па. – Завтра увидимся.

– Провожу?

– Только до такси.

На улице Кит поворачивает меня к себе и, вжикнув собачкой, наглухо застегивает замок куртки, прищемив кожу на подбородке. 

– Твою ж мать… – ругается он сквозь зубы.

И это последняя капля неловкости меняет физический состав атмосферы. Разряжает грозовую духоту смехом.

– Я идиот, да? – интересуется Кит, глядя на ржущего меня.

– Примерно такой же, как и я. До завтра?

Стоя перед зеркалом, я смотрю, как на подбородке желтым лепестком расцветает синячок. Метка. Забравшись в хрустящую постель гостиничного номера, я засыпаю еще до того, как голова касается подушки, и только где-то на краю сознания и иллюзий мелькает черным плащом откинутая предосторожность.

Сдвинув маску на лоб, грызу прилипшие к ворсу шапки комки снега, дожидаясь остальных. Душа выплясывает румбу, радуясь скорости, адреналину и чувству абсолютной свободы. Тело радостно рвется покорять новые трассы, и самолюбование подкармливается зрелищем неловких спусков, а то и падений. По-детски… ну да и ладно. 

– Еще раз? – азартно наступаю я на Кита, который устал и рад бы осесть где-нибудь за кружкой горячего пунша.

Он категорически мотает головой и начинает проводить мощнейшую пиар-акцию кафешкам. Талант! Слышали бы его, за рекламу приплачивали. В итоге я сижу над ополовиненной кружкой и откровенно клюю носом. Горячая смесь окуривает мой разум изумительным ароматом корицы, лимона и коньяка, мягко отрывает от реальности и уносит в расслабленное марево полусна. Мне так уютно и хорошо, что я пропускаю момент, когда рука Кита, опустившись на спинку моего стула, начинает не спеша массировать затылок и соскальзывать к седьмому-заветному-позвонку, рождая где-то внутри почти кошачье урчание. Встрепенувшись от слишком приятного чувства, явно не предназначенного для публичного места, я парой глотков допиваю пунш и вытаскиваю Кита из искушающего тепла кафешки. Но сбить теплую волну желания, искусно подогретую пуншем и этими мягкими касаниями, не удается. Вечер стремительно густеет, наливаясь чернильным цветом. Кит, придерживая за руку, тянет меня в одну из захватывающих все новые территории тень. Я знаю, зачем, и я даже помню озвученную позицию отказа. Но ночь нежна? И его губы накрывают почти незаметный мазок синячка на подбородке.

– Весь день смотрел на него и так хотелось поцеловать, – он снова касается легким поцелуем отметины.

«Еще чуть-чуть, и я остановлю все это… – обещаю я себе. – Только один раз».

Раз длится и длится, перетекая из легкого поцелуя, испрашивающего разрешения, в глубокий-узнавающий, и в поцелуй, желающий большего…

– Отпускай, – выдыхаю я в губы. – Я не железобетонный. Ты подтачиваешь мою веру в нерушимость собственных решений.

– Острослов. 

– Лучше бы остроум… Но это уже непоправимо.

Этот шепот губы в губы изнуряет иссушивающим желанием заткнуться и перейти к поцелую.

– Передумай, – искушают губы.

– Ни за что, – то ли отказываю, то ли соглашаюсь я и вырываю себя из объятий. – Спасибо, Кит. Но на этом все.

Сбежать! Сбежать, пока не передумал, пока меня не затопило по маковку вот этой теплой мощью, которая цунами идет от Кита. Я, падкий на ласку, моментально вспыхивающий, ведомый, стараюсь сохранить себя у той черты, за которой начинаются ошибки.

Курю, прижавшись горячим лбом к холодному стеклу. Закрыв глаза, перебирая драгоценные бусины воспоминаний, отщелкивая их уже по десятому разу. Какая опасная ситуация. Я-то думал – эгоистично уберег себя, а оказалось, вмазался почти по уши, разогрев свое желание отказом. Усилил запретную сладость собственным запретом. И теперь тело звенит, томной струной выводя в душе цыганщину страдания. Как же я так себя обманул? Господиии… как жарко шепчет под кожей желание, томится, плещется, не утихая ни на секунду. Закидываю голову, оглаживая ладонью шею, вспоминаю чуть приоткрытые губы в нескольких миллиметрах от моих губ. Вспоминаю неповторимый личный аромат. Вспоминаю капельки воды, пригревшиеся на широких плечах, и рука настойчивее разминает шею, плечи. Сползаю на пол по стене, чувствуя себя блядью такой, которой все равно кто, лишь бы прикоснулись, лишь бы подарили это трение кожи о кожу, хоть на мгновение притушили подкожный жар. Под закрытыми веками мелькают картины, от которых дыхание рвано и судорожно вырывается из легких. Я сейчас завою. Как же я себя так загнал?

Прячу взгляд. Боюсь, что кто-то увидит ту откровенную ластящуюся похоть, что плещется там. Не могу собрать себя в единую форму, и тело томно передвигается и чутко реагирует на раздражители. Ему плевать на мои принципы, ему нужно удовлетворить свои животные потребности, которые заведены до предела. Я скидываю очередной звонок от Кита. Не могу разговаривать, мне и тех крох воспоминаний много. Живу в лихорадке неудовлетворенного желания. И если днем на работе я еще как-то могу приглушить томность, звучащую в каждом жесте, то с наступлением ночи она становится почти неуправляемой. Я допоздна задерживаюсь на работе, стараясь не оставить времени для того, чтобы зайти в сеть, найти там знакомую аватарку с потрясающей спиной и сдать все свои позиции.

Неторопливо убираю рабочее место, тщательнее обычного разгребая стол, одеваюсь, гашу свет, все – медленно, щедро тратя время. Вечер поддразнивает порочно подмигивающими фонарями, подкидывая пошлые вопросы. Я поднимаю воротник куртки, пряча себя от этой шальной атмосферы.

– Привет, – врезается в мою спину знакомый голос.

Я оборачиваюсь, задираю голову и встречаюсь глазами с Глебом.

– Что ты тут? – выдыхаю я в морозный воздух.

– Тим.

И молчание. 

Сколько в этом молчании. Его вопросы, мои вопросы. Его просьба. Мое сомнение.

– Я тебя жду. Помню, где ты работаешь… но где именно? – он широким жестом обводит многоэтажный бизнес-центр, который таращится на дорогу тысячьюглазными окнами. – Телефон твой молчит.

– Командировка? – наконец выдыхаю я в морозный воздух.

– Да. На месяц.

И опять тонна повисших в воздухе вопросов.

«Почему нет?» – уговариваю я себя. Мне нужно, иначе я сойду с ума от этой лавы, кипящей внутри. Но что-то, что выкристаллизовалось в этих запредельных температурах, не дает мне кивнуть и качнуться навстречу Глебу. 

– Зря я тебя жду? – невесело улыбается Глеб.

К черту! Я вскидываю голову. Ради чего отказываться? Ради того, чтобы сгореть, пожираемым этим внутренним огнем, которому нельзя дать выплеснуться?

– Не зря, – как-то отчаянно выходит у меня. – Пошли? – пытаюсь я замять истерику, зазвеневшую в голосе.

Ночь, бредовая ночь. Я падаю и взлетаю в этих руках. Но веки мои крепко сжаты, потому что вижу я другого человека и ни на секунду не хочу разрушать свои иллюзии.

– Шальной, голооодный, – урчит Глеб, упираясь носом в мой затылок, прогибая и выгибая в немыслимо пограничных углах мое тело. Оно же, одурев от насыщенной, почти грубой любви, благодарно льнет и трепещет, откликается на любую ласку, требует еще и еще. Уже перенасытившись, все еще не может успокоиться, словно впрок запасаясь горячим нетерпеливым сексом.

После, разметавшись на смятой, перевернутой постели, я постанываю от еще бродящих по телу отзвуков. Они прокатываются волнами, оставляя легкий тремор в бедрах.

– Обалдеть, – горячая рука Глеба массирует ободранную и стертую поясницу. – Тебе нужно обработать спину.

– И локти, – соглашаюсь я.

– И локти, и колени.

Глеб встает, и я чувствую, как на поясницу выливается что-то холодное и щиплющее.

Раскаяние? Нет ни грамма. Мне удивительно спокойно. Отступивший телесный голод живительным образом прочищает мозг, и я понимаю всю свою правоту в истории с Китом. Не для меня он. И я не для него. Кто я? Обучающий материал? Парень, который научит некоторым фишечкам? Он перерастет меня и шагнет дальше… А я? Буду скулить вслед?

А с Глебом все честно, продолжаю я раскладывать ситуэйшн по полочкам. Мы нужны друг другу для этого чистого удовольствия, не претендующего на основную жизнь.

Мою спину массируют и втирают что-то нужное, заживляющее, я переворачиваюсь и улыбаюсь, подставляя колени. Улыбаюсь я Глебу.

Тру глаза. Не отрываясь от монитора, пытаюсь нащупать рукой флакончик капель. Линзы совсем пересохли, и ощущение песка под веками изрядно нервирует, но капли играют со мной в прятки. Все так же, не отрываясь от компьютера, хватаю урчащий голосом Микеле Локонте телефон.

– Слушаю, – раздраженно оповещаю я звонящего, посмевшего оторвать в такой момент.

– ДримТим, – слышу я в ответ и ловлю вдруг пересохшими губами воздух.

– Кит, – выходит у меня хрипло.

– Думал, сбросишь, как всегда.

– Надо было сбросить, – признаюсь я.

– За что ты так?

– Кит…

– Я тут, между прочим. Соревнования у нас. Приходи за меня поболеть.

Я сжимаю трубку так, что, кажется, корпус вот-вот хрустнет.

– Кит… Понимаешь?

– Помню я все. Но ты мне должен, как минимум, экскурсию.

– Хорошо, – соглашаюсь я. Не потому что должен. Потому что хочу увидеть. Урвать жадными глазами еще раз эти капельки на плечах, эту улыбку, это неповторимое, незабываемое…

Дежавю. Точно так же хочется утопить лицо в ладонях. Скрыть и спрятать от всех и самого себя то, что происходит внутри и катится волнами по лицу.

Рассматриваю других, и начинается «игра в мазохиста», суть которой очень проста – попытаться найти ответы на колкие вопросы. Зачем ты ему, ДримТим? Когда рядом такие же, как он: высокие, с ладными фигурами, схожими интересами. Вон тот блондин с тонкой полоской золота на запястье – его интерес созвучен моему. Я это чувствую всеми фибрами своей нетрадиционной души. Он, сверкая белозубой улыбкой, явно бросает вызов Киту и, не стесняясь своего тела, гордо демонстрирует разворот плеч, безупречную линию спины, идеальные ягодицы и бесконечно длинные ноги. Смотри, Тим, пытаю я себя зрелищем, как эти двое подходят друг другу. Там есть все. Общность и соперничество. А ты? То немногое, что можешь дать, и то держишь при себе, как последние крохи. Смотри! От этой тайной, но публичной экзекуции шумит в ушах, на душе заунывной волынкой тоска, но спина выпрямлена, и остатки злости, стянувшись в кучку, заставляют держать лицо.

– Красиво! – ежится от пронизывающего ветра Кит, любуясь на световую инсталляцию, превратившую фонтан в фэнтезийный дворец. – Но холодно. Как вы тут выживаете?

– Перебежками, – сообщаю я сжавшемуся от ветра парню. – Посмотрел? Теперь бегом отогреваться. Любишь национальную кухню?

– Я сейчас все люблю, где выше нуля градусов.

Мы буквально врываемся в полуподвальчик, любимый мною за теплый полумрак, который чуть-чуть рассеивается по-домашнему уютным желтым светом, лениво вырывающимся из стилизованных кованых ламп.

– Темнота друг молодежи, мне тут нравится, – подталкивает меня в спину Кит.

Я уже начинаю жалеть о своем выборе. Кит же целенаправленно загоняет меня в самый темный угол и блокирует возможность отхода, усевшись рядом на низкую оттоманку. Интимный уют щедро сдабривается тягучим восточным мотивом, звонок на столе мягко намекает посетителям, что беспокоить их не будут.

На столе темным золотом поблескивает чай в маленьких пиалушках, исходит сногсшибательным ароматом свежая выпечка, нарезанные щербеты, халва, рахат-лукум.

– У меня режим и диета, – тягостно вздыхая, уволакивает очередной кусочек халвы Кит. – А ты тут искушаешь.

Искушаю… Искушаю? Я даже вдохнуть боюсь лишний раз. Бедро печет от плотно прижатой к нему ноги, я разбит зрелищем – облизывающий пальцы Кит, и невыносимая интимность момента жестко опаляет мое нутро желанием, заставляя поминутно терзать свои пересыхающие губы.

– Хочу кешью, подашь? – просит меня Кит.

Я тянусь за орешками, сдвинутыми к самому краю стола, и замираю, когда его рука ложится на обнаженную полоску кожи на пояснице. Он сосредоточенно вырисовывает узоры, и я знаю, границы чего он обводит.

– Кто же тебя так не бережет? – глухо спрашивает Кит, изучая ссадины, оставшиеся после ночи с Глебом.

Я ставлю перед ним чашу с орехами и одергиваю край одежды.

– Отчитаться?

– Не надо, и так все красноречиво.

Как же у нас все неправильно. И вроде бы я ему ничего не должен и не обещал, но почему-то в душе печет от невозможности переиначить исходные данные нашей задачи. Если бы… Но жизнь не терпит сослагательных наклонений. Его возраст против моего возраста. Его невозможная привлекательность против моих комплексов и страхов. Мое недоверие против его желания. Нет в этом неравенстве никаких возможных вариантов и нет возможности привести все это к общему знаменателю.

– Давай на этом и завершим наш не начавшийся роман, Кит. Ты мне безумно нравишься… и я в итоге замучаю тебя своими комплексами, буду сходить с ума от ревности, из-за того, что ты такой и так далеко от меня. Буду грызть себя за свое несовершенство. Буду подспудно ждать конца и в итоге отравлю все то хорошее, что могло бы быть.

Я ухожу под молчание. Как же я хочу услышать, что я не прав и у нас все может быть иначе. Как же я хочу почувствовать руки, которые удержат меня…

Я ведомый, но иногда именно мне приходится быть чуточку сильнее.