Я возвращаюсь

Чтобы вернуться, надо суметь уйти. Мне хорошо удаются возвращения. Я говорил тебе — однажды я не вернусь, а ты не верил, потому что я всегда возвращаюсь.

 — Я уезжаю.
 — Куда?
 — Не твоё дело. Еду и всё.
 — Надолго?
 — Не знаю. Может быть — навсегда.
 — Навсегда — это слишком долго. Возвращайся.
 — К тебе?
 — Ко мне.

Молчание. Им обычно заканчивается каждый разговор. Однажды я так и не вернулся. А ты всё ещё ждёшь. Зачем? Я хочу научиться не возвращаться.

Самолёт заходит на посадку, валясь из по-осеннему прозрачной синевы неба прямо на город. Я люблю летать и терпеть не могу поезда. Два часа в воздухе, и кресло рядом свободное. Бархатный сезон подходит к концу, и уже никто не летит на юг.

Запах моря ощущается сразу же при выходе из самолёта. День ясный и солнечный. Почти летний. А в Москве осень, холодная, серая, гнилая. Моё наказание, если не смогу ускользнуть. А я всё ещё не уверен, что мне удалось.

В аэропорту я беру такси. На вопрос — куда, отвечаю — на набережную. Таксист — весёлый армянин — что-то рассказывает мне про то, что вода в море ещё тёплая и многие даже купаются. Я не верю. Местные даже летом не купаются. Знаю я эту «тёплую» воду. В боковом зеркале ловлю своё отражение и поражаюсь тому, насколько я бледный в сравнении с загорелым, смуглым водителем. И глаза тёмные. Испуганные и напряжённые какие-то глаза. Ветер раскидывает волосы, бросает пряди в лицо. Я пытаюсь поддержать разговор, спрашиваю его, долго ли нам ехать.

 — Минут двадцать, — отвечает он. Рассказывает, где самый вкусный, по его мнению, шашлык, какое вино к нему попробовать. Я киваю. Желудок болезненно сжимается не то от голода, не то от страха. В самолёте я есть не стал, а в аэропорт уезжал рано утром, не позавтракав. Ничего в горло не лезло. А сейчас захотелось кофе. Настоящего, турецкого, крепкого и горячего, как смола в аду. Может быть, тогда меня отпустит и мысли прояснятся.

Таксист высаживает меня в начале длинной набережной, долго и подробно объясняет, где ресторанчик его хорошего друга с шашлыком. А мне хочется наконец остаться одному.

Я столько раз рисовал себе этот день, что всё происходящее сейчас кажется мне сном. Но вот же оно — есть. Я здесь и сейчас, и ветер дует в лицо настоящий, тёплый и солёный, и море раскидывается от края до края голубым простором, морщащимся рябью мелких волн. Почти полдень, и на набережной довольно много людей — последние отдыхающие прогуливаются неспешно вдоль парапета, сидят на скамьях и открытых террасах ещё работающих под конец сезона кафе. Я прохожу мимо маяка, кидаю взгляд на скамью под ним. Сейчас? Или позже? Нет. Не сейчас.

Я пишу в чат — ему: «Как проходит твой день?»
«Всё нормально, работаю, — отвечает он. — А ты как там, малыш? Как настроение?»
«Отличное настроение, хотя у нас дождь и ветер».
«Одевайся теплее, заболеешь, я волнуюсь за тебя».

Мне смешно. Куртку я ещё в самолёте запихнул в рюкзак с ноутбуком. Здесь плюс двадцать три, и мне не холодно в футболке и джинсах. Одежды почти не взял. Ненавижу таскать с собой лишнее. Обычно всё на месте покупаю.

Отыскиваю ресторанчик, о котором говорил таксист. Оттуда вкусно пахнет шашлыком, так что желудок сводит голодным спазмом. Делаю заказ и прошу принести кофе, пока жду. Кофе здесь такой, как мне хотелось, не жиденькая бурда из кофемашины, а сваренный в громоздкой турке на раскалённом песке в жаровне. Шашлычник улыбается в ответ на мой голодный взгляд в сторону мяса на мангале.

Я устраиваюсь за столиком на терраске под трепещущим на ветру зонтиком. Отсюда видно море и набережную в оба края. Кофе вкусный, горчаще крепкий. Я пью из чашечки маленькими глотками и испытываю чувство, близкое к оргазму.

Телефон на столике вибрирует в беззвучном режиме, и твоё имя мигает на экране большими буквами. Я не беру. Не сейчас. Не надо.

Пока несут шашлык, просматриваю переписку в чате. Вот из-за этой переписки я давно никого не подпускаю близко. Особенно тебя. Однажды я не вернулся. Надо ли начинать всё сначала?

Мы постоянно пересекаемся по работе, и мне некуда деться от твоих взглядов и слов. Даже здороваешься ты с каким-то особым значением. И в пожатии руки я усматриваю скрытый смысл — я всё ещё жду, видишь? Я вижу.

Может, именно поэтому я и решился уехать? Разорвать навсегда липкую паутину общего прошлого и настоящего, от которого тяжело нам обоим. Я знаю, что ты скажешь на это — что я люблю решать за тебя. За тебя — да. За себя — не могу.

Шашлык офигенный, особенно с соусом, острым, обжигающим глотку и язык. Я давно такого не ел. Помню похожий у тебя на даче. Ты отмечал свой день рождения вместе с общими друзьями-партнёрами, и я не мог не прийти. Тогда ещё было тепло. Мы собирались вокруг мангала после целого дня шатания по лесу. Грибы собирали. Потом жарили их там же на открытом огне и ели прямо со здоровенной сковородки, подцепляя вилкой золотистые лепестки картошки. Ты любишь такое. Никакие курорты не радуют тебя так, как осенний подмосковный лес с запахами прели и грибов, тёмными мокрыми стволами осинок и сосен, холодный воздух, шорох листьев под ногами и свинцовый блеск маленькой речки, проглядывающей сквозь прозрачные заросли кустарника на краю невысокого обрыва…

С парапета на меня смотрит большой чёрный кот — он явно что-то знает про этот шашлык, поэтому не сводит с меня янтарных, круглых, как у совы, глаз. Делюсь с котом шашлыком. Он уже не горячий, не обожжётся. Кот устраивается у меня под столиком и ест, негромко подвывая на любопытствующего воробья, скачущего по плитам террасы.

К шашлыку заказываю вино, самое лучшее, какое есть в меню. Медленно пью за свой приезд. Представляю, что сижу тут не один. Может, так и будет? Совсем скоро? Сегодня вечером? Иначе зачем я тогда прилетел?

Я пишу в чате: «Ты поздно заканчиваешь?»
«Нет, не очень, — отвечает он. — А ты?»

Я молчу. Мне очень страшно. Пускай думает, что я занят. Я часто так замолкаю, особенно когда за рулём. Отодвигаю последний шаг насколько могу, как приговорённый к казни. Вижу всё вокруг ярко и ясно. Мне хочется ещё немного побыть свободным. Хотя бы несколько часов с минутами и секундами, отпущенными мне.

Я рассчитываюсь с официантом и долго иду по длинной набережной. Мне хочется к морю. Во второй половине дня немного штормит. На пляже пустынно. Людей почти нет. Ветер возле воды сильный, упорный. Дюнки жёлтого песка хоронят следы ног немногочисленных отдыхающих, выбирающихся позагорать к полудню.

Купаться я точно не буду. Вода ледяная. Это не Средиземное море. Здесь даже летом, наверное, приходится уговаривать себя окунуться.

Сажусь на нагретый песок. Солнце клонится к вечеру. Время будто сжимается, и минуты отсчитываются ударами сердца по рёбрам. Я слушаю их и пытаюсь понять, чего я так боюсь. Встречи? Ожидания? Разочарования? Облегчения? Звука его голоса или взгляда — внимательного, оценивающего, холодного. Он умел быть и таким.


Я столько раз рисовал себе нашу встречу, что порой мне казалось, она действительно случилась. Только каждый раз по-разному. Сценарии мои никогда не повторялись. Были среди них и неприятные, когда он, поговорив со мной вежливо минут двадцать, вставал и уходил, прощаясь наспех, ссылаясь на запланированную встречу с родственниками, друзьями, клиентами. А я смотрел ему вслед, испытывая чувство не то облегчения, не то предсмертного ужаса. Запрещал себе думать и не мог не думать. Слова в чате убеждали в обратном, дарили надежду, успокаивали. Это просто и одновременно сложно — любить только словами.

Телефон опять вибрирует в кармане джинсов. Я всё-таки беру трубку. За шорохом набегающих к самым ногам волн голос слышно плохо.

— Где ты?
— Далеко.
— У тебя всё в порядке?
— Пока — да.

Мне неловко из-за твоего беспокойства и меньше всего хочется тебя обнадёживать.

— В понедельник встреча с подрядчиком, ты помнишь?

Я молчу. Конечно, я помню о встрече. Не уверен только, что попаду на неё. Значит, обойдутся без меня. Скажу, что заболел.

Хотя нет. Заболел — нельзя. Ты примчишься с лекарствами в руках скорой помощью с мигалками. Как уже когда-то было. До сих пор вспоминать стыдно. Ты легко вычислил, что я ни в какой не в больнице, а спасаюсь от бодуна после феерического обмывания диплома.

Я до сих пор не знаю, как я выжил, и проклял всё, когда зачем-то открыл дверь и увидел на пороге тебя. Ты отпаивал меня чаем и какими-то таблетками, а чай отчаянно просился назад. Я не мог ничего удержать в себе, хоть убей. Прикрывая мою задницу, ты сам звонил моему директору и врал ему о том, что сейчас вместе со мной на объекте.

К вечеру меня отпустило, и я чуть не заснул в душе. Долго сидел как под дождём, и ты заволновался и залез ко мне в душевую кабину прямо в одежде, устроился рядом со мной и гладил по шее, по плечам, по затылку. Пока я не потянулся к тебе, подставляя лицо под твои губы, и ты целовался так отчаянно и глубоко, что мне становилось и страшно, и больно, и счастливо. И поднимал меня на ноги, разворачивая и притискивая к стене, нашаривая на полочке гель для душа. Мне хотелось этой боли от тебя. Сладкой боли сопротивления от первого проникновения, ощущения тебя в себе, немыслимой сорванности и тягучести толкающихся движений… Протестующее «подожди…» и «нет, не надо… бери… хочу… всего…» И от пальцев, впивающихся в живот, бёдра и ягодицы, сжимающих мой член, не давая кончить слишком быстро, не скрыться, не увернуться, да и не нужно этого. И пугающие стоны, и рычание, мешающиеся со звуками льющейся воды кажутся чужими и нереальными.

А потом ещё была целая ночь, после которой на следующий день я едва мог ходить и даже думать не мог о прикосновениях к себе там, но и ты испытывал дискомфорт. Я утешал как умел. Дорвавшись друг до друга, мы тогда явно перебрали с подходами, потом смеялись — выходные в постели, сбывшаяся мечта.

Если я вернусь, ты так же будешь наказывать и жалеть, трахая меня сутки напролёт до полного изнеможения.

На берегу холодает. Я, видимо, слишком долго здесь сижу. Куртка в рюкзаке, а в ней сигареты. Днём меня совсем не тянет курить, а под вечер накрывает. Я помню, что бросил из-за тебя, как раз после защиты диплома. А когда мы расстались, снова начал. Как будто назло. Потом раза три бросал, но так до конца и не смог отказаться. Не видел смысла. Он тоже был против, уговаривал меня, нудел в чате и воспитывал, так что я просто перестал ему говорить об этом и поклялся, что бросил. На расстоянии всё кажется более незначительным.

Мне не хочется курить на берегу. Ветер холодный до озноба. Хочется ещё кофе и побродить по вечернему южному городу. Мне надо решиться — сделать это одному или вдвоём с ним. Лучше вдвоём. Пускай он всё покажет мне, а я буду привыкать к его присутствию и близости. От тебя я уже отвык. Рукопожатия не в счёт. Хотя ты и хочешь большего. А я, видимо, не хочу. Всё дело во мне. Я не могу заставить себя вернуться в прошлое с непроглядным отчаянием, ревностью, обрывками встреч и обидных фраз, игнорированием, одинокими выходными, странными звонками. Однажды я сказал тебе всё это. Ты предпочёл отмолчаться. Это хорошая тактика, теперь я тоже так умею.

Я иду к маяку. В окошке чата смешная картинка и поцелуи.

«Я скучаю по тебе. Когда ты заканчиваешь?»
«Я тоже очень скучаю, хороший мой. Скоро освобожусь. А ты?»

Мне надо написать ему ещё несколько слов, потому что маяк совсем близко, и надо наконец перешагнуть эту черту между прошлым и будущим и начать жить снова. По-новому, по-другому. Я набираю слова вздрагивающими неверными пальцами. Делаю три опечатки в одном слове, и нормально набрать получается только с пятого раза. Никогда ещё мне не было так страшно. И не будет, я надеюсь.

«Ты не поверишь, где я сейчас».
«Где?»

Я не слышу голоса. Я вижу только слова. Одно слово на экране, которое кажется мне насторожённым, острым, чужим. И у меня ещё есть возможность отступить. Мне всё ещё есть куда отступать. Но я хочу идти до конца. Рвать так рвать. Всё сразу, и стать, наконец, тем, кто я есть. Вдохнуть полной грудью и отбросить. Что-то одно придётся отбросить — прошлое или будущее.

«Я на набережной под маяком. Я всё-таки прилетел».

Молчание на экране, от которого всё сжимается внутри, и страшно, очень страшно, громкими ударами в грудную клетку бьётся сердце, и трудно вдохнуть. И выдохнуть тоже.

«Когда и куда ты прилетел?»

Можно ли разучиться читать? Я сажусь на скамью под маяком и отвечаю.

«Утром. К тебе. Сюда. В твой город. И я жду тебя».

Вот и всё. И нечего было бояться. Всё хорошо. Я сказал и сделал. Всё что мог. Больше от меня ничего не зависит. Остаётся только одно — ждать. И я жду. Сколько? Долго, наверное.

Ко мне подходит какой-то парень и просит сигарету. Я протягиваю ему пачку и зажигалку. Он прикуривает. Смотрит на меня издалека, из сизых вечерних сумерек, опускающихся над городом.

— Ты знаешь, что это за место? — спрашивает он и окидывает меня насмешливым взглядом.
— Нет. Я приезжий. Гуляю.
— Я так и понял. — Он снова смотрит на меня прицельно, а я вижу только экран телефона. Там тишина. — Из столицы?
— Да.  

Я разглядываю его — парень как парень, почти как я. Куртка, футболка, драные джинсы. Я обычно драные не ношу — наши клиенты серьёзные люди, а я всегда произвожу впечатление надёжности и респектабельности. Ты говорил мне: «Они видят в тебе себя, только на двадцать-тридцать лет моложе». На самом деле это я перенимал у тебя многое — походку, улыбку, жесты, выражения. Копировал стиль и манеру говорить. Наверное, актёрский талант где-то глубоко сидит во мне и иногда прорывается для нужного дела. Так что во мне они видят ещё и тебя. И это хорошо срабатывает при заключении партнёрских договоров, да и вообще полезная вещь. Классика бессмертна, а я умею двигаться и носить костюмы так же непринуждённо, как джинсы с футболкой.

— Здесь педики свиданья назначали. — Парень курит и не спешит уходить. Мне видно его лицо в свете фонаря, он, надеюсь, заметил, что я улыбаюсь в ответ. — Потом перестали. Видать, в других местах сейчас тусуются.


Меня так и тянет спросить: «А невесты в городе есть?» — но я не рискую. Он и так смотрит на меня с подозрением, возвращая мне сигареты и зажигалку.
 
— Ты ж не из этих?

Я снова захожу в чат. А там тишина. Я проверяю настройки, перезагружаю, ввожу пароль, потом фейс-айди. Может, какой-то сбой? Нет. Всё хорошо и правильно работает, но в чате по-прежнему тишина.

— Нет, я не из них. Я приехал по делам. Сегодня улечу.
— Понятно. — Парень кивает удовлетворённо. — Пока, братан. Привет столице.

Я смотрю расписание рейсов на Москву. Ближайший рано утром. В шесть утра. Я бронирую билет, но пока не оплачиваю. У меня ещё теплится надежда. Даже не сама она — бесплотный призрак. Я больше не пишу в чате. Просто сижу и жду. Через час становится совсем темно. Конец октября. И небо над морем шёлково-синее, с тёмными облаками над кромкой горизонта. Горят фонари, мерцают гирлянды в туях и кипарисах. Красиво.

Мне нечего и некого больше ждать, потому что чат молчит. Я ничего не хочу писать. Может быть, потому, что боюсь обнаружить, что уже заблочен. Зачем проверять?

В аэропорт я еду с тем же таксистом. Тот спрашивает меня про шашлык, я хвалю и рассказываю про кота. Кота, как выясняется, зовут Рамзан, он хозяйский, объясняет водила. Зовёт приезжать ещё. Особенно летом, с друзьями. Летом обычно самый сезон и мне нечасто удаётся куда-то вырваться, но я обещаю. Почему бы и нет. Хотя — вряд ли. Есть столько мест, где я ещё не был. А здесь уже был. И именно сюда у меня не получится вернуться, это я точно знаю.

Кафе в аэропорту полупустое в такое позднее время. До моего рейса пять с половиной часов. Потом два часа в воздухе, и я дома. Хотя не знаю… Дома ли?

В наушниках играет музыка, и на больших экранах мелькают изображения, совершенно с ней не совпадающие. Какая-то песня. «Би-2» или «Сплин»? Или кто-то из наших новых, на чей пафос, аллегории и иносказания у меня не получается реагировать. Но слова задевают что-то больное во мне, и я ковыряю эту ранку, цепляясь за обрывки слов в куплетах.

Магнитная стрелка заходится дрожью в груди…*
Два шага направо, и в руки — прицельно — к нему…
В любом из нас компас мечтает свой север найти…

Кафе находится почти возле входа в здание аэропорта, и люди здесь не задерживаются. Мне почему-то хочется быть поближе к выходу, как будто я всё ещё жду, хотя надо наконец признать — ждать нечего.

Да только нашедших на севере часто не ждут,
Не ждут, освещая кому-то улыбкою ночь…

Я смотрю на знакомый номер и фотографию. Смотрю и улыбаюсь. Я рад, что всё-таки прилетел. Несмотря ни на что.

Он спит, а на ночь всегда выключает звук, чтобы не просыпаться. До знакомства с ним я тоже так делал. А потом из-за него приучился просыпаться в любой момент и хвататься за телефон. Как будто он мог мне что-то написать ночью. Нет, ночами он не писал, но я почему-то просыпался и смотрел сквозь не желающие разлепляться ресницы на экран и, ничего не видя, отбрасывал трубку и отрубался снова.

И стрелка бы рада крутиться от севера прочь,
Но все направления мира — сплошное «не он».

Зато ты ответил мне почти сразу. И от стыда я готов был нырнуть в свою чашку с латте, спрятаться в пышной пенке с рисунком лепестка клевера из шоколадной крошки.

— Я возвращаюсь.

Плюс два этажа по ступенькам налево и в дверь…

— Тебя встретить? — Молчание было недолгим, а радость в голосе — неприкрытая. За неё мне стыдно вдвойне.

Магнитная стрелка становится ржавым крюком…

— Да, если сможешь. Если нет, я возьму такси.
— Я могу, ты же знаешь. — Молчание в трубке невыносимо, но я не могу прервать разговор, потому что только так я ещё держусь на зыбкой грани реальности — в точке, где смыкаются прошлое, настоящее и будущее. — Я рад, что ты возвращаешься.

И тянет. И сердце беспомощно рвётся за ней…

— У меня рейс отсюда в шесть тридцать.
— Хорошо. Я буду встречать тебя на старом месте.
— Да.

И истинный север так близко… но так далеко.

Я сбрасываю вызов. Ну вот и всё. Я всё ещё здесь, но как бы и нет.
Я возвращаюсь к тебе, в нашу холодную осень. Я удаляю чат вместе с контактом. Жди меня. Я возвращаюсь.

Примечания:
* Истинный север
Автор: ne_tot_enot

Магнитная стрелка заходится дрожью в груди:
"Два шага направо, и в руки - прицельно - к нему!"
В любом из нас компас мечтает свой север найти,
Да только нашедших на севере часто не ждут.

Не ждут, освещая кому-то улыбкою ночь,
Не ждут, обнимая ладонью чужую ладонь.
И стрелка бы рада крутиться от севера прочь,
Но все направления мира - сплошное "не он".

Плюс два этажа, по ступенькам налево и в дверь;
Магнитная стрелка становится ржавым крюком
И тянет. И сердце беспомощно рвётся за ней,
И истинный север так близко... но так далеко.