Путь по кругу

* * *

После бессонной ночи Ганс задремал, сидя в кресле. Головная боль и напряжение во всем теле не позволяли отдохнуть. Он открыл глаза. Что же было сном, а что явью? Он убил клиента или только хотел убить? И то и другое казалось диким и скорее походило на кошмарный сон. А то, что они со Славиком жили на безлюдном острове, казалось бесконечным для короткого сна, но слишком прекрасным для действительности.

Ганс снова закрыл глаза, чтобы уйти куда-нибудь от этого мрачного утра. Но там, где должен был явиться сон, всплывали воспоминания.

Он звонил Шефу. Сначала сказал, что убил клиента. Потом сказал, что пошутил, что клиент ушел еще вечером, а он, Ганс, плохо спал всю ночь. И только после этого он пообещал, что убьет клиента, если не выйдет из расхода. И все это было правдой.

Ганс забрался в кресло с ногами и, уткнувшись лицом в колени, сидел так очень долго, боясь оглянуться и обнаружить за спиной труп.

Когда же Славик узнает о случившемся? Он поймет, что нельзя больше оставлять его, Ганса, одного. Нельзя бросать его. Он придет или позвонит и скажет, что делать дальше...

Вдруг Ганс вздрогнул и вскинул голову. Он увидел дикие глаза клиента, жадно пожирающие, ненасытные. А он, Ганс, с одним орудием во рту, другим удовлетворяя себя сзади, то залезал на шкаф, то забирался под стол, то выставлялся во весь рост в окно. И каждый раз этого было мало. Тогда, не выдержав, он бросился к клиенту, надеясь опорожнить его и отвязаться. Как только Ганс дотронулся до клиента, тот задохнулся в экстазе и тут же сник. Сочтя себя оскорбленным, он наотмашь ударил Ганса, затем, обессилевший, повалился на кровать и сразу заснул.

Ганс с трудом поднялся с кресла, доковылял до кровати. Клиент лежал на боку с завернутыми за спину руками. Ганс не сразу заметил, что они связаны. Склонясь над клиентом, Ганс разглядывал его. Неподвижное тело без признаков жизни. Застывшее, как серый гипсовый слепок, лицо. "Неужели я сделал это?" Но вот клиент вздрогнул и коротко вздохнул. Ганс сел на кровать. Он почувствовал себя обманутым. Ему казалось, что не у клиента, а у него самого связаны руки. Очень хотелось спать, но он боялся, что кто-нибудь войдет в квартиру именно тогда, когда он заснет.

Ганс вышел в прихожую, закрыл дверь на задвижку и на цепочку. Потом, заглянув в глазок, вернулся к кровати, упал на нее и, наконец, погрузился в глубокий сон.

Он проснулся от того, что рядом кто-то пыхтел и ворочался.

- Ах ты... Ну, погоди. Я тебе...

Ганс приподнялся на локте и, еще не придя в себя, наблюдал, как клиент извивается, стараясь освободиться от веревок. Увидев, что Ганс проснулся, клиент повернулся к нему спиной.

- А ну, развязывай, подонок!

Ганс потянулся к веревкам. То ли в ярости он затянул так узел, то ли клиент это сделал, стараясь высвободиться, но развязать веревки никак не удавалось.

- Что ты там возишься, недоумок? Разрежь!

Ганс поднялся с постели и увидел нож, лежащий на полу рядом с кроватью. Он сразу вспомнил, что именно этим ножом хотел убить ночью клиента. Ганс обошел кровать, чтобы клиент его видел и, поводив у него перед лицом лезвием, сказал:

- Лежи тихо, иначе я тебя зарежу.

Кажется, клиент не поверил своим ушам. Затем он старался понять, шутит ли этот парень, у которого так странно блестят глаза.

- Ты что, спятил? Я тебе говорю, развязывай веревку пока не поздно.

Ганс смотрел на него и удивлялся самому себе, не понимая, что с ним происходит. Но он уже не мог развязать клиента. Свет за спиной погас, и обратный путь перестал существовать.

- Не могу. Поздно.

Казалось, клиент хотел выскочить из собственной кожи. Он рычал и бился в бессильной ярости. Больше всего его бесило то, что на лице Ганса было такое тупое выражение, что подтверждались самые худшие предположения.

- Поздно будет тогда, когда я совсем рассержусь! - Клиент в сердцах выругался. - Вы, гомосеки, должно быть, все психи! О черт, этого мне хватит на всю жизнь! Удовольствие получаешь? Выродки! Извращенцы!

В эту секунду Ганс особенно ненавидел клиента. Но за что именно, он не мог для себя определить. Он стиснул зубы. Ему хотелось ударить клиента, он даже замахнулся, но тут же передумал и опустил руку. Клиент дернулся в сторону и зажмурился. А Ганс уже удивлялся, почему тот испугался и зачем закрыл глаза?

- Слушай, чего ты хочешь? - Клиент сделал над собой усилие и придал голосу деловой тон.

- Не твое дело.

- То есть как это не мое! Ты соображаешь хоть что-нибудь? У меня сегодня важная встреча. Как тебе, дураку, объяснить, что такое важная встреча? Это вопрос жизни и смерти!

Ганс отвернулся, уходя на кухню, бросил безразлично:

- Вопрос жизни и смерти у тебя здесь. Ты - заложник.

Ганс сидел на кухне и смотрел в окно. Ругательства, доносившиеся из комнаты, словно пролетали куда-то мимо. Он их почти не слышал. Но когда вдруг стало тихо, Ганс вышел из оцепенения. Клиент пытался перерезать веревки ножом, который Ганс неосмотрительно оставил на столике. Не выражая никаких эмоций, Ганс отнял нож и затянул на запястьях клиента магнитофонный шнур, за что был награжден новым потоком угроз и ругательств. Перед уходом Ганс связал еще и ноги клиента. Движения у него были механическими, лицо - безучастным, как у продавца, упаковывающего очередную покупку.

Клиент, в противоположность ему, все время норовил лягнуть Ганса. Он два раза плюнул, но ни разу не попал в цель. Выполнив работу, Ганс снова ушел на кухню.

- Эй ты, недоносок, ты решил морить меня голодом? - послышалось из комнаты спустя некоторое время.

Хотя Ганс до сих пор не представлял, что ему придется еще и кормить заложника, но мысль о завтраке ему показалась правильной.

Когда он с заставленным подносом вошел в комнату, клиент уже сидел в кресле. Продолжать лежать на полу он, очевидно, счел унизительным. Ганс не обращал внимания на его злобные взгляды. Он пододвинул к клиенту столик и поставил перед ним кофе с бутербродами.

- Ну и о чем ты, дубина, думаешь? Как я это буду есть? Развязывай руки!

После недолгого размышления Ганс поднес к губам клиента бутерброд. Клиент, ехидно ухмыльнувшись, сообщил:

- Я хочу в уборную. Что, ты мне и член держать будешь?

Ганс как будто не услышал издевки. Для него это было реальной проблемой, и он размышлял, как быть? Немыслимо было выполнять все прихоти этого типа, но кое в чем ему невозможно было отказать. Ганс развязал клиенту ноги и повел в туалет. Там, выслушивая новый поток брани, он спустил с клиента брюки и усадил на унитаз.

Ганс смотрел на клиента и думал о том, что, может быть, очень скоро ситуация разрешится и он не увидит больше эту отвратительную небритую, опухшую физиономию.

- Выйди, кретин!

Ганс послушно вышел. Он стоял у двери и думал о том, стоит ли позвонить Славику сейчас или лучше дождаться, когда он сам позвонит. Как хотелось услышать родной голос и убедиться, что все сделано правильно. Ганс вдруг почувствовал себя оторванным от всего мира.

Тихий стук во входную дверь прервал его размышления. Ганс был уверен, что это Слава, но, подбежав к двери, на всякий случай спросил:

- Кто там?

За дверью послышался голос Шефа:

- Открой, Ганс, это я.

- Я не открою, пока меня не выпустят из расхода.

- Открой, надо поговорить.

- Говори.

- Идиот!

Было слышно как хлопнули двери лифта. Шеф уехал. Из туалета выбежал клиент. Со спущенными брюками он торопливо семенил к двери.

- Шеф! - закричал он. - Этот парень сумасшедший! Сделай что-нибудь! Мы так не договаривались!

Ганс с отвращением посмотрел на клиента.

- Хватит орать, соседей разбудишь. Он ушел. Хоть бы штаны надел. Тоже мне, выскочил.

Нагнув голову, клиент в ярости бросился на Ганса. Тот отступил в сторону, и клиент врезался головой в дверь.

- Дверь сломаешь, дурак.

Ганс ушел в комнату, оставив клиента на полу в прихожей, воющего от злобы и боли.

Зазвонил телефон. Это был Шеф.

- Ганс, это бесполезно. На что ты рассчитываешь? Ты знаешь правила круга, и я их не нарушу ни для кого из вас.

- А Голубка?

- Ты был свидетелем - его вина не доказана.

- Значит его зря держали в расходе?

- Это была ошибка. Послушай совет. С каждым часом ситуация будет осложняться и, наконец, получится так, что выбраться тебе из нее будет невозможно. Я знаю, ты не такой уж глупый парень. Воспользуйся шансом, отпусти клиента сейчас, и история будет забыта. В противном случае, ты мне не оставляешь выбора. И я вынужден буду действовать жестко. Боюсь, ты не представляешь, что это значит.

С каждым словом Шефа Ганс чувствовал, как уверенность покидает его. Это пугало больше, чем угрозы Шефа. Ганс попытался ответить достойно:

- Я тоже буду действовать жестко. Я позвоню в милицию и все расскажу.

После короткой паузы в трубке послышались звуки, отдаленно напоминающие кудахтанье курицы. Шеф боролся со смехом. Когда он заговорил, голос его был снова спокоен и уверен.

- Ганс, постарайся мобилизовать все свои умственные способности. Ты оторвался от действительности. Я хочу помочь тебе вернуться в нее, поэтому выслушай меня внимательно. Во-первых, я сделаю так, что ты больше никогда никуда не сможешь позвонить. Но не это главное. Ты думаешь, кого-то могут заинтересовать откровения проститутки? Ты думаешь, в милиции мечтают заняться этим? Для тебя в данном случае было бы счастьем оказаться обыкновенной проституткой. Но ты, к сожалению, еще и гомосексуалист. Да, статью отменили, но помни: половина человечества мечтает плюнуть тебе в лицо. И это еще не самое страшное, о чем мечтает половина человечества. Они сделают это не только с тобой, но и с твоими родными и близкими. Вспомни о них. Хотя, я предполагаю, все закончится гораздо проще. Твоим словам никто не поверит. Сначала найди того дурака, который подтвердит твой бред. Даже твой заложник, думаю, скорее, "признается", что ты его сын. Поразмысли над всем этим хорошенько.

Ганс чувствовал, как почва уходит из-под ног. Кровь прилила к лицу, выступил пот.

- Я убью клиента. Я зарежу его прямо сейчас!

- И все же не торопись. Привыкай думать прежде, чем что-то сделать. Вечером я позвоню.

В трубке послышались короткие гудки, но тут же и они пропали. Ганс слушал тишину и никак не мог понять, что она означает. Он набрал номер, который дал ему Славик, но в трубке по-прежнему было тихо.

Ганс сходил на кухню, взял нож и направился в прихожую. Клиент слышал последние слова Ганса. Он забился в угол и сидел, не шевелясь. Ганс медленно приближался к нему.

- Эй, подожди, ты чего надумал? Не надо. Я прошу тебя. Не надо! Я здесь ни при чем. Не надо...


* * *

Дим проснулся от того, что его кто-то тряс за плечо. Он открыл глаза. Над ним склонился Леха.

- Ну и горазд ты спать. Что народная мудрость гласит, знаешь? "Кто рано встает, тому…" Что? Вот. Не знаешь. Потому и дрыхнешь. Так и быть, поваляйся еще чуток, очухайся маленько. Что снилось-то? Лицо у тебя было такое сладкое.

Леха намазывал на хлеб маргарин. На столике стояли пустые стаканы и сахарница. Леха был в спортивных штанах и в белой майке, подчеркивающей загорелые бицепсы.

- Я был дома.

- Уже по маме соскучился. Ягненочек. Умора. Так я тебе и поверил. Запомни, ты теперь самостоятельный мужик. Остался ночевать и слюни не распускал: "Мама с папой потеряют..." Мне это нравится. Я даже думаю, что где-то в глубине души ты крутой мужик, только сам еще об этом не догадываешься. Мы подружимся. А моя дружба надежная, увидишь. Сахару тебе сколько?

Дим заметил, как старательно Леха скребет ложкой по стенкам сахарницы.

- Спасибо. Я чай без сахара пью.

- Чая нет, только кипяток. А вот что без сахара - это правильно. Я тоже много сладкого не потребляю. - Он вытряхнул из сахарницы последние крупинки себе в стакан. Потом, заглянув внутрь и убедившись, что там ничего не осталось, вздохнул. - Сладкое - это такая зараза. Чем больше ешь, тем больше хочется. Отчим-то тебя не больно конфетами балует?

Дим промолчал.

- Вот и мой... Сколько себя помню, все твердит: "Не мужицкое это дело конфеты грызть". - Леха снова вздохнул. - Вот я всю жизнь только мужицкими делами и занимаюсь. - Он усмехнулся. - Давай, засоня, вставай. Не мужицкое это дело до полудня дрыхнуть. Умываться пойдешь, там соседка... Я ей сказал, что брат приехал. А вообще-то от такого братика я бы не отказался. Только не подумай, что я соседки боюсь. Просто не хочу, чтобы про нас чего-нибудь там... Ну ты понимаешь. Наплевать бы, да вообразят еще, что мы гомики какие-нибудь.

Дим улыбнулся.

- Хорошо, скажу, что я твой брат. А как меня зовут?

- А ты что, забыл, как тебя зовут? Смейся, смейся, жизни ты еще не нюхал.

Позже, когда они уже сидели за столом и запивали кипятком бутерброды, Леха деловито наставлял Дима:

- Вечером на дело пойдем. Заметь, на святое дело. От тебя ничего особенного не потребуется. Будешь сидеть там, где я покажу, а того, кто будет клеиться, приведешь туда, куда я скажу. Вот и все. Надо будет только на лице чего-нибудь там изобразить. Они любят эти ужимки. Конечно, такой похотливой рожи, как у моего брательника, у тебя не получится. Но уж ты постарайся. Улыбнешься как-нибудь так.

Увидев улыбку, которую изобразил Леха, Дим прыснул.

- Нет, так у меня не получится.

Леха досадливо крякнул.

- Ладно, можешь не улыбаться. И так сбегутся. На такого амурчика кто не клюнет? Это я, конечно, только их имею в виду.

- Леш, а может быть, я просто возьму фотографию твоего брата и узнаю, где его можно найти? Они, наверно, так лучше скажут. И не надо будет всего этого.

Леха подозрительно посмотрел на Дима.

- Опять заступаешься за них?

- Нет. Просто так получается... Ты свое дело делаешь, а я как будто предатель.

Леха в недоумении оглядел Дима.

- Это в каком месте ты предатель? Вот если бы ты с ними заодно был, тогда да. А так ты будешь делать то же самое, что и я.

- Но ведь сначала я буду представляться как будто я с ними заодно.

Леха, совсем сбитый с толку, хлопал глазами.

- Ах ты, черт, как у вас, интеллигентов сраных, все запутано. Фигня какая! Когда к тебе кто-нибудь из них подвалит, можешь представить, например, что перед тобой твой отчим. - Лицо Лехи стало жестким. - Сразу все получится.

- Но мой отчим никогда бы ничего подобного мне не предложил.

Леха начал заводиться.

- Что ты, как Буратино, заладил: "Нет яблока…" Ты что, в самом деле такой? Сдается мне, что ты дурака валяешь! Ты забыл, что ты мой должник?

Дим покраснел, положил бутерброд и поставил стакан. Леха сдвинул брови.

- Ты чего?

Глаза Дима стали чужими. Он посмотрел на Леху так, словно уколол.

- Я не знаю, чем мне за это придется рассчитываться.

Леха покраснел еще гуще, чем Дим. Он тоже поставил стакан на столик.

- Что-то меня пот прошиб. Наверно, с чаю. Вот дурак! Нет, ты посмотри, какой ты дурак! - Леха с трудом находил слова. - Я же к тебе... а ты... Ты что, дурак? Про долг ведь только говорится так. Пей, дурак! Это бесплатно. Воды не жалко. Нет... Ты что же думаешь, я бы не заступился за любого другого, кто бы там под аркой оказался? - Глаза Лехи так округлились, что, казалось, вот-вот выкатятся из-под век. - Ну вот, весь аппетит отбил.

Потом, успокоившись, он одобрительно посмотрел на Дима и довольный, улыбнулся.

- Я в тебе не ошибся. А гордый-то какой. А глазами-то как, прямо как электродрелью. Ешь давай, а то обижусь. С ребятами тебя познакомлю. Они тоже классные мужики. На Пашку поменьше обращай внимания. Он только с виду сердитый.

Дим кивнул.

- Леш, а телефон у тебя есть?

- Да. В коридоре висит, если еще работает. Отметиться хочешь? Идем, покажу.

- Я найду.

- Да что ты... Мне же не трудно.

Они вышли в коридор. Аппарат висел рядом с Лехиной комнатой. Дим подумал, что даже если Леха уйдет, в комнате все равно будет слышно, о чем он будет говорить. Дим собирался позвонить Женьке. Леха встал рядом, прислонившись плечом к стене, и, скрестив на груди руки, ждал.

- Ты не очень-то винись. Сами виноваты. Поперлись черт знает куда, а ребенка без ключа оставили. Если хочешь, я еще чего-нибудь добавлю. Для солидности.

Дим повесил трубку.

- Пожалуй, не стоит звонить. Я домой пойду. Так будет лучше.

Леха с готовностью подхватил:

- Можно и так. Пошли.

Дим попробовал его отговорить.

- Ты не беспокойся. У тебя, наверно, свои дела. Здесь недалеко. Я дорогу найду.

Леха готов был обидеться.

- А я и не собираюсь тебе дорогу показывать. Думаешь, в гости набиваюсь? Успокойся. Нам просто по пути. Что ты все дергаешься? Мы, конечно, не из графьев...

Дим укоризненно покачал головой.

- Перестань. Я... - Он заулыбался. - Я не помню, где тот дом, в который мы вчера заходили.

Леха засмеялся.

- Не думаешь ли ты, что я тебе тогда поверил? Я же видел, как у тебя челюсть тряслась. Постеснялся перед родителями со мной появиться? А сюда-то пришел. Странный ты. Про отчима тоже наврал?

- Я не врал. Ты сам все сказал. Не спрашивай меня ни о чем, пожалуйста.

- Вот еще. Как это не спрашивай. Сейчас-то ты действительно домой собрался?

- Нет, - честно ответил Дим.

Леха обрадовался.

- Ну вот. А больше мне ничего и не надо. Значит, со мной весь день будешь. А то где я потом тебя найду? Тебе надо подружиться со мной. Верно говорю - не пожалеешь. Звони, кому хотел звонить. Пойду посуду мыть.

Рядом открылась дверь. Мимо прошла старушка со сковородой. Оглянувшись, она елейно пропела:

- Алеша, а как вы с братом-то похожи.

- Нас все время путают, - ответил Леха и, дождавшись, когда старушка скрылась за поворотом коридора, добавил: - Совсем ослепла старая. Все там будем.

Дим звонил Женьке. По-прежнему никто не отвечал



ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ


* * *

Динго торопливо шел к кафе. Иногда почти бежал. Он еще слышал равнодушный голос Грифа в трубке телефона. Динго повторял про себя, что все это неправда, это маска, за которой прячется вина за предательство. Динго с трудом удалось уговорить Грифа на встречу. Гриф ссылался на отсутствие времени, потом они долго торговались о продолжительности свидания, потом Гриф одно за другим отвергал места встреч, которые предлагал Динго. В конце концов, Гриф удивился, о чем они могут говорить, и положил трубку.

Динго чувствовал себя униженным и физически ощущал боль, как от побоев. Он не мог себе объяснить, чем заслужил подобное отношение. Он мысленно перебирал возможные причины. Их было много.

Динго был оскорблен до глубины души, но бежал к месту встречи, волнуясь и умоляя судьбу, чтобы Гриф пришел туда. Надеялся ли он вернуть былые отношения, которые когда-то казались незыблемыми и идеальными? Динго мечтал об этом, как о чуде, но в любом случае он желал объяснений. А потом рассчитаться с виновным.

Да, Динго думал о Голубке, но убеждал себя, что дело вовсе не в нем. Иначе пришлось бы признать, что Голубка имеет шанс на первенство. Встреча была назначена у киоска рядом с кафе. В кафе входить Гриф наотрез отказался. Он и прежде без особой надобности туда не заходил. Динго спрятался за углом и время от времени выглядывал, наблюдая за киоском.

В точно назначенное время он увидел остановившуюся на приличном расстоянии машину Грифа. Гриф вышел из нее и неторопливо пошел по тротуару, разглядывая витрины магазинов. Динго понял, что сейчас Гриф, так же как и он, наблюдает за местом встречи. Он тоже не хотел прийти первым. Динго стоило огромных усилий, чтобы не выйти из своего укрытия. Через минуту Гриф вышел из магазина и направился к киоску. Вот уже несколько секунд он разглядывал журналы. Закрыв глаза и медленно сосчитав до семи, Динго вышел из укрытия.

- Заставляешь ждать, - без тени упрека констатировал Гриф.

Динго пристально посмотрел ему в глаза.

- Раньше тебя это не раздражало. Давно ждешь?

- Только что подошел. О чем ты хотел поговорить?

Так много надо было сказать. Динго не знал, с чего начать.

- Как ты живешь?

Гриф взглянул на часы.

- У меня мало времени. Поверь, это правда.

Динго продолжал пристально смотреть Грифу в глаза.

- Что должно было произойти, чтобы после полутора лет счастья от тебя ушел любимый, не желая при этом даже объясниться?

Они, наконец, встретились взглядами. Оба испытывали боль, и оба об этом знали.

- Сколько тебе лет?

Вопрос прозвучал для Динго настолько неожиданно, что он растерялся.

- Какое это имеет значение? Раньше ты об этом не спрашивал.

- Почему ты так боишься ответить?

Динго обиженно отвернулся.

- Кто тебе сказал об этом?

- О чем?

Губы Динго дрожали.

- Не притворяйся. Ты прекрасно знаешь, о чем. Уйдем куда-нибудь. Нас могут увидеть.

- С каких пор это стало тебя беспокоить?

На самом деле Динго больше всего боялся своих слез, которых до сих пор не видел никто. Для него было легче раздеться посреди улицы. Он старался владеть собой.

- Это Лиза, я знаю. Больше некому. Только она знала. Все от меня отвернулись. За что? Да, я не так молода, но никогда от тебя этого не скрывала. Я просто люблю тебя. Так любить тебя не сможет никто, ни эти мальчики, а тем более твой Голубка.

- При чем здесь Лиза, мальчики, Голубка? Я тебя не понимаю.

- Все ты прекрасно понимаешь. Зачем притворяться? И я все поняла. Они позавидовали нашему счастью и сделали все, чтобы разлучить нас. Зачем жить? Никому нельзя верить. Если бы мы могли уехать отсюда туда, где нас никто не знает, начать все сначала.

- Денис, мы не в Голливуде. Если хочешь, поговорим серьезно.

Гордая улыбка помогла Динго прийти в себя.

- Я не Денис. Я - Динго. Как ты мог забыть об этом?

- Я хотел бы забыть об этом. Неужели и сейчас мы должны играть? Почему я не могу назвать тебя по имени, почему не могу спросить, сколько тебе лет? Я только хотел сказать, что мы уже не в том возрасте, чтобы любовь, жизнь превращать в игру, в эти дешевые страсти. Я все ждал...

Динго недоверчиво смотрел на Грифа, не понимая, к чему он клонит.

- Что ты имеешь в виду?

- В этом мире есть еще очень много всего, кроме круга. Ты, кажется, забыл, что круг - это еще не вся жизнь. Как ты собираешься жить потом? Чем?

Догадка осенила Динго. Он скривил губы в усмешке.

- Если ты имеешь в виду деньги, то можешь не беспокоиться. Я не возьму у тебя больше ни рубля. Я не нищенка. Я сама могу тебе платить.

- "Я сама…". Господи, ты как будто спишь или не в своем уме. - Гриф говорил, все больше раздражаясь. - Смой все это с лица, подойди к зеркалу и убедись, что ты парень.

Лицо Динго стало холодным.

- Тебе кажется, что я злоупотребляю косметикой? Я, конечно, смогла бы свести ее к минимуму.

Гриф покачал головой.

- Мы попусту тратим время. Ты не слышишь меня.

Динго начинал злиться, но это выразилось только в изгибе брови.

- Я прекрасно слышу тебя. Ты вдруг решил изображать из себя "натурала", и я должна этому верить? Это после всего, что между нами было? Рассказывай сказки кому-нибудь другому. Ты просто узнал, сколько мне лет и решил: а не подыскать ли тебе кого-нибудь помоложе? А теперь послушай, что я тебе скажу. Согласна, Голубка неплохо сохранился и косметикой не пользуется, но вглядись, он давно уже не мальчик. Боюсь, что ты прогадал. А эта Эсмеральда у тебя, я так понимаю, запасной вариант? Ты будешь наблюдать, кто из них раньше состарится? А я тебе и сейчас могу сказать: оба они в моем возрасте превратятся в ничто.

Гриф хотел уйти, но Динго схватил его за рукав.

- Ты, конечно, уйдешь, но прежде выслушаешь меня. Твоя Эсмеральда уже в следующем круге окажется в расходе. А твоего Голубку Шеф еще раньше со свету сживет, если тот ему не подставит задницу. Как видишь, ты и в самом деле прогадал.

Гриф устало посмотрел на раскрасневшегося Динго.

- Хочешь знать, почему я выбрал Голубку?

Динго, сжав губы, ждал.

- Ни круг, ни ты, ни, к сожалению, я в его жизни ничего не значим. А все, во что мы только играем, для него слишком серьезно. Я выбрал его не в круге, а в жизни. Мир круга очень непрочен. Нам было хорошо с тобой, но так больше продолжаться не может. Об одном прошу, не причиняй ему больше зла.

Губы Динго стали белыми. Он прищурил глаза.

- Ты выбрал его в жизни? А сколько ты поставил на него? Теперь я знаю, тебе никто не нужен. Тебе и любовь не нужна, ты для нее слишком стар. В твоем возрасте главное все хорошенько взвесить. Молодец, что выбрал Эсмеральду. Чтобы справлять нужду, этого вполне достаточно. А он и этому будет рад. - Уже вслед Грифу он кричал: - Это тебе надо подойти к зеркалу. Мальчика он захотел! И во мне ты ничего не понял! Вам не понять! Я скорее умру, чем стану мужиком!

Динго шел по улице, все больше прибавляя шаг и все чаще оглядываясь. Ему казалось, что кто-то догоняет его.

Женьку, идущего навстречу, Динго увидел издали. Первым желанием было перейти на другую сторону улицы, но он знал, что никогда, ни при каких обстоятельствах не сделает этого. Оставалась надежда, что Женька не подойдет к нему. Но тот, увидев Динго, помахал ему рукой.

- Привет!

Не поворачивая головы, Динго продолжал двигаться дальше, тем не менее замедлив шаг.

- Динго, у меня к тебе только один и очень маленький вопрос. По-моему, для тебя же лучше, если ты мне ответишь. А то я провожу тебя, если хочешь. Мне спешить некуда.

Динго отметил про себя, что в такой день ему вообще не следовало выходить из дома. Неприятности просто дожидались его на каждом шагу. Он остановился, хмуро посмотрел на Женьку.

- Говори, но очень коротко. Моя жизнь не рассчитана на общение с тобой.

Женька снисходительно улыбнулся:

- Да, да, я знаю. Ты рожден для великих подвигов. Кстати, мой вопрос об одном из них. Это ты Голубку краской облил?

Динго отвернулся и пошел дальше. Женька шел рядом, заглядывая ему в лицо:

- Ты, наверно, считаешь, что твой ответ красноречив, но уж извини за простоту, я ничего не понял. Ты лучше ответь мне прямо и желательно словами. Можно, конечно, и образно. Мол, красил стены, а тут свет вырубили, вот Голубка и налетел в темноте.

Динго снова остановился, но теперь смотрел на Женьку устало:

- Послушай, если тебе только хочется набить мне физиономию, стоит ли так выворачиваться?

Женька прижал руки к груди:

- Стоит. Поверь, стоит. Я ведь за справедливость. И тебе легче станет. Чистосердечное признание... сам знаешь.

Динго, казалось, задумался, глядя Женьке в глаза, потом усмехнулся:

- Да, это я облила Голубку краской. И что ты теперь со мной сделаешь? - Динго готов был расхохотаться.

Женька никак не отреагировал на его слова.

- Лиза сказал, что ты собирался просить Грифа за Голубку. Это правда?

На секунду Динго замер, потом, сдерживая улыбку, произнес:

- И это все я? Ну, что ж, в этом что-то есть. Хочу - казню, хочу - милую. Лиза очень просила. Чего не сделаешь ради подруги.

Женька прищурился.

- И что, попросил бы?

Динго загадочно улыбнулся.

- Мальчик, не ищи готовых ответов, постигай тайны жизни. Только тот способен на великодушие, кто много грешит. Не провожай меня. Тебе есть над чем подумать.

Динго проплыл мимо Женьки с видом недосягаемой мечты. Но Женька последовал за ним.

- Динго, а я ведь к тебе с предложением. Шеф велел тебя разыскать. Тобой заинтересовался очень влиятельный человек. У тебя появилась возможность удивить Грифа. К тому же это даст тебе определенную свободу в круге. От Шефа. От меня.

Динго оглянулся в крайнем изумлении:

- От тебя?

Женька страстно желал сбить спесь с Динго.

- Да, от меня. Чего бы ты стоил без меня? Кто бы твою задницу клиенту подставил? Но теперь ей повезло. Такая важная особа в нее кончать будет.

Динго надменно вскинул голову:

- Это входит в твои обязанности - обслуживать меня. Вы всегда были лакеями.

Женька терял терпение.

- Так что решит Ваше Величество?

Взгляд Динго затуманился.

- Во-первых, мой друг ничего не должен знать...

- Это который? - ехидно осведомился Женька.

- Во-вторых, встреча - на нейтральной территории. Посмотрю на него, а там видно будет. Заранее ничего не обещаю.

- Какой разговор. Что ты вообще можешь пообещать? Уж как получится. Ладно, не дергайся. Побегу, доложу Шефу. А уж он до потолка будет прыгать от радости. Только уговор - никому ни слова.

Динго шел по улице, и ему казалось, что все вокруг провожают его восхищенными взглядами.


* * *

Машина остановилась на поляне между зарослями высоких кустов. Еле заметная тропинка вела вниз к маленькой речушке. Тони снял кроссовки и босиком прошелся по зеленой сочной траве.

- Щекотно. - Он улыбнулся.

Кома все еще сидел за рулем, наблюдая за Тони. Тот обернулся:

- Иди сюда, это здорово.

Кома вышел из машины.

- Теперь ты доволен?

Тони присел, разглядывая маленькие невзрачные цветы.

- Здесь хорошо.

Кома достал с заднего сидения одеяло, расстелил его на траве, лег, раскинув руки в стороны, и устремил взгляд к небу. Тони тоже посмотрел вверх. По голубому небу плыли редкие белоснежные облака.

Тони направился к реке. Он шел и тихо о чем-то рассказывал. Кома не услышал бы его, даже если бы захотел. Он сел, разделся догола и снова улегся на одеяло.

Через несколько минут вернулся Тони. Он присел на корточки и поднес к губам Комы горсть ягод. Кома отвернулся. Тони высыпал их ему на грудь, а потом одну за другой подбирал их губами из густых зарослей волос.

Он поцеловал пупок, языком провел по дорожке, ведущей к паху.

Прекрати, - словно нехотя бросил Кома.

Тони тоже разделся и лег рядом. Тела их не касались друг друга. Слегка повернув голову, Кома посмотрел на него.

- Почему ты все время молчишь?

- Потому что молчишь ты.

- Я не молчу.

- А я тебя слушаю.

От поднявшегося ветерка по телу Тони пробежала дрожь. Кома равнодушно заметил:

- Скоро осень. Укройся.

Тони прижался к нему, Кома горько усмехнулся.

- Тебе нравится все это?

Немного подумав, Тони ответил:

- Не знаю. Наверное, нет.

- А кто же уверял, что душа ищет лучшего? Что же ты здесь делаешь?

- Там мне тоже не нравится.

- Я не люблю тебя.

- Да. Я к этому привык.

- Я никогда тебя не полюблю.

- Я знаю.

- А я никак не могу привыкнуть. Иногда ненавижу тебя. И хочется ударить.

- Если хочешь, делай это.

Кома отвернулся от него.

- От этого мне еще хуже. Я чувствую себя виноватым.

- Это не из-за меня. Ты так относишься ко мне потому, что я не он, что не он любит тебя. А ты любишь его. - Тони помолчал. - Ты правда любишь его?

Кома не ответил.

- Ты боишься его.

- Не говори глупости.

- Иногда мне кажется, что ты специально делаешь так, чтобы все испортить. Как будто боишься, что он тебя узнает.

- Это не твое дело. Опять ты за свое. Я такой, какой есть и никем другим быть не собираюсь.

Кома встал, хотел одеться. Тони обнял его.

- Я больше не буду говорить о нем. Если хочешь, я вообще больше не буду говорить. Побудем здесь еще.

Кома пристально посмотрел на него.

- Как мало тебе надо.

Тони грустно улыбнулся:

- Пойдем, искупаемся?

Они плавали на расстоянии друг от друга. Потом сидели, прижавшись друг к другу спиной, ели бутерброды и запивали горячим кофе из термоса. Кома спросил, не оборачиваясь:

- Он тебе нравится?

Тони пожал плечами.

- Я вижу его другим, не таким красивым, каким видишь его ты.

Кома вздохнул:

- Ты ревнуешь. Он всем нравится.

- Это не так.

- Я не говорю о тех... вроде Динго.

Тони снова пожал плечами. Кома поднялся, начал одеваться. Словно между прочим спросил:

- Ты мог бы подружиться с ним, быть всегда рядом?

- Не знаю.

- Мне надо знать о нем все. Каждую минуту. Не могу понять, почему я тебе верю?

Тони не ответил. Они оделись, сели в машину и уехали.


* * *

Ганс, сжав в руке нож, подошел к клиенту и замер. Тот, затаив дыхание, ждал. Потом еле слышно сдавленным голосом произнес:

- Не убивай.

Вопль отчаяния вырвался у Ганса и, развернувшись, он принялся яростно раздирать ножом плащ клиента, висевший рядом на вешалке.

Клиент лежал на кровати, уткнувшись в подушку. Ганс сидел в кресле и смотрел на свои руки. Они уже перестали дрожать. Он взглянул на чашку с остывшим кофе, который вдруг представился ему кровью. На тарелке лежали бутерброды с ветчиной. Ганса чуть не стошнило.

- Дай воды, - донеслось с кровати.

Ганс принес стакан воды и напоил клиента, придерживая ему рукой голову. Клиент поймал его взгляд.

- А ведь ты не сможешь меня убить. Теперь уже не сможешь.

Ганс опустил глаза, отошел. Клиент продолжал за ним наблюдать. Ганс долго стоял посреди комнаты с пустым стаканом. Голос клиента стал мягким.

- Слушай, мне нет дела до того, что с тобой стряслось. Может быть, это и важно. Для тебя. Я согласен поиграть роль жертвы, если это ненадолго. Конечно, особого удовольствия мне это не доставит. Но сегодня вечером я должен быть дома. Для меня это тоже важно. Давай заключим соглашение, как мужик с мужиком. Сейчас я незаметно уйду, а завтра рано утром вернусь, и мы продолжим этот спектакль.

Ганс повернулся к клиенту спиной, чтобы не выдать замешательства. Он чувствовал смертельную усталость и был бы рад на несколько часов отказаться от своей роли. К тому же, если клиент согласится ему помочь, то его не обязательно связывать, а значит и обслуживать. А вдруг он обманет и не вернется? Клиент как будто услышал его мысли.

- Я понимаю, что тебе трудно поверить в мою искренность. Но подумай, надолго ли тебя хватит? Посмотри на себя, тебе же хочется забиться в угол и ни о чем не думать. А я тебе предлагаю помощь. Развяжи мне руки.

Ганс сделал было шаг к нему, но тут же остановился. А если кто-нибудь увидит, как он выходит из квартиры? Это еще хуже. Они все будут смеяться.

- Ну, давай. А потом я вернусь, и ты мне все расскажешь, если захочешь. Я уверен, что смогу помочь. У меня много влиятельных друзей. Ты, я вижу, неплохой парень. У меня сын - твой ровесник. Кто знает, что может случиться в его жизни. Тогда и ему кто-нибудь поможет.

Ганс резко обернулся.

- Сыночка вспомнил! Теперь, значит, и мне можно о нем говорить? Во, как приспичило. Так вот что я о нем думаю: он сейчас в каком-нибудь туалете трахается с твоими влиятельными друзьями. Понял? Заткнись лучше!

Ганс почувствовал, что он что-то упустил, и теперь клиент не боится его. Ганс схватил нож и подставил лезвие к горлу клиента.

- Если ты еще... Я тебя...

Но клиент не испугался, как того желал Ганс, а через секунду расхохотался. Он смеялся до слез, скорчившись от изнеможения. Потом уничтожил Ганса презрительным взглядом.

- Клоун. Если в твоей башке найдется хоть одна извилина, воспользуйся ей и сворачивай свой балаган. Гомик-комик. Тебе бы только на десять секунд встретиться с моим сыном, ты бы понял, какое ты ничтожество рядом с ним. Зачем рождаются на свет такие уроды, такие дебилы, как ты? Неужели только для того, чтобы накачиваться спермой? Если бы ты был хоть чуть-чуть мужиком, ты бы знал, что шантажируют чужой жизнью только подонки!

Ганс вяло огрызнулся:

- Тебя не спрашивают.

- А я тебе ничего и не советую. Ты влез в дерьмо. И сам ты... Я хочу есть! Только не твои сраные бутерброды. Хочу горячего.

Ганс ушел на кухню. Он жарил яичницу и вспомнил, как мама часто повторяла, что он когда-нибудь бутербродами испортит себе желудок, что надо обязательно есть горячее. Ганс подумал о том, что ему делать, если Шеф не уступит. Он даже развязать клиента боялся не потому, что тот может сбежать, а потому, что если он его развяжет, то и удерживать не станет. Конечно, было бы неплохо, если бы все закончилось как-нибудь само собой.

- Ты что, решил дом поджечь!

Ганс очнулся. На сковороде дымила подгоревшая яичница. Ему пришла в голову неожиданная мысль: может быть, вот так же в аду жарятся на сковороде человеческие души. Ганс не верил в Бога, но сейчас ему захотелось, чтобы Бог был. Ганс стал бы молиться и Бог, может быть, помог бы ему. Он только не мог представить, как Бог заставил бы Шефа отпустить его, Ганса, из расхода? А вдруг бы получилось? А как же Славик?

Почему он до сих пор не позвонил? Это они не позволяют ему. Они отключили телефон. И в подъезде, наверно, охрана. Они не пускают его. Конечно, он мог бы крикнуть с улицы, Ганс бы услышал. А, может быть, они даже связали его...

- Ты что, уснул там, кретин? Что у тебя горит?

Ганс выключил газ, взял полотенцем сковороду и пошел в комнату. Он поставил сковороду на столик и, только после того, как съежилась полировка и послышался специфический запах, он понял, что сделал. Он схватил сковороду, но обжег пальцы. Сковорода упала на пол вверх дном.

- Что ты делаешь, урод? Из какого места у тебя руки растут? Ты, наконец, накормишь меня, недоумок?

Клиент не сердился. Он наслаждался, издеваясь над неловкостью Ганса.

- Ты что, оглох? Возьми трубку.

Ганс только сейчас услышал звонок телефона. Он ожидал услышать голос Славика, но это был Шеф.

- Привет, Ганс. Как поживаешь?

- Нормально. А ты?

- Тоже ничего, но не так интересно, как ты. Гостя еще не зарезал?

- Нет. Он на кровати лежит.

- Что ж, в таком случае я его огорчу. Его придется побеспокоить. Пора по домам. Я решил отпустить тебя. Благодарить не надо. Но уговор - мы все забыли. Забыли друг о друге. Ты никогда не будешь вспоминать круг, особенно вслух. Вот и все.

Гансу не верилось, что все закончилось так, как он хотел. Что же могло повлиять на решение Шефа, ведь еще недавно он был неумолим? Ганс боялся подвоха. Если бы здесь был Славик, все было бы проще.

- Ганс, ты меня слышишь?

- А бумагу? - неуверенно откликнулся Ганс.

- Какую бумагу?

Гансу очень не хотелось, чтобы Шеф считал его лопухом.

- Ну, бумагу. Что ты меня отпускаешь.

Шеф откашлялся.

- Вот уж... Даже не знаю, как быть. Может быть, ты мне подскажешь, где заверить документ: у нотариуса или домоуправления хватит? А?

Ганс представить себе не мог, как поступают в таких случаях. Вдруг его осенило.

- Обмакни палец в свою кровь и поставь отпечаток.

Очевидно, трубку закрыли ладонью, потому что последовавшие ругательства можно было принять за помехи на линии. Наконец, голос Шефа вновь оказался рядом.

- Ганс, ты в своем уме? Я допускаю, что ты переволновался, но уж соберись еще на пять минут. Иди домой и отдохни.

- А Славик?

- Какой Славик?

- Ну, Сова.

- А что Сова?

- Ты его отпустишь? Мы можем только вместе.

После паузы Шеф заговорил уже менее дружелюбным тоном:

- Ты, наверно, думаешь, что стоило тебе приставить нож к горлу человека, до жизни которого мне совершенно нет дела, как я соглашусь выполнять все твои прихоти? Ты многого не знаешь. Да тебе и не надо знать. Пойми одно: тебе крупно повезло. Я себе всю жизнь желаю такого везения. Только не надо искушать судьбу. Удача может отвернуться. Итак, ты просто уходишь из круга и до конца своих дней можешь считать себя сказочным везунчиком.

- Мне некуда уйти без Славика. Я могу только с ним.

Гансу показалось, что голос Шефа приблизился настолько, что он услышал на своей щеке его дыхание.

- В таком случае можешь считать, что никакого разговора не было. Тебе, все-таки, удалось меня рассердить. Теперь у тебя совсем другой выбор: или ты сгниешь заживо вместе со своим заложником, или ты его отпустишь и продолжишь свою работу в расходе. А уж я постараюсь сделать так, чтобы твоя ночь длилась круглосуточно.

Где-то в глубине своего сознания Ганс понимал, что зашел в тупик. Он вдруг почувствовал, что у него почти не осталось связи с миром за окном, и это сделало реальностью то, что еще недавно казалось невозможным.

- Шеф, скажи своим людям, чтобы встали под окном, а можешь сам приехать. Я буду отрезать от клиента по кусочку и бросать вам, пока ты не отпустишь нас со Славиком из круга.

Голос Шефа снова изменился. И хотя он стал жестче, но в нем исчезли властные нотки. Шеф еще не верил Гансу, но что-то в его тоне настораживало.

- Ты совсем рехнулся, мальчик. - Он помолчал, потом, овладев собой, продолжал: - Я приеду сам. Возьму с собой и Сову, то есть Славика. Надеюсь, ты не очень растянешь процедуру, не начнешь с ногтей и волос? Смотри же, не разочаруй своего любимого.

В трубке стало тихо. Телефон снова отключили. У Ганса было такое ощущение, как будто в голову закачали горячий воздух. Было жарко и легко, в то время как тело отделилось от головы и перемещалось само по себе. Ганс наблюдал, как плавно и неуклюже движутся руки и ноги, как непривычна им самостоятельность. Он удивленно осматривался вокруг. Комната стала неузнаваемой, похожей на длинный коридор. Предметы в ней, как будто очерченные яркой линией, казались ненастоящими. В конце коридора стояла кровать. На ней кто-то лежал, вытянув невероятно длинные ноги с желтыми ступнями. Огромные глаза с расширенными зрачками расплывались на подушке. А из-за спины каким-то странным пучком торчали кисти рук с покрасневшими, разбухшими отвратительными пальцами. Они шевелились как щупальца... Отвратительные... Мерзкие... Масса шорохов и звуков сливались в монотонный гул. К этому гулу примешивался еще какой-то звук. Это было похоже на человеческий голос. Это мог быть и крик и шепот. Но что могли означать эти слова:

- Не делай этого. Тебе не простят.

Ганс опустился на колени, потянул к себе трепыхающиеся, как рыба на воздухе, кисти рук. Они были скользкими от пота. Ганс, поморщившись, вытер ладонь о простыню.

- Гадость... не делай этого... надо избавиться... тебе не простят...

Ганс ухватился за пальцы. Сердце сжалось от дикого вопля. Кровь ударила в виски.

- Зачем я так кричу? Сколько их переплелось. Который из них?

Блеснуло лезвие, и бурые пятна расплылись на простыне. Ганс вздрогнул, вскочил на ноги. Клиент, в ужасе глядя на Ганса, судорожными рывками старался отодвинуться от него подальше. Наконец, он упал на пол по другую сторону кровати.

- Ге-е-е-на! - послышалось с улицы.

Ганс подошел к окну. Внизу посреди дороги стоял Шеф. Он держал за руку Славика. Тот, приложив свободную руку к губам, снова крикнул:

- Ге-на!

Гансу показалось, что Шеф улыбается. "Ты хотел увидеть... Ты торопился…" Ганс мельком взглянул на окровавленный палец в своей ладони и выбросил его в форточку. 


* * *

Дим уговаривал Леху не ходить в сквер. Леха кричал на него, называя трусом и предателем. Дим говорил о срочных делах, которые надо было сделать вечером. Леха обещал, что Дим будет свободен как только "снимет хотя бы одного педика". Он убеждал, что на это уйдет совсем немного времени.

Когда Леха вытащил его на лестничную клетку, Дим схватился за живот и, морщась от боли, присел на корточки. Леха втолкнул его обратно и с невозмутимым видом высыпал ему в рот горсть таблеток, которые тут же были выплюнуты.

- Ты издеваешься надо мной? - заорал Леха.

Дим спокойно посмотрел на него и ответил:

- Леша, а почему бы тебе самому не попробовать сделать это?

- Что сделать?

- Сесть на лавочку...

- Мне сесть на лавочку? - зловеще переспросил Леха. - А ты знаешь, что из этого получится? Я вот этими руками задушу первого, кто сядет рядом, кто подумает, что я тоже... - Леха сплюнул на пол. - На лавочку сядешь ты, потому что ты сможешь с ними разговаривать. - Тут он подмигнул Диму. - К тому же я рожей не вышел. Мне пришлось бы сидеть до ночи.

Дим задумался, потом направился к выходу.

- Пошли.

Они пришли в сквер, когда уже смеркалось.

- Вон, видишь, лавка свободная? Устроишься на ней. Положишь нога на ногу. Или нет. Лучше сдвинешь коленки, как девочки сидят. И ладошки сверху. Хотя, нет. Ладно, сиди как хочешь, но глазами всех ощупывай и улыбайся так, как будто все вокруг твои гости. Кто-нибудь сядет рядом, заговорит, начнет клеиться...

- Это как?

Дим видел, как Леха все больше входил в азарт.

- А я-то откуда знаю? Начнет смотреть на тебя как-нибудь.

- Как?

- Что ты заладил: как, да как! Как кот на сметану - вот как!

Дим засмеялся. Леха проворчал:

- Развеселился. Сам увидишь, когда начнет клеиться. Мы сюда не шутки пришли шутить. Действуй по обстановке. Ни от чего не отказывайся, дай понять, что ты на все согласен. А там, у выхода, Ванек и Пашка ждут. Все будет натурально. На тебя никто не подумает. Ну что, все ясно?

Дим стал серьезным.

- Мне кажется, ничего не получится.

- А ты постарайся и получится.

Леха скрылся в кустах. Дим сел на скамейку, на которую показал Леха. В сквере было малолюдно. Неподалеку сидели парень с девушкой. Дим мысленно посмеялся над Лехой, все больше убеждаясь, что у того просто разыгралось воображение. Единственным подходящим объектом в сквере была небольшая компания парней. Но они были далеко и наверняка не заметят Дима. Они о чем-то оживленно разговаривали, и им явно ни до кого не было дела.

Дим надеялся, что Леха не заставит его просидеть здесь весь вечер. Очень скоро он сам все поймет, надо только немного потерпеть. Дим посмотрел на часы, которыми снабдил его Леха для того, чтобы через каждые полчаса менять место. Почему-то Леха считал это очень важным. Когда Дим снова поднял глаза, то один из парней отделился от компании и направляется к нему. Диму стало не по себе. Он снова посмотрел на часы, потом вдоль сквера, всем видом показывая, что кого-то ждет. Фонари в сквере еще не зажглись, и в сгущающихся сумерках Дим не сразу узнал Эса.

- Глазам не верю, кого мы видим! Уж никак не думал. Ай-ай-ай. Наша святая Голубка залетела на "плешку". Я-то сестренок пришел проведать, похвастаться и вдруг... Просто обалдеть! Не ожидал, не ожидал. Да-а-а уж.

Внутри у Дима все сжалось. Он тревожно оглядывал ближайшие кусты. Эс собрался сесть на скамейку.

- Не садись. Уходи, - выпалил Дим. - Я жду одного человека, он сейчас должен прийти.

- Да-а? А что же одного? Почему не двух? Или трех? Как жаль, что не видят наши девочки. Ведь ни за что не поверят. Еще бы, сама невинность на панели. - Эс придвинулся ближе к Диму. - Я-то сразу тебя раскусил. Знаю я вас - тихонь. А ты не так прост: знаешь, что мужики дуреют от невинных мальчиков. Ну все от мала до велика купились. А этот старый хрыч уж как тебя защищал! Умора. А я вот ему расскажу про тебя, удивится наверно. - Эс неожиданно рассмеялся. - А вообще-то, ты молодец. Пока молодой, надо брать свое. Слушай, а, может этот Папа сам разрешил тебе пошалить немножко?

Зажглись фонари. Дим почувствовал себя как на площади.

- Я прошу тебя, уходи, - умолял вполголоса он.

Эс снова засмеялся, изогнувшись всем телом.

- Я - уходи? А ты - оставайся? Я ж не снимать сюда пришел, моя совесть чиста. Или ты боишься, что я у тебя мужчинку отобью? Не беспокойся. - Эс, закатив глаза, продекламировал: - "Теперь я Грифу отдана и буду век ему верна!" Грифу повезло, что ему попалась не какая-нибудь шлюха. А у твоего Папы, как видно, только по великим праздникам стоит.

Дим почти не слышал, что тараторил Эс. Он по-прежнему осторожно оглядывался по сторонам и незаметно отодвигался от Эса.

- Пожалуйста, уходи. Здесь опасно. За нами следят.

Эс скривил губы.

- Господи Боже мой! Не зря говорят: пакостливый да трусливый. Да кому ты нужен - следить за тобой. Чего же тогда блудить? Жалко мне тебя. Ты же весь трясешься. Ладно уж, познакомлю тебя с одним... - Эс кивнул в сторону парней, от которых только что отошел. - Они-то рады будут. Они еще не знают тебя. Хотя противно мне.

Дим быстро поднялся и пошел прочь. Эс понял это по-своему и тоже встал. И тут Дим увидел в раздвинувшихся ветках куста лицо Лехи. Тот указывал по направлению выхода из сквера. Дим повернулся к Эсу и с силой оттолкнул его от себя.

- Нет у меня денег! Отвяжись!

Эс упал на скамейку, но, увидев, что Дим уходит, тут же вскочил и догнал его.

- Эй, ты что спятил? Какие деньги? Мы со своих не берем.

Только отойдя от места, где спрятался Леха, на приличное расстояние, Дим дал волю чувствам.

- Как тебе еще сказать? За нами следят, ты это понимаешь? Беги и передай Лизе, что брат ищет его. Обязательно передай.

Дим оглянулся. Следом за ними шел Леха. Впереди на дорожку вышли его друзья. Эс проследил за взглядом Дима и, наконец, все понял. Он бросился в кусты, Дим побежал в другую сторону. Он слышал, что кто-то гонится за ним, и когда он хотел перемахнуть через железную ограду, его схватили и рывком вернули на землю. Перед Димом стоял Леха. Он тяжело дышал, и выражение лица его не обещало ничего хорошего.

- Колись, мальчик, гомика пожалел? Или ты его знаешь? Я не слышал, о чем вы там ворковали, но заливался он как с лучшим другом. Давай, выкладывай.

Дим молчал. Его больше занимал вопрос, почему он побежал? Неужели испугался? Чего?

- Кончай молчать! И врать не советую.

- Нет. - Поднявшись с земли, Дим стал отряхивать одежду. - Незачем мне обманывать. Я его знаю.

Леха присвистнул.

- Вот и встретились. Ты что, не знал, что он педик?

Диму показалось, что Леха подсказывает ему ответ.

- Знал. Знал, потому что сам такой.

Леха отступил на шаг.

- Ты?! А ну повтори. Ах ты... Да ты же сопливый еще. Что ты можешь понимать?! Еще курить не научился, а туда же! Что ж ты мне голову морочил, что не такой? Да я же тебя...

Леха в бешенстве озирался вокруг, словно искал, чем можно ударить, а Дим спокойно наблюдал за ним. Леха ругался и в бессильной злобе молотил кулаком воздух.

- Пригрел змееныша! Ты зачем, гаденыш, в доверие ко мне втирался? Признавайся, чего хотел?

Я не втирался. Ты же сам не отпускал. Говорил, что я тебе нравлюсь.

Леха, быстро оглянувшись, замахнулся.

- Я тебе сейчас язык вырву! Что ты врешь! Я ж не в том смысле говорил. У вас педиков только одно на уме! - Подняв глаза к небу, Леха глубоко вдохнул воздух, пытаясь успокоиться. - Теперь слушай. Считай, что тебе повезло. Если через три секунды я тебя еще видеть буду, пеняй на себя.

Проходя мимо Лехи, Дим сказал тихо:

- А ты мне тоже понравился.

Леха схватил его за руку.

- Три секунды прошло. - Он толкнул Дима на прежнее место, прижал спиной к решетке. Его лицо чуть не касалось лица Дима. - Скажи, что тебя совратили. Удавил бы сволочь, которая сделала это. Не успел я почистить этот городишко. Говори, давно это у тебя? С девочкой был? Спал с женщиной, спрашиваю?

Дим отрицательно покачал головой. Леха торжествующе вскрикнул:

- Ага! Я так и знал. Ну ничего, еще посмотрим, кто кого. Они тебя в гомики, а я тебя - обратно. А с педрилами этими ты мне сам поможешь рассчитаться. Сейчас там ребята прижали этого... который с тобой дурным голосом блеял. Поздравляю. Этот у тебя будет первым. Если моим корешам хоть слово пикнешь про свою болезнь, я тебя в один момент вылечу, голову отверну и все. И не вздумай бежать. Далеко не убежишь. Я тебя найду. Лучше по-хорошему, понял? Потом сам благодарить будешь. Я из тебя сделаю человека. Ты теперь мой, понял? А ну, повтори.

- Ты из меня сделаешь человека.

Леха нетерпеливо тряхнул Дима.

- Я не про это. Другое повтори.

- Я теперь твой.

Леха отпустил его.

- Вот так-то. А теперь признавайся, брательника моего знаешь? Только не крути. По глазам вижу, что знаешь.

- Тебе лучше пока не видеться с ним.

- Это еще почему?

- Пока тебе нечем доказать свою правоту, даже если ты уверен в ней.

Леха сунул кулак под нос Диму.

- Вот мое доказательство.

- А если тебе покажут кулак больше, чем твой, ты станешь "голубым"?

- Давай, давай, умничай. Закон природы на моей стороне. И ты это скоро поймешь. Я тебя с такими девочками познакомлю. Сам выберу. Сразу вся дурь из головы вылетит.






* * *

- Он что-то бросил. Наверное, записку. - Шеф наклонился и, не отпуская руку Совы, искал на тротуаре то, что выбросил Ганс. - Ты не видел, куда она упала? Я не успел проследить... - Вдруг Шеф замер. - А, черт! Скотина!

Шеф поднял с тротуара находку и поднес к лицу Совы.

- Это тебе первое любовное послание от твоего... не в меру темпераментного друга.

Увидев палец, Сова вскрикнул и хотел отскочить в сторону, но Шеф держал его крепко.

- Нет, ты смотри! Полюбуйся на него, он как живой. Кажется, вот-вот зашевелится.

Сова, зажмурившись, все еще пытался высвободить руку. Он морщился от боли. Шеф все сильнее сжимал запястье.

- Теперь тебе есть что сказать своему возлюбленному? Неужели ты не оценишь его подарок, не пошлешь ему хотя бы воздушный поцелуй? Он так старался.

Шеф провел пальцем по щеке Совы, тот взвизгнул и забился сильнее.

- Не надо! Я боюсь!

- Чего ты боишься? Этого обрубка? Или того, что твой Ганс вслед за этим пальцем выбросит тебе голову? Ты понимаешь, что ему конец? Теперь ему уже не помочь. В твоих же интересах, пока не поздно, отказаться от него.

Сова замер, открыл глаза.

- Ни за что. Я не могу. - Сова покосился на палец. - Надо полиэтиленовый мешок и лед. Его еще можно пришить на место. Отпусти Ганса, еще можно все поправить. Я тебя умоляю, отпусти его.

Сова уже рыдал. Шеф отшвырнул палец и стал бить Сову по щекам.

- Прекрати! Сейчас не время для истерик.

- Шеф! - это Ганс крикнул в форточку.

Шеф и Сова как по команде посмотрели вверх. Прямо между ними под ноги упал второй палец. Шеф побледнел, Сова снова заплакал.

- Сова, мы, конечно, еще долго можем перепираться, а за это время клиент будет лежать здесь. Только по частям. Я же тебе уже объяснял, что хотел отпустить Ганса из расхода, из круга, к чертовой матери, куда угодно... Но он не хочет уходить без тебя. Есть единственный выход: ты отказываешься от Ганса. И чем скорее ты это сделаешь, тем лучше. Мы пришьем эти пальцы обратно клиенту. Я оплачу все расходы. Но сейчас ты должен поговорить со своим другом. Соберись и никаких всхлипов, иначе он не поверит. Все должно быть натурально. Смотри, я поднимаю эти пальцы. Теперь все зависит от тебя.

Сова, стиснув зубы, кивнул:

- Я согласен.

Шеф отпустил его руку, снова посмотрел наверх и, увидев Ганса в окне, приложил к уху воображаемую трубку телефона. Ганс кивнул и исчез. Шеф и Сова направились к машине.

- Кеша, соедини нас с этим головорезом.

Через несколько секунд он взял трубку радиотелефона. Услышав голос Ганса, он передал трубку Сове.

- Гена... - Сова замолчал не в силах говорить дальше.

Шеф погрозил ему.

- Слава! Славик, милый мой! Солнышко мое, я так соскучился. Славик, тебе больно? Он бил тебя. Скажи ему, если он еще хоть пальцем тебя тронет, я его самого на кусочки разрежу! Почему он ударил тебя?

- Гена, тебе показалось. Я просто увидел это... и мне стало плохо. Шеф приводил меня в чувство.

- Славик, но я видел, он кричал на тебя. Скажи ему...

- Гена, не надо. Ты не понял. Гена, не делай больше этого. Нам будет только хуже.

- Славик, но я ведь ради нас. Ты не думай... Все не так... Я тебе потом все расскажу. Ты потерпи. Он все равно отпустит нас...

- Гена, я не смогу уйти.

После короткой паузы снова послышался голос Ганса, но теперь он был испуганным.

- Славик, ты что-то сказал, я не понял, тут что-то в трубке... Мне послышалось, ты сказал, что не сможешь со мной уйти.

- Тебе не послышалось. Я действительно не смогу с тобой уйти.

- Почему?

- Потому что не хочу.

Ганс очень долго молчал. Сове показалось, что связь прекратилась, и он дунул в трубку.

- Алло?

- Славик, не дуй мне в ухо. Мне очень плохо. Это Шеф заставил тебя сказать мне такое, да?

- Нет, Гена, это моя жизнь, и я другой не хочу.

- Но ведь ты сам говорил... Мы мечтали, что будем жить вместе. Вдвоем. Всю жизнь. Мы ведь уже все придумали. Мы столько ждали...

- Гена, неужели ты не понимаешь, все, что мы "придумали", невозможно. Это только мечты.

- Но почему? Почему?

- Потому, что мы живем среди людей. Можно и плюнуть на все, но у нас есть мамы и папы. Они не должны страдать из-за нас. Можно, конечно, всю жизнь врать, но тогда не получится так, как мы мечтали.

- Славик, нет, ты не знаешь. Я никогда не спорил с тобой, потому что ты очень умный. Но сейчас ты не прав. Я много думал об этом. Особенно в эти дни я много думаю. И мне теперь все ясно. Надо только что-то делать, не надо бояться жить так, как хочется. Конечно, нам будет нелегко. Но главное, мы будем вместе. Вот увидишь, у нас получится.

- Гена, я уже ни во что не верю. Прошу, не надо больше крови. На чужой боли счастье не построишь. Прости...

- А на своей можно? Слава...

Сова положил трубку. Обессиленный, он опустился на сиденье машины. Шеф снова набрал номер, но трубку никто не снимал. Ганс стоял у окна. Шеф показывал ему трубку, но Ганс не двигался.

Они долго ждали, надеясь, что Ганс или клиент выйдут из подъезда, но не дождались и уехали.


* * *

Аркадий Николаевич следил, как еле заметно по стене передвигается солнечный зайчик. В выходной день он любил, проснувшись, долго лежать в постели, предаваясь размышлениям на разные темы.

Одинокая холостяцкая жизнь, ненадолго прерванная появлением Дима, вдруг перестала радовать его, и теперь он пытался понять, как все это произошло.

Он регулярно ходил обедать в кафе. Благо, место работы было неподалеку. Ему нравились чистота, неплохая кухня и какая-то особая атмосфера интима, даже тайны. Конечно, Аркадий Николаевич и раньше замечал постоянное присутствие молодых парней, стильных и раскованных. Бывали и элегантные мужчины. Женщин было гораздо меньше.

Здесь царила аура незримого общения. Аркадию Николаевичу это нравилось, но и только. Ему нравилось незаметно разглядывать молодые лица, иногда встречаясь с заинтересованным взглядом. Несколько раз у него спрашивали закурить, но он не курил и дальше этого короткого диалога контакт с обитателями кафе не шел.

А потом за его столик подсел Шеф. Аркадий Николаевич до сих пор не знал, что Шеф был хозяином в этом кафе. Их совместные обеды повторялись. Только теперь Аркадий Николаевич понимал, как ловко Шеф узнавал из пустяковых разговоров все, что ему было нужно, как умело подводил собеседника к нужной теме.

Однажды они договорились отметить какое-то событие и вместе поужинать.

Они изрядно выпили. И все в тот вечер как бы свелось к одному. Были отличный стол, прекрасное вино и приятная музыка. Вокруг сидели красивые молодые люди и улыбались ему. Разговор дошел до той степени откровенности, когда возможно было говорить и выслушивать беспросветные глупости. Теперь Аркадий Николаевич только гадал, зачем тогда дал понять, что в средствах не ограничен? Разве это так? Неужели хотел доказать, что достоин такого прекрасного приема? Но разве он сам когда-нибудь оценивал людей по достатку? А в тот вечер это почему-то оказалось важным. Возможно, именно Шеф был тому причиной.

А потом Шеф рассказал, что есть такой клуб для состоятельных людей... Боже мой! Для состоятельных людей. Для Аркадия Николаевича всегда было загадкой, почему его всю жизнь принимают за состоятельного человека? Может быть, потому, что о деньгах он никогда не заботился. И не потому, что их было много, а потому, что ему их всегда хватало, сколько бы их ни было. И при этом, как все "голубые", он следил за собой, хотя никогда, до встречи с Шефом, не признавался себе в том, что он "голубой". Он удивлялся, как это Шефу удалось вычислить его? А потом, много позже, Шеф попросил его выбрать себе псевдоним. Аркадий Николаевич назвался Папой. И снова - ужасная глупость! Он ведь имел в виду Папу Римского, а вышло так, что он теперь в круге всем в отцы годится. Все - и Гриф, и Шеф, и даже Кома - называют его Папой.

"Тоже мне - детки!"

А как он испугался, когда чуть не назначили торги за Дима. Он был готов отдать за него все, что имеет, он уже чувствовал себя ответственным за его судьбу, но ведь и того, что скопилось за несколько лет могло не хватить. Аркадий Николаевич не имел понятия о ценах в круге. Ему всегда было неловко спросить о них у Шефа.

А потом сколько раз их с Димом могли разлучить, и Аркадий Николаевич никогда бы не узнал того счастья... И все-таки это произошло, хоть и пришлось отдать Шефу почти все сбережения, чтобы вызволить Дима из того кошмара.

Аркадий Николаевич закрыл глаза и блаженно улыбнулся. Одна только ночь перевернула все. Как он жил до сих пор? Ах, если бы он сейчас был вдвое моложе. Он дрался бы за свое счастье. Сколько упущено. Только сейчас он понимал, что мешало создать "нормальную" семью.

Аркадий Николаевич нахмурился, вспомнив Кому. Какой отвратительный тип! Вот уж не зря говорят: "Наглость - второе счастье". Только и это ему не помогло. И на что только такие люди рассчитывают? А как он задирается... Кто знает, может быть, так и надо? Что стало бы, если бы Аркадий Николаевич не отпустил Дима на ту злосчастную встречу? Чего бы он добился? Конечно, "насильно мил не будешь", но все же... Зачем Дим так нежно говорил, что любит, что будет всегда рядом? Кто поймет этих мальчиков? Одно бесспорно - Дим честный, порядочный, добрый, неглупый и очень красивый. Аркадий Николаевич механически загибал пальцы на руке. Дим подарил ему столько любви, сколько мог. Кто имеет право требовать больше? "Спасибо тебе, Димок, за то счастье, которым ты одарил меня. Только бы у тебя все было хорошо. Но как мне жить дальше?"

Аркадий Николаевич вдруг заметил, что зайчика на стене уже нет. Пора вставать.

Когда он надевал халат, в дверь позвонили. Он заглянул в глазок, но никого не увидел.

- Кто там?

- Телеграмма.

- Положите ее в почтовый ящик.

- Нужна Ваша подпись.

- Совсем необязательно, - проворчал Аркадий Николаевич, но дверь открыл.

На пороге стоял Кома. Он по-детски улыбнулся и ласково произнес:

- Доброе утро, Папа. Это я - твой Кома.

От неожиданности Папа растерялся.

- Здравствуйте.

- Голубка дома? Он выйдет гулять?

- Прекратите. Что Вам нужно в такой ранний час?

Кома перестал улыбаться.

- При чем тут ранний час? И вовсе он не ранний. От Голубки оторваться не можешь? Я хочу его увидеть. На два слова. Разрешишь?

- Нет.

Папа хотел закрыть дверь, но Кома поставил в проем ногу.

- Что за невоспитанность! - возмутился он тоном педагога. - Хлопаешь дверью перед носом гостя. Сказал же, на два слова. Жалко что ли?

- Уберите ногу.

- Убери дверь.

Папа распахнул дверь.

- Как Вам не стыдно!

- Мне не стыдно, и права я не имею, и вообще, я - нахал... Все? Скажи лучше, он у тебя?

- Нет.

Лицо Комы изменилось.

- А где? Мне сказали, что из расхода его отпустили.

- Отпустили.

- Тогда где он?

- Я не знаю.

Кома с сомнением посмотрел на Папу, но, решив поверить, ухмыльнулся.

- Значит, сбежал, - он развел руками. - Ну что ж, это так естественно.

Папа захлопнул дверь.

"Они все будут смеяться. Если бы они знали, что случилось на самом деле. А что случилось на самом деле? Я и сам не знаю. Почему Димок так поступил со мной?"

Аркадий Николаевич чистил зубы и смотрел на свое отражение.

"Размечтался. Кому ты нужен? Уж лучше вернуть все, как было. С головой в работу. Специально напрошусь в командировки…"

Снова звонок в дверь.

"Надо бы научиться спускать их с лестницы".

Аркадий Николаевич хотел заглянуть в глазок, но, передумав, открыл дверь. На пороге стоял юноша, который уже много раз до этого справлялся о Диме. На его скучающем лице раздвинулись губы, изображая улыбку.

- Здрасьте. А можно увидеть Голубку?

Папа почувствовал, что если не отыграется сейчас на этом мальчишке, то день будет вконец испорчен. А может быть, и вся жизнь.

- А зачем он тебе нужен?

Юноша вытянул губы в трубочку.

- Ну-у, я бы хотел с ним поговорить.

- А о чем ты хотел бы с ним поговорить?

- Ха! - Юноша так широко открыл рот, как будто хотел показать гланды. - Это секрет.

- Чей секрет?

Юноша скорчил недовольную гримасу.

- Наш, конечно. Ведь мы близкие подружки.

- А как тебя зовут?

Юноша показал кончик языка.

- Мики.

Папа, усвоив урок мимики, тоже высунул кончик языка и закатил глаза, словно что-то вспоминая.

- Мики? Маша, Миша, Митя, Мотя... Мики? Что-то не припоминаю. Он ничего про тебя не говорил. Послушай, Мики, а ты уверен, что тебя именно так зовут?

Мики пристально посмотрел на Папу.

- Слушай ты, старый козел, позови Голубку.

Папа посмотрел на Мики так, как, по его мнению, должен смотреть гангстер перед тем, как выпустить пулю из револьвера в своего врага.

- Нет, молодой баран, не позову. Тебе сколько раз можно говорить, его нет.

- А где он?

- Бутылки ушел сдавать.

Папа захлопнул дверь. Несколько секунд Мики смотрел на нее, словно не понимая, почему он уже не видит Папу. Потом хмыкнул.



- Неплохо. Пожалуй, он еще потянет




ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ


* * *

Вот уже полдня Шеф названивал по телефону, но все безрезультатно. Каждый раз, услышав только длинные гудки, он ругался и швырял трубку на аппарат. Наконец, он услышал в трубке меланхоличное "Да?"

- За что я плачу тебе? Чтобы ты целыми днями пропадал неизвестно где! Разве мы не договаривались, что ты будешь всегда держать меня в курсе, где тебя искать... Я не верю ни единому твоему слову, и мне все равно, что ты считаешь важным. Мне важно, чтобы ты всегда был рядом тогда, когда мне это нужно! Почему до сих пор у меня нет негативов и фотографий Грифа и Голубки?.. Что значит, не получилось?! Ты в своем уме?! Такой случай! Я не помню, чтобы у тебя когда-нибудь был такой прокол. Слушай, а не водишь ли ты меня за нос? Все было как обычно. Что могло случиться?.. Ты принесешь мне негатив, и я сам посмотрю на это пятно. И не думай, что меня так легко провести. Я разберусь с происхождением этого облака. Мне только не хватало фотографий, где Гриф трахает облако! Если получился один, то должен получиться и другой... Я не собираюсь слушать твои сказки. Что у тебя есть о Голубке?.. Не тяни резину, я сам буду решать, хорошие это новости или плохие. Что тебе известно? Он действительно из N-ска?.. Так. Что еще? Ну, говори же!.. Что?!

Шеф поднялся с кресла, долго искал на столе пачку сигарет. Но найдя их, отбросил в сторону.

- Ты уверен? Ты хорошо все проверил? Ты понимаешь, что ошибки здесь быть не должно!.. Он в больнице?.. Именно сейчас он в больнице?.. И ты его видел?.. И это именно он?..

Помолчи. Нет, ты мне лучше скажи, почему я только сейчас узнаю, что у Голубки - СПИД? Да, я обвиняю тебя! Ты думаешь, я плачу тебе за то, чтобы ты сообщал мне подобные новости только после того, как Голубка переспал с половиной круга! Я по полдня тебя разыскиваю и узнаю о том, о чем ты мне должен был сообщить еще из N-ска! Даже раньше! С самого его появления в круге! Чем ты занимаешься?! Какие у тебя могут быть важные дела кроме тех, что важны мне!.. Хватит мне этого дерьма! А сейчас слушай: никто не должен об этом знать. Ты понял меня? Никто!.. Да к черту твою пленку! Зачем она мне теперь! Хотя вези. Все должно быть только у меня.


* * *

Ганс сидел у окна и, прижав руку к груди, укачивал ее, как ребенка. Кисть руки была обмотана багровым от крови полотенцем.

- Пальчики мои бедненькие, отрезали вас и бросили. За что? Обидно вам, никому вы теперь не нужны. Никто вас теперь не погладит, не поцелует. Съедят вас какие-нибудь собаки или машина раздавит. Зря вы росли столько лет, - шептал Ганс, стараясь заглушить боль. Он смотрел на светлеющее небо и со страхом ждал нового дня.

- Эй, послушай, как тебя там... - послышался из комнаты робкий голос клиента.

Ганс вошел в комнату. Всю ночь клиент лежал так тихо, что Ганс забыл о нем. По лицу клиента было видно, что он, как и Ганс, не спал.

- Развяжи меня. Не могу больше.

Ганс молча повернулся и хотел уйти. Клиент заговорил сбивчиво, словно стыдясь своего участия:

- Надо обработать рану. Нельзя же так. Может быть заражение.

Ганс посмотрел не него, не понимая, о чем он говорит. Потом как-то странно улыбнулся.

- Ничего не будет. Теперь уже не будет.

- Может быть, еще получится?

Ганс снова посмотрел на него отсутствующим взглядом.

- Что получится?

- Я не знаю. То, чего ты хотел. Я ничего не знаю, но мне уже самому хочется этого.

- Этого не получится, - тихо отозвался Ганс. - Я хотел, да он не хочет.

- Он предал тебя?

Ганс поморщился, крепче прижал руку к груди. Клиент привстал.

- Развяжи меня, я не уйду. Теперь не уйду. Уже все равно. Вчера очень нужно было. У сына день рождения. Редко видимся. Думал, посидим...

- День рождения... - повторил Ганс шепотом.

Он ушел на кухню.

- С днем рождения, Славик. Видишь, как мы его отметили.

Ганс открыл окно. С улицы ворвался поток свежего воздуха. Ганс глубоко вдохнул. Стало легче. Он выглянул на улицу. Город еще спал. По-осеннему было прохладно. Но солнце, едва показавшись над крышами, ласково касалось лица теплыми лучами. Ганс зажмурился.

- Славик! Я люблю тебя! - закричал он что было сил.

- Ганс, ты чего шумишь?

Ганс посмотрел вниз. Там во влажной утренней тени стоял Лиза. Он помахал Гансу рукой и хотел было двинуться дальше.

- Лиза, подожди. Пожалуйста, найди скорее Голубку. Мне очень надо с ним поговорить. Очень срочно. Я не могу выйти. Пусть придет. Квартира четырнадцать.

Лиза стоял под окном в нерешительности. Казалось, он не расслышал слова Ганса. Он направился было к подъезду, но Ганс остановил его.

- Не ходи. Тебя не пустят. Найди Голубку. Скорее.

Лиза кивнул. Ему было проще выполнить просьбу, чем выяснять на всю улицу подробности. Зябко поежившись, он ушел. Ганс провожал его взглядом, пока он не скрылся за углом.

"Куда он идет так рано? Словно свободный".

Гансу стало холодно. Он закрыл окно и тут же почувствовал себя отрезанным от всего мира. Ему показалось, что прошло уже много лет с тех пор, как он вошел в эту квартиру. Он не представлял, как можно одним поворотом замка открыть дверь, выйти на улицу и, как Лиза, торопливо зашагать куда-нибудь... Куда?

"Это невозможно. Они не выпустят меня. Они все ждут, когда я убью клиента... или себя. Лиза не найдет Голубку. Он даже искать не будет. Встретит когда-нибудь случайно и скажет, что я хотел его видеть. Но будет уже поздно".

Гансу стало нехорошо. Он вдруг ощутил приступ тошноты и голода одновременно. Распахнув холодильник, он принялся жевать все, что попадало под руку.

- Развяжи меня. Я приготовлю тебе завтрак, - донеслось из комнаты.

Ганс перестал жевать. Еще долго к чему-то прислушивался. Ему показалось, что он услышал голос Славика.

- Завтрак?

Взяв остаток колбасы и прижав к груди пакет скисшего молока, он вошел в комнату.

- Это ты говорил?

- Я только хотел помочь тебе.

Ганс подошел к кровати.

- Поднимись.

Клиент с трудом уселся, прислонившись спиной к изголовью кровати. Он не сводил глаз с колбасы. Ганс поднес ее к его губам. Казалось, клиент хотел забрать в рот весь кусок сразу. Он откусывал, жевал и глотал одновременно. Крошки сыпались на постель. Ганс едва сдерживался, чтобы не заплакать от жалости.

- Что ты, как свинья...

Ганс смотрел на блестящие от жира, торопливо двигающиеся губы клиента, на его горящие от голода глаза с темными кругами под нижними веками, на заросший подбородок, на взлохмаченные волосы, на оттопыренные, совсем как у Славика, уши и неожиданно почувствовал странное волнение.

- Да не торопись ты, подавишься.

Нежность в голосе Ганса заставила клиента остановиться. Ганс удивился этому не меньше его. Взгляды их встретились. Придвинувшись к клиенту вплотную, Ганс обнял его перевязанной рукой и привлек к себе, а другой рукой поднес к его губам пакет с молоком.

- Запей.

Клиент жадно пил, проливая молоко на подбородок и грудь. Потом благодарно посмотрел на Ганса.

- Спасибо.

Ганс чувствовал тепло от его тела. Сам не замечая, он все теснее прижимался к клиенту.

- Руки больно. Развяжи, пожалуйста.

Ганс вскочил с постели.

- Гад какой! Это ты специально... Меня не купишь...

Ганс выбежал на кухню. Его трясло от возбуждения, и от этого он еще больше злился.


* * *

Открыв глаза, Дим обвел взглядом комнату, быстро встал с кровати и начал торопливо одеваться. Взглянув на старый будильник, он с досады пробормотал:

- Надо было подняться раньше.

Вчера Леха привел его сюда и прежде, чем уйти, строго наказал:

- Без глупостей. Завтра в семь я приду, и ты должен быть здесь. Не заставляй себя разыскивать.

Потом он недоверчиво посмотрел на Дима и принес из ванной ведро.

- Я тебя лучше закрою. Гадить будешь сюда. Сам виноват. Он ушел, два раза повернув в замке ключ.

Дим выглянул в окно. Высоко. Подбежав к двери, он зацепил ногой ведро. Оно с грохотом опрокинулось.

- Кто там? - тут же послышался голос соседки под дверью.

- Это я - Лешин брат. Он ушел и случайно закрыл меня.

- Он ушел рано утром. Очень рано.

- Мне нужно выйти. Очень нужно.

Соседка поняла слова Дима по-своему.

- Я понимаю. Но что же теперь делать? Надо дождаться Алешу.

- Я не могу его дожидаться.

Соседка, очевидно, некоторое время размышляла. Потом неуверенно проговорила:

- А может быть, там есть какая-нибудь баночка? Я не могу открыть дверь без разрешения Алеши.

- У Вас есть ключ? - обрадовался Дим.

- Да, второй ключ он хранит у меня. На всякий случай. Но я не могу...

Дим взмолился:

- Откройте, пожалуйста. Мы с Лешей договорились встретиться. Он будет ждать, а я выйти не могу.

- Хорошо, я сейчас открою, - отозвалась старушка жалобным голосом. - Но под Вашу ответственность.

Она удалилась и вернулась только через пятнадцать минут.

- Едва нашла. Что поделаешь - старость. Извините. - Она долго вертела ключ в замочной скважине. - Я ничего не понимаю в этих замках. У нас все делают, чтобы... Извините, я не могу открыть. Может быть, это не тот ключ.

Дим посмотрел на будильник и ужаснулся, Леха должен был прийти с минуты на минуту.

- Пожалуйста, протолкните ключ под дверью. Я попробую открыть.

- Извините, но он у меня на связке. Я не могу Вам дать все ключи.

- Снимите со связки Лешин ключ. Как только я открою дверь, то верну его Вам.

Еще с минуту соседка колебалась. Потом под дверью что-то звякнуло, и у ног Дима появился ключ. Он быстро открыл дверь. Распахивая ее, он чуть не сбил старушку с ног.

- Ой, Вы не ушиблись?

Дим закрыл дверь и отдал ключ соседке. Та была счастлива, что инцидент закончился благополучно.

- Вы знаете, я не хотела брать ключи у Алеши. Мало ли что может случиться. Это такая ответственность. А если что пропадет, не дай Бог? Но он так настаивал...

Кивая головой, Дим пятился к входной двери. В подъезде он так быстро сбегал по лестнице, что даже, когда увидел поднимающегося Леху, не смог сразу остановиться. А когда побежал назад, то услышал за спиной:

- Ты куда?

Дим остановился.

- Так-так. - Леха был уже рядом. - А ты, я вижу, хитрец. Я ожидал что-нибудь такое. Бежишь, значит. - Леха схватил Дима за руку и потащил за собой. - Не хороши мы для тебя. Ну что ж, не хочешь по-хорошему... Как дверь открыл? Старушенцию подкупил?

- Леша, пожалуйста, не говори ей ничего. Она хотела как лучше. Я сказал, что ты ждешь меня.

- Специально скажу, что ты брехло, чтобы в следующий раз думала. Я ей так скажу...

Леха втолкнул Дима в прихожую. Соседка тут же вышла в коридор.

- Алеша, Вы уж простите меня старую и брата не ругайте. Провозилась с ключами битых полчаса. Нет от меня никакого толку. Заставила Вас ждать.

Леха свирепо взглянул на Дима:

- Ничего. Не страшно. Брат все-таки.

Дим улыбнулся ему. Когда они были уже в комнате, Леха смерил его неприязненным взглядом и сказал сердито:

- Я, по-твоему, изверг какой-нибудь? Что ты от меня бегаешь?

- Леша, мне надо срочно поговорить с одним человеком. Важное дело.

- Все темнишь, - проворчал Леха. - Какое еще дело? У нас теперь не должно быть секретов друг от друга. Договорились же, что мы теперь друзья.

Леха бросал в большую сумку какие-то пакеты с вещами. Дим сел на табурет.

- Леша, а где ты был всю ночь?

Леха хотел было отмахнуться, но тут же подозрительно посмотрел на Дима.

- Ты что, на слове меня поймать хочешь? И не пытайся. Я - совсем другое дело. У меня могут быть свои заботы, потому что я нормальный. Я не гомик. А тебе, чтобы исправиться, лучше выкладывать все начистоту. И про дружков своих забыть. У тебя началась новая жизнь, понял? А теперь пошли. Здесь недалеко столовка. Перекусим. А то скажешь, что я тебя голодом морю.

Столовая действительно была рядом с домом. Леха заставил поднос тарелками.

- Если еще что понравилось, говори. Сегодня мы богатые. Тряхнули твоего бывшего дружка. Помнишь, которого в скверике с твоей помощью выловили? Слушай, ну какая мерзость! Как ты приятелей выбираешь? Хотя, у вас... у них, у педиков, это в порядке вещей. Лишь бы перепихнуться. Что, не так?

- Не так.

- А чего у тебя опять с глазами? Не трать себя по пустякам. Так вот, эта финтифлюшка нам сегодня залог принесла, на который мы сейчас и гуляем. Он и расписку нацарапал. Еще вчера. Хочешь почитать? Достань у меня в левом кармане листочек. Обхохочешься!

Леха шел с подносом впереди, не оборачиваясь к Диму. Дим быстро пошел к выходу. Леха поставил поднос на стол и, догнав Дима, схватил его за рубашку.

- Не нравится?! А думаешь кому-нибудь нравится, что такие твари по земле ползают, одним воздухом с нами дышат?

Дим оттолкнул Леху. Рубашка порвалась.

- Пусти меня! Я один из этих тварей!

Леха поймал его за руку.

- А вот и не пущу. Да, когда-то ты был таким, но теперь у тебя пойдет все по-другому, по-человечески. Ты забыл, что началась новая жизнь? Я не зря тебе все это говорю. Тебе сейчас надо увидеть все, что было, в истинном свете.

Дим засмеялся.

- Какой ты глупый! Дай, я тебя поцелую.

И не успел Леха опомниться, как Дим крепко поцеловал его в губы.

- Разве это плохо? - шепнул он на ухо Лехе.

Тот в ужасе оглянулся. Немногочисленные посетители с интересом наблюдали за ними. Леха покраснел и так уставился на Дима, что тот понял - сейчас может произойти все, что угодно.

- Ты что?! Ты издеваться?! Ты так?! - Леха готов был броситься на Дима.

Дим смотрел на него, добродушно улыбаясь.

- Если ты сейчас обернешь все в шутку, то не попадешь в глупое положение.

Секунду Леха напряженно смотрел Диму в глаза, потом громко расхохотался, оглядываясь по сторонам, и воскликнул:

- Ну ты даешь, брательничек! Ну и шутки у тебя. Того и гляди, нас за гомиков примут!

Дим снисходительно посмотрел на Леху и вздохнул:

- Не самый лучший вариант, но ничего.

Леха процедил сквозь зубы:

- Ладно, поговорим еще.

Когда они уселись за столик, Дим сначала не хотел прикасаться к пище, помня, на какие деньги все это куплено. Но Леха придвинулся к нему грозно.

- Ты думаешь, что можно бесконечно испытывать мое терпение? Ешь, а то я силой запихаю все это тебе в глотку.

Они ели, сохраняя молчание. После того, как был выпит сок, Леха достал из кармана сложенный вчетверо и изрядно помятый лист бумаги.

- Минуту внимания, сейчас будет десерт. - Он начал вполголоса читать: - "Я, Эсмеральда…" - Леха беззвучно засмеялся. - Слушай, ну и кликухи у вас, со смеху подохнешь. Я ему, как человеку, предлагал, напиши свои настоящие имя и фамилию. Но что ты, это такая тайна. А рожа у него была... Ты бы видел. Сначала он вообще из себя революционерку корчил. Ты думаешь, мы его хоть раз ударили? Он нам и так чуть лужу не сделал. Обошлось. Читаю дальше: "Я, Эсмеральда, торжественно клянусь, никогда больше не заниматься делами, противными природе, то есть гомосексуализмом. А если я нарушу свою клятву, пусть у меня отсохнет член и зарастет задница". - Леха стал мрачным. - Все это не так смешно, как кажется. Какая дешевка! Я ему диктовал, а он еще спрашивал: "Торжественно - с двумя "н"?"

- Неизвестно, как бы ты повел себя в такой ситуации.

В голосе Дима звучала неприязнь. Леха, прищурившись, посмотрел на него.

- Про меня все известно. Я себя знаю. Ты слушай дальше. Я показал ему фотографию брательника. Спрашиваю: знаешь? А он даже не попытался соврать. Знаю, говорит. И место указал, где встретить можно. Вам, оказывается, кустов и сортиров мало. Вы и в приличные места лезете. Так что, порадуйся вместе со мной. Скоро мы наведаемся в этот гадюжник. Ты меня своими зрачками не сверли, у меня классная защита.

- Нет у тебя никакой защиты. Тебе просто страшно.

Леха присвистнул.

- Это от чего же мне должно быть страшно? Ну-ка, выкладывай.

Дим опустил голову. Леха зло скривил губы.

- Ты не увиливай. Самому страшно стало?

- Не страшно. Бесполезно это. - Лицо Дима стало грустным. - Сам когда-нибудь поймешь.

Леха раздраженно рыкнул:

- Ты мне загадки не загадывай. Я это не люблю. Говори, у меня есть что ответить.

Лицо Дима смягчилось, потеплел взгляд.

- Объясни, для чего ты все это делаешь? Ты так упорно стремишься к цели, словно от этого зависит чья-то жизнь. Но ни одного человека ты не сделаешь счастливее. Даже себя. Что же не дает тебе покоя? Есть на свете что-то, чего ты понять не можешь. Вот это тебя и пугает. И Эсмеральду ты унижал, чтобы себя успокоить, силу свою перед собой демонстрировал. Но нет у тебя над этой тайной власти. И не справиться тебе ни со мной, ни со своим братом. Да, я знаю его. Он очень хороший. Во всяком случае, он спокойно переносит то, что тебе нравятся девушки, а не парни.

Леха передразнил улыбку Дима, сделав сладкое лицо и скосив глаза к переносице.

- Хорошо поешь, да только все равно будет по-моему. И ты в этом очень скоро убедишься. Я, конечно, не умею языком такие кренделя выделывать. Я делом докажу. Тоже мне, тайна - с мужиками трахаться. Сиди здесь и жди. Отлучусь минут на десять.

Леха подхватил сумку и вышел из зала.

Первые минуты ожидания Дим постоянно оглядывался на дверь. Потом постепенно переключился на свои мысли. Только сейчас он понял, как редко в последнее время оставался один. Но при этом он не стремился к общению, как и не избегал его. Диму пришло в голову, что слова, только что сказанные Лехе, относятся и к нему самому. Этот мир до сих пор был чужим для него. В центре событий он оказался невольно и воспринимал их как временную неизбежность. Он искал Вита, и все происходящее вокруг было ему либо помощью, либо помехой. Как только они встретятся, то покинут этот мир, и очень важно оставить за собой как можно меньше следов. Но в то же время Дим чувствовал, что, кажется, увязает в связях и событиях. Как будто какая-то сила стремится окунуть его с головой в эту жизнь, в которой он хотел остаться только гостем. Как противостоять этой силе?

- Я наблюдала за вами. Все ждала, когда ты меня заметишь.

Дим поднял глаза и увидел Лизу. Лиза стоял, одной рукой опираясь на спинку стула, в другой держал стакан с компотом.

- Можно составить компанию? - спросил он, безмятежно улыбаясь. - Я, пожалуй, возьму тебе что-нибудь, а то можно подумать, что ты сторожишь грязную посуду.

Дим быстро оглянулся на входную дверь.

- Ты его видел? Он сейчас вернется. Разве Эсмеральда не передал тебе, что твой брат в городе? Он ищет тебя.

- Ты очень любезен. - Лиза с невозмутимым видом уселся напротив и отпил из стакана. - Нет, Эсмеральда мне ничего не говорил. Я сидела за тем столиком и вдруг увидела вас. Честно говоря, я в замешательстве до сих пор. Что может быть общего между вами? Сначала вы всенародно расцеловались, а потом принялись опустошать эти тарелки. Что все это может значить?

Лиза меланхолично разглядывал Дима. Казалось, опасность, которая ему грозит, ничуть его не занимает.

- Лиза, скорее уходи. Вам лучше пока не встречаться. Леша не может примириться с тем, что ты ...

Лиза, не сводя с Дима сонного взгляда, провел языком по краю стакана.

- Леша? Я вижу, вы подружились. И он, конечно, посвятил тебя в наши семейные распри. Каким, интересно, образом ты заслужил такое доверие?

Дим снова оглянулся на дверь.

- Если хочешь, мы можем поговорить об этом в другой раз. Поверь, тебе сейчас лучше уйти. Он вот-вот вернется. Ты не представляешь, как он зол на тебя.

Лиза поставил стакан на стол, улыбнулся вяло, словно принужденно.

- Почему тебя все это так волнует? Ты беспокоишься за меня? А может, за него? - Лиза облокотился на стол, положил подбородок на сцепленные пальцы, приняв позу актрисы со старинной фотографии. В глазах появился загадочный блеск. - Как ты думаешь, когда он увидит меня, он набьет мне морду прямо здесь? Интересно, а что будешь делать ты? Может быть, больше всего тебя беспокоит это?

Дим так живо представил сцену встречи Лехи и Лизы, что голос его дрогнул.

- Я не могу тебе объяснить все сейчас. У нас нет времени. То, что мы с ним вместе, это случайность. Он помог мне в трудную минуту. Можно сказать, он спас меня. И я ему, конечно, благодарен. Но ударить тебя я ему не позволю.

Лиза сладко зажмурился и, не разжимая губ, засмеялся.

- Это любопытно. Пожалуй, ради этого стоит рискнуть.

Дим больше ничего не мог сказать. Он волновался за Лизу, но уже смирился с тем, что неприятную ситуацию придется пережить. Лиза испытующе смотрел на него, продолжая улыбаться.

- Если передумаешь, скажи сразу. Может быть, я еще успею уйти.

Дим промолчал.

- Ну что ж, пока мой братец не пришел и не сделал из меня отбивную, можно немного развлечься. Расскажи о себе. Я умираю от любопытства. Ты такой загадочный. Как тебе удается так восхитительно интриговать? Кто ты? И где ты сейчас? Я слышала, ты в расходе, но кто-то сказал, что ты уже с Папой. А оказывается, ты с моим братом... и со мной одновременно. - Лиза таинственно подмигнул. - Ты уже переспал с ним?

- С кем?

- С Алексеем.

- Нет. - Дим ответил прежде, чем успел удивиться, но тут же изумленно посмотрел на Лизу. - Конечно нет!

Лиза повел плечом.

- А что это ты так испугался? Неужели угадал? А может быть, ты считаешь, что этого быть не может? Хочешь совет? Останови его, когда он полезет тебе в трусы. Он свое возьмет, а потом тебе же этого и не простит.

Дим был совершенно сбит с толку.

- Мне кажется, он никогда этого не сделает. Может ли он даже в мыслях... Почему ты говоришь об этом?

Лиза усмехнулся. Бесконечно долгим движением взял стакан. Маленький глоток, казалось, длился несколько минут. Потом так же невыносимо медленно он поставил стакан на место.

- Потому что так уже однажды было.

Дим отрицательно качал головой. Лиза наслаждался эффектом. Потом, очень довольный собой, достал из кармана носовой платок и зеркальце. Оглядев свое отражение, он приложил платок к уголкам губ. Взглянув на Дима поверх зеркальца, он интригующе пропел:

- А не лукавишь ли ты? Как же понимать поцелуй в столь людном месте? Ты отчаянный мальчик. Мне это нравится. Скажи, тебя действительно зовут Дим? Это твое настоящее имя?

- Да, - ответил Дим автоматически. Он все еще обдумывал услышанное. Потом, очнувшись от задумчивости, обратился к Лизе: - Уйдем отсюда.

- Конечно, уйдем. Уж не подумал ли ты, что я мазохистка. Да, чуть не забыла, у меня для тебя поручение. Собственно, за этим я тебя и искала. - Лиза поднялся из-за стола, слегка оттолкнув от себя стакан. - Компот был - дрянь! - Тут он торжествующе взглянул на Дима. - Но и это пойло в твоих руках должно выглядеть шампанским! Иначе не стоит жить.

Дим почему-то был уверен, что именно сейчас, когда они покидали столовую, вернется Леха. Но он им не встретился. 


* * *

- Здравствуй, Надюша. Хозяин дома?

Костя вручил молодой женщине розовую гвоздику. Надя приветливо улыбнулась.

- Проходи. Он сейчас подойдет.

Костя вошел в прихожую, поцеловал Надю в щеку.

- Выглядишь ты лучше, чем в прошлый раз.

- А что, в прошлый раз плохо выглядела?

- В прошлый раз ты выглядела лучше, чем в позапрошлый. Все хорошеешь. Значит, живешь хорошо, чем не оставляешь мне никакой надежды.

Надя провела Костю на кухню.

- Помоги мне немного. Как раз успеем к приходу Таганова. А живу я вовсе не хорошо. Плачу вот.

- А что случилось? - Костя внимательно посмотрел на Надю.

- Да ничего. Лук шинкую. - Надя бросила в кастрюлю нарезанный лук. - Вот тебе огурец и помидоры. Сделай салат. Только солить буду я. Говоришь, хорошо выгляжу? А что мне еще остается? Таганов в бесконечных командировках или на работе сутками пропадает. Вот и слежу за собой от нечего делать. Правда, уже не знаю, для кого стараюсь. Попробуй на соль.

Надя поднесла к губам Кости ложку с бульоном. Костя кивнул с видом знатока.

- Нормально.

- Значит, пересолила. Ну и хорошо. Пусть считает, что влюбилась. Может приревнует. Дома почаще бывать будет. Ребенок скоро лицо отца забудет.

- Это какой ребенок? Иришка что ли? Да у нее скоро у самой дети будут. Зачем ей отец?

- Что ты говоришь! Какие дети? Только в институт поступила.

Костя пожал плечами.

- А зачем же она тогда в институт поступала?

Надя засмеялась.

- Тебе все шутки, а тут семья распадается. Повлиял бы на Таганова. Терпение кончится - брошу.

Костя тоже засмеялся.

- Пугаешь. Таких мужиков не бросают.

Еще продолжая улыбаться, Надя сказала грустно:

- Не знаю. Иногда кажется, что нет только повода.

Костя прошептал тоном заговорщика:

- А ты влюбись в меня, чем не повод? Мы ему будем изменять по шесть раз в день.

Надя снова засмеялась.

- Хороший ты друг, Костя. Жениться тебе надо.

Костя напустил на себя важный вид.

- Потому и не женюсь, что хороший. Зачем добру пропадать?

Щелкнул замок в прихожей. На кухню заглянул Таганов.

- О, у нас гости. Я не помешал?

Костя досадливо махнул рукой.

- Да заходи уж. Беда с вами, с мужьями, вечно вы не вовремя.

Таганов положил на стол пакет с хлебом.

- А я тебя на дуэль.

- На батонах будем драться?

Надя поставила на стол тарелки.

- Прошу за стол, гости дорогие.

После обеда Таганов взялся было за грязную посуду, но Надя выставила мужчин из кухни.

- Не так часто за любимым мужем посуду мою. Не лишай меня удовольствия.

Когда они вошли в комнату, Кома достал пачку сигарет.

- Я пришел узнать, что с Голубкой? Ты знаешь, где он сейчас?

- Не кури здесь. Ты просил - я сделал все, что мог. Голубка вышел из расхода. Правда, люди Шефа успели потрудиться. Теперь, я думаю, он у Папы.

Кома сжал в кулаке пачку.

- Им это зачтется. Мне бы только найти его. Папа говорит, что Голубки у него нет. Кажется, не врет. Где он может быть? Он совсем не приспособлен к этой жизни.

Гриф взял из рук Комы смятую пачку, из которой на ковер посыпался табак.

- Ты преувеличиваешь. Голубка вполне самостоятельный мальчик. Мне бы и самому хотелось узнать, где он сейчас.

Кома недружелюбно взглянул на Грифа.

- Ты в самом деле не знаешь, где он?

- В чем ты меня подозреваешь? - Лицо Грифа было непроницаемым.

- Ты что-то скрываешь. Может быть, он у тебя? Как тебе удалось вызволить его из расхода? Шеф не сентиментален, просто так он Голубку не отпустил бы.

- Послушай, ты меня просил помочь. Чем ты недоволен?

Кома упрямо тряхнул головой.

- Скажи, где он, и я успокоюсь.

- Не кричи. - Гриф сел рядом с Комой. - Ты отдаешь себе отчет в том, что было бы с Голубкой, если бы он остался в расходе? То, что с ним случилось за одну только ночь, было лишь началом.

Кома напряженно слушал Грифа, пытаясь понять, к чему он клонит.

- Если бы достаточно было заплатить Шефу, я не сомневаюсь, ты заплатил бы сам. Но Шефу нужна была услуга.

Кома схватил Грифа за плечи.

- Так он с Шефом?!

Гриф с трудом отвел руки Комы.

- Что ты все орешь? Выслушай. Может быть, Шеф и не прочь переспать с Голубкой, но сейчас ему важнее другое. Он хочет, чтобы в круг вошел один человек. Очень важная персона. Я только выступил в роли посредника.

Глаза Комы округлились.

- А при чем здесь Голубка?

- Шеф решил, что только Голубка способен привлечь этого человека в круг.

Кома снова кинулся на Грифа, но тот успел перехватить его руки. Кома принялся пинать ноги Грифа.

- Это не Шеф, это ты так решил! Ты распорядился Голубкой как будто он твоя собственность! Почему бы тебе не подложить тому типу своего Динго? Тебе понравилась роль сводника?

С крайне оскорбленным видом Гриф поднялся с дивана.

- Нам не о чем больше говорить. Если ты еще помнишь, не я, а ты валялся в моих ногах и слезливо умолял сделать хоть что-нибудь, чтобы Голубка вышел из расхода. Как ты себе это представлял? А что ты сам сделал для того, чтобы Голубке не пришлось пережить ту ночь? Что ты сделал, чтобы эти ночи не повторялись в течение года? Беспомощный истерик! - Гриф, до сих пор стоявший к Коме спиной, обернулся. - Ты прекрасно понимаешь, что я мог использовать ситуацию в своих интересах. Но я не сделал этого, хотя соблазн был велик. А теперь уходи.

Кома подошел к Грифу, обнял его.

- Прости, пожалуйста. Я схожу с ума. Ты настоящий друг. Я в долгу перед тобой. Скажи только, кто он?

- Этого я сказать пока не могу. - Голос Грифа потеплел. - Да ты и сам все скоро узнаешь. Думаю, этот человек появится в следующем круге.

Они снова сели на диван. Чтобы сменить тему разговора, Кома спросил:

- А что у тебя с Динго?

- Похоже, мы расстались.

- Ты не жалеешь?

- Не знаю. Мы долго были вместе, но ни разу мне не пришла в голову мысль выкупить его. Я не представляю наши отношения вне круга. Он не мужчина и не женщина. Я бы не знал, как с ним обращаться.

- Но до сих пор ты как-то делал это.

- Ты-то понимаешь, что круг - это игра. Я хочу выйти из нее сам и вывести Голубку. Но для этого он должен выбрать меня.

Кома подавил желание ответить колкостью.

- Как ты представляешь себе жизнь с ним?

Гриф улыбнулся своим мыслям.

- В том-то и дело, что я представляю все это постоянно. Я всегда хотел иметь сына. А он будет больше, чем сын. И знаешь, что важно: при том, что у нас такая разница в возрасте, я ее совсем не чувствую. - Тут Гриф заметил взгляд Комы. - Впрочем, тебе это, кажется, не интересно.

Кома откликнулся, изобразив участие:

- Нет, напротив, это моя любимая тема разговора. А тебе не кажется, что ты уже однажды предал Голубку? Вспомни, по чьей вине он попал в расход? Я мог бы тебя понять, если бы ты решил остаться с Динго. Ты не должен был дожидаться, когда я буду, как ты выразился, "валяться у тебя в ногах и слезливо умолять…"

- Я помог бы ему и без этого.

- Но ты не очень торопился.

- Я не думал, что так поторопится Шеф. Но с самого начала я знал, что Голубка в расход не попадет. А теперь получилось, что я вызволил его для тебя. Но это не так. Хотя, мы с тобой по-прежнему друзья, ты должен понять, что в отношении Голубки у нас равные права. Поэтому ни при каком обороте дел мы не должны стать врагами.

Кома с сомнением покачал головой.

- Не знаю, как это у нас получится. Знаю только одно - Голубка будет со мной.


* * *

Шеф сидел за столом и что-то писал на листе бумаги. Рядом стояла наполовину опустошенная бутылка водки. Не отрывая взгляда от написанного, он в очередной раз налил из нее в стакан и выпил.

- Хорошенький списочек получается. Как это я в него еще не угодил. Бог миловал. Как чувствовал, что добром это не кончится. К черту!

Шеф медленно водил по списку осоловелым взглядом.

- Голубка. Будь он неладен. Гриф. Ну, этот сам полез. Победитель. Никто не просил заступаться за этого СПИДоносца. Папа. Очень жаль, но сам выбрал. Эсмеральда. Тоже немножко жалко, но, глядишь, одним дураком меньше будет. Охрану придется поменять. Хлопотно, но выполнимо. Порезвились ребята, и будет. Женчик - мой первый помощник. Второго такого найти будет трудно, но что же делать... Что делать? А может быть, он еще не переспал с Голубкой? Нет. Быть того не может. Что он, за красивые глаза землю роет? Что же делать? Сколько их еще? Сколько... А Иванов! Черт! Неужели все сначала. Надо бы изменить правила. Чистота круга... Черт!

Шеф в сердцах смахнул бутылку на пол. Потом задумался". Может быть, рано паникую?" Он снял трубку телефона, набрал номер.

- Женька, ты? Звоню, звоню, где тебя черти носят? Ты мне нужен... Ничего не случилось. С чего ты взял? Ты мне вот что скажи, как на духу: Голубка в городе?.. Ты его своими глазами видел?.. Ты с ним сам разговаривал?.. И ты уверен, что это был не призрак?.. Оставь в покое мою крышу! Ты мне лучше скажи и тоже как на духу: Голубка твой - не настоящий?.. Да, спрашивал. И еще сто раз спрошу, пока ты мне врать не перестанешь... Я прощу тебе все: подлог, обман... все, что хочешь. Подумай хорошенько. Иногда лучше говорить правду... Ты уверен?.. А теперь послушай, что я тебе скажу, одно из двух: или ты Голубку не видел, или это вовсе не Голубка, в чем я почти уверен. Он не может быть настоящим, потому что настоящий Голубка сейчас совсем в другом месте!

Шеф бросил трубку, мутным взглядом уставился в потолок и, перекрестившись, пробормотал:

- Спаси и сохрани нас грешных.


* * *

В подъезде было темно, и Ганс через глазок ничего не видел. Он хотел убедиться, что за дверью действительно Голубка. Он задавал вопросы и прислушивался к голосу.

- Ганс, ты подарил Сове скейт?

Ганс понял, что это Голубка.

- Поклянись, что ты один, что рядом никого нет.

- Я один. Клянусь, здесь никого нет.

Почти одновременно щелкнули замки и задвижки, распахнулась дверь, и Ганс рывком затащил, зажмурившегося от света, Дима в квартиру. В тот же момент дверь захлопнулась, лязгнув задвижками. Вид у Ганса был совершенно дикий.

- Это ты?

Дим кивнул.

- Как это они тебя пропустили? Я боялся, что не пропустят.

- Кто они?

- Ну, эти, сторожевые псы Шефа. Сколько их там?

Дим растерялся.

- В подъезде никого нет.

- Значит, на улице?

- На улице я тоже никого не видел.

Ганс, казалось, не поверил.

- Где же они? Что они задумали? Ты Славика видел?

- Кого?

- Славика. Сову.

- Нет.

Ганса осенила догадка.

- Точно! Они его взяли в заложники. Они хотят, чтобы я сдался. Если они ему что-нибудь сделают, я... Я всех убью. И себя тоже. Можешь так им и сказать. - Ганс был возбужден. Он так выкрикивал фразы, словно хотел, чтобы его услышали за дверью.

- Я каждого подкараулю! Никто не спрячется! Всем отомщу!

- Ганс...

- Не зови меня так. Меня Геной зовут.

- Гена, я ведь не знаю, что случилось. Мне только что сказали, что ты хочешь со мной поговорить, что это очень срочно.

Ганс взял Дима за руку и повел в комнату. Руку, перемотанную окровавленным полотенцем, он по-прежнему прижимал к груди.

- Гена, что у тебя с рукой?

- Это не важно. Уже не важно. Только ты им не говори. И вообще, ничего им не говори. Не скажешь?

- Не скажу.

Вдруг, словно впервые, Ганс увидел сидящего на полу рядом с кроватью клиента.

- Смотри, сидит. Это мой заложник. Я его по кусочкам разрежу, если Шеф не отпустит нас из круга.

Дим посмотрел на клиента. Вид у него был измученный, но ни страха, ни ненависти в глазах не было. Клиент обратился к Диму:

- Развяжи меня. Я не убегу. Рук уже не чувствую.

Дим шагнул к нему, но Ганс его остановил.

- Ты что, он же врет! Только развяжешь его и поминай как звали. Он мне знаешь как по уху врезал? Даст и не обрадуешься. И вообще он гад. На меня "гомик, гомик...", а сам-то кто? Трахнуть меня хотел, да не получилось. Пусть сыночка своего разлюбезного трахает. Очередь занимает и трахает. Я ему уже два пальца отрезал. Ты бы слышал, как он орал. А мне его не жалко, из-за таких, как он... Сынок у него в институте учится. Там его научат. Посмотри только на этого гада. Он чуть до смерти меня не затрахал. Пришел с тремя членами. Он точно больной. Рук он не чувствует! Пусть привыкает. Скоро они ему вообще не понадобятся.

Ганс тараторил, бегая по комнате. Дим смотрел то на него, то на клиента. Ему показалось, что клиент смотрит на Ганса с жалостью. Ганс метался из угла в угол, как затравленный зверек с полубезумными глазами, словно отыскивая укромное место, где можно спрятаться.

- Гена, но у тебя рука... Это были твои пальцы...

Ганс остановился, в недоумении посмотрел на руку.

- Почему были? Они и сейчас мои. Пальцы-то мои, но я их у него отрезал.

Он ткнул перевязанной рукой в сторону клиента, но тут же, поморщившись, снова прижал ее к груди.

- Я и остальные у него отрежу, если понадобится.

Дим почувствовал слабость. Он подошел к кровати и сел рядом с клиентом.

- Гена, что ты делаешь?! Отпусти его, пока ты не отрезал ему все пальцы, пока ты не убил его.

Возбуждение Ганса резко сменилось угрюмостью.

- А что потом? Он будет приходить и трахать меня своими тремя членами? Он будет называть меня гомиком и трахать тремя членами? Тебе было приятно, когда тебя четверо трахали? - Ганс вздохнул и неуверенно добавил: - Шеф отпустит нас со Славиком. Он побоится.

Клиент придвинулся к Диму и умоляюще шептал:

- Развяжи меня, я больше не могу. Ты видишь, он сошел с ума. Это его надо связать, у него нож.

Ганс стоял, низко опустив голову. Дим осторожно предложил:

- Хочешь, я поговорю с Шефом?

Ганс медленно поднял голову, словно с трудом выходя из забытья.

- Это не поможет.

Дим не понимал, зачем Ганс позвал его? Почему именно его? Чем он может помочь Гансу?

- Что же мне сделать?

- Тебе? - Ганс внимательно посмотрел на него, потом оглянулся на окно. - Он не мог меня бросить. Его заставили. Я только тебе верю. Славик говорил, что ты особенный. А если он так считает, значит, так и есть. Спроси у него потихоньку, он еще любит меня? Только честно. Если он их боится, то это ничего. Я все сделаю сам. Мне бы только знать. - Ганс крепче прижал руку к груди. - Мне так больно.

Дим поднялся.

- Я сейчас же найду его и поговорю с ним.

Ганс оживился.

- Да, да, прямо сейчас. Я уверен, его заставили. Но мне будет легче, если он сам об этом скажет. Они могут больше не пустить тебя ко мне. Попроси у них, чтобы по телефону позвонить. Ты только скажешь мне... - Ганс задумался. - Скажи только, что он со мной. Нет. Они все поймут. Они набросятся на него. Нельзя, чтобы они поняли. Скажи просто: солнце светит. Нет. Тоже плохо. Какое там солнце, что же придумать?

- Я скажу, что Слава беспокоится за тебя.

- А если нет?

- Тогда я этого не скажу.

Дим направился было к выходу.

- Подожди. Посиди со мной немного. Я тут совсем один. - Ганс покосился на клиента. - Пойдем на кухню.

Они сидели за столом, не включая свет. Между ними стояла бутылка и два стакана.

- Извини, но закусить не предлагаю. Кто знает, сколько ждать придется. Холодильник почти пустой, а этот... - Ганс кивнул в сторону комнаты. - Все время жрет и жрет. Специально. Думает, меня голодом возьмешь. А мне плевать. Давай, выпьем, а закусишь ты потом, там. - Ганс посмотрел на улицу. В доме через дорогу в окнах горел свет. Ганс грустно улыбнулся. - Там всего много.

Они выпили. Ганс сразу налил себе еще и выпил.

- Я вот думаю... в последнее время столько уже передумал... может это все наказание мне?

- За что?

- Е-есть за что. Я ведь Славику моему жизнь поломал. Не специально, конечно. Дурак был. И нельзя мне сердиться, даже если он откажется от меня. Хорошо, если бы не отказался. Но если что-нибудь случится... Ну, там если что-нибудь... В общем, ты попроси его, чтобы он простил меня. Я очень хочу, чтобы он счастливым был. Уйти бы ему из этого круга проклятого. Даже если без меня. Что мне еще для этого сделать? Я очень виноват перед ним.

Ганс снова налил себе и выпил.

- Ты извини, что я один пью. Это последнее, а я боюсь сейчас трезвым быть. Только ты мне сегодня же позвони. Зачем еще тянуть. И все станет ясно. Непонятный он всегда был. Говорит, вроде, просто, а не ясно. Я иногда его совсем не понимаю. Вот мы с ним все время вместе были, а он как будто один. Иногда, кажется, совсем не замечает меня. А я люблю его и такого. Может быть, он все еще простить не может?

Он в соседнем дворе жил. А через наш двор со скрипкой ходил в музыкальную школу. Сейчас даже не пойму, чего он тогда нам помешал? Много через наш двор ходило. А вот он... Может потому, что чистенький очень был. И со скрипочкой. И в очках. И как будто не видит никого. Думали, нос задирает. Мы с пацанами раз сказали ему - через наш двор не ходить, другой раз повторили. А он ходит и ходит. Ну и решили, что вредный еще к тому же.

Не знаю, как это началось, я к нему неравнодушным стал. Сейчас мне кажется, что случилось это с первого взгляда. Но, наверно, все же нет. Поколотили мы его маленько. И вот пропал он. Казалось бы, этого и хотели. А меня еще больше зло разбирает. Теперь за то, что он не ходит. Я его и трусом, и слюнтяем, и маменькиным сынком, и всяко про себя называл. А он, потом оказалось, ангиной болел. Но я-то ведь не знал. И все я думал, где он сейчас в свою музыкальную школу ходит? Стал я потихоньку к их двору ходить и высматривать. А точно, где он жил, не знал. Пацаны сказали, что из того двора. А потом в парке, знаешь, где "плешка", был детский концерт. Мы там случайно совсем оказались. Смотрим, на скрипке играет. Смешно то, что я ведь в этом ничего не понимаю. Но вот точно помню, гордость меня какая-то распирала, когда он играл. И злость. Тетки вздыхали: "Талант, талант..." Тогда я и подумал, вот чего он нос задирает, великим себя возомнил, а меня, небось, и за человека не считает. А потом...

Ганс снова выпил, крякнул, судорожно вздохнул.

- Я ведь только смычок хотел сломать... Он опять через наш двор пошел. Ну, мы его с пацанами и прижали в угол. Не помню, кому эта дурацкая идея пришла в голову, чтобы он сыграл нам. А он отказался. Мы ему его же скрипку под нос суем, а он отворачивается. Вот тут смычок и упал. И мне почему-то до смерти захотелось сломать его. Почему-то обидно стало. Славик хотел поднять его и... как-то все враз. Весна была. Снег уже почти везде сошел. А я в кирзовых сапогах был. И как со всей силы ногой... А он за смычком... И рука-то... А пальчики-то у него, видел, какие...

Ганс заплакал. Плакал долго. Обо всем. Потом допил остатки коньяка.

- А он даже не вскрикнул. И скрипку, и смычок сломанный там оставил. Сунул только руку в карман и ушел. Я-то, дурак, думал тогда, что ничего, заживет. Я ведь не знал, как это бывает... Он ведь даже не вскрикнул. После этого он снова пропал. Очень долго его не было видно. Я опять потихоньку в его двор. А он сидит на лавочке с перевязанной рукой и книжку чичитает. Уже тепло было. Я все ходил, смотрел на него. А он читает и читает. А рука все в повязке. А потом повязки не стало. А он опять читает. Не выдержал я, взял скрипку, она у меня была, и подошел к нему. Сую ему скрипку, а он говорит: Не надо, больше не надо...

Ганс долго молчал. Потом взялся за бутылку. Она была пустая.

- Не берет что-то. Я, наверно, никогда не пойму до конца, что я сделал. Это знает только он. Но что-то я все же понял, и мне этого хватило. С тех пор я все время возле него был. Другой бы послал меня, куда подальше, а он нет. Даже что-то отвечал на мои глупые вопросы. Один раз даже к себе пригласил, но я не пошел. Не мог. Не мог его родителям в глаза смотреть. Понимаешь, это не тот случай, когда мама сыночка к инструменту привязывает. Для него это было все. А со мной он всегда так спокойно разговаривал. Смирился, наверно. Дубина я...

Вот и книжки его. Хотел я их вместе с ним читать. Но мне такие не нравятся. Я просто рядом сидел и представлял, как на него кто-нибудь нападает, и как я его защищаю. Я бы для него все сделал. И жизнь бы отдал. Не веришь? Отдал бы. Но ни разу не пришлось мне его ни от кого защитить. Может, потому и не пришлось, что всегда рядом был. Бывшие мои дружки смеялись надо мной. А я плевал на них.

А потом Славик мой на "плешку" стал ходить. Как он до всего этого дошел, откуда узнал, когда? Ума не приложу. А до меня долго не доходило. Чего, думаю, он в этот скверик повадился? Главное, сидим мы, кто-нибудь подсаживается, заговаривает... А мне-то что. Мы гуляем. Слава всегда называл меня телохранителем. Вроде шутил. А я не обижался. Мне даже нравилось. В общем-то, так оно и было. Я хотел охранять его от всего. По кустам он, конечно, не шарился. Его в дом всегда приглашали. Выглядит он прилично. Подойдем к подъезду, а он мне: "Гена, погуляй здесь. Я ненадолго. Если через час не выйду, поджигай". Это он опять шутил. А я не обижался никогда. Мне и не хотелось тоже в гости идти. Я только думал, как он быстро с людьми сходится.

А потом он Женьку встретил. Тот его в круг и сговорил. Тогда мне Славик и выдает: "Нам не надо больше встречаться". То есть как не надо? У меня аж в глазах потемнело. Я такого не понимаю. Объясни, чем я провинился. А он и объяснил.

А знаешь, мне и раньше хотелось как-то обнять его, на руки взять, потискать, короче. И чтобы он меня обнял. Но главное не в этом. А в том, что если бы он даже крокодилом с рогами стал, мне бы ничего. Но что бы не надо встречаться, как он сказал... Я этого не понимаю. Вот я ему и говорю: "А что, я-то в этот круг не подхожу?" А он как на меня глаза вытаращит. Прямо обалдел. "А что ты - говорит - там делать будешь?" - "То же - говорю - что и ты". Он смеется: "А ты умеешь?" А я ему, глазом не моргнув: "Ты научишь". Вот так мы и зажили.

А для родителей он в институте учится и в общаге живет. Они, конечно, очень против общаги были. Но он... Ты не смотри, что, вроде, хлипкий. С характером. И родители у него тоже... Отношения у них такие. Вроде, в самостоятельную жизнь сын пошел. Но что я хочу сказать, объяснить это трудно, но я чувствую, с тех пор, когда смычок сломался, он уже как будто и жить перестал. То есть живет, вроде, но уже как будто не он, как будто за кого-то доживает. Я не знаю, как объяснить. Я только не хочу, чтобы он доживал. И все из-за меня. Я его из этого круга должен вытащить. Ты с ним поговори потихоньку и мне... Что-то я опять о том же. Ладно. Иди. Вот тебе его телефон. И поздравь его от меня. У него ведь вчера день рождения был.


* * *

- Я сама найду дорогу. Скажи мне только адрес и имя.

Динго старался говорить спокойно, но одна мысль о том, что ему придется идти по улице рядом с Женькой, выводила его из себя. Женька с серьезным видом качал головой.

- Нет, что ты, я должен проводить тебя до места. Кругом столько хулиганов, а я отвечаю перед Шефом за доставку товара в целости и сохранности.

- Ну хорошо, тогда идем скорее.

Женька ехидно заметил:

- Не терпится скорее забраться в постельку крутого мена?

- Не смей так со мной разговаривать! Ты ничто. Избавь меня от своего общества. Ты пойдешь по другой стороне улицы.

Женька посмеивался.

- Еще чего. Ладно, пошли. Я буду молчать, как рыба об лед. Но сначала дам тебе пару советов. Во-первых, клиент не выносит ваших дурацких кличек. Для него ты просто Денис, если ты еще помнишь это имя. Во-вторых, постарайся вести себя скромнее. Это не Гриф...

Динго остановился и зло посмотрел на Женьку.

- Это уже слишком! Все! Я передумала и никуда не иду. Можешь отправляться вместо меня. Найди своему языку лучшее применение. А теперь мой совет, но только Шефу: пусть в помощники выберет кого-нибудь поприличнее, чтобы не разило подворотней. Можешь так и передать.

Женька скривил губы.

- Хочу заметить, что и ты не дама из высшего общества. Долго уговаривать не стану, можешь возвращаться на свою помойку. Ты хотел узнать его имя? Иванов. Тебе это о чем-нибудь говорит?

Динго сделал кислую мину.

- Да, это не Париж. Иванов, Петров, Сидоров... - Но вдруг его осенило, и спесь вмиг исчезла с его лица. - Что, тот самый?

- Уж поверь, этот Иванов всем Ивановым Иванов.

Женька уже входил в роль благодетеля. Он снисходительно наблюдал, как Динго приходит в себя. От избытка чувств у того увлажнились глаза.

- Ты должен был мне сразу сказать. Боже мой, я ведь почти не готовилась. - Оглядев свою одежду, он в отчаянии воскликнул: - Но почему ты сразу мне не сказал, негодяй?! А он не может немного подождать? Мне надо привести себя в порядок.

Динго умоляюще смотрел на Женьку, а тот невольно вспомнил, что точно так же Динго смотрел на него, когда Женька предложил ему войти в круг, где богатые люди могут выбрать его в любовники. Тогда еще Динго был не Динго, а Денек. Это прозвище он получил за капризный характер, из-за которого не мог оставаться с очередным любовником дольше одного дня. Это потом, прожив долгое время с Грифом, он заматерел, стал породистым и надменным. Женька улыбнулся мелькнувшему воспоминанию.

- Я думаю, ждать он не будет.

На лице Динго отразилось неподдельное горе.

- Можно было ожидать, что со мной произойдет все именно так. Он выставит меня за дверь. Он не будет иметь дело с такой оборванкой. Но почему, почему ты мне сразу не сказал?!

В голосе Динго послышались слезы. Женьку это тронуло.

- Динго, брось ломать комедию. Сам прекрасно знаешь, что у тебя все в порядке, что в круге ты самый... один из самых...

Глаза Динго сверкнули негодованием. Он вспомнил о Голубке. Это сразу вернуло его в привычное состояние. Бросив на Женьку холодный взгляд, он проговорил царственным тоном:

- Он не пожалеет о своем выборе, вряд ли он мог найти что-нибудь лучшее в этой дыре. Что ты стоишь как истукан? Мне нельзя опаздывать.

Они двинулись дальше. Динго важно вышагивал чуть впереди, отвернувшись в сторону, всем видом показывая, что он никакого отношения не имеет к идущему рядом Женьке. Но Женька видел, как он волнуется, как украдкой смотрит на свои руки, проверяя маникюр, как нарочито небрежным движением поправляет прическу, как провожает взглядом свое отражение в витринах, в очередной раз убеждаясь в неотразимости величественной осанки. И все же, прежде чем войти в подъезд, он оглянулся на Женьку. Дыхание было учащенным, как после бега.

- Я предполагала, что именно в таком доме он живет. Боюсь, что круг не пошел мне на пользу. Я выгляжу вульгарно?

Женька видел, как Динго нуждается в поддержке.

- Ну, здесь, положим, он не живет. С какой стати ему устраивать свидания у себя дома. Так что не беспокойся, не в гости идешь. В сущности, он такой же мужик, как... - Женька запнулся. - И не забудь, ты - Денис.

Динго скрылся в подъезде. Женька позвонил из стоявшего неподалеку телефона-автомата.

- Шеф? Все в порядке, Голубка на месте. Надеюсь, ты не забудешь о том, что обещал.

Женька повесил трубку, оглянулся и увидел в двух шагах Мики. Тот уже прошел мимо. Женька был рад, что Мики не заметил его. Спустя минуту Мики прошел обратно. Женька усмехнулся. Но когда Мики снова прошел мимо него, Женька стал наблюдать за ним. Пройдя несколько шагов, Мики остановился и, уже прямо глядя на Женьку, подошел к нему.

- А ты почему не здороваешься?

- Здравствуй, Мики. Я и не заметил, как ты два раза прошел мимо меня.

- У тебя, наверное, очень важное дело, поэтому ты никого не замечаешь. Кого-то ждешь?

- А у тебя, наверное, выходной, и ты не знаешь, куда себя деть. Ходишь туда-сюда. Извини, но я не смогу составить тебе компанию.

Мики засмеялся.

- А вообще-то, я ищу Голубку. Ты случайно не знаешь, где он?

Женька насторожился, но виду не подал.

- У Папы, наверно, где же еще?

Мики простодушно улыбнулся.

- Я был у Папы. Голубки там нет.

Женька молча пожал плечами. Мики склонил голову набок.

- Странно, вы, кажется, были друзьями.

- Почему были? Мы и сейчас друзья. Я дружу со всеми, кого в круг привожу. Вы словно мои дети.

Мики фыркнул.

- А Динго тоже твой сынок? Мне показалось...

- Мики, шел бы ты.

Мики пропустил его слова мимо ушей.

- Мне показалось, что Динго только что вошел в этот подъезд? Мне даже показалось, что это ты его сюда привел. Вы что, на вызовах подрабатываете? А вдруг Шеф узнает?

Женька пошел прочь. Мики, улыбаясь, смотрел ему вслед. Женька оглянулся и, увидев, что Мики не собирается уходить, вернулся.

- Мики, кончай придуриваться. Ты же не зря тут околачиваешься. Говори, чего надо?

Мики удивленно посмотрел на Женьку.

- Что ты имеешь в виду? Я просто гуляю, и ты совершенно верно заметил, не знаю, куда себя деть. Вообще-то, мне нужен Голубка. - Взгляд Мики стал насмешливым. - Я такой фантазер. Мне вдруг представилось, что в этот подъезд должен был войти именно он, а не Динго.

Женька понял, что Мики только что слышал его разговор с Шефом. Тот поднял брови, всем видом говоря: "Неужели отгадал?" Женька понизил голос:

- С чего ты взял?

Мики загадочно скосил глаза в сторону и тоже понизил голос:

- Иногда мне кажется, что я - экстрасенс. Нет смысла лгать.

Женьке захотелось ударить по этой самодовольной физиономии.

- Рассказывай кому-нибудь другому. Экстрасенс. А если экстрасенс, зачем про Голубку спрашиваешь? Подожди, вот освобожусь немного, разберусь с тобой. Можешь другим голову дурить, но не мне.

Мики вздохнул:

- Да, да, все некогда, все дела. Так и жизнь пройдет. А про Голубку можешь не говорить. Я и про него все знаю. Боюсь, к нам он больше не вернется.

Женька уже не мог скрыть, что ошеломлен.

- А про это ты откуда взял?

Мики смотрел на него, как на соперника, до скуки быстро побежденного.

- Похоже, я знаю больше, чем ты.

Голос Женьки стал глухим.

- Я тебе не верю.

- Как хочешь. Он все искал своего друга. Просил меня помочь. - Мики усмехнулся. - Даже себя предлагал за это.

- Врешь!

Мики снисходительно смерил Женьку взглядом.

- На тебя он уже не рассчитывал. Особенно после того, как ты проводил его в расход.

У Женьки потемнело в глазах. Казалось, в груди что-то растет, давит и вот-вот вырвется наружу.

- Врешь! Ты все врешь! - шептал он. - Дим не мог так сказать.

- Мог, не мог, какая теперь разница. Я одного не пойму, зачем ты его в круг потащил? Ты с самого начала знал о его тайне?

- Да. То есть, нет. Но он сам. Так получилось.

- И тебя совсем не волновала судьба людей круга?

- Я не думал, что это зайдет так далеко.

Лицо Мики стало суровым.

- Ты не думал! Ты так легко распорядился жизнью Грифа, Папы и других, тех, кто был с Голубкой. Сам-то этой участи ты, конечно, избежал. А может быть, и ты переспал с ним? Я знаю, бывают такие, сами влипнут, а потом мстят всем, кто жить собирается долго.

Женька качал головой. Он уже не видел Мики. Ему казалось, что его мысли, помимо воли звучат вслух.

- Нет, я не был с ним. Но если бы он только захотел...

- Ты и теперь любишь его? После всего, что он сделал?! Да его четвертовать мало!

Женька вспыхнул.

- Не тебе судить! Он ни в чем не виноват. Они сами лезли.

Голос Мики стал вкрадчивым:

- Ты совсем потерял голову от своей любви, если даже эта чума тебя не остановила. Ты тоже, по-своему, болен. Но, к счастью, это излечимо.

Женька в недоумении взглянул на него:

- О чем ты говоришь? Какая чума?

Мики тоже удивился:

- А о чем говоришь ты? Только не делай вид, как будто не знаешь, что у Голубки СПИД.

Женька побледнел, судорожно глотнул воздух.

- Мики, я тебя сейчас ударю за твой поганый язык! Или признавайся, что соврал!

- Как?! Он тебе ничего не сказал? Вот гад! Теперь ты понимаешь? Я ведь тоже совсем случайно узнал. И вот о чем думаю. Круг распадается, ты и сам это видишь. К тому же, методы Шефа грубы, он совершенно не способен контролировать ситуацию. Мне кажется, будет лучше, если процесс распада пойдет немного быстрее. Вся эта история как нельзя кстати. Мы естественным образом избавимся от пострадавших. Они разбредутся по случайным связям, а там, поди, узнай, кто чего и от кого. И про Голубку забудут. А мы с тобой могли бы начать новое дело. Мои гениальные идеи плюс твой колоссальный опыт... Я не чета Шефу. У нас будет все по-честному. Ты мне только сейчас помоги немного.

Сначала Женька слушал Мики и не слышал его. Но постепенно смысл слов стал доходить до него. Он ответил словно из забытья:

- Ты прав. Круг разваливается. Туда ему и дорога. Но это не значит, что я снова собираюсь вляпаться в это дерьмо. А тебе, как начинающему, могу предложить начать учиться с малого: постой-ка здесь на стреме.

Женька уходил, Мики крикнул ему вслед:

- Я-то начну, да только ты не опоздай присоединиться.


* * *

Эс уже полчаса ходил за Грифом по городу. Тот заходил в магазины. Ничего не покупая, разглядывал каждую витрину. Часто звонил из телефона-автомата. Долго сидел на троллейбусной остановке, то попадая в толпу ожидающих, то оставаясь совсем один.

Эс вошел за ним в дом и поднялся по лестнице. Когда Гриф стоял уже у двери квартиры, Эс подкрался сзади, закрыл ему ладонями глаза и, изменив голос, спросил:

- Кто я?

Гриф резко развернулся и чуть не сшиб Эса с ног. Тот схватился за ушибленное плечо. Гриф с досадой смотрел на него.

- Ты рискуешь. Я ведь мог спустить тебя с лестницы. Никогда больше не делай этого.

Эс обиженно захныкал:

- Ты же видел меня, признайся. Я весь день за тобой хожу.

- Зачем?

Эс кокетливо улыбнулся.

- Мы ведь с тобой гуляли. Никто на свете не знал об этом кроме нас с тобой. Как это романтично! Мне иногда казалось, что я слышу, как ты разговариваешь со мной. Нам уже не нужно слов...

- Я не понимаю, о чем ты говоришь, - перебил его Гриф. - Ты следил за мной?

Эс поморщился.

- Нет. То есть, вначале - да. А потом, когда ты меня заметил там, у кинотеатра, и не подошел, я понял, что ты так хочешь. Это было так восхитительно!

Гриф все еще плохо понимал, о чем идет речь. Эса это ничуть не беспокоило.

- Ну, как хочешь, можешь не признаваться. Пусть это навек останется нашей тайной. Ты здесь живешь?

Гриф оглянулся на дверь квартиры и беззвучно чертыхнулся.

- Тебе не следовало сюда идти. Разве ты не знаешь правила круга?

- Правила круга? - томно переспросил Эс. - А при чем здесь мы? У нас с тобой свои правила. Разве ты не хочешь, чтобы я вошел в твой дом и остался в нем навсегда?

Глаза Грифа расширились.

- Этого еще не хватало! Иди к себе. На днях загляну.

Лицо Эса стало скорбным.

- Ты меня больше не любишь.

- Что за бред ты несешь. Когда я признавался тебе в любви? Иди. После поговорим.

Гриф хотел повернуть Эса спиной к себе, но тот вырвался.

- Это не бред! Тебя все нет, а я все жду, жду и ничего не знаю. Может быть, ты болен и тебе некому стакан воды подать. А может быть, ты вообще убит.

Гриф устало провел ладонью по лицу.

- Теперь ты видишь, я - здоров. Просто очень занят.

- Ты так занят, что часами бесцельно шляешься по городу. А как же я? Я хочу быть с тобой всегда. Хочу всегда смотреть в твои глаза, хочу держать тебя за руку, дышать с тобой одним воздухом! Ты бросил меня! Почему? Должна быть причина. Ты что-то скрываешь.

- Не кричи, нас могут услышать.

Эс повысил голос:

- Пусть слышат! Я не стыжусь своей любви! Пусть все о ней узнают! Я тебя...

Гриф зажал ему рот ладонью.

- Замолчи, истерик. Если ты сейчас же не уберешься отсюда, ты никогда больше не увидишь меня.

Эс трагически вскинул брови. Гриф отпустил его.

- Нет, нет, только не это. Я уйду, любовь моя. Я буду ждать тебя всю жизнь. Я верю - ты придешь.

Гриф скрылся за дверью. Эс показал ему вслед язык, потом стоял на ступеньке, о чем-то размышляя и барабаня пальцами по перилам. Вернувшись к двери, он нажал на кнопку звонка. Дверь открыла женщина.

- Вам кого?

Эс растерялся и смотрел на нее во все глаза. Он не знал имени Грифа. За спиной женщины появился Гриф.

- Надюша, кто там?

Увидев Эса, он словно окаменел. Эс, напротив, пришел в себя.

- Мне надо с тобой поговорить, - сказал он, не отрывая взгляда от Нади.

Надя оглянулась на мужа, он успел принять беспечный вид. Надя шагнула в сторону.

- Проходите.

Не успел Эс воспользоваться приглашением, как Гриф решительно вышел в подъезд.

- Надюша, это на одну минуту. Я сейчас вернусь. - Он прикрыл за собой дверь.

Эс скорчил брезгливую мину.

- "Надюша". Это что, твоя ширма?

- Это моя жена. Что ты хотел сказать?

- Жена?! - Эс с ужасом посмотрел в ту сторону, где только что стояла Надя. - Я тебе не верю. Зачем бы тебе понадобилась жена? Ты еще лет пять можешь пользоваться успехом.

- Говори, что хотел сказать, и убирайся.

Эс все еще был в замешательстве.

- Я не помню... Так вот что ты скрывал. Я видел, что тебя что-то гнетет. Но тебе не надо было скрывать, тебе надо было рассказать все как есть. Я ведь люблю тебя. Господи! Теперь все просто и ясно. Тебе надо с ней разойтись, вот и все.

Гриф зло усмехнулся.

- И это все? А без этого обойтись никак нельзя?

Эс прижался к Грифу.

- Нет, я так не смогу. Я не хочу тебя ни с кем делить. Тем более с женщиной! Я ей сейчас скажу, что я о них думаю. Мало того, что всех "натуралов" окольцевали, так им еще и "голубых" подавай!

Эс нажал на кнопку звонка, Гриф оттолкнул его. Эс, не удержавшись на ногах, упал и покатился по лестнице. Гриф подбежал к нему. На лестничную площадку вышла Надя.

- Миша...

- Надя, ничего страшного, он просто упал. Иди домой, я сейчас.

Надя испугано смотрела на неподвижное тело Эса.

- Миша, у него кровь.

Эс лежал, не подавая признаков жизни. На лбу его действительно было кровавое пятно. Стиснув зубы, Гриф поднял его на руки и понес в дом. Эс быстро пришел в себя. Он долго смотрел на Грифа затуманенным взглядом.

- Нет, я не мог уйти из этого мира, я не мог оставить тебя...

- Как ты себя чувствуешь? Ты сможешь идти? - перебил его Гриф.

- Миша, он только пришел в себя. - Надя укоризненно посмотрела на мужа и положила на лоб Эса влажное полотенце. Эс застонал.

- Как ты мог? Я был совсем один. Они пытали, они мучили меня. Они били меня несколько часов подряд. - Слезы потекли из глаз Эса. - Они издевались надо мной, пока я не потерял сознание...

- Миша, надо вызвать "скорую".

- Не надо "скорую!" - хором отозвались Эс и Гриф.

Гриф отвел Надю в сторону.

- Не беспокойся, ему сейчас будет лучше. Приготовь чаю.

- Не уходите, - послышался слабый голос Эса. - Я должен поговорить с вами.

Гриф обнял Надю за плечи и повел на кухню.

- Не обращай внимания. Он немного не в себе, но скоро все пройдет. Хотя, пожалуй, я отвезу его в больницу.

- Надя, прошу Вас, выслушайте меня. Если я сейчас умру, то унесу эту тайну в могилу. О, как мне плохо! Я чувствую, как смерть костлявой рукой...

Гриф подскочил к нему.

- Помолчи! Тебе вредно разговаривать. Я сделаю все, что нужно. Побереги силы.

Эс сразу успокоился и прошептал:

- Я сомневался в тебе, но теперь вижу: ты по-настоящему любишь меня. 




ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ


* * *

Кома, тяжело дыша, откинулся на подушку. Тони со слабым стоном поднялся с постели и ушел в ванную. Через несколько минут он вернулся, прижимая к левому уху мокрое полотенце. Кома, открыв один глаз, взглянул на Тони, нехотя спросил:

- Что у тебя там?

- Кровь.

Тони сел на край кровати спиной к Коме.

- Откуда кровь?

- Ты укусил меня за ухо.

- Да? Не помню.

Тони вздохнул, посмотрел на полотенце. На нем было кровавое пятно. Он ощупал ухо. Оно горело и заметно вспухло. Тони снова вздохнул и приложил к нему полотенце.

- Зачем ты делаешь мне больно?

- А разве это не доставляет тебе удовольствие? Почему ты сразу меня не остановил?

- Это доставляет удовольствие тебе.

- Чепуха. Я ничего не чувствую, пока ты молчишь и не шевелишься. А потом смотришь своими телячьими глазами.

- Что же я должен делать?

- Убраться и не действовать мне на нервы.

- Ты хочешь, чтобы я ушел?

- А ты хочешь еще остаться?

Тони отложил полотенце, обернулся к Коме.

- Не гони меня. Я совсем один. Все считают меня сумасшедшим. Один ты веришь мне.

Кома посмотрел на него и снова закрыл глаза.

- Я не верю тебе.

- Это не так. Во всяком случае, ты хочешь мне верить.

Кома долго молчал, потом сказал еле слышно:

- Расскажи мне о нем.

- Но мне нечего больше добавить к тому, что ты уже знаешь.

- Все равно скажи, он правда любит меня?

- Да. Очень. И он ищет тебя.

Кома порывистым движением сел на кровати.

- Так почему же он, черт возьми, уходит?

- Но ведь это ты ушел от него. Ты изменился. Он не узнает тебя.

Кома упал на подушки, рывком отвернулся к стене.

- Сколько может длиться эта пытка? Почему я так привязан к нему?

- Потому что там вы вместе.

Кома обернулся к Тони, посмотрел на него, прищурившись.

- Ты все выдумал. Ты и в самом деле сумасшедший! Ты ищешь власти надо мной. Почему ты не скажешь им, чтобы они оставили меня в покое? Почему я не могу спокойно умереть там, раз уж я здесь?

- Я говорил им, но они не верят мне.

- И правильно делают. Это я идиот... Что они собираются делать с Димом?

- Они не могут вернуть его. Стараются, но не могут. Он слишком быстро обрастает связями.

- Ты часто его видишь?

- Некоторое время я прятался в вашей палате, но меня скоро обнаружили. Я долго просил. Я так ухаживал за вами. Я ночи не спал. И они мне поверили.

Кома внимательно слушал Тони. Мрачные тени пробегали по его лицу.

- Видно, они тоже спятили. От меня благодарности не жди. Когда я засыпаю, то словно опускаюсь в могилу. Даже днем я чувствую тяжесть, как будто меня уже засыпали землей. Чего они хотят?

Тони не сразу нашелся с ответом.

- Но ведь они не могут просто взять и убить тебя.

- А ты можешь? - Кома впился взглядом в зрачки Тони.

Тони вздрогнул.

- Н-нет! Я люблю тебя.

Кома продолжал сверлить его взглядом.

- Так кого же ты любишь?

Тони начал нервничать, голова конвульсивно вздрагивала. Он прижал ладони к вискам.

- Я не знаю. Ты - это ты, а я - это я. Ты такой беззащитный, а я ухаживаю за тобой, как за ребенком. У меня голова болит...

Кома обнял Тони.

- Успокойся. Ты и впрямь ухаживаешь за мной, как мать. А я, скотина, мучаю тебя. Успокойся.

Они долго молчали. Потом Кома тихо заговорил:

- Ты все сделаешь, как я скажу. Не сейчас. Я скажу, когда. Когда он будет готов остаться здесь.

Тони ждал объяснений. Но вдруг до него дошел смысл сказанного. Он отстранился от Комы.

- А разве ты не хочешь вернуться к нему? Он ведь за тобой пришел. Он никогда не захочет остаться здесь.

- А я как раз хочу, чтобы он остался здесь. Со мной. И ты мне поможешь?

Тони отошел от кровати, с подавленным видом стоял посреди комнаты, не смея посмотреть на Кому.

- Не знаю. А если мы все испортим?

Кома задумчиво смотрел на него.

- Ты думаешь, я стану рисковать его жизнью? Я скажу тебе, когда ты это сделаешь. Но ты должен это сделать так, чтобы он не страдал.

- А что будет со мной?

- Но ты ведь любишь меня? Ты поможешь мне, а я помогу тебе. В конце концов, ты должен стать нормальным человеком.


* * *

Трубку долго никто не снимал. Дим слушал длинные гудки. Когда он хотел уже нажать на рычаг, услышал недовольный хриплый голос:

- Ну, чево?

- Здравствуйте, пригласите к телефону Славу.

Дим слышал, как на том конце провода кто-то громко возмущался, пересыпая упреки бранью, а кому-то другому едва удавалось вставить слово в короткие паузы. Наконец, в трубке послышался робкий голос:

- Гена?

- Нет, это Голубка. Слава, нам надо встретиться. Я разговаривал с Геной.

- Но я не могу сейчас.

- Слава, нам надо поговорить как можно скорее. Это очень важно. Он ждет.

- Но я правда не могу.

- Слава, ему очень плохо.

- Но ведь ты сам знаешь, от меня ничего не зависит. Я должен...

- От тебя многое зависит именно сейчас.

Сова перешел на шепот, Дим еле услышал его.

- Ну хорошо. Завтра в десять у кафе...

Кто-то вырвал трубку из руки Дима. Оглянувшись, он увидел Леху.

- Слава, слушай меня внимательно. Если ты вздумаешь прийти на эту встречу, я тебе ноги повыдергаю.

Леха бросил трубку на рычаг.

- Все ясно? Или объяснить?

Дим хотел выйти из будки, но Леха загородил ему дорогу.

- Ну, рассказывай, в чем дело?

Дим молчал.

- Вместо того чтобы ждать меня там, где тебе было сказано, ты шляешься неизвестно где, неизвестно с кем договариваешься о встречах... А теперь рассказывай. Я отвечаю за твое воспитание.

- Один мой знакомый может покончить с собой. Ему нужна помощь.

- Знакомый, конечно, "голубой"?

- Да.

- Скажи, где он сейчас, и я ему помогу.

- Леша, у тебя есть друзья?

- К чему это ты? Конечно, есть. Сам ведь знаешь.

- Не знаю. Мне кажется, у тебя их нет и никогда не было.

Леха скорчил гримасу.

- Ой-ой-ой, какие мы. Ты немного перепутал. Не ты меня, а я тебя воспитываю. А чтобы убедиться, что у меня есть друзья - собирайся, мы идем в гости. У Пашки день рождения. Считай, что это твое первое боевое крещение. Хватит в девственниках ходить. Сегодня ты узнаешь, чем должен заниматься настоящий мужик. А насчет приятеля твоего - заруби себе на носу: девяносто процентов самоубийц делают это только для того, чтобы их останавливали. Если бы он хотел, он бы давно это сделал.

Дим оттолкнул Леху и вышел из будки.

- Я не пойду.

Леха снова загородил ему дорогу.

- Если бы я тебе открытку с приглашением вручил, ты бы мог мне так ответить. А я тебя в известность ставлю. Вот и все.

- А я не пойду!

Дим пошел прочь. Леха некоторое время стоял, провожая его взглядом, потом догнал.

- Ты только послушай, Ванек-то с Пашкой чего придумали. Дружка твоего поймали и в подвал заперли. Будешь себя хорошо вести, отпустим.

- Какого дружка?

- Да Женьку.

Дим остановился, испуганно взглянул на Леху. Тот, насвистывая, смотрел на небо. Дим схватил его за грудки.

- В каком подвале?! Сейчас же отпусти! В глазах его все поплыло, потом ему показалось, что он стремительно падает, да так, что ничего вокруг невозможно было различить. Беспомощно открывая рот, пытаясь вдохнуть хоть глоток воздуха, он опускался на землю, цепляясь за Леху.

- Эй, ты чего? Ты эти штучки брось, кончай прикидываться.

Леха заглянул Диму в лицо, оно было мертвенно бледным. В глазах - лихорадочный блеск. На лбу выступил пот. Леха оглянулся по сторонам в поисках воды, потом несколько раз лизнул Диму лоб и щеки.

- Димка, ты дыши! Дыши глубже! Только не умирай!

Дим чувствовал, как замедляется скорость падения. Словно издалека послышался голос Лехи. Дим сделал глубокий порывистый вдох. Как на фотографии проявилось лицо Лехи.

- Лучше тебе?

- Лучше.

Леха помог ему подняться.

- Фу, напугал. Нервный ты какой. Пошутил я. Никого мы ни в какой подвал не запирали. Припугнуть хотел. Дурак я. Прости.

- А как же имя? Откуда ты знаешь про Женю?

- Наугад сказал. Что первое пришло в голову, то и сказал. Даже не рассчитывал, что попаду. А ты-то чего? Ну и заперли бы на денек для профилактики. Что теперь, умирать из-за этого? Чего это с тобой? Беременный что ли?

Дим слабо улыбнулся.

- Вот и хорошо. Улыбаешься, значит, скоро совсем поправишься. Главное, доктора слушайся, он худого не насоветует, а польза будет. Хочешь - верь, хочешь - не верь, но ближе меня у тебя сейчас никого нет, и никто о тебе не позаботится так, как я. А уж я знаю, что тебе нужно.

Леха вел Дима по улице, обняв за плечи, и ласково уговаривал его, как ребенка:

- Ты, главное, доверься мне, а я тебя не подведу. Увидишь, мы еще смеяться будем над всем этим.

Дим послушно шел, куда его вел Леха, не в силах сопротивляться. Он только спросил:

- Ты правда все придумал?

Леха усердно кивал головой.

- Истинная правда, истинная правда. Хочешь, перекрещусь?

Дим снова улыбнулся.

- Не надо.

Когда Дим и Леха пришли к Пашке, веселье там было уже в разгаре. Стол отодвинули к окну и все, столпившись, танцевали на маленьком пятачке под оглушительный грохот музыки.

- О-о-о! Леша, друг! Ты чего так поздно? Я уж думал, не придешь. Думал, забыл друзей. - На раскрасневшемся лице Пашки светилась счастливая улыбка. - Слушай, все классно! - Тут он, словно только что заметив Дима, протянул ему руку и сказал более сдержанно: - Привет.

Леха похлопал Пашку по плечу.

- Паша, ты совсем большой вырос. Поздравляю! Чужие дети быстро растут. Извини, мы без подарка. Сумасшедший день...

Пашка возмутился:

- Какие могут быть подарки в день рождения?! Молодец, что пришел. Тебе надо штрафную принять, а то у тебя рожа слишком умная.

Дим незаметно шепнул Лехе на ухо:

- Мне, наверно, не следовало приходить.

Леху почему-то задели его слова. Он сердито цыкнул на него.

Музыку выключили. Гости расступились. Увидев вновь прибывших, они зааплодировали с таким восторгом, словно успели уже друг другу изрядно надоесть, и только новые лица могли вернуть им праздничное настроение. Пашка объявил фривольным тоном нетрезвого тамады:

- У нас пополнение. Мой лучший друг - Алексей и...

Пашка оглянулся на Леху.

- Дима, - подсказал тот.

- ... и Дима! - подхватил Пашка.

Пока наливали глубокие бокалы, пока торжественно обносили их по кругу, Дим успел оглядеть гостей. Среди них он с удивлением обнаружил Геру. Они встретились взглядами. Гера грустно усмехнулся и слегка кивнул. Он стоял рядом с девушкой, обняв ее за талию.

После того, как Дим и Леха осушили, казалось, бездонные бокалы, снова загремела музыка, и гости, забыв о существовании вновь прибывших, продолжали веселиться. Пашка накладывал в тарелки салат, наливал вино и, стараясь перекричать грохочущую музыку, что-то рассказывал Лехе, делал многозначительные взгляды и тут же хохотал. Дим почти ничего не слышал. Но тут поставили музыку для медленного танца, и Дим услышал, что речь идет о Гере.

- Ольга с новым парнем пришла. Гера. Толян психанул, ушел домой. Я же ему и раньше говорил: школьная любовь обречена, лучше брось ее первым. Как он злился, как спорил, а кто оказался прав? Я же видел, как она на Толяна смотрела. Как на младшего брата. А на этого... Она же с него глаз не сводит. Смотри, вон они танцуют.

Дим долго смотрел на Геру. Леха толкнул его в бок.

- В тарелку смотри.

Скоро Леху вытащили из-за стола. Он танцевал с пышной крашеной блондинкой. Ольгу пригласили на танец. Гера взглянул на Дима и вышел на кухню. Дим последовал за ним.

Гера, ласково глядя на Дима, прикрыл за ним дверь.

- Привет.

Дим просиял в ответ. Они смотрели друг на друга, и каждый чего-то ждал. Гера кивнул туда, где танцевали гости.

- Что за парень?

- Это брат Лизы. Мы познакомились случайно.

- Он наш?

- Нет, он ненавидит "голубых".

- Про тебя он, конечно, не знает?

- Знает. Он хочет меня перевоспитать.

Гера покачал головой.

- Благородная цель. Ну и как успехи?

Дим улыбнулся.

- А эта девушка... Ольга...

- Она моя невеста.

Лицо Дима стало серьезным, он опустил глаза.

- Но ты говорил, что все еще любишь своего друга.

- Его нет, а мне еще надо жить.

Дим не мог поднять глаза.

- Значит, ты не любишь ее?

Гера ответил не сразу.

- С ней мне хорошо.

- А если бы он, твой друг, оказался сейчас рядом, ты бы женился на ней?

Гера отвернулся.

- Не знаю. Он остался там, в другой жизни. Назад дороги нет. Да и я уже... - Тут Гера обернулся к Диму, взял его за подбородок и посмотрел в глаза. - Нет, не женился бы.

Дим вдруг испугался, что кто-нибудь войдет на кухню и разговор прервется. Он оглянулся. Гера подошел к двери и прислонился к ней спиной.

- Гера, а почему... Почему вы расстались?

Тень легла на лицо Геры.

- Глупый я был. А теперь знаю, надо быть всегда вместе. Стоит только ненадолго отвлечься, как все сразу может оказаться в прошлом. Словно сила какая-то караулит. Она из любой трещинки сделает пропасть. Я тебя тоже хочу спросить...

Кто-то толкнулся в дверь, Гера не сдвинулся с места.

- Э-эй.

Гера отступил. На кухню вошла Ольга. Она не сразу заметила Дима, он оказался за дверью.

- Гера, я тебя потеряла. Я, наверное, сумасшедшая, но мне становится не по себе, когда тебя нет рядом. Как будто, ты ушел насовсем. Ой... - Она увидела Дима. - Вы разговариваете. Я помешала.

Гера обнял ее.

- Ничего. Болтаем ни о чем. О прошлом.

Ольга шутливо пожаловалась Диму:

- А со мной он никогда не говорит о прошлом.

Гера поцеловал ее в щеку.

- Зачем об этом говорить? Это как старая вещь: не нужна уже... но и выбросить жалко.

Ольга посмотрела на Дима.

- Ты тоже так думаешь?

Дим почувствовал себя несчастным. Он смотрел на руки Геры, обнимающие Ольгу. Он сделал шаг к выходу, но остановился.

- У меня нет прошлого. Наверное, потому, что мне все нужно и сегодня.

Ольге стало неловко. Она оказалась втянутой в разговор, смысл которого ей был непонятен.

- А у меня, мне кажется, есть прошлое. Какие-то глупости, о которых хочется забыть, или что-то приятное, так, пустяки, о чем хочется только вспоминать. Но иногда обидно, что там нет какой-нибудь тайны. Я бы ее скрывала. - С этими словами Ольга посмотрела на Геру лукаво и немного грустно. Она незаметно высвободилась из его объятий. - Но я бы не смогла ее долго хранить. Я бы рассказала ее тебе. А ты смог бы рассказать мне свою тайну?

Гера засмеялся, обращаясь к Диму:

- Берегись, мы на опасной территории. Оля у меня исследователь человеческих душ.

Ольга тоже засмеялась, скрывая смущение.

- Неправда. Я не могу узнать даже того, что очень хочу знать.

Дим подумал о том, что ему надо уйти. Кажется, и Гера , и Оля забыли о том, что он здесь и, обращаясь к нему, разговаривали друг с другом. Дим пожалел, что пришел на этот день рождения. Он вспомнил о Гансе. Надо было найти Сову.

На кухню вошел Леха.

- Димка, ты чего прячешься? Пойдем, я тебя с Зиной познакомлю.

Леха неприязненно взглянул на Геру. Дим тоже посмотрел на него, но так, словно от него что-то зависело. Гера, взяв Ольгу за руку, пошел в комнату. Леха закрыл за ними дверь.

- Чего это ты? Я же видел, как ты за ним кинулся. Понравился что ли? - Леха приблизился к Диму вплотную. - Забудь. Помни: я тебя каждую секунду вижу, что бы я ни делал. А теперь пойдем к Зине. Мы с ней уже хорошо приняли. По-моему, она готова. Я вас познакомлю. Вот ее ты можешь привести сюда. Можешь говорить, целовать и все такое... А я тут рядышком покараулю, чтобы никто не помешал. Ты ведь хочешь с Зиной познакомиться? Она очень хорошая девушка.

Леха почти силой подвел Дима к той самой крашеной блондинке, которая еще недавно так церемонно танцевала с Лехой. Теперь Зина, оттопырив мизинцы, размахивала руками, что-то выкрикивая и непрестанно хохоча.

- А вот и мы. - Леха добродушно улыбался. - Это и есть мой друг Дима. - Тут он укоризненно взглянул на Дима. - Нельзя же быть таким стеснительным. А что бы ты делал, не будь здесь меня? - Леха подтолкнул его к Зине. Она кокетливо захихикала. - Зина, на тебя вся надежда. Какой парень пропадает!

Зина окинула Дима хмельным взглядом.

- Ничего. Начнем с танцев.

Она положила руки Диму на плечи.

- Тебя как зовут? - И не дожидаясь ответа, Зина продолжила светским тоном: - Как тебе нравится вечеринка?

Дим неопределенно качнул головой, Зина его движение не поняла. Она оглянулась.

- С кем это ты? - И снова не дожидаясь ответа, спросила: - А ты давно знаешь Пашу?

- Мы почти не знакомы.

Зина почему-то прыснула со смеху.

- А я с ним в школе училась. Мы за одной партой всегда сидели. Как ты думаешь, это что-нибудь значит?

- Наверно. Ведь кто-то даже за партой с ним не сидел.

Зина засмеялась.

- А ты, наверно, еще в школе учишься? Отличник, наверно?

Зина вызывающе посмотрела на Дима, он улыбнулся.

- Нет, я еще в школу не хожу.

Зина захохотала. Потом положила голову Диму на плечо.

- У меня голова кружится. Все вокруг такие трезвые. Я очень пьяная? - Зина откинула назад голову и посмотрела на Дима, широко раскрыв глаза.

- Нет.

- А влюбиться в меня можно?

- Конечно.

- Все вы так говорите. Все вы врете. Я домой хочу.

- Я провожу тебя.

Зина задумалась, пытаясь разобраться, действительно ли она хочет уйти. Потом решительно заявила:

- Мы уходим. Подожди, я сейчас.

Мимо прошли Гера с Ольгой. Гера сунул в руку Дима записку. Ольга сделала вид, что не заметила этого.

- А где Зина? - Рядом появился Леха.

- Она плохо себя чувствует. Попросила проводить ее домой.

- Началось. Ты понял? Только не будь лопухом. Зайдешь с ней в подъезд...

- Зачем? - Дим недружелюбно взглянул на Леху.

Тот зашипел на него:

- Ты бы видел себя! Смотреть противно! Кислый, скользкий, зеленый! Ей стало плохо потому, что ее тошнит от тебя! Никто не заставляет тебя лезть к ней со своими поцелуями... прямо сейчас. Но ты можешь ее по-человечески... проводить? И попытаться выглядеть мужиком, а не... А-а, Зиночка, а мы думаем, куда ты пропала?

Зина вернулась в мрачном настроении.

- Размечтался. Никуда я не пропала. Мы уходим. Пашу за меня поцелуй.

Леха покосился на Дима.

- Нет уж, ты сама как-нибудь...

Зина громко захохотала, взяла Дима под руку, и они направились к выходу.

Всю дорогу у Зины менялось настроение. То она в какой-то тихой ярости рассказывала, сколько у нее было парней, то с нескрываемой издевкой комментировала возраст, рост и цвет волос Дима, то вдруг просила прощения и кротко склоняла голову к его плечу, то погружалась в раздумья и прибавляла шаг так, что Дим едва поспевал за ней. Наконец, за очередным поворотом она остановилась и спросила:

- Он так и будет за нами по пятам прятаться?

- Кто?

- Сам знаешь кто. Чего вы там придумали? Решили, что я дура, ничего не понимаю? Димочка, ты только не обижайся, но ведь ты щенок еще.

- Зина, мне надо сбежать от него.

Зина пристально посмотрела на Дима, взгляд ее стал насмешливым.

- Что за мужики пошли...

Скоро она втолкнула Дима в подъезд. Там было темно.

- Иди прямо, там дверь во двор. Да закрой ее за собой.

Дим, вытянув перед собой руки, пошел вперед.

Леха стоял у подъезда, деловито оглядываясь по сторонам. Когда, по его мнению, прошло достаточно времени, он несколько раз кашлянул. Не выдержав, вошел в подъезд. Чьи-то руки обвили его шею. Он ощутил на лице горячее дыхание.

- Леша, милый, я уже заждалась тебя.


* * *

Луна была огромной. Гансу казалось, что такой он никогда еще не видел. Вглядываясь в небо, он искал звезды, но их не было. Это казалось странным.

- Не с проста.

Ганс смотрел на небо так долго, что оно уже виделось ему бесконечно длинным тоннелем, в конце которого манил мягкий серебристый свет. Гансу захотелось шагнуть в этот тоннель, пройти его и окунуться в таинственное сияние. У него защемило в груди.

- Славик, как бы я хотел пойти туда вместе с тобой. Я знаю, там хорошо.

Странные звуки послышались за спиной. Ганс вошел в комнату. Клиент, уткнувшись лицом в подушку, плакал. В комнате разлился лунный свет и, казалось, она наполнилась печалью. Ганс подошел к кровати и тихо сказал:

- Если бы ты сейчас посмотрел на себя, то увидел бы, какой ты голубой. Смотри на меня. Ты такой же.

Ганс терял ощущение тела. Он вдруг почувствовал себя сгустком энергии, он сливался со всем, что его окружало, что он видел и что было за стенами этой комнаты. И этот свет струился в нем. Он испытывал жалость к этому человеку, ставшему таким маленьким и беспомощным. Такое же чувство Ганс иногда испытывал раньше, когда смотрел на спящего Славика. Тот тоже во сне часто прятал лицо в подушку. В эти минуты Гансу хотелось укрыть его получше, сидеть рядом и гладить по голове.

Ганс сам не заметил, как сел рядом с клиентом и провел ладонью по его волосам. Клиент поднял голову. Слез не было, но он все еще всхлипывал. Его лицо было очень похоже на лицо Славика. Только старше и грубее.

- Не плачь. Я развяжу тебя.

После того, как клиент был освобожден от пут, он долго лежал, отвернувшись от Ганса, растирая запястья. Наконец, произнес хриплым голосом:

- Я все слышал. Ты думаешь, он придет?

Ганс пошел на кухню, через плечо бросил:

- Ты можешь уйти.

Клиент поднялся с кровати. Словно разучившись двигаться, он неуверенно пошел за Гансом.

- Что ты собираешься делать?

Ганс снова смотрел в окно на луну.

- Ничего.

- Как твоя рука?

- Уходи.

- Зачем же все это было?

- Теперь я все понял.

- Ты думаешь, он не придет?

- Он не смог меня простить и не сможет сказать об этом. Я сам виноват.

- Но твои пальцы... Это ведь ради него.

- Что ему с этого? Он же не сможет ими играть на скрипке.

- Это не главное.

Ганс обернулся. Его лицо было спокойно.

- Я не знаю, что главное. И ты не знаешь. Уходи. Я хочу остаться один.

- Если я сейчас уйду, вы уже никогда не будете вместе. Я хочу помочь тебе... вам. Кто знает, может быть, он еще придет.

Ганс опустил голову.

- Если бы он только захотел. Это же так просто.

Клиент вздохнул.

- Это просто, когда назад дороги нет. А ему, наверно, есть, что терять. Я это понимаю. Когда я думал, что ты можешь убить меня, то, конечно, боялся за свою жизнь. Но мне кажется, еще больше я боялся того, что обстоятельства моей смерти стали бы известны. А я бы не смог оправдаться. Не смог бы даже соврать что-нибудь. И про меня стали бы думать и говорить все, что угодно. А я ведь только один раз... Это странно. Один-единственный раз и так... Все было, как кошмарный сон. И я, как будто, был не я. Прости меня. Я ведь за всю жизнь никого пальцем не тронул, ни на кого голоса не повысил. Никто не слышал от меня грубого слова. А здесь... Мне казалось, все это так грязно, и я должен быть другим, чтобы не испачкаться. Но я не специально. Так получилось. А потом я подумал, что ты сумасшедший, и очень испугался. Я и раньше, когда представлял себе все это, думал, а вдруг больной попадется или маньяк, или жулик. Каких только ужасов не навыдумывал, пока решился. Я с первой секунды тебя ненавидел. Я ненавидел в тебе и больного, и маньяка, и жулика. А ты обыкновенный парень, но, все равно, это так дико. Стоит только выйти отсюда, там другая жизнь, а ты как из тюрьмы... Как смотреть людям в глаза после всего этого?

- А ты там, где другая жизнь, свободен? Чем же там лучше? Здесь тебе хоть притворяться не надо было. Даже всплакнул. Чего это ты?

- Я не могу тебе сказать. Сейчас не могу. Я сначала хочу помочь тебе. Вам.

- Для этого тебе надо войти в круг и выкупить его.

Клиент развел руками.

- Я не понимаю, какой круг я должен выкупить? Куда войти?

Ганс отвернулся.

- Ничего. Это я так. У тебя и денег не хватит. Да и чего ради. Уходи, ты ничем не сможешь помочь. Нам уже никто не поможет.

Гансу хотелось заплакать. Он боялся того, что его ожидало. Он хотел сказать кому-нибудь, как ему страшно. Клиент подошел к нему, ласково обнял, прижал его голову к своей груди.

- О чем ты говоришь? Ты еще мальчишка, жизнь только началась. Все еще впереди.

Ганс не пошевелился, только сказал:

- Сам ты мальчишка. Это ты еще и не жил.

Вдруг он порывисто обвил шею клиента и припал губами к его губам. Клиент хотел отстраниться, но попытка его была очень слабой. Ганс зашептал торопливо:

- Если ты сейчас этого не сделаешь, то не сможешь этого сделать никогда. Тебе противно?

- Нет. Но я не могу. Ты мне в сыновья годишься.

- Но ведь ты пришел сюда?

- Я не думал, что встречу такого же человека, как я.

- А кого ты думал встретить? Резиновую куклу? Ты очень похож на него. Обними меня, а я глаза закрою и буду представлять, что это он.

Клиент, тяжело дыша, обнял Ганса, тот улыбнулся.

- Не так крепко, у него силы поменьше. Он такой хрупкий. Но ты, все равно, чем-то похож на него. Дерни меня зубами за ухо и скажи: "Динь-динь". Клиент неуверенно потянулся к уху Ганса, ухватил зубами мочку так, что тот ойкнул, и хриплым от волнения голосом сказал:

- Динь-динь.

Ганс тихо засмеялся.

- Нет, ты не умеешь. У него это так забавно получается. А еще он здорово целуется. Только никогда не делает это первым. Но стоит поцеловать его, по нему словно ток проходит, и после этого он сам зацелует до смерти. Я его вот так...

Ганс снова припал губами к губам клиента. Тот уже не сопротивлялся. Они целовались так жадно, словно старались отнять друг у друга то, что могли, и передать друг другу все, что имели. Задыхаясь, Ганс с трудом проговорил:

- У меня рука болит, помоги мне раздеться.

Путаясь в полуснятых одеждах, они тут же на кухне повалились на пол. Отлетали в стороны табуреты, звенела на столе посуда...

Луна скрылась за облаком. Стало темно. Когда тела затихли в последнем судорожном движении, послышался голос клиента:

- Я, наверно, ослеп. Ничего не вижу.

- Это потому, что ты глаза боишься открыть, - отозвался Ганс.

Клиент помог Гансу подняться.

- Пойдем, тебе надо отдохнуть.

Ганс отстранился от него.

- Нет. Мне уже ничего не надо.

Из-за облака вышла луна. Снова стало светло. Клиент невольно опустил руки, но тут же, словно спохватившись, сказал виновато:

- Ты не подумай. Мне просто надо немного времени. У меня ведь семья. И на работе уважают... Я даже не знаю, сердиться на тебя или благодарить за все, что произошло в эти дни. Ты только не говори никому. И нам пока лучше не видеться. Мне надо привыкнуть ко всему этому. Пока ясно одно: все изменилось. Но хорошо ли это? Ты поможешь мне? Да?

Ганс открыл окно, уселся на подоконник.

- Я буду смотреть на луну.

Клиент повернулся, в нерешительности сделал два шага, не оборачиваясь, сказал:

- Мне хочется еще раз обнять тебя, но я так устал.

Ганс, глядя на небо, ничего не ответил.




ЧАСТЬ ДЕСЯТАЯ


* * *

Туман рассеивался. Шеф уже мог видеть перед собой башню и часы на ней. Вот только стрелки сливались с циферблатом. Шеф не узнавал места, в котором вдруг оказался. Серебристое свечение, наполняющее все в пределах видимости, не позволяло определить даже время суток. Шефа беспокоило странное чувство ожидания. Его все больше охватывала тревога, как будто он вот-вот пропустит что-то очень важное, или, наоборот, не сможет его избежать.

Сверху послышался шум. Шеф поднял глаза и увидел как огромная тень опускается все ниже и ниже. Он не сразу заметил, как часы на башне начали отбивать глухие, протяжные, словно траурные, удары. И только когда последние звуки смолкли, он понял, что упустил возможность узнать время. Это было очень важно. Он впервые в жизни ощутил, как важно, чтобы все происходило в свое время. Шеф в оцепенении следил за надвигающейся тенью.

- Неужели так все кончается? - мелькнула мысль.

Но тут же, на глазах, тень распалась на множество частиц, и на землю опустилась огромная стая голубей. Но не облегчение испытал Шеф, а разочарование. Смутная фигура показалась в тумане. Кто-то кормил голубей, разбрасывая вокруг зерна. Шеф узнал Ганса.

Снова послышался бой часов. Ворота башни распахнулись, и в проеме показался обнаженный Сова. Он нес охапку черных цветов и широко раскрывал рот, словно пел, но ни единого звука не было слышно. Он бросал цветы перед собой, на ступени, ведущие к воротам башни. Ганс поднимался к нему, наступая на сочные черные бутоны, и струйки густой жидкости медленно стекали вниз. Голуби бесчисленной стаей взмыли ввысь и скрылись во мгле.

Шеф оглянулся по сторонам, но вокруг уже не было ничего и никого. Только он стоял по колено в вязкой черной жидкости...

Еще не успев открыть глаза, Шеф почувствовал боль в груди, словно огромная тяжесть давила на нее. Со стоном он повернулся на бок. Постепенно боль отпускала, но легче не становилось. Тяжесть как будто проникала внутрь и вглубь, оседая в душе. Был тот предрассветный час, когда трудно определить время суток. Шеф искал глазами часы, которые обычно стояли на столике у изголовья, но ничего, кроме телефона, там не было. Шеф удивился тому, когда мог переставить сюда аппарат. Он набрал номер.

- Свяжи меня с Гансом. - Немного подождал. - Алло, кто это?

- Шеф, это ты?

- Ганс? Я не узнал твой голос - богатым будешь.

- А я тебя сразу узнал.

Шеф начинал чувствовать нелепость происходящего, он уже не знал, зачем позвонил Гансу, но что-то похожее на предчувствие не отпускало.

- Извини, если разбудил. Я только узнать, как там? Ты подумал? Столько времени прошло, может быть... Надеюсь, твой пленник за это время больше ничего не потерял?

Шеф пытался преодолеть неловкость. После некоторого молчания Ганс ответил все тем же неузнаваемым голосом:

- Он уже голову потерял.

В трубке послышались гудки. Словно в продолжение сна Шеф почувствовал, как что-то липкое обволакивает его с ног до головы.

- Так. Доигрались. - Шеф все смотрел на издающую короткие гудки трубку. - Нельзя. Нельзя его там оставлять.


* * *

Дим стоял в телефонной будке и смотрел на пустынную улицу. Ему было холодно и очень хотелось спать. Он только что позвонил Сове и, не вдаваясь в объяснения, назначил встречу. Он еще слышал изумленный голос Совы: "Сейчас?!" Диму хотелось присесть, он чувствовал страшную усталость, но не мог выйти из будки. Теперь она была его домом. Стоило выйти на улицу, как одиночество обступало со всех сторон, он чувствовал себя в этом мире никому не нужным: ни тем, кто ждал от него помощи, ни тем, кто добивался его дружбы. Сейчас он был совершенно один. И только одна мысль утешала: тот, кого он любит и ищет, живет где-то рядом...

Вздохнув, Дим вышел на улицу. Он не был уверен, что Сова придет на условленное место. Но если он все же придет, что Дим скажет ему? Внезапно Дим остановился. Только что полная тишина окружала его, а теперь пронзительный вибрирующий звук как будто исходил от домов, от деревьев, от асфальта. Дим зажал уши ладонями, но звук становился все громче. И вот он уже словно подхватил Дима и поднял над землей. Ему казалось, что и сам он растет, становясь необъятным, и вихрем несется по бесконечному тоннелю. Вдруг снова стало тихо, и только еле слышный шелест вокруг, словно сухую листву гонит ветер.

Дим открыл глаза и увидел над собой лицо человека. Белые губы двигались на черном лице, обнажая черные зубы и белую полость рта. Но ни слова не слышно. По-прежнему только шелест гонимых ветром листьев.

Постепенно все вокруг обрело реальные краски, и Дим услышал голос:

- Голубка, тебе лучше?

Дим лежал на тротуаре, а Сова, приподняв его голову, слегка шлепал ладонью по его щекам. С его помощью Дим поднялся на ноги.

- Что это было?

Сова ответил испуганным шепотом:

- Я бежал... Этот ночной звонок... Фауст в ярости... Я чувствовал, что произойдет что-то ужасное. Может быть, даже смерть! Это так страшно! Ты говорил про Ганса, и я подумал, что он... что с ним... И вдруг ты лежишь на земле. Я был уверен, что ты... Я почему-то подумал, что тебя убили.

- Почему ты так подумал?

- Не знаю. Я столько пережил. Мне кажется, что скоро все кончится, и кончится ужасно. Мы все такие беспомощные. Разве тебе не страшно?

- Страшно?

- Неужели ты не видишь, что происходит. Они словно с ума сошли. Они все время говорят о тебе. В конце концов, они убьют тебя. А может быть, и меня... Подожди, я не соберусь с мыслями. Фауст такое кричал мне вслед. Он убьет меня! Ты что-то хотел сказать про Ганса?

Дим боялся, что в таком состоянии Сова не сможет понять важности происходящего, если речь не пойдет о смерти. Так оно и случилось.

- Слава, Гене нужна твоя помощь. Он уверен, что тебя заставили отказаться от него. Ему важно знать, что ты по-прежнему его любишь.

Некоторое время Сова озадаченно смотрел на Дима. Он как будто пытался понять скрытый смысл его слов. Потом он как-то подобрался, словно приготовился для удара.

- Ты можешь сказать мне все, как есть. Гены больше нет?

Диму показалось, что в голосе Совы прозвучала надежда.

- Нет! Что ты! Он только хочет знать, ты по-прежнему с ним?

Сова всплеснул руками и задохнулся от возмущения:

- И для этого ты позвонил ночью?! Я ведь думал... Все бросил! Он что о себе вообразил?! Ему, наверно, кажется, что весь мир, затаив дыхание, следит за каждым его шагом. Господи, какая глупость! Зачем все это?! Я пытался объяснить ему, но он так ничего и не понял. Пойди и скажи ему, что всем на свете совершенно наплевать, что он там корчит из себя. Скажи ему, что он не тянет на борца за справедливость, что для этого он... Да он просто уголовник! Он ничего этим не добьется, кроме того, что сядет в тюрьму.

- Может быть, ты сам ему об этом скажешь?

- Я уже говорил. Меня он не слушает. Может быть, послушает тебя. А я, если хочешь знать, разочарован. Он из тех, кто рвет на себе рубаху и бросается на первого попавшегося только потому, что тот под руку подвернулся. Я не хочу его видеть. Мне и без него хватает. Правду говорят, одна беда не приходит. У меня отец пропал, и до сих пор никто не знает, где он. На мой день рождения мы всегда собираемся дома. Я позвонил домой и вот... Что теперь будет? Фауст ни на шаг не отпускает. Грозится устроить мне подарок - рассказать все родителям, если посмею уехать. Я его на коленях умолял. А у мамы сердце больное. А тут еще отец... И Ганс... О, Боже, как мне плохо!

Сова подошел к стоявшей рядом скамейке и упал на нее, закрыв лицо руками. Дим сел рядом.

- Слава, тебе надо прямо сейчас пойти к Гене и поговорить. А потом поедешь к маме. Ты ей нужен.

Сова мотал головой.

- Я должен вернуться к Фаусту, иначе он сделает то, что обещал. А не он, так Шеф обязательно сделает это. Как я их всех ненавижу! Они сломали мою жизнь!

- Разве в своей жизни ты участия не принимаешь?

Сова отмахнулся.

- Оставь! Я уже не маленький выслушивать эти глупости. Мы не хозяева своей судьбы. Я столько в этой жизни пережил, что ей меня уже нечем удивить. Но за что, за что все это? Неужели только за то, что родился "голубым"?

- Наверно, и "голубые" живут по-разному.

Сова усмехнулся.

- Кто тебе сказал такое? Не верь. Наврут о себе в три короба, а на самом деле у всех одно и то же - боль и грязь.

- Но ведь вы с Геной любите друг друга.

- Любим? - Сова неприязненно смерил Дима взглядом. - И ты туда же. Любим, как любят друг друга тонущие, вцепившись в один спасательный круг. Не позволено нам любить. Мы изгои. Нелюди.

- Кем не позволено?

Сова широко развел руками.

- О-о-обществом. Как будто сам не знаешь.

- Я не знаю.

Сова снова махнул рукой.

- Еще бы. Тебя не били, не убивали, в психушки не сажали. Они думают, что этим чего-то добьются. Это все равно, что себе пальцы отрезать.

Дим вздрогнул.

- Слава, тебе обязательно надо увидеться с Геной. И ради вас, и ради того, кто там, с ним. Он связан...

- До того мне дела нет. Кто его заставлял по притонам таскаться. - Сова выпрямился, достал из кармана носовой платок, снял очки и долго протирал стекла. - И я когда-то был наивным, как ты. Любил... Да вот что вышло. Ты ничего не знаешь.

Дим тихо ответил:

- Знаю.

Сова надел очки и посмотрел на Дима с любопытством.

- Знаешь? Интересно, как он тебе все это преподнес?

- Он любит тебя.

- Ты опять про любовь. А что с ней делать? Зачем она, если ее всю жизнь прятать нужно? Знаешь, я как представлю, что родителям все откроется. Нет, лучше смерть. Я бы не смог смотреть им в глаза. Мама еще ничего, а вот отец... Понимаешь, мы всегда уважали друг друга. Он всегда гордился мной, и вдруг... Нет, только не это! Мне раньше казалось, что все это лишь приключение, что все когда-нибудь кончится, я вернусь к родителям и все забуду.

- А Гена?

- Гена. Вот ты говоришь любит. - Сова странно улыбнулся. - Да у него выхода другого нет. Виноват он очень передо мной. И я любил, бегал через их двор, чтобы только его увидеть. А он по моей любви сапогом кирзовым. Беспомощный он, вот и держится теперь изо всех сил. Готов человека по кусочкам разрезать. Докатился. Я сам видел. Два пальца.

- Слава, Гена просил не говорить, но ты должен знать, он ведь свои пальцы отрезал.

Сова обернулся к Диму. Первые лучи солнца отразились в стеклах его очков. Он зажмурился.

- Как это свои? Зачем?

- Он хотел, чтобы Шеф отпустил тебя из круга. Он сделал это ради тебя.

- Ты уверен, что он сделал это? Но он не мог. Он что, сошел с ума? Это все равно бесполезно!

- Я думаю, он и дальше будет делать это, пока верит в тебя.

Сова снял очки, взгляд его был диким. Он вытянул шею вперед и закричал:

- И ты считаешь, что он поступает правильно?! Ты хочешь, чтобы он и дальше делал это?!

Дим подумал, потом ответил неуверенно:

- Наверно, он не мог придумать ничего другого. Тебе надо поговорить с ним.

Тень отчаяния мелькнула на лице Совы.

- Зачем ты мне сказал об этом?! До сих пор я был свободен, а теперь мне придется участвовать во всем этом. Из жалости. Понимаешь? Только из жалости!

Дим был спокоен.

- Пусть так. Сделай это из жалости. Ведь если с ним что-нибудь случится, как ты будешь жить дальше? Слава, пока мы здесь рассуждаем, в любой момент с ним может случиться все что угодно.

Сова быстро поднялся со скамейки.

- Идем. Я постараюсь что-нибудь сделать. Но это конец! Вместе мы больше не будем.

Всю дорогу Сова шел быстрым шагом. Он был сосредоточен, иногда беззвучно шевелил губами. Дим с трудом поспевал за ним. Он отвратительно чувствовал себя. От слабости на каждом повороте кружилась голова. Он на секунду прислонялся к стене, делая маленькую передышку. Каждый раз ему казалось, что за углом его ждет пустота". Неужели мое время вышло?" - с ужасом думал он.

Когда за очередным поворотом уже был виден дом, в котором Ганс держал заложника, они заметили, что с противоположной стороны к подъезду идут трое. Сова и Дим узнали охрану Шефа.

Они невольно прибавили шаг. Охрана тоже заметно ускорила движение. Не выдержав, Дим побежал вперед. Сова последовал за ним. Охрана тоже перешла на бег.

Если бы кто-нибудь из них поднял глаза к окнам квартиры, то мог бы увидеть свесившуюся с карниза руку спящего Ганса.

К подъезду все подбежали одновременно. Завязалась молчаливая потасовка. Вернее, люди Шефа отшвыривали Дима и Сову от подъезда, а те снова и снова бросались вперед.

Двое охранников побежали наверх, а один остался отражать атаки. В то время, когда оставшийся схватил Дима в охапку, Сова, подобрав с земли доску, изо всей силы ударил его по лицу. Доска оказалась с гвоздем. Гвоздь вонзился в щеку охранника, тот взвыл от боли и выпустил Дима. Сова в свою очередь, выпустил доску, и она повисла у лица охранника.

Дим и Сова бросились в подъезд. Когда они подбежали к квартире, дверь была распахнута. На кухне охранники, высунувшись по пояс в окно, смотрели вниз.

- Гена-а! - закричал Сова и бросился к окну.

Охранники выпрямились, повернулись к нему. На их лицах застыло выражение тупого рвения. Один из них поспешно сказал: "Он сам". Сова, как ширму, раздвинул их и выглянул в окно. С улицы послышался его слабый голос:

- Гена...

Дим быстро подошел к нему, обнял за плечи и, силой оттащив от окна, увел в комнату. Там, прижав к груди подушку, на кровати сидел клиент. Сова замер, увидев его.

- Папа? Папка... 


* * *

Папа сел завтракать. Есть не хотелось. Он тяжело вздохнул. Не хотелось и жить. Встреча с Димом пролетела, как одна минута. И теперь Папа терзал себя, нагромождая на эту минуту мечты. Глядя в окно, он думал о том, как хорошо было бы прогуляться с Димом, не смотря на то, что собираются тучи и, кажется, будет дождь. Как хорошо было бы говорить обо всем на свете или молчать и понимать, что они вдвоем, а все остальное не имеет значения. Посмотрев на свой завтрак, Папа подумал, что и эта процедура не была бы такой скучной и однообразной. При желании он мог готовить вполне прилично. А Дим хвалил бы его кулинарные способности...

Дим мог бы всегда быть рядом. Это был последний шанс Папы. Зачем было жить столько лет до этого? Зачем еще столько жить?

От звонка в прихожей проснулась отчаянная надежда. Папа вскочил с табурета и побежал к двери, на ходу приглаживая волосы.

Но это был не Дим. На пороге стоял мальчик из круга. Имени его Папа не знал, но помнил, что этот несчастный достался самому отвратительному типу - Коме.

- Здравствуйте, - вежливо произнес гость. - Можно мне увидеться с Димом? "Они сговорились мучить меня", - пронеслось в голове у Папы, но вслух он так же вежливо ответил:

- Его нет дома. Может быть, ему что-нибудь передать?

Гость покачал головой.

- Нет, мне надо обязательно с ним увидеться. Он скоро вернется?

Гость производил приятное впечатление. В нем не было развращенности и наглости, которыми, по мнению Папы, обладали все мальчики в круге. Очень жаль, что этот воспитанный, скромный молодой человек попал в дурную компанию и тем более достался такому хаму.

- Проходите, - неожиданно для самого себя предложил Папа.

- Спасибо.

Гость вошел в прихожую и остановился.

- Да вы проходите, проходите. Позавтракаете вместе со мной, составите компанию.

- Спасибо, я уже завтракал. Может быть, мне зайти позже, когда Дим будет дома?

- Извините, я не помню... я не знаю Вашего имени.

- Тони, то есть Антон.

- Антон, а по какому делу вам нужен Дима, если это, конечно, не большой секрет?

- Я не знаю, как сказать... Но это очень важно.

Папа ощутил легкое волнение.

- Важно для кого?

- Для него. Это очень важно для него, - повторил Тони.

- Так вы, Антон, не хотите мне составить компанию? Чашку кофе?

- Спасибо. Кофе с удовольствием.

Они прошли на кухню.

- А когда Дим вернется?

Папа понимал, что тянуть время дальше бессмысленно. Если не выставил гостя сразу, придется отвечать на его вопросы. Но Папа был рад этой возможности. Меньше всего ему сейчас хотелось остаться одному. А Тони внушал ему доверие. Папе просто необходимо было поговорить с кем-нибудь о наболевшем. Этот мальчик в силу своего возраста, конечно, не сможет понять всей глубины переживаний Папы, но он, кажется, способен выслушать его.

- Антон, я надеюсь, вы Диме друг? Я могу рассчитывать на вашу порядочность?

- Да, конечно. Хотя мы с Димом едва знакомы, но он мне очень симпатичен. Я бы даже сказал, близок.

- Димы нет. Я не знаю, где он. И может случиться так, что он больше не вернется. Только умоляю вас, не говорите об этом никому. Может быть, вам что-нибудь известно о нем? Я очень волнуюсь за него.

Тони отпил из чашки и с сомнением качнул головой.

- Боюсь, если я скажу вам правду, вы мне не поверите.

Папа поспешно заверил его:

- Нет, нет, что вы. Я же вижу, что вы не станете лгать. Прошу вас, говорите.

Тони еще немного помялся.

- Пожалуй, я могу вам сказать только то, что нужно ему передать, если вы его увидите. Но не спрашивайте меня больше ни о чем.

- Хорошо, - не без труда согласился Папа.

- Передайте, что ему надо срочно вернуться. Я не знаю как, но пусть он постарается. Иначе его не смогут спасти.

Папа ахнул:

- Он в опасности?

- Да.

- Я так и знал! Я это чувствовал! - сокрушенно бормотал Папа. Потом он выразительно посмотрел на Тони. - Скажите, где он?

Столько боли Тони увидел в глазах Папы, что не смог не ответить:

- Я не знаю, где он сейчас, но на самом деле он в больнице. Он под гипнозом, и его не могут вывести из этого состояния.

Глаза у Папы округлились.

- Что вы такое говорите! Бедный мальчик! Бедный мой Димок! Я должен быть рядом с ним. Мы сейчас же едем к нему.

- Но вы не сможете этого сделать.

Папа решительно поднялся.

- Вы не понимаете. Сейчас я способен на все. Почему гипноз? Зачем?! Я должен во всем этом разобраться. Если с Димой что-нибудь случится, я себе этого никогда не прощу. Я в какой-то мере ответственен за его судьбу. Как я мог отпустить его одного! Я успокоюсь только тогда, когда он будет рядом со мной. Вы должны сказать, где он.

Тони тоже встал.

- Я не могу вам объяснить. Это, вроде, как во сне.

- Ничего не понимаю, Антон, вы только что сказали, что он в больнице. Где находится эта больница?

Тони безнадежно всплеснул руками.

- Но вы обещали, что не будете спрашивать. Я, правда, не знаю, как вам объяснить. Представьте, что мы стоим сейчас здесь, а на самом деле это сон, который нам снится. А вы думаете, что эта жизнь - явь. А потом вы проснетесь, и там будет явь. И вы будете думать, что сон был здесь, будете рассказывать кому-то эпизоды из этой жизни, которые запомните. Или наоборот, если вы сейчас ляжете спать...

Папа был сбит с толку.

- Я не собираюсь ложиться спать. Тем более сейчас. Мы едем к Диме. Антон, ради Бога, скажите, где он?

Тони опустился на табурет.

- Я же говорил, что вы не поверите. Как вам еще объяснить? Дим там лежит под гипнозом, поэтому он здесь. И его друг тоже где-то здесь, потому что он там в коме. Дим ищет его, чтобы вернуть. Это научный эксперимент. А я там, рядом с ними. Правда, они считают, что я сумасшедший. А я просто там и здесь одновременно.

Папа тоже сел и пристально посмотрел на Тони.

- Кто считает вас сумасшедшим?

- Врачи. - Тони спохватился. - Но вы не думайте, что я и правда сумасшедший. Не смотрите на меня так. Зачем только я рассказал вам все это?! Понимаете, когда человек вам говорит, что он - Наполеон, это на самом деле так, потому что часть его души - Наполеон. Наполеон потому и велик, что вобрал в себя много личностей, потому что все хотят быть им. И тот человек, который говорит, что он - Наполеон, просто и там, и здесь одновременно. Как я. Так жизнь устроена. Все, что может быть, - уже есть. И только душа либо там, либо здесь, поэтому и время... О, нет, я лучше пойду. Но прошу вас, если увидите Дима, передайте ему то, о чем я вас просил, даже если не верите. Не забудьте, передайте, это очень важно.

- Постойте, куда вы? Я не могу вас отпустить в таком состоянии.

Тони уже был в прихожей.

- И вы туда же! В каком состоянии? Нормальное у меня состояние. И зачем я...

Тони захлопнул дверь прямо перед носом Папы. Тот все же выглянул в подъезд, но только услышал внизу на лестнице торопливые шаги.


* * *

Анатолий Иванович стремительно выбежал из подъезда. Следом бежал Слава.

- Папа, подожди, нам надо поговорить.

Но отец словно не слышал. Он дико озирался по сторонам и бежал, не разбирая дороги.

- Где здесь транспорт? Где здесь хоть что-нибудь? - повторял он. - Это убийство! Это конец! Надо уехать. Надо скорее уехать. А если узнают? Если все узнают!

- Папа, никто не узнает. Не беги. Тебе не надо в таком виде возвращаться домой. Успокойся. Они перешли на шаг. Анатолий Иванович постоянно оглядывался. Слава был бледным и измученным. Он не сводил с отца глаз и сам не знал, каких слов ждет от него. Но тот должен был что-то сказать.

- Папа, ведь мы с тобой оба... Ты меня теперь ненавидеть будешь.

Отец не смел посмотреть ему в глаза.

- За что? Что ты такое говоришь?

- За то, что я - "голубой". И за то, что я видел тебя там. Как ты оказался в этой квартире?

Анатолий Иванович остановился возле стеклянной витрины, оглядел себя и стал судорожно поправлять одежду. Он мечтал об одном: чтобы сейчас не было рядом сына, который все время задает вопросы.

- Я сам не знаю, как это произошло. Ты ведь не подумал, что я ... Это просто необъяснимая случайность. Этот мальчишка сумасшедший. Что может быть у вас общего?

Слава прислонился спиной к витрине и все старался поймать взгляд отца.

- Папа, не надо. Давай поговорим по-честному. Он был моим другом.

Анатолий Иванович вдруг вспомнил ночь, проведенную с Геной, его тело и страсть... Он устыдился собственной слабости, закрыл глаза.

- Какое несчастье! Такой молодой... Почему ты не пришел к нему раньше? Его можно было спасти. Я пытался, но он мне не поверил.

Анатолий Иванович впервые за это утро посмотрел в глаза сыну. Слава спокойно встретил его взгляд.

- Нет, ему уже нельзя было помочь. И мне тоже. Хуже, чем есть, уже быть не может. Теперь он избавился от всего этого. А я... - Слава прочитал в глазах отца упрек и, прищурившись, сказал жестко: - Я знаю, почему ты там оказался. Мы с тобой делаем одно и то же.

Анатолий Иванович густо покраснел и покачал головой.

- Слава, ты не должен обо мне так думать. То, что произошло, это ведь не вся жизнь. Это ее крохотная незначительная часть. Это недоразумение. Это просто кошмарный эпизод, который мы должны забыть. Я вернусь домой, на работу. Ты продолжишь обучение в институте. И все пойдет по-старому.

Слава снял очки. Слишком отчетливы были на лице отца растерянность и страх.

- Ты действительно сможешь забыть все это? Как ты долго-долго был связанным и не знал, оставят ли тебя в живых. Как Гена у тебя на глазах отрезал свои пальцы. Как он лежал на тротуаре, а ты, убегая, перепрыгнул через него, не удостоив даже взглядом. А то, что ты так неожиданно увидел меня в той квартире, ты тоже забудешь?

- Это не было неожиданностью. Я услышал вашу историю, когда Гена рассказывал ее мальчику, с которым ты пришел. Я сразу понял, что он говорит о тебе. Слава, я знаю, что тебе тяжело. Ты много пережил и тогда, и сейчас. Но все равно надо жить дальше. Твоя учеба...

Слава в ярости топнул ногой.

- Кому ты лжешь?! Себе?! Ты прекрасно знаешь, что никакой учебы нет. Почему ты говоришь со мной так, словно ничего не знаешь? Если тебе известна наша история, ты так же должен знать, чем я занимаюсь. Почему ты боишься правды? Ты боишься, что я осложню тебе жизнь своими проблемами? Неужели тебе нисколько не жаль нас?

Анатолий Иванович на секунду сжал пальцами виски. Он переступал с ноги на ногу, словно собираясь убежать.

- Слава, ты уже достаточно взрослый человек, чтобы принимать решения, касающиеся твоей жизни, и отвечать за свои поступки. Ты можешь быть уверен, что все случившееся не изменит моего отношения к тебе. Ты волен сам выбирать свою дорогу, и я уважаю любой твой выбор... Хотя мне и трудно все это понять, но, может быть, это от того, что все произошло так внезапно. А что касается института, то еще не все потеряно. Ты ведь можешь поступить в следующем году.

Слава устало опустился на корточки.

- А что я буду делать до поступления в институт в следующем году, тебя не интересует?

Помолчав немного, Анатолий Иванович неуверенно произнес:

- Тебе надо определиться. Было бы неплохо, если бы ты посещал курсы. Материально мы с мамой тебе поможем.

Слава посмотрел на отца снизу вверх.

- А если я вернусь домой?

Анатолий Иванович смутился.

- Да, конечно. Если ты так решишь... Я только подумал, что у тебя своя жизнь. Будет ли тебе удобно. К тому же, представь, если мама что-нибудь заподозрит. Ей будет трудно пережить такой удар. Ты же знаешь ее здоровье.

Слава опустил голову.

- Понятно. А если она что-нибудь заподозрит о тебе?

Анатолий Иванович встрепенулся.

- Нет, что ты! У нее не будет для этого ни малейшего повода.

Слава поднялся, собираясь уйти. Сделав шаг, оглянулся.

- А как же ты будешь жить? От себя ведь не спрячешься.

Анатолий Иванович вскинул руки.

- Нет, нет, что ты! Об этом не может быть, и речи. Мне хватило. До конца моих дней хватило.


* * *

Шеф сел на скамейку рядом с Грифом. Лицо его было помятым, взгляд рассеянным, вокруг глаз - темные круги. Зябко ежась, он поднял воротник плаща, стараясь усесться так, чтобы ветер дул в спину. Он провел ладонью по волосам, стараясь уложить их в привычную прическу, но они тут же мокрыми прядями упали на лоб. Гриф, напротив, словно не замечал ни дождя, ни ветра. Он так низко опустил зонт, что тень падала на лицо. Но даже жалкий вид Шефа не вызывал у него желания разделить с ним место под зонтом.

- Что за прихоть, - проворчал Шеф. - Мы могли бы встретиться у меня или у вас, или хотя бы остаться в машине.

- Нет, это самое лучшее место. Здесь ни у кого не возникнет желания нас услышать.

Шеф бросил на Грифа скептический взгляд.

- Кто вас так напугал?

В ответ Гриф только вяло улыбнулся. Шеф пожал плечами.

- В таком случае, не стоит затягивать разговор. Что вы хотели мне сказать?

- Я бы хотел обсудить условия моего выхода из круга.

Шеф насторожился.

- Что за вздор. Вас что-то не устраивает? Мальчики? Их можно поменять. Цены? Но вы сами, я имею в виду клиента, взвинчиваете их.

Гриф холодно ответил:

- Я не собираюсь обсуждать условия круга. Я намерен выйти из него. Но, по известным вам причинам, я не могу это сделать только по своему желанию. Думаю, мы сможем договориться. Сколько вы хотите?

Лицо Шефа стало жестким.

- Об этом не может быть и речи. Я никогда не скрывал от вас важности вашего присутствия в круге. Это помогает рассеивать сомнения людей, собирающихся вступить в круг. Не преувеличивая скажу: вы - лицо круга, показатель его уровня. Нам лучше поговорить о другом: что конкретно вас не устраивает? Обещаю, что сделаю все от меня зависящее.

С минуту Гриф пронизывал Шефа ледяным взглядом, потом коротко спросил:

- Сколько?

Лицо Шефа оставалось бесстрастным.

- Вы нам нужны. Думаю, что положение на службе и спокойствие в семье стоят того, чтобы принести небольшую жертву. Собственно, о какой жертве идет речь? Я искренне завидую вам. Даже неприятные моменты в вашей жизни, о которых вы пока не говорите, и о которых я не имею ни малейшего представления, связаны с удовольствием. Но за все хорошее, как мы знаем, приходится платить. Вам же и тут повезло. От вас требуется ничтожная плата.

Гриф терпеливо выслушал Шефа.

- Свое красноречие приберегите для другого случая. Собственно, выбора у меня уже нет. Не вы, так другой может разрушить мою жизнь. Этот мальчишка, которого я по неосторожности выбрал, быстро освоился. Теперь он, как и вы, шантажирует меня. И думаю, вперед он, чем вы, выполнит свои угрозы.

Тень недоумения, а затем гнева мелькнула на лице Шефа, но тут же уступила место задумчивости. Потом он с любопытством посмотрел на Грифа.

- А чего он хочет?

- Он хочет любви до гроба, и чтобы я развелся с женой. Но Вы-то понимаете, что это абсурд.

Шеф еще подумал, затем загадочно улыбнулся.

- Конечно, абсурд! Любовь до гроба. А вот развод вполне реальная вещь. Вы не размышляли над этим?

Гриф едва сдержался.

- Вы с ума сошли!

Шеф засмеялся.

- Я промок до нитки и дрожу от холода. Мне трудно вникать в ваши переживания в то время, когда вы укрылись под зонтом. Хотите начистоту? Начистоту всегда выигрышнее. Так вот, если вы думаете, что я всесилен, то ошибаетесь. Хотя вы и не думаете так. Я дрожу не только от холода. Люди нашей ориентации обречены бояться. К сожалению, и я не исключение. Только я не боюсь тех, кто не любит нас, не боюсь так же вас, умных и просчитывающих свой поступок до десятого хода, а значит осторожных и нерешительных. Я боюсь таких дураков, как Эсмеральда. У них в голове нет запрета. Они могут бояться старости, быть старомодно одетыми и плохо причесанными, но если им что-то взбредет в голову, они уже не думают о последствиях, они только пожинают плоды. Против таких, как Эсмеральда, есть только одно средство: их можно просто убрать.

Тревога появилась в глазах Грифа.

- О чем вы говорите?

Шеф тихо засмеялся:

- Вы прекрасно знаете, о чем. Только учтите, решение за вами. Это мое условие. Я бы мог и сам, но очень я не люблю, когда такие как вы таких как я ни во что не ставят только за то, что мы делаем то, о чем вы только думаете. А вы теперь мне прямо скажите: убрать мне Эсмеральду?

Гриф отстранился от придвинувшегося к нему Шефа.

- Да вы спятили!

Взгляд Шефа стал отрешенным. Он криво усмехнулся своим мыслям.

- И я вот так же... Когда первый раз подумал об этом. А потом легче становится, когда узнаешь, как просто, порой, все устраивается, как легко выйти из, казалось бы, безвыходных ситуаций.

Заметив смятение Грифа, Шеф засмеялся.

- Да что вы себе вообразили? Я испытывал вас. И еще хотел дать понять, что не все так плохо, как кажется. С Эсмеральдой я разберусь. Да не делайте вы такие глаза. Не собираюсь я убивать его. А вы, пожалуйста, помогите Иванову поближе познакомиться с кругом. Вам это ничего не стоит. А я пока подумаю о вашей просьбе. А теперь мне надо как следует просохнуть и отогреться. По домам?

- У меня еще вопрос. - Гриф отвел взгляд. - Что с Голубкой?

- С Голубкой все в порядке. Как вы и хотели, он встретился с Ивановым, а теперь, по всей вероятности, отдыхает на плече у Папы. Кстати, Иванов им остался оч-чень доволен. Не исключено, что скоро мы примем его в свой дружный коллектив. С вашей помощью, конечно.

Гриф молча встал и ушел. 



ЧАСТЬ ОДИННАДЦАТАЯ


* * *

Женька вошел в кафе. Ему нужно было видеть людей, чувствовать рядом движение чьей-то жизни, чтобы заглушить желание умереть.

Он шел из морга.

В круге и прежде случались смерти. И всегда Женька переживал потрясение. Но ни одного из мертвых он не видел собственными глазами. Жертвы оставались в его памяти живыми, они казались просто выбывшими из игры.

Теперь, пока он не увидел тело Ганса, ему не верилось, что это произошло на самом деле, что это не игра и не розыгрыш Шефа.

Когда Шеф вызвал его к дому, где недалеко от подъезда лежало тело, Женька только мельком взглянул в ту сторону, увидев из-за сидящего рядом Совы только ноги. Тем не менее, у него появилось ощущение, что он был соучастником случившегося. Он хотел тут же уйти, но Шеф заставил его подняться в квартиру.

Вместе с охранниками они тщательно прибирали помещение до тех пор, пока не появилось ощущение, что здесь тихо жил одинокий молодой человек.

Когда все было готово, и все направились к выходу, Шеф вынул из кармана какой-то листок и положил на кухонный стол. Женька хотел посмотреть, что на нем было написано, но Шеф погрозил ему пальцем.

Вся процедура заняла немного времени. Было еще очень рано, и никто из прохожих на улице не появился. Совы рядом с телом Ганса уже не было. Но Женька снова быстро отвел взгляд от тела.

А потом он пошел в морг. Там он столкнулся с родителями Ганса. Пожилые мужчина и женщина, взявшиеся за руки, с застывшими от потрясения лицами казались детьми, которых напугали и бросили, не пожелав хоть как-то утешить. Вдруг женщина остановилась у выхода из морга и села на пол. Мужчина попытался поднять ее, но у него самого не было сил. Он присел рядом с ней, и они молча сидели на каменном полу, глядя перед собой. Женька позвал работников морга. Те деловито, с необходимой в таких случаях долей участия, помогли подняться сраженным горем родителям и отвели их под руки в небольшой садик, разбитый неподалеку, усадили на скамейку и безмолвно удалились.

Женька на расстоянии сопровождал их, не смея подойти ближе. Когда он смотрел на Ганса, его не покидало ощущение нереальности происходящего.

На столе лежало нечто, что когда-то принадлежало Гансу, но ничем не напоминало его теперь. Это нечто казалось более белым, чем простыня, которая укрывала его до плеч, и более неподвижным, чем стол, на котором оно лежало. Женька отвернулся и ушел.

Сейчас в кафе почти все были в сборе. Женька знал, зачем в подобном случае все собирались. Мальчики надеялись, что случившееся ударит по системе и что-то изменится к лучшему. Женька же знал, что ничего измениться не могло, что случай самоубийства был Шефу предпочтительнее, чем вспыхивающие время от времени акции протеста.

Кафе было закрыто на обеденный перерыв, поэтому посторонних в зале не было. Женька вошел в тот момент, когда Шеф с прижатой к сердцу рюмкой скорбным голосом произносил речь:

- Еще одна жертва. Жертва нетерпимости и чудовищного эгоизма большинства человечества. Сколько же крови, сколько загубленных жизней понадобится еще, чтобы достучаться до отгороженных непониманием сердец? Какие еще муки, преследования и унижения должны мы испытать только за то, что родились такими, какие мы есть. Но есть, есть сила, которая способна противостоять невежеству и ханжеству толпы. - Шеф обвел всех просветленным взглядом. Женька помнил эту речь. Помнили ее и ветераны круга. Но Шефа это не смущало, он видел, что и сегодня она имеет некоторый успех, и поэтому решил ничего в ней не менять. - Это сила нашей сплоченности, нашей взаимопомощи и любви друг к другу...

Динго, до сих пор сидевший в уединении, незаметно перешел за столик Грифа.

- Здравствуй, - произнес он с кротостью, подобающей моменту.

Гриф кивнул. Динго тронул его за локоть.

- У тебя усталый вид. Как ты живешь?

- Ничего не изменилось, - нехотя ответил Гриф.

- Ничего не изменилось, - печально повторил Динго. - Наверно так же ты бы ответил кому-то, если бы на месте Ганса оказалась я.

- Ты бы не смог оказаться на его месте.

- Как знать, - задумчиво произнес Динго. - От Ганса тоже никто не ожидал.

Гриф, казалось, не слушал его, обратив свое внимание к Шефу.

- Мертвые уходят... - Шеф запнулся. Он уже изрядно выпил и теперь задумался, как могут уходить мертвые. Он отметил изъян в тексте и пытался вспомнить, говорил ли он это в прошлый раз. Но, что сказано - то сказано, и он продолжал печально: - А живые остаются среди нас... - Он снова замолчал. Неужели он и раньше говорил эту нелепицу? Шеф оглядел присутствующих теперь уже испытывающим взглядом. Кажется, публика восприняла две паузы по-своему, и Шеф решил, что ему действительно очень трудно говорить. Он вздохнул. - Трудно, трудно передать словами...

Динго придвинулся ближе к Грифу.

- Чего же ты добился? Ты доволен?

- Не вполне.

Динго горько усмехнулся.

- Ну да, мальчишка оставил всех вас с носом. Пока он может себе это позволить. Его время еще не вышло. И он будет забавляться каждым из вас по очереди. Кто будет следующим? - Динго вздохнул и скорбно поднес платочек к сухим глазам. - Когда-то я думала, что ты нашел во мне то, что искал. Мы очень подходим друг другу. Иногда я жалею, что этот мальчик не остался с тобой. Тогда мне надо было бы только немного подождать. А теперь... Нет ничего притягательнее недосягаемости.

Гриф обернулся к Динго. Он не скрывал досаду.

- Зачем ты все это говоришь? Сколько можно к этому возвращаться? Найди себе кого-нибудь. Тебе это будет не сложно.

Динго поджал губы, потом улыбнулся.

- А я уже нашла. Ни за что не догадаешься кто это.

- Не стану гадать. Я рад за тебя.

Динго шепнул ему на ухо:

- И-ва-нов. - После короткой паузы добавил: - Тот самый.

Гриф удивленно посмотрел на него. Динго наслаждался эффектом.

Голос Шефа повысился до трагических нот, и все снова обратили на него внимание.

- Среди нас близкий друг Ганса - Сова. На его бледном лице...

- С чего бы ему быть бледным? - Все обернулись к Коме. Тот сидел, откинувшись на спинку стула и явно боролся с дремотой. Заметив всеобщее внимание, он оживился. - Да вы посмотрите сами. Вполне цветущий вид. Мальчик питается чистейшим белком. С чего бы ему быть бледным?

Со своего места поднялся Платон.

- Ваша ирония, как всегда, неуместна. Вам должно быть стыдно за свои слова. Сова потерял близкого друга. Мы все скорбим. Мы все потеряли...

- Будь добр, не говори за всех. Лично я ничего не потерял и не собираюсь быть таким лопухом. А близкого друга Сова потерял по доброй воле. Я так полагаю.

Все обернулись к Сове, ожидая его реакции. Но тот, до сих пор сидевший опустив голову, опустил ее еще ниже.

- Но-но! Полегче! - Поднялся со своего стула Фауст. Он единственный из всех присутствующих демонстрировал отменный аппетит. До этой минуты он яростно расправлялся с цыпленком, мало обращая внимание на происходящее, только время от времени повторяя: "Черт знает что!" - Вы тут поминки справляете или как? И я не собираюсь терпеть! Каждому свое!

И он ткнул ножкой цыпленка куда-то вверх.

Платон со строгим видом обратился к Коме:

- Вы очень жестокий человек. Вам не понять...

- А тут и понимать нечего. Вот рядом со мной сидит мой мальчик. Живехонек и здоровехонек. - Кома обратился к Тони: - Скажи, малыш, плохо тебе со мной? Не собираешься ли ты сделать что-либо подобное, чтобы тебя потом оплакивало это сборище?

Тони отрицательно покачал головой. Кома удовлетворенно кивнул.

- Вот. Всем все понятно?

Неожиданно в разговор вступил Папа:

- Вы можете ручаться за его состояние только в рамках тех обязательств, возложенных на вас в период...

- Я уверен, что ты не сможешь закончить это очень длинное предложение, поэтому спешу на выручку. Не трудись. Я тебе одно скажу: я смогу защитить любого, чья судьба мне не безразлична.

Помимо воли у Папы вырвалось:

- А как же Голубка?

Кому словно подбросило, он вскочил со стула. Шеф, стоявший недалеко от них, невольно шагнул вперед, чтобы в случае чего успеть вмешаться. Но Кома, похоже, не собирался бросаться на Папу. Он только зло сузил глаза и проговорил ядовито:

- Наслышан, как ты выложил кругленькую сумму за Голубку, чтобы выкупить его из расхода. Я на месте Шефа вообще раздел бы тебя догола и пустил по миру, чтобы не изображал из себя... Чистоплюй! Можешь считать, что деньги свои ты выбросил на ветер!

Услышав последние слова, Женька в недоумении взглянул на Динго. Тот еле заметно усмехнулся.

- Что вы имеете в виду?! - Воскликнул Шеф.

- Кома, это нечестно, - строго сказал Гриф.

Кома посмотрел на него, осуждающе покачал головой.

- Нечестно? Знаю. Потому и умолкаю. Играйте дальше в дружную семью, но меня увольте. - Кома сделал было движение, как будто намереваясь уйти, но передумал и снова уселся на свое место.

Шеф, переходя от столика к столику, время от времени клал руку кому-нибудь на плечо и очень походил на телеведущего.

- Мы не станем ссориться, как бы этого кому-то ни хотелось. Еще раз повторю: наша сила в единстве. Каждый из нас должен помочь себе и другу. Тот несчастный случай, по поводу которого мы собрались, имеет и другую сторону. Один из нас решил противопоставить себя остальным. Он вправе был распорядиться своей жизнью, но не угрожать жизни других. Печальный финал нам известен. Еще один пример тому - Голубка. Этот с виду безобидный мальчик пытается любыми способами вбить клин между нами, посеять разлад и смуту в нашем дружном сообществе. И случись что, мы ничем не сможем ему помочь, не сможем уберечь от возможной трагической развязки пока он сам не одумается и не вольется с открытым сердцем в нашу сплоченную семью...

Уже полчаса Женька изнывал в дальнем углу за столиком "для одного". Давно Женька подал идею Шефу: укромный уголок, где человек, садясь за столик лицом в угол, украшенный аквариумом и вьющимися растениями, мог побыть среди людей наедине с собой. Это сработало. Как правило, сидящих здесь никогда не беспокоили. Женька воспользовался собственным изобретением и только сейчас в полной мере оценил его.

Последние слова Шефа о Диме хлестнули его, как удар плетью. Он чуть не застонал. Дим был единственным человеком, кому Женька мог рассказать о том, как ему сейчас трудно. Смерть Ганса оказалась тяжелым испытанием, которое Женька не мог одолеть в одиночку.

Надо было еще тогда уговорить Дима бежать. Теперь все было бы проще. Женька думал бы только о нем, все делал бы только для того, чтобы было хорошо ему. А сейчас он ничего не мог придумать.

Хорош или плох круг, но этот мир Женька сделал для себя единственно возможным. Та жизнь, от которой он когда-то отказался, была теперь чужой и непонятной. Казалась существованием на конвейере.

Если бы был Дим...

Женька думал о нем постоянно. Дни, проведенные когда-то с Димом, переплетались с настоящим, и Женька уже не представлял жизни без него. Часто он думал о том, что мог сделать, чтобы Дим остался. Он вспоминал свои неловкие фразы, глупые поступки и снова казнил себя.

Шеф подошел к Грифу и Динго, слегка наклонившись к ним, обнял их за плечи.

- Кое-кто из вас помнит счастливое время, когда мы приносили друг другу только радость. Нам надо вернуть эти светлые дни. А для этого надо только не поддаваться на провокацию поклонников интриг и ссор. Мы должны подать друг другу руку и любить как прежде.

Динго смотрел на Грифа так, словно их в эту минуту венчали. Гриф же чувствовал себя неловко под устремленными на них со всех сторон взглядами. Платон не выдержал и восторженно воскликнул:

- Да-да, я помню! Сколько тепла, сколько душевной щедрости и любви переполняло наш круг. Я только хочу сказать, что ни в одном сообществе вы не встретите такого единения, как в нашем. Ведь все мы так или иначе пострадавшие, и уже это сближает нас. Я хочу выпить за нашу крепкую семью!

Платон подхватил бокал с шампанским и залпом осушил его. Примеру Платона не последовал никто. Только Фауст, подняв свою рюмку с водкой и, пробурчав: "Ваше здоровье", опрокинул ее в рот.

Снова в разговор вступил Папа:

- Я в кругу впервые и многого, возможно, не понимаю, но мне кажется, что-то нужно изменить. Порой мы поступаем бесчеловечно. Круг - это ведь не тюрьма. Должна быть свобода выбора. Если кто-то считает, что за его любовь надо платить, он вправе потребовать плату и получить ее, если кто-то согласится на его условия. Но наряду с этим можно и просто общаться.

- Но круг - это еще и азартная игра. Об этом не надо забывать, - поднял указательный палец Босс. Он был в благодушном настроении.

Папа кивал головой.

- Я с вами согласен. Но порой игра становится жестокой.

Шеф подошел к Папе и, широко улыбаясь, сжал в своих ладонях его руку.

- Вот именно. На то она и игра. Любая игра жестока по своей природе, потому что предполагает конкуренцию. В ней всегда есть победитель и проигравший. Но при этом к игре никто не принуждает. Каждый волен играть или не играть. К тому же, я знаю примеры, когда игра становится судьбой. - Шеф обернулся к Боссу и Гере. - И приносит счастье.

- Только одна сторона за это счастье назначает цену, а другая - платит, - проворчал со своего места Кома.

Шеф засмеялся.

- Все в этом мире чего-то стоит, и каждый вправе выбирать: платить или не платить.

- Да я не об этом, - раздражено ответил Кома. - Надо еще разобраться, кто и чем платит. Еще два слова дяденькам с толстыми кошельками: так ли все обстоит, как вам кажется? Платон, почему я не вижу рядом с тобой Лизу, которого ты оценил выше всех? Папа, где же твой Голубка, за которого ты готов отдать последнее? Гриф, что же ты не привел сюда своего... свою... свое Эсмеральду?

- Кто спрашивает обо мне? Я здесь! - В зал вошел Эс. Вид у него был как у сказочного героя, явившегося в самую трудную минуту. Он шел, гордо вскинув голову, устремив перед собой горящий взор. На щеках играл румянец.

Кома усмехнулся.

- Извини, Гриф, я был несправедлив. Рад за тебя. Хоть ты счастлив. Чего еще в жизни надо? Он здесь! - Кома сочувственно вздохнул. - Только, похоже, не в себе. Как обычно. Колется наверно.

Эс смерил Кому испепеляющим взглядом, потом порывисто повернулся к Грифу. Голос его звучал торжественно:

- Отныне и до последнего часа я с тобой, любовь моя. Я не оставлю тебя, что бы ни случилось.

Казалось, он собирался на всю жизнь запечатлеть эти слова в памяти присутствующих и, закрепляя эффект, он подошел к Грифу, опустился на колени и потянулся губами к его руке. Но так как Гриф резко отдернул руку, Эс чмокнул его в коленку. Но это его не смутило, он так же важно поднялся и сел рядом. Гриф оказался между Эсом и Динго. Он, как от озноба, повел плечами. Кома захлопал в ладоши.

- Представление продолжается! Действие второе. Те же и Эсмеральда! - он скрестил на груди руки, выражая радостное внимание к происходящему.

- Это неслыханно...

- Балаган...

- Их надо вывести...

- В такой день...

Слышался отовсюду возмущенный шепот. Шеф, решив, что самое время брать инициативу в свои руки, снова обратился к присутствующим:

- Немного запоздало, но я хочу поддержать предложение Платона, к чему призываю и вас. За наш союз!

Все это время Гера сидел молча с мрачным видом, не поднимая глаз. Когда Босс поднял свой бокал, Гера взглянул на него холодно. Босс участливо склонился к нему.

- Ты неважно себя чувствуешь? Выпей немного, это развеет твое грустное настроение.

Босс подал Гере бокал. Гера поморщился.

- Я выпью, но не сейчас. Не с ними.

Босс мельком оглянулся вокруг.

- Не хочешь с ними, выпей со мной.

- Не хочу. Потому что ты пьешь с ними. - Гера скривил губы. - "За наш идеальный союз".

Босс пожал плечами.

- Я хочу выпить за наш союз с тобой. Ты что-нибудь имеешь против?

После секунды колебаний Гера взял бокал, но тут же нахмурился.

- Все это уже было. Точно так же. Когда...

Голос Геры дрогнул, рука с бокалом опустилась, шампанское полилось на пол. Босс выпрямился.

- Гера, я понимаю, прошло не так много времени, но надо постараться. Я тебе обещаю, здесь мы в последний раз. Уже все решено.

Гера зажмурился, потом поднял бокал и выпил остатки шампанского.

- Вот и славно! - воскликнул Шеф. - Наперекор всему мы будем вместе и проживем свою жизнь так...

Эс засмеялся. Сначала казалось, что ему весело, но скоро смех его перешел в плач. Все обеспокоено задвигались. Вытерев слезы, Эс огляделся.

- Простите, простите, господа. Это нервы. Я так мало жил. А знаете, может быть, это даже хорошо, что все так случилось. - Он брел по залу, словно заблудившись между столиками. Голос его звенел и, казалось, вот-вот сорвется. - Я не знал, как хорошо жить на свете. Я вижу небо, вижу солнце. Я заново родился. - Он снова нервно засмеялся. - Мне бы любить вас... - И вдруг он заорал изо всех сил: - Но я вас ненавижу! Вы сломали мою жизнь! Мою молодую жизнь! - Голос его перешел на жалобное блеяние. - Как вам не стыдно, господа?!

Эс запрокинул голову, театрально развел руками словно собирался обнять висевшую над головой люстру.

- Список жертв пополняется, - словно между прочим заметил Кома.

Шеф, проходя мимо Женьки, подтолкнул его в бок. Тот устало подошел к Эсу.

- Вообще-то мы прощаемся с Гансом. Не мог бы ты хоть сегодня заткнуться?

Глаза Эса округлились.

- Как?! И он тоже?!

Эс быстро вернулся на свое место рядом с Грифом. Тот опасливо покосился на него и незаметно отодвинул свой стул.

- Почему тоже? Что ты этим хотел сказать? - спросил Шеф.

Эс вымученно улыбнулся, обвел всех долгим скорбным взглядом.

- Всему свое время. Всему свое время.

Возникла неловкая пауза. Кто-то шепотом переговаривался. Кто-то, потупив взор, сидел, думая о том, что пора бы и разойтись. Шеф думал о том, что над текстом еще надо поработать, а мероприятие в следующий раз провести побыстрее. Еще он отметил про себя, что тема изгойства в круге стала непопулярна. Что-то изменилось.

Босс вполголоса сказал Гере:

- Не понимаю, зачем мы сюда пришли? До погибшего мальчика здесь никому нет дела. Вы с ним, насколько я могу судить, никогда не были друзьями. Почему ты захотел участвовать во всем этом?

Гера невольно оглянулся на входную дверь.

- Я не знаю. Что-то во всем этом не так. Я думал, может быть, что-то прояснится.

- Тебе пора отойти от всего этого. - Босс пристально посмотрел на Геру. - А может быть, дело опять в Голубке?

Гера переменился в лице. Босс понял, что попал в точку.

- Нет. То есть, его почему-то здесь нет. Папа обязательно привел бы его. Что-то происходит. Я с самого начала это почувствовал. Мне кажется, Голубка попал в круг против своей воли.

Волнение Геры задело Босса.

- Мне это не интересно. Сделай милость, никогда больше не обращайся ко мне с просьбами, касающимися Голубки. - Помолчав, он добавил: - Теперь я вижу, что мне надо торопиться. Семейная жизнь пойдет тебе на пользу.

Между тем тихий разговор Папы с Шефом вдруг перешел на повышенные тона.

- И все-таки я не понимаю, почему нельзя свободно войти в круг и так же выйти из него каждому желающему? - недоумевал Папа.

- Вы действительно кое-чего не понимаете. Существуют правила круга. И, в конце концов, чистота круга...

Эс взорвался хохотом. Он упал не четвереньки и продолжал смеяться, хотя больше казалось, что он стонет и скулит. Кома обратился к Грифу:

- Слушай, одолжи мне его на пару дней. Я сделаю из него человека. Во мне пропадает великий педагог. Не дай таланту совсем пропасть.

Гриф ничего не ответил. Он помог подняться Эсу, усадил его на стул. Шеф заметил:

- Не в первый раз Эсмеральда прерывает мои слова смехом. Было бы интересно узнать причину.

Эс молитвенно сложил руки.

- Я не верю своим ушам. О чем вы говорите? Это, право, все смешно! Я просто умираю со смеху!

- Скорей бы уж, - отозвался Кома.

Эс не услышал его слов.

- Неужели вы не понимаете, что происходит? Неужели вы так глупы?

Кома снова откликнулся:

- Может быть, ты нам, глупым, объяснишь, что происходит, и мы со смеху умрем вместе с тобой.

- Я объясню, а потом можете меня за это четвертовать. Я не терплю лжи и лицемерия, как все вы. Говорите о правилах, о чистоте круга, а сами... Извините, если я скажу немножко неприятную для вас вещь. В публичном доме больше чистоты и порядка, чем в вашем круге.

- Дожили. В круг приводят кадров прямо из публичного дома, - саркастически заметил Кома.

Эс посмотрел на него с ненавистью.

- Об одном я жалею, что с самого начала эта проститутка - Голубка - не достался тебе. Все было бы иначе.

Кома улыбнулся.

- Вот в этом ты прав. Я тоже жалею об этом. Только насчет проститутки... Я не знаю, как у вас там, в публичном доме... Но советую: попридержи язык и не суди по себе всех.

Босс поднял руку.

- Убедительно прошу, хоть сегодня не заводите разговоров о Голубке. Сколько можно? Мы не для того сюда пришли.

- Нет, я молчать не стану! Все должны знать! Вы всегда считали меня дураком и смеялись надо мной, а теперь сами остались в дураках и смеяться над вами буду я, потому что я лучше, чище и умнее всех вас! За это вы меня и ненавидите.

Все стали подниматься, собираясь уйти, но Эс преградил им дорогу, широко раскинув руки.

- Нет! Настал мой час! Вы будете слушать меня!

Шеф сделал знак, охранники подошли к Эсу, тот отскочил в сторону, схватил со столика бутылку и поднял ее над головой.

- Не подходи!

Из бутылки на голову Эсу полилось вино. Все засмеялись. Эс был в ярости.

- Ах так! Вы опять смеетесь! Смейтесь, СПИДоносцы, недолго вам осталось!

В кафе воцарилась тишина. Шеф отчеканил:

- Ну, это уж слишком.

Охранники схватили Эса под руки. Отбиваясь, он закричал:

- Вы все больны! Потому что болен Голубка! Я говорю правду. Я видел справку, результаты анализа!

Снова двинувшиеся к выходу, все замерли. Охранники отпустили Эса. Тот в диком возбуждении перебегал от одного к другому, заглядывая в лицо и злорадно выкрикивая:

- Что притихли, смертнички?! "Голубка ах! Голубка ох!" На какую дешевку купились!

Шеф с каменным лицом смотрел на Эса и гадал, откуда тот мог узнать о СПИДе? Эс бросился к Женьке.

- А ты что молчишь? Ты же сам сказал... Ты его привел, хотя знал, что он заразный. Ты с самого начала все знал. Ты специально все это подстроил!

Женька побледнел.

- Что ты несешь?! По тебе дурдом плачет.

- Да-а-а! - протянул, кривляясь, Эс.

- После вашего круга дурдом покажется светским салоном. - Вдруг он подскочил на месте, радостно потирая ладони. - А давайте в считалочку поиграем, кто из вас СПИД поймал?

- Я не верю этому мальчику, - спокойно сказал Папа. - Ему надо показаться врачам.

Эс захохотал и направился к Папе, игриво вихляя бедрами.

- Это тебе надо показаться врачам. Заполучил удовольствие? Дорого же оно тебе стало. Хотя, на что тебе еще рассчитывать. - Эс повернулся к Грифу. - Ладно он, а ты-то как обознался? А теперь через тебя и я... Но я не оставлю тебя. Мы теперь до самой смерти связаны, любовь моя.

Эс потянулся к Грифу, но тот оттолкнул его, как прокаженного. Эс скривил губы.

- Мой. Никуда не денешься. Нужен ты ей сейчас "голубой" да больной.

Кома подскочил к Эсу, схватил его за горло.

- Заткнись, ублюдок, задушу!

Отшвырнув Эса, Кома обернулся к присутствующим.

- И вы верите этому психопату?! Неужели вы не видите, что он из дерьма! Шеф, ты-то что молчишь? Наведи порядок в своем борделе.

- Вы его не слушайте, - горячо подхватил Женька. - Какую справку он мог видеть, где? Я ничего ему не говорил. Голубка... Да что тут говорить, вы же сами его видели, - неожиданно Женька улыбнулся. - Я вам одно скажу: его здесь нет и больше никогда не будет.

-Его здесь нет, - передразнил Эс. - Ищи его теперь. Знает, что натворил. Да, не мне ты это говорил, но какая разница?

- Но это действительно неправда. Я совсем недавно видел Голубку, - сказал Сова.

Женька выпалил:

- Где? Когда ты его видел?

Эс ткнул в его сторону пальцем.

- А чему ты удивляешься? Вот ты себя и выдал. Это ты помог Голубке бежать!

Женька не обращал на Эса внимания, он не сводил глаз с Совы.

- Где ты видел Голубку?

Сова смутился.

- Я не могу сказать.

Эс смерил его презрительным взглядом.

- А я скажу. Вы, видно, на пару промышляли. На "плешке" ваш Голубка снимается. Я его там тоже видел. Он, похоже, решил весь город заразить, гадина.

- Прекратите! - Папа повысил голос. - Этот мальчишка - клеветник! Теперь я вижу это ясно. Последние дни Голубка был со мной. До каких пор мы будем терпеть это издевательство?!

Эс уселся на стул, окинул всех торжествующим взглядом.

- Все, господа. Круг закрывается на учет. Да, я видел Голубку на "плешке". Сам я там был, чтоб только сестренок проведать, а этот... Сидел, по сторонам глазами стрелял, да на "ремонт" нарвался. Так струсил, что на меня показал. Но от меня-то они ничего не добились, как ни били, как ни пытали. - Эс откинул прядь со лба и показал рану. При этом он выразительно посмотрел на Грифа и тот промолчал. - А вот любимчик ваш слишком нежным оказался, все им выложил: и про круг, и про кафе. Подождите, и про каждого из вас расскажет. Имена, фамилии, адреса... Так что ждите гостей, господа.

Шеф кивнул охранникам. Те подхватили Эса и уволокли в служебку. Еще несколько минут оттуда доносились крики. Наконец, стало тихо. Все оставались на своих местах, не смея посмотреть друг на друга.

- Что-то я проголодался, - вздохнул Кома. - Шеф, когда подадут отбивную "Эсмеральда?" - На его шутку никто не отозвался. Он усмехнулся. - Что же вы хвосты поджали? Как же легко вас напугать. Жаль мне вас.

В зал вошел швейцар.

- Посетители в дверь стучат.

- Да-да, - отозвался Шеф - мы увлеклись.

Он зачем-то пошел за швейцаром.

- Постойте, - остановил его Гриф. - Вы так ничего нам и не скажете? Что все это значит? Где сейчас Голубка?

Шеф старался казаться беспечным, но вид у него был жалкий.

- Голубка? Вы же слышали. Очевидно, у Папы.

Босс взял Геру за руку и хотел увести. Но тот отдернул руку. Он смотрел на Папу. Папа покраснел и, запинаясь, проговорил:

- Голубка, конечно, у меня. То есть, сейчас его нет. Он уехал. Я его отпустил навестить родителей. Он вот-вот должен вернуться. - Папа нервно уцепился за пуговицу на пиджаке и начал ее вертеть. - А что, про СПИД, это правда?

- Друзья, не надо поддаваться панике, еще ничего до конца не выяснено.

Шеф старался сказать это как можно убедительнее.

- Это неправда, - отозвался Женька, но голос его прозвучал неуверенно.

- Хотелось бы верить, - сказал Папа упавшим голосом.

Фауст, до сих пор плохо понимавший, о чем идет речь, и только уяснивший, что кто-то болен СПИДом, обратился к Сове, подозрительно буравя его взглядом:

- Ты трахался с ним?

Сова поспешно сказал: "Нет". Удовлетворенно крякнув, Фауст поднялся со своего места и торжественно объявил:

- Теперь надо всем срочно сдать анализы. А этого, который все это заварил, поймать и наказать по всей строгости. И так поступить с каждым, чтоб не повадно было. Я так это дело разумею.

Динго шепнул Грифу с ноткой злорадства:

- Теперь ты понял, как ошибся? - И тут же, вздохнув, добавил: - Конечно, никто не застрахован.

Гриф серьезно посмотрел на него.

- Ты говорил, что встречаешься с Ивановым. Когда это было последний раз?

Взгляд Динго остановился.

- Вчера. А что?

- Голубка был с ним раньше.

В зал вошли посетители. На них никто не обратил внимания. Ни один из обитателей круга не двинулся с места, словно что-то еще было недосказано, словно что-то еще можно было исправить. Или просто каждый боялся остаться с этой новостью один на один. Никто в полной мере не знал о связях внутри круга.

Босс спросил Геру:

- Ты все еще хочешь остаться?

Гера был подавлен. Они вышли из зала. Только на улице он смог вымолвить:

- Я должен его увидеть. Я не верю.

Босс сердито взглянул на него, но промолчал.

Воспользовавшись моментом, когда Фауст отошел к стойке бара, Женька подсел к Сове. Тот хотел уйти, но Женька поймал его за руку.

- Подожди, я только спрошу: ты правда видел Голубку? Когда? Где?

Сова снял очки и начал тщательно протирать их. Женька терпеливо ждал. Сова надел очки, оглянулся на Фауста и, поняв, что помощи ждать неоткуда, решительно сказал:

- Я не видел его. Я солгал.

- Зачем?

- Я уверен, Голубка не виноват.

- В чем не виноват? - Женька тяжело вздохнул. - Даже если бы все, что сказал этот придурок, оказалось правдой, мне все равно. Только бы он вернулся.

Сова сочувственно посмотрел на Женьку.

- Ты его любишь?

Женька отвернулся.

- Дурацкий вопрос. Разве может еще что-то означать это слово? Это они все трещат про любовь. После них я уже не могу так сказать.

Сова осторожно спросил:

- А если бы я тебе сказал, что видел Голубку?

Женька с надеждой взглянул на него, но тут же его взгляд потух.

- Я бы очень хотел встретиться с ним, но ты не мог его видеть. Его больше никто не увидит.

Сова растерялся.

- Я тебя не понимаю.

- Ты его видел?

- Н-нет.

- Прости. Я пристаю с расспросами, а тебе совсем не до меня. - Женька задумался. - Может быть, душа Ганса еще где-то здесь. А мы так по-свински ведем себя. Вот он и полюбуется. Ему не о чем жалеть.

Гриф подозвал Шефа, предложил присесть.

- Вы так и не ответили, что все это значит?

Шеф холодно посмотрел на него.

- А ведь я вас всех предупреждал. Вы не помните? Наперекор всему: моим уверениям и, наконец, здравому смыслу вы, именно вы, оставили этого мальчика в круге. И не забывайте, что именно вы предложили его Иванову. Да и сами... С кого же теперь спрашивать?

- Разумеется. Но я не о том. У вас есть подтверждение, что Голубка болен?

Похоже, Шефу хотелось продлить удовольствие, оставляя Грифа в неведении.

- Мне очень жаль, что вы не послушались меня в свое время.

Грифа задели покровительственные нотки в тоне Шефа.

- А если бы я послушался вас в свое время? Согласитесь, эти вопросы сейчас волновали бы не меня, а вас. Вы понимаете, что многим обязаны мне? Я возвращаюсь к своему вопросу: есть документальное подтверждение болезни Голубки? Вы его хотя бы видели?

Шеф не хотел сдавать занятых позиций. Он словно выражал соболезнование.

- Отвечу откровенно: я сам его не видел. Но информацию об этом я получил из довольно надежного источника. Мне остается сказать: не теряйте надежду, любая информация требует проверки.

К ним за столик подсел Платон.

- Я только что разговаривал с Папой. Странный он. То ли прикидывается, то ли на самом деле... То одно говорит, то другое и, я чувствую, все время лжет. Я его как специалист спрашиваю, заметил ли он на теле Голубки какие-либо симптомы? А он в ответ: "Какие?" Как будто сам не знает.

Шеф перебил его:

- Вас-то почему это беспокоит?

Платон обиделся.

- На что вы намекаете?

- Вы-то не были с Голубкой.

- Да, но его вина от этого не становится меньше. Его надо срочно изолировать в принудительном порядке, взять у него...

В зал вбежал изрядно потрепанный Эс.

- Люди! Бегите, бегите отсюда! Чума! Чума двадцатого века!

Все вновь пришедшие оглянулись на него. За одним из столиков сидело трое парней. Один из них поднялся навстречу Эсу. Эс замер на месте, в ужасе глядя на приближающегося Леху. Тот шел неторопливо, вразвалку, сунув руки в карманы, скривив в ухмылке губы.

- Ну что, Педрило Гомикович, так и не одумался, так и продолжаешь свою порнографию? А как же расписка?

Эс, как ошпаренный, отскочил назад и, тыча перед собой пальцем, завопил:

- Это он! Он меня мучил и пытал!

Леха почти ласково положил ладонь на его лицо и с силой оттолкнул от себя. Эс упал, опрокинув за собой столик.

- А-а-а! Убивают!

Шеф оглянулся, отыскивая глазами охрану. Один из охранников уже спешил к нему, но его перехватили двое из компании Лехи. Началась потасовка.

- Кто хозяин этого гадюжника? - выкрикнул Леха. - Выходи, а не то хуже будет. Все здесь разнесем к чертовой матери!

Леха схватил с ближайшего столика бутылку и швырнул ее в стойку бара. Бари едва успел отскочить в сторону. Зазвенело разбитое зеркало, с полок посыпалась посуда. Шеф, все еще оглядываясь на служебный вход, вышел вперед.

- Что вам угодно?

- Мне угодно плюнуть тебе в рожу. - С этими словами Леха действительно плюнул в лицо Шефу. - Это ты здесь гомиков разводишь, гадина? А ну, смотри сюда. - Леха достал из кармана фотографию Лизы и сунул ее под нос Шефу. - Смотри, предводитель педиков, узнаешь?

Шеф, отрицательно качая головой, отступал от надвигающегося Лехи.

- Врешь! Знаешь! Это брательник мой, а ты его проституткой сделал. Говори, где он?

Шеф остановился, в лице его не было и тени страха. Он был бледен от бешенства.

- Его здесь нет. А теперь убирайтесь, подонки, иначе я вызову милицию.

- Что? - Глаза Лехи были полны ненависти. - Милицию? Да я сам ее вызову. А этот все расскажет, чем вы тут занимаетесь.

Леха указал в сторону Эса. Тот забился в истерике.

- Это не я! Это Голубка! Он все рассказал им! Я же говорил, что это он!

В зал вбежали еще охранники. Леха бросил боевой клич:

- Братва, бей педиков!

В ответ послышалось:

- Наших бьют!

Женька, стоявший у столика "для одного", на несколько минут оказался в стороне. Он видел, как все вскочили с мест и ринулись друг на друга, нанося удары вокруг себя, казалось, без разбора. Первым движением его было броситься на помощь своим. Но в то же время он почувствовал, что здесь нет никого, за кого ему хотелось бы заступиться. Увидев, какой удар достался Шефу, он даже ощутил что-то похожее на удовлетворение. В другом месте Эс, не вставая с пола, вертелся как волчок, взбрыкивая ногами, отбиваясь от всех приближающихся к нему: чужих и своих. Похоже, налетчикам на помощь пришли с улицы. Тут Женька увидел Динго. Тот с невозмутимым видом сидел за столиком и оглядывал себя в зеркальце. Драка странным образом не касалась его. Только один раз кто-то замахнулся на него, но главарь налетчиков окликнул его и Динго не тронули. Тогда тот, которого только что одернули, бросился к Женьке и в один миг, ухватив его за волосы, пригнул голову к столику.

- Не сметь! - раздался над головой громогласный приказ.

Схвативший Женьку замер. Все вокруг сразу стихло. Все в недоумении оглядывались. Что это было? Женька услышал где-то над головой звонкий шлепок.

- А ну, отпусти, дрянь такая!

Почувствовав себя освобожденным, Женька выпрямился и увидел перед собой Зою Филипповну. Женька с детства знал возможности ее властного голоса и теперь не удивился тому, что яростно дравшиеся секунду назад стояли неподвижно и смотрели на высокую статную женщину.

- Мама, что ты здесь делаешь?

Зою Филипповну переполняло величие полководца. Она смотрела на сына с недосягаемой высоты, и каждое ее слово было подобно раскатам грома.

- А я хотела бы знать, что ты здесь делаешь? Мне позвонили и сказали, что мой сын торгует мальчиками.

От частого дыхания Зои Филипповны, казалось, вокруг нее собираются тучи и вот-вот поднимется буря.

Рядом с ней появился Валентин Семенович. Он совсем не походил на воина при полководце. Ему было неловко, что все смотрят на них, его бы вполне устроило, если бы возня продолжалась дальше. Он откашлялся, словно собирался произнести речь и, с достоинством оглядев окружающих, сказал:

- Мы этому не поверили. Этого не может быть.

Женька густо покраснел.

- Кто звонил?

- Какой-то Джульбарс.

- Может быть, Динго?

Внезапно силы оставили Зою Филипповну. Она рухнула на стул, не сводя с сына отчаянного взгляда.

- Господи, Женя, у вас собачьи клички?

Женька отыскал глазами Динго. Тот смотрел на Женьку странным взглядом, словно ученый, наблюдающий за поведением подопытного животного.

- А я-то, дурак, думал, что ты помочь хотел. Я ведь знаю, что это ты Голубку краской облил. Ты. Больше некому. И в расход он из-за тебя попал. И все, что здесь сейчас происходит, тоже твоих рук дело. Скажешь, нет? Я ведь все видел. Что же тебе нужно? Бесишься, что не нужен никому. Старая заезженная кляча.

При последних словах Динго вспыхнул и, порывисто поднявшись, шагнул навстречу Женьке. Женька говорил не громко, но голос его звучал так зловеще, что все вокруг, как завороженные, не двигаясь, следили за этой сценой.

- Женя, - позвала Зоя Филипповна. Ее голос прозвучал на удивление кротко.

Она впервые видела сына в таком состоянии. Но Женька не слышал ее. Он был уже рядом с Динго.

Леха хмыкнул:

- Мужики, глянь, педики сейчас друг друга изничтожать начнут. Вот потеха.

Женьке казалось, что он увидел причину всех своих бед. И теперь со всем этим можно было разом покончить. Динго во все глаза смотрел на него. Он словно желал того, что сейчас могло произойти. Он непроизвольно тянулся к Женьке, словно подставляясь под удар.

Платон не выдержал.

- Прекратите! Вы что, не видите, им только этого и надо!

Его слова тут же канули, не нарушив всеобщего оцепенения. Женька сжал кулаки. Динго закрыл глаза.

- Женя!

Все оглянулись на входную дверь. Там стоял Дим. Несколько секунд все смотрели на него. Дим, не понимая, что происходит, в нерешительности замер у порога. Потом в один миг все пришло в движение. Леха кивнул своей команде, указывая на Дима. Шеф, прикрывая рукой подбитый глаз, сделал знак охранникам. Эс завопил:

- Держи его!

Все бросились к Диму. Женька стоял к нему ближе всех. Одним прыжком подскочив к нему, Женька схватил его за руку.

- Бежим!

Наперерез налетчикам и охранникам с разных сторон бросились Папа и Кома. Они загородили собой дорогу к выходу.



- Не смейте его преследовать, негодяи! - кричал Папа, в ярости отмахиваясь от приятелей Лехи. Кома молча схватился с охранниками. Он дрался умело и жестко.

Зоя Филипповна пришла на помощь с тыла. Она лупила всех подряд сумочкой и в азарте выкрикивала:

- Я вам покажу! Только попробуйте!

- Кто-нибудь, вызовите милицию! - взывал Валентин Семенович. 



ЧАСТЬ ДВЕНАДЦАТАЯ


* * *

После того, как охрана и Лехина компания прорвались к выходу и разбежались в разные стороны надеясь догнать Женьку и Дима, кафе быстро опустело. Шеф стоял посреди погрома, вытирая носовым платком кровь с лица. Потом он подобрал осколок зеркала и долго разглядывал свое отражение. Неподалеку трудился Бари. Он сметал в кучу битое стекло, расставлял на стойке уцелевшую посуду и бутылки.

- Ой, не смотритесь в осколок - плохая примета.

- Сам-то цел? - спросил через плечо Шеф.

Бари грустно посмотрел на него.

- Вы теперь уедете?

Шеф оглянулся, удивленно спросил:

- С чего ты взял?

- В круге теперь делать нечего. Возьмите меня с собой. Честное слово, не пожалеете. Я буду помогать вам во всем.

Шеф отшвырнул зеркальце.

- Не болтай глупости. Я никуда не собираюсь уезжать. Займись-ка лучше делом. Завтра придут посетители.

- Никто не придет. Сюда уже давно никто не ходит.

Шеф погрозил пальцем.

- А вот это ты врешь. Я слежу за отчетами. Наши дела идут успешно.

Бари вертел в руках вазу со сколотым краем, не зная, бросить ли ее в мусор или поставить на стойку.

- Мы боялись, что вы закроете кафе.

Шеф похоже не удивился и не расстроился. Судьба кафе интересовала его только в плане проведения сборищ круга. Доходы круга покрывали все. Посещаемость кафе Шефа не волновала. Лишние глаза ему были ни к чему.

Бари складывал осколки в коробку и тихо плакал. Шеф был растроган тем, что этот мальчик, кажется, искренне предан ему. Бари был тем идеальным исполнителем, который понимает распоряжения с полуслова, словно давно ждал их, а затем исполняет их с трогательным рвением, не задумываясь о том, зачем он это делает, будучи убежденным, что все продумано и ошибки быть не может.

Шеф никогда не делился с ним своими планами, но чувствовал, что Бари много знает. Несмотря на свой возраст, он был очень проницательным и рассудительным мальчиком.

Да, он много знает. Но никогда никому ничего не расскажет. В этом Шеф был уверен. Шеф пожалел, что все это время недостаточно уделял внимания столь верному помощнику.

Но почему Шеф обо всем думает в прошедшем времени? Может быть, все еще образуется?

Шеф дотронулся до своего лица. Кожу саднило. Бари принес ему лед. Взгляды их встретились. Шефу стало не по себе. Бари принес ему рюмку коньяка. И снова этот немой вопрос, снова мольба.

В дальнем углу кто-то всхлипнул. Шеф пошел туда и увидел лежащего на полу Эса.

Тот смотрел в потолок полными слез глазами. Шеф почувствовал к нему безотчетную жалость.

- Вставай. Тебя отвезут домой.

Эс приподнял голову. Слезы градом потекли по щекам. Взгляд - как у затравленного зверька.

- А какая теперь разница? - Он снова громко всхлипнул. - Я жить хочу!

Он зарыдал, уткнувшись в ладони.

- Кто сказал тебе, что Голубка болен?

Эс снова поднял голову, но теперь смотрел враждебно.

- Кто сказал, того не выдам, потому что не ты, а он достоин быть главой круга.

Шеф усмехнулся.

- Ясно. - Он обратился к Бари: - Проводи его.

Направившись к служебке, Шеф увидел на полу фотографию Лизы. Очевидно, его брат выронил ее во время драки. Семейные разборки в круге. Этого только не хватало.

Рушится. Все рушится.

Шеф вдруг вспомнил разговор с Грифом. Оглянулся к Эсу и тут же понял: бесполезно.


* * *

Папа почувствовал, что кто-то трясет его за плечо. Он приоткрыл глаза, долго искал виновника беспокойства, потом пробурчал:

- Вам кого?

- Эй, мужик, не спи, а то замерзнешь, - сказал кто-то со смехом с другой стороны.

Папа снова искал взглядом того, кто ему ответил. Наконец, разглядев расплывающиеся очертания двух парней, спросил:

- Ребята, вам чего?

- А тебе чего? Шагай домой. Нашел где спать.

- А где я?

Папа сделал безуспешную попытку подняться, потом озадаченно вертел головой во все стороны. Но было темно. Моросил дождь.

- Ну если ты на самом деле не знаешь, где ты и зачем сюда пришел, тогда ты в парке культуры и отдыха. Только сейчас лучше отдыхать дома.

Папа постарался максимально сосредоточиться. Постепенно он начал вспоминать, как впервые в жизни дрался со сворой хулиганов. А рядом с ним был этот тип - Кома. Он тоже дрался за Диму. А потом, на прощание, с каким-то уважением посмотрел на Папу и сказал: "А ты, оказывается, мужик ничего". Но Папе, конечно, совершенно безразличны его похвалы. Тогда он подумал, что вот так и надо. Надо было с самого начала драться за свою любовь. Если бы он понял это раньше, Дима не ушел бы от него. А теперь что толку в том, что Папа готов сразиться с кем угодно. Все кончилось, не успев начаться.

Папа вспомнил, как долго сидел в какой-то пивнушке и пил все подряд, что ему наливали. Но кто наливал, он уже не помнил. Его все время спрашивали о чем-то, а он честно отвечал на все вопросы. Кто-то смеялся и снова спрашивал. А потом...

- Ребята, вы тоже "голубые?"

- Во напился! - с восторгом воскликнул один из парней. - Иди домой, а то жена потеряет.

- У меня нет жены. У меня никого нет. Можно мне с вами поговорить?

…Папа помнил еще то ощущение, которое испытал, когда этот скверный мальчишка сказал о болезни Димы. Странно, но в первую секунду он почувствовал что-то похожее на облегчение. А потом пронзительную слабость и ужас. В один миг он представил, как будет долго, одиноко и мучительно умирать. И тогда спасительная мысль пришла к нему. Дима должен быть с ним. И он будет с ним, потому что они теперь связаны этой болезнью. И все может обернуться счастьем. Он будет ухаживать за Димой, пока хватит сил. Папе казалось, что именно для этого он родился, потому что ничего более прекрасного в его жизни не было. Всем вокруг нужны красивые и здоровые, но ни у кого не накопилось в душе столько любви и нежности, как у Папы. И теперь никто лучше, чем он, не сможет помочь Диме, потому что никем он не может быть так любим...

- Поговорите со мной.

Парни переглянулись.

- Прямо здесь? Не очень-то уютно. Может, домой пригласишь? Ты говоришь, у тебя никого нет?

Папа только сейчас смог разглядеть их. И он сразу понял: они знают, чего хотят, и думают, что он хочет того же.

- Нет. То есть, я хотел сказать, что не хочу этого. То есть, я не этого хочу.

Парни засмеялись.

- Да ты не бойся. Мы оч-чень порядочные. Ну что, пойдем? Не пожалеешь.

Папа помолчал, потом спросил тихо:

- Я только хотел спросить, чего вы ищете? Вы, молодые.

Парни снова переглянулись.

- В каком смысле?

Папа долго подыскивал слова.

- Я не хочу верить, что вы, молодые, хотите... что вам нужен... нужна только постель.

- Конечно, нет. Еще неплохо бы выпить. Да и закусить не помешало бы.

Парни смеялись, а Папа смотрел на них и ждал.

Он действительно отправился сюда, чтобы понять, что Диме могло здесь понадобиться. Он ведь мог иметь все и не приходя сюда. Папа никогда не верил сплетням, но сейчас ему надо было, что бы кто-нибудь опроверг мрачные подозрения. Лицо Димы стояло перед глазами. Неужели этот чистый взгляд, эта ясная улыбка могут обмануть? В его облике не было и тени порока. Но что тогда заставило его прийти сюда? И Папа пришел сюда, чтобы разрешить свои сомнения во чтобы то ни стало. Но погода была мерзкая. Он долго ждал...

Парни смеялись.

- Ребята, я скоро умру. Поговорите со мной.

Парни затихли. Один из них заметил:

- Да ты еще не старый.

- Ты правда считаешь, что я не старый?

- Не мальчик, конечно, но еще сгодишься. Вот меня недавно в гости приглашали. Интересный старикан попался. Интеллигентный. Одна беда, когда до дела дошло, у него не встал. А так ничего, пообщались. Жалко его было. Но, с другой стороны, сам посуди, что мне с его болтовни? Я даже денег не взял.

- Тебе было неприятно?

- Да я бы не сказал. Любопытно было: такой старый, как у них это может быть? Но пойти на такое можно только раз, из любопытства.

- А я, ты говоришь, еще не старый?

Парень пожал плечами.

- Нет, конечно. Сюда такие, как ты, частенько наведываются. Такие экземпляры попадаются, что ого-го.

Папа опустил голову.

- А я вот в первый раз. Да уж, наверно, и в последний. От меня ушел один человек. Он примерно вашего возраста.

Один из парней протянул:

- А-а, так вот в чем дело. Ну, это бывает. Это не смертельно. Другого найдешь. А со мной хочешь попробовать? Ты вроде ничего, приятно смотришься. Приодеть тебя еще...

Папа отрицательно покачал головой. Встал, уходя, бросил:

- Скоро приоденут.


* * *

Динго открыл входную дверь и ахнул. Он с трудом узнал Лизу. Ни толстый слой пудры, ни яркие тени на веках не могли скрыть синяки и ссадины на его лице. Левая щека так вспухла, что широкая улыбка на лице Лизы превращалась в пиратский оскал.

Когда Лиза позвонил Динго и попросил о встрече, тот дал согласие, но про себя решил, что дальше порога Лиза не ступит и ничего, кроме ледяного тона, не дождется. Но теперь Динго забыл о своем намерении. Он покачал головой и упавшим голосом произнес:

- Ты думаешь, это смешно? Во что ты себя превратила? С таким макияжем ты еще страшнее.

Лиза устроился в огромном мягком кресле и, когда Динго уже расставлял на столике чашки с кофе, спросил:

- А твой когда вернется?

Динго принял в кресле позу скучающей графини.

- Может быть, через минуту, а может быть, никогда. Какое это имеет значение? - Он сделал движение, словно собирался встать. - Я принесу тебе лед, он снимает отеки.

Лиза поспешно остановил его.

- Ради Бога! Не надо за мной ухаживать. Лед мне нужен был раньше. Огромный кусок. Чтобы расколоть его об голову моего братца. Может быть, когда поостыл, то и понял бы что-нибудь.

Динго снова томно откинулся на спинку кресла, отметив про себя, что льда в доме все равно нет. При этом он слегка прищурился и, опустив уголки губ, почти обиженно сказал:

- И то верно, не стоит за тобой ухаживать. Но у меня большое сердце. И, не смотря на то, что ты - подлая дрянь, мне тебя жалко. Тебе было очень больно?

По разбитому лицу Лизы было трудно определить его реакцию. Кажется, на миг оно стало угрюмым, но тут же пиратский оскал снова исказил его.

- Когда родной братец пудовыми кулаками молотил по моему лицу, а потом своими огромными кривыми ножищами пинал меня куда попало, мне было очень больно. Но когда лучшая подруга называет меня последними словами, мне, Диночка, в сто раз больнее. Ни в чем я перед тобой не виноватая.

Динго повел плечами.

- Будет тебе. Меня не разжалобишь. Все в круге знают, сколько мне лет. Гриф - тоже. До сих пор слышу его жестокие слова. Только тебе я говорила о своем настоящем возрасте. Я только не могу понять, за что? Что я тебе плохого сделала?

Лицо Лизы снова откликнулось непонятным выражением. Поморщившись, он приложил ладонь к заплывшему глазу.

- Ты видишь, Диночка, я даже не могу вытаращить на тебя глаза. Мне бы твои проблемы. Если бы не мужик-прохожий, братец бы убил меня. Хотя чего я радуюсь, все равно убьет рано или поздно. Ты знаешь, когда тот мужик вмешался, у меня открылись такие способности. Клянусь, я обогнала три автобуса. А все почему? Думала, разберется, за кого заступился, так еще и добавит. Что за жизнь! А ты, Диночка, с такими глупостями привязалась. Подумай сама, кому я могла сказать? Совсем перестала соображать. Не любишь ты меня. Никто меня не любит. Убьют, и не заплачет никто.

Динго фыркнул:

- Запричитала. От кого же они тогда могли узнать?

Лиза отвернулся.

- Отстань. Я уже пожалела, что пришла. Думала, хоть ты пожалеешь. Дина, ты ведь не Эсмеральда какая-нибудь, неужели и впрямь верила, что в тридцать можно выглядеть на семнадцать? Конечно, выглядишь ты сногсшибательно и вообще... О-о! Как мне больно!

Динго вжался в кресло, словно на него замахнулись.

- Да, конечно... я и не верила... Но что же теперь делать? Уйти в расход?

- О, Господи, ну что ты опять паникуешь? Уж кто бы о расходе говорил.

Неожиданно Динго заплакал. Уткнувшись в спинку кресла, он не мог остановиться, словно забыв о Лизе, словно оставшись один на один со своим горем. Лиза молча ждал. Глядя в окно, он осторожно отпивал из чашки горячий кофе, после каждого глотка облизывая разбитые губы.

Постепенно Динго успокоился. Потом тихо сказал:

- Все кончено. Надеяться больше не на что. Я никому не нужна.

- Твой новый друг, наверно, так не считает.

Динго печально посмотрел на Лизу.

- Мой новый друг даже не "голубой". Он подкладывает меня под тех, от кого хочет что-то получить. Мое нынешнее положение мало чем отличается от расхода. Докатилась. Все кончено. Динго больше нет. Она была, когда был Гриф. А потом появился Голубка...

- Я думаю, Голубка здесь ни при чем, - осторожно заметил Лиза.

Глаза Динго гневно сверкнули.

- Ты опять за свое?! Все только и делают, что выгораживают его. Теряюсь в догадках, чем он вас всех обворожил? Ей Богу, сама скоро в рыжий выкрашусь!

Лиза хмыкнул.

- А что, это идея. И я - тоже. Представляешь, все в круге станут рыжими.

Динго разозлился еще больше.

- Мне не до шуток! Ты мне не ответила. Я хочу знать, чем он лучше меня?

Лиза отмахнулся.

- Не ори, Дина. Без тебя тошно. И зачем я, дура, убежала. Уж лучше бы он меня убил.

- Это сделаю я, если ты мне не ответишь.

Настойчивость Динго задела Лизу, и он ответил не без удовольствия:

- Думаю, Голубка не стал бы, глядя на мою разбитую физиономию, выяснять, как он выглядит. Это во-первых...

- Ах вот как, это еще не все? Чем же еще он лучше меня?

Лиза поднялся с кресла, намереваясь уйти.

- Как раз тем, что не старается быть лучше всех. Уверена, он даже не думает об этом.

- Идиотка! - выпалил Динго, кусая губы. - Он вас всех за мелочь купил! Как малышей обвел вокруг пальца! Ну ничего, я с ним разделаюсь!

- Динка, ты же знаешь, как тебе не идет злиться. Брось ты это. Все равно ведь ничего не сделаешь. Я тебя знаю.

Динго вскочил с кресла.

- Это я не сделаю? Она, видите ли, знает меня! А кто Голубку краской в круге облил? А кто его в расход вышвырнул? Нет, Лизонька, не все ты знаешь. Это я устроила, чтобы его увезли отсюда, да твой брат помешал. Тоже мне, заступник! Знал бы... Ничего, узнает. Ненавижу!

Незаплывший глаз Лизы округлился.

- Дина, что ты такое наговариваешь на себя? Увезти Голубку? Зачем?

Лицо Динго стало белым как мел.

- Чтобы изуродовать его. Чтобы до конца дней на него никто не посмотрел. И я это сделаю!

Лиза был ошеломлен.

- Неправда. Я тебе не верю. Ты не могла так поступить.

- Не могла?! А про СПИД кто Эсмеральде рассказал?

- Что про СПИД? - Лиза отпрянул от Динго.

- Что Голубка СПИДом болен. Ах да, тебя же не было. Ты еще не в курсе.

- Но это неправда? - Лиза схватил Динго за плечи, заглядывая ему в глаза.

- Лиза, ты так всполошилась, словно переспала с ним. Что тебя так взволновало?

Лиза отпустил Динго. Тот без сил упал в кресло. Запал его кончился, и он уже равнодушно прошептал:

- Все к лучшему.

Лиза неловко повернулся, словно на деревянных ногах, сделал несколько шагов к выходу, но тут же вернулся на свое место в кресло, как будто что-то забыл, о чем-то не додумал.

- Но ведь тогда Гриф...

- Да, - ответил Динго устало. - И Гриф. И я.

- Ты?

- Так получилось.

- Диночка, я тебе не верю. Я ничему этому не верю. Все, что ты наговорила, не может быть, правдой. Ты погорячилась. И зачем надо было столько выдумывать? Я ведь люблю тебя. Передо мной-то зачем ты стараешься быть хуже. Ты думаешь, я забыла, сколько раз ты меня выручала? А как от расхода спасла. Собой рисковала.

Динго невольно улыбнулся, взгляд его потеплел.

- Помнишь еще? Сама не знаю, что тогда на меня нашло. Мы ведь с тобой едва знакомы были. Обидно вдруг стало. Я ведь сразу поняла, что все подстроено. И на тебя смотреть было жалко. Но ты улыбалась. Ну, думаю, не бывать этому.

Лиза засмеялся.

- Вот видишь, какая ты! Да ты самая надежная подруга.

Динго сделал снисходительный жест, потом грустно вздохнул.

- А помнишь, как здорово было в круге, когда все это только начиналось? Клиент был голодный и азартный. А мы такие наивные, неопытные. А какое я себе тогда платье сшила, помнишь? Белое в пол и декольте сумасшедшее. А на голове венок из алых роз. Ну чем не покойник. Забавно.

Сейчас бы этот номер не прошел. Противные все стали. А потом мы тебе из этого платья рубашку с оборками сшили, помнишь?

А какие подарки нам после третьего круга дарили. И сколько цветов... И все так таинственно. Конспирацию соблюдали, с ума сойти. Чтобы из кафе с макияжем выйти, Боже упаси. В туалете все смывали. - Динго снова вздохнул. - Это сейчас "голубой" как новый дорожный знак. Ворчат да терпят. А по мне бы и статью оставили. Чтобы всем назло. Чтобы за любовь хоть на костер.

Лиза кивал головой.

- Да-а, нынче мужики обмельчали. Сытые, ленивые, мелочные. Платят, как милостыню подают, а берут тебя как попрошайки. А в постели - чуть-чуть и уже храпят.

Динго грустно улыбнулся.

- Гриф не такой. Если бы не Голубка...

- Диночка, ты прости, но все же Голубка здесь ни при чем.

- Может и ни при чем, - вдруг согласился Динго. - Но и я ни при чем. Странно все это.

- Ты о чем?

- Словно кто-то специально против меня все оборачивает. Может быть, это совпадение. Когда Голубка только появился, один из наших, он сейчас в расходе, сказал мне, что Голубка хочет со мной поговорить. Я должна была назначить встречу через Бари. Я и назначила. Сидела в случнике, ждала, как дура. А его в это время краской облили. Почему-то все подумали на меня. А я ведь тогда и не знала, что он на моем пути встанет. И костюм его мне совсем не понравился.

Потом на вечере у Грифа Эсмеральда мне сказал, что Голубка утащил Грифа в ванную трахаться. Я была пьяна и ударила Голубку. Он - меня. Ну и что? Если бы не Эсмеральда, кто бы узнал? А то, что я Голубку не оправдала, это уж извините. Что, прикажете, мне вместо него добровольно в расход пойти? Не дождетесь.

А потом этот случай. Тоже странный. Кто-то позвонил и сказал, что Голубка ждет меня во дворе под аркой. Я сначала идти не хотела. Чего ради? Сидела, фыркала. Потом собираться начала. Любопытно же. Долго не могла решить, что надеть. Прособиралась. Да и не торопилась. Пусть, думала, подождет. Вошла под арку, там - темно, возня какая-то. Угораздило меня белый свитер надеть. Конечно, заметили. Оказывается, там Голубку били, а твой брат помешал. Если он кому расскажет, опять ведь на меня подумают. А теперь еще этот звонок Женькиным родителям. Неужели я бы стала это делать? Рассказывать им о круге, зачем? Но позвонили от моего имени.

- Что же ты молчала обо всем этом?

- А кому я могла сказать? У меня совсем нет друзей, одни завистники. А ты все: "Голубка! Голубка…" Тоже ведь думала, что я во всем виновата. Все так думают. Ну и пусть. Не собираюсь оправдываться, они никогда не увидят моей слабости. Пусть думают, что я способна на все. Пусть боятся. Да, я такая!

Лиза задумался, потом с сожалением сказал:

- Не знаю, зачем тебе это. Кому-то это на руку. Лучше бы все узнали правду.

- Какую правду? А ты думаешь, я ее знаю? А ты ее знаешь?

- Нет, - честно признался Лиза. - Но я верю, что все тайное рано или поздно становится явным.

- Чаще всего поздно, - Динго ядовито усмехнулся.

Лиза покачал головой.

- Да-а, наговорила ты. И до СПИДа добралась. Это ж надо было выдумать.

- Про СПИД не выдумка. Правда то, что Голубка болен. Я не знаю, откуда это стало известно, но теперь в круге все об этом знают. Получается, и Гриф... и я... Если ты мне подруга, не будем говорить об этом. Я все-таки надеюсь. И не хочу об этом думать. Скажи лучше, откуда взялся у тебя брат? Ты никогда о нем не говорила.

Лиза был подавлен. Он никак не мог собраться с мыслями.

- Брат? Что же тут удивительного? Это бывает. Я не говорила. Да его вроде как и не было. То есть он все-таки объявился. - Лиза потрогал опухшую щеку. - Но мы по-прежнему плохо понимаем друг друга. Дина, прости, но все же, что ты собираешься делать?

- Как что? Жить. Теперь нельзя терять времени. Было бы скверно, если бы я осталась одна. Но именно теперь Гриф может вернуться ко мне. Но прежде... - Динго таинственно посмотрел на Лизу. - Поклянись, что никому не скажешь.

Лиза пожал плечами.

- Если не хочешь...

- Я верю тебе. Лиза, я решила сделать операцию. Понимаешь? По перемене пола. Помнишь, мы все мечтали. Хочешь, вместе это сделаем?

Лиза растерялся.

- Я даже не знаю. Трепались, конечно, но чтобы вдруг...

- А я сделаю. Я не могу больше выносить все это! - Динго хлопнул себя в пах. - Наконец-то закончится этот маскарад. И тогда вопреки всему я стану счастливой. Пусть ненадолго. Мы с Грифом уедем. Он женится на мне. А что нам еще остается? Только стать счастливыми.

Лиза внимательно слушал, и веря, и не веря Динго. Но, не желая обидеть, поддержал разговор:

- Но это так непросто. Я слышала там всякие проверки и волокита бумажная.

- Ерунда. Они поймут, что у меня мало времени. Уговорю, подкуплю, все, что угодно. У меня есть связи. Я на все готова. Ты понимаешь, это последний шанс.

- А Гриф знает о твоих планах?

- Нет. Но когда он увидит меня женщиной, он поймет, что это и его шанс.

Лиза обнял Динго.

- Я желаю тебе удачи.


* * *

Пока Дим и Женька бежали из кафе, Женька несколько раз хватал Дима за руку.

- Дим, это ты!

Дим, смеясь, смотрел на него и ничего не отвечал.

- Женя, я не могу больше, - Дим перешел на шаг. - Куда мы бежим?

Женька оглянулся и, убедившись, что погони за ними нет, тоже сбавил ход. Он не отрываясь смотрел на Дима и поэтому все время сталкивался со встречными прохожими. Дима это смешило. Сейчас он чувствовал себя почти счастливым. Он вдруг почувствовал, как ему не хватало Женьки. Как ему с ним хорошо и безопасно. Он удивлялся этому ощущению и радовался ему одновременно. Дим взял Женьку за руку.

- Тебе нравилось, когда мы так шли. Помнишь?

Женька задохнулся от восторга.

- Да! Дим, ты не можешь себе представить, как я счастлив! Я ведь думал, что уже не увижу тебя.

- Почему?

- Я подумал, что ты встретил своего друга и тебе теперь не до меня.

Дим продолжал улыбаться, но глаза его стали печальными.

- Я так и не нашел его. Но я по-прежнему чувствую, что он совсем близко, и мы скоро встретимся. Если он еще любит меня.

На счастье Женьки упала тень.

- Как можно не любить тебя. Ему просто что-то мешает открыться. Я не знаю. Но если бы я был на его месте... Но нет. И все же, я сейчас лопну от счастья. Как я хочу скорее обнять тебя. - Женька затащил Дима в первый попавшийся подъезд, крепко прижал к себе. - Вот сейчас хорошо. Ты со мной. Я теперь буду считать каждую минуту, пока ты рядом. Не сердись, но я все время буду обнимать и целовать тебя. Я был круглым дураком, что раньше стеснялся делать это. Ты ведь позволишь мне немного побыть счастливым. Я раньше все время думал: вот найдешь ты своего друга и все равно бросишь меня, к чему себя изводить напрасными надеждами. Но теперь я хочу ловить каждую секунду.

Дим крепко поцеловал Женьку в губы.

- Татьяна, это ты? Чем это ты тут занимаешься? - послышался за спиной гневный оклик.

В полумраке подъезда Дим и Женька не заметили спустившуюся по лестнице пожилую женщину. Она вглядывалась в пару, опираясь на палку и вытягивая вперед шею. Кто-то зашел в подъезд, и на несколько секунд Дим и Женька оказались в снопе света. Женщина отпрянула.

- Господи, Боже мой!

Вошедший в подъезд старичок в очках остановился возле женщины с палкой.

- Драть их некому! - еще не привыкнув к темноте и щурясь, вынес он свой вердикт. - Только в подъезде вымоют: они тут как тут, гадят и гадят. Дома-то поди не ходят по углам. Вот сдать их в милицию, да оштрафовать родителей как следует, тогда бы и толк был.

Женщина с палкой немного пришла в себя.

- Так если бы это, а то ведь они... Я-то думала это Танька наша опять... Тоже ведь рыжая. Гляжу, а они тут милуются!

- У нынешних девиц никакого стыда, - поддакивал старичок. - Они теперь за деньги не только себя, маму родную продать готовы.

- Да это ладно, - распалялась женщина с палкой, и эхо гулко разносило ее голос по подъезду. - Вы только поглядите - это же парни целуются! Дожили. На что это похоже! У нас такого не было, у нас таким сразу бы место определили.

Дим потянул Женьку к выходу, но тот уперся.

- Вы бы лучше за Танькой своей следили да радовались, что хоть мы ее еще не трахнули.

Женщина замахнулась палкой.

- Ах ты отродье!

Дим потащил Женьку за собой.

- Им что, - дребезжал старичок вслед, - о них теперь, как о героях, в газетах пишут. Вот и обнаглели!

На улице Дим удивленно смотрел, как Женьку трясет от бешенства.

- Женя, зачем ты с ними так?

- А они как? - огрызнулся Женька. - Никто их за язык не тянул!

- Для них это действительно непривычно. Они просто понять не могут...

- А главное, не хотят! - перебил его Женька. - Потому что прожили свою образцово-показательную жизнь, а теперь хотят, чтобы мы так же маялись. Да что мы все о них. Дим, пойдем ко мне. Только не на квартиру, там нас могут найти. К родителям пойдем. Никому такое в голову не придет. А они как раз давно познакомиться с тобой хотят.

По дороге Женька рассказал Диму как Динго позвонил его родителям и как они неожиданно появились в кафе.

Когда они были уже в комнате Женьки, Дим осторожно спросил:

- Женя, а может быть, мне не стоит пока с ними встречаться. Думаю, им на сегодня хватит впечатлений.

- Нет, именно сегодня, - серьезно ответил Женька. - Ты не понимаешь. Именно сейчас решится, как мы дальше жить будем.

- Для этого мне надо быть здесь?

- Да. Мне это важно. Тебе теперь в любом случае надо быть рядом со мной. Столько всего случилось за последнее время. И ты не думай, я теперь другой. Теперь я к тебе никого не подпущу. Никому не отдам. Как я боялся, чтобы с тобой ничего не случилось, а тут еще Эс... Трепач! Ты не думай, я не верю ни единому его слову. В любом случае, мне теперь все равно. Как я боялся за тебя. Особенно после того, как Ганс погиб. Ты об этом еще не знаешь.

- Знаю, - спокойно ответил Дим.

Женька внимательно посмотрел на него.

- Ты тоже изменился. Ты обо всем мне расскажешь.

- Женя, я ведь знал, что они в кафе придут. То есть я догадался. Но поздно. Не успел предупредить вас.

- Ты знаешь этих парней?

- Да, мы какое-то время были вместе с братом Лизы - с Лешей. Это все из-за него.

Женька подозрительно посмотрел на Дима.

- С Лешей? Но он тебе ничего не сделал?

- Нет, он ко мне хорошо относился. Даже когда узнал, что я общаюсь с вами. Он только очень сердит на "голубых". Наверно, из-за брата. Он считает, что это как вера, в которую можно обратить.

Женька проворчал недовольно:

- Ты так говоришь, словно оправдываешь его.

- Я его понимаю. И его, и тех, что в подъезде. Представь, что в твою квартиру подселили жильцов. И ты не станешь разбираться, насколько они хороши. Так и они. Они до сих пор жили без "голубых". И этот мир считали только своим домом. Им надо время, чтобы научиться жить с вами в одном доме.

Женька стиснул зубы, потом заговорил, сдерживая ярость:

- Пока они научатся с нами жить, такие, как Ганс, будут гибнуть от их руки, - Женька опустил глаза. - Я видел его там, в морге. Он уже не дождется, когда они научатся с нами жить. А ведь он не первый. И не последний.

- Но они не виноваты в смерти Ганса.

Женька посмотрел на Дима покрасневшими глазами.

- Да, они не сталкивали его из окна. Но они сделали все, чтобы он оказался там, внизу.

- Но ведь круг и Шеф...

- А Шеф помогает им. Ты думал, что круг - это только развлечение и нажива? Шеф все рассчитал. Он заведет в круг важных чиновников, а потом станет их хозяином. И ему на руку, что все остальные ненавидят нас. А ты их защищаешь.

- Значит и тебе это на руку?

- Нет. Не знаю. Я ошибался. Я долго все воспринимал как игру, как особый мир для "голубых". Даже самоубийство считал смертью от несчастной любви. Ведь и среди "натуралов" этого хватает. А потом понял. Когда тебя потерял, когда Ганс погиб... Я с себя вину не снимаю.

- Ты считаешь, что Гена покончил с собой?

- Говорят, он спал на подоконнике открытого окна. Потом, когда к нему ворвались, он испугался и сорвался вниз. Но даже если и так, это ничего не меняет.

- Не казни себя. Он просто ушел.

Женьку поразило спокойствие Дима.

- Как легко ты об этом говоришь.

Дим серьезно посмотрел на Женьку.

- Мне очень жаль, что Слава потерял его. Но Гена вправе был выбирать.

Женька поежился.

- Я тебя не понимаю. А Сову мне совсем не жалко. Ты мне лучше расскажи, где ты был все это время?

Дим начал рассказ с той ночи, когда оказался в расходе вместе с Гансом. Он говорил об этом спокойно, даже равнодушно, словно пересказывал сюжет не очень интересного фильма. Женька, слушая его, был ни жив, ни мертв. Он не сводил с Дима застывший взгляд. Когда Дим сказал, что потерял сознание, Женька тяжело вздохнул.

- Прости. Прости меня. Я ничего не смог сделать. Ты должен презирать меня.

Дим искренне удивился.

- Женя, тебе не за что просить прощения. Я бы не стал тебе рассказывать об этом, если бы знал, что ты к этому так отнесешься.

Женька был сбит с толку.

- Дим, но ведь это из-за меня ты столько пережил.

Дим помолчал, что-то обдумывая, потом пожал плечами.

- Я все же не понимаю, почему ты считаешь, что все это случилось из-за тебя? Разве ты хотел этого? Мне было плохо, очень плохо. Но ты правильно сказал, что я все это пережил. Это было. И зачем это переживать сейчас?

Женька все еще недоверчиво смотрел на Дима.

- Хотел бы я научиться так относиться к жизни.

Дим только улыбнулся. Он продолжил свой рассказ. Услышав о том, как Папа отпустил Дима и вспомнив о том, как он старался вызволить его из расхода, Женька заметил:

- Он хороший мужик. Не удивительно, что ты выбрал его. Только жалко его, - Женька грустно улыбнулся. - И он попал в твои сети.

Дим, собравшийся было рассказывать дальше, осекся.

- Женя, разве я виноват, что они оказались не тем, кого я ищу. Я был с каждым из них в любви так, как если бы это был Он. Я не искал просто секса. Я ошибался.

Женька усмехнулся.

- Дим, тебя послушать, так мы тут всего лишь сексуальные машины. А ведь каждый из нас так же, как и ты, ищет и надеется, что вот именно сейчас встретил своего единственного. А потом понимаешь, что это ошибка, и все начинается сначала. И для многих этот путь по кругу бесконечен. А когда вдруг понимаешь, что влюбился, то выясняется, что ошибся он. И нечем привязать к себе любимого. Дим, я тебя ни в чем не виню, но все же постарайся больше думать о тех, с кем ты сближаешься. Они ведь тоже не виноваты, что ты обознался. Поверь, я не имею в виду себя. Я счастлив уже тем, что ты рядом, что с тобой все в порядке.

Дим задумался, потом посмотрел на Женьку встревоженно.

- Женя, а я ведь действительно почти не думал о них. Как это плохо. Что же теперь делать?

- Да ладно. Что ж теперь сделаешь. Впредь постарайся быть осторожнее. Все дело в том, что тебя трудно забыть. Терять тебя очень больно. Скажи, а почему встреча с твоим другом не состоялась?

Дим рассказал о нападении и о знакомстве с Лехой. Лицо Женьки снова ожесточилось.

- Это Динго. Какая гадина. Опять он. Я уже знаю, что надо сделать, чтобы рассчитаться с ним. Он за все заплатит.

- Женя, но ведь он мог оказаться там случайно.

Женька взвился.

- Не будь простофилей! Как бы не так, случайно! Жалко, что там, в кафе, ему не съездили по роже.

- Вот и ты рассчитываешь на их ненависть к "голубым".

- Нет. Но Динго - особый случай. Таких надо давить не за то, что они "голубые", а за то, что они хуже змей. Слушай, а ведь там, в кафе, твой Леха не позволил его тронуть. Ах ты черт! Неужели приглянулся? Вот тебе и "ремонт!". Нет, здесь что-то не так. Пришли гомиков бить, а его, такого размалеванного, не тронули. - Женька лихорадочно соображал. - Все, я понял, это он "ремонт" навел. Точно! Вот теперь я с ним поговорю. Он мне все расскажет.

Дим качал головой.

- Нет, Женя, ты ошибаешься, это не он.

- А кто? Ты, что ли?! Перестань защищать его! Можешь не сомневаться, теперь я ему устрою.

В прихожей щелкнул замок. Послышался женский голос:

- Он дома.

Мужской голос поспешно предупредил:

- Зайка, только не волнуйся так, держи себя в руках.

В тот же миг на пороге комнаты появилась Зоя Филипповна. Увидев Дима, она несколько растерялась. Всю дорогу она мысленно вела диаbr /лог с сыном, и теперь была готова к серьезному разговору, но наткнувшись на это "золотое облако" с приветливым взглядом небесной синевы, ее запал мигом кончился. Она невольно улыбнулась в ответ.

- Здравствуйте, - Дим поднялся навстречу.

- Здравствуйте, - ответила Зоя Филипповна, удивляясь своему мягкому голосу. Секунду назад в ней все клокотало.

Женька ехидно ухмыльнулся:

- Мам, это Дим.

За спиной Зои Филипповны показался Валентин Семенович.

- Зоя, пойдем, не будем детям мешать.

Зоя Филипповна прищурилась через плечо.

- В чем мешать? Почему ты решил, что мы кому-то мешаем? Сейчас мы все вместе будем пить чай.

Они сидели за круглым столом и пили чай из красивых чашек. Этот сервиз Зоя Филипповна выставляла только в самых торжественных случаях. Посреди стола стояло блюдо с печеньем. Но печеньем угощался только Валентин Семенович. Зоя Филипповна, отпивая из чашки, не отрывала взгляда от Дима. Женька напряженно следил за ней, готовый предупредить любой ее выпад. Дим переводил безмятежный взгляд с одного на другого. Похоже, он чувствовал себя прекрасно.

Наконец, Зоя Филипповна поймала взглядом руку Валентина Семеновича, в очередной раз тянущуюся к печенью. Рука замерла, не достигнув цели. Валентин Семенович покорно смотрел на Зою Филипповну и ждал приговора. Та улыбнулась ему очень сладко.

- Отец, гости подумают, что я тебя не кормлю. Ты уже полчаса мелькаешь перед глазами, - спохватившись, она обратилась к Диму: - Я просто боюсь, что вы ни одной не успеете попробовать. Я стряпала его сама. Валентин Семенович его обожает. Угощайтесь.

Женька продолжал наблюдать за матерью, вслушиваясь в смену интонаций ее голоса.

- Вот возьмите эту, она самая румяная. Я давно заметила - она смотрит на вас.

Женька облегченно вздохнул. Теперь уже все поглощали стряпню хозяйки. Но разговор плохо клеился. Валентин Семенович молчал, радушно улыбаясь Диму. Зоя Филипповна задавала Диму светские вопросы, а Женька на них отвечал. Но Зоя Филипповна ответов сына не слышала. Когда светский набор тем иссяк, за столом воцарилось молчание. Зоя Филипповна обратила взор к мужу, явно рассчитывая на его поддержку. Но Валентин Семенович, хоть и сконфузившись, помощи ей не оказал.

Дим смотрел на нее так, словно они вели непрерывный оживленный разговор.

- Вам страшно было?

Зоя Филипповна сложила на столе руки так, как учила это делать первоклассников.

- Нет, совсем не страшно. Там был мой сын, - она сделала паузу, - и мой муж.

Все понимали, о чем идет речь. Зоя Филипповна немного помолчала, словно переводя дыхание, потом заговорила:

- Вы знаете, Дима, когда тарарам и все вверх дном, тогда не страшно. Страшно, когда тихо и ничего не знаешь. Не назову себя паникершей, но я своего сына уже несколько раз хоронила. - Зоя Филипповна бросила скорбный взгляд на Женьку. - Детям часто кажется, что и родители могут быть такими же свободными и независимыми, как они. Может быть, так происходит от того, что они начинают любить только тогда, когда уже поздно.

- Мам, - Женька укоризненно посмотрел на нее.

Зоя Филипповна только вздохнула, потом улыбнулась:

- Дима, а вы, конечно, живете с мамой?

- Он живет со мной.

Женька тут же пожалел о сказанном. Лицо Зои Филипповны изменилось, она рассеянно обвела взглядом чашки.

- Ну вот, все остыло. Пойду, поставлю чайник на огонь.

Она вышла на кухню. Следом за ней вышел и Валентин Семенович. Зоя Филипповна стояла у окна, прижав руки к груди, и потерянным взглядом смотрела перед собой.

- Зайка, что с тобой?

Зоя Филипповна обернулась к мужу, беспомощно развела руками.

- Я не могу. У меня не получается.

Валентин Семенович прикрыл дверь на кухню и шепотом сказал:

- Надо постараться.

Зоя Филипповна в отчаянии заломила руки.

- Да я стараюсь. Дима - хороший мальчик. Я рада за его родителей. Но как представлю! Мы же видели это! Я этого не понимаю! - она перешла с жаркого шепота на стон.

Валентин Семенович взял ее за руки.

- Зайка, но ведь мы не хотим, чтобы наш сын снова ушел из дома. Если он сейчас уйдет, то больше не вернется. Ты видела, какими глазами Женька смотрит на этого мальчика? Что ж поделаешь. У меня у самого в голове не укладывается.

Зоя Филипповна всхлипнула:

- Господи, они же еще дети.

Валентин Семенович смотрел через плечо жены в окно.

- А ведь я уже видел этого мальчика. И даже познакомился с его отцом. Мне показалось, они понимают друг друга.

Зоя Филипповна покачала головой.

- Отец, наверно, такой же.

Женька заглянул на кухню.

- Мам, спасибо за чай.

Зоя Филипповна встрепенулась.

- Женя, вы куда?!

- Да никуда. Мы в моей комнате.

Женька скрылся за дверью. Зоя Филипповна, закрыв глаза, тяжело дышала.

- Как я перепугалась. - Не выдержав, она заплакала, уткнувшись в плечо мужа. - Я на все согласна.

Закрыв дверь комнаты, Женька подошел к Диму.

- Даже не верится. Я дома. И ты со мной. Ну, садись рядом, я обниму тебя. Ты мне еще не все рассказал. Ты говорил, что познакомился с братом Лизы. А я ведь и не знал, что у него есть брат. Да еще такой активный. Что же он хотел от тебя?

Дим рассказал, как Леха привел его в сквер в качестве приманки для "голубых". Женька усмехнулся.

- У него хороший вкус. Так ненавидит "голубых", но ты ему явно понравился.

- Он решил меня перевоспитать.

Женька засмеялся.

- Если бы ты только захотел, ты бы сам его перевоспитал. Знаю я этих борцов за чистоту нравов. Не согрешить, так хоть поговорить об этом. Будь у них все в порядке, не лезли бы к другим, жили бы да радовались. И черт бы с ними, но ведь сами маются и нам покоя не дают. Неужели кому-то легче станет от того, что Ганса теперь нет?

- Легче никому не станет. Разве только ему самому. Он нашел себе место.

- Ему нашли, - горько поправил Женька.

Дим как-то странно посмотрел не него.

- Ты действительно считаешь, что дальше кладбища ничего нет?

- А ты считаешь, что есть?

- Но ведь я здесь.

Рука Женьки, обнимающая Дима, вздрогнула. Женька уже не льнул к нему, хотя они по-прежнему сидели бок о бок.

- Ты что, с того света?

Женька старался не выдать замешательства и спросил словно в шутку. Дим лукаво посмотрел на него. Женькино смятение его, кажется, забавляло.

- Не в том смысле, в каком думаешь ты.

Женька все еще не мог решить, воспринимать ли этот разговор всерьез.

- И что же там?

- То же, что и здесь, только другой вариант.

- Не понял.

- Ты веришь, что есть душа?

Женька убрал руку с плеча Дима.

- Что, и молиться будем? Я не верю во все это.

- Но я же здесь. Женя, нам все равно надо поговорить об этом, если мы хотим разговаривать на одном языке. Выслушай меня. В этом мире ничего не было и ничего не будет. Все уже есть. И только у души есть прошлое и будущее, потому что она движется, переходя из одного состояния в другое. Нам трудно понять, чего она ищет. И если даже путь сладок, но ведет по кругу, она разрывает этот круг и уходит, может быть, в противоположность тому, что было. А мы в этот миг проснемся в новом месте и вспомним эту жизнь, как сон. Возможно, Гена очнувшись где-то там от сна, подумал с облегчением: "Хорошо, что это был сон".

Человек может быть вместилищем нескольких душ, которые вступают в отношения между собой, и каждый поступок - результат этих отношений. Ты все время думаешь о мести Шефу, Динго... Ты еще ничего не сделал, но ты привлекаешь к себе души, стремящиеся к злу. И однажды ты начнешь действовать и уже не сможешь остановиться. Человек, сам того не подозревая, создает то, к чему стремится, отдавая этому свою душу. Надо стараться сохранить в себе хорошее и стремиться к хорошему.

Все это мне рассказали те люди, с помощью которых я здесь. Они говорили, что если я люблю по-настоящему, то найду своего друга. Случилось несчастье, он между жизнью и смертью. Тогда я не очень верил в то, что они говорили, мне важно было одно - сделать все, чтобы спасти его. Но сейчас я все чаще думаю, прав ли я, что хочу вернуть его. Это его выбор. Я пытаюсь это понять... Но не могу! Мы любили друг друга. Неужели этого мало? А больше всего меня пугает то, что я не могу узнать его. Я ошибаюсь, угадывая его черты в других людях. Но, может быть, сейчас он совсем другой. И еще... Чем дальше, тем труднее мне сказать себе, где настоящая жизнь, и то, куда я хочу вернуться, все больше кажется мне сном. Да и сама мысль о возвращении становится странной. Словно я одержим идеей заснуть и досмотреть счастливый сон.

Дим сидел, потерянно опустив плечи, погрузившись в свои сомнения. Женька встал, отошел к книжному шкафу. Ему было жалко Дима, но в то же время стало не по себе, словно он действительно обнимал покойника.

- Дим, а может быть, все, о чем ты сейчас говоришь, и было просто сном? И вся эта история...

- Ты мне не веришь.

- Нет, я верю тебе, но ты сам-то уверен?

- Ты мне не веришь.

- Да я не об этом. Сейчас столько теорий развелось, крыша съехать может. Чего только не наплетут. А ты такой впечатлительный.

- Ты не сможешь мне помочь, потому что не веришь.

- Да что ты заладил! Я хочу помочь тебе. Но в чем? Тебе не кажется, что все это происходит только в твоей голове? Что все это... Прости, я знаю о твоей болезни. Но знай, что мне все равно. Я буду всегда любить тебя. И если ты решишь остаться со мной, я на все готов.

- Ты думаешь, я схожу с ума?

- Я не знаю, что с тобой происходит. Я не знаю, как это бывает. То есть, я, конечно, не думаю, что ты сходишь с ума. Просто, согласись, все это странно. И ничего нельзя проверить.

- Скажи, у тебя бывает когда-нибудь ощущение, что точно так же уже было когда-то. Твоя душа выбирает себе путь, пробуя разные варианты, и ведет тебя по оптимальному пути. Ты можешь быть недоволен судьбой, но если бы ты знал, скольких бед сумел избежать. Иногда ты видишь кошмарный сон, именно то, что с тобой могло бы быть. А иногда ты видишь то, что потом переживешь. Вещий сон. А это и есть выбранный путь. Разве это не доказательство?

- Дим, не надо. Не будем больше об этом.

- Женя, тебе легче было бы поверить, если бы я сказал, что я - инопланетянин. Но почему? Ты знаешь, бывает, люди резко меняются. Когда что-то в них побеждает, что-то появляется или что-то покидает их. Разве это не доказательство?

Глаза Дима горели. Он сделал порывистое движение к Женьке и замер. Женька отвернулся от него.

- Дим, ты меня пугаешь. Не надо.

Женька чувствовал себя разбитым. Он пробегал взглядом корешки книг на полке, чтобы отвлечься. Когда он оглянулся, Дима в комнате не было. В прихожей хлопнула дверь. Женька бросился туда. Из кухни выбежала Зоя Филипповна.

- Женя, слава Богу! Я думала, что ты...

Видя намерение Женьки открыть дверь, Зоя Филипповна порывисто обняла его.

- Нет, только не сегодня. Сынок, дай мне время. Мне очень тяжело. Побудь эти дни со мной.

Женька пытался отстраниться.

- Мама, пусти, я сейчас вернусь.

Но Зоя Филипповна еще крепче прижимала его к себе.

- Нет, ты не вернешься. Так было уже много раз. Но теперь я этого не переживу. Не уходи. Я все сделаю, как ты скажешь.

Женька, наконец, вырвался из ее объятий и бросился к двери.

- Я вернусь... 




ЧАСТЬ ТРИНАДЦАТАЯ


* * *

Шеф ходил по кабинету, просматривая бумаги. Большинство из них после прочтения он бросал в корзину, некоторые аккуратно складывал в стопку на письменный стол. Время от времени он подходил к бару, с мелодичным звоном распахивал дверцы, наливал в рюмку коньяк и, выпив, возвращался к столу. Присев на край столешницы, он обводил кабинет ехидным взглядом и говорил: "За ваше здоровье" или "За успехи в труде". После прочтения некоторых бумаг он поднимал трубку телефона, но, подумав, клал ее на место.

В дверь постучали. Шеф мельком оглядел стол, перевернул верхний лист в стопке чистой стороной вверх и уселся в кресло.

- Войдите.

В кабинет вошел Платон. Он был чем-то очень взволнован.

- Бог мой, что с вами? - Секунду Платон разглядывал синяки на лице Шефа. - Ах да, эти негодяи! И вам досталось. В круге царит произвол.

- В каких формах это выражается? - вежливо осведомился Шеф, красноречиво взглянув на часы.

- Куда смотрит ваша охрана? Как она допускает все это? Они даже вас не в состоянии защитить, что говорить об остальных. Одного из ваших мальчиков зверски избили. Это было на днях. А теперь... Я даже думать боюсь об этом.

Шеф взглянул на кипу неразобранных бумаг и пожалел о том, что не пришел сюда раньше. Сейчас бы его здесь уже не было. Он поднялся, направился к бару.

- Хотите выпить? Это прекрасно успокаивает нервы. Вы говорите, что кому-то еще досталось?

- Кому-то?! Избили Лизу! И я подозреваю, что это сделали те самые хулиганы. Вы извините, но круг становится небезопасным местом. На мальчике не было живого места. Такое ощущение, что его пропустили через мясорубку. Но и это еще не все. Теперь он совсем исчез. Я места себе не нахожу. Что вы собираетесь предпринять?

Платон был раздосадован тем, что после его сообщения выражение лица Шефа не изменилось. Он все так же вежливо смотрел на Платона, но, казалось, думал о своем. Возникшая пауза вывела его из задумчивости.

- Да, да, я конечно приму все необходимые меры. Мальчика мы найдем. Живого или мертвого.

- Что вы такое говорите?! - Платон в ужасе смотрел на Шефа. - Вы думаете, что это возможно?

Шеф снисходительно улыбнулся.

- Я сказал глупость. Скорее всего, Лиза обратился в больницу. И если, как вы говорите, он очень пострадал, его вполне могли оставить в стационаре. Уверяю вас, очень скоро все выяснится. А коньячок очень рекомендую. И не принимайте все так близко к сердцу. Помните, что оно у вас одно, а мальчиков... На наш век хватит.

Платон выпил коньяк. Вид у него по-прежнему был подавленный.

- Нужна ли моя помощь? Я готов взять на себя определенный сектор поиска.

Похоже, Шеф принял предложение с энтузиазмом.

- Хорошо. Если вы сами предлагаете. Вы могли бы обзвонить морги города. Возможно, потребуется опознание, а вы его так близко знали.

Платон вздрогнул.

- Вы все-таки думаете... Но это ужасно! Одного еще не похоронили. Вы уверены... Нет, я этого не переживу.

- Извините, - перебил его Шеф. - Сейчас важна каждая минута. Я немедленно займусь поиском. Придется привлечь к этому всех своих людей. Мы будем держать вас в курсе. Может быть, еще коньячку? На дорожку.

- Нет, спасибо, я пойду.

Платон вышел, а Шеф вернулся к бумагам.

Снова постучали в дверь. Шеф отложил листки.

- Войдите.

На пороге показался Бари.

- А, Бари, проходи дружище. Пожалуй, ты единственный, кого я рад видеть. Что хорошего ты мне скажешь?

У Бари был расстроенный вид.

- Шеф, охрана ушла. Они сказали, что если у них обнаружат СПИД, они сожгут кафе. Еще они сказали...

Шеф уже прилично выпил. Он слушал Бари, презрительно кривя губы.

- Что ж они тебе-то все это сказали? Быдло! От хозяина прячутся. Что, даже за бабками не придут?

Бари сделал паузу, потом осторожно сказал:

- Они сказали, что за деньгами придут после результатов анализа.

Шеф зло фыркнул.

- Канальи! Что же они не заботились о своем здоровье, когда Голубку задарма трахали? Я что ли резинки им должен был надеть? Крысы! Да ты не бойся. Ничего они не сделают. Садись. Выпей со мной.

Бари виновато улыбнулся.

- Скоро кафе открывать, а у меня еще не все готово.

Шеф состроил кислую гримасу.

- Кафе открывать? Пожалуй, сегодня мы его открывать не будем. Иди домой. Считай, что у тебя сегодня выходной. - Заметив смятение Бари, Шеф засмеялся. - Не думай ни о чем. Вот, держи. - Шеф извлек из стола пачку банкнот. - Бери, бери, ты их заработал. Если с умом - надолго хватит.

Бари вконец расстроился.

- Я не возьму. Вы что, уезжаете? А как же я?

Шеф печально смотрел на него.

- Я бы хотел, чтобы у меня был такой сынишка, как ты. А уеду я ненадолго. Я вернусь.

На глазах Бари появились слезы.

- Сына не бросили бы.

У Шефа перехватило дыхание. Он допил в рюмке коньяк.

- Я и тебя не брошу. Подожди немного, я вернусь.

Бари во все глаза смотрел на Шефа.

- Правда?

- Правда.

- А я уже подумал, что мне снова в интернат.

Шефа резануло воспоминанием. Тщедушная фигурка и отчаянная дерзость уличного попрошайки. "Дяденька, я Вам все, что хотите делать буду"! Почему тогда это зацепило? Но ведь он за этим и пришел: завести помощника, который до конца дней будет служить ему, потому что ничего другого ему в этом мире не остается. Как сложна и как проста оказалась процедура. Прямой путь был непреодолим. Повезло, что удалось найти настоящих родителей и купить их горячее желание вернуть сына.

Шеф смотрел на Бари и отходил душой. Может быть, именно за этим, сам того не осознавая, он пришел тогда в детский дом.

- Боря, тебе пока не надо сюда приходить.

Бари потянулся к Шефу, словно желая прильнуть к нему.

- Но Вы же сказали, что вернетесь. Кто же за делом присмотрит?

- Надо будет что-нибудь придумать. Может быть, придется все начинать сначала, - Шеф задумался. - Что-то не сошлось.

- Это из-за Голубки! - горячо воскликнул Бари.

Шеф посмотрел на него устало.

- Может быть. Но я должен был все предусмотреть. И это тоже.

- Вам не надо уезжать. Они подумают, что Вы испугались. А Вы сами можете их напугать. Разве нет?

Шеф улыбнулся убежденности Бари в его могуществе.

- Напугать я их могу... пока они сами напуганы. Можно и на пороховой бочке факелом размахивать, да только надо, чтобы при этом самому страшно не было. Ты думаешь, я хоть раз кому-нибудь из них намекнул, что у меня есть компромат? Они сами решили, что он должен быть и постоянно об этом помнят. Как в сказке: призрак всемогущ, пока его боишься, но стоит только появиться одному, которому наплевать... Это надо было учесть. Каждый из них должен хоть чего-нибудь бояться. Огласки, одиночества, разочарования... Чего угодно.


* * *

Дим стоял на верхней площадке. Женька, окликая его, сбежал вниз по лестнице. Дим видел в окно, как он метался во все стороны, потом, опустив голову, вернулся домой.

Дим вышел из подъезда, долго размышлял, куда пойти. Стояла темная ночь. Небо заволокло тучами, но было тепло и тихо. Дим подумал о том, чтобы переночевать у Папы, только чувство вины перед ним удерживало его. Но больше идти было некуда. Дим снова чувствовал себя скверно и мечтал об отдыхе.

Дим дважды постучал в дверь. Он не любил звонки. Каждый раз они заставляли его вздрагивать и, как правило, не сулили ничего хорошего. Наконец он услышал голос Папы:

- Кто там?

- Это я - Дим.

- Димок!.. - вскрикнул Папа.

Несколько секунд он не мог открыть дверь. Дим слышал, как он суетится у замка. Потом дверь распахнулась, и Папа в одних плавках выбежал на лестничную клетку и крепко обнял Дима.

- Вернулся! Вернулся, мой родной. Где же ты был? Ночь на дворе. Да что это я?! Идем, идем, мое солнышко.

Дим только на секунду засомневался, правильно ли он поступил, но тут же мысль об отдыхе затмила все.

Идем... - суетился Папа. - Я сейчас... Чайку... Вот хорошо... С вареньем.

Они вошли на кухню.

- Я бы прилег, - попросил Дим.

- Что с тобой? Посмотри на себя. На тебе лица нет. Чашка горячего чая тебе просто необходима. Я тебе травку заварю. Тебе станет легче. Садись вот сюда. Тебе удобно? Все будет готово буквально через пару минут.

Дим опустился на табурет и устало прислонился к стене. Папа поставил чайник на огонь и присел рядом с Димом на корточки.

- Димок, тебе надо беречь себя. Я все знаю и ни в чем не виню тебя. Ты должен мне верить. Я только хочу, чтобы тебе было хорошо. Я взрослый грамотный человек и я смогу тебе помочь. Ни о чем не беспокойся.

Глаза у Дима закрывались, слова доносились словно издалека.

- Мне сказали, что ты в больнице. Какой-то гипноз. Не стоит об этом говорить. Этот мальчик просто сумасшедший.

Дим встрепенулся.

- Какой мальчик? Что он говорил? - Дима повело в сторону и, если бы он не схватился за край стола, то упал бы на пол.

Папа поднял его на руки и понес в комнату.

- Мне надо было тебя сразу уложить. От радости совсем не соображаю. Я принесу тебе чай в постель. - Папа положил Дима на диван. - Сейчас я тебя раздену.

Дим остановил его руки.

- Нет. Я сам.

Папа на секунду замер, потом засмеялся.

- Чего же ты боишься, дурачок? Я хочу, чтобы ты отдохнул. Теперь у нас одна дорога и, стыдно признаться, я рад этому.

Дим боролся со слабостью.

- Кто говорил про больницу?

Папа пытался расстегнуть на Диме рубашку, но тот по-прежнему отводил его руки.

- Да мальчик этот из круга. Пришел и... Это какой-то бред. Про другую жизнь во сне. Я даже не помню, как его зовут. Кажется, Антон, хотя я не уверен. Ему бы самому в больницу лечь.

- Антон? - Глаза Дима лихорадочно горели. - Я не знаю, кто это. Ты, наверно, спутал. Это был Гера. Вспомни хорошенько, это был Гера. Теперь я это точно знаю.

Папа приложил ладонь к его лбу.

- Димок, да ты горишь весь. Надо вызвать скорую. Ради Бога, успокойся. Вполне возможно, что это был Гера. Только не волнуйся так.

На кухне засвистел чайник.

- Полежи минутку, я сейчас.

Папа заварил чай, поставил чашку на поднос, рядом положил шоколад и кисть винограда. Вдруг он услышал звук, словно в прихожей кто-то ударился в дверь. Он заглянул туда. Там никого не было. Только почему-то горел свет. Папа на всякий случай заглянул в глазок, но в подъезде тоже никого не увидел.

Он прошел в комнату. На диване Дима не было. Внутри у Папы все похолодело, он выронил поднос из рук, бросился на кухню, потом в ванную, в туалет. Дима нигде не было. Накинув плащ, он выбежал на улицу. Никого. Дим сидел на ступеньке этажом выше и ждал, когда дверь в квартиру захлопнется. Но Папа долго пробыл на улице, несколько раз протяжно звал:

- Ди-и-ма-а!

Дим забылся, казалось, на всю ночь. Но, открыв глаза, увидел, что за окном все еще темно. В этот миг он услышал внизу судорожные рыдания. Дим снова терял сознание. Хлопнула дверь.

Дим брел по улице, время от времени прислоняясь к стене дома, к деревьям, к стойкам рекламных щитов, чтобы собраться с силами.

"Неужели я уйду, так и не увидев его?" От этой мысли Диму становилось еще хуже.

Он достал из кармана скомканный листок бумаги. Тот самый, который Гера сунул ему на вечеринке у Пашки. Это был номер телефона. Дим присел на тротуар, пытаясь собраться с силами. Он вглядывался в почерк Геры, и ему казалось, что он узнает его. Дим приложил листок к губам.

- Дай мне силы.

Он долго искал будку телефона, потом вглядывался в полустертую надпись на стене с названием улицы и номером дома.

Трубку почти сразу взял Гера.

- Говори.

- Гера, мне очень плохо. Я хочу увидеть тебя.

- Где ты?

Дим назвал адрес.

- Не уходи, слышишь? Я еду к тебе.

Тут же в трубке послышались короткие гудки. Дим улыбнулся. "Это он".

Дим стоял возле будки и ждал. Ему стало легче. Где-то наверху хлопнула рама окна.

- Димка, ты, что ли?

Дим оглянулся, потом запрокинул голову. Только теперь он понял, что волей случая оказался возле Лехиного дома. Его окно было единственным, в котором горел свет. Леха махал ему рукой.

- Что ты там торчишь? Поднимайся ко мне.

Дим сделал несколько шагов, собираясь уйти.

- Димка, стой, не уходи! Я принял яд. Я умираю.

Дим снова оглянулся на окно. Теперь виднелась только рука Лехи, безжизненно свесившаяся с карниза. Дим быстро пошел к подъезду. Когда он поднялся на Лехин этаж, дверь распахнулась, Леха схватил его за рукав и затащил в квартиру. Дим не сопротивлялся.

- Что случилось? Почему ты принял яд?

Леха гоготнул.

- А ты и поверил. Что я, псих, что ли. Сказал, чтобы ты не смылся. Чем было тебя еще заманить? Вы, гомики, помешаны на трахе и самоубийствах.

Тем временем они из темного коридора вошли в комнату. Только сейчас Дим взглянул на лицо Лехи и ахнул. Оно было так изуродовано, что его невозможно было узнать. Леха с трудом шевелил разбитыми губами. Глаз практически не было видно из-за отеков и ран.

- Что смотришь? Не узнаешь? Сам вздрагиваю, когда себя в зеркале вижу. А главное, болит все. Живого места не оставили.

- Кто это тебя так?

- Нашлись...

- Но за что?

- За шмон в вашем гадюжнике. За то, что рожу начистил до фиолетового блеска вашему главному педриле.

Дим сел на кровать и увидел рядом с собой женскую кофточку, всю заляпанную кровью.

- Откуда она здесь? Это же кофточка Лизы.

На лице Лехи произошло перемещение ран и синяков, что, вероятно, должно было означать улыбку.

- Какая такая Лиза? Не о братике ли моем говоришь? Нашел ведь я его. Один раз ему удалось смыться. Мужик какой-то сунулся. Сам, наверно, гомик. Зато во второй раз мы, наконец, завершили наш спор.

Дим во все глаза смотрел на Леху.

- Что ты с ним сделал?

Леха не ответил. Нервно скомкал окровавленную кофту и швырнул ее под кровать. Потом, не глядя на Дима, сказал:

- Я уезжаю. Хочу, чтобы ты поехал со мной. Нельзя тебе здесь больше оставаться. Поедешь?

- Где он сейчас?

- Я кое-что узнал про тебя. У тебя уже нет выбора. Если будешь со мной, тебя никто не тронет.

- Что ты сделал с братом?

- Его больше нет. Забудь о нем, как если бы его никогда не было. Он неправильно жил. А тебе я помогу. Больше я тебя от себя не отпущу.

Дим схватился за голову, потом, обессилев, опустил руки.

- Как мне плохо! Принеси скорее воды.

Леха быстро вышел из комнаты, а когда вернулся, Дима там уже не было. Леха бросился за ним вдогонку, но вернулся ни с чем.

Дим спустился с верхнего этажа и насколько хватало сил побежал прочь. Когда он на углу перебегал дорогу, его ослепил яркий свет фар, оглушил визг тормозов, и он провалился в пустоту.


* * *

- Вы меня простите за вторжение, но я решил извиниться за прошлый визит. Все получилось так глупо, я никогда себе этого не прощу, - Эс передернул плечами. - Но поверьте мне, я не виноват. До такого состояния меня довел ваш муж. Он - тиран и деспот, - Эс страдальчески воззрился в потолок.

С лица Нади не сходило выражение любопытства и удивления.

- Я не замечала за ним ничего подобного.

Эс понизил голос и произнес доверительно:

- Вы просто плохо его знаете. Он тиран и деспот - повторяю вам. У вас ничего нет выпить?

Надя растерянно пожала плечами.

- Нет, мы как-то...

Эс захохотал:

- Только не рассказывайте мне, что он не пьет, а то я тут же умру со смеху.

Надя беспокойно оглянулась в сторону прихожей.

- Извините, мне нужно уйти по делам. А муж, наверно, придет не скоро.

Эс интригующе улыбнулся.

- Скажу вам честно, вы мне нравитесь, и я хочу открыть вам глаза. Поверьте, когда я начну рассказывать, вы забудете про все свои дела.

Надя поднялась с места.

- Извините.

Она вышла на кухню. Эс проводил ее ироничным взглядом. В прихожей послышался щелчок замка.

- Надюша, я дома.

Надя вышла в прихожую. Эс не двинулся с места. Услышав, как она что-то шепотом говорит мужу, он ехидно усмехнулся. Судя по тому, с каким лицом Гриф вошел в комнату, Эс понял, что тот обо всем догадался. Надя снова ушла на кухню. Гриф стоял посреди комнаты, всем видом выражая готовность выставить Эса из квартиры. Эс пожал плечами.

- Твое время вышло, дорогой, я очень долго ждал. Ты до сих пор не понял, что я - твоя судьба. Мы созданы друг для друга.

Гриф поморщился.

- Убирайся.

Эс округлил глаза.

- Не кричи на меня. Я тебя больше не боюсь.

Он поднялся и направился на кухню. Гриф схватил его за руку и притянул к себе.

- Ты куда?

- Мне надо поговорить с твоей женой, с этой бедной доверчивой овечкой, которой ты уже столько лет мозги пудришь.

- Только попробуй!

Эс скривил губы.

- Только не забывай, что здесь угрожаю я.

- Чего ты хочешь? - Гриф перешел на шепот.

Эс ответил ему так же шепотом:

- Тебя! Круглосуточно! Каждый день! И на всю оставшуюся жизнь! А ведь нам не так много осталось.

Гриф едва сдерживался. Он разрывался между отвращением и ненавистью к Эсу и страхом перед тем, что тот собирался сделать.

- Я заплачу тебе столько, сколько захочешь.

Эс невинно просиял.

- Я возьму тебя вместе с твоими деньгами.

Гриф зарычал от бешенства, но еще надеялся договориться.

- Мы можем обсудить регулярность встреч.

- Меня не радует перспектива подруги капитана дальнего плавания. Сейчас ты пойдешь и скажешь ей, что больше домой не вернешься. Ты пойдешь в наше гнездышко, а мы с Надюшей соберем твои вещи. Скажи, а вон те часики на стене, с кукушкой, можно взять?

Гриф схватил Эса за плечи и как следует встряхнул.

- Теперь слушай, что я тебе скажу. Неужели ты думаешь, что я мог выбрать тебя за какие-то достоинства? У тебя их просто нет. Ни одного. Более мерзкого существа я в жизни не встречал. Думаю, никто в круге не позарится на тебя. Ты - ничтожество вселенского масштаба. И выбрал я тебя потому, что с тобой можно не считаться, что вытереть о тебя ноги - тебе же много чести. Тебя нельзя считать соперником, к тебе невозможно ревновать. Быть с тобой - это все равно, что не быть ни с кем. И что бы с тобой ни случилось, за тебя не осудят.

Эс побледнел. Молча отстранился от Грифа и пошел в сторону кухни. Гриф снова поймал его.

- Я еще не закончил. Ты еще не знаешь, что достаточно одного моего слова и тебя... как муху...

Эс обратил к нему остекленевшие глаза и отчеканил:

- Твоя беда в том, дорогой мой, что ты не только сам ничего не сможешь сделать, но даже этого слова никогда не скажешь. Поэтому тебе придется считаться со мной.

Эс хотел повернуться к Грифу спиной, но тот резко развернул его к себе.

- Черт с тобой! Я сказал все это не для того, чтобы напугать тебя. А для того, чтобы ты не обольщался на свой счет. Я сделаю, как ты скажешь, но только дай мне время. И знай, не будет человека на свете, кто мог бы ненавидеть тебя больше, чем я. Каждую секунду я буду ждать твоей смерти. Тебя это устраивает?

Эс, размышляя, смотрел ему в глаза. Затем произнес насмешливо:

- Ты меня полюбишь. Мы будем жить счастливо и умрем в один день. От СПИДа. А теперь позволь мне уйти. Я бесконечно устал. Борьба за тебя отнимает у меня столько сил, но от этого ты становишься мне еще дороже. Я хочу попрощаться с твоей женой.

Гриф преградил ему дорогу.

- Ничего, она обойдется.

Эс укоризненно покачал головой.

- Не бойся. Мы же обо всем договорились. До твоего прихода мы с ней секретничали, прервались на полуслове, хочу закончить. Всего пару фраз. Да не бойся ты, если она от кого-нибудь и узнает о тебе, то, клянусь, не от меня. Только ты за мной не ходи. Это личное.

Грифу ничего не оставалось делать, как пропустить Эса на кухню, а самому в сомнениях и тревоге остаться в комнате. Эс закрыл за собой дверь. Надя вопросительно смотрела на него.

- Если вас интересует, кем и чем живет Ваш муж, есть человек, который может помочь. Стоит только позвонить по телефону ...

Эс назвал номер и ушел.


* * *

Женька маялся, слоняясь по кафе. Раз в четвертый он подходил к стойке и рассеянно спрашивал Бари, где Шеф. Каждый раз Бари спокойно отвечал, что не знает и что, возможно, Шеф скоро появится. Но Женька снова подходил к нему и спрашивал, где Лиза. Потом он спросил, почему в кафе никого нет. Бари вежливо и неопределенно отвечал на все его вопросы, как обычно поступал с постоянными, но назойливыми клиентами. Женька в очередной раз подошел к стойке.

- Я тебя, Бари, терпеть не могу. Это чтобы ты знал. Ты еще маленький, а уже такой говнистый. Страшно подумать, что из тебя получится.

Бари вежливо улыбнулся.

- У меня еще есть время исправиться. Я буду работать над собой.

Женька был зол, но препирательства с Бари не приносили облегчения. Женька не мог себе простить, что снова потерял Дима. Но теперь уже по своей беспросветной глупости. Он проклинал свой характер. Неужели ему было трудно поддержать в разговоре Дима? Если тому все это нравится, так почему Женьке взбрело в голову спорить с ним? Да, он страшно ревновал, но какое он имеет право на Дима? А кто вообще имеет на него право? Но почему он, Женька, всегда в хвосте?

- Так тебе и надо! - твердил Женька. - Мальчишка просто фантазер. Но нет! Мы не таковы! Мы не верим во все эти глупости! Мы в школу ходили, и там про это ничего нам не говорили. Идиот! Безнадежный тупица!

В дверях кафе стоял Тони и манил Женьку к себе. Женьке почему-то сразу показалось, что Тони скажет что-нибудь о Диме. Он быстро подошел к нему.

- С тобой хочет поговорить один человек.

Женька нетерпеливо спросил:

- Дим? Голубка?

Тони удивленно покачал головой.

- Нет. Кома.

- Да пошел он... Чего ему надо? Он что-то знает о Диме? О Голубке?

- Он хочет поговорить с тобой о Диме.

Женька практически вытолкал Тони из кафе.

- Чего же ты стоишь! Где он? Что он знает о Диме?

Когда они с Тони подошли к Коме, Женька выпалил:

- Где он?

Кома повел бровью.

- Я рассчитывал, что он с тобой.

Женька с досады выругался. Лицо Комы стало жестким.

- Он же был с тобой! Ты последний кретин, если снова потерял его!

- Вот только тебя мне не хватало! - взвился Женька.

Кома процедил сквозь зубы:

- Наверно, ты прав. Как раз меня тебе и не хватает.

- Все?! - Женька подскочил на месте. - Шли бы вы все, гомосеки чертовы! Расплодились! Житья от вас нет! С другом невозможно спокойно пообщаться. И лезут, и лезут!

Кома вдруг рассмеялся.

- Знаешь, в тебе, пожалуй, есть одно достоинство, единственное - это то, что Дим к тебе хорошо относится. И поэтому ты мне можешь помочь.

- А это видел! - Женька выставил перед собой фигу.

- Это можешь спрятать и показывать дома себе за то, что Дима упустил. А теперь расскажи, как это случилось.

- Щас! - засунув руки в карманы, Женька пошел прочь.

Кома схватил его за плечо.

- Дяденька, не бейте! - завизжал Женька.

Немногочисленные прохожие оглянулись на них. Кома отдернул руку. Женька хмыкнул:

- Да ты трусишка, дяденька.

К Женьке подошел Тони.

- Женя, не уходи. Ты должен помочь нам спасти Дима.

- Чего ты несешь. Это он-то хочет спасти Дима? - Женька тряхнул головой в сторону Комы.

Тони кивнул.

- Да. Только он знает, как ему помочь.

Женька недоверчиво посмотрел на Кому.

- Да ну? Никогда бы не подумал. А что вы все "спасти, спасти…" - Женька боролся с сомнениями. - Ну говори, чего надо? Только не воображайте, что я вам сразу поверил.

Кома отстранил Тони. Тот отошел на несколько шагов и отвернулся.

- Дим не очень жалует меня.

Женька ехидно ухмыльнулся и хотел уже что-то сказать, но Кома жестом остановил его.

- Мне надо поговорить с ним. Но сейчас он к разговору не готов. Пожалуй, он и слушать меня не станет. А я хочу, чтобы он не только выслушал меня, но и готов был изменить ко мне свое отношение. Ты должен подготовить для этого почву.

Женька впервые видел Кому в таком состоянии. Он просил. У него был вид человека крайне нуждающегося в помощи. Только поэтому Женька не ушел.

- Если ты хоть немного следишь за своей речью, то обрати внимание: "мне надо", "я хочу", "ты должен..." А то, что нужно Диму, то, чего хочет он, тебя не интересует? Ты мог бы хоть что-то сделать для него, чтобы он обратил на тебя внимание.

Кома стиснул зубы. На скулах его заиграли желваки, но тут же он обмяк, отвел взгляд.

- Я делал. Но ведь я не мог подойти к нему и рассказать, как подсыпал на вечере Папе снотворное, чтобы задержать их у Грифа на ночь, а потом увести Дима из круга. Тогда он не послушал меня. И отпустили его из расхода не без моей помощи. Правда, надо отдать должное и Грифу. Но сам Гриф ничего не стал бы делать. Это ведь он предложил Шефу свести Дима с Ивановым. Конечно, никакого свидания я бы не допустил. Я устроил сцену похищения Дима. Свидетелем должен был быть Динго. Его никто бы не заподозрил в пособничестве. Я обоим назначил свидание там, где хотел все это провернуть. Но кто-то помешал моим парням. А когда вы с Димом улепетывали из кафе, кто задержал погоню? А теперь я не могу даже просто поговорить с ним. Он должен изменить ко мне отношение прежде, чем узнает, что я тот, кого он ищет. Ему надо быть готовым принять меня таким, какой я есть. Каким я стал.

- Ты хочешь сказать, что ты и есть... - Женька во все глаза смотрел на Кому.

- Да. - Кома улыбнулся своим мыслям. - Мне кажется, я помню те лунные ночи и ветви в окне... Я почти уверен, что это было со мной.

Взгляд Женьки стал подозрительным.

- Какие ветки? Ты ничего не собираешься рассказать мне про сны?

Кома оживился.

- Он рассказывал тебе об этом?

Женька поднял руки.

- Стоп! Все, ничего не хочу больше слушать. Вы все из одной секты. Этот тоже со сновидениями? - Женька кивнул в сторону Тони.

- Мне повезло, что я его встретил. Он знает, что происходит там, потому что бодрствует и здесь и там одновременно. Но для непосвященных он просто сумасшедший.

Женька качнулся так, словно у него закружилась голова.

- Просто сумасшедший! Это катастрофа! Полжизни отдам, чтобы пообщаться с нормальным человеком. Ничего больше не хочу слышать. Мне нужен отдых.

- Помоги нам. Я знаю, что стану лучше, если мы с Димом будем вместе. Сделай это скорее. Диму плохо. Он может в любую минуту умереть. Они там пытаются привести его в чувство. Если им это удастся, его сон здесь закончится.

Женька оттолкнул руку Комы.

- Ты забыл, что Дим ушел от меня, и я не знаю, где его искать.

- Думаю, он вернется к тебе. Ему больше некуда идти.


* * *

Дим открыл глаза. Он был на заднем сидении машины. Хотел подняться, но почувствовал слабость. Кто-то за рулем напевал вполголоса. Дим снова закрыл глаза. Вспомнились слова, услышанные в забытьи. Кто-то предлагал показать его специалистам, но второй голос отвечал, что они сами должны довести дело до конца. Дим помнил неприятное ощущение тяжести во всем теле. Теперь стало легче. Он с трудом сел на сидение. За рулем был Гера. Увидев в зеркало, что Дим пришел в себя, он остановил машину, обернулся.

- Я везу тебя в больницу. Как ты?

Дим улыбнулся.

- Лучше. Как ты меня нашел?

Гера усмехнулся.

- Это не я, это ты меня нашел. Бросился прямо под колеса. Сначала я испугался, что кого-то сбил, а потом чуть не умер, когда увидел, что это ты. Я тебя уже осмотрел. Кажется, обошлось. Но, все равно, тебя надо показать врачам.

- Не надо. У меня немного болит голова и все.

- И все? Немного болит голова... Я все знаю. Теперь все знают. Эсмеральда рассказал. Что ты собираешься делать?

Дим ответил просто:

- Я хочу быть с тобой. А ты? Разве ты еще не понял, что я тебя искал.

Гера напряженно смотрел на Дима, потом тряхнул головой и отвернулся.

- Мистика! Ты мне очень напоминаешь одного человека. С первого взгляда, только я тебя увидел, меня словно током ударило. Я так боялся, что ты окажешься в круге, и мне придется все пережить снова. Зачем ты это сделал?

- Я же искал тебя. Я не сразу тебя узнал, а теперь мне кажется, ты не узнаешь меня. Конечно, мы другие, но друг для друга мы те же. Ты все еще не веришь, что это я?

Гера снова посмотрел на Дима, взгляд его затуманился.

- Да, у тебя другое лицо, но ты такой же чистый и беззащитный, как он. Но в то же время такой сильный... и родной.

Дим улыбался уже грустно.

- Ты все же не веришь, что это я. Ты все забыл. Но почему? Ведь я же помню.

Дим потянулся к Гере, хотел поцеловать его. Гера тоже невольно подался к нему, но в последний момент отпрянул, отвернулся, взялся за руль.

- Этого не может быть. Зачем ты это делаешь? Кто рассказал тебе о нем? Знаешь, это нечестно. Я понимаю, тебе сейчас трудно. Я понимаю... Но зачем ты все это говоришь? Ведь я не виноват в том, что с тобой произошло. Зачем ты делаешь мне больно? Тебе следовало быть осторожнее в выборе партнеров.

Страдание отразилось на лице Дима.

- Ты не можешь простить мне моих ошибок? Но поверь, когда я был с ними, то думал о тебе, потому что очень люблю. Но вокруг столько людей, и так легко ошибиться. Если ты сразу узнал меня, почему сам не подошел? Тогда все было бы иначе.

- Однажды я пережил разлуку с любимым человеком. Я не хочу, чтобы это повторилось. "Голубая" любовь обречена.

У Дима стоял ком в горле.

- Но почему разлука? Ты не хочешь уйти со мной? Ты хочешь остаться здесь?

Гера, не оборачиваясь, покачал головой.

- Нет, в круге я не останусь. Борис хочет выкупить меня. Мы решили, что будет лучше, если у меня будет семья.

Дим отодвинулся на сидении так, чтобы Гера не мог в зеркале увидеть его лица. Он старался говорить спокойно:

- Ты хочешь жениться на той девушке. Ее зовут Оля. Ты ее любишь?

- Думаю, что да. Мне только трудно сразу переключиться. Борис говорит, что нужно немного времени. Я, как и он, считаю себя чистым геем.

- Да, конечно. Я не хочу тебе мешать. Я скоро умру. Мне больше незачем здесь оставаться.

- Не говори так, ты будешь жить еще долго. За это время многое может измениться. Я уверен, что средство скоро найдут. Скажи, куда тебя отвезти?

- Мне некуда идти. Ты возвращайся домой. Я еще погуляю.

- Я не могу тебя оставить одного.

Открыв дверцу машины, Дим невесело усмехнулся:

- Ты меня уже оставил.

Гера выскочил из машины вслед за Димом.

- Не глупи, сейчас что-нибудь придумаем. Садись в машину. Кстати, я ведь не знаю твоего настоящего имени.

Дим опустил голову.

- Ты действительно ничего не помнишь. Когда-то ты придумывал мне столько имен. А теперь не помнишь ни одного. Меня зовут Дим.

- Опять Дим! Слушай, я не выношу все эти клички. Дима что ли?

Дим вздохнул.

- Да.

- Так бы сразу и говорил. А меня и на самом деле зовут Герой.

Дим кивнул. Они вернулись в машину. Дим снова сел на заднее сидение. Гера размышлял вслух:

- Я бы отвез тебя к себе, но там Борис. Он, конечно, против не будет, но... Честно говоря, он к тебе относится не очень. Ревнует. Димка, слышишь, а может...

Гера обернулся к нему. Откинув голову на спинку сидения, Дим спал. Гера долго смотрел на него. Потом сам устроился поудобнее и заснул.

Через час Дим проснулся. Он выпрямился и, морщась от боли, растирал шею. Проснулся и Гера. Дим посмотрел в окно.

- Где мы?

- Все там же. Димка, я отвезу тебя к друзьям. Пообщаешься с нормальными людьми. Они тоже "наши", но это не мальчики круга. Тебе они понравятся.

- Будет ли удобно, если мы явимся среди ночи?

Гера завел двигатель.

- Не беспокойся, они вряд ли спят. Меня приглашали, но Борис не любит, когда я на ночь отлучаюсь. А теперь уж все равно, посидим у них.

Дим вдруг вспомнил о Лехе.

- Гера, ты знаешь, что брат Лизы приехал за ним?

- Это тот, что в кафе разборку учинил?

- Да, так получилось, что я общался с ним какое-то время. Он все искал Лизу. А сегодня сказал мне, что нашел его. Я боюсь, что случится самое страшное. А может быть, уже случилось.

- Ты знаешь, где он живет?

- Да.

Несмотря на то, что Дим помнил дом Лехи, они долго колесили по улицам пока нашли его. Гера остановил машину сразу, как только Дим указал ему на стоящий впереди дом. Они оставили машину на приличном расстоянии и отправились к подъезду пешком.

- Эй, а вы куда?

К ним подошли люди из охраны Шефа. Гера и Дим переглянулись.

- А вам-то что? - ответил Гера.

- А то. Если вы за Лизой, то без вас обойдется. Здесь все схвачено.

- Это ваше дело, - равнодушно ответил Гера и вошел в подъезд. Дим последовал за ним.

Поднимаясь по лестнице, они периодически останавливались и прислушивались, не идет ли кто за ними.

- Лиза, конечно, отвратительная хабалка, но это единственный человек в круге, - сказал Гера шепотом.

Дим нажал на кнопку звонка, Гера отошел в сторону. За дверью послышался слабый голос соседки:

- Кто там?

- Это я - Дима - брат Алеши.

- А-а, Дима...

Тем не менее, дверь открылась не сразу. Сначала старушка долго разглядывала Дима в глазок. Потом в щели, ограниченной цепочкой, показалось ее бледное лицо.

- Здравствуйте, Дима. Алеша, наверно, спит, у него выключен свет. Правда, все время играет музыка. Может быть, его и нет дома, хотя вечером там кто-то двигался. Но из комнаты он не выходил. А когда я стучала к нему и просила сделать музыку потише, он не ответил. А войти к нему я боюсь. Может быть, там и не он совсем. Иногда мне слышатся стоны. Мне так страшно.

Старушка замолчала, вопросительно глядя на Дима. Дим улыбнулся.

- Если Вы позволите, я сам войду к нему, и все выяснится.

Было видно, что старушка рада Диму, и в следующий момент она принялась за цепочку. Через минуту дверь открылась. Дим вошел в прихожую. Следом вошел Гера. Старушка ахнула:

- А это кто?

Гера быстро прошел к указанной Димом двери, бросив на ходу:

- А это - сестра Алеши.

Дверь оказалась незапертой. В комнате действительно было темно, играла музыка. Гера и Дим сразу увидели в слабо освещенном углу Леху. Он стоял на коленях перед маленьким

зеркальцем, прикрепленным к стене. Рядом с ним на полу было расставлено несколько баночек и пузырьков. Леха окунал кисточку в футляр с тушью и красил ресницы. 



ЧАСТЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ


* * *

Сначала Надя хотела встать где-нибудь в укромном месте и наблюдать со стороны. Но свой страх она сразу назвала трусостью и продолжала ждать. Она намеренно пришла немного раньше. Ей казалось, что освоившись на месте, она будет чувствовать себя увереннее. После долгих сомнений она позвонила по телефону, который ей дал тот странный мальчик. Этот человек вошел в жизнь ее семьи так, словно имел какое-то право на ее мужа. Теперь Надя была уверена, что это право подкреплялось шантажом. Прежде чем позвонить, она долго размышляла: что она не знала о муже, что он мог скрывать от нее, не рассчитывая на ее понимание. Сначала ей казалось более правильным просто поговорить об этом с ним самим, чем выслушивать чужих людей, движимых своими интересами. Но она опасалась, что прежде, чем муж объяснит ей что-то, если вообще объяснит, он может принять неправильное решение, чем только осложнит сложившуюся ситуацию. Разгадка безусловно скрывалась в этом мальчишке. Чем он был ей так неприятен? Конечно, он вел себя нагло, но если бы не было этого манерного кривлянья...

Если бы речь шла просто о любовной связи, неужели Миша не рассказал бы ей правду хотя бы ради того, чтобы не терпеть этого... От того, как невольно в мыслях назвался непрошеный гость, ей стало не по себе. Надя почувствовала, что близка к разгадке или даже догадалась обо всем. То есть, возможно, она уже знала все об этом мальчишке. Но как мог быть связан с этим ее муж? Больше всего она боялась, что и на встречу придет подобное существо. И что тогда? Ей захотелось скорее уйти, пока встреча не состоялась. Теперь она удивлялась своему опрометчивому решению. О чем угодно, обо всем она должна услышать только от мужа. Но как он скажет, если... Как он сможет об этом сказать?

Надя вглядывалась в прохожих, пытаясь издали определить того, кого ждет. Голос по телефону был довольно неопределенным. Пусть низкий, но очень мягкий, даже бархатный. Спокойный, вежливый тон. И все.

"Но ведь это могла быть и женщина". Подумав об этом, Надя ужаснулась тому, что почти уверена в обратном.

Наде показалось, что она узнала ее издали. Наверно, только такой она могла представить соперницу, если бы думала о ней. Надя ревниво следила за каждым ее движением. Независимая походка женщины, знающей себе цену. Она шла прямо к Наде, очевидно, тоже вычислив ее в толпе прохожих, но взглянула на нее только тогда, когда подошла совсем близко. Они стояли друг против друга, не говоря ни слова. Они словно были давно знакомы. Надя подумала о том, что ей совершенно нечего сказать этой великолепной женщине, что, увидев ее еще издали, она сама ответила себе на все вопросы. Но ей вдруг захотелось услышать ее голос, словно только он мог рассеять последние сомнения. Надя улыбнулась как старой знакомой.

- Вы, наверное, знаете, как меня зовут.

Женщина кивнула и представилась все тем же низким бархатным голосом:

- Дина.

Да, все было именно так, как Надя себе представляла. И это странное неприсутствие, и эта не претендующая ни на что полуулыбка, и этот необычно волнующий голос, и это имя. Эта женщина не была похожа на всех остальных. Она была особой.

Пауза затянулась. Надя предложила посидеть в ближайшем кафе. Дина как будто с сомнением и некоторым недоумением посмотрела через ее плечо. Надя оглянулась, но ничего особенного не увидела. Дина принужденно улыбнулась, и Надя почувствовала, как она волнуется.

В кафе Надя предложила заказать вина. Дина безучастно пожала плечами. Надя вдруг увидела дикость положения, в которое она сама себя поставила. Прежде, наблюдая подобные встречи в фильмах, она всегда осуждала несчастных жен, опускавшихся до подобных выяснений и от этого выглядевших такими жалкими. Но сейчас было поздно что-то менять, и она думала лишь о том, что сделать, чтобы не превратить эту встречу в банальность. Принесли вино. Они к нему так и не притронулись.

Дина достала пачку сигарет и, красиво закурив, вопросительно взглянула на Надю. Та отрицательно покачала головой.

- Я буду с вами откровенна, - заметив, как насторожилась после этих слов Дина, Надя поспешно добавила: - Нет, нет, я не хочу обсуждать ваши отношения с Мишей. Да и как бы я могла? Я только хочу сказать, что обрадовалась, увидев вас. Именно вас. Вы мне не поверите, но это именно так. Вами не может не восхищаться мужчина, и потому я могу понять мужа. В противном случае, мне не на что было бы рассчитывать.

Пепел с сигареты упал Дине на колени. Она этого не заметила.

И дело не в том, что я не настолько люблю его, чтобы принять все, - Надя покачала головой. - Просто есть вещи, которые не оставляют никакой надежды, о которых лучше не знать. А теперь я знаю, что он останется со мной. Когда муж теряет способность ценить в других женщинах их достоинства, он начинает ненавидеть жену как причину бесконечных серых будней, чувствуя себя обреченным на постоянство. Я, наверное, могла бы сказать, с какого времени вы встречаетесь. Он реже бывает со мной, но то время, что он рядом, мы вместе, мы по-настоящему вместе. Какой-то молодой человек, очевидно, зная о ваших встречах, пытался шантажировать его. Если бы вы видели его тогда. Теперь я понимаю, что угнетает его, что не дает жить. Но он не потеряет семью, которую так любит, и которая любит его. Я надеюсь, что когда вы расстанетесь, это не будет для вас трагедией. Вы, скорее всего, привыкли ко всеобщему вниманию, и, мне кажется, достаточно мудры, чтобы знать ему цену. Извините.

Надя быстро встала и ушла, словно боялась сказать еще что-нибудь или услышать что-то в ответ.

Динго не оглянулся ей вслед. Он задумчиво докуривал сигарету, поднося ее к пепельнице после того, как пепел падал на колени.


* * *

Женька спал в кресле. На экране телевизора мигала табличка, напоминающая о том, что его необходимо выключить. В комнату вошел молодой человек, настороженно оглядываясь вокруг. Увидев развалившегося в кресле Женьку, он склонился над ним, прислушался к дыханию, облегченно вздохнул, выключил телевизор, включил светильник. Женька приподнял веки и пробурчал спросонок:

- Ты кто?

- Смерть твоя, - небрежно бросил гость.

- Уже? Чего так рано? - Женька сладко потянулся в кресле.

- Ничего себе рано, - гость взглянул на часы, - два часа ночи.

Женька наконец очнулся от сна.

- Голубка, ты откуда? Как ты вошел?

Гость устроился в кресле напротив.

- А разве у тебя не день открытых дверей? Радуйся, что я вошел первым. Смотрю, все настежь и темно. Я даже забеспокоился.

- Да кому я нужен.

- На тебя-то уж точно не позарятся, а в квартирке есть что взять.

Женька махнул рукой.

- Пусть берут. Все равно счастья нет.

- Что бы ты в этом понимал.

Женька подпер ладонью щеку и внимательно посмотрел на Голубку.

- Ты стал философом? Тебя трудно узнать. Как проходит лечение? Или ты уже в порядке?

Голубка усмехнулся:

- Про сифилис я тебе соврал.

- Зачем?

- Не знаю. Язык не повернулся сказать правду.

- А сейчас?

- Сейчас скажу. У меня - СПИД.

Женька вздрогнул.

- И у тебя тоже?

- А у кого еще?

- У Голуб... Подожди. Почему тоже? Ведь это у тебя... Выходит, они про тебя говорили. Точно! Они ведь... А я подумал... О-о! Сам все запутал, а теперь сам же...

Голубка равнодушно следил за бурными эмоциями Женьки.

- Чему ты так обрадовался?

Женька все еще лихорадочно соображал.

- Они узнали, что ты болен и подумали, что болен он, - Женька вскочил с кресла. - Они думают, что это он!

Тут Женька вспомнил о Голубке и, устыдившись своей радости, густо покраснел. Голубку его поведение, похоже, нисколько не задело.

- Ты успокоился?

- Прости.

- Простить за что?

- Все, что я сейчас говорил, не касается тебя. Мне жаль, что у тебя все так получилось.

Голубка смотрел на Женьку равнодушно.

- Да, меня это не касается. Но и то, что случилось со мной, не касается тебя. Поэтому не трудись. Хорошо у вас дело поставлено. А я-то надеялся, что здесь еще никто ничего не знает. Думал, поживу, как все, пообщаюсь.

Женька пожал плечами.

- Но они ведь не знают, что Голубка - это ты. Они думают на другого.

- Но ты ведь сразу догадался. И они не глупее. Думаешь, они тогда поверили, что Голубка - не я. Они просто выбрали того, кто им понравился больше. А теперь, стоит мне появиться, они снова сделают этот выбор, и все поймут.

Женька почувствовал себя неловко.

- Может быть, ты и прав. Извини.

- Если ты собираешься все время извиняться за то, что ты здоров, а я - нет, то сразу предупреждаю - зря. Я все равно не прощу. Ты не виноват, но и я не виноват. Поэтому перестань кривляться, - не разжимая губ Голубка засмеялся. - Скажи лучше, как я выгляжу?

Женька сосредоточенно осмотрел его, потом сделал кислую мину:

- Ты никогда не был в моем вкусе. Но ведь вкус есть не у всех, поэтому у тебя есть шанс.

Голубка широко улыбнулся:

- Все ты врешь! Я безумно хорошенький. Мне буквально сегодня один мужик это сказал в поезде, когда я сюда ехал. Я на него почти и не смотрел. Так, пару раз взглянул, а он и размечтался. Стою в тамбуре, сигареткой развлекаюсь, и он прискакал. Противный такой, - Голубка скорчил смешную гримасу. - "Какой славный парнишка! - сказал он мне. - Не скучно тебе одному?" - А я ему таким обалденно сексуальным голосом: я не один, я со СПИДом.

Голубка засмеялся. Женька тоже, но ему было не очень весело.

- А мужик что?

- Я думал, он с поезда на ходу выпрыгнет. А он ничего. Не поверил, наверно. Но на всякий случай подстраховался, грамотным прикинулся, всю дорогу газету читал. Странно, мне бы скрываться, молчать, а меня все время так и подмывает рассказать про свою изюминку. Знаешь, Жека, теперь все по-другому. Смотришь вокруг, и тоска берет. Все будто ненастоящее и таким глупым кажется. Иногда забавно, но чаще раздражает. И не говорят все вокруг, а только треплются. Считают, что живут. Каждый только за себя трясется. Противно. Да ладно. Ну, а что же тот, второй? Как устроился?

Женька не ответил. Задумался. Потом сказал, размышляя вслух:

- Да-а, вот как все обернулось. Они ведь все врассыпную бросились. Вот и славно. Мне бы только сейчас Дима найти. Он еще ничего не знает. Хотя, что я говорю, как раз он один и знает...

Голубка не слушал его, он явно скучал.

- Жека, познакомь меня с каким-нибудь мужчинкой. Только не из круга.

- А ты что, знакомиться разучился? Я тебя познакомлю, а потом мне голову отвернут.

Голубка скривился:

- Вот и ты прижался. Да пошли вы все... Как вам надо было, так из кожи лезли, слюной истекали. Ну, чего ты на меня уставился? Живой я еще! Ты это понимаешь! Ничего, придет и ваш черед.

- Чего ты разорался! Я тебе обязан чем-то? Ты думаешь, главное дело в моей жизни - вас, гомиков, спаривать? А для меня хоть один расстарался? И нечего мне тут из себя жертву корчить. Достало. Всю жизнь тащитесь от собственного изгойства и ждете, когда вас кто-нибудь обслужит. Сами палец о палец... И не ори на меня!

Голубка усмехнулся:

- Обидели мальчика. Ну, успокойся, никто тебя больше не потревожит. Обойдемся. А я вот найду твоего протеже и трахнусь с ним. Мы ведь оба Голубки, и все у нас должно быть одинаково.

Женька посмотрел на Голубку тяжелым взглядом.

- А может быть, мне тебя прямо сейчас и грохнуть? И ничего мне не будет. Да еще спасибо скажут.

На щеках Голубки выступил румянец.

- А может быть, я первый тебе за это "спасибо" скажу. Ничего вы дурачки про жизнь не знаете. "Дискриминация, нетерпимость, права человека". А ведь мы, больные СПИДом, среди вас, здоровых гомосексуалистов, тоже меньшинство. Так чем же вы лучше их? - Голубка поднялся с кресла, вздохнул. - Не поймешь ты ничего. Пойду я.

- Подожди, - Женька тоже поднялся. - Мы ведь так и не поговорили. Посиди, я чайник поставлю.

Сидя за столом на кухне, Голубка несколько раз брал чашку в руки и тут же ставил ее на место. Пальцы его дрожали. Женька молча наблюдал за ним, потом спросил:

- Ты чего?

- Ничего. Плохо мне. А ты что на чашку уставился? Запоминаешь, чтобы потом простерилизовать. А может, просто выбросишь?

- Это твоя мнительность. Вот и все.

Женька намазывал на хлеб масло.

- Будешь?

- Не знаю. А тебе что, жалко?

Женька придвинул Голубке бутерброд.

- Съешь, может подобреешь. Только прямо тебе скажу: жалости от меня не жди. Я не знаю, как об этом говорить, поэтому и говорить не буду. Плохо тебе, да ведь и я ничем помочь не смогу. Как бы я себя ни повел, все равно ничего не изменится. Сегодня мы оба живые, а кого завтра не станет, никто не знает. Давай просто поговорим. Ты правда тусоваться приехал?

Взгляд Голубки смягчился.

- Я давно подозревал, Жека, что ты хороший парень. Ладно. А то я сейчас... Нервы шалят. Знаешь, была мысль, оторваться, получить сполна на сто лет вперед. И злость была, и отчаяние, и зависть, и пустота... Пустота и сейчас. Ты себе представить не можешь, насколько вы живете по стрелочкам. А мои кто-то стер. Вот и стою, не знаю, куда податься. И любые лица, любые слова фальшивыми кажутся. Умом понимаю, что никто не виноват, но все время себя заставляю прощать. И прощаю одно, другое, пятое, десятое...

Женька закурил.

- А с такими же пробовал встречаться? Может быть, кто-то нашел выход. Все-таки на одном языке легче разговаривать.

Голубка тоже потянулся к сигаретам.

- Разговаривать о чем? Нет, это еще хуже. Хотя, не знаю, не пробовал. И пока не тянет. Для того чтобы общаться, впору заново учиться видеть и слышать. Мне не хватает каких-то других зрения и слуха. Как ты думаешь, я привыкну к этому? Можно ли к этому привыкнуть?

Женька тяжело вздохнул:

- Не знаю. Не спрашивай меня. Тебе бы с Димом поговорить. Может быть, то, о чем он говорит, как раз и нужно тебе. Странный он. Иногда я его вообще не понимаю. Но так люблю!

Голубка улыбнулся.

- Я его плохо помню. Но он произвел на меня впечатление. Что-то такое невинное. Что он может знать?

Женька пожал плечами, потом сделал жест, словно хотел взять что-то в руки.

- Я чувствую, что он что-то знает, что-то такое... Поэтому рядом с ним всегда таким дураком себя ощущаю. Но если я поверю хоть одному его слову, он меня раздавит. А я люблю его именно беззащитным и странным.

- Жека, а что ты меня все чаем поишь? Не пора ли нам выпить за несчастную любовь? Ты - к своему "беззащитному и странному". А я - к жизни.


* * *

Оглянувшись на вошедших, Леха вскрикнул. Дим и Гера замерли на пороге, во все глаза глядя на него. Соседка, выглядывая из-за спины незваных гостей, ахнула. Лицо Лехи было покрыто толстым слоем крем-пудры. Яркие тени на веках скрывали синяки. Вспухшие губы были жирно накрашены алой помадой. Ресницы на одном глазу уже образовали черную сень. Другой глаз еще выглядел блекло. Собирая пузырьки с пола, Леха манерно повел плечами:

- Дети улицы! Некому было научить стучаться перед тем, как войти.

Голос Лехи неузнаваемо изменился и в то же время стал очень узнаваемым. Первым в себя пришел Дим.

- Лиза... Это ты?

- Наконец, дошло! Дураки противные! Все испортили!

Гера оглядел комнату.

- А где этот?

- Который?! - раздраженно спросил Леха.

- Ну, брат твой.

Леха вздохнул на беспросветную глупость Геры, потом обратился к соседке:

- Дорогая, что же ты так уставилась? Никогда педерастов не видела?

Старушка охнула и, причитая, скрылась в темноте коридора.

- Дверь закройте, гости дорогие.

От того, что один глаз Лехи так и остался ненакрашенным, казалось, что он все время подмигивает.

- Чего прибежали-то?

- Мы думали, что твой брат... - Дим запнулся. - То есть я сказал Гере, что он...

Леха улыбнулся:

- Ах вот в чем дело. Все-таки не совсем безразлична тебе Лиза. Нет никакого брата и не было, - Леха сделал паузу, оглядывая Дима и Геру. Его, кажется, осенила догадка,br / и он усмехнулся. - А что это вы ночью и вместе?

Гера опередил Дима:

- Лиза, ты объяснишь, что здесь происходит?

Леха вздохнул:

- Куда же теперь деваться. Объясню. Осточертело все: и круг, и рожи ваши... Все ждал, что само собой все свернется. Дудки! Не видно конца этой порнографии. Вот и придумал себе брата, да такого, чтобы сумел разогнать эту компашку, - Леха ласково улыбнулся Диму. - А когда ты мне в руки попал, помнишь, там, под аркой, то подумал - это судьба. Вот кто образ брата до круга донесет прежде, чем он там появится. Тебе бы поверили. Тебе все верят. И еще... - Леха быстро взглянул на Геру, только миг сомневаясь, стоит ли говорить при нем, - я надеялся, что ты согласишься уехать со мной. Для тебя ведь это тоже был шанс. Тебе нельзя здесь оставаться. Такой ты здесь никому не нужен. Из-за тебя только и задержался.

Что ты так на меня смотришь? Разочарован? Думаешь, развлекался, обманывал. А я ведь ни единым словом тебе не солгал. Все как есть. Не было брата, но был отчим. Днем он из меня настоящего мужика лепил, а ночью нет-нет да под пьяное дело использовал, как хотел. Может быть, и не его вина, но я думаю, это он расколол мою душу надвое.

Когда он брал меня, о другом я мечтал. Сладко принадлежать кому-то всецело. Слаще, чем сам секс. Да только не все равно, кому отдавать. И грязью этой сыт был по горло. А днем среди дружков крутизной блистал, но при этом в каждом из них партнера видел. Власть и диктат - это тоже обладание. Да еще какое! Покруче самого секса.

И долго я так маялся, пока не показалось мне однажды, что только став Лизой я смогу брать и отдавать одновременно. Бывает в жизни так, что не успеешь и подумать... Так я попал в круг. Сначала просто ошалел от счастья. Казалось, вот оно, то, о чем мечталось. Через многое надо было пройти, чтобы наконец понять: гей идет по маленькому кругу. По одну сторону от него просто одиночество, а по другую, в центре, - полное одиночество. Мы ищем между собой тех, кого среди нас быть не может. Мы как товар на полках магазина, в который не заходят покупатели. Оценить нас некому, вот мы и набиваем сами себе цену...

Я ненавижу "голубых". Эти пустые глаза, которые заглядывают в твои глаза только для того, чтобы полюбоваться на свое отражение. Это притворное внимание, когда тебя слушают только для того, чтобы убедиться, что все в тебе и у тебя хуже, чем у них.

Вот на пике этой ненависти я и стригусь наголо, надеваю тяжелые ботинки и давлю, давлю эту приторную, омерзительную массу...

Гера не выдержал:

- А сам-то ты?!

Леха кивнул в ответ:

- И себя ненавижу за то, что святое в грязь втоптал, выставил себя на дешевую распродажу, где нет места ни любви, ни дружбе, а все только трахаются, трахаются как кролики. А потом меняются между собой и снова трахаются...

Леха посмотрел на Дима с надеждой и отчаянием:

- Теперь ты понимаешь, почему они все от тебя с ума посходили. Ты вне игры. Димка, решайся. Я так хочу, чтобы мы уехали вместе. Тебе не надо будет ни о чем беспокоиться. Я все сделаю сам. Ты же видел, я многое могу. Я за тебя и в драку, и на панель. Ведь не совсем же ты равнодушен ко мне. Я тебе сегодня специально все так сказал про Лизу, чтобы проверить. И ты пришел. Я так хочу уберечь тебя от всей этой грязи.

Дим в замешательстве оглянулся на Геру. Леха горько покачал головой.

- Все. Ничего не говори. Ты ведь не ради меня пришел. Но я надеялся.

Тягостное молчание прервал Гера:

- Это надо же было додуматься! Ты же навел на нас "ремонт". Ты всех ненавидишь, но как же Динго? Мне казалось, что вы друзья. Да и остальные: Сова, Тони, Ганс... Разве они заслужили?

Леха отшвырнул пузырек с лаком для ногтей, который до сих пор вертел в руках.

- Вот только не надо! Я все это сделал не против вас, а против круга, против Шефа и его псов. Вы еще спасибо мне скажете.

Гера гневно сверлил Леху взглядом:

- Спасибо за что? А ты не подумал о том, чем будет заниматься твой "ремонт" дальше?!

- А ты не подумал, что может произойти дальше в круге? Ганса погубил не "ремонт". А те, что в расходе? А Шура! Ты его забыл?!

- Замолчи! - вскрикнул Гера. И добавил шепотом - Не смей.

Спохватившись, Леха закусил губу:

- Прости. Не буду. Но и ты не вини меня в том, в чем я не виноват. Мне и так не сладко. Возможно, я ошибался, но, сам видишь, за все расплатился сполна.

После того, как в кафе устроили эту заварушку... Кстати, по-моему, было довольно весело. А как я от души по роже Шефа проехался!.. Так вот, после этого псы Шефа меня вычислили. Хорошо мне тогда досталось. Видели, они и сейчас у дома караулят. То, что они разрядят на мне энергию своей молодости, входило в мои планы. Иначе трудно было бы выглядеть жертвой. Хотелось, конечно, чтобы это было не так больно. Но хорошо то, что не убили. Я сделал макияж и отправился к Динго, к Платону и еще к кому попало демонстрировать следы братской любви. Особенно Платон всполошился. Ему, наверно, и обязан этим караулом у дома. Но чего я никак не ожидал, так это того, что встречу на улице своих же дружков по "ремонту". Они быстро признали во мне Лизу... Били послабже, чем псы Шефа. Они вообще ленивые. Не думаю, что их на этом поприще надолго хватит. Но по больному принимать удары было все равно несладко. Ладно мужик вступился: "Как вы смеете поднимать руку на женщину!" А мне и секунды хватило, чтобы смыться.

Теперь вот сижу, стараюсь все это как-нибудь залепить гримом, - Леха обвел пальцем свое лицо. - Одеть ведро на голову, так и то больше на человека буду походить. У меня ведь все к отъезду готово. Чемоданы на вокзале в камере хранения. Я теперь могу все сначала начать.

- И что же это будет? - спросил Гера.

Леха загадочно улыбнулся:

- Жизнь покажет. Мне нужно немного времени, чтобы разобраться в себе. Дима, а что ты скажешь? Это правда, что у тебя СПИД?

- Нет, - просто ответил Дим.

Леха и Гера переглянулись. Гера вскочил на ноги, в порыве обнял Дима.

- Я так и знал, что эта сволочь - Эсмеральда... Я знал, что это неправда!

- Неправда что? - Дим еще не понимал причины радости Геры.

- Да ладно! Теперь ясно. Они все подстроили, - Гера тряс Дима за плечи, то и дело прижимая к себе. - Димка, я ведь думал, что ты тоже сгорел!

Леха хлопнул в ладоши.

- Я сейчас же должен позвонить Динго!

Гера остановил его:

- Подожди. Это неплохо, если еще некоторое время все будут считать, что это правда. Нам нельзя упускать такой случай.

Леха не мог изобразить на своем разбитом лице переполняющие его эмоции, поэтому отчаянно жестикулировал.

- Как ты можешь так говорить?! Люди считают себя смертниками. Каждую минуту кто-то из них может не выдержать! Нет, я немедленно звоню Динке, - он игриво засмеялся. - Хороша бы я была подруга!

- А он может хотя бы не болтать, кому не надо?

Уходя из комнаты, Леха махнул рукой:

- Дина будет молчать. Она не дура.

Гера и Дим остались одни. Дим все еще плохо понимал, что происходит. Гера сиял, глядя на него:

- Если бы ты только знал, как я рад за тебя!

- Значит, теперь мы будем вместе?

Гера нахмурился, опустил глаза.

- Давай не будем говорить об этом. Я и так едва с собой справляюсь. Неужели ты думаешь, что меня могло бы что-то остановить, если бы я не решил... Сейчас нам надо выйти из круга и начать нормальную жизнь.

Дим смотрел на него печально.

- Ты женишься на Оле, но будешь думать обо мне. Это нормальная жизнь?

Гера отвернулся. В комнату влетел Леха.

- Странно, трубку никто не берет. И времени совсем не осталось. Дима, я тебя очень прошу, завтра, прямо с утра, найди Динго и расскажи ему обо всем. Только с самого утра. А теперь я на поезд опаздываю. Проводите меня. Надеюсь, с вами-то псы не привяжутся ко мне.


* * *

- Давай немного посидим. Просто посидим. У меня голова идет кругом. Мы обошли всех, у кого хотя бы случайно мог оказаться Дим. Мы обшарили все гостиницы, исколесили весь город. Что дальше? Что мы упустили?

Кома и Тони сидели в машине, поглощая пышки и запивая их кефиром. Тони только пожал плечами. Кома размышлял вслух:

- Из города уехать он не мог. Ему некуда и незачем ехать. Он не стал бы терять время. А ты уверен, что он не вернулся?

Тони отказался от протянутого ему пакета кефира и вытер белые следы с губ.

- Они скоро вернут его. Мне так кажется. Они пригласили какого-то мужика. Похоже, он всерьез принялся за Дима.

Кома нервничал:

- У нас мало времени. Ты должен помешать им.

- Как?

- Ты меня спрашиваешь? Откуда мне знать. Ты ведь там, а не я.

- Ты тоже там.

- А толку что! Я, кажется, уже чувствую и с каждым днем все больше, как мне кто-то мешает жить. Я все время оглядываюсь и верчусь, словно на привязи. За мной как будто долг, который я не в состоянии отдать. Я становлюсь таким же сумасшедшим, как ты. Это ты во всем виноват. Ты дал имя моей боли. Если бы это был не Дим, а... Да любой из этих. Почему он так ненавидит меня? У меня нет этих жеманных манер, я не похож на этих светских львов, я не красавец и, что скрывать, не обременен добродетелью. Но разве можно за это ненавидеть? Гриф говорит, что в последнее время не узнает меня. Я и сам себя не узнаю. Во мне словно кто-то поселился, и этот кто-то властвует надо мной, стоит мне только подумать о Диме. Иногда он заставляет меня стыдиться самого себя, и я, как подросток, совершаю одну глупость за другой. Скажи, а что там, я красивый? Он, наверное такого же ищет здесь?

Тони покачал головой.

- Нет, на вид ты довольно щупленький и страшненький. Скорее всего, он выбирает не по внешнему виду.

- О, Боже! Значит, если я вернусь, мне придется продолжить жизнь таким заморышем! За что же он так любит меня? Разве таких любят так?

Тони скептически посмотрел на Кому, но ничего не сказал.

- А он? Ты говорил, что не считаешь его красивым. Это правда?

Тони не ответил, надеясь, что Кома не ждет ответа. Но тот пытливо смотрел на него. Тони взглянул на него почти с отчаянием. Кома нетерпеливо ткнул его в плечо.

- Ну ты что, язык проглотил вместе с пышкой?

- Я не хочу, чтобы ты ушел! Я не хочу, чтобы ты любил его! Я не хочу, чтобы он помешал нам! Ты прав, я виноват, я заставил тебя жить среди теней, а меня, живого, ты почти не замечаешь. Зачем он пытается нарушить естественный ход событий! Ведь ты ушел оттуда и стал таким, каким мечтал стать. Да, он сильный и красивый! Я думаю, он привык опекать и защищать тебя. А теперь ты сам способен на это. Он, наверно, знает, что не стоит искать тебя среди слабых, иначе какой смысл был бы тебе уходить оттуда. Но ведь здесь он не принял тебя таким, какой ты есть, а я люблю тебя! В тебе столько жизни и страсти. Ты необыкновенный. Только ты мог поверить тому, что я открыл тебе. Для меня ты лучший, и я узнал бы тебя под любой личиной. А он просто хочет прийти и забрать тебя у меня! Он не понимает, что если даже вернет тебя, ты не станешь прежним. Он потерял тебя. Я хочу помочь тебе. Но не так, как этого хочешь ты. Сначала я думал, что не имею права вторгаться в вашу любовь. А теперь я знаю, ее уже нет. Осталась только связь, у которой нет ни настоящего, ни будущего. Только прошлое. Да, мы должны его найти. Если он уйдет, не встретив в тебе того, кого искал, он ничего не поймет и никогда не успокоится. Поехали. 


ЧАСТЬ ПЯТНАДЦАТАЯ


* * *

Надя включила светильник, достала из-под подушки книгу, раскрыла ее на закладке, но смотрела на мужа. Он, словно почувствовав ее взгляд, повернулся к ней. Она поспешно перевела взгляд на страницу. Он, блаженно улыбаясь, смотрел на ее профиль.

- Надюша, если ты в течение еще одной минуты не перевернешь страницу, я подумаю, что у тебя в книге любовное письмо.

Надя мельком взглянула на него и улыбнулась в ответ:

- Мне никто никогда не писал любовных писем. Твой опыт не пригодился.

- С завтрашнего дня начну писать тебе любовные письма, и ты увидишь, что у меня совершенно нет опыта.

- Разве интересно писать любовные письма жене?

- Это здорово уже потому, что это не банально. Но ты можешь купить новое платье, сделать новую прическу и представить, что ты совсем мне не жена.

- Не знаю, какое платье нужно купить, чтобы забыть, что я твоя жена, - Надя отложила книгу. - Миша, а тебе нравится, как я одеваюсь?

Миша поднял брови.

- Я бы не смог по достоинству оценить твой вкус, даже если бы попытался. Ты, наверно, родилась со знанием того, как надо. Я просто отвечу, что мне все в тебе нравится. А почему ты спросила?

Надя отвела взгляд.

- Так бывает, когда встречаешь женщину, у которой все иначе, как-то по-особенному. Я зашла на минуту в кафе и увидела ее. Мне показалось, что каждый мужчина просто обязан влюбиться в нее. Любой без исключения. И я подумала, а если бы с ней встретился ты?

Надя, наконец, посмотрела на мужа. Он сел рядом и обнял ее.

- Я уверен, когда она увидела тебя, она подумала то же самое. Ты для меня самая лучшая, потому что я люблю тебя. Возможно, ту женщину тоже по-настоящему любят. Это как отраженный свет.

Надя посмотрела ему в глаза.

- А бывает так, что мужчина полюбил двух женщин именно потому, что они разные?

В глазах Миши мелькнуло беспокойство.

- Надюша, я не могу отвечать за всех мужчин планеты, я могу ответить только за себя.

Надя потупилась.

- Я все знаю.

- Что ты знаешь?

- Помнишь, тот мальчик, который пытался тебя шантажировать... Ты можешь его больше не бояться. Я все знаю.

Миша убрал руку с плеча Нади и отодвинулся. Выражение лица его было таким, как будто он смотрел в пропасть. Голос стал хриплым:

- Кто? Кто тебе сказал?

- Этот мальчик дал мне телефон Дины.

Глаза у Миши закрылись. Лицо стало серым. Он молчал. Молчала и Надя. Потом Миша спросил чужим голосом, глядя в сторону:

- И что он тебе сказал?

Внезапно Надя почувствовала себя виноватой. Она почти физически ощущала состояние мужа, и ей стало страшно.

- Он ничего не сказал, только дал телефон.

- Чей телефон?

- Ее.

- Ее?

Миша смотрел в глаза жене взглядом, полным отчаянной надежды.

- Вы только разговаривали по телефону?

- Нет, мы встретились. Это ее я увидела в кафе.

Миша продолжал смотреть на жену теперь уже ошеломленно.

- Кого ты увидела в кафе?

- Ее.

- И что ОНА сказала?

Надя подумала о том, стоит ли рассказывать мужу подробности, но уже ничего нельзя было изменить.

- По телефону она только подтвердила, что вы встречаетесь. А когда мы были в кафе... - Надя задумалась. Только сейчас она вспомнила, что Дина за всю встречу не открыла рта. Но до этой минуты Наде казалось, что они много разговаривали. - Она сказала, что ее зовут Дина.

- И все?

- И все.

Испарина выступила на лице Миши. Он медленно провел ладонью по лбу. Надя казнила себя, что начала этот разговор. Или надо было начать как-то иначе. Вид мужа пугал ее.

- Миша, тебе плохо?

- А тебе?

Надя не знала, что делать дальше. Она попыталась вспомнить, как в фильмах или романах поступают в таких случаях. Но ей совершенно не хотелось делать ничего подобного. Надя поняла, что ей сначала надо было разобраться, что она сама думает по этому поводу. Еще час назад ей казалось, что после откровенного разговора муж сам все расставит по местам. Но теперь на него рассчитывать уже не приходилось. Странным было то, что, несмотря ни на что, в его любви к ней она была уверена. А теперь получалось так, что сама того не желая, она ставит его перед выбором, и, зная заранее о его решении, она подумала, что напрасно так мучает его.

- Я знаю, что ты любишь меня, - тихо сказала она, и, увидев, сколько страдания и благодарности отразилось в его глазах, еще раз убедилась, что сейчас ей все надо решить самой. - Миша, скажи: в ней то, чего нет во мне или то, чего нет в тебе?

- В ней то, чего не должно быть ни в тебе, ни во мне, но иногда оно не дает покоя. Я виноват в том, что позволил части затмить целое. Можно напиться до потери сознания, но при этом не стать алкоголиком. Я тебе обещаю...

- Нет, не надо! Я не хочу стать виновной, если ты не сможешь выполнить обещания. Это, наверно, трудно, да и не нужно отказываться от исполнения своих желаний. Но важно не стать их заложником.

Миша горестно вздохнул:

- Если бы можно было все исправить, я бы отказался от желаний ради того, чтобы не быть их заложником.

- Но разве то, что я знаю правду, не освобождает тебя?

- Есть нечто, чего уже нельзя исправить.

Надя надвинула одеяло до самого подбородка. Ей стало холодно, и она боялась расплакаться.

- Ты считаешь, что нам надо расстаться?

Словно ток прошел по телу Миши. Он отрицательно качал головой, но словно со стороны услышал свой, ставший неузнаваемым, голос:

- Я бы не смог. Но от меня это уже не зависит.

- Все зависит только от тебя, - тихо, но твердо ответила Надя.

- Чего ты не смогла бы мне простить?

- Я приму все, пока чувствую, что ты любишь.

Они не спали до самого утра. Надя старалась представить самое ужасное и, казалось, невозможное, снова и снова оправдывая мужа. Миша думал о Наде, о Динго, о круге, о болезни и о Диме. Ему вдруг показалось, что Дим и стал той чертой, которая прошла как итог его тайному прошлому. Дальше оставалась только болезнь.


* * *

- Ты красиво это сделал.

- И это все, что ты можешь сказать.

- Да, но это все, что ты сделал.

- Смотри-ка, а мне казалось, что я вложил в это частицу своей души.

- Не обижайся, но ты явно поскупился. Твоя картина хороша. Разве этого мало? Разве тебе не доставляет удовольствия любоваться красивым человеком, ничуть не заботясь о его духовном багаже?

- Ребята, бросьте. Картина очень необычна. Она притягивает. Она просто лучится положительной энергией.

- Светик, это твоя энергия отражается от ее идеально гладкой поверхности. Ну, что ты скис? Ты ведь знаешь, что я не умею лебезить только ради того, чтобы сделать приятное автору. К тому же я - не все человечество. Не исключено, что я буду твоим единственным оппонентом. А когда ты умрешь, люди придумают красивую легенду о том, как я отравил тебя из зависти.

- А ты не завидуешь?

- Оставь. Давай лучше спросим Диму. Он человек новый. Так сказать, лицо незаинтересованное.

Дим смущенно улыбнулся Гере. Тот подмигнул в ответ. Дим внимательно смотрел на картину. Она действительно была красива и холодна. Но холодом веяло не от пустоты, а от присутствия чего-то застывшего.

- Наверно, так чувствует себя человек, который устал ждать, но который ждал до последнего.

Все снова смотрели на картину.

- Спасибо, Дима. Если честно, я об этом не думал, но, наверно, так оно и есть.

- Вот видишь, как важно удачно подписать картинку. Дима, а ты, часом, стихи не пишешь?

Дим засмеялся:

- У меня бы не получилось. Стоит мне только подумать о рифмах, я сразу забываю, о чем пишу. Скорее всего, у меня непоэтический образ мыслей. Но стихи я люблю.

- А хочешь, я почитаю тебе свои?

- Светик, если ты это сделаешь, то Дима скажет тебе: "Наверно, так читает стихи человек, который устал ждать слушателя…" Скажи, Светик, честно, ты часто меняешь девочек от того, что надоедает писать в посвящениях одно и то же имя или им всем слабо изобразить транс от услышанного?

- Если ты хочешь произвести впечатление на Диму, обрати внимание, как он смотрит на Геру. Сохранись до лучших времен.

- Хорошо, тогда давайте выпьем. Гера, ты совсем забыл друзей. Дима, надеюсь, ты не ревнив. Я совсем недавно видел его в обществе довольно солидного дяденьки. Гера выглядел вполне семейным человеком. Такой же потухший заоконный взгляд и на всякий случай растопыренные плечи. Гера, а ну-ка, откройся нам. Поделись счастьем.

Гера усмехнулся:

- Самому мало. Ты обещал, что мы выпьем.

- Слушайте, а давайте знаете за что выпьем: вот мы сидим этой ночью, и для нас сейчас самое главное, что мы вместе. Мы ведь даже могли бы ни о чем не говорить...

- Надо попробовать.

- Нет, правда, мы ведь сто лет друг друга знаем...

- Светик, сколько раз тебе говорил, не кури так много. Но он явно перегнул. Сто лет даже я бы тебе не дал.

- Да ну тебя...

- А знаешь, что я сделаю? Я подарю тебе стихи. В них я расскажу, какой ты добрый и внимательный. Может быть, высокое искусство сделает тебя таким.

- Ну, началось. Черт с вами! Пьем за мир во всем мире, то есть за вас.

Гера склонился к Диму:

- У тебя усталый вид. Может быть, тебе лучше лечь?

- Нет, мне хорошо. Я рад, что ты привел меня сюда.

- Дима, ты не стесняйся. Гера тебе подтвердит, что стесняться не надо. На нас не смотри. Мы - вне режима. Пойдем, я постелю тебе. Пойдем, пойдем, а то у меня сердце кровью обливается, глядя на тебя.

Дим сидел на поролоновом матрасе, разложенном на полу. Гера опустился рядом на корточки. Они были одни в комнате. Гера коснулся ладонью щеки Дима.

- Я пойду. Ты спи. Завтра зайду за тобой. Только не уходи, не дождавшись меня. Они отличные ребята, и ты им понравился. Чувствуй себя как дома.

Дим улыбнулся.

- Я уже чувствую себя как дома.

- Вот и отлично. Отдыхай. Я пойду.

Но Гера не двигался с места. Дим попросил его:

- Останься. Мы легко поместимся здесь.

Гере стоило большого труда, чтобы отказаться:

- Нет, я не могу.

- Почему?

- Боюсь, что потеряю голову.

Дим потянулся к нему:

- А я так хочу этого...


* * *

Струйки воды растекались по стеклу, размывая очертания всего, что было за ним. Пронизанный солнечным светом мир расплывался там разноцветьем цветущего сада. Было немного душно. Едва слышные голоса в соседней комнате и тихое бормотание радио наполняли покоем и радостью безмятежного бытия. Дим смотрел в окно, и ему казалось, что кто-то манит и зовет его. Он приложил ладонь к прохладному влажному стеклу. С той стороны, словно чья-то ладонь, мокрый лист припал к его ладони. Дим толкнул створки окна. Они распахнулись, и свежий воздух, напитанный ароматом сада и дождя, наполнил комнату.

Кто-то, манивший в саду, оказался кустом, растущим у самого дома. Ветви его покачивались от потоков воды и легких порывов ветра. Дим по пояс высунулся из окна, теплый дождь вмиг промочил его одежду. Дим дотянулся до ветки, он хотел сорвать цветок...


* * *

- Нет, подожди, ты должен знать. Димка, я постоянно вижу в тебе другого человека, которого до сих пор люблю, хотя его уже нет, - Гера отстранился от Дима. - У меня такое чувство, что я обманываю тебя.

- Нет, ты не обманываешь меня, ты обманываешь себя, когда не хочешь поверить, что я и есть тот, другой. Я ведь тоже вижу в тебе другого, того, кого хочу вернуть.

- Невозможно вернуть тех, кого уже нет. Мы запутались в этом обмане. Я хотел бы полюбить тебя и быть всегда с тобой. Но у меня не может быть будущего, пока я не расстанусь с прошлым. Сейчас ты - мое прошлое.

- Мне все равно как и кем ты меня воспринимаешь. Я знаю одно - нам надо быть вместе. Разве нельзя вернуться туда, где было так хорошо. Пусть это даже прошлое. Какая разница.

Гера задумчиво качал головой:

- Если бы ты только знал, как вы похожи. Когда Саша появился в круге, от одной только мысли, что он будет принадлежать другому, у меня все внутри холодело. А он, чистая душа, тоже искал любви. В круге его называли любвеобильным. А у него просто был талант любить. Я сначала тоже никак не мог понять, как можно снова и снова сгорать дотла и снова загораться. У нас с ним были очень теплые отношения. Он делился со мной самым сокровенным. Я дорожил его вниманием, но при этом так мучился от любви и ревности.

Те чувства, которые связывали его с первым клиентом, казались мне вечными. Так следовало из его рассказов, и я верил ему, потому что достаточно было увидеть их вместе, и все было ясно. Им откровенно завидовали. Все были уверены, что Сашу скоро выкупят, и он покинет нас.

Но этого не произошло. Более того, в следующем круге тот клиент на Сашу не поставил. Я ничего не понимал. Да и остальные были в шоке. А как Саша переживал... Никто не сомневался, что он сломается. Но каково было удивление, когда в следующий срок повторилась история с другим клиентом.

Я все ждал, что Саша хоть раз помянет первого худым словом. Но, ты знаешь, ни тени упрека. И я видел, что это не рисовка. Он по-прежнему был очень искренним и открытым. И опять все любили его и страшно завидовали.

Возможно, это рок, история повторялась в каждом круге, каждый раз клиенты менялись. Но я думаю, что кто-то приложил к этому руку. Не исключено, кто-то добивался, чтобы Саша, как все, стал просто продажным мальчиком.

Сколько я пережил за это время. Иногда мне хотелось, чтобы он иссяк в этой жажде любви, чтобы огрубел сердцем и не принимал все эти муки на душу, совершенно беззащитную.

Конечно, что-то в нем менялось. Он становился более сдержанным, более мудрым, что ли. Но надеяться не переставал. И опять любил! Как просто все решилось бы, если бы он полюбил меня. Я пытался сделать наши отношения более близкими, но он, я уверен, сознательно уходил от этого. Однажды он сказал, что самое страшное для него - потерять во мне друга, потому что другого у него не будет. А любовь он все равно встретит.

И вот случилось так, что на него не поставил никто. Это было так же невероятно, как если бы все в круге захотели враз собственной кастрации. Я был уверен, что все подстроил Шеф. Не знаю как, но все произошло неслучайно.

Что толку сейчас рассказывать, как я бился, как пытался восстановить справедливость. Тогда-то меня и окрестили правдоискателем. А для меня вывод Саши в расход был равнозначен смерти.

До сих пор я не знаю, что самое страшное в этой истории. Когда я увидел его иным? Безжизненным. Он даже со мной не хотел видеться. В расход он не пошел. Просто вернулся домой.

Я помню эти несколько дней пустоты и ожидания. Мальчики были в смятении, до сих пор такой поступок казался немыслимым. Я уговаривал Шефа не трогать Сашу и, если возможно, мной заменить его в расходе. Знаешь, тогда, пожалуй, впервые я столкнулся с Шефом так близко. Назови это наивностью или интуицией, но я почувствовал, что не он причина злоключений Саши, что ситуация однажды вышла из-под его контроля, а дальше он только сохранял видимость управления происходящим. Мне показалось, что он сам был в растерянности.

А может быть, я просто не мог поверить, что конкретный человек способен на такое зло. Зло для меня всегда было чем-то глобальным, не зависящим от воли человека. Важно, чтобы каждый оказывал ему сопротивление, и только тогда оно не свершится. Я и сейчас думаю, что один человек не способен творить зло. Ему бы просто не позволили остальные, умеющие отстаивать добро...

А потом мне позвонил Саша. Я сомневаюсь, он ли это был. Только я, любящий его, мог в это поверить. По сути, уже тогда его не было. Он сказал, что в почтовый ящик опустили конверт, подписанный "Саше лично в руки". Скорее всего, это задумывалось, как предупреждение. Но конверт вскрыли родители. Тогда впервые я, а потом и все, узнали о существовании фотографий мальчиков и клиентов в деле. Но круг от этого не распался. Каждый боялся, что и по его адресам может отправиться подобный конверт.

Шеф, конечно, утверждал, что не имеет к этому никакого отношения, что он разберется, что в круге гарантированы конфиденциальность и неприкосновенность... А Саша повесился.

Я до сих пор не знаю, кому обязан...

Говоря все это, Гера не спускал глаз с Дима. Ему казалось, что он говорит все это Саше, словно пытаясь оправдаться за что-то. Дим опустил голову. Гера гладил его плечо.

- Димка, я уже все решил. Мне необходимо уйти от всего этого. Я ведь не чистый гей. Теперь я хочу иметь семью и детей, хочу покоя и стабильности. Я не смогу проживать все это снова и снова. Этот круг не для меня. Но ты одним своим присутствием разрушаешь еще не укрепленные постройки. Что ты скажешь мне?

Дим осторожно отвел руку Геры.

- Я не хочу ничего разрушать. И у меня была цель. Но я все время ошибаюсь. А теперь я думаю, что ты прав. Невозможно вернуть тех, кого уже нет. И мне пора остановиться.

Гера поцеловал Дима в щеку.

- Но ты должен знать, что о тебе я буду помнить всегда. Я бы не хотел потерять тебя. Жизнь такая длинная.

Дим посмотрел на него, лицо его просветлело.

- Я сейчас засну. А проснусь совсем другим. Не беспокойся за меня. Я тоже буду помнить о тебе. О вас.

Гера обнял его.

- Хочешь, я останусь с тобой до утра? У меня нет сил уйти.

Дим тихо засмеялся:

- Нет, я хочу сохранить твою девственность для твоей избранницы.

Гера смущенно улыбнулся. Уходя, сказал:

- Увидимся.


* * *

Войдя в кафе, Женька увидел за стойкой бара Мики в тот момент, когда тот открывал кассу. Глаза у Женьки округлились.

- Мики, ты вышел из подполья и успел настолько обнаглеть, что запускаешь руку в выручку Шефа! А может быть, ты еще и обслуживаешь? Для того, чтобы вдоволь полюбоваться на это, я готов спиться.

Мики снисходительно улыбнулся:

- Чего тебе налить?

- Сто раз по три капли водки, - язвительно ответил Женька. Потом, оглядевшись по сторонам, недоуменно заметил: - Стоило тебе встать за стойку, как наша "плешка" опустела. Признавайся, ты всех отравил?

Мики налил Женьке сто грамм водки, не отрывая от него насмешливого взгляда:

- Все на вечеринке у Эсмеральды.

Женька уставился на Мики:

- Кажется, я не там проснулся. Ты за стойкой, а все отправились к Эсу. Неужели добровольно?

Женька опрокинул стаканчик. Мики загадочно молчал.

- Мики, только не надо строить из себя Джоконду. Все твои тайны лезут из тебя, как дерьмо из дырявого горшка. Ну, что еще придумал этот убогий? Организовал клуб ВИЧ-инфицированных, а круг полным составом в него записался?

- Я не знаю. То есть, я слышал что-то, но все это так неопределенно, - уклончиво ответил Мики. - Спроси лучше Динго.

Женька оглянулся. По залу шел Динго. Женька, радостно улыбаясь, пошел ему навстречу.

- Динго, несмотря на свой возраст, ты прекрасно выглядишь.

Динго только покосился на него и, обойдя стороной, направился к бару.

Мики, что ты здесь делаешь?

Женька, следовавший за ним, ответил за Мики:

- Он осваивает смежную профессию. Он теперь не только дает, но и подает.

Ни Мики, ни Динго не отреагировали на его реплику. У Динго был подавленный вид. Мики спросил, наливая ему в бокал вино:

- Ты не пошел к Эсмеральде?

Динго обреченно вздохнул:

- Куда я денусь. Ты, наверно, уже знаешь, как он это сделал. Мики, может быть, ты объяснишь, что происходит? Где Шеф? Что означает эта вечеринка? Я ничего не понимаю. Во что превратился круг!

Мики сочувствующе кивал головой:

- Дина, я сам теряюсь в догадках. Я знаю не больше, чем ты. Каждый из круга получил в качестве пригласительного билета свою фотографию, сам знаешь какую. Думаю, никто не осмелится не принять приглашение. Тебе лучше сейчас пойти туда.

Динго отпил из бокала, поднес пальцы к губам, словно хотел удержать стон:

- Все это так ужасно! Откуда эти фотографии у Эсмеральды? Он потерял голову. Как Гриф мог допустить такое? Что будет с нами? Неужели даже после того, что случилось, нас не оставят в покое?! Мы так наказаны! Но за что?

Тут откликнулся Женька:

- Что касается тебя, то теперь я верю в высшую справедливость. Теперь ты узнаешь, как бывает человеку, когда его добивают. Просто облиться краской для тебя сейчас было бы счастьем. Но от этого тебе не отмыться. Ты помнишь, на что ты обрек Голубку? Всю ночь трахаться с четырьмя голодными мужиками для тебя будет пределом мечты. Но кому ты теперь нужен!

Динго трясло, как в лихорадке. Он в ужасе воззрился на Женьку:

- Оставь меня, ради Бога!

Он отошел и сел за столик. Женька следовал за ним.

- Бога вспомнил. Милосердия захотелось. А к Голубке ты был милосерден, когда там, под аркой, на него с дружками напал? А моих родителей ты пожалел, когда сутенером меня перед ними выставил? - вдруг Женька засмеялся. - Да ладно, я не злопамятный. Что с тебя теперь! Мы в расчете. Как я тебя к Иванову подсунул, а!

Рука Динго дрожала, вино выплескивалось из бокала.

- Так ты знал!

Женька склонился над ним, придвинув свое лицо почти вплотную к его лицу, и злорадно прошептал:

- А ты как думаешь?

Словно не веря, Динго тряс головой, потом выплеснул остатки вина в лицо Женьке. Тот только ухмыльнулся:

- Ты мне еще больше нравишься вот таким - вульгарным и банальным. Я бы сейчас расцеловал тебя, да вот беда, противогаз дома оставил. А ты ведь теперь... сам знаешь.

Динго вскочил с места и выбежал из кафе. Женька взял из стаканчика салфетку и вытер лицо. Потом, криво улыбаясь, подошел к стойке.

- Мики, ты считаешь себя умным, хочу проверить. Вот ответь, почему, когда отомстишь своим врагам, не становится легче?

Губы Мики дрогнули, но он остался серьезным.

- А ты не пробовал подставить вторую щеку?

- Пробовал. И понял - у дураков слишком мало щек. Я подскажу тебе правильный ответ - доброму человеку нельзя местью заниматься. Он мстит, но при этом еще больше жалеет.

Мики все-таки улыбнулся.

- Ты прошел тест на доброту?

- Мики, зря ты себя умным считаешь. Но водку разливать у тебя хорошо получается. Не глядя. Здорово! Так налей еще. Скверно мне.

Женька снова выпил. Мики облокотился на стойку, чтобы быть ближе к нему и вкрадчиво заговорил:

- От того тебе скверно, что выбор неправильный сделал. Все силы пустил на этого мальчишку, а он и был таков. Предупреждал я тебя и сейчас повторю: подумай хорошенько, еще не поздно. Мне нужна твоя помощь. Ты ведь знаешь, я попусту не болтаю. Пора Шефа с места скинуть, и я это сделаю. Для вас же стараюсь, а вы... Теперь он Эсмеральду своим помощником сделал за то, что тот Грифа ловко окрутил. Да так окрутил, что тот теперь и пикнуть не смеет. Вот-вот с женой разведется.

А теперь представь, что архивом Шефа теперь Эсмеральда распоряжается. Каждому в круге давно известно, на что способен этот истерик. Отдать фотографии в его руки - безумие! С этим СПИДом Шеф совсем спятил. Если сейчас мы не возьмем все в свои руки, потом будет поздно.

Женька уже захмелел. Он хитро прищурился.

- Что конкретно ты предлагаешь? Уничтожить архив?

Мики горячо возразил:

- Нет, ни в коем случае! Мы должны выкрасть его, но не это главное. Надо Иванову сказать, что Шеф ему специально инфицированного подложил.

Женька ответил ему в тон:

- Так что же ты Иванову-то и не доложишь?

Мики слегка отодвинулся:

- Я не могу, мне рисковать нельзя. Как же я потом во главе круга встану?

- А-а... - понимающе протянул Женька. - Тебе нельзя, так ты мной решил пожертвовать.

- Тебе это ничем не грозит. Ты был помощником Шефа, но отрекся от него, узнав о его злодеяниях. А в круге ты сможешь потом действовать тайно. Тебе даже лучше будет. Твоя репутация из-за Шефа все равно подмочена.

- Мики, я сказал тебе, что ты неумный. Я ошибся, - Женька подобострастно смотрел на Мики. - Ты не просто не умный, ты безнадежный идиот. К тому же, социально опасный. Ты был в круге, ты был в расходе, ты в изгнании, но все равно ничего не понял. Как же тебе живется без опеки, бедный, брошенный всеми кретин!

Женька готов был разрыдаться. Мики стиснул зубы, но при этом раздвинул губы в улыбке:

- Как ты думаешь, какую бы фотографию Эсмеральда прислал бы тебе в качестве пригласительного билета? То, что делал ты, это ведь не шалость, которую просто не поймут родители, это преступление, за которое тебя изолируют от общества.

Женька расхохотался, потом, нахально оскалившись, ответил:

- Меня слишком долго этим пугали. И я слишком долго ждал, что это вот-вот произойдет. Я слишком многим ради этого пожертвовал. А теперь я хочу, чтобы это, наконец, произошло! И тогда посмотрим!

Мики похлопал его по плечу.

- О, да ты у нас сегодня храбрец! И всего с двухсот граммов водки. А что будет завтра? Завтра сколько водки тебе понадобится, когда ты рядом со своей фотографией увидишь точно такую же, но с Димом.

Женька с хрипом бросился через стойку на Мики:

- Что ты сказал, скотина?!

Через секунду Мики лежал на полу, Женька сидел на нем верхом и бил по щекам. Мики пытался защищаться. Когда Женька перестал его бить, то, к своему удивлению, обнаружил, что лицо у Мики вовсе не испуганное. Он смотрел на Женьку с приторной кротостью.

- Женя, ты зря силы тратишь. Я всего лишь подменил за стойкой Бари, когда он меня об этом попросил. Теперь уже ничего не исправишь.

- Бари!!!

Женька вскочил на ноги и пулей вылетел из кафе.


* * *

Комната походила на аквариум. Слабый свет светильников выхватывал из полумрака медленно движущиеся фигуры. Движения присутствующих были осторожными и плавными. Даже если кто-то разговаривал, звуков практически не было слышно. Тихая музыка воспринималась частью вязкой среды. Помещение казалось герметичным, никто не входил в комнату и не выходил из нее. Но все непроизвольно двигались только вдоль стен, словно искали хоть маленькое отверстие в надежде выскользнуть из этого мрачного плена.

- Уверяю тебя, это последнее подобное мероприятие для нас с тобой, - сказал вполголоса Босс стоявшему перед картиной спиной к нему Гере.

- Ты это уже говорил, - спокойно заметил тот.

- Но ты же понимаешь, почему мы не могли не прийти сегодня. Но я уверен, все выяснится. Это идиотская шутка. Шеф никогда не пускал в ход эти фотографии.

- Вот именно. И это уже не шутки.

Босс помолчал, потом сказал, стараясь твердым тоном внушить Гере уверенность:

- Повторяю, сейчас все выяснится. Я только жду Шефа. Он, очевидно, не подумал...

Гера, наконец, оторвал взгляд от акварельных разводов и обернулся к Боссу.

- А я думаю, что он все очень хорошо продумал и давно. Разве ты еще не понял, что и твое положение, и твои деньги - ничто рядом с его властью. Мы все в его власти.

Лицо Босса стало жестким.

- Ты паникуешь и теряешь трезвый взгляд на вещи. То, что я нахожусь сейчас в этом борделе, распорядителем в котором является Шеф, не говорит о том, что он хозяин положения. Стоит ему сделать неверный шаг...

Гера с интересом склонил голову, ожидая продолжения, но, не дождавшись, предложил:

- А может быть, нам сейчас просто уйти? И плевать на все! Только, я думаю, если он попросит тебя остаться, ты останешься, даже если очень не хочешь этого.

Гера снова повернулся к нему спиной и перешел к другой картине.

К Боссу подошел Платон. Он осушал бокал за бокалом в надежде поскорее опьянеть.

- Как все это странно. У меня такое чувство, что нас загнали в камеру и вот-вот пустят газ. Вам так не кажется?

- Не знаю. У меня нет подобного опыта, - Босс хотел отойти, но Платон предупредительно тронул его за рукав. - Но ведь вы не можете не чувствовать, что вот-вот произойдет нечто такое... Может быть, сейчас все и откроется.

Босс незаметно отвел руку Платона.

- Завидую вам. Вы еще способны делать для себя открытия.

Платон нервно хохотнул:

- Конечно, нам с вами повезло, мы в стороне от всего этого. Над нами он не имеет власти, - он вопросительно посмотрел на Босса.

Тот ждал объяснений. Тогда Платон заговорщически подмигнул и кивнул куда-то за спину.

- Никто из них не может поручиться, что уже не является вирусоносителем.

Босс улыбнулся.

- А вы можете?

- На что вы намекаете?

- Вам никогда не хотелось попробовать анальный секс в роли пассивного партнера?

Лицо Платона вытянулось.

- Откуда вам известно... - поборов замешательство, он заговорил, то и дело оглядываясь по сторонам:

- Босс, мы с вами не первый день знакомы, поэтому я позволю себе обратиться к вам без обиняков. Вам что-нибудь известно об отношениях Лизы с Голубкой?

Продолжая улыбаться, Босс ответил доверительным тоном:

- По-моему, они ни разу не выказали друг другу неприязни.

- На что вы намекаете?

- С выводами справляйтесь сами.

Босс отошел к Гере. Платон ни секунды не мог оставаться один и подошел к Грифу и Динго. Те стояли по разные стороны светильника и, казалось, не замечали друг друга. Но когда Платон приблизился к ним, между ними зависла атмосфера прерванного разговора. Платон, сконфузившись, развел руками.

- Ну и вечерок. Веселье в разгаре.

Гриф вежливо кивнул. Платон, оглянувшись, повторил:

- Ну и вечерок, - не дождавшись ответа, добавил:

- Нас стало меньше.

Гриф понял, что отмолчаться не удастся.

- Где же ваш друг?

Платон задумался, словно пытаясь что-то вспомнить. Потом, прижав руки к груди, возбужденно заговорил, едва удерживаясь на шепоте:

- Разве вы не слышали, его зверски избили! А теперь он исчез! Совсем.

Последнее слово оказало на Платона странное действие, он несколько секунд, казалось, пребывал в забытьи, повторяя:

- Совсем. Совсем... - он вдруг пристально посмотрел на Грифа. - Вы боитесь смерти?

- Чьей?

Платон опять задумчиво кивал:

- Вы правы, это важно. - Тут он обратился к Динго: - Вы ведь с Лизой друзья?

Динго поправил его:

Подруги.

Тень пробежала по лицу Грифа. Платон усердно кивал:

- Да, да, конечно! Динго, только не подумай, что я пытаюсь… что я не доверяю или там что-нибудь в этом духе. Пойми меня правильно, это очень важно. Это важно для всех нас! Скажи, с кем в последнее время спал Лиза?

- С тобой.

- А еще?

Динго удивленно посмотрел на Платона:

- А разве этого не достаточно.

Платон отошел, но вид его не выражал удовлетворения.

- Счастливый. Сия чаша его, похоже, миновала, - Динго смотрел на Грифа. - Но ты мне не ответил.

- Я не могу выбирать. По крайней мере, не сейчас.

- Скорее всего, тебе это и не понадобится. Ты должен только признаться ей, и тогда все само собой встанет на свои места. Когда же ты поймешь, что у нас уже нет выбора.

- Я не могу причинить ей эту боль. Наверно, только сейчас я в полной мере чувствую, как она дорога мне.

- Я понимаю, но... Я, конечно, не хочу торопить тебя с решением. В конечном итоге, не мы, судьба отпускает время. Но признайся себе, во что превратится ее жизнь, если ты останешься с ней. В душе ты постоянно будешь вымаливать у нее прощение, а она не сможет простить тебя так, чтобы ты поверил. Разве она заслуживает этого? Мне показалось, что она...

- Я знаю, вы встречались.

- Она тебе рассказала? Что она сказала обо мне? Я ужасно выглядела, была в таком состоянии.

Гриф, мельком взглянув на Динго, встретился с его испытывающим взглядом.

- Ты ей понравился.

- Правда?! - глаза Динго увлажнились, он улыбнулся. - Она мне тоже понравилась. Честно. А хочешь, я с ней поговорю?

- Ни в коем случае.

- Напра-асно, - все еще улыбаясь, протянул Динго. - Нам было бы легче понять друг друга. Как женщина женщину.

Гриф неприязненно покосился на него. К ним подошел Папа.

- Скажите, вот уже час, как мы собрались. Но для чего? Что все это значит?

Гриф пожал плечами.

- Хорошо уже то, что пока ничего не происходит. Вы ждете чего-то лучшего?

Папа приложил указательный палец к щеке.

- Мне кажется, что произойдет что-то ужасное. А этот невозможный человек, - Папа кивнул в сторону развалившегося в кресле Комы, - грозится поджечь дом. Но я чувствую, это не самое ужасное, что нас сегодня ожидает.

Видя, в каком смятении находится Папа, Гриф ободряюще кивнул ему:

- Надеюсь, что вы преувеличиваете. Возможно, кому-то захотелось только слегка покуражиться над нами. Но ведь мы не доставим ему этого удовольствия. Постарайтесь держать себя в руках.

Папа немного успокоился.

- Я восхищаюсь вашей выдержкой. Поверьте, я всегда испытывал к вам искреннее уважение. И был бы рад дружбе с вами.

- Вы очень впечатлительны, - заметил Динго.

Папа смущенно взглянул на него:

- Извините, я помешал вам.

Кома положил ладонь на колено Тони, примостившемуся на подлокотнике кресла.

- Признайся, мой мальчик, ты думаешь, что я пришел сюда из страха?

Тони удивленно посмотрел на него:

- Из страха? Конечно, нет.

- Тогда почему? Как ты разумеешь своей светлой головой?

Тони смотрел на него влюбленными глазами.

- Ты надеешься увидеть его, - заметив, как нахмурился Кома, он поспешно добавил:

- А еще тебе было скучно и ты решил развлечься.

Кома поднял указательный палец.

- Вот именно. Но я устал ждать. Когда же все это начнется?

Едва он успел проговорить это, в комнату вошел Эс. Он встал во главе обильно накрытого стола.

- Господа, я приветствую вас! Позвольте открыть наш "голубой огонек" коротким сообщением, - Эс с важным видом председательствующего на собрании постучал вилкой по бутылке с водкой. - Чтобы вы знали, Шеф находится в непродолжительной командировке. На время своего отсутствия он поручил мне вести дела круга. Те пригласительные билеты, что вы получили, призваны только подтвердить это и ничего более. Своим долгом считаю организацию вашего досуга и контроль за нравственностью поведения членов, - Эс ухмыльнулся, но тут же продолжил строго и торжественно. - Непозволительное отступление от правил круга чуть не поставило под удар само его существование. Для примера хочу привести...

- Кто-то обещал, что сообщение будет коротким, - как бы между прочим заметил Кома.

Эс насладился, отпустив ему долгий, полный презрения, взгляд.

- Для примера хочу привести преступно легкомысленное поведение Голубки, которое могло отразиться на здоровье каждого члена круга. Подчеркиваю - могло. К счастью, информация о заболевании им СПИДом не подтвердилась.

Эс упивался произведенным эффектом. Сначала все растерянно переглядывались, потом враз оживились.

- О, Боже!

- Так значит никакого СПИДа не было?!

- Что за шутки! Кто распустил эту сплетню?!

- А жаль! Мы только-только начали сближаться.

Последнее сказал Кома. На этот раз Эс посмотрел в его сторону одобрительно.

- А теперь веселитесь, господа! И помните, только соблюдая правила круга, вы сохраните свое здоровье и жизнь!

Зазвучала музыка, но никто не двинулся с места. Всеми овладело одно желание - уйти поскорее и подальше от только что казавшегося неизбежным союза. 



ЧАСТЬ ШЕСТНАДЦАТАЯ
(окончание)


* * *

- Ты живешь здесь один? - Дим стоял посреди небольшой комнаты, в которой даже минимум мебели оставлял слишком мало свободного места. Кровать, казалось, занимала половину комнаты.

Бари стоял, прислонившись к косяку двери.

- Я вообще один. Вдвоем здесь было бы тесно. Наверно, такие квартиры строили для таких как я.

- Ошибаешься, многие живут в гораздо худших условиях. У тебя уютно.

Бари оживился.

- Ты правда считаешь, что у меня уютно? А я ведь и не знаю, что это такое. В детдоме трудно постигнуть, что такое уют. Мне очень хотелось сделать все, чтобы было как дома. Ты правда считаешь, что мне это удалось?

- Да, конечно. Ты вырос в детдоме?

Бари прошел в комнату, сел на краешек кровати, положил руки на колени и посмотрел на Дима снизу вверх.

- Я не люблю об этом вспоминать и говорить. Для чего? Чтобы вызвать жалость? Конечно, мне хотелось бы немного больше внимания, но не из жалости. Сколько себя помню, я всегда был один из многих. И если когда-нибудь мне доставался кусочек ласки, то только потому, что столько же ее отмеряли каждому из нас. Наверно, я как голодный на пиру. Мне хочется все и сразу. Ты очень удивился, когда я пригласил тебя к себе?

Дим не был заинтригован приглашением Бари. Он, скорее, просто поддался течению жизни. Разочарования последних дней выбили его из колеи, и у него уже не хватало сил оценивать происходящее.

- Мне надо было удивиться?

- Я бы удивился. И не пошел бы. Если бы я был таким, как ты, таким ярким, таким... необыкновенным, я бы просто не обратил внимания на просьбу такого неприметного парня, как я. Но я верил, что у тебя большое сердце. Я все время наблюдал за тобой и восхищался. Сколько раз я мечтал о том, что когда-нибудь мы окажемся вот так, вдвоем. Но даже в мечтах я не мог себе позволить прикоснуться к тебе. Вот если бы я был ухоженным домашним ребенком, избалованным лаской и вниманием, я бы надеялся хоть на каплю твоего тепла. А тебе, наверно, и слушать все это неприятно.

Теперь Дим действительно был удивлен поведением Бари. Раньше он казался ему более уверенным и знающим себе цену. В то же время, слова Бари тронули его.

- Бари, ты напрасно создаешь эту дистанцию между нами. Во мне нет ничего необыкновенного. Наоборот, я мог бы назвать тебе столько своих недостатков. И разве мог бы кто-нибудь назвать тебя неприметным. Скажи, как ты оказался в круге?

Бари смутился.

- Да я и не в круге вовсе. Я же за стойкой. Когда-то Шеф пожалел меня и принял на работу.

- Когда-то? Странно, что он принял тебя на такое место, несмотря на твой возраст.

Бари смутился еще больше.

- Нет, я ведь не сразу встал за стойку. Сначала был на побегушках. Шеф всегда говорил, что я смышленый, а потом... Я ведь только выгляжу, как мальчик. Мне бы не хотелось, чтобы я был таким в твоих глазах. Ты, наверно, думаешь, что я несмышленыш, что ничего не умею. Может быть, отчасти это и так. Но в мечтах, в фантазиях...

Бари говорил все более страстно, жадно ловя взгляд Дима. Дим, заметив это, попытался перевести разговор на другую тему.

- А как ты относишься к тому, что происходит в круге?

Бари поднялся с кровати. Дим отошел к окну.

- Многое мне кажется неприглядным. Но я понимаю тех, кто добивался тебя. Конечно, они уверены в себе, у них положение, деньги. А всех моих денег не хватило бы, чтобы получить хотя бы один твой поцелуй. Но разве это бывает только за деньги? - Бари шагнул к Диму. - Разве нельзя подарить его просто потому, что человек влюблен. Я так противен тебе, что ты не можешь поцеловать меня? Хотя бы из жалости!

Бари упал на кровать и, уткнувшись в ладони, заплакал. Дим смотрел на него и не знал, что делать. Что-то в происходящем настораживало его. К тому же, в последнее время он слишком много подавал надежд, и всегда это заканчивалось печально.

- Не надо плакать. Хотя... говорят, что со слезами из сердца уходит печаль. А иначе она останется там навсегда. Мне иногда тоже хочется поплакать, когда становится жалко себя.

Дим все же подошел к Бари, сел рядом на кровать и стал гладить его по голове.


* * *

- Ну, что же вы?! Активнее, активнее! - подбадривал Эс, пританцовывая на месте.

Никто не откликался на его призывы. Тогда он достал из кармана пачку фотографий и принялся тасовать ее, как колоду карт.

- Нет, хорошие мои, так дело не пойдет. Каждый, слышите, каждый должен внести свою лепту в общее дело. Да, мы на время разбрелись, ослабли связи, но смутные времена прошли, и мы должны вновь раскрыть друг другу свои объятия, - Эс подошел к Боссу. - Понимаю, что трудно, но надо постараться. Мы должны сохранить все лучшее, что было между нами. Мы навсегда откажемся от иллюзии, что там, вне круга, нам будет лучше. Никакие деньги не облегчат горечь разлуки. Отныне мы отменяем унизительные выкупы в круге. Мы - одна семья и всегда должны быть вместе.

Эс выбрал из колоды одну из фотографий и подал Боссу.

- Вот наше истинное лицо, и мы не должны его стесняться. Это наша суть! А теперь вперед! Смелее!

Эс вывел Босса и Геру на середину комнаты. Гера хотел было воспротивиться, но Босс взглядом остановил его.

- А вот еще!

Эс выбрал им еще по фотографии. Босс и Гера неловкими движениями, не глядя друг на друга, начали свой танец. Смеясь, Эс подошел к Динго.

- А ты, подружка, отчего такая грустная? Танцевать разучилась? А-а, у тебя же нет пары. Ну, ничего, мы тебя без мужчинки не оставим. Я не злопамятный, подберу тебе лучшее. Эс пальцем поманил к себе Платона. Тот с готовностью подбежал к нему. Эс похлопал его по плечу.

- Умница! Ты заслуживаешь нашу Диночку. Конечно, это не Лиза. Годы уж не те, но посмотри, какая она красавица.

- Прекрати кривляться! - Гриф резким движением отстранил руку Эса, которую тот протянул к Динго, чтобы похлопать его ладошкой по щеке.

Глаза Эса сузились.

- Любимый, не мешай мне работать. Может быть, ты сердишься, что тебе фотографий не досталось? Не волнуйся, у меня их много. Часть я запечатал в конверт и подписал твоей бывшей жене. Правда, пока не отправил. Куда спешить? Мне почему-то так жалко ее стало. Одно дело, когда кто-то, где-то, с кем-то... А совсем другое дело увидеть, как твой муж...

Гриф с размаху ударил Эса по лицу. Тот устоял на ногах только потому, что повалился на Платона. Платон поддержал его, а Грифу сказал с упреком:

- Зачем вы так?! Вы всех нас погубите!

Эс засмеялся:

- Ничего, я стерплю. Он хозяин не только моей души, но и моего тела. Он любит меня и очень скоро это докажет. А ты, Платон, приглашай даму, пока я добрый.

Затем Эс вывел танцевать Папу, сунув ему в руки стул. Странным образом он обошел Кому и Тони.

- Ну, что же вы как неживые! Команда была танцевать, а не пастись! - Эс расхохотался. - Ах вы мои тихие, скромные овечки! Смотрите сюда, на своего пастушка! Я покажу вам, как надо веселиться!

Он почти до предела прибавил громкость музыки, скинул с себя всю одежду и вскочил на стол. В следующий миг он уже отплясывал, передвигаясь по столу и удивительным образом не задевая приборы и блюда. Все, как завороженные, следили за его движениями. Казалось, он почти не смотрит под ноги, но ни один предмет на столе не был сдвинут с места.

Музыка ускоряла ритм, ноги Эса все быстрее перемещались по крошечным свободным местам между посудой. При этом он еще умудрялся извиваться всем телом, иногда подхватывая из вазы с фруктами какой-либо плод и бросая его застывшим в изумлении зрителям.

Музыка закончилась. Эс спрыгнул со стола и бросился к Грифу.

- Пойдем, жизнь моя, я подарю тебе свою страсть! Я так хочу тебя прямо сейчас! Пусть все узнают о нашей любви! Разве ты еще не понял, что все это ради тебя!

Эс увел его в соседнюю комнату, осыпая фотографиями. Вскоре оттуда уже раздавались его стоны и вскрики.

Кома что-то сказал Тони. Тот выключил музыку.

- Простите, что я прервал ваше веселье, но уж слишком скверно вы танцуете, - скривившись, Кома обвел всех мрачным взглядом.

- Помолчите, вы такой храбрый только потому, что он вас не тронул, - Платон все еще обнимал за талию Динго. Тот стоял, отрешенно глядя в сторону.

- Попробовал бы. Потому и не тронул, что не рискнул, - усмехнулся Кома.

- Ах, оставьте! - почему-то шепотом огрызнулся Платон.

Все молчали, невольно слушая любовные стенания Эса.


* * *

В прихожей прозвенел звонок, и тут же послышались удары в дверь. Кто-то кричал в подъезде. Дим быстро поднялся.

- Не беспокойся, я открою.

Едва щелкнул замок, дверь распахнулась и в квартиру, чуть не сбив Дима с ног, ворвался Женька.

- Где этот гаденыш?!

Женька вбежал в комнату. Бари приподнялся на кровати и испуганно смотрел на него заплаканными глазами. Женька схватил его за грудки.

- Уже разлегся, говнюк! Ты опять за старое! На этот раз тебе это с рук не сойдет.

Женька метался по квартире, расшвыривая вещи, срывая со стен картины, полки.

- Где она?! Говори, пока я не разворотил этот гадюжник! Говори, или я сожгу все к чертовой матери!

Дим изумленный застыл в дверях, не решаясь войти в комнату. Его так же поразило выражение лица Бари. Только что по-детски обиженное, оно ожесточилось. Колючим взглядом Бари следил за каждым движением Женьки. Дим переминался с ноги на ногу.

- Женя, что ты ищешь?

Женька, словно только что вспомнив о нем, остановился.

- Что между вами было?

- О чем ты говоришь?

- Я спрашиваю, чем вы тут занимались?! - злость, с которой Женька наступал на него, вконец привела Дима в замешательство.

- Я не понимаю.

Женька подскочил к Бари и рывком поднял его с кровати.

- Вставай, ублюдок! Убить тебя мало, змееныш! Признавайся, в постель хотел его затащить?! А?!

Бари тряс головой:

- Н-нет...

- Врешь! Хотел и его подставить! Тебе сколько лет, сопляк?

- Семнад...

- Что?! - Женька ударил его так, что Бари снова оказался распростертым на кровати.

- Ну что, вернулась память?

Бари слизнул кровь с губы.

- Ты за это ответишь.

Женька захохотал:

- Да знаю я! Знаю все твои штучки. И пусть Шеф полюбуется, как я тебя душить буду.

С этими словами Женька бросился на Бари. Дим успел схватить его сзади и оттащить от кровати.

- Дим, пусти! Ты ничего не знаешь! Этому недоноску только пятнадцать лет. У него здесь где-то видеокамера спрятана. По заданию Шефа он заманивает сюда таких лопухов, как мы с тобой, изображает из себя сиротку, а потом... И поди докажи... Знаешь, как это называется? Совращение несовершеннолетних! Теперь ты скажешь, что у вас тут было?

Дим недоверчиво смотрел на Бари, тот затравленно отодвигался в угол, потом зло выпалил:

- Ничего не было! Только Шефа ты зря сюда приплел. Никаких указаний он не давал. Я сам решил отомстить.

Теперь уже не только Дим, но и Женька удивился.

- Отомстить? За что?

- Это он Шефу все испортил! Это из-за него круг разваливается! Ненавижу!

Женька рванулся к Бари, но Дим снова удержал его. Женька с трудом подавил в себе ярость.

- Дим, отпусти, я не трону его. А поговорить надо. Бари, а мне ты за что мстил? Или все-таки тогда Шеф распорядился?

Бари, убедившись, что гнев Женьки утих, немного успокоился.

- Нет, Шеф вообще никогда ничего такого не говорил.

- А как же фотографии? На них же все из круга. Это же надо было так сработать. Без Шефа ничего бы не вышло. Он же сам меня ими все время дразнит, теми, где мы с тобой...

- Он ими воспользовался, но он ни при чем.

- А кто при чем?

- Я не могу сказать. Ты скоро сам узнаешь.

Женька перевел дух, стараясь справиться с новой волной гнева.

- Конечно, узнаю. Ты мне и скажешь. И прямо сейчас. Черт! А ведь я мог не успеть! Спасибо Мики...

- Мики?! - изумление Бари было неподдельным.

- А что Мики? - насторожился Женька.

- Мики сказал тебе, что Голубка у меня?

- Да. А что? Хотя, я и сам никогда от Мики ничего путного не ожидал. В одном я с ним, пожалуй, согласен - пора кончать с этой лавочкой. Мне наплевать на его планы, но то, что он Шефа скинуть хочет, совпадает с моими желаниями.

- Мики?! - видно было, что Бари не может прийти в себя.


* * *

Эс и Гриф вышли из соседней комнаты. Эс прижимался к Грифу, обняв его за талию. Рука Грифа безвольно лежала на его плече.

- Ты был великолепен! - воскликнул Эс и потянулся, чтобы поцеловать его.

Гриф, не поднимая глаз, отвернулся.

- Гриф, тебя опустили? - участливо спросил Кома.

- Не сметь! - заорал Эс. - Я заткну тебе твою поганую пасть!

Он бросился разыскивать среди разбросанных на полу фотографий ту, на которой был запечатлен Кома.

- Не трудись. Я готов повторить то, что там изображено перед всеми желающими посмотреть. Со мной этот номер не пройдет, - он подошел к Грифу. - А ты-то на что надеешься? Неужели ты еще не понял, что никогда не сможешь удовлетворить этого больного. Стоит ли пачкаться.

Гриф, ни слова не сказав, вышел на кухню. Эс схватил Кому за лацканы пиджака, на что тот двумя пальцами сдавил ему нос и подвел лицо Эса к своему паху.

- Посмотри сюда и запомни свое место. Выше тебе никогда не подняться.

Когда он отпустил Эса, кровь у того закапала на рубашку. Эс, не обращая на это внимания, злорадно оскалился.

- Я знаю, что надо сделать. Я пущу Голубку в расход. А тебе буду присылать фотографии, чтобы ты полюбовался, как его трахают пять... нет, десять мужиков. А потом я подошлю к нему инфицированного, и тогда он на самом деле станет СПИДоносцем. И только после этого он попадет в твои руки и сдохнет на них. Тебе не кажется, что пришла и твоя очередь станцевать?

Кома, не двигаясь, смотрел на Эса тяжелым взглядом. Но тот не унимался.

- Если хорошо станцуешь, может быть, я и изменю планы. Может быть. Так что постарайся. И помни, жизнь Голубки теперь зависит от твоих хореографических способностей.

Кома шагнул к Эсу, тот не двинулся с места. Платон бросился к Коме.

- Прошу вас! Мы вас все просим, сделайте это. Все это слишком далеко зашло. Это же шутка! Давайте веселиться!

Эс скривил губы:

- Нет, это не шутка. Мне не нравится, когда меня заставляют ждать. Еще секунда и ты станцуешь нам голым. Вот уж мы повеселимся.

- Хотите повеселиться? - тихо переспросил Кома. - Повеселиться. Ну, что ж, видно пришла и моя очередь сплясать. За себя и за Голубку. Мало не покажется.

Он повернулся спиной к Эсу.

- Тони, мальчик мой, вруби-ка музыку, да погромче.

Тони включил музыку.

- Громче!

Тони прибавил громкость.

- Еще!

Музыка уже гремела так, что посуда на столе звенела. Кома медленно поклонился всем присутствующим, сбросил пиджак. Эс в каком-то диком экстазе впился в него взглядом.

Вдруг Кома вскочил на стол и принялся скакать по тарелкам, распинывая фужеры. Как футбольный мяч в сторону Эса полетела ваза с фруктами, он едва успел увернуться. Во все стороны разлетались бутылки и салаты. Все бросились врассыпную, прячась за кресла и стулья. Кома хохотал как сумасшедший.

Гриф дрожащими руками вылил содержимое пузырька в бокал с вином.

- Кого собираешься отравить?

За спиной стоял Динго. Гриф на минуту замер, словно ожидая, что ему наденут наручники.

- Не тебя.

- Надеюсь. Если это для Эсмеральды - самое время.

Гриф словно хотел оправдаться:

- Это не может больше продолжаться.

Динго успокоил его:

- Я понимаю. Действует мгновенно?

- Да. Он не будет страдать.

- Жаль. Ему следовало бы напоследок узнать, что такое страдание. Но разумнее было бы это сделать не здесь. Или хотя бы после нашего ухода.

Гриф смотрел на Динго в некотором замешательстве.

- Ты так говоришь, словно проделываешь это постоянно.

Динго скрестил руки на груди.

- Может быть, и так. Если опустить разницу между тем, о чем думаешь и тем, что делаешь. Ты должен знать: я с тобой, что бы ты ни сделал. И куда бы тебя это ни привело, последую за тобой.

Гриф стоял с двумя бокалами, погрузившись в тягостные раздумья. Потом безучастно спросил:

- Что там за шум?

- Кома танцует.

- А-а...

- Бокалы не перепутай.

- Хорошо.

В комнате на несколько секунд воцарилась тишина. Но тут же раздался истошный вопль Эса:

- Я тебя уничтожу! Весь город увидит твои фотографии, извращенец!

Гриф и Динго вошли в комнату, когда Кома бросился на Эса. Остальные пытались растащить их. Никак не удавалось разжать пальцы Комы на шее Эса. Тот уже хрипел.

- Может быть, твоего участия и не понадобится, - шепнул Динго Грифу.

Эс не сводил с Грифа вытаращенные глаза. Они молили о помощи.

- Костя, оставь его. Ты испортишь себе жизнь.

Гриф сказал это спокойно и глотнул из бокала. Динго опасливо следил за каждым его движением. Кома отпустил Эса, вытер ладонью пот с лица. Вид у него был безумным.

- Ты пожалеешь, что остановил меня. Кто-то все равно должен это сделать. Удавить эту тварь!

Гриф протянул Эсу бокал.

- Выпей и успокойся.

Эса трясло. Вдруг он заплакал. Бокал он держал возле губ не в состоянии сделать глоток. Слезы капали с лица и смешивались с вином.

- Вы все ненавидите меня, вы все хотите моей смерти. С самого начала... Когда я пришел в круг, я любил всех. Никто из вас не знает, как я умею любить и как я страдаю. Никто не ищет моей любви. Зачем тогда жить?! Дайте мне яду, я хочу отравиться! Я не хочу больше терпеть эти муки! Или сжальтесь надо мной. Я хочу так немного, только капельку счастья, - после короткой паузы он начал смеяться, обвел всех заплаканными злыми глазами. - Но даже отравить меня вы не сможете. Вы же такие порядочные! Как бы вы жили после этого, как бы восхищались собой, как бы целовали свои чистенькие ручки, смотрели бы в зеркале на свои честные глазки. А я ничего. Я - тварь и буду преспокойненько вытирать об вас ноги! Ваше здоровье, господа!

Эс поднял бокал.

- Постой, - Гриф взял из его руки бокал и отдал свой. - По традиции круга я хочу обменяться с тобой желаниями.

Эс поцеловал руку Грифа, когда тот менял бокалы.

- Любовь моя, твои слова вернули меня к жизни. Я снова хочу жить. Теперь только смерть разлучит нас. Это и есть мое самое заветное желание. Надеюсь, оно сбудется! - Эс залпом осушил бокал.

Динго бросился к Грифу.

- Нет! Ты не сделаешь этого!

Гриф отстранил его.

- Ты не можешь помешать сбыться моему желанию.

Динго упал на колени.

- Умоляю, исполни и мое желание, оставь мне вина в твоем бокале. Ради всего, что было между нами.

В прихожей раздался звонок. Звонили долго и непрерывно.

- Я открою, - Платон вышел из комнаты.

Воспользовавшись заминкой, Динго выбил бокал из руки Грифа. Эс подбежал к нему.

- Ах ты змея! Ты хочешь разлучить нас!

В комнату вместе с Платоном вошли Женька и Дим. Диму было плохо, он обессиленный прислонился к стене. Женька удивленно оглядывал погром, царивший вокруг.

- Развлекаетесь, - усмехнулся он. - Напоследок. Все, нет больше круга. Все свободны.

Все замерли в ожидании.

- Бари нам все рассказал. Шеф не вернется.

- А как же он? - Босс указал на Эса.

- Он? - Женька обошел вокруг Эса, брезгливо оглядывая его с ног до головы. - Кончился твой звездный час. Надеюсь, ты не в обиде, что тебя слегка попользовали.

- А фотографии? Шеф увез их с собой? - воскликнул Платон.

- Не было у Шефа никаких фотографий. То есть, были только те, на которых я. Но теперь и их нет. Все это дело рук Мики. Это он решил использовать круг. Сначала прикинулся помощником Шефа. Тот и согласился везде установить камеры, для острастки. Пускать фотографии в ход, если верить Бари, он не собирался. Зато у Мики были грандиозные планы. Никто и ни в чем ему не посмел бы отказать. Что он и продемонстрировал на Шуре. Да, Гера, это Мики ты обязан, потеряв Шуру. Про СПИД тоже он "утку" пустил. И доканал-таки Шефа. А теперь эту погремушку выставил, - Женька кивнул на Эса. - Хотел реакцию проверить, чтобы уж наверняка потом объявиться. Все негативы и фотографии у Мики.

Лицо Геры было каменным.

- Он их отдаст. Все до единой. Где он сейчас?

- В кафе. За стойкой.

После ухода Геры воцарилось молчание. Вдруг Эс бросился собирать с пола фотографии.

- Нет, так просто вы от меня не отделаетесь!

Платон бросился к нему, вырывая их из его рук, и разрывая на части. За ним последовал Босс. Динго взял Грифа за руку и они ушли. Папа, до сих пор тихо стоявший в углу, подошел к Диму.

- Димок, здравствуй. Ты такой бледный. Что с тобой?

Дим улыбнулся ему. Он тяжело дышал.

- Я, кажется, умираю.

- Не говори так. Теперь все будет хорошо.

Папа обнял его и усадил в кресло. Женька принес Диму стакан воды.

- Дим, я вызову "скорую".

- Нет, нет, сейчас все кончится. Я хочу этого. Я хочу вернуться.

Между тем, уничтожив все фотографии и оставив Эса биться в истерике на полу, ушли и остальные. Эс бросился предупредить Мики в надежде вернуть былое господство. В комнате остались Дим, Женька, Папа, Кома и Тони.

Кома шепнул на ухо Тони:

- Малыш, пора. Ты помнишь, о чем я тебя просил?

Тони испуганно затряс головой. Кома выразительно посмотрел на него.

- Ты сделаешь все быстро и аккуратно. Он должен остаться здесь.

- Я не смогу. Я не хочу.

Кома обратился к присутствующим:

- Оставьте нас с Голубкой ненадолго, нам надо поговорить.

Дим смотрел на него затуманенным взглядом. Он уже плохо понимал происходящее.

- Ну! Живо выйдите все! - Кома готов был вытолкать всех силой.

- По какому праву... - начал было Папа.

- Заткнись, тебя не спросили! Убирайся к черту! Ты что, не видишь, в каком он состоянии?! Только я смогу ему помочь.

Несмотря на сопротивление, Тони и Женьке удалось увести с собой Папу. Кома присел рядом с Димом, взял его за руки.

- Дим, это я. Ты слышишь меня? Это я. Ты и сейчас меня не узнаешь?

Дим пристально смотрел на Кому. Взгляд его прояснялся, но на лице отразилась крайняя растерянность.

- Ты?!

- Я, - пожал плечами Кома. - Такой вот...

Дим продолжал смотреть на него, словно впервые увидел. Смутные воспоминания проносились в его памяти, он то хмурился, то улыбался.

- Почему ты раньше... Хотя, ты пытался. Но...

- Я понимаю. Но что же делать, если именно такими хотят стать многие тихие мальчики. Я тебе очень неприятен?

Дим закрыл глаза, на лбу выступил пот. Кома достал платок, вытер пот со лба и провел ладонью по щеке Дима. Тот улыбнулся.

- Мне кажется, я узнаю тебя.

Кома оглянулся, на пороге комнаты стоял Тони. Кома кивнул ему. Тони нервно мял пальцы и во все глаза продолжал смотреть на Кому. Тот сдвинул брови и строго покачал головой, потом повернулся к Диму.

- Потерпи еще чуть-чуть, сейчас тебе станет легче. Мы будем жить здесь. Я постараюсь измениться и понравиться тебе. Вообще-то, я уже меняюсь. Мне об этом говорят. Как только я оказываюсь рядом с тобой, то сразу успокаиваюсь. Теперь я буду оберегать тебя.

Дим открыл глаза. Он снова плохо видел Кому. Взгляд блуждал вокруг. Руки судорожно искали что-то. Наконец, он схватил руку Комы и с силой сжал ее, от чего пот снова выступил на его лице.

- Я не смогу остаться. Они не позволят мне этого. Но разве ты не хочешь вернуться со мной? Нам было так хорошо. Ты снова станешь прежним, моим нежным, ласковым котенком...

Кома нахмурился.

- Дим, я не смогу стать котенком, не смогу стать прежним. Я - это я, и разделить меня на части уже не получится.

Кома снова обернулся к Тони. Тот лежал на полу, его тело билось в судорогах. Кома подбежал к нему. Тони смотрел безумными глазами.

- Все кончено, - и он потерял сознание.

- Эй, где вы там! Скорее, воды! - позвал Кома. Когда к нему выбежали Папа и Женька, он бросился снова к Диму. - Дим, тебе легче?

Дим подался вперед, потом снова откинулся на спинку кресла и вздохнул. Казалось, ему действительно стало легче. Он словно отдыхал после долгой, тяжелой работы.

- Да, все прошло, не беспокойся.

Кома оглянулся на Тони. Женька приводил его в чувство, а Папа по телефону вызывал "скорую помощь". Сердце Комы сжалось при виде хрупкого безжизненного тела, лежащего у порога. Мысль о том, что Тони может умереть, заставила Кому снова оказаться возле него. Он поднял его на руки.

- Нельзя терять время. Я сам отвезу его в больницу. Диму уже ничто не угрожает, присмотрите за ним. Завтра я найду вас.

Кома быстро вышел из квартиры.

- Женя, выведи меня на воздух, - попросил Дим.

Когда Женька помог Диму подняться на ноги, тот тихо сказал:

- Как я хочу домой.


* * *

- Дим, я больше не отпущу тебя. Ты не представляешь, как я переживаю, когда тебя нет рядом. Ты только не смейся, но у меня такое чувство, как будто твоя жизнь в моих руках и я отвечаю за нее. Обещай, что больше не исчезнешь. Я приму все, что ты скажешь. Я поверю во все, во что веришь ты, но не бросай меня больше.

Дим полусидел-полулежал рядом на скамейке, положив голову на Женькино плечо. Глаза его были закрыты. Женька гладил его руку.

- Отдохну еще чуть-чуть и двинемся дальше. Здесь уже недалеко. Я тебя всю жизнь на руках носить буду. И все-таки тебе бы в больницу.

Дим встрепенулся, попытался встать.

- Нет, мне нельзя в больницу, они убьют меня.

- Кто?

- Врачи. Они меня вылечат, и я не смогу вернуться.

Женька обнял его.

- Ну вот, опять. Не говори ничего, не трать силы. Я не ослушаюсь тебя. Мы поедем ко мне. Все.

Женька встал, поднял Дима на руки. Дим прошептал ему:

- Женя, мне уже лучше, я, наверно, смогу уже сам.

Женька торопливо шел к выходу из парка.

- Не говори глупости. Я же чувствую, что ты растекаешься. Мне не тяжело. Ты удивительно легкий. Мне очень хорошо.

И все же Дим встал на ноги и сделал несколько неуверенных шагов. Женька поддерживал его.

- Зря Папу прогнал. Мне показалось, что ты уже в порядке. Ну ничего, главное, на дорогу выйти.

Они прошли мимо девочки, которая смотрела на Дима во все глаза. У нее был такой испуганный вид, что Женька сказал ей:

- Девочка, что ты уставилась? Никогда не видела, как мальчики обнимаются?

Но девочка не обратила на его слова внимания. Она шла следом за ними. Женька оглянулся. Глаза ее были полны слез, а губы дрожали.

- Рома, - вдруг позвала она.

Дим остановился, оглянулся и внимательно посмотрел на нее. Женька потянул его за собой.

- Ты что, Рома? Малышка ошиблась. По моим подсчетам, ее Рома еще в классе пятом должен учиться. Но стоит отметить, у нее хороший вкус.

Девочка подбежала к Диму и потянула его за руку.

- Рома, тебя мама с папой ищут. Куда вы его ведете?

Женька продолжал идти вперед. Дим терял силы, и все труднее было его поддерживать. Женька тяжело дышал.

- Отпусти руку, мерзкая девчонка, не видишь - ему плохо! И мне тоже. Дим, скажи ей, что ты не Рома, может быть, тебе она поверит. А то я вас двоих не донесу.

Ноги Дима подкосились, и он повис на руках Женьки. Женька беспомощно оглянулся. Скамеек поблизости не было. Они стояли недалеко от ворот парка.

- Видишь, что ты наделала! Его зовут Дим, понимаешь!

Девочка по-прежнему держала Дима за руку и плакала.

- Это мой брат - Рома! Что вы с ним делаете? Отпустите его. Его все ищут, ему надо в больницу.

- Ты считаешь, что именно сейчас я должен его отпустить? - Женька с трудом поднял Дима на руки. - Подруга, кончай свой черный юмор, лучше поймай машину.

Девочка не отпускала руку Дима, но уже не плакала. Она умоляюще смотрела на Женьку, тот на полусогнутых ногах двинулся к воротам.

- Или подержи его, а машину поймаю я.

Первая же машина остановилась у тротуара. Женька затащил Дима на заднее сидение. Девочка последовала за ним.

- А ты куда?

- Я с вами.

- Во молодежь пошла! Кто научил тебя за мужиками в машину лезть?

Парень за рулем оглянулся.

- А ну, выметайтесь все.

Женька поспешил успокоить его.

- Нет, нет, все в порядке. Это у нас такие шутки. Нашему брату плохо.

Девочка проводила Женьку и Дима до самых дверей квартиры, а потом быстро убежала.

Дверь открыл Валентин Семенович.

- Женя, Боже мой! Что случилось?

- Папа, помоги...

- Дим, тебе легче?

- Не знаю.

Женька покачал головой.

- Димчик, ты держись, я не позволю тебе уйти от меня. Мы только встретились. Понимаешь, мы только сейчас встретились! Все только начинается.

Дим вздохнул.

- Если я умру, ты не переживай. Я ведь пришел сюда на время.

- Мы все здесь на время. И не говори больше так.

- Мне надо вернуться, - Дим помолчал. - Неужели все было напрасно?

Женька горько покачал головой.

- Ты хочешь сказать, что я встретил тебя напрасно? И все, что между нами было, ничего не значит? А то, что я жить без тебя не смогу...

Он отвернулся. Дим ласково смотрел на него, потом тихо сказал:

- Я люблю тебя.

- Что? - Женька оглянулся.

- Теперь я знаю, что люблю тебя.

Раздался звонок в дверь. Глаза Дима расширились.

- Что это?!

- Это "скорая". Дим, ты прости, тебе надо в больницу. Я не хочу тебя потерять. Я хочу жить только с тобой.

Взгляд Дима потускнел.

- Поцелуй меня, - прошептал он.

Женька склонился над ним, но в комнату вошли врачи. Дим лежал с закрытыми глазами белый как мел. Женьку выставили из комнаты. Уткнувшись в косяк двери, он плакал. Зоя Филипповна и Валентин Семенович стояли за его спиной, не смея подойти к сыну.

Снова раздался звонок в дверь. Валентин Семенович отправился в прихожую. Зоя Филипповна прижала руки к груди.

- Женя, еще ничего не известно. Если хочешь, Дима останется у нас, пока не поправится... пока сам не захочет уйти...

Из прихожей к ним выбежала женщина с дикими глазами. Рыжие волосы ее растрепались, она оттолкнула Зою Филипповну и бросилась в комнату.

- Где он?! Где вы его прячете?!

За ней бежала девочка, которая встретилась Женьке в парке. Увидев Женьку с заплаканными глазами, она остановилась и не сводила с него глаз, пока не услышала голос матери.

- Рома! Слава Богу! Живой!

Женька, Зоя Филипповна и Валентин Семенович вошли в комнату. Женщина обнимала и целовала Дима, который сидел и смотрел перед собой отсутствующим взглядом. Женщина обратилась к врачам:

- Послушайте, это мой сын. А они выкрали его прямо из больницы! Вы же видите, он совершенно беспомощный! Я знаю, что они хотели с ним сделать! Надо вызвать милицию! Они воруют детей, чтобы их органы... Их расстрелять мало! Вызовите милицию!

Зоя Филипповна смотрела на сына, все так же прижимая руки к груди. Валентин Семенович подошел к ней и обнял. Врачи переводили взгляд с Женьки на женщину.

- Вы говорите, что мальчик был в больнице?

Женщина прижала голову Дима к своей груди.

- Это мой сын. Он нашелся. Какое счастье! Вызовите милицию. Он болен, он не может ни ходить, ни говорить, ничего... А они...

- Но это неправда! - вмешалась Зоя Филипповна. - Совсем недавно Дима был совершенно здоров, - наткнувшись на полный ненависти взгляд гостьи, она сделала паузу, потом добавила неуверенно. - Мы пили чай.

- Мама, Рома правда шел. А потом он нес Рому на руках, - сказала девочка и робко посмотрела на Женьку. Убитый горем, он вызывал у нее жалость.

Кажется, женщина постепенно приходила в себя. Она по-прежнему прижимала голову Дима к своей груди. Зоя Филипповна стояла в полной растерянности. Вперед шагнул Валентин Семенович.

- Предъявите ваши документы.

Глаза у женщины округлились.

- Что?

Но Валентин Семенович был настроен решительно.

- Вы, конечно, очень убедительны, но почему мы вам должны верить? Кстати, этого мальчика зовут Дима. Он сам так представился.

Казалось, глаза женщины вот-вот выпадут из глазниц.

- Он представился?! Что вы такое говорите?! Он не говорит ни слова. С самого рождения.

Валентин Семенович развел руками.

- Это еще раз подтверждает, что вы ошиблись. Это не ваш сын. Насколько я понял, ваш сын болен, и я сочувствую... Хотя я знаю Диму совсем недавно, уверяю вас, он очень общительный мальчик, и мы действительно пили чай. Более того, я знаком с отцом Димы.

Женщина слушала Валентина Семеновича с таким вниманием, словно плохо понимала язык, на котором он говорил. При последних словах она вздрогнула.

- Отец Ромы умер, когда ему было семь лет.

- Вот видите! - обрадовался Валентин Семенович. - А отец Димы, Аркадий Николаевич, жив и здоров.

Женщина отняла от своей груди голову Дима и заглянула ему в глаза, потом переводила взгляд на каждого из присутствующих.

- Не относитесь ко мне как к сумасшедшей. Выслушайте меня. Я не знаю причин, по которым вам понадобился мой сын. Наверно, для вас это очень важно, но поймите, это не игрушка. Посмотрите на него, неужели вы не видите... Его так легко обидеть. И никто, кроме матери, его не защитит. Я чуть с ума не сошла, когда он пропал там, в больнице, прямо из душа без одежды, совершенно голый, словно испарился. Одному Богу известно, что я передумала, пока его искали. И вот моя дочь случайно увидела его... Отпустите нас. У вас есть сын, вы меня поймете.

В комнате воцарилась тишина. Женька подошел к Диму.

- Дим, что же ты молчишь? Скажи им...

Выражение лица Дима не изменилось, оно по-прежнему оставалось непроницаемым.


* * *

Женька вошел в комнату Ромы. Мама Ромы тихо закрыла за ним дверь. Дим сидел в кресле, устремив перед собой невидящий взгляд. Женька придвинул стул к креслу, сел и взял Рому за руку.

- Здравствуй, Димок. Как ты? Я не смог вчера прийти. С этим переездом такая суматоха, все вверх дном. У мамы вид, как у начальника эвакуации, а папа больше похож на беженца. А я все равно к тебе приезжать буду. Я же без тебя не смогу. Вот ты молчишь все время, а мне кажется, что я твой голос слышу и наверняка знаю, что бы ты ответил... если бы смог. Поэтому можешь не отвечать, я все равно знаю.

Да, чуть не забыл, тебе привет от Лизы. Он письмо прислал, спрашивает о тебе. Я ему напишу, что у тебя все в порядке, ладно? Я же хотел показать тебе фотографии, которые он прислал. Черт! Дома оставил. На одной он весь такой крутой в соответствующей компании, а на другой... Догадываешься?

Ничего у него не изменилось. Да и что мы можем изменить. Взять хотя бы Динго и Грифа. Видел я их недавно. Так и встречаются. Только вот Гриф какой-то квелый стал. Разрывается мужик между женой и любовником. Наверняка, поедом себя ест. Надолго ли его так хватит. Зато Динго счастьем лучится. За себя и за Грифа трудится. Поговаривают, что операцию по смене пола хотел сделать, но Гриф не позволил. Я думаю, Гриф больше всего испугался между двух женщин оказаться.

Дим, ничего, что я тебе все это рассказываю? Раньше мы об этом не говорили, я не хотел тебя беспокоить. Но время прошло, а они ведь нам, как ни крути, не чужие. Вот и Кома... Они с Тони живут, и, кажется, у них все нормально. Тони совсем не узнать. Ты же помнишь, какой он был, мягко говоря, со странностями. А теперь такой спокойный рассудительный. "Костя, не пора ли нам начать откладывать на домик за городом". Мы довольно часто видимся. Они меня в гости приглашают. Знаешь, Кома оказался классным мужиком. Он сначала все о тебе расспрашивал, что ты говорил, когда мы были с тобой вместе, что делал, короче, все, что связано с тобой, ему было интересно. Врать не стану, я довольно осторожно относился к вашей истории. И ревновал, конечно, но и сомневался. А он... Такое впечатление, что он сейчас убедить себя старается, что все это неправда. Не обижайся и согласись, что все случившееся не очень похоже на правду. Мы все немного сошли с ума, и жить с этим было бы невозможно. Может быть, ты все еще помнишь о нем? Не сердись на него, но сейчас он избегает воспоминаний о тебе. Лучше будет вам больше не видеться.

То, что я говорю, наверно, жестоко, но пойми меня, я хочу только одного: когда ты вернешься, то будешь только со мной, потому что только я буду ждать тебя. Буду ждать столько, сколько понадобится. А ты вернешься, я уверен. Как всегда неожиданно. Помнишь, как мы встретились в первый раз, как ты голый вышел ко мне из кустов. Я почему-то сразу тогда почувствовал, что, наконец, встретил того, кого искал. Жалко, что ты понял это так поздно. Ты сказал, что любишь меня и ушел. А мне остается только ждать.

В кафе, конечно, никакого круга уже в помине нет. Так, заходят наши, отдыхают, строят друг другу глазки, знакомятся, короче, снимаются. Папа часто в кафе наведывается. Можно сказать, завсегдатаем стал. Плохо ему. Боюсь, сопьется. Слишком много и сразу на него свалилось. Не выдержал.

Сова куда-то делся. Отец его иногда подходит, спрашивает, не слышал ли о нем что-нибудь. Не нравится он мне, не знаю, почему. Однажды я пьяный был, взял да и предложил ему с мальчиком познакомить. Он ничего не ответил, повернулся и ушел.

От Шефа тоже никаких вестей. Последний раз я его видел мельком, когда он за Бари приезжал. Он меня не видел. Я не хотел с ним разговаривать. Удивительно, как он к Бари относится. Как к сыну.

О ком я тебе еще не рассказал? То, что Гера женился, ты знаешь. Когда он пришел тебя на свадьбу пригласить, у меня ком в горле стоял. Повезло его девчонке. С ним не пропадет. Таких надежных мало. Чудом ведь от тюрьмы спасся. Как он тогда Мики не добил, что-то удержало в последний момент. Мики этого теперь до конца дней хватит. Он и раньше Геру боялся, при одном упоминании вздрагивал, а уж теперь, после того, как его с того света вернули, он в наш город носа не покажет.

Кстати, Эс сейчас тоже в больнице. Только у этого другая специализация. В психушке отдыхает. Он и раньше своим диагнозом всем жизнь портил, а после того, как по городу стал с разоблачениями носиться, писать в органы и редакции газет, ему быстро аудиторию подобрали. Не знаю, кто постарался, Босс или сам Иванов, но это не важно. Мир не без добрых людей.

Димчик, я тебя уже утомил своими рассказами. Но ведь я теперь не скоро приеду. Только не скучай и помни, что мы всегда вместе. Ты мне даже снишься. Такой странный сон. Представляешь, как будто я в белом халате, вроде как доктор, сижу за столом в белом кабинете и что-то пишу. И вдруг заходишь ты, такой тихий, как привидение, и едва на ногах стоишь от слабости. Я бросился к тебе. Ты мне буквально на руки упал. Я посадил тебя на колени, прижал к себе и говорю о чем-то, говорю, а сам такой счастливый...


* * *

- Как Дим?

- Да не переживай ты. Теперь все в порядке. Покормили его немного. Слабый еще, но ничего. Главное, что в себя пришел.

- Про друга не спрашивал?

- Нет, но у меня такое чувство, что он уже обо всем знает или догадывается.

- Я же тебе говорил про того мальчишку из стационара, что он опасен. Нельзя было его допускать сюда.

- Но ты же видел, как он ухаживал за ними. Как мать родная. Ночи не спал.

- Вот тебе и мать. Отключил аппарат у одного и себя бритвой по горлу. Ладно, хоть Дим не видел этого зрелища. Два трупа в луже крови. А очнись он чуть раньше... Что он говорит?

- Ничего не говорит. Все молчит. Ему теперь помочь надо. Еще неизвестно, что ему там пережить пришлось.

- Я позабочусь о нем. Ты себе представить не можешь, как я обрадовался, когда увидел его. Как-то еще дошел. Такой тихий, как привидение, едва на ногах стоял от слабости. Я бросился к нему. Он буквально упал мне на руки. Ничего. Теперь все хорошо. Он вернулся. Я все для него сделаю.