Во имя любви. Книга 2. Наперекор всему

Медсестра оказалась почти права. Почти — потому что просыпался Глеб трижды: вечером и два раза ночью. Каждый раз просил пить и снова засыпал. Андрей Владимирович сменился, но на протяжении ночи к ним каждые два-три часа заходил дежурный врач. По-русски он не говорил, а скромных познаний иврита Нику хватило только чтобы понять, что тот контролирует Глеба и добавляет ему обезболивающее.

Отец все-таки поехал домой, Гутенберг его уговорил не мешаться под ногами, все равно от пластического хирурга толку мало. Ник, разумеется, не спал. Вечером позвонил Ирме, отчитался, что все хорошо, без подробностей. Ночь просидел возле Глеба, стараясь ни о чем не думать. Следил за показаниями монитора, прислушивался, как Глеб дышит, смотрел в окно на звезды и восход солнца.

Утром Глеб проснулся с куда более приятным цветом лица и даже улыбнулся, увидев Ника.

- Привет! — Ник придвинул стул, ставший за ночь почти родным, поближе. — Как ты себя чувствуешь?

- Не знаю, — Глеб прислушался к своим ощущениям. — Ничего не болит, вроде бы, но голова тяжелая.

- Неудивительно, если учесть, сколько всякой дряни тебе колют. Что-нибудь хочешь?

- Домой хочу. Тебя хочу!

- Ты серьезно?!

- Нет, если честно, — вздохнул Немов. — Так сказал, настроение поднять. На самом деле ничего не хочу.

- Кушать? Пить?

- Пить можно. Но твоя сладкая вода мне уже надоела.

- Другого пока ничего нет. Придет доктор, узнаем, что тебе можно и когда будет завтрак.

- Иди ко мне, — потребовал Глеб. — Сидишь там как неродной. Ты вообще спал сегодня?

Ник отрицательно помотал головой и перебрался на край постели. Провел рукой по волосам Глеба, по щеке.

- Что, страшный?

- Нормальный. Колючий малость, но мне так даже больше нравится.

Ник взял руку Глеба, свободную от катетера, в свою, поднес к губам.

- И все что ли? На большее рассчитывать не могу?

- Родной, в реанимации камеры стоят, ты не в курсе? А еще ты к монитору подсоединен. Сейчас разгоним тебе пульс, тут же бригада врачей прибежит.

- Никакой жизни, — вздохнул Глеб. — Черт, кажется, меня опять выключает.

- Так поспи.

Но поспать Глебу особо не дали, вскоре с утренним обходом явился сам Гутенберг.

- А почему мы еще лежим? — с порога удивился он. — Физиотерапевт у вас был?

- Не был.

- Сейчас вызовем, — Гутенберг достал телефон и что-то сказал на иврите. — Сейчас будем вставать. Так, что у нас тут с анализами? Ну вот, сахар к норме подвели. Остальные показатели тоже в порядке. Молодец, Глеб Васильевич. Жалобы есть? Нет? Тогда давайте-ка переворачивайтесь, я посмотрю, как операционная рана заживает, повязку сменим.

Переворачивался Глеб без энтузиазма, а помогать ему доктор запретил:

- Вот только не делай из него беспомощного инвалида, — сказал он Нику. — Заставляй двигаться, ходить. Сегодня гулять пойдете, тут до набережной двести метров. Подышите морским воздухом, очень полезно.

- Никуда я не пойду, — возмутился Глеб. — У меня сил нет. Я спать хочу.

- Кто вас спрашивает, Глеб Васильевич? — усмехнулся Гутенберг. — Считайте это назначением врача. Так, здесь все тоже в пределах нормы. О, а вот и наш физиотерапевт. По-русски он не говорит, но специалист великолепный.

Физиотерапевт оказался здоровым мужиком, на голову выше Глеба и раза в два шире в плечах. Он что-то обсудил с Гутенбергом, посмотрел спину Глеба, потом по-английски попросил сесть. Ник перевел.

- Садишься медленно, аккуратно, он тебя подстраховывает, — объяснил Ник.

Глеб смотрел на собравшихся недоверчиво, как будто сомневался, что у него получится.

- Ну опять начинается, — усмехнулся Гутенберг. — Сложнее всего ломать стереотипы. Каждый третий наш пациент не может сесть и встать с первого раза из-за установки в голове — после операции на позвоночнике нужно лежать месяцами. Бред! На месте разрушенного диска у вас здоровый, пусть и искусственный. Все! Спина в полном порядке. Единственное, что сейчас может беспокоить, это разрез и последствия наркоза. И это не повод валяться в кровати.

Глеб все-таки сел. Осторожно свесил ноги с кровати, физиотерапевт молоточком проверил рефлексы и, видимо, остался доволен.

- Голова не кружится? — перевел Ник.

- Немного.

- Тогда вставай.

- А зачем было спрашивать?

- А вы надеялись, что если кружится, уложим вас обратно? — Гутенберг взял Глеба под локоть. — Встаем, встаем!

- Не могу, мне нехорошо.

- Было бы хорошо, скакали бы по сцене, а не тут концерты устраивали. Глеб Васильевич, я серьезно, не ведите время, у меня еще трое больных ждут обхода. Вы собираетесь неделю в кровати валяться? А, прощу прощения за вопрос, писать вы куда будете, под себя?

Глеб покраснел. Вчера с этой проблемой помогал справляться Ник, сегодня еще не успели, хотя судя по ощущениям, было давно пора.

- Ну вот и шагайте в туалет, — прочитал его мысли Гутенберг.

Ник наблюдал, как Глеб медленно встает, шатаясь делает первые шаги и бредет в туалет, держась сначала за руку физиотерапевта, потом за стеночку. Жалко любимого было до слез. Но с другой стороны, доктор прав, сейчас жалеть нельзя, а то сляжет. Надо заставлять, пинать. В туалет хорошо бы с ним зайти, конечно, но на глазах у двух врачей, наверно, не стоит. Ладно, там же тревожная веревочка есть, если что.

Глеб благополучно выбрался из санузла и направился было к постели, но физиотерапевт покачал головой и указал на коридор.

- Он предлагает дойти до твоей палаты, обычной, — объяснил Ник. — У них так принято перевод осуществлять из реанимации в отделение, традиция. Говорит, что тебя ждет сюрприз, и чтобы ты накинул халат.

- Какие еще сюрпризы? Господи, да отстаньте уже от больного человека.

Глеб ворчал, но одевался, правда, с помощью Ника. Особенно махать руками у него пока не получалось.

- В коридоре подстрахуй его, — велел Гутенберг Нику.

Вся процессия, во главе с Глебом и идущим по пятам Ником выбралась в коридор. Глеб сделал несколько шагов и замер, потому что все, кто в этот момент в коридоре находились: врачи, сестры, идущие по своим делам пациенты вдруг остановились и начали аплодировать.

- Что за… Я…

Глеб дернулся в попытке вернуться назад, но Ник его удержал:

- Тихо, тихо. Улыбаемся, господин артист. Можешь еще автографы раздать желающим.

- Откуда они… Я в таком виде…

- Не комплексуй, родной, а шагай. Здесь всем так хлопают на самом деле, еще одна традиция. Дело не в том, что ты Немов.

- Одни традиции кругом!

- А что ты хочешь, ты в Израиле! Топай, топай.

Ник заметил, как распрямилась спина, как шаги стали уверенными, а не шаркающими. И стеночка нам уже не нужна, и голову мы задрали. Артист! Только дай зрителей, и мы воскреснем. Хорошая традиция, кстати, полезная.

Перевод в обычную палату и победное шествие по коридору следовало отпраздновать завтраком. Сестра принесла хлопья, йогурт, фруктовую нарезку и чай. Глеб скривился, но Ник решительно поставил поднос ему на колени:

- Кушай, пожалуйста, что дают! Ты не можешь не есть теперь до возвращения в Москву. Ну мне что тебя, с ложки кормить?

- Еще не хватало!

- Ну вот и ешь! Будешь хорошим мальчиком, в обед пойдем гулять к морю, сядем в кафе на набережной и возьмем тебе все, что ты хочешь!

- Правда?

- Правда!

К черту их диеты. Кормить Глеба нужно мясом и сладеньким, иначе ноги таскать не будет, это Ник знал совершенно точно.

До обеда они никуда пойти не могли — у Глеба была капельница и какие-то уколы по расписанию. Поэтому лежали в палате, смотрели телевизор, звонили Ирме и рассказывали, как у них все хорошо. Больничный обед Ник отправил в унитаз и велел Глебу собираться на прогулку.

- Может быть, отложим? Спать хочется и сил нет совсем, — Глеб подтянул одеяло повыше. – Нет у меня настроения для прогулок.

- А кто тебя вообще спрашивает? Тебе доктор велел гулять! А как же кафе? Тогда я пойду попрошу для тебя новую порцию больничной еды. Там такая милая котлетка цвета детской неожиданности была и супчик зелененький.

Глеб побледнел и, ворча что-то про мелких шантажистов, начал вылезать из постели.

До набережной добрались благополучно — здесь действительно было близко, только дорогу перейти. На Глеба надели поддерживающий спину корсет, практически невидимый под спортивной курткой. Ник с трудом прятал улыбку, глядя, как любимый рассматривает себя в зеркале и тщательно причесывается перед выходом. Артист — это диагноз!

К морю Глеб шагал достаточно уверенно, Ник поддерживал его под руку, но исключительно в профилактических целях.

- Ты только посмотри, какая красота! — Глеб остановился у парапета. — Ширь какая! Простор! А воздух, какой тут потрясающий воздух!

Ник пожал плечами. Море как море, большая лужа. Но ему скепсис простителен, он родился в Одессе, все детство прошло за нырянием с бун и плаванием наперегонки. Нет, море он любил, но, во-первых, свое, Черное. А во-вторых, относился к нему как данности, без дикого восторга коренного москвича, который испытывал Глеб. У любимого даже глаза загорелись, и это радовало Ника куда больше, чем плеск волн.

- Хочешь спуститься к воде? — предложил Ник.

От прогулочной набережной к пляжу нужно было спускаться по достаточно крутой лесенке, Глеб прикинул угол подъема и помотал головой:

- Давай в следующий раз. Все равно купаться мне пока нельзя. А вид отсюда лучше!

- Какое купаться, родной? Зима на дворе!

- Это зима называется? На улице плюс двадцать! Зима в Москве осталась!

- Ну да, воздух двадцать, вода двадцать, все самое интересное мигом застудишь!

- И сколько же тебе надо, чтобы в воду полезть?

- Градусов двадцать пять, как минимум! Раньше июля в Одессе местные не купаются!

- Какие мы нежные, — усмехнулся Глеб. — А я, мальчишкой, в Москве-реке купался чуть не с середины мая. И купались, и ныряли, и на плотах гоняли. И не простужался никогда. Здоровый был как черт. Не то, что сейчас.

- Так, родной, давай без пессимизма. Зато сейчас ты очень привлекательный, я бы даже сказал сексуальный мужчина в самом расцвете сил. Видел я твои фотографии в юные годы — ужас тихий. Ты явно из тех мужчин, которые чем старше, тем лучше!

- Как коньяк?

- Именно. Ну прекрати грустить, или я тебя прямо тут поцелую!

- Ничего себе угрозы! Ну и целуй, тут никого нет!

На набережной действительно было безлюдно. К тому же стояли они в самом дальнем ее конце, с одной стороны проход преграждал глухой забор какого-то отеля. Ник осторожно прижал Глеба к себе, поцелуй тоже был осторожным.

- Ты теперь будешь со мной как с фарфоровой куклой обращаться? — хмыкнул Глеб, на секунду отстраняясь. — Или тебе показать, как надо?

Целовался Глеб самозабвенно, давая волю рукам, которые в миг оказались под рубашкой Ника и начали гулять по груди и прессу.

- Черт, где ты взял эти джинсы, — проворчал Глеб, когда рука наткнулась на препятствие. – Еще поуже не нашел?

- Ты же их и купил, — хмыкнул Ник. — Сказал, что они классно задницу обтягивают!

- Ну, да, обтягивают! Зато под пояс не пролезть! Они тебе ничего не передавливают?

- Когда все в нормальном состоянии — нет! А после таких вот покушений со стороны некоторых развратников, да, становится тесновато! Ты не устал? Как себя чувствуешь?

Ник заметил, что энтузиазма в глазах Глеба поубавилось.

- Немного. Но назад я не хочу. Ты вроде обед обещал? Пошли в кафе, там посижу отдохну.

- Пошли.

Обедать Глеб, судя по всему, не хотел, просто устал стоять, а теперь оттягивал время возвращения в больницу. Мясо даже заказывать не стал, взял какой-то суп с непонятным Нику названием и штрудель с яблоками и мороженым. Ник же попросил самый большой стейк и жадно на него накинулся.

- Ты вообще что-то ел с тех пор, как мы здесь? — уточнил Глеб, глядя на парня.

- Кофе, в больших количествах.

- Потрясающе! И не стыдно?

- С чего вдруг? На себя посмотри! Что это за баланду ты взял?

- Много ты понимаешь, — фыркнул Глеб. — Это буйабес, суп из пяти видов рыбы и морепродуктов. Очень вкусно!

- И чего ты в нем тогда ковыряешься, если вкусно?

- Аппетита нет, — Глеб отодвинул тарелку и взялся за штрудель. — А вот это вещь!

- Сладкоежка!

- Ник, я не хочу возвращаться! Там опять будут пресные кашки, белые стены, мониторы и капельницы. Я там чувствую себя смертельно больным. И старым, что еще хуже… Давай сбежим домой, а?

Ник отложил приборы. Началось.

- Глебушка, ну всего пять дней потерпеть! Сегодня уже не считаем, значит, три осталось! Три дня это что, много? К тому же мы будем каждый день гулять. Ну какие белые стены? В обычной палате стены с зелеными обоями, если ты не заметил. И мониторов уже нет. Ну капельницы есть, но это же не просто так делается!

- А зачем? Я могу ходить, все в порядке. Ну слабость, подумаешь! Дома отлежусь! Что они вообще мне колют?

- Не знаю, я не по этой части.

Ник отвел глаза. Он прекрасно знал, что капают и колют Глебу, помимо обязательных после операции антибиотиков, поддерживающие сердце препараты. Но говорить Глебу, что у него была остановка, нельзя ни в коем случае. Нужно обязательно долечиться, а по-хорошему еще и в Москве показаться кардиологу.

Ник заметил, что сидит Глеб в неестественной позе, навалившись грудью на стол.

- Ты устал, — констатировал он. — И нам действительно пора возвращаться.

Обратно шли уже медленней, Глеб ощутимо опирался на Ника, так что пришлось его обхватить за талию. Со стороны могло показаться, что двое мужчин идут, обнявшись. Но возле клиники такие сцены, видимо, никого не удивляли — доктор Гутенберг и его коллеги широко практиковали ранние прогулки как метод лечения, и в скверике «Шумеда» постоянно попадались бредущие кто с палочкой, а кто в обнимку с кем-то из родственников пациенты. Со стороны они с Глебом смотрятся как отец и сын, наверное.

В палате Галя устроила им разнос за долгое отсутствие. Ник и забыл, что в четыре часа у Глеба очередная капельница, а времени уже начало шестого. Под ее причитания уставший Глеб благополучно заснул, Ник тоже устроился на диване с планшетом и наушниками, намереваясь хоть немного отвлечься, но переживания и бессонные ночь сделали свое дело, вскоре он тоже задремал.


@@@


Утро добрым не бывает. Эту фразу Ник считал абсолютно справедливой. Он терпеть не мог ранние подъемы и раньше обеда не ощущал себя человеком. Глеб в таких случаях всегда шутил, что каждое утро доброе, оно не виновато, что кто-то не выспался.

Утро третьего дня их пребывания в клинике началось не самым лучшим образом. Глеб решил распеться. Нормальное для него желание, если не брать во внимание обстановку. Выбран под эти цели был, разумеется, санузел, как помещение с лучшей акустикой. Во время обхода доктор Гутенберг разрешил Глебу мочить шов, и сразу после завтрака Немов отправился в душ, по его собственным словам, смывать с себя болячки. Воду Глеб очень любил, чувствовал себя нормально, так что Ник отпустил его со спокойной душой. Контролировать не пошел, дабы не искушать ни себя, ни его.

Каково же было удивление Ника, когда спустя пять минут из душа донеслись знакомые завывания, а еще через десять вышел Глеб, злой и расстроенный одновременно. Он швырнул полотенце на пол, залез в кровать и уткнулся в телевизор с самым мрачным лицом.

- Что случилось?

Ник поднял полотенце и аккуратно развесил его на батарее.

Молчание.

- Глеб, что случилось? Тебя мочалка обидела?

- Не смешно! У меня голоса нет!

- Начинается! А кто сейчас выл князя Игоря на весь этаж?!

- Неуч. Это «Тореодор» был! Именно что выл. Не звучит, понимаешь? Вот, слушай.

Глеб пропел две строчки чего-то непонятного.

- А это что? — уточнил Ник.

- Ария Фиеско. Неважно, что. Важно, как это звучит!

- Нормально звучит, по-моему, — пожал плечами Ник.

- Много ты понимаешь. Верхов вообще нет! Голос дрожит, срывается.

На лице Глеба было написано такое отчаяние, что Нику стало его жалко. Сам Ник в музыке и вокале разбирался довольно слабо, в творчестве Глеба его интересовал только сам Глеб, а все остальное, что прыгало и бегало по эстраде вообще не волновало.

- Родной, ну так рано еще, голос не проснулся, — Ник попытался привести всплывший в памяти аргумент. — Ты же сам говорил, что голос просыпается на два часа позже его обладателя.

- Два часа уже прошло. И я прекрасно знаю разницу между спящим голосом и голосом не звучащим! Как я теперь выйду на сцену? У меня же юбилей!

- Глеб, до юбилея еще куча времени! Вернется твой голос! Организм восстановится, восстановится и голос. Ты же сам говорил, что все взаимосвязано.

- Ты не понимаешь! — Глеб чуть не плакал. — Кому я нужен? Посмотри на меня! Лицо на сморщенную тыкву похоже! Под глазами синяки. Еле ноги таскаю. Голос — это все, что у меня есть! Точнее, было. Без него я просто старый больной дед!

- Господи, Глеб! Ты мне нужен. Мне, понимаешь? Можно без голоса, с синяками под глазами и даже не таскающим ноги. Хотя не вижу причины так драматизировать: синяки пройдут, голос вернется, ходишь ты вполне нормально!

- Ты забыл добавить, — горько усмехнулся Глеб. — Тебе я нужен со стоящим членом. Но если так пойдет и дальше, этого тоже не будет.

Вот сейчас надо очень постараться… Очень-очень постараться удержать себя в руках и не ударить его. А так хочется. С размаху, чтоб сразу дошло. Но нельзя. Зато от сдавливающей горло жалости Ник сразу избавился.

- Глеб, твою мать, Васильевич! — медленно и четко, по слогам выговорил Ник. — Запомни раз и навсегда! Мне не нужен ни твой голос, ни твоя смазливая, тщательно загримированная физиономия, ни твой член. Мне нужен ты весь, целиком. Капризный, абсолютно не умеющий болеть, выносящий мозг по расписанию и без. Даже если твой голос пропадет совсем, ты будешь по-прежнему мне нужен. Будем жестами разговаривать.

- А если член стоять не будет, тоже начнем руками обходиться? — уже спокойно, без истерических нот, но и без тени улыбки спросил Глеб. — Веселая меня ждет старость.

- Можем и руками, — кивнул Ник. — Меня устроит любой вариант развития событий, лишь бы ты был рядом. Было бы чудесно, если бы ты еще и не болел, потому что больной ты противный до ужаса. Но я все равно тебя люблю!

Глеб смотрел на него серьезно и грустно. Наверное, ему очень трудно поверить, что кого-то не интересует ни его голос, ни звездный статус, и даже без сексуальных подвигов можно обойтись. Ник покачал головой:

- Бесполезный разговор. Ты расстраиваешься, а тебе нервничать нельзя. Включи лучше телевизор, посмотрим что-нибудь.

Прогулка на сегодня отменялась — на улице шел сильный дождь. Явление для Израиля редкое, а потому сразу превратившееся в катаклизм. Судя по надевшим куртки и передвигающимся короткими перебежками прохожим, на улице было не слишком комфортно, выводить Глеба явно не стоило. Настроения сей факт никому не прибавлял — больница Глеба угнетала. Он машинально щелкал пультом, не задерживаясь ни на одном канале, пока Ник наконец не отобрал пульт и не включил Первый, там как раз шла старая добрая комедия «Иван Васильевич меняет профессию». Ни к чему не обязывает, и переводить не надо.

Глеба хватило на пять минут, после чего он взял с тумбочки телефон, раскрыл чехол, посмотрел на экран и разочарованно отложил мобильник. Ник вздохнул — это повторялось уже десятый раз за день. Глеб ждал звонков — от друзей, от организаторов концертов и съемок, от журналистов, от кого угодно. Но кроме Ирмы никто не звонил. Логично, организаторы звонят в офис или Троянову, друзья еще не успели спохватиться, журналисты и не подозревают, где находится Немов. Это для Глеба прошла целая вечность, он чувствует себя никому не нужным, забытым, брошенным. А ведь они уехали из Москвы всего три дня назад.

После обеда Глеб умудрился в очередной раз с медсестрой сцепиться. Обнаружив, что Глеб почти ничего не ел, Галя с ходу начала его отчитывать. Каким-то чудом Глеб сдержался, промолчал. Но закончив лекцию о пользе правильного и своевременного питания, Галина собиралась уже уходить, как вдруг увидела, что Глеб снова укладывается у телевизора, и началось:

- Глеб Васильевич, а почему вы все время лежите? Вам ходить надо!

- Я бы с огромным удовольствием, но вот этот молодой человек считает, что под дождем я растаю, — огрызнулся Глеб.

- По коридору гуляйте, — парировала сестра. — Посмотрите, у нас все так гуляют, заодно знакомятся, общаются. Вставайте, вставайте! Пройдитесь до лестницы хотя бы!

- Чего я там не видел? И зачем? Чтобы на меня побольше народу посмотрело? Вот на такого, в халате и тапочках? Может, мне еще встречу с поклонниками организовать, вечер раздачи автографов?

Взгляд стал злым, губы поджались. Ник понял, что пора вмешиваться. Привычно уже выпроводил медсестру, пообещав, что они обязательно пройдутся, после чего сел на край постели успокаивать милого. И снова тихая истерика на тему: «Я старый, больной и из меня делают посмешище». Уговоры, разговоры, логические и нелогические доводы. Но гулять по коридору Глеб решительно отказался. Так и пролежали до вечера у телевизора. Первый, как на грех, показывал концерт, участие в котором Глеб пропустил из-за операции. И теперь ему оставалось только смотреть и комментировать выступления коллег. За полчаса Ник знал об эстраде столько, что впору диссертацию писать: и кто каким местом на сцену попал, и кто с кем спит, и у кого папа продюсер, и кто сколько зарабатывает. Слушал Ник молча — пусть любимый лучше других критикует, чем себя. Но общий настрой Глеба ему сильно не нравился. Хоть бы отец вечером заглянул, немного Глеба развеять.

Но вечером заглянул не отец. Глеб Васильевич без всякого настроения размазывал по тарелке ужин, когда в дверь энергично постучали.

- Открыто, — несколько удивленно — медперсонал входил без стука — сообщил Ник, не вставая с постели Глеба — он сидел рядом и следил, чтобы Глеб съел хоть что-нибудь.

Дверь тут же распахнулась и на пороге возник дядюшка собственной персоной. С кучей пакетов и коробкой с тортом.

- Шалом, господа! — весело поздоровался он и сгрузил пакеты на пол. — Не ждали?

- Ромка!

Глаза у Глеба сверкнули такой радостью, что у Ника сердце сжалось. Господи, неужели помирятся? Только бы дядюшка ничего не ляпнул, Глеба сейчас обидеть ничего не стоит. Но ведь сам приехал! Как же он вовремя!

- Валяемся? — Роман Исаевич крепко пожал руку Глеба. — Вставать нельзя?

- Можно!

В подтверждение своих слов Глеб, гораздо резвее, чем мог, вылез из кровати, накинул халат.

- А мне Иосиф позвонил, ввел в курс дела. Ты почему ничего мне не сказал? И ты, поганец мелкий? — дядюшка глянул на Ника.

Мелкий поганец, который был на две головы выше Вяземского, только плечами пожал. Напоминать, что это дядюшка с ними ссорился, а не они с ним, сейчас было бы глупо.

- Вы пообщайтесь, а я пока чай организую, — предложил Ник. — Торт, как я полагаю, для Глеба Васильевича?

- Ну а для кого же. А то я не знаю, чем лучшего друга лечить, — хмыкнул Вяземский. — И можете больше не изображать великосветский раут. Как ты его наедине зовешь? «Милым»? Глебушкой? Не стесняйся, раз уж я теперь в курсе ваших отношений. Главное, больше не трахайтесь у меня на глазах.

- Рома! — возмутился Глеб. — Прекрати. Рассказывай лучше, что в Москве делается?

- Да куда твоя Москва денется! Ты как себя чувствуешь?

Ник занялся разбором пакетов и приготовлением чая. Дядюшка приволок снеди на половину клиники, преимущественно сладости и мясные деликатесы. Знает, чем Глеба кормить. Только вот хранить это все где? Холодильник в палате есть, маленький, в него и треть привезенного не поместится. Да и куда все это, им послезавтра выписываться. По крайней мере, Ник очень на это надеялся.

Вечер удался. Глеб с жадностью слушал столичные новости и незаметно для самого себя справился с парой бутербродов и хорошим куском торта. Роман шутил и всячески развлекал друга. Обсудили и предстоящий юбилей – Глеб понял, что нового конферансье ему искать не нужно и окончательно успокоился. Ник по большей части молчал, наблюдая за ожившим Глебом и тихо радуясь. Потом появилась Галя- пришла пора делать вечерние уколы. Роман Исаевич засобирался.

- Не уходи, — Глебу явно не хотелось прощаться. — Сейчас уколюсь, и мы можем продолжить.

- Не стоит, Глеб, тебе надо отдыхать. Я на три дня прилетел, так что в Москву поедем все вместе. Жить буду у Иосифа. Завтра пообщаемся.

Никита оставил Глеба в распоряжении сестры, а сам вышел в коридор проводить дядюшку. Вместе спустились на первый этаж, вышли на улицу, остановились у входа. Ник с наслаждением закурил.

- Внутри курить негде, а Глеба одного лишний раз не оставишь.

- Буянит?

Ник кивнул.

- Кидается посудой, хамит персоналу, устраивает истерики, если что не так.

- Глеб не умеет болеть, — подтвердил дядюшка. — Дай сигаретку.

- Ты куришь?

- Таше ни слова.

- Ну это понятно.

Помолчали.

- Ты все время с ним?

Вопрос был задан будничным, спокойным тоном. Не время и не место ругаться. Хоть и понятно, что дядюшка не в восторге. Но приехал же, сумел себя перебороть.

- Все время. Это его решение.

- Вы хотя бы тут не…?

- Дядя! Ты его видел? Это он при тебе еще хорохорится. А так по стеночке ходим. Не ест ни хрена. Настроения нет вообще.

- На сцену надо, сразу все пройдет, и настроение появится. Врачи что говорят?

- Да что говорят. Спина восстановится, тут никаких проблем нет. А в остальном… То сахар, то давление, то сердце.

- Понятно.

Докурили. Постояли.

- Ладно, я поехал. Когда завтра лучше прийти?

- К обеду. С утра процедуры, а с тобой он может поест. Потом вместе к морю пойдем, если погода будет.

- Договорились. Ну до завтра.

Вяземский шагнул было к стоянке, где кучковались таксисты, но вдруг остановился, обернулся:

- А знаешь, я даже рад, что ты с ним. Ирма своей жалостью и заботой его бы угробила уже. 
Москва. Господи, наконец-то. Серая, угрюмая, холодная, но такая родная. Глебу Васильевичу было ни капли не жаль покидать солнечный и теплый Израиль. К черту море и солнце, если наблюдать их приходится из окна больничной палаты. Честно говоря, последние два дня в клинике были относительно нормальными — Ромка развлекал его как мог, и гулять удавалось выбраться. Но перед отъездом Гутенберг основательно достал своими рекомендациями и назначениями: и диету соблюдать, и нагрузок избегать, и не нервничать, и спать по девять часов не меньше, и на физиопроцедуры ходить. И еще кардиологу показаться зачем-то. Это ему надо тогда сразу на пенсию, а еще лучше сложить лапки и готовиться к отбытию на тот свет. Нет уж, на сцену и как можно быстрее. Как говорит Кароль, сцена лечит любые болячки. И это тот редкий случай, когда Глеб был с ним абсолютно согласен.

Перелет Глеба изрядно утомил. Все-таки сидеть два часа кряду, да еще и в не очень удобном кресле, пока тяжело. Еще час в машине. Но тем приятнее было увидеть родной зеленый забор и красную крышу из мягкой черепицы. Ну да, сочетание странное, но это Ирма выбирала, он не при чем.

Машина остановилась у ворот. Игорь пошел отпирать. Глеб повернулся к сидящему рядом Нику и наткнулся на напряженный, выжидающий взгляд. Ну да, надо что-то решать. В том, что сейчас какое-то время Глебу придется пожить дома, не было сомнений у них обоих. Честно признаться, Глеб был и не против — по дому он соскучился. К тому же здесь много места, можно уединиться в своей спальне. Уединения ему в Израиле не хватало больше всего. Постоянная забота врачей, сестер и даже Ника достала до чертиков.

Оставался вопрос, что делать с Ником. Отправлять домой, на Бардина? Свинство после той преданности и самоотверженности, которую продемонстрировал в эти дни мальчишка. Да и Глеб не был уверен, что завтра уже не затоскует по нему. Приглашать пожить у них? Ирма только рада будет, но двусмысленность такого предложения налицо. Ник не откажется, но вряд ли обрадуется.

- Пошли, я сдам тебя Ирме, — нарушил молчание парень. — И поеду домой, если ты не против. А завтра с утра приеду тебя навестить.

- Мысли читаешь?

Ник хмыкнул.

- Просто здравый смысл.

Нику пришлось задержаться еще на час — Ирма накинулась на него с расспросами. На самого Глеба ей накинуться не удалось — Немов дежурно чмокнул в щеку жену и сообщил, что очень устал и хочет прилечь. Возражать никто не посмел, и Глеб Васильевич благополучно скрылся в своей комнате, не забыв запереть дверь.

Кровать оказалась расстеленной — Ирма готовилась к его приезду, на тумбочке обнаружились запасы минералки, фруктов и печенья. Ну просто как в лучших домах. Глеб Васильевич с наслаждением вытянулся на кровати и взялся за телефон — пора было напомнить миру о своем возвращении.

Троянов ответил сразу. Несколько дежурных вопросов о здоровье, и вот уже Глеб в курсе последних новостей. Завтра юбилей Чолакяна, известного поэта, у Глеба с десяток его песен в репертуаре. Старику исполняется восемьдесят. Еще не поздно заявить о своем участии.

- Я буду, — мгновенно согласился Глеб. — Обязательно! Еще что-нибудь есть?

- По юбилею масса вопросов, но это не по телефону. Ты когда в офисе будешь? Или мне к тебе приехать?

- Завтра с утра буду, — решил Глеб, уже забыв о своих намерениях отлежаться дома и обещаниях, данных Гутенбергу.

- Ну тогда до завтра. А, да, чуть не забыл. Тебя тут разыскивает Горнов.

- Журналист? И чего ему от меня надо?

От фамилии Глеба передернуло. Вот уж кому он не собирался давать никаких интервью. Этот потом так все переврет, сам не рад будешь. Кроме гадостей он об эстрадных артистах ничего принципиально не пишет.

- Настаивает на личной встрече. Причем позвонил сегодня с утра и спросил, вернулся ли уже Глеб Васильевич из Израиля.

- Чего?! — Глеб чуть не выронил телефон. — Откуда он знает?!

- Без понятия, Глеб. Я сказал, что не в курсе. Он просил тебе передать, что у него для тебя интересное предложение.

- Предложение? От Горнова? Что-то новенькое. Ладно, завтра разберемся.

Глеб попрощался со Славой и задумчиво уставился в потолок. Странно, что может быть от Глеба нужно этому писаке? И откуда информация про Израиль? Впрочем, эти проныры-журналисты всегда все знают, работа такая. Хоть бы информация про посещение «Шумеда» не всплыла. Афишировать собственные болячки Глеб совершенно не планировал.

Некоторое время Немов лежал, припоминая песни на стихи Чолакяна и прикидывая, какую из них спеть завтра на концерте. С голосом по-прежнему были проблемы, но и песни Чолакяна — не арии князя Игоря или Фиеско. Как-нибудь споет, на честном слове и на одном крыле. Остановившись на «Свете родного очага», Глеб поднялся и пошел в гардеробную — выбирать назавтра подходящий костюм. Проходя мимо зеркала, заглянул в него и решил, что не мешало бы сегодня помыть голову с оттеночным шампунем — седина, которая раньше казалась ему импозантной, теперь раздражала. Хотелось взбодриться, встряхнуться, хотя бы визуально помолодеть. Да и маску какую-нибудь омолаживающую можно у Ирмы позаимствовать!


* * *


- Что с тобой? — удивился Троянов, когда Глеб с шумом плюхнулся на заднее сидение.

По просьбе Глеба Игорь с утра пораньше заехал сначала за Вячеславом Давыдовичем, а потом и за ним.

- Я думал, ты у нас болезный, договорился, чтобы тебя сегодня первым в концерте выпустили. А ты носишься, как будто за тобой черти гонятся.

- Почти, — хмыкнул Немов, с трудом переводя дыхание. — Ирма достала, спасу нет! Вчера вечером как началось: что ты хочешь покушать, не болит ли шов, лежать удобно, зачем ты встал, расскажи, как все прошло, и так без остановки! А мне надоела уже эта забота! Я не инвалид, вполне в состоянии сам себя обслужить. Так нет, она мне даже встать не дает! А утром, когда узнала, что я еду на работу, вообще скандал начался. По ее мнению, я должен еще минимум месяц дома проваляться. А потом еще месяц в санатории. Ага, а сцена меня ждать будет, видимо.

- Хм, ну я так понял, про здоровье спрашивать не стоит, — усмехнулся Вячеслав Давыдович.

- Даже не пытайся! Я в порядке. Выгляжу хреново, да?

- Гример поправит.

Глеб Васильевич вздохнул с облегчением. Хоть Славик не будет жалеть, и то хорошо. Его цинизм сейчас как никогда кстати.

Как же приятно снова оказаться в рабочей обстановке! Телефоны звонят, бумажек на столе куча — вот приглашение на корпоратив, условия прислали, вот стихи очередного юного дарования, мечтающего продать Немову свою песню, вот клавиры новых оркестровок для юбилея. Глеб с огромным удовольствием закопался в бумажках. Потом с не меньшим удовольствием выпил приготовленный секретаршей кофе и ушел в дальнюю комнату, порепетировать вечернее выступление, а заодно и распеться. Там его и нашла секретарша с телефоном в руке:

- Горнов звонит. Вы сказали, сразу соединить.

- Да, дай сюда.

Немов забрал радиотрубку и сделал знак, чтобы секретарша вышла:

- Немов слушает.

- Здравствуйте, Глеб Васильевич. Артем Горнов на связи.

- Здравствуйте, Артем, — подчеркнуто вежливо поздоровался Глеб. — Чем обязан?

- Как ваше здоровье? Знаю, что вы проходили лечение в Израиле.

- Поразительная осведомленность. Я не собирался афишировать этот факт, если позволите.

- О, безусловно. Но есть и еще один факт, который, как я думаю, вы не захотите афишировать.

- О чем вы говорите?

- Глеб Васильевич, у меня есть очень интересные фотографии, на которые вы наверняка захотите взглянуть. Давайте встретимся.

Глеб почувствовал, что ему не хватает воздуха. Неужели? Но ведь этого не может быть. Впрочем, почему не может?

Он нашел в себе силы ответить спокойно:

- Хорошо, давайте. Где и когда?

- Сегодня через два часа, ресторан восточной кухни в Камергерском вас устроит?

Глеб взглянул на часы. Если оттуда сразу поехать на концерт, он успеет.

- Да, вполне. До встречи.

Немов тяжело опустился на диван. Ну вот и все. Если Горнов узнал о них с Никитой, это конец. Конец всему. Такой позор смыть будет невозможно. Был бы на его месте какой-нибудь молодежный певец, ничего фатального бы не произошло — обсудили и забыли. Некоторым подобные скандалы только на пользу идут, популярности добавляют. Но Немову, гласу эпохи, дамскому угоднику и образцу мужественности, такого не простят. Растопчут со всеми наградами, званиями и регалиями, как будто и не было. Тридцать лет на сцене коту под хвост.

Снова зазвонил телефон. Глеб даже не сразу сообразил, что надрывается не офисная трубка, а его мобильный. Взглянул на дисплей — Никита. Мальчишка в последнее время нагло игнорировал просьбу первым не звонить. Они вообще стали забывать об осторожности, если честно. И вот результат. Что ему сейчас говорить?

После секундного колебания Глеб решил, что пока ничего сообщать Нику не будет. Надо сначала встретится с Горновым и понять, что тому известно. Может быть у него фотографии совсем иного рода? Например, пьяный Глеб или Глеб с неизвестными барышнями?

- Я тебя слушаю, — Глеб постарался, чтобы голос звучал как обычно.

- Глебушка, а что происходит? Я, как мы договорились, являюсь навестить больного с полными сумками вкусностей, а меня встречает твоя жена в состоянии, близком к истерике, и сообщает, что ты с утра отбыл на работу. Это как понимать?

Черт! Он совершенно забыл предупредить Ника! И даже не позвонил с утра, так спешил слинять из дома. А в офисе закрутился. Свинство, конечно.

- Ник, прости, пожалуйста, это все Ирма виновата. Как ты вчера уехал, она меня со свету сживать начала своей заботой. А меня выступить позвали, ты же знаешь, сцена — лучший лекарь. И в офисе дел полно. Не сердись, пожалуйста! Я отлично себя чувствую.

- Хорошо.

Мда, это односложное «хорошо» свидетельствовало, что Ник обиделся. Этого только сейчас и не хватало. Надо было исправлять ситуацию.

- Ты где находишься?

- Выезжаю из Нововнуково! Попил чаю с твоей супругой, выслушал ее жалобы на тебя, шикарно провел время, — съязвил Ник.

- Подъезжай к шести к КДС, Слава тебя встретит и сделает пропуск.

- Зачем?

- Ну ты же вроде как мой помощник, должен меня сопровождать на концертах? А потом поедем домой.

- Родной, ты извини пожалуйста, но если ты сегодня не явишься ночевать к Ирме, у тебя будут крупные неприятности.

- У меня и так уже крупные неприятности. Ник, давай потом? Я сейчас спешу в одно место. Так ты приедешь в Кремль?

- Приеду.

- Ну вот и славно, до встречи.


***


Ресторан восточной кухни в Камергерском был только один, так что Глеб его нашел без труда. Поднялся по каменной лестнице на второй этаж, вошел в зал. Несмотря на удачное расположение, аншлага в ресторане на наблюдалось. Возможно потому, что обеденное время уже прошло, а до вечера было еще далеко. Горнова Глеб в лицо не помнил, зато жунралист сразу его заметил и помахал рукой, приглашая за самый дальний столик. Поборов отвращение, Глеб подошел и даже пожал протянутую руку, сел. Горнов цедил кофе, Глеб попросил у официанта минералки. Больше ничего в себя впихнуть он все равно сейчас не сможет.

- Вы на диете? — полюбопытствовал Горнов. — Рекомендации врачей?

- Давайте ближе к делу, — оборвал его Глеб. — Что у вас?

- Как хотите, — журналист достал из внутреннего кармана пиджака стопку фотографий и положил несколько из них перед Глебом.

Немов надел очки и взял снимки. Израиль, Тель-Авив, эта треклятая набережная. Он в обнимку с Никитой, но снимок сделан со спины, лиц не видно. Ерунда, недоказуемо. Но второй снимок был сделан в упор. Оставалось удивляться качеству современной оптики — стоящего перед ним фотографа Глеб бы заметил, значит, снимали с расстояния, а такая четкость. Лица видны прекрасно, но опять же ничего крамольного. Ну обнимаются, и что? Глеб просмотрел еще несколько снимков и положил их на стол.

- Господин Горнов, я не понимаю, почему должен заинтересоваться этими кадрами. Вы следили за мной, когда я проходил лечение в Израиле? Это не делает вам чести. Я не давал согласия на съемку, но даже если будут опубликованы эти фотографии, не вижу проблемы.

- Не видите проблемы в том, что Народный артист Глеб Немов сжимает в объятиях смазливого мальчика?

- Вы испорченный человек, господин Горнов. На этих снимках Народный артист Глеб Немов держится за своего помощника, потому что с трудом таскает ноги после операции. Это очень печально, но это не преступление.

- А что вы скажете по поводу этих снимков?

Горнов положил перед Глебом оставшиеся фотографии.

А вот это совсем скверно. И спорить бесполезно. Они с Ником целуются на все той же треклятой набережной. В укрытом от глаз, как казалось Глебу, тупичке. В ту же первую после операции прогулку. Господи, ну и вид у него. Но все равно не узнать тут Глеба крайне сложно. Ну вот и все, приехали.

- Сколько? — Глеб посмотрел на журналиста в упор.

Горнов взял салфетку и написал на ней цифру. Глеб взглянул — сумма немаленькая, но реальная. Спокойствие его близких и его собственная репутация стоят много больше.

- Пишите реквизиты для перевода. И где негативы?

Горнов откровенно заржал ему в лицо.

- Глеб Васильевич, какие негативы? Все давно снимается на цифру. Но вы можете не беспокоиться — исходники я удалю и более никогда вас по этому поводу не побеспокою. Я человек чести.

- На вашем месте я о чести бы не заикался. Пишите реквизиты!

- Наличкой, Глеб Васильевич. Мне проблемы не нужны. Завтра, здесь же.

Глеб резко поднялся.

- Хорошо. До встречи.

Не дожидаясь ответа, Глеб вышел на улицу. В висках стучало, голова раскалывалась, спина ныла. Ну, спина, наверное, ныть и должна была, но в состоянии рабочего энтузиазма, в котором с утра находился Глеб, он этого и не замечал. А сейчас хотелось не на сцену, а под одеяло. Желательно в компании бутылки коньяка.

С Ником Глеб встретился в гримерке КДС — парень уже ждал его. С пропуском на груди и вполне довольным жизнью выражением лица. Не обижается, и то хорошо.

- Привет!

Глеб изобразил улыбку и рухнул в кресло.

- Мне чаю, переодеться и гримера!

- Господи, Глеб, что случилось? – ну да, Ника отрепетированной улыбкой артиста не обманешь.

Довольное выражение с физиономии парня исчезло. Глеб взглянул на себя в зеркало и понял, почему. Красавец! Под глазами синие круги, весь помятый, измученный, взгляд жесткий, злой. Нет, так на сцену выходить нельзя.

- Давай дома поговорим? А сейчас изобрази помощника или позови Славку. Мне чаю, переодеться и гримера. Ну и таблеточку, если есть.

- От чего таблеточку?

Тон Никиту обескуражил, но пусть привыкает. Назвался помощником, терпи артиста Немова, он от любовника Немова отличается, и существенно.

- От всего. От головы, от сердца и от спины.

- Это цианид, — громко подсказал входящий без стука Троянов. — Но его в аптеках не продают. И давайте быстрее, через полчаса выход.

Ник взглянул на него волком, но промолчал, полез в барсетку за таблетками. А Глеб и не сомневался, что у Ника при себе полный арсенал. А Славке даже благодарен был за своевременное появление. Теперь лишние разговоры откладывались.

Ник стоял в кулисах и неотрывно следил за Глебом. Сколько куплетов у этого чертового «Света родного очага»? Кто бы мог подумать, что одна песня может быть такой длинной? Или это ему кажется? Зрители в зале, а точнее, зрительницы, их было большинство, млели от голоса Глеба и его фирменной улыбки, юбиляр Чолакян тоже наслаждался звучанием своего шлягера. А Нику хотелось на стену лезть. Плохая была идея записаться в помощники Глеба. Нет, это, конечно, возможность быть рядом. Но наблюдать вот такие подвиги любимого из кулис — просто мучение. Еще пять минут назад он растекался по креслу гримерной и морщился от любого громкого звука, так болела голова. А сейчас вон улыбается, практически пляшет под этот свой «Родной очаг». Как будто ни голова, ни спина не болят, и вообще все прекрасно. Кому вот это все надо, а? Не обошелся бы Чолакян без Немова? Только вчера из больницы, ну какая сцена ему?

Наконец-то последний припев, проигрыш, поклон. Господи, он еще и кланяется! И даже почти получается! Цветочки от поклонниц. Да иди же ты уже в кулисы, бледный же как смерть!

Шаги в сторону кулис были уже какими-то неуверенными, Ник едва успел его подхватить под локоть.

- Ты как?

- Голова кружится, — шепотом пожаловался Глеб, повисая на руке. — И тошнит.

- Ну и за коим чертом ты на сцену лезешь? Слабость это, Глеб, нормально после операции. Ты еще и антибиотики пьешь, они угнетают организм.

Ник осторожно довел любимого до гримерки и сгрузил в кресло.

- Сейчас чаю сделаю сладкого. Ну отлежись дома хоть немножко!

- Не может он дома отлежаться, — Троянов предупредительно нажал кнопку на электрочайнике. — Дома Ирма Владимировна заботой зае… замучает. И потом, артиста сцена лечит.

- Я вижу, как она лечит, — прошипел Ник.

- Я в порядке, — Глеб поднял руку, прекращая спор. — Просто был очень тяжелый день. Сейчас посижу пять минут и поедем домой. Ник, раздеваться.

- Чего?! — Никита замер со стаканом чая в руках.

- Раздевай его, — подсказал Троянов, — это твоя обязанность. Раньше у нас работала Тамара, костюмер, но она уволилась, новую брать не стали, сами обходились. Теперь твоя забота. После выступления надо сразу артиста переодеть. Во-первых, пока он не простудился, рубашка сейчас наверняка насквозь мокрая. Во-вторых, пока Глеб не испачкал чем-нибудь концертный пиджак или брюки. Концертная одежда убирается в кофры, рубашки стираются. Туфли тоже сразу надо сменить, концертные узкие, в них быстро ноги отекают.

Вячеслав Давыдович вводил его в курс дела быстро и бесстрастно, видимо, даже рад был появлению помощника и возможности свалить на него обязанности няньки. А у Ника голова шла кругом от столь интимных подробностей. Одно дело дома раздевать свое сокровище, целуя, возбуждая, готовя к чему-то большему. И другое вот тут, при Троянове, причем не родного и любимого, мурчащего от удовольствия Глеба, а какую-то неживую куклу с нарисованными чертами лица и безучастными глазами. Он всегда такой на работе?

Глеб спокойно и как-то привычно дал себя раздеть. Никита ожидал, что хотя бы надевать повседневное он будет сам, но Глеб выжидающе на него посмотрел, и пришлось натягивать на любимого футболку и толстовку, помогать влезать в джинсы. Ник надеялся, что со стороны не видно, как он краснеет.

Как только закончили с переодеванием, в гримерку постучали. Милая девушка пришла сообщить, что в гримуборной Чолакяна накрыт фуршет и пригласила зайти выпить за здоровье юбиляра.

- Как был жмотом, так и остался, — констатировал Троянов, едва за девушкой закрылась дверь. — Это двадцать лет назад в гримерках накрывали, когда ни у кого денег на рестораны не было. Неужели хотя бы на юбилей нельзя себе позволить нормальный стол накрыть?

- Да ладно тебе ворчать, — Глеб медленно и осторожно поднялся с кресла, опираясь на руку Ника. — В рестораны всех водить — без штанов останешься. Он и так на юбилей потратился. Пошли, выпьем по рюмочке коньячку, раз зовут.

- Глеб, какой коньячок, ты антибиотики пьешь, — возмутился Ник, даже забыв, что при Троянове нужно Глебу «выкать».

- И что? Решил пойти по стопам Ирмы? Мне теперь лежать дома и есть кашу? У меня был отвратительный день, я чертовски устал, и я хочу выпить в компании друзей. Ты можешь остаться здесь.

- Я тоже не пойду, — Троянов плюхнулся в кресло Глеба. — Подождем тебя тут.

- Как хотите, — пожал плечами Немов и вышел.

Ник растерянно посмотрел на закрывшуюся дверь. Зря он записался в помощники, очень зря. Ни к чему хорошему это не приведет, только ссориться начнут. Что с Глебом происходит? Он же назло делает. Назло кому? Себе? Что у него опять случилось?

- Привыкай, — Вячеслав Давыдович поймал его взгляд. — Глеб не подарок. Но он не всегда такой. Раз звездит, значит, не в настроении. Может, чувствует себя плохо или в личной жизни проблемы. Так он нормальный мужик, лучше многих, поверь.

- В личной жизни? — машинально повторил Ник.

- Ну а что он, не человек? Раньше вообще катастрофа была, пассии в каждом городе менялись. То одна ему нервы поднимет, то вторая, а на нас он потом срывается. Но в последние годы вроде устаканилось, у него кто-то постоянный появился, и Глеб поспокойнее стал. Что ты такие большие глаза делаешь? Думаешь, к жене он сейчас поедет? Особенно коньяка напившись? Да Ирма его на шарфики перемотает за смешивание алкоголя с лекарствами. Это ему дико повезло, что она с ним в Израиль не смогла поехать. Ты, кстати, не рассказал, как там все прошло?

Ник пожал плечами. Что он мог рассказать Троянову? Как кормил с ложки и ловил летящие в персонал чашки? Глеб, кстати, просил его поменьше общаться с Вячеславом Давыдовичем, во избежание неприятностей. К счастью, вскоре вернулся Глебушка, с заблестевшими от коньяка глазами, улыбающийся и в целом довольный жизнью.

- И зря вы не пошли! Вполне приличный стол был! Ну что, поехали по домам?

- Поехали, — Троянов поднялся. — Тебя куда везти?

- В Нововнуково, — Глеб бросил на Ника извиняющийся взгляд.

Ник хмыкнул и закатил глаза. Тайны Мадридского двора. Ну конечно в Нововнуково. Свинство сейчас было бы еще дома не ночевать. Вот и пусть милый от супруги получит и за коньяк, и за работу в таком вот состоянии. Пусть лучше с Ирмой ругается, чем с ним.

- Я отвезу Глеба Васильевича, — вызвался Ник. — Я на своей.

- Ты же вроде в центре живешь? Охота тебе по всей Москве кататься? — удивился Троянов.

- Да я потом еще по делам поеду как раз в том районе, — выкрутился Ник.

Спорить Вячеслав Давыдович не стал, только рад был, что Игорь в его полном распоряжении. Они уже выходили из КДС, когда Глеб вдруг сказал:

- Слав, чуть не забыл. Мне завтра нужно будет полтора миллиона, наличными. Закажи деньги с утра и сними со счета, пожалуйста.

- Сколько?! — Троянов резко затормозил посреди коридора. — А заранее нельзя было сказать?

- Я и говорю заранее. Еще раньше я не знал, что понадобится.

- Глеб, но… Эээ… Как бы тебе сказать, нет на корпоративном счету столько.

- Как нет?!

- Ну вот так. Я аренду «Крокуса» оплатил, пока тебя не было, зарплату девчонкам, музыкантам, за офис там по мелочи.

- И что? Там было больше трех, когда я последний раз смотрел. За питерский концерт же еще переводили.

- Глеб, ты за питерский наличкой брал, сам мне говорил по телефону.

- Наличкой я брал за моральный ущерб, личный бонус. А оплата была по договору на счет! И даже без эти денег на счету должно быть гораздо больше!

Ник прислонился к стеночке. Нашли место деньги считать, кругом люди ходят. И что вообще с Глебом случилось? Зачем ему столько, да еще и наличкой? У них какие-то непредвиденные траты? Насколько Ник знал, у Глеба было несколько карточек, прикрепленных к банковскому счету, личному, с его накоплениями. Но там наверняка есть лимит снятия, полтора миллиона с личного счета просто так не снимешь. Для работы был счет корпоративный, с которого Троянов оплачивал аренду офиса, покупку оборудования, выдавал зарплаты и так далее. На этот же счет приходили гонорары, с поступлений на него платились налоги. И вроде бы Глеб полностью доверял своему директору в финансовых вопросах, тут никаких трений не было.

- Слава, мне завтра нужно полтора миллиона, наличкой.

- Глеб, ну нету! Нет, понимаешь? Помнишь, я тебе говорил, что у меня проект тут один в Москве интересный. Ну когда ты в Питер уезжал?

- И?! Твой проект обошелся мне в пару миллионов?! А я об этом ничего не знаю?

- Может быть, мы хотя бы на улицу выйдем? — робко предложил Ник. — Вас сейчас кто-нибудь услышит, и завтра во всех газетах подробности финансовых отношений Немова и его директора будут.

Но на него никто не обратил внимания. Глеб настойчиво пытался выяснить, где деньги, Троянов что-то бормотал про проект и про то, что все вернет через пару месяцев и даже с прибылью. В итоге Глеб заявил, что завтра деньги должны быть и точка, забыв про спину вылетел на улицу и остановился только не найдя машины у выхода.

- Сюда меня на своей не пропустят, пошли на стоянку, — Ник осторожно взял его под локоть.

- И с чего ты вызвался меня отвозить? Тебе же крюк через всю Москву потом делать. Или у нас останешься? — вдруг предложил Глеб.

- Нет уж, родной, сам коньяку налакался, сам со своей благоверной и разбирайся, а то она меня крайним сделает. Я потом к Вяземским загляну, Таша просила заехать, там и переночую. У тебя на завтра какие планы?

- Завтра… Завтра я занят, мой хороший, — Глеб как-то сразу посерьезнел. — Ты завтра своими делами занимайся, а вечером я к тебе приеду.

- Ладно.

По дороге молчали. Ник решил, что Глеб просто устал и не донимал его расспросами. Мало ли на что ему деньги понадобились. Может, жене подарок сделать, грехи замолить? Правда, такая сумма… Не похоже на Глеба.

Ник постоял у ворот, дождался, пока Глеб зайдет в дом, и отправился к Вяземским.


***

От хорошего расположения духа, обретенного за рюмкой коньяка в компании коллег на фуршете, у Глеба не осталось и следа. А стоило Нику отъехать от ворот, как снова накатило: и спина болит, и причитания Ирмы слушать не хочется, и с деньгами непонятно. Он уже было уговорил себя, что снимет нужную сумму с корпоративного счета, отдаст Горнову и забудет о компрометирующих снимках как о страшном сне. А теперь вдруг оказывается, что на корпоративном счету пусто. И это очень интересный вопрос, куда Слава дел деньги, с ним еще предстоит разобраться. И где сейчас взять полтора миллиона? Снимать с накопительного счета долго и дорого, потеряет все накопленные проценты по вкладу. И вообще этот счет неприкосновенный, «на старость». Оставался только их общий с Ирмой счет, с которого снимались деньги на жизнь. Точную сумму денег, лежавшую на этом счету, Глеб даже не знал, просто перечислял туда с каждого гонорара примерно третью часть.

Встречала его только Динка, радостно прыгающая в полутемном коридоре.

- Ну привет, привет, собака. Что у вас тут так темно? И где наша мама?

Динка возмущенно тявкала. Глеб разделся и отправился на поиски жены, попутно включая везде свет. Ирма обнаружилась у себя в спальне за ноутбуком.

- Я дома, — сообщил Глеб и встал в дверях, ожидая реакции.

- Привет, — Ирма кивнула, не отрываясь от экрана. — Голодный?

- Да не так чтобы, — неопределенно пожал плечами Глеб. — Ирма, нам нужно поговорить.

- Давай через час, — Ирма застучала по клавиатуре. — У меня сейчас индивидуальная коуч-сессия по скайпу.

- Чего у тебя? — Глеб не понял ни слова.

- Коучинг. Не мешай, пожалуйста.

Глеб прислонился плечом к косяку и никуда не ушел. Интересное кино получается. Что там такого в компьютере срочного, что на него никто внимания не обращает? Чем она занимается? В представлении Глеба компьютер был нужен либо чтобы в игрушки играть, либо чтобы по порносайтам лазить. Ни то, ни другое не являлось уважительной причиной для игнорирования супруга.

- Ирма, сколько денег у нас на семейном счету? — поинтересовался он, поглаживая Динку за ухом.

Ирма на секунду прекратила печатать и обернулась:

- Не знаю. Немного. Я как раз собиралась тебе сказать, что нужно пополнить счет.

- Насколько немного? Ты же в прошлом месяце мне говорила, что денег достаточно, что пока можно не перечислять, а то много скапливается?

- А в этом месяце потратилась, — Ирма снова отвернулась к монитору. — Глеб, давай потом? Я сейчас очень занята.

- Чем ты занята? Меня целый день нет дома, можно мне уделить пять минут, когда я прихожу?

Глеб уже не скрывал раздражения.

- Я же тебе сказала, у меня индивидуальная коуч-сессия с Николаем Игнатовым. Пока мы с тобой болтаем, время идет. А его час стоит очень дорого, он один из лучших психологов России.

- Опять психологи? Да сколько же можно?! И вы вот по компьютеру общаетесь? За деньги? — уточнил Глеб.

- Да, через Скайп.

- И сколько это стоит? — вкрадчиво поинтересовался Немов.

- 300 долларов в час, у меня как у постоянного клиента еще скидка.

- Постоянного клиента? Понятно.

- Что тебе понятно? — Ирма наконец почувствовала неладное и отвлеклась от ноутбука.

- Куда деньги со счета деваются понятно. На общение через Интернет с каким-то проходимцем, который рассказывает тебе, что все чувства у человека проистекают из задницы!

-Глеб, ты совершенно некомпетентен в этом вопросе, я тебе уже говорила, что системная психология…

- Ну конечно, я не компетентен. Куда мне, я вообще в психологии ни в зуб ногой. Мое дело петь и плясать, денежки домой приносить!

Глеб чувствовал, что его понесло, но остановиться уже не мог. Господи, как же тошно! Не то, чтобы он рассчитывал на деньги с семейного счета, вряд ли там полтора миллиона накопилось бы даже при всей экономности Ирмы. Но вот это безразличие к нему и его проблемам, просто бесило. Он как порядочный, домой поехал, хотя с куда большим удовольствием остался бы с Ником, а его тут и не ждут. В Интернете ей интереснее, видите ли.

- Глеб, почему ты кричишь? Ты что, пьяный? — Ирма встала из-за компьютера и подошла к нему. — На банкете пил? Тебе же нельзя сейчас!

- Да тебя послушать, мне вообще ничего нельзя, — рявкнул Немов. — Ни пить, ни есть, ни дышать. Тебе только можно бегать по тренингам всяких шарлатанов, пока муж в больнице.

- Глеб, да как ты можешь! Я тут с ума сходила! И к Игнатову пошла, чтобы хоть как-то успокоиться!

- И как, хорошо он успокаивает? А главное, дешево! Всего-то триста долларов в час!

- Глеб!

- Ой, вот только слез не надо, а?

Глеб вышел из комнаты, не забыв хлопнуть дверью. Поднялся в свою спальню и, заперевшись изнутри, набрал Ника.

- Ты далеко уехал, мой хороший?

- Да не так чтобы, а что случилось?

- Ничего не случилось. Просто хочу, чтобы ты вернулся и взял меня с собой.

- К Вяземским? — уточнил Ник. — Или домой поедем?

- Да как хочешь, мне все равно!

- Сейчас буду.

Глеб положил трубку. Насколько же с мужчинами проще, чем с женщинами. Никаких лишних вопросов. Простой и надежный Ник, его мальчик. Сейчас приедет и все будет хорошо.


***


Ник развернулся прямо через двойную сплошную, понадеявшись, что на этом участке дороги нет камер. Мало ли, что там у Глеба случилось, не ехать же еще полчаса до разворота. До дома любимого добрался быстро, Глеб уже стоял у ворот.

- Ну что ты делаешь! Я бы позвонил, как добрался. На холоде стоишь, простудишься!

Ник смотрел, как Глеб устраивается на переднем сидении, своем любимом месте в его машине. Нику пришлось отодвинуть кресло максимально назад, чтобы ему было удобно, и когда ездил без Глеба, возил на сидении барсетку, чтобы никто на его место сесть не пытался.

- Да ладно, мне тепло. Поехали уже!

- Куда?

- Ну ты вроде к Вяземским собирался? К ним и поехали.

Ник послушно нажал на педаль газа. Свинство, конечно, без предупреждения на голову сваливаться вот так вдвоем, да еще и с ночевой. Ну а куда потом ехать, ночь на дворе? И Глебу давно отдыхать пора, целый день мотается. Но расставались они с Романом Исаевичем друзьями, а Таша звонила миллион раз, пока они были в Израиле, зазывала в гости. Так что выгнать не должны.

- Что случилось? — осторожно поинтересовался Ник, когда машина выехала из Нововнуково.

- С Ирмой поругался.

- Из-за коньяка?

- Из-за денег.

Ник сделал вид, что сосредоточен на дороге. Да что за дела? Глеб вообще о деньгах старается не говорить, а Ирма его никогда лишней копейки не потратит. Помнится, он даже обижался, что выделяемые им на личные расходы жены деньги вечно лежат нетронутыми.

- Ты помнишь, она нам рассказывала про какого-то доморощенного психолога? Ты еще сказал, что про такого не слышал?

- Это который про анальное начало в психическом человека рассуждает? — усмехнулся Ник. — Помню, я потом еще в Интернет залез, почитал про него.

- Вот она с ним по Интернету и общается! Какие-то там сессии ему сдает, по 300 долларов в час. Я домой прихожу, а она занята видите ли!

- Так тебе денег жалко или тебя невнимание обидело? — уточнил Ник.

- Все меня обидело! Я поговорить хотел, серьезно! И меня раздражает, что деньги выкидываются на ветер, когда у нас сложная ситуация.

Глеб резко замолчал, видимо понял, что сказал что-то лишнее. Но Ник его уже услышал.

- А у нас сложная ситуация? Что случилось?

Глеб помолчал, побарабанил пальцами по подлокотнику, а потом все-таки решился.

- Нас с тобой видели в Израиле, на набережной, вместе. Целующимися. И засняли! Теперь мне предлагают купить снимки. За полтора миллиона. Не так уж много, но как выяснилось, Слава и Ирма одновременно похозяйничали в моих счетах. А завтра мне нужно полтора миллиона наличными.

Никита остановил машину, благо, до трассы еще не доехали, и развернулся к Глебу:

- Кто заснял? Что именно заснял? Глеб, тебя шантажируют?

- Горнов заснял, наверное. Есть такой известный журналист. Во всяком случае деньги требует он, снимки тоже он мне показывал. Поверь, там все очень наглядно.

Глеб устроил голову на спинке кресла и прикрыл глаза. Говорил он совсем тихо и неохотно.

- Лучше с ним не связываться. Полтора миллиона — не такая большая сумма. Я просто не рассчитывал, что Слава выгреб корпоративный счет подчистую. Очень не вовремя.

- Глеб, родной, ты с ума сошел?! — Ник схватился за сигареты, забыв, что любимый не терпит курения в машине при нем. — Шантажистам нельзя платить! Он же не успокоится, теперь начнет тебя постоянно доить!

- Он обещал уничтожить негативы.

- Какие негативы? Он что, на пленку снимал?

- Ну или исходники, как там это правильно называется.

- И как ты можешь быть уверен, что уничтожит?

- Да никак, — вздохнул Глеб. — А что ты предлагаешь? Послать его к черту и проверить, опубликует он завтра наши снимки во всех газетах или нет? Ты хотя бы понимаешь, что в таком случае мне конец?

Ник понимал. Очень хорошо понимал. С его точки зрения это было бы неприятно, но не смертельно. О звездах эстрады и не такое пишут, иногда даже с их подачи. Но Глеб артист старой закалки и старых принципов, он просто не сможет выходить на сцену после подобного скандала. Да и его целевая аудитория — бабушки и дедушки — прикола не оценят, могут и перестать на концерты ходить. И, опять же с точки зрения Ника, черт бы с ней, с этой сценой. Шестьдесят — уже можно и на покой. Он бы с огромным удовольствием взял Глеба в охапку и утащил куда-нибудь далеко-далеко, в Таиланд, например, на Самуи. Сняли бы там домик на берегу океана, и жили бы так, как хотят. Без посторонних глаз, без страха, без холодных московских зим. И Глеб был бы здоровее, не гробил себя ради непонятно чего. Но Ник также прекрасно понимал, что Глеб не сможет без сцены. Без внимания, без обожания публики, пусть даже бабушек с тюльпанчиками, без аплодисментов он зачахнет на самом теплом и солнечном острове.

Сказать все это вслух он, конечно, не мог. А Глеб уже продолжал:

- Мы сами во всем виноваты. Не надо было так рисковать. Почему мы решили, что в Израиле можно целоваться на улице? Каким местом я думал?

- Глеб, перестань, пожалуйста! На этой набережной не было ни души! Я тоже виноват, не надо было к тебе приставать. Но у тебя был такой несчастный вид, тебе требовалась поддержка.

- А теперь мне требуется полтора миллиона. И хорошо, если этим дело ограничится.

- А если нет?

- Буду платить. Ник, ну а что ты предлагаешь?

Ник ничего не предлагал. Для себя он уже твердо решил, что найдет этого Горнова и сам с ним разберется. По-мужски. А иначе Глеб, с его принципами прошлого века и верой в людскую порядочность, будет регулярно этому подонку деньги отстегивать. А деньги эти, между прочим, Глебу не с неба падают. Ник уже видел, каким трудом они зарабатываются.

- Попробую у Ромки занять, — словно сам с собой говорил Глеб, по-прежнему не открывая глаз. — У него всегда заначка имеется. Только не говори ему, пожалуйста, на что.

- Это понятно.

Ник завел мотор и достал телефон. Двенадцатый час ночи, самое время для гостей. Набрал нужный номер:

- Ташенька? Да, я. Мы тут к вам свалимся на голову, пользуясь вашим гостеприимством? С Глебом, да. Едем.

Бросил мобильник на панель, машинально закурил снова.

- Ну все, нас ждут, родной.

Родной не ответил — он уже дремал, уткнувшись подбородком в грудь.


***


- Господи ты боже мой!

Крыльцо у Вяземских освещалось хорошо, и открыв дверь, Таша смогла по достоинству оценить увиденное.

- Красавец, краше в гроб кладут! А размалеванный! У тебя один гример с Борей Моисеевым?

- И тебе привет, — попытался улыбнуться только что разбуженный и практически волоком доставленный от машины Глеб.

- Таша! — поддерживающий Глеба Ник укоризненно взглянул на тетушку. — У него просто был тяжелый день.

- Так вот и мне интересно, кто ему этот тяжелый день устроил? Ты почему не отлеживаешься дома? Судя по твоей физиономии, ты с концерта?

- Почти. Дома я уже успел побывать. Ты нас пустишь или мы так, на пороге постоим?

- Да заходите уже! Ромка еще не приехал, у него спектакль сегодня и еще какое-то мероприятие потом. Ник, ты голодный?

- Ну поел бы чего-нибудь, — пожал плечами Ник, помогая любимому войти и разуться.

- А мне что, поесть не предлагают? — возмутился Глеб.

- Ты у меня сейчас будешь есть, хочешь ты того или нет, — мрачно пообещала Таша. — Первое, второе и плюшки с чаем. На тебя же смотреть страшно! Бледный, худющий! Тебе на сцену в таком виде не стыдно выходить? И пока я разогреваю, быстро в ванную смывать всю эту дрянь с морды!

Глеб безропотно подчинился. Взял чистое полотенце и послушно потопал в ванную, смывать грим. На душе сразу стало легче — в доме Вяземских было как всегда тепло, светло и уютно, пахло домашней выпечкой, а Таша хоть и ворчала, но как-то беззлобно. И ей было не все равно, как выглядит Глеб и как он себя чувствует.

Ужин ему подали в его спальню, что противоречило всем принципам Таши. У Вяземских было принято завтракать, обедать и ужинать в столовой за большим столом или на кухне. Но усаживать Глеба за стол сейчас было бы жестоко. Поэтому он полулежал в кровати, на которой появилась вторая подушка и второе одеяло для Ника, и уплетал невозможно вкусный Ташин суп с куриными потрошками. Ник устроился с тарелкой за туалетным столиком, а Таша сидела рядом с Глебом на кровати и пристально следила, чтобы он съел все, что дали.

Наконец Глеб допил чай и отставил поднос:

- Спасибо, Ташенька, очень вкусно.

- На здоровье. Тебе никакие лекарства пить не надо?

- Надо, — спохватился Ник и полез в барсетку.

- И на физиопроцедурах ты сегодня, конечно, не был?

- Не был, — Глеб покаянно опустил голову.

- Значит так, — тон Таши возражений не допускал. — Сейчас пьешь свои лекарства и ложишься спать. Спать, а не то, что ты думаешь! Ник идет со мной поговорить о нашем, о девичьем.

Глеб только усмехнулся. Ни о чем, кроме как спать, он сейчас и не думал.

- Мне с Ромкой надо поговорить. Дай хоть позвоню ему, узнаю, когда вернется.

- Завтра с утра поговоришь, завтра Рома дома весь день. Спать, я сказала. И завтра у тебя постельный режим с усиленным питанием! И поездка в больницу!

- Не могу. У меня завтра встреча, отменить которую нельзя.

- И знать ничего не хочу! Кто там у тебя? Журналисты? Организаторы? Пусть сюда приезжают.

«Только еще не хватало сюда Горнова звать», — подумал Глеб, но вслух ничего говорить не стал. Его давно уже выключало, и хотелось только, чтобы в комнате погасили свет и оставили его в покое.

- Ну все, отдыхай.

Таша легонько чмокнула его в лоб и поправила одеяло.

- Повезло Ромке, — хмыкнул Глеб. — И почему ему всегда везет?

- Потому что он хитрый еврей, — усмехнулась Таша. — Спи, несчастье.

Ника она увела на кухню — традиционное место для душевных разговоров. Но сегодня милой беседы ждать не приходилось. Ник тут же получил нагоняй за то, что не удержал Глеба дома, неважно, у себя или в Нововнуково. Досталось ему и за худобу Глеба, и за общий утраханный внешний вид, и за то, что местным врачам они так и не показались и на физиопроцедуры не попали. И только в конце нотации Таша поинтересовалась, чем обязана такому неожиданному ночному визиту. Пришлось рассказывать и про юбилей Чолакяна, и про ссору с Ирмой.

- Он не хочет быть дома, — объяснял Ник, цедя третью чашку кофе. — Что-то у них с Ирмой не ладится после его возвращения. С утра достала заботой, а вечером наоборот, невниманием к его персоне.

- Невнимание — самое страшное преступление по отношению к нашим господам артистам, — кивнула Таша. — Рома такой же. Если он пришел домой, бросайте все и занимайтесь им. Это нормально, пора бы привыкнуть.

- А у Ирмы Владимировны сейчас увлечение системной психологией, она с психологом Николем Игнатовым по скайпу общается. А Глеб ей помешал, видимо.

- С психологом? По скайпу? Что-то новенькое! Нет, ну как так можно! Глеб еле ноги таскает, за ним же ухаживать нужно!

- Не знаю, Таш, утром он от нее сбегал, потому что своей заботой она его достала. Нелогично как-то. У них что-то происходит. И я очень надеюсь, что я тут не при чем, — Ник допил кофе и положил подбородок на сложенные на столе руки. — Понимаешь? Я люблю Глеба, я хочу с ним быть как можно больше и чаще. Но я не хочу, чтобы он ссорился с женой. У них же совершенно другие отношения. И столько лет вместе. Для Глеба она ведь много значит, и не нужны ему сейчас новые потрясения.

- Ты о чем? Ты считаешь, у Ирмы кто-то есть?!

- Не знаю, но очень похоже. Вот ты бы что делала на ее месте в ситуации с Израилем? Отправила бы вот так дядюшку одного? Ну или даже с лучшим другом?

- Нет, конечно! Подняла бы всех на уши, но поехала бы с ним. Кароля бы подключила, у него во всех посольствах друзья.

- Ну вот именно. Не знаю, Таш, не нравится мне это все.

- Не вмешивайся, — посоветовала Таша, наливая себе еще кофе. — И не расспрашивай. Приходит к тебе — радуйся. Пусть сами разбираются. Будешь лезть — окажешься крайним.

- Это я понимаю, но что вот делать, когда он звонит посреди ночи и просит его забрать? Или приехать к ним на ночь? Да, и так уже было! Представь, как я себя у них дома чувствую?! Или вот сегодня — попросился к вам. Дома быть с женой не хочет, а в Москву ехать уже сил нет.

- Это как раз нормально, — улыбнулась Таша. — Глеб у нас часто ночевал и до твоего появления в его жизни. Почему, думаешь, у него в нашем доме своя спальня? И она тут с незапамятных времен. Еще до перестройки дома была. Тепло ему тут, понимаешь? С Ирмой у них разное случалось. Скажем честно, Глеб никогда не был идеальным мужем. Он на гастролях повеселится, домой приезжает, а Ирме уже доложили. Скандалы она никогда не устраивала, просто объявляла бойкот — есть не готовит, на стол не накрывает, с Глебом не общается. Ну и ночью ничего не предлагает, понятное дело. А так нельзя! Он вернулся оттуда, где его хотели, любили и облизывали во всех смыслах, в холодное безмолвие. И ему еще больше хочется назад. Или новые приключения искать. Семейный очаг остывает. Уж лучше, когда ругаются, когда тарелки летают, когда страсти кипят. А ночью секс после ссоры чуть ли не на потолке. А вот игнорировать, обижаться, ждать, пока с извинениями на коленях приползет — нельзя. Не с такими, как Глеб или Рома. Или ты думаешь, твой дядюшка лучше? И никогда у него никого не было? Да было, конечно. Может, меньше, чем у Глеба, но тоже дай бог! А какие у меня были варианты? Я считаю, что либо уходить, совсем, навсегда, либо не замечать. Я не замечала. И Рома всегда знал, что дома его ждет довольная жизнью, улыбающаяся жена, вкусная еда, теплая кровать и хороший секс по первому требованию. Чем старше он становился, тем больше это ценил. Тем чаще отдавал этому предпочтение. Молодым-то девкам надо доказывать, что ты еще борозды не портишь. А тут поймут, если что не так пойдет. И я никогда не была обделена ни вниманием, ни заботой, ни материально. Мы не трепали друг другу нервы и сохранили отношения. А Глеб… Я, конечно, рада, что у него появился ты. Но по большому счету мне его жалко.

Ник случал молча, только что не открыв рот. Наконец спросил:

- Жалко? Ты считаешь, что они себя нормально вели, оба? Что это нормально, гулять на гастролях?

- Они — артисты. По-другому у людей их профессии не бывает. Такие правила игры, не нравится — не кушай!

- Ты думаешь, и сейчас…

- Нет. Сейчас уже вряд ли. У Ромки едва сил на супружеский долг хватает, и то чисто номинально. У Глеба ты появился. Ладно, зря мы с тобой этот разговор затеяли, — Таша выглянула в окно. — Ромка приехал. Пошли встречать!   
Ник проснулся от очень приятного ощущения тяжести в интимных местах. Открыл глаза и увидел нависающего над ним Глеба. Оперевшись на одну руку, другой любимый сосредоточенно ласкал его, не забывая целовать все, до чего дотягивался.

- Ну наконец-то! — прокомментировал Глеб его пробуждение и перешел к более активным действиям.

Ник машинально притянул Глеба к себе за шею, привычно повисая на нем. Глеб охнул и свалился, не удержавшись на руке.

- Полегче, мой хороший. Наверное, пока лучше обойтись без силовых элементов. Нет, нет, не отстраняйся, пожалуйста. Просто давай без резких движений.

Ник уже окончательно проснулся и начал соображать, где они находятся и при каких обстоятельствах здесь оказались. Он осторожно чмокнул любимого в нос и заглянул в глаза:

- Ты уверен, что стоит? Если это показательные выступления ради меня, то не нужно! Мне не горит!

- Ну сейчас уже, положим, горит, — Глеб ухмыльнулся и выразительно посмотрел вниз. — И да, моими стараниями. Я хочу своего мальчика, здесь, в этой самой кровати, где все когда-то началось! Ты помнишь?

Еще бы не помнить! Вместо ответа, Ник осторожно перевернул Глеба на спину и устроился сверху, уперевшись коленями в кровать, чтобы не давить своим весом на любимого.

- Мы так не договаривались, — Глеб дернулся под ним.

- Успокойся, я просто тебя поласкаю. И прекрати уже болтать!

Ну что ж, Глебушка сам напросился. Отказывать ему в любви и ласке нельзя ни в коем случае, но и напрягаться ему не следует. Так что придется по щадящей схеме, пусть теперь лежит и получает удовольствие.

Доставлять удовольствие Ник умел разными способами, пуская в ход руки, губы и язык. Проблема заключалась в том, что все орально-мануальные ласки Глеб воспринимал исключительно как прелюдию. Основная часть и финал должны были исполняться традиционным способом. Как бы Ник ни старался, насколько бы не растягивалась прелюдия, в итоге Глеб все равно его скидывал, подминал под себя и дальше начиналась акробатика.

Сегодня же он относительно смирно лежал за себя, прикрыв глаза, но расслабиться не мог. Ник чувствовал напряжение в каждой мышце любимого тела, Глеб даже брови хмурил, как будто не сексом занимался, а с прессой общался на спорные темы. Ник уже три раза вспотел, но результата не добился.

- Родной, тебе поза не нравится или ты об Англии думаешь? — не выдержал он наконец.

Глеб открыл глаза и посмотрел на него так, что у Ника и самого пропало желание продолжать. Господи, сколько же там тоски и усталости! Но он же сам начал! Черт… Не надо было поддаваться на провокации, слабенький он пока еще, хоть и хорохорится.

- Прости, Ник, я…

- Все хорошо.

Никита прикрыл их обоих одеялом, улетевшим в процессе на пол, и прижал Глеба к себе.

- Это лекарства, наверное. Расслабиться не могу. Мыслей еще в голове лишних куча.

- Не надо оправдываться, все хорошо, родной. Ты мне просто пообещай, что после твоего юбилея мы с тобой поедем куда-нибудь, где тепло, солнечно и есть море? И ты будешь там отдыхать, ни о чем не думать, загорать и купаться. И у нас там будет феерический секс.

- Который кто-нибудь снимет на камеру, а потом захочет разместить в Интернете или дать в какой-нибудь передаче!

Глеб сел в постели и потянулся за часами.

- Черт, уже пора вставать. Еще с Ромкой надо поговорить, а в три у меня встреча.

Ник молча смотрел, как Глеб одевается, все еще неловко и медленно, стараясь не делать лишних движений. Так вот о чем он думает. О шантажисте, фотографиях и возможном скандале. Тут никакого секса не захочешь. И что теперь, всю жизнь оглядываться? Не ездить на отдых, не позволять себе никаких удовольствий нигде, кроме как дома за закрытыми дверями? Что за бред? И Глеба обязательно нужно вывезти на море, для него это лучший способ восстановиться.

- Ты отвезешь меня в город или мне Игоря вызывать? — уточнил Глеб, причесываясь перед зеркалом.

- Отвезу, — вздохнул Ник.

Внизу их уже ждал завтрак. Они спустились как раз вовремя, Таша только сварила кофе и дядюшка устроился у окна с чашкой и газетой. Увидев Глеба, он тут же газету отложил:

- Какие люди! Что, Ирма выгнала?

- А что таким довольным тоном? — Глеб пожал протянутую руку. — Сам ушел, не радуйся, не навсегда. Просто соскучился по вам по всем. Ты против?

- Ни в коей мере! Я давно тебе говорил, переселяйся. Места у нас много. И кралю твою, по совместительству нашего племянника, приютим, так и быть.

- Ромка! Ты же обещал не издеваться!

- Молчу-молчу! — Роман Исаевич шутливо поднял руки, демонстрируя, что сдается.

- Ром, у меня к тебе просьба будет. Финансовая.

- Не вопрос. Поедим и пойдем в кабинет, разберемся.

Завтрак несколько затянулся, Таша посчитала, что Глеб должен съесть как минимум слона. Перед Немовым появлялись все новые тарелки: с кашей, с бисквитами, с яичницей. Когда Глеб увидел, что ему несут еще и котлеты, быстро схватил чашку с какао (его кофе обделили, сообщив, что вредно), и капитулировал вместе с хихикающим Ромкой в кабинет.

- Из огня да в полымя, — заметил Роман Исаевич, усаживаясь в кресло. — И чем она от Ирмы отличается в этом смысле?

- Не знаю, но твоя жена меня так, как моя, не раздражает.

- Это потому, что она моя. Ладно, рассказывай, в чем дело.

Подробности Глеб рассказывать благоразумно не стал. Сказал, что деньги нужны для юбилея, сообщил о внезапном исчезновении крупной суммы с корпоративного счета. Ромка в очередной раз посоветовал избавляться от Троянова, но деньги дал.

- Я верну после юбилея, — заверил Глеб, убирая увесистые пачки в барсетку.

- Мне не к спеху. После юбилея на море съезди вместе с этим мелким засранцем. Выглядишь ты…

- Знаю, меня Таша вчера уже отчитала. Сказала, что на сцену в таком виде нельзя. А куда я без сцены?


@@@


Никита высадил Глеба неподалеку от Камергерского. Условились, что ждать его Ник не будет, после встречи с Горновым Глеб собирался заглянуть в Театр оперетты. Главный режиссер театра был его старинным другом, и Глеб хотел лично пригласить его на юбилейный вечер. Ник должен был отправляться домой и как примерная женушка готовиться к вечернему появлению любимого. Он попытался заикнуться о физиотерапии, но Глеб так на него глянул, что вопрос был тут же закрыт.

Откровенно говоря, у Никиты были совершенно другие планы, поэтому, как только Глеб скрылся из поля видимости, он припарковал машину и отправился следом. Глеба догнал быстрее, чем хотелось бы — по снегу любимый шел крайне осторожно, стараясь одновременно и спину держать прямо, и под ноги себе смотреть. Пришлось Нику несколько раз останавливаться и делать вид, что он рассматривает витрины, давая Глебу возможность уйти подальше. У ресторана восточной кухни Никита притормозил. Оглянулся по сторонам — как раз напротив располагалась сетевая кофейня Старбакс, с удобными столиками у окна. Лучше наблюдательного пункта и не придумать.

Ник взял себе кофе, с сожалением подумал, что кофе без сигареты — это деньги на ветер, и занял столик у окна. Посмотрел на часы, без пятнадцати три, Глеб приехал раньше условленного. Интересно, Горнов уже там?

С утра Ник успел залезть в Интернет и выяснить, что за личность этот Горнов и заодно как он выглядит. Ничего утешительного не узнал: перо у журналиста было острым, попадали под него в основном звезды эстрады, и всегда темой статей Горнова становились какие-нибудь гадости или скабрезности. Творчество артистов его не особенно интересовало. Публиковался Горнов в очень крупных изданиях, тех самых журнальчиках и газетах, у которых розничная цена три копейки, а тиражи миллионные. Если он все-таки опубликует снимки, их увидит все читающее население, даже те, кто желтую прессу не жалует. Подойдет, скажем, бабушка к киоску Союзпечати «Комсомолку купить», а там на витрине «Желтуха» лежит, и на обложке кумир ее юности Глеб Немов мальчика тискает. Не захочешь, а заинтересуешься, на то и расчет.

Определенного плана действий у Ника не было. Точно он знал только одно — получив деньги, Горнов не успокоится. Пройдет месяц, другой, и он снова объявится, попросит новую сумму. А Глеб будет платить. Мотаться на гастроли, влезать в долги, не спать по ночам и платить. Такой вариант развития событий Ника совершенно не устраивал. Убедиться, что цифровые снимки уничтожены и копий нет невозможно. Оставалось только найти какую-то управу на Горнова. Но какую?

Вдруг Ник заметил журналиста. Он быстро шагал по Камергерскому, подняв воротник и надвинув на глаза кепку. Глеб тоже так часто делал, чтобы прохожие не доставали просьбами об автографе. Но с Глебом все понятно, он человек публичный, узнаваемый. А этот хлыщ кому нужен?

Но тут Никита заметил еще кое-что и от сделанного открытия чуть не подавился кофе. Рядом с Горновым шел Костик! В белой дутой куртке с красным шарфом и узких голубых джинсах он резко выделялся на фоне одетых в серо-черное прохожих. Мужчины не держались за руки и даже не разговаривали, но Ник сразу понял, что они вместе. Во всех смыслах вместе. Он не мог бы этого объяснить логически, он просто чувствовал такие вещи.

Горнов повернул направо, в ресторан, Костик налево, в ту самую кофейню, где сидел Ник. Никита склонился над чашкой, лихорадочно соображая, что теперь делать. Нужно ему встречаться сейчас с Костиком или нет? У него возникла пара вопросов к парню, но вряд ли тот захочет на них отвечать. Тем более здесь полно народу. Да и не был Ник уверен, что сможет спокойно говорить с этим поганцем. У него и раньше-то не получалось, а сейчас желание скрутить этому куренку шею просто зашкаливало. Значит, не просто так он крутился возле Ника! Вот кто навел на них журналиста! А может, это Костик и снимал? А потом отдал своему дружку снимки? Значит, Костик все-таки узнал, кто приходит к Нику, и решил таким образом расправиться с конкурентом? Но зачем ему Ник, если у него роман с Горновым? Или такой может одновременно со многими?

Мысли мешались в голове, и пока Ник пытался с ними справиться, Костик вошел в зал, набрал кучу сладостей и устроился в центре зала, у Ника за спиной. Ник осторожно наблюдал за ним краем глаза, стараясь не оборачиваться. Костик поглощал выпечку, запивая ее латте, и игрался с телефоном. Не иначе ждал своего дружка.

Минут через десять телефон у Костика зазвонил. Парень что-то ответил в трубку, быстро оделся и вышел. Почти одновременно из ресторана вышел Горнов. Никита немного отошел от окна, чтобы его не было заметно с улицы. Костик спешил навстречу журналисту с радостной улыбкой. Он о чем-то спрашивал Горнова, заглядывая тому в глаза. Горнов сдержанно кивал. Выглядел он спокойным и довольным. Вместе мужчины скрылись за поворотом. Почти сразу показался Глеб. От одного вида любимого у Ника защемило сердце. Сразу стало понятно, что в присутствии Ника и всех остальных Глеб хорохорится, играет, и чувствует он себя гораздо хуже, чем пытается показать. Сейчас, когда он думал, что на него никто не смотрит, он брел, согнувшись, едва поднимая ноги, мрачный и какой-то потерянный. Дошел до лавочки, остановился, постоял несколько минут, держась рукой за фонарный столб, потом сел. Ник с трудом подавлял желание выбежать к нему. Он уже почти впечатался в стекло, чтобы видеть любимого. Что с ним случилось? Нехорошо? Давление? Или понервничал и сахар повысился? Или наоборот упал? Нельзя ему вот так на морозе сидеть, простуды сейчас только не хватает!

Минут пять Ник держался, а потом увидел, как Глеб сгибается на скамейке, обхватив себя руками. Через секунду Ник был уже на улице.

- Глеб, Глебушка, родной мой, что с тобой? Что болит? Тебе плохо?

Ник опустился перед Глебом на корточки, пытаясь посмотреть ему в глаза. Глеб медленно поднял голову. Кажется, даже не удивился.

- Голова кружится. И руки трясутся.

Сахар упал, а вместе с ним и давление. Но почему? Он же нормально позавтракал.

- Ты лекарства пил?

- Пил, два раза.

- Как два раза? — оторопел Ник. — Один же надо было, утром.

- Один раз утром, один раз сейчас. Спина болела очень.

- Господи, Глеб, это не обезболивающие! Это снижающие сахар таблетки! Обезболивающие еще в Израиле отменили, в последний день!

Ник судорожно хлопал себя по карманам. Где-то же были, а, вот, нашел.

- Ешь быстро! — он буквально впихнул в Глеба леденцы — в самолете давали, он убрал лишние в карман и забыл. — Сейчас будет легче. Пойдем в кафе, выпьешь горячего шоколада с каким-нибудь кексом.

- Нет, Ник, не хочу в кафе. Спина болит, и голова. Я лечь хочу. И холодно.

- Конечно холодно на улице сидеть. Ну хорошо, давай в машину, я тут недалеко припарковался. В бардачке бутылка пепси должна быть, она тоже сладкая. Ну, родной, поднимайся.

В машине Ник включил обогрев на полную мощность, вручил Глебу пепси и помчал домой.

- Ник? — подал голос несколько пришедший в себя Глеб.

- Я.

- А как ты там оказался? Я же сказал тебе ехать домой?

- Ты не рад? Предпочел бы замерзнуть на лавочке? — огрызнулся Ник и тут же пожалел о сказанном — нашел на кого рычать. Да, он зол как черт на Костика, Горнова и гребанную израильскую медицину, которая не такая уж всемогущая, судя по всему. Но это не повод срываться на Глеба.

- Прости, родной. Напугал ты меня до чертиков. Я просто зашел выпить кофе, достал планшет, открыл интересный сайт и зачитался. А потом ты вышел в таком виде, что краше в гроб кладут. Ну и все.

- Ясно, — Глеб прикрыл глаза.

То ли поверил, то ли сил нет допытываться.

- Как все прошло? — осторожно спросил Ник.

- Нормально. Отдал деньги, получил устные заверения и авторские экземпляры. На память. Дома покажу.

- Да, кстати, мы куда едем? На Бардина?

- А ты хочешь меня Ирме отвезти? Избавиться от старого больного человека?

- Глебушка, ради Бога! И в мыслях не имел. Просто может ты к Вяземским хочешь?

- В таком виде? Таша меня быстро в больницу упечет.

«И будет права», — подумал Ник. Но вслух говорить ничего не стал.

Дома помог Глебу принять горячую ванну, напоил всеми обезболивающими, которые нашлись в доме и чаем с малиновым вареньем, уложил. Под любимый спортивный канал Глеб благополучно заснул. А Ник отправился звонить отцу — высказывать претензии и просить совета.


@@@


Нику решительно не спалось. Сначала укладывал Глеба, потом долго пытался дозвониться до отца, упорно не бравшего трубку — как выяснилось, доктор Тайлевич сегодня работал в ночную смену. Ник и не подозревал, что в пластической хирургии тоже бывают срочные операции. В конце концов до отца он дозвонился и выложил ему все проблемы. Иосиф Нахимович ожидаемо посоветовал обратиться в какой-нибудь хороший московский медицинский центр, а лучше всего при первой же возможности привезти Глеба в Израиль на полное обследование.

- Не на три дня, Никитос, как вы сейчас приехали, а на месяц! Чтобы никуда не спешить, нормально обследоваться, разобраться с его сахаром, подлечить сердце. На море походить опять же!

- Да я понимаю, бать, но у него же юбилей, сейчас совсем некогда. Да и не любит он больницы. Я надеялся, сцена вылечит, но пока результаты не впечатляют. Ты свяжись с Гутенбергом, пожалуйста, узнай, почему спина может снова болеть? И что нам пить?

- Вообще-то нормальные врачи телефон не лечат. И болеть у него в спине нечему, это я тебе и без Гутенберга скажу — металлический диск болеть не может. Мышцы болят, ткани в месте разреза, скорее всего. Это пройдет, он мужик, пусть терпит.

- Пап, ну что значит, терпит? Он вон во сне стонет, крутится. Стоило тогда вообще оперироваться?

- Так ты сейчас с ним?

Никита прикусил язык. Черт, батя не в меру внимательный.

- Нет, конечно, Ирма звонила жаловалась.

- А, ну вот пусть Ирма с ним разъяснительную работу проводит и сразу после юбилея везет нормально лечиться. Раньше у нее хорошо получалось Глебу мозги вправлять.

Ник поспешил закончить разговор. Что надо ехать и нормально лечиться он и сам понимал. И то, что это невозможно, и любая попытка убедить Глеба закончится скандалом, понимал еще лучше. В глубине души он все-таки надеялся, что Глеб сам восстановится, что ему просто нужно больше отдыхать, но как раз отдыхать ему не давали.

Ник отложил телефон и вернулся к созерцанию принесенных Глебом фотографий. Еще одна проблема, которую как-то надо решать. Фотки, честно сказать, удались на славу, особенно те, где они целуются, прямо хоть в рамочку на стенку вешай. Смешно, Ник одно время очень переживал, что у них нет совместных фотографий, Глеб никогда с ним не фотографировался, даже в шутку на телефон. Теперь фото есть, и не одно, всего-то за полтора миллиона. Мда, бойтесь своих желаний, они могут исполниться. Что вот теперь делать? Глупо надеяться, что Горнов угомонится. Нарыть на него встречный компромат? Ведь явно их с Костиком что-то связывает. С другой стороны, ну и что? Ну добудет Ник доказательства, что журналист любит мальчиков, это только на благо его скандальной репутации. Это для Глеба обнародование их отношений станет трагедией, а Горнов отряхнется и дальше пойдет.

Замигал экран телефона. Ник взял аппарат и присвистнул — смс-ка от Ирмы: «Никита, добрый вечер. Глеб с тобой? Пусть перезвонит». Прелесть какая! Знали бы вы, Ирма Владимировна, насколько со мной! Вспомнив мудрый совет Таши не вмешиваться, отвечать Ник не стал — время первый час ночи, он вполне мог и спать.

В спальне тихо бормотал телевизор, Глеб спал, раскинувшись посередине кровати. Ник осторожно пристроился рядышком, стараясь не разбудить. Как же хрупко его счастье, от скольких людей и обстоятельств зависит! Треплющая нервы Ирма и мутящий воду Троянов, шантажист Горнов и мелкий пакостник Костик, о существовании которого Глеб и не знает. А еще хреновое здоровье и чертова сцена, без которой никак нельзя обойтись. Что было бы с Глебом, если б у него не появился Ник? Или все проблемы как раз от него и есть? С этими невеселыми мыслями Никита и заснул.

- Быстро, быстро, быстро, мой хороший. У нас сегодня миллион дел! — Глеб Васильевич торопливо допил кофе. — Сейчас едем на примерку костюма, кстати, под него надо туфли купить, к часу в студию, опаздывать нельзя — у меня с Ильей запись дуэта к юбилею. А вечером в Театре эстрады какой-то благотворительный концерт, от меня «Нивы России» хотят.

- А отдыхать ты когда будешь? Не успели приехать, закрутился, как ежик в стиральной машинке, — проворчал Ник, убирая чашки в раковину.

Честно говоря, он был рад, что Глеб проснулся полным энергии и рабочих планов, а ворчал больше для виду. Жене милый так и не позвонил с утра, хотя сообщения и пропущенные звонки от нее явно видел — во всяком случае в телефоне что-то стирал с недовольным видом.

- Одевайся теплее, пожалуйста, там опять минусовая, и снега за ночь намело!

- Знаю, без сопливых, — хмыкнул Глеб, влезая в удобные разношенные ботинки.

Ник их терпеть не мог и давно порывался выбросить — такие откровенно «дедушкины», с тупыми носами, но самые у Глеба любимые и устойчивые, в гололед лучше не придумаешь.

Ник вышел на улицу первым — нужно было еще выгнать машину из подземного гаража и припарковать как можно ближе к подъезду, чтобы Глебу по холоду не ходить, у него же голос и все такое. Ему повезло, свободное место оказалось прямо у парадной. Выравнивая Бэху, Ник вдруг заметил в зеркале заднего вида подозрительно знакомую дутую куртку. Секунду спустя Ник уже вылетел из машины:

- Ах ты, сучонок! Так и знал, что это ты нас выслеживаешь! И где фотоаппарат? Ну?!

Ник тряс Костика, намереваясь вытряхнуть из него не только фотоаппарат, но и душу.

- Я тебе говорил не ходить сюда? Вообще ко мне не приближаться!

- А это не частные владения, — выдавил слегка придушенный парень. — Хочу и стою! И нет у меня фотоаппарата! Это не я, это Артем!

- Ах Артем! С Артемом я еще разберусь! Ты что тут делаешь?!

- Ничего!

- Ничего? Стоишь воздухом дышишь? Аккурат рядом с моим домом? Москва же маленькая деревня, стоять больше негде? Быстро говори, что тебе от меня надо!

- Ты знаешь, — скабрезно улыбнулся Костик. — Тебя нужно! Ну чем я тебе не нравлюсь? Уж всяко лучше твоей ковыляющей старой перечницы.

- Что ты сказал?

Удар получился отличным, хлестким. У Ника давно уже руки чесались вправить мозги этому поганцу. Голова Костика мотнулась из стороны в сторону, и парень шлепнулся на снег. Ладонью вытер кровь из разбитой губы.

- Это ничего не меняет. Можешь ударить меня еще раз, он моложе не станет. И трахаться лучше не начнет.

- Меняет, — мрачно пообещал Ник. — Я сейчас тебя здесь закопаю, и количество говнюков в этом мире изменится на одного.

- Интересно, ты в постели такой же грубый?

- А ты мазохист, что ли? Что ты ко мне прикопался? Тебя же твой Артем трахает?

Ответить Костик не успел, по его насмешливому выражению Ник понял, что что-то не так, резко обернулся и увидел спешащего к ним Глеба. Этого только не хватало.

- Что здесь происходит?!

- Ничего, родной, иди, пожалуйста, в машину.

- Никита, в чем дело?! Это ты мальчика избил?

Глеб сделал шаг в сторону Костика, но Ник преградил ему дорогу:

- Иди. В Машину. Пожалуйста! Я сейчас приду.

- Доведи его за ручку, — прокомментировал Костик, все еще сидя на снегу. — Я как раз за вами по песочку пойду, не скользко будет.

Ник рывком поднял Костика на ноги, чтобы через секунду свалить на землю новым ударом.

- Ник, ты что творишь! — возмутился Глеб, но на него никто не обратил внимания.

- Мог бы и не поднимать, чего уж, так бей, — усмехнулся Костик.

- Лежачих не бью. Вставай и дерись, девочка! — процедил Ник, с трудом сдерживая ярость.

Только бы Глеб не полез их разнимать, Нику ничего не стоило сейчас случайно задеть и Глеба. Но Костик явно не собирался драться.

- Ты можешь меня избить, но не я делал эти снимки.

- И не ты навел своего дружка на нас с Глебом? Ты думаешь, я поверю?! Ты надеялся таким образом избавиться от Глеба, ведь так?!

- Не так! Твой распрекрасный Глеб как человек — редкое дерьмо! Любого из его коллег спроси! У Артема сестра есть, Света. Помните такую, Глеб Васильевич?

Глеб стоял, прислонившись к машине, бледный как смерть.

- Так помните? На бек-вокале у вас работала, звездой стать мечтала!

Глеб кивнул.

- Немов ей золотые горы обещал! И карьеру, и славу, мол, научит всему. Учитель херов! Трахнул ее пару раз на гастролях, Светка забеременела. А он даже на аборт денег не дал, задним числом уволил и все! А теперь вот на мальчиков перешел, они ж не залетают! Вот ты ради чего с ним спишь? Ну не на сцену же тебе надо? И бабосы вроде есть. Или тачку он тебе купил?!

Нику даже как-то расхотелось драться. Это не драка, только руки пачкать.

- Да пошел ты, мразь. Учти, сделаешь что-то Глебу, ты или твой дружок, вам не жить. В лес поедете, по частям, в пластиковых пакетах. Я серьезно.

Не дожидаясь ответа, Ник подошел к машине, помог Глебу залезть, сел за руль и быстро отъехал от дома.

- Кто это был? — первым нарушил тишину Немов. — Ты его знаешь? И причем тут Горнов?

- Мелкая сволочь. Зовут Костиком. Спит с Горновым, но очень хочет спать со мной. Источник наших проблем.

- Спит с Горновым? Так он…

- Да. Я вчера видел их вместе в Камергерском. И в Израиле я Костика тоже видел, но думал, что мне показалось.

Глеб замолчал, переваривая информацию. Ник старался сосредоточиться на дороге. Сейчас Глеб сложит два и два и поймет, кто на самом деле виноват во всех их бедах. Но Глеб молчал. В тишине они доехали до ателье на Кутузовском, где предстояло померить костюм. Никита припарковал машину, выключил мотор и повернулся с Глебу. Любимый сидел, сосредоточенно глядя перед собой в одну точку.

- Ник, насчет Светланы… Я действительно…

О, Господи! Сложил он два и два, и получил пять!

- Глеб, мне совершенно неинтересно, что и с кем у тебя было до меня! Не надо оправдываться, пожалуйста!

- Но я…

- Но ты для меня любимый и единственный, что бы ни натворил в прошлом! Даже если мне сообщат, что у тебя есть рога и хвост, а на завтрак ты раньше пил кровь младенцев, это ничего не изменит! Пошли уже мерить твой костюм, иначе на запись мы сегодня не попадем!


@@@


Вот и нет хорошего настроения, как будто и не было. А как славно день начинался! Никита цедил невкусный, кислый кофе, который ему предложили в ателье, и с грустью наблюдал, как любимый качественно выносит мозг портному. Он уже достаточно изучил Глеба и знал, что означают насупленные брови, поджатые губы и «звездные» капризы: его светлость сильно не в духе и готова отыграться на окружающих. Хорошо еще, если просто не в духе, судя по скованным движениям, еще и чувствует себя хреново.

- Это что за расцветка вообще?! Я же другую ткань выбирал! — кипятился Глеб, рассматривая себя в зеркале.

- Именно эту, Глеб Васильевич! Мы с вами несколько десятков образцов в прошлый раз пересмотрели, вы выбрали этот узор!

Портной, между прочим, один из лучших кутюрье России, уже весь в мыле был. Надо думать, костюм-то уже почти сшит, по фигуре подогнать осталось, поздно ткань менять!

- Узор может быть и этот. А блестки откуда взялись? Что это за люрекс?! Я вам что, клоун?

- Глеб Васильевич, может быть, освещение другое было?

- Я, по-вашему, слепой?! Убирайте все эти блестюшки как хотите!

- Тогда мне придется шить другой костюм!

- Так шейте! Этот все равно мне не подходит — он же на мне болтается. У пиджака бока висят, штаны я вообще сейчас потеряю!

- Это можно было бы подогнать, но вы действительно очень похудели с последней примерки, — заметил модельер, забирая лишнюю ткань на брюках и закалывая ее булавкой. — И на лицо тоже. Кстати, могу посоветовать отличного косметолога, если хотите на юбилее выглядеть красавцем…

Ник зажмурился. Ну кто его за язык тянул! Сейчас Глеб взорвется. Но ничего не произошло, Глеб то ли не услышал, то ли мимо ушей пропустил обидный комментарий. И слава Богу. Выглядел родной действительно неважно — похудел, осунулся, сразу новые морщины появились, а старые стали заметнее. Но Никита надеялся, что все это временные явления, а для него Глеб был красивым в любом виде.

Из ателье сразу поехали на студию, но на Кутузовском попали в пробку.

- На час точно встали, — мрачно констатировал Ник. — Можешь подремать.

- Какое подремать! Я же распеться не успею! Мне что, тут распеваться? У меня с Ильей запись!

Глеб явно начал нервничать. Ник вздохнул, его куда больше волновало, что Глеб не успеет пообедать и отдохнуть перед записью.

- Илья придет как всегда готовым к труду и обороне, — продолжал ворчать Глеб. — Вот у кого луженая глотка: он и на морозе может петь, и в шесть утра после ночной пьянки, и с простудой. И всегда звучит отлично! А он старше меня на пять лет, между прочим. И даже не сомневаюсь, что еще на моих похоронах споет.

- Родной, ну что ты себя накручиваешь? Распевайся тут, мне ты совершенно не мешаешь, окна у нас и закрыты, и затонированы.

- Вообще-то сидя не поют. Но выхода все равно нет.

«Ти не лякайся, що ноженьки босии,

Вмочиш в холодну росууу…»

Ник аж вздрогнул, едва не выпустив руль, от неожиданности.

- Ну и репертуар! Ты еще и мову знаешь?

- Я песню знаю. На народных хорошо распеваться. Не звучит ни черта …

Никита только глаза закатил. Еще ни разу он не слышал от Глеба, что он в форме и звучит так как надо.

До студии добрались одновременно с Каролем, встретились аккурат у входа. Илью Дмитриевича Никита первый раз видел живьем, зато слышал о нем столько, что впору научную работу писать. Судя по рассказам, Глеб его тихо ненавидел, он же, отходя от наркоза, порывался именно Каролю морду набить. А сейчас вот мило расцеловались, обнялись. Кароль рядом с даже похудевшим Глебом смотрелся каким-то мелким и невыразительным. Ник в очередной раз подивился, как экран может менять людей.

- Как ты? — поинтересовался Кароль, по-отечески приобнимая Глеба за плечи. — До меня дошли слухи, что ты в Израиле оперировался?

- Вообще-то я не афишировал.

- Связки? Глеб, это бесполезно. Возрастные изменения никуда не денутся.

- Спина, — процедил Немов. — Позвоночник в трусы ссыпается. Столько лет на сцене стоять!

- Так я тебе сто раз говорил, не стой памятником! На сцене двигаться надо, а у тебя только бек-вокал пляшет. Выглядишь ты не очень, честно скажу. Бери хорошего гримера на юбилей.

- Своего не советуй, — огрызнулся Глеб. — Пошли уже писать.

- Ты без распевки?

- У меня с утра три выступления было, распелся. А ты?

- Да мне же вообще не нужно, ты же знаешь.

- Мне в машине посидеть? — вклинился в обмен любезностями Никита.

- Нет, пойдем. Илья, знакомься, мой новый помощник Никита Тайлевич.

- Тайлевич? Знакомая фамилия, — прищурился Кароль.

- Ты наверняка знаешь его отца, Иосифа Тайлевича, пластического хирурга.

- Бог с тобой, Глеб, откуда мне пластических хирургов знать?

- Ну, значит, жена твоя знает, — хмыкнул Глеб.

Никита только головой покачал. Два взрослых мужика, до седой задницы уже дожили, а как мальчишки, честное слово.

В студии концерт продолжился. Ник не очень разбирался в вокале, но отчетливо слышал, что оба не поют, а орут в микрофон, пытаясь перекричать друг друга. Причем Кароль не прилагал для этого особенных усилий, а Глеб выкладывался изо всех сил, срывая ноты, злясь на себя и нервничая.

- Отдыхать тебе надо, — заключил после пятого дубля Кароль. — Ты еще не восстановился.

- Нормально все со мной. Давай еще раз!

С шестого дубля все-таки записали. Глеб вывалился из студии мокрый как мышь и еле живой. Кароль выглядел, как будто только с курорта.

- Ну я побежал, у меня сегодня еще концерт в Театре эстрады, — сообщил он.

- У меня тоже, — Глеб уже не говорил, а сипел. — Я в конце, так что позже подъеду.

- А я его веду, так что мне уже пора.

Кароль так же бодро со всеми попрощался и уехал. Глеб сполз в кресло.

- Ник, можно мне чаю?

- Сейчас сделаю. С молоком?

- С цианидом. И Славку набери, где он вообще сегодня? На концерт хотя бы подъедет? С утра дозвониться не могу.

На студии имелась комната отдыха с чайником, холодильником и даже запасами молока, печенья и конфет, которыми работавший здесь звукорежиссер Олег охотно поделился. Принадлежала студия Глебу, официально Олег работал у него, но записывался тут Немов не так часто, по мере необходимости.

- Льняного масла ему в чашку капни, — посоветовал Олег, наблюдая, как Ник возится с чайником. — Три капли, вон пузырек стоит. Мой фирменный секрет, на пару часов поможет связки восстановить.

- Думаешь, сейчас хоть что-то поможет? Он же даже не говорит толком! Вот ради чего, а?

- Успокойся, у них с Каролем личное. На каждой совместной записи так. Хорошо хоть они редко бывают. Знаешь, как Илья Глеба зовет? Мой заклятый друг.

- Мило. Я про этого Кароля уже слышать не могу.

- Погоди, он еще на юбилее какую-нибудь пакость сделает, в ответ. В прошлом году Глеб Васильевич на сольнике Кароля заявил, что очень ему благодарен за то, что Кароль всегда был любимцем партийной элиты, что позволяло ему, Немову, быть любимцем женщин.

Ник закашлялся. Что-то за сегодняшний день он слишком много нового узнал о любимом. Он, конечно, прекрасно знал, какой Глеб подарок, но к Нику он все же относился совершенно иначе, чем к окружающим.

Глеб повел носом над чашкой:

- С маслом?

- Да, Олег сказал, что поможет.

- Ненадолго. Но на одну песню должно хватить.

- Ты себя беречь будешь когда-нибудь?

- Не в этой жизни.


@@@

Домой ехать чертовски не хотелось, но Глеб себя все-таки заставил. Не в первый раз. Когда надо, он прекрасно умел обуздывать собственные желания. С Ирмой нужно мириться, он не может теперь вот так взять и переселиться к Нику. Раньше случалось, конечно, недельку жить у Вяземских, в рамках дрессировки супруги. Но в свете последних событий нужно быть осторожнее, хорошо еще, если вся эта история с Горновым так просто закончится. Да и не собирался он ничего кардинально менять, его жизнь вполне Глеба устраивала.

Раньше, возвращаясь домой после очередного загула, Глеб старался что-нибудь придумать, чтобы замолить грехи перед женой: привезти дефицитную тряпку или дорогое украшение, явиться с огромным букетом цветов, а однажды даже, позвонив в дверь, встал на колени. Хотел соригинальничать, правда, пришлось из-за двери орать, что это он – не увидев никого в глазок, Ирма решила было не открывать. Потом долго смеялись. Но это все было раньше, по молодости лет. В последние годы Глеб старался не наглеть и тщательно заметать следы. А сейчас так вообще не чувствовал себя виноватым. Кажется, впервые инициатором ссоры была Ирма – по крайней мере, так казалось Глебу. И как себя вести в этой ситуации он не понимал. Требовать извинений? Глупо. Выяснять отношения? Абсолютно не хочется – у Глеба не было сил сейчас еще скандалить. Он и так после выступления говорил исключительно шепотом, действие льняного масла закончилось и голос пропал окончательно. Делать вид, что ничего не произошло? Да, пожалуй, это самая лучшая политика.

Глеб позвонил в дверь и с удивлением отметил, что в ответ не раздался привычный лай Динки. Позвонил еще раз. Отошел на несколько метров и окинул дом взглядом – ни одно окно не горело. Потрясающе! И куда все подевались?

Пришлось искать ключи, которые как назло куда-то завалились, возиться с замком. Попав наконец домой, Глеб не раздеваясь пошел в столовую – место, где традиционно оставлялись записки и еда, если Ирма куда-то отлучалась. Ни того, ни другого он не нашел. Глеб достал мобильный и набрал номер супруги. Ирма ответила почти сразу.

- Ты где? – вместо приветствия поинтересовался Глеб.

- Ты, как я понимаю, дома? – вопросом на вопрос ответила Ирма подозрительно спокойным голосом.

- Дома. Тебя нет, Диночки тоже. Что происходит?

- Глеб, я вообще-то сутки пыталась до тебя дозвониться, но ты же очень занят. Я уехала в Петербург – у меня выездной пятидневный тренинг. Собаку отвезла в гостиницу. Ты не отвечал, а я не знала, когда ты вернешься. Не оставлять же ее в доме одну неизвестно на сколько?

- В какую гостиницу? – оторопел Глеб.

- В гостиницу для животных, на Дмитровском шоссе.

- С чего такая срочность? Почему я ничего про этот твой тренинг не знаю? Нельзя меня заранее предупреждать?

- А ты меня вообще слушаешь? И ты недвусмысленно дал понять, что мои занятия тебя не интересуют. Да, насчет денег можешь не переживать, тренинг оплачен не из твоего кармана.

Спросить, из чьего, Глеб не успел – в трубке послышались короткие гудки. Потрясающе просто! И как это все понимать?

Глеб Васильевич в растерянности походил по пустым комнатам, не замечая, что так и не разулся и оставляет после себя грязные следы. В гостиной сел в кресло перед неразожженным камином. На столике обнаружился бокал с остатками чего-то непонятного и початая коробка конфет. Глеб взял бокал и поднес к лицу, судя по запаху, Бейлис. Сладкая гадость, он такое не пьет. Как не похоже на Ирму оставить грязную посуду. Глеб наклонился и на нижнем ярусе столика нашел бутылку. Долил в бокал, придвинул к себе поближе конфеты. Лучше, чем ничего, коньяк ему все равно сейчас нельзя, он связки обжигает, а голоса и так нет.

Сколько он так просидел, не раздеваясь и не зажигая свет, Глеб вряд ли смог бы сказать. После третьего бокала начало клонить в сон. Проснулся посреди ночи от ноющей боли в спине. Пришлось вставать и брести на кухню искать обезболивающие.

Глеб перерыл все шкафчики, нашел все возможные виды круп, включая экзотический черный рис и еще какую-то дрянь, название которой он так и не смог прочесть, годовой запас специй, с десяток упаковок чая и кофе, пятьсот долларов, припрятанные в банке с сахаром, и даже Динкин мячик, но аптечку ему так и не удалось обнаружить. Спина ныла все сильнее, еще и голова разболелась. Перетряхнув шкафчики в ванной первого этажа и окончательно отчаявшись, Глеб не выдержал и набрал Ника.

- Привет, что делаешь?

Судя по паузе на том конце, Ник сначала ответил на вызов и только потом проснулся.

- Вообще-то сплю. А сколько времени? Ого! Глеб, что случилось?

- Меня жена бросила.

- Чего?! Совсем?

- Не знаю. Ник, приезжай, пожалуйста. Д-ома никого нет, Динку она куда-то увезла, у меня все болит, и вообще мне плохо.

- Что болит? – голос в трубке из сонного превратился во взволнованный.

- Спина, голова, сердце. Все! И лекарств нету никаких совсем…

- О господи! Сейчас приеду.

- И Динку забери! Она в какой-то гостинице на Дмитровском.

- Глеб, ну кто мне в три часа ночи собаку отдаст? Давай завтра, не до того сейчас! Ты бы Скорую вызвал!

- Я и вызываю, тебя!

- Мда. Ладно, я сейчас буду.


@@@

Никита несся в Нововнуково, игнорируя все знаки ограничения скорости. Патрули ночью не стояли, а камеры – да черт с ними, придут штрафы, оплатит. Бэха слушалась его идеально, плавно входя в повороты и не теряя управляемости даже в тех местах, где дорогу не почистили от снега. Если бы все в жизни было так же просто, как водить машину. Ну что же это за полоса невезения!

Вечером нормально расстались, Глеб, конечно, сильно устал и голос посадил, но ни на что не жаловался, сам решил ехать к жене, Ник только порадовался – вся эта ситуация с Ирмой его здорово напрягала. И вот пожалуйста! Не могла Ирма его бросить, в это Ник как психолог не верил. После стольких лет совместной жизни, сейчас, когда Глебу особенно нужно внимание! Нет, это просто невозможно. Скорее всего, милый что-то недоговаривает. Но факт остается фактом: Глеб один в пустом доме, без лекарств ко всему прочему.

Ворота оказались открыты, дверь незаперта, так что Ник беспрепятственно вошел в дом.

- Глеб, это я. Ты где?

Черт, дом триста квадратов, два этажа, орать можно до посинения. И везде темень, хоть глаз выколи.

Глеб обнаружился в гостиной, в кресле перед телевизором.

- Глеб, Глебушка, родной, ты как?

Ник поспешно подошел к нему, присел на корточки и заглянул в глаза. Милый посмотрел на него осоловелым взглядом и что-то невыразительно пробормотал. Ник почувствовал запах спиртного и с облегчением вздохнул:

- Так ты пьян, что ли? Господи, я уже неизвестно что подумал. Когда успел-то?

- Долго ли умеючи.

- Действительно. Что ты пьешь? – Ник отнял у него стакан, пригубил. – Пакость какая.

- Пакость, — охотно согласился Глеб. – Ирма оставила. И меня… оставила…

- Не может такого быть! Помиритесь. Глеб, ты не против, я свет включу? Сидишь тут в потемках.

Комнату освещал лишь экран телевизора, и Нику не доставало света, чтобы правильно оценить обстановку и состояние Глеба. Он щелкнул выключателем на торшере возле кресла, но Глеб тут же застонал.

- Выключи, п-п-пожалуйста. Голова раскалывается.

- Так, значит, голова все-таки болит. Еще что?

- И спина.

- Так, а чего мы тут сидим? Почему не лег?

- Я к-к-концерт смотрю.

Только сейчас Ник обратил внимание на то, что смотрел Глеб – по одному из кабельных каналов шла «Песня года 73». Сейчас как раз пел Кароль, практически неузнаваемый, молодой, где-то еще даже симпатичный, если не обращать внимание на жуткий твидовый пиджак непонятного покроя. Пел что-то патриотичное, про любимую партию и дорогого вождя.

- Приступ ностальгии, Глебушка? Или ты в поклонники Кароля записался?

- Ты не понимаешь! Мы там все молодые. Через три песни я выйду.

- Замечательно. Давай мы тебя посмотрим, лежа в кроватке? Поднимайся, родной. Сейчас померяем тебе давление, выпьем таблеточки, посмотрим тебя по телевизору и будем баиньки, да?

- Не сюсюкай, я не ребенок, — огрызнулся Глеб, поднимаясь.

- Нет, конечно, ты еще хуже. Пошли, пошли.

Ник привез с собой целый арсенал медикаментов, но, к счастью, понадобились только обезболивающие и таблетки от давления. Глеб улегся, но спать явно не собирался – внимательно следил за происходящим на экране. Ник устроился рядом поверх одеяла.

- А это кто? Что за девушка?

- Не узнал? – усмехнулся Глеб. – Оля Звягина. Сейчас я выйду ей цветы вручать. Вот, смотри, это я.

Ник смотрел и не переставал удивляться. Обычно Глеб терпеть не мог смотреть концерты со своим участием, всегда переключал канал. А уж представить, что Глеб сам включит такое ретро, было просто невозможно.

- Как ты ее нежно обнимаешь, — поддел любимого Ник. – Можно подумать, между вами что-то есть.

- Глупости не говори, — возмутился Глеб. – Семьдесят третий год, я только на Ирме женился!

- Ой, ну простите, простите!

- Прощаю. Со Звягиной было гораздо позже, — довольно сообщил Глеб. – Вот, слушай, сейчас я буду «Нивы России» петь!

- О, Господи! Глеб, я боюсь даже подсчитать, сколько лет ты их поешь?

- Столько не живут. А что я могу сделать, если публика требует? Нет, ты посмотри, какой я был! Молодой, красивый, а голос какой! Силы сколько! Да я Кароля мог сделать только так!

«И тут Остапа понесло», — мысленно прокомментировал Ник, но вслух говорить ничего не стал, только крепче обнял Глеба, пристроив подбородок на его плече.

Экранный Немов допел и пафосно раскланялся перед публикой, забрал свой диплом лауреата «Песни года» и ушел со сцены гордый до невозможности.

- Ну как я тебе?

- Честно? Никак! С этим самовлюбленным занудой я бы в одном поле… хм… Не сел бы я с ним в одном поле, в общем.

Глеб как-то растерянно на него посмотрел, видимо не зная, обижаться ему или радоваться, так что Ник поспешил развить мысль:

- Ты мне нравишься такой, какой ты есть сейчас. С морщинками и жизненным опытом. Ну сильнее у того Немова голос, и что? Орет как дурак, даже не понимает, о чем поет. Чувств никаких вообще. Вот о чем ты тогда думал, а? О « Нивах России»? Или о том, что тебя показывают на всю страну и все увидят, как тебе диплом вручают?

- Вообще-то я очень переживал, что Каролю на том концерте дали Народного, а я еще даже Заслуженным не был.

- Ну вот и я о том же. Глеб, ты прости меня, конечно, но как артист ты меня не очень привлекаешь. Я вот такого Глебушку люблю, домашнего.

- Прикроватного?

- Типа того. Прикроватного, ненакрашенного, без костюма, нализавшегося Бейлиса. Знаешь, мама про пьяных почему-то всегда говорила: «Сладкий-нежный». Меня это удивляло, представляешь, как дико звучит: «Петрович вчера опять после получки был сладкий-нежный». Так вот, глядя на тебя, я понимаю, что-то в том определении было!

Ник осторожно поцеловал пахнущие приторно-сладким Бейлисом губы.

- Господи, Глеб, в следующий раз пей, пожалуйста, коньяк.

- Мне же его нельзя, давление, — хитро улыбнулся Глеб. – Можно подумать, от тебя фиалками пахнет – накурился опять до одури.

- Я нервничал! Ты звонишь и сообщаешь, что чуть ли не при смерти тут! Конечно я пачку скурил, пока доехал!

- Не дождетесь. О, смотри, а это Алиска! – Глеб прибавил громкость. – Талантливая девчонка! Ну, сейчас уже не девчонка, конечно, сейчас умудренную жизнью светскую львицу изображает. А тогда, в семьдесят третьем, такой нежный цветочек был! Это ее первая «Песня года»!

- Только не говори мне, что этот цветочек тоже ты сорвал, — закатил глаза Ник.

- Не я, врать не буду. За ней Кароль ухлестывал. Говорил – было, но я сильно сомневаюсь. На словах у него со всеми было.

- Кого-то он мне напоминает. Глеб, а почему любой просмотр концерта у нас превращается в обсуждение постельных подробностей? У меня такое ощущение, что ты не деятель искусства, а работник сферы интимных услуг. Вы там вообще про искусство вспоминаете или только трахаетесь?

- Одно другому не мешает, — хмыкнул Глеб. – А если серьезно, я быстро прекратил заводить отношения с коллегами. Пару раз попробовал и хватило, брезговать начал, знаешь ли.

Ник промолчал, сделал вид, что поверил. Концерт досмотрели спокойно – Глеб вскоре задремал, а Ник, пристроившись у него на плече, не столько смотрел, сколько размышлял, как необычно спать в кровати Глеба, в доме Глеба, и как не похож его Глеб на экранную версию образца семьдесят третьего года.  
Ник проснулся рано, и взглянув на часы понял, что спал всего пару часов. Больше не хотелось, и неудивительно – снились ему исключительно кошмары. Горнов, обнародовавший снимки, Глеб, душащий журналиста, причем довольно успешно – остаток сна они с Ником пытались спрятать труп и, кажется, закопали его на приусадебном участке Вяземских. Бред, одним словом. Энергетика здесь что ли плохая? Обычно Ник спал как убитый.

Никита покосился на Глеба – любимый, судя по безмятежному выражению лица и вольготной позе, чувствовал себя вполне комфортно и видел хорошие сны. Ну да, логично, это же его спальня. Вероятно, только Нику здесь не по себе. Хотя в комнате нет ни единого предмета, напоминающего об Ирме, у него все равно ощущение, что он третий лишний в чужой постели.

Никита решительно поднялся. Несколько минут постоял, любуясь своим спящим сокровищем, осторожно коснулся губами начавшего уже колоться подбородка, провел рукой по волосам, поправил сползшее одеяло и вышел, плотно притворив за собой дверь.

И чем теперь прикажете заниматься? В доме Немовых он чувствовал себя далеко не так комфортно, как у Вяземских. Телевизор в гостиной включить? Нет, лучше завтраком заняться, Глеб наверняка проснется голодным.

Ник отправился на кухню. Вот здесь начинались владения Ирмы, и это чувствовалось сразу – обои в цветочек, вышитые полотенчики на каждом шагу, в холодильнике одни овощи и фрукты. Ни мяса, ни пельменей, ни сосисок. И чем Глеба кормить прикажете? Он же не хомяк на завтрак морковку грызть!

В холодильнике даже яиц не оказалось. Как они живут вообще? И что теперь, в магазин ехать? Где тут ближайший супермаркет, Ник понятия не имел, но решил, что спросит у кого-нибудь, в крайнем случае, в планшете навигатор включит. И Динку заодно нужно забрать, Глеб что-то там говорил про гостиницу для собак на Дмитровском шоссе.

Записку оставлять не стал, если Глеб проснется, догадается позвонить. До собачьей гостиницы добрался за час, и только добравшись подумал, что никаких документов на Динку у него нет, и фамилия его не Немов, так что собаку ему могут просто не отдать. Но все получилось иначе. Стоило объяснить сотруднице, за кем он приехал, и ему обрадовались, как родному:

- Просто замечательно, что вы решили собаку забрать! А мы уже хотели Ирме Владимировне звонить! Вообще-то мы таких агрессивных животных на передержку не берем.

- Агрессивных? – поразился Ник. – Да Диночка мухи не обидит!

- Все вы так говорите! Она уже сутки лает, не прекращая, кидается на любого, кто пытается подойти к вольеру, и ничего не ест.

- Вся в папу, — хмыкнул Ник. – Ну показывайте, где наша зверюга.

Зверюга при виде Никиты залилась восторженным лаем, метя хвостом по полу с бешеной скоростью. Поводок Никита взять забыл, так что пришлось сгребать «страшную зверюгу» в охапку и нести в машину. По дороге Ника облизали, обнюхали, облаяли и снова облизали.

- В салоне не свинячить, стекла слюнями не заливать! – строго предупредил Ник, устраивая Динку на заднем сидении. – Сейчас поедем домой, только в супермаркет заглянем за едой для нашего папы.

Счастливая Динка согласно тявкнула. Ник завел Бэху и вырулил на шоссе, размышляя о том, как было бы чудесно, если бы Ирма действительно ушла от Глеба. У них могла бы получиться настоящая семья: воскресные завтраки, походы по магазинам, воспитание Диночки. Никита усмехнулся и закурил. Размечтался. Не в этой реальности, где Глеб публичный человек, и дело не только в журналистах, следящих за каждым его шагом. Глеб сам не хочет менять свою жизнь, его все устраивает. Жена должна быть, сидеть дома, вязать салфеточки и ждать его светлость. И точка. А мечты Ника о семье – это только его мечты.

Вернувшись в дом Немовых, Ник выпустил Динку, тут же помчавшуюся в спальню хозяина, а сам отправился готовить завтрак. Он успел не только пожарить яйца с беконом и приготовить тосты, но и починить подтекающий кран на кухне и наточить ножи – судя по обнаружившемуся в ящике с приборами точильному камню и царапинам на всех ножах, Ирма занималась этим сама и безуспешно. Ник как раз варил кофе, когда послышались знакомые завывания сверху.

- Я то-от, которому внимала ты в полуноооочной тишине!

- Гав! Гав-гав-гав! – вторила хозяину Динка.

- Я то-от, чья мысль в душе шептала, чью гру-усть ты тихо отгадала!

- Гав!

- Я тот, чей взор надежду губит, едва-а надежда расцветет! Я тот, кого никто не любит, и все живущее клянет!!!

- Глебушка, ты преувеличиваешь, — Никита обнял спустившегося на кухню, заспанного и взлохмаченного «Демона». – Доброе утро, родной!

- Доброе! Ты зачем это несносное создание ко мне пустил? Она меня разбудила и облизала! А теперь распеться не дает! – Глеб потрепал собаку за уши и плюхнулся за стол. – Господи, неужели в этом доме пахнет нормальной едой! И кофе! Хорошо-то как, не сдохнуть бы от счастья!

- Сколько эмоций, — хмыкнул Никита, придвигая к любимому тарелку тостов и банку с джемом. – Я тебе кран починил и ножи наточил. Если Ирма удивится, припишешь эти подвиги себе.

- Легко, — кивнул Глеб с невозмутимым видом. – Терпеть не могу домашние обязанности.

- Какие у тебя на сегодня планы?

- Никаких! Будем валяться, смотреть телевизор, ну может еще чем интересным займемся? У меня выходной!

- Тогда давай съездим в больницу и выясним насчет твоей физиотерапии?

- Ник, не будь занудой! Я хочу побыть дома. Можем бассейн налить, мне там что-то Гутенберг про лечебное плавание говорил!

Никита отставил свою чашку кофе и серьезно посмотрел на Глеба:

- Родной, так ты здесь хочешь остаться? Со мной?!

- Ну да. А что?

- Глеб, может быть, мы быстренько тут приберемся, возьмем Динку и поедем на Бардина?

- Там бассейна нет, — справедливо заметил Глеб. – В чем дело? Тебе не нравится мой дом?

- Причем тут «нравится»? Это просто твой дом. Рюшечки, цветочки, ненаточенные ножи и гербарий в холодильнике. Глеб, я тут что делаю? Это ваш с Ирмой дом. У нас с тобой есть квартира, не такая шикарная, без бассейна, но мне там гораздо комфортнее. Не обижайся, постарайся меня понять.

Поздно, он уже обиделся. Отодвинул пустую тарелку, посмотрел серьезно и мрачно.

- Ник, ты здесь, потому что я тебя позвал. Это мой дом, построенный… Ну ладно, я не могу сказать, что этими самыми руками, но вот этим горлом точно! Я пять лет из гастролей не вылезал, чтобы его построить. Тур по Уралу, тур по Сибири, корпоратив на Камчатке, тусовка на Сахалине. И везде пел, пел, а иногда еще и плясал. Народный артист России пляшет и развлекает пьяных братков на свадьбе одного «конкретного пацана». Нормально? Нормально! Он же на фундамент зарабатывает. Или на мягкую кровлю, пластиковые окна, бассейн! А чтобы скважину пробурить и разводку на воду сделать, я по нефтяным вышкам ездил, пел славным добытчикам нефти в поселках, где не то, что гостиницу, просто дом с сортиром не на улице не найдешь. И вот идешь ты, ночью, в мороз минус десять, со своей больной спиной через огороды в деревянную будочку без света, пописать, потому что старенький ты уже, не получается без ночных подъемов до утра дотерпеть, и думаешь, какого хрена ты Народный, любимый, почетный и прочая. Я этот дом строил, будучи уже немолодым человеком. Предполагая, что старость встречать я буду именно тут. Потому и туалеты на каждом этаже, и лестницы пологие, и спальни предусмотрены и внизу, и наверху. Мало ли, может, через десять лет я вообще не смогу на второй этаж забираться? Так вот, я этот дом сам построил, и никому отдавать не намерен! Хочет она со своим жопником спать, вперед и с песней! А это – мой дом!

Никита давно забыл про свой кофе и во все глаза смотрел на Глеба. Он и предположить не мог, что все настолько серьезно, и что у любимого такие проблемы. Психологические, прежде всего. Как он этого Ирминого тренера назвал? Жопником? Прелесть какая.

- Ты понимаешь, Ник, я возвращаюсь с гастролей еле живой, с одним-единственным желанием лечь спать. В нормальную, чистую и мягкую постель. Лучше на сутки или двое. Грязный как свинья, потому что горячая вода в тех местах, где я выступал, большая роскошь. С севшим голосом и черными кругами под глазами. Но с тугой пачкой денег. А она с порога: посмотри, какую я салфеточку вышила, ты совсем не обращаешь на меня внимания, скушай салатик. Я в свою спальню пройду, упаду и вырублюсь, через пару часов она появляется: ты домой только спать приходишь, ты не хочешь со мной общаться!

Глеба понесло. Теперь он вспоминал все свои обиды за все годы семейной жизни. Ник не сомневался, что у Ирмы, начни она откровенничать, обид нашлось бы не меньше. И Глеб ведь сам посадил Ирму под замок: не работай, подруг не заводи, ни с кем не общайся. Она неделями одна сидит, поговорить не с кем. Конечно ей хочется пообщаться с вернувшимся супругом. И конечно интересы у них разные, Глеб наверняка раньше снисходительно относился и к салфеточкам, и к рюшечкам. Сейчас просто обижен, да и избалован: с Ником у них совпадений куда больше. А ведь началось все с невинного замечания насчет того, что в квартире Ника им обоим было бы удобнее. Но Глеб, кажется, так не считал. Пока любимый не накрутил себя окончательно, Ник решил прекратить этот разговор.

- Глеб, ну все, успокойся. Твой дом, значит твой. Мне вообще все равно, где быть, лишь бы с тобой. Пойдем покажешь мне свой бассейн, и мы решим, подходит ли он для физиопроцедур.

@@@

Глеб с наслаждением плавал взад-вперед, отталкиваясь от бортиков и смешно отфыркиваясь, когда вода попадала в нос или в рот. Бассейн был небольшим, метров десять в длину, но зато свой, без хлорки и с всегда чистой водой нужной температуры. Ник вместе с Динкой сидел у бортика и наблюдал за любимым.

- И чего ты там сидишь? – поинтересовался Глеб, проплывая мимо. – Ты или ныряй ко мне, или иди делай чай с бутербродами!

- У меня плавок нет, — покачал головой Ник. – Я тебе мешаю, что ли? Сижу любуюсь.

- Пасешь ты меня, а не любуешься, — фыркнул Глеб. – Боишься, что утону? А ну иди сюда, недоросль, я тебе покажу, как надо плавать.

Глеб резко схватил его за руку и дернул на себя. Не ожидавший ничего подобного Ник кубарем свалился в бассейн, подняв столп брызг и облив Динку, которая тут же возмущенно загавкала.

- Ты что творишь? Рубашка, джинсы, все же мокрое теперь!

- Другие найдем! И вообще снимай эти тряпки. Прелесть домашнего бассейна в том, что купаться можно без ничего!

Руки Глеба уже уверенно помогали Нику освободиться от мокрой и прилипшей к телу ткани.

- То-то я смотрю, ты в плавках. Кстати, где ты взял эту порнографию? Что за кораблики? Надеюсь, ты это только дома носишь?

- А что такого? – Глеб растерянно посмотрел вниз. – В позапрошлом году в Анталии покупал, там на пляж надевал.

- Кошмар! Глебушка, ты не обижайся, пожалуйста, но в общественных местах тебе лучше носить шортики.

- Почему?

- Потому что кое-что у тебя очень нестандартного размера и в плавки не совсем помещается. Тебе сверху не видно, наверное, а вот мне видно и очень хорошо.

Рука Ника легла на плавки Глеба, аккуратно возвращая на место его боевого товарища.

- Видишь? Не помещается.

- Ты еще раз так сделай, и совсем ничего не поместится, — промурчал Глеб, притягивая Ника к себе. – Если бы не знал твои размеры, решил бы, что ты завидуешь.

- А я завидую. Самому себе, что у меня есть такое сокровище. Ты уверен?

Глеб недвусмысленно прижимался к его бедрам. Ник обнял его за талию, почувствовал под ладонью свежий, еще выпуклый шрам и быстро сместил руку, чтобы не сделать больно.

- Ты опять? – Глеб заглянул ему в глаза. – Я не из сахара. Я действительно хочу тебя, прямо здесь.

Подтверждения его слов Ник не чувствовал, но Глеб упорно терся об него бедрами, вжимая в бортик бассейна.

- Прямо здесь не получится, — Ник уткнулся в шею Глеба, осторожно прикусывая нежную кожу. – Мокро.

- И что?

- Глеб, я не девочка. У меня естественной смазки нет, а искусственная, да еще и несмываемая водой у тебя тут вряд ли припасена.

- Какой же ты зануда, — вздохнул Глеб. – И мыслишь шаблонно.

Глеб решительно раздвинул ноги Ника коленом, а рот запечатал фирменным хищным поцелуем. Одна рука легла на задницу парня, а вторая стала пробираться к более интересным частям тела, лаская и возбуждая. Нику хватило нескольких уверенных движений, чтобы прийти в полную боевую готовность – в конце концов, у него уже месяц не было секса. А вот у Глеба дела шли не так хорошо. Он самозабвенно, мастерски целовался, собирал губами капельки воды с лица Ника, шеи, груди, прижимался к нему всем телом, но его член оставался безучастным.

Ник настолько погрузился в приятные ощущения, что не сразу обратил внимание на возникшие проблемы. Но досадливое сопение Глеба заставило его открыть глаза и наткнуться на напряженный взгляд.

- Ты чего? А, понятно. Иди сюда.

Ник обнял Глеба сзади и, слегка прикусив загривок, завладел немаленьким членом. Мда, смазка сейчас явно не помешала бы – кожа у Глеба очень нежная, а просыпаться дружок не спешил. Так он быстрее натрет ему все к черту, чем возбудит.

- Расслабься, родной.

Свободной рукой Ник обхватил Глеба поперек груди, прижимая к себе.

- Не могу… Черт…

- Тише, спокойнее. Мы никуда не спешим. Давай переберемся в кровать? Я тебе сейчас все разотру до кровавых мозолей. Пошли туда, где сухо?

Глеб нехотя вылез из бассейна, если вода хоть как-то скрывала его проблемы, то теперь было очевидно, что эрекция даже не намечалась. Ник сделал вид, что ничего не замечает, и продолжая целовать любимого, довел его до дивана в холле – не тащиться же в спальню через весь дом.

- Ложись, — Ник легонько толкнул Глеба, заставляя улечься.

В былые времена завалил бы его, не церемонясь, да Глеб и сам любил применить силу, так что их секс порой напоминал борьбу без правил. Сейчас же боялся навредить, причинить боль. Может быть, поэтому у Глеба ничего не получалось? Страсти недоставало, градуса? Ну ничего, сейчас мы градус поднимем.

Никита устроился между ног любимого и сосредоточился на источнике их проблем: мягкие поцелуи и требовательные скользящие движения, массаж языком вдоль припухшей венки и нежные поглаживания яичек – Ник делал все, что обычно нравилось Глебу. Тем временем собственное возбуждение становилось почти нестерпимым, приятная тяжесть в паху превращалась в болезненную.

- Ник! – Глебу надоело лежать, и он потянул парня на себя. – Ник, иди ко мне.

Никита послушно оторвался от своего занятия и подтянулся выше, не забыв огладить грудь и плечи любимого, подразнить соски, поцеловать впадинку между ключиц и только потом заглянуть в глаза:

- Что?

- Ник, прекрати, это бесполезно. Я не могу.

- Все получится, родной. Я только начал.

- Ник, подожди! Тебе не противно?

Никита чуть челюсть не потерял от такого вопроса. Приподнявшись на руках, продемонстрировал завидную эрекцию:

- Когда противно, так не стоит!

Глеб смотрел на него снизу вверх каким-то очень странным взглядом. Не затуманенным от желания, как это часто бывало, не хищным, а каким-то оценивающим. Он как будто на что-то решался. Ник замер, не торопя и не понимая, что происходит. Глеб вел себя странно. Таких ситуаций у них еще не было, но он достаточно хорошо знал Глеба, любимый был всегда очень внимателен к партнеру. По всем законам жанра, сейчас Глеб должен был бы перехватить инициативу и помочь Нику кончить доступными способами. Уж на орально-мануальные ласки Глеб был непревзойденный мастер.

Но вместо этого Глеб с нечитаемым выражением лица, не отрывая взгляда от Ника, начал подтягивать согнутые в коленях ноги к груди. И в лучшие времена при его комплекции – почти акробатика, а учитывая больную спину, вообще подвиг. Ник даже не сразу понял, во имя чего. Опомнился, когда Глеб достиг своего максимума акробатического искусства и поинтересовался:

- Ты придвинешься или мне на весу держать?

- Чего? Зачем?

Ник окончательно перестал понимать, что происходит. Глеб же не хочет, чтобы он…

- Давай уже, — как-то буднично попросил Глеб. – Когда-то это должно было произойти. Раз сверху от меня больше никакого толку, буду лежать за себя. Ну, ты чего ждешь?

Ника вихрем смело с кровати. От возбуждения не осталось и следа. Он схватил первую попавшуюся тряпку, кажется, полотенце, обмотал им бедра и вылетел из комнаты. С удовольствием бы убрался и из этого дома, осточертевшего ему за последние часы, вот только Глеба одного оставлять нельзя. Глеб! Черт! Как он мог такое предложить! Что вообще у него в голове творится? Твою же мать! Он, Ник, тоже ведь не железный! Все понимающий, спокойный, профессионально обученный терпеть чужие выкрутасы. Но всему же есть предел!

Он действительно так плохо о нем думает? Что, на сексе свет клином сошелся? Он вообще представлял, что предлагал? Глеб, настоящий альфа, мужик до мозга костей. И с такой же закостенелой психикой мужчины. Он и так себя ломал, когда начинались их отношения. Да и Нику нелегко пришлось, и в физическом смысле, и в моральном. Но он моложе, гибче, да и просто авантюрист по жизни. А представить Глеба внизу можно только в страшном сне. И еще эта обреченная покорность в глазах! Идиот! Он хотя бы представляет, как это больно в первый раз? Особенно при габаритах Ника, с которыми в однополый секс вообще путь заказан? Да он никогда в жизни не сделает этого с Глебом!

Из глаз капали злые, горячие слезы, но Ник их даже не замечал. Он курил одну за одной, плюнув на просьбу Глеба не дымить в доме и смотрел в окно на занесенные снегом елки. Он стоял так, кажется, целую вечность, пока сзади не послышались тяжелые, шаркающие шаги. Голой спиной Ник почувствовал приятную мягкую ткань махрового халата. И запах, привычный, любимый, едва уловимый – древесного парфюма, коньяка и мужского тела.

- Дай закурить.

- У тебя же не курят?

- Тебе жалко? Спасибо. И зажигалку.

- Кури на здоровье, — пробормотал Ник, продолжая смотреть в окно.

Но разговаривать со спиной Глеб явно не собирался. Решительно развернул его к себе. Стереть предательские дорожки от слез Ник не успел, осталось только взглянуть на Глеба с вызовом – ну и что дальше?

Глеб изучающе смотрел на него и курил. И молчал. Молча провел ладонью по щекам Ника, стирая слезы. Потом произнес мягко, как будто утешая ребенка:

- Импотенция – это очень печально, но не повод для слез. Особенно если речь не о тебе самом.

- Дурак!

Нику хотелось оттолкнуть его, лучше бы отшвырнуть, приложив обо что-нибудь твердое, чтобы дурь из головы вылетела. И в то же время прижаться покрепче и никогда больше не отпускать. Может тогда ему перестанут приходить столь дикие идеи?

- Дурак, — кивнул Глеб. – Старый озабоченный дурак, который решил, что законы природы на него не распространяются. Что он вечно будет гигантом большого секса.

- Не поэтому дурак. Неудачи случаются у всех, и дело не только в возрасте. Ты хотя бы понимаешь, что ты мне сейчас предложил?

- Нет.

Глеб смотрел на него грустно-грустно, как побитая собака.

- Но это вариант.

- Ни хрена это не вариант! Ты мужчина! И навсегда им останешься! Ты всегда будешь сверху или не будешь никак, ты меня понял?

- Странная логика! А ты тогда кто?

- А я идиот, — вздохнул Ник.

- Ну вот и поговорили.

Глеб задумчиво выпустил струйку дыма.

- Ты куришь как малолетка, — заметил Ник. – Не в затяг.

- Я знаю. В затяг кашлять начну. Певцу курить вообще нежелательно.

- А зачем тогда?

- Нравится вкус табака. И нервы успокаивает. Пойдем ляжем?

Судя по напряженной позе, Глеб устал стоять. Мда, и как он собирается юбилей проводить? Четыре часа стоя, если десять минут уже предел возможностей?

Злость испарилась, осталась только… Нет, не жалость, жалость плохое чувство, унижающее того, на кого она направлена. Нежность. Глеб выглядел таким трогательно-беззащитным в этом белом махровом халате, расходящемся на груди, босой, с влажными, зачесанными назад волосами и глазами на пол-лица.

Ник осторожно обнял его за талию:

- Пойдем.

До спальни они не дошли, устроились на диване в гостиной. Включили телевизор, Глеб достал свой любимый коньяк, Ник приволок из кухни лимон и шоколадку. Решил, что читать нотации по поводу смешивания алкоголя с лекарствами не время и не место. Глеб улегся поудобнее, пристроив по одной подушке под каждое колено и две под спину. Рядом разлеглась Динка с крекерами – Ник, не церемонясь, раскрыл целую пачку и высыпал печенье прямо на диван, и теперь счастливая псина хрустела, кроша и капая слюнями на обивку. Ник привычно пристроился у Глеба на плече. Как же он не может понять, что секс, безусловно, приятная штука, но есть в жизни вещи куда более важные?

Поезд «Санкт-Петербург – Москва» уже проезжал Химки, пассажиры начали сдавать постельное белье и выстраиваться в очередь за кипятком. Как будто нельзя потерпеть полчаса и попить уже нормальный чай в Москве! Все равно же проводники не доводят воду до нужного градуса, Ирма вчера уже пробовала заварить пакетик своего любимого «Матте» — вода едва окрасилась в бледно-зеленый цвет, а по поверхности пошли белые пузыри. Гадость получилась редкая.

Ирма отодвинулась подальше от двери купе, чтобы не слышать радостного гомона из коридора: какой-то ребенок допытывал родителей, когда уже будет Москва и сводят ли его на Красную площадь. Вопрос повторялся в сотый раз, но родителей, похоже, не раздражал, они терпеливо объясняли снова и снова. А вот Ирма уже всерьез жалела, что не полетела самолетом. Решила, называется, выспаться и заодно привести мысли в порядок.

Она машинально перелистнула страницу женского романа в мягкой обложке, купленного в Петербурге на вокзале, и наполовину прочитанного. Выспаться в этом гвалте было решительно невозможно, да еще и простыни оказались сырыми. С мыслями оказалось еще хуже, они все время возвращались к тому, что произошло в Петербурге.

Нет, по большому счету, ничего не произошло, ничего ужасного. Но могло, могло произойти. Как она согласилась? Как дала уговорить себя пойти после тренинга с Игнатовым в ресторан? На что она рассчитывала? На то, что они будут разговаривать о психологии? Она даже обрадовалась, узнав, что Игнатов заказал для них отдельный кабинет – Ирма Немова хоть и не светская львица, но ее все же могли узнать. Попадутся в зале общие с Глебом знакомые или его поклонники, потом сплетен не оберешься.

Но едва закрылась дверь кабинета за официантом, принесшим ужин, как Николай заговорил отнюдь не о психологии. Он сыпал комплиментами и целовал ей руку, наливал вина и рассказывал про тренинг в Испании, на который она обязательно должна поехать с ним, потому что она «его главная Муза». Ирма смущалась, но снова чувствовать себя Музой было приятно. Ей вспомнилось, как много лет назад молодой Глеб приглашал ее на свои концерты, усаживал в первом ряду и пел, глядя только на нее. А потом заваливал цветами, которые дарили поклонники. После концерта они шли в его номер и там происходило нечто невообразимое – Глеб эмоционально заряжался от зала, и выплескивал полученную энергию в феерическом сексе. Как же давно это было, как будто в другой жизни.

Ирма таяла от ласк и приятных воспоминаний. А потом что-то пошло не так. Сначала Игнатов ее поцеловал. Совсем не так, как Глеб – поцелуй получился слишком вялым и слюнявым. В первые секунды Ирма просто растерялась, она привыкла, что Глеб всегда лидирует, привыкла к его жестким, требовательным губам, к его напору. Дальше Игнатов повел себя еще более странно – навалившись сверху, он опрокинул Ирму на спинку дивана, на котором они сидели. Звякнул посудой задетый стол, не ожидавшая ничего подобного Ирма ударилась о деревянную окантовку спинки. Не очень больно, но неприятно – Глеб всегда был осторожен и предупредителен. Одна рука Николая по-хозяйски легла ей на грудь, а вторая нырнула под платье, без церемоний пытаясь снять с нее нижнее белье. Все происходило слишком быстро, вторжение в интимные зоны – слишком нахальным. Ирма вдруг почувствовала, что ее тошнит. В самом прямом смысле этого слова, успеть бы добежать до дамской комнаты. Возбуждения не было и в помине, только омерзение и по отношению к Игнатову, и к себе самой.

Ирма не помнила, как вылетела из кабинета, как нашла туалет. Ее долго и жестоко рвало над унитазом, еще дольше она умывалась ледяной водой и пыталась привести себя в порядок. А потом взяла таски до вокзала, купила билет на первый поезд до Москвы, и вот она тут, в шумном, галдящем вагоне.

Уснуть она так и не смогла, зато к утру бессвязные мысли оформились в конкретные выводы. Все, что произошло в Петербурге, было большой глупостью с ее стороны. Наверное, само увлечение системной психологией было глупостью, но сближение с Игнатовым, личные консультации, из-за которых и произошла ссора с Глебом – просто непростительная ошибка. Она ведь всегда была примерной женой, ее так воспитали, сначала папа, потом Глеб. Ждала и молчала, молчала и ждала. И несмотря ни на что, любила Глеба. Глупо отрицать очевидное. Она все время сравнивала Игнатова с мужем, а ее реакция на чужие ласки была самым красноречивым свидетельством – она не может изменить Глебу, ни физически, ни психологически. Можно читать дамские романы и смотреть сериалы про любовь, можно мечтать о чем-то, фантазировать, когда уж очень тошно и одиноко. Но не более того.

Домой Ирма возвращалась с четко оформленным планом: помириться с Глебом, навести идеальный порядок, приготовить что-нибудь особенное, что он любит. Может быть, испечь яблочный штрудель? Или вишневый? Лучше оба, и какао сварить, настоящее, не полуфабрикат из пакетика.

До дома она добралась на такси, напоследок поругавшись с таксистом и выторговав у него пятьсот рублей и окончательно придя в доброе расположение духа. На парковочной площадке она сразу заметила машину Ника и настроение стало еще лучше. Значит, у них гости, при посторонних Глеб не станет выяснять отношения.

Дверь Ирма открыла своим ключом, по недавно обретенной привычке беречь обувь от собаки, не разуваясь сразу прошла в холл и остолбенела. На диване, вольготно раскинувшись, спал Глеб. Абсолютно голый. А сверху на нем спал такой же голый Никита. Рядом в гнезде из скомканных простыней лежала Динка, при виде хозяйки настороженно поднявшая уши, но не издавшая ни звука. На полу стояли грязные тарелки и бокалы, валялись носки и почему-то плавки Глеба, эти ужасные, турецкие, с корабликами, из которых у него все вываливалось. Ирма сделала шаг ближе, машинально протянула руку, чтобы поднять, и тут же отдернула – на плавках лежал использованный презерватив.

Ирма зажала рот рукой, чтобы не закричать. Быстро-быстро выбежала из дома, пронеслась через двор, вылетела на дорогу. Пробежав еще метров двести, остановилась, чтобы отдышаться, и услышала звонкий женский голос:

- Ирмочка, ты куда так спешишь? А где твоя машина?

Ирма обернулась. За кованым забором стояла ее соседка и приятельница Алиска, супруга успешного нефтяника, с которым дружил Глеб.

- В магазин за хлебом, — неудачно соврала Ирма, пытаясь незаметно вытереть слезы. – Решила пешком пройтись.

- В поселковый магазин? Да у них дрянь, а не хлеб, из порошка делают, одни заменители! Я вот сама пеку, в Интернете такой рецепт нашла! С хрустящей корочкой, м-м-м! Есть минутка? Заходи, я тебя угощу. И рецепт дам. Зайдешь? Мой в командировке, дети у свекрови, я от тоски вешаюсь.

- Зайду, — неожиданно согласилась Ирма и повернула к соседской калитке.

Сейчас она готова была идти куда угодно, лишь бы не домой.


@@@

Глеб сиял, как начищенный пятак. Приводя себя в порядок и одеваясь, он улыбался собственному отражению в зеркале, что-то напевал под нос, только что не приплясывал. Глупо, конечно, не мальчишка уже, чтобы так радоваться сексуальным подвигам. Да и подвига, честно сказать, не было. Был вполне заурядный и не очень долгий секс. Но все получилось! Первый раз после операции! А ведь он уже было поставил на себе крест, решив, что импотенция – это последствие наркоза. Но вчера Ник был таким нежным, терпеливым и в то же время настойчивым, что у них все получилось. Значит, еще повоюем!

И сразу жить захотелось. И Глеб даже не обращал внимания на ноющую спину. И голос как будто лучше зазвучал! Очень вовремя, он как раз хотел переписать одну фонограмму к юбилею. Так что теперь Глеб Васильевич собирался на студию, поторапливая Ника.

- Ты еще не одет? – возмутился он, спустившись вниз при полном параде – в костюме, только без галстука, галстук он держал в руках. – Что ты возишься?

- Порядок наводил. Посуду помыл, крошки с дивана собрал, — отчитался Ник. – Белье в машинку засунул.

- Изображаешь примерную женушку? – ухмыльнулся Глеб.

- Нет, просто не хочу, чтобы Ирма обнаружила следы нашей оргии, если вернется.

- Тоже мне оргия! Вот погоди, после юбилея я немного отдохну и покажу тебе, молодой человек, что такое настоящая оргия.

Глеб сознательно проигнорировал замечание Ника по поводу жены. Не хотелось думать о неприятном, не хотелось признаваться даже себе в том, что по Ирме он скучает. Все-таки Ник был прав, им вдвоем гораздо лучше на Бардина.

- Ты не знаешь, что с этим делать? – Глеб растерянно протянул Нику галстук, который так и держал в руках.

- Завязывать, — захихикал Никита. – Ну можно на нем еще повеситься, как вариант. Ты не умеешь завязывать галстуки?

- Не умею. На работе у меня раньше костюмер был, дома Ирма.

- Стыд и срам, господин Народный артист. Иди сюда.

Сам Никита галстуками не увлекался, но приличный виндзорский узел сотворил без труда.

- Красавец! Дай поцелую!

Глеб позволил чмокнуть себя в нос, не преминув воспользоваться ситуацией и хлопнуть парня по попе.

- Все, мой хороший, иди одевайся уже! Мне с утра обязательно нужно попасть на студию и записаться, пока я в голосе.

До студии добрались быстро. Никита распахнул перед ним дверь, Глеб вошел в помещение по-хозяйски, без стука, и с удивлением обнаружил, что в студии полно народу. Кроме звукорежиссера Олега, сидевшего за пультом, в комнате было трое молодых парней, пытавшихся одновременно что-то спеть в микрофон. В его микрофон! А на его стуле, его любимом удобном стуле, на который Глеб обычно присаживался между записями, примостился какой-то хлыщ в блестящем костюме, судя по вольготной позе и стоимости костюма, продюсер молодчиков.

- И что здесь происходит? – с порога прогремел Глеб Васильевич.

Олег аж подпрыгнул и тут же вылетел из-за пульта навстречу шефу. Зато хлыщ в костюме не потрудился даже встать в присутствии старших, что окончательно вывело Глеба из себя.

- Что вы делаете на моей студии?

- Записываемся, — пожал плечами хлыщ. – У нас оплачено до двенадцати.

- Оплачено? Почему я об этом не знаю?

- А ты кто вообще такой, дядя?

Глеб подавился воздухом от такой наглости. Он беспомощно обернулся к замершему у него за спиной Нику, но парень вмешиваться не спешил, похоже, он просто не понимал, что происходит. Вмешался Олег.

- Глеб Васильевич, это группа «Боиз», они с Вячеславом Давыдовичем договаривались, он по телефону предупредил, что ребята придут записываться. Я думал, вы в курсе.

- Я не в курсе! – Глеб взглянул на часы – половина двенадцатого. – Хорошо, я вернусь через полчаса, чтобы никого тут не было! И, Олег, помещение проветрить не забудь!

Глеб Васильевич демонстративно пропустил вперед себя Ника и громко хлопнул дверью, показывая свое недовольство.

- Пошли в кафе внизу, чаю попьем.

Никита кивнул.

Усевшись за столик, Глеб тут же набрал Троянова.

- Слава, это как понимать вообще? Я приезжаю на студию, на свою студию, Слава, а тут какие-то юнцы записываются. И еще мне хамят! Что значит я не предупредил, что мне студия нужна? Слава, это моя студия! Я ее создавал, чтобы приезжать, когда мне удобно! И записываться, когда у меня звучит голос! Я не сдаю ее в аренду за деньги! Ах зря? Тебя я не спросил! Надеюсь, эти деньги будут на корпоративном счету? Хорошо, в офисе поговорим, я буду после обеда. Что значит ты не в городе? А где ты? Алло! Слава?!

Попробовав несколько раз перезвонить и не добившись успеха, Глеб шваркнул телефон об стол и впился зубами в принесенное официанткой пирожное. Никита с интересом наблюдал за ним, потягивая кофе.

- Что ты так смотришь? Да, я страшен в гневе.

- Ты кушай, кушай, — Никита подвинул к нему блюдце со своим пирожным. – Только не нервничай.

- Я не нервничаю, я зол! Славка прекрасно знает, что я терпеть не могу посторонних на студии. И втихаря шабашит! Я больше чем уверен, это не в первый раз. И деньги идут явно не на рабочий счет.

- Некрасиво, — согласился Ник. – Но а почему ты сам не хочешь сдавать студию в аренду? Это же хороший приработок, ты не так часто тут бываешь, по большей части помещение простаивает.

- Ты не понимаешь, — покачал головой Глеб. – Во-первых, я хочу иметь доступ к студии в любое время. Я никогда не знаю точно, проснусь в голосе или нет. Я слежу за своим состоянием, и если звучу, то еду записываться. А во-вторых, я брезгую. Знаешь, как противно петь в заплеванный микрофон? А запахи! Помещение для записи звука изолированно, вентиляции считай, что никакой, запахи держатся очень долго. Готов спорить, мы сейчас зайдем, и там будет вонять грязными носками, потом и дешевым «брутальным» одеколоном.

- Господи, Глеб, в жизни бы не подумал, что ты брезгуша. Ты, — Ник перешел на шепот, — иногда в такие места мордочкой лезешь, что заподозрить тебя в брезгливости просто невозможно.

- Не сравнивай, то свое, родное. И потом, когда певец поет, он дышит активнее, глубже, потому вокруг не должно быть резких запахов, они вызывают раздражение дыхательных путей. Все, я наелся. И петь у меня теперь нет никакого настроения, тем более, я уже наорался. Не судьба, поехали в офис, пытать Маринку, где мой директор и что происходит.

- Вынесешь своему Славке мозг?

- А то, — хмыкнул Немов. – Он на самом деле уже оборзел.


@@@

Ирма вполуха слушала щебетание Алиски – рецепт хлеба, новое платье, которое она купила к Новому году, жалобы на нерадивую домработницу, — какие же это все глупости. Они сидели на кухне, окна которой выходили на дом Немовых. Сейчас, когда деревья стояли без листвы, а от живой изгороди остался только остов, отсюда прекрасно просматривался их двор. Ирма видела, как открылась дверь, и Глеб выпустил на прогулку Динку. Псина быстро справилась со своими делами и вернулась к поджидавшему ее хозяину.

- И ты представляешь, он мне говорит, что это моя! Да я такой в жизни не стала бы пользоваться! И тон не мой, я обычно беру нежно-розовую, а у этой такой насыщенный цвет. А качество? Она же не больше двухсот долларов стоит! Я так и сказала этому мерзавцу: «Такой дешевкой могут пользоваться только твои шлюхи!». Ирма? Ирма, ты меня совсем не слушаешь!

- Что? – Ирма все-таки оторвала взгляд от окна. – Прости, Алис, я тебя слушаю.

- В общем, я вышвырнула эту помаду в окно. Потом собрала все постельное белье и велела Ленке отнести на мусорку, а сама в тот же день купила все новое. Сама понимаешь, я не могу знать точно, какой комплект они брали.

- Зачем брали? – Ирма никак не могла сосредоточиться и увязать Алискины возмущения в историю.

- Чтобы трахаться, зачем же еще?! Ну не на полу же они это делали! И помаду я нашла в спальне. В нашей спальне! Ну каков козел, а? Вот что этим мужикам не хватает? Я же за собой слежу, все его прихоти выполняю, голова у меня никогда не болит. Хочешь минет – пожалуйста. Хочешь в задние ворота – без проблем.

Ирма вздрогнула и отставила чашку с давно остывшем чаем, которую уже с полчаса держала в руках.

- Алиса, ты хочешь сказать, что вы с Толиком занимаетесь… Ну…

- Анальным сексом? Конечно! Он большой любитель этого дела. Я ж и говорю, любой каприз. И зачем ему сдалась эта шалава? Что у нее, поперек, что ли?! Да еще в нашем доме, пока мы с детьми были в Италии. Скотина!

- И что ты сделала, когда узнала?

- Ну а что я могу сделать? – Алиса плеснула себе еще чаю и разломила зефирину. – Дом его, деньги тоже. Куда мне теперь, к маме, в Саратов? А дети? Да и люблю я этого козла. Так, поорала, посуду побила, а потом он опять в свой Нефтеюганск улетел, командировка. Сто процентов приволочет мне оттуда шубу какую-нибудь, чтобы грехи замолить. А то твой так не делал!

Ирма промолчала.

- Да ладно, я знаю, Глеба ты не обсуждаешь. Эх, бабья наша доля. Иногда так тошно, что хоть на стенку лезь. Ты для него на что угодно готова, а он все равно под чужую юбку смотрит.

- Радуйся, что под юбку.

Ирма осеклась, но Алиса уже ее услышала и согласно закивала:

- Это да! Сейчас же черте что творится, всех на мальчиков потянуло. Я прям рада иногда, что Толик далек от гламурной тусовки. Как сплетен наслушаешься, кто с кем, так волосы дыбом встают. Хорошо хоть наши нормальные мужики. Ну кобелят, ну а куда без этого. Тебе еще чаю налить?

В этот момент ворота Немовых открылись и на дорогу неспешно вырулила машина Никиты. На переднем сидении можно было без труда разглядеть Глеба. Никита вышел из машины, закрыл за собой ворота.

Ирма задумчиво посмотрела вслед уезжающей машине, перевела взгляд на Алиску – совсем же еще девчонка, тридцати нет. Бесшабашная, легкомысленная. Сидит вот, улыбается, ждет новую шубу от своего Толика. Никогда Ирма так легко не относилась к жизни, даже в двадцать. В первые годы семейной жизни, узнавая о похождениях Глеба, жутко переживала, ревела ночами в подушку. Потом привыкла. Думала, что привыкла. Научилась скрывать свои эмоции, хотя все равно на душе было паршиво, и никакие шубы и другие прелести жизни ей были не нужны. Но она и предположить не могла, что ждет ее под старость лет. Глеб, ее Глеб, спит с … Нет, об этом думать просто невозможно.

- Спасибо за чай и за рецепт, мне пора уже.

Ирма поднялась, еще раз взглянула в окно, убедиться, что машина уехала.

- Дома еще дел миллион.

Дел дома было не так уж много – всего лишь собрать вещи. Не все, разумеется, только самое необходимое: кое-что из одежды, косметика, ноутбук, украшения, доставшиеся еще от мамы. Тех, что дарил Глеб, было гораздо больше, но их Ирма пока оставила. Она не знала, что будет дальше, уходит на время или навсегда. Сейчас ей просто хотелось побыть одной, привести мысли в порядок, решить, как жить дальше. Их с Глебом московская квартира для этого самый подходящий вариант. Во-первых, Глеб там бывает редко, она прекрасно понимала, что если он ночует в городе, то наверняка не там. Теперь понятно, где на самом деле проводил ночи Глеб Васильневич. Так что вероятность встречи минимальная, а видеть Глеба Ирма сейчас хотела меньше всего. Во-вторых, квартиру все-таки можно было считать ее, она осталась от родителей Ирмы.

Хорошо было бы вызвать шофера, но где сейчас искать Игоря Ирма даже не представляла. Судя по всему, Глеба теперь возил Никита. Боже мой, Никита. Обаятельный мальчик, который ей так нравился. Она искренне радовалась, что у Глеба появился друг, куда более подходящий, чем Роман. Вяземского она всегда недолюбливала, зная, что он покрывает Глеба в его любовных похождениях, не нравилась ей и излишняя прямота Романа Исаевича. А Ник был таким обходительным, воспитанным, да еще и интересным собеседником. У нее даже мысли не могло возникнуть, что он… Ведь не похож, совершенно, ни капли не похож! Никакой манерности, двусмысленных взглядов, томного голоса и всех прочих клише, с которыми ассоциируются геи. Обычный мужчина, крепкий, хорошо сложенный, коротко стриженный. Даже Глеб использовал больше косметики: он и кремом мог намазаться, и гелем волосы уложить, и в этом не было ничего особенного, он же артист.

Единственное, что могло бы насторожить – слишком трепетное отношение к Глебу. Ирма вдруг вспомнила тот вечер, когда Ник оставался у них ночевать, как он прибежал к ней в спальню сообщить, что Глебу плохо. Неужели они занимались этим… И как потом Глеб резко согласился лечиться в Израиле, и с ним так удачно поехал именно Никита. Господи, у них же все было спланировано. У нее за спиной…

Ирма пошвыряла вещи на заднее сидение своего «Жука» и выехала из поселка. Настроила радио на «Европу плюс», чтобы наверняка исключить возможность услышать Глеба. Главное, не думать ни о чем, пока не доберется до квартиры. Не отвлекаться от дороги, не переживать. Можно вот подпевать Шакире или Мадонне, сквозь зубы шипеть на нерадивых дачников, занимающих не свой ряд, читать рекламные растяжки. И только добравшись, подняв сумки на третий этаж, тщательно запереть дверь, упасть в пыльное кресло и разрыдаться.
Никиту Глеб отпустил домой – отсыпаться и заниматься своими делами. Какие именно дела были у его мальчика, Глеб не стал спрашивать, решив, что Ник просто соскучился по любимому ноутбуку, который остался на Бардина. Сам Глеб намеревался до вечера пробыть в офисе, разобраться с накопившимися бумажками, Марина уже пять раз напоминала ему, что имеется куча не отвеченной корреспонденции, какие-то неоплаченные счета, которые он лично должен проверить, и на сайт материал нужно дать. Это самое неприятное. Сайт у Немова имелся, официальный, как положено, с биографией и дискографией. Проблема заключалась в том, что сайт требовалось время от времени обновлять – ставить новые стать и фотографии, добавлять свежие песни. По крайней мере, так говорила Марина, в чьи обязанности как раз и входило обновление сайта. Но материалы должен был давать или хотя бы одобрять выбранные Мариной Глеб Васильевич лично. А у него этот процесс просто аллергию вызывал. Не понимал он весь этот виртуальный мир и людей, им увлекающихся. Ладно еще самому зайти на какой-нибудь эротический сайт, вдохновения набраться, новые идеи для постельных игр почерпнуть. А кто и зачем может заходить на сайт певца Немова, Глеб Васильевич не понимал, а потому считал обновление ресурса пустой тратой времени и оттягивал до последнего.

Одним словом, Глеб Васильевич намеревался просидеть в офисе до вечера, а что делать дальше, где этот самый вечер провести, он не имел понятия. Брать Никиту и ехать в Нововнуково? Тогда уже нужно окончательно туда перебираться. Говорить мальчику, чтобы собирал вещи. А Ирма? Где она, вообще? Она домой собирается или переселяется к своему жопнику? Хотелось бы определенности.

Глеб Васильевич и сам не мог понять, какие чувства к жене сейчас испытывает. Он ревновал? Да, хотя в то же время ему было крайне сложно допустить мысль об измене Ирмы. В душе он не верил, что Ирма способна ему изменить, это просто невероятно. Но сам факт ее внезапного отъезда, отправленная в собачью гостиницу Динка, холодность в телефонном разговоре – это что вообще? Неуважение как минимум. То, что Глеб сам поступал подобным образом и часто, было для него неважно. В любом случае он не собирался разводиться. И что бы он ни говорил, с Никитой ему было гораздо комфортнее на Бардина. А дома должна быть жена, чистые салфеточки и свежевыпеченные плюшки к его приходу.

С этими мыслями Глеб Васильевич вошел в офис и обнаружил, что здесь непривычно тихо. В приемной за компьютером сидела Марина. Больше никого не наблюдалось.

- Вячеслав Давыдович не появлялся? – вместо приветствия поинтересовался Глеб.

Марина только плечами пожала, всем своим видом выражая недовольство вопросом. Глеб закатил глаза. Говорил он Славке, не заводи служебных романов. Вот так расстанетесь, а вам потом еще работать вместе.

- Ладно, сделай мне кофе и неси все бумажки, которые я должен посмотреть.

Глеб устроился в своем удобном кресле, надел очки и погрузился в принесенные бумаги. Марина села напротив с блокнотом, чтобы записывать его ответы и распоряжения.

- Это что? – поминутно спрашивал Глеб, доставая из стопки очередную бумажку.

- Приглашение от завода «Красный сталевар», — стараясь не хихикать, прочитала Марина. – Город Дзержинск. Хотят ваш сольный концерт, письмо подписано директором завода и всем дружным коллективом. Очень любят ваши песни и ждут вас в славном Дзержинске.

- Угу. Слава это читал?

- Да, и созванивался. Ваш райдер их устраивает, ждут в любое время.

- Ну так?

- Вы же сказали никаких гастролей до юбилея!

- Ну да, точно, — спохватился Глеб. – Ладно, отправь им официальное согласие, договор, все как положено. Январь их устроит, я думаю.

- А отдыхать вы после юбилея не будете?

- На что? – хмыкнул Глеб. – После юбилея самое время деньги зарабатывать. А это что?

- Это стихи поэта Лебедева из Рязани, песню вам предлагает.

- Бред это, а не стихи, — Глеб скомкал бумажку и точным попаданием отправил ее в мусорную корзину в другом углу комнаты. – Дальше поехали.

Так они просидели довольно долго, пока в руки Глеба не попал запечатанный конверт.

- А это что?

- Ой, Глеб Васильевич, это сегодня прислали, я еще не читала, сунула в общую кучу.

- От администрации Крокус Холл. А им-то что от меня надо?

- Насчет юбилея что-то, — предположила Марина.

- Письмом? Позвонить не легче? И что там может быть насчет юбилея?

Глеб вскрыл конверт и углубился в чтение.

- Ничего не понимаю! Это не письмо, это какая-то официальная бумажка. Уведомление о расторжении договора аренды. Чего?! Они там охренели все совсем, что ли? Через две недели концерт! Билеты проданы! Какое расторжение?! Да я их засужу к чертовой матери!!!

- Не может быть. Дайте, я прочитаю. А, ну вот же, написано, договор расторгнут по причине неоплаты выставленного счета. Вы аренду не оплатили, Глеб Васильевич.

- Как не оплатил?! Слава же еще в прошлом месяце сказал, что оплатил!

- Сказать можно много чего, — протянула Марина.

- Да не может быть! Сейчас разберемся.

Глеб полез за мобильным. Но до Троянова дозвониться опять не получилось – абонент был вне зоны действия сети. Глеб три раза набирал его, потом плюнул и набрал другой номер:

- Азад? Да, дорогой, прости, что в рабочее время. Не очень отвлекаю? Азад, что там за проблема с моей арендой? На пятое декабря, да, должны были в конце октября оплатить.

Некоторое время Глеб ждал, пока Азад, владелец Крокуса и его давний друг, поднимет на уши своих помощников и выяснит детали, выстукивая пальцами барабанную дробь на поверхности стола.

- Да, да я тебя слушаю. Не было платежа? Слушай, это какое-то недоразумение. Я все выясню и оплачу в течение трех дней. Я надеюсь, зал на пятое остается за мной? Спасибо, дорогой. Я жду тебя на концерте и на банкете! Все, до связи.

Стоило Глебу положить трубку, и добродушное выражение лица словно стерли. Взгляд стал жестким, а тон не терпящим возражений.

- Марина, вызывай бухгалтера, пусть приносит мне распечатки по всем счетам за последние три месяца. До Троянова дозванивайся, как хочешь, когда найдешь, сообщи, что я очень желаю его видеть. И мне еще кофе.

Марина с радостью воспользовалась поводом смыться из кабинета – в гневе шеф был страшен.

Глеб снял очки и уставился в закрывшуюся за Мариной дверь. Нет, этого просто не может быть. Они столько лет работали вместе. Но факты говорили сами за себя: сначала опустел корпоративный счет, и это списали на оплату аренды, хотя суммы явно не сходились. А теперь выясняется, что и аренду никто не оплачивал. И теперь нужно где-то взять три миллиона. Азад, конечно, может подождать, они же друзья. Но Глеб даже не сомневался, что счета за банкет тоже окажутся неоплаченными. И за фейерверки, и за торт, и еще за тысячу мелочей, без которых не обходится юбилей. Твою же мать!

@@@

Самые скверные ожидания Глеба Васильевича подтвердились – Троянов не оплатил ни единого счета. До бухгалтера, Вероники Сергеевны, занимающейся их отчетностью, дозвониться также не удалось. Пришлось Глебу вызывать Игоря (Ника он решил пока не дергать) и ехать в банк, лично брать выписки по счету. На корпоративном счету валялись жалкие копейки, зато в предыдущем месяце с него нескончаемым потоком шли транши на неизвестные Глебу реквизиты ООО «Березка». На личном счету Глеба небольшая сумма имелась, но ее не хватит на покрытие и десятой части юбилейных расходов. А хуже всего то, что заработать он уже не успеет. Да и как? Даже если сейчас пуститься во все тяжкие по гастролям, кто будет эти гастроли организовывать? Как работать без директора? Где искать нового? И что делать с Трояновым? Писать на него заявление в прокуратуру? Скандал будет, без прессы не обойдется. Перед юбилеем этого только и не хватало.

В полной растерянности Глеб набрал Ромку и кратко обрисовал ситуацию. Роман Исаевич выслушал молча, потом тяжело вздохнул в трубку и сообщил:

- Я не буду тебе говорить, что предупреждал насчет Троянова. Теперь ты убедился, что безоглядно доверять нельзя никому, кроме членов семьи.

- Да, Ром, о семье…От меня еще и Ирма ушла, кажется…

На сей раз молчание затянулось. Потом Вяземский хмыкнул и поинтересовался:

- Ты сейчас где находишься?

- Понятия не имею. Еду с Игорем. Отъехали от банка, а куда дальше – не знаю. В Нововнуково надо, Динку покормить. Оставаться там не хочу, одному хоть на стену лезь. К Нику поеду, наверное.

- Ладно, Глеб, у меня сегодня спектакль, после я к вам заеду. Поговорим, решим, как жить дальше. К себе не зову, у нас маман гостит, она тебе мозг вынесет, то, что от него осталось. Буду к двенадцати, постарайтесь не трахаться в это время, хорошо?

- Рома! Я тебе сто раз говорил, ты преувеличиваешь мои возможности, — невесело отшутился Глеб. – Можешь приезжать с ночевкой. Скажешь матушке, что ночуешь в городе.

Что такое маман Вяземского Глеб знал слишком хорошо. Он искренне любил с молодости привечавшую его Лилию Марковну, но общение с ней старался сводить к минимуму, как и сам Ромка.

- Да конечно! Буду я с вами, извращенцами, ночевать! Мне моя задница дорога как память!

- Рома!!!

- Шутка. Буду к двенадцати, жарьте цыпочек!

Глеб убрал телефон. На душе немного полегчало. На финансовую помощь Ромки он не надеялся – сколько можно, он еще не отдал другу деньги, которые брал на взятку Горнову. Но в то, что Ромыч что-нибудь придумает, верил.

- Куда едем, Глеб Васильевич? – вернул шефа к реальности Игорь.

- На московскую квартиру, — неожиданно заявил Глеб.

Разговор с Ромкой натолкнул его на одну мысль. Когда-то давно, еще на заре девяностых, когда в карманах артистов зазвенели шальные деньги, он увлекся коллекционированием. Купил несколько картин за сумасшедшие суммы, потом перешел на книги. Но Ирма его увлечение не одобряла, да и Глебу быстро наскучило – в живописи он не особенно разбирался, а читать ему было некогда. Страсть к коллекционированию прошла, а вещи так и остались на московской квартире. Они наверняка стоят немало. Глеб намеревался прихватить кое-что и отвезти оценщику. Ну а что делать, не машину же продавать?

В московской квартире Глеб не был очень давно – с появлением в его жизни Никиты такая надобность отпала. Глеб Васильевич поднялся на третий этаж, не без труда отыскал в своей солидной связке нужный ключ, вставил его в замок, повернул, но дверь не открылась. Глеб надавил на нее плечом – результат тот же. Заклинило ее что ли? Ник бы сейчас мигом с ней справился. Глеб еще раз толкнул дверь плечом. Может быть, Игоря позвать? Да нет, надо самому, он что, не мужик, что ли?

Вдруг с той стороны послышалось звяканье щеколды и дверь распахнулась. На пороге стояла растрепанная и заплаканная Ирма. Глеб от неожиданности отшатнулся.

- Ирма? Что ты тут делаешь?

- А ты? Зачем дверь выламываешь? Позвонить не пробовал? Шуму поднял, как только соседи не вылезли.

- Да тут не осталось почти никого, — машинально пояснил Глеб. – Ты когда вернулась?

- Сегодня.

- А почему сюда?

Глеб успел заметить, что на жене домашнее платье и тапочки. Значит, она не на минутку заглянула, как он. Да и ей что тут делать?

- Продолжим разговаривать на лестнице или зайдешь?

Глеб шагнул за порог, притворив за собой дверь. В коридоре стоял наполовину распакованный чемодан. Он никак не мог сообразить, в чем дело. Ирма из Петербурга приехала на квартиру? И начала распаковывать вещи? Но зачем?

- Ирма, как все это понимать? – он кивнул на чемодан.

- Как хочешь, Глеб. Мне нужно побыть одной, я решила, что здесь самое подходящее место. Не очень похоже, что ты здесь бываешь – такой ровный слой пыли везде. И вода была перекрыта, и холодильник отключен.

- Я тут и не бываю, — не осознавая, что спалился, пояснил Глеб Васильевич. — Заехал взять кое-что. Что с твоим лицом? Ты плакала?

- Аллергия на новый крем.

- Такая сильная?

Глеб протянул руку к ее лицу, но Ирма резко отшатнулась.

- Не трогай меня, пожалуйста!

Глеб опешил. Да что происходит?

- Ирма, ты ничего не хочешь мне рассказать?

- А ты мне?!

- Ирма, я не понимаю! Если тебе опять кто-то что-то наплел…

Глеб устало привалился к косяку. Только этого не хватало, очередной скандал на тему мнимых любовниц. Давненько этого у них не случалось, он надеялся, что уже и не случится.

- Никто ничего не наплел. Сама видела достаточно.

- Что ты могла видеть? Как я на каком-нибудь концерте певичке ручку поцеловал? Ирма, ты серьезно?

Климакс у нее, что ли? Какое-то совершенно нестандартное для Ирмы поведение.

- Ручку?! Певичке?! Нет, Глеб. Я видела, как мой муж спит с парнем. Господи, Глеб, я думала, что знаю о тебе все. Я знаю, что ты кобель. Я знаю, что ты гулял направо и налево. Я знаю даже, что у тебя есть пара внебрачных детей. И знаю, что тебе на это глубоко плевать. Но то, что ты еще и гей! Глеб, всему есть предел! Тебе не страшно, на старости лет? Ты же на всю страну опозоришься!

Глеб побелел. Ирма не кричала, не срывалась в истерику. Она высказывала ему все каким-то бесцветным, лишенным эмоций голосом. Видимо, эмоции кончились. Или она уже наглоталась каких-нибудь успокоительных. Которые сейчас и ему бы не помешали, потому что сердце билось как сумасшедшее и дышать стало трудно.

Глеб Васильевич опустился на стоящий в коридоре пуфик для переобувания. Снизу вверх посмотрел на жену.

- Давно ты знаешь?

- С сегодняшнего утра. Когда застала вас с Никитой у нас дома. Боже, Глеб, ты бы хоть место какие другое выбрал! В поселке же соседей полно! Ты ведь никогда раньше домой не водил.

- Я и не водил. Ты меня бросила, если ты забыла. Сорвалась в свой Питер без предупреждения, с этим жопником.

- То есть я виновата? Еще скажи, что я тебя не удовлетворяла в сексе, поэтому ты перешел на мальчиков?!

- Да нет, Ирма, ты не виновата.

Глеб вдруг почувствовал, что у него нет сил, совсем нет. Ни спорить, ни объяснять. Он только сейчас понял, что произошло. Вот теперь все точно сломалось.

- Я виноват. Во всем виноват только я.

Глеб поднялся с пуфика, развернулся и вышел из квартиры. Забыв про картины и книги, даже забыв, что нужно держать спину прямо, а ноги отрывать от пола. Ирма осталась стоять в коридоре и смотреть, как ссутулившись и шаркая, словно постарев на десяток лет, муж спускается по лестнице.

@@@

Домой Никита прибыл и замечательном расположении духа. Кто бы мог подумать, что он будет скучать по своей норе. Да, не так просторно и шикарно, как у Глеба, и бассейна нет, зато свобода попугаям. Можно разбрасывать трусы, засовывать грязные тарелки под кровать и вообще безобразничать, как вздумается, без оглядки на возможное появление Ирмы и страха оставить следы.

Планы на день у Никиты были грандиозные. Раз любимый его на сегодня освободил от обязанностей помощника, можно сходить в качалку, а то совсем себя запустил, забежать в салон подстричься, а потом вдоволь посидеть в Интернете. Ну и поработать между делом, если удастся.

В качалке Ник от души потягал железки, в салоне получил не только стрижку, но и чашку отличного кофе, так что в итоге дал себя уговорить еще и на маникюр. Никогда раньше не соглашался, считая, что это для женщин и геев, сам он благополучно обкусывал ногти щипчиками, больше похожими на мини-пассатижи. Глеб только посмеивался над ним, милый прекрасно себя чувствовал в салонах красоты, каждый раз заказывая полный спектр услуг от стрижки до массажа лица с какими-то там омолаживающими средствами. Но он артист, ему положено.

Результатом Ник остался доволен. По дороге из салона заскочил в супермаркет, затарился продуктами, твердо решив уговорить Глеба ночевать на Бардина, если тот все же потащит его в Нововнуково.

Оказавшись дома и распихав продукты по полкам холодильника, Никита уселся за ноутбук, открыл сайт с котировками и попытался сосредоточиться. Сделал несколько ставок, в ожидании результата запустил сборщика почты, лениво пробежал взглядом рекламные рассылки спортивных магазинов и турагентств, и вдруг заметил письмо с незнакомого адреса с оригинальным заголовком «Правда о Немове». Это что еще такое? Ник быстро щелкнул по письму. В Интернете он всегда был осторожен – ни в каких социальных сетях не регистрировался, нигде свой интерес к артисту Немову не афишировал. На сайте Глеба, конечно, бывал, но как обычный пользователь.

Письмо оказалось коротким, а отправитель был ему хорошо знаком: «Нашел статью о твоем «принце», подумал, тебя заинтересует. Будет грустно – звони! Костя». Скрипя зубами, Никита открыл вложенный файл. Этот поганец его окончательно достал. Каким еще языком объяснить ему, что может быть свободен? Что какие бы гадости о Глебе он ни сообщил, Ник не заинтересуется его хлипкой тушкой?

Файл оказался сканом статьи какого-то желтого издания за девяносто пятый год. В статье дамочка со смутно знакомым Никите именем в подробностях рассказывала, как Немов ее домогался на совместных гастролях, но дамочка не дала, потому как не хотела предавать идеалов женской дружбы, с Ирмой Немовой они находились в прекрасных отношениях. Мда, тоже мне, компромат. Оригинальнее всего было то, что статью украшало фото дамочки в вечернем платье и обнимающего ее по пояс обнаженного Глеба, а под статьей стояла его якобы собственноручная подпись, заверяющая, что все написанное – правда. Вот если бы фото и подписи не было, Ник бы еще мог поверить – флирт у Глеба часть профессии, отвешивать комплименты и намекать на большее он может походя, по привычке, не вкладывая в это большого смысла. А фото совершенно нелепое, явный Фотошоп. С чего полураздетому Глебу обниматься с дамой в вечернем платье? В таком случае, раздеты должны были быть оба.

Файл Никита удалять не стал, как-нибудь покажет милому, вместе посмеются. А письмо стер, на всякий случай. Он снова углубился в котировки, одна из его ставок сыграла удачно, требовалось закрепить результат. Ник так увлекся, что перестал следить за временем. Прошло несколько часов, прежде чем заливистый собачий лай вернул его в реальность.

- Динка, не ори, — машинально одернул он собаку и тут же опомнился – Динка?

Следом за собакой на пороге кабинета появился Глеб. Нет, не Глеб, его слабая копия. Тень отца Гамлета. Весь какой-то помятый, сгорбившийся и измученный.

- Я собаку забрал, — констатировал очевидное Глеб хриплым голосом и вышел, шаркая, из комнаты.

Ник захлопнул крышку ноутбука и поспешил за ним. Собаку забрал, значит, они сегодня здесь ночуют. Или это еще что-то значит? И почему любимый так хреново выглядит?

- Глеб, у тебя что-то болит или просто устал? Кушать будешь?

Любимый уже был в спальне. Не раздеваясь, завалился на кровать, сложив руки на животе, изучал потолок.

- Глеб, ты чего?

Ник уже встревожился не на шутку. Поведение было для Глеба нетипичным.

- Ничего. Просто хочу полежать в тишине и покое. Можно?

Тон максимально вежливый, что в случае с Глебом означало тщательно сдерживаемую злость.

- Можно. Кушать разог…

- Не надо! – перебил Глеб. – Просто дай мне полежать, хорошо? Займись, чем ты там занимался.

Никита, обескураженный грубостью, только кивнул и вышел, прикрыв за собой дверь. Где-то полгода назад он такое уже видел. Тогда Глеба не позвали на какой-то правительственный концерт ко Дню России петь гимн, а вместо него пригласили Кароля. Глеб воспринял это как личное оскорбление, и весь праздник вот так вот лежал со скорбным видом, изучая потолок и отвергая любые попытки себя расшевелить. Вечером вдруг собрался и уехал к жене. Ник не на шутку обиделся, но на следующий день Глеб вернулся в прекрасном настроении и даже поволок его в «Капитан», единственный ресторан, где они бывали вдвоем, в их персональный «кабинет». В общем, ссориться всем перехотелось, и Ник постарался просто забыть об этом инциденте. И теперь вот снова. Что случилось на этот раз?

Никита зашел на кухню, отыскал подходящую посудину и щедро поделился с Динкой магазинными отбивными, взятыми для Глеба. Налил псине воды и вернулся за ноутбук. Но сконцентрироваться на бирже получалось плохо, он то и дело прислушивался к звукам, доносившимся из глубины квартиры. Хлопнула дверь ванной комнаты, зашумела спускаемая в унитазе вода. Потом шаркающие шаги раздались со стороны кухни, взвизгнула возмущенная Динка, не иначе хозяин опять на хвост наступил, нечаянно. Что-то звякнуло в гостиной, наверняка бутылки в баре. Коньяк или виски?

Минут двадцать Никита раздумывал, попробовать принести Глебу каких-нибудь печенек на закуску или лучше не рисковать, и уже решил было рискнуть, как в дверь позвонили. Это еще кто? Хотелось бы надеяться, что не Костик? Для полного счастья как раз не хватало. Ник сейчас в таком настроении, что с лестницы спустит в момент.

Ник посмотрел в глазок. Надо же, дядюшка! Вот кого он точно не ждал здесь увидеть.

- Открывай, открывай, это Рома, — донесся мрачный голос из-за спины.

Надо же, встал. И ждал дядюшку, оказывается.

Никита распахнул дверь. Вяземский энергично прошел в квартиру и оглянулся по сторонам:

- Уютненько тут у вас. Когда я был в прошлый раз, хата походила на притон. А теперь чистота, ремонтик. Только что вышитых салфеточек нет и плюшками не пахнет.

- Плюшек нет, — развел руками Ник. – Могу предложить отбивные и салат.

- Валяй. Я после спектакля, жрать хочу. А выпить что-нибудь найдется?

- Если Глеб Васильевич что-нибудь оставил, — съязвил Никита, бросая на любимого укоризненный взгляд – встречать гостей тот вышел в одних трусах, хорошо хоть «боксерах», и с бутылкой «Агдама» в руках.

- Ну рассказывай, что произошло, — Роман Исаевич устроился в гостиной перед журнальным столиком, на котором Никита расставлял тарелки. – Сначала про директора, потом про благоверную.

Ник навострил уши. Дядюшка, значит, уже что-то знает, а Ника никто даже не счел нужным ввести в курс дела. Он что, чужой Глебу, чтобы последним все узнавать? Однако, когда он понял, что случилось, стало не до мелких обид.

- В общем, теперь я должен Азаду три миллиона за аренду, ну и банкет на миллион выйдет точно, это если без украшалочек типа фейерверков, огромных тортов и живых цветов. С ними на все полтора, — закончил рассказ Глеб.

К еде он так и не притронулся, хотя на коньяк налегал, не прекращая говорить. Ник уже несколько раз порывался забрать бутылку, но Глеб одаривал его таким взглядом, что парень мигом отдергивал руки. Что интересно, любимый не пьянел, оставался серьезным и напряженным.

- И сколько же всего у тебя увел Троянов? – уточнил Роман Исаевич.

- Точно не знаю. Я же не слежу за счетами, каждую копейку не считаю. Где-то около семи.

- Ого, — присвистнул Вяземский. – Не хило. А с личным счетом что?

- Да ничего, там копейки. И на Ирмином так же. Я вот думал антиквариат продать, помнишь, я там книжки собирал одно время, картины. Они же дорого стоят.

- Ну да, как раз на торт с фейерверком может быть хватит. Глеб, я тебя умоляю, у тебя же не Пикассо в подлиннике. В картинах я немного разбираюсь, поверь, ничего особо ценного у тебя нет.

- А книги?

- Подписное издание Маяковского семидесятого года издания? Не хватит даже на торт. Глеб, не выдумывай. Азад с арендой подождет, по дружбе, не последнее доедает. Я ему еще позвоню. После юбилея у тебя будет куча предложений спеть, заработаешь и отдашь.

- Как я заработаю без директора? Где нового сейчас искать?

- Да на хрен он тебе сдался, директор? Деньги считать и подпевку гонять? Сам не справишься?

- А договора заключать? А все организационные вопросы?

- Ой, ну дам я тебе своего Дэна. Но на время, Глеб! Он мне самому в театре нужен. Дэн импрессарио от бога, такими кадрами не разбрасываются, а ты мне его смотри не испорть!

- Как я его испорчу?

- Не знаю, как. У тебя все сотрудники разбалованы. Секретарша целыми днями в Интернете сидит, подпевка на корпоративах по залу шляется, мужиков снимает, директора с бабками сматываются. Хреновый ты, друг, начальник.

К удивлению Ника, Глеб это заявление принял молча. Видимо, сам пришел к тому же выводу.

- Ладно, если Азад подождет с арендой, то перекручусь. Банкет по сокращенной схеме…

- Какой сокращенной, с ума сошел? Шестьдесят один раз в жизни исполняется. Делай все как положено, на банкет я тебе одолжу.

- Нет, Ром, я тебе и так должен.

- Уймись, а? Отдашь, мне не горит. К моему шестидесятилетию и отдашь, два года у тебя есть. Давай дальше, что у тебя с Ирмой произошло?

Глеб вздрогнул, Никита напрягся. Еще и с Ирмой?!

- Так, мелкий, а ты иди на балкон покури, — как будто только сейчас заметил его дядюшка.

Никита не успел возмутиться, за него вступился Глеб.

- Пусть останется. У меня от него секретов нет.

- Что, даже Ирму при нем готов обсуждать?

Глеб пожал плечами и так же спокойно, отстраненно, как будто его это и не касалось, рассказал и про «жопника», на тренинги которого Ирма ездила, и про пропадающие с ее счета непонятно куда деньги, и про то, что Ирма теперь в курсе их с Никитой отношений. По мере его рассказа глаза у дядюшки становились все больше, Никита подозревал, что и у него самого тоже. По крайней мере курил он одну за одной, забыв, что Глеб не терпит табачного дыма в помещении.

- Да-а, друг, — протянул Вяземский, когда Глеб замолчал. – У меня слов нет, одни маты. Ты каким местом думал, когда Никиту в дом тащил? В дом жены!

- Это мой дом!

- Пока что! Подаст Ирма на развод, будет у тебя половина дома. В лучшем случае!

- Ну какой развод, Рома, это же Ирма.

- Я бы не был так уверен. И когда же она вас застукала?

- Я не знаю, она не вдавалась в подробности. Подозреваю, что сегодня утром. Я еще когда выходил, удивился, что дверь не заперта. Наверное, утром вернулась от своего жопника, открыла дверь, а мы как раз в холле…

- Не продолжай, я даже не хочу это представлять! – протестующе поднял руку Вяземский. – Глеб, ты..

- Я знаю.

Глеб окончательно сник. Никите было его жалко до слез, очень хотелось хотя бы обнять – смотреть на ссутулившуюся в кресле фигуру было совершенно невозможно. Но дядюшка буравил его свирепым взглядом, видимо, определяя степень вины Ника во всем произошедшем.

- Господа, вы идиоты, — резюмировал он. – Думающие исключительно задницей идиоты. В эту ситуацию я даже вмешиваться не хочу, сам разруливай.

Глеб только вздохнул и в очередной раз поерзал в своем кресле. Ник заметил, что за последние пятнадцать минут любимый раз пять менял положение. Не иначе опять спина.

- Глеб, иди спать, — рискнул-таки вмешаться. – А мы с дядюшкой еще посидим.

- Чего это? Я в порядке, — вскинулся Глеб.

- Иди-иди, -поддержал Ника Роман Исаевич, поймав его встревоженный взгляд. – Толку от тебя, ты уже последние рефлексы теряешь.

Глеб нехотя и с трудом поднялся. Ник проводил его до спальни, убедился, что любимый лег и вернулся к дядюшке.

- И что это такое? Опять спина?

Никита кивнул.

- Фима в курсе?

- Не знаю. Я отцу звонил, он сказал, так и должно быть, пройдет. А сколько еще ждать – непонятно.

- М-да. Ну ладно этот старый дурак. А ты чем думал? Ты на хрена к нему домой поперся?

Никита вздохнул, понимая, что сейчас примутся за него.
Бойтесь своих желаний, ибо они могут исполнится. В какой умной книжке он прочитал эту фразу, Никита уже и не помнил, но сегодня она целое утро крутилась в голове. Он мечтал, чтобы у них с Глебом была нормальная семья, чтобы милому не нужно было придумывать объяснения для Ирмы, постоянно выкручиваться, вовремя звонить, вечно поглядывать на часы – уже пора уезжать или еще можно побыть с ним. Но в то же время Никита прекрасно понимал, что Глеб никогда не разведется, а ему всегда придется проводить праздники в одиночестве, по будням ждать любимого и гадать, будет в их распоряжении пара часов или вся ночь.

И вот в один день все поменялось. Глебу никуда не надо, он сидит в спальне на кровати и сосредоточенно что-то рисует в блокноте. В трусах, распахнутом халате и очках. Серьезный до невозможности. Рядом дремлет счастливая, от пуза накормленная Динка. И можно не смотреть на часы, украдкой считая, сколько еще осталось у них времени. Можно не вздрагивать от телефонных звонков, боясь, что какой-то из них выдернет Глеба на работу или домой. Даже если Глебу понадобится куда-то съездить, возвращаться он теперь всегда будет сюда.

По крайней мере, Никита очень надеялся, что Глеб не решит поселить его в Нововнуково. Что бы там у них с Ирмой не произошло, к переезду он явно не был готов.

Никита в очередной раз одернул себя и мысленно предложил собственным мечтам воспользоваться губозакатывателем. Милые бранятся, только тешатся. Вполне вероятно, что Глеб еще помирится с Ирмой. Прощала же она ему всех его баб. Может и это… простит. И тогда станет еще хуже, потому что Глеб будет чувствовать себя виноватым, и выкручиваться ему придется в два раза тщательнее. Нет, об этом лучше вообще не думать. Но и радоваться чужому несчастью нельзя. Страшно даже представить, что сейчас у Ирмы в душе творится. Да и Глеб только пытается делать вид, что все нормально, но Ник же видит, как он расстроен. Еще вся эта история с Трояновым. Дядюшка вчера верно сказал, до юбилея шум поднимать нельзя, никаких заявлений в милицию, прокуратуру или куда там еще писать не следует. Пусть пройдут торжества, тогда уже Вяземский позвонит, кому надо, подключит своих людей. Сейчас нужно только заблокировать право подписи Троянова, чтобы больше ничего со счетов снять не мог. Если там что-то появится, конечно.

Что удивительно, Глеб еще надеялся, что все это недоразумение и его Слава объявится и все объяснит. С утра он раз десять пытался дозвониться до бывшего директора. Безуспешно, разумеется. А потом взялся расписывать последовательность номеров для концерта. Наверняка чтобы отвлечься от грустных мыслей. Никита ему не мешал и вообще старался не отсвечивать: сначала возился на кухне с борщом к обеду – теперь кроме него никто Глеба домашним не накормит, так что пора заканчивать с полуфабрикатами, — потом занимался торговлей на бирже и даже наторговал приличную сумму. Долги Глеба этим не погасишь, но на питание и текущие расходы хватит.

Никита в очередной раз ставил на «медведей», когда из спальни донесся звон разбитого стекла. Ник поспешил на звук. Ох ты ж ничего себе! Ладно, он все равно собирался двери в спальню менять… Когда-нибудь… И, наверное, теперь возьмет без стеклянной вставки. Чем это он ее? Ага, традиционно телефоном. Бедный Vertu, как он еще жив с таким хозяином.

Никита подобрал дорогую игрушку и положил на кровать.

- И кто тебе позвонил такой нежеланный?

Глеб сверкал глазами и тяжело дышал. На постели вокруг него валялось множество клочков бумаги, несколько секунд назад бывшие планом концерта. Витражное стекло двери скорбной кучкой осколков поблескивало на полу.

- Чолакян звонил! – процедил автор всего этого безобразия. – Отказался от участия в вечере! Прости, я не думал, что попаду в стекло.

- Попал бы в стену, пришлось бы искать новый телефон, — пожал плечами Никита. – Чолакян, Чолакян… Что-то знакомое…

- «Свет родного очага» написал, ну и еще кучу его песен я пою. Я на его юбилей, между прочим, сразу после операции подорвался. Уважить старика! А он, видите ли, к дочке в Америку уехал погостить. И мой юбилей для него не повод лететь восемь часов через океан!

- Прямо так и сказал? – Ник сел на кровать и стал собирать обрывки бумаги.

- Ну не так. Сказал, что ему тяжело летать туда-сюда, а у дочки он еще не нагостился.

- А ему сколько лет?

- Восемьдесят.

- Ого! Глебушка, я думаю, когда тебе будет восемьдесят, ты тоже не захочешь лишний раз летать через полмира. Даже ради чьего-то концерта.

Ник обнял любимого за талию, прижимая к себе, успокаивая.

- Я не доживу, меня раньше затрахают, — буркнул Глеб, но уже без прежней злости. – У меня же вся схема ломается! Он как раз свой «Свет очага» должен был играть. Я петь. Сзади на экране фотографии, детство, юность, первые выступления. Как бы мостик из прошлого в настоящее. А теперь получается, что это все вообще выкинуть надо!

- Почему? Ну споешь под минус это «Свет», какая разница?

-Одна е*..т, а другая дразнится, — огрызнулся Глеб. – Ты не понимаешь. От статуса приглашенных участников зависит общий уровень концерта. А Чолакян – народный СССР.

- И?

- Круто это, если на понятном тебе языке говорить, — вздохнул Глеб. – Народных СССР, живых, по пальцам пересчитать можно. Без них концерт – как День Победы без ветеранов. Тоже праздник, но уже не то. Если еще и Лидка не придет, а она наверняка не придет, то вообще все…

- Что все? Концерт не состоится? Билеты назад вернут? Я думал, на твой юбилей придут слушать тебя.

Глеб опять тяжело вздохнул, давая понять, что объяснять что-либо Никите бессмысленно, и начал расписывать номера по новой. Ник чмокнул его в лохматую макушку, собрал в пакет осколки и пошел разливать борщ. Но раньше, чем он успел накрыть на стол, из спальни опять донесся грохот.

- На этот раз кто? Лидка? Или сам Кароль? – Ник заглянул в спальню, чтобы оценить размер ущерба.

Глеб стоял посреди комнаты, белый как мел. У его ног валялся злосчастный мобильник, видимо, просто выпавший из разжатой руки.

- Глеб! Глебушка, кто звонил? – не на шутку встревожился Ник.

А в мозгу мелькнуло: «Неужели Ирма? Подала на развод? Или просит вернуться?»

- Горнов звонил, — прошептал Глеб. – Он хочет еще миллион.

@@@

Дядюшка прав, он непроходимый идиот. И раздолбай, каких поискать. Ну нельзя было быть таким наивным и предполагать, что, получив деньги, Горнов от них отвяжется. Это слишком просто. Деньги ведь имеют свойство заканчиваться. Исходники он, конечно, не уничтожил. И не уничтожит. А значит, он будет доить Глеба снова и снова. Ник должен был вмешаться с самого начала, сделать хоть что-нибудь. А вместо этого он… А что он, собственно, делал? Бегал за любимым, пытаясь вылечить то спину, то душу? Играл на бирже? Таскал железки в качалке? Вот это точно можно было отложить.

Ладно, снявши голову, по волосам не плачут. Пора действовать, быстро и решительно. Сложнее всего в этой ситуации было успокоить Глеба. Милый был готов на стену лезть от раздиравшей его ярости вкупе со страхом. Ник попытался ему сказать, что сам решит проблему, но получил фирменную истерику с воплями и категорическим требованием не лезть не в свое дело. К счастью, вовремя позвонил Дэн, дядюшкин импресарио, с радостной новостью, что готов организовать для Глеба три корпоративных выступления «вот прямо сейчас». Какие-то свои каналы подключил, все платят наличными, итого как раз миллион получится. Глеб воспрянул духом, решив, что расплатится с Горновым, уже забыв про все свои остальные долги, назначил Дэну встречу в офисе, чтобы обсудить детали.

Как же все оказалось просто! Убедившись, что Глеб скрылся из виду, Никита достал планшет. Номер Костика у него сохранился, а зная мобильный, отыскать аккаунт человека в соцсетях – дело нескольких секунд. Если, конечно, этот хлыщ пользуется соцсетями. Но что-то Нику подсказывало, что непременно пользуется.

Так, забиваем в контакты, заходим в приложение для соцсетей, поиск друзей по контактам. Оп-па! Да здравствует ВК, находка для шпионов и спецслужб. А вот и наш поганец. Фото явно постановочное и фотограф сильно парню польстил, но не узнать Костика сложно. И да, он активный пользователь соцсети, каждый день выкладывает фотки и, что самое главное, чекинится.

Никита усмехнулся, пролистав страницу немного вниз. Каждая вторая фотография была из серии «моя еда» с обозначением мест, где эта еда подавалась: модные суши-бары, стейк-хаусы и прочие гламурные едальни. Немало фоток было и в стиле «селфи», сделанных через зеркало и демонстрирующих Костика в разной одежде. Похоже, парень шмоточник и очень любит тратить деньги. Губки бантиком, бровки домиком, Никита почувствовал, что его начинает подташнивать, и срочно вернулся в начало страницы. Вот то, что надо – выложенная полчаса назад фотография из модного салона красоты на Кутузовском. И зачекинился, и фотку подписал. Все оказалось еще проще, чем Ник думал, на ловца и зверь бежит. Кутузовский недалеко, а в салон обычно приходят надолго.

Через час Никита был уже на месте. Бэху припарковал так, чтобы из окна просматривался вход в салон. Стекла у него были затонированы, честно говоря, сильнее, чем разрешено, а номер его машины парень вряд ли помнит, он ее и видел-то один раз.

Ждать пришлось долго, Никита уже засомневался, не зря ли он здесь торчит, когда показался Костик. Морда довольная, расслабленная, судя по времени, он там полный комплекс процедур делал. А салон-то не из дешевых. Что, приятно на чужие деньги развлекаться? Глеб будет по кабакам петь и плясать, чтобы зарабатывать на твои удовольствия?

Никита почувствовал, как в нем закипает злоба, и одернул себя. Эмоции потом, сейчас нельзя отвлекаться. Увы, Костик был не на машине, и даже такси вызывать не стал. Пришлось покидать теплую Бэху и тащиться за парнем к метро, не забывая соблюдать дистанцию.

Однако сто лет он в метро не был, даже чуть не потерял Костика из виду, замешкавшись с жетонами. У парня была карточка проездного, видимо, метро он пользуется постоянно. Что, на тачку еще не насосал? Никита снова себя мысленно одернул, нельзя быть таким злым. Парень просто устраивается в жизни, как может. В конце концов, Глеба шантажирует не он, а как Горнов добывает деньги на оплату услуг своего мальчика, не Костика забота.

Но не злиться не получалось, все разумные доводы летели к черту, уступая место ярости, стоило вспомнить растерянные глаза Глеба, дрожащие губы и телефон, выпавший из разжавшейся руки. Можно даже не сомневаться, ночь будет бессонной, с болями в спине, перекатыванием с боку на бок, походами в туалет, на кухню, снова в туалет, а закончится все просмотром телевизора до утра на диване в гостиной. И все это здоровья Глебу не прибавит. Одна мысль об этом, и желание закатать Костика в асфальт становилось неудержимым.

Заскочить в один вагон с парнем не составило труда, сложнее было при этом не попасться ему на глаза. Никита забился в дальний угол и повернулся к дверям, к счастью, народа в вагоне было достаточно, а Костик сразу достал телефон и уткнулся в него, не замечая никого вокруг. Так проехали три остановки, Никита тщательно следил за схемой, пытаясь сориентироваться. Костик вышел на Юго-западной, Никита рванул за ним.

Какого-то конкретного плана действий у Никиты не было, он намеревался действовать по обстановке. Главной целью был Горнов, и Ник не сомневался, что рано или поздно Костик выведет его на журналиста. Где они встречаются? У Костика или на нейтральной территории? Вряд ли у Горнова, тот не дурак подставляться. Господин Горнов вообще был крайне осторожен – Глебу звонил, поставив антиопределитель номера, Ник специально залез с в телефон любимого, пока тот полоскался в душе. В редакциях изданий, где публиковался Горнов, наотрез отказывались дать его координаты. Ну, логично предположить, что недоброжелателей у того товарища больше, чем достаточно. Так что оставался только Костик.

Никите сегодня определенно везло, он понял это, когда парень свернул в один из дворов типовых пятиэтажек. Надо же, они еще где-то сохранились в Москве! Да уж, ну и дыра – унылые здания, разбитый асфальт, во дворе одни «тазы» припаркованы. То-то здесь Костик не спешит чекинится для соцсетей!

В подъезд Никита за ним не пошел, так бы его точно заметили. И куда податься? Машина-то осталась в центре. Не на лавочке же сидеть. Ник огляделся по сторонам и заметил кафе, расположившееся в цокольном этаже дома напротив. Как удачно, лучше наблюдательного пункта и не придумаешь.

В кафе подавали чай в пластиковых стаканчиках и чебуреки, но Никите было все равно. Взял чай для приличия и устроился за столиком с липкой клеенкой, достал планшет, лучшего помощника, чтобы скоротать время. Спустя полчаса он уже начал сомневаться в успехе своей затеи. Что если Костик встречается с Горновым раз в неделю или еще реже? Сколько он может тут просидеть? А если сейчас позвонит Глеб и попросит его забрать, сколько времени ему добираться? Придется что-то врать любимому. Но с другой стороны, с чего бы Костик поскакал в салон красоты, если бы у него не было назначено сегодня свидание?

Еще через час выяснилось, что Ник рассуждал правильно – во двор заехала неприметная кофейного цвета Таврия. Никита называл такие машины «недоиномарками», считая, что уж лучше отечественная Приора, чем этот импортный хлам. Из машины вылез Горнов. Оглянулся по сторонам, щелкнул пультом, блокируя двери. Ник только усмехнулся, кто же на такое сокровище позарится. Между прочим, за полтора миллиона, что Глеб отстегнул в первый раз, можно было и что-то приличное купить.

Горнов зашел в подъезд. Ну вот, теперь нужно дождаться, пока господин писака удовлетворит свои потребности. Хотелось бы надеяться, что долго ждать не придется.

Никита заказал себе еще чая, слив предыдущую порцию в цветочный горшок на окне. На улице стемнело, но Глеб не звонил. В груди что-то тревожно кольнуло, пора бы уже, сколько можно планы обсуждать, но стоило признать, сейчас это было Нику только на руку. Жалко упускать добычу, когда она практически попалась.

Когда Горнов вышел из подъезда, Ник его уже ждал. Одно быстрое движение, и писака прижат к стене дома. Из окон не видно, прямо над ними нависают балконы, фонарями эта часть двора не освещается, вокруг ни души, все словно вымерли. Лучше не придумаешь, да здравствуют спальные районы.

- Добрый вечер! – Никита был даже вежливым, а почему бы и нет? – Приятно проводите время?

- Что? Ты кто такой? – трепыхнулся прижатый к стене Горнов, но Ник только усилил хватку. – Тебе чего надо? Денег нет!

- Ну это конечно. Пока Глеб Васильевич снова лям не отвалил, денег нет. Куда поистратился-то так быстро?

- А, это ты! – на лице Горнова проступило узнавание, да и глаза, видимо, попривыкли к темноте. – Герой его романа! Какая неожиданная встреча!

- Не скажу, что приятная. И надеюсь, что последняя. Послушай ты, мразь, тебе разве недостаточно заплатили в первый раз? Вы ведь, кажется, договаривались, что больше ты Глеба не потревожишь.

- Я передумал, — ухмыльнулся журналист. – Знаешь, твой Глеб тоже не из тех, кто всегда держит свое слово.

- Расскажешь трогательную историю про сестру? Не трудись, я уже в курсе, меня твой бойфренд просветил. Только не верю я, что тобой движет светлое чувство мести. Бабла ты хочешь.

- Хочу, — легко согласился писака. – И буду хотеть дальше. Бабла много не бывает, знаешь ли. И пока твоя престарелая суперстар в состоянии его заработать, будет платить, ибо вариантов-то нет. А когда не сможет… Ну что ж, уход на пенсию я ему подпорчу грандиозным скандалом. Так что пусть поет, пока поется.

- Ах ты скотина!

Нервы у Ника все-таки не выдержали. Он от всей души приложил Горнова об стену.

- Ничего ты ему не сделаешь, сволочь! Ты исчезнешь из нашей жизни, счастливый, что получил свои полтора ляма, и больше никогда даже не вспомнишь имя Глеба Немова.

- Да ты что? С чего бы вдруг? – щурясь от боли, затылком Ник приложил его основательно, прошипел журналист.

- С того, что такие паскуды, как ты, обычно очень хотят жить. А я тебя убью. Просто убью, если ты еще хоть раз напомнишь о себе Глебу!

Ник сделал вид, что отпускает захват, но едва Горнов отлепился от стены, Ник с размаху ударил его в челюсть, чтобы все-таки стереть эту самодовольную ухмылку, доказать, что не шутит. Давно он уже никого не бил в полную силу, как в армии учили. Да думал, что уже и не придется. Вот и не рассчитал. Голова Горнова с глухим стуком ударилась об стену, и журналист бесформенным кулем осел на землю.

Не анализируя, что произошло, не отдавая себе отчета, задыхаясь от злости и презрения, Никита от души пнул журналиста в пах и, не заметив, что тот никак не отреагировал, даже не согнулся, быстро прошел вдоль стены и вынырнул из двора.

Он надеялся перехватить такси, но как назло, не попалось ни одного бомбилы, а о том, что можно вызвать машину по телефону, он даже не подумал. Долетел до метро, спустился в душную подземку (и это зима, чем же тут люди летом дышат), плюхнулся на сидение полупустого вагона. Как во сне доехал до своей остановки, выбрался на улицу, с наслаждением глотнул морозного воздуха. Бэха смирно стояла в том же месте, где он ее оставил. Какое же счастье вдохнуть родной запах кожаного салона, отгородиться от мира тонированными стеклами, ощутить плавность хода своей девочки.

Так, а куда он, собственно, едет? Ник взглянул на часы – четверть одиннадцатого. Неужели Глеб все еще в офисе? Позвонить? Или подъехать? Ник в нерешительности сбавил скорость. Мысли путались, голова никак не желала соображать. К тому же он вдруг почувствовал, что ему дико хочется в душ. Он как будто пропитался той грязью и мерзостью, с которой ассоциировался у него Горнов. Не особо отдавая себе отчета в том, что делает, Никита свернул в сторону дома.

По лестнице поднялся бегом, забыв про лифт. Душ, горячий крепкий кофе, а потом он подумает о том, что произошло. Ключ в замке щелкнул оглушающе громко. Во всех комнатах горел свет, из спальни доносился голос спортивного комментатора. Глеб дома. Эта мысль отрезвила Ника, в спальню он зашел уже абсолютно спокойным.

Глеб лежал на неразобранной постели, по традиции пристроив под колени подушки, и смотрел футбол.

- И где ты был? – пристальный взгляд поверх очков. – Я тебе звонил, между прочим, но абонент был вне зоны доступа.

Вот, значит, как, там еще и телефон не берет?

- Пришлось Игоря вызывать, — продолжил Глеб. – И ужинать в компании Павла Гусева.

- Кого?

- Гусева. Комментирует матч который.

- А, ты в этом смысле. Прости, родной, я устал смертельно, уже не соображаю ничего.

- Так где ты был?

- Решал кое-какие старые проблемы. Не заморачивайся. Я сейчас в душ и буду в твоем полном распоряжении.

Глеб хмыкнул. Судя по его усталому и озабоченному лицу, он тоже ничего особенного уже не хотел. Ну и славно, Никиту вполне устраивала перспектива посмотреть телевизор, прижавшись к любимому телу, и заснуть.

Как он и предполагал, спокойной ночи не получилось. Сначала Глеб не давал ему заснуть, ворочаясь с боку на бок в попытках найти удобное положение и периодически лягаясь пятками. Когда Глеб угомонился, Нику уже самому расхотелось спать. Он ушел в кабинет и долго курил одну за одной в открытое окошко, выстужая комнату. Смотрел на машины, поток которых не прекращался в центре даже глубокой ночью, и ни о чем не думал. Когда начало светать и кончилась пачка, пошел на кухню сварить себе кофе и чуть не подскочил от неожиданности, обнаружив сидящего за столом Глеба. Любимый сосредоточенно помешивал какую-то бурду в чашке, у его ног пристроилась Динка в ожидании, что с ней поделятся печеньем.

- Не слышал, как ты встал, — Никита решительно забрал у Глеба чашку и вылил содержимое в раковину. – Позвал бы, я сварил на двоих.

- Я тоже могу сварить кофе.

- Я вижу, — Никита достал джезву. – Как спалось?

Глеб поморщился вместо ответа.

- А ты чего колобродишь? Глаза красные. За компьютером сидел?

Ник кивнул. Не объяснять же. Разлил кофе по чашкам, добавил в порцию Глеба сливки.

- Что вы находите в этих своих компьютерах, — проворчал Глеб. – Сбегаете от реальности в виртуальный мир. М-м, у тебя получается не кофе, а живительный бальзам. Прямо чувствую, как организм просыпается. Еще бы голос проснулся сегодня, и будет отлично. Поможешь собрать чемодан?

Никита оторвался от чашки, встретился взглядом с серо-голубыми глазами.

- Куда ты едешь?

- Сегодня в Барнаул. Точнее, лечу в Новосибирск, оттуда машиной двести километров до Барнаула. Выступление завтра, закрытая вечеринка. Потом обратно в Новосибирск, там тоже пою, а из него лечу в Сочи. Там два концерта, один в клубе, один в какой-то частной гостинице для хозяина этого клуба.

Глеб говорил спокойно, размеренно, как о чем-то совершенно нормальном.

- Я думал, Дэн тебя по Подмосковью катать будет.

- По Подмосковью расценки ниже. Никит, я знаю, что ты сейчас скажешь. Но это большая удача, поверь мне, за один день найти артисту три, даже считай, четыре корпоратива с такой оплатой – надо быть гением и иметь кучу связей. Я не буду подводить Дэна, он постарался на славу. И этих денег хватит.

Ник вздохнул. Он понимал, что Глеб хочет сказать, на что именно хватит этих денег. Как ему объяснить, что проблема решена и платить шантажисту больше не придется? И совсем не обязательно ехать за тридевять земель, издеваться над собственным организмом. До Новосибирска часа четыре лететь, потом еще в машине столько же. Потом обратно. И в довершение всего из сибирских морозов в сочинскую влажность, чтобы совсем уже спину доконать.

Глеб потянулся за пультом, включил маленький телевизор, с некоторых пор обосновавшийся у них на кухне – ему нравилось пить утренний кофе под новости. Хотя можно не сомневаться, сейчас он включил ящик, чтобы избежать споров с Никитой. Ник бросил взгляд на экран и вздрогнул, новости еще не начались, передавали криминальную хронику. Самый подходящий фон для завтрака, конечно.

- И в завершении выпуска. Сегодня утром на юго-западе Москвы было найдено тело известного журналиста Артема Горнова с признаками насильственной смерти. Артем Горнов в свои сорок пять успел поработать в более чем двадцати московских изданиях, в последнее время активно сотрудничал с газетами «Желтуха» и «Светский сплетник». Его публикации всегда отличались остротой и прямолинейностью. По словам близких людей, в частности, сестры погибшего, Светланы Горновой, врагов у него было немало. Кто и почему расправился с журналистом, предстоит узнать следователям.

С громким стуком чашка ударилась об стол. Никита вздрогнул и поднял глаза на Глеба. Любимый застыл с куском печенья в дрожащей руке, глядя куда-то мимо телевизора.

- Все, мой хороший, — прошептал он. – Все, понимаешь? Есть Бог на свете! Нашелся-таки добрый человек, избавивший мир от этого подонка.

Никиту снова передернуло. Он хотел сказать, что о мертвых так нельзя говорить. Но не смог, к горлу ком подкатил при виде вдруг разом расслабившегося, словно сбросившего тяжкий груз Глеба. Только теперь стало понятно, как напрягала его вся эта ситуация, как он старался держать себя в руках.

- Он ведь не отцепился бы от меня, понимаешь? – продолжал Глеб. – Я бы платил и боялся, боялся и платил. А теперь все! Видимо, не одного меня припекло. Эта скотина многим кровь пила. Нарвался на кого-то.

Никита почувствовал, что его потряхивает. Он ведь до последнего надеялся, что ему показалось. Да, ударил слишком сильно. Да, Горнов сполз по стене. Отключился, сознание потерял. Полежал бы и оклемался на холодочке. Пришел в себя, осознал, что с лучше не связываться, и отправился рыть гадости про кого-нибудь другого. Такой была идеальная картина мира, нарисованная Ником этой ночью на подоконнике кабинета. Но похоже, что от реальности она была слишком далека. Получается, он убил человека?

Не человека, поправил он сам себя. Мерзавца, отравлявшего жизнь его Глебу. Покусившемуся на самое дорогое, что было в жизни Никиты. Это его оправдывает? С точки зрения Уголовного кодекса – вряд ли.

Не найдут. Зацепок нет и быть не может. Машину он не брал, номера не засветились. С Горновым их никто не видел. Ника в этом районе вообще видела только официантка в кафе. Но даже если до нее доберется следователь, что она сможет сказать? Что высокий темноволосый парень пил здесь чай? Таких парней в Москве сотни тысяч, и кто его станет искать и как?

И все равно на душе стало гадко. Внезапно захотелось набрать ванну и плюхнуться туда, желательно на пару часов. Голос Глеба вернул его к реальности.

- Так ты поможешь мне с чемоданом? Я даже не знаю, что брать, чтобы и не много вещей было, и в Сибири не замерзнуть, а в Сочи не свариться.

- Ты все-таки поедешь? Зачем?

- За деньгами, — засмеялся Глеб, и Ник машинально отметил, что уже сто лет не слышал его смеха. – На юбилейный банкет зарабатывать. И я же сказал, Дэна подводить я не буду, парень и так расстарался ради меня.

- Меня с собой не берешь?

- Не стоит, мой хороший. Кто с Диночкой останется? Или опять ее в гостиницу? Меня не будет всего три дня. Всю организацию Дэн берет на себя, на него можно положиться.

Никита молча кивнул. Он не стал говорить, что Динку можно было бы пристроить Вяземским. Если Глеб так хочет, пусть едет один. Ну или с этим его Дэном.

- Я надеюсь, ты не собираешься ревновать? – усмехнулся Глеб. – Если что, Дэну уже за семьдесят, и он двадцать лет работает в антрепризе твоего дядюшки.

- И что? – автоматически переспросил Ник.

- А то, что все эти двадцать лет Ромка так имеет его ментально, что вряд ли Дэна вообще интересует секс физический.

Глеб смеялся, откровенно его провоцируя. Ладно, хорошее настроение и безопасность любимого – это то, за что можно заплатить любую цену.

Ник собрал грязные чашки и отправился искать подходящий чемодан.


@@@

В аэропорт Глеба увез Игорь. Любимый сам так решил, видимо, чтобы не трепать нервы ни себе, ни Никите сценами прощания. Закрыв за ним дверь, Никита вздохнул с облегчением. Конечно, ему эти поездки Глеба поперек жизни, но за три дня он хотя бы приведет нервы в порядок. Ага, и свыкнется с мыслью, что убил человека.

В ванне он отмокал часа два, пока Динка не начала обеспокоено скрестись в дверь. Потом еще не меньше часа цедил кофе перед телевизором, включив канал круглосуточных новостей, но подробностей по делу Горнова не сообщали, просто повторили утренний сюжет. Обнаружив, что у него заканчиваются сигареты, Никита взял Динку на поводок и вышел на улицу. Дошли до киоска, закупились, побродили по близлежащему скверу. Обычно с собакой гулял Глеб, Никиту раздражало неторопливое вышагивание по аллеям, а милому такие прогулки только на пользу. Но сегодня Ник и сам гулял с удовольствием, рассматривая прохожих и чувствуя, как улетучиваются тяжелые, липкие мысли.

Домой он возвращался уже абсолютно спокойным и даже почти расслабленным, а потому не сразу заметил, что у подъезда его уже ждут.

Костик налетел на него, словно взбесившийся терьер, вцепился в куртку и замолотил хлипкими кулачками по всему, до чего мог дотянуться.

- Сволочь! Скотина! Это ты!!! Я знаю, это ты!!!

Отчаянно залаяла Динка, не зная, что ей предпринять, защищать хозяина или справится сам? На них начали оборачиваться прохожие. Никита быстро сгреб Костика в охапку и затащил в подъезд, затолкал в удачно оказавшийся внизу лифт. К счастью, по дороге им никто не встретился, только соседей сейчас не хватало – Костик не прекращал истерить, заливаясь слезами, пытаясь ударить Ника побольнее, что с учетом разницы в габаритах и зимней одежды сделать было непросто. Наконец они оказались в квартире, Никита отцепил от себя парня и швырнул на диван.

- Ты совсем охренел? – более конструктивного вопроса у Никиты сейчас не нашлось.

- Это ты убил Артема, я знаю! – сквозь рыдания прокричал Костик, забиваясь в дальний угол дивана.

- Сочувствую твоему горю, но я здесь не причем. Подозреваю, что манера подачи информации и неотразимый стиль принесли твоему Артему немало врагов.

Никита старался язвить, профессионально скрывая волнение. Мальчишка смотрел на него затравленным волчонком, и с этим нужно было что-то делать. Хорошо еще он явился после того, как Глеб уехал.

- Это ты, я знаю, это ты. Ты за своего Немова любому глотку готов перегрызть.

Надо же, какие верные выводы. Что ж так поздно дошло-то?

- Я даже проститься с ним не смогу! Кто я для его семьи? Меня никто даже не позовет на похороны.

- Придешь на гражданскую панихиду, — пожал плечами Никита, наливая и протягивая парню стакан воды. – Туда всех пускают. Мало ли откуда вы могли быть знакомы.

- Да не будет никакой панихиды. Думаешь, коллеги его придут? Да он на хрен никому не был нужен. У него только сестра, ну и я.

Парень размазывал сопли по лицу, а Никита внимательно его рассматривал, не переставая удивляться. Похоже, этот парень действительно любил Горнова. Не за деньги. За деньги так не убиваются. Но зачем молодому и в общем-то симпатичному парнишке эта скотина? И внешне ничего особенного, и как человек дерьмо был редкое. Не верил Ник, что один человек может быть сволочью для всего мира и добрым-пушистым для кого-то конкретного.

- И вообще еще неизвестно, когда похороны, — продолжал Костик. – В ментовке сказали, тело на экспертизе, отдадут дня через три, не раньше.

- Ты откуда знаешь?

Мысли проносились в голове со сверхзвуковой скоростью. Тело Горнова должны были обнаружить во дворе Костика. Значит, милиция приехала туда. Что было дальше? Если Костик вышел к ментам и опознал труп, его притянут как свидетеля, и рано или поздно докопаются до их отношений. А Костик может рассказать ментам о Нике. Но неужели парень такой идиот, чтобы высовываться? Но Костик выдал совсем другое:

- Светка сказала.

- Ты же говорил, не общаешься с его семьей.

- Мы знакомы, просто Светка меня терпеть не может. Я утром проснулся от шума под окнами, выглянул, а там куча ментов. И машина Артема стоит. Я помчался вниз, как раз труп уносили. Рука из-под тряпки вывалилась… У Артема шрам на указательном пальце, его собака в детстве покусала… Я узнал…

Костик зашелся в рыданиях. Никита ждал, пока он успокоиться и продолжит, меланхолично почесывая Динку за ухом.

- Я домой убежал. А потом Светке позвонил. Она орала, что я во всем виноват. Ну да, он же от меня уходил, на него в моем дворе напали. Все высказала, что давно хотела. И про гребанных пидорасов, и про нищенский район…

«Нищенский район», «напали». Никита анализировал услышанное.

- Она сказала, с Артема часы сняли и цепочку. Менты считают, это ограбление, — подтверждая его мысли продолжил Костик. – Только я в это не верю. Это ты его убил! Чтобы спасти задницу своего Немова!

Окончательно успокоившийся Ник наблюдал за ним даже с некоторым интересом. Как далеко зайдет в своих рассуждениях парень?

- И теперь ты мне будешь платить! – продолжил Костик. – Чтобы я не сдал тебя ментам! Знаешь, что с такими, как ты, на зоне делают?

Мда, а он было начал жалеть парня. В любовь поверил. А тут ничего личного, выходит, только деньги? Ник быстро приблизился к Костику, сгреб его за шкварник и хорошенько встряхнул:

- И такими как ты тоже! Хочешь сесть за шантаж? Я не трогал твоего Артема. У тебя нет ни единого доказательства. Свои фантазии можешь оставить при себе, ментам они неинтересны. А теперь пошел вон отсюда, и чтобы я больше никогда тебя не видел, щенок!

Ему стоило больших усилий не спустить парня с лестницы, и только воспоминания о том, что произошло вчера, заставили его сдержаться и просто пнуть Костика на площадку. Зато дверь он захлопнул громко, с наслаждением. Повернул ключ в замке на несколько оборотов. Но ломиться обратно Костик не собирался. Оставалось надеяться, что он все понял.

И куда делось недавно обретенное спокойствие? На душе снова заскребли кошки, дико захотелось напиться. Ник с огромным трудом продержался еще часа полтора, пока не отзвонился Глеб. Любимый сообщил, что добрался благополучно, уже разместился в гостинице, Дэн устроил все в лучшем виде. И теперь Глеб ложится спать, так как устал с дороги, а завтра тяжелый день. Никита пожелал ему спокойной ночи, нажал отбой и распечатал бутылку виски, сильно сомневаясь, что ею сегодня дело обойдется.

@@@

Давно он так не напивался, очень давно. Пожалуй, с тех пор, как началась их история с Глебом, ни разу. Это любимый мог нализаться коньяком на работе или дома запить стресс. Никите же, когда-то пробовавшему наркотики, такой способ расслабления казался детской забавой. Теперь он предпочитал снимать напряжение в качалке. Ну или во время секса. Но сейчас вот проняло.

Он проснулся от возмущенного лая Динки, напоминающей о своих потребностях. Бедной псине пришлось ждать еще не меньше часа, прежде чем хозяин пришел в себя, принял душ и нашел силы выбраться на улицу. Там, конечно, не было никакого Костика, но ему стоило огромных сил не оглядываться по сторонам ежеминутно. Еще сложнее было не включить дома криминальную хронику и не начать искать информацию о деле Горнова в Интернете. Никита всячески старался отвлечься и не мог, мысли упорно возвращались к событиям последних дней. Что произойдет, если его найдут? Убийство, даже по неосторожности (а докажи ее еще, эту неосторожность) это реальный срок. Лет десять, не меньше. За себя он не боялся, он-то выживет даже на зоне. А Глеб? Что будет с ним? Он ведь останется совершенно один, даже без Ирмы. А потом? Через десять лет Глеб будет уже стариком, нужен ли ему вообще станет Никита? Ника охватило какое-то дикое отчаяние. Он как будто в первый раз осознал, как мало у них времени. Даже при самых благоприятных обстоятельствах мало. А если кто-то попытается это время украсть…

Промаявшись еще полдня и поняв, что от дурных мыслей он не избавится, Никита усадил Динку в машину и отправился в Переделкино.

- Какие люди!

Тетушка сначала зацеловала его, потом высказала за Динку, которую приволок в дом без спроса, потом зацеловала снова и потащила на кухню кормить. Ник вяло сопротивлялся, кусок ему сейчас в горло точно не полезет, но разве Ташу убедишь. Пришлось давиться.

- Просто замечательно, что ты приехал, — тараторила Таша. – Совсем нас забыл, Ксюшка по тебе скучает. Надеюсь, ты останешься ночевать? Она в городе, к вечеру только вернется. Оставайся, тебе ведь все равно нечем заняться, пока твое сокровище на гастролях.

- Ты уже в курсе?

Таша закатила глаза:

- Еще бы мне не быть в курсе! Рома уже всем плешь проел своими причитаниями, что остался без Дэнни. Он без него как без рук, видите ли. Как будто не сам сдал его в аренду Глебу.

- Насчет Ирмы ты тоже знаешь?

Таша нахмурилась.

- Знаю. И, прости, я тоже считаю, что Глеб не прав. Нельзя так поступать с женщиной, с которой прожил тридцать лет.

Никита поднял глаза от кружки с чаем.

- Меня ругать не будешь?

- Тебя? – Таша уселась напротив, подперев щеку ладонью. – Даже и не подумаю. Я слишком хорошо знаю Глеба и силу его «хочу». Так ты останешься?

- Останусь, — вздохнул Ник.

За этим он сюда и ехал – за теплом, запахом домашней выпечки, улыбкой и ворчанием Таши, ощущением покоя и безопасности.

- А это блохастое чудовище как сюда попало? – прогремел голос на лестнице и в кухне появился Роман Исаевич. – О, у нас гостит малыш Ники! А Динку зачем притащил?

- Мне не с кем ее оставить, — Ник пожал протянутую руку.

Вяземский держал его ладонь чуть дольше, чем требовалось, внимательно глядя в глаза, а потом, без всякого перехода заявил:

- Ну-ка пошли в мой кабинет.

Никита растерялся, Таша возмутилась, что мальчик еще чай не допил, но Рома ее не слушал, решительно направившись в свои владения, явно ожидая, что Ник пойдет за ним. Так он и сделал. Оказавшись в заставленном книжными шкафами, приятно пахнущем деревом помещении он сел в предложенное кресло, Роман Исаевич устроился за письменным столом, принадлежавшим еще его деду.

- Давай, выкладывай, что случилось.

- Ничего.

Роман Исаевич оперся руками о стол и наклонился к племяннику:

- Мозги мне не парь. Я по твоей помятой роже и красным глазам вижу, что что-то случилось. И не приехал бы ты сюда просто так. Что-то с Глебом?

- Нет, с ним ничего, я надеюсь.

- С кем тогда?

- Со мной. Ром, я, кажется, человека убил…

Пауза повисла просто шекспировская. Ник прикрыл глаза, ожидая криков. Но дядюшка молчал. Когда Ник все-таки решился открыть глаза и встретиться с ним взглядом, тихо спросил:

- Кого?

- Горнова.

- Журналиста?

Никита кивнул. Посидел молча, собираясь с мыслями, и решив, что хуже уже не будет, рассказал и про фотографии, и про деньги. И про то, как выследил журналиста, когда ему понадобился второй транш.

Еще одна пауза. И короткое, подозрительно спокойное:

- Ну, этого следовало ожидать.

Меньше всего Ник рассчитывал услышать эту фразу.

- Ты серьезно?

Вяземский кивнул.

- Если ты готов был наброситься с кулаками на меня, увидев мнимую угрозу безопасности своего Глеба, то логично предположить, что когда угроза станет реальной, ты будешь готов убить.

- Ром, ты чего? Я не специально! Я просто хотел с ним поговорить! Припугнуть, чтобы отстал от Глеба. Ну нельзя же было допустить, чтобы Глеб ему платил постоянно. Я же вижу, каким трудом он эти деньги зарабатывает. Я его один раз ударил, ну два. Просто по морде дал, понимаешь? Кажется, он башкой об стену ударился. Я предположить не мог, что он умрет. А вчера в новостях…

Про Костика Никита рассказывать не стал, решил, что это уже ненужные подробности. Роман Исаевич некоторое время молчал, задумчиво барабаня пальцами по столу, потом потянулся к телефону. Жестом попросил Ника выйти.

Под дверью дядюшкиного кабинета пришлось помаячить минут двадцать, пока его не позвали обратно.

- Вы меня в гроб загоните, оба, — сообщил Вяземский, когда Ник снова сел в кресло. – Я начинаю понимать, почему вас, любителей однополых отношений, называют нехорошим словом. У меня другого определения для тебя просто нет. Я же сердечный приступ чуть не словил сейчас! Убийца хренов. Официальное заключение судмедэкспертов – смерть от переохлаждения. На улице-то ночью минус двадцать. Полежишь в снегу без сознания пару часиков, и все, можно печь пирожки на поминки.

- Но… – Никита подумал, что не успевает переваривать информацию. – Это же я его… Что он без сознания… То есть косвенно…

- Ни косвенно, ни прямо, ты тут совершенно не при чем. С Горнова сняли часы, перстень с камнем и даже крестик, которому цена три копейки. Банальное ограбление в неблагополучном районе. Наркоманам на дурь не хватало, увидели припозднившегося мужика, пару раз врезали, сняли цацки и оставили валяться в снегу. А утром получите-распишитесь, свеженький труп.

- Но…

- Никаких «но», Ники! Все было именно так, как я тебе говорю. Нариков уже взяли, часы и прочие цацки Горнова у них нашли, преступление раскрыто. И никого, ты меня слышишь, никого не волнует, что грабили они уже лежащего без сознания человека. Они и сами не помнят, как что было. Ты ведь не собираешься никого переубеждать?

Никита ушам своим не верил. И глазам тоже. Дядя его сейчас что, выгораживает? Кому он звонил?

- Откуда информация? – с трудом выдавил он.

- Из проверенного источника, — усмехнулся Роман Исаевич. – Знаешь, сколько лет мы с Глебом на Днях милиции выступаем? У меня в системе МВД друзей больше, чем в шоу-бизнесе. Так что спи спокойно, малыш Ники. А Глебу я сам сообщу, что он идиот. Теперь понятно, на что он у меня в начале осени деньги занимал. Совсем охренел шантажисту платить.

- А что он мог сделать?

- Мне сказать! Нашли бы управу на этого подонка.

Никита все еще не мог поверить. И это дядюшка? Взрывной, нетерпимый, бескомпромиссный?

- Что ты так на меня смотришь, как будто впервые увидел? – Роман Исаевич откинулся в кресле. – Интересы семьи – это святое. Ты член семьи, а значит, я буду тебя защищать, что бы ни случилось.

- А Глеб?

- Что Глеб? За Глеба я и без всяких семейных уз любому глотку перегрызу. Быстрее тебя. А теперь запри дверь и поделись сигареткой!  
Кровать прогнулась и жалобно скрипнула. Никита почувствовал, что куда-то скатывается и проснулся.

- Глебушка?

Любимый сидел на другом краю постели и сосредоточенно пытался расстегнуть рубашку. В комнате было темно, значит, еще ночь.

- Я тебя разбудил? Прости, мой хороший. Спи, я сейчас присоединюсь. Черт бы побрал эти пуговицы…

Ага, спи. Никита никак не мог сообразить, где находится и что происходит. Он ведь у Вяземских, верно? Все эти три дня они с Динкой гостили у Ромы и Таши, наслаждаясь домашним уютом, вкусной едой и спутниковым телевидением. Ладно, телевидение и у них на Бардина имелось, зато тут можно было валяться у ящика в приятной компании Ксюшки, у которой так удачно выдались выходные в плотном графике тренировок, и шоколадных кексов Таши. Кексы Ксения не ела, так что все доставалось Никите и Динке. И ни о чем не думать, ничего не анализировать. Не вспоминать ни о Горнове, ни о Костике.

Итак, они у Вяземских. А Глеб как сюда попал? Он же не снится ему, верно?

Сновидение тем временем пыхтело, сопело и пыталось освободиться от рубашки, отчетливо был слышен треск ткани.

- Тихо, тихо, ты же порвешь сейчас. Дай сюда.

Никита придвинулся к Глебу и начал ему помогать. От Глеба пахло потом и пылью, и все равно, смешиваясь с его естественным, этот запах был родным. Ник почувствовал, что дико соскучился.

- Малыш, ну ты чего, — слабо запротестовал Глеб, когда его увлекли в поцелуй, завалив на кровать. – Я с дороги, грязный и уставший.

- Сейчас умоем, — хмыкнул Ник, устраиваясь сверху.

Кончик его языка прошелся от основания шеи по кадыку, чувствительному местечку под подбородком, добрался до упрямых губ.

- Так откуда ты тут взялся? – на миг оторвавшись от своего занятия уточнил Никита.

- А ты?

- Я же тебе говорил, что загостился у Вяземских. Завтра собирался домой ехать, к твоему возвращению порядки наводить. Ты же вроде завтра должен был вернуться?

Глеб кивнул, мол, да, должен был, но ничего объяснять не стал, на этот раз самостоятельно инициировав поцелуй. Никита наконец-то справился с пуговицами и развел в стороны полы рубашки, замер, любуясь открывшимся видом.

- Было бы на что смотреть, — усмехнулся Глеб. – Несвятые мощи.

- Что б ты понимал.

Никита провел рукой по груди Глеба, задевая соски, наклонился поцеловать ямку между ключиц. Глеб негромко застонал, непроизвольно дернув бедрами. Никита воспринял это как призыв к действию, впившись ему в шею.

- Оставишь зосос – убью, — прошептал Глеб, сплетая руки за спиной у парня.

- Не убьешь. Я соскучился.

- Я чувствую.

Спать Никита предпочитал в просторных боксерах, и сейчас, сидя на Глебе, эрекцию скрыть было невозможно.

- Боюсь, что мне похвастать нечем, — вздохнул Глеб, не прекращая ласкать руками спину мальчишки. – И после шестичасового перелета толку от меня… Не обижайся, мой хороший, мне очень приятно то, что ты делаешь, но…

- Да помолчишь ты или нет? На концертах не наговорился? – Ник с раздражением прихватил зубами нежную кожу, так что Глеб ойкнул. – Лежи и получай удовольствие!

- Я так не могу!

- Чего ты не можешь? Полежать спокойно? Я просто сделаю тебе массаж!

У самого Никиты от возбуждения уже в ушах звенело, и не только в ушах. Близость и какая-то беззащитность любимого тела распалили его не шутку. Еще и руки Глеба, шарящие по его спине, все время норовили спуститься ниже. Однако Ник понимал, что до развязки дело дойдет не скоро, поэтому заставил себя сосредоточиться на прозаичных вещах, например, на поисках подходящего крема для массажа.

- Никуда не уходи, я сейчас, — шепнул он, слезая с присмиревшего Глеба.

Глеб издал непонятный звук, который, видимо, означал согласие.

В ванной комнате Никита осмотрелся по сторонам. Массажного крема в гостевой ванной, конечно, не оказалось, это у них дома целая выставка кремов, лосьонов и мазей – у Глеба кожа сухая и чувствительная, если за ней не ухаживать, будет куча проблем. А здесь откуда? На зеркале обнаружился бальзам после бритья, но это совсем не то, что нужно. Никита распахнул шкафчик. Ага, увлажняющий гель для тела подойдет.

- Надеюсь, ты еще не спишь? – Никита вернулся на прежнее место, выдавливая на ладони гель, чтобы согрелся.

- Уснешь тут, — проворчал Глеб, устраиваясь поудобнее.

Ладони Ника заскользили по его плечам, разминая и лаская одновременно, снимая накопившуюся усталость. Огладить предплечья, оплести запястья, массируя активные точки под большими пальцами. А потом промять каждую фалангу, не забывая целовать такие любимые, такие родные руки.

Делать массаж Никита учился специально – сначала по дискам, купленным в Интернете, а потом даже на курсы ходил. Правда, освоил только массаж медицинский, на эротический не решился – тренироваться неизвестно на ком ему не улыбалось, а привести на курсы Глеба немыслимо. Ну и ничего страшного, недостающую информацию он в Интернете нашел. И теперь вполне успешно практиковался – Глеб под ним постанывал от удовольствия, все больше расслабляясь.

Никита сместился ниже, лаская бедра Глеба сначала с внешней, а потом с внутренней стороны, старательно избегая, однако, самой интересной части тела. И только закончив с массажем стоп, уделив особое внимание выступающим косточкам, вечно создающим проблемы при ношении узкой концертной обуви, Ник осторожно, но настойчиво заставил Глеба согнуть колени. Одна из подушек, которую тот уже успел пристроить под ноги, переместилась ему под попу.

- Что ты собираешься делать?

Шепот получился уж слишком громким и встревоженным. Никита улыбнулся:

- Расслабься. Точно не то, что ты подумал.

Не Глеб ли еще неделю назад сам предлагал смену ролей, за что чуть не схлопотал по физиономии? Но сегодня у Ника были совершенно иные планы.

- Глеб, расслабь мышцы. Это просто массаж. Очень полезный массаж, тебе понравится. Надо только чуть-чуть потерпеть.

Побольше геля на руку, и очень медленно и аккуратно. Конечно, Глеб все понял, ведь он сам готовил своего мальчика подобным образом. Нет, не совсем подобным, Глеб действовал гораздо увереннее и энергичнее.

- Ник, — раздалось хриплое откуда-то из подушек в самый ответственный момент.

Никита замер, боясь пошевелиться:

- Больно?

- Ник, я не сахарный!

Никита хмыкнул и продолжил осторожное скольжение. Не сахарный он. А у самого вон колени судорогой сводит от напряжения, как будто не его расслабляли тут полчаса. Свободной рукой Никита ласкал член Глеба, пока не проявляющий признаков активности. Но вот палец достиг своей цели, теперь немного согнуть и…

Глеб застонал так громко, что Никита не на шутку испугался – в доме кроме них еще были Вяземские всем составом. Хоть Таша и Рома и в курсе всего, не стоит им лишний раз нервы трепать.

- Тише, тише, родной, ты весь дом перебудишь. Нравится?

- М-м-м, угр-р-р.

- Понятно.

Еще несколько касаний простаты оказалось достаточно, чтобы Глеб прекратил изображать бесформенную тряпочку и с очередным горловым рыком отпихнул парня, поднимаясь. Инициативой он завладел в момент, Ник сам не успел понять, как оказался развернутым к спинке кровати, и, опираясь об эту самую спинку руками, чтобы не быть впечатанным в стену, почувствовал, как растягивают, готовя к сексу, уже его.

Это был невероятный секс, как в первые месяцы их знакомства. Нет, даже лучше, ведь опыта у Глеба теперь было гораздо больше, а страхов меньше. Он кусался, оставляя отметины на плечах и шее Ника, впивался руками в бедра парня, царапая его ногтями, насаживая на себя. Рычал, явно не контролируя, где находится.

У Ника где-то на окраине сознания мелькнула мысль, что они перебудят весь дом, а потом мир взорвался тысячью красок и ощущений, когда уверенная рука Глеба легла на его член. Несколько резких движений, не контролируемая сила, с которой Глеб вбивался в него, и затапливающее чувство счастья, что все получилось, что у них все хорошо.

В наступившей тишине было отчетливо слышно, как тяжело Глеб дышит, да Ник и сам жадно глотал воздух.

- Ты был великолепен, Глебушка.

Не ответил, засранец самодовольный.

- В душ пойдем?

- К черту. Полотенце принеси. И сигаретку дай.

Ну правда же засранец. Пришлось выбираться из постели, идти мочить полотенце. Сигаретку Никита не только подал, но и прикурил, только что легкие не предложил. Уселся рядом с вытянувшимся Глебом, начал неторопливо обтирать его полотенцем.

- Ты так и не объяснил, как тут оказался.

- Решил, что ты тут, соскучился. Не хотел ночевать дома один.

- Ты не знал, что вернешься раньше? Концерт отменили?

- Я сам отменил. В Барнауле спину свело так, что пришлось Скорую прямо на концерт вызывать. В Сочи я просто не рискнул лететь. Дэн там как-то уладил, но заработал я гораздо меньше, чем планировал.

Будничным тоном все это сообщил, как будто о погоде на завтра говорили.

- Ник? Никит? – не дождавшись реакции, позвал его Глеб. –Ник, ты сигарету сломал.


@@@

- Засранец! Самонадеянный засранец, который делает только то, что он хочет! А я идиот, ему потакающий!

Никита нервно вышагивал по кухне, размахивая руками и высказывая все, что он думал о Глебе. Таша сидела за столом и невозмутимо пила кофе, наблюдая за племянником.

- Я его сто раз пытался свозить на физиотерапию! Я ему говорил, что не нужно ехать черте куда! Но его же сцена лечит! И денег нам всегда мало! Он же меня никогда не слушает, он всегда знает, как надо!

- Ник, прекрати мельтешить, у меня от тебя уже голова кружится, — Таша сделала еще глоток кофе, поморщилась и кинула в чашку дополнительный кусок сахара. – Кофе вот испортил, перекипятил. Ты преувеличиваешь проблему! Подумаешь, спина заболела. Ты правда что ли считал, что из него в Израиле Терминатора сделают и больше у него никогда ничего болеть не будет? Ник, прости, что я тебе это скажу, но он не мальчик уже. У вас слишком большая разница в возрасте, тебе сложно понять и принять это, но факт остается фактом.

- Ты не понимаешь! Он так рвался на эти гастроли, так тщательно подсчитывал, сколько ему где заплатят. Он бы не отменил концерт просто так, без очень серьезной причины!

- Ну значит сильно прихватило. И да, нужно было продолжить лечиться в Москве. Но я слишком хорошо знаю Глеба – пока он сам не захочет, ты его ни в чем не убедишь. Вы просто в очередной раз поссоритесь.

- И что мне делать? Молча смотреть, как он себя гробит?

- Тебе – успокоиться для начала и перестать делать из мухи слона. Судя по тому, что ночью вы всему дому не давали спать, все с твоим Глебом в порядке. Надеюсь, кровать новую покупать не нужно?

Ник смутился. А он ведь просил Глеба вести себя потише.

- Ташенька, прости, я…

Таша махнула рукой, показывая, чтобы он замолчал:

- Все в порядке. Ваши упражнения и стучащая в стенку кровать очень интересным образом повлияли на Романа Исаевича. Так что я совершенно не в претензии, ночуйте у нас почаще.

Ник почувствовал, как пылают у него уши. С ума сойти.

- Как я понимаю, твое сокровище отсыпается?

Никита кивнул.

- Да, он после гастролей сутки проспать может. Если до обеда сам не проснется, разбужу, поедем домой.

- Зачем? Гостите, кому вы мешаете? Никит, Глеб не просто так вчера сюда приехал. Поверь, я его знаю гораздо дольше, чем ты. Если он сваливается нам на голову, значит, у него на душе неспокойно. Ему надо дать возможность отоспаться, отмолчаться, прийти в себя и решить свои проблемы. Попить с Ромкой пива и покатать шары, поесть моих кексов и поучить жизни Ксюшку. Ты, судя по всему, очень много для Глеба значишь, но не заставляй его полностью менять свою жизнь и привычки. Он и так многим пожертвовал ради ваших отношений.

- Ты думаешь, он тоскует по Ирме? – Ник сразу стал серьезным и как-то весь подобрался.

Таша пожала плечами:

- Не знаю. Но если уж это должно было произойти, то лучше бы произошло после юбилея. Понимаешь, на концерте и банкете будет масса общих друзей, знакомых, которые привыкли видеть их вместе. Будет много официальных лиц, которые придут с женами. Возникнет масса вопросов, если герой вечера окажется в одиночестве. И эти вопросы основательно подпортят ему праздник. Я уже молчу о том, что напишет пресса.

При упоминании прессы Никиту передернуло, его воля, на юбилей бы вообще ни одного писаку бы не позвали, хватит с них, уже хлебнули. Но по большому счету Таша была права – отсутствие Ирмы вызовет массу сплетен.

- Может быть, попробуешь уговорить ее прийти? Изобразить один вечер, что все хорошо? Получалось же у нее столько лет носить маску, — предположила Таша.

- Боюсь, меня она слушать не захочет, — вздохнул Ник. – А Глеб ни о чем просить не станет, скорее удавится. Если только ты…

Парень с надеждой взглянул на Ташу. Конечно, он знал, что отношения у них с Ирмой не безоблачные. Но все же…

Таша некоторое время молчала, разглядывая племянника, потом решительно вылила остатки кофе в раковину и сообщила:

- Мда, инициатива как всегда наказуема. Ну я попробую, если получится, будем считать это моим юбилейным подарком Глебу.

Он так долго ждал этого дня, что теперь, когда тот настал, не ощущал ни радости, ни удовольствия. Только напряжение, нараставшее последние недели, достигло своего апогея. Едва проснулся, началось!

Первое, что увидел Глеб, открыв глаза, был огромный веник из роз. Веник торчал прямо перед его носом, на прикроватной тумбочке и закрывал собой электронные часы, по которым Глеб обычно ориентировался, пора вставать или можно поваляться еще. А, ладно, все равно сна уже ни в одном глазу.

- Я надеюсь, их не шестьдесят? – мрачно поинтересовался он, разворачиваясь к Никите.

Парень сидел на подоконнике и явно ждал его пробуждения.

- Шестьдесят одна! С Днем Рождения! Расти большой и здоровый!

Ник перебрался на кровать и полез целоваться. Глеб не без труда стащил с себя мальчишку.

- Если я и буду расти, то только вширь. Все, все, мой хороший. Быстро завтракаем и поехали в офис.

- Зачем? Я думал, ты побудешь дома, соберешься с силами и отсюда уже в «Крокус». Ты же в своем офисе устанешь еще до концерта.

- С чего бы? Я там не кирпичи таскать буду. Поехали, сам все увидишь. Костюм с собой взять не забудь, домой уже не заедем. И Динке корма насыпь с запасом, раньше утра мы вряд ли вернемся.

Костюм Никите шили на заказ, Глеб лично отволок мальчишку к своему портному. И хотя Ник долго сопротивлялся, утверждая, что костюмы не носит, результат удовлетворил обоих. Только от бабочки Никита категорически отказался, ограничились воротником-стойкой с прошитой черной лентой, очень стильно, даже Глебу понравилось.

Завтрак не лез, Глеб ограничился чаем, хотя и понимал, что до ночи ему больше поесть не светит. Пока через силу вливал в себя горячую жидкость, поминутно смотрел на телефон, лежащий рядом. Ну да, для звонков еще слишком рано, и все-таки…

Первым позвонил Ромка, потом Кароль. С Олей Звягиной он разговаривал уже в машине, ну а в офисе разрывался не только мобильный, но и стационарный телефон. Марина едва успевала соединять с желающими его поздравить. В короткие промежутки между звонками он пытался просматривать пришедшую корреспонденцию – распечатки электронных писем с сайта и телеграммы от менее продвинутых друзей. Но того, самого главного сообщения пока не было. А будет ли вообще? Может, не заслужил? Зря надеется?

Никита сидел на диване в кабинете и не отсвечивал. Только поглядывал на него как-то странно, настороженно. Хотелось бы надеяться, он не обиделся за утреннюю сдержанность Глеба. Но черт возьми, он совершенно не любил цветы. Приелось на концертах. Спасибо хоть Ник ему плюшевую игрушку не додумался подарить или еще что-нибудь в этом духе. Он же русским языком сказал, не нужно никаких подарков. Он в состоянии сам купить себе все, что хочется. Ну, обычно в состоянии. Сейчас его финансовое положение оставляет желать лучшего, еле-еле расплатился за банкет, за аренду еще половину суммы должен. Но это ерунда, если все пройдет так, как он хочет, появятся и приглашения выступить, и деньги.

Ближе к обеду в офис стал подтягиваться народ. Забежал Антоша Звольский, с которым подружились еще на «Боксе со звездами», принес золотые запонки в форме скрипичных ключей и бутылку дорогущего коньяка, которую Глеб предложил тут же и распечатать. Но Антон был за рулем, да Глеб и не настаивал – успеет еще наотмечаться. Потом явился коллектив полным составом: и музыканты, и девчонки из подпевки с одним подарком на всех, правда, хорошим – огромным самурайским мечом. Подарок обыграли в поздравительной речи, объявив Немова последним самураем на эстраде. Меч Глеб пристроил до поры в кабинете, в квартире ему явно не место, а в Нововнуково он не был с тех пор, как они поссорились с Ирмой. Коллектив угощать коньяком не стал, им еще сегодня работать, быстренько выпроводил – пускай едут в «Крокус», готовятся к выступлению, нечего тут маячить. Лена из бек-вокала не скрываясь строила глазки Никите, и Глеба это дико раздражало. Хоть и понимал, что Нику заигрывания барышни до лампочки, а все равно бесило.

Откровенно говоря, проще было перечислить, что его сейчас не бесило. То переживал, что никто не звонит, то нескончаемая телефонная трель стала сводить с ума. Включил телевизор посмотреть новости, сначала дергался, что про него забыли, а ведь телевизионщики приходили, с трех каналов, и нигде ни слова. Потом дождался, увидел сюжет, и пожалел, что под рукой нет ничего, что можно разбить. Нет, ну это как надо снять, чтобы он, вполне нормально себя чувствующий и прилично выглядящий, в кадре смотрелся глубоким стариком, изрядно затраханным жизнью, да еще и почему-то с грязными волосами. Они что, нарочно? Свет так поставили? Он же помнил, как это снимали, был генеральный прогон в «Крокусе». Его посадили в пустом зрительном зале, задавали вопросы, минут тридцать записывали. А осталось три минуты в кадре, и далеко не самые удачные.

- Глеб, все нормально! – донесся с дивана голос Никиты. – Хороший сюжет о народном любимце. Показали тебя умудренным жизнью…

- Старым пнем! – продолжил за него Глеб. – С сальными волосами.

- Ты хотел, чтобы показали секс-символ? Ну так в следующий раз и формулируй задание журналистам. А голову и правда надо было помыть.

- Это гель! – рявкнул Глеб громче, чем требовалось.

Мальчишка примолк. Ну и нечего! Умничают тут всякие.

В этот момент вошла Марина с новой пачкой бумаг.

- Еще поздравления.

- Официальные есть?

Марина покачала головой.

- Ну тогда тащи эту макулатуру обратно! И вообще нечего бумагу переводить, все эти розовые слюни распечатывать. Все, я поехал в «Крокус».

Никита едва поспевал за ним. Возил их сегодня Игорь, так что на заднем сидении устроились рядом. Глеб опустил подлокотник и пристроил на него руку. Ник накрыл его ладонь своей:

- Успокойся, пожалуйста, у тебя же праздник!

Глеб отдернул кисть, сверкнув глазами. Может уже проще Игорю официально об и отношениях объявить? А вслух прошипел:

- Это у нормальных людей День рождения – праздник. А у артиста – каторга. Все будут развлекаться, а я пахать.

- Чьего письма ты так ждешь?

- Неважно!

На самом деле важно, еще как. От этого письма зависит, удастся вообще юбилей или это все так, никому не нужно, выброшенные деньги.

В «Крокусе» Глеб с ходу устроил разнос всем, кого встретил: осветителям за слишком яркие прожекторы, звукорежиссеру за валяющиеся на сцене шнуры, о которые он споткнулся, Дэну за отсутствие горячего чая в гримерке.

- Чайник стоит, — возмутился не привыкший к такому обращению антрепренер. – Кнопку нажми!

- Мне еще этим заниматься? – взвился Глеб.

- Нет, Глеб Васильевич, ну давай я буду тебе чай готовить, а ты сам и музыкантов по гримеркам разводите, и гостей встречай, и телевизионщиков строй.

Пришлось сбавить обороты, тем более, что чаем уже занялся Никита.

- Не кричи, ты посадишь голос, — посоветовал парень, передавая ему чашку.

И то правда. Пил Глеб уже в зале, бродя между рядов и тестируя звук. Потом сообщили, что приехал гример, пришлось идти наводить красоту.

- Что ж его так рано принесло-то? – полчаса спустя ворчал загримированный Немов, влезая в брюки стоя, дабы не помять. – Пока концерт начнется, вся штукатурка осыплется.

- С запасом, чтобы не торопиться, наверное, — Ник крепко держал его под локоть, не давая свалиться. – Повернись, я бабочку застегну.

- Как я выгляжу?

Поганец фыркнул, но вовремя спохватился:

- Замечательно! Молодой и красивый!

- Ну конечно!

- Глеб, не задавай таких вопросов, чтобы потом не обижаться. Ну не люблю я, когда тебя разрисовывают как куклу. Я понимаю там глаза подвести чуток, тон выровнять. Но когда вот так все черты сначала замазывают, а потом сверху рисуют – извини!

- Это с близи так смотрится. А для камер и зрителей будет то, что надо. Ай, задушишь!

Никита ослабил бабочку и подал туфли.

- Нет, колодки надену за пять минут до выхода, иначе не выживу, — покачал головой Глеб.

Он ничуть не смущаясь стоял в домашних тапочках, специально из дома прихваченных. Ну и что, что в сочетании с белым костюмом и красной бабочкой зеленые домашки смотрятся забавно? Зато ему удобно.

В гримерку заглянул Дэн.

- Глеб Васильевич, там помощник Кароля звонил, Илья задержится, просит его номер в середину концерта перенести. Я вот думаю, может, после «Переправы» его всунуть?

- В задницу всунуть! И Кароля, и его номер! – взорвался Глеб. – Звезда зоопарка! Всегда ему надо все перекроить, всех на уши поставить, чтобы все о нем только и думали! Сам же мне весь мозг вынес, чтобы его в начало вписали! Да ему же вообще плевать на программу, на режиссуру. Он когда захочет, тогда на сцену и выпрется!

- Так мне что сделать? – уточнил Дэн.

- На хрен пойти!!!

- Эй, друг, ну ты бы поосторожнее был в озвучивании своих сексуальных желаний! Дэн, скройся от греха!

В комнату вошел Вяземский с бумажкой в руках.

- Еще раз с Днем рождения. Расти большой и здоровый.

- Сговорились вы все, что ли, — проворчал Глеб, пожимая протянутую руку. – Рома, я больше не могу. Они меня все хотят свести с ума.

- Этот тоже? – хохотнул Роман Исаевич, показывая на Ника.

- Нет, этот – единственный луч света в темном царстве всеобщей тупости. Что за бумажка? Конферанс?

- На, читай, может, это поднимет тебе настроение.

- Я без очков.

- Я тоже. Ник, как самый молодой, почитай дедушкам.

Никита послушно взял распечатку, и чем дальше он читал, тем больше светлел лицом Глеб:

«Указ Президента Российской Федерации о награждении орденом «За заслуги перед Отечеством» четвертой степени Народного артиста России Немова Глеба Васильевича…»


@@@

Никита дочитывал, украдкой поглядывая на Глеба. Так вот какого письма он ждал весь день, вот почему так дергался, изводя себя и всех окружающих. Кто бы мог подумать, что для Глеба важны государственные цацки. Ну теперь-то все, успокоится? Удивительно, как он еще голос не сорвал, крича на кого попало. Дэна жалко, получил ни за что. Хотя, он столько лет с дядюшкой работает, а тот еще хуже.

Как бы то ни было, Ромке удалось поднять Глебу настроение, тем более, что на гримерном столе тут же появилась бутылка коньяка и шоколадка – отметили вручение награды.

- Значит споешь свою вступительную песню, что ты там поешь? – уточнил дядюшка.

- Благословляю вас, леса

Долины, нивы, горы, воды…

Глеб запел сразу в полный голос. Глаза у него блестели, то ли от коньяка, то ли от вида долгожданной бумажки, а звук получился мощный, раскатистый. Вяземский замахал руками:

- Тихо-тихо, понял я! В общем, изображаешь Шаляпина, потом выхожу я, здороваюсь со зрителями, объявляю тебя и зачитываю Указ о награждении. Потом торжественное вручение цветов, сразу соберешь все веники, чтобы во время концерта не отвлекали. Потом выпускаем балет, ты идешь за кулисы поправлять грим и стирать помаду, которой тебя изгваздают благодарные поклонницы. Дальше…

Никита задумчиво крутил в руках свой бокал со второй порцией коньяка, рассматривая его на свет. Программу концерта он знал до мелочей, они десять раз обсуждали ее с Глебом. Точнее, Глеб рассказывал, что-то переделывал, спорил сам с собой, звонил дядюшке и спорил с ним. А Ник слушал. Его роль в концерте была минимальной – одеть, отправить на сцену и следить, чтобы на выходе из кулис постоянно стояла чашка с теплой водой. Всем остальным занимался Дэн. По большому счету, он мог бы смотреть концерт и из зала, но Глеб про это ничего не говорил, а сам он спрашивать не стал. Да и не особо хотелось, его воля, он вообще бы дома посидел. Для него смотреть выступления Немова на сцене – мучение, а не удовольствие. Сегодня же мучение обещало быть долгим.

Глеб нервно вышагивал по гримерке, не имея возможности присесть – в концертных брюках садиться нельзя, складки останутся. Рома стоял, опираясь обеими руками на спинку стула, и посматривал на часы.

В комнату заглянул Дэн:

- Глеб Васильевич, можем начинать. Все в зале.

- Иду.

Никогда еще Никита не видел любимого таким – собранным, напряженным, как будто сжатая пружина. На гастролях или рядовых выступлениях в Москве он мог перед концертом думать о чем угодно, травить в кулисах похабные анекдоты и тут же выходить на сцену с правильным выражением лица и петь «Нивы России». Сейчас же он был полностью погружен в созданный им образ, максимально сосредоточен.

- Глеб, туфли!

Никита едва успел его остановить, а то так бы и пошел на сцену в тапочках. Чертыхнулся, переобулся, вышел. Никита и Рома последовали за ним до кулис.

Зал должен был быть набит под завязку – все билеты продали еще в октябре, но из кулис Никите было отчетливо видно, что в третьем ряду свободно мест десять, на пятом ряду много пустых кресел.

- Не пришли-таки, — раздался за спиной раздосадованный шепот Вяземского – тот тоже считал кресла. – Черт, Глеб расстроится.

- Кто не пришел?

- Президент.

- Ого, а ожидался?

- Да кто его знает? На юбилеи артистов такого уровня всегда приглашают первых лиц, оставляют места. Не сам придет, так кто-нибудь из аппарата. Еще мэр, главы министерств. Чем больше высокопоставленных задниц, тем круче считается концерт. Ну может еще кто явится, эти могут и посреди концерта завалиться. Так, Ник, ты не расслабляйся, вода где? Сейчас Глеб веники соберет и придет пить!

Никита спохватился, помчался за водой. Когда вернулся, Глеб уже допел романс и теперь расшаркивался перед зрителями, благодаря за многолетнее внимание к его персоне. Дядюшка тоже ушел на сцену.

В кулисах толкалось полно народу – какие-то помощники режиссера с рациями, дающие указания то осветителям, то звуковикам, гримеры, телевизионщики, снимающие сцену с разных ракурсов, фотографы. Потом Никиту чуть не снесла толпа детей, тот самый балет, который объявил Ромка. Они и Глеба чуть не снесли, возвращавшегося в кулисы поправить грим и сгрузить цветы. Ник протиснулся к нему со стаканом.

- Пить будешь?

Предложил и отшатнулся. На него мельком, как на постороннего, глянул совершенно чужой человек с пустыми, как будто стеклянными глазами. Стакана Глеб и не заметил. Дал гримерам подправить макияж и вернулся на сцену. Никита проводил его растерянным взглядом, поставил стакан на колонку и привалился к ней же. К такому Глебу нужно было еще привыкнуть. Или не нужно? Как-то не испытывал он желания еще ходить на концерты любимого.

А любимый тем временем распинался перед залом, рассказывая, как нежно любит супругу и благодарен ей за прожитые вместе счастливые годы. Никита видел из кулис Ирму, сидящую на первом ряду с каменным выражением лица. Таше стоило огромных усилий уговорить ее прийти, но на большее, чем изобразить Снежную Королеву Ирмы не хватило. Она даже платье надела какое-то ледяное, серо-стального цвета. И сейчас с кривой, вымученной улыбкой слушала дифирамбы мужа. А Глеба несло, комплиментами со сцены он не ограничился, оркестр заиграл «Ты – моя любовь», и Немов, подхватив какой-то очередной букет, лежавший на рояле, пошел в зал к супруге, не переставая петь. Подошел, вручил букет, потянулся поцеловать руку. Ирма сделала вид, что не поняла его намерения, намертво вцепившись в подаренные цветы. Мда, как все плохо-то. Никита с горечью отметил, что Ирма не просто оскорблена или обижена. Она брезгует Глебом на физическом уровне. Глеб тем временем взял высокую ноту и опустился перед женой на колено. Зал восторженно зааплодировал. Никите дико захотелось покурить. А лучше бы и напиться. Вся эта показуха основательно выводила его из себя. Ну да, он артист, играет роль, в которой его хотят видеть зрители. Но нельзя же настолько лицемерить. Ну всем же противно, и Ирме, и сидящей рядом Таше, и Нику. И самому Глебу.

Поднялся, вернулся на сцену. Начались поздравления гостей. Артисты сновали туда-сюда мимо Никиты, не обращая на него внимания, выстраивались в очередь, галдели. Что удивительно, в их разговорах между собой Глеб практически не упоминался. Алексеев обсуждал с Клеопатрой, как вчера нажрался на корпоративе и танцевал голым на столе. Барсов явно пытался снять девочку-помощницу режиссера. Даже Звягина не прониклась торжественностью момента – она постоянно висела на телефоне, выговаривая кому-то из своих мальчишек. Никита мрачно смотрел на все это и думал, что «дорогим коллегам» абсолютно плевать на юбилей Глеба. Для них это просто работа, лишний повод засветить на центральном канале новую песню, пиар. А может, им за выход еще и деньги платят? Ник бы не удивился, окажись это так. Зато на сцене все улыбаются Глебу, расточают комплименты, тискают его, стараясь повернуться к камерам и фотоаппаратам вместе с юбиляром. Противно.

И вот этого Глеб так ждал? Вот ради этого фарса столько переживаний, бессонных ночей, потраченных денег? Чтобы не услышать ни одного искреннего слова? Вот это ему нужно так сильно, что он готов гробить свое здоровье, мотаться по всем задницам нашей страны, платить шантажистам, лишь бы не потерять? Да на хрен она сдалась, эта сцена?

Шел уже третий час концерта, а Глеб больше ни разу не зашел за кулисы, забыв про все естественные потребности организма. Да ему и не давали. Стоило Глебу направиться к кулисам, пока выступал кто-то из гостей, как гость начинал к нему приставать, вытягивая то танцевать, то вместе петь. И Глеб улыбался, подпевал, плясал, хотя Никита прекрасно видел, что с каждым номером его движения становились все более скованными и угловатыми. А программы еще часа на два. И что делать?

- А ничего, — пожал плечами на его вопрос зашедший за кулисы дядюшка. – Юбилеи случаются на так часто. Он сейчас на адреналине все равно ничего не чувствует. Вот увидишь, он еще банкет продержится.

- Черт, еще же банкет, я забыл совсем.

- Ага. А под утро соберешь то, что от твоего сокровища останется, и сгрузишь в машину. Главное, момент не упустить, когда у него завод кончится. Но поверь, это еще не скоро будет.

Ник не верил, слишком хорошо знал возможности своего Глеба. Но и на сцене сейчас был не его Глеб, а совершенно другой человек.

На четвертом часу концерта за кулисами начался какой-то кипиш. Никита не сразу понял, что происходит, и только когда раздался подозрительно знакомый бас, догадался – явился Кароль. Надо признать, совершенно не вовремя, у Глеба в концерте шел лирический блок, с ним пели одни девчонки и все больше про любовь. С одной блондиночкой он так страстно танцевал, положив ей руку чуть ли не на зад, что Ник аж вскипел. Артист, мать его. Но в любом случае посреди всей этой романтики агитки Кароля будут явно не в тему. Дэн и режиссер концерта это тоже понимали, но делать ничего не собирались или не могли – Кароль прямым ходом прошел к кулисам, подвинув стоящую в очереди исполнительницу.

- Сейчас моя песня, Илья Дмитриевич, — пискнула та.

- Подождешь, молодая еще! – безапелляционно заявил Кароль, отбирая у нее микрофон.

Едва дождавшись, пока отзвучат аплодисменты в адрес предыдущего номера, он решительным шагом вышел на сцену.

- Добрый вечер!

Никита заметил, как вздрогнул Глеб.

- Глебушка, я поздравляю тебя с этим замечательным праздником! Посмотри, сколько друзей пришло поздравить тебя! – Кароль широким жестом обвел зал.

Стоящий за спиной Никиты Вяземский хмыкнул:

- Ага, друзья, как же. Половина партера приглашенных, которым Глеб вообще до лампочки, им лишь бы на тусовке побывать. Половина – московские снобы, которые сидят и считают, достаточно ли звезд они сегодня увидели за потраченные на билет деньги. А на балконе сидят бальзаковского возраста верные поклонницы, которые, дай им волю, за пять минут разорвут Глеба на сувениры.

Никиту передернуло, но похоже, дядюшка был прав. А Кароль тем временем разглагольствовал дальше:

- И в такой торжественный день я хочу внести капельку грусти. Давай, Глеб, вспомним наших ушедших товарищей и посвятим им песню «Реквием».

Ник выматерился сквозь зубы. Ну вот на хрена, а? Причем тут ушедшие товарищи? Чтобы Глеб лишний раз вспомнил, что жизнь не вечна? Чтобы стоял сейчас, слушая завывания Кароля и наблюдая, как на экране сменяют друг друга фотографии умерших артистов, и думал, через сколько лет и его портрет будут вот так показывать на чьем-нибудь юбилее?

Глеб покорно стоял рядом с Каролем памятником самому себе и, судя по лицу, мыслями был где-то далеко-далеко. Кароль спел еще две песни и довольный ушел за кулисы, а Ромка рванул на сцену, кое-как увязывать его выступление со следующим номером.

- Да, сдает Глеб, сдает, — услышал Никита притворно-сочувственное рядом с собой. – Уже еле стоит на ногах.

Ник обернулся – Кароль делился впечатлениями со всеми желающими. Желающих, правда, было немного, большинство артистов при его появлении предпочли смыться в гримерки. Зато были журналисты, охочие до сплетен. Дико захотелось сказать этому самодовольному индюку пару ласковых, но Глеб вряд ли будет доволен. Сам-то вон ходит еле-еле, песком сцену посыпает. Что ж они с Глебом не поделили в свое время? Неужели бабу?

Все когда-нибудь заканчивается. Завершать концерт Глеб должен был своими бессмертными «Нивами». Странно, Ник считал, что эта песня всем давно настохихикала, и в приличном концерте без нее можно спокойно обойтись. Но чем ближе было дело к финалу, тем настойчивее звучали голоса с балкона: «Нивы!», «Нивы России!». Надо же, у народа без этой фигни и праздник не праздник?

Глеб с какой-то обреченностью и дикой усталостью в глазах спел первый куплет, подобрался к припеву. На сцену начали выходить все участники концерта, сигнализируя, что праздник подходит к концу. Зрители на балконе повскакивали со своих мест, и подпевали уже стоя. А вот в партере происходило какое-то непонятное движение. Присмотревшись Никита понял, что здесь люди вставали не для того, чтобы выразить уважение артисту и поблагодарить за концерт, а для того, чтобы быстрее, пока не спохватились остальные, добраться до раздевалки. Нику стало совсем тошно. То есть артист четыре часа для них выкладывался, чтобы они потом за шубами рванули даже ему спасибо не сказав? Ну то есть не похлопав для приличия? И ведь Глеб это все видит и понимает.

Конечно понимает, на втором куплете, прямо посередине песни, Глеб махнул рукой и пошел в кулисы. Помощники засуетились, что-то стали передавать по рации, занавес начал закрываться. Ник едва дождался, пока его полы сомкнутся, чтобы схватить Глеба под локоть.

- Ты как?

Молчит. И смотрит как на незнакомого человека. Никита растерялся, но тут подоспел дядюшка, взял Глеба под второй локоть:

- Ты чего стоишь? Веди его в гримерку быстро, сейчас приглашенные сюда припрутся, поздравлять. Дэн! Иди сюда. Проводи нас в гримерку и никого не пускай.

Понятливый Дэн кивнул и поспешил за ними.

- Переодевай его, — велел Вяземский, как только дверь за ними закрылась. – Тут где-то должен быть костюм для банкета.

- Глеб, вот этот? – Ник стянул с вешалки кофр. – Глеб? Ну что с тобой? Скажи что-нибудь!

Глеб мрачно смотрел на суетящегося Ника, на устало развалившегося на стуле Ромку и молчал.

- Не тормоши его. Дай десять минут посидеть в тишине и покое. Его еще до утра на банкете иметь во все места будут, — посоветовал дядюшка. – Да не ссы ты, все с ним нормально. Голос бережет.

Глеб благодарно взглянул на Ромку, потом на Ника, стянувшего с него мокрую рубашку и сунувшего в руки чашку чая. С каждым глотком непрошибаемая стена в его глазах таяла, за маской проступал знакомый, любимый Глебушка, хотя и непривычно молчаливый.

- Ты хотя бы доволен? – Ник обтер его влажным полотенцем и начал застегивать свежую сорочку.

Медленный, с запозданием кивок. Ох, что-то не верится. Довольный Глеб выглядит совершенно иначе.

Стоило им открыть дверь, и в гримерку хлынула толпа приглашенных, желающих высказать свое восхищение. Глеба снова тискали, целовали, поздравляли, заставляли фотографироваться. Потом все начали расходиться по машинам, чтобы ехать в «Метрополь», где планировался банкет.

- Так, Ник, Игорь ждет у входа, посади Глеба в машину. Ирма уже должна быть там. А ты поедешь с нами, — распорядился Роман.

Ник криво усмехнулся. Ну конечно, на банкет Глеб должен поехать с женой, которую тошнит от одного его вида. И сидеть на банкете он будет тоже с женой. А Ник где-нибудь с краешку, с Вяземскими. Кто он такой для окружения Глеба? Помощник, администратор, обслуживающий персонал. Своих музыкантов Глеб вон вообще на банкет не приглашал, они ему не друзья, а сотрудники.

Стараясь давить негативные мысли в зародыше, Никита отвел Глеба до машины. Изо всех сил не заметил презрительный взгляд сидящей в Глебовом Мерсе Ирмы. И поплелся к Хаммеру Вяземских, где его уже ждали Таша и Ксюша.

- Не расстраивайся, — рука Таши легла на его, стоило только усесться на широкое сидение. – Там сейчас не твой Глеб. Там артист Немов.

@@@

Чем дольше длился банкет, тем больше казалось Глебу, что все это ему снится. Нервное утро, мучительное ожидание, бесконечные поздравления, указ о награждении, концерт. Неужели это все было сегодня? Какой длинный день.

На импровизированной сцене «Метрополя», в которую превратилось пространство перед фонтаном, подвыпившие светские львицы плясали, встав в круг, под «Калинку», лихо исполняемую Олей Звягиной. Звягина тоже выпила немало, поэтому в половину нот не попадала, но кто бы обращал сейчас на это внимание?

Глеб поморщился от фальшивого звука и пошел дальше, к столу, за которым сегодня еще не успел посидеть. Он так и кочевал весь вечер, подсаживаясь то к одним, то к другим. Все хотели выпить с юбиляром, сказать ему добрые слова, подарить что-нибудь ненужное. Почему-то только никто не хотел его покормить – тосты сыпались один за другим, и закусывать Глеб совершенно не успевал. Но и не пьянел, что примечательно, старый проверенный метод – стакан кефира перед началом пьянки – действовал безотказно. Напиваться в его планы совершенно не входило, на банкете полно «нужных» людей, перед которыми хотелось бы сохранить лицо. Тот же Петр Николаевич, например, его старый питерский знакомый, со своей скромной Валентиной. Или Алексей Анатольевич из Московской мэрии.

Глеб добрался до очередного столика, с деланным весельем приобнял за плечи Азада, старого друга и хозяина «Крокуса», поцеловал руку его супруге Алине.

- Как отдыхаем?

- Все прекрасно, Глеб Васильевич, банкет великолепный, — расплылась в улыбке Алина.

- Глеб, а где Ирма? — Азад буравил его проницательным взглядом. – Ты совсем с ней сегодня не танцуешь.

- Я вообще сегодня не танцую, — попытался отшутиться Глеб. – На концерте наплясался на год вперед.

- До брось, Глеб, такой праздник, а жена скучает. Я вообще считаю, что наши юбилеи – это праздники жен, ведь минимум половиной успеха мы обязаны им, тем, кто нас любит, кто охраняет наш тыл. Разве не так? Скажи, чтобы поставили что-нибудь медленное, а то эти русские народные пляски уже надоели. И потанцуем с нашими девочками!

Глеб замешкался, но Азад уже выводил Алину к фонтану. Глядя на них, стали подтягиваться и другие пары. Музыку заказывать не пришлось, Антон Звольский вызвался спеть что-то из своего репертуара, медленное и лиричное. Глеб почувствовал пристальное внимание собравшихся. Ну конечно, юбиляр должен танцевать в центре зала с супругой. С супругой…

Глеб нехотя поплелся к своему столику, где часом ранее оставил Ирму. Разговаривать у них не получалось, Ирма изображала оскорбленную невинность, а у Глеба не было ни сил, ни желания вести светскую беседу, и так язык еле ворочался после концерта, а ему еще гостей развлекать. Ну и ушел развлекать, как только возможность представилась. А теперь надо танцевать, и дело даже не в том, что спина отваливалась, поясницу он вообще уже не чувствовал. Глеб прекрасно помнил, как Ирма не дала к себе прикоснуться на концерте. И как он должен с ней танцевать? По-пионерски, положив руки на плечи?

Но Ирма вообще не собиралась выходить на танцпол с мужем. Еще не дойдя до столика, он напоролся на ее предупреждающий взгляд. Глеб почувствовал раздражение, переходящее в злость. Она хочет его опозорить перед всеми гостями? Зачем тогда вообще пришла? Если уж играть, то играть до конца. Подумаешь, один танец! Он же не собирается ее трахать на глазах честного народа. И вообще не собирается… И она все еще его жена…

Кажется, алкоголь все-таки добрался до его крови даже несмотря на кефирную защиту. Усталость, накопившееся напряжение последних дней, отгоревший на концерте адреналин, раздражение, — все это вылилось в волну злости, которая медленно, но верно накрывала его с каждым шагом, с которым он приближался к Ирме. Он просто выдернет ее из-за стола и заставит с ним танцевать. Как положено верной жене. И пусть только попробует сопротивляться. Мнение у нее свое появилось, как же…

До стола оставалась какая-то пара шагов, когда перед ним неожиданно появилась Ксюшка.

- Дядя Глеб, потанцуем?

Глеб некстати подумал, что девочка-то выросла, когда на каблуках – не ниже его. А в этом розовом платье со шлейфом настоящая девушка. Он хотел сказать ей, что намеревается танцевать с женой, но Ксюша уже положила руки ему на плечи и потянула на танцпол. Не отталкивать же ребенка? Пришлось подчиниться. Уже покачиваясь в такт музыке, обнимая тонкую девчачью талию и искренне надеясь, что гости не настолько испорчены, чтобы подумать плохое, он заметил, что Ирма вышла танцевать с Ромкой. Интересное кино, а с кем тогда Таша? Глеб покрутил головой и обнаружил, что Таша танцует с Никитой. Вид у парня был мрачный, а глаза неотрывно следили за ним. Когда их взгляды встретились, Никита осуждающе покачал головой. Глеб опять вспыхнул. Что он имеет в виду? Ну не к Ксюшке же ревнует?! Совсем уже охренел! Вот сейчас закончится танец, он к нему подойдет и все выскажет, что думает.

Но когда музыка отзвучала и Ксюшка, чмокнув его в щеку, упорхнула за коктейлем, на Глеба накатила апатия. Все, завод кончился, как говорил Ромка. Не хотелось ни с кем разбираться, не хотелось вообще никого видеть. Хотелось, чтобы все быстрее закончилось и его оставили в покое. Забиться куда-нибудь подальше и спать, спать, спать.

Глеб не помнил, чем завершился банкет. Кажется, должен был быть торт и торжественный салют на улице в его честь. По крайней мере, он это оплачивал. Наверное, все это было, но память уже не зафиксировала. Зато он помнил холодное кожаное сидение машины, не его машины, чье-то плечо, слабо доносящиеся до сознания голоса, обсуждающие какого-то Азада. Кто такой Азад? С этой мыслью Глеб и уснул, привалившись к удачно подставленному неизвестно чьему плечу.
Солнечный луч неспешно перемещался по комнате, завоевывая все больше и больше пространства, освещая и словно подчеркивая царивший тут беспорядок: раскиданные в разные углы туфли, смятую рубашку на стуле, свалившуюся на пол бабочку. Сбитые в ком брюки валялись на подоконнике, здесь же громоздились бумажные подарочные пакеты – небольшая их часть. Остальное лежало в прихожей, гостиной и даже на кухне. Игорь вчера сделал не меньше пяти ходок, пока перетаскал все подаренное гостями в квартиру. Что-то еще, кажется, осталось в машине.

Динка осторожно вышагивала между разбросанными вещами, обнюхивая их и явно примеряясь, где сделать лужу. Никита приподнялся на подушках, оценил ситуацию и с приглушенным стоном заполз обратно под одеяло. Черт с ней, с псиной, пусть дудолит на пол, сил встать у него не было совершенно.

Прошедшая ночь вспоминалась как страшный сон. Мало ему было всех переживаний на концерте, банкет добил его окончательно. Ладно, он смирился с тем, что придется сидеть с Вяземскими, а не с Глебом, само по себе это было не так уж плохо. Ник уже убедил себя, что будет просто отдыхать, наслаждаться общением с Ксюшкой и Ташей, слушать дядюшкины скабрезные шутки, есть все те вкусности, о которых говорил Глеб – меню банкета обсуждалось не меньше недели, выпьет, расслабится. Ага, расслабился, конечно.

С первых минут банкета он понял, что за Глебом нужно следить. Обеспокоенный взгляд Таши подтвердил его опасения – у милого адреналин в крови играет, на подвиги потянуло. Или на концерте ему что-то сильно поперек было, или вообще, по жизни. Сейчас выпьет немного и понесется.

Понеслось через часа два. Поначалу Глеб еще держал себя в руках, если не считать слишком уж громкого голоса, явно показного веселья, которое он демонстрировал, обходя гостей. Танцы у фонтана под песни Звягиной тоже не в счет, Глеба вытянули в середину хоровода, но его хватило на пару тактов, потом он отобрал у Ольги микрофон и начал петь сам, не попадая в половину нот. Хорошо хоть гостям было уже все равно.

Когда Глеб потащился к столу хозяина «Крокуса», Никита сразу почувствовал неладное. Не нравился ему этот тип, взгляд у него нехороший, словно насквозь пронизывающий. И не улыбается никогда. А когда Глеб как разъяренный бык на тореадора пошел на жену с явно дурными намерениями, он едва сообразил, что делать, чтобы не вышло скандала. Хорошо, что Ксюшка сидела рядом и сразу поняла, что от нее требуется.

А потом уже Никита следил за Глебом неотрывно. Ромка распорядился быстрее подать торт, запустить этот чертов салют, непрозрачно намекнув гостям, что праздник окончен. На правах помощника Никита уволок уже ничего не соображающего Глеба в машину Вяземских, оставив Игоря собирать подарки и отвозить Ирму.

Дома провозились еще не меньше часа. Пока в душ – мыться пришлось вместе, отправлять Глеба одного было нереально, да и Никите не терпелось смыть с себя грязь и усталость невозможно длинного дня, пока чуть ли не насильно влил в любимого зеленый чай с десятком таблеток активированного угля, пока уложил и сам рухнул рядом.

И теперь вот лежал, пытаясь разглядеть на часах за подвядшим букетом время. Судя по тому, что солнышко добралось до постели, не меньше полудня. Динку нужно выгулять, но сил нет совершенно. Глеб завозился во сне, перевернулся на бок и по-хозяйски обнял Ника, прижав к себе. Никита судорожно выдохнул. Он понятия не имел, как обращаться с Глебом, когда он проснется. В каком настроении его светлость откроет глаза? Кто окажется с ним в постели? Дерганый комок нервов, кукла с остекленевшим взглядом или взбешенный невниманием жены весь такой настоящий мужик? На своего любимого, привычного Глебушку он и не надеялся.

- Доброе утро, мой хороший!

Рука переместилась ниже, скользнула по животу и проникла под прикрывавшее бедра одеяло. Ник непроизвольно толкнулся навстречу ласке, запрокинул голову, встречаясь взглядом с любимым.

- Доброе! Как настроение?

Рука, перестав гладить, сомкнулась на его члене.

- М-м, понятно.

Никита заставил себя развернуться к Глебу лицом и убедиться, что все в порядке – Глеб блаженно щурился от светящего в глаза солнышка и улыбался. Расслабленный, спокойный, родной.

Никита утянул его в поцелуй, долгий и нежный. Ему сегодня почему-то особенно хотелось нежности, словно требовалось убедиться – вчерашний Глеб просто наваждение, ему показалось. Обычно Глеб протестовал против долгих поцелуев, предпочитая более активные действия, но сегодня он тоже никуда не спешил. Вдоволь истерзав любимые губы, Никита переключился на шею, не стесняясь оставлять метки – теперь-то уже можно? Концерт позади, а в офис водолазки потаскает, если стесняется.

Глеб тем временем закончил исследовать его спину, руки подобрались к самому интересному месту, не спеша начав растягивать, готовить.

- Сделать тебе массаж? Ну, как в прошлый раз? – хриплым шепотом спросил Ник.

Глеб прижался плотнее, чтобы Никита мог почувствовать его затвердевший член, демонстрируя, что дополнительная стимуляция не требуется.

- О-о, понятно.

- Что тебе понятно? – промурчал Глеб, раздвигая коленом его ноги. – Хочу свой подарок на юбилей. Можно без праздничной упаковки.

Упаковка, то есть одеяло, полетело на пол. Глеб выбрал свою любимую, но в последнее время подзабытую позу. Нависая над Ником, закинув его ноги себе на плечи, глаза в глаза. Мышцы на напряженных руках бугрились и сводили с ума. Глеб умело держал ритм, не давая себе разогнаться, с садистской неторопливостью и тщательностью подбирая угол так, чтобы волна острого удовольствия снова и снова прошивала Ника. Он намеренно старался задеть член парня своим телом при каждом движении, не позволяя Никите помогать себе руками.

- Не спеши! У нас масса времени.

Опыта Глебу было не занимать, выдержки тоже. Никита порой задумывался, где он мог этого самого опыта набраться, с учетом, что его молодость пришлась на советские годы. Но потом отгонял глупые мысли. Какая разница? Главное, что теперь это самовлюбленное, потрясающе умеющее трахаться сокровище принадлежит ему.

Разгонялся Глеб прямо как его Мерседес – долго, плавно, но уверенно. Никита старался не закрывать глаза, наслаждаясь видом мокрого от пота, со свистом вдыхающего воздух сквозь зубы, с трудом сдерживающего то ли стоны, то ли рычания любимого. Он вжимался в парня так яростно, их тела терлись друг о друга с такой страстью, что Ник не удержался, кончив первым. Глеба хватило еще на несколько минут. Надо было видеть ту смесь наслаждения и гордости, что плескалась в его глазах.

Никита подтянулся, обняв его за шею, слизнул капельки пота, стекающие с висков.

- Ты был великолепен, родной.

- Учитесь, молодой человек, — хмыкнул Глеб, пытаясь выровнять дыхание. – Я бы не отказался от второго раунда, но боюсь, Динка нам этого не простит. Сейчас она дожует мою концертную туфлю и сделает вторую лужу.

Никита засмеялся. Действительно, Диночку пора было вывести погулять, теперь он чувствовал в себе силы совершить этот подвиг.

@@@

День прошел просто замечательно. Сначала они выгуливали в парке Динку, потом обедали, чем Бог послал, а послал он жареную картошку – Глеб уплетал нехитрое угощение прямо со сковородки, заявив, что ресторанные изыски ему уже осточертели, и от души налегал на пиво. Любимый был в отличном настроении, шутил, бесился с Динкой, мимоходом приставал к Нику. Парень уворачивался, придуриваясь, изображал оскорбленную невинность, понимая, что Глебу нужно дать отдых для удачного второго раунда, который тот запланировал на вечер. Потом они вместе разбирали подарки, и Ник сделал массу открытий относительно нравов, царивших в шоу-бизнесе. Сначала в одном из нарядных пакетов обнаружилась картина, изображающая обнаженную барышню. Совсем обнаженную.

- Это что? – Ник с некоторым недоумением рассматривал барышню.

- Живопись, — Глеб сделал ударение на последнем слоге. – А что? Миленько, повешу в офисе, буду любоваться!

- Я тебе повешу! Это кто ж додумался?

- Понятия не имею, я карточку потерял. А это как тебе?

Глеб извлек из следующего пакета огромную и явно тяжелую книгу, и продемонстрировал Нику обложку. Да уж, фантазии у дарителей ноль. Подарочное издание Камасутры, иллюстрированное. Интересно, чего Глеб из этой книги может не знать или не уметь?

- Глебушка, я стесняюсь спросить, а у вас всем принято дарить подарки с сексуальным подтекстом или это ты у нас такой особенный? Зачем тебе этот талмуд? Лучше бы что-нибудь полезное в хозяйстве подарили.

- Ты ворчишь как старая жена! Вот это наверняка пригодится в хозяйстве! – Глеб дотянулся до большой коробки. – Ух ты, тяжелая.

От открыл крышку и засмеялся.

- Смотри-ка, вернулся!

- Кто вернулся? – Ник сунул нос в коробку.

- Сервиз! Я его дарил, кажется, Клеопатре, года три назад.

- Да ладно? Просто совпадение.

- Никакое не совпадение! Ирма тогда при мне заворачивала каждую чашку, я помню эту зелененькую бумагу.

- Обалдеть! Это получается, Клеопатра твой подарок вернула тебе же через три года?

- Нет, Клеопатры вчера вообще не было на банкете.

- А…

- Все просто, — Глеб откровенно веселился. – Она подарила сервиз кому-то еще, а этот кто-то мне. Ну или цепочка была еще длиннее.

- Не распаковывая?

- Ну да. А ты думаешь, мне нужны все эти подарки? Если бы не ты, я бы сейчас это все в шкаф запихнул и забыл.

- Я причем?

- Ну я же вижу, что тебе интересно, — Глеб взлохматил ему волосы. – Иди в нос поцелую!

Они возились на полу, среди кучи подарков. Потом, так толком ничего и не разобрав, пошли звонить Вяземским, узнавать, жив ли Ромка после вчерашнего. Дядюшка вроде много не пил, но тоже вымотался вконец, в машину буквально заползал. После разговора с Ромычем Глеб вообще засветился.

- Ты представляешь! Он говорит, Дэну уже телефоны оборвали! Вчера же трансляция юбилея была по Первому, вся страна посмотрела. В том числе директора концертных залов, филармоний, владельцы клубов, ну то есть все потенциальные заказчики гастролей. И посыпались предложения, меня уже хотят в Брянске, Иошкар-Оле, Киеве и Кишиневе! И это только начало!

Глеб радовался как ребенок. Кажется, именно этого он и добивался, организовывая юбилей – внимания, приглашений, гастролей. Теперь и заработки пойдут. Все это замечательно, конечно, но Никита не знал, как ему реагировать. Снова разъезды, выматывающие выступления, холодные гостиницы. А Глеб ведь обещал, что они поедут на море, отдыхать. Ник уже все спланировал, даже на листочке расписал, чтобы за две недели успеть и Гутенбергу показаться, и на пляж походить, и в Иерусалим съездить, и в Эйлат. Он знал десятки интересных мест в Израиле, которые хотел показать Глебу. А теперь получается, что ничего этого не будет?

Поговорив с Ромой, Глеб тут же начал звонить Дэну, вооружившись бумагой и ручкой, вместе они прямо по телефону прикидывали гастрольный график. Никита молча наблюдал за ним, не решаясь вмешаться. Если сейчас влезет со своими планами и напоминаниями о данных обещаниях, поругаются, как пить дать. А Глеб в кои-то веки доволен жизнью.

- Ник! – голос Глеба выдернул его из раздумий. – А ты же можешь в Интернет залезть почитать, что там про юбилей пишут?

- Могу, конечно.

Еще несколько часов они сидели перед ноутбуком, читая восторженные отзывы вчерашних зрителей, разглядывая любительские фото. Профессиональных материалов было мало – сегодня воскресенье, все журналисты, побывавшие на празднике, только завтра понесут в редакции все написанное и снятое. Критические замечания тоже встречались – кому-то не понравилось, что некоторые из гостей пели под фанеру, кого-то обидело, что Глеб спел не все свои песни, ну а кому-то вообще ничего не понравилось. Но Никита старался вслух зачитывать только положительные отзывы, а сам Глеб особенно в тексты не всматривался – без очков он более-менее нормально видел только картинки, а очки где-то потерялись еще вчера. Так что вечер прошел мирно.

@@@

На следующий день они отправились в офис. Глеб обещал, что поработает всего пару часиков – он хотел встретиться с Дэном и еще раз пройтись по гастрольному графику, к которому за ночь добавилось еще два города на Дальнем Востоке. К тому же в офис должны были подъехать с телеканала «Культура» — с утра позвонил представитель канала и предложил Глебу сделать цикл передач о советской эстраде. Глеб тут же загорелся этой идеей, и Ник понял, что море им не светит ни при каких обстоятельствах, такой шанс Глеб не упустит. После офиса планировали поехать к Вяземским, отметить еще раз День Рождения любимого теперь уже узким семейным кругом, Таша обещала фирменный торт испечь. Но не случилось.

Все произошло как-то слишком стремительно. Марина как раз подала им кофе, Никита по обыкновению пристроился с чашкой и сигаретой на подоконнике, дымить в форточку, Глеб уселся в свое «президентское» кресло и включил телевизор, неизменный «Спорт», когда раздался звонок.

- Азад? – Глеб с удивлением взглянул на дисплей. – А ему что от меня надо? Да, Азад, я тебя слушаю. Что случилось? Погоди, я не понял…

Любимый слушал, с каждой минутой все больше мрачнея.

- Но я не понимаю, почему… Мы ведь договорились… Хорошо, как скажешь.

Глеб захлопнул телефон и растерянно посмотрел на Никиту.

- Азад звонил. Он требует, чтобы я немедленно расплатился с ним за аренду.

- Почему? Вы ведь договорились об отсрочке.

- Понятия не имею! Он как с цепи сорвался. Ну то есть разговаривал он спокойно, но таким тоном…

- А что будет, если ты не заплатишь? – Никита выкинул окурок в окно, закрыл форточку и пересел ближе. – В суд подаст?

Глеб пожал плечами:

- Не знаю. Но вообще с такими людьми, как он, стараются не ссориться. Странно все как-то. Надо с Ромкой посоветоваться.

Но дядюшка не отвечал, набрав его несколько раз, Глеб решил, что поговорит при встрече. Заглянула Марина, отпросилась на десять минут, до магазина сбегать, на обед себе что-нибудь купить. Глеб только рукой махнул – не до тебя сейчас. Только за ней закрылась дверь, явился Дэн, чем-то явно расстроенный.

- Ну наконец-то! – Глеб даже встал из-за стола пожать ему руку. – Давай уже работать, мне сейчас деньги позарез нужны. Что там у нас, больше никто не наклюнулся?

- Прости, Глеб, у меня плохие новости. Трое из вчерашних сегодня перезвонили и отменили свои заявки. Остались пока Киев и Кишинев.

- Как отменили? Почему?

- Понятия не имею! Я спрашиваю – говорят, планы изменились, передумали. А еще же ни договор не отправляли, ни подписывали ничего, обязательств никаких. Я вообще не понимаю, что происходит, детский сад какой-то.

Никита внимательно наблюдал за Глебом. Он уже начинал о чем-то догадываться, хотя очень надеялся, что ошибается. Любимый выглядел растерянным настолько, что даже не скандалил. Просто барабанил пальцами по столу, пытаясь осмыслить ситуацию.

- Так, ладно, — наконец нарушил он затянувшееся молчание. – Связывайся с теми, кто остался, быстро заключай с ними договора и …

Договорить ему не дал очередной телефонный звонок. Никита заметил, что на сей раз на кране высветилось «Ирма». А ей-то что надо? Решила поблагодарить за испорченный вечер? На Ирму Никита был зол, очень зол. Да, Глеб повел себя в ее отношении неправильно, да, он во многом виноват. Но вот этого брезгливого выражения лица, презрения, которое она явно демонстрировала по отношению к Глебу, он простить не мог.

Дэн деликатно вышел из кабинета, поняв, что Немов разговаривает с женой. А не понять было трудно, ибо голос Ирмы отчетливо звучал в комнате, Ник прекрасно слышал все, что она говорит:

- Ты скотина, Глеб! Ты просто скотина! Я ожидала от тебя чего угодно, но только не этого! Я думала, у тебя есть хоть немножко мозгов! Ну хоть чуть-чуть! А ты всегда думал только одним местом. Мне уже позвонили все подружки. Они откровенно ржут, Глеб, надо мной ржут! Благодаря тебе я стала посмешищем! Все наши общие друзья, Глеб, теперь будут надо мной смеяться. Мне больше не с кем общаться. Я тебя ненавижу, Глеб! И я подаю на развод!

Раздались гудки, Ирма бросила трубку. Глеб сидел с каменным выражением лица, только губы тряслись и рука, державшая телефон, дрожала. Черт возьми, да что происходит?!

Никита не успел ничего предпринять, как-то успокоить Глеба – открылась дверь и на пороге появилась Марина. Раскрасневшаяся, взволнованная, с коробкой «Доширака» в одной руке и каким-то журналом в другой.

- Глеб Васильевич! Глеб Васильевич, там такое!!! Я хотела «Гламур» купить, пошла в киоск, а там вот…

Марина положила журнал на стол перед Глебом. На обложке крупным планом был Немов. Немов, страстно целующий Никиту. И заголовок большими, даже без очков легко читаемыми буквами: «Неожиданность от юбиляра! Народный артист Глеб Немов предпочитает мальчиков!». Дальше читать не имело смысла, Никита и так знал, что увидит, перелистнув страницу. И все-таки чисто машинально перелистнул. Еще раз посмотрел на хорошо известные ему фотографии. Но как? Когда он успел? Ведь Глеб не отказал ему в повторном транше, а потом Никита «решил» проблему. Или это не Горнов?

Догадка прошила Ника электрическим разрядом. Сука, убью! Просто убью, голыми руками. У него были копии. Ну конечно были, сделать копии файла – дело двух минут. Зачем они ему понадобились? Хотел его, Ника морду на память сохранить? Или случайность? Горнов мог оставить у парня флэшку, или ноутбук. Или у него вообще был доступ к файловому хранилищу любовника. Да что угодно, вариантов может быть масса. Какая разница? Теперь уже какая к черту разница?

Никита вылетел из кабинета Глеба, даже не заметив, что испуганная Марина последовала за ним. Промчался через приемную, оказался в коридоре. Где-то в телефоне у него был записан номер этого подонка. Он не знал, что ему скажет. Что-нибудь. Шли гудки. Не хочет брать трубку? Правильно делает. Но он все равно его найдет, из-под земли достанет.

- Я вас слушаю.

Голос в трубке был женский и какой-то тусклый. Никита растерялся:

- Мне нужен Константин.

В трубке послышались рыдания, сквозь которые Ник не сразу разобрал фразу: «Костя погиб. Он сегодня утром выбросился из окна».

Никита скурил три сигареты, прежде чем почувствовал в себе силы вернуться к Глебу. Нужно было что-то говорить, как-то попытаться его успокоить. Но что сейчас можно сказать? Случилось то, чего Глеб боялся больше всего. И вся профессиональная выучка Никиты пасовала перед осознанием настигшей их катастрофы. И все-таки он собрался с силами и вошел в кабинет. Глеб сидел в кресле все с тем же каменным выражением лица и смотрел на снимки. О том, что он все еще здесь и осознает, что с ним происходит, свидетельствовала одна-единственная слезинка, медленно и неотвратимо стекающая по щеке, застревающая в резко обозначившихся морщинках. Нет, это просто невозможно выдержать. Ну почему? Почему именно сейчас, когда все было так хорошо?

Никита подошел к столу. Обнял Глеба за плечи. Не оттолкнул, уже легче.

- Глеб! Глеб, ты меня слышишь? Глеб, мы оба живы. Мы здоровы. Значит, ничего фатального не произошло. Жизнь продолжается. Ты слышишь?

Никита ткнулся подбородком в мягкие, пахнущие мятным шампунем волосы.

- Глеб, нечего здесь сидеть. Поехали к Вяземским. Ты слышишь? Вставай, родной.

- Не могу.

Глеб оттолкнулся от стола и развернулся на стуле лицом к Никите. В его глазах плескался звериный ужас, смешанный с какой-то безумной, нечеловеческой тоской.

- Не могу, Никит. Я ног не чувствую.

Солнечный Израиль. Море, пальмы, чайки. Куда ни плюнь – достопримечательность, памятник истории. Галдящие туристы, важные матроны в окружении детишек в уютных сквериках, спешащие куда-то ортодоксы в чудных одеяниях. Он так мечтал снова приехать сюда, с Глебом, вдвоем. Приехал.

Глеб сидел в инвалидном кресле, безучастный ко всему на свете. Неудивительно, в общем-то, его уже три дня держали на транквилизаторах, чтобы не допустить еще и сердечного приступа в придачу. Или чего похуже. Хотя куда уже хуже.

Доктор Гутенберг задумчиво рассматривал снимки. Он только что закончил обследование Глеба, проверил все, что можно было проверить, но результатом так и не был удовлетворен.

- Что я могу тебе сказать, Никита, — доктор отложил снимки и снял очки, устало потирая переносицу. – Я твердо уверен, что мы не виноваты. Имплант на месте, он не сдвинулся ни на миллиметр. Я не вижу на снимках ничего, что могло бы привести к параличу. Нет, мы конечно можем провести диагностическую операцию, но это колоссальный риск. Во-первых, возраст уже не тот, чтобы давать наркоз по любому поводу. Во-вторых, повторное вмешательство увеличивает риск попадания инфекции на семьдесят процентов! И в-третьих, я не могу гарантировать, что мы что-то найдем и сможем исправить. Я все-таки склонен думать, что у Глеба Васильевича это психологическое. Это реакция на сильный стресс. А значит, хирурги вам ничем не помогут.

Никита сильнее сжал руку Глеба. В последнее время он испытывал непреодолимое желание постоянно поддерживать с ним физический контакт, как будто боялся, что Глеб может исчезнуть. Теперь-то им уже никого не надо стесняться. Все, отстеснялись уже.

- И что же делать, доктор? – он все-таки смог задать этот вопрос, сглотнув застывший в горле ком.

Доктор Гутенберг протянул ему историю болезни и развел руками:

- Любить. Любить и беречь.