Обстоятельства

- А подружку как зовут? – внезапно спросил Леонид. Вопрос прозвучал слишком неожиданно, отвлекая от смелых мыслей.
- Что? – Макс кажется даже не расслышал. - «Вот оно – пан или пропал» - мелькнуло в голове. – Подружку? – медленно растянул он и лукаво ухмыльнулся – Славкой зовут.
Вспыхнула и погасла улыбка, смытая недобрым огоньком Лёниных глаз. Хотя внешне он остался совершенно невозмутимым.
- Ты зачем пришел? – вдруг резко спросил он.
Макс опешил.
- Просто в гости к соседу зашел. Нельзя?
- Давай-ка, топай домой. – отрезал Леонид.
Максим обиженно поднялся и направился в коридор, ругая себя за то, что вообще пришел. Алкоголь всегда обострял эмоции и притуплял способность ясно соображать и мыслить. Что он вообще себе напридумывал, что насочинял? Ошибся? Или все-таки нет? Надо было понять, выяснить, вывести на откровение, на правдивые эмоции.
- Одичал ты тут совсем! – зло выкрикивал Макс, пытаясь попасть ногами в угги. – Нет в тебе доброго ничего! Сидишь тут, как сыч, один. Отгородился от мира. А миру, знаешь ли, плевать на тебя. Думаешь от того, что ты тут один сидишь, никто о тебе ничего не знает? Никто не догадывается?
Вот тогда Леонид и потерял последнее терпение.
- Тебе чего надо, сопляк?! – взорвался он злобой, которую сложно было представить, которая до неузнаваемости исказила его лицо. - Пришел мне сюда выговаривать? Пришел мне мое место указать? – с этими словами он с силой схватил Макса за грудки и в порыве занес над его лицом совсем немаленький кулак. Макс зажмурился, гадая про себя: - «Сломанный нос или выбитые зубы?». Разница в весовых категориях была явно не в его пользу.
А Лёня держал в горсти кофточку, смотрел на зажмуренные глаза и жалел мальчишку. «Глупый еще, молодой.» - ослабил хватку и отпустил вовсе.
- Иди, Максим, домой и не приходи больше. – неприкрытая горечь сквозила в словах.
Может и не было бы ничего. Хлопнул бы тогда Макс дверью, злой на себя и весь мир. Ушел бы, забыл. Если бы не горечь эта, если бы не поникшая голова. Резануло тогда по живому. Остановился. Понял.
- Не уйду... Не дождешься… Не сейчас… - тонули в сбивчивом шепоте обрывки фраз.
Противный писк будильника вырвал из сладкого сна. Макс пошевелился и понял, что тело все затекло и онемело. От того, что кровать была очень узкой, он почти не поворачивался во сне, продолжая лежать в одной и той позе. Сзади себя он чувствовал тепло и дыхание Лёни, который обнимал его одной рукой.
- Пора мне вставать, а ты еще спи. – прохрипел его сонный голос.
Но Макс немного поворочался и сел на кровати, свесив ноги.
- Нет, я пойду.

Рано утром дом пробуждался ото сна. Горела на кухне лампочка в деревянном резном плафоне. Мерно тикали на стене часы, задавая жизни привычный ее темп. Большая кастрюля с собачьей кашей томилась на огне. Жарилась в сковороде яичница.
Лёня напилил толстых ломтей хлеба с такими же кусками колбасы. Вскипятил чайник и поставил приборы и тарелки на стол – себе и Максу.
Мамай тоже проснулся. Вытянулся от кончиков лап до хвоста, зевнул, широко открыв огромную пасть, и лениво завилял хвостом. Скоро в коридоре послышалось громкое чавканье пса, который с космической скоростью поглощал кашу из огромной миски.
Макс видел, что-то беспокоило Лёню. Какой-то вопрос крутился у него на языке, но он все не решался его задать.
- Ты во сколько вернешься? – спросил Максим.
- Часа в четыре. – и после минутной паузы, глядя куда-то в сторону неуверенно. – Придешь?
- Приду. – с улыбкой ответил он, понимая теперь причину беспокойства.
Лёня вышел на улицу, откуда вскоре послышался звук заведенного мотора .
- Умели же раньше машины делать! – нарочито бодро воскликнул он, вернувшись. - Черокез старый. Мечта братков лет эдак двадцать назад. А заводится с первого раза. Любой мороз нипочём. Сосед же каждую ночь аккумулятор от новых жигулей, домой забирает. Чудеса отечественного автопрома, блин!
- Хорошо мне с тобой. – просто ответил Макс.
Лёня внимательно посмотрел на него, подошел молча и несильно сжал Макса за плечо.
Через десять минут все трое, Максим, Лёня и Мамай, вышли на улицу. Было темно. Черно-синее небо лишь на горизонте приобрело красновато-кирпичный оттенок. Леонид открыл дверь багажника, и Мамай запрыгнул на свое место.
- До вечера?
- До вечера.
Максим еще с минуту стоял, наблюдая, как исчезают красные огни Джипа за поворотом.

Возвращаясь домой, вдыхал морозный воздух. Ловил лицом одинокие колкие снежинки, которые ветер поднимал с земли. Деревня, несмотря на ранний час, оживала. В домах загорался свет. Кто-то выходил на улицу, заводил машину. Где-то слышался плач ребенка. А справа от него тянулись вереницей деревья у обочины. На светлеющем небе были видны их призрачные силуэты. Максим шел медленно, погруженный в свои мысли. Что-то теплое и уютное свернулось в самой глубине грудной клетки.


Дом встретил ярко горящими во всех окнах огнями. Баба Маша не спала и возникла, как призрак в дверном проеме.
- Ты где был всю ночь?! – набросилась она сразу, как он вошел.
- Как где? Я же тебе говорил куда собирался. – ответил он тихо, спокойно. Снял обувь и повесил дубленку на вешалку.
- А что ты там всю ночь делал? – бабка уперлась кулаками в бока.
Макс начал злиться.
- Я перед тобой отчитываться должен? Посидели, выпили, домой идти было лень, вот и остался.
- Слушай, Максим, я ж тебе говорила, какие слухи ходят, о чем люди говорят. Как это все по-твоему выглядит?
- А мне какая разница, что люди говорят? На чужой роток не накинешь платок. И потом, тебе то что?
Баба Маша эмоционально схватилась за сердце.
- Ох, доведёшь бабку до инсульта! – кряхтела она. – Ох, что же творится? Внучок ночами по мужикам шляется. Что люди подумают? Подумают, что ты шашни с ним крутишь. Стыда не оберемся.
- А чего тут стыдного? – искренне спросил Макс. – Кому какое дело, с кем я шашни кручу?
Бабка на секунду лишилась дара речи и вылупила на него свои старческие глаза, которые вот-вот грозились вылезти из орбит.
- Максимка, ты меня такими разговорами не пугай! Не надо так с бабушкой. Шутки твои глупые.
Макс на секунду задумался, стоит ли. Терять, в общем, было нечего. Сегодня или завтра, все равно. Скрывать и прятаться он не собирался.
- Так я не пугаю тебя и не шучу.- последовал серьезный ответ.
Баба Маша демонстративно сплюнула, резко развернулась и вышла. Слушать дальше она не хотела, страшась узнать большее. Макс же спокойно пошел досыпать и проснулся только в два часа. Умылся и зашел на кухню. Бабка молчала, поджимая губы, и с подозрением посматривала на внука, который делал вид, что ничего особенного не произошло. Ближе к четырем он заспешил собираться.
- Ты куда намыливаешься? – накинулась она с вызовом.
- Туда же, куда и вчера. – не собирался он уступать.
- Не пущу! – бабка загородила своей маленькой фигуркой дверной проход. – Не пущу! – почти крикнула она.
Макс покорно со вздохом опустился на стул. «Приехали! Ну что же, сама напросилась!» - промелькнула злая мысль. - «Так даже лучше».
- Надо поговорить. – процедил сквозь зубы и тихо начал.
Долго он рассказывал о себе, о том, что всегда был таким. А она сидела, скукожившись в кресле, держась рукой за сердце.
- Придется тебе принять, как есть! Или не принимай вообще! Так я мигом вещички соберу и больше ты меня не увидишь. - было жестоко, но в данной ситуации открыть карты было единственно возможным выходом. - Ну скажи мне, что изменилось от того, что ты узнала? Небось, извращенцем меня теперь воображаешь? А правда в том, что я такой же, как все и хочу того же, что и все. Хочу быть любимым и любить, как могу и как умею.
Она молчала. С одной стороны, все было по-честному. Он искренне рассказал, и, в глубине души, она понимала все, что услышала. С другой, все было неправильным по ее представлению. Вернее по представлению, которое она привыкла считать правильным. В голове было столько дум, что сложно было организовать их и собрать воедино. И больно и слишком тяжело вот так сразу понять и принять.
Одно она знала наверняка. Перед ней сидел Максим, ее единственный внук, которого она знала с его рождения. Видела первые шаги, слышала первый детский лепет. Сидела с ним, когда он маленький болел, пела колыбельные перед сном. А теперь он уже взрослый. Человек, сделавший свой выбор. «Принять или потерять?» - мрачный вопрос повис в пространстве. Смотрела баба Маша и видела перед собой вроде того же и одновременно другого Максима. Максима, которого еще не знала.
- Подумать мне надо, Максим. Нелегко все это. Ты только сейчас к нему не иди. Погоди пока стемнеет, часов до семи. Знаешь, как говорят? Если ты плюнешь в общество, общество утрется. А если общество плюнет в тебя, ты утонешь. Тем более, тут тебе не Москва.
И жалко ее было, сморщенную, старую и себя жалко. Но знал, что не оттолкнет. Знал примет, как есть. Надо было пройти через это.
Он хотел благодарно обнять, но старушка отстранилась. Теперь предстояло убить время до вечера. Макс посидел, посмотрел телевизор, полазил в интернете, но не нашел ничего интересного. Как люди могли сутками просиживать там?
Прошел час, потом еще один, солнце село и на улицу опустились синие сумерки. Наконец, когда стало совсем темно, Максим оделся и вышел.

И вот он, отрезок жизни, четко ограниченный временными рамками. Делай с ним, что хочешь. В то время, как календарь будет следить за каждым шагом, отмечая каждый день цифрами-статистами, черными в будни и красными в выходные. Жизнь урывками. Тёмными ночами. Под утро, когда валились на узкую кровать и засыпали, вымотанные друг другом. И днями, когда было время на прогулки с Мамаем по лесу.

Иногда парились в бане. До одури охаживали друг друга березовыми вениками, а потом нагишом ныряли в снег. Все тело словно обжигало огнем, а сердце от такого контраста разгоняло кровь с сумасшедшей скоростью. А, бывало, смеялись, как мальчишки, до колик, до боли в мышцах, уже и не помнилось о чем, просто хорошо было.
И разговоры, когда, все больше доверяясь, узнаешь друг друга. Но лишнее все это, не нужное. Ведь неминуемо близился момент, когда должно было все закончиться. Будто жил во сне и предстояло проснуться, вернуться в свою реальность.

Максим перенес отъезд еще на неделю, но оставаться дольше уже не мог. Заказы горели и надо было возвращаться в Москву. Подводить людей, которые рассчитывали на него, было не в его правилах. Даже эту дополнительную неделю предстояло наверстывать, работая не покладая рук. Срок вышел.
«Послезавтра» - единственное слово, которое непрерывно всплывало в голове. Макс стоял у окна и смотрел вдаль на большие белые сугробы, на заснеженные деревья. Наблюдал, как весело возятся птицы у кормушки, перелетая с место на место. Но на самом деле всего этого не было, была лишь пустота. Путь в никуда. Возврат к жизни, которой привык, к работе, к Славке. Безнадега.
- Что, Максимка, тяжело? – спросила баба Маша вкрадчиво, подойдя к нему.
- Да, нелегко.
- А никто и не говорил, что будет легко. Никто тебе в этой жизни праздник не обещал. За все надо бороться. Все дается трудом. Либо обстоятельства тебя, либо ты их, третьего не дано. Но ты, Максимка, знай, если захочешь приехать в гости, если захочешь пожить тут, так бабка будет только рада. Будет кому стакан воды подать на старости лет. Будет кому помочь. – она демонстративно-страдальчески раскачивала головой, а сама хитро щурила глаз, давая направление его мыслям.

Последняя ночь и прощание. Сердце трещало по швам, рвалось на лоскуты.
- Давай хоть телефонами обменяемся?
- А зачем, Максим? Будешь звонить узнавать, как дела? А я неизменно буду отвечать, что все хорошо. Что еще не подох от тоски по тебе. Ну уж нет. Тут расходятся наши пути дорожки. Тебе в одну сторону, мне в другую.
- Как же мы будем? – на этот вопрос не было ответа. Можно, конечно, было попробовать встречаться изредка, вырываться на несколько дней. Но был у Макса такой опыт, когда метался между Питером и Москвой. Вначале раз в неделю, потом раз в месяц. Не выдержала любовь расстояния, разбилась о быт и намотанные километры. Он и сам понимал, то, что здесь и сейчас, это конец.
Лёня горько хмыкнул.
- Как раньше жили, так и будем жить. – он протянул свою руку, но Макс не выдержал и крепко обнял.
- Ну, бывай. Даст Бог, свидимся еще. – Лёня отстранился. В серых глазах застыла тоска. И хотелось сказать что-то большее, но времени не было, поезд. Да и кому вообще нужны эти слова?

***

В квартире негромко играла музыка. Из небольших колонок голос Ветлицкой что-то пел про глаза цвета виски. Размахивая в такт бокалом шампанского, Славик перемещался по комнате, мурлыкая слова песни себе под нос.
Открыв входную дверь, Макс устало бросил сумку на пол. Сил не было совершенно. Споткнулся о Славкины ботинки, но не разозлился, как обычно, а просто отодвинул их в сторону ногой.
- Ты вернулся? - Славик расплылся в улыбке. Подошел сзади, обнял. Скользнул руками куда-то вниз. Засопел в ухо.
А Макс чувствовал только рыхлый живот и ничего больше. Будто и не было человека, а только эта обрюзгшая масса за его спиной.
- Оставь. Устал.
Славка обижено отстранился, посмотрел исподлобья. Но уже через минуту вернулся к своему прежнему благодушному состоянию. У него были шампанское и Ветлицкая.
Раскладывая вещи, Макс незаметно рассматривал Славика. Рыжие волосы аккуратно зачесаны назад. На черной обтягивающей футболке выложено стразами «Rock Star», что никак не гармонировало с незатейливым пением, доносившимся из музыкального центра. Но вся умело подчеркнутая красота Славика казалась сегодня какой-то приторной, ненастоящей и… рыхлой.
- Куда-то собираешься? – спросил Макс вяло.
- Ага. У Олежки сегодня день рождения. Стол заказан в «Пеликане». Представляешь, сама Оливия Норштайн будет вести вечер! – он округлил глаза и прижал ладонь к груди. – Все-таки, она лучшая! Знаю, ты не любишь, но может пойдешь с нами? Олежка будет рад тебя видеть.

Меньше всего Максу хотелось видеть, как Олежку, так и Оливию. Он с трудом запоминал все эти звучные имена травести див и без эмоций смотрел их выступления. Лучшей он ее не считал, так же как и любую из них. Но еще большую тоску наводила мысль о предстоящем одиночестве в четырех стенах квартиры. Ночь самоедства была не лучшей перспективой.
- Знаешь, пожалуй, схожу. Только дай минут пятнадцать – приму душ.

В «Пеликане» царила обычная атмосфера. Почти все столики, за которыми пестрела разношерстная публика, были заняты. Были тут и мужчины в возрасте и совсем молоденькие мальчишки. Кто-то был шумными компаниями, кто-то с парой, кто-то с подружкой. Отовсюду слышались громкие подвыпившие возгласы, веселые разговоры и смех. Такое столпотворение всегда случалось в дни шоу. Прокуренный воздух выедал глаза. Перемигивались разноцветные огни. Олежкин стол, самый большой, был красиво сервирован. В центре его стояла ваза с цветами, а сам Олег восседал во главе. Еще за столом сидело человек десять, почти всех Макс уже знал. Когда виновник торжества увидел вновь прибывших, выпорхнул из-за стола и, подбежав к Славику, звонко чмокнул его в щеку.
- Рыжуля приехал. Привет, солнце! – потом повернул голову в сторону его спутника. – О, да ты не один, ты с женой.
Макса всегда коробило это слово по отношению к одному из партнеров в паре. Но он подавил раздражение и заставил себя улыбнуться.
- Привет, Олег. С днем рождения! – сказал и протянул пакет с подарком.
- Спасибо, милый. Садитесь скорее! Скоро начнется!
Он опять засуетился и махнул кому-то тоненькой ручкой. Пришел официант.
- Димуля, еще шампанского. – и тот, покачивая бедрами, устремился к барной стойке.

Макс сидел за столом, ощущая себя разбитым и несчастным. В таких местах его не покидало ощущение полнейшего одиночества, несмотря на то, что сидел в окружении толпы. Вроде все вокруг смеялись, разговаривали с ним, и он даже что-то отвечал. Но в глубине себя ощущалось, что за столом с ним больше никого нет. «Кто все эти люди вокруг? Что я здесь делаю?» - думал он.
Но мысль была прервана. Торжественно прогремела музыка, затрещала барабанная дробь и красные портьеры с мохнатыми золотыми кистями понизу распахнулись. На сцену вышла Оливия под громкие аплодисменты и крики зала.
- Привет, котята! – манерно растянул Оливия, плавно передвигаясь по сцене на высоченных каблуках. Черное бархатное платье в пол было расшито стразами, которые ловили на себе отражение разноцветных лучей. Несмотря на солидного вида грудь, под расшитой сверкающей тканью четко вырисовывался силуэт широких мужских плеч, накачанных ног и упругих ягодиц. Нарисованные черные брови дугой придавали лицу хищное выражение. Но больше всего на всем этом разрисованном пятне выделялись губы с ядовито красной помадой. Губы кривились, ухмылялись, улыбались и не закрывались, продолжая извергать из себя бесконечный поток слов. - У нас сегодня событие! Нет, не у вас мужики, слабый вы наш пол! – зал взорвался смехом. - Что ржете?! У нас событие! У девчонок! – Оливия обернулся к Олежкиному столу. - День Рождения нашей принцессы! – он подмигнул. - Давайте все вместе поздравим! - и она затянула мужским хриплым баском «Happy Birthday to you». Зал радостно поддержал.
Олег расплылся в улыбке и жеманно прижал ладошки к лицу, изображая стеснение.
- И сколько же нам исполнилось? – томно прохрипел в микрофон Оливия.
- Девушку неприлично спрашивать о возрасте. – Олежка сложил губки бантиком. – Шестнадцать, конечно. – и он, прикрыв рот рукой, тихо засмеялся.

Началось шоу. Оливия отмачивал сальные пошлые шуточки, сдобренные отборным матом, и периодически присаживался к кому-то из гостей на колени. Кто-то все время пытался его напоить и, то и дело, у Оливии в руке появлялся бокал с какой-нибудь горячительной жидкостью. Потом все стихло и зал наполнился мягко-мяукающим голосом Анжелики Варум. Оливия, четко попадая в слова, открывал красные губы, имитируя пение. Кружился в танце, гибко изгибался, поднимал руки вверх, замирал, томно смотрел из под наклеенных ресниц, эротично присаживался и откидывал назад пряди волос белоснежного парика. Публика была в экстазе. Не было ни одного присутствующего, кто бы не подпевал. А Олежка радовался как ребенок и пританцовывал, сидя за столом, периодически, манерно складывая на коленках руки, как куриные лапки.
- Ой, я такая пьяная. А как напьюсь, дура дурой – пищал он.
Максим чувствовал, как тошнота подступает к горлу. Вспоминалась такая простая и настоящая жизнь с Лёней. После всего, что было, происходящее здесь казалось таким неестественным, что он с трудом сдерживался, чтобы не нахамить кому-нибудь. Вместо этого заливал свое раздражение водкой, которая, как водится, приносила с собой еще большее раздражение.
Но Олежка не унимался. Он смотрел своими масляными пьяными глазками и уже который раз докапывался до злого Макса.
- Ну что ты сегодня, как царевна Несмеяна? Улыбнись уже.
- Оставь, Олег! Правда, оставь в покое. – изо всех сил крепился он.
- Нет, не оставлю, пока не улыбнешься. Пойдем потанцуем. Пригласи девушку на танец. – он навис над сидящим Максом и положил руку ему на плечо.
Этого прикосновения было достаточно. Макс побелел, вскочил, как ужаленный и с бешенством посмотрел на Олега.
- Слушай, девушка, ты, что оглохла?! Отвали! Манерные сучки не в моем вкусе!
С этими словами он резко рванулся и выскочил из зала. Уже в раздевалке его нагнал Славик.
- Ты что, ошалел?! Что на тебя нашло? Зачем человеку праздник портишь? – громкий голос почти переходил в крик.
Максу и самому было стыдно за свое поведение.
- Ты прав, прости. Но не могу я больше. Не мое все это. – он развел руками. – И ты тоже. Славка, ты прости меня. Ничего у нас не получится. Хотел тебе сказать не здесь и не так, но так уж вышло.
- Что?! – Славкины рыжие волосы взметнулись, как языки пламени. – Ты что несешь?!
- Все, Слав, не могу. Не могу и не хочу. Неужели ты сам не видишь? Мы с тобой, как с разных планет. Люди, живущие под одной крышей, объединенные привычкой.
- Знаешь, Макс, ты больной! Реально, тебе врачу показаться надо! А вообще ты и сам меня достал своим чистоплюйством, бесконечным промыванием мозгов и своей сгорбленной над рабочим столом спиной ночами напролет. Пожалуй ты прав, так будет лучше. – он уже спокойно поправил рукой прядь волос, которая выбилась из прически и, гордо развернувшись, вернулся в зал.
«Вот и все.» - подумал Макс и вышел на улицу.

Мокрый снег падал на голову. Таял и холодными каплями стекал за воротник, прокладывая себе леденящими дорожками путь к теплу шеи. Неприятно. Холодно. И… все равно. Максим шел по улице, горящей мёртвыми неоновыми огнями, облитой миллионами сверкающих лампочек. Мелькали зазывающие вывески каких-то модных брендов, магазинов, ресторанов и кафе. Но все было безжизненным. Даже редкие деревья, периодически возникающие на пути, казались мертвыми и слишком прилизанными. Было совсем неважно куда идти, главное вперед, главное подальше от себя.

Наконец, в квартире воцарилась привычная тишина и чистота. Сегодня Максим, как всегда, работал, сгорбившись за столом. Перед ним лежало будущее его произведение, брошь из белого золота 750 пробы в форме цветка. Несмотря на то, что камни еще были не закреплены, он уже видел ее законченную перед своим мысленным взором. В сердцевине цветка он хотел ставить Танзанит, камень получивший название в честь своего места рождения - Танзании. Он взял его в руку. Это был редкий экземпляр, с александритовым эффектом - меняющий цвет, в зависимости от освещения и того, под каким углом на него смотришь. От глубокого насыщенного синего с едва уловимыми фиолетовыми нотками до лилово пурпурного. 5,5 карат ограненные в форме груши. Удивительная прозрачность и блеск света, отражающегося на каждой грани, не могли не восхищать. Ни в какое сравнение не шли с ним более мелкие голубые фантазийные бриллианты, в форме маркизов, которые он собирался ставить в лепестки. Но Танзанит хрупкий камень. Даже при неправильной закрепке могла пойти трещина.

Максим медлил. Руки предательски дрожали. Что-то все время было не так. К тому же сильно отвлекал звук, доносившийся с улицы - скрежет лопаты об асфальт. Погода дала резкий температурный скачок, и за ней последовала неожиданно наступившая оттепель. Теперь снег катастрофически быстро таял, погружая город в грязную жижу. На улице, откуда доносился звук, дворник счищал эту кашу, сгребал в кучу, зачерпывал лопатой и отбрасывал в сторону. Монотонно повторяя одно и тоже движение снова и снова. Звук этот просто сводил с ума, скрежетал по нервам.

Макс тяжело вздохнул и уронил голову на руки. Застыл в таком положении. Просидел, не двигаясь пару минут. Потом резко выпрямился и погрузил пальцы в волосы. Взъерошил их. Уставился, не мигая, в окно. Едкая боль просачивалась в сердце, отравляя своими токсинами весь организм. Вдруг потерялся смысл всего, чем он жил раньше. Рассыпалась в прах иллюзия отношений, не важными стали прошлые цели. Все вытеснили серые глаза с застывшей в них болью и фраза: «Ну бывай, даст Бог свидимся еще.» Но на пути к «свидимся», выстраивались длинной назойливой вереницей различные обстоятельства. Толкались, лезли друг на дружку, наваливались грузом последствий.

Неужели бывает так? Встречаешь человека и уже не понимаешь, как мог жить без него всю жизнь…
«Нет. Не возможно так!» - он даже топнул ногой. – «Ну что, обстоятельства, вы меня или я вас?»

***

- И вот здесь, вашу подпись, пожалуйста, Максим Андреевич. Спасибо. – агент сложил бумаги в файл.

Максим еще раз взглянул на молодую супружескую пару. Пару, которую выбрал из множества претендентов, на его квартиру, которую решил сдать. Выбрал именно их, таких молодых и счастливых.
- Вот и все. – он широко улыбнулся. - Добро пожаловать, теперь уже, к себе домой.
Девушка застенчиво улыбнулась и трогательно поблагодарила, а парень пожал руку.
Последовали последние детали - обмен нужными телефонами, передача ключей, обход владений. Вроде все. Максим обозначил, что будет приезжать за оплатой один раз в месяц и больше никак не побеспокоит новых квартирантов.
От последних хлопот отвлек звонок мобильного в кармане.
- Да, Гриш, уже бегу! – крикнул он в трубку, махнул ребятам рукой и побежал вниз с оставшимися сумками.
Гриша – бывший одноклассник Макса, занимался автоперевозками. На просьбу помочь с переездом откликнулся сразу и с большим рвением. «Для чего же еще нужны друзья, как не для взаимопомощи.» - гордо заявил он тогда в трубку.
Теперь же недовольное Гришино лицо выглядывало из окна Газели. Быстро и нервно тарабанили пальцы по приборной панели и курил он, наверное, тысячную сигарету.
- Чё так долго?! – пробурчал раздраженный голос. - Нам еще пилить и пилить. Пятьсот с гаком километров! А дорога? Местами, как после бомбежки. Знаю эти места.
Макс уложил последние вещи, хлопнув крышкой багажника своей машины - единственной поставленной галочки.
- Все. Готово. Поехали.
В последний раз оглянулся на свой дом: - «Прощай или до свидания? Время покажет…»
Газель зарычала мотором и выехала со двора.


Непростым делом оказался этот переезд. Собрать необходимые вещи, ничего не забыть. Выкинуть ненужный хлам, который годами копился по углам, но с которым так жалко было расстаться. Самым же сложным, оказалось перевезти свое рабочее место - верстак, сейф и инструменты. «Обязательно что-нибудь забыл.» - думал Макс. «Видимо еще не раз придется мотаться в Москву, прежде чем удастся как-то организовать свой быт и рабочий процесс.»

Идея переехать зрела долго и мучительно. С одной стороны, он понимал, что сможет работать удаленно. С другой, все это вело за собой множество, на первый взгляд, нерешаемых проблем. Но, как говорится – «нет ничего невозможного.» Набирать раз в месяц заказы и привозить готовые в Москву – таким был план. Постепенно какие-то заказчики отсеются, особенно те, которым нужна срочная работа. Но основная масса все же останется. В этом не было сомнений. Также придется отказаться от выполнения уж совсем дорогих работ. Хранение баснословно дорогих изделий в деревенском доме было бы отчаянным шагом. Придется пока стереть ластиком галочку в графе «трехкомнатная квартира». Дом, учитывая место, куда он собирался, отпадал сам собой. Но все это было не важно. На жизнь хватит и ладно. Важным было то, что он знал, ради чего шел на это.

В открытое окно машины врывался теплый майский ветерок. Салатовые поля мелькали вдоль дороги, их сменяли леса, одетые в молодую зелень.
Макс глянул в зеркало дальнего вида на Гришу, который сосредоточенно смотрел вперед, рулил одной рукой и периодически зевал.
«Не выспался. Только вчера вернулся из очередной ездки, а сегодня ни свет, ни заря приехал помогать. Ничего, баба Маша накормит, постелет чистое белье на кровать. Поспит, отдохнет. Захочет, останется на пару дней. Пожарим мяса. В баню сходим. Но… лучше бы не оставался» - Максим улыбнулся своим мыслям.
Извилистой змеей убегала назад трасса, оставляя позади прошлую жизнь. Жизнь, где все было понятно и ясно. Жизнь по накатанной. А что впереди? Впереди - неизвестность. Впереди будущее. Может ничего не выйдет, не срастется. Зато никогда не будет сожалений. Максим никогда не отступал от своего жизненного принципа - «Единственный способ не жалеть об упущенных возможностях – это не упускать их».
После многочасовой тяжелой дороги, они, наконец, запарковались у дома. Макс нашел бабу Машу в огороде.
- Максимка! – воскликнула она, бросила сапку и с завидным проворством, подбежав к нему, поцеловала в щеку.
- Привет! Вот и я! – было нестерпимо счастливо увидеть ее лицо, увидеть стены родного дома.
- Надолго? – она знала, что Макс собирается приехать, но еще не до конца осознавала масштабы его решения.
- Не знаю, как получится. Точно до октября, а там будет видно.
Вдруг бабка посерьезнела и сдвинула брови.
- Лёня то твой, совсем почернел без тебя. Сколько раз поговорить с ним хотела, ни в какую. Сказал однажды: – «Бабка, будешь в душу лезть, не приду больше.» Сказал, как отрезал. Пришлось отстать.
Она еще что-то говорила, но Макс не слушал. В ушах стояло только «твой Лёня» - вот так просто – «твой».
- Слушай, баб Маш, я пойду, а?- прервал он ее тираду.
- А ты еще здесь? – съязвила она.
Он коротко хохотнул.
- Только там друг мой, Гришка, займешь его? Поесть парню дай, с утра ничего не ел. А я мигом.
- Разберусь без тебя. Иди уже.
Макс выскочил через боковую калитку.
Май разлил в воздухе ароматы цветущих деревьев, раскрасил природу нежными оттенками. Улица, дом, все, как тогда, изменилось лишь время года.

На крыльце, удобно расположившись, лежал Мамай, положив большую морду на лапы. Он тяжело дышал и длинный розовый язык его то и дело высовывался из пасти. В такой богатой шубе было нестерпимо жарко. Беспощадно донимавшие мухи, жужжали, садились ему на спину, голову, нос, лезли в глаза. Он терпел, сколько мог, а потом лениво отгонял, клацая в воздухе зубами. Но все бесполезно, не удавалось поймать ни одной, что, впрочем, не особо расстраивало. Все вокруг пребывало в сонливой апатии.
Лёня в одних джинсах без футболки сколачивал бытовку для инструментов. Удары молотка гулким стуком разносились по округе. Стоя к калитке спиной, он не заметил, как Максим тихо приоткрыл ее и зашел на участок.
Движение это, однако, не ускользнуло от внимания Мамая. Приподняв голову, он насторожился и зарычал. Еще секунда и он бы залаял. Чтобы не допустить этого Максим во весь голос закричал: - «Мамай, дурачина, ко мне!» - продолжая все это время наблюдать за могучей Лёниной спиной.
Того будто сразило пулей. Он вздрогнул всем телом, замер в напряженной позе, а потом медленно, как во сне, развернулся. Посмотрел, прикрыв рукой от солнца глаза. Не поверил. Посмотрел внимательнее. Удивился. Растерялся. А потом, наконец, обрадовался. Улыбнулся широкой улыбкой. Запрыгали в серых глазах счастливые огоньки.
А Максим уже не видел ничего вокруг. Только это родное лицо с улыбкой, только это такое любимое тело. Сейчас идти домой, чтобы разгружать Газель, хотелось меньше всего. Хотелось совершенно другого. Еще как хотелось!