Как фишка легла

Я пристыжено замолчал, стал рукой гладить его попку, анус, свежепомытый, как было видно. Я пальцем даже не постеснялся туда немножко залезть, радуясь, что уже совершенно не брезгую вот так запросто раскатывать "задний ход", да еще у мальчика... Стаська замычал довольно, прогнулся и вдруг захихикал, тряся плечами.

- Что? – вскрикнул я, изобразив обиженный голос.

- Ничего, ничего... Вспомнил, как ты мне вчера душ обещал в попу за... как ты сказал? Запендюрить?

- Заткнись! – посоветовал я нежно, уже вовсю растирая его анус. – Не видишь я важным делом занят?

- Все, молчу, - пискнул Стаська весело. – Продолжайте, любезный.

Я взял тюбик с этим его гелем (вчера он у меня его оставил), совершил, так сказать, намаз... И начал потихоньку входить в эту хорошенькую готовую на все попку, подставленную мне моим товарищем. Хороша ситуация, нечего сказать.

Когда я вошел в него до самого конца и на секунду задержался, чтобы немножко привыкнуть, Стаська охнул, спина его задрожала и сразу вся взмокла, в один момент. Он при возбуждении легко весь мокрый становился, но это нисколько не раздражало меня, даже наоборот, было так славно его, мокрого, гладить и тискать. Тем более, здорово от него пахло, прямо какими-то листьями... бывает так, соврешь листик, разомнешь в руке, и такой классный запах шибает, что на ногах еле стоишь... не ржать, товарищи, совсем не те листики я имею в виду.

Я уже хотел начать свое грязное дело, но тут Стаська оттолкнулся руками от дивана и стал подниматься, выпрямляться и в конце конов прижался ко мне спинкой, я же ткнулся носом прямо в его лохматый затылок.

- Так... хорошо? – прошептал он, сворачивая голову набок и не открывая глаз. Я не ответил, а только сильно, звучно поцеловал его в щеку, в висок, в шейку, потом в плечо... Вот он весь у меня в распоряжении, хоть откусывай от него по кусочку... маленький мой, сладкий мальчишка.

Я начал ерзать членом у него в попке, и тут Стаська вытворил такое, что я в первый момент чуть не обделался с перепугу – он снова отклонился вперед, и потом начал заворачиваться таким страшным образом назад, прямо как кукла резиновая – прогинался, прогинался и наконец его рожица оказалась прямо перед моей вверх тормашками! То есть выгнулся вот так, как циркач какой-то! Я, наверное, очень сильно напуганным выглядел, потому что он улыбнулся и поцеловал меня! Во так, наоборот – глаза у него внизу были, губы наверху.

- Ты что, без костей совсем? – в ужасе спросил я. У меня чуть член не увял прямо у него в попке, так это все было непонятно, непривычно.

- Я могу так... Я много чего могу... Паш, давай, не останавливайся...

- Ага... - я опять задвигался, И Стаська снова поцеловал меня из такого положения – и уже было не так страшно, даже интересно. Правда, потом я его отогнул обратно – поднял волосы, открыв шею, и стал туда целовать как ненормальный – там от него еще круче пахло.

А потом мы сплели руки – знаете так, как акробаты держат друг друга – один берет другого за локти, и другой так же, за локти. Крепко получается. И так Стаська от меня отклонился, а я его держал и потом раскачивать стал немножко, не прекращая ритмично, плавно доставлять ему и себе неописуемое удовольствие, гладя изнутри его теплую, тесную-претесную, но при этом такую податливую попку... Когда я кончил, у меня начались такие спазмы в ногах и почему-то на лице, что я весь задергался, заколбасился, будто мне в задницу провод оголенный вставили. В глазах потемнело, потом посветлело, потом салют начался где-то в мозгу... в общем, ужас что со мной творилось. Но когда я Стаську к себе прижал, ткнулся рукой в его пах и увидел, что член-то у него стоит еще дай боже, как только что разбудили.

- Ты не все? – кое-как просипел я, дрожа от слабости, разлившейся по телу после оргазма.

- Не... - Стаська помотал головой, пощекотав мне лицо.

- Прости... Извини...

- Да ладно.... Ладно, я... я сейчас, это минутка... - он схватился рукой за свой член, но я тут развернул его к себе лицом и посадил на постель, раздвинув ему ножки пошире.

- Буду рад исправить свои ошибки, - усмехнулся я, укладываясь поудобнее между его ножек и бодая лбом его в живот. – Я тебе друг?

- Ты что же, хочешь мне сделать хорошо? – догадался Стаська, вороша мне волосы на башке.

- Еще как хорошо, - я чмокнул его в пупок, потеребил его языком. – За такую страсть, которую ты там со своей спиной сделал, я тебе вообще поклоняться начну.

И опустил взгляд на его симпатичное достоинство. Член у него был аккуратненький, ровненький, славный, вылитый хозяин. Не маленький вовсе, немножко меньше моего. Я вспомнил Стаськин вчерашний "выход" и попытался повторить – поцеловал сначала, посмотрел на реакцию – а она оказалась бурная, парнишка чуть коленки от страсти не сдвинул, но я прижал его ноги к дивану, не давая им двигаться.

- Тихо, я сказал, шею мне хочешь сломать, да? – укорил я его и, прижав его коленки к постели, взял его член в рот наполовину. Кстати, коленки у него разъехались совершенно свободно, "бабочкой" - как в упражнении на растяжку. Я заподозрил, что он свободно садится на шпагат, раз даже не вякнул от такого рывка.

Я пока не двигал головой, а только держал членик во рту и там бестолково болтал языком, не отказывая себе в удовольствии посмотреть, как там на это реагирует Стаська. А он смотрел на меня как на льва, который держит в зубах его ногу, и он совершенно не знает, когда мне придет в голову отгрызть все к чертям.

И я нарочно ласково стал насаживаться ртом еще больше – а когда его небольшая головка ехала по моему небу, я чуть сам не кончал от удовольствия, так было хорошо. И вот еще, еще усилие, и член уже у меня глотке. Здорово мешает дышать, но я постарался не вытолкнуть его, а продолжать свои ласки. Стаська, лишенный мною возможности двигаться, только теперь весь трясся и попискивал, ойкал, когда я сильно глубоко проталкивал его "малыша" себе в горло и тыкался носом в его лобок.

Потом я дал задний ход и опять взялся за головку – чмокал, даже носом и подбородком по ней поводил. Откуда такое рвение, сам не пойму, да и умение такое неизвестно где у меня сидело... Может, количество просмотренной за жизнь порнухи сделало свое дело... однако, я думаю что в желании доставить наслаждение своему любимому человеку мы сами изобретем такие способы, что никаких пособий не надо, главное не зацикливаться на технике и просто любить, любить вовсю, не отвлекаясь на мелочи и не притворяясь.

Я поиграл и со Стаськиными яичками, но недолго, потому что он уже весь изнывал и хрипел, готовясь кончать, а мне хотелось тоже получить все в рот, как он от меня получил. Так что я быстренько вернулся к его дрожащей штучке и начал уже "дожимать"... а Стаська, по-моему, вовсю там думал о гниющих яблоках в ящиках, чтобы не кончать, чтобы я подольше еще приносил ему такой кайф. Ну, не с тем связался, время у нас еще будет, накайфуется. А сейчас я стал уже в таком темпе мощно отсасывать, потирая его яички, что он взорвался оргазмом уже через полминуты – да так при этом жалобно замычал и застонал, как девчонка, которую в углу зажимают. Правда, волосы мне чуть не выдрал все с головы – но я не обратил внимания, а все вытягивал и вытягивал из него его сперму, стараясь не упустить ничего изо рта. Так что разжал я губы только тогда, когда там уже ничего не осталось, и членчик стал мягкий у меня на языке.
Я поднялся, отпустил его коленки и завалил его на постель, целуя его своими раздутыми мокрыми губами – сначала, правда, боялся, что ему неприятно будет после члена целоваться, но когда он мне весь свой язычок засунул внутрь и начал им тыркать во все стороны, я разошелся, и мы такой дуэль на языках устроили, что через пять минут устали как рабы в поле.

- Пашка... признавайся, я у тебя не первый... - тихо вдруг и серьезно сказал Стаська, обняв меня за шею, а там, внизу, обнимая меня ногами. Пятки у него холодные были, и моя горячая задница все время вздрагивала.

- С ума упал? – я растянулся на нем и устроился щекой на его гладенькой груди.

- Не первый... ты опытный, ты для новенького слишком умелый. Кто у тебя был еще до меня?

- Девки, - прогундосил я, потому что щека у меня была расплющена. – Но много...

- Неправда. Врешь ты все. Ты часто с парнями спал?

- Послушай, Мстислав... - я с усилием приподнял голову, посмотрел в его прищуренные глаза. – Не кати тут на меня бочку. Кого ты тут гомиком обзываешь? Не спал я с пацанами, разве что в прямом смысле спал, храпел и слюни пускал.

- Тогда кто тебя учил так делать? Я не шучу, Пашка, первый раз ты не мог так.

- Ну я же обещал сделать тебе хорошо, вот и старался. Я слово держу. Как тебе доказать? Хочешь, я себе ухо отрежу? Хочешь, да? Или сигаретой себе прижгу что-нибудь. Прям вот тут, - я показал на свой лоб. – Надо?

- Ладно, верю, не порть морду, она у тебя и так не очень-то, - съязвил Стаська, ухмыляясь.

- Слушай... Слав... Стасик... - сказал я(тогда еще не понимая, что придумал ему новое имя). – Ну ты что. Не допер? Когда любишь кого-то, у тебя все получается. Само собой. Просто потому что по-другому не можешь. У меня такое ощущение, что я твой член сто лет знаю. Как будто мы с ним вообще лучшие друзья. Да у меня такое было чувство, как будто я сам у себя отсасываю, честное слово. Так мне было здорово.

- И я тебя люблю. Пашка, - он сжал рукой свою грудь. – До того люблю, что тут аж все в узелок завязывается. Убить тебя готов, гада.

- За что это?

- За то, что столько мучился. За блядей твоих, которым завидовал. За все хорошее, в общем.

- Ну давай, вперед, - я схватил его, вместе с ним перевернулся на спину так, что он оказался верхом. – Мочи что есть сил. Дать тебе нож? Может, веревку?

- Ты что, обиделся? – поднял брови Стаська.

- Я шучу, глупышок. Убить теперь меня ты можешь только одним способом.

- Ну-ка!

- Уйти. Взять вот так и уйти. Ждать буду три дня. Потом умру.

- Прям вот так, умрешь и все?

- И все. А что, надо два раза? Умру два раза. Но пока что живы, пошли-ка в ванную.

- Не хочу... - лениво протянул он, скатываясь с меня и разваливаясь на постели.

- Что значит не хочу? Хрюшка ты. Хрюндик. Поросенок. Свинка.

- Сам кабан.

- Кто кабан?

- Ты кабан.

- Ну все, щас получишь! – я опять схватил его за ребра. Он вскрикнул, брыкнулся, а я перехватил его за пояс, и поволок его в ванную задом наперед. – Щас мы поросеночка будем топить.

- Мама! – завопил он, молотя руками мне по ногам. – Укушу!

- Кусай! – храбро отозвался я. И тут так вскрикнул, что стены задрожали. Вы то хоть знаете, куда он меня укусил? Зубастая свинюка, прямо за правую ягодицу хватанул, да так, что я чуть сознание не потерял. Шлепнул его от души по заднице и дальше поволок.

В ванной мы от души наполоскались, нацеловались, Стаська все порывался приласкать и мой член, но я не разрешил – хотел сегодня побыть победителем.

Потом мы, в одних полотенцах, пошли на кухню и погрызли то, что должно было быть по идее жареной картошкой, и Стаська засобирался к себе в общагу. Я свалился на диван и наблюдал за тем, как он одевается. И когда он только надел трусы и джинсы, я решился спросить:

- Слышь, соблазнитель... а как ты, правда, вот со спиной так сделал?

- А чего? – покосился на меня насмешливо Стаська.

- Ну, не знаю. Прикольно было..

- Я ж гимнаст, - ошарашил меня Стаська. – Ну, вообще это от природы... Но и занимался долго.

- Ты? – я вытаращил глаза. – Ты? Гимнаст?

- А что? Не веришь? – он вдруг отклонился назад, как будто "мостик" хотел сделать, но схватил себя руками за лодыжки и вот так сложился "пополам". Я аж за сердце схватился.

- Видал? – прокряхтел Стаська из этого положения. Медленно выпрямился, потер рукой пояс. Потом вдруг схватил себя за ногу и сделал вертикальный шпагат, правда, не очень прямой, потому что джинсы мешали. – А так? Веришь?

- Я щас помру, - простонал я, закрывая лицо рукой. – Ну а где мышцы? У гимнастов должны быть.

- Не знаю, - пожаловался он. – Я в четырнадцать бросил, и ничего не наросло. А что это ты, не нравится тебе что ли, да?

Я поднялся, обнял его и сильно прижал к себе, вмяв его в себя. Голову он положил мне на плечо, поскреб ноготками мне по спине.

– Забей, мой хороший, нафиг тебе эти мышцы...

- Да и тебе, собственно, тоже... - съязвил он. Я отстранился и с силой потрепал его по волосам.

- Ну ты свин, вообще... Все, вали отсюда в свою общагу, завтра в универе увидимся.

- Придешь? – он чмокнул меня в губы и улыбнулся хитрюще.

- Конечно. Чего мне тут еще утром делать?

И он оделся и ушел. Как мне ведь хотелось, чтобы он остался у меня ночевать! Но раз уж сказал уйдет – значит уйдет... Так что буду один свой диван греть.

***

Так мы и продолжили встречаться. Стаська вообще охочий до секса оказался, просветился называется. Начал просто ужасно нагло ко мне приставать везде, причем даже не столько ради самого секса, сколько ради того, чтобы меня довести и наблюдать, как я, весь красный, тщетно пытаюсь успокоиться. За задницу он меня щипал постоянно, и до фени ему совершенно было, видит нас кто-нибудь или нет. А на лекциях, если мы сидели дальше всех, на "камчатке", он даже меня мог начать щупать по столом. А мне приходилось сидеть спокойно, ведь если б я начал отбиваться, то эту возню бы все засекли. Так что я только матерился сквозь зубы, чем этого поганца еще больше раззадоривал.

А один раз он такое вытворил, что и не опишешь, чуть всю контору не запалил. Мы ехали всей нашей группой куда-то к черту на рога допройти этот идиотский медосмотр. Ввалились кучей а автобус, там и так давка, да еще мы втиснулись, ни пройти ни проехать. И Стаську вмяло аккурат в меня, и не повернуться, ни развернуться. Я еле-еле чего видел поверх его макушки и с ребятами фразами перебрасывался, так и ехали как селедки в бочке.

И тут Стаська начал об меня тереться - как бы незаметно. Водить попой по тому месту, куда ею прижимался. И что это было за место, особенного секрета нет. Главное, болтает с кем-то, улыбается вовсю, а там внизу потихоньку елозит, чувствуя, как у меня в штанах уже как кто перекладину поставил. Я вроде терпел, морду кирпичом сделал, а глазами только салону шастаю – никто не видит?

Тут новая порция народу хлынула в автобус, так что нас вообще друг в друга втесало намертво. Он обрадовался и такое там внизу учинил, что это уже становилось не смешно. А уж когда кое-как рукой дотуда добрался и начал тискать, я не выдержал и так его большим пальцем в ягодицу тыкнул, что он еще минуты полторы не мог глаза закрыть.

В общем, он просто заболел. Уж как мы теперь только дома не трахались до потемнения в глазах, пару раз чуть не убились, когда он пытался новые позы изобрести. Хотя, единственное, то он не делал – никогда в меня не входил, только пальчиком иногда. И до сих пор отказывается, уж не знаю почему.

Я залез в Интернет и нашел там адреса гей-клубов, которые у нас в городе есть – как-то хотелось где-нибудь повеселиться, потусоваться теперь уже среди своих, и наконец просто понежничать и не бояться, что очевидец этого в обморок упадет или чего еще похуже.

Клубов было три. Облюбовали мы только один, во-первых там обстановка была самая, так сказать, располагающая, во-вторых не очень дорогой для двух безалаберных студентов вроде нас. Главное, не надо было особо беспокоиться о том, что здесь нас застукают знакомые – если кто-то из них и ходит в этот клуб, то явно уж по той же причине, что и мы.

Там мы быстро обросли хорошими знакомыми. Стаська со своим озорным характером покорил просто всех – когда дурачился со мной, когда бегал к стойке за коктейлями и запросто забалтывал там всех сидящих и стоящих возле, включая бармена. Тут его даже ревновать было невозможно – это было вот это его врожденное кошачье кокетство, которое он более-менее подавлял при свете дня среди однокурсников, но мог вовсю сверкать им здесь, где от этого прибалдевали все без исключения люди, умеющие ценить это невероятное обаяние.

А я мог только сидеть и гордиться тем, что он – мой, мой любящий и любимый мальчишка, мой Стаська, моя вредина, моя скотинка злостная и острая на язык.

И когда он скакал там на танцполе как папуас, приходилось уже довольно настойчиво оттеснять от него толпу желающих об него как бы в танце потереться. Он еще в клуб вечно ходил в майке-тельняшке без рукавов и в кошмарно дранющих джинсах, от которых остались, наверное, только швы да пояс, остальное - лохмотья. И если бы вы, народ, видели его в этой одежке, вы б его точно изнасиловали, потом что невозможно было вытерпеть.

А потом, когда он наскачется, мы бухались на диван для отдыха, и он, сидя на моих коленках, весь ложился на меня, задирал голову и опять целовал меня так – вверх тормашками. Нет, тут меня поймет только тот, кто сам влюблен до чертиков, как вот я. Я вообще думаю, что некоторые люди остаются холостыми до старости потому что за жизнь не могут признаться себе, что любят не тех, кого как бы принято любить. Мужчины не признаются ни за что в том, что испытываю совсем не братскую любовь к своему старинному другу, с которым вместе шастали на заброшенной стройке, разбивая лбы. А женщины так и не распознают свою любовь к подруге или даже начальнице, принимая это черт знает за что.

Я не говорю, конечно, что все поголовно должны срочно менять ориентацию... Но просто если уж так фишка легла, почему от самого себя надо это прятать? Что бы я делал до сих пор, если б у Стаськи не хватило духу мне признаться? Что бы МЫ делали тогда?

А когда он очень уже сильно уставал в этом клубе, он обнимал меня сзади, прижимался щекой к моей спине и почти что засыпал. Я обычно просил кого-то из новых друзей подкинуть нас до дома, если по пути, и редко не находилось желающего (может, надеялись на то, что я приглашу их и ночку втроем провести, а может и правда просто по доброте душевной), но в общем все это время Стаська, почти уснувший, не отцеплялся от моей спины и ходил за мной, все так же прижавшись и стараясь попадать со мной в ногу, чтобы не наступать мне на пятки.

Но он по-прежнему у меня ни разу не переночевал – требовал сначала довезти его до общаги, а там дальше меня подбрасывали домой. И дома я мечтал, просто изнывал от мечтаний о том, что хоть раз я проснусь утром не соскучившимся, в холодной постели, а со Стаськой в обнимку.

И вот однажды кто-то там на Олимпе меня услышал.

Стаська в тот раз ушел часов в восемь вечера, и я с этого времени почему-то места себе не находил. То сяду, то встану, то пойду чайник поставлю, а чай не буду пить, то тарелки по росту в сушилке расставлю. Психую, в общем. И так мне хотелось пойти в нему в общагу и снова хоть разок его увидеть, что я метался-метался, и тут хоп – а у меня в ванной на полке его цепочка валяется. Ангелы небесные, какая удача. Пойду-ка я ему ее верну. Может, она конечно ему и не нужна, но мало ли, может он вообще без нее спать не ложится... Короче, дохлый повод был найден.

И я оделся наскоро, ботинки напялил и понесся – поздно уже было, автобусы почти не ходили, но слава богу, недалеко его общежитие, в четырех остановках. На такси я разорился, почти что последние деньги ухлопал, следующий перевод от родителей должен был быть только в следующем месяце. Машину я не отпустил – долго не собирался там быть.

В общагу меня могли не пропустить без сопровождающего, но Стаська рассказывал, что есть у них там подслеповатая вахтерша – если помахать перед ней студенческим и быстренько прошмыгнуть, может и обойдется.

И обошлось! Не иначе мне черти помогали... Помахал, прошмыгнул... Ну, тут еще может сработало, что внешность у меня не такая уж оригинальная. Вечно я на кого-то похож, если голову в плечи втяну и каштановой своей шевелюрой лицо завешу. И что во мне мой Стаська нашел, правда что хрен его знает...

Общагу я знал как свои пять пальцев, так что долго не плутал – сразу взлетел на второй этаж, в комнату, толкнул дверь... и попал в такой чад и дым, что чуть меня в коридор на нем не отнесло. Такая там гулянка у них была, что умереть не встать. Человек, наверное, двадцать было, музыка орала, кто-то на гитаре бренчал, тоже орал, потому-то меня сразу и не заметили. А я-то сразу заметил, как мой ненаглядный сидит на одной из кроватей, а с боков его зажимают двое каких-то мерзячих говнюков, да еще с двух сторон его всего затискивают, и ноги, и грудь, и спину.

И хорошо, товарищи, что я рассмотрел, что мой Стаська в пьяный как деревенский тракторист, а то бы я в первую очередь его убил, а потом уж всех остальных. Но он сидел такой косой, что трудно было не увидеть, что сейчас он не соображает совершенно ничего, да и вообще вряд ли в полном сознании находится.

И я так, тяжелыми шагами, как Терминатор, прямо на середину комнаты притопал, и шум сразу стих. Все так замолкли, будто их не за пьянкой застали, а за групповым онанизмом. Или будто я – комендант.

А я встал перед теми, что Стаську тискали, и молчу. Они резко так отсели от него и смотрят как кролики засратые, перепуганные.

- Это что такое? – прогудел я. Я когда злой, у меня всегда голос странный становится, как из бочки. Мне, конечно, главное себя не выдать. Я опять рожу кирпичом и говорю снова: - Вы че, мужики, охуели?

- А че мы, че? – довольно нагло отозвался один.

- Вы че, пидоры что ли? – злостно так я их уличил. Вообще, уроды конечно, раз уж остальные на это дело так спокойно смотрели, то наверняка все потом и сами могли Стаську отодрать, а их же тут целый улей, козлов. – Вы че с пацаном делаете?

Они чего-то начали там блеять, а вообще тишина вокруг как в гробу. Ясное дело, тут почти все себя в универе позиционируют как вполне "натуральных" товарищей. А тут я. Я и говорю:

- Вы че, проблем хотите? Ребят, одно слово сейчас по мобиле, и завтра весь универ будет знать, что тут делается. Вы че делаете-то, придурки? Баб мало что ли?

Вообще, честно говоря, я и сам знал, что мало. Такой у нас университет технический, что баб маловато, да и те, что есть – это такое жалкое зрелище, что только в педагогический за ними и ходим... ходили... Выходит, тут в общаге кому-то приспичило.

- Вообще-то он сам – баба, - подал голос кто-то сзади меня.

Я даже не обернулся – остолбенел. И тут же осип, куда только голос девался.

- Кто?

- Да Славка. Он же форменный пидорас, сам что ли не видишь?

У меня отлегло – я-то подумал, что это меня "распознали". Хотя и Стаське это ни к чему особо.

- А откуда ты, урод, знаешь, как пидорасы выглядят? На лбу у них написано? Форменный... а что они, бесформенные еще бывают? – обернулся я все-таки к говорившему. – Короче, где его тумбочка?

Мне показали. Я быстро схватил какой-то пакет и сгреб туда его шмотки, всякие листы, конспекты. Самого Стаську за шиворот с кровати сволок и еще раз обвел все "общество" бычьим взглядом.

- Знаете что, друг друга дерите в жопу сколько влезет, а пацана поить и насиловать – за это вам я бы яйца поотрывал, сукам. Но хуй с вами, живите. Я ему по трезвяку расскажу, как вы тут хотели отдохнуть, и он сам решит, возвращаться сюда или нет. Все, веселой ночки.

Помню, выволок я Стаську. А он почти очнулся, узнал меня и вдруг засюсюкал. Полез целоваться.

- Пыа-ашкыа-а! Ой, какой ти холесеньки-ий...

Елки-палки, этого только не хватало, слава Богу, секция пустая была. Я его за шкирку удобнее перехватил, чтобы он не оборачивался и перед собой начал толкать. Похвалил себя, что таксиста не отпустил, впихнул туда Стаську, и поехали мы. А эта сволочь опять начал ко мне лезть, и рукой мне лезет под майку, и губки тянет, таксист аж обалдел. Я, правда, сам не дурак, морду его от себя отпихнул и начал ругаться.

- Вот скотина пьяная! Не, сбрендил совсем, свинья! Я те не Машка твоя засратая, не видишь что ли, протрезвей урод! Ваще оборзел!

Таксиста отпустило – небось подумал, что друг ужрался до мышей и теперь спьяну не разбирает, кто где кто. А вообще, смешно мне было. Я когда Стаську в квартиру приволок, я думал, орать буду, а сам вдруг начал хохотать. Не знаю, так вообще смешно было, что умереть! Стоял там, пыжился, бычился, всех обносил "гомиками", а сам-то я, по-честному, кто? И вообще, кому ругательство, а кому и...

Стаська за ночь раз пять к унитазу лазил блевать – видно, крепко его напоили. Утром даже в универ не смог пойти, валялся в постели весь такой бледненький, замученный, что я последние ругательные слова забыл, все носился с чайком и примочками как сестра милосердия.

- Слышь, Стаська, ты хоть знаешь, что вчера было-то? – спросил я у него, садясь рядом с ним на постель и поглядывая, чтобы он всю минералку допил, хоть ему и муторно было.

- Видно, что-то было, раз не знаю... - буркнул он, морщась от головной боли.

- Хм, много ты мне про своих соседей не рассказал, птыца ты моя ненаглядная. Они ж тебя вчера почти трахнули, когда я прибежал и тебя отнял. Щупали там тебя как пьяную шлюху на базаре. Выходит, не все там у них игрушки?

- Блин... - Стаська потер плечо. – Правда? А точно не трахнули?

- Да точно, я даже посмотрел. – успокоил его я. – Я-то распознаю, когда там у тебя кто-нибудь побывает. Кроме меня.

- Посмотрел, бесстыдник? – покачал головой Стаська. – Больше некуда смотреть было?

- А куда еще, в рожу твою пьяную как сапог? Во ты мне там нужен. И вообще чего ты орешь, я не для удовольствия смотрел а для науки. Потому что если б кто там тебе чего сделал, сегодня меня бы уже в тюрьму посадили. Угадай за что.

Я погладил его по щеке. А он вдруг изловчился и хвать мой палец губами – и опять начал его ласкать... Ну что ты с ним поделаешь?

Так вот, моя мечта и сбылась - больше я его в эту общагу не отпустил. Так и жили - Стаська мой и я. Он потом со мной согласился, что вместе - лучше гораздо. Ха, еще б он не согласился.

Я уже говорил, что до секса он как дорвался - так до сих пор оторваться от меня не мог. А я от него. Казалось бы, пора б уж устать немного, ни черта - сидим, например, в каком-нибудь чате. Он у меня на коленках рассиживается - идеи подает, а я пишу. Болтаем с народом, и тут Стаську как черти разжигают - шмыг вниз, штаны расстегивает, хоп - в рот, и давай меня ублажать, пока я вообще перестаю пальцами на кнопки попадать. Хватаю его, валю на диван, и черт с ним, с чатом. А собеседник, между прочим, обижается.

Любили мы друг друга до остервенения. Хотя, чего любили-то? До сих пор любим. Но вот никогда мы не нежничали с ним - знаете, меня все равно смешит, когда парни друг друга называют "милый", "любимый"... ну не знаю, смешно и все тут. А уж даже если б не было смешно, со Стаськой не посюсюкаешь. Он меня Пашкой-какашкой называл и хмырем, а я его - дармоедом и мормышкой. Вот такая у нас любовь.

Про себя - да, я его и котенком, и всеми этими прочими лапочками... Но вслух - ни за что. Засмеет.

Правда, потом со временем начали мы подумывать о том, чтобы попробовать с кем-то третьим провести вечерок. Точнее, Стаська мне высказывал пожелание, а я подумывал, соглашаться или нет. Честно сказать, я толком не мог разобраться, хочется мне или нет. Стаська уговаривал, сюсюкал, дурачился, в шутку хныкал и капризничал, но потом, когда я уже злиться начал, просто объяснил, что не измена это будет. Просто ну хочется ему узнать, как все это дело одновременно, и если б, конечно, у него был второй такой я, он был бы счастлив до чертиков. Но раз уж нет второго меня, можно немножко обмануть воображение - взять еще парня. "Хоть разок", - канючил Стаська. Знал я этот его разок - со мной в первый раз он тоже говорил, что мы разок попробуем для интереса, теперь же затрахал меня до полного изнеможения.

Но потом согласился. И самое интересное, что парня мы сняли даже не в родном клубе, хотя желающих там было бы хоть отбавляй, а в кинотеатре.

Пошли как-то на ночь кино. Правда, посмотришь ты с ним кино, как же. Стаська все баловался там на последнем ряду с темноте, кормил меня попкорном с губ и вообще вел себя как всегда. А потом он убежал в туалет, потому что обпился колы, а вернулся через минутку с каким-то парнем и объяснил мне, подмигивая, что это вот Санечка, поссорился с девушкой и ушел из дому на ночь, может типа Санечку пустим переночевать?

Я согласился - пустим, черт с ним. И смылись мы из кинотеатра, даже не дождавшись начала второго фильма.

Чего тут долго рассказывать, как мы Санечку окучивали - сидели на кухне, базарили, пили... Но ни на что пока не намекали. Главное что привели в зал, и Стаська как-то особо не стал долго церемониться - сразу разделся, меня раздел и хлоп - член мой в рот.

Санечка бедный аж сигарету изо рта выронил. Нет, правда, мы как-то сразу не показали, кто мы есть, и мне его даже жалковато стало. Я б на его месте тоже испугался.

Я тем временем решил не напрягаться - Стаське надо его соблазнить, пусть и действует. А я тут сам как-нибудь...

И я Стаську завалил, попку его приподнял, ноги себе на плечи забросил и без всяких особенных предисловий приступил к действию. И главное, тишина опять кругом, как в поле. Санечка молчит, я соплю, Стаська, главное, тоже молчит, губку закусив, и смотрит на этого Санечку так задорно-задорно, приглашающе - нравится, мол? Так чего стоишь как пень?

Санечка от ужаса и плюхнулся на диван. Правда, так и остался сидеть, ничего не предпринимал. Стаське уже надоело все это, он крутнулся, встал на четвереньки, подполз к этому Санечке и начал ему штаны расстегивать. А я сзади опять пристроился и продолжаю. И когда вот он всё-таки взял в рот член этого Санечки, тут-то меня зло и взяло. Понял я, что нисколько не хотел никакой групповухи. Что не хочу я в нашей постели никого третьего, и вообще дурацкая это затея. Но смотрю - Стаська вроде удовольствие получает, не буду вмешиваться. И Санечка даже не сопротивляется. Ясен пень, от такого откровенного отсоса вообще мало кто откажется, пусть даже и натурал. Если он, конечно, действительно натурал. Может и нет у него никакой девушки.

И я стал так сильно сзади поддавать, что все время у Стаськи из рта этот чертов член выскакивал, и только он его поймает, как я опять его назад оттаскиваю, как будто случайно. Долго эта свистопляска продолжалась, очень долго - я уже вообще перестал что-то там чувствовать, у меня уже на принцип пошло.

А Санечка-то, видно, вошел во вкус, и ему этот бесконечный "отскок" перестал нравиться - и он так прямо по хозяйски хвать Стаську за голову - и притянул к своему паху. А Стаська так радостно и жадно обнял его задницу, как будто они сто лет не виделись.

И вот это, честно говоря, меня взбесило хуже некуда. И я бросил все и вылетел из зала на кухню, упал просто на табуретку, схватившись за голову. Закурил, слышу - шлеп-шлеп - Стаська, босой и голый прибежал. Глазенки испуганные, первый раз в жизни таким его видел! Потом не раз вспоминал, и даже, честно сказать, гордился...

Он подбежал ко мне, присел на корточки и в лицо мне заглянул.

- Эй... Слышь... ну чего? Чего ты? Я же только... только начал.

- И на здоровье! - разозлился я, отпихивая его. - Продолжай иди, без меня.

- Как это? - не понял он. - Павлин, ты чего, приревновал что ли? К кому - к этому что ли? Ну сам же, сам согласился!

- Стас... - с посмотрел на него, в кои-то веки серьезно. - Я, наверное, старомодный, но ты как хочешь, нафиг это все. Я чуть не очумел. Или сейчас он уйдет, или я...

- Квартира-то твоя, - хихикнул Стаська, ласково глядя на меня.

- Насрать. Забирай. Будете жить долго и счастливо. А я пойду и под поезд кинусь.

- Нашлась тут Каренина, - Стаська поднялся, вздохнул. - Эх ты. Собственник. Ну чего с парнем делать-то? Он, бедный сидит там со стояком, перепуганный насмерть, и думает, что мы с тобой маньяки и сейчас будем его убивать.

- Давай тогда оправдаем его ожидания - он тогда сам убежит.

- Ну давай, бери все ножи. Я вилки возьму. И попрем на него стеной.

- Да ладно, пусть уж переночует, - великодушно сказал я. - Мы с тобой и на полу поспим.

- Поспишь тут с тобой, истеричка, - буркнул Стаська, целуя меня в висок. - Весь кайф обломал.

Когда мы, правда, дошли до зала, там уже и воспоминания от Санечки не осталось. Скотина, даже дверь входную за собой не закрыл.

В ту ночь я Стаське дал такого жару, всю ночь его мучил - по-хорошему, конечно. Но уж как я только его не имел, чтобы раз и навсегда ему показать, что я у него - единственный. Что только я так могу его довести до полного упадка сил, не слушая вообще его уговоров прекратить и лечь уже спать наконец. Ничего, сам хотел бурной ночи, пусть получает. Да и уговаривал он не всерьез, видно было по глазам его похотливым, что его хоть сутки имей всюду где можно и нельзя, ему только еще больше надо. Уж я-то его насквозь вижу.

Вот с этого момента начался период, который мы не слишком оба вспоминать любим. Ну, нехорошо мы себя вели по отношению друг к другу. Сейчас-то поняли, осознали, а тогда, ну честно, просто помутнение было.

Друзья удивлялись, что вечеринки я закинул. Я отговаривался уже не помню чем, только больше пьянок у себя не собирал. Я мог только со Стаськой проводить целый день, хоть гулять до ночи, хоть просто лежать на диване и целоваться... а то и просто лежать, тупо молча.

Стаська со дня на день становился все капризнее, вреднее, если вообще можно было дальше. Он мог, например, посреди ночи меня растолкать и сказать, что хочет шоколадку со вкусом тирамису. И я несся как дурак в круглосуточный магазин, все приносил, а Стаська всю ночь только и делал, что этот шоколад по мне размазывал. Кидался в меня подушками, когда я сидел за компьютером, мог просто подойти и вырубить комп из розетки, если ему казалось, что я слишком долго сижу. Без конца разряжал мой мобильник, играя на нем в игрушки, а один раз взял и утопил его в чашке с кофе - ему не понравилось, что кто-то звонил мне рано утром.

А сам я вообще был не лучше - я вообще его одного перестал везде пускать. Прямо как цербер, даже в универе ходил с ним все время, типа как лучший друг и все такое. В сортир там даже одного не пускал! Смешно, но я даже в чатах запретил ему без меня сидеть - мало ли чего он там с кем наговорится...

Так что мы друг друга поработили. Любовь - это вообще штука такая, если не уметь с ней обращаться, она превращается в какую-то тупую одержимость, когда ты уже начинаешь до того любить человека, что начинаешь тиранить его, подкалывать, хвататься за него всеми лапами, лишь бы не ушел, готов ему все переломать, чтобы он с тобой все время был, никуда не совался. Это страшно, я вам говорю. Мы так всю зиму прожили, в таком вот состоянии. И нас это вообще очень вымотало, хотя мы не скандалили, не ругались - но просто, можно сказать, исподтишка друг друга изводили, причем именно от большой любви, как это ни странно. Но он, видно, так и не простил мне того эпизода с любовью втроем, а я ему... а я ему то же самое. Он мне мой эгоизм... и ему - то же самое! У нас даже обиды друг на друга одинаковые были, только чуть-чуть в разных исполнениях.

И опять же, все это долго рассказывать, читать замучаетесь. Про то, как он специально при всей группе в институте начинал рассказывать какие-то жуткие анекдоты про голубых, от которых у меня волосы на голове шевелились, про то, как я однажды разломал дивидишку с фильмом из-за того, что он этого Бандераса похвалил... много чего было. Плохого, некрасивого. Уже трудно было тогда жить в квартире, там как будто темнее стало, грязнее и хуже. Хотя я вдруг начал как одержимый без конца убираться - Стаська и над этим издевался, обзывал хозяюшкой, предлагал мне купить костюм горничной с чулками в сеточку... Домомучительницей называл, демонстративно какие-то фантики и огрызки на пол бросал...

Господи, как вспомним сейчас, оба так вроде смеемся, стыдно обоим до чертиков... Но, думаю, тут у всех кризис в жизни бывает, на то и живые люди.

А разрешилось все так - началась весна. Ранняя, обыкновенная, больше на осень недоделанную похожая. У нас дома уже начался такой кошмар, что хоть топись, я уже в открытую на Стаську обзывался шлюшкой вертлявой, потому что он согласился в какой-то самодеятельности опять играть. В КВНе что ли сраном... И я не пускал его. Он на меня кидался, кричал, что раз я сам для сцены рылом не вышел, нечего и ныть как импотент.

Короче, повздорили. И наутро он пропал. Ушел. Я проснулся - его нет. Вы не представляете, что это за чувство. А может, и представляете - впервые за много месяцев не только проснуться одному, но еще и не знать, почему! Как! Где? Сегодня ж суббота была, никуда с утра не идти.

Помню, вскочил я и забегал по квартире как по клетке. Стонал, рычал, все перевернул вверх дном, пинал эти чертовы дверцы шкафов... Просто понять не мог, куда он мог деться, да еще так неслышно.

Первым делом, конечно, в общагу побежал. Но там мне сказали, что духу его тут не было с тех самых пор, как он убежал с той пьянки.

Я даже в универ сбегал - думал, мало ли, может у них по выходным репетиции или еще чего. И действительно, репетиция была, но Стаську там хоть убей никто не видел - ни вчера, ни сегодня.

Вот так, допрыгались. Сбежал от меня мой Стасенька и все, пиздец коту Ваське. Полный, причем. И где я его искать буду, хрен его знает. Нет, может он, конечно, в понедельник придет на лекции, но я же до понедельника подохну, думая, где он и... и с кем, собственно.

Я еле до вечера дожил, понесся в наш этот клуб. Стаська вполне мог от своего гадкого характера пойти туда мне назло. А я там уже мог не скрывать своего состояния, того, что я просто с ума схожу, что у меня башка отрывается, руки трясутся как у алкоголика и зубы стучат. Нужен он был мне - вот такой ненормальный, шальной, потаскушка моя любимая.

В клубе все только плечами пожимали - никто вроде ничего не видел. Но один товарищ там, по прозвищу Соник, надоумил меня, что здесь Стаську многие знают, и уж достаточно разумный народ тут не одобрил бы того, что он бы взялся мне изменять. Уж по крайней мере мне бы позвонили и сообщили, чего тут мой горячий парень выделывает. Так что он скорее всего если бы и хотел гульнуть без меня, то наверняка пошел туда, где нас никто не знает.

Я чуть Соника на руках не начал подбрасывать - какой молодец! Взялся он даже мне помогать, подбросил меня на мотоцикле до другого клуба. Наверное, жалко ему было - плющило меня тогда не по-детски. Даже если я и допускал страшную мысль, что Стаська решил меня бросить, то почему не сказал ничего, не написал хотя бы? Ну хоть как-то... Во втором клубе, куда мы заехали, никто нам толком ничего не сказал. Вообще, конечно, дело это было безнадежное, что иголку в стоге сена искать. Но все-таки я надеялся, что есть всякие завсегдатаи, которые всякое новое лицо отмечают.

И вот, в третьем клубе я долго бармену Стаську описывал, чуть не плакал уже - и тут он как бы случайно вспомнил, что да, вообще видел подобного парнишку, черненького такого, симпатичного, в тельняшке, пришел он вроде один, много пил и ушел с какими-то двумя амбалами.

Сонику почти пришлось меня ловить, потому что я чуть не грохнулся тут же, возле стойки. Вообще, я чего-то подобного и ожидал, у меня особо сомнений насчет Стаськи не было - решил либо мне отомстить, либо вообще уйти насовсем, найти себе другого идиота, который будет его любить. Или других. Но все равно я чуть не сдох. До сих пор помню, как меня на улице Соник тряс и по щекам хлопал, чтобы я вообще на ногах стоял. А я как чучело стою, мотаюсь, ни мыслей в башке, ничего вообще не осталось. Скажут - стой, буду стоять. Скажут - асфальт грызи, буду грызть. А чего еще делать?

Соник меня домой привез, причем по дороге купил чекушку водки и всю ее меня заставил выхлебать. Лечение такое. И я так знаете, расплакался. Да, хорошо еще Стаська не знает, тоже загордился бы поганец. А вот Соник давай меня успокаивать - и так, и сяк, обнимает, по голове гладит... И тут я, хоть и в трансе, замечаю, что он уже меня целует в уголок губ, другой рукой уже по груди гладит, и сам к плечу весь прижался... ну, думаю, все, Стаська, началось в колхозе утро. Ты там с амбалами, я тут с Соником... и кстати, с симпатичным, если уж быть честным.

Я вроде расслабился, хныкаю только... но вот когда он уже в губы меня поцеловал полностью, уже вовсю... нет. Сижу и понимаю, нет и все. Я когда Стаську целовал, у меня такое ощущение было, что губы у меня - самая эрогенная зона вообще на всем теле, и ее тоже от чужих глаз прятать надо. А тут... мокро так, вроде занятно. Но только тоска от этого берет, особенно когда понимаешь, что сейчас все сделается как бы само собой, а потом сам не поймешь, зачем все это было. Я и отстранился потихоньку, глаза опустил.

- Что? - прошептал Соник, вороша мою шевелюру.

Я только головой покачал и в благодарность так руку его погладил.

- Любишь его, да? - вздохнул он.

Я кивнул. А что тут говорить было? Тем более, не думаю я, что всерьез ему нравился. Он, можно сказать, просто меня дружески так поддержать решил... от грустных мыслей отвлечь. Но потом мы хорошо так посидели, он меня разболтал немного, я хоть перестал трястись. И вообще, может я и зря тогда отказался от утешения. Может, и действительно бы лучше стало. Ну уж есть как есть.

Опять же, ни к чему особо рассказывать, как я следующий день провел. Потому что никак не провел, тупо валялся, курил, вставал, ходил чего-то... Сам уж не помню. Помню, что дождь шел страшнющий, весь день, весь вечер. Один раз вообще показалось, что я сплю. Правда, как во сне начинается такое вязкое движение, будто ты хочешь шевелиться, а тебя что-то держит. Руки-ноги еле подымаются. Я вообще понимал, насколько отвык жить один. Нет, не так. Привык к тому, что живу со Стаськой. Как вот руку у меня оторвали. Пока вроде не смертельно, но уж очень, очень больно.

А если кровь не заткнуть, все-таки смертельно. Тут и ночь на подходе, дождь идет. Лег я на диван и начал помирать себе. Лежу, помираю спокойно, и тут звонок в дверь. Я-то думал, Соник вернулся - проведать. Честное слово, даже не секунду не промелькнуло, что кто-то другой мог заявиться.

Я как открыл, знаете, у меня все слова ухнули. Как в унитаз смыло. Я вообще много думал, чего Стаське скажу. И злого, и плохого, и хорошего, и с любовью, и с ненавистью. До ужаса много, если увижу. Увидел. Представляете, стоял он сам, собственной персоной, в этой своей тельняшке, в модных своих рваных джинсах, сквозь которые голые ноги светили, поверх всего этого своя куртка осенняя накинута... тонкая, рыбья кожа, как говорится. Весь мокрый, жалкий, как беспризорник. И аж синий весь от холода, губы какого-то ужасного сиреневого цвета и трясутся.

И молчит. И я молчу. Он на меня смотрел, помню, настороженно, даже вызывающе, но вместе с тем как-то смиренно, ожидая чего угодно от меня. А я, как ни странно, спокойный был как слон, уставился на него и тоже молчал. Вообще, вид мой больше подходил к фразе "Ну и где мы шлялись?" Но я не спросил. Только в полной тишине посторонился, пошире дверь приоткрыл. И он вошел в прихожую, остановился, руки в кармашках, головой поник, весь виноватый как не знаю что.

Я подошел к нему вплотную и продолжил вот так на него пристально смотреть, как будто телепатией ему передаю свои возмущенные вопросы. Я злился на него ужасно, хотелось даже ударить - единственный раз в жизни хотел влепить ему так, чтобы аж звякнуло. Ох и злой я был. Совсем навис над ним, и спросил наконец:

- Ну что, сбылась мечта?

Он ухмыльнулся, устало так, безразлично... и глаз на меня не поднял. И тут я ему резко засунул руку в штаны - и чувствую, во-первых трусов на нем нет, во-вторых, болото там у него как раз такое, какое бывало, когда он ленился помыться. Даже еще хуже.

Он глаза закрыл, поморщился и отвернулся вбок. А я до того разозлился... С совершенно спокойным видом, губы сжав, штаны ему расстегнул, стянул их, прижал его к стене и под коленки его подхватил. И злостно отымел прямо там, в прихожей у стены, мокрого, в куртке. Он молчал все время, глаз даже не открывал, и с его волос по лицу текли струи воды, от которых он иногда слабо отплевывался.

Когда я кончил, то просто отпустил его. И он съехал по стене вниз, как тряпочный. Я даже не взглянул на него, ширинку застегнул и ушел в зал. Сел, курю. Слышу, он поплелся в ванную... зашумела вода. Все разборки я как-то решил отложить. А может, и затевать их не хотел... какое-то странное чувство было, не столько брезгливости, сколько усталости. В том числе и оттого, что волнение отпустило. Да, я был рад, что он живой, целый пришел. Рад, хоть и сам себе тогда не признавался. Сидел весь такой угрюмый мачо, курил и сам на себя налюбоваться не мог. Супермен фигов.

И так что-то задумался, придумывая всякие унизительные монологи, нотации для Стаськи, что чуть не помер на месте, когда на меня неожиданно обрушилась, наверное, целая тонна холодной воды! Причем, реально холодной, ледяной. Меня метра на три подбросило, и так я завопил, что чуть у самого перепонки в ушах не полопались.

Прыгаю мокрый, воплю, отряхиваюсь как собака, и ту слышу такой хохот, что вообще чуть с ума не спрыгнул. Открыл глаза и увидел, что стоит Стаська у дивана с пустым ведром и ржет! Нет, правда, сам мокрый, в тельняшке, без штанов, и ржет так, что весь аж пополам, чуть не падает. Я стоял, только ртом хлопал как пескарь. Опять все слова улетучились. И тут знаете, может из-за этого шока, а я и сам загоготал. Ржем стоим как придурки, он с ведром, я с мокрой сигаретой в руке - не выронил! Диван тоже весь мокрый, хоть отжимай.

- Ка-азе-ол!! - заорал я, хохоча, и кинулся за Стаськой. Он завизжал и бросился вон, добежал до ванной и хотел там запереться, но я чудом догнал, выдрал у него дверь из рук, схватил его и начал целовать. Холодный он был как лягушка, скользкий, а во рту горячо как в печке. Содрал я с него тельняшку и затолкал его под горячий душ, чтобы отмылся он от своих похождений раз и навсегда. И уже под душем, когда мы вовсю целовались, он отстранился, держа меня за голову и прошептал:

- Ведь три дня еще не прошло... Я пришел раньше.

- Почему?

- Кончается на "у". Л-ю-б-л-у...

Вот так и помирились. Потом диван феном сушили, и при этом опять чуть со смеху не померли, потому что он так и не высох. Три дня сох, до самого дна блин пропитался этой чертовой водой, с спали мы на полу, на матрасе. Ковер мокрый скатали.

Простили друг друга - устроили ледяной душ нашим горячим головам. Он меня когда окатил, я растерялся все перезабыл, что ему обидного хотел наговорить. А он вообще молчал - и правильно делал. Так я у него и не спросил про все, где он там был и чем занимался. Какая разница? Главное, здоровый пришел, целый.

И вообще, рекомендую этот способ примирения как эффективный. Если будет ваш любимый загоняться - ведро ледяной воды ему на башку, прям тут же. Заодно узнаете, на самом ли деле он вас любит. Если любит, скорее всего останетесь живы.

Один раз Стаська только сказал мимоходом, что не так уж хорош секс втроем, как его малюют. Зато теперь таскает меня по секс-шопам и все подозрительно внимательно разглядывает полки с этими гигантскими искусственными членами. Я уже начинаю беспокоиться.

Впрочем, пускай даже и так. Я ему хоть три куплю, на здоровье.

Ну вот, что-то и все. Длинно получилось. Стаська еще раньше пошутил, что там, где про секс - можно оставить, а все остальное нафиг, неинтересно никому. Дурачок... Может, кому и не интересно...

Вот так и прожили этот год. Он, как прилежный студент, стипендию получал и накопил деньжат... И я с родительских подношений все-таки кое-чего откладывал... Так что махнем автостопом куда-нибудь на море, дикарями...

А сейчас спит. Ну, пойду и я, писатель хренов. Любите друг друга, народ. Всем спокойной ночи.