Десять букв

- Чья это квартира?

Да, именно так. Отличный вопрос.

- Кто ты хозяину квартиры – сват, брат, незаконнорожденный сын? Или тебя тут держат вместо породистого котика?

Валик помолчал, устроившись подбородком на руках, и сказал:

- Он меня трахает.

И, в ответ на изумленный взгляд Егора, спокойно добавил:

- Не люблю эвфемизмы.

Егор стиснул зубы. От Валика всегда тянуло шлюшьим духом – странно, что оставались хоть какие-то сомнения. Пожалуй, Егору просто не хотелось признавать, что он ебет чью-то шалаву.

- И что? – спросил он. – Мне сейчас придется прятаться в шкаф?

- У него командировка, - равнодушно ответил Валик. – Пара дней в Арабских Эмиратах, потом Тайвань, в конце недели – здравствуй, матушка-Россия.

Егор молчал. Теплое тело под ним дышало и сладко подрагивало.

- Тебе не похуй? – спросил Валик, сонно прикрыв глаза.

- Похуй, - ответил Егор, пытаясь ощутить в себе хоть что-нибудь. Злость или ревность – без разницы; странное онемение было гораздо хуже. – Мне похуй. Пусть тебя хоть на дюжину хуев раскладывают.

Он опустил руку ниже, оглаживая подушечкой пальца поджимающийся, покрасневший проход, и внезапно сказал:

- Ты мне должен, знаешь?

Валик молчал, обмякнув на постели и едва заметно подрагивая под чужой ладонью.

- Я могу оттрахать тебя сейчас, - продолжил Егор. - Прямо сейчас, когда твоя простата после оргазма как открытая рана. Взять и поиметь прямо на этих простынях. Я могу, потому что ты мне должен.

- С хера ли? - хрипло и слабо уточнил Валик, не открывая глаза.

- Потому что таких оргазмов, как со мной, у тебя с твоим старпером отродясь не водилось, - Егор засмеялся и ухватил его за щиколотку, грубо переворачивая на спину и раздвигая ноги, укладывая под себя – красивого, обляпанного спермой, вспотевшего и соленого. Такого приятно облизывать, всего-всего, сверху донизу, но сейчас не до облизываний – слишком крепко стоит хуй, аж до звона в ушах. - Давай, сладкий, подмахнешь мне задницей еще разок?

Валик промолчал, не подтверждая чужую правоту, но и не отрицая. Впрочем, Егор и так был уверен – иначе на него не лезли бы с таким остервенением и жадностью. Валик усмехнулся – неожиданно властно, будто это не его ебут, – и приглашающе развел колени. Егор стиснул ладонью член, твердый и гладкий, как лакированное дерево, и одним движением засадил его ебнутой твари, выпрашивающей случку с искренней беззастенчивостью шлюхи. Грубо двинул бедрами, стискивая пальцы на чужих щиколотках и вламываясь в разгоряченную, растраханную, еще не отошедшую после недавнего задницу. Ну и какая разница! Пусть, пусть болит; пусть извивается, как распоследняя сука, которую ебут пять раз на дню.

Валик напрягся всем телом, прогибая поясницу и поджимая пальцы на ногах, приоткрыл глаза и мутным взглядом впился в чужое лицо. Разомкнул пересохшие губы и выдохнул со смесью удивления, возбуждения и насмешки, заметно сорванным после прошлого раза голосом:

- Хорошо-о-о...

- Ебнутая блядь, - Егор зарычал, стискивая пальцы на чужих ногах и быстро двигаясь – рывками, без какого-то определенного ритма, подхватывая под колени и засаживая снова, и снова, и снова, отрывая задницей от простыней и внезапно принимая в ладони крепкие ягодицы. Великолепные, потрясающе сложенные ягодицы – мышца к мышце, дивная лепная жопа с растянутой дыркой, в которую так легко погружается гладенький член. Валик согласно что-то промычал, кусая костяшку пальца и дрожа, игнорируя усталость и боль после прошлого раза – да наплевать, когда так хорошо. Егор улегся сверху, даже не трахая, а словно позволяя жаркому чужому телу принимать себя – погружаясь вовнутрь, налегая снаружи, упираясь в сбитую постель с обеих сторон от чужой груди. Изогнул шею, нащупав губами твердый сосок, стиснул его, втягивая в рот нежное светло-коричневое окружье, лаская дыханием и языком. Вскинул голову и вытянулся, вздрагивая всем телом, но не шевелясь – чувствуя, как глубоко засел член между чужих ягодиц. А потом двинул бедрами. И снова, и снова, елозя телом по телу – гладким рельефным животом по животу совершенно изумительному, с упругими мышцами и бархатной кожей, тереться о которую – почти такое же болезненное удовольствие, как и трахать подставленный зад. Валик простонал, откинувшись головой на подушку, опустив ресницы и бессвязно бормоча – что-то до отвращения порнушное, на что наверняка ведутся бизнесмены с нездоровой страстью к молодым, шикарно сложенным парням.

Егор зарычал и обхватил его руками, заходясь стоном и быстро, жадно дергая бедрами, гонимый злой неутолимой жаждой. Из-за нее не получится бросить чужое тело и уйти, забыть, вычеркнуть дорогу к этой спальне из памяти на веки вечные. Потому что Валик – охуенный, охуительный, как от такого можно оторваться? Никак, только трахать до звона в ушах, захлебываясь стонами и каждым движением приближая себя к яркой, ошеломляющей разрядке. В какой-то момент Егор застонал, очередным толчком сталкивая чужую голову с кровати, вынуждая запрокинуть ее так, чтобы жаркая, быстро пульсирующая кровь прилила к лицу и забилась в висках. Поцеловал распахнутые губы, пронзая насквозь, раскрывая тесное чужое тело так откровенно и сладко, как оно может раскрыться только в горячем предоргазменном забытьи. Застонал и закатил глаза, откидывая голову, крепко обхватывая руками и наконец-то кончая, вцепляясь пальцами в чужие лопатки и содрогаясь всем телом – долго, бесконечно долго, пока оргазм ошпаривает нервы и накрывает волна за волной.

Валик от неожиданности охнул, попытался было удержать голову на весу, но быстро понял, что от этого начинает затекать шея – и откинулся назад, чувствуя, как кровь стекает к мозгу, опаляет щеки и стучит в висках. Слабо простонал, опустив ресницы и вздрагивая, кончая буквально мгновением позже и обильно изливаясь себе на живот. Егор выдохнул, мелко подрагивая и все еще по инерции двигая бедрами. Постепенно замедлился – вместе с последней сумасшедше-оргазмической волной, сладкой и мятной, щекочущей каждый нерв по отдельности, - и наконец расслабился, распластавшись на теле любовника и сбросив руку с кровати. Вялые костяшки стукнулись об пол.

Они молчали так долго, что погода за окном сменилась, и вместо резкого пронизывающего ветра снова закапал дождь. Весна в этом году была мерзкой.

Егор скатился с Валика и уселся, скинув ноги с кровати. Поерзал босой пяткой по мягкому дорогому ковру, помолчал и ушел в душ.

Когда он вернулся, губы у Валика были искусанные.

- Мне похуй, - сказал Егор. – Мне вообще все похуй.

А потом ушел, исчезнув почти на неделю.

Когда он позвонил в квартиру Валика – или его папика с бизнесом в Арабских Эмиратах? – дверь открыли не сразу. Егор стоял на пороге, сунув руки в карманы штанов и чувствуя себя жалким и изможденным, как ревнивая малолетка.

Ему не было похуй.

Он хотел знать.

За дверью зашаркали чужие шаги, ненадолго воцарилась тишина, а потом провернулись по очереди несколько замков. Дверь открыл Валик – в облегающих джинсах и футболке такого размера, что она висела мешком даже на его мощных плечах. В домашних шмотках он выглядел беззащитно и устало.

- Какого хуя, - утвердительно сказал Егор.

- Расширь свою мысль, - попросил Валик, пропуская его в квартиру. По-видимому, его покровитель еще тусовался где-то в Таиланде. – Я затрудняюсь с расшифровкой высокоинтеллектуальных высеров вроде «Какого хуя!», «И чо?» или «Чокак?»

Егор сбросил ветровку и прошел в спальню. За окнами было темно, в стекло билась тугая зеленая ветка.

- Какого хуя ты тут живешь?

- Потому что мне тут рады? – вопросом на вопрос ответил Валик.

- Зарабатывать только жопой умеешь? – выплюнул Егор.

- Я работаю, - холодно откликнулся Валик, стиснув пальцами свое запястье. – Но это не твое собачье дело. Хочешь считать меня шлюхой – считай.

- Я и считаю. Иначе зачем тебе это?

- Я люблю свою жизнь, - сказал Валик. – И не хочу ее похерить.

- А трахаться со мной ты тоже любишь? – усмехнулся Егор. - Забеги веселее? Оргазмы ярче?

Валик молчал. Простыни на кровати показались Егору возмутительно ровными.

- Зачем тебе я, если есть твой старпер?

- Володе пятьдесят восемь, - огрызнулся Валик. – У него хуй как у коня и шестимиллионное состояние в долларах. И он точно не старпер.

- Зачем тебе я? – повторил Егор, глядя на него зло и внимательно.

- Потому что с тобой – по-другому.

Егор дрогнул уголком рта и отвернулся.

- По-другому, значит…

Он распахнул одну из створок шикарного шкафа-купе. За зеркалами от потолка до пола была чужая одежда – совсем чужая, от неё не пахло Валиком. Вещи старпера Володи.

- Я как любовница чьей-то любовницы. Как поэтично. – Егор нашел и намотал на кулак пару чужих галстуков – наверняка дорогущих. – Раздевайся.

Валик усмехнулся, скинул футболку и послушно стащил брюки, не без труда выпутав из них ноги. Член у него был мягкий, тело – сильное и упругое. Егор обхватил его за талию и подтолкнул к кровати, коротко поцеловал крепкий загривок.

- Что, сладкий, трусов не носим? – спросил он с издевкой. - Папик не одобряет?

- А зачем они мне? – равнодушно спросил Валик.

- Слишком красивый для трусов? – хмыкнул Егор. – Ну, например, чтобы джинсы мошну не натирали.

Помолчал и хлопнул по бедру, подталкивая:

- В изголовье, мордой к спинке кровати. Коленями на подушки, задом ко мне.

- Не успевают натирать, - раздраженно ответил Валик, послушно выполняя указания.

Егор присвистнул и взгромоздился на кровать прямо в штанах и грязных кедах.

- Если джинсы не успевают, то чужие хуи определенно должны успевать натереть тебе что-нибудь другое.

Он взял Валика за левую руку, обхватил запястье галстучной петлей и крепко притянул его к столбику кровати. Обмотал галстук несколько раз вокруг лакированной деревяшки и завязал узлом. Точно так же притянул вторую руку к противоположному столбику, окончательно уткнув шлюшонка мордой в стену – распластал, растянул руки вширь, оставив в неудобной позе – пригнувшись, упираясь коленями в смятые подушки, с откляченной задницей. Хлопнул по крепкой ягодице, оставляя яркий след.

- Разулся хотя бы, - откликнулся Валик. Дышал он медленно и глубоко. Дернул рукой на пробу, не особенно стремясь вырваться, и только затянул узел туже. Оглянулся через плечо, пытаясь поймать чужой взгляд, встретить его своим – мутным и темным. – Какого хуя ты творишь?

Егор отстранился, обозревая плоды своих стараний, и хлопнул по заднице сразу обеими руками – звонко, снизу вверх, наблюдая, как от удара сминается упругая бархатистая плоть. Послюнявил палец, сунув его в рот, любопытно погладил им в ложбинке между ягодиц и надавил, разом вдвигая на пару фаланг, согнул рыболовным крючком и потянул вверх, вынуждая вскинуть зад и причиняя боль.

- Что творю? – сказал он. - Просто размышляю, что с тобой делать. Сфоткать и бросить до приезда твоего папика? О-о-о-о, он оценит подарочек?

Валик вскрикнул, приподнимая зад и стараясь уклониться от болезненного проникновения.

- А может, загнать тебе в задницу силиконовую елду из твоей же коллекции, и бросить на пару часов? – Егор скривился, словно глотнув на голодный желудок стопку денатурата. – Ах да, его коллекции, а не твоей. Вряд ли ты сам собирал эти хуи по секс-шопам.

Валик дернул руками, но освободиться не смог. Пожалел галстуки – каждый из них стоил, как годовой бюджет маленькой африканской страны.

- Я тебя убью, - спокойно сказал он. - Яйца оторву.

- Не думаю, - ответил Егор. - Ты сучка, а сучки подставляют дырку и не жалуются.

Он убрал пальцы и подхватил любовника обеими руками под живот, жадно обхватывая, кусая между сведенных лопаток, трогая там языком.

- А может, мне оттрахать тебя? Сунуть тебе в зубы кляп и поиграть в лошадку – ну, знаешь, вздрючить так, чтобы аж заржал, отхлестать по бокам и пришпорить хуем в зад?

Валик повел плечами, сводя лопатки, и слабо что-то промычал. Подался задницей назад, потираясь бесстыдно и провоцирующе.

- Уебок. Я не сучка.

- Еще какая сучка, - со злым наслаждением проговорил Егор. - Сладенькая и жадная до чужих членов.

Он ударил по ягодицам, оставляя яркие следы, глупо и нерационально ревнуя к чертовому папику и его баснословно дорогим галстукам, игрушкам и квартире. Ударил снова, а потом впился пальцами, широко раздвигая и пригибаясь к кровати, по-звериному нагло и небрезгливо толкаясь языком – туда, где разработано, мягко и нежно. Чай, папик любит, чтобы его в любой момент были готовы принять, скинув штаны до колен.

Валик содрогнулся, ощущая чужой язык, бессовестно ласкающий внутри. Слабо простонал, стараясь сильнее развести ноги и теряя равновесие, почти повиснув на своих путах.

- Неправда!

Егор провел языком по складчатому колечку мышц, снова толкнулся внутрь, по-кошачьи загибая кончик языка, влажно щекоча и стискивая пальцами чужие бедра, а потом отстранился и рванул молнию на джинсах. Отвернул грубую ткань, сдернул ее ниже по ногам, вместе с дешевыми линялыми трусами, и взял в кулак окрепший член. Провел округлой головкой туда-сюда по ложбинке между ягодицами – от поясницы до самой мошонки и обратно, потираясь, дразнясь.

- Что «неправда»? – спросил он. - Не нравится, когда загибают раком и пользуют, как девку с задранной юбкой?

- Я не… - Валик задохнулся и прикрыл глаза, купаясь в душных, тяжелых волнах возбуждения. – Я не девка.

- А задом просишься, как шлюха, - с ноткой брезгливости отрезал Егор, ухватив его за ягодицы и потираясь между них крупным, увитым венами, идеальной формы членом. Сдавил чужую задницу в ладонях, деловито ерзая – как между грудей какой-нибудь девахи, которой потом можно спустить на лицо. Задумался, как часто шлюшонку приходится от такого отмываться – а может, у папика на это не хватает фантазии? Сунул, потрудился минут пять, спустил в восхитительный зад и поехал на переговоры с какими-нибудь филлипинскими поставщиками? Из-за этой мысли Егор разозлился, взял член в ладонь и приставил головку ко входу, медленно надавил – не деликатничая, а скорее – проверяя.

- И как тебе тут живется? Часто поебывают, или у папика и без того много дел, чтобы тратить время на ручную шлюху?

Валик выругался и нетерпеливо, жадно подался назад, стараясь скорей насадиться на член.

- Если бы он меня хорошо ебал, хрен бы тебе тут что-то обломилось.

Егор засмеялся, укладывая ладони на чужие плечи, и резко двинул бедрами, вколачиваясь сразу на полную длину – так, что тяжелые яйца хлопнули по оттопыренной заднице. Запрокинул голову, упиваясь тихим чувством превосходства – плохи дела у птички в золотой клетке, если она так охотно сбрасывает штаны не только для хозяина. Зарычал, впиваясь пальцами в гладкие сильные плечи, и двинул бедрами снова – снизу вверх, загоняясь в так удачно подставленный зад.

Валик плотно сжал губы, стараясь не застонать в голос – видно, решил, что еще слишком рано; что Егор не заслужил, чтобы под ним выли от удовольствия, просто получив хуй в жопу. Егор проигнорировал эту акцию протеста и задвигался резче, стискивая пальцами чужие плечи, соскальзывая ниже – на бицепсы, сжимая до синяков и снова, снова толкаясь бедрами. Быстрый, сильный, неутомимый – такой может драть долго и безо всякой виагры. А может бросить, вдруг выскользнув членом наружу и отстранившись, обхватив стояк ладонью и почти лениво себе подрачивая, пялясь на изогнутую спину, раздвинутые ягодицы и приоткрытую, нежно-розовую дырку. Валик протестующе простонал и попытался пихнуть его локтем, вместо этого больно дернув связанной рукой и ощутив, как галстук впивается в запястье.

- Не смей, - выкрикнул он, кусая губы в мучительном, изматывающем возбуждении. - Не делай так!

- А то что? – Егор засмеялся и равнодушно отстранился, сбросил ноги с кровати и принялся расшнуровывать кеды. - Я никуда не спешу. Или что, твой папик вернется и обнаружит у тебя синяки на руках? Ну, сам виноват. Не хочет, чтобы его шлюхе засаживали в его отсутствие – пусть тебя запирает.

Егор стянул кеды и встал, поджал пальцы на босых ногах: ковер ласкал его стопы шершавым длинным ворсом. Спустил штаны вместе с трусами, равнодушно стряхнул их со щиколоток, взялся за края футболки и оглянулся.

- Что, зудит без хера в причинном месте?

Валик разочарованно рванулся в путах и оглянулся через плечо.

- Заткнись и выеби меня уже.

- Зудит, - Егор понимающе кивнул и развернулся к паршивцу задом, продемонстрировав красиво слепленные ягодицы и бедра. Стянул через голову футболку и бросил ее на шикарный ковер. Покрасовался перед зеркальным шкафом и согнул руку в локте, выпятив бицепс; засмотрелся в зеркало, проведя кончиком языка по зубам – на обед была пицца с грибами и зеленью; мало ли, что там от нее осталось. Но не осталось ничего. Вернулся к кровати и влез на нее коленями, потер подушечкой пальца нежную, жаждущую члена дырку, прикасаясь ногтем к едва покрасневшим краям.

- Нарцисс, - Валик зажмурился, прислушиваясь к дразнящим и совершенно, ни капельки не удовлетворяющим прикосновениям. - Выеби меня уже наконец, выеби, я не могу больше, ну пожалуйста, выеби меня...

- Не нарцисс, - Егор хохотнул и придержал член ладонью. - Просто тяну время.

А в следующую секунду одним коротким движением засадил твари до самых яиц, ухнув на выдохе и хлопнув бедрами по крепкой заднице. Так же резко повел задом, извлекая член из его тела. Не на половину длины, не до гладкой округлой головки, а полностью, позволяя покрасневшему колечку мышц снова стянуться, а члену с бодрым хлопком прижаться к животу. Весело насвистывая, сжал себя пальцами и засадил снова – так же, как в первый раз, до основания, - чтобы потом снова выскользнуть, оставляя ни с чем. Валик вскрикнул, готовый выть от распирающего возбуждения и жгучего разочарования.

- Ты что, издеваешься?!

- Определенно да, - Егор засмеялся и сунул в задницу ненасытной твари два пальца, раздвинул их, совершенно не заботясь о том, чтобы найти простату – просто играясь, натягивая до предела и трогая внутри, там, где нежно и бархатно, и где никто, кроме любовника и доктора, его не потрогает. Валик кусал губы, слабо поскуливая, сжимая пальцы на спинке кровати и дергаясь – уже почти по привычке, потому что шанса вырваться не было, как не было и сил терпеть. Кажется, врезать Егору он хотел куда сильнее, чем кончить.

Егор вытащил пальцы и стиснул ладонью собственный член, крепко и сладко его надрачивая, а потом приставил головку к еще приоткрытому входу. Провел по кругу, растягивая тонкие складочки, словно массируя, дразнясь и провоцируя разом. Толкнулся, проникая внутрь гладкой горячей головкой, и сжал член ладонью – так, чтобы пальцы помешали твари насадиться глубже; так, чтобы в ее сладкий зад входила только головка и пара-тройка сантиметров ствола. Медленно заерзал – туда-сюда, уже вставляя, но даже не на половину, а на треть длины, едва-едва, щекоча каждый нерв в несчастной блядской заднице. Валик всхлипнул, пытаясь насадиться на чертов крепкий хуй и ненавидя мешающую ему руку.

- Пожалуйста, ну пожалуйста, перестань, пожалуйста, пожалуйста! 

- Ох, - сказал Егор. - Ну кто же может устоять перед такими мольбами?

Он убрал руку, нежно и славно устраиваясь ладонями на чужих плечах. Толкнулся бедрами, наконец-то вставляя похотливой бляди до самых яиц, и с силой задвигался – с места в карьер, не теряя ни секунды на раскачку, кусая губы и шумно дыша через нос. Член вошел легко и сразу – никакого сопротивления; он слишком жаждал, чтобы его поимели, скулил и тек, как дворовая девка. Валик на несколько мгновений забыл, как дышать, ощущая себя насаженной на булавку бабочкой – очень извращенной бабочкой, всю свою короткую бабочкину жизнь об этом мечтавшей. Выдохнул долго, со стоном, полным облегчения и восторга, то и дело на очередном толчке ударяясь лбом о стену – ну и хрен с ним, с бедным лбом. Егор расхохотался и хлестнул его ладонью по заднице, свободной рукой вцепившись в крепкий загривок и наблюдая за Валиком – великолепно сложенным, сильным, катающимся на чужом хую с упоением опытной шлюхи. Валик уже едва держался, чуть живой от усталости и сладкого мучительного удовольствия, распирающего изнутри. Егор подхватил его под живот, удерживая на ногах и сильно, быстро и резко толкаясь, тараня чужое нутро гладким здоровым членом. Впился зубами в подставленное плечо – кожа тут гладкая и нежная, наверное, Валик за собой ухаживает. Салоны и услужливые девы с терпкими массажными маслами, маникюры-педикюры и все, что оплатит щедрый поклонник? А может, он от природы такой – гладенький и красивый, с сильным телом, гладко обритым затылком и короткой порослью в паху, с надежным стояком и шикарными бедрами, между которых так жарко, так сладко, так увлекательно ебаться? Егор вцепился зубами сильнее и застонал, ускоряя темп, ударяясь бедрами о ягодицы, каждый толчок – не на жизнь, а насмерть, потому что уже кроет-накрывает горячей предоргазменной волной.

Валик ахнул и попытался пихнуть его локтем, бесплодно стараясь оттолкнуть от себя, защититься от ярких заметных следов.

- Придурок! Не смей так дела-а-а...

Он измученно и восторженно вскрикнул, вздрагивая на очередном толчке, так замечательно терзающем чувствительное место внутри, и опустил ресницы, наконец-то кончая. Егор затрясся, налегая сзади и вдвигаясь каждым сантиметром, каждым миллиметром крепкого, быстро пульсирующего члена. Застонал, уткнувшись в сильное округлое плечо, сжимая зубы и наконец-то изливаясь в жаркую растраханную тесноту, подергивая бедрами и сминая ладонями крепкий живот – тугие мышцы и бархатистую кожу, уже заляпанную чужой спермой. Сдавленно задышал, наконец-то прекращая фрикции, и подался назад, позволяя последним каплям спермы стечь прямо на подушки – вместе с белесой струйкой, стекающей между чужих ягодиц.

Валик опустил ресницы, медленно и сосредоточенно дыша, ощущая сразу всё – отголоски безумного удовольствия, эхо приятной заполненности, усталость и чужую сперму в заднице.

- Придется отдавать в химчистку, - с сожалением выдохнул он, зябко передернув плечами. Голос у него дрожал. - Развяжи меня.

Егор оскалился и провел ладонями по гладким, покорно раздвинутым бедрам.

- А мне нравится эта поза. Можно экспериментировать…

Валик дернул кадыком и содрогнулся, откликаясь на прикосновение. Егор дотянулся до его руки и дернул узел. Поднапрягся, едва не обломав ногти, но сумел развязать. Хлестнул ладонью по все еще оттопыренной заднице.

- Со второй рукой сам разберешься.

Валик кое-как выпутался – ему на это понадобилось больше трех минут. Размял затекшие руки, оглянулся на любовника и обхватил его за шею, резко дернув к себе и впиваясь в его рот поцелуем. Егор не смог сопротивляться – обхватил жаркое сильное тело, целуя распахнутый, лихорадочно-горячий рот. Губы у Валика были искусанные и яркие, словно помадой измазанные.

Между ними не было неловкости. Как будто секс и грубые подначки на тему папика-миллионера ненадолго стерли то, что так тревожило Егора. Но совсем ненадолго.

Три, два, один…

- Какого хуя.

Передышка закончилась.

Валик не удержался и неловко рухнул на бок. Слабые после оргазма колени его не держали, а толчок был слишком сильным.

- Мне это не нужно, - твердо сказал Егор. – Мне это нахуй не упало.

Валик раскинулся на простынях и смотрел в потолок. На его запястьях наливались алым цветом отметины – такие же, как те, которые он раньше прятал под водолазкой от Егора.

- Я не собираюсь трахать чью-то девку, - выплюнул Егор. – Только потому, что ей так хочется.

Валик молчал. Лицо у него было усталое и равнодушное.

- Мне это не нужно.

Егор знал, что врет и говорит правду в один и тот же момент. Чья-то шлюха ему не нужна была – но и как жить без Валика, он тоже не знал. Два месяца тому назад в его жизни появилось что-то слишком важное.

Отказываться от такого – больно, но он, по крайней мере, должен попытаться.

День был скучный, и посетители забредали в отдел электроники скорее по ошибке, чем с конкретной целью. Когда на стол перед Егором шлепнулся полиэтиленовый пакет, забитый чем-то мягким, он вздрогнул и очнулся от анабиоза.

- Переоденься, - сказал Валик. Он стоял, сунув руки в карманы дорогущих штанов, и, чтобы взглянуть на него, Егору пришлось бы запрокинуть голову.

Вместо этого он зевнул и потер пальцами уголок глаза.

- Конкретизируй.

- Там шмотки, - объяснил Валик, кивнув на пакет. – Купил на глаз, но должно подойти.

- Очень щедро с твоей стороны, - признал Егор. – Но нахуя?

- Бабла не жалко, оно не мое, - усмехнулся Валик, плавно поведя плечом. – А ты мне нужен сегодня на одном мероприятии.

Иногда Егор не понимал, как хренова шлюха ухитряется им командовать.

- Галстук не трогай, у тебя руки из задницы. Я потом сам завяжу.

Егор сдал смену и послушно уволок пакет в подсобку. Весело хмыкнул – даже джинсы Валик подобрал не просто так, а с броским лейблом, из тех, что мелькают по телеку раз в полчаса. Сменить пришлось даже туфли и часы – хорошо хоть трусы не купил. Рубашка села на плечи слишком туго, и вместо того, чтобы бороться с ней, Егор расстегнул верхнюю пуговицу и закатал рукава. Посмотрел в зеркало, провел рукой по волосам, заглаживая ото лба жесткие темные пряди.

Валик встретил его у выхода из магазина и презрительно поджал губы.

- Это что еще за безгалстучная самодеятельность?

- Расслабься, - посоветовал Егор. – Я и так выгляжу, как итальянский секс-символ лихих девяностых. Разве что ты решил сводить меня на светский раут…

- … лучше бы ты сводил меня на светский раут.

Валик улыбнулся, промокнул уголок рта бордовой салфеткой и предложил тост.

Когда спустя час Егор отпросился из-за стола и сбежал на балкон, он заперся там с пачкой сигарет  и почти десять минут дышал упоительной свободой, ночным воздухом и дымом. Валик дал ему немного времени, а потом постучал в стекло костяшкой пальца.

- Невежливо запираться на балконе, когда ты в гостях.

Сжав зубами сигарету, Егор с трудом управился с замком и распахнул дверь, впуская Валика к себе.

- Невежливо звать меня, - выдохнул он, - без моего ведома на ебаную встречу с ебаными родителями!

Валик вздернул бровь.

- У меня отличные предки, не истери.

Егор подымил еще минуту, прежде чем успокоился и снова смог заговорить.

- Предки у тебя клёвые, - признал он. – А вот сын у них – мудак.

- Что я такого сделал?

- Представил меня, как своего бойфренда!

Валик тепло улыбнулся и положил ладонь на чужое предплечье. В этом жесте грация сытой змеи уживалась с добротой училки, успокаивающей трудного ребенка.

- Мои родители в курсе моей ориентации и не пытаются сжечь меня на костре, как еретика-содомита. Это плохо?

Егор схватился за следующую сигарету и так долго щелкал зажигалкой, что в итоге уронил ее на пол.

- А я? – спросил он громким шепотом. – Обо мне ты подумал? Ты охуел? Я тебе не парень, мы не встречались, не встречаемся и встречаться не будем. Твои родители – замечательные люди, с хера ли я должен им врать?

- Дурак, - сказал Валик, помолчав с минуту. – Я хотел познакомить предков хоть с кем-то, кто для меня важен. Мне жаль, что этот факт тебя взбесил.

Егор вздрогнул, как от удара. Помолчал и спрятал зажигалку в карман новых джинсов.

- Ты правда…

- Уже не важно.

Валик развернулся и ушел. Когда Егор вернулся в комнату, он прощался с матерью.

- … работа есть работа, да и время не раннее…

- Ничего, карасик, и так до ночи засиделись. Но вы так поздно пришли…

- Мамка вам сейчас салату насыплет, - встрял отцовский бас. - Будете салат? Лена, ну чё ты, дай пацанам пожрать.

- Лучше торта положите, - ответил Валик. - Обожаю мамин торт.

Егор провел ладонью по лицу, набираясь храбрости, и вышел в прихожую. Мать у Валика была высокой, худой и скуластой, немолодой, но настолько красивой, что это объясняло его собственную красоту. У отца было солидное пузцо, дородные щеки и неисчерпаемая любовь к салатам, которые ничуть не помогали ему похудеть.

- Простите, - сказал Егор, испытывая мучительную неловкость перед этими хорошими и очень грустными людьми. Мать грустила из-за их побега. Отец – из-за того, что пропускал уже второй тайм.

- Ничего страшного, сладкий, - мама Валика провела ладонями по плечам Егора, придержала за локоть и заглянула в лицо. Отрицание права на личное пространство у них с Валиком тоже было одно на двоих. – Мы рады. Мы в любом случае рады…

- Что увидали того мужика, который терпит нашего сынулю, - радостно сообщил отец. – Ни одной бабе такая ноша не по силам. Как он тебя, не сильно достает?

- Пап!

- Вова, ну что ты такое говоришь!

- А что, - обиделся папа Вова. – Он же нравный, как девка.

Егор не выдержал и засмеялся. Валик скептично поджал уголок губ.

- Не слушай старого дурака, - велела мама Лена, не отпуская его локоть. – Валик у нас – замечательный мальчик. Такой умный, такой целеустремленный…

Егор смотрел через её плечо на Валика и чувствовал себя, как Менделеев в ночь перед изобретением таблицы. Было такое ощущение, что он вот-вот что-то поймет – но это «что-то» ускользало, как рыбина из рук.

Как карасик.

- Если Валику чего-то захочется – о, он обязательно возьмет и добьется! Он, конечно, немного вредный…

- Немного?

- Пап!

«Возьмет и добьется».

Егор прикусил изнутри щеку, пытаясь успокоиться. Ему вручили пластиковый контейнер с салатом и болтали без умолку, а Валик в ответ улыбался – улыбался и молчал, улыбался и смотрел своими синими чудесными глазами, невинными, как бывает только у детей и мудаков.

Ребенком он, без сомнения, не был.

Прощание вышло скомканным, и Егор, вырвавшись в коридор с работающими через три пролета лампочками, без остановки прошагал почти половину пути. Где-то на уровне третьего этажа его догнал Валик, впился пальцами в локоть и затормозил.

- Ты чего?

- Не хочешь ничего мне объяснить? – уточнил Егор. - Это серьезно? То, что ты познакомил меня с родителями? Папика своего ты с ними тоже знакомил?

Валик молчал.

- Нет, - сказал Егор. – Нет, ты его с ними не знакомил. Тебе нужен был человек с нормальной мордой, который не ебет тебя за деньги. Работа у «бойфренда» неподходящая? Не страшно, просто не будем о ней говорить. Финансы не те? Не беда, просто подкинем ему шмоток с чужого плеча.

- Они новые.

- Что?

- Они новые, - по слогам повторил Валик, и Егор зло отмахнулся от него ладонью.

- Да какая нахрен разница, какие это шмотки? Ты представил меня родителям не потому что… как ты там сказал? – он провел по губам тыльной стороной ладони, задыхаясь от злости. – Не потому, что я для тебя важен.

Коробка с салатом стала слишком тяжелой ношей, чтобы её удержать. Егор бросил ее на подоконник, привалившись боком к прохладной стене. Из окна поддувало.

- Ты представил меня потому, что тебе нужна была легенда, - сказал он. - Чтобы успокоить родителей и еще пару лет трахаться со своим Володей и горя не знать.

- Хватит бредить, - сказал Валик, и опустил ладонь на чужое запястье. Пальцы у него были горячими и крепкими, и Егор почувствовал, как инициатива уплывает у него из рук. – Знаешь, почему ты важен для меня?

Правильным решением было ничего не отвечать, вырвать запястье, развернуться и уйти.

Жаль, что рядом с Валиком поступать правильно было не так уж просто.

- Почему? – спросил Егор.

Валик спокойно поставил коробку с тортом поверх салата, ухитрившись не сверзить жратву с подоконника. Сделал шаг, медленно положив ладони на чужие плечи, и приподнял подбородок – всего на пару сантиметров, так выверенно подставляя лицо для поцелуя, что Егор не удержался.

Губы у Валика были алые, пьянящие и злые.

- Потому что, - сказал он, пытаясь отдышаться между поцелуями. - Потому что я устал, знаешь? От Володи устал, от всей той хуйни, которую приходится делать мне и которую делают со мной. С тобой всё по-другому.

- Уйди от него, - сказал Егор, толкнув его на подоконник. Развернул к себе спиной, ткнув мордой в оконную раму, и расстегнул штаны, убирая ткань с поджарых ягодиц.

Валик покачнулся от неожиданности. Уперся руками в замызганное стекло, опасно задребезжавшее под ладонями, и перевел руки на раму. Закусил губу, улыбаясь уголком рта – Егор видел его лицо в отражении, пока стекло не запотело.

- Не могу, - сказал Валик.

- Хуйня, - отрезал Егор. Но вместо того, чтобы оттолкнуть – прихватил губами за краешек уха, щекотно и влажно скользнув по нему языком.

- Нас увидят, - сказал Валик, прикрывая глаза и прогибаясь, сжимая пальцы на окне.

- Тоже хуйня, - сказал Егор, послюнявил пальцы и провел ими в ложбинке между чужих ягодиц. Легко надавил, протискиваясь внутрь одной только подушечкой. - Все приличные люди уже спят или ужинают. И только неприличные телки сосут своим кавалерам или задирают куцые юбчонки и становятся... ну вот как ты.

Валик засмеялся, откидываясь головой назад, и Егор зарычал, сдаваясь, признавая победу чертовой твари – думать сейчас о чем-то, кроме чужой задницы, было невозможно. Он толкнулся пальцами глубже, поглаживая и прикасаясь внутри, как любил касаться языком – но сейчас ни время, ни место не располагали к пошлым нежностям. Вытащил палец и быстро расстегнул штаны, извлекая член из-под резинки трусов, обхватил руками узкую талию и рывком натянул Валика на себя.

Тот вскрикнул и резко подался назад, прижимаясь ягодицами; слабо вздрогнул, когда внизу хлопнула подъездная дверь. Егор замер на пару секунд, а после – выдохнул со смесью облегчения и разочарования, услышав звук вызываемого лифта. В том, чтобы быть застуканными в подъезде родителей Валика, было что-то кошмарное и в то же время возбуждающее.

Егор прижался губами к чужому уху, ровно дыша и так же ровно двигаясь – словно покачиваясь в блаженном забытьи, в вязкой спокойной темноте, обжимающей мозг так же нежно и сильно, как чужое тело обжимает напряженный член. Он был зол, утомлен, раздражен. Он хотел Валика здесь и сейчас. Он рвался на британский флаг, пытаясь уместить в себе каждое чувство, каждое сомнение, каждую необъяснимую вещь, которой Валик его ошарашивал.

Это выматывало, и теперь ему хотелось ненадолго от всего отвлечься.

Валик задвигался резче, и Егор засмеялся, придерживая его за талию:

- Быстрый какой…

Он двинул бедрами, даже не столько помогая, сколь позволяя Валику опуститься на член. У того на ура выходило насаживаться, его задницу словно для этого и вылепили – гладкую, литую, крепкую на ощупь. У иной бабы грудь не ложится в ладони так хорошо и приятно, как у этого парня – ягодицы.

- Я тебя хочу, - задыхаясь, бросил Валик через плечо. – Потому и… быстрый.

Егор сдвинул руки, одну положив Валику на живот, а на вторую намотал краешек его рубашки, потянул вверх, задирая ткань и обнажая спину. Кожа сияла светлым пятном – всяко интереснее, чем черная рубашка в ночной темноте. Егор усмехнулся и задвигался резче, вколачиваясь в его тело с равномерными короткими шлепками.

- Тебе же нравится, что мы у окна, - сказал он. Прижался губами к чужой шее, а после – снова к уху, быстро шепча и обдавая лихорадочным дыханием. – От фонарей на окна падает свет. Может, тебя даже заметят снаружи. Остановятся, задерут головы и увидят, что тут кто-то шароебится.

Валик задышал быстрее, но ничего не ответил. И Егор продолжил, стискивая пальцами его рубашку:

- … посмотрят и подумают, что это парень и девка – плоскогрудая девка, прижатая к стеклу и жадно подмахивающая своему трахальщику. – Он двинулся резче, почти больно ударяясь бедрами о чужие ягодицы, стиснул зубы и тихонько простонал, все еще не разжимая кулак. - Нравится тебе это? Нравится, что тебя видят, что представляют, как ты мне даешь, как подставляешься, как стонешь, получив желаемое?

- Нравится, - выдохнул Валик. Его лица уже не было видно – стекло запотело. – Нравится. Мне нравится. Нра-а…

Егор прибавил темп, резко дергая бедрами и зная, что внутренний таймер Валика отсчитывает последние секунды до оргазма.

- Девка, - коротко выдохнул он, твердо зная, что именно и как именно нужно говорить. - Шлюха, обслуживающая старпера за шмотки и жратву, девка-давалка, которой мало, мало, мало, которая под кого угодно ляжет, ли-и-ишь... бы...

Егор задохнулся и стиснул зубы сильнее, чувствуя тело любовника каждым сантиметром кожи, каждым миллиметром члена, нежной округлостью головки и упругостью основания, засевшего между красивых ягодиц. Простонал, бурно и долго кончая, подрагивая бедрами в горячем забытьи – пока член не обмяк, пока пульсирует в раскрытой, ненасытной, горячей дыре, - наслаждаясь этим чувством даже сквозь вату, облепившую уши и мозг.

Валик всхлипнул, вздрагивая и насаживаясь задницей, а потом коротко взвыл, скрученный немыслимо сладкой судорогой оргазма.

Егор уткнулся лицом в его шею, тяжело дыша и крепко обнимая со спины. Сжал пальцы – в кои-то веки не на чужой коже, а просто в кулаки, скрестив запястья на быстро вздымающейся и опадающей груди. Валику было хорошо – он все еще ерзал, пытаясь урвать еще, еще капельку, еще крошку удовольствия. Впрочем, им обоим сейчас было хорошо – в чертовой темноте, в сосущей прохладе чужого подъезда.

Валик оглянулся через плечо, требуя поцелуй, но Егор отстранился, заправляя в штаны обмякший, изгвазданный спермой член. Ну и ладно. Трусы отстираются.

Чтобы восстановить дыхание, ему понадобилось две минуты.

И еще две, чтобы уложить в голове слова родителей, поступки Валика и его ответы на вопросы. Те самые, которые были заданы ему в разгаре игрищ на облупленном подъездном подоконнике и, казалось бы, совершенно ничего не значили.

- Знаешь, чего я не мог понять? – наконец сказал Егор. - Почему такой умный, настойчивый, целеустремленный мальчик, как описала твоя мама... довольствуется ролью груши для битья?

Валик провел ладонью по лицу и обернулся, улыбнувшись уголками губ.

- Я всё не мог сообразить – в чем загвоздка? – продолжил Егор. - Почему ты стал таким? Что и когда тебя сломало?

Он с удивлением понял, что больше не злится, и это было восхитительное, потрясающее чувство абсолютного всезнания.

- Теперь я это понимаю.

Много раз, поворачиваясь к Валику спиной и уходя восвояси, Егор был искренне уверен, что это навсегда. Что он порвет эту связь - ниточка за ниточкой; что научится жить без гифок с хорьками и котиками, без опьяняющих минетов по утрам, без прохладных и синих, как кристаллы сериального метамфетамина, глаз Валика.

Этот раз был другим – Егор знал, что ничто не закончено.

Там, в подъезде, Валик сказал ему: «Ты думаешь, что я тебя использую; это нихера не так, но я не буду ничего доказывать». И ушел, спокойно застегнув штаны. Понять, что выражали его убийственные метамфетаминовые глаза, не было никакой возможности. Было ли ему плевать? Переживал ли он? Страдал ли он? Был ли он психом, который не просто перешагнул через Егора, а прыгал через него как через скакалку?

Ясно было одно: это не конец, и Валик еще позвонит. Егор думал об этом каждую минуту: вот, сейчас он это сделает. А может, чуть позже. Может, он уже набирает номер, сию секунду жмет на кнопку быстрого вызова и… Но телефон не звонил. И не факт, что Егор вообще был у него на быстром наборе.

Всего за сутки эти мысли так измучили Егора, что, когда телефон наконец зазвонил, он больше минуты пялился в потолок и не мог шевельнуться.

- Котик, - Машка заворочалась и сморщила нос. – Ну что там?

- С работы, - ответил Егор, поддернул трусы и выволок себя из кровати с таким трудом, словно к ногам привязали по штанге. В отличие от Машки, способной заснуть даже сидя, он уже полтора часа без сна и отдыха пялился в люстру.

- Ну так ответь, - вяло откликнулась Машка. - Только выйди куда-нибудь, спать хочу…

На кухне он тщательно прикрыл за собой дверь, распахнул форточку и прикурил. Только после этого Егору хватило моральных и физических сил, чтобы мазнуть пальцем по экрану.

- Чего тебе?

- Не говори, что не ждал.

Егор затянулся, стиснув сигарету между указательным и средним пальцами.

- Ждал. Чего тебе?

- Ты меня бросаешь, - утвердительно сказал Валик. Сомнений в его голосе не было.

- Да.

- Потому что я мутный тип и ты не понимаешь, что творится у меня в башке.

Егор кивнул, не торопясь выдыхать дым.

- Да.

- Ладно, - неожиданно легко сказал Валик. – Приезжай в «Голубого кота», потрахаемся напоследок.

- Сорвался и побежал, - хмыкнул Егор. – Я тебя бросаю, не забыл? Потому что ты мутный тип и все такое…

- Ты бросаешь меня, потому что я тебя люблю, - отчеканил Валик. – А ты в это не веришь.

- «Ты мне нужен» и «Я тебя люблю» - не одно и то же, - возразил Егор. – Дворники на тачке тебе тоже нужны. Это не значит, что ты их…

- Я тебя люблю, - сказал Валик. – А дворники на тачке я просто обожаю.

Егор усмехнулся. Он слишком огрубел душой, чтобы простое «пожалуйста» сработало на нем и в этот раз. В ответ на «пожалуйста» он больше не бросился бы через весь город – выяснять, что случилось, спасать и баюкать. Валик это знал, а потому выбрал новые десять букв, чтобы заставить его повиноваться. «Я тебя люблю».

Егор пощелкал зажигалкой и сказал:

- Ты вообще в курсе, что мы с тобой только и делаем, что трахаемся?

- М-м-м... - мечтательно протянул Валик. - Идеальные отношения.

- Идеальные отношения у тебя с Володей, - отрезал Егор. - А со мной просто секс.

- Ну так выеби меня напоследок. Мне же полагаются какие-то отступные?

В соседней комнате спала Машка. Голова у Егора была тяжелой от сигаретного дыма и начинала болеть.

- Если ты не приедешь, я выжру бутылку текилы и влезу на первого, кто ко мне подкатит, - сообщил Валик. Он не шутил – по крайней мере, не в том, что касалось секса.

- Разводишь на ревность, как баба, - сказал Егор, положив зажигалку и придавив её к столу напряженной ладонью. Его пальцы подрагивали.

- Это работает, - сказал Валик и повесил трубку.

- Ты заебал меня, - ответил Егор в пустоту. - Ты знаешь, как ты меня заебал?

Пустота промолчала.

* * *

«Голубой кот» был гей-клубом с идиотским логотипом, и нравился Валику по целому перечню замысловатых причин. Даже напрягая память, Егор не мог вспомнить ни одну из них. Валик нашелся внутри – он болтал с барменом, пьяно и искренне смеялся, а на появление Егора среагировал каким-то шестым чувством, тут же обернувшись.

- Эй, а вот и мой будущий бывший бойфренд!

А может, он просто так часто оглядывался, что это вышло случайно.

Валик приподнял лицо, и глаза его были темными омутами. Он поймал Егора за руку, спокойно и уверенно привлекая к себе, и положил его ладонь себе на поясницу – так, чтобы кончики пальцев попали под край псевдоармейских штанов.

- Потрогай меня.

Егор скривился, почему-то подумав, что шлюха тут он, а не Валик. Прогибается, когда ему прикажут. Делает все по первому требованию, а за это получает похвалу, немного ласки и шикарный секс.

Он влез ладонью под грубую ткань, провел пальцами в ложбинке между ягодиц и вздрогнул – даже мурашки побежали по загривку.

Валик прикрыл глаза и простонал ему в рот. Его бы в порно, - подумал Егор, ощупывая пальцами основание крепкой силиконовой пробки, засевшей в чужом теле. Он бы играл перед камерой неземную страсть, а дрочеры всего мира стирали бы свои нежные ладошки до кровавых волдырей. После съемок Валик слезал бы с чужих хуев, со скучной мордой пил кофе и ругался со всеми, кто пойдет на конфликт, потому что без ругани ему жизнь не мила.

Егор вытащил руку из чужих штанов, поймал Валика за крепкое запястье и потянул к туалету, но тот внезапно уперся.

- Нет.

- Ты же сам хотел…

- Нет, не туда, - дыхание у Валика сбивалось. Должно быть, пробка была большой. – Вон туда.

Он потащил Егора в тень, туда, где «тунц-тунц-тунц» было совершенно оглушительным из-за колонок в углах, даже внутренности вибрировали. Именно благодаря этому «тунц-тунц-тунц» угол не пользовался спросом – пара столов была свободна и почти полностью скрыта куском стены от посторонних глаз.

- Я не буду ебать тебя на людях, - выкрикнул Егор, пытаясь перекрыть музыку. – Совсем башкой двинулся?

- Никто не увидит, - засмеялся Валик. – А если увидят, пусть дрочат.

- Нет!

- Да! Я хочу незабываемый последний раз!

Егор затравленно оглянулся – с ближайших столиков обзор был и правда херовый, а изгиб стены укрывал их от танцпола. Если сделать всё быстро…

Он упал на стул и приглашающе провел рукой сверху вниз, намекая на желаемую дислокацию Валика между раздвинутых коленей. Тот не ждал подсказок – уже опустился на пол, потерся щекой о ширинку и запрокинул голову, глянув с тоской и жадным возбуждением.

Он знает, - подумал Егор. Он знает, как нужно смотреть, чтобы его не оттолкнули. Опустил руки к паху, спокойно вжикнув молнией и приспуская резинку трусов, извлекая из-под нее крупный полувставший член. Чуть поерзал, приспуская штаны, открывая жесткую поросль в паху и тяжелые яйца, положил ладонь на затылок Валика и уверенно привлек его к себе. Валик склонился и обхватил губами ствол, прошелся языком, втягивая в рот мягкую кожу и посасывая ее, вылизывая без намека на стыд и смущение. Егор усмехнулся, нервно дрогнув уголками губ, и ощутил, как в паху сладко ёкнуло – от умелого прикосновения и мучительно приятного натяжения кожи. Представил губы Валика, яркие, словно помадой намазанные – как они обхватывают член и медленно двигаются, как паршивец втягивает щеки, и без того впалые, как у студента с голодухи. Егор застонал и прикусил костяшку пальца, медленно двинув бедрами, погружаясь в жаркий чужой рот, податливый и безотказный. Весь Валик такой – безотказный, на сколько хуев ни разложи – будет доволен. Егор зарычал, борясь с волной ревности – может, Валик и правда влюблен, а может, ему похуй, с кем ебаться, лишь бы держали покрепче и засаживали поглубже. Егор дернул его за плечо, снимая с окрепшего члена, и резко двинул ладонью в воздухе – вверх, встать. Схватил за бедра, устанавливая Валика между собой и столом, разворачивая к себе задницей.

- Наклонись. Локтями на столешницу.

Егор мельком оглянулся, проверяя, где топчутся ближайшие тусовщики, и обнял Валика поперек живота, звякнув молнией и сдирая штаны с крепкой задницы. Взялся пальцами за основание пробки, нащупав её между разведенных ягодиц, и медленно пошевелил. Стоны Валика глушила музыка, но его тело трепетало, и Егор с интересом потянул пробку на себя, внимательно вглядываясь – словно любуясь тем, как натягивается кожа и расправляется каждая складочка. Пробка – это вам не шарики, она объемнее, тверже, и выходит сложнее, медленно раскрывая чужое тело изнутри. На какую-то секунду Егор замер, любуясь тем, как растянута чертова нежная дыра, чувствуя, как под ладонью упруго подрагивает пробка; еще чуть-чуть – и выскользнет из тела с влажным звуком, которого в этом кричащем, орущем, танцующем аду все равно никто не услышит. Насладившись этим напряжением, Егор дернул рукой, позволяя широкой части пробки выскользнуть наружу. Навершие проскользило уже легко, оставляя нежное разработанное очко чуть приоткрытым. Не удержавшись и бросив пробку на стол, Егор наклонился, грубо раздвигая ягодицы ладонями и погружаясь языком туда, где так влажно и малиново-нежно от смазки – ну хоть не банановая, - где так раскрыто, растянуто, наверняка чувствительно, и куда после пробки язык проникает с особенной легкостью. Валик дернулся, сжав пальцы на крае стола, и Егор провел кончиком языка по кругу, трогая влажные поджимающиеся стеночки, жарко дыша на внешнюю поверхность ягодиц. Накрыл ртом сокращающуюся, слабо пульсирующую дырку, снова проникая внутрь неё языком, обводя по кругу, посасывая чуть воспаленные от трения края. Помедлил и подался назад, проскрежетал ножками стула по дешевым заливным полам, пододвигаясь ближе к столу, и потянул чужое тело на себя. Валик отреагировал сразу, словно только этого и ждал, с готовностью оседлав бедра Егора. Тот выдохнул, ощущая тяжесть чужого тела и тесноту мышц, послушно раздающихся вокруг нежной округлой головки. Обнял за талию, удерживая Валика на себе – чтобы не вздумал встать, чтобы хоть ненадолго застыл в нижней точке и понежил собой, своей теснотой и бесстыдной покорностью. Валик не стал бороться с чужими руками, откинувшись лопатками на грудь Егора и бросив затылок ему на плечо, хватая воздух ртом и слабо, осторожно ерзая на члене. Егор уткнулся губами в ямку за чужим ухом, медленно провел ладонями по телу Валика – если кто-то глянет со стороны, не заметит ничего криминального. Просто один раскованный ублюдок лапает другого не менее раскованного ублюдка – гладит по упругим линиям живота, чуть задирая футболку, проводит руками по крепкой груди, сжимает между пальцев отвердевшие соски и трется бедрами. Такое движение – ерзающее, протяжное, не вперед-назад, а словно на месте, - самое вкусное и изнуряющее, что можно почувствовать в своей жизни. Егор помедлил и надавил ладонями на плечи Валика, вынуждая его нагнуться вперед и опереться руками на стол.

- Давай... двигайся.

Валик наклонился, тут же разрушив иллюзию почти-приличности: почти-приличность не включает в себя таких движений, не подразумевает набирающих амплитуду подъемов и спусков, в которых безошибочно угадывается торопливая попытка насадиться на член. Егор откинулся лопатками на спинку стула, запрокинув голову и дернув кадыком.

- Хорошо…

Слишком хорошо, чтобы сдерживать стоны – да и кому какая разница, все равно тут ни хера не слышно. Провел пальцами по чужим бедрам, сбивая Валика с ритма, со сдержанной нежностью огладил тугой рельеф мышц – в мужском теле нет по-бабски выступающих тазовых косточек, которые так сладко вылизывать, растянувшись в обнимку на простынях. Егор застонал, ощущая, как возбуждение лихорадочно стучит в висках, как щемяще пульсирует внизу живота и наконец-то срывается, выплескиваясь в такт с движением бедер. Валик оглянулся через плечо, восторженно кусая губы и грубо насаживаясь, а после – запрокинул голову и взвыл, на мгновение перекрыв даже музыку, кончая себе на живот и конвульсивно дрожа. Егор впился пальцами в его плечи, жадно и глубоко натянул на себя – так, чтобы каждый миллиметр пульсирующего члена засел в чужой заднице, чтобы ни единая капля спермы не попала наружу, чтобы Валик дрожал и стонал, извиваясь в руках, прижимаясь спиной и ягодицами, откровенный, порнушный, теплый и ненасытный. Быстро дыша ему на ухо, Егор стиснул в ладони краешек чужой рубашки и потянул ее вниз, прикрывая белесые разводы на обнаженном животе. Валик обмяк, хватая воздух ртом, а после – откинулся головой на чужое плечо. Если взглянуть со стороны – просто парень, который ластится к бойфренду… К счастью, на них никто не смотрел.

Егор нащупал в темноте чужие штаны, ссаживая Валика с себя и пытаясь одеть.

- Все, мы… хватит.

Тот засмеялся, поймал перекатывающуюся по столу анальную пробку и сунул ее в карман. Стоять не смог – тут же приземлился на ближайший стул, быстро дыша и улыбаясь.

- … охуенно!

- Хватит, - повторил Егор, перекрикивая музыку. – Это был последний раз.

- Да, - выкрикнул Валик в ответ. Засмеялся чему-то и провел подушечками пальцев по губам. – Последний раз.

В этот момент Егор впервые почувствовал, что допустил ошибку.

Он вскочил, почти на ходу застегивая штаны, одергивая футболку и оттирая с неё каплю спермы. Валик улыбался, и чувство глупой, непоправимой ошибки усилилось стократ. Егор знал одно – теперь ему нужно выбраться из «Голубого кота», взять такси, доехать до дома, принять душ, подгрести под себя Машку и заснуть сном праведника. Он твердо знал, что вырубится в ту же секунду, когда его затылок коснется подушки. Больше никакой бессонницы. Больше никакой…

Машка курила у выхода из «Голубого кота». Егор увидел ее с сигаретой второй раз в жизни; первый был, когда её отец угодил в больницу с инсультом.

- Ого, - сказала она. – Да ты не врал.

- Я не... что?

- Не врал, - сказал Валик. Дверь за его спиной на секунду закрылась, а потом разверзлась снова, выпустив наружу громкие голоса, смех и музыку. Кто-то куда-то бежал, кто-то куда-то спешил. Жизнь в «Голубом коте» била ключом.

Валик провел пальцами по спине Егора, мягко и доверительно положил ладонь на его плечо. Машка молчала. Егор застыл в ледяном онемении – у его паники был вкус желчи, спермы и холодных металлических монет. А потом он очнулся и спихнул с себя чужую ладонь.

- Какого хуя?

Валик выглядел, как хорошо оттраханная шлюха – одежда в беспорядке, пропотевшая футболка липнет к телу. А вот глаза у него – о, глаза его были трезвыми и веселыми.

- Я люблю тебя, - сказал он нараспев. – Все потому, что я люблю тебя. 

Егор думал, что обиженная Машка съедет к родителям, но ошибся: она упаковала его вещи и выставила вон. Единственным утешением была уверенность в том, что Валику наложат швы. Хук слева у Егора был отличный.

Он тогда много кричал, громко и глупо, сорванным до хрипа голосом.

«Знаешь, почему ты это сделал?» - орал он. – «Да какая нахуй любовь! Просто ты – дерьмо, и жизнь у тебя дерьмовая! Ты ничтожество, которому неймется, если кто-то живет своей жизнью! Мир должен крутиться вокруг твоей жопы, да, мудила? Да?!»

Он кричал, рвался из чужих рук и не убил Валика, наверное, только чудом. Машка рыдала, зрители жаждали хлеба и зрелищ, а охрана клуба согласилась замять дело без лишней огласки. В этом пидорском раю мусоров приветствовали только в одном случае – если у них были трусы на липучках.

Почти месяц Егор провел в каком-то ватном онемении. Он делал то, что привык делать, жил у друга с работы и даже не мог подыскать квартиру – для этого нужно было сосредоточиться и включить мозги.

Егор медлил, словно надеясь, что всё это шутка, что волна уляжется и Машка примет его, глупого и раскаявшегося, обратно к себе. Ему казалось, что еще чуть-чуть, и всё будет как раньше.

А потом слушок о Валике просочился на работу – Машка общалась с Аленой, - и Егор понял, что как раньше уже не будет.

Это в американских сериалах все мирно и доброжелательно настроены к геям. Реальность не так добродушна – даже если ты не признаешь, что пидор, даже если ты не подставляешь свою жопу, даже если ты белый и пушистый, как щенок лайки, на тебе все равно поставят крест.

Жизнь остановилась, словно Большой Парень на небесах отлучился за попкорном и поставил видео на паузу. Это был кошмарный сон, который длился, длился и длился до бесконечности. 

А потом Егор увидел Валика. Тот стоял на третьем этаже торгового центра – гладкий и гибкий, с мощным разворотом плеч и подбритым затылком, - и трепался с каким-то мужиком. Мужик улыбался Валику, а потом медленно и тягуче, как делают только любовники, провел ладонью по его спине. Руку убрал почти сразу, но Егор укусил себя за щеку так сильно, что мягкая слизистая подалась под зубами, и рот заполнился кровью.

«Потому что я тебя люблю» - слабое оправдание, которое почти месяц держало Егора на плаву, - теперь перестало быть оправданием вовсе. Валик расхреначил ему жизнь просто так.

Принцип из «Бесприданницы»: «Так не доставайся же ты никому».

Мир замедлился, подернувшись рябью, как заливное из рыбы.

А потом стрелки дрогнули, и время рванулось вперед. Егор вытащил из кармана мобильник, долго и мучительно перебирал в памяти контакты, а затем, найдя нужный, без малейших сомнений нажал кнопку вызова.

- Тоха,  здорово.

Тоха его узнал. Даже странно – они бухали без просыху больше недели, и Егор запомнил только подворотню, в которой чуть не выблевал кишки. Сам бы он про Тоху не вспомнил, если бы не…

- Меня тут один пидор опрокинул. Как насчет рассчитаться?

* * *

У каждого из нас есть такие знакомые. Или знакомые знакомых. Или дальние знакомые знакомых троюродной тетки твоей бывшей девушки. Они по-быдляцки просты, грубы и неотесанны, но при этом опасны, как бывает опасна любая дворовая сила. С ними лучше не связываться, но они могут всё – правда всё, даже то, на что ты сам никогда не решился бы.

- И чё, твой пидорок где-то тут работает? – Тоха шумно харкнул и сплюнул на асфальт. - Неплохой райончик.

Работа у Валика была тихая и непыльная, больше похожая на секретарскую. Егор знал три вещи: во-первых, спрашивать Валика о его обязанностях совершенно бесполезно, он все равно не расскажет. Во-вторых, на работе он не пьет кофе, «потому что у них отвратительная кофемашина». В-третьих, никто и никогда не видел его на рабочем месте раньше двенадцати, зато он часто засиживается допоздна. Говорит – проще разгребать бумажки в тишине. «Никто не мешает».

Тоха и ребята поймали Валика прямо у выхода из офиса. Егор наблюдал издалека, прикуривая одну из бесконечного количества сигарет, сожранных за сегодня. Руки его тряслись. Беспросветная тупость и жестокость такого решения напомнила ему о Валике: тот тоже действовал беспросветно тупо и жестоко.

Он заслужил.

- … так вот, сучонок, этот парень сказал, что ты ему жизнь спортил. А это нехорошо, это не по-пацански. Ну, что скажешь? Спортил или нет?

- И чего? – хмыкнул Валик, прилипнув лопатками к холодной стене. – Бить будете? Егор, ты чего, сам меня отмудохать не мог? Нахуя эти понты?

Егор молча растоптал окурок и выщелкнул из пачки следующую сигарету.

- Да не, Егорка решил тебе хорошее дело сделать, - заверил Тоха. – Он говорит, ты жопу свою подставляешь и кайфуешь от этого. Так или не так?

Валик прищурился. Бежать ему было некуда – с Тохой было человек пять, и, даже если отбросить не участвующего в расправе Егора, дать Валику люлей они точно смогли бы.

- Пойдем, тут рядом есть укромное местечко, - щедро сообщил Тоха. - Обслужишь нас – и свободен. И волки сыты, и овцы… хе-хе… не в накладе.

Валик открыл рот, глядя на Егора, и того обсыпало морозом от макушки до пяток. Он знал, что сейчас все и решится: Валик скажет, откуда Егор знает о его сексуальных пристрастиях, и, вероятно, отмудохают их обоих.

Это будет честно, - подумал Егор.

Честно и правильно. Он тоже мудло и тоже это заслужил. Но Валик сломал ему жизнь, и ничто, совершенно ничто в этом мире его не извиняло.

А потом Валик отвел взгляд и сказал:

- А почему бы тебе…

Егор задержал дыхание.

- … не засадить хер кому-нибудь из своих дружков? – Валик засмеялся, рискуя так, как не рискнул бы ни один нормальный человек, припертый к стене. - Я смотрю, сучки тут знатные… Эй, педрилы, мне отсосать никто не хочет?

Его били быстро и скупо – не с целью сломать, а просто чтобы заткнулся. И он заткнулся, сплевывая кровь и елозя коленями по грязному асфальту, пытаясь удержаться на подгибающихся руках. Потом Валика вздернули и потащили – Тоха выбрал закуток неподалеку, ранее выдававшийся городскими властями за детскую площадку. Теперь эта местность напоминала что-то среднее между кладбищем и мусоркой. Эффект кладбища создавала большая неухоженная песочница, в которой похоронили, кажется, половину местных котов и хомячков.

Валика перебросили через обшарпанный стол, а потом били по лицу до тех пор, пока тот не перестал смеяться и не согласился открыть рот. Егор смотрел на него и понимал: каким бы умным, наглым и смелым ты ни являлся, ты все равно не можешь подготовить себя к такому. Не можешь представить, что тебя будут бить не в светлой стерильной комнате и не вполсилы. Не можешь представить, что это будет так унизительно. Не можешь представить, что это вообще может случиться с тобой – где-нибудь за пределами твоей эротической фантазии.

Егор готов был поклясться, что такая эротическая фантазия у Валика была. А еще – что сейчас он о ней и не вспомнил.

- Шевелись, сука. Братаны говорят, что бляди подмахивают, а ты тут разлегся и мертвого изображаешь.

- Может, он там помер от ужаса?

- Да хуй там плавал. Смотри какой…

- Укусишь – все зубы по одному выломаю, усек?

Кто-то держал Валика за руки, придавив к столу; кто-то стаскивал с него узкие, идеально отглаженные деловые брюки. Егор уселся на вращающуюся детскую карусель, высоко задрав колени – сидение было маленькое и неудобное, - и снова прикурил. Какое-то время он смотрел – как Тоха, надсадно сопя, устраивается сзади и берет Валика со спины; как кто-то другой тычет ему в лицо вялым хуем. Валик снова заржал – зло и обидно, - и снова отхватил по морде.

«Нравный, как девка», - так про него сказал отец. Его и пялили сейчас, как девку, упиваясь властью над наглым мажористым педиком. Вот только вел он себя не по-бабьи – не рвался, не ломал драму в трех актах, не орал и не умолял. Может, знал, что это бесполезно; а может, считал мольбы чем-то ниже своего достоинства.

Егор понял, что больше не может смотреть, и отвернулся, жадно стискивая губами сигарету. В мозгу билось: он заслужил, заслужил, заслужил. А вдруг нет? Вдруг сломать ему жизнь – не самый равноценный вариант мести? Вдруг он тоже жертва – в отношениях с Володей, в отношениях с Егором, в отношениях со всем этим гребаным миром? Наглая, научившаяся принимать удары с достоинством, но все-таки жертва?

Егор закрыл глаза, пытаясь отрешиться от происходящего, но так стало только хуже – теперь он слышал. Точнее, не слышал – Валик больше не смеялся, он вообще не издавал ни звука. Не стонал от боли, не матерился, не угрожал, не просил. Его драли в два хуя, уже не раз сменившись, а он молчал и не давал Тохе и его парням того, что так ценят насильники: страха. Он не скулил от ужаса, не прогибался и не показывал, что они – вершители его судьбы. Он был сам себе хозяин, даже когда его катали ртом по дурно пахнущему члену, когда били по затылку и плечам, поторапливая, когда спускали в его задницу, прижигали окурками гладкую спину, загибали руки до хруста костей. Только на первой сигарете он надрывно промычал, и Егор укусил себя за пальцы, чтобы сейчас же не броситься ему на помощь.

Он заслужил, - повторил он себе, успокаиваясь.

Он сломал мне жизнь. Он заслужил. От сигаретных ожогов не умирают. Он заслужил. Заслужил. Он заслужил. Он…

Не удержавшись, Егор оглянулся. Двое пялили Валика – трудились над его задницей и ртом, похрюкивая от удовольствия; еще один самозабвенно дрочил сбоку, пытаясь спустить ему на лицо. Остальные гоготали, распечатывали банки с пивком и держали Валика за руки. Кажется, они не собирались ограничиваться одним заходом. В том, с каким презрением подобные типы бросались на педиков, было что-то мерзкое – ведь каждый из них с одинаковым удовольствием отдерет в зад что девку, что парня, как только подвернется шанс. Это ли не пидорство?

Нет. Это нет. Они – самцы, а Валик – жалкая стреноженная шалава.

Сейчас глаза у Валика были закрыты – он выглядел устало и безмятежно, как сломанная кукла, кулаки его были сжаты, спущенные штаны елозили по земле. Такой Валик – безвольный и равнодушный, как мертвец, с обляпанным спермой лицом и кровавыми кровоподтеками на бедрах – испугал Егора сильнее, чем решение подложить его под это мудачье. Он соскочил с качельки, запутавшись ногами в перекладинах, и едва не пропахал носом песок.

- Все, - громким шепотом выкрикнул он. – Хватит.

Тоха засмеялся и похлопал Валика по заду.

- Жалко стало?

- Не хочу, чтобы вы его сломали, - буркнул Егор. – Руки-ноги… Сигареты эти… С ментовкой разбираться потом.

- Ага, а то сломаем – и кто его старперу потом член отполирует?

Быдло загоготало. Валик лежал щекой в луже спермы, растекающейся по щербатому столу, и молча цеплялся за него пальцами.

- Все, парни, нахуй этого пидорка, - с внезапным пониманием откликнулся Тоха. – Пусть они с Егоркой свои терки перетрут.

- Да ладно, еще чутка, – оскалился кто-то из ребят. - От моей кончи не сдохнет.

- Я сказал – нахуй, - отрезал Тоха. Может, звериным чутьем понял, что пора сворачиваться, иначе запалят. – Ну, Валюха, не хворай. Оставить тебе телефончик? Вдруг захочешь добавки…

Валик сплюнул в его сторону смесью спермы и крови, и быдло загоготало.

- Наглый.

- И чего выебываться, мы с ним вообще ласково.

- С твоим-то агрегатом – и ласково?

- Не пизди, у самого-то очко тряслось ему присунуть.

- Ну мало ли, чей он пидорок! Не хочется сгнить потом из-за какой-нибудь шалавы…

Егор стоял и смотрел, как Валик пытается приподняться на трясущихся руках. Сигареты закончились, и занять пальцы было нечем. А потом Валик поднял лицо, и Егора почти парализовало от ужаса. Взгляд у него был мертвецки равнодушный; единственное, что мог сказать человек с таким взглядом – «За что?», и этот вопрос заранее жег Егора каленым железом.

Впрочем, Валик не играл по правилам даже в таких мелочах. Он сполз на лавку голой задницей, помолчал и спросил:

- Зачем?

«Зачем?», а не «за что?». У этих вопросов был кардинально разный смысл.

- Решил сделать подарок и реализовать твою потаенную фантазию, - огрызнулся Егор. Это был заготовленный ответ.

Валик провел рукавом по разбитым губам и повторил:

- Зачем?

- Хотел подкинуть парням развлекуху. Ты против?

- Зачем?

- Западло твоему папику. Надеюсь, пользованная местным быдлом шлюха перестанет его интересовать.

- Зачем? – выдохнул Валик, глядя на него, как загипнотизированный.

- Потому что, - заорал Егор. – Потому что я тебя ненавижу! Потому что ты меня подставил! Потому что я не могу с этим жить!

Валик молчал, и глаза у него были темные и мертвые, как кусок асфальта. И Егор понял: так выглядит сломанный человек. Не с поломанными руками-ногами, а с душой, разваленной на части, как яйцо об сковородку.

- Я…

Все его догадки, все сомнения, вся уверенность в том, что Валик – мудак, вдруг рухнули куда-то очень глубоко. Егор остался наедине с раскаянием, лицом к лицу с человеком, которого он искалечил. Валик смотрел на него так долго, что Егору перестало хватать воздуха – минуту, или две, или целых десять.

А потом улыбнулся.

- Я бы тебе зааплодировал, - сказал он. – Но от резкого движения могу проблеваться.

Егор застыл, и волоски у него на загривке шевельнулись от ужаса. Именно ужаса – никаких других чувств внезапная перемена в Валике не вызывала.

Тот медленно и неловко потянул штаны, пытаясь прикрыться. Пальцы его не слушались, но Валика этот факт, кажется, ничуть не расстраивал.

- Вот это, - сказал он, - настоящая власть. А не бабло и не шмотки.

Егор молчал.

- Возможность взять человека за шкирку и все ему испоганить, - объяснил Валик. – Ты бросил меня, и я ударил. А ты не прогнулся и ударил в ответ. Знаешь, я удивлен. Я думал, ты тряпка и будешь пожирать меня глазами до второго пришествия.

Егор сцепил зубы, чувствуя, как кулаки сжимаются сами собой.

- Мудак.

- Ты знаешь, кто я, - усмехнулся Валик, натянув штаны. Ткань мгновенно пропиталась спермой и кровью.

- Знаю. Ты мудак, - повторил Егор.

- Нет, - засмеялся Валик. - Скажи это.

- Ты манипулятор, - медленно проговорил Егор, опустив голову.

«Нравится тебе это? Нравится, что тебя видят, что представляют, как ты мне даешь, как подставляешься, как стонешь, получив желаемое?»

«Нравится. Нравится. Мне нравится…»

Ему нравилось, но не ложиться под кого-то, а получать желаемое по первому требованию.

– Ты с самого начала был манипулятором, - сказал Егор. - Те следы от побоев… Я вернулся только потому, что ты… что тебя…

- Дева в беде, - сказал Валик. Лицо у него отекало, но разбитые губы и порванный уголок рта больше не кровоточили. – Сценарий, перед которым ни один мужик не устоит.

Егор чувствовал, как внутри него что-то меняется. Вздувается, словно пузырь из жвачки, распирая изнутри грудную клетку.

- Признайся, - потребовал Валик. – У тебя ведь мелькала мыслишка: а что, если ты ошибся? Что, если ты неправ, и я просто стелющееся под Володю ничтожество? Что, если меня и правда бьют смертным боем, и ты должен не сцены устраивать, а жалеть меня, гладить по спине и защищать?

- Я до сих пор не уверен, что ты не жертва, - проговорил Егор. – Ты выглядишь как человек, которого судьба оттрахала во все дыры. Как человек, который научился быть гадом, чтобы его не опустили еще сильнее.

- Или нет, - сказал Валик. – Возможно, я просто мудак.

Он помолчал и добавил:

- А может и нет.

Егор взял его за руку, помогая встать.

- Надо такси…

- Да я живу через два дома, - усмехнулся Валик, и Егор уставился на него с бараньей тупизной в глазах.

- Но Володя живет…

- Пока-пока, Володя, - Валик оперся на его руку и встал, подволакивая ноги. – Мне надоело. Знаешь, психологи советуют раз в пару лет менять хобби…

- Ты это сам придумал?

Валик покачнулся, болезненно скривив губы, и по щекам его прошлись желваки. Из всех эмоций только боль в нем была настоящей.

- Так значит, когда ты говорил, что не можешь уйти от него…

- Я не хотел уходить, - легкомысленно сказал Валик, и лицо у него в этот момент было разбитое и одухотворенное. Егор почему-то вспомнил «Бойцовский клуб» и забросил руку Валика себе на плечо. Так было проще его тащить. – Тогда не хотел, сейчас передумал… Это игра, чувак. Я поиграл с твоей жизнью, ты – с моей.

Что-то лопнуло в Егоре – с гулким звуком басовой струны, - и в эту секунду ему стало легче.

- Игра, значит, - сказал он. – Просто игра…

- Просто игра.

Ночь вокруг них дышала запахами жухлых листьев и кошачьей мочи. А звезды были яркие.

- Значит, теперь твой ход, - сказал Егор.

- О да. Я тебя отмудохаю, как бог черепаху, - пообещал Валик, запрокидывая голову и обмякая, вешаясь на Егора всем телом. – Когда-нибудь… когда жопу подлечу.

Это была самая долгая ночь в жизни Егора.

Он обмывал Валика, осторожно стирая с его кожи пот, кровь, сперму и ржавчину. Он дезинфицировал надрывы, ссадины и ожоги, стелил кровать и варил кофе.

Ни один из них не хотел спать. Ни один из них не хотел трахаться. А Валик еще и не мог; Егор подумал – интересно, как скоро блядская тварь запросится на хуй? Как только задница заживет? Или вся его моральная устойчивость и непрошибаемость – тоже для публики?

Впрочем, даже без сна и секса у них нашлось занятие.

Они говорили.

- И как это называется? – спросил Егор. - Социопат? Психопат?

- Ой, да брось, - хмыкнул Валик. - Я же не людей в подворотнях режу.

- Ага. Ты не режешь, ты просто ломаешь им жизнь.

- Я просто люблю, когда они играют по моим правилам.

Ночь пахла бензиновым выхлопом и осенней листвой. Она дрожала и ластилась к оконным стеклам, драпируя их черной вуалью.

- Зачем ты меня сдал?

- Машка рано или поздно узнала бы. Я решил, что пора содрать пластырь.

- Подставить меня?

- Распорядиться тобой.

Иногда Егору казалось, что он вот-вот заснет – даже несмотря на кофе. Размеренный разговор его убаюкивал, и мозг уплывал в темноту.

- Знаешь, твоя мать... те её слова…

- Родители нас идеализируют.

- Нет. Ты именно такой, как она думает. Ты умный, сильный, целеустремленный. Те следы от побоев... ты хоть не сам себя?

- Да нет, Володя меня и правда поколачивал.

- Но тебе это нравилось.

- Я просто ссался от кайфа, когда ты меня связывал, - признался Валик. - А тут…

- Ебнутый извращенец, - присвистнул Егор. - Может, тебе и с Тохиными друганами понравилось?

- Может быть…

- Врешь.

- Вру.

У Валика были теплые плечи и податливые, разбитые в мясо губы. Когда Егор целовал его, тот шипел и смеялся, отпихивая его руками.

- Ты меня правда любишь? – спрашивал Егор.

- Да.

- По-настоящему или как порку?

- А я люблю порку?

- Говоришь, что да, но хер тебя знает. Может да, а может и нет… - Егор помолчал. - Кажется, я понял твою мысль.

- И?

- Каким бы ни был твой ответ, я его не узнаю.

Валик был ненормальным, но и прекрасным в своей ненормальности. Как будто сам дьявол был в него влюблен.

- Все это время... мы же просто издевались друг над другом.

- Было весело.

- Отношений на этом не выстроишь.

- Не узнаем, пока не попробуем.

Жизнь с Машкой казалась такой далекой и пустой, что Егор засмеялся. Почему он вообще переживал из-за этого? Почему его ебало, что его считают педиком? Любому, кто попробовал бы к нему задираться, он мог одной левой утрамбовать зубы в самую глотку.

Все это мелочи, важен был только Валик. Его руки, его разбитые губы и ночь, которая легла на них тяжелым покрывалом.

Егор засыпал.

- … ты меня не убьешь во сне?

- Не убью. Хотя, будь я бабой, я бы засунул тебе в зад раскаленную плойку. Чисто в качестве мести.

- Тебя останавливает только то, что ты не баба?

- Меня останавливает отсутствие плойки.

Всё было правильно. Володя и его квартира, родители и званый ужин, секс в «Голубом коте» и ссора с Машкой… Даже Тоха.

Все было так, как должно было быть.

Егор взял в ладони чужое лицо и спокойно спросил:

- Ты ебнутый псих, мазохист или тот, кто научился принимать удары?

- Удары делают нас сильнее, - усмехнулся Валик.

- Так значит...

- Не знаю. Выбери сам, - его глаза мерцали в темноте. - Я ебнутый псих? Мазохист? Бессмертный пони?

Егор подумал пару минут и сказал:

- Ты тот, кого я люблю. Остальное неважно.

- М-м-м…

- Да расслабься ты.

- На поезд опоздаешь.

- Ой, да и похуй…

Возможно, Валик и правда хотел опоздать.

А может и нет.

За окном валил снег – Егор уже несколько дней не задергивал шторы, любуясь потрясающим январским равнодушием. Миру было плевать, как там выживают жалкие людишки, погребенные в снежном аду. Таких метелей не было уже три года – с их первой с Валиком совместной зимы. Тогда они пристрастились к японской кухне и сериалу «Побег», и не вылезали из квартиры больше недели.

- Лучше бы душ принял и вещи собра-а… - Егор запнулся и задышал быстрее, медленно обводя пальцами контур собственных губ. – А-ах ты ж…

Валик уже стянул с него трусы и прижался, деловито облизал, сдвигая нежную кожу и касаясь языком головки. Егор откинулся на простыни и шумно выдохнул, чувствуя, как его член берут в рот – нёбо Валика было скользким и гладеньким, и почему-то всегда казалось прохладней языка. Валик отстранился, облизнул раскрасневшиеся от трения губы и подтянулся вверх, перебросив ногу через живот любовника. Придержал его член и надавил головкой между ягодиц, с шумным вздохом опускаясь и принимая в себя. Егор ахнул, стиснув пальцами его колено и чувствуя, как и без того уже крепкий член становится твердым, как дерево – прямо в чужом нутре, приобретая слабо заметный, но ощутимый изгиб. Он закусил губы и нетерпеливо дрогнул бедрами, но сдержался, позволяя Валику сделать все так, как хочется ему самому. Неторопливо – это хорошо. Это даже приятно – чувствовать, как жаркое чужое тело, такое нежное, слабо дрожащее в предчувствии, обхватывает ствол и постепенно на нем двигается. Валик уперся в его грудь ладонями и поерзал, но Егор не ответил на провокацию – и черт знает, каких душевных и физических усилий стоила ему такая неподвижность. Он опустил ладони на чужие бедра и с наслаждением погладил, ощущая под пальцами упругие мышцы, чувствуя, как Валик покачивается на члене – едва-едва, дразняще, восхитительно до обморока. Валик усмехнулся и сдвинулся, резко приподнимаясь, почти снимаясь с члена – а потом опустился, вбирая его до упора, и снова, и снова, и еще раз. Егор вздрогнул, не выдерживая – из-за чужих движений хотелось выть и кусать себя за косточку запястья. А может, перевернуться, вбивая Валика спиной в еще гладкие простыни, и задвигаться самому, засаживая между идеальных ягодиц. Но вместо этого Егор подхватил чужой ритм, согнув ноги в коленях и упираясь в постель – так, чтобы можно было всего на мгновение оторвать задницу от простыней и податься навстречу. Валик ускорился, скользя сверху вниз как на чертовых американских горках, и Егор закусил губы, постанывая в такт его движениям – громко, откровенно, не скрывая ни капли восторга, задыхаясь от накатывающей предоргазменной волны. Закрыл глаза, ощущая, как в паху сладко и быстро запульсировало, вынуждая его вскрикивать, впиваться пальцами и вскидывать колени. Валик отреагировал в ту же секунду – ахнул и простонал, толкаясь задницей и парой резких скачков догоняя Егора, бурно кончая ему на живот.

Их оргазм был душным и густым, как струйка меда, стекающая с перевернутой ложки.

Егор простонал, все еще удерживая Валика на себе, стискивая его ладонями и сладко дрожа. Никаких лишних звуков – сбитое дыхание, вкусные стоны, пошлый шлепок ягодиц о голую кожу. Помедлив, Егор выдохнул и поймал руку Валика, укладывая его на себя и обнимая сотрясаемые оргазмом гладкие плечи. Тот не стал возражать – просто улегся сверху, прижавшись к влажной от пота груди, улыбнулся и лениво провел губами по губам.

- Восхитительно. По кофейку и повторим?

Егор помедлил, купаясь в вялой послеоргазменной истоме, и спихнул Валика с себя.

- Нихера. В душ и собираться.

- Это же мне уезжать, а не тебе, - зевнул Валик. Он был слишком мягким и расслабленным, чтобы тащиться в душ. – Тебе не похуй?

- Ну, должен же хоть кто-то из нас думать мозгами, а не жопой.

- И то верно…

Валик соскользнул с него и уселся в кровати, спокойно и лениво потянувшись всем телом.

- Как твоя благоверная?

- Живем потихоньку, - усмехнулся Егор. Забросил руки за голову и опустил ресницы. – Хочет завести кота.

Валик спрыгнул с кровати и развил бурную деятельность: стаскивал шмотки со всей квартиры и вместо того, чтобы аккуратно их сложить – бросал в чемодан.

- Не увлекайтесь, - строго предупредил он. – У меня график. Через пару твоих жен и десяток любовниц я закончу питерский контракт, перееду обратно и отобью тебя к херам.

- Чтобы жить со мной долго и счастливо? – хмыкнул Егор.

- Чтобы жить с тобой долго и счастливо, - отчеканил Валик, и, забрав полотенце, ретировался в душ.

Когда он вернулся, Егор уже пересобрал его чемодан и сложил вещи тугими стопками.

- Согласно твоему графику, мне уже пора разводиться, - сказал он, намотав на кулак оставшийся без пары полосатый носок.

- Хочешь, я скину твоей благоверной то видео, когда ты жарил меня на обеденном столе? – охотно предложил Валик. - Там неплохой ракурс. Она проблюется, и ты получишь развод быстрее, чем успеешь сказать «Но дорогая!»

- Ну и мудло же ты, - ласково сказал Егор, привлекая Валика к себе и нащупывая губами его губы. – В феврале приедешь?

- Да.

- Хочешь что-нибудь на день влюбленных?

- М-м-м... встанешь для меня раком?

Егор засмеялся и хлопнул его по заднице, придавая ускорение.

- Придурок. Одевайся, я вызову такси.

Иногда он думал, что отпускать Валика каждый раз – невыносимо. Но у него была своя жизнь, а у Валика – своя, и то, что их жизни не пересекались в одной точке времени и пространства… Это было грустно, но они, по крайней мере, не успевали друг другу надоесть.

- Передавай привет Алиске.

- Обязательно, - кивнул Егор. – Так и скажу: привет тебе от того мудака, который на нашей свадьбе продал твой букет за сто баксов и триста двенадцать рублей подружке невесты.

- Это была хорошая сделка!

Снег валил, не останавливаясь. Когда Валик сбежал вниз по лестнице, Егор открыл окно, впустив в квартиру двадцатиградусный мороз и кусок снегопада. Он боялся, что сквозь замерзшее стекло не увидит, как Валик садится в такси.

Тот обернулся, приложив ладонь к меховой шапке, а потом сложил руки рупором и прокричал:

- Четырнадцатое февраля!

Егор продемонстрировал ему большие пальцы, одобряя идею, но Валика это не удовлетворило.

- Я тебя выебу! Слышишь?

… «я тебя выебу» - не то же самое, что «я тебя люблю», но в этих десяти буквах тоже было что-то романтичное.

Егор показал ему фак и усмехнулся.