Гомосексуальные страхи

2. Причины, вызывающие гомосексуальные страхи.

Причиной вызывающей гомосексуальные страхи является дезорганизация естественной сексуальности человека, происходящая в процессе неадекватного разрешения комплекса Эдипа-Электры.

О комплексе Эдипа, о его влиянии на нормальную работу психики сказано много, в том числе и на страницах данного сайта (в основном в разделе «Вопросы-ответы»).

Прежде чем приступить к объяснению причин, вызывающих появление гомосексуальных страхов, мне бы хотелось акцентировать внимание на следующем "техническом" моменте:

Когда говорится о сексуальной составляющей комплекса Эдипа, которую образуют собственные инцестуальные фантазии ребенка и сексуальное предложение матери, то имеется в виду возможность(!) таковых. Иногда, данная возможность обретает плоть и мальчик рассказывает о сексуальном предложении матери и своих инцестуальных фантазиях, как о неком длящемся событии. Но даже в этом случае речь все же идет только о возможности события: анализ показывает, что сексуальное предложение матери является таковым только в качестве интерпретации мальчиком поведения матери, а собственные инцестуальные фантазии не становятся побудительным мотивом к реальным действиям.

В этом специфика психоанализа, - психоанализ в отличии от психотерапии работает главным образом с возможностью события, потому что именно возможность события образует ядро вытесняемого человеком душевного материала.

Теперь обратимся к самим причинам, вызывающим гомосексуальные страхи. Данная причина представляется сложной по структуре: влияние, как минимум, трех факторов лежит в основе появления гомосексуальных страхов.

Первый фактор. Невротическое искажение образа отца. 

Говоря о причинах, вызывающих гомосексуальные страхи, в первую очередь, нужно акцентировать внимания на невротическом искажении образа отца в представлении мальчика (для девочки тоже самое, только в отношении матери). Гомосексуальные страхи, оказываются артефактом (неожиданно возникшим длящимся следствием) существования человека в невротической роли "послушного отцу". Они появляются, когда на место отца невротик вынуждено водружает фигуру социального родителя (начальник, руководитель, командир, "авторитет" и пр.). Невротическая роль "послушного" открывает путь в сознание пассивному гомосексуальному возбуждению, от которого строго говоря, и стремится избавится гомофоб.

Теперь обо всем этом подробнее.

У человека существует глобальная потребность очищения сознания от ненужного ему душевного материала. Здесь, я говорю, конечно же, о потребности вытеснения. Соответственно, существует и глобальная проблема реализации вытеснения. Не так-то просто избавить голову от патогенного (имеющего разрушительный потенциал) душевного материала. Для того, чтобы вытеснить из сознания патогенный душевный материал нужно иметь эффективный механизм вытеснения. Так вот, страха перед всемогущим отцом и ощущения собственной малости (недостаточности, незрелости, неготовности быть взрослым) и принятия своей подчиненной позиции по отношению к отцу оказывается на каком-то этапе достаточным для того, чтобы исключить саму возможность соития с матерью, то есть, вытеснить такую возможность, а вместе с ней и все инцестуальные фантазии. Под эту-то потребность вытеснения ребенок неосознанно(!) подгоняет образ отца и характер своих отношений с ним: в его  представлении отец становится всемогущим, авторитетным и потенциально очень опасным, а сам он, соответственно, маленьким и зависимым, но, при этом, уникальным и исключительным. Такая расстановка оказывается выгодной ребенку, и психика реализует его бессознательный запрос, превращая его в доказуемую субъективную реальность.

Психоанализ ясно показывает, как минимум, амбивалентный характер отношений ребенка со своим отцом, наряду с любовью к отцу и принятием его в качестве своей опоры, ребенок воспринимает отца в качестве конкурента и боится его в этом качестве. Причем любовь к отцу оказывается неосознанным фоном, а страх перед ним отчетливой фигурой. Казалось бы, парадоксальное распределение: зачем ребенку бояться отца, когда можно его любить, но не все так просто. Ребенок не может уступить мать отцу, поэтому он вынуждено вступает с ним в отношения конкуренции, какая уж тут любовь. Любовь, конечно, остается в виде бессознательной уверенности ребенка, что борьба с отцом - это такая игра, которая, во-первых, не выйдет за некие разумные пределы, и, во-вторых,  игра обязательно пойдет по правилам, и отец будет эти правила соблюдать. Получается такая странная война с отцом. По-настоящему, ребенок воюет  только в своем подсознании, там отец страшный и коварный враг, готовый на всё. Но где-то далеко, на заднем плане, почти в бессознательном, живет у ребенка мысль, что вся эта война идет понарошку, и что, на самом деле, отец его любит, да и он тоже любит отца. Эта мысль придает ребенку уверенность в своих силах и способствует его желанию воевать.

В какой-то момент в голове ребенка появляется предчувствие возможности появления инцестуального побуждения и перед ним встает проблема вытеснения этого патогенного материала. И оказывается, что война с "всесильным" отцом прекрасно подходит для целей вытеснения. Наличие "всесильного" отца помогает ребенку  блокировать возможность соития с матерью, а, соответственно, и успокоиться по этому поводу. Лишая ребенка самой возможности отвоевать мать, "всесилие" отца становится своеобразным инструментом, помогающим ребенку регулировать "эдиповы" отношений с матерью. Бессознательный диалог ребенка с матерью звучит примерно так: "Посмотри, - говорит он матери, указывая на "всесильного" отца, - ты сама видишь, я не могу сейчас выступить против него и стать тебе полноценным мужем. Нужно подождать пока я выросту, и окрепну, а то он убьет нас обоих". С момента обнаружения ребенком потребности в вытеснении патогенного душевного материала "всесилие" отца начинает еще и искусственно им культивироваться. Характерно, что анализант не спешит расставаться со своими страхами по отношению к отцу. Даже когда в процессе психоанализа возможные угрозы становятся доступными сознанию и выясняется, что отец давно уже не "всесильный", да и не был никогда таковым, анализант отчаянными интеллектуальными усилиями стремится сохранить возможность бояться.

Пока в мире анализанта есть «всесильный отец», готовый покарать его за преступную связь с матерью, если, конечно, найдет доказательства «преступления». Этот нюанс очень интересен для понимания реального отношения мальчика к отцу, - отец покарает его только при наличии доказательств, без таковых, по одному только подозрению, или из желания, он покарать почему-то не может. Так вот, если такой "всесильный" отец существует в мире анализанта, его психика выстраивается таким образом, что соитие с матерью становится невозможным. Если же "всесильный" отец исчезает, то мальчик оказывается один на один с вожделеющей матерью и возможность запретного соития появляется.

NB. До страха перед отцом нужно еще добраться, часто он бессознательный. Из сознания страх перед отцом вытесняется: уважением к нему, признанием за ним безусловного авторитета, делегированием ему законодательной функции в отношении собственных действий. Строго говоря, само понятие "запретное" может быть сформировано человеком, только если он воздвиг над собою "запрещающего". Если нет воспитывающего авторитетного родителя, то понятие запретного теряет свой смысл. Кто и что может запретить человеку, если он сам определяет, что хорошо, а что плохо. А если он сам определяет, что ему делать, то как он сможет отказаться от сексуального удовлетворения. Даром, что оно инцестуальное, удовлетворение все же. Поэтому, чтобы запретить себе мечтать об инцесте человек создает в своей голове "строго, но авторитетного родителя", который строго следит, за его поведением и покарает его, если оно отклониться от норм нравственности и морали. Превращая отца из "всесильного" в "авторитетного" ребенок заодно вытесняет страх перед ним. Как хорошо, одним выстрелом два зайца.

Здесь необходимо акцентировать внимание на том, что ребенок испытывает реальный страх перед "всесильным" отцом.  За возможность вытеснения ребенку приходится платить реальным страхом уничтожения, а соответственно, и реальной проблемой уничтожения. В зависимости от способа решения данной проблемы психика ребенка принимает ту или иную невротическую конституцию. Гомофоб, в частности, решает проблему противостояния с отцом по формуле "Да, ты главный, но я лучший!". В этой формуле заложены две предпосылки возникновения гомосексуальных страхов: и принятие своей подчиненной позиции по отношению к отцу, и компенсация - "…но я лучший", все это, будет работать на появление и поддержание гомосексуальных страхов.

Психоанализ гомосексуальных страхов без труда обнаруживает у гомофоба тяготение к роли "послушного отцовской воле". Этот элемент не вытеснен, он находится даже не в подсознании и легко выдается самим анализантом.

N.B. Во время психоанализа гомофоб стремится к роли послушного исполнителя и охотно играет ее. С большим трудом психоаналитику удается донести анализанту, что его "послушание и исполнительность" блокирует анализ, и что, если он хочет прогресса в анализе, то ему нужно вылезать из своей роли «послушного и исполнительного». Только надвигающаяся угроза сумасшествия заставляет анализанта критически подойти к своему поведению. Это в анализе, а в жизни, если гомофоб может справиться с ущербом собственному самолюбию, что получается далеко не всегда, то из инфантильной роли он не вылезает вообще никогда.

Именно стремление к роли "послушного" не дает возможности гомофобу выстроить активный ответ возможности поступления гомосексуального предложения. Зачем мальчик играет перед отцом роль «послушного», что за странность такая? Затем чтобы добиться его расположения, - все очень просто. Расположение отца, его доброжелательное отношение, играет большую роль в стабилизации комплекса Эдипа. В оценке стремления ребенка добиться расположения отца необходимо исходить, как из того, что соперничество с отцом мальчику ОЧЕНЬ страшно, так и из того, что не бороться с ним он тоже не может. Как бы ему ни было страшно бороться с отцом, потерять мать, а именно такая неприятная перспектива движет развитием комплекса Эдипа, ему еще страшнее. Добившись расположения отца, ребенок не только отводит от себя страшную угрозу (как именно выглядит «страшная угроза» не сможет сказать даже сам ребенок, так как речь идет, опять же, о возможности агрессии; карающая агрессия отца потому так и страшна, что она только предполагается), но и остается с отцом в соперниках за мать, правда, теперь только в роли "исключительного, самого лучшего и неповторимого".

"…но я лучший!" из формулы является, по сути, компенсацией подчиненной позиции, в которую загонят себя ребенок, убегая от страха перед "всесильным" отцом. Пока ребенок чувствует себя "самым лучшим" он может безболезненно для своего самолюбия принимать его власть над собой. Обычно, понятие "самый лучший" наполняется представлением о собственной сверхзначимости, которое в дальнейшем может трансформироваться в  представление об инакости собственной природы. Я упомянул об этом не случайно: впоследствии, ощущение собственной сверхценности явится фактором, мешающим гомофобу диссоциировать себя и гея, что, в свою очередь, будет способствовать развитию его гомосексуальных страхов.

Без понимания того, что гомофоб искусственно создает "всесильного отца, готового покарать…", и искусственно культивирует роль послушного ребенка невозможно понять причину возникновения гомосексуальных страхов.

Так вот, именно искомый характер: и страха перед отцом, и ощущения собственной ничтожности - позволяет понять механизм замещения в психике гомофоба родного отца на социального «отца». Гомофоб просто не может стабилизировать свой комплекс Эдипа вне роли послушного ребенка и без страха перед отцом; две эти психические конструкции оказываются жизненно важными для него, поэтому, при невозможности использовать настоящие «ингредиенты» он воспроизводит их, используя любой сколько-нибудь подходящий материал.  Иначе говоря, спектакль под названием "я маленький и послушный ребенок" должен состояться при любых условиях, и когда не оказывается родного отца, на его место невротик водружает любую подходящую фигуру, благо желающих поиграть роль "отца" в социуме предостаточно. Когда место "всесильного отца" оказывается занятым, невротик чувствует себя в безопасности и успокаивается. Но, вместе с этим, к нему приходит смутное чувство, что вместе с заменой реального отца на играющего роль "отца" меняется и контекст его игры в "послушного", и что теперь эта игра приобретает для него оскорбительный оттенок. В этой точке как раз и могут возникнуть гомосексуальные страхи, если, конечно, сойдутся еще ряд условий, о которых я скажу ниже.

Гомосексуальные страхи возникают, когда место родного "всесильного" отца занимает некий социальный «всесильный отец». Им может стать: преподаватель, начальник, командир, «хозяин камеры», милиционер, врач, государство и прочие мужские фигуры, ассоциирующиеся с отцом. Тогда игра в «послушного» перестает быть игрой, превращаясь в повод для презрительного отношения окружающих. Собственно, гомосексуальные страхи начинаются, когда гомофоб осознает, что он каким-то образом предрасположен к роли «послушного», именно тогда гомофоб и начинает мучительно отрывать себя от геев, «опущенных» и пр. Самое главное, конечно, что через роль послушного в сознание начинают проникать пассивные гомосексуальные фантазии.

Конечно, немаловажную роль в возникновении гомосексуальных страхов играет наличие самой возможности поступления гомосексуального предложения. Если бы такой возможности не было бы, то и гомосексуальных страхов тоже не было бы. Гомофоб, повторюсь, не скрытый гомосексуалист, никаких потенций к гомосексуальным отношениям у него нет. Структура его психики такова, что ей сложно противостоять возможности гомосексуального предложения (самому гомосексуальному предложению ей противостоять легче, чем его возможности), но сама по себе она не вырабатывает гомосексуального побуждения. Поэтому гомосексуальные стимулы, с которыми он борется, могут быть индуцированы в его психике только внешним источником. Характерно, что в Советском Союзе, где, как известно, «секса не было», то есть и естественные сексуальные стимулы были крайне редки, не говоря уже о гомосексуальных стимулах, которых просто было не найти даже при желании, гомосексуальных страхов не было. По простому говоря, если бы человеку «в голову» не могло бы прийти, что ему сделают гомосексуально предложение, то у него не было бы гомосексуальных страхов, даже если он был бы к ним предрасположен: сексуальные проблемы с противоположным полом у него были бы, а гомосексуальных страхов нет.