Мужчины, которых я люблю

Приходится признать. Люблю их всех. Без исключения. Каждый индивидуален и неповторим. Вместе – гремучая смесь. Но они не перемешиваются между собой, это как хороший элитный алкоголь, только по отдельности имеют тонкий неповторимый вкус, а если соединить, эффект непредвиденный: может с ног свалить, память отшибить или вообще в кому вогнать. Жить с одним – хорошо. Жить со всеми сразу – невозможно. Бывать с ними всеми по очереди – похотливое удовольствие, которое я с нескрываемым кайфом поглощаю.

Их не так уж и много, но средненькую команду по гандболу я мог бы из них собрать. Такую небольшую сборную, разношёрстную, яркую, непредсказуемую, пёструю, но очень профессиональную. Даже с парочкой запасных. Каждый из них знает меня на все сто, и в каждом я уверен на триста двадцать.

Вон она, моя команда, во всей красе – зелёных трусах и жёлтых, канареечного оттенка футболках с большими номерами на спине. Сами они понятия не имеют, что играют на одном поле, думают, что забавляются на парковом газоне в окружении каких-то людей. Они и не догадываются, что я им присваиваю статусы или пишу характеристики. Они просто бывают со мной и, похоже, не задумываются, что происходит после того, как они засыпают или уходят проживать новый день. Но я могу по секрету рассказать о них.

Номер один – сильный и уверенный. У каждого хотя бы раз в жизни должен такой «случиться». Такие – надёжные и очень простые. С ними можно запросто, без «инструкции по применению», просто наугад. Никогда не прогадаешь. Они очень логичные и всегда «по размеру». Мой «номер один» таким и был. Но это вовсе не первое место, он не лучше остальных, он не хуже, чем другие. Да и средним никогда не был. Он просто есть. И я за это ему безмерно благодарен.

Номер два – спокойный и очень рассудительный. Эдакий мудрёныш. В общем – славный малый. Он чем-то похож на птенчика, которого хочется взять в ладошки и поднести к лицу, чтобы сказать: «Ути-пути, мой сладенький!» Иногда я его называю «мальчик-игрушка», с ним забавно, и всё время возникает желание потискать. Когда делаю это в людных местах – тушуется, краснеет. Когда наедине – зажигается моментально, вспыхивая, как бенгальский огонёк. Его приятно баловать и от него сложно оторваться. Иногда отрываю с куском себя. Он переживает. Но я вижу - приятно, чёрт побери! Порою у него срывает чердак, и он, откинув свои очки, рванув на груди строгую рубаху и отфутболив ногою портфель, готов на пару с Рики Мартином пуститься в пляс и голосить: вива ла ви да лока…

Третий – слегка пьяненький, которого обожаю поддразнивать и ловить в ответ его реакцию. Она чуть медлительная, но очень красноречивая. Он совершенно необидчив, но чудовищно стеснителен. В общем, какой-то неправильный он выпивоха. Мне нравится, как он возбуждается на любые мои слова, на любой жест или взгляд. Порою я сам провоцирую его поведение, являясь со смесью бренди, ликёра и красного вина, закупоренных испанцами в полуторалитровую бутыль с наклейкой «Sangria». В такие моменты он такой конформист… Вот как этим не воспользоваться? С охотой принимаю его такого. Короче, он – душка.

Четвёртый мой - сущий ад. Но я с ним и сам становлюсь почётным жителем преисподней. Иногда мне это даже очень нравится. Мы едим мозг друг друга. Интеллигентно. Не спеша. Вторгаясь мягко, но неотвратимо. Промокнув тканевой салфеткой губы и кивая головами друг другу, мол – ваше здоровье, милейший! Но это лишь аперитив, ведь потом следует основное блюдо – душекопательная философия с гарниром из взаимотерзания под кисло-сладким соусом самобичевания, а потом с чувством исполненного долга мы жадно закусываем друг другом до самого утра. Причём особо ожесточённо, но всё же с неким клиническим удовольствием. Наверное, мы оба в детстве не наигрались в «немцев и пленных». А получается, я вам скажу… очень даже неплохо! Но повторяем мы это не так часто. Последствия всё же побаливают.

Пятый…. Мой любимый пятый – в шотландском килте и высоких гетрах, молчаливый и одновременно игривый. Нет, он не всегда ходит в юбках! Божезбавь! Он самый что ни на есть мужик, но… В общем, я его обожаю. Он позволяет всё. Причем не только мне, но и себе. Одним слово… вернее, тремя - доминируй, властвуй, унижай! Забавно, когда он запросто меняет брутальность на повиновение или вдруг тает от совершенно незначительного слова. Причём достаточно всего лишь шепнуть ему на ухо, и это уже не грозный воин королевской шотландской гвардии, а большая сахарная вата в моих руках. Он чудо.

Шестой – эгоист. Люблю в нём эту черту. Удивительно, почему люди не умеют находить приятное в таких странных типчиках? Они чрезвычайно вкусные. А ещё с ними не страшно. Странное дело, но я, не боясь, узнаю с ним, что такое откладывать в сторону, забывать абсолютно, терять насовсем, выбрасывать к чёрту, топтать ногами, рвать в клочья, оставлять позади и запирать на замок. Может, потому что он рисует новые горизонты? Предлагает идти, брать, увлекаться, достигать, мчаться, лететь, наслаждаться… Но иногда так хочется проучить его, чтобы этот маленький эгоист визжал и трепыхался. Меня так и подмывает заявить в один из дней: а давай пригласим ещё кого-то? Ты ведь не против? А потом лениво, но с будоражащим клокотанием внутри предложить «приглашённой звезде»: нагни эту детку, я хочу видеть, как его медленно и со вкусом любят...

Ещё один – молчаливый, я бы даже сказал - анонимный ревнивец. Настоящий горец. Любит – отчаянно. Страдает – душераздирающе. Смотрит – пронзительно. Берёт – безжалостно. Отдаётся – до дна… У него безошибочная система навигации по моему окружению. Доверяет тем, кто честен, сомневается в тех, кто скользкий, и не приемлет тех, кто способен предать. С ним мне спокойно, и могу себе позволить многое: снобизм и высокомерие, заносчивость и надменность, спесь и лёгкое хамство. Главное – с ним. И чтобы ни одной живой души до самого горизонта. Тогда мне прощают всё.

Седьмой - мой любимчик. Совсем молоденький - бородач, эдакий хипстер, но очень зелёный, начинающий, я бы сказал. С ним танцую на улицах и купаюсь в фонтане, дурачусь на полную и стою на голове. Пусть и неумело, вечно сваливаясь и ухохатываясь, забрызгиваясь напитками и мусоря едой. Нас реально прёт друг от друга. Причём в разных направлениях и с разной силой. То будто попперсов нанюхались, а то словно хорошую дозу в вену вкатали. Всё боюсь, что в определённый момент меня хватанёт анафилактический шок. Но всё равно продолжаю дуреть с ним и от него.

А ещё у меня есть музыкант… Ммм… как же он у меня «есть»… как он берёт в рот… это фантастика. Вот поднесёт мундштук к губам и обнимает его мягко, но плотно, прикроет свои бездонные глаза, сделает глубокий вдох, и раздается музыка… Он самый старый. Вернее – самый давний. А если точнее – самый продолжительный. С ним тепло и уютно, но это вовсе несравнимо с пледом зимними вечерами. Он родной и верный, но мне никогда не приходило в голову сравнивать его с братом. От него всегда море обожания и даже некоего поклонения, но я всегда воспринимал это как огромный аванс, не мня себя незаменимым. Он легко пускает меня к себе в фантазии и словно конферансье оглашает о своих чувствах, эмоциях, мыслях. Он не кроется и не шифруется. Он не из тех, кто будет дожидаться зелёного сигнала светофора, он пойдет ко мне на красный. Вот так и живём мы с ним в своей собственной квази-республике, с постоянным ощущением невозможного счастья.

Перебирая всех своих любимых мужчин в собственной голове, чувствую себя истероидом. Да, абсолютно истерической личностью, со всеми вытекающими последствиями. На лицо: моё собственное стремление выделиться, обратить на себя внимание, постоянно быть в центре внимания. Воображение так вообще зашкаливает, позволяя с легкостью вживаться в абсолютно любую роль и свято верить любой придуманной мною же фигне. Причём сейчас я совершенно серьёзен! И секретную информацию выдаю не под кайфом, а совершенно осознанно, отдавая полный отчёт своей совести. Но через минуту я снова буду «городским сумасшедшим», счастливым и беззаботным, потому что игра на поле закончилась, и моя команда устремляется ко мне. Вон она – марширует браво и немного вприпрыжку, улыбаясь и размахивая руками. Мои горячо любимые и безмерно обожаемые мужчины. Кто из них сегодня вечером будет со мной, не знаю. Пусть сами решают. Хоть на спичках вытягивают, хоть монетку подбрасывают. Я люблю неожиданности. Сейчас, когда «команда любимых мужчин» делает спешные шаги мне навстречу, я готовлюсь распахнуть руки и принять её в объятия. И пусть со стороны это выглядит всего лишь как странные знаки приветствия двух человек, один из которых, блаженно растянув губы в улыбке, и, как будто жмурясь летнему солнцу, стоит в позе «здравствуй, небо», зачем-то сжимая и разжимая пальцы рук, а второй - перебегает дорогу, попутно маша обеими руками, в одной из которых зажата ручка строгого чёрного портфеля, а в другой – цветастый пакет с логотипом спортивного магазина.

- Не поверишь! Что я купил! – подбежав почти вплотную, мужчина клюёт меня в щеку и вжимается на мгновение в распахнутые для объятий руки.

- Ты ведь дашь посмотреть? – практически с уверенностью переспрашиваю я.

- Нет! Я дам потрогать! – тут же звучит интригующий ответ, и передо мной из нутра пакета появляется ботинок с… колёсиками.

- Ролики?!

- Да! С сегодняшнего дня мы будем кататься с тобой в парке на роликах!

И счастливый обладатель фирменного пакета с двумя парами роликовых коньков мигом тянет меня к бетонному блоку – единственной поблизости горизонтальной поверхности, чтобы стянуть с меня кроссовки и вручить чёрные с салатовыми колёсами ботинки. Через миг он уже натягивает и на себя такую же пару, но с серебристыми вставками.

- По-моему, я потихоньку схожу с тобой с ума… - констатирую уже давно свершившееся.

- Это ведь здорово! И проверочное слово тут – «со мной!»

И что я могу на это ответить? Он прав! Как всегда прав, ведь я действительно ощущаю себя не вполне нормальным, но абсолютно адекватным человеком в нашей с ним действительности. У меня сегодня появился ещё один любимый мужчина. И всех их я буду обожать так же страстно, угождать так же рьяно и ревностно беречь. Ведь все они живут в одном единственном, который умеет вдыхать жизнь в серые будни и дарить надежду на нескончаемые праздники. Вот так мы и живём: любовь – на завтрак, счастье – на обед. А вечерами… Вечерами ко мне приходят «они», мои любимые и самые родные, которые смогли ужиться в этом худеньком теле, невысоком росте, большом сердце и бескрайней душе.

Говорят, счастье слепое, хрупкое, наивное? Пусть так. Значит, теперь я буду заботиться о нём, ведь подарило же оно мне себя? Бестолково сопротивляться тому, что твоё по праву, и без чего уже не мыслишь своей жизни.