ЛенаДэнс

Они встретились почти полтора года назад. На улице стояла мартовская каша из полужелтого снега с черными проталинами по краям и оранжевого песка. С неба привычно капал то ли ледяной дождь, то ли обмякшие градины. В вечных питерских сумерках она забавно перепрыгивала на тонких каблуках в изящных сапогах из тисненной кожи через осевшие сугробы. Большая спортивная сумка, перекинутая через плечо, билась по сухощавым бедрам. Он еще с удивлением подумал, как хрупкая девушка может поднимать такие тяжести.
 
Прыжок, еще один. Скрежет каблуков. Звук падения. Она со смехом растянулась на покрытом корочкой льда асфальте. Он не слышал звуков, он сидел в машине с нахлобученными от плейера наушниками и только заметил, как она пропала из глаз. Сумка бухнулась в полурастаявшую лужицу. Девушку стало жаль. Он вышел из автомобиля, помог подняться и предложил подвезти.

— Как Вас зовут?

Девушка долго думала над простым вопросом.

— Лена… меня зовут Лена, — как будто бы сомневаясь, ответила она. — Сколько?

— За что?

— За то, что вы меня подвезете.

— Бесплатно. А, можно ваш телефончик?

Она вышла за улицу… до гей-клуба. Он хорошо знал это место, потому что неделю назад там под утро в местном скверике была поножовщина. Пришлось оперативно отрабатывать. Отрабатывать особо было нечего. Пьяные разборки на почве ревности. Паренька немного порезали, но он успел залить кровью полсквера на три дерева. Кровь смешно смотрелась на снегу.

 
Дело на шесть сигарет. Последний шаг до капитана. Если отрабатывать зарплату. Наверное, девушка работала в небольших магазинчиках около клуба. Официанты, да даже и админы, работающие там, часто выбегали по ночам в подвальчики за сигаретами для клиентов или по особым просьбам. Чуйка подсказывала, что они-то и нашли того паренька. Только телефон, с которого звонили в скорую, а потом в ментуру, оказался недоступным.

«Извините, номер заблокирован или не существует», — равнодушно отвечал в трубку механический женский голос. Sim-ka тоже ничего не дала. Ее приобрел через два месяца… после своей смерти урожденный гражданин Таджикистана, получивший на год по миграционной квоте разрешение на работу в РФ.

— Какая основная версия происшествия? — разбудил поутру голос начальника в трубке, когда он уже почти засыпал на подъезде к Купчино.

— Бытовуха. Пидоры не поделили, кто будет сверху.

— Вот и хорошо, вот и придерживайся. Нам не нужно раскачивать лодку. В городе принята программа общенациональной толерантности. Мы европейская столица, и у нас не может быть ненависти на основе ориентации. Ты же хочешь лычки капитана?

Он хотел.
 
***

В комнате пахло потом и вчерашним сексом.

Я не знал, какие еще маты сложить на ужравшегося в очередной раз Леньку, когда доставал его из помятой, грязной койки с тремя «актами» после очередной пьянки у кого-то на дому. Танцовщик был никакущий, с огромными кругами под серыми виноватыми глазами, как у нассавшего в тапки кота, пойманного на месте преступления.

— Тварь, падла, как ты сегодня танцевать собираешься? Блядь, причем в твоем случае это определительное. Ты меня, нах*й, уже ничем не удивишь. Ну, почему с тобой вечно такие проблемы? Ты, что, думаешь, у меня личной жизни не должно быть из-за тебя?! — вызверивался я.

— Удивлю, Слав, — разлепил глаза Ленька, сонно потирая кулаком веки, — я познакомился с мужчиной. Он считал, что я девушка. Я случайно прикололся, ты ж знаешь, что иногда я так переодеваюсь. Мы встречались две недели. Он мне цветы носил, а потом гуляли долго по городу. В кино ходили. Знаешь, как хорошо, когда на тебя никто не пялится. Мы как все были. Никаких косых взглядов. Прикасаться к нему можно было спокойно, а он мою сумку везде носил. Как все, понимаешь?!

— Лень, ты, что, ох*ел?! Ты хоть представляешь себе, что будет, когда он узнает?

— Уже узнал. Я ему вчера утром сказал, когда домой к себе позвал. Я потому и сорвался с выпивкой и бл*дками. А он ничего не сказал. Только дверью саданул так, что косяк чуть не вылетел… А теперь у него мобильник выключен. Я, кажется, в него… того.

— Чего того?

— Втрескаться успел. В общем, если он меня простит и не бросит, я из клуба для него уйду и с бл*дством покончу. Я серьезно сейчас.

========== Ч2. ==========

Денис два месяца привыкал к тому, что его Лена — это наш Ленька. Распьяным-пьяно он позвонил на мобильник танцовщику на следующий день. «Я еду, ну чего, встречай. Разговоры разговаривать будем», — обрубил в трубку. Ленька здорово запаниковал, так как понимал, что начищенный фейс, это самое малое из того, что его может ждать. Он обзвонил почти всех нас и попросил приехать «на всякий случай». Да мы и сами понимали, что разговоры предстоят аховые.

Старший админ клуба Кит ходил смурной и хмурый, как нахохлившийся сыч. Ему не светило экстренно искать стриптизера на замену. Наш охранник Владик рвался переехать к Леньке на постой и обещал в случае необходимости «подтянуть бойцов». Время шло. Дениска, как неожиданно ласково называл его Ленька, не объявлялся. Зато регулярно звонил по трубе и требовал, чтоб «жена встречала».

Мы с Владиком даже вышли из квартиры и спустились на одном из лифтов (всего их было два в подъезде — пассажирский и грузовой) вниз, к входу в парадную, чтобы перехватить мужика, если бы тот всерьез вознамерится избить танцовщика. Но Дениски все не было. Мы простояли на улице почти час и решили, что пора возвращаться. Двери второго, грузового лифта открылись. В нем прямо на полу, зажимая бутылку и всхлипывая, сидел Денис.

— Ну, как же так… Как же так получается… Я ж первый раз в жизни… Я жениться даже на ней… на нем хотел. Уже кольца присматривал. Я ж серьезный. Я из городка небольшого. У нас там так, как у вас, гулять не принято. Раз все по-серьезному — так женись.

— Ты, это, правильно, мужик. Пей, — засуетился Владик, пытаясь поднять Дена с пола и почти насильно вливая ему спиртное в рот, — я вот тоже не думал, что в гей-клубе буду работать. А у меня жена, дети. Давай, надо сейчас до квартиры дойти, а то почки простудишь.

— А, он там — Лена моя?

— Там, там. Ждет тебя, только боится, что бить будешь.

— А, я позавчера хотел. Думал, положу падлу прямо на месте. Только он так смешно руки вскинул и вроде как сопротивляться даже не собирался, когда будто бы его не раз били…

— Да приключалось тут всякое, — буркнул я. — Есть тут кому без тебя… У него два ребра сломанных было. Так что поговорить вам конечно надо, только ты не особо зверствуй. И имей в виду, мы тут поблизости.

— Ты, придурок, что ли? Спать ему надо, — зашипел мне в ухо Владик, отдавливая ботинок. — И Леньку к нему не подпускай сейчас. Может, и обойдется у них. Видел я на войне конченых. Этот тоже на психе, но уже пик пройден.

— А, что и вправду били? — запоздало ахнул Дэн, когда мы уже втащили его в квартиру, — а он хрупкий и легкий такой. Я еще тогда заметил… Когда познакомились. А потом, я ж его на руках поднимал.

 
Пока мы с Владом укладывали Дэна в кровать, Ленька почти не высовывался из кухни. Зато я слышал его напряженное сопение и пытался понять, что танцовщика могло так сильно зацепить в угловатом, небрежно одетом мужике. Его затасканная толстовка пропахла табаком, джинсы снизу заиндевели от грязи.

Да и ничего особенного в Дэне на первый взгляд не было. Обычные светло-карие глаза немного восточной формы, впалые скулы с наивным деревенским румянцем, нос с горбинкой, видимо, пару раз сломанный, короткая, военная стрижка. Пожалуй, красивое, именно мужское тело с четко прочерченной мускулатурой, широкими запястьями, шрамами и небритыми подмышками.

И еще — спящий Дэн неожиданно напомнил ребенка. Он так и заснул с удивленным и непонимающим выражением на лице, которое бывает у детей, когда они разворачивают конфету и обнаруживают, что взрослые подшутили, подсунув пустой фантик.

Понял я только одно. Ленка действительно капитально втрескался в него. Это было видно по тому как, когда Дэн уже уснул, стриптизер осторожно прошмыгнул в комнату и начал аккуратно, едва касаясь разбитых костяшек мужика, стирать с них губкой грязь. Дэн пошевелился во сне, скидывая с себя одеяло, а Ленька тут принялся поправлять его. При этом на лице стриптизера было столько заботы, а сам он буквально

светился от счастья. Воровато озираясь, танцовщик подхватил загаженные джинсы Дэна, отволок их в стиралку.

— Парни, ну, это… спасибо вам. Вы останьтесь еще до утра.

— Спасибо не булькает. Налил бы уже за старания, — хмыкнул Владик, тоже, видимо обративший внимание на шрамы Дэна. — Военный он у тебя что ли? Такие отметины, Ленька, так просто не остаются. Я тебе за базар отвечаю.

— Ага. Капитан он. Рассказывал мне, как сам дослужился, почти без связей. А за бутылкой сейчас сбегаю. Только пить я с вами не буду. А то надо, чтоб я трезвый был, когда он проснется. Его ж завтра с утра такой «вертолет» ждет, что одним тазиком не отделаешься. По себе знаю, мешал же ж, наверное, все подряд.

— Это да. Ты б ему еще хоть пива на утро прихватил. Мой… моя… — закивали мы синхронно с Владиком, — всегда так делают. Вот оно, Ленька, как семейная жизнь-то начинается. Ну, за вас с Дэном.

 
Первый месяц после этого Ленька еще танцевал в клубе, но уже один раз в неделю и отказывался от предложений заработать деньги по легкому — то есть сняться с клиентом. Я поразился перемене, которая вдруг произошла со стриптизером, раньше готовом скакать на любом члене, доставаемом из штанов. Теперь Ленька и Денис приезжали в клуб вместе, а танцовщик появлялся перед входом в парике и женской одежде. Потом они надолго исчезали в гримерке, и никто не решался войти в нее.

Точнее, однажды я по привычке зарулился в комнатушку, чтобы помочь стриптизеру с одеждой для танца… и застал там настолько интимную именно не по эротике, а содержанию чувств сцену, что ощутил себя буквально третьим в чужой постели.
 
========== Ч3. ==========

…Они только что переступили порог гримерки. Большая спортивная сумка, в которой Ленька таскал свое барахло: костюмы для выступлений, кроссовки, бутылки с водой, энергетики, косметику, полотенце, диски, гантель — на всякий случай, чтобы «отбиться», была небрежно брошена на пол рядом со входом. Она-то и не давала двери закрыться.

Ленька никогда не отличался особой стыдливостью, и на его голое тело, да что уж там, быстрый, продажный секс с клиентами, я насмотрелся вдоль и поперек. Иногда мне даже казалось, что танцовщик специально из каких-то своих, эксгибиционистских целей выставлял все самое грязное напоказ… Но в тот раз дверь не была закрыта по другой причине.

Эти двое просто забыли, что в этом мире существует еще кто-нибудь, кроме них. Денис и Леонид. Они влюбленно целовались и медленно, сантиметровыми шагами, продвигались вглубь комнаты. Дэн «вел» в этом странном танце, подталкивая Леньку бедрами и направляя к опоре — стене, столу, любому предмету, к которому можно было привалиться, чтобы совсем не потерять голову или, наоборот, наплевав на все и всех, сорваться сначала в болезненное, потом полностью отключающее сознание удовольствие.

Ленка не сопротивлялся и покорно, вслепую, отступал назад, полностью доверяя партнеру. Поцелуи то срывались на бешеный ритм, когда языки оказывались почти в глотке друга у друга, до причмоков от внезапно попавшего воздуха и горячих выдохов-стонов в губы, то становились успокаивающими, совсем домашними, которыми обычно провожают на работу только очень близких.

Такими же были и движения рук по телам. То грубыми, почти животными со сцепленными на ягодицах и стоящей колом плоти пальцами, то трогательно-наивными, доверительными, с ладонями, несмело проникающими и поглаживающими под тканью неснятой одежды спину и живот партнеров. Все это сопровождалось хриплым, рваным шепотом, который усиливали стены полупустой комнатушки:

— Когда?.. Ты наконец уйдешь отсюда?.. Я не привык, Лень, делить… Свое… Даже если просто взгляды…

— Ревнуешь?

— Нет, но…

— Я… не могу… Пока… Абрамка не отпустит… Ты снова? Мы же только что… Я тебе там, в машине… И перед выходом. Забыл?

И ответ на этот вопрос не требовался. Губы обоих были распухшими и раскрасневшимися, когда они заявились в клуб, а на лицах сияла счастливая и недовольная одновременно улыбка, которая бывает у всех любящих пар, вырванных внезапно из постели жизненными обстоятельствами. Теперь их снова безнадежно накрыло горячечным, отключающим мозги возбуждением, пульсирующим в обоих от случайного прикосновения.

К тому времени я уже прекрасно знал, что это такое — одержимость другим телом, когда партнеры готовы сутками не покидать постель, и делают перерывы лишь на еду, сон и минимальный набор дел. В такие моменты невозможно серьезно думать о чем — то другом, кроме секса. Человек как робот, на автомате, выполняет свои обязанности по работе, ходит по улицам, но если его внезапно остановить и спросить, что он делал четыре, три часа, да даже пятнадцать минут назад, ответом будет только эта идиотская улыбка.

Теперь я видел воочию, во что оборачивается одержимость, если взаимна, и состав смеси приправлен любовью. Пальцы Дэна лихорадочно двигались по лицу Леньки, словно пытались запомнить его на ощупь. Глаза были полуприкрыты, он тянулся за новыми поцелуями губами, а танцовщик, дразня и заводя еще больше, иногда в шутку отстранялся и «случайно», разворачиваясь боком, терся бедром о пах партнера.

Мешковатые спортивные штаны Дэна, которые он надел как первое подвернувшееся под руку, откровенно топорщились спереди. Ленькины джинсы тоже уже давно давили ширинкой владельцу, несколько раз он сильно сжимал ее и проводил по ней рукой, всё не решаясь расстегнуть.


Танцовщик вдруг с силой притянул к себе партнера за талию, перехватил кисть его правой и направил указательный палец Дэна себе в рот, плотно обхватил губами, втягивая в себя фалангу за фалангой до костяшек, добавляя средний. Дэн рванул Леньку за волосы, запрокидывая лицо и надавливая на плечи, чтобы тот опустился на колени. Черный гладкий парик под этими движениями смешно съехал, обнажая кудрявые, настоящие волосы танцовщика. Они рассмеялись этому как общей шутке, прижались лбами друг к другу и продолжили двигаться. Дэн теперь крепко держал Леньку за бедренные кости.

— Давай… По-быстрому… Мы успеем… Отпусти… Мне надо развернуться.

— Не хочу по-быстрому… Хочу по-настоящему… Тебя опять отругают… из-за шоу… И больно будет, если по-быстрому… Мы же уже… Ночью, утром и перед выходом…

— Срать я хотел на них и штрафы. Подождут… а я потерплю… Для тебя…

Они как раз добрались до стола, на котором располагалось зеркало и атрибуты, необходимые для танца. Ленька буквально зашипел от боли, неудачно налетая задницей на какой-то округлый предмет.

— Вот видишь… Ленька… мой… я сам… а тебе танцевать еще… Ты же не сможешь… лучше я сейчас тебе…

— А, тогда давай вместе?.. Как в тот раз…

— Да.

Дэн легко, как будто бы танцовщик ничего не весил, подхватил партнера под ягодицы и усадил себе на бедра. Ленька привычно скрестил ноги на его пояснице, уткнулся носом в плечо, принюхиваясь к запаху своей же футболки, которую надел Дэн. Только сейчас я заметил, что на стриптизере толстовка Дэна.

Совсем как ребенка, Денис нежно покружил Леньку в воздухе, опустил осторожно на стол... Смотреть дальше, как Ленька и Дэн, жадно целуясь, станут вместе дрочить, было совсем уже непристойно, хотя бы из уважения к тому, что это не была просто дрочка.

========== Ч4. ==========

Новичок «приблудился» к нам случайно. Совсем как бездомные кошки, иногда сами находящие себе новое жилье и хозяев. Из-за конкуренции с заведением в центре нам пришлось ввести два «бесплатных часа» по вторникам и средам. То есть, с посетителей, которые приходили не в основной прайм-тайм, около часа ночи, а с десяти до двенадцати вечера, деньги за вход мы больше не брали, чтобы обеспечить хотя бы видимую «наполняемость» заведения.

Для клуба настали не то чтобы «черные времена», но контингент клиентов сильно изменился, в основном теперь это были бедные студиосы. Они сами не брезговали «подсняться», из-за чего «ценник» на наши услуги кусался. Мы гоняли их, как могли, но толку все равно не было. Богатые клиенты заглядывали все реже, хоть и уверяли нас в глаза, что не променяют заведение на дешевые понты. А сами втихаря гоняли к москвичам, где и культурная программа была побогаче, да и расценки пониже.

У Влада возникли большие сомнения, пускать ли в клуб странного пацаненка, которому, судя по внешнему виду, исполнилось восемнадцать лет максимум завтра, а «мажором» и деньгами не пахло и близко. Бесплатный «пассажир» в больших наушниках трясся на ветру в дешевой куртке на рыбьем меху. В мае опять зарядили ледяные дожди, а температура совсем не напоминала о приближающемся лете.

Ответственность на себя, как всегда, взял Кит. После звонка Владика по внутренней связи он глянул в глазок видеокамеры на паренька с забавными длинными дредами и совсем приуныл. Походу, мы докатились уже совсем до бомжей. Кит за грудки оттащил парня в сторонку и огласил список правил клуба:

— Значит, так. Частным съемом у нас не занимаются. К клиентам не пристают, деньги и одежду не воруют. Везде видеокамеры… Если чего замечу, вылетишь отсюда как пробка и больше никогда не зайдешь. Деньги на выпивку есть?

— Нет, — честно признался пацан, таращась на все вокруг округлыми, восторженно-карими глазами, — я о вас из интернета узнал… Вы понимаете, ситуация у меня такая…

— Какая такая? — злобно рявкнул Кит, — влез с утра в интернет, насмотрелся порнухи и решил, что ты гей?

— Нет, — ничуть не обидевшись, протянул парень. — Я все про себя… с пятнадцати знаю. Сеструха у меня вторую неделю любовника домой таскает, а мы в коммуналке живем, в одной комнате. Первое время делал вид, что сплю, и уши подушкой зажимал, а теперь не могу больше. А у вас открыто. Я днем высплюсь.

— Ясно, — сплюнул в сердцах старший админ, вспоминая, как сам в свое время мечтал отоспаться. — Два коктейля за счет клуба бесплатно, это чтоб никого не разводил. И я тебя обо всем предупредил.


Всю ночь паренек вел себя тише воды, ниже травы и даже не тянулся за выпивкой. Кит только с удивлением заметил, как еще раз вспыхнули лихорадочным блеском глаза пацана, когда на сцену вышел Ленька. Парень не раздевал взглядом танцовщика, не дрочил на него мысленно, а смотрел жадно, с каким-то спортивным азартом и конкуренцией, словно старался запомнить движения, которые совершал на пилоне стриптизер.

Свои коктейли, оба сразу, мальчишка жахнул уже под утро, когда все посетители почти разошлись.

— Вали, мы закрываемся, — буркнул админ, — в следующий раз приходи с деньгами. Здесь не благотворительная контора и не дом призрения.

Но, словно не слыша его, пацан подошел к шесту… и повторил пусть и с ошибками, пусть и с неправильной постановкой рук, но один из самых сложных элементов, который Ленька учил почти месяц.

Кит мгновенно сделал «стойку».

— Опаньки. Где учился?

— Нигде. Я с четырех лет фигурным катанием занимался. Там элементы есть похожие. Я как-то даже за город выступал. Мне всегда нравилось, как на меня смотрят, — довольно протянул парень, сверкнув неожиданной белозубой улыбой, а потом снова сник. — Как отец умер, так не до катания стало. Квартиру продать пришлось, чтоб за лечение расплатиться. А потом и мать следом за ним померла. А разве стриптизу учат? Курсы есть такие? Я бы пошел, это же все равно лучше, чем потом чужие тачки чинить. У меня колледж только автомобильный за плечами, да и учился я в нем хреновато… Скукота там одна. На работу — как на каторгу.

— Футболку отвинтить можешь?

— Чего? — стушевался пацан.

— Снимай, говорю, дерьмо, что на тебе надето. На тело твое посмотреть хочу. За это еще угощу коктейлем и объясню, как идеально этот элемент сделать. Я сам Ленк… Леньку учил, — терпеливо, как идиоту, пояснил Кит.

Смущенно краснея, пацан неуклюже стащил с себя дешевую синтетическую шмотку. Под ней оказалось неплохое, накаченное на переноске автомобильных деталей тело. Видимо, паренька использовали, в основном, как грузчика, а к машинам даже близко не подпускали.

— Опаньки, — присвистнул старший админ, хищно сглатывая слюну, — а ты приходи сюда в понедельник. Клуб закрыт будет, но я типа вот такие курсы стриптиза даю. Хочешь танцевать у нас?

— Да! А что и вправду получится? Я как ваш танцовщик буду?

— Если постараешься, то да. Ленька, ну стриптизер наш в смысле, тоже не бог весть с чем пришел. Только и мог, что за пилон держаться.

Уже, когда пацан выходил из заведения, Кит вспомнил, что забыл спросить главное.

— Зовут-то тебя как, чудо в перьях?

— Макс. Максим, — снова заулыбался паренек, — только сеструха меня часто «Машкой» дразнит. Ну, после того, как в первый раз… застукала.

— Все с тобой понятно, Машка. Ты приходи. Будем из тебя человека делать.

========== Ч5. ==========

Макс оказался настоящей находкой для нас.

После его «прихода» Ленька честно признался Абрамке, что больше так не может не из-за ревности Дениса, а потому что сам хочет спокойной, «семейной» жизни. Дэн ревновал. Тихо. По-мужски. До ходящих желваков на скулах и побелевших костяшек кистей, когда на танцовщика кидали слишком откровенные взгляды или настойчиво пытались познакомиться. Драк и скандалов он не устраивал, Леньке мозги почти не полоскал… Да и сам стриптизер больше не давал никаких поводов, и как только танец заканчивался, тут же рулил в компании Дениса домой.

Абрамка, скрепя сердце, смирился с потерей и даже, в отличие от Тэда, пожелал Леньке удачи и счастья. В глубине души владелец прекрасно понимал, что танцовщику выпал редкий шанс хоть как-то наладить относительно «нормальную» жизнь, и второго такого может и не быть. Они порешили на том, что Ленка отрабатывает еще два месяца, а потом свободен на все четыре стороны. И если что вдруг случится, то всегда сможет вернуться в «профессию».

А за эти два месяца Кит успел настолько поднатаскать новичка и придумать для Леньки такой последний, «прощальный» танец, что мы надолго уделали «москвичей» и вернули себе былую славу одного из лучших в Питере клубов. Благодаря отличной спортивной подготовке и привычке к долгим, изнуряющим тренировкам, а также самодисциплине Машка ловил все на лету. Он уже через полтора месяца впервые вышел на «пробный прогон» перед Абрамкой и всеми нами, персоналом клуба, и по совместительству, своими первыми зрителями.

Пацан не просто старался — он вкладывал в выступление всю душу, изголодавшуюся по аплодисментам и восторженным взглядам. Единственная проблема вышла с труселями, которые он наотрез отказался снимать. «Не гони, дай ты мальцу пообвыкнуться. Ему восемнадцать только вчера стукнуло, а у него уже сейчас такой уровень, как у Тэда. Потом сам первый стаскивать будет, как клиента завидит», — шипел на ухо Абрамке старший админ, хорошо знавший, как надавить побольнее на незажившую еще мозоль.

Хозяин расчувствовался, выдал Максиму и Киту по триста баксов зараз. Не верящий своим глазам Макс ошеломленно уставился на деньги — таких сумм он еще никогда не держал в руках. Скромная «стипуха» в колледже и копейки, которые он раньше подрабатывал в мастерской, не шли ни в какое сравнение.

Прекрасно знал Кит и о том, что Абрамка заработает на новом танцовщике намного больше. «Свежак» — не изученное публикой до каждого миллиметра тело в купе с молодостью и даже со средним уровнем мастерства ценился на «вес золота» и был везде нарасхват. Первый официальный танец Макса мы по своим каналам разрекламировали так, что в зале негде было упасть яблоку.

«Да-да-да… у нас совсем скоро будет дебют. Совсем молодой парень, но танцует так, как будто Вагановку закончил. Стриптизер от Бога. Стесняется немного, так оно и понятно. Восемнадцать ему только исполнилось, сам еще с ориентацией не разобрался. Потому ценник за первый раз особый, если вы, конечно, готовы», — трещали мы с Китом наперебой наиболее денежным клиентам.

Равно, как был аншлаг и на прощальном выступлении Леньки, где они с Машкой выступили… дуэтом. Идею «родил», конечно, же Кит. В совместном танце стриптизеры не просто раздевались, а срывали друг с друга одежду, разыгрывая мини-сценку разгоряченных перед сексом любовников. Толпа сопела и кряхтела от возбуждения, в туалетах до утра было не протолкнуться. Мы с Китом сбились с ног, собирая щедрые чаевые, которые посетители отваливали всем, не глядя. А бармен Стасик сделал за две недели трехмесячный план продаж по выпивке.

Ленка ушел из «профессии» не просто красиво. В ту ночь он передал символический «пост» Машке, а заодно, по итогам лета и межклубного чемпионата по стриптизу, к которому и было приурочено выступление, стал лучшим в городе танцовщиком.

***

«Вольную» Леньки мы гуляли в небольшом армянском ресторане, которым владел кто-то из знакомых хозяина клуба. Заведение было «чистым», то есть там никто не знал об ориентации Абрамки и всей нашей компании. Чтобы не рисковать, Ленька появился в уже привычном женском гриме. Ему удивительно шел длинный черный парик, оттеняющий серые, лучистые от счастья глаза с пушистыми ресницами. Дэн надел строгий синий костюм, подчеркивающий его широкие накачанные плечи и светлые волосы, которые успели немного отрасти за прошедшее время и теперь были уложены в модную стрижку не без стараний Леньки.

Со стороны мы были похожи на самую обычную компанию, весело гуляющую за предсвадебным застольем и сыплющую тостами в адрес будущих «новобрачных», как полетело с легкой руки Владика, который пришел в ресторан со своей женой. Хорошо, что он просветил супругу заранее, какая у нас «невеста», а женщина оказалась понятливая и не болтливая. Остальные же посетители, да и персонал заведения довольно улыбались, наблюдая за красивой молодой парой, так гармонично смотрящейся вместе.

Небольшой конфуз произошел лишь после того, как я, Кит и Ленька выскочили покурить на улицу.

— Ну, рассказывай, как вы…?!

— Идите в жопу. У нас все хорошо. Только я иногда даже на ночь этот чертов парик не снимаю, а первое время вообще только в темноте и под одеялом, — затрещал как пулемет Ленька, делясь радостями интимной жизни.

И уже когда у нас всех позаканчивались сигареты, его все равно было не остановить, а мы с Китом замерзли до костей в тонких джемперах, которые, не сговариваясь, натянули на выход.

— Так, вы как хотите, но мне нужно отлить, — свернул «лавочку» старший админ.

— И мне, — поддакнул я.

— Точно, — закивал Ленька, — потопали вместе, парни. Я тоже готов штаны обмочить.

Две степенные матроны, выплывшие из ресторана, пораженно замерли, услышав из уст «девушки» в элегантном красном платье «такое».

— Эээ, в смысле мне нужно срочно сделать «пи-пи», — попытался экстренно исправиться Ленька, — а то так давит на клапан, словно два литра пива выжрала…

— Придурок, — хохотнул Кит, наблюдая, как дам сдувает словно ветром, — и как ты за две недели с Дэном не спалился? И только не вздумай теперь в таком виде в мужской сортир завалиться, хоть там и кабинки.

========== Ч6. ==========

Кому из них двоих и за каким лядом понадобился каминг-аут, я не знаю до сих пор. Наверное, все-таки Дэну, хотя…

Леньке уже давно было все равно, что думают о нем окружающие. Он научился механически сосуществовать с родственниками и соседями, не воспринимая всерьез их упреки и оскорбления. Леньку спасало то, что еще в десять лет он переехал жить от родителей к своей бабушке, словно предвосхитив историю с нашим конферансье Рудиком, только с немного другими слагаемыми.

Отец и мать Лени постоянно разъезжали по международным конференциям и симпозиумам, и, как это часто бывает в преподавательских семьях, на воспитание собственного сына времени у них почти не было. Сначала он обижался на них и считал, что те его просто не любят по каким-то своим причинам. А потом понял, что жить с бабкой в отдельной трехкомнатной квартире в центре, почти рядом с Московским вокзалом, и без тотального родительского контроля не так уж и плохо, и такой шанс выпадает далеко не каждому.

Тем более, что Нелли (по паспорту Елена Васильевна) души не чаяла в единственном и любимом внуке, неожиданно пошедшем в ее «породу», и на многие вещи закрывала глаза. Рано оставшись без родителей, она мечтала стать балериной, но прекрасно понимала, что в силу ее «несоветского происхождения», таким планам не суждено осуществиться.

Нелли, по ее просьбе мы назвали женщину только так, была теткой очень компанейской, и не возражала, когда мы заваливались к ним домой после клуба. Иногда под папироску в тонком старинном мундштуке после двух-трех стопочек Елена Васильевна начинала заговариваться, и тогда получалось, что, по ее намекам, предки Леньки происходили из древних дворянских семей.

Эти разговоры и намеки я прекрасно понимал, потому что такие же — сначала полушепотом, потом уже вслух ходили и у нас дома. Я помню, как однажды тоже подвыпившая мать рассказывала на кухне какому — то из приехавших взрослых родственников о далекой родне, к которой однажды ночью пришли люди из черных воронков. В той ветви осталось только двое: шестидесятилетний дед и трехлетний внук. «Этот слишком старый, а тот — слишком молодой, чтобы оформлять. Сами помрут. Квартиру на уплотнение», — распорядился старшой…

Мать нервно оглянулась и заметила меня, стоящего в дверном проеме. Мне захотелось ночью выпить воды. «Выйди отсюда, и никому не говори о том, что услышал», — приказала она. Так что я очень хорошо понимал Леньку и с его родителями-преподами, и такими вот загонами предков с «голубой кровью в прошлом и особом, высоком статусе семьи, которому надо соответствовать», но ничего не дававшими для современной жизни.

В общем, к двадцати годам у Нелли за плечами было только цирковое училище, бухгалтерские курсы и работа билетёршей в концертном зале. Впрочем, они-то в купе с породистой аристократической красотой и позволили ей подцепить кого-то из высшего командующего состава. Ухажеру было хорошо за пятьдесят, свою первую жену он уже успел похоронить, а новая расторопная хозяйка в доме очень требовалась.

Когда мужик понял, с кем связался, надо отдать ему должное, не сдрейфил, а быстро поднял свои «особистские» связи, и в скорости выяснилось, что архив, в котором хранились документы, в том числе по Елене Васильевне, «прогрызли» крысы. Нелли наконец — то получила благонадежную фамилию, а заодно теперь уже муж пристроил ее в тот же концертный зал, но уже не простой билетёршей, а завхозом в костюмерное отделение. Вместе они прожили почти десять лет, но детей у пары не было. А затем супруг быстро почти за месяц сгорел от рака.

После него у Нелли было много романов, в том числе и с «артистами, такими красавцами, не то, что сейчас»*, но никто не решался взять замуж вдову «особиста». В тридцать шесть лет она вне брака родила Владимира, будущего отца Леньки. Однако собственный сын, особенно, когда начал взрослеть, глубоко «разочаровал» Елену Васильевну. Тяги к искусству и сцене он не проявлял, и если в старших классах еще интересовался поэзией и литературой и приходил к маме на работу помочь, то когда пришло время поступать в институт, выбрал, словно угадав, какие перемены предстоят в стране, экономический факультет.

Супругу Владимир нашел себе под стать — она преподавала в техникуме сначала ленинско-марксисткую философию, а потом успешно переквалифицировалась в политологи. Увидев на пороге свою будущую невестку, затянутую в безобразный кримпленовый костюм, с чудовищной, советской «халой» на голове и сыплющую телевизионными цитатами с партийных съездов, Нелли изумленно приподняла бровь, а потом поинтересовалась у сына, в каком «Скобористане» он выкопал свою избранницу.

Тогда они впервые очень сильно поругались, а Владимир напомнил матери, что от наследства «особиста» и так уже почти ничего не осталось, кроме элитной «трешки», которую было бы неплохо разменять. Нелли наотрез отказалась идти на размен, а предпочла продать остатки драгоценностей, подаренные ей первым и единственным мужем, и метнуться на поклон к одному из бывших любовников, который работал в районном жилищном отделе, чтобы «молодые» могли построить себе новую квартиру.

Впрочем, невестка не шла на сознательные конфликты и скоро начала «обтесываться». Она внимательно прислушивалась к советам свекрови по одежде и ведению дома, а с учетом новых веяний в стране и наметившейся перестройки, притихла с парт цитатами и сменила их на чтение классики. Чисто внешне пара выглядела теперь почти рафинированной и интеллигентной для всех. Но только почти для Елены Васильевны.

Нелли помирилась с сыном, когда на свет появился Ленька. Владимир как раз занимался своей кандидатской диссертацией, и возиться с новорожденным сыном ему было некогда. Наоборот, крики и гомон, стоящий в доме, только раздражали будущего кандидата наук и отвлекали от работы. Невестке пришлось переехать с Ленькой к свекрови. А потом молодая мать сама занялась научной карьерой, и внучка полностью перекинули на бабушку.

Нелли, не торопящаяся на пенсию, продолжала трудиться в костюмерной уже как почетный сотрудник, тем более, что платили там теперь копейки, а молодежь не особо рвалась на ее место, и часто брала Леню с собой на работу. Можно сказать, что он рос за кулисами концертного зала и в гримерках актеров, которые почти всегда дарили красивому, так похожему на бабушку малышу шоколадки, иностранные жвачки и игрушки.

Все то же самое было и в детстве Владимира. Только он, в отличие от Леньки, никогда не смотрел по-детски сосредоточенно и восхищенно на то, как наносят на лица певцов, танцовщиков, артистов, ведущих, сценический грим. Без такой «раскраски» эти самые лица со сцены превращались в белесые и размытые пятна. А Леньку словно магнитом тянуло к косметике и ярким, необычным тряпкам, в которые облачались актеры. Он, в ожидании бабушки, был готов часами перебирать бесконечные румяна, тени, пуховки, кисти и предметы одежды.

Однажды в концертном зале проходили очередные предновогодние «солянки» звезд эстрады. В репертуаре одной из исполнительниц имелась песня о синеволосой девочке Мальвине. Номер должен был сопровождаться появлением сказочной «героини» вместе с печальным черно-белым Пьеро на сцене, надеванием на нее короны и выходе за руку детей с певицей к публике.

А произошедшее дальше напоминало печальный анекдот, которыми так богата обычная жизнь. Организаторы второпях накормили маленьких актеров, перемещающихся между многочисленными спектаклями и площадками подгулявшими пирожными, из-за которых у бОльшей половины, особенно женской, творческого коллектива началась элементарная диарея. Уже накрашенная к выходу Мальвина, но еще не переодетая в сценический костюм, посинела в прямом смысле этого слова и рванула в туалет. За ней в направлении заветной буквы «м» понесся и Пьеро.

Главный режиссер-постановщик "солянки" в процессе мысленного вырывания волос с нижнего мозгового полушария в преддверии объяснений с певицсолянкией наткнулся взглядом… на невысокого, худенького Леньку и возвышающуюся над ним на добрые пятнадцать сантиметров Вику, дочку рабочего сцены.

«Гримировать, быстро. Его под Мальвину, ее — под Пьеро», — рявкнул главнюк и принялся пояснять детям задачу: «Значит так, выходите вместе. Ты, Вика, надеваешь на Леню корону с подушки, целуешь в щеку, а потом подходите к тете N* и берете ее за руки. Справится даже дебил». «Вот еще, а почему не я буду Мальвиной?» — возмутилась Вика. «Потому что жрать надо было меньше и дылдой не вырастать», — спустил пары режиссер, а потом вспомнил, что разговаривает с детьми,- «Ну, Ленечка, ну, Викочка, помогите нам, вы же всегда на сцене хотели выступить. Вот он ваш звездный час. Вас по телевизору покажут».

Номер удался, зрители аплодировали стоя певице и маленьким, таким трогательным актерам, а в антракте многие даже захотели сфотографироваться с «Мальвиной» и «Пьеро», которые так напоминали персонажей из детского и всеми любимого фильма, но те куда-то подевались.

На следующий день Нелли опять же по старым связям записала внучка в театральный и танцевальный кружки при Дворце творчества юных в районе Аничкова моста. В школе Ленька учился по системе «две недели ходим, три болеем» и ни в чем, кроме языков и литературы, особо не преуспевал**, но на дополнительные занятия являлся даже на «больничке».

…Очередной, грандиозный скандал между родственниками разразился ровно через десять месяцев, когда Владимир с супругой вернулся из уже привычной стажировки за границей.

— Почему? Почему мой сын вместо футбола, хоккея или плавания ходит на танцы и в театральную студию? Нелли, как ты вообще согласилась на это? Чем ты думала или специально хочешь вырастить из твоего внука и моего сына извращенца? — гремел Владимир, расхаживая по кухне Нелли в то время, как Ленька прятался в балконной нише, преобразованной в комнату, благодаря остеклению, и запирающуюся на мощную задвижку. — Его с детства пороть ремнем нужно было, только ты всегда возражала. Мам, он с рождения испорченный и я не понимаю в кого…
_______________________________________________

Примечания автора:

*когда она рассказывала об этом, серые такой же формы, как у Леньки, глаза задорно и совсем молодо блестели.
** и здесь мы с ним тоже были в чем-то похожи.

========== Ч7. ==========

Первой из посторонних тревогу по Леньке забила «классная».

Понурый девятиклассник приплелся домой за несколько минут до начала обеда и вместо того, чтобы пройти в свою комнату и переодеться, направился прямиком на кухню.

— Ба… — намеренно по-детски протянул он, — я кушать, наверное, сегодня не буду, аппетита что-то нет.

Совместные трапезы Нелли всегда считала чем-то большим, чем простой процесс поглощения пищи, и готовилась к ним с особой тщательностью. Опоздания к обедам сначала со стороны сына, потом внука она расценивала как оскорбление и неуважение к семейным традициям, а уж неявку к столу могло объяснить только ЧП мирового масштаба.

— Лень, случилось что? — встрепенулась Нелли, прекрасно знавшая, что в нормальном расположении духа ее — в домашнем кругу Леон никогда бы так не обратился к ней, а она к нему. — Болит где-нибудь?

— Нет. Ты понимаешь, тебя… в школу вызывают. Класручка наша. И я, честно, не знаю, почему. У меня по математике твёрдая тройка вырисовывается по полугодию, я же тебе обещал. А по физике с геометрией даже «хорошо» будет. Со всем остальным вообще никаких проблем нет. Там «отлично».

С Владимиром Нелли не раз приходилось объясняться в школе из-за разбитых стекол, драк и сломанного инвентаря. Представить, чтобы Леон мог вытворить такое, а тем более солгал, Нелли было сложно. Внук многое не договаривал, пропускал в рассказах неважные для себя детали, но никогда не опускался до вранья. В отличие от Владимира. И если вопросы были заданы прямо, отвечал на них честно.

— Леон, но если ты уверен, что все делал правильно и к тебе не должно быть претензий, тогда зачем опасаться моего похода в школу? Возможно, твоя классная… руководительница просто хочет удостовериться, что это именно я писала тебе те записки с просьбой освободить от занятий. Ты же сам знаешь, что много пропускаешь из-за… слабого здоровья.

— И точно. Да странная она вообще какая-то. Потащила меня с утра вместо «литры» в медкабинет. Там чел сидел, тоже с приветом. И не врач вроде, а все туда же. Картинки мне какие-то под нос начал тыкать, про ассоциации мои расспрашивать. А что я могу сказать, если там хрень нарисована?

Фотографии разные показывал и впечатление от людей, там за кадром, описать просил. А они все как будто мертвые. Ну, в смысле глаза у них открыты и в объектив смотрят, а вроде и мимо, только я таких людей в жизни не видел. Как будто холодом от них полоснуло. Потом, типа, за жизнь со мной так по-взрослому решил заговорить. Совсем, как Владимир пытался. Какие мне девушки нравятся, и что онанизм в моем возрасте это нормально, главное — на кого. И дружу ли я с кем-нибудь из одноклассниц? Так я дружу, мне с ними интереснее, чем с пацанами. Ты же знаешь, кто у нас из парней в классе учится. С Юлькой и Аней мы музыку слушаем, в кино вместе ходим. Вера, вот, мне всегда с домашкой по математике помогает и пирогами угощает. А что у нас на обед? — прорвало Леньку. — Пахнет вкусно, Нелли…

— У нас макароны по-флотски с натертым сыром. Овощной салат по-русски и суп. Правда, все из консервов. Три перемены блюд. Леон, слов «литра», «чел», «хрень», «типа» и «домашка» нет в русском языке. Насколько я его еще помню. Так ты точно не делал ничего плохого?

— Точно. Нелли, да ты мастерица просто. Я знаю, но сейчас все так говорят, и довел меня этот… как же его класручка-то назвала? Под конец беседы — вообще такой умный: «Если ты мне сейчас во всем признаешься, а я думаю, ты понял, к чему были эти расспросы, то мы вполне сможем найти решение твоей проблемы и подходящее лечение». Нелли, о чем он спрашивал-то? Чем я могу быть болен? У меня, правда, ничего не болит.

— Ничем серьезным, Леон. Ты же ведь не был с ним откровенен? Не думаю, что стоило идти на такой шаг с малознакомым человеком.

— Нелли, да я чуши какой-то наплел, только чтобы он от меня отвязался. На ходу придумывал.

Елена Васильевна так и не догадалась, с кем пришлось пообщаться внуку. Но зато хорошо помнила собственные диалоги с людьми, одетыми в штатское, но задающими слишком много неудобных вопросов и всегда готовых «понять». Особенно доносы на соседей. С такими собеседниками никогда не стоило шутить, и Нелли очень надеялась, что Ленька не допустил подобной ошибки.

***
Ленька не ошибся, когда назвал ее «класручкой». На большее сидящая за партой напротив самоуверенная девица, словно только что сошедшая со студенческой скамьи, для Нелли никак не тянула. На родительские собрания Елена Васильевна ходила крайне редко и не помнила, когда у внука поменялась «классная». До этого Нелли приходилось общаться со степенной дамой, приблизительно одного возраста, и они отлично поладили особенно после того, как «родительница» принесла в школу импортные чешские вафли в металлической коробке и иностранные конфеты.

— Елена Николаевна, я даже не знаю, как начать с вами этот непростой и неприятный разговор, который нам предстоит. Но как женщина и мать вы должны понять нашу обеспокоенность, и ни в коем случае не осуждать нашего Леонида. А мой долг как преподавателя и человека помочь подростку, если он может попасть в сложную жизненную ситуацию, и есть все основания считать, что такое случится…

— Я Елена Васильевна. И всегда понимаю моего Леонида. Милочка, я думаю, стоит говорить по существу, чтобы не тратить драгоценное время. В Ваши годы меня после работы всегда ждал кавалер, — перебила ее Нелли.

Девица зарделась и метнула на нее колкий, холодный взгляд. А Нелли поняла, что случайно и не со зла, задела «класручку» за живое. Никакого ухажера у той и в помине не было, а была лишь одна работа и бесконечные стопки тетрадей, кипами завалившие преподавательский стол. Зато девушка наконец-то перестала мямлить.

— На прошлой неделе Леонид принес в школу косметику и учил одноклассниц ею пользоваться. Потому я была вынуждена обратиться к…

— И что в этом такого странного? — снова перебила Нелли преподавательницу, годящуюся ей по возрасту во внучки. — Если вы в курсе, то мой внук занимается в театральной студии, танцует в известном эстрадном коллективе и регулярно появляется перед публикой. На эстраде и в театре, если Вы там вообще бываете, на актеров принято наносить грим. Это стандартная практика. И если Леонид заметил, что девушки не умеют пользоваться косметикой и перебарщивают с нею, как Вы сейчас, то он просто предложил им свою дружескую помощь.

— Потому я была вынуждена обратиться к психологу, чтобы он обследовал вашего внука на предмет формирующейся сексуальной ориентации подростка. Надеюсь, несмотря на ваш почтенный возраст, вы знаете, что это такое, — с нажимом продолжила «класручка», вставляя ответную шпильку, — и тесты показали, к моему глубокому сожалению, что я не ошиблась в своих подозрениях. Не бойтесь, психолог уже поговорил с Леонидом и рассказал о возможных способах лечения. Теперь требуется получить ваше согласие, и мы сможем воспитать из вашего внука полноценного члена общества.

— Простите, только на основании тестов вы пришли к таким грандиозным выводам и позволили незнакомому человеку говорить о таких гадостях с ребенком?! — вспылила уже, в свою очередь, Нелли. — Я могла бы понять, если бы Вы застали его в некоей пикантной ситуации и тогда бы предпринимали ваши меры… Вы вообще соображаете, что сделали, когда просветили ребенка в такой форме и о подобного рода вещах? К чему могли подтолкнуть? Почему Вы не позвонили, например, сначала мне, потом родителям Ани или Юли, в дома которых Леонид вхож в качестве желанного гостя. Вы вообще в курсе, что с Верой его, например, связывает романтическая юношеская дружба? Но только тесты?! Милочка, по-моему, вопрос как раз о Вашем профессионализме и педагогической этике стоит поднять в РОНО.

***
Тот научный журнал Ленька нашел в библиотеке случайно, куда пришел готовить реферат по истории. Толстое издание, больше напоминавшее обычную книгу, упало с полки и распахнулось на статье с названием: «Гомосексуализм на Западе: девиация физиологическая или социальная?» Половину из того, что было написано, Ленька не понял. Но его привлекла фотография: на заднем фоне мужчина с голым торсом и завязанными повязкой глазами и еще один на переднем.

Второй сидел на столе с ногами спиной к зрителям, и только слишком узкие для девушки бедра, намекали, что это парень. У него были длинные и густые волосы до плеч. Воровато озираясь, Ленька выдрал статью с картинкой из журнала и положил к себе в карман. Кажется, как раз об этом говорил психолог. И, судя по всему, это было что-то по-советски совсем запретное, вроде разговоров о родне, а потому очень интересное.

========== Ч8. ==========

«Класручка» больше к Леньке не вязалась. Более того, она начала игнорировать ученика, которому преподавала «химию». После беседы с Нелли директору школы позвонили не просто из РОНО, а из самого Смольного, и потребовали прекратить «не санкционированные и не согласованные с Минобразом эксперименты, травмирующие психику подрастающего поколения».

— Дура, ты что, не знаешь, чей это был внук? Нашла, на ком опробовать свои идеи. Я понимаю еще, если бы это был Вася, Петя, Митя Пупкин, — гремел на экстренно созванном, закрытом педсобрании директор, — в тюрьму меня хочешь упечь, а сама полы мыть?

— Да, но сам Минобраз предлагает нам внедрять новейшие, креативные методики и вносить предложения по системе сексуального воспитания школьников. Мы же должны совершенствоваться и идти в ногу со временем. На дворе новое тысячелетие…

— Иди ты, знаешь куда, со своим внедрением. Если я еще что услышу о тебе и твоих экспериментах…

***
Леньке только и требовалось, чтобы его оставили в покое. Он продолжал учиться, не особо напрягаясь и тратя в основном время на занятия танцами и участие в спектаклях, в том числе школьных, за которые ему прощались прогулы и нежелание «с душой» вникать в «серьезные» предметы.

Детский хореографический ансамбль сменился в десятом классе на юношеский. Зрительской аудитории стало больше, теперь они выступали с коллективом в таких же концертных залах, где работала Нелли. Елене Васильевне было особо приятно, когда внук появлялся на «ее» сцене, она с гордостью смотрела на него из-за кулис, когда было время, рассказывала о нем другим сотрудникам и потом всегда старалась купить на ужин после выступления что-нибудь «вкусное».

…Только почему-то дальше русских — народных — блатных — хороводных — казачка, калинки-малинки и т. д., Ленька не пошел. Точнее, он мечтал заняться эстрадными танцами, но там курсы были только платными, а Нелли все труднее становилось сводить концы с концами. Подрастающему внуку приходилось так много всего покупать: одежду, книги, еще платить за экскурсии в школе и помогать ей в добровольно-принудительном порядке материально. Не меньше денег шло и на Ленькины костюмы. Конечно, что-то из реквизита можно было взять на работе, но в основном их приходилось изготовлять и содержать за свой счет. А еще Ленька, как все подростки, мечтал о «видике», чтобы прямо дома можно было смотреть фильмы. И Нелли копила копеечку за копеечкой.

…Как-то после выступления Ленька задержался у кулис, слушая за ними долгие и бурные аплодисменты, и в раздевалке появился, когда все уже почти разбрелись по домам.

Затянул со сборами и новичок, объявившийся в коллективе месяц назад. Танцевал он неплохо, но как будто с ленцой, дежурно отрабатывая элементы. Вид у новенького был более чем богемный, родители разрешали ему носить длинные волосы, совсем как на той… фотографии из журнала. А шмотки казались явно привезенными из-за границы. С остальными участниками коллектива «новичок» держался свысока и не спешил общаться, а тем более дружить.

— Здорово мы сегодня. Нам так хлопали, — разулыбался Ленька, на радостях забывший о необщительности новенького. — Одно из наших лучших выступлений.

— Это ты называешь лучшим? По мне, хуже только в богадельне отплясывать. Ты зрителей-то наших видел? Пензеры, с которых песок сыпется, и сумасшедшие старые девы, — ухмыльнулся одногодка, доставая сигареты и закуривая прямо в раздевалке. — Ну ладно, допустим, я. У меня предки тоже артисты, они за кордоном деньги на эмигрантах сшибают с их тоски по всему русскому. Потому под родичей сейчас и танцую, обучаюсь, а потом в их труппу перейду. А вот на что ты рассчитываешь, извини, не врубаюсь. Ну, попляшешь ты еще тут года два-три, а дальше тебя из ансамбля выпрут и новичков наберут.

— Прямо уж — так и выпрут? Это как? — оторопел Ленька. — А у меня родители — ученые. Я их тоже по полгода не вижу. Я Леонид. Можно Леон, так дома называют.

— Имя-то откуда такое божественное? Я Андрей. Можно Эндрю, так за границей называют, — передразнил новичок. — Выпрут очень просто. Ансамбль-то юношеский. Здесь максимум до восемнадцати танцевать можно. Только не мути мне, что по предкам скучаешь. Мне без них лучше.

— Знаешь, Андрей, пойду я, наверное. Злой ты какой-то. Вот потому с тобой никто из наших и не разговаривает.

— Эй, ты, что обиделся на меня? За то, что я тебе правду сказал? Подожди, я втихаря от предков совсем другие танцы учу. Хочешь, кассеты дам? У меня с собой прямо сейчас. Только чтоб поблизости никто не отирался, когда смотреть будешь. А то, что у меня друзей нет, как здесь, так и в школе, так срать мне на это с большой колокольни. Лучше одному быть, чем лишь бы с кем общаться.

— У меня… это. Видика дома нет.

— Тогда заглядывай ко мне в гости. Я, типа, приглашаю, Леон. Я сейчас с двоюродной теткой живу, только ее почти никогда не бывает.

— А я — с бабушкой. Она тоже часто на работе.

***
Дома у Андрея было круто. Настолько, что у Леньки перехватило дух. Чего только стоили музыкальный центр с громадными колонками, занимавшими полкомнаты, телевизор с недоступным «видаком» и совсем уже запредельная мечта — компьютер на вроде бы письменном, но несколько другой конфигурации столе. Столько навороченной техники Ленька видел лишь в магазинах, перед витринами которых мог замирать часами.

А еще повсюду в квартире стояли вазы с шоколадными конфетами и фруктами. Нелли покупала их только по большим праздникам или после выступления.

— Проходи, осваивайся, — улыбнулся Андрей, запирая за Ленькой дверь. — Я обычно дома босиком хожу. У нас ковры везде, мамка их прямиком из Турции перегоняет.

========== Ч9. ==========

Новый Ленькин друг Нелли категорически не понравился. Смазливый юнец, от которого попахивало сигаретами сквозь жвачки и импортный парфюм, брезгливо разглядывал кухню и едва притронулся к еде, когда внук пригласил его в ответные гости. Вытянуть из Андрея в беседе удалось лишь пару слов, и то, что услышала Елена Васильевна, ее не обрадовало. Подросток отвечал дерзко и самоуверенно. Потом Ленька с ним заперлись в комнате, и там стояли какая-то подозрительная возня и смех.

— Леон, я не вправе запретить тебе общаться с теми, с кем ты считаешь нужным. Ты уже достаточно взрослый, чтобы самостоятельно выбирать друзей. Но я считаю, что Андрей далеко не лучший выбор. Возможно, тебя привлекла его обеспеченность. Он типичный представитель тех, о ком говорят: из грязи в князи, — обронила Нелли, когда внук, проводив друга, вернулся в квартиру. — Я бы не хотела больше видеть его у нас дома. Поверь моему жизненному опыту, общение с такого рода людьми ни к чему хорошему не приводит. Я не могу обвинить Андрея в чем-нибудь конкретно, но похоже, что он во всем ищет выгоду. В том числе, в друзьях.

Раньше после таких слов Ленька попросту прекратил бы общение с новым знакомым, но в этот раз проявил неожиданную настойчивость.

— Нелли, ты просто его еще совсем не знаешь. На самом деле, Андрей хороший, хоть и кажется колким. Да и какая с нас может быть выгода? Ты не хочешь, чтобы он появлялся у нас, но я все равно буду ходить к нему в гости.

— Лень, я тебя предупредила.
***

На кассетах танцовщики — мужчины и женщины, вытворяли черт знает что. Такого владения собственным телом Ленька еще никогда не видел.

— Это брейк-данс, это хип-хоп, это латинос, — деловито пояснял Эндрю, перематывая пленку то в ускоренном, то в замедленном режиме. — Я смотрю, потом у зеркала повторяю элементы, пока не получится. Есть пара мест в городе, где их по-настоящему преподают, но меня оттуда прогнали.

— За что?

— Да, так подрался я там с одним мудаком неудачно… Одним из главных в той тусовке.

— Из-за чего?

— Из-за девицы одной. Она сначала мне давала, а потом на него переключилась. Не то, чтоб я на нее запал особо, но обидно тогда стало. Я ее до этого полгода на секс уламывал, по кафе водил, цветы дарил, а этого чмыря она как только увидела, так к нему и полезла. А я типа не у дел остался. У них, видите ли, не просто трах, а любовь-морковь.

— А, ты уже… был с девушкой?

— А ты нет что ли?

Ответить Ленька постеснялся, только залился краской.

— Понятно, — процедил Андрей, — я на кухню смотаюсь, сделаю нам по коктейлю, чтоб ты чуть-чуть расслабился, и посмотрим с тобой кое-что. Что ж мне вас всех-то учить всему приходиться.

От принесенной кока-колы со льдом в стакане странновато пахло, и от глотка в желудке стало неожиданно тепло, а потом потеплели и пальцы. Эндрю долго копался в полке с кассетами, достал, наконец, одну из второго ряда. На кассете в отличие от других, вообще не было обложки с картинками и названиями, только фабричная упаковка со смешными разбегающимися в разные стороны красными шариками.

— Забирайся ко мне на кровать с ногами. Так удобнее смотреть будет. Я сейчас к тебе присоединюсь. И еще себе колы подливай.

— А что ты в нее добавил, она как горьковатая немного стала, и в тепло от нее бросает?

— Коньяка немного. Только не говори, что ты маленький, чтобы пить спиртное.

— Нет, я взрослый. Мой отец угощал меня как-то пивом и наливками.

— Это тоже самое, только чуть-чуть покрепче. Ты не возражаешь, если я футболку сниму. Меня тоже в жар бросило.

…На кассете были голые мужчина и женщина. Только у них почти не было волос в подмышках и паху, как у всех, и все хорошо до деталей просматривалась. Тем более, что камера снимала актеров с таких ракурсов, что не увидел бы только слепой. Мужчина ласкал языком и холеными пальцами соски партнерши, которые после его движений затвердевали, а ей это нравилось — она стонала все громче и громче.

Партнеры переместились в постель, и мужчина раздвинул ноги женщины, позволяя камере крупным планом показать её лобок с небольшой полоской волос и свой возбужденный член. Откуда-то появились квадратные кусочки фольги, один из которых партнер разорвал зубами. А женщина теперь сама нетерпеливо поглаживала себя под лобком и извивалась от желания.

Такую детальную и откровенную порнуху Ленька видел впервые в жизни. Она не шла ни в какое сравнение с фильмами по телеку, которые показывали после одиннадцати, а он смотрел иногда втихаря, если Нелли задерживалась на работе. Даже те телевизионные кадры его часто заводили, а сейчас Ленька понимал, что у него стоит так, что скоро дым повалит из ушей. Еще он не заметил, что все то время, пока пялился в экран, Андрей, полулежащий рядом на кровати, не сводил с него напряженного, внимательного взгляда и сжимал через ширинку такой же возбужденный член.

Ленька вздрогнул от прикосновений, когда Эндрю придвинулся к нему вплотную и положил его руку к себе на пах.

— У меня тоже стоит. Я могу помочь тебе, а ты потом мне. Мужской минет ничем не отличается от женского. Я знаю, что говорю.

— Да, но сексом можно заниматься только с… девушками.

— А мы и не собираемся заниматься сексом. Так, просто вместе подрочим, тебе и мне будет приятно. Что в этом плохого?

Наверное, Андрей делал это не в первый раз. Слишком уверенно он стащил с Леньки джинсы вместе с бельем, усадил на край кровати, сам пристраиваясь поудобнее у ног партнера.

— Расслабься и доверься мне. Сейчас тебе будет очень кайфово.

Ленька кончил, испачкав лицо и волосы Андрея спермой. Сердце бешено колотилось, а все тело на секунды стало таким свободным, как будто он лежал на спине в морской воде. Друг отклонился, вытирая с собственных губ слюну и смешанное с ней семя. Рассмеялся.

— Видишь, я же тебе обещал, что все будет отлично. Сейчас я приведу себя в порядок, и ты отблагодаришь меня.

— Да, но я не умею… как ты.

— А что тут уметь-то? Научиться проще пареной репы. Это тебе не гопак танцевать.

***
Выпускные экзамены пролетели быстро. Баллов в театральный вуз даже по народному творчеству Ленька, конечно, не набрал. Зато, чтобы не загреметь в армию, буквально на брюхе прополз на филфак. Каждый парень, особенно на отделении русский язык и литература, ценился в девчачьем царстве на вес золота и потому его взяли на условное «дневное», то есть без стипухи. Вопреки карканьям Андрея, из ансамбля Леньку не выперли, а в восемнадцать лет даже предложили перейти во взрослый. Денег от этого занятия тоже было из раздела «кот наплакал», а времени оно требовало много.

На какое-то время их жизненные пути с Андреем разошлись особенно после того, как родственники друга неожиданно погибли в автокатастрофе. Грандиозные планы по переезду заграницу у того рухнули, а средства к существованию очень быстро закончились. Он стал еще более замкнутым и необщительным. Андрей тоже со скрипом пристроился в какой-то технический вуз, в котором регулярно был недобор студентов.

А еще через год у Нелли начались капитальные неприятности по работе. В концертном зале полностью поменялось руководство, и кто-то из экономистов, а этот блок неожиданно стал самым важным, привел ей в «помощь» в костюмерную свою молоденькую и красивую любовницу. Девушка быстро наглядела для себя место Елены Васильевны и начала откровенно «подсиживать» вредную и заносчивую старушенцию. Нелли пришлось уйти на такую же копеечную пенсию.

Елена Васильевна попыталась обратиться за деньгами к Владимиру, напомнив, что ей надо на что-то содержать и его собственного сына Леньку. Но отпрыск неожиданно жестко осек мать.

— Прости, Нелли. У Леонида скоро должен появиться младший брат. Надеюсь, по крайней мере его мы воспитаем своими силами нормальным. Кроме того, мы сейчас достраиваем коттедж в области. Сама знаешь, какие это расходы. Что касается твоего ненаглядного Леонида, то в его возрасте я, помнится, уже зарабатывал сам. И собирался жениться. Он что, не может устроиться как все на работу и бросить эти свои танцы?

— Владимир, как ты можешь? Он же твой ребенок, и еще только учится. Танцы — его призвание.

— Нелли, давай без этой патетики и высоких фраз. В этой жизни каждый как умеет, так и крутится. Тебе, допустим, я готов доплатить, но только если ты перепишешь с Леньки на меня свою квартиру.

Несолоно хлебавши, она вернулась домой, а еще через час из университета приехал уставший и голодный Ленька.

— Нелли, что у нас на обед?

— Суп из пакетиков и греча с жаренным луком. Лень, а может и в правду тебе бросить танцы и устроиться на работу? Я не знаю, чем нам в следующем месяце за квартиру заплатить. Наверное, занять придется у соседки.

***
На Андрея Ленька натолкнулся случайно в центре. Бывший друг детства выглядел так, как будто снова попал на удачную волну. Одежда как в прежние времена была дорогой, а теперь совсем уже длинные волосы ухоженными. Они поздоровались, и Андрей предложил немного посидеть в кафе.

— Прости, у меня каждая копейка на счету, — нехотя признался Ленька.

— Ничего страшного. Я угощаю. Я ж предупреждал тебя, что твои танцы ни к чему не приведут, — усмехнулся Эндрю, доставая из кармана кашемирового пальто мобильник, — один звонок, не возражаешь?

Ленька старательно делал вид, что не подслушивает и смотрел в окно на прохожих. Уже давно он не позволял себе сидеть в таких уютных кафе, а чашка кофе, который подавался здесь с пирожным, стоила ровно столько же, сколько было необходимо на три дня их питания с Нелли.

— Михаил, я не приеду к тебе сегодня. Во-первых, в прошлый раз ты разнес мне всю задницу. Во-вторых, заплатил меньше, чем мы договаривались. В третьих, я сегодня встречаюсь с другом. С каким именно, что ты имеешь ввиду?.. Я не думаю, что тебя это как-нибудь касается. Позволь напомнить, лапуша, мы даже не живем с тобой вместе. Мы всего лишь трахаемся, когда у тебя есть деньги, а у меня настроение.

========== Ч.10. ==========

Еще через три недели Ленька впервые заявился домой только под утро. Накануне он предупредил Нелли, что задержится с друзьями и попросил бабушку ложиться спать, не дожидаясь его. Сна у Елены Васильевны не было ни в одном глазу. Потому что всех друзей и подруг внука она знала наперечёт, и никто из них не вел ночной образ жизни.

Домой Леньку кто-то подвез на машине. Нелли отчетливо слышала как, прежде чем внук поднялся в квартиру, на улице перед подъездом затормозил автомобиль. Машина, которую Елена Васильевна увидела из окна, была хищной, мощной и неуловимо напоминала модернизированные «воронки», которые обычно не привозили, а увозили людей в ночь.

От Леньки слабо пахло алкоголем, сильнее — незнакомым мужским парфюмом и сигаретами. Эти запахи, так хорошо знакомые в прошлом и означавшие начало нового романа у Нелли, ударили в ноздри, когда внук привычно поцеловал ее в щеку.

— Ба, ты, что, не спала совсем? Я же тебе сказал, что все хорошо будет. Смотри, что я принес.

Улыбающийся и необычно взвинченный Ленька стащил поношенный, грязный рюкзак с плеч, достал из него совсем уже запредельные вещи: банку красной икры, масло, коробку с «фанерным» вафельным тортом, затянутую полиэтиленом, бутылку коньяка. Потом покопался в дышащем на ладан кошельке и протянул Нелли деньги. Рюкзак Ленька небрежно бросил на стул, и в одном из незастёгнутых карманов валялась… упаковка с презервативами.

— Вот, нам на квартиру. Не надо брать в долг у соседки. Я потом еще принесу.

— Леонид, скажи мне честно, где ты это взял? — оторопела Елена Васильевна, чувствуя, как сердце сковывают нехорошие предчувствия. Выставленный наспех набор был знаком до боли. Им часто расплачивались женатые ухажеры. И его же на утро преподносили случайным молоденькими любовникам замужние высокопоставленные матроны. — И кто подвозил тебя?

— Нелли, ну, ты сама хотела, чтобы я устроился на работу. Я это сделал. Конечно, работа не Бог весть что, и только временная, чтоб продержаться. Но так, по крайней мере, я смогу продолжить танцевать. У вас это, кажется, кабаре, называлось. Я на подтанцовку туда пристроился. А подвозил друг Андрея. Ну, помнишь, по ансамблю? Он богатый. В смысле не Андрей, а его друг, и добрый. Они меня домой закинули и дальше по своим делам поехали. Давай по чуть-чуть, за работу. Коньяк качественный, мы в дорогом магазине покупали. Я теперь могу регулярно деньги домой приносить.

— Ты опять связался с этим… Эндрю, — брезгливо передернулась Нелли, чувствуя, как коньяк растекается теплом по пустому желудку и от того немного ведет. Впервые за долгие годы она позволила себе выругаться с так неожиданно повзрослевшим внуком. Казалось, еще вчера она возила его в коляске, а уже сегодня перед ней стоял молодой мужчина, в первый раз принесший деньги домой. В семью. И, вероятнее всего, недавно занимавшийся сексом, как это было принято теперь называть у молодежи. — Пся крев, Лень, он, твой Андрей, и вправду, плохой человек. Помяни мое слово, добром он не закончит.

— Нелли, ну зачем же ты так? Это как раз он помог мне с работой. Я бы сам не смог, сейчас с улицы вообще никуда не берут, ты же сама все знаешь. А Андрей меня порекомендовал.

— Леон, я могу многое понять и принять. В нашей семье случались различного рода… мезальянсы. Но я все равно не стала бы доверять этому человеку и тому, что он может предложить. Надеюсь, ты не наделаешь глупостей, — взгляд Нелли остановился на презервативах в рюкзаке, — и осознаешь, что не к каждому романтическому порыву стоит относиться серьезно.

Ленька наконец перехватил взгляд Нелли, метнулся к рюкзаку, наглухо застегнул карман:

— Нелли, это просто для безопасности.

— Я же сказала, что все понимаю, Леон. Я могу как-нибудь посмотреть, как ты танцуешь в этом… кабаре?

— Ба, я не думаю, что это хорошая идея. Там все очень поздно начинается, а еще много… пьяных. Ты же это не любишь.

— Не люблю, Леонид.

Ленька трясся, представляя себе, как будет отвечать на детальные расспросы Нелли о новой работе. Рассказывать бабке о том, чем ему пришлось заниматься по-настоящему, совсем не хотелось. Но и полностью соврать ей он не мог, оставалось только не договаривать. Почему этих расспросов не последовало, Ленька так и не врубился.

А Нелли некстати вспомнился один из дальних, ныне покойных родственников, на которого даже чисто внешне чем-то походил внук. По рассказам тоже уже умершей родни, та история была крайне скандальной, и в ней фигурировала связь молодого человека с кем-то из высшей знати. Пикантность ситуации заключалась в том, что речь шла не об особе женского пола.

По настоянию семьи, после разразившегося в обществе скандала, молодой человек переехал за границу. Сначала в Европу, потом немного дальше. Шел шестнадцатый год прошлого столетия. Он оказался единственным, кто дожил до глубокой старости из той ветви. И вроде бы в итоге он даже женился, и у него остались дети и внуки в Аргентине, которых можно было бы разыскать с учетом меняющихся времен, но Нелли все никак не решалась. И теперь оставалось только надеяться, что если она оказалась права в своих догадках, и такое же увлечение приключилось с Леоном, то со временем оно пройдет.

***
Кроме проституции, Андрей промышлял тем, что танцевал на особых закрытых вечеринках, которые иногда организовывались в частных загаженных квартирах или в кондовых, еще советских гостиничных номерах.

— По крайней мере, это лучше, чем торговать задницей в «избушках» под дядей или сниматься на улице. Там вообще на отморозков можно налететь. Хотя здесь тоже никакой особой гарантии нет. На придурков нарваться можно везде. Так что поляну надо на месте сечь и чуть что — сматывать удочки. Хуже всего на ментов попасть, тогда, чтобы отмазаться, точно под сутера ложиться придется и процентом по жизни с ним делиться. А я страсть этого не люблю.

— А, ты, что, уже попадал так? — выдохнул Ленька в кафе.

— Не, сплюнь. Я везучий. Уже два года в бизнесе и еще нигде не светился.

Кто-то из своих заранее сообщал Андрею, где конкретно будут проходить вечеринки, и какой антураж по костюмам потребуется. Сначала все напоминало поход в обычные гости, только компания была незнакомой и часто менялась. Хозяева таких квартир или номеров нервно озирались, пропуская внутрь неприметно одетые, в основном однополые мужские пары, и каждый раз уточняли и переспрашивали по нескольку раз, от кого те заявились.

Потом появлялась дешевая выпивка и закуска, стаканы или одноразовая посуда часто шли по кругу. Все понемногу начинали расслабляться и знакомиться, но никто не называл настоящих имен, да они и не требовались для одноразовых партнеров. А сами танцы служили лишь предлогом к тому, что происходило дальше. Точнее, за них платили намного меньше, чем за секс. Таким «бизнесом» Андрей и предложил заняться другу детства, а еще вспомнил, что тот в школе иногда исполнял в спектаклях женские роли и умел краситься под «девушку».

— Это вообще полный улет будет. Отгрести сможешь больше бабла, если просто жопой повиляешь, чем я за раздевание.

И как в воду глядел. На первой же вечеринке Ленька зашиб почти две сотни «гринов». Правда, четверть из них приходилась на дебютный платный минет. Уже после танца к нему подошел один из гостей квартиры и поинтересовался тихо:

— Сколько?

— Час ночи почти, — стормозил Ленька, глядя на старенькие отцовские часы на руке, которые Владимир подарил пару лет назад.

Гость опять же негромко рассмеялся:

— Ты новенький что ли совсем? Я не о времени сейчас. Отсосешь мне за полтинник? Андрей мне сказал, что ты мастерски это делаешь, не хуже его. — Мужчина достал кошелек, протянул купюры Леньке. — Вот, держи. Они твои.

Скорее от удивления Леонид согласился. Делать минет клиенту и Андрею оказалось несколько разными вещами, хотя друг тоже часто сильно дергал за волосы и жестко управлял партнером, буквально вдалбливаясь в рот. Но с другом чувствовалось что-то вроде понимания и интимности, здесь же были просто механические движения.

Несколько раз Ленька закашливался, и у него перехватывало дыхание, тогда случайный партнер еще больше рвал за отросшие кудри, буквально в кулаке зажимая пряди. Когда все закончилось, клиент оттолкнул танцовщика от себя и застегнул ширинку. Ленька успел приметить лишь обручальное кольцо на правом пальце мужчины.

— И точно. Эндрю не соврал. Отлично сосешь, — процедил, отдышавшись, клиент. — За большее — и большие деньги. Если захочешь.

В ванне Леньку после первого раза вырвало. Андрей еле успел дотащить его туда. Потом подал смоченное в воде бумажное полотенце:

— Только ты… это. Не вздумай ко всему всерьёз относиться. Это, типа, игра, как в детстве. И такая же работа, как у всех. Только стул жопой утюжить по десять часов не надо. А деньги сразу. Знаешь, сколько из них втихаря от семьи месяцами копят, чтоб вот так оторваться. А нам делов то максимум на сорок минут. Так что, это не они нас, а мы их имеем.

***
Незаметно пролетело еще полгода. Перед началом очередной вечеринки Ленька привычно переоделся в женскую одежду и нанес косметику на лицо в тесной, тускло освещенной ванне с лампочкой без плафона и сожранными черным грибком стенами. В такие «убитые» квартиры Андрей еще никогда не приводил его раньше. Когда Леонид выплыл из помещения, небритый хозяин, словно постоянно сглатывающий слюну, похотливо осклабился:

— Какая лапа. Ты продырявленный уже или как? А то за дозу сговоримся?

— Отвянь, Сахара. Не твоего уровня товар, — нарисовался рядом Андрей, упираясь рукой в косяк между владельцем квартиры и Ленькой, и загораживая «друга». — Иди, лучше, за гостями и входной дверью следи, чтоб не вляпаться.

— Да без «бэ». А ты тут не командуй, не самый главный смотрящий и разводящий. Может и мне чего еще перепадет… Ты же вот год назад не брезговал, а теперь на меня как на кусок говна смотришь.

— Так то раньше было, Сахара, — осек его Андрей. Потом дождался, когда мужик удалится, и торопливо, нервно зашептал на ухо Леньке. — Значит, так. Подставил меня один чувачок круто. За дело, правда. Сейчас валим при первой же возможности. Зэки здесь бывшие в основном и наркоты одни. Есть тут несколько посторонних, когда они свалят, пиз*ец нам будет полный. И как я не врубился, видел же я эту дверь чертову, как в сейфе. Квартира убитая, а дверь новая, металлическая. Я сообразил уже только, когда Сахара ее на два замка внутренними ключами закрыл, и не он, падла, встречал. Я скажу, что мы не будем пить ту кислятину, которую разливают, и предложу в лабаз сгуляться. Дай Бог… сорвемся.

И потому, как побледнел и словно в мгновение осунулся Андрей, Ленька понял, что они влипли во что-то очень серьезное. В комнате, в которую надо было вернуться, за ними уже пристально следили несколько человек и не сводили с танцовщиков настороженных, колючих глаз.

— Может, дернем, перед тем, как начнем? Только я не могу ваш сушняк левый пить, меня мутит от него, и настроения нет, — капризно надул губы Андрей, — давайте, мы с Ленькой быстро в магаз внизу сгоняем и сразу за дело.

— И то правда, Сахара, ты уж извини, но даже я не могу твое пойло глушить. Сам понимаешь, старость — не радость, и за здоровьем надо следить. А травануться тут элементарно, да и развеяться надо от запахов ваших, прям, как в обезьяннике, — поднялся из-за стола восточного типа мужчина в возрасте, — а одному в магазин скучно. Дай-ка мне в попутчики вот этого пацаненка в парике, прикольный он, да и ему тоже раздышаться надо. Бледный, как смерть. Да и Андрейку я б захватил — все компания.

— Абрам Рубенович, ты человек у нас уважаемый. Столько лет рука об руку работали, хоть и на разных баррикадах. Отказать тебе сложно, да и к этому, второму, счетов у нас нет, — протянул владелец квартиры, — а, вот Андрея, теперь уж ты извини, мы себе оставим… Нам тоже компания нужна, чтоб без вас не заскучать. Возвращайтесь… побыстрее.

Сердце у Леньки ухало так, как будто попало между молотом и наковальней, ладони взмокли от пота. Дверь в квартиру открыли, их выпустили, потом послышался вновь звук задвигаемых засовов. В пустые, потускневшие глаза Эндрю Ленька перед уходом старался не смотреть.

Уже в лифте незнакомый мужчина, которого тоже здорово трясло, обронил:

— Если хочешь жить, то сейчас очень спокойно и медленно выходим во двор. Ни в коем случае не беги и не суетись. Заворачиваем в подворотню, дальше нас из окна видно не будет. А там пулей ко мне в машину. Вот, бл*ть, Сахара… Вечно с ним в дерьмо влипаешь, как знал, что не надо идти. Но и долг бы мне никто не принес.

— А Андрей? С ним-то что?!

— Я позвоню потом… По своим каналам. Главное, чтоб слишком поздно не было.