Пауза

-4-
Сложно жить без тебя. Я привык к твоему присутствию в своей жизни, то есть наоборот, это я – как самый бестолковый персонаж твоего аниме или твоей компьютерной игры, недолго присутствовал в твоей жизни. Всего год. И вдруг в нашем городе развели мосты: ты остался на одном берегу, с камышами, а я на другом, с грязными утками. Утки искусственные! Утки резиновые! Просыпаюсь от ужаса подмены и смотрю на часы – половина третьего ночи. Страшно жить без тебя…
Снова накидываются воспоминания – впиваются в бока и терзают, словно новый диван обрастает старыми пружинами. Нет комфорта телу, нет покоя сердцу.
Когда впервые я почувствовал запах измены? Пахнет ли измена? И чем она пахнет? Только ли одеколоном нового любовника?
Я почувствовал что-то неуловимое – как неответ на незаданный вопрос. Я почувствовал, что напрягся воздух и температура упала раньше срока, хотя снаружи еще не было настоящей зимы – стоял сырой декабрь, и никто не решался покупать новогодние ели.
Царство мертвых елей тянулось по обеим сторонам улицы, притопывали парни в валенках.
– Без радиации! Из загородного лесного хозяйства! Берите!
Наступали праздники – надвигались неотвратимо.
– Женч…
Я тогда колебался, что тебе предложить – в клуб или дома у телевизора, но ты даже не поворачивал головы в мою сторону, чтобы не потревожить своих мыслей. И размышлял ты о том же – о мертвых елях и фальшивом новом годе.
– Я с родителями буду. Забыл тебе сказать. По-семейному. Пора мириться…
Мириться – всегда пора, особенно в праздники. Я обрадовался за тебя, обнял.
– Мирись… мирись…
– А ты с кем будешь?
– Буду тебя ждать.
– Но я только второго или третьего…
Тогда я не почувствовал себя одиноким, не чувствовал и в Новый год. Я просто спал, и мне еще не было страшно спать без тебя. А после праздников потекли привычные будни.
Мои мысли не любят хронологии. Перед глазами вдруг снова рисуется сентябрь и разбитая посуда на полу. Чего же ты тогда так испугался? Моего гнева? Огорчения? Ведь никогда потом не проявлял особой бережности по отношению к моим чувствам.
Нет, все-таки инсталляция была наилучшим выражением наших отношений. Крах. Твой испуг. И моя надежда, что все на счастье…
Несомненно, все на счастье, потому что счастье и в крахе, и в огорчении, и в моих воспоминаниях. И сейчас, просыпаясь посреди ночи, я все еще счастлив – тобою…
Может, в этом счастье мало сексуальности. Давайте проанализируем счастье, разложим его на компоненты и пристально рассмотрим каждый под микроскопом. Есть ли в счастье секс? Есть, конечно. Но если секс вытеснит все остальные составляющие, будет ли счастье полноценным? Поздно думать об этом.
Нет, никогда не поздно думать, никогда не поздно мириться, никогда не поздно прощать, а вот подозревать – лучше начать рано, опаздывать с этим делом нельзя.
Я начал намного раньше срока, но все-таки опоздал. После Нового года замечал и рассеянность на твоем лице, и глубокое дыхание, когда ты задумывался, и еще что-то такое… словно дуновение ветра вслед уходящему, но другие перемены, происходящие в твоей жизни, мешали мне вернуться к своим подозрениям.
Ты помирился с родителями, стал бывать на семейных ужинах и иногда оставался там ночевать. Ты вернулся в мир, куда я не был вхож. Как это произошло, я не мог понять. Если родители приняли тебя таким, каким ты был, со всеми твоими «недостатками», почему не приняли меня? Сочли недостойным их сына?
Иногда очень тяжело поговорить прямо, хотя прямой путь – самый короткий. Возможно, это путь к обрыву, но в любом случае – к решению. Но как поговорить прямо? Спросить: твои родители ненавидят меня? Или я надоел тебе? Или ты охладел и не можешь признаться? Или пытался приспособиться ко мне и не сумел? Или я виноват в чем-то? Или делаю что-то не то? Или?
Женч… Ничего в тебе не было женского – даже пассивность твоя была агрессивной, требовательной, скрытной. Замкнутая душа. Сундук с сокровищами. А я никогда не тянул на флибустьера. Твой голос замирал – и я замирал в ожидании едва ли не того самого извержения – нет, не сокровищ. К тому времени я уже понял, что сокровищ в тебе еще меньше, чем во мне самом.
Хотелось звонить тебе. В романах пишут «подмывало». Да, именно подмывало – волной сомнения – звонить и ныть в трубку: «Как ты? Ты дома? Как родители?», но я сдерживал себя. Вместо этого набрал сестру-Катю. Катя удивилась.
– Нет, его нет дома. На Новый год? Да, заходил на пять минут – подарки сунул…
Как же я был слеп! Я был подозрителен и слеп. Тогда зачем я был подозрителен? Меньше всего хотелось превращаться в ревнивого параноика, но как было не превратиться? Ты не оставил мне выбора.
Чем пахнет измена? Чужой кровью? Чужой спермой? Чужим ДНК? Пахнет отчужденностью – ветром в комнате, сквозняком, перелистывающим страницы непрочитанной книги.
Где ты ночевал? С кем? И почему возвращался ко мне? И зачем продолжал заниматься со мной сексом? В темноте я всматривался в твое тело до желтых пятен перед глазами, но не замечал на нем новых следов твоих развлечений – ни ссадин, ни синяков, ни проколов, ни царапин, как ты любишь.
И я не поверил Кате. И не поверил своим подозрениям. И ни о чем не спросил тебя, хотя знал, что ты бываешь где-то. Так возникла загадка, которая сводила меня с ума до самой весны. Тайна манила, но, упав на дно замкнутого сундука, оставалась неразгаданной. Я боролся с тайной, наступал ей на горло, как змее, но она выползала при каждом удобном и неудобном случае и жалила в самое сердце. В постели я вжимался в твое тело, и ты стонал мне в тон. Дойдя до поперечного шпагата, ты оставил свои растяжки, и секс снова стал напоминать секс, а не изуверства тренера над нерадивым воспитанником.
– Я завтра ночевать не приду, – сказал вдруг ты.
Сказал это в тот момент, когда я был внутри. Нашел время.
– Почему? – спросил я.
– Домой. Как обычно.
– Врешь.
Ты раскрыл глаза, повернулся ко мне всем телом, удерживая мой член рукой. Действо вдруг превратилось в ужаснейшую пытку, я невольно дернулся.
– Я с ним не трахаюсь, – сказал ты.
«С ним» бахнуло по голове. Все-таки, «с ним». «С ним»!
– Что за перец?
– Толкни глубже.
– В рожу бы тебе толкнуть.
– Так толкни.
– А на работу как пойдешь?
– Да, ты осторожный…
Прозвучало явным упреком.
– Иди на хер, – отозвался я.
– Я на нем, Андрей, качни немного…
И закинул ноги мне на шею. Ну, ясно, с такой растяжкой можно говорить в постели о чем угодно – даже о левом мужике…
Я с трудом освободился, сел на краю. Ты недовольно покосился на упавший член.
– Кто он? – спросил я.
– Ну, что ты заладил? Ну, Игорь.
– И?
– Игорь. Написал мне по скайпу. Геймер. Фанат нашей игры, короче.
Ах, фанат игры! Снова поскромничал. Не игры, а всех игр, нарисованных тобой.
Я мало хвалил тебя. Я не сказал ни одного доброго слова о твоих играх, я не понимал их, а он был их фанатом. Твой мир был его жизнью. На сайте вашей компании он писал оды разработчикам. Дизайнер был для него Демиургом мира, близкого ему, понятного, родного до последнего поворота лабиринта и последнего артефакта.
– И что вы ночами… это обсуждаете?
– Ревнуешь? Да, обсуждаем. И помогаю ему немного. Он ногу в аварии потерял. А в больнице его заразили гепатитом. Ситуация очень тяжелая. Денег на лечение не хватает. Телом он не владеет…
Так вот куда уплывала твоя зарплата. Да, хрен с ней, я только тогда это сопоставил, но в голове все равно не укладывалось. Кому я проиграл? Ущербному? Одноногому калеке? Колясочнику? Гепатитчику?
– Он пидор?
– Да, но его в больнице заразили.
– Ну, конечно.
– Андрей, я не трахаюсь с ним.
Нет, все равно не укладывалось…
Укладывалось только одно: я его ненавижу. Ненавижу заочно. Ненавижу так, как никогда никого не ненавидел. И если бы вы ебались все ночи напролет, я бы это как-то понял, но как мне было понять то, что он – одноногий, ущербный получеловек – влез тебе в душу, распахнул сундук с твоими сокровищами и транжирил их на себя любимого?
– Я ненавижу его.
– Да ты что? Он хороший человек, Андрей. Не очень молодой, сорок пять лет. Он все потерял. Ему нужно помочь.
Дело было в поклонении. Он поклонялся тебе как божеству, как идолу, как ангелу, явившемуся во имя его спасения.
Твои деньги оседали в его карманах, вы увлеченно испытывали новые костыли, протезы и таблетки, там была твоя настоящая жизнь, а со мной оставалось что-то вроде твоей тени. Наверное, я должен был извиниться за то, что у меня две ноги и здоровая печень. Я ненавидел его до такой степени, что задыхался от злости.
– Я же не ухожу к нему. Я с тобой…
Еще тогда нужно было спросить: «А зачем ты со мной? Для чего?», но я ухватился за эту спасительную фразу. Надеялся, что при твоей склонности к мазохизму, инвалид никогда не сможет удовлетворить тебя в физическом плане. В духовном же у вас царила полная идиллия – аниме, игры, причудливый мир фэнтези, – все это легко делилось на двоих.
В ту ночь – в ночь признания, в ночь твоего первого упоминания об Игоре и моей первой жгучей ненависти – я уже не мог заниматься сексом. Мы лежали молча. Ты не чувствовал, что предал, а я чувствовал себя преданным. И мне казалось, что я испытываю не ревность, а куда более злое чувство, похожее на острое желание немедленного устранения соперника путем совершения уголовного преступления…

----------

«Бармены нашего города повышают квалификацию и учатся правильно разливать пиво, чтобы достойно принять иностранных болельщиков во время матчей чемпионата Евро-2012. Как рассказала 15 августа нашему корреспонденту организатор мастер-класса, руководитель КП «Центр развития международного сотрудничества» при Департаменте международного сотрудничества горсовета такая-то, обучать наших барменов сегодня будет немецкий эксперт международного класса по ресторанному делу, официальный консультант пивоваренной компании Carlsberg Людвиг Якс. «Двадцать барменов различных ресторанных заведений получат теоретические и практические уроки, после чего посоревнуются в мастерстве разлива пива в рамках «Пивной олимпиады».
По словам Л. Якса, чтобы пиво не теряло вкусовых качеств, при разливе и хранении должны соблюдаться строгие правила. «Пиво необходимо хранить только в чистых емкостях, и при подаче в аппарат разлива оно должно быть охлажденным до температуры +6 град. Бокал, в который наливается пиво, должен быть абсолютно чистым, даже небольшие остатки жира могут привести к тому, что пиво будет излишне пениться. Наливать напиток необходимо тоненькой струйкой, держа бокал по углом 45 град., на это уходит приблизительно 2 минуты. Высота пены в бокале после разлива должна быть высотой приблизительно в три пальца», – рассказал немецкий эксперт».
– Да, Марина, намного лучше и понятнее, – не могу не признать. – Только две высоты уберите. «Пена должна быть высотой», и достаточно…
– А, да-да! А ничего, что три пальца не цифрами? А то рядом и сорок пять градусов, и две минуты, и три пальца.
– Нет, три пальца… это самое удачное… во всей заметке.
– Спасибо!
Звонит Олег. В явь или в сон звонит Олег? На работу или домой звонит Олег? Мысли о тебе лишают меня последних навыков ориентирования во времени и пространстве.
– В командировку еду, на завод в Краматорск. Там мега-информационный повод. Ты не?
– Не…
Раньше у нас иногда получалось это – ехать куда-то вдвоем, за каким-то мега-информационным поводом и трахаться там с чистой совестью в грязном отеле. Мы даже посещали вместе летние курсы для журналистов в Одессе, хотя ни мне, ни ему уже никакие курсы не по возрасту. Олег… Разве он когда-нибудь исчезал из моей жизни? Разве я не помнил о нем, живя с тобой? Нет, он все время был рядом – в аське, в скайпе, на совместных пресс-конференциях, реальный и виртуальный Олег.
Не таким ли был для тебя и Игорь? Похоже, но есть одно огромное отличие – я не изменял тебе с Олегом. Я не предавал. Я и сейчас не могу изменить своей памяти о тебе, своему счастью с тобой, счастье еще во мне и не впускает в меня другого.
– Нет, Олег.
– Ну, лады!
Он поедет один, потом вернется к семье – лады… Так все собрано. Такая мелодия звучит на этих ладах – однообразная, как в шарманке.

----------

Может, ты и не соврал мне в ту ночь – вполне возможно, что тогда ты еще не был близок с одноногим гепатитчиком. Тогда вы только играли и обсуждали новые аниме. Мужики, бля. Куда катится мир? Где дно у этой пропасти? Где конец света? Когда нас всех уже накроет глобальным оргазмом? Я уверен, что у света огромный конец – все захлебнемся, никто не выплывет…
Чем же пахнет измена? Костылями? Бинтами? Больницей? Таблетками? Капельницами? В таком случае, это наихудший вариант измены, потому что твой соперник – мученик, страдалец, его положено жалеть, ему необходимо сочувствовать – по всем правилам цивилизованного общения. Человек (пусть даже Игорь) постарал от автомобильной аварии, от врачебной халатности, от косной и устаревшей системы нашего здравоохранения и мира в целом. За что же его ненавидеть? За то, что ты повел себя с ним по-христиански, наплевав на расхожее ницшеанское «падающего толкни»? За то, что я не знал тебя таким, как знал он? Таким, таким, таким хорошим? Правильным?
Но моя ревность, мое злое нутро вскоре получили доказательства своей правоты. Утром, когда ты вышел из ванной, я заметил темную полосу на твоей спине…
Полоса белая, полоса черная… Или я теперь живу с зеброй? Ты зебра, Женч? А я паскудный зоофил? Нет, это ты паскуда. Ты.
Я замер, влип в стену прихожей.
– Выходишь, заходишь? – обернулся ты.
Полоса на спине выгнулась змеей… и ужалила. Я указал на нее глазами.
– От костыля?
Ты свернул голову набок, пытаясь увидеть свою спину, будто не понимал, о чем я…
– Мы резинками пользовались, – пояснил запоздало.
Да-да, я же исключительно о своем здоровье пекусь, о функциональности своего организма…