Chaîne enchaîné coeur...

"Затишье перед бурей?"
— Да уж… Баст, я просто не могу понять, как думать об этом…
— О чём? — нежные объятия его рук совсем не стимулируют желание продолжать трепотню, которая скорее всего испортит момент…
— Сам знаешь… Чёрт… — я крутанулся в его объятиях, заставляя себя твёрдо смотреть ему в глаза, — Это всё, безусловно, прекрасно, и я благодарен тебе за самый чудесный вечер в моей жизни, как бы банально это не звучало, но… Мы вместе или… И, если вместе, то… — как же тяжело было, мысли никак не хотели облекаться в слова, но… — это «курортный» роман — интрижка или? — всё. Словесный поток иссяк, бурно жестикулировать, как я люблю, мне нельзя было, потому что пришлось бы убрать руки, вцепившиеся в его талию, так что я «отпустил» свою мимику, позволяя ей выразить всю гамму эмоций, которую я мог бы скрыть, за простыми жестами. Но я не хотел скрывать. Не сейчас. Не здесь. Не с ним. Не… Горячие губы накрывают мой рот и я теряюсь в потрясающем ощущении, растворяясь, становясь лёгким, кажется, что, если не ухватиться за него, мои ноги меня подведут… Баст, наконец, прерывает поцелуй и хрипло выдыхает мне в губы:
— Nous ne pas changer la vapeur et cela(мы -пара, этого не изменить)
И не успеваю я счастливо улыбнуться, как он снова целует меня, жадно, так, словно это жизненная потребность, и я чувствую то же! Он ведёт меня к кровати, о да, ночь только начинается… Мы вместе. Вместе, чёрт возьми… Мой… А я его…
— Мой… — на выдохе, на пике удовольствия.
— Мой… — засыпая и сжимая друг друга в объятиях.

Мой. И точка. Если это - то самое, что называют счастьем — то оно гораздо больше того, что я мог себе когда-либо представить…
Не знаю, почему в моей голове ни разу не мелькнула, ни фишка, типа: «Чувак, он тут всего на месяц с небольшим, и это в лучшем случае» или «Не слишком ли всё идеально? Не напрягает?». Хотя, чему тут удивляться — следующие две недели я жил, как в раю. Каждое утро меня будили ласковым поцелуем или будил я, но тогда это уж по настроению — я вполне мог провести языком от его пупка до паха, и вот тогда на кровати подбрасывало уже его.. А что может быть умильнее, чем его сонная мордашка, взъерошенные волосы и лёгкий стон, когда я прикасался к его члену губами… Завтраки в постель обычно готовил он, потому что мне обычно хватало бутера в постельку, но тогда я часто оказывался отшлёпанным за крошки на постели. Не сказать, чтобы больно, это возбуждало… Вот ведь любитель развлечений в кровати, так что я его иногда провоцировал сам… На работе у меня всё было спокойно, мы закончили работу над рекламой пива, из, чёрт какое-то сарделькинское название… Баварии что ли… В общем — мы закончили и теперь, я только помогал с оформлением, но уже дистанционно — из дома. Я не заморачивался, моя часть работы была давно выполнена, так что… Вечером я, как примерная хозяюшка, встречал его ужином. Не люблю готовить, но тут прямо распёрло, так, что из кухни я не вылезал и она раз за разом, из перепачканного, после моих экспериментов мукой помещения, становилась каждый раз всё меньше и меньше попорченной, а блюда всё лучше и лучше. Я экспериментировал с разными кухнями, в том числе и нашей любимой японской и итальянской… Единственное, что удручало, так это — времени на встречи с друзьями было мало, Мишель не звонил и на звонки не отвечал. И самое тяжёлое — Баст в последнее время приходил всё более и более загруженный, замкнутый, сдержанный и мрачный… Я не мог понять, в чём тут дело? В постели у нас всё шикарно, интересов общих тьма тьмущая, нам весело вместе, он постоянно звонит со съёмок, говорит, как скучает и по сорок минут слушает мои щебетания на тему того, что я сейчас готовлю, или что Бастет сегодня отказалась надевать купленный нами ошейник с именем (кисуня повадилась выбегать за Бастом и провожать его до такси. Злобная и своенравная…), а он только мягко смеялся в трубку…

Только домой он приходил совсем не таким, каким уходил утром. Валил всё на издержки съёмок, ведь приходилось играть совершенно отличную от его привычных — роль… По вечерам мы либо выбирались куда-то в кино или на прогулку, если, конечно, он сам того хотел, потому что я видел как он тратит весь свой внутренний запас сил там, на съёмочной площадке… Либо оставались дома, брали вина и смотрели что-нибудь смешное(боевики и фантастику, я отметал сразу — он и так не выглядел радостным). Так прошло ещё недели две. Казалось жизнь устаканилась, наладилась, я счастлив, он счастлив, всё отлично, но… Я ведь должен был почувствовать, что всё не может быть так хорошо, вот так просто. Это ведь закон подлости. Но мне было видимо настолько плевать…

"Жизнь е**т по всем фронтам..."
— Ну. Уж. Нет! Даже не думай! Не хочу! Не буду! Не пойду! Не…умм…кхм…Хотяя…О да, ещё так… Тьфу, блин, Баст, кончай уже! Да я не в том смысле!!! Вытащи руку из моих трусов уже, дай снять этот чёртов костюм! — психовал я. Битый час Баст костюм за костюмом напяливал на меня, пытаясь понять в каком же из них я буду смотреться элегантно, но не слишком сексуально(заявил, что приревнует, если я буду выглядеть источающим желание, вернее сначала приревнует, а потом утащит и оттрахает. Вот второе мне нравилось больше, аж завёлся. Хе-хе). И всё-то ему не нравилось. Вот ведь придира. Наконец я убедил его, что каждый выберет себе костюм сам, и только на выпускном он узнает, какой же из купленных я всё таки одену. Себастиан неожиданно согласился… Мон дьё, как же я ничего не заподозрил, ещё тогда. Какой же я дебил! Какой дебил…
Но тогда мир казался наполненным до краёв счастьем, я даже стал подумывать о том, что, как же это разрывает, даже просто воспоминанием… Я подумал, что влюбился. Ненавижу себя. Ненавижу.
Наконец настал день бала. Баст ещё отбрыкивался. Не хотел идти, но я так хотел видеть его рядом! Тем более большая часть народа уже слышала о том, что у меня кто-то есть, и этот кто-то парень. Судя по тому, как народ рвался со мной болтать в соцсетях, обсуждал какие-то новинки спектакли и т.д., о волнениях и возмущениях в театральной братии не шло и речи. Утром он уехал на съёмки, клятвенно заверив, трясущегося от ужаса меня, что, как только закончит, тут же явится. А я действительно был в панике, стоило только представить: самого дорогого мне человека не будет рядом. Да я до ванной его не желал отпускать, уже волновался и нервничал, на съёмки страшно было выпускать, а что уж говорить о том, что я не мог себе представить: явлюсь без него на такое важное для меня мероприятие. Да, я был привязан как собачка. Преданный, пускающий слюни… Жалкий идиот. Мишель по-прежнему не отвечал на мои звонки и не звонил сам.

Я волновался весь день. Не знаю как, но я удерживал себя от желания позвонить ему. Телефон правда и без того разрывался — все поздравляли, спрашивали, приду ли я, рассказывали что-то забавное, в общем… Настроение отличное, смокинг отглажен, рубашка, брюки, всё по высшему разряду. Довольный, как не знаю что, я заказываю такси(жопой, наверное, чуял, что такси мне пригодится ещё) на весь вечер, наверняка ведь выпью и вести машину не смогу. Приезжаю в арендованный банкетный зал(на всё это дело мы ещё месяц назад нехило скинулись). Снова накатывает паника. Его нет. К тому же, мне показалось, что в толпе я видел Михаила. Мрачного и бледного, как тень. Оптимизма такой «глюк» не внушал… Вручение дипломов уже начинается. Я до боли сжимаю руки в кулаки, сердце бьётся, как сумасшедшее. В голове только одна мысль — а вдруг он не успеет!?
Голова кружится.
— Сатанин Даниил Константинович…
Чёрт, если б не чей-то локоть ткнувший меня в бок, я бы пожалуй и имя своё прослушал. Декан на сцене толкал речь, пока я шёл к нему. Вот и диплом, торжественная передача его мне, рукопожатие, напутственное слово… Сердце, казалось, пробьёт грудную клетку, а в голове по прежнему одно — где же он? НУ ГДЕЕЕЕЕ!?? Я совершенно машинально(я за этот час уже отрентгенил всё помещение раз двести) скольжу глазами по залу и натыкаюсь на насмешливый прищур любимых глаз — мир резко наполняется оглушительным звуком аплодисментов, выкриками, запахами духов. Пожалуй, слишком резко, меня пошатывает, и едва я успеваю преодолеть это расстояние, кажущееся километровым, разделяющее нас, как Баст беззастенчиво обхватывает меня руками, жадно сжимая в объятиях, шепча на ухо поздравления вперемешку с извинениями, а я, как дурак, улыбаюсь. Просто улыбаюсь, всё что мне нужно — это он. Моё сердце наконец успокаивается отбивая ровный ритм. Никто из присутствующих и не пискнул даже, отчасти потому что всё ещё вручали аттестаты, отчасти, потому что уже были готовы к этому морально. Ну и ещё какая-то часть, естественно, была в шоке, потому что Себастиан тот, кого хотят тысячи людей. А он сейчас здесь и не сводит с меня глаз. Наконец, официальная часть закончена и все переползают в соседний зал, куда просторнее и веселее оформленный под тусовку. Звучит какая-то хитовая музыка, все лопают, танцуют, болтают, визжат, хвалятся… Себастиан устроился за столиком у окна с видом на искусственный пруд на территории ресторана. Солнце уже почти исчезло за горизонтом, красивая картинка. Жаль не умею рисовать…
Моя голова покоится на его груди, руки обвили мою талию, кончики пальцев легко поглаживают живот через тонкую ткань рубашки. Губами он касается моей макушки, несмотря на то, что ему приходится наклоняться, а сидеть в таком положении долго — не самое приятное дело… Я счастлив сейчас. И больше ничего не нужно. Только он.
Танцевать я не любил, а вот Баст двигался потрясающе. Кристина, Женька и ещё несколько ребят вытащили его с собой на танцпол. Пиджак такого же классического чёрного смокинга он оставил на спинке стула и сдался. Я только кивнул с улыбкой, мол, иди уже! (Ну, если я не люблю танцевать, зачем портить вечер ему, заставляя приклеиться к стулу? Хм, кстати, на счёт приклеиться. Надо бы выйти, покурить). Пробираясь к выходу я умудрился стрельнуть и сигарету, и зажигалку, с собой сигарет не было, потому что потребности в них нет, но сейчас мне хотелось выйти и немного пострадать хернёй. То бишь, покурить. Вокруг искусственного пруда была изгородь(чтоб по пьяни не купались, чтоли?), на которую я, затянувшись, опирался обеими руками. Курить без рук меня научили ещё в мои безрассудные годы(ой, прямо старичком в свои-то 22 себя почувствовал. Ужас). Луна сегодня была полная, отражаясь в воде, она казалась нарисованной на водной глади. Я с трудом даже в её свете видел свой силуэт, только огонёк сигареты изредка давал блики на воде. Сердце забилось чаще и я резко повернул голову направо, естественно с улыбкой, я-то подумал Баст! Обломайся, батенька. Михаил. Я выдохнул, хорошо он, а не какой-нибудь приколист, любящий делать что-то типа — «Бу!». У меня б инфаркт случился.
— Мишель…Тьфу, напугал, черт ты такой, а? — странно, на протянутую для рукопожатия руку он не ответил. Я нахмурился. Это начинает слегка напрягать. Мрачный, не улыбающийся, смотрящий в упор Мишель, лично меня бросал в дрожь. А друг пошёл дальше — повторил моё предыдущее движение, повернувшись ко мне боком и положив руки на ограждение. А дальше можно просто одним словом — пафос. Уставился вдаль, задумался, повернулся и хмыкнул:
— До сих пор хвостом перед ним машешь. Не думал я, что ты такой наивный ребёнок.
Что!? Он сколько выпил интересно, прежде чем его распёрло нести такую пургу? Чего он привязался вообще к нам с Себастианом!? Этот вопрос и был задан мною. На это Михаил только расхохотался — ехидно так, словно сейчас на мне был клоунский колпак, а я сам я нёс какую-нибудь несусветную чушь. Как это бесило…
— Ты действительно не понимаешь? Да не нужен ты ему, жалкий ты мудила. Вернее УЖЕ не нужен, если быть точным. Если бы не моя ошибка, он бы и вовсе на тебя не посмотрел.
Внутри всё похолодело, но сердце упрямо качало горячую кровь, и я начинал потихоньку закипать…
— Что за бред? Объяснись, — казалось, эти слова, произнесённые так мрачно и жёстко, отбили у него желание ржать. Бинго. Надоело вообще-то смотреть на Михаила, ржущего, как последний полоумный…
— Да с удовольствием! — холодно кивнул он,— Всё крайне просто. Ты естественно, в курсе, где он снимается сейчас. И КОГО играет. И так?
Я понимал, что он не продолжит, пока выбранная жертва не примет правила игры. И они были приняты. Б**ть.
— Знаю. Судзуки Такуя (примечание: сначала фамилия, потом имя)— юноша, который полюбил воина. Главная сюжетная линия на них и завязана. Они влюблённые отдавшие свои жизни. И дальше что?
— А самая напряжённая сцена, сцена гибели? Ну-ка напомни мне, что у нас там?
Как же он меня начинал бесить… Но раз начали, нужно закончить…
— Оба парня прикасаются к розе, ну и как в «Ромео и Джульетте» — «и с поцелуем, умираю…», — на последних словах мой голос затих. Понимание, как-то опять задержалось. Смех Мишеля подсказал, что я мыслю в верном направлении, но…
— Но я всё равно не понимаю. Ну поцелуются они, ну и что? Баст актёр, он просто вынужден! — огрызался я. Мишка покачал головой
— Ну ты и правда идиот форменный. Хорошо. Продолжаем. Я уже говорил, что совершил ошибку. Но не пояснил, о какой ошибке речь. Так вот, я отказал ему.
— Бред. Зачем ты лжёшь? — я шипел, как никогда, но ему хоть бы хны…
— А знаешь, в чём заключалась его просьба? Он ведь не гей, но все знают — Себастиан играет бесподобно только в том случае, если вживётся в роль. И что, по твоему ему оставалось? Он не мог сыграть гея, только потому, что видел по телевизору или по общению со мной. Ну, не получалось у него достоверно подать персонажа в этом ключе… Думаю, ты понимаешь, какой выход у него оставался. О да, для натурала — это подвиг, вот так вот с бухты-барахты, ради вшивой роли… Хотя, что я говорю — она его прославит, это точно…
Меня как будто окунули в ледяную воду, и не давали всплыть. Грудь сдавило от тупой боли, но это ещё были только цветочки…
— Так вот, получив отказ, который я и считал ошибкой, он видит тебя. В его голове естественно тут же возникает идея, которую я, опять же только по собственной глупости, поддерживаю. Ему просто нужно было узнать каково это –ДЕЙСТВИТЕЛЬНО быть геем, милашка. Не более того. Какой же ты наивный… Кстати, забыл сказать, я сообщил ему, что ошибался, и что я сожалею, но готов быть с ним. Во Францию мы поедем уже парой, а не коллегами по сцене.
— Фигня какая-то, — только и мог прохрипеть я…
— Уверен? Я проводил с ним много времени после съёмок. Ему даже не хотелось уходить от меня. Мы не спали, конечно, что его огорчало — ты же видел, какой он возвращается мрачный и расстроенный. Бедняжка не представлял, как от тебя отделаться — ведь цели своей он уже достиг, да и был с самого начала опечален моим отказом…
Всё сходилось — и очень поздние возращения Баста домой, и его мрачный вид, постоянные взгляды на меня, когда ему казалось, будто я их не замечаю, я же чувствовал, что его что-то мучает, но и предположить не мог, что всё может оказаться так… Мне казалось, не сходится в его рассказе что-то, ну не могло всё быть вот так гадко, но затуманенный болью мозг, отказывался рассуждать…
— Кстааати, — ворвался в хаос моих мыслей, противный ехидный голос, — могу продемонстировать сообщения от него, за последние четыре дня минимум восемнадцать СМСок. Хочешь?
— Пошёл ты, — прошипел я, разворачиваясь и покидая это место. Не хотелось видеть торжествующую морду Мишеля, не хотелось слушать гадские оправдания или того хуже -подтверждения, от Себастиана… Пальцы не попадали по клавиатуре мобильника, когда я набирал номер Кубы. Артём давно уже назывался Куба Мисао(примечание: персонаж аниме «Денег нет». Один из братьев Куба, охранников гл.героя), и ему это подходило. Ради друзей он мог сделать что угодно, пойти на что угодно, и не важно, где он в тот момент находится, и насколько у него много дел… Видимо потому я и набрал его номер, мне казалось, что больше сейчас я никому не могу верить…
— Куба?
— О, АнИ, с окончанием тебя! Извини, я не люблю сборища, не хочется туда ехать, ты не обижайся, лады? Давай завтра мы…
— Куба, — пришлось нехотя прервать друга — послушай, это очень важно… Ты в Люберцах сейчас живёшь или рядом с работой?
— Ну, с работой, конечно. А ту хату я пока что освободил, загнать собираюсь, бешеные бабки предлагали. А чего такое?
— Можешь мне ключи дать ненадолго?
— Да какие разговоры, конечно. Чего стряслось?
— Я позже объясню, мне просто побыть одному надо, это ненадолго…
— Да ничего-ничего, сколько нужно, столько и живи там. Я своих без крыши над головой не оставлю, друг. Может мне приехать к тебе туда? Ключ у соседки напротив, ну ты помнишь, так что тут без базара, она тебе его даст, я позвоню. А сам завтра или послезавтра приеду, договорились?
— Думаю, да, но сейчас… Спасибо Сао, созвонимся на днях тогда, я отключу телефон на некоторое время… — выдавил я, и нажал отбой, Куба знал, что я не со зла трубку кинул, просто сейчас меня крючило так, что я едва стоял на ногах… Паника, наконец, заиграла приливом адреналина в крови, и я, позвонив тому таксисту, быстро помчался домой. Только бы этот урод не понял, что я свалил. Сейчас я за себя не ручаюсь, совершенно!

Дома быстро побросал в чемодан необходимые на первое время шмотки, собрав документы, настрочив на экране его ноута – «adieu». Последний раз окинул взглядом любимую квартирку, в которой теперь, как пишут в романчиках — «каждый уголок напоминал о Нём» и собрался уже покинуть её, как взгляд упал на чёрную шёлковую рубашку. Сердце забилось где-то в горле, когда я воровато, зачем-то кинул взгляд по сторонам и, схватив её, сунул в незастёгнутый чемодан. В ближайшие недели две эта квартира не моя. Пока он не свалит. Хотя, зачем ему тут оставаться, переедет к Мишелю уже этой ночью, наверняка, просто полетит к нему на крыльях счастья… Мой кулак встретился с железной дверью, боль, прояснившая мысли на мгновение, была кстати, я пулей вылетел прочь и сев в такси, сунул водиле крупную купюру, назвав адрес. Он так ошалел, что даже не пискнул, что ехать к чёрту на куличики. За такие бабки, он меня бы и в Тимбукту б доставил…

Через полтора часа я, наконец, оказался в тишине квартирки на окраине города. Огромная трёхэтажная, впрочем, не особо огромная, да и без пафоса, мол «хата для богатого». Приятного фиолетового цвета стены спальни, неяркого рыжеватого цвета обои в зале и бледно-голубой кафель в ванной, все эти цвета расслабляли, а сейчас и утешали почему-то… Впрочем, меня хватило только на то, чтобы доползти до спальни, упасть на кровать и до боли закусить губу, потому что душевную боль надо было чем-то заглушить, хотя бы физической… Мне предстояли долгие трудные дни и я отчаянно надеялся, что справлюсь, что осилю парализующую всё тело адскую душевную боль, причинённую самым дорогим для меня человеком… Завтра будет лучше, как редкую и ценную мантру повторял я шёпотом, едва шевеля губами и бездумно уставившись куда-то в темноту. Завтра. Будет. Лучше.