Простуда в разгаре, из носа течет очень -
Я мог бы тебе рассказать о себе, ну а впрочем...
Не стану. Ты приходи, можешь даже ночью.
Мне будет проще, если я буду знать точно:
Обманешь? Предашь? Нет, связь разорвешь заочно?

Намекни мне, напомни и жестом, и словом,
что по-своему каждый внутри разлинован.
У тебя - все широты души, параллели,
у меня - катакомбы, ходы и тоннели

… и всё же, почему она
безвольно опускает руку,
когда в хождении по кругу
за нею следует луна?

Стоит только попросить покоя -
хлынет затяжною пеленой
разочарование сплошное,
разочарование стеной -
пропитает мысли и одежду
привкусом металла и воды.
Снова пальмы густо и небрежно
сыплют наземь чёрные плоды

Не обижу ни жён, ни детей,
никакой не нарушу закон,
для своих сумасбродных затей
никаких не предвижу препон.
Всё, что нужно - сухая земля
и простывших следов полукружья,
где тянулось, бренча и пыля,
голенастое стадо верблюжье.

Простите меня за нелепую спешку,
за то, что и сны, и дела вперемешку,
и каждый денёк в незатейливой раме,
всегда проверяю, касаясь губами.

Открой, когда уйдёшь,
окно в коридоре,
так лучше слышен дождь,
а кажется - море.
Зачем я здесь торчу,
в переходной зоне -
в безвестности,
в бесчувствии, 
в межсезонье?

Мечта есть имя, запах, место.
Ведь грезится не абы как:
Конкретно. 
Ты. Ты -- мой. Не вместо
Кого-то там, пойми, чувак! 
Но -- дожил. 
В белом вся -- невеста,
А в черном, рядом, -- он.

Не говори: “Всё тлен, пустое!” –
а помни правило простое,
что всё не зря сотворено,
а все неясности с твореньем
проверить можно удареньем 
луча, светящего в окно.

Она сегодня не вставала –
о старом доме тосковала,
где в печке уголь и дрова,
и бабушка её жива.