Майкл Каннингем. Цикл "Книги и писатели"

Однажды, прекрасной осенью, когда я воодушевлялся Питером, а вечер был дождлив, зашёл я в книжный на Невском, в тот самый книжный, который расположен в доме компании «Зингер». Вы уже ощущаете всю прелесть ситуации?
Печальный и одновременно вдохновлённый, я попал в толкучку, глаза мои хоть и разбежались от изобилия, но выцепили книжку в разделе «Новинки». Скажу честно — дизайн понравился. Плюс, я знаю, как могут быть оформлены книги, которые могут мне понравится.

«Дом на краю света». Читаю надписи на обложке и думаю: «Хренасе! Роман об альтернативной культуре, о жизни геев и хрупкости судеб». Неплохое начало. Знаете ли, это у меня рука в тот день была легка. Зашёл, первую книжку схватил — и на тебе, жизнь геев. Думаю: «Ну, всё!». Питер хочет, чтобы я прочёл эту книгу».

Ну, а теперь классически — о самом авторе. Майкл Каннингем — американский писатель 1952 года рождения, обладатель награды за национальный вклад в товарищество университета Айовы, Гугенхеймовской стипендии, Пулитцеровской премии за художественную литературу и Американской литературной премии ПЕН/Фолкнер. Каннингем — открытый гей, находящийся в длительных отношениях более 18 лет (каково!) со своим мэном (по совместительству психоаналитиком), что не мешает Майклу быть преподавателем в Йельском университете (а теперь прикинули такую ситуёвину в Рашке).

Итак… для начала скажу, что мне нравится, как он строит тело своего романа — он разбирает жизнь героев на корпускулы: вот мы видим исток, молодость родителей, потом детство их детей, потом юность этих же детей, их стремления и порывы в зрелости и получаем некий жизненный итог. Он пишет сам, как грамотный психоаналитик, видит людей, читает их насквозь, прослеживает поступки, описывает последствия, при этом, не теряя этой своей особенной «мифической поэтичности». Каннигем — печальный писатель. Он — надломный, надрывный, осознанный. Если бы я ассоциировал его романы с временем года — то это была бы ОСЕНЬ, сквозящая, простуженная, душевная… осень мира, осень судеб…

Читаются книги легко, не оторвёшься. Так раз… и книга прочитана, а на душе грусть-тоска… но не безысходная, а скорее такая «буддистская тоска», экзистенциальная… Он реалист.

« — Думаешь, ты всё знаешь? — говорит Тайлер.
— Нет. Я просто обычно предполагаю худшее, и это иногда выглядит так, будто я всё знаю».

«Мы редко попадаем в тот пункт назначения, к которому стремимся, ведь так? Нам кажется, что наши надежды не сбываются, но, скорее всего, мы просто не на то надеемся. И откуда у нас — у всего рода человеческого — взялась такая странная, извращённая привычка?».

Он знает, о чём говорит. Он не пишет романы «о геях», как вы бы могли подумать, он пишет романы о людях. И мне кажется, он неплохо понимает людей, потому как через многое прошёл сам.

«А знаешь, если казаться не тем, кто ты есть на самом деле, можно получить не ту работу, не тех друзей, бог знает что еще. Не свою жизнь».

Майклу свойственна лёгкая ирония: «большинству людей кажется, что они не большинство», а «красота - шлюха. Я предпочитаю деньги». И не забыть бы одно неимоверно простое и в простоте своей гениальное правило: «найти для себя идеальные джинсы, которые сидели бы как влитые и так подчёркивали достоинства фигуры, что всякое мыслящее существо на планете хотело бы тебя трахнуть».

Я бы не назвал Майкла пессимистом, не стал бы обвинять его в упадничестве. Если вы читаете книги развлекухи ради — вам однозначно с ним не по пути, но если вы ищите реализма, житейской мудрости без прикрас — вы открыли верную дверь.
И вывеска над ней «Майкл Каннингем».

«Мы отказываемся от вечеринок; бросаем наши семьи ради одинокой жизни в Канаде; мы пишем книги, не способные изменить мир, несмотря на наш дар и непрекращающиеся усилия, несмотря на наши самые смелые ожидания. Мы живем свою жизнь, делаем то, что делаем, а потом спим – все довольно просто на самом деле. Одни прыгают из окна, или топятся, или принимают снотворное; другие – такое бывает несколько чаще – гибнут в результате несчастных случаев; и, наконец, большинство, подавляющее большинство из нас медленно пожирается какой-нибудь болезнью или – если очень повезет – самим временем. А в качестве утешения нам дается час там, час тут, когда, вопреки всем обстоятельствам и недобрым предчувствиям, наша жизнь раскрывается и дарит нам все, о чем мы мечтали, но каждый, кроме разве что маленьких детей (а может быть, и они не исключение), знает, что за этими часами обязательно придут другие, гораздо более горькие и суровые. И тем не менее мы любим этот город, это утро; мы – постоянно – надеемся на лучшее…»

Каннингем против шаблонов и затёртостей:

"Я люблю тебя" — чересчур легковесно. "Я люблю тебя" превратилось в слишком будничную фразу, произносимую не только в день рождения, но и по случаю какой-нибудь круглой даты, а почти спонтанно в постели, или у кухонной раковины, или даже в такси..."

Каннингем готов ещё раз напомнить всем писателям, что «существуют лишь две возможности: либо быть талантливой, либо, что называется, не брать в голову» и «Эмма Бовари, Анна Каренина или Раскольников нравятся нам отнюдь не потому, что они какие-то особо ''хорошие'', а как раз потому, что они ''нехорошие''. Потому что они — это мы, и потому что великие писатели их за это простили…».

Закончу эту статью на жизнеутверждающей ноте… и только попробуйте сказать, что она не жизнеутверждающая! Может только, немного иронична:
« — Я не боюсь кладбищ. Покойники такие же, как мы с тобой, и хотели они того же самого. — А чего, по-твоему, мы хотим? — Думаю, жить.»

P.S. При выборе напитка, всегда ориентируйтесь на: «кока — это «Битлз», а пепси — «Роллинг стоунз»!