Волнительные перемены

Да, насчет последних минут…. Как бы странно это ни звучало, но я уверен, что буду знать, когда мой конец придет. Да и все его знают, только боятся услышать Божий глас. Или мы так запрограммированы? Знал ведь мой друг, когда писал мне завещание, что его скоро не станет. Чего только он мне не завещал. И нечем было в конце воспользоваться, потому как все пришло в полную негодность.
«Дорогой мой друг, мне скучно без тебя!», говорю я, ложась спать, и просыпаюсь с этой же мыслью. Хотя иногда я даже рад, что остался без друга. Не будет никто донимать бесполезной болтовней по телефону. Ой, что я такое говорю. Хочу, хочу, чтобы он был. Это так, защита от волнений и тревоги связанной с его уходом. Я думаю, в том мире ему легче живется, чем здесь.
А еще я учитель татарского языка в обычной общеобразовательной школе. Не скажу, что очень уж трудно, но седых волос прибавилось за пять лет преподавания. На мой урок дети приходят отдыхать. И я их развлекаю, как могу. Мальчишки включают рэп, а я слушаю вместе с ними, хотя ни грамма не смыслю в этом. Что это за исполнение! А хипхоп? Их тоже приносят слушать на мой урок. Но недолго я позволяю этой какофонии засорять эфир. «А вот сейчас, говорю я, давай послушаем музыку Салиха Сайдашева». И ставлю ее на своем любимом бумбоксе. Дети меня вроде любят. А иногда как любого учителя ненавидят. За то, что забираюсь в их маленький мир, топчу его взрослыми ногами. И пытаюсь подмять под себя. На моих уроках дети развиваются. Я каждый урок начинаю с того, что знаю сам. Или узнал совершенно недавно. Слушаются меня от случая к случаю. Бывает, я прихожу на работу сам не свой. И ребята это сразу чувствуют. Я их наказываю иногда, но не сильно. Выставлять балбеса за дверь себе дороже выйдет. Нашкодничает, а я потом отвечай.
И я все время бьюсь над вопросом, неужели пригодится все то, что необходимо дать им по программе? Всю эту грамматику, которую и взрослому человеку то сложно выучить. Названия времен и падежей. Мне всегда казалось, что нужно уметь научить учеников мыслить и говорить на родном языке.
А недавно на открытом уроке, я не понравился новому завучу. Мужчина этот возненавидел меня с первых минут нашего знакомства. И все время при моем появлении в учительской начинал рассказывать гадкий анекдот про геев. Он пытливо разглядывал меня, пытаясь выяснить, причинил ли боль этой выходкой. А я как большинство геев научился не реагировать на эти выпады. В годы учебы в институте краснел до кончиков ушей, сейчас уже нет. Так вот, то ли мои жесты не понравились ему, то ли моя манера преподавания. Кажется, я вообще перестал замечать, как себя веду. Чистый и опрятный внешний вид видимо играет не столь важную роль.
В этой учительской стае я нашел по душе всего лишь одну преподавательницу немецкого языка. Работала она по шесть дней в неделю и еще брала уроки репетиторства по воскресеньям. Ругалась по-немецки матом, и я даже выучил несколько слов. Любила рябиновую на коньяке и часто с гордостью демонстрировала мне свои вещи из секонд хенда. Волосы собирала в пучок и никогда не пользовалась косметикой.
- Инна Васильевна, - говорил я, - что же вы сегодня не накрасили губы?
- Да, бросьте Наиль, вы, кажется, забыли, что у меня аллергия на помаду.
- А может на жизнь? – задавал я вопрос. Этот диалог длился у нас уже долгое время. И всегда она хмурила брови, не в силах послать меня куда следует. С другим бы точно так поступила.
Лишь я один из всего учительского состава знал, как ее оберегает муж и заботу проявляет такую, что контролирует каждый ее шаг. Вдаваться в их семейный кризис не было особого желания, но я посоветовал однажды ей взять и развестись с ним. Опасно было говорить ей об этом, потому как она могла все передать своему мужу, будучи так невероятно предана все эти годы.
Вот и на днях я хотел задать ей вопрос, но увидел в ней разительную перемену. Она сменила прическу и довольно неумело накрасилась. Алые губки были настолько ослепительны, что я даже ахнул от удивления.
- Дети наконец-то выросли, и я начинаю новую жизнь! – ответила она на мое недоумение.
- И что дальше? – не мог я уяснить до конца.
- Теперь разведусь, как вы мне советовали, и уйду из школы навсегда.
- Как так? – удивился я, чувствуя, что теряю близкого человека.
- Эх, Наиль, хороший вы человечек, только с какой-то потаенной стороной жизни. Если хотите, мы будем чаще видеться, я буду приходить к вам в гости, - уловила она мое состояние.
Я лишь пожал плечами и, не говоря ни слова, вышел из учительской. Я поплелся в класс и весь урок не мог сосредоточиться. Ребята сразу заметили, что со мной что-то не так и стали творить черт те что. Чтобы урок вконец не оказался сорванным, мне пришлось все же пошуметь на них.
С уходом Инны я терял связь с этой школой. С учителями за пять лет работы я так и не сблизился. Опасно было впускать их в свой мир, и только Инна была единственным человеком, которая кое-что обо мне знала.

- А вы знаете, что сказал Кобзон об артистах? Что большинство из них пи-до-рас-ты! – сказал завуч, при последнем слоге посмотрев на меня. Только пальцем разве что не показал. Поправлять его я не стал, лишь снова состряпал недоуменную физиономию и занялся своими делами. Как назло образовалось окно, и необходимо было его хоть чем-то заполнить. Ноутбук из-за тяжести я больше на работу не носил. На «айпад» не было денег. И на улице началась слякоть. Мелкий дождик за окном барабанил по навесу, отопление как назло еще не дали. Не хотелось томиться с этим неприятным человеком в учительской. У него был свой кабинет, но там он редко находился.
Я сидел и разглядывал завуча. Он был хорошо сложен, кудрявый, лет где-то около сорока пяти. Что же заставляло его так часто говорить о «пидорастах»? Предлагать себя я бы ни за что не стал, а ему, как истинному гомофобу, нестерпимо хотелось испытать то чувство, которое испытывают мужчины во время совместного занятия сексом.
- Ну и когда ты женишься у нас? – спросил он вдруг.
- Никогда, - смело ответил я.
- Заядлый холостяк, значит. А ты знаешь как вредно без бабы?
- Сейчас разводов очень много, а мне делить свою однушку ох как не хочется, - ответил я.
- Да, есть такое дело. Каждая баба потом какие-то виды начинает иметь на твое имущество.
- Вот и я о том же, - кивнул я.
- А вообще с кем-нибудь встречаешься?
- Да, есть одна. А что?
- Да что-то не похоже. Какой-то ты не такой…, - усмехнулся он и улегся на кожаный диван, единственное украшение учительской.
- Извините, а можно задать вам один волнующий меня вопрос? Зачем вы все время торчите в учительской? – спросил я, внутри весь сжавшись.
- Что значит торчишь? Ты поговори у меня еще, деревня! Ты кто такой вообще? – рассвирепел он, поднимаясь. Встал и я. – Ты с кем так разговариваешь?
- С вами, а что?
- Ты у меня вмиг отсюда вылетишь и никогда работу не найдешь, понял, окупай-педофиляй!
- А при чем тут это? – похолодел я от ужаса. Так вот оказывается в чем разгадка! Видать, он после работы выходит, чтобы поохотиться на несчастных мужичков. Ну и тварь.
- При том! – рявкнул он.
Я понял, что зря затеял эту ссору. Но в ту же секунду признался себе, что очень доволен, раз её спровоцировал. Все шло к этому. Я не имел сексуальных контактов вот уже около десяти лет. И ненавидеть меня только лишь за мои пристрастия было неправильно.
- Смотри, встретимся как-нибудь в темном переулке, - произнес он сквозь зубы и вышел в коридор.
- Подождите, вы мне, что, угрожаете? – выбежал я за ним вдогонку.
- Понимай, как хочешь!
Он еще что-то сказал, но Аллах заложил мне уши. Со мной редко, но бывают такие моменты, когда меня кто-нибудь проклинает, а я этого не слышу. Я становлюсь глух в те минуты.
И я твердо решил, что после школы обязательно напишу заявление в полицию, потому как становиться инвалидом из-за кучки мерзавцев совсем не хочется.
Никогда особо не отличался стукачеством, но здесь просто необходимо было себя обезопасить. Что я и сделал. Заявление мое приняли и обещали разобраться в кратчайший срок.
А на следующий день меня встретила у входа директор школы и попросила зайти к ней в кабинет.
- Что вы наделали? – набросилась она на меня. – Почему не обратились ко мне сразу? Это же надо, написать заявление в полицию!
- Он мне угрожал, что встретит как-нибудь в темном переулке.
- Из-за чего вы так разругались?
- А он вам разве не сказал? – осторожно спросил я, пытаясь прощупать почву.
- Я хочу услышать вашу версию. Потом уже сделаем выводы.
- Просто он подозревает меня в том, чего нет на самом деле.
- Вы точно можете подтвердить, что этого нет?
- Могу! – ответил я, глядя прямо ей в глаза. В ту секунду я думал об одинокой квартире, где кроме меня никого не бывает. Видимо ей оказалось этого достаточно, и она вздохнула с облегчением.
- Вот и прекрасно. Можно сказать, что конфликт улажен. Только никаких интервью журналистам, хорошо?
- И в мыслях даже не было. Только вот работать, скорее всего, я у вас больше не буду. Можно я напишу заявление об уходе?
- Вы что, начало учебного года, какое увольнение? Где мы найдем нового учителя татарского?
- Мне все равно. Коллеги не разговаривают со мной. Я спросил у одной вчера, что бы она хотела к чаю, она взглянула на меня с таким презрением, что мне стало не по себе. Кто-то распускает слухи обо мне. И почему-то все этому верят.
- Вы сами конкретно слышали, как кто-то и что-то кому-то о вас говорит?
- Да вроде нет, - произнес я неуверенно.
- Вот видите! Приступайте к работе, и думать не смейте об уходе. Не подводите нас, Наиль Мансурович! Дети вас очень любят, вы замечательный педагог. И с завучем я поговорю.
В школе было также промозгло и сыро как на улице. В душе у меня было не лучше. Я предал только что самого себя, признавшись, что я не гей. Я был поставлен перед фактом. А если бы я признался, тогда завуч оказался бы отчасти прав, что проявил ко мне такой негативизм. И стал бы я изгоем. И вряд ли когда-нибудь нашел работу в другой школе.
Если признаться, то я не хочу больше работать в коллективе. Выслушивать глупейшие советы о женитьбе и обустройстве своей жизни. Их косые взгляды, намеки, подозрения.
Дети особо меня не напрягали. Скверного в них было немного, они были откровенны в своих чувствах и слишком подавлены взрослыми. Опасение вызывала лишь сформировавшаяся личность. Коллеги умели быть совершенно разными, и я не знал, на что они способны.
И все равно я решил бросить работу учителя. Я мог бы работать в татарском издательстве корректором, но отгородиться ото всех и не иметь никаких контактов с сотрудниками вряд ли получится. Везде мне будут указывать на мой неправильный выбор. Люди чувствуют, что неженатый мужчина имеет какую-то скрытую сторону жизни. И молчат только из приличия. И все равно осуждают. Никогда не думал, что ориентация так больно станет бить по голове. Боже, куда же спрятаться от досужих мнений? Таких как я, кто так резко реагирует на это дело, наверное, нет в жизни. И к психологам обращаться бесполезно, потому как гендерную психологию не изучают в институтах.

Уходят в иные миры мои друзья, мои близкие. Но я ведь остаюсь. Значит, жизнь продолжается! Итак, вперед за приключениями! Завуча я не боялся, хотя тревожно что-то кольнуло, когда после урока необходимо было зайти в учительскую. Но как ни странно его там не оказалось. И только по громкому голосу я понял, что он находится в своем кабинете. Это можно сказать была маленькая победа. Теперь в учительской не было его физиономии и похабных анекдотов. Я понял, что теперь точно никуда не уйду.
Вечером мне вдруг позвонила Инна и сказала, что забежит на несколько минут. Встречать гостей я не привык, и решил особо не суетиться.
- Только ты знай, у меня для тебя ничего нет! – зачем-то сморозил я. Она расхохоталась.
И она пришла. Скинув с себя мокрый плащ, распушила волосы и поцеловала меня в подбородок. Вернее ямочку на нем.
- Как ты посвежела, никогда бы не подумал! – снова сказал я глупость.
- Наильчик, ты теперь сам не свой. Ну да ладно, я не обижаюсь. Ты прав, я совсем другая. Я испекла пирог. И наливочку принесла, будешь?
- Не знаю даже, вообще-то об этом не думал пока.
Провожать на кухню ее не пришлось, она уже была у меня однажды.
- Ты бы только знал, как меня любит Женька! – откинулась она на спинку кресла.
- По тебе видно, вся сияешь! Эх, везет же людям! – вздохнул я.
- А хочешь, я тебя познакомлю с одним? Музыкант, творческий человек. С ним так интересно. Вы обязательно найдете общий язык. Тоже преподает музыку, но только в консерватории.
- Только для поболтать, - рассеяно произнес я.
- Это уж вы сами решите. Нельзя быть одному. Тем более если из школы уйдешь, будет с кем общаться.
- И правда что. Инна, а ты откуда об этом знаешь? – покосился я на нее.
- Уже забыл? Ну, ты даешь! Что с тобой в конце-то концов? Давай тяпнем!
И мы тяпнули. Рябиновая настойка кончилась в один миг. И тут я разоткровенничался. Инна слушала, затаив дыхание, и, кажется, до конца не верила мне.
- Правильно ты сделал, молодец! - протянула она мне руку и сильно ее потрясла. – Теперь он шелковый будет, вот увидишь!
- Скажи, Инна, ты была все эти годы счастлива? Хотя бы короткое время?
- Только в медовый месяц. И то мы поехали с мужем на базу отдыха, а не в путешествие. Попрекал он меня всем. Ночью навалится, бывало, сделает свое дело и захрапит. О ласке я даже не знала, пока Женечка не появилась!
- То есть как, появилась? – раскрыл я рот от удивления.
- Ну да, а что такого? Давно мечтала об этом. И вот, моя мечта осуществилась.
Я не смог больше произнести ни слова. Никогда бы не подумал, что Инночка, синий чулочек, поведет себя таким образом.
Она умотала поздно ночью на такси, а я, дожевав остатки яблочного пирога, улегся спать.

А на утро я проснулся с каким-то пакостным состоянием. Наливая себе кофе, я понял вдруг, какую глупость вчера совершил, рассказав все Инне. В то, что она сошлась с девушкой, мне не особо верилось. Она спокойно могла соврать. Что-то я упустил в начале нашего разговора. Что же это могло быть? Ах, да, она бросила: «чтобы ты не скучал после ухода из школы». Только один единственный человек знал об этом – директор школы. Вот это да! Хороша проверочка! Какой же я кретин, что так поддался ее обаянию. Она стала в последнее время такой расчудесной…. Волосы выкрасила в каштановый цвет и сделала завивку. Научилась правильно наносить макияж. Это уже была другая Инна. Но зачем же она пришла вчера ко мне? Только ли для того чтобы накормить пирогом?
У меня был выходной среди недели. И я решил привести в порядок квартиру, как неожиданно запел мой сотовый.
- Доброе утро! Это Наиль? – спросил мужской голос.
- Да, правильно! – отозвался я.
- Наша общая подруга Инна дала мне ваш номер. Вот я и решил позвонить.
- Понятно! Да она говорила что-то вчера, но я, если честно, плохо помню, о чем шла речь. Мы много выпили вчера. А в чем дело?
- Ну, не знаю даже…, - замялись на том конце.
Молчал и я.
- Значит, вы не помните?
- Нет, извините.
- Хорошо, тогда если вспомните, дайте знать.
- Договорились, - ответил я и отключился
Мне эта игра была крайне неприятна. Все внутри саднило оттого, что со мной так странно обращаются. Я мог бы доказать им всем, что я не гей. Но этого делать теперь уже не хотелось. Зачем меня знакомить с какими-то творческими людьми? Их коварный план удался наполовину. Но все равно мне нужно было поступить как-то мудро.
«Наиль, ты ведь умница, придумай что-нибудь!» - уговаривал я себя, но ничего не приходило в голову. Если даже Инна и записала наш разговор в качестве доказательства моей нетрадиционной ориентации, это абсолютно ничего не значило. Уволить за это меня бы не смогли, а вот если бы я все-таки встретился с тем звонившим человеком, тогда бы все встало на свои места. Сейчас необходимо было дождаться звонка Инны, тот человек должен ей сразу же доложить обстановку.
Только лишь я успел об этом подумать, как позвонила Инна и завизжала:
- Ой, привееет! Как ты? Ты что забыл о нашем вчерашнем разговоре? Я же обещала тебя познакомить с одним.
- Инна, давай начистоту. Зачем ты вчера приезжала? Тебя специально направили ведь ко мне, чтобы все разузнать. Так вот у тебя получилось, можешь доложить. Но только с одной поправкой, Наиль Мансурович спит всегда только один. И не нуждается в творческих мужичках.
- У тебя что паранойя?
- Тогда как ты узнала, что я собираюсь увольняться? Я никому об этом не говорил.
Она замолчала.
- Эх ты, подруга! Какие же вы все…
- Ну, я тут ни при чем, правда! Моих два оболтуса были на грани вылета из школы сам знаешь ведь. Я их тянула, как могла. Так вот директриса все уладила. Попросила меня разузнать кое о чем, но я правда не собиралась ничего ей говорить о нашей встрече.
- А доказательство? Разве тебя не просили о нем?
- Я скажу, что отключился диктофон.
- Значит, ты его все-таки включала?
- Ну, извини, Наильчик, я же говорю правду, если бы хотела тебя сдать, разве я бы тебе во всем сейчас призналась?