Геннадий Нейман
Умереть на Рю де ла Пэ
Аннотация
Их восемь. Партнеров. Друзей. Геев. Свингеров. Восемь человек, четыре пары. Однажды они узнают, что больны. СПИД. Страшная болезнь. Но едва ли не страшнее самой болезни, знание, что умираешь...
Как перенесут они это роковое известие?.. Кто-то отчается, а кто-то выдержит, кто-то будет надеяться, а кто-то постарается наполнить оставшееся ему время смыслом... Один из лучших гей-рассказов Геннадия Неймана рисует всю палитру человеческих эмоций.
Их восемь. Партнеров. Друзей. Геев. Свингеров. Восемь человек, четыре пары. Однажды они узнают, что больны. СПИД. Страшная болезнь. Но едва ли не страшнее самой болезни, знание, что умираешь...
Как перенесут они это роковое известие?.. Кто-то отчается, а кто-то выдержит, кто-то будет надеяться, а кто-то постарается наполнить оставшееся ему время смыслом... Один из лучших гей-рассказов Геннадия Неймана рисует всю палитру человеческих эмоций.
Нет, я их понял. Стриптизер - значит, гуляю. Простейшая логика. Если я обнажаюсь на публике - значит, запросто могу и потрахаться на стороне. Но я-то про себя точно знал - за много лет ни шагу в сторону. Мне вполне хватало Никола и остальных. Да и вообще... люблю я Никола.
Поэтому я встал, вытащил из-под рубашки свой крестик и торжественно на нем поклялся. Никогда. Никуда. Ни с кем. Как на Библии. И сел. И налил себе виски. Себе одному.
Они тоже вставали. Тоже клялись. Каждый. По очереди. Никогда. Никуда. Ни с кем. И один из нас лгал. Потому что чужих в нашей компании не было. А Полетт с Марком откололись давно и у них здоровый нормальный малыш.
Потом мы сидели и решали, что делать дальше. То что надо лечиться - вопроса не возникало. Дорого. Безумно дорого, но выбора нет. Протянуть несколько лет в надежде, что спасительное средство вот-вот найдут. Окончательное лекарство. Вылечивающее.
Не это нас волновало. Как доверять друг другу теперь? Ведь кто-то из нас не только подцепил болезнь, но и не хочет признаться. Кому-то из нас я не смогу больше верить. Никогда и ни в чем. И мне не поверят тоже.
Это было самым страшным. Мы, прожившие бок о бок несколько лет, делившие на всех свои проблемы, радующиеся друг за друга в случае удач - мы сразу почувствовали стену, незримо отделившую каждого от каждого. Говорят, несчастье сближает. Нас оно разделило - за несколько страшных часов. Мы настолько не ждали такого удара - что оказались не готовы принять его и смириться с ним.
Жером вдруг вспомнил, как мы с Никола попали в автомобильную катастрофу год назад.
- Кровь же Никола переливали, переливали кровь!
- Не сходи с ума, - Это уже Генрих вмешался, - Двадцать лет назад еще может быть. Но не сейчас. Проверяют все.
- Дантисты! Дантисты!
- Ты еще скажи, что тебе аппендицит удаляли нестерильным скальпелем.
- А Чен как-то призналася, что героин пробовал.
- Так он не кололся - нюхал. И когда это было-то.
Я смотрел на них - красных, зло возбужденных, и не узнавал. Случайно я наткнулся взглядом на Чена. Непьющий Чен наливал в стакан неразбавленный виски из полупустой бутылки и пил его мелкими глотками, как воду, судорожно дергая кадыком. И тут я вспомнил - кто и когда.
Я дождался, пока они выдохлись и повалились по креслам и диванам, и сказал в пустоту:
- Заур.
Заур Линни. Красавец-сенегалец, два сезона подряд игравший за "Paris St. Germain". В первый же вечер в "Гусе" он забрался на сцену и присоединился к нашему трио. Он был таким черным, что вспышка фотоаппарата бликовала на его коже. Заур. Единственный, кто за семь лет попал в нашу группу со стороны. А нам и в голову не пришло, что он может быть болен. Все-таки спорт. Врачи. Осмотры. Он хорошо играл, но контракт с ним почему-то не продлили, и Заур исчез из Парижа и из нашей жизни. Странно, что никто, кроме меня, о нем не вспомнил. Любовник он был великолепный - страстный и неутомимый.
Мы помолчали несколько минут, а потом Чен, прикончивший свою бутылку, сказал:
- Какая теперь разница - кто и когда. Давайте думать - как нам теперь жить.
И мы сели думать.
"28 декабря.
Из утрениих газет узнал, что "этой ночью на восемьдесят третьем году жизни тихо скончался кавалер ордена Почетного легиона, князь Андрей Дмитриевич Бреславский-Бонне-старший".
В семье я считаюсь младшим братом. Хотя разница между мной и Андреем - сорок минут. Мы с ним двойняшки и совершенно непохожи. Он кареглазый брюнет и мало чем отличается от коренных французов. Худощавый, подвижный, бурно артикулирующий. Меня всегда раздражала его манера размахивать руками перед носом собеседника. С годами он остепенился, обружуазился, если можно так выразиться. Дед частенько вздыхал, что Андрей совсем забыл о своем аристократическом происхождении, посвятив себя бизнесу на американский манер. Женился Андрей на француженке, тем самым нарушив традицию брать в жены только наследниц русских дворянских семей. Впрочем, в глазах моих родителей, его грех несравним с моим. Да и Женевьев, жена Андрея, с благоговением относится к голубой крови своего мужа. По-крайней мере, по доходящим до меня слухам. Странный парадокс - истребив собственную аристократию, французы с восторгом приняли аристократию российскую. Стыдно и смешно вспоминать - когда-то на вопрос "Неужели вы из тех самых Бреславских?" я с определенной долей снобизма отвечал - "Да. Неужели не похож?" Потом это прошло, потом, нескоро, когда я понял, что гордиться "голубыми кровями" так же нелепо, как гордиться цветом глаз или цветом кожи. Никакой моей личной заслуги в этом нет - так сложились обстоятельства. И отношение к себе окружающих надо заслужить собственными делами.
История моего изгнания из семьи довольно забавна. Долгое время мои родные не подозревали о моих склонностях. Когда я бросил университет и серьезно стал заниматься спортом, довелось мне поучаствовать в некоем шоу. Группа спортсменов и спортсменок моталась по стране и за ее пределами с программой "Le corps" - "Тело". Мы как бы рекламировали занятия культуризмом и здоровый образ жизни среди неблагополучных подростков. В той самой Германии, в Гамбурге, у меня в супермаркете стащили портмоне с кредитками и всей наличностью. Конечно, можно было договориться с директором шоу и получить что-то авансом ...Вы поймите меня правильно - не люблю я просить. Черт меня дернул, но когда ко мне подкатился один господинчик из группы обеспечения и предложил сняться в порнофильме, я согласился. Наверное, в помутнении рассудка был. И мелькал-то я в том фильме в групповухе на заднем плане. Но... Но! Фильм был гомосексуальный. И мелькал я там не просто так.
Короче, нашелся доброжелатель, переславший эту кассету моим родным. Кассету, перемотанную как раз до того момента, где я в кадре крупным планом и в недвусмысленной позе. Может быть, рассчитывали на шантаж - что Бреславские постараются замять скандал. А скандала не было. Мне просто указали на дверь - молча и с аристократическим достоинством. Я собрал вещи и переселился к Никола, с которым к тому времени встречался уже год. Кое-что на счету у меня было - вполне достаточно, чтобы не ощущать зависимости от кого-либо. А на статейки в желтой прессе, что младший отпрыск Бреславских-Бонне показывает стриптиз в голубом баре, мне было плевать. Через несколько лет появился проект комплекса, мы взяли в дело друзей и вполне процветаем. Правда, иногда мне кажется... Но об этом я уже говорил.
1 комментарий