"...так хорошо мне не было еще ни с кем, и уже пять лет так, пора бы страсти притупиться, а вот нет, даже странно, я хочу его все больше и больше, как-то нетипично для нашей гейской братии. Мне без Андрюхи даже дрочить скучно - мы, бывает, развлекаемся на порнушку, но только вместе, уляжемся рядом и вперед.
Вот он шлепает голышом на кухню, щурится от солнца, открывает дверь холодильника, ищет там что-то, одна нога чуть подогнута, вполне антично - мне снова хочется целовать, всё и сразу: коленную ямку, щиколотку, персики эти с абрикосами, впадинки внизу спины, бархатистую кожу в ложбине позвоночника и этот слаженный плечелопаточный механизм, двигающийся под загорелой кожей..."
Арсен каждый раз уверял себя, что больше он в огород бабы Гали - ни ногой, но бежал за Колькой, как собачонка на привязи.
"Может, больше не будем? - с надеждой спрашивал он. - У неё там и клубники-то уже не осталось!".
В ответ Колька по-пацански усмехался и говорил, что баб Галиной клубникой можно весь посёлок накормить. И это было похоже на правду. Клубники там росло столько, что она сама просилась в руки. Большая, средняя, мелкая, почти как земляника. Темно-красная и бледно-розовая, круглая и клубневатая, словно картошка.
Арсен снова вытирает пот и чувствует, что от этих воспоминаний член подпирает одеяло.
...той лиловой осенью Антоха протянул мне фигурку Пизанской башни.
- Эйфелева у тебя вроде уже была. Поставь рядом, пусть падает. Всем нам - Пиза.
- Ой, не пизди! - поморщился я, внутренне соглашаясь и в то же время сопротивляясь что было сил, - Езжай уже в свой Париж, здесь и без тебя жоп хватает!
- Я готов уехать хоть куда. Мы всё проебали! В универе нас заставляли читать дневники Бунина, и особенно то место, где он уплывает из Одессы на пароходе… Вот я их сегодня перечитывал.