Думаете, не пойман - не вор? Ещё какой вор, самый коварный, самый отчаянный и изворотливый.

Чтение на смартфонах: **fb2-версия** **epub-версия**

Я смотрю на него, на палочки ключиц, на острые локти, аккуратные коленки, господи, тапки надень, ты же порежешься. Теперь слезы льются у меня. Зачем, почему? Я сам не понимаю. Наверное, перегруз нервной системы, слишком сильные волны. Сколько таких истерик я еще выдержу? А там ведь и до инфаркта недалеко. Умирать, чтоли, за эти ключицы и коленки. С другой стороны, а за что же еще умирать?

Володя ещё раз окидывает взглядом комнату. Шкаф цвета горького шоколада почти подпирает потолок. В углу - сложенная гладильная доска. Неужели он тут ещё и гладит? А вон там, в тёмном помещении без двери, за какой-то потрёпанной занавеской, - душевая кабина? Или, может, ванна? Раковина с бритвой и зубной щёткой?

Когда я был маленький, у меня была книжка сказок. То есть книжка была еще дедушкина, изданная в прошлом веке, но меня по ней учили французскому. Она называлась «Contes bleu», и написал ее Эдуард Лабуле. Учиться я не любил, но книжка мне нравилась. Сказки там были волшебные, длинные, и кончались всегда хорошо, и приключений было много. Были там и картинки, и одну особенно часто я рассматривал, озорной такой мальчишка в коротких красных штанишках сидел на высокой стене и дразнил великана, который пытался дотянуться до его ноги в красном сапожке с отворотами. Мне очень хотелось такие сапожки и такие штанишки, и этого мальчишку хотелось тоже.   Потом я вырос и уже мог добыть и сапожки, и штанишки, а может быть и мальчишку, но вместо этого захотел написать свои «Голубые сказки», волшебные, с приключениями и хорошим концом. Конечно, мною движет тщеславие, но как заметил тот же Лабуле, «художник, который не тщеславен, похож на женщину, не желающую нравиться, – оба скучны».

Откуда он взялся? Кто он такой? Казалось, ничего хорошего встреча с ним не предвещает, тем более в тюрьме.
Чтение на смартфонах: **fb2-версия** **epub-версия**

Я представляю, как сто пятьдесят лет назад мы бы раскуривали сигары и дым обволакивал бы весь “нумер”. И потом наши пиджаки пропахли бы насквозь. Были ли счастьем для двух титулярных советников такие встречи? Можно ли было за это отправиться на каторгу в Сибирь? Или просто в тюрьму, где из тебя сделают петуха? Бежали ли с места преступления к своим жёнам, продолжая после этого быть нормальными, обычными, как “все вокруг”?

Задумывались ли вы когда-нибудь об учениях древних философов? Изучать их труды по утверждённой программе в ВУЗе было довольно-таки скучно. Я предлагаю вспомнить об одном из великих философов древности не по методичке, а весело и креативно, ведь он и сам был именно таким - квиристым, презирающим общепринятые стандарты.

Раньше казалось, что новогодняя ночь - это условность, языческий праздник, придуманный для развлечения, и лишь предпраздничная суета и хлопоты, связанные с застольем и подарками для близких, поднимают настроение, и надежда на лучшее будущее теплится в душе, разгораясь с большей силой именно в эти дни. С возрастом жизнь всё больше становтся похожей на борьбу, и ты понимаешь, что на самом деле новогодняя ночь - это рубеж, время когда оглядываешься назад, вспоминая родных, близких, любимых авторов или артистов, не достигнувших этого рубежа, ушедших навсегда, и с каждым годом их становится всё больше.
Сеня Бубенцов ещё молод, и мысли его до всяких рубежей пока не дошли, поэтому он наслаждается весёлыми новогодними приключениями.
Чтение на смартфонах: **fb2-версия** **epub-версия**

Рассказ с японским душком, но Ниппон здесь чисто аллюзивный. А так: судьба поколения.
Чтение на смартфонах: **fb2-версия** **epub-версия**

- Повестку, что ли, получил? - Евген старается изобразить бодрую интонацию, но получается как-то кисло.

- Конечно. Я же лейтенант!

- Ого! - подаёт голос Валёк.

- Ща как выебу тебя - будешь мне тут огокать!

- Скоро всё! - говорю, - Как выебешь - так и сядешь.

- Ты, Карик, вроде только пиво своё пил, а такую херню сейчас порешь.

- Чего это он херню порет? - вступается за меня Евген, - Вон, закон новый примут, так даже слово “гей” будет нельзя произносить. А там, глядишь, и статью за мужеложество вернут. 

- Ну и правильно, - распаляется Миха, - Зачем пропагандировать-то? Я не хочу, чтобы моя дочка знала…

- Что её папаша гей, - вставляет Валёк.