Киндер, кюхе, кирхе

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10

А в это время на другом краю города, в своей свежеарендованной квартире «холостяковал» Мишка.
Он приехал после работы в херовом настроении. Пнул ногой сваленные в углу комнаты сумки. Вывалил в раковину полпакета рыночной картошки, начал чистить. Бросил с отвращением. Надел самые нарядные свои джинсы и пошел на улицу. В ближайшем ларьке не было его любимых сигарет. Через пару кварталов маячила вывеска «Кафе «Сны Саломеи».
- Добрый вечер! – улыбнулся корректный официант. – Зал для курящих? Для некурящих?
- Без разницы! – Мишка оглядывал мигающие гирлянды и восточные узоры на занавесках.
Кожаная книжечка меню открылась на странице с водкой. Мишка поморщился. Отлистал на первые страницы и начал выбирать мясо. Ему пришло на мысль, что в последний раз он был «сам по себе» в Москве. И тогда его финансов и фантазии хватало только на блины и Кристину. Мишка заказал телятину, какой-то салат, сто грамм коньяка, когда у него над ухом раздалось звонкое:
- Привет! – и на стул напротив него изящно примостилась одна из Глазовских двойняшек, с которыми он танцевал на Настином дне рождения. – Я – Люба!
- Привет! – улыбнулся он. – Составишь компанию? Я – угощаю!
- Легко! – она задорно посмотрела ему в глаза, достала из сумочки крошечный перламутрово-лиловый телефон и защебетала в трубку: - Знаешь, кто сейчас рядом со мной в «Саломее»?! – она пару минут что-то нашептывала абоненту и смеялась. Потом обернулась к кавалеру: - Сейчас Алинка придет! Она живет рядом. Мы, вообще-то, это кафе не очень любим. У них только смуфи хорошие, а коктейли – гадость.
- А «смуфи» - это кто? – засмеялся Мишка.
Через несколько минут явилась Алинка. Он заказал девчонкам «смуфи» и чизкейки. И с удовольствием слушал, как они хохочут над его анекдотами.
- Потом поедем в клуб? – подмигнула ему Алина.
- Ок. Я буду самым верным и стойким телохранителем. Благо, ты знаешь, что больше ничего от меня ждать не приходится.
В зале уже почти не осталось свободных столиков, когда Мишка на минуту оставил своих дам. В туалете у окна курил Илюха, расшлифовщик из шестого цеха, за бритую голову носивший погоняло «Горо»*.
- Вау! Какие люди без охраны! – хохотнул он. – Как тебя занесло в наше болотце?
- Привет! – буркнул Мишка, проходя мимо.
Меньше всего ему сейчас хотелось общаться с кем-то из заводских. Но когда он вернулся к раковинам, Илюха все еще сидел на подоконнике, вдавливая бычок в жестяную крышку.
- Самсонов, здесь кабинки широкие. Давай, а? Я – ласковый, меня девчонки любят. Тебе тоже понравится! – Илюха в зеркале встретился с Мишкиными глазами и развязно подмигнул. Отрывая кран, Мишка ответил неприветливым взглядом:
- Отвянь по-хорошему.
Но Илюха придвинулся, навис над ним и задышал почти в ухо:
- Ну, неееет, так не прокатит. Здесь – моя территория. А ты здесь девочек «танцуешь». Они – как, в курсе, что ты – педрила?
Миша закусил губу, чтобы сдержаться.
- …Слышь, а ты в рот берешь с проглотом или без?
Тут Мишка развернулся от раковины, и через долю секунды Илюха бритой головой влетел в огромное зеркало, висящее напротив дверей. Стекло хрустнуло. Из места удара посыпались осколки, по остальному полю проступила паутина трещин.
- Сука! Урою! – зашипел Илюха, поднимаясь. Распахнул дверь, проорал в коридор: - Димооон! – и, сжав кулаки, двинулся по большой дуге в обход Мишки.
Приятелей с ним оказалось трое. Мишка принял на кулак одного, развернулся к другому. Но ударом сзади его сбили с ног, двинули в ребра ногой. Он дернул нападавшего, высоченного верзилу, за штанину, тот грузно плюхнулся рядом. Завизжала какая-то женщина. В дверях нарисовалась охрана с дубинками и шокером. Через пару минут все забияки были разжаты по углам плечами охранников и официантов. В холл подтянулись любопытные. Алинка, быстро оценив ситуацию, что-то достала из сумочки и шагнула к Мишкиным обидчикам:
- Я – Алина! Павловна! Глазова! – чеканила она, вытянув перед собой раскрытый студенческий билет. – И я звоню папе, что вы избили моего друга.
- Блядь, это же – Принцесса! – вскрикнул один из дравшихся. - Горо, уёбище! Ты не видел, с кем он сидит? Давайте - дёру!
Но охранник качнул головой:
- За зеркало платим, уважаемые!
А Алинка уже звонко, на весь холл, тараторила в трубку:
- Дядь Серёж, это - я. На меня в «Снах Саломеи» напали. Меня ваш Миша защищал. У него кровь. Да дебилы какие-то: один – лысый, двое – в дурацких футболках. Покажу, запомнила.
Илюха рванулся в лапах охранника.
- Пусти, друг! Сейчас Глазовы приедут. А зеркало этот разбил, - он кивнул на Мишку.
- И что, я это буду Глазовым рассказывать? Вот уж – хуй! – отрезал охранник.
- Я заплачу, – сдался Илюха и начал рыться по карманам. – Сколько?
- Блядь, ты – урооод! – матерился на него высокий.
- Дайте денег, дайте! – ныл Илюха, вывернув охраннику на ладони всё содержимое кошелька и умоляюще глядя на приятелей.
Наскребли нужную сумму. Илюха подскочил к Мишке:
- Слышь, Самсонов, не говори Арни, что это я. Скажи: «незнакомый». Ты ж сам первый полез. Я ж шутил с тобой! Будь нормальным парнем, а?
- Вали уже отсюда! – отмахнулся Мишка.
- Спасибо. Смотри, не сдавай!
Парни смылись. Зрители медленно покидали «поле боя».
- Их было четверо, видела? – с восторгом говорила Любе Алинка.
- Спасибо тебе! – поднял Самсонов на нее заплывающие фингалами глаза.
- Ты дрался как лев! – улыбнулась она. - Ты только дяде Сереже не говори, что мы вместе сидели, ладно? Он ругаться будет. Меня вообще ругают, если я с кавалерами, про которых папа не знает….
- Ок, - кивнул он. - Договорились.

Арни приехал минут через десять. Администратор, чуть привставая на цыпочки, что-то почтительно шептал ему на ухо. Арни покачал головой:
- Смотри! Если девчонок здесь кто обидит – сам знаешь, хорошего мало получится, - потом он обернулся к Алинке и Любе: - А вы, стрекозы, нашли, тоже, место для посиделок.
- Мы на минутку заскочили! – зачирикала Алина. - А эти – придурки. А Миша нас защищал!
- Спасибо тебе! – Арни подал Мишке руку.
Мишка руку пожал, но пожал и плечами:
- Да это из-за меня и полезли. Новое лицо – вот и докопались.
- Кто хоть?
- Я обещал не выдавать.
- А и фиг с ним, если без выбитых зубов обошлось, - хмыкнул Арни. - Поехали, домой тебя отвезу. Наваляли тебе нехило.
- Я это… рядом здесь живу, за обувным, - неловко сказал Мишка. И на изумленный взгляд Арни пояснил: - Я с Олегом поругался.
У показанного Мишкой подъезда Арни припарковался, закурил и, чуть развернувшись к пассажиру, искоса смотрел в светлых северных сумерках, как тот «зализывает раны», чуть посасывая разбитую нижнюю губу и морщась.
- Ты квартиру здесь снимаешь, что ль? – Мишка кивнул. И тогда Арни флегматично обронил: - Покажешь, как устроился?
- Идем! – легко пожал плечами Мишка.
Когда они поднялись до нужного четвертого этажа, Арни вдруг притормозил:
- Слышь, это…. Нам купить не надо ничего?
Мишка, возившийся ключом в непривычном замке, резко обернулся:
- Арни, ты про что?...
Глазов замер на верхней ступеньке. Провел ладонью по лицу, словно стирая наваждение:
- Блин! …Бес попутал! Прости, Мих! – развернулся и пошел вниз.
Мишка, уже открывший квартиру, неожиданно для себя свесил голову в пролет:
- Серёг! – он в первый раз назвал Арни этим именем. – Я когда с Олегом помирюсь, его спроси. …Если он чего решит – я, может, и не буду против!
Арни хмыкнул и отмахнулся рукой.

* * *

Мишка поразглядывал в зеркало свою покоцанную физиономию и завалился спать. Наутро разбирал сумки, вешал рубахи на плечики. Стоял перед зеркалом в своем белом костюме, представляя рядом с собой то Алинку, то Любу. Копался в холодильнике. А потом пошел в магазин и купил… водки. Вечером сходил за добавкой. С утра в воскресенье – еще раз. В понедельник звонок будильника расколол Вселенную на взрывающие мозг осколки. Мишка едва не плакал от досады:
- Блядь, зачем я так надрался?
Башка трещала. В перегруженный троллейбус Мишка не полез, пошел до завода пешком. В половине девятого Андреич, выходя с планерки, о чем-то еще договаривал с технологом, когда в стеклянных дверях промаячила помятая Мишкина физиономия.
- Ё-клмн! – ругнулся мастер. – Это еще что за явление? - он догнал Самсонова: - А ну, иди сюда, красавчик! – затащил его в свою камору и положил перед ним лист бумаги: - Пиши на сегодня отгул за свой счет!
- Чего еще?! – хмуро огрызнулся Мишка.
- Ты себя в зеркале видел? Я тебя в таком состоянии до работы не допускаю.
Андреич дождался, пока Мишка накалякает заявление, прочитал, разорвал на четыре части и положил перед ним новый лист:
- Какую, к херам собачьим, «неделю»? В запой решил сходить? Пиши на один день. И чтоб завтра, как штык, был в нормальном виде на работе. А если такой же придешь, то – гарантирую! – уйдешь с трудовой книжкой на руках. Мне алкашей в цеху не надо. Скажи спасибо, что тебя Львовна не видела!
Мишка написал нужную бумагу, поставил подпись и пошел на выход. Львовна, на самом деле, «явление» это увидела. Выдыхая в открытую фрамугу дым очередной сигареты, она с брезгливым сочувствием наблюдала из окна техотдела, как Мишка неровной походкой бредет к проходной.
- Наигрался Олег в ляльку? Бросил? – спросила она Андреича.
- Хороший парень. Башковитый и рукастый. Жалко будет, если пропадет, - сокрушенно покачал головой тот.

За проходной он купил бутылку пива. Сделал несколько жадных глотков и медленно пошел прочь от завода, постепенно приходя в благостное настроение. Лето уже вступило в свои права. Зацветала сирень. Привычные для города туристы шли организованной стайкой за солидной дамой-гидом, с невозмутимым видом несущей на древке смешную табличку с заячьими ушами. Впереди замигал зеленый светофор. Мишка ускорился, чтобы успеть перейти через дорогу. Шел и думал: может, бросить всё к чертям, уволиться завтра и уехать к родителям? Он допил пиво, поставил пустую бутылку у урны. И только тогда сообразил, что ноги привычной дорогой привели его к Юркиному садику. Он посмотрел на закрытые сейчас ворота. Сглотнул горькую слюну и набрал телефонный номер.
Игорь долго не снимал трубку. Потом откликнулся сонно:
- Алё?
- Привет. Я разбудил, что ль? Что делаешь?
- Веришь: работаю?! – усмехнулся Игорь, поворачиваясь на узкой кушетке ординаторской.
- Слышь, Игорь, а есть таблетка от запоя?
- Кому надо? – Игорь спросонку зевнул.
- Мне.
Про такие Мишкины проблемы он знать не знал, поэтому хмыкнул иронично:
- Ты хоть одного запойного видел в жизни, студент!? Ты чего не на работе?
- Можно я подъеду? – вместо ответа спросил Мишка.
Но пока он добирался до станции скорой помощи, Игорева бригада приняла вызов. Игорь со своим чемоданом ждал подъезда машины, когда Мишка подошел к решетчатым воротам с металлическими цифрами «03».
- Ёоооо! Ну, ты даешь! Это ж как ты себя до такого довел за неделю? – Игорь хотел еще что-то добавить, но у него зашумела рация. – Да едем, едем! – буркнул он в микрофон и открыл дверь подъехавшей машины. Потом обернулся на Мишку: - Вон – гастроном-стекляшка. Купишь там обычной пищевой соды. Растворяй полчайной ложки на чашку и пей. Вместо водки. Вечером позвоню.
Машина включила сирену и сорвалась с места.

После смены, в семь вечера Игорь уложил в пакет ампулы реамберина*, витаминов, еще пару препаратов и набрал Мишку:
- Что делаешь?
- …Свитер стираю! – ответил тот. – А что?
- Капельницу везти?
- Не. Я справился. Спасибо. Олегу только не говори, ладно?
- Ну - держись! Я завтра звякну! – сказал Игорь, а повесив трубку, добавил: - А про Олега – посмотрим….

* * *

Прошла неделя. Мишка не пил – стиснув зубы, держался. На воскресенье Игорь его зазвал на футбол – команда МЧС играла товарищеский матч с пожарниками.
Время игры вышло. Мяч выбили в аут, и Мишка побежал за ним за ворота. Когда вернулся, игроки уже столпились в центре поля, стягивая потные футболки и пересмеиваясь. Чернявый МЧС-овский вратарь Артур кивнул поверх Мишкиного плеча:
- Самсонов, там - к тебе.
Миша обернулся, и его горло сжало спазмом: у входа под трибуны, держа за руку Юрку, стоял Олег. Сунув Артуру мяч, Мишка пошел к ним. Малыш побежал ему навстречу:
- Миша!
Высокий мужчина опустился на корточки, и крошечный крепко обвил руками его шею и зажмурил глаза.
- Юр, не нужно, я – потный! Я сейчас сполоснусь немного, и мы домой поедем, хорошо?
Но Юрка мотал головой и всё крепче сжимал Мишу в своих объятиях.
Пусть для всего огромного мира Миша для Юры – никто. Ни юридически. Ни биологически. Юрка и слов-то таких пока не знал. Но он знал, что это – то самое плечо, в которое он часами плакал, когда у него резались зубы. Что это Миша успокаивал его, когда Юрка напугался Деда Мороза, учил мыть руки и застегивать сандалики. И всегда заступался, если на него ругались мама или папа. Мишка поднялся, взяв малыша на руки, и пошел к раздевалке. Олег молча шел следом. У дверей душевой Мишка погладил русую головку:
- Юр, иди к папе на пару минут, а? Я переоденусь.
Но Юрка упрямо мотал головой. Мишка присел на корточки, ставя малыша на ноги, и прижался лбом к его лбу:
- Я тоже соскучился. Очень!
Юрка перехватил руками, чтобы удобнее было сжимать Мишкину шею.
- Кем ты на празднике-то был? Пограничником?
- Да! - прошептал малыш. – А Милочка была моей «собакой». И я был самый крутой!
- Почему? – тепло засмеялся Миша.
- Ну, ведь собаки-то больше ни у кого не было!
Мишка снял с руки часы и протянул ребенку:
- Подержи, пока я моюсь, ладно? Только не уходи, а то - как я без часов!?
Юрка кивнул, сам подошел к Олегу и взял его за руку. И беспокойно смотрел на закрывшуюся за его Мишей дверь раздевалки.
Все душевые были заняты. Несколько человек неторопливо раздевались. Кто-то уже вытирался и натягивал цивильную одежду. Говорили о прошедшем матче и новом законе против пьяных водителей.
- Пропусти, а? – Игорь тронул за плечо одного из пожарников, который еще не успел намылиться.
- Чего ты? – недовольно обернулся тот.
- Его пусти! – Игорь кивнул на Мишку: - Ты видел: там ребенок ждет?!
Пожарник, хмыкнув, уступил кабинку. Мишка благодарно кивнул им обоим. Быстро сполоснулся. А когда вышел, Олег с сыном стояли на прежнем месте. И в глазах мальчика уже подступила слезами тревога.
Они возились вместе весь вечер: рисовали, играли, ели из одной тарелки. Пошли было укладываться спать после обеда, но Юрка так и не заснул, слушая такие долгожданные Мишкины сказки и рассказывая какие-то свои истории. Олег неслышно ходил по квартире, боясь спугнуть вдруг возвратившееся счастье. Когда позвонила Светлана, Юрка вздрогнул:
- Я не хочу к маме. Ты снова уедешь?
- Нет, мой хороший! – покачал головой Мишка. – Я вернулся. Ты сейчас пойдешь с мамой, а завтра я заберу тебя из садика. Лады?
Проводив Свету и малыша, они вернулись на кухню. Мишка мыл Юркины мисочки. Олег открыл холодильник и стал наставлять на стол тарелки.
- Светка яблок привезла!...
- Хорошо, - кивнул Мишка, не обернувшись.
Он ждал, когда Олег начнет разговор. Тот главный разговор, который им обязательно предстоит. Ради которого он приехал. Без которого нельзя больше жить и дышать. Но Олег не собирался поднимать серьезную тему.
- Вино открою?
- Да, - Мишка всё добавлял на губку фейри* и ожесточенно драил какую-то ложку. – «Пожалуйста, говори, Олег!» - заклинал он про себя. – «Ты же пришел за мной. Ты же всё понял. Говори! Прошу тебя!»
Но Олег подошел к нему сзади, обвил руками вокруг талии и, прижавшись щекой к его спине, прошептал:
- Мы не будем ни о чем, правда? Всё забудем, будто ничего не было. И никогда – ни слова….
Не обернувшись к нему, Мишка всем весом навалился локтями на раковину и опустил голову. Пена медленно оседала на его руках. Олег почувствовал изменение его настроения. Потянул его за локоть:
- Миня! Что-то не так?
Мишка молчал.
- Ты сказал Юрке, что вернулся. Это – правда? Или у тебя кто-то есть?
- У меня – БЫЛ! – резко обернулся и, не выдержав, сорвался Мишка. – У меня было всё. Самый дорогой, самый любимый, самый необыкновенный человек. Самая лучшая семья. Самый любимый сын. Я боялся верить своему счастью. И оказалось – не зря!
Олег вздрогнул, как от удара. А Мишка продолжал.
- Ты не понимаешь, да? Ты всё еще не понимаешь? И никогда не поймешь, даже если написать это через всю улицу огромными буквами? …Если Ты, Мой Бог!... – голос его дрожал, - Если ТЫ... будешь бить… Маленького Юрку! Значит, никому из нас… и вообще всему этому миру… не стоило… появляться на свет! Значит, у меня ничего нет! И никогда не было! Ни-че-го!
Широким, яростным движением он смел со стола любовно накрытый ужин. Тарелки и чашки со звоном посыпались на пол. Осколки веером брызнули в стены. Один нож, медленно вращаясь, задержался на краю стола. Отшвырнув табуретку, он сдёрнул с открытой полки лежащие там Олеговы грипады* и ножом с размаху пригвоздил их к столу.
- Мне ничего тогда не надо, понял!!!? – он кромсал и резал прорезиненную ткань, клочья синтепона взлетали белёсыми хлопьями. – Понял? ПОНЯЛ!?!? Я не могу с этим жить! – он бросил нож в раковину и вышел.
- Минька! – ринулся за ним Олег. – Стой! – но голос изменил ему, сорвавшись в едва слышный шепот.
Щелкнул замок. Олег выбежал в прихожую, рванул дверь. На лестничной площадке никого не было: не дожидаясь лифта, Мишка торопливо сбегАл по ступеням. Олег, словно во сне, вернулся на кухню. Под ногой хрустнули осколки. Он посмотрел на истерзанные лоскуты, когда-то бывшие его перчатками, взял из раковины нож и начал медленно полосовать лезвием свои ладони – секунду назад еще нежные, ласковые ладони, которые больше уже не нужны его Миньке.

Разрезы взбухали алыми каплями. Прочертив несколько полос, он переложил нож в другую руку, и только тогда боль и ощущение крови, скользящей на рукоятке, добрались до его сознания. Он провел еще одну саднящую черту через пальцы и обессиленно опустился на пол. Мягко щелкнувшего дверного замка он не услышал.
Мишка виновато и робко вошел в прихожую. Тихо прошел по коридору, остановился на пороге кухни. Потом увидел сразу всё: Олега, сидящего на полу, нож, кровь на его руках. Бросился к нему, падая на колени и прижимая к себе его голову:
- Лёля! Ты с ума сошел? – забрал, отбросил нож. – Сильно? Вены? Скорую?
Олег, глядя куда-то вдаль, мимо него, отрицательно качал головой.
- Глупый. Глупый. Родной! – Мишка, привстав на колено и не отпуская Олегова плеча, выдернул одну из полок, достал оттуда аптечку, ту самую, когда-то принесенную Игорем. Зубами вскрыл бинт, достал перекись водорода. – Дай сюда!
В Таджикистане старшине Самсонову не раз приходилось бинтовать огнестрел. Он видел тела, развороченные осколочными снарядами. А после ранения сам полчаса лежал под чернильным душным покрывалом южной ночи, вжимая себе под ребра набрякший кровью ИПП*, боролся с наплывающим беспамятством и не знал, идет ли к нему помощь. Поэтому сейчас он умело и быстро обмыл руки любимого и стал накладывать повязку. Покосился Олегу в лицо:
- Больно? Сейчас дам что-нибудь… анальгин.
Но Олег безучастно качал головой. Мишка затянул раны, бережно уложил перевязанные кисти к себе на колени, накрыл своими ладонями и наклонился, укрывая, защищая их грудью от этого мира.
- Я люблю тебя – любого! – заговорил он, опускаясь лицом всё ближе к бинтам и слабея от слез. – Давай Юрку бросим. Просто бросим и всё! Деньгами будем помогать, а встречаться – нет. Его Светка вырастит: он уже не маленький, она его любит. Может, я когда им помогу, а тебе и знать этого не обязательно. А меня – бей, если тебе надо! Я вон какой здоровый, что мне станет!?
- Нет, – голос Олега был отрешенным. - Если ты мне не веришь, то – всё!...
Мишка собирался сказать что-то неискреннее, утешающе-слащавое, что говорят маленьким детям и безнадежным больным, но, подняв взгляд, встретил переполненные отчаянной боли глаза Олега и осекся. И потом сказал очень твердо и очень серьезно:
- Лёль, давай ты мне всё расскажешь. Всю правду. С самого начала.
- Я ни разу его не ударил, - Олег вздрагивал от начинающей бить его плечи лихорадки. - НИ РАЗУ. Никогда. Я скорее покончу с собой, чем подниму на него руку. Ты на нем синяки искал? Тогда, у Игоря.
Мишка опустил глаза и молчал. Но Олег требовательно повысил голос:
- Искал?
- Да, - тихо выдохнул Мишка.
- Нашел?
- Нет.
- Их не было. И быть не могло. Это – мамины страхи. И Наташкины. И как-то они еще стали твоими. Я сам всё время жил под этим страхом. Оттого и детей не хотел. …Знаешь, я всё тебе расскажу. Но только… когда темно станет, ладно? Я не могу при свете.
- Темно теперь в августе станет. Белые ночи же!
- Ну… подождем.
- Ладно. А сейчас едем к Игорю. Там один порез – глубокий, нужно шить.


* * *

Бывают дни, когда начинаешь хуже думать о человечестве.
Смена у Игоря выдалась муторной. Едва он расписался в журнале дежурств и переоделся в спецуху, как приняли звонок из ресторана: на юбилее высокопоставленного чиновника у одного из гостей случился приступ панкреатита. Круглощекого молодого мужика рвало и колотило от боли и страха. Игорь ставил ему но-шпу, пристраивал под дорогой пиджак пакет со льдом и думал: это сколько ж надо было выжрать к семи часам вечера, чтоб так скрутило?!
Мусоля в руке большую купюру, подошел именинник:
- Что с ним, Док?
- Госпитализируем. Хирурги скажут.
- А может – промывание? И потом мой водитель отвезет его домой? А то пойдут слухи, что я палёную водяру на столы поставил….
Игорь брезгливо поморщился:
- А если он через два часа «кони двинет»? Впрочем, как хотите: пусть он пишет отказ от госпитализации, и – разбирайтесь сами!
Чиновник спрятал в карман свою деньгу, отвел глаза и, махнув рукой, ушел обратно в зал.

Пока сдавали страдальца в приемный покой, поступил вызов на «гипертонический криз». Криза там не было. Одинокая бабка ждала, чтоб померили давление, выслушали да посочувствовали, что ее совсем бросили взрослые дети. Потом был сломавший ногу паркурщик. За ним - пьяная беременная, которая посралась с собутыльниками, но пока скорая ехала – успела помириться, раздумала жаловаться на здоровье и, дыхнув врачу в лицо сивухой, предложила выпить за знакомство. От начала смены прошел час, а Игорь, уже злой и умотанный, еще даже свой тормозок* не успел донести до холодильника. Когда машина, наконец, остановилась перед станцией скорой, он увидел у подъезда две знакомые фигуры.
- Привет! Вы чего?
Миша чуть посторонился и вытолкнул вперед себя Олега. Обе его кисти были плотно запеленаты бинтами. Игорь помрачнел:
- И – что?
- Перевязка нужна. Там – кровит, - промямлил Мишка.
- Я разгребать за вами не нанимался! – вспылил Игорь и пошел к крыльцу.
- Мы поняли. «Спасибо!» - буркнули ему в спину.

В дежурке было пусто. На крошечной кухне сменившаяся еще час назад врачиха точила лясы с кастеляншей. Игорь смелой рукой сгреб ее в объятия:
- Мам Даш, выручай! Подмени на полчаса: приятеля надо к врачу отвести. Я отслужу потом, окей?
Пожилая усталая женщина скривила губы, но покорно вздохнула:
- Ладно, Гош. Надо – иди.
Он чмокнул сменщицу в щеку и поспешил вслед за двумя придурками.

Ставший вдруг хрупким и растерянным Олег насупился:
- Едем домой!
Но Миша мягко, но настойчиво подтолкнул его к больничной аллее:
- Не, пойдем в хирургию!
Они миновали роддом, гаражи, длинный новый корпус, когда их торопливым шагом нагнал Игорь:
- Здесь - направо!
- Не надо, сами разберемся! – огрызнулся Самсонов.
Но Игорь окатил его ледяным презрением:
- Ты уже показал, на что способен. Теперь язык в жопу засунь и делай, что говорят.
Речь шла о помощи Олегу, поэтому Мишка заткнулся, пропустил обоих спутников в дверях и молча пошел следом.
Пожилой хирург Николай Кириллович, закончив прием, укладывал в портфель очешник, мобильник и газету с кроссвордом, когда в дверь постучали.
- Кириллыч, привет. Помоги! У друзей – ножевое. В травмпункте, сам знаешь, начнётся: дознание, менты…. А ребята – хорошие.
Старик обернулся к вошедшему:
- Игорь? Здравствуй! …А потом «хороший» додумает, накатает заяву в полицию, и я буду объясняться, почему тайно делал криминальную операцию? Да я и Катю уже отпустил….
- Я поассистирую. Не накатают. Они вообще-то – близкие друзья. А тут - переклинило, и один другого… ножом…
- «У попа была собака, он ее любил»,… – ухмыльнулся хирург: - Ну ладно, зови!
Через пять минут Олега обкалывали лидокаином под яркими софитами перевязочной. Отмочив припёкшуюся повязку и глядя на ровные, параллельные порезы, Игорь удивленно присвистнул:
- …Хрена себе! Это ты сам, что ль, пилил?
- А кто же? – флегматично проговорил Олег. А потом, сообразив, что имеет в виду приятель, возмущенно дернулся: - Ты что? Как ты мог подумать!?...
- Сидеть! – рявкнул на пациента Кириллыч, уже примерившийся к рваной ране тенара* изогнутым иглодержателем. – …Игорь, я напишу на тебя «неполное служебное соответствие»! Что за трёп во время операции?!
- Простите! – смутился Игорь. – Молчу. Тихо, Олег!

Мишка полчаса мерил шагами больничный коридор. Наконец, они вышли.
- Всё ок. В среду - перевязка. Больничный - на четыре дня, – бодро отчитался Игорь, а потом, словно извиняясь за свою недавнюю грубость и обидные подозрения, легонько толкнул Мишку плечом в плечо: - Ты чего за мужем не следишь?
- На минуту оставил! – огорченно пробормотал тот.
- Значит, даже ни на минуту не оставляй! Дома дашь ему крепкого сладкого чая, а то от наркоза давление может упасть. Всё, я - работать.
Миша протянул ему руку:
- Спасибо! Я - твой должник.
Игорь отмахнулся и быстрым шагом поспешил по коридору.

Они вызвали такси. И уже на улице, пока ждали машину, Олег негромко спросил:
- Ты правда… вернулся?
- Если ты меня примешь обратно, то – да.
- Может, твои вещи сразу заберем?
Когда такси остановилось у подъезда Мишкиного временного пристанища, Миша потянул Олега за собой:
- Пойдем, поможешь.
Олег напряженно сдвинул брови, но пошел. И только на лестничной площадке тормознул:
- Я здесь подожду.
Но Мишка широко распахнул дверь:
- Нет, заходи! Увидишь: я жил здесь один.
Пока Олег сдержанно оглядывал съемную квартиру, он споро распихал по сумкам шмотки, бритву с шампунем, футбольный насос, пару детективов в мягких обложках. Выпотрошил холодильник. Прошел по кухне, проверяя полки и шкафы:
- Всё. Нигде ничего моего не осталось. …Мне было здесь, без тебя, очень плохо. Не отпускай меня больше, пожалуйста!

Дома он помогал Олегу раздеться.
- Смотри, у тебя кровь на колене. И на локте. Идем, отмою.
- Я сам,… – смутился Олег.
- Как? Языком, как кошка?
Вариантов, действительно, не было. Олег позволил любовнику раздеть себя, залез в ванну, высоко поднял забинтованные кисти. Миша оттирал мочалкой запекшуюся кровь, намыливал другу подмышки. Подчиняясь его движениям, Олег поворачивался, наклонялся, выше задирал ладони. И, хотя Мишкины руки касались самых интимных мест, ни у одного, ни у другого не встал. Не о том сейчас была их история. Не о ебле. Не о страсти даже. О Любви. О большой, настоящей и сильной Любви.
Да, они ее предали. Оба. Миша – в ту секунду, когда захлопнул за собой дверь. Олег – когда занес нож над своими ладонями. Ее презрительно клеймили близкие и далекие: «наигрался в ляльку, бросил», «один другого - ножом»…. Даже Юрка скептически вторил: «ты снова уедешь». Но – преданная и оболганная – Любовь их жила. Держала их на плаву. Не дала Мишке запить. Уберегла Олега от душного, липкого, владевшего им когда-то в Москве, страха. Любовь помогала им сейчас собирать, склеивать то, что они пытались разбить. И делала желанной и уютной их квартиру - со сваленными в коридоре сумками, с кухней, залитой кровью и вином, усыпанной битой посудой и затоптанными огрызками нетронутого ужина.
Выждав, пока Миша вытрет его широким полотенцем и завяжет пояс халата, Олег виновато и чуть вопросительно выдохнул:
- Ты прости меня, Минь!?
- Мне очень больно. Вот здесь! – Миша удивительно точно накрыл ладонью сердце.
- Я не знаю,… как дальше, - голос Олега сорвался в шепот.
- Мы справимся, - спокойно ответил Миша. – Про Юру я понял. Остальное – решим. Идем тебя чаем поить!
Он поставил чайник на огонь и стал собирать с пола осколки. Но когда вода закипела, Олег уже дремал у стола, уронив голову на забинтованные руки. Будить его Мишка не стал. Бесшумно, стараясь не звякать посудой, наводил порядок на их разгромленной кухне. Мыл полы, вытирал забрызганные стены. Сунул под кран окровавленный нож, потом подумал и бросил его в мусор. Он убрал всё, поужинал и постоял под теплым душем, а Олег всё спал, и плечи его чуть вздрагивали время от времени.
- Лёлечка, пойдем ложиться! – он осторожно тронул друга за локоть.
- А? – встрепенулся Олег. – Я заснул…. Это из-за наркоза, наверно, - и, когда они уже пришли в комнату, проговорил просительно: - Трахни меня, Минь!?
И тут Мишка смутился. Да, он был горячим, сильным, здоровым двадцатисемилетним мужиком. Да, последние три недели единственным его «партнером» был собственный кулак. Да, его в постели ждал человек, которого он любил и хотел. Но при одном только воспоминании об изуродованных ладонях Любимого, при звуке его дрожащего, испуганного голоса, под взглядом опустошенных, словно из московского прошлого возвратившихся глаз, Мишке хотелось отчаянно и безысходно завыть, а не ебаться. Под ложечкой мерзко дрожало, в горле стоял ком. А Олег смотрел на него с какой-то кроткой, пугливой надеждой. Он лег и развернул Олега к себе спиной. Начал гладить его ягодицы, пробираться пальцами в нежные местечки. А сам напряженно и озабоченно пытался вспомнить, представить хоть что-то, что отвлекло бы его от страшной сегодняшней правды. Закрыв глаза, он вспомнил московскую студию. В своей фантазии «собрал» там кучу народа: Клея, Кристину, Арни, медсестричку из Кулябского госпиталя. Член его поднялся, он смог войти и, сжав Олегово плечо, толкался, потихоньку приближаясь к разрядке. Но когда Олег, чуть откинув плечо назад, положил ему на бедро перевязанную руку, у него упал – сразу и окончательно. По плечам Олега прошла легкая судорога, и он спросил бесцветным голосом:
- …Не хочешь меня?...
- Ладоней очень жалко! – ответил Мишка, утыкаясь лбом Олегу между лопаток. И, помолчав, с обидой добавил: - Что ты так долго за мной не приходил?
Олег лег на спину, забрал Мишку к себе на плечо.
- Я думал – ты ушел к кому-то. И изо всех сил старался тебе не мешать.
- Дурак! – буркнул Мишка ему в шею.
- Если б не Юрка - не знаю, как бы я выжил, - тихо проговорил Олег. – …Ты знаешь, он учил меня рисовать. Надо сначала обвести ладонь, а потом каждому пальцу пририсовывать мордочку. У меня сначала плохо выходило, - он улыбнулся, – а потом стало нормально: Колобок, заяц. …А Чебурашку он не знает, представляешь?!
- Диск ему купим с Чебурашкой. В выходные, ок? – Мишка, улыбаясь, ласково кружил ладонью по Олеговой груди.
Они так и заснули – Миша на плече у Олега. И во сне, даже не просыпаясь, «перетекали» из одной любимой позы в другую, добирая упущенные за три недели прикосновения. Проснулся Мишка за час до будильника и - со стояком. Он огляделся, вспомнил всё и со всхлипом зарылся носом в свою, домашнюю подушку. А потом притянул любовника к себе:
- Лёлечка, дай!
Олег, обсыпаясь, прошептал:
- Минька! – и повернулся так, как надо, как удобно его долгожданному, желанному, родному человеку.
Мишка трахался за все пропущенные дни – горячо и страстно. Хватило его ненадолго – минуты через две он кончил, крепко стиснув руками Олега поперек груди. Потом скользнул ему ладонью на пах:
- …Лёль - тебе?...
- Нет, мне – кетанов* принеси, если не можно.
Мишка вскинулся:
- Руки болят? Блин, я – урод. Не спросил ничего, вскарабкался сразу, как сволочь.
Олег тепло засмеялся:
- Ладно тебе, я ж ничего не сказал!? И мне – хотелось. Чтоб всё наладилось скорей. Чтоб было как раньше. А руки – да, болят, не дико, но – противно. Наркоз прошел, - а когда Мишка вернулся с кухни с таблеткой и чашкой воды, добавил: - Если б мне предложили: пусть они вот так болят всю жизнь, но ты всегда будешь со мной рядом – я бы согласился!
- Не надо! – со слезами на глазах помотал головой Мишка. – Я буду рядом и так. А они пусть проходят скорей! – и нежно коснулся бинтов, гладя и баюкая свои любимые Лёлькины руки.