Киндер, кюхе, кирхе

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10
Мишку лихорадило пять дней. Один раз, когда тридцать девять и четыре намеряли, Олег опять скорую вызывал. И разговоры их постоянно возвращались к страшной ночи: что и как было, кто что запомнил. Без секса держались неделю. Мишка спать в трусах ложился. Олег берег его, не подкатывал. Но как-то утром, на глаз заценив твердость Мишкиного стояка, двинулся вкрадчивой ладонью под резинку его «боксеров». Мишка замер, не отодвигался и не отвечал, но едва напряженного члена коснулась ласковая рука, вздрогнул и, привставая на лопатки от нетерпения, стал об нее тереться.
- Я?... Ты?... - зашептал Олег.
- Я! – Мишка развернул любовника к себе спиной, дотянулся до тюбика смазки, всегда ожидающего на кофейном столике у кровати….
Олег выгибался, подаваясь навстречу желанным движениям:
- Медленней, заяц. Не торопись!...
После прорвавшегося стоном и всхлипами, почти одновременно накрывшего обоих оргазма, Олег притянул любимого на плечо. И, до последнего откладывая расставание, уткнувшись подбородком в темную макушку, прикидывал, что теперь хрен успеет позавтракать и поедет голодный на работу. Поднимаясь, пальцами провел по плоскому мальчишескому животу, по уже начавшему отрастать «ёжику» лобка и заигрывающе проговорил:
- Побреешь вечером?...
- Нет! – Мишка вдруг резко сел, повернулся к Олегу спиной и сердито буркнул в стену: - Я больше там брить не буду!
- Почему?
- Не хочу!... Вдруг еще когда выйдет, что чужой мужик, пусть даже врач, будет там лапать…. Он мне: «старшина», а у меня очко выбрито, как у гламурной кисы.
- Да никто тебя не лапал!
- Ну – смотрел.
- И не смотрел. Не до того было, - Олег выждал пару минут, потом пожал плечами: - Да, в принципе, как хочешь! – и расстроенно заметил, как у Мишки облегченно расслабились плечи.
Собираясь в поликлинику, продлевать больничный, Мишка выкопал на антресолях древний свитер с растянутым горлом, который носил уже только на рыбалку. До такой степени, видно, боялся сам себе казаться «гламурной кисой». Олег промолчал.

Спустя пару недель, возвращаясь с работы, Олег увидел у подъезда этого парня: высокий, в кожанке и вязаной шапке, он топтался у лавочки, на которой громоздились какие-то пакеты. Олег прошел было мимо, но парень окликнул:
- Привет!
- Добрый вечер.
- А я Михаила приехал проведать. Он как?
Олег визитера не узнал. Точно, что не из заводских – тех он помнил в лицо. Может, из Сатарок какой-нибудь старинный Мишкин друг? Это объяснило бы пакеты, которые гость стал собирать с лавочки.
- Проходите! – Олег распахнул подъездную дверь. – Что на улице мерзнете? Миша дома.
Парень уверенно вошел в подъезд, нажал кнопку лифта. Потом осторожно спросил:
- Вы меня не узнали!? Я – Игорь. Врач со скорой….
Только тогда Олега осенило:
- Ну да: Игорь! Честно – не узнал.
- …Зря я без приглашения?... – смутился гость.
- Да брось! Молодец, что пришел! - Олег пропустил гостя впереди себя в квартиру: - Миш! Иди, знакомься: это – твой спаситель!
- Мой кто?... – появился из кухни Мишка.
- Реаниматор. Если б не он,… - у Олега прервался голос, и он наклонился расшнуровывать ботинки.
Врач протянул руку своему недавнему пациенту:
- Игорь.
- Михаил, - Мишка ответил на рукопожатие. Потом неловко добавил: - Спасибо вам!
Гость протянул свои пакеты:
– Тут фрукты выздоравливающему и минимальная аптечка, которая должна быть в каждом доме.
- «Шефская помощь»? – недовольно фыркнул Мишка.
- За стол нас зови! – Олег постарался смягчить впечатление от тона супруга.
- А у вас – нормально! – Игорь оглядывал кухню. – Посуда, занавески….
- А вы думали, мы из консервных банок едим?! – Мишка был неисправим.
- Мне тогда ночью показалось, что у вас – пусто и бедно. Да еще: один – голый, второй – в слезах. Я потом из кармана деньги достал, а там – девятьсот рублей полтинниками. Мне стыдно стало, что взял: вдруг - последние? Вдруг, у вас и аптечки нет потому, что купить не на что? Вот, решил на всю «взятку» еды принести и лекарств, - Игорь сам посмеивался над своим рассказом.
От его извиняющегося тона повисшая было в кухне неловкость развеялась.
- «Последние»? – с насмешкой протянул Олег. – Вот как ты про нас? Спасииибо! Миш, сёмгу открывай. Угостим спасителя от пуза.
Мишка сунулся в «гостинцы»:
- «Бордо». Мандарины….
- Витамин C нужен после болезни! – вставил Игорь.
- Карбонат-нарезка. Сыр. Оливки. Ни хрена ты в девятьсот рублей не уложился, сказочник! Да еще с таблетками!...
Тут в дверях возник Олег в своем «парадном» костюме:
- Всё еще думаешь, что у нас – «последние»?
- Ух, блиииин! – восхищенным возгласом одобрил Игорь немецкое текстильное изделие. – Извините, ребят, если обидел!
Мишка насмешливо покосился на мужа:
- Всё? Попонтил? Теперь иди, переодевайся в домашние треники с пузырями на коленях! «Мистер Кострома», блин!
Олег ушел. Мишка, откупоривая бутылку, спросил гостя:
- Сам – выпьешь? Или за рулем?
- Выпью. Веришь: устал как собака. Спал за смену три часа. В этом году тяжелая эпидемия. Уже шестнадцать человек в городе скончалось: четверо детей, пятеро молодых, остальные – старики.
- Ни хрена себе! А чё в газетах ни слова?
- Зачем это в газетах? Каждый год умирают. Нам запрещают в заключении писать, что – «от гриппа». Сопутствующие диагнозы ставим: инфаркт, воспаление легких, ложный круп. А то паника поднимется, и начнут «лечиться» кто во что горазд: аспирин глотать пачками, водкой заливаться. От «белки» и кровотечений больше помрет.
Олег, уже в домашней одежде, сел за стол.
- Слышь, я тебе по гроб жизни должен! Ты – молодец, что пришел! …Давай я тебе благодарность напишу на работу. Научи только – как и на чье имя. Страна должна знать своих героев.
- Ага! – гоготнул Игорь. – Мне за ваш случай выговор объявили.
- За что?!
- Инструкцию нарушил. Если не мог сделать инъекцию, должен был госпитализировать.
- А почему не стал?
- Честно? Не вспомнил даже. И хорошо, что не вспомнил. Ты ж видел, в каком он был состоянии. На улицу вынесли бы: перепад температур, судороги – хрен довезли бы!
- А зачем рассказал начальству-то?
- У нас – всё серьезно: планёрки, отчеты. Ну, давайте: за жизнь! – Игорь чокнулся с хозяевами, выпил, потом наткнул сосиску на вилку и махнул Мишке рукой: - Встань-ка.
- Чего еще?!
- Руки протяни перед собой, глаза закрой.
- Я, типа, клоун?
- Ты - пациент. Указательным пальцем коснись кончика носа. Глаза не открывай! Теперь – второй рукой! …Нормально. Кулаки сожми….
Мишка с недовольной миной подчинялся его командам. Потом Игорь кивнул:
- Садись. Всё ок. Это тесты на нарушение мозговых функций. От такой высокой температуры всякое могло случиться…. Шума в ушах не бывает?
- Нет, - помотал головой Мишка. – Ешь уже. Айболит!
Когда опустела бутылка вина, достали из холодильника пиво. Сосиски кончились. Тарелка с нарезками тоже показала дно. Игорь захмелел и, заедая пиво мандаринами, рассказывал Олегу:
- Позавчера у меня на руках малолетка «отъехала» от передоза. Семнадцать лет. Волосы кудрявые. Вызвали нас на чердак, где они ширялись. Приходим, а друганы ее все свалили. Девка – в коме. Пульс – нитевидный. Не спасли! Милиция, понятые. Родителям ее кто-то сообщил. Мать прибежала: нестарая еще тетка, взгляд – безумный…. Думаешь, легко? Твой вон был какой плохой! Я уже прикидывал, чего тебе колоть, если он ласты склеит.
- Не смей так говорить о нем! – оборвал его Олег.
- Прости. Это – профессиональный перекос, - Игорь повернулся к Мишке: - Мих, ты до ста лет должен жить, понял? Знаешь, как он плакал по тебе?!
- Плакал? – обернулся Мишка к другу.
- Свистит он. Не верь, - ответил тот.
У Игоря зазвонил телефон. Он долго ворковал в трубку, потом пояснил:
- Подруга. Алёна. …Пойду! – и уже в коридоре остановился перед фотографией в рамке, где сияющий Мишка у футбольных ворот держит над головой серебристую статуэтку футболиста: - Слышь, а я тебя знаю: ты за электромеханический играл на Кубке Мэра. И в финале нам второй гол забил. Как твоя фамилия-то… Семенов… Сазонов….
- Самсонов! – подсказал с улыбкой Мишка. – Верно, забил. А ты за МЧС играл?
- Ну да. Мы ж к МЧС прикомандированы. Слуууушай, а это получается, ТЫ – гей?!
Самсонов смутился:
- И – что?
- Да не, ничего. Просто мы знали, что у вас в команде пидор есть. А кто – гадали, не угадали. У нас баннер был,… - Игорь коротко хохотнул: - не скажу, что написано было. Короче, нам объяснили: если этот ваш мордоворот, Глазов, на игру не придет – баннер можно растягивать, а если придет, то лучше не нарываться: затолкнет в очко вместе с обоими древками. Ну, Глазов - пришел. Баннер так и пролежал в пакете. Зря только рисовали, мучились.
Мишка не зло, скорей ехидно хохотнул:
- Вот суки, а?!
- Да ладно! Мы не по злобЕ. А вы с Олегом – классные ребята, - еще немного и Игорь полез бы пьяно обниматься. Но у него звякнула смс-ка, он посмотрел на экран мобильника: – Алёна. Злится!... Знаете, я вот на нее иногда смотрю теперь и думаю: стала бы она так плакать из-за меня?
- Ладно, иди! На скандал нарвешься дома, - начал выпроваживать его Олег.
- Приходите к нам в футбол играть, – уже совсем в дверях обернулся Игорь. – Стадион на улице Кочетова, по воскресеньям, в двенадцать. Ты ж хорошо играешь, Миш?

Олег долго возился с посудой, чистил картошку «на завтра». Когда пришел ложиться, свет в комнате горел, а обнаженный Мишка лежал вниз лицом. Олег подсел и кончиками пальцев коснулся округлой ягодицы:
- Подставляешься?
Мишка кокетливо заерзал под его прикосновениями. Олег подушечками пальцев выводил узоры на волнующих изгибах. Тоненькие волоски на Мишкиной пояснице встали дыбом. Потом он перекатился на спину.
- Аааахххх! – восхищенно застонал Олег от неожиданного зрелища. – Мылыыыш мой! Шёлковый! «Принцесса»!
Гладкий, свежевыбритый лобок переходил в девственно оголенную, присморщенную кожу мошонки. Не решаясь коснуться, Олег повел ладонью в миллиметре от тела. А Мишка ответил на незаданный вопрос:
- Ты правду сказал: врачу по хрену, что у кого как брито. Он сейчас пришел, за руку нормально поздоровался, пальцем не тыкал, не ржал. А я, может, сто лет еще к врачам не попаду. А через волосы я чувствую слабей.
Олег махнул ему рукой, чтоб – заткнулся, зарылся лицом в желанную нежную плоть. И закинувший от наслаждения голову Мишка даже не понял, что он снова плачет.

* * *
- Что рисуем?
- Йепку!
- Руку клади!
Юрка, послушно прижав ладошку к альбомному листу, завороженно смотрел, как карандаш очерчивает его растопыренные пальчики. Миша пересадил малыша на левое колено и покрыл его и свои ноги широким полотенцем:
- Салфетку всегда стелим на колени! Бери ложку!
Юра, зачерпнув из тарелки овсянку, не отрывал глаз от карандаша, бойко скользящего по бумаге.
- Посадил дед репку! – художник щедрыми штрихами изобразил хорошего размера корнеплод. – …Кашу ешь. Остынет! Кто нам, значит, нужен?
- Дед! – деловито ответил малыш. Полложки каши оказалось на подбородке и рубашке.
- Ешь аккуратно, а то не буду рисовать! – предупредил Миша.
Малыш сосредоточенно переправил новую ложку себе в рот и начал жевать. К силуэту одного из пальчиков карандаш уверенно пририсовал уши, глаза, три смешно торчащих волосины и усы.
- Еще кто нам нужен? Бабка! – ответил художник сам себе, и у второго пальчика возникли платок в горошек и нос-пуговка.
- Миш, у вас половина еды на столе! – негромко сказала Наташа.
Но Мишка сдвинул брови и поднес к губам палец, призывая ее к молчанию. Наташа картинно-страдальчески всплеснула руками. Она была нечастой гостьей в доме брата. И наводить свои порядки, слава Богу, не пыталась.
К каждому ее приезду неминуемо набирались какие-то чисто женские дела: капусты насолить, заштопать надорванную манжету дорогой рубашки, протереть плафоны. Мужики, как бы ни старались, не всё видят своим взглядом, не всё умеют. Сейчас она, аккуратно придавливая утюгом крошечные зубчики узорного края, проглаживала термонаклейку на продранном колене Юркиного комбинезончика.
- Есё внуська! – проговорил сквозь кашу маленький едок.
- Верно! – согласился Мишка. – Не размазывай по щекам, видишь, тетя Наташа на нас с тобой ругается.
Юра вскинул на Наташу удивленный взгляд.
- Мишка, Олегу пожалуюсь! – фыркнула та. – Что ты меня перед ребенком подставляешь?!
- Нет, вы, наоборот, авторитет! – улыбнулся Миша.
- Не буду больсе касу! – подвел итог семейным спорам Юра.
- Рисуй внучке косички! – Миша отдал ребенку карандаш, а сам взялся за ложку.
Под пририсованные к пальчикам косички, кошачьи уши и мышиный хвост, Мишка загрузил в увлеченного малыша еще полтарелки овсянки и спросил:
- Всё? Молодчина! Теперь грушу будем есть!
Юрка кивнул. Миша, легко держа мальчика одной рукой, поднес его к раковине, сполоснул перепачканные щечки и достал из холодильника ярко-желтую грушу на блюдце.
- А кто ее купил мне?
- Папа!
- А почему?
- Потому что он тебя любит!
Миша ножом отрезал сочный ломтик и поднес к улыбающейся мордочке. Юрка откусил.
- А еще кто меня любит?
- Давай считать! – большая рука бережно перебирала крошечные пальчики: - Папа – раз. Я – два. Тётя Наташа – три. Мама – четыре.
- Тётя Лиля! – подсказал малыш.
- Тётя Лиля – пять. Еще – бабушка Лариса, Вадик, Рая, дедушка Женя. Помнишь, он приезжал к нам осенью?
- Нет, - честно помотал головой Юрка.
- Ну, он еще приедет.
- …А у тебя грусы нет?
- У меня - нет.
- Почему?
- Может быть, меня никто не любит?
Ясные серые глазки тревожно округлились. Юрка обвел взглядом кухню, Наташу, Мишку. Пухлая нижняя губка плаксиво задрожала. Наташа сердито сдвинула брови. Но не успела ничего сказать, как Юркино лицо просветлело. Он взял двумя руками ополовиненный фрукт и протянул Мишке:
- Я тебя люблю. Дейжи!
Мишка очень серьезно, немного дрогнувшим голосом, выдохнул:
- Спасибо! – и наклонился к русой головке быстрым поцелуем. – Я и себе возьму и с тобой поделюсь. Я ведь тоже люблю тебя, правда? – он положил себе в рот небольшой ломтик: - Очень вкусно! – и отрезал ребенку новый кусок.
Наташа со сложным выражением лица нагнулась выключать из розетки утюг. Когда обед закончился, сонный Юрка не протестовал, чтобы его отнесли в кроватку. В комнате Олег сидел над принесенными с работы документами. Но, когда его «мальчишки» пришли укачиваться, молча встал и коротко коснувшись ладонью Юркиной головушки и Мишкиного плеча, вышел. Через минуту щелкнула входная дверь. Уложив пацана и тихо посидев около него несколько минут, Миша вернулся на кухню – ликвидировать оставленные обедом «разрушения». Наташа с чашкой чая стояла у окна:
- Тебе груши хотелось?
Миша посмотрел на нее с вызовом:
- Меня так в детстве бабушка учила: с тем, кого любишь, поделись самым ценным. Зато пока Юрка будет со мной, я никогда не буду голодать. Что – неправильно? Слишком по-деревенски? В городе - не так?
- Да нет, всё правильно, - задумчиво ответила она. – У тебя, наверное, очень хорошая семья?
- Нормальная, - Миша пожал плечами.
- Родители любят друг друга? Папа маму не обижает?
- «Любят-не любят»… там же деревня, а не театр…. Если живут до сих пор вместе, значит – любят. Маму мою не так легко обидеть. Она любого «нА голос» возьмет, так что все соседи сбегутся, и будешь не рад, что связался….
В коридоре щелкнула дверь. Олег вернулся и с торжественным видом явился на кухню, держа на ладони новую, большую, красивую грушу:
- На! Я тоже тебя люблю!
Мишка просиял:
- Спасибо! «Цыган» я, да?
- Немножко! – усмехнулся Олег. А потом с улыбкой повернулся к сестре: - Вот так они на пару с Юркой и вьют веревки из меня.


Огромная долина расстелилась у их ног. Склон падал вниз широкими террасами. И метрах в тридцати от их беседки невысокая, оплетенная ползучими розами живая изгородь венчала край очередного уступа. Глубоко внизу кажущееся ниточкой шоссе повторяло изгибы реки. Раскиданные вдоль него деревни с черепичными крышами тонули в виноградниках. А за долиной гОры – величавые, большие – закрывали горизонт и уходили вдаль двумя хребтами, смыкаясь у самой высокой, покрытой ледником вершины.
- Блин, даже не верится! Словно – не со мной!
Олег улыбнулся восторженным, мальчишеским словам, дотянулся до низкого столика, разлил вино по бокалам и один протянул своему Мишке:
- С тобой, заяц! За нас!
Мимо беседки прошел пожилой садовник. Покосился на улыбающихся друг другу постояльцев, выбрал из тачки, из груды нарезанных веток, чайную розу, поднялся по двум низеньким ступенькам и положил цветок на стол, сказав что-то по-итальянски, из чего непривыкшее к торопливой местной речи ухо могло вычленить только «ум белль рогаццо»*.
Этот отель принимал исключительно гомосексуальные пары. Поэтому широкий диван, прикрученный цепями к потолку беседки, легко бы выдержал даже Арни с каким-нибудь «рогаццо». Удобно приладив под спину подушки, Мишка лежал у Олега на плече. Диван чуть покачивался. И через ажурную, перевитую теми же розами стену беседки, открывался завораживающий горный вид. Олег пригубил светлое вино, нежно забрал в ладонь Мишкины вихры и проговорил:
- Всего ты сам добился, Минь! Диплом защитил – сам. Премию заработал – сам. Даже в ОВИР* сам ходил, а?
- Ага! – засмеялся Мишка. – Только от Эдуарда Вадимыча меня выкупил Лёля. По заднице драл, чтоб я водку не пил – Лёля. В институт идти заставил он же. И пока я премию свою откладывал на отпуск, на свою зарплату мне кроссовки покупал – тоже он. И вот – о чудо! - простой сатарковский парень Самсон отдыхает в Альпах!
Но, надо признать, что в Олеговых словах тоже было много правды. Когда они закрыли платеж по кредиту, то договорились каждый месяц экономить ту же сумму – чтобы после Мишкиной защиты поехать, отметить диплом где-нибудь в Европе. Когда Мишка пришел в техотдел просить тему для диплома, завод снова участвовал в тендере на большой заказ. Анна Львовна подозвала Самсонова к своему компьютеру:
- Вот, смотри: спецификацию* на новую деталь составить сможешь?
Мишка же не зря учился! К тому же, вырос он с нуля, «от сохи». Каждый станок цеха на пузе облазил. Небось, он не станет проектировать монтажный конвейер там, где мешают потолочные балки, и знает, на каких оборотах у каких станков резец в держатель бьет. Короче, Мишка спецификацию сделал. В двух местах – удачней, чем весь техотдел с его многолетним опытом. Кое в чем, правда, наошибался. Львовна показала, где исправить. В институте Мишка защитился на отлично. Олег его встречал после защиты с цветами. В Сатарки позвонили: мать – плакала, отец подозрительно пёрхал, говоря по телефону. Всё-таки первый инженер в семье это – не шутки! И на заводе хорошо отнеслись. Две Мишкиных идеи включили в заявку по тендеру. А Пал Палыч, Андреичев друг, подсуетился у себя в дирекции:
- Смотрите, какие кадры растут. От станка! Простимулируем парня, а не то - уйдет! Вон, на трубном ставка выше нашей.
Дирекция согласилась. Премию Мишке выписали – он аж испугался, что снова – ошибка, только теперь в другую сторону. Когда Олегу озвучил сумму, тот похвалил и завелся:
- Миньк, зачем нам теперь Прага?! Поедем в Италию!

Отель был – спа. И, что самое важное, только для геев. Номер – с широченной кроватью, джакузи, балкон, выходящий к бассейну. Но им даже не этого хотелось больше всего. Круче было обниматься на людях. Обмениваться быстрыми поцелуями, проходя мимо ресепшена. Держаться за руки, греясь на лежаках у бассейна. Этого ведь дома – нельзя. И неизвестно, станет ли можно когда-нибудь в жизни?!
- Ты сегодня «солнышко» на турнике крутил, а на тебя так этот толстый немец пялился! – Олег вкрадчивыми пальцами несильно теребил Мишкино ухо: - Колись, перед кем красовался?
- Фу на тебя! «Толстый немец» какой-то! У меня сегодня, блин, на массажистку встал. Она меня мяла, мяла: по спине, по пояснице. Резинку пониже спустила – почти до самого того….
- Ни хрена себе! И что?! – крепче забирая в пальцы ухо приятеля, игриво возмутился Олег.
- И - ничего! Сделал вид, что ничего не происходит. Евросоюз! Кто знает, какие здесь законы. Еще пришьют харрасмент*. Будешь меня из ментовки выкупать.
- Что, у нее руки нежные? – спросил Олег ревниво.
- Не, мощные, как у нашего Арни.
- Ага, понятно, что тебе нравится. …И как теперь тебя отпускать одного?
- Да ладно ты! Ничего я не сделаю, - голос Мишки был деланно-невинным. – Ну так, в душе пару раз отдрочу на массажистку….
- Отдрочишь под плёткой, понял? Сейчас придем в номер, разденешься, встанешь на коленки, попкой повернешься…. Я тебе смазки возбуждающей на ладонь выдавлю и «горячих» влеплю по самый не балуйся. А уж кого ты будешь представлять при этом – не моя забота!
Мишка вскинул руку Олегу на плечо, уткнулся лицом ему в грудь, потерся пахом о бедро и, млея, прошептал извиняющимся голосом:
- Не надо, Лёльчик. Я больше не буду!
Олег снисходительно чмокнул его в макушку, закинул руки за голову и с наслаждением потянулся:
- Ну, посмотрю еще на твое поведение.

Время текло медленно, словно расплавленное стекло. Облака застыли над горами. Коршун закладывал широкие восьмерки над долиной. Внизу, в горячем мареве дрожали узкие шпили костелов и кряжистые силуэты мельниц. Золотая пчела облетала некрупные, склонившиеся к столику розы.
- Минь, люби меня, а? – едва слышно выдохнул Олег.
Мишка, подняв голову, покосился снизу вверх в его лицо. Хотел съехидничать, но потом сказал очень серьезно:
- Я – люблю. Ты у меня - первый. И единственный.
- В смысле? – Олег перевел взгляд на блестящие карие глаза.
- Я не любил никого раньше. Даже не знал, что такое бывает. Оттого и не заметил, как втюхался. Когда понял – было поздно, - Мишка не удержался и добавил в свое признание шутливые нотки.
- Прямо – «никого». Первая любовь-то была?
- Первая была – русалочка из мультика, - хмыкнул Мишка. – Потом – Нинка из соседнего двора: за хвосты ее дергал и с «тарзанки» спихивал. Но потом, когда понял что к чему, и Нинку эту драл на мотоцикле. И никакого трепета уже особо не испытывал.
- Какой ты крутой! – усмехнулся Олег.
- Знаешь, когда мне пятнадцать исполнилось, бабка продала порося и на всю выручку купила мне свитер. Китайский. Что ты лыбишься? Нормальный китайский, не рыночный, из магазина. А отец мотоцикл мне отдал. Мотик, правда, не ездил, его чинить пришлось. Я на запчасти зарабатывал – рыбу продавал, дрова рубил соседям. Все взрослые дядьки, кто мог с ремонтом помочь, были мои лучшие друзья. И я его завел-таки! Думаешь, почему я сейчас во всей технике шарю? Если я на мотоцикле был – то первый парень на деревне. А если без мотоцикла – то педальный лох. И вот я его чинил, чинил. Там всё летело к чертям. Он же – старый, деда Вани еще. Запчастей - не достать. Я другие прилаживал. Они не все подходили…. Но – ездил! На мотоцикле и в свитере я был самый завидный жених. И девок у меня было – шляпой ешь! «Любить» было не обязательно. А в армию меня никто из них не «провожал». Ну, в смысле, чтобы «ждать». У нас считается: кого до армии женили, тот – лошок. А парни хотят погулять подольше, для себя пожить. Ну и после армии я был сам себе хозяин. В тот вечер, когда магазин взломали, к новой девке хотел присоседиться…. А в Москве ты появился. Я сначала думал, что мы с тобой – дружим. Даже когда ты предложил меня трахнуть, я не понял. Ну, думал, предложил, чтоб показать что – как. А то, что я об этом вспоминаю – так интересно же! То, что ты мне снишься, что я всё время о тебе думаю – всё еще не понимал, почему.
- А когда понял? – голос Олега мягко вздрогнул.
- Когда тебя с Клеем застал. Я когда осознал, что вы трахались, чуть не умер. Казалось: в пропасть лечу. Всё, для чего жить, чему радоваться, вдруг в щепки разнесло. А когда ты объяснил, что хотел – для меня…. Когда оказалось, что есть, чего ждать. Что ты можешь любить меня, хочешь любить. И вот оно – НАСТОЯЩЕЕ!... Меня, знаешь, как придавило. Я в ту же ночь понял, что – ЛЮБЛЮ. Что всё правда – все стихи эти, песни, открытки с сердечками: всё так бывает. А то, что ты – мужик, меня даже как-то не смутило. Я даже не подумал, что ты не того пола. Это был – ТЫ. …Я - придурок, да? – он вдруг смутился своей откровенности и посмотрел на друга напряженно и виновато.
- Ты – Минька! Мой родной. Любимый. Мы всегда будем вместе. Ведь так?
- Да! – кивнул он успокоенно и снова спрятал лицо на широкой груди.