Киндер, кюхе, кирхе

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10

* * *

«Свекрови» своей Мишка побаивался.
Нет, Лариса Станиславовна была не строгая. И уж тем более – не злая. Интеллигентная, тихая, пожилая уже женщина с неуверенным голосом и в очках с очень толстыми стеклами, она была совсем не похожа на молодую, бойкую, шумную Мишкину маму. Она беспрекословно приняла версию, что Миша – брат Светланы и родной дядя Юрика. Когда они привезли годовалого малыша - специально, чтоб показать бабушке, Олег, открывая в мобильнике Светкино фото, объяснил:
- Видишь, мам, у нее травма лица. Она стесняется новых людей. Пожалуйста, не настаивай на знакомстве. Она с тобой поговорит по телефону, хорошо?
Лариса Станиславовна незаметным движением утирала старческие слезы и негромко говорила сыну:
- Олежка, только ты помнишь…. Всегда помнишь, о чем мы договаривались, да? Мне не придется стыдится?...
- Мама, не надо! – неловко оборвал ее Олег.
Смысла этих слов Миша не понял. И объяснять их ему никто не стал.

Теперь в Кострому они приехали вдвоем - по настойчивой просьбе Наташи. В первый же вечер состоялся тот разговор.
- Олег, у нас с мамой к тебе серьезное дело.
- Мне выйти? – порывисто поднялся Мишка.
- Нет, сиди. Светы здесь нет, ты – ее представитель, и мы хотим, чтоб ты тоже послушал. Правда, мам? - Лариса Станиславовна кивнула, и Наташа продолжила своим учительским тоном: - Олег, какие у вас планы?
Олег растерялся:
– …Планы? Я – работаю. Юра летом в сад пойдет.
- Ты здесь прописан….
- Я сюда не вернусь, - быстро проговорил он.
- Не перебивай, пожалуйста. Квартира у нас небольшая. Вадик вырос. Рае - тринадцать. И Юре нужно постоянное место прописки. Мы с мамой накопили сто девяносто тысяч. Я разговаривала на работе, мне дадут беспроцентную ссуду – еще пятьдесят. Я смотрела в интернете цены на жильё в Новгороде. Если Миша… и Света… продадут автомобиль, вам хватит на хорошую однушку.
- Я не буду брать у вас денег! – запротестовал Олег.
- Будешь! – категорически отрезала Наташа. – Мы с мамой специально копили их для тебя долгие годы.
- …Возьмем? – спрашивал Олег Мишку ночью.
- Не знаю. Тебе решать, твои же родные.
Им постелили в единственной в квартире изолированной комнате. И они сидели в темноте друг напротив друга: Олег – на кровати, Миша - на раскладушке:
- Машину продадим, а тебя ко мне пропишем. А потом снова купим жигуленка.
- Мне мать не разрешит выписаться из Сатарок. Там же, типа, всё мое: квартира, бабкин дом, огороды.
- И в старости мы будем олигархами! – хохотнул Олег.
- Тихо ты! …Всё слышно, - слышимость в «хрущевке», и правда, была «идеальная».
Они долго негромко разговаривали. Потом решили всё же: деньги брать.
- А на то, что платим сейчас за аренду, теперь будем мебель покупать! – мечтал Мишка.
- Ладно, спим! Завтра в шесть - подъем. Самый клёв – на зорьке.

На зимнюю рыбалку их зазвал брат отца, дядя Витя. Вадик тоже просился, но Наташа не отпустила.
Ни мать, ни Райка, ни дядя Витя подробностей личной жизни Олега не знали. А вот восемнадцатилетний Вадик - просек.
- Мам, а дядя Олег с этим Мишей – того? – спросил он в один из их первых визитов.
- Что ты имеешь в виду? – нахмурилась Наташа.
Но тинейджера было не обмануть.
- А ты не видишь, как Мишка на дядю Олега смотрит? Я на девчонок так не смотрел никогда!...
- Мне стыдно тебя слушать! – оборвала она его развязную фразу.
- Ну-ну, давай, стыдись! – хмыкнул сын. – Спроси их на всякий случай: вместе им стелить или по отдельности?
Больше всего Наташа боялась, что Вадик что-нибудь ляпнет при Рае. Поэтому она решила взять сына в союзники:
- Вадим, ты – взрослый человек! Ты уже моя поддержка и опора! – сменила она тактику. – Да, дядя Олег и Михаил живут вместе. Но я надеюсь, при сестре и бабушке ты будешь об этом молчать.
- А при них? – ухмыльнулся сын.
Ей надоела эта бравада, и она обрезала его:
- А при них – давай, остри! Посмотрим, что получится.
Острить при гостях Вадим, конечно, не решился. Но общался – с удовольствием. Тем более что Мишка оказался клёвым мужиком: и рыбачить умел, и в футболе разбирался, и движок у мопеда перебрал так, что Вадик и его приятели просто ошизели! А вот Наташе то, что бой-френд брата стал кумиром ее сына, не нравилось. Она долго сомневалась, отпускать ли сейчас сына «на рыбу». А решилось всё короткой и случайной сценкой.
Олег помогал сестре разбираться на антресолях. Мишка сидел на кухне и через планшет копался в интернете. Вадик только что пришел из института.
- Вадим, нагрей себе борща! – сказала Наташа, на секунду оторвавшись от коробки старой обуви, извлеченной с антресолей.
- Угу! – буркнул сын. А сам на кухне налил себе чая, взял батон хлеба и накромсал колбасы, зубами отдирая шкурку. Забирая еду со стола, нечаянно смел на пол пару колбасных очисток. Под мышкой у него был зажат хлеб, в руках – тарелка и чашка. Ставить это всё, потом снова брать было - в лом. Покосившись на читающего что-то в планшете гостя, Вадик ногой зафутболил мусор под холодильник и пошел к дверям. Мишка, заметивший это, обалдел: попробовал бы кто-нибудь в Ключах, у бабы Зои, сделать также!...
- Вадим, вернись! – окликнул он ледяным тоном.
Вадик вопросительно обернулся в дверях.
- Подними! – Миша показал взглядом под холодильник.
Пацан скорчил вызывающую мину, хотел сдерзить, но Миша строже сдвинул брови. Ослушаться оказалось трудно. Шлепнув чашку с тарелкой на стол, Вадик опустился на колени, выгреб из-под холодильника колбасные шкурки, выбросил в ведро.
- Руки помой! – это Мишка сказал уже почти на автомате. Всё-таки, как не крути, у него был уже почти трехлетний сын.
Вадик включил кран. Наташа в коридоре прислушалась к непонятному эпизоду: менторский Мишин окрик, шаги сына, какие-то разборки.
- Что здесь у вас?... – показалась она в дверях.
- Ничего! – хмыкнул Вадим, отправляясь к себе в комнату с чаем и бутербродами.
- Всё в порядке, - из-за его спины спокойно ответил Миша.
Как она пропустила момент, когда у них возникли какие-то личные, секретные отношения!? Теперь Наташа окончательно решила:
- Вадим, на рыбалку ты завтра не поедешь: холодно.
- Ну, маааам!
- Закрыли тему!
Вадик только вздохнул: трудно жить, когда твоя мама – училка!

Рыбалка была хороша: Волга есть Волга! Они накрутили себе лунок, палатку поставили, всё – чин-чинарем. Олег судачка заблеснил килограмма на два. Дядя Витя с Мишкой окуней тягали. Потом пошла с реки позёмка. Глаза забивало, палатку пришлось переставить. Продрогли все. Тогда дядя Витя вытащил из ящика «ноль пять»*:
- Ну что: согреемся?
- Я – пас! – помотал головой Мишка.
- Ты ж больше всех замерз! Давай, не дури, - старый рыбак разлил водку по трем стопкам. - Выпьешь сто грамм и – норма!
Олег - выпил. Мишка - отказался. Но дядя Витя отказ не принимал:
- Ну, ты – что, не русский человек?
- Русский. Просто не пью.
- На морозе? На рыбалке? Не верю! – «белая» уже побежала по дядькиным жилам, и ему хотелось добиваться для всех добра и справедливости.
- Оставь, дядь Вить! – попробовал унять его Олег. – Не пьет – и не пьет. Нам больше достанется!
- Не наааадо! – выставил вперед себя ладонь дядя Витя. – Я на всех припас, - он запустил руку в свой ящик и потянул за горлышки еще пару бутылок. – Что я, первый раз зимой рыбачу? Или мой новый родственничек – «орда»? Я знать хочу, в какой семье ты мать нашел для моего внучатого племянника!
- Какая еще «орда»?! – фыркнул Мишка.
- Ну, ты – с Поволжья? – вцепился в его локоть дядя Витя.
- Да.
- Там у хана Батыя столица была?
- Ну, не у нас была столица-то. В Татарстане….
- Я не знаааааю! – дядя Витя налил себе и племяннику еще, и – выпил. – А раз ты водку в самый лютый мороз не пьешь, значит, ты – ордынец! Вон, глаза у тебя – черные. И Юрка, значит, тоже в тебя пойдет. Олег, как ты допустил это, а?
Миша обиделся за Юрку даже, не за себя.
- Какой я, к богу душу в рай, «ордынец»!? Русский я! И отец у меня, Евгений Иванович – русский. И дед, Иван Никанорович!
- Тогда – пей! – придвинул дядя Витя Мише стопку.
- Хорошо! – Мишка взял стакан и опрокинул разом. – Так – пойдет?
- Отлично! – оживился старик. – Вот теперь я понимаю: Миша – наш человек! И Юрка – наш, исконный.
- Минь! – предостерегающе произнес Олег.
Но Мишка повернулся к нему, уже блестя глазами:
- А ты спокойно относишься, что твоего сына, бог знает, в чем подозревают!?
А борец за «исконность» своего рода уже налил Мишке очередные сто грамм:
- Олег, не лезь! Дай, я с новым родственником пообщаюсь!
Не сказать, чтоб Мишка сильно набрался. Но – так, все-таки выпил слегка. Дядю Витю развезло. Олег разозлился. Палатку собрали, снасти уложили в короба и двинулись домой. Дядьку довезли прямо до порога. Сами явились домой уже в сумерках.
Хорошо, что в квартире была только Наташа. Бабушка с Раей уехали с ночевкой к родне – да, потому что места при гостях не доставало. Вадик ушел куда-то с друзьями.
- Ужинать будете? – спросила Наташа.
- Я – нет! – сердито ответил Олег. – А этого – сама спрашивай… алкоголика.
- Нет, ну что я – алкоголик?! – нетрезво возмутился Мишка. – Это же твой родственник был, правда? Это он сказал, что я – «орда». Я здесь всем – поперёк!
- Не выдумывай, Миш! – не ко времени встряла Наташа.
Мишка повернулся к ней:
- А что – не так? Я – гей. Я – орда. Я – деревня! Ведь вы боитесь сына своего с нами отпускать, потому что я – гей. Вы что – думаете: я не могу себя контролировать и буду соблазнять племянника собственного мужа? Да рядом со мной ему безопасней, чем в Изобразительном Музее! Неужели вы думаете, что я поставлю под удар свои отношения с Олегом? Вы еще не поняли, как я его люблю, как дорожу, как боюсь потерять? – в теплом доме Мишку окончательно развезло от водки. – А он меня, между прочим, очень строго держит! Он меня бьет, между прочим!...
Мишка не понял, что и когда поменялось вокруг него. Он еще что-то говорил, но Наташа, схватившись за сердце, осела на табуретку, шепча побелевшими губами:
- Олег, Олег, лекарство!
Олег ожесточенно дернул оратора за руку:
- Заткнись, урод! – рванул к шкафам, распахнул их все: - Ната, где аптечка? Где? Вот это? – достал пузырек и начал считать капли.
- Что?... – непонимающе оглядел их Мишка.
- Заткниссссь! – шипел Олег.
- Уезжайте отсюда, Олег! Уходите! Прямо сейчас! – Наташа слабо махала на них руками. Ее душили слезы. Олег подал ей валокордин. Но ее подбородок дрожал, и было слышно, как стакан стучит о зубы.
- Ната! – горячо говорил Олег. – Это – неправда! Он врёт! Не думай так про меня!
Зажмурив глаза, она мотала головой:
- Молчи! Молчи! Уходите! Вдруг мама вернется сегодня?!
Олег зло обернулся к растерявшемуся, притихшему Мишке:
- Ну-ка раздевайся, правдоруб! Живо. До трусов.
- Чего? – опешил Мишка, отступая.
Трясясь от ярости, Олег сжал кулаки:
- Молча, я сказал. Быстро, я сказал. До трусов!
- Не надо, Олег. Оставь его в покое. Пожалуйста, уедьте! Мама не переживет.
Но Олег не мог остановиться, не мог изменить решение:
- Ната, ты хоть раз видела его с фингалом? Хоть один синяк на нем был? Ты сейчас сама увидишь: нигде, НИГДЕ ни одного синяка. Даже крошечного, поняла?! Он хрень сейчас сморозил. Я его не бью! - и грозно повернулся к испуганному Мишке: - Ну?!
Мишка, бормотал:
- Лёль, зачем? Что ты делаешь!? – но все же не посмел ослушаться и быстрыми движениями освободился от одежды.
Олег щелкнул выключателям, зажигая еще два рожка люстры, добавил свет над плитой и вытолкнул любовника на середину кухни:
- Смотри: ни одного синяка. …Руки подними! Покажи спину!
Миша поднял руки и развернулся спиной.
- Не надо! – безысходно и отчаянно рыдала Наташа.
- Посмотри! – Олег тряс ее за плечо. – Убедись! – а потом, любовнику: - Честно отвечай: я хоть один раз тебе что-нибудь сломал?
- Нет, - мотал головой Мишка.
- А на скорой тебя увозили?
- Нет.
- Ты слышала, Наташ? – потом он повернулся к другу: - Одевайся!
Миша взял рубашку, но дрожащими пальцами никак не мог попасть в рукав. Тогда Олег обнял его одной рукой, другой собрал с пола разбросанную одежду:
- Всё, пошли, уложу тебя спать. Успокойся. Прости меня. Ты просто сейчас был не прав.
Наташа сидела у стола и плакала, закрыв лицо руками. Олег уже тащил Мишку из кухни, когда тот обернулся в дверях:
- Наташа, простите!... Я не хотел!...
Олег отвел его в комнату, сорвал покрывало с постели, уложил дрожащего парня и сам опустился на колени перед кроватью:
- Миня, прости! Это очень нужно было сейчас. Ты поймешь когда-нибудь. Я тебе расскажу. …Понимаешь, здесь нельзя так говорить. Я же не бил тебя по-настоящему, правда?
- Не бил, - эхом отозвался Мишка.
Его колотило. Олег закутал его одеялом.
- Она бы не поверила словам. Это было самое верное, понимаешь? – Олег говорил торопливо, сам не особо веря своим словам. – Минь, ты ведь сильный у меня, да? Ты простишь меня, правда? Я пойду Наташу успокою.
- Иди! – откликнулся Мишка.
- А ты мне пока подушку согрей, хорошо? – Олег взял подушку и запихнул ее к Мишке под одеяло. – Обними ее и спи! А я поговорю с Наткой и вернусь. Надо, чтобы она перестала плакать.
- Хорошо, - кивнул Мишка. – Я – согрею.

Олег вышел на кухню. Наташа уже без рыданий сидела за столом, бессильно уронив голову на сложенные руки.
- Как ты? – тихо спросил брат. – Давай, давление померяю?
- Помнишь, как отец бил маму? – вместо ответа еще тише сказала она. – Здесь, в этой квартире? Помнишь, как соседка кричала: «Он убил ее, убил!»? Как ее увозили на скорой? Как он выбил тебе два зуба, а мама говорила: «слава Богу, молочные!»
Олег встал у подоконника и прислонился лбом к стеклу:
- А однажды нас дядя Витя забрал на такси, а я выбежал в тапочках. Была зима. И я простудился, пока ехали.
- …А наутро я сюда прибежала одна, чтоб забрать твои валенки. Мне было тринадцать. Или четырнадцать?... И я так боялась, что отец меня убьет. Не могла решиться открыть дверь, стояла в подъезде, пока не замерзла. Но он спал. Я забрала валенки, мамину шаль и свой портфель. А в школу меня мама в тот день всё равно не пустила….
- Наташ, я не бью его, правда. То, про что он сказал – мне неловко тебе это говорить - это секс такой. Такой бывает, знаешь?
- Вы оба теперь врете, - сказала она без выражения. – Он для тебя подтвердит всё, что угодно.
- Нет же, Нат! Это – правда! Если б на нем были следы побоев, я б не заставил его при тебе раздеваться.
- …Олег, если мама узнает, что ты бьешь человека, который тебя любит, она не переживет. Если узнает, что гей – пусть! Но если узнает, что ты как отец – это убьет ее. Это самое страшное для нее в жизни, понимаешь?
- Нат, говорю ж тебе – только игра! …Не знаю, зачем ему это потребовалось рассказывать. Ему водки пить совсем нельзя. Его «метёт» сразу и без остановки.
- Он-то как раз всё правильно сказал. И про то, почему я Вадика с вами не отпустила. И про то, чего я боюсь. Он – очень мудрый, твой маленький Миша. И, я боюсь, он разрешит тебе всё, также как мама разрешала отцу. Только этого нельзя, ты понимаешь!?
- Нат, мне этого не надо! Мишка сам меня просил о жестком сексе. Долго просил, а я не соглашался. Ты понимаешь, почему. Потом я решился. И оказалось, я – могу. Не заводиться, не калечить. Просто так… любить. Нат, это, правда, не для нашего с тобой разговора….
- Олег, только Юру – никогда! Ты меня слышишь? Я сразу заявлю в полицию, если узнаю. Юра не должен страдать!
- Нат, замолчи! Зачем ты?... – голос Олега прервался слезами.
- Прости! – она приняла транквилизатор, и теперь ее клонило в сон. – Олег, я – лягу. Ты иди к нему. Извинись, хорошо? И за меня извинись. Он прав: я действительно ему не доверяла… и так глупо….

Когда Олег пришел в комнату, Мишка дрых «без задних ног». Олег посидел на краешке кровати, положив ему руку на плечо. Но того окончательно сморило опьянение, он даже не обоснулся.
- Господи, заяц, кто ж тебя за язык-то тянул? – прошептал Олег. – Ладно, спи. Разрулим как-нибудь!
Но утром его настроение уже не было таким мирным. Он злился на Мишку за пьянку. И за страшные слова, которых теперь уже никогда не забудет Наташа. И у него тянуло под ложечкой, когда он пытался представить, что произошло бы, если бы эти слова услышала мама.
Когда Мишка проснулся, Олег стоял у окна.
- Лёля, привет! – произнес Мишка виновато и заискивающе. – Как вчера - обошлось? Что я не так сказал-то?
- Ты всё правильно сказал: что я тебя бью. Вот это мы сейчас и прокрутим! Раздевайся и ложись!
- Ты что?! – испуганно вскинулся Миша. – Здесь? Услышат же!
- А ты орать собрался? – в голосе Олега звучала насмешка.
- Знаешь же, что – нет. Но - при них?!... Меня приняли в семью. Со мной общаются на равных. Не унижай меня, не надо! Как я буду им потом в глаза смотреть?
- Мамы с Раей дома нет. А как ты будешь выглядеть перед Натой – это вчера надо было думать, прежде чем ей про наши постельные игры рассказывать. Ну, а Вадик…. Вадик – взрослый мальчик, как-нибудь разберется, что к чему.
Мишка артачился:
- Лёль, я не лягу! Давай до дома подождем….
- Окей! – Олег резко распахнул дверцы шкафа и принялся бросать вещи в сумку. – Собирайся: мы едем домой.
- Лёля, не нужно!... Ну как мы уедем?! Тебя здесь так ждали: Лариса Станиславовна, Рая. Мы пробыли всего два дня. …Если хочешь, я уеду один!
- …Как по пьяни хрень нести, так ты – мужик! А как отвечать, так - тряпка!? Я хочу, чтоб Ната поверила, что то, что у нас с тобой бывает, – игра, после которой тебе на задницу садиться больно. А не побои, после которых тебя в гипс закатывают. Не зли меня, ложись!
Мишка был раздавлен. Он сидел, закрыв лицо руками. Потом встал, подошел к Олегу и вытянул недособранную сумку из его руки:
- Ладно. Пусть,… - он полностью разделся, щеки его пылали. - Ты хоть дверь задвинь чем-нибудь.
- Никто не войдет. Дай мне ремень!
Мишка вытащил ремень из своих брюк, протянул его мужу и медлил, не решаясь лечь. Вид у него был абсолютно несчастным. Он подошел совсем близко к кровати и в последний раз, уже не надеясь на пощаду, проговорил серьезным, чуть подрагивающим голосом:
- Олег, прошу тебя: не надо!
И вдруг Олег согласился:
- Ладно, не надо! – и бросил ремень на кровать. – Одевайся, пойдем завтракать.
- Правда? – вскинул голову Миша.
- Да.
- Ты простил? Мы не уезжаем?
- Не уезжаем, – Олег сунул сумку обратно в шкаф и вышел из комнаты.
Мишка оделся и выскользнул в ванную. Долго умывался холодной водой, стараясь смыть с горящего лица румянец стыда и позора. Долго брился. Расстроенно посмотрел в глаза своему отражению:
- При чем здесь: «мужик или тряпка»? – собрался с духом и пошел на кухню.

- Доброе утро! – он постарался сказать это бодро и независимо.
- Доброе! – Олег со смеющимися глазами разливал кофе из турки по двум чашкам. Кроме него на кухне никого не было.
- А где хозяева?
- Мы с тобой сейчас хозяева.
- А Наташа с Вадиком?
- Уехали в маркет. Давно, с утра еще.
- И ты знал?...
- Что уехали? Знал.
И в этот миг у Мишки внутри словно щелкнул какой-то тумблер:
- Тебе так нравится надо мной издеваться? – он посмотрел на Олега горько и осуждающе, развернулся и ушел в комнату.
Олег, подхватив обе чашки, пошел за ним:
- Минечка, прости! Я – не удержался. Ты был вчера неправ. Ты подставил меня перед сестрой. И тебе действительно нельзя пить водку!
Но в Мишке что-то сломалось. Ему не хотелось извинений. Ему не хотелось секса. Он устало посмотрел на друга:
- Ладно. Проехали.
- Миня, я всё объясню!... – торопливо начал Олег.
Но во входной двери завозился ключ.
- Оставь при себе! – бросил ему Мишка и пошел встречать хозяев.
Наташа с Вадимом притащили тяжелые сумки.
- А нас нельзя было попросить помочь? – спросил Мишка с укором.
Наташа после вчерашнего боялась посмотреть ему в лицо. Но он, судя по всему, взял себя в руки и забрал ситуацию под контроль. Протянул руку за сумкой и сказал, переходя на «ты»:
- Давай, на кухню отнесу. Ну, зачем было надрываться? Мы же дома!
Наташа отдала ему сумки. Посмотрела на брата, с растерянным и виноватым видом маячащего у Мишки за спиной. Переодевшись, пришла на кухню. Миша с тарелкой стоял у окна и доедал завтрак.
- Подожди, мы накупили вкусного. Сейчас достану! – сказала она.
- Не надо. Я уже поел.
Наташа чувствовала, что должна сейчас сделать для него что-то хорошее. И, наклонившись над пакетами и вытаскивая из них пачки и коробки, она сказала, как о привычном:
- Олег говорил, у тебя по матанализу* – пятерка?
- Да. А что?
- Понимаешь, мы здесь все – гуманитарии. Ты – единственный технарь. А у Вадика – курсовик по интегралам. И некого спросить. Поможешь?
Он понял ее извинения. И принял их.
- Вадим! – окликнул он, проходя в большую комнату, где Олегов племянник сидел перед телевизором. – Мама сказала, у тебя с интегралами засада? Пойдем, разберемся.
Вадим неохотно пожал плечом. Но за Мишкиной спиной молчаливо возникли мама и дядя Олег. Тогда студент встал, выключил телик и первым пошел в свою комнату. Спустя несколько минут до Наташи, разложившей в большой комнате швейную машинку, доносились спокойные и размеренные Мишкины слова:
- Таблицу интегралов открывай. Есть она в учебнике? Отлично!... Теперь бери лист и выписывай сверху формулу интегрирования сложной функции….


Это был первый их конфликт, не растаявший бесследно в первые же несколько часов.
Весь день Олег пытался остаться с Мишей наедине, но тот избегал его, отстранялся. Занимался с Вадимом интегралами, вызвался с Наташей ехать за Райкой и бабушкой, на обратном пути согласился пофотографировать их в Центре.
Кто воспитывал подростков, знает, как тяжело вкладывать ум-разум в их бунтующие головы. Вот почему Наташа любых приехавших гостей зазывала в музеи, в монастырь* или просто побродить по улицам. Она брала с собой Раю и Вадика и, проводя экскурсию гостям, старалась попутно вложить в юные головы знания, нужные если не в жизни, то хотя бы для школы.
Погода была яркая: морозец, солнце, искрящийся снег. Райка охотно купилась на перспективу новых фоток для «вконтакта». Они вышли из маршрутки у Театра Кукол, фотографировались у Спаса в Рядах, на Молочной Горе, дошли до беседки*. Наташа вскользь рассказывала про Романовых, Сусанина, революцию. Мишка слушал, что-то спрашивал, отвечал на вопросы про Новгород, а потом вдруг начал так живо и сочно говорить про Петергоф, что Рая обиделась:
- Мам, почему ты меня туда никогда не возила? Мы ж были в Питере?!
Вечером Мишка перекидывал за кухонные шкафы провода стиральной машины, которую криворуко подключил осенью случайный шабашник. Потом - сидел в интернете. Олег, утром собиравшийся извиняться, а днем репетировавший фразу «ты меня специально заставляешь мучиться?!», к вечеру обиделся и первым ушел спать. И когда Мишка, наконец, пришел ложиться, Олег жестко, без вопроса сказал:
- Давай договоримся: ту тему закрыли. Я тебя больше никогда в жизни не трону, даже не проси.
- Окей! - ответил Миша и повернулся лицом к стене на своей скрипучей раскладушке.

Дома их завертела суета: риэлтерские агентства, сайты объявлений, продажа машины, поиск квартиры. Но разлад, начавшийся в Костроме, не исчез. Да, они как-то переговорили, слепили извинения-оправдания. Занимались сексом, целовались, привычными словами объяснялись друг другу в любви. Но что-то важное ушло от них. Искренность? Доверие? Свобода говорить друг с другом на любые темы?
Миша не смог забыть костромскую сцену. «Я тебе хоть что-нибудь сломал? …А на скорой тебя увозили?» - раз за разом крутилось у него в голове. Он перебирал в памяти и прежние, старые оговорки и недомолвки, и случаи, когда Олег «пережимал» его, был жёсток с ним на грани фола. И ему уже казалось, что Олег его использовал «вслепую». Он теперь ясно видел, как боится Олег оставаться наедине с сыном. Ему казалось правильным всё обсудить, переговорить. Но Олег замыкался, уходил от разговора. И эта попытка скрыть от близкого человека что-то важное казалась Мише предательством.
А Олег во многом не смог бы признаться даже самому себе. Общение с сыном его тяготило: по-взрослому разговаривать с Юркой было рано. Сюсюкать Олег не умел. Не то что Миша, который легко, без напряга, жил с малышом одной жизнью: сажал его на горшок, ругал за чумазые руки, придумывал какие-то немудреные игры или сам с удовольствием вёлся на затеянную маленьким игру.
- Минь, он, может, твой сын, а не мой? – спрашивал иногда Олег со смехом.
- Давай, я его усыновлю? – предлагал Мишка. И по его тону было не понять: шутит он или - всерьез.

К концу марта они въехали в новую, свою, квартиру, совсем недалеко от Светиного дома. Проводив гостей после небольшого новоселья, расслабленный от коньячка Олег обвил Любимого за шею:
- Минь, чего ты у меня смурной такой в последнее время? По ремню моему соскучился, а?
- Нет, - холодно ответил тот.
Олег запнулся. Снял руку с Мишкиного плеча. И проговорил тоже посуровевшим тоном:
- Извини, если обидел. Хотел, как лучше.
- Лучше - не бывает, - неприветливо отрезал Миша.

После новоселья начался ремонт. Вечерами Мишка то бетонную стяжку клал в ванной, то стругал полки для балкона, то краны чинил.
- Спать идешь? – звал его Олег.
- Сейчас, закончу,… - а приходил уже за полночь.
И когда Олег подкатывал к нему под бок, вел пальцами по бедру к ягодице, Мишка накрывал его руку своею ладонью:
- Лёль, я – устал, - и закутывался в одеяло.
- Ты меня больше не хочешь? – не сдержался, наконец, Олег.
- Нет. С чего ты взял?
- Когда у нас было в последний раз - помнишь?
- Позавчера? – с неохотой спросил Мишка.
- Восемь дней назад!
- Ты считал?
- Считал, - в голосе Олега был металл. – У тебя кто-то появился?
- Нет. Просто нет настроения.
Мишка отворачивался к стене и засыпал. И не знал, не чувствовал, что Олег, дождавшись, когда его дыхание станет спокойным и ровным, долго ласковыми пальцами выводит у него на спине и плече буквы: «Минечка, не уходи! Не бросай! Я люблю тебя, Минька!»

* * *

Света позвонила в четвертом часу утра:
- У Юрика тридцать девять и шесть!
Олег обмер:
- Скорую вызвала? Жди, мы приедем. Миня, вставай!
Мишка, умотанный работой и стеклением балкона, спросонку никак не мог врубиться, что случилось. А Олег тряс его за плечо, одновременно набирая какой-то телефонный номер:
- Юрка заболел. Вставай! - и сразу, без перехода, в трубку: - Игорь, извини, что бужу. Есть у тебя знакомая детская реанимация? Срочно надо.
Мишка сообразил, наконец, что к чему. Они бежали по ночным дворам, когда еще раз позвонила Света:
- Агнина. В больницу везут.
Пока они добрались до Светкиного дома, скорая уже уехала. Они пошли пешком к больнице, но Света позвонила еще раз и сказала, что температура спала, ребенок спит, жизнь его вне опасности. Они возвращались домой по предрассветному городу. Недавно прошла Пасха. И над дверями частых в этом районе церквей светились надписи «ХВ»*.
- Я думал, ты его совсем не любишь, - сказал Мишка.
- Зачем ты про меня так? – в голосе Олега прозвучали укор и обида.
- Давай, сходим в церковь, поставим свечку Юрке за здравие? Они сейчас уже откроются, наверно.
- Нам с тобой, поди, в церковь нельзя. Мы – грешники.
- Не грешнее других.
Они остановились в тени большого тополя недалеко от церковных ворот. Медленно светало. Пришел мужчина в длинной церковной одежде, побренчав ключом, открыл высокую дверь, перекрестился и вошел. От стены отделилась незаметная до того фигура, и пожилая женщина скользнула в полутьму храма. Ребята подождали еще и вошли. Мужчина шел вдоль ряда икон и зажигал свечи.
- Проходите, молодые люди! – окликнул он застывшие в дверях фигуры.
- А можно свечку «за здравие»? – спросил Мишка. – За раба Божьего Юрия, ребенка. Очень надо.
Мужчина отошел к небольшому прилавку, взял с полки свечу и протянул им.
- Денег пожертвуйте, сколько считаете нужным.
Олег сунул в ящик с прорезью купюру. Они прошли в предел, зажгли фитилек от лампады и приладили тонкий восковой цилиндрик в медный подсвечник.
- «О Пресвятая Владычице Дево Богородице, спаси и сохрани под кровом Твоим младенца Юрия. Укрой его ризою,…» - зашептал Мишка слова, которым учила его когда-то в детстве баба Зоя.
Олег придвинулся чуть ближе, чтоб слышать его голос. В церковь тянулся народ. Большие свечи, зажженные у алтаря, оттеснили темноту. И золотые оклады икон отражали дрожание огней. Мишка дочитал молитву и оглянулся на друга.
- Пойдем? – спросил тот.
Они вышли из храма. Солнце уже встало. И по высокому светлому небу, по теплому ветру, по запаху мокрых деревьев уже чувствовалось, что наступила весна.
- У нас всё будет хорошо! – сказал вдруг Олег. – Всё наладится. Обязательно. Правда!

* * *

В мае Свету вызвали в Молдавию: ее матери после несложной «женской» операции нужен был уход и помощь по хозяйству. На две недели Юрка переехал к «папам». Утром Олег отводил его в садик. Вечером Мишка забирал. И сам возился с малышом, почти не оставляя его наедине с Олегом.

До возвращения Светы оставалось три дня. А у Лехи случился переезд: он долгожданно разъезжался с тещей. Отказать в помощи было нельзя. Мишка с заводскими мужиками приехал к Лехе после работы. Таскали шкафы по узкой лестнице пятиэтажки, грузили в «Газель». Грохнули вешалкой окно в подъезде. Мишка веником сметал битое стекло со ступеней, когда нервно позвонил Олег:
- Что у тебя?
- Заканчиваем грузить. А что?
- Юрка скулит, домой идти не хочет. Давай, приезжай!
- Не смей так про него: «скулит». Он что - собака? Дай ему трубу!
Олег передал мобильник сыну, и Мишка долго рассказывал малышу про фуражку пограничника, которую купит ему на праздник*. Наконец, они вынесли на улицу последнее кресло, и Мишка у мужиков отпросился. Сказал: дела. Лёха руку ему пожал: «спасибо за помощь», и Мишка поехал домой. Когда лифт остановился на их этаже, первое, что он услышал – это громкий, сердитый голос Олега и детский плач. Он открыл дверь своим ключом. Олег стоял посреди коридора и орал на сына:
- Никогда не смей так делать! Ты не дорос еще решать, что – можно, а чего – нельзя!
Юрка рыдал, втянув голову в худенькие плечи.
- Иди, и подумай о своем поведении! – Олег схватил малыша за локоть и начал заталкивать в ванную комнату.
- Папа, не надо! – визжал малыш.
- Лёля! – громче него заорал Мишка.
Олег обернулся на него раздраженно и, пока Мишка разувался, затолкал упирающегося ребенка в ванную и закрыл дверь на щеколду.
- Открой быстро! – Мишка сжал кулаки от злости.
- Нет! – Олег в запАле загородил ему путь.
Но Мишка, стальной хваткой вцепившись в ворот Олеговой рубашки, отволок его от двери, рванул за ручку. Задвижка отлетела. В темноте захлебывался слезами Юрка. Миша присел к нему, обнял и легко поднял на руки:
- Всё, всё. Не плачь. Пойдем.
- Не трогай! Он наказан! – запоздало выпалил Олег.
- Это ты Богом наказан, урод! – зло бросил Миша, протискиваясь мимо него с ребенком на руках.
- Ты спроси, что он сделал!? – торопливо зачастил Олег. - Он от меня через дорогу побежал, прямо под автобус.
Мишка, обувавший Юрика, выпрямил спину и замахнулся на Олега:
- Сейчас как врежу! Чтобы понял, что если ТЫ с ребенком рядом, то ТЫ отвечаешь, чтоб он через дорогу не бегал. А не он в свои три года!
Олег отшатнулся, но это было лишним: Мишка, конечно, не ударил. Он подхватил плачущего малыша и с силой хлопнул за собой дверью.
- Сволочь! – яростно выдохнул ему вслед Олег.
Постоял у двери. Подошел к окну. Мишка шел по двору, что-то негромко говоря плачущему у него на руках Юрке. Олег набрал Мишкин мобильный:
- Ты ему – никто! Я заявлю в полицию, что ты украл ребенка! – отчаяние и беспомощность прорвались в этих злых, жестоких словах.
В трубке было слышно, как всхлипывает Юрка. Миша жестко отрезал:
- Я отдам его только Свете или Наташе. Слава богу, кроме отца-идиота у него есть нормальные родные. Нас не ищи. Мне есть, где переждать, пока я смогу его отдать в безопасные руки. Не думай, что из-за того, что ты – папаша, тебе полиция его вернет, чтобы ты над ним глумился. И не звони мне больше! – в трубке заныли короткие гудки.
- «Есть, где переждать», - скривился Олег. - Жертва, блядь, домашнего насилия! – он с силой швырнул телефон об стену. Корпус разлетелся на две части.
Он пошел в комнату и лег вниз лицом. К нему подступало знакомое по московскому времени удушье. Плечи дрожали. Казалось, что сейчас кончится воздух во всем мире. Он пытался считать, чтобы взять себя в руки по «Мишкиному способу», потом вскочил и метнулся в ванную - умыться холодной водой. Но в закрытом помещении липкий ужас едва не заставил его закричать. Он обулся, хотел выйти из квартиры, чтобы, если он потеряет сознание, его нашли и вызвали скорую…. Потом ему стало лучше. Он привалился к стене, обнимая себя двумя руками. Когда смог нормально дышать, поднял с пола мобильник и отлетевший от него аккумулятор, включил. И тут же зазвонила сестра.
- Олег, что случилось? Миша просил, чтобы я приехала в субботу.
- Юрке костюм нужен какой-то на праздник. Хотели посоветоваться, - сходу соврал Олег. – Ты приедешь?
- Олежка, точно - не беда? – было слышно, как дрожит ее голос. – Где Юрик? С ним всё в порядке?
- Они гуляют с Мишей.
- Хорошо, я постараюсь! У меня, правда, пробный ЕГЭ в субботу. Но я договорюсь ….
- Мы позвоним в конце недели, - Олег изо всех сил старался попрощаться спокойно: он не мог допустить, чтобы сестра, а тем более, мама надумывали что-нибудь страшное про них.

Мишка сбрасывал его звонки. Арни, Лёха и еще пару Мишкиных институтских приятелей, чьи телефоны пришли Олегу на память, ничем помочь не смогли. Олег нервно маячил из комнаты на кухню и обратно, когда позвонил Игорь:
- Привет! Спроси у меня что-нибудь….
- Чего? – растерялся Олег.
- Ну, тебя что-нибудь сейчас волнует? Важное?
Он с минуту тупил, потом понял:
- Они у тебя?
- Да. Я обещал ничего тебе не рассказывать. Но всё же – ребенок…. Что у вас случилось-то?
- Поссорились, – Олег выдохнул с огромным облегчением. – Забрать их? Юрка плачет?
- Нет. Когда пришли, уже смеялся. Но видно, что глаза зарёванные. С ним Алёна занимается.
- Найдешь, где их устроить?
- Да как-нибудь уж потеснимся.

Они прожили у Игоря три дня – до самого приезда Светы. И Игорь, и его Алёна помогали возиться с ребенком. Через пару дней Олег вечером понял, что Мишка днем заходил домой и забрал часть своих вещей.
Светлане Миша ничего не сказал о конфликте. В первые же выходные она позвонила Олегу:
- Забёрете сына на субботу?
- Да! – облегченно выдохнул он.
Когда Юрка, уже напрочь забывший о скандале, сидел на их кухне и ел размоченное в чае печенье, Олег набрал Мишку:
- Минь, ребенок – у меня.
- Поздравляю! Ты уже наорал на него и запер в ванной? – хмуро буркнул Мишка.
Олег собирался просить Мишку вернуться. Но после этих слов зло сказал:
- Скотина ты! - и бросил трубу.
Еще через пару дней он набрал Игоря:
- Не утомил он тебя?
- Кто? – не понял Игорь.
- Мишка. Он же у тебя живет?
- Нет. Он квартиру снял, насколько я знаю.
Олега обожгло. Не одному же себе Мишка снял квартиру! И вещи забрал. Значит, скандал с ребенком был только поводом, без которого Мишка просто не решался уйти….

* * *

- Пап, идем на горку! – едва выйдя за ворота детского садика, Юрка потянул Олега к детской площадке.
Озадаченный Олег с помощью смски запросил помощь друга: «Миш, нам можно на горку?»
Мишка перезвонил сам:
- Вы на школьном дворе? Можно кататься на всех, кроме зеленой: там лист оторван, легко поцарапаться. Да Юрка знает…. А на «лазилку» у клумбы - не пускай. Она высокая, я там не достаю подстраховать, ты тоже не дотянешься. Вы переобулись? Мы иногда забываем. И Светка пару раз в садиковых его домой приводила. Спроси!...
- Юрик, ты переобулся? – под девизом «лучше поздно, чем никогда» озаботился «начинающий» папа.
- Да! – легко бросил Юрка.
Его звонкий, родной голосок донесся до Мишкиного уха и больно отдался разлукой.
На площадку пришли еще три малыша из Юркиного садика. И три мамаши закурили у лавочки.
- Вы Юрочкин папа? – с интересом всмотрелась в лицо Олега улыбчивая блондинка. – А Миша где?
- Занят сегодня, - ответил он, испытав укол ревности. Вот как, оказывается, выглядит невинное «погуляли после садика».
- Пограничник – круче! – в трех шагах от Олега внушал малышне Юрка.
- Нет, танкист! – кричала одна из девчонок.
- Мой Миша был пограничником. С настоящим автоматом! – Юрка посмотрел на нее с превосходством. Видимо, это был убойный аргумент в пользу пограничников.
Мамаши обсуждали прививки. Одна из них окликнула Олега:
- Извините, вас как зовут? Олег? Вы по какой схеме «гепатит» ставили?
Олег «завис» на этом вопросе, но в этот момент ему на выручку явился Юрка:
- Пап, пойдем домой! Мне очень нужно!
Олег распрощался с «советом в Филях» и поспешил за ребенком.
- Писать хочешь?
- Нет! – засмеялся малыш. – Это меня Миша научил: «военная хитрость». Опять эти курицы не дали нам с тобой нормально покататься! – в его словах так узнаваемо прозвучали Мишкины интонации, что Олег улыбнулся.
Светлана, видимо, ждала их у окна, потому что когда лифт остановился на этаже, она уже стояла в открытой двери.
- Ты яблоки возьмешь? Я много привезла, – сказала она вместо «здравствуй», а потом обернулась к сыну: - Опять колени испачкал?
Малыш, растерянно покосившись на отца, начал ладошками отряхивать зазеленённые штанишки. Света вытащила на коврик перед порогом большую сумку крупных молдавских яблок.
Юрка оглянулся на Олега, помахал рукой:
- До завтра! – и нырнул в квартиру, из которой сладко пахло горячим вареньем.
Света молча кивнула Олегу и закрыла перед ним дверь.

Он шел по улице и думал, что каждый день вот так возился с его сыном Миша. Забирал из садика, играл, учил «военным хитростям», общался с «курицами» на площадке. Наверно, еще заступался за малыша перед Светкой. И, не услышав от нее ни «здравствуй», ни «до свидания», спешил домой, чтобы нарваться на Олегово хмурое «что так долго?»
Ему хотелось позвонить Мишке. Просить прощения. Просить вернуться. Но в голову опять пришла Игорева фраза: «снял квартиру». …Значит, есть для кого снимать. Один бы, пожалуй, в общаге устроился. Светлые лучики, которые зажгли в его глазах Юркин смех, Мишкин звонок и даже немудреная «военная хитрость», погасли. Олег переложил в другую руку тяжелую сумку молдавских гостинцев: «Кто всё это есть-то будет?» И пошел в свою квартиру. В свою собственную квартиру. Где всё еще лежат в шкафу Мишкины зимние вещи, а на полках стоят учебники по АвтоКАДу. Где на балконе выстроен его руками новый шкаф, и десяток пустых банок ждет обратного путешествия в Сатарки. Но сегодня вечером он там уже не появится - высокий, улыбающийся, широкоплечий, со своим неизменным: «проголодался, как собака», с заводскими байками, с футбольной турнирной таблицей в памяти, короткими быстрыми поцелуйчиками, случайной ревностью, неожиданно вскипающими спорами: куда ехать на выходные или покупать ли Юрке самокат. Ужин. Телик. Секс. Один халат на двоих. Пару месяцев назад всё казалось доступным и простым, как три копейки. А теперь было недостижимым, невозможным счастьем.