Девять дней одного года

1  2  3  4  5  6  7  8  9

Этот день еще был по-зимнему холодным, а неяркие солнечные лучи к полудню уже доверчиво заглядывали в окна лаборатории, как будто обещали совсем скоро согреть абсолютно всех и вся нуждающихся в тепле – только попросите. Лучи скользили по подоконникам, робко забирались на мониторы, стекали к клавиатуре, невесомо и наивно гладя пальцы – хочешь тепла? Но с непривычки трудно поверить, что зиме настанет конец, да и замечательный уют весенних обещаний вскоре был нарушен очередной инициативой руководства.
Павел Петрович, с утра вызванный наверх, вернулся в состоянии легкой паники и объявил, что сегодня в институте проводится психологический тренинг, призванный укрепить позитивную коммуникацию. В их лабораторию психолог подойдет к пятнадцати тридцати.
Потрясенный Макс дернул себя за кулон с изображением канабиса и вкрадчиво поинтересовался:
- А это обязательно?
- Удивляюсь вам, Симонов, - тут же вернулось к привычному настроению начальство, - мероприятие проводится в рабочее время! Неявка будет расценена как прогул. И чтобы без всяких ваших шуточек! Требуется отнестись к новой форме организации труда ответственно, потому что она для вас же, на пользу дела.
- Душевный стриптиз forеver! – Вовка Гадайский размашистым жестом щелкнул по клавише ввода и обернулся к остальным, криво усмехаясь. На мониторе пошла серия ярких взрывов – заставка новой игры-стрелялки.
- Причем тут! – возмутился Павел Петрович. - И вы ничего не понимаете в баллистике! Книгу почитайте, или я командирую вас на полигон! А на сегодня прошу запомнить: отчет приглашенного специалиста о работе с вами я проверю лично.
- А разве вы не будете вместе с нами… укреплять позитивную коммуникацию? – неугомонная Светка захлопала ресницами, как всегда игнорируя строгий тон.
- Тимофеева, вы мне каждый день тут тренинг устраиваете! Коммуникативный. Так что я обретенные навыки применю сегодня на встрече с заказчиками.
- Но ведь она на тринадцать назначена!
- Перенеслась. Все, вопрос закрыт. Приступайте к работе. – И Павел Петрович стремительно протопал в свой кабинет.
- Струсил, - озвучила Тимоха общее мнение и пригорюнилась.
Идти на тренинг не хотелось никому. Нет, в принципе, тренинг – это не всегда плохо, особенно если ты сам решаешь, что он тебе нужен. Но когда тебя заставляют…
- И тема-то какая-то дурацкая, - посетовал Матвей, снова надевая наушники и сражаясь с черной кудрявой шевелюрой. – Нормально у нас с коммуникацией.
- Да уж, звездыкинское общение всегда на высоте, - тут же отозвалась Светка. Эта потрясающая фамилия была излюбленной темой ее приколов. – Вот пойди тогда и скажи Сабурскому, что добро пожаловать в реальный мир. Прямо на психологический тренинг. Он будет в восторге.
Но Матвей и ухом не повел. На ушах плотно сидели видавшие виды огромные наушники, что позволяло невозмутимо глядеть в монитор, игнорируя дурацкие шутки.
- Не надо, Свет, - зашептала осторожно Леночка, - зачем? У него же в кладовке все слышно, будто ты не знаешь. И вот, мне инструкция по подготовке к тренингу на мыло пришла. Я сейчас распечатаю, и ему отнесу… Или нет. Валя! Валь, отнеси ты, ладно?
Леночка боялась Сабурского до судорог. Без конкретной на то причины – просто боялась и все. Холодной вежливости, отстраненного взгляда, четких, экономных движений. Ей почему-то казалось, что за этим непробиваемым фасадом таится чудовищая жестокость. Хотя за время его работы в лаборатории случился всего один конфликт – Павел Петрович потребовал не курить в кладовке, а Сабурский коротко и резко отказался это требование выполнить – Леночка все равно всегда ожидала от него чего-то кошмарного. Слишком уж он был непонятным, угловатым, суровым… В лаборатории все кому не лень спорили с начальником, но его требования выполняли непреложно. А Сабурский – нет. Правда, он оплатил установку кондиционера в своей клетушке, что сразу решило спорную ситуацию, но Лена и не считала его глупым. Наоборот, очень умным и опасным, словно за закрытой дверью крошечного кабинета сидел тигр-людоед.
И поэтому, если нужно было сунуться в эту клетку, Леночка всякий раз просила об этом Валю Илюшина, так как знала совершенно точно – он не боится никаких тигров. На валькино настроение никогда не влияла холодность или грубость, он их как будто не замечал, всегда оставаясь искренним и доброжелательным. Илюшин, единственный во всей лаборатории, умудрялся улыбаться Сабурскому.
- Ого, ребяты, а это становится интересным, - провозгласил Валька, бегая глазами по взятому у Леночки листу. – Нам предлагают подготовить к тренигу запись своей любимой мелодии! Мне нравится.
- Да уж, сначала про мелодию спросят, а потом про предпочтения в сексе… - проворчал Макс, но за плеером потянулся тут же.
- Только не говори, что у тебя их нет, не пугай нас, - Серега в панике замахал руками.
- А давайте обсудим прямо сейчас, не дожидаясь тренинга! – повеселела Тимоха.
- Лена, начинай!
- Гадайский, ты дурак!
Валька, улыбаясь, зашел к Сабурскому и положил инструкцию на стол.
- Александр Александрович, вам флешку дать, или у вас есть?
- Спасибо, не надо, - недовольно буркнул тот.
- Ну, есть, и хорошо, - согласился Валька, возвращаясь к ребятам.
- Что у него есть? Сексуальные предпочтения? – задохнулась страшным шепотом Светка. - Ты шутишь!
Но Валька только махнул рукой и улыбнулся еще шире, а с ответом опять влез Воробьев:
- Да кто ж такими вещами шутит, гражданка Тимофеева! Тут не до смеха – перечитай досье!
Досье на Сабурского в лаборатории составили давно. Получив в сотрудники эту «вещь в себе», программисты первым делом влезли в блоги Коллегии адвокатов. И убедились, что личность им, и правда, досталась легендарная. «Железный Феликс» было единственным лестным прозвищем Сабурского, и употреблялось оно довольно редко. Гораздо чаще коллеги и студенты ласково называли Александра Александровича «Сухарь» или «Кощей», да еще иногда встречалось совсем уж нехорошее – «Кувалда». Почему Кувалда, ребята даже задумываться не стали: и так было понятно, что речь шла об удивительной способности Сабурского припечатать несколькими словами до потери дыхания.
Добавив к прочитанному собственные впечатления, они вынесли и часто вспоминали свой вердикт:
Темперамент, по пятибалльной шкале – ноль.
Внешние данные, по пятибалльной шкале – ноль.
Чувство юмора, по стобалльной шкале – минус триста.
Сарказм, по стобалльной шкале – плюс три.
Профессиональные навыки – выше среднего.
Навыки общения – ниже плинтуса.
Что «характер нордический, стойкий» было очевидно любому ламеру – решили не заморачиваться.
Сабурский слушал доносящийся из лаборатории веселый смех и с тоской глядел на инструкцию. Несмотря на нордический характер, он вовсе не был исключением – так же, как и всем остальным, ему не хотелось идти на тренинг. Только легкомысленные оболтусы уже ржали в полный голос, а он безуспешно пытался справиться с досадой на идиотскую ситуацию, которая вынудит его хоть в малой степени раскрыться перед чужими людьми.
Два месяца работы здесь лишь подтвердили первые впечатления Александра Александровича о сотрудниках. И, в общем, ему тут было неплохо. Скучно, но неплохо. Со своими странностями, глупостями и недостатками, вокруг него были обыкновенные люди. Наверное, хорошие. Они даже в чем-то импонировали Сабурскому – отсутствием претензий, агрессии и занудства. К нему здесь никто не лез и никто не напрягал. Ну, почти никто… Напрягал Илюшин.
Его дурацкое простодушие и полное отсутствие дистанции раздражали. Сан Саныч не видел поводов для такой безоблачной открытости всем и каждому. Рядом с Валентином он все время чувствовал подспудное желание обороняться, что было на удивление глупо – эта ходячая добродетель в принципе не способна нападать. Так от чего защищаться? Как только Илюшин попадал в его поле зрения, Сабурский напрягался, словно при нем без предупреждения заговорили на чужом языке. В общем – ерунда, неразбериха и дискомфорт. Но это мелочи. Главное, что у него есть свой кабинет, и здесь можно работать ни на что не отвлекаясь.
И ничего, что работа много, много скучнее сотрудников. Если делать ее добросовестно, она тоже может приносить удовлетворение. А вот тренинг – это уже совершенно лишнее. Но отказаться означало спасовать. Ладно, в конце концов, отвечать на вопросы можно по-разному. Сан Саныч прекрасно знал, как трудно заставить человека говорить искренне, если он того не хочет. Может, повезет, и психолог окажется дураком.
Не повезло. Выйдя в общую комнату под грохот расставляемых в круг стульев, Сабурский понял, что мелкого заплыва ждать не приходится. Черт возьми, здесь действительно умели выбирать профессионалов – с Марией Сергеевной Минаевой, милой дамой лет сорока пяти, он был знаком. Не близко, но вполне достаточно для того, чтобы не рассчитывать на ее глупость. Эта легкомысленная с виду толстушка была одним из специалистов, к которым его коллеги, да и он сам, обращались за психологической экспертизой. И результаты Минаевой всегда впечатляли.
- Ой, Александр Александрович! Какими судьбами? – приветливо заулыбалась Мария Сергеевна, и как будто еще больше обрадовалась его кислой мине. - Что такое? Вы не рады встрече?
И она приглашающе похлопала ладошкой по стулу рядом с собой.
Сабурский покорно уселся около нее и честно сказал:
- Вот уж не думал, что когда-нибудь попаду в ваши руки.
- Да бросьте. Всего несколько безобидных вопросов, - обаяние этой фурии не зависело ни от ситуации, ни от реплик собеседника. Пока она того хотела.
«Знаю я ваши вопросы. Безобидные», - мысленно отозвался Сабурский, но промолчал, не желая осложнять ей задачу.
- А вы наши ответы запишете в отчет? – робко поинтересовалась Леночка.
- Отчет? И как работать после такого анонса? – психолог просто сияла, и было совершенно очевидно, что на любые анонсы ей плевать.
- То есть, нет? – уточнил Воробьев.
- Нет. Вы любите писать отчеты? Ой, не-не-не! Не надо на меня так смотреть, я тоже ненавижу. А работать добросовестно – люблю, иначе, зачем работать, правда?
«Правда», - мрачно подумал Сабурский и решил, что саботаж все-таки ниже его достоинства. «Ладно, будем отвечать… по возможности».
- Вот и давайте поговорим о работе. Что побудило вас выбрать свою профессию?
«Нет, не будем», - тут же передумал он.
- Мне было интересно, - спокойно заявила Светка, сидевшая по другую руку от психолога.
- А я заодно с друзьями пошел, - ностальгически вздохнул Макс, - классная была компания.
«Нет, ну что я должен ответить?» - сердился Сабурский.
- Компьютер – это моё всё! - тем временем гордо объявил Серега.
- Интерес, - кивнул Илюшин.
- А можно не отвечать? – за Матвея явно решала мама.
- Можно, - легко согласилась Мария Сергеевна. - Но отказ порой характеризует нас более ярко, чем сам ответ, вам не кажется?
«Черт. Ведьма».
- Очень хотелось быть крутым, - с готовностью признался Вовка.
- А ответить правду всегда проще всего, - поддержала его радостным кивком психолог.
«Ладно, уговорила».
И, когда очередь дошла до него, Сан Саныч безразлично пожал плечами:
- Романтика.
Все головы повернулись в его сторону.
«Ну вот, я так и знал. Безобидные вопросы. Правдивые ответы».
Но Мария Сергеевна отвела на изумление аудитории ровно одну секунду и двинулась дальше. «Кажется, она собирается меня страховать, надо же…»
- А сейчас вам нравится ваша работа?
Прозвучало дружное «да», и Сабурский даже позавидовал ребятам. А еще… «Вот умеет работать человек: всего ничего разговариваем, а ложь уже прозучала бы фальшью. Ладно, ответим просто и нейтрально».
- Она меня устраивает.
- Замечательно. А теперь о наболевшем: вы сова или жаворонок? Я вот ужасная сова…
Вопросы шли один за другим и отвечать на них было действительно не так уж сложно. «Да, я сова, как и почти все в этом кругу, на письма отвечаю сразу, считаю себя интровертом, к животным и природе равнодушен, но гулять люблю, а что возможности такой почти не имею, так тут это никого не касается…» Сабурский невольно расслабился, позволив себе отвечать кратко, но откровенно. Это было даже неожиданно интересно. Как и слушать ответы других.
- Какие качества вы более всего цените в людях? Ну… давайте называть по два.
«Так, со мной все просто – ответственность и самообладание, так и скажу. А пока: Тимофеева – характер… да, это очевидно. Что Симонов ценит надежность – вот этого я не ожидал. Илюшин – простоту и стремление к пониманию. Хм, красиво. Ну, дай Бог, дай Бог… Гадайский – темперамент. В первую очередь? Смелый человек… А Лена – общительность и доброту, - Сабурский усмехнулся про себя, - тогда понятно, отчего она смотрит на меня, как на монстра – ни того, ни другого… »
- А какие качества не приемлете?
- Вот не люблю я пошляков. И жлобья. – «Молодец, Светлана Юрьевна».
«Ну-ка, Симонов?»
- Упертость и желание всех уееееесть... – «Тоже хорошо, не подвел».
Воробьев:
- Не терплю примитива и дураков. – «Отлич-чно. А Тимофеева тебя слышит. Первый же перекур ты запомнишь надолго, ручаюсь. Она тебе доходчиво объяснит что такое жлобство. Мало ты о жизни успел подумать, парень».
Илюшин:
- Малодушие и хитрость. – «А вот ты подумал, и не раз… И о жизни, и о людях. Черт, ну почему мне так грустно его слушать?.. Ладно, дальше…»
Голос Матвея прозвучал совсем тихо:
- Деспотизм, и, пожалуй, бесхарактерность… - «Оп-па. Откровенно. Но не цепляет меня так, как ответы этого идеалиста…»
- Александр Александрович?
- …А? Подлость. Навязчивость, – у него-то уж точно было время, да и необходимость подумать о людях, и готовый ответ вылетел сам собой. «А что, пусть будут в курсе», - решил Сабурский и вернулся к попыткам понять, чем мальчишка-программист выбивает его из колеи.
Но у Марии Сергеевны были другие планы:
- Давайте все закроем глаза. А теперь вслух, все вместе, говорим цвет глаз человека, которого я назову. Готовы? Поехали. Светлана.
«Что тут сложного?» - удивился Сан Саныч, но ответы, прозвучавшие вразброд, его потрясли.
- Голубые. Светло-голубые. Серые, кажется. Светлые.
«Люди, вы же давно знакомы…»
- Максим.
- Зеленые. Светло-карие. Серые.
«Черт знает что!»
- Сергей.
«Почти единодушно – карие. Но двое ошиблись».
- Валентин.
«А вот тут все в курсе, несмотря на очки... Зеленые».
- Владимир.
«Опять каша, но с небольшим разбросом».
- Матвей.
«Ха, все возможные варианты, а правы только Илюшин и Тимофеева – практически синие».
- Елена.
«Мнения разделились, хотя у нее не глаза, а плошки. Наивные голубые блюдца. Как тут можно перепутать?»
- Александр Александрович.
Тишина. И в этой неловкой тишине спокойный мягкий голос Илюшина:
- Серо-голубые. В зависимости от освещения – синие или темно-серые.
Сабурский раскрыл глаза и потрясенно уставился в пол. Тому, что Валентин, единственный из всех, ни разу не ошибся, он удивлялся раньше. А теперь… Всеобщее молчание неприятно задело его, а неожиданно точный ответ Илюшина заставил занервничать, как будто тот заглянул за годами возводимые щиты.
«Но это же не так!.. И вообще, я впадаю в маразм. Логично что-нибудь одно: или обижаться на невнимание, или переживать, что кто-то смотрит! Так выбери одно из двух, псих ненормальный... Хорошо, ладно, фиг с ними, со всеми, не привыкать. Но он не просто смотрит, он при этом видит, в отличие от остальных! Ну и что такого? Ну, запомнил цвет глаз – так он просто наблюдательный…»
Очередной вопрос Сан Саныч пропустил, и Мария Сергеевна, кинув на него быстрый взгляд, задала следующий:
- Ваш любимый цвет. Используете ли вы его в одежде, и если нет, то почему.
Сабурский внутренне вздрогнул и снова начал слушать.
«Какие цвета любят, в такие и одеваются, естественно. А Илюшину нравится…»
- Черный.
- Да брось, Валька! Никогда тебя в черном не видела, - засмеялась Тимоха.
- Ну да, я до такого образа не дотягиваю, - пожал плечами Илюшин и улыбнулся. Искренне, как всегда.
«Это что, он считает, что это круто?», - Сан Саныч все еще мысленно рассматривал со стороны свой черный костюм, когда очередь опять дошла до него.
- А ваш любимый цвет? – на этот раз Мария Сергеевна ждала ответа.
- Светло-синий.
- И у вас есть такие вещи?
- Нет.
- Почему?
«Действительно, почему?», - озадачился Сабурский и неожиданно понял: «Он слишком яркий, и я… стесняюсь…» На долю секунды его окатила паника – показалось, что эту глупую и беспомощную причину слышали все, так четко она вспыхнула в сознании. Но нет, все спокойно ждали объяснения. А его не было, и даже Мария Сергеевна не торопилась помочь...
- Не дотягиваете до образа? – весело подсказал Валя, и все рассмеялись.
- Безусловно, – согласился Сан Саныч и слегка кивнул, благодаря за уместную помощь. А Илюшин смотрел так, будто знал и о панике, и о ее причине, и улыбка удивительно сочеталась на его лице с этим немного грустным и понимающим взглядом.
Сабурский отвернулся. «Нет, это не просто наблюдательность. Это что-то другое. Что-то, что меня тревожит, что я воспринимаю как опасность. Для всех? Нет, только для себя… Бред какой…»
- А теперь вопрос риторический, для разнообразия: любите ли вы выполнять инструкции к тренингам? О, вижу-вижу, тут у вас богатый опыт. Но музыку вы приготовили?.. Вот и замечательно, давайте слушать.
Макс весело подскочил и кинулся собирать флешки. Устроившись за своим компом, к которому загодя подключили самые сильные динамики, он тоном заправского диджея объявил:
- Итак, для разбегу – мой персональный вклад в наш сегодняшний концерт по заявкам. Старенькое, но непреходящее…
При первых же нотах публика радостно встрепенулась.
Вдоволь накивавшись в ритме Doors, Макс наугад вытянул флешку из разноцветной кучи и предъявил общественности:
- Чье?
- Май-о! – довольно отозвался Серега.
«Смотри-ка, Тимофеева оттаивает потихоньку, повезло тебе, Воробьев. Любовь к ирландскому фолку она жлобством явно не считает, и я с ней согласен. Хотя Irish Rover много кому нравится, Pogues – это в любом случае здорово. Может, с тобой еще не все потеряно, студент».
«Дальше. О-оо, Леночке нравятся мачо, и это здесь не тайна. Desperado Бандераса встретили ироничным, но дружным ревом одобрения».
«Интересно, а Светлана Юрьевна что выдаст… Ух ты, Голубые канарейки. Вариант исполнения, известный благодаря Лицедеям. А эта заводила на самом деле вписалась бы в такую компанию – довольно грустный, по сути своей, клоун. И непростой. Как Звездыкин на нее смотрит… м-да. Неужели никто не замечает? Нет, никто, и она в том числе.
Только Илюшин, опять. Вот ведь…»
«Эх, моя флешка», - Сан Саныч нехотя поднял руку и подозрительно оглядел присутствующих. Rawhide из Братьев Блюз узнали все, кроме Лены. Аудитория радостно и удивленно взвыла.
«Черт, ну я же не предполагал, что тут такой музыкально продвинутый коллектив. Не ожидал, что узнают и оценят… А напрасно, как оказалось. Надо было записать какую-нибудь хрень в соответствии с их ожиданиями. Гимн СССР.
Ну, чему вы удивляетесь? Кроме работы, мне делать особенно нечего, так что на музыку и фильмы время есть. Да и разница в возрасте у нас не такая уж большая, могли бы предположить, что вкусы похожи… Так нет, разглядывают меня, как диво дивное.
А этот… этот… вот он не удивлен. Что ж ты обо мне такое знаешь, а? Что разглядел и понял, чего другим не видно? И почему ты это можешь?.. Да не смотри ты на меня так! Будто я прозрачный… прямо жарко стало…»
Сан Саныч с трудом удержался, чтобы не ослабить узел галстука.
«Фу-уух. Гадайский, молодчина. Mamushka из Семейки Аддамс – ровно то, что мне сейчас нужно! Все в восторге, разом переключились на эту заводную чернуху. И фильм приятно вспомнить, и музыка – класс, и можно расслабиться… И за отличный вкус тебе респект».
Стараясь не привлекать внимания, Сабурский провел ладонью по короткому ежику волос надо лбом и слегка оттянул воротник рубашки.
«Скорей бы уйти... Так, кто там следующий? Матвей. Ого – Веббер, Jesus Christ Superstar. И не что-нибудь, а Молитва в Гефсиманских садах. Ни фига себе заявка… Только зачем? Он же вроде красоваться не любитель… В окно уставился – ни черта не понять, зато Илюшин осторожно так на Светлану косится. Ну конечно... И она явно в шоке. Молодец, парень. Уж во всяком случае, Мотей она тебя вряд ли продолжит называть».
Сан Саныч задумчиво разглядывал напряженного, как струна, Матвея, пока Симонов не взял последнюю флешку.
- Осталась только валькина. Чем порадуешь? Новенькое?
- Да нет, - Илюшин пожал плечами, - из Ходячего замка Миядзаки.
Макс одобряюще кивнул.
- Ага!!! Аниме рулит! – пришли в восторг Гадайский и Светка, а Лена захлопала в ладоши.
«Аниме-е? Это… мультики японские, что ли? Ну-ну, что и следовало ожидать. Хотя нет, тут у меня даже предположений не было – все, что угодно. Ну, пожалуй, кроме попсы. Но аниме… Ладно, ознакомимся…
Хм, вальс. Я бы даже сказал, вальсик – детский, наивный, немного грустный… На скрипках, пиццикато. Ничего так японцы для мультиков пишут, интересно…»
Сан Саныч, невольно доверившись простоте мелодии, внимательно слушал.
Вот вступили кларнеты – обещая, приглашая, увлекая за собой… да-да, именно так… Музыка плавно и робко ступала, сомневалась, текла осторожно и наугад… Волновалась в тревожном ожидании… затрепетала от непонятной опасности… Ахнула тарелками, метнулась в порыве, словно оттолкнулась от земли… Рассыпалась переливами арфы…
И вдруг взмыла в полет – одуряюще свободный, бескрайний и мощный… Давно забытый, запрещенный, задушенный когда-то страхом падения… Самозабвенный и безумный… Вальс заполнил собой все пространство – пел, летел, нес на волне щемящего восторга, плыл в беспредельном уверенном покое… Переворачивал и кружил все запреты, сметал все законы и доводы… Плакал и смеялся, жил и торжествовал…
А Сан Саныч с ужасом смотрел Вальке в глаза, напрочь позабыв о том, что их немой диалог может кто-то заметить.

Ты умеешь летать.
Да. Это просто.
Нет. Нет! Я не умею. Я обязательно разобьюсь.
Неправда. Смотри – ты так же высоко, как я.
Мне страшно.
Но ты же летишь. Просто перестань бояться…

«Всего лишь! Всего лишь не бояться, забыть о том, чего может стоить такой полет, не думать, как больно будет упасть… Невозможно...»

- Ну, вот и отлично. Отдохнули, расслабились, и продолжаем разговор. – Мария Сергеевна окинула всех цепким взглядом, едва заметно задержавшись на Сабурском. – Я так понимаю, музыку здесь любят и ценят. Интересно, а как у вас со слухом? Может, и музыкальное образование у кого есть?
Сан Саныч постарался сосредоточиться, но после летящего, безумного вальса он словно тонул в плотном густом тумане. Какие-то реплики, обсуждения, смех – все слилось в далекий и неразборчивый шум. Сквозь гулкие удары пульса в голове он улавливал только основной смысл вопросов и - ответы Илюшина.
И собственные.
- Слух абсолютный. Музыкальная школа, класс фортепиано.
- Идеальный, музыкальная школа, класс скрипки.
Играть на скрипке он никогда не любил – она выворачивала душу, сдирала кожу, обнажала нервы… Он просто боялся позволить себе быть таким открытым и беззащитным, не мог справиться с этой бурей, рвущейся из-под пальцев, и перестал играть еще в юности.
«А Валька, наверное, играет до сих пор…»
- Ваши любимые композиторы.
- Гайдн и Гендель.
- Глюк, Гайдн.
- Любимые писатели.
- Жоржи Амаду, Майринк.
- Густав Майринк, Анжей Сапковский.
- Считаете ли вы, что в споре рождается истина?
- Нет.
- Не считаю.
- Любите ли вы риск?
- Не люблю.
- Нет.
- Хотели бы вы забыть что-то из своего прошлого?
- Да.
- Да.
- Есть ли ситуации в прошлом, которые вы теперь решили бы иначе?
- Нет, даже если бы хотел.
- Нет. Не получится.
- Что вы считаете основой хороших отношений между людьми?
- Доверие.
- Честность.
- Постарайтесь охарактеризовать себя одним словом.
- Легкий.
- Тяжелый.
- Ваше самое заветное желание.
- Как там у Стругацких, - Валька на секунду замолчал, то ли вспоминая, то ли заново решая что-то. - Да. Счастье для всех, даром.
- Справедливость, во всем, везде.
«Но сейчас – чтобы все это немедленно закончилось, и можно было уйти. Уйти».
- Ну что ж, наше импровизированное интервью подошло к концу. Всех благодарю за работу, и желаю всем самой что ни наесть позитивной коммуникации. До свидания.
Ребята загалдели, прощаясь с Марией Сергеевной, обсуждая и вспоминая. Сабурский ушел сразу.
Дома он с отвращением посмотрел на ужин, принял снотворное и лег, обещая себе забыть весь этот кошмар. Весь, от начала до конца: тактичный и беззастенчивый допрос, свободу и неожиданную радость полета, сумасшедшего Илюшина, с его умением понимать абсолютно все и с его безумными идеями…
Забыть. Просто забыть, полностью и бесповоротно. Как можно скорее и навсегда.