Эта новелла о встрече после разлуки - пролог к большому историческому роману "Сова инквизитора" (в творческих планах).
Чтение на смартфонах: **fb2-версия** **epub-версия**
- Думала, говорить тебе или нет... Сашка-то... Ну, в общем, он, оказывается, "голубым" был, - и шёпотом - по мальчикам ходил. Алина из-за этого от него и ушла.
"Невесомость" - та самая, проросшая из обрывочного дачного прошлого, качнула меня, так что я едва не задохнулся, и из горла у меня вырвался гулкий сдавленный звук.
- Я и сама была в шоке. Мне Алинка рассказала по секрету. Слава богу, больше никто не знал.
"Нет, он не хочет себя убивать, вовсе нет, и болью он не наслаждается, ни фига не мазохист, он почти ее не чувствует, вообще не до нее - его захватывает картинка, этот всамделишный мультик, комикс прямо по жизни, манга с мясом типа..."
- Попал! - говорит Нина, - Теперь, главное, двигайся, не останавливаясь.
Я смотрю на покрытый испариной Юрин лоб, на его всё такие же горящие красные щёки, на его полное, плохо управляемое тело, на толстые подошвы, грубые мозолистые пятки, окрасившиеся, видимо, от носков. Он смог, он всё же поднялся на эту ступень, и такой подвиг сродни выходу в открытый космос. Почему у меня, чёрт возьми, такое чувство, будто кто-то меня кольнул иголкой в бок?
- Тебя тут не заливает весной?
- Хе-хе! Пока ещё не смыло. Но я морально готов!
На полминуты я представляю себе: вот мы разводимся с женой, я перебираюсь к Богдану в его просторное поднебесье, и, выныривая по утрам из кровати, мы подходим к окну, и я рассказываю ему, какого цвета сейчас Волга, а он в ответ говорит мне, чем она пахнет, и гладит меня по щеке, по лбу своими чуткими прозревшими пальцами.
- Стадион-то хоть красивый получился? - он кивает на восток, туда, где несколько лет подряд громыхала стройка века.
- Красивый, - отвечаю я, смотря Богдану в лицо, в его солнечные очки, отражающие мир, и зачем-то улыбаюсь, как дурак.
Это, пожалуй, первый раз, когда Володька со мной говорит. Обычно он даже не здоровается, а если и здоровается, то как-то мимоходом. Я смотрю на него лишь со стороны: как он садится на низкую скамейку, очевидно, заимствованную из какого-нибудь спортзала, снимает кроссовки, надевает ботинки, застёгивает куртку, берёт под мышку пакет с нотами и уходит. Обычно уроки у него - до меня, и я, садясь после него за то же самое пианино, чувствую кончиками пальцев: я хуже, слабее, до чёртиков боюсь аккордов и басовых ключей, и пальцы мои меня не слушаются.
- Тебе мама тоже гимнастёрку шьёт? - спрашиваю я Володьку, поражаясь собственной смелости.
- А то! - усмехается он. - Только и заставляет мерить, как будто я в армию ухожу…