Муча

1  2  3  4  5  6  7  8

11. МЕЧТАЮ – НЕ МЕЧТАЮ
Допустим, он сразу догадался, что мотивы мои… не чисты, не честны, не бескорыстны. Но он рассмотрел их поближе, назвал «самопожертвованием» и закрыл эту тему.
Он не хотел вникать глубже, не хотел разбираться. И я ничего не решил, не составил никакого плана действий. Мечтал даже уволиться, но вместо этого должен был пить на корпоративе – по случаю собственного повышения. Дело было в пятницу. Собрались в нашем «нижнем» кафе.
О, как бармены любят такие мероприятия! О, как щедро они льют воду в вино и коктейли! О, как искусно варят из сгущенки Baileys! Все мне казалось фальшивым в тот вечер.
И вдруг пришел Муча. Никто не ожидал его увидеть на корпоративной сходке. Танюша даже присвистнула. Но он взял бокал с ближайшего подноса и поднял высоко над головой. В бокале сверкнул свет приглушенных ламп.
– За Олега! За нашего лучшего главного редактора! – сказал Муча.
Сказал в напряженной, подозрительной тишине, и сразу же утонул в шуме, хлопках, звоне, смехе и музыке. Грянуло все сразу. Я выпил и задумался круче прежнего. Я наблюдал за ним. Муча взял еще один бокал, немного пролил через край, капнуло на брюки. Ну, как обычно. Он обернулся и сказал что-то журналисткам. Одна из них усмехнулась.
«Что он говорит им? О чем?» – ревность мгновенно свела пальцы судорогой.
Муча взял еще один бокал и тарталетку. Я превратился в сплошное зрение – я глотал с ним шампанское, я чувствовал во рту вкус оливок. Я заметил, как он проследил взглядом за курильщиками, куда они выходят…
Разве он курит? Или он курит после трех бокалов шампанского? Или после двух оливок? Я отвернулся, чтобы не встретиться с ним глазами. Но Муча направился прямо ко мне.
– Не пойму, тут выходят курить или можно внутри?
– Можно в коридоре – с той стороны.
Я провел его в дымный коридор.
– Будете? – он протянул мне пачку Parliament.
Я не курил до этого лет шесть, но взял сигарету и потянулся к огню зажигалки, взглянув на его пальцы. У него были не длинные, тонкие пальцы с круглыми ногтевыми пластинками и немного выступающими белыми ободками. То ли от сигареты, то ли от его рук дыхание перехватило.
– Не знал, что вы курите, – сказал я единственное, что мог сказать.
– Иногда, – кивнул он.
Смотреть на его губы я не мог. Если бы они были неподвижными или кривились от досады… но они мяли сигарету, улыбались. Я опустил взгляд в истоптанный пол.
– Надеюсь, вы… не сердитесь, – сказал все-таки Муча, чуя за собой вину.
– Нет, вы достаточно толерантны, – ответил я голосом английского джентльмена, которого другой английский джентльмен обозвал говнюком.
– Не беспокойтесь, я понимаю, что это… некая тайна, и ни в коем случае…
Он ступил на скользкий путь объяснения, возможно из лучших побуждений или из угрызений совести, но в этот момент его стало слишком много – много губ, много пальцев, мелькающих перед моим носом. Я отшатнулся со стоном.
– Мне пора.
Я спешил. Я бежал от него. Возможно, даже бежал на самом деле несколько кварталов, чтобы прийти в себя под дождевыми потоками.

Любой разговор с ним стал для меня болезненным, и я старался избегать его на работе. Статьи передавал через Танюшу и получал от нее уже подписанными – без малейших правок. Так мы сдали ноябрьский номер и начали собирать новогодний. Новый год – тема тем, подведение итогов, оглашение планов, других концепций не нужно.
Погода стояла все еще хмурая, но настроение у всех заметно поднялось. Все держали курс на Новый год и чистую, хрустящую зиму. Зимой легче работается, чем черной осенью, состоящей сплошь из долгой ночи.
Никто не подозревал, что у меня разладилось с Мучей. Работа шла как обычно. Танюша же восприняла мою независимость, как закономерное следствие повышения. Я стал главным – ответственным и самостоятельным редактором, а Муча – за своей дверью – остался номинальным, оторванным от дел журнала, начальником.
Каждый день моя любовь упиралась в закрытую дверь его кабинета. За дверью было очень тихо.
– Войти не хочешь? – спросила в шутку Танюша.
– Нет надобности, – хохотнул я, и она кивнула.
Пил ли он чай на работе? Пожалуй, для этого ему нужно было бы позвать Танюшу и спросить, где чайник, где тут вода, где чашки. Нет, Муча никогда не сделал бы этого. Разве божества пьют чай, разве звенят чашками? Разве они вообще могут быть «на работе»? Они всегда в своем астрале – безграничном пространстве, куда мне, простому грешному, нет доступа.
Иногда мне приходило в голову, что Муча не возносится, а просто по-детски стесняется узнать о чае или о чем-то еще у подчиненных. Просто прячется и пишет привычные проги для каких-то америкосов. Но и эта мысль казалась мне странной – что тогда подвигло его согласиться на новую должность? Что им руководило?
Я скучал по нему. Я совсем перестал его видеть. Только в моем воображении он по-прежнему сидел перед экраном компа, на котором мелькали цифры, коды и символы.
– Муча тебя вызывает, – сообщила вдруг Таня.
– А как он это сказал?
– В смысле?
– Как это было? Он позвонил из кабинета?
– Нет. Он приоткрыл дверь, вышел, я ногти красила, он посмотрел, помолчал и сказал, чтобы ты к нему зашел.
– Про ногти ничего не сказал?
– Про ногти – нет. Да ты посмотри, какой лак, Олег! Мне только сегодня доставили!
Танюша – из тех, кто всегда прав и всегда занят личным. Именно это оправдывает офис-менеджера, пропускающего сотню звонков мимо ушей и мимо блокнота.
Я надеялся, что в распоряжении Мучи мелькнет хотя бы формальное «хочет видеть». Но «тебя вызывает» и «чтобы ты зашел» больше походило на «будь ты проклят». Муча не хочет меня видеть, и век бы не видел, а вызывает по какому-то вопросу…
Идти мне не хотелось. Я предчувствовал ту слабость, от которой бежал на корпоративе. Слабость скользкую, тягучую, обволакивающую тело пеленой нежности навзрыд, туманящую взгляд. О, нет. Не маньяк же я. Муча четко объяснил, что это «не его образ жизни», куда ж теперь мне соваться со своей нежностью. Я изобразил стальной взгляд и бодро (громко шагая) вошел к Муче.

12. УХОЖУ – НЕ УХОЖУ
Муча поднялся со своего места и вышел на середину кабинета.
– Здравствуйте, Олег. Вы и поздороваться не заходите.
– Я же статьи передаю.
– И что в них написано – здравствуйте и прощайте?
– А вы почитайте, – предложил я.
Муча отошел к окну и оперся о подоконник, безжалостно сморщив пиджак. Он молчал. Вдруг я понял, что никакого рабочего вопроса у него нет. Злость на Мучу стала сменяться радостью. Все-таки он «хотел» меня видеть после того, как сам выгнал.
Муча был ровно такой же, как на первой планерке, лицом к лицу с выжидающими сотрудниками. Неумелый гладиатор на арене Колизея. Он развел руки в стороны резким жестом, словно снова собирался указать какие-то размеры.
Моя любовь вдруг снова стала немой. Вырвавшись из меня тремя словами, она не могла ничего добавить, не могла задать ни одного вопроса.
– Тяжело с вами, – сказал Муча. – Хотя раньше не было тяжело. Вы же сказали, что мы можем общаться просто по-дружески.
– Конечно, можем, – сказал я и снова умолк.
Да-да, я же сам предлагал ему просто общаться. Но как общаться так, чтобы не касаться личного? Что я предполагал тогда? Такое вот кабинетное молчание?
– И вы по-прежнему меня любите? – спросил Муча совершенно неожиданно.
В его вопросе не было издевки. Он спросил это так просто, как о дожде за окном, – идет ли до сих пор?
– Да, – сказал я. – Люблю.
Муча заулыбался.
– Ну, вот видите, как хорошо. Мы все решили, во всем разобрались, и вы меня все еще любите.
Снова детская капризность стала сквозить в его фразах.
– Вы никогда не повзрослеете, – сказал я.
– Разве это так заметно? – Муча немного удивился. – Хотя вы правы. Некоторые взрослые, серьезные решения даются мне очень тяжело. А бытовые вопросы меня просто убивают. Я ничего в них не понимаю.
Я кивнул.
– В этом и очарование… как в укусе вампира – никогда не будет взрослости.
Лицо Мучи вдруг перекосилось – эту гримасу с закусыванием губы я уже знал, и понял, что снова ляпнул что-то такое, что мгновенно взбесило Мучу.
– Что еще за вампиры? Вечно вы что-то выдумываете! Идите уже.
Пожалуй, в список «тяжелых» и «строго запрещенных» тем нужно было внести и тему вампиров. Ну, елки. Откуда я мог знать об этом?
С тех пор я заказал себе входить в кабинет Мучи даже по его вызову. И ему, видимо, тоже надоел наш обычный сценарий: вхожу – признаюсь в любви – он меня выгоняет. Доколе?
Фантазии мои о нем перешли грань эротики. Мне хотелось не столько раздеть и расцеловать Мучу, сколько заломить ему руки за спину или двинуть кулаком в морду. Плюют же иногда на священные лики…

Мы долго не пересекались, и о новогодней вечеринке я подумывал с ужасом. Наконец, пришла Таня и сказала, что нужно выделить деньги из бюджета и немного дособрать с народа, что она уже все рассчитала с «нашим» кафе, что будет очень весело, а Муча не пойдет.
– А ты у него спрашивала?
– Конечно.
– Как это было?
– Я постучала в дверь. Он сказал: «Войдите». Я вошла, он поднялся, потом снова сел и спросил, что мне нужно. Я сказала про корпоратив. Он сказал: «Это без меня».
– А на экране у него что было?
– Я не видела.
– Ясно.
– Ну, это и хорошо. А то с ним как-то стремно.
– Стремно?
– Да, будто не знаешь, чего ждать. Еще напьется вдруг…
Я сдал деньги на предстоящий банкет. Это стоило отметить. Прожитый год уходил с болью. Но мне стало обидно за Мучу. Допустим, я мог ругать его в своих фантазиях, но не такой уж он неадекват, чтобы даже офис-менеджер боялась за его поведение.
Но что можно было изменить? Уговорить Мучу идти – ради порядка? Так ему давно чихать на наш порядок. И зачем он мне на вечеринке? Следить за ним взглядом? Давиться шампанским?
Я постучал к нему и заглянул в кабинет. Он даже головы не повернул в мою сторону.
– А чего вы от банкета отказались?
– Но я же вам позволил, – он поднял глаза на меня.
– Ну, еще бы вы нам не позволили!
Я заметил в углу на вешалке длинное кашемировое пальто – это так Муча приоделся к зиме? Удобно ли в нем в автомобиле? И серый шарф тут же. Пижонисто. Я и не заметил смены гардероба. И волосы торчат больше обычного – оброс. Наверно, никак салон подобрать не может.
– Интересно вам у меня? – спросил Муча, заметив мой взгляд.
– Да, все еще.
Он кивнул.
– А почему не заходите?
– Потому что вы меня все время прогоняете.
– Да, – Муча снова согласился. – Как-то так получается. Это моя вина. Я не могу свои реакции координировать – ни в чем. Не обижайтесь.
Я подошел ближе. Муча указал мне на кресло у окна. Я сел и подумал, надолго ли хватит его в этот раз.
– Что у вас нового? – спросил он. – Купили кофеварку?
– Нет.
– Новый зонт?
– Тоже нет.
– Вы один живете или с другом?
– Один.
– Почему?
Я молчал. Дело опять шло к моему признанию.
– А вообще вы жили с кем-то долго?
– Жил, но не с тем человеком, которого любил.
– Печально.
– Да, печальные обстоятельства, – согласился я.
– Но вы об этом… как-то легко рассказываете, – заметил мне Муча.
Я не понял его.
– То есть без слез? Так это давно было.
Муча смотрел на меня немного изумленно.
– Я не понимаю. Зачем вы вообще рассказываете? Вам не стыдно?
Теперь и меня задело.
– Стыдно за ту ошибку? Ничуть. Это был мой выбор, я сделал его сам, добровольно, хоть и в печальных обстоятельствах.
– А вообще? – спросил он.
Я вскочил. Наконец, до меня дошло, что Муча имеет в виду.
– За то, что я гей? Что за чепуха?! В каком бы веке я ни жил, мне не было бы стыдно!
– Но вы же скрываете это от коллег, – парировал Муча.
– От коллег? А зачем им знать это обо мне?
– Вот видите.
Но и я не мог сдаться.
– Да поймите же, я не из-за стыда это скрываю! Меня не интересует, с кем трахается Таня, все равно она остается очень плохим офис-менеджером.
– Думаете, их это не волнует?
– Да какое им дело до меня?
Муча покачал головой.
– Мне кажется, вы так же боитесь неуважения, как и все. Ваши оправдательные теории безжизненны.
В этот раз ему даже не пришлось выгонять меня – я ушел сам.