Гони по склону, выдумщик,
вдоль парка и реки -
на утренние крыши
глядеть из-под руки
тот, кто залез повыше,
дух перевёл едва -
он точные, нелишние
всему найдёт слова

У банальных времён и пространства бывают простыми:
известковый овраг тупиковый, а дальше - пустыня
в ожиданьи воды и беды отдалённого гула
меловой горизонт, словно вдовий подол, подоткнула.
Известковый овраг, а по кромке изнанкой неброской
город - неслух несносный, с дикарской повадкой сиротской,
что малюет углём на стене, шебутной и ушастый,
и удрал без присмотра чужими задворками шастать.

Поздний, неутолённый,
мой одинокий рай -
набережной районной
неосвещённый край
за парапетом пусто -
нет никакой реки,
только сухого русла
мусорные витки

Когда неслышно мы уйдём,
сойдём на неприметной станции -
храни того, кто за стеклом,
растерянный, один останется…
чего не сделаешь любя -
всё ждали, поднимаясь засветло
неисправимого тебя,
нетерпеливого, глазастого

Мой близорукий хлипкий мирок,
скорой разлуки бог и порог -
словно ажурным хитрым стеклом
скрыт процедурной льдистый проём,
словно в больничной раме повис
этот привычный хрупкий эскиз,
тихого быта скудный секрет -
ломко-размыта жизнь на просвет

Снова он сорвался куда-то в ночь -
может быть, устав от бессонных  нош,
выбрал по ошибке маршрут "домой",
напрямик, по трассе пятьсот восьмой,
где давно ни матери, ни отца,
но никто не выслушан до конца,
и в ответ на правду, всегда не ту,
улыбнутся вежливо в пустоту

Какие горести, скажи мне,
нас обжигают, и гнетут?
автомобильный мост двужильный,
слегка пружинит, как батут.
дрожит сквозь шкуру носорожью
и странную имеет власть -
с его нетерпеливой дрожью
не дай нам господи совпасть,

Он не услышит. Он -- не человек.
Слезинку не смахнет с усталых век,
Лишь только знает, что "Аллах-Акбар!"
И пофигу ему, где чей амбар
И дом, и счастье, даже и гараж,
И весь несложный -- ну, достаток наш.

Бледным дымом бестелесным
городок размыло,
словно в принтере небесном
кончились чернила,
и повисло между нами
на частичках влаги,
что не выразить словами
на листе бумаги

Я доиграю до конца,
под пальцами не чуя клавиш,
усталость моего лица
заморским кремом не поправишь -
всё чаще предаётся плоть
минорным слабостям минутным,
раз наказал меня господь
напрасным слухом абсолютным