Если жить в одном городе много лет
и носить на помойку ненужный скарб - 
всё равно пожитки, судьба, тоска
нарастают кольцами на стволе. 
Здесь у каждой лестницы свой сюжет, 
у скамейки-сплетницы, чур её, 
и на заколоченном этаже
здесь моё безвременное жилье. 

Пока под окнами вербена
цветёт себе, не помня зла, 
и слов случайная подмена
нас под собой не погребла, 
пока дана простая милость
цветам под окнами цвести, 
прошу, чтоб только не случилось
пройти одной конец пути 

Город промышленный, скошенной пахнет травой, 
гаснет неброский и словно приморский закат, 
это косилка, газон обходя по кривой, 
нежно стрекочет, как сотня курортных цикад. 
Если подняться туда, где не ловит вай-фай, 
на убывающий день поглядеть с высоты, 
там и накроет меня набегающий край
тёплого моря - желанной моей немоты. 
 

Блестит на солнце чья-та тень...  
Другая тень не замечает,  
как превращается ремень
в морское чудище печали. 
Глаза предвестниками бурь 
угрюмо смотрят на экватор. 
На самом дне такая хмурь, 
что червь становится Сократом.

Где замирает звук любой
от зноя, словно от испуга, 
где приусадебной рабой
усердно трудится пичуга, 
где в запустении ветвей, 
в углу, у самого забора, 
запутался воздушный змей
в густой щетине сикомора, 

Видно, стало действительно невмоготу, 
и, сойдя на мгновенье с ума, 
между счастьем, покоем и волей черту
провела, где хотела сама. 

На мост через вади* томительной скуки
иди, по перилам рукою скользя, 
и лоб опусти на скрещённые руки, 
и просто прикрой на минутку глаза. 

"Продаётся" на жёлтом фоне чёрным маркером напиши
и повесь за окошко спальни, где под утро глаза красны. 
Даже если никто не клюнет, даже если дадут гроши, 
даже если подводит память - в этом нету твоей вины. 
Снова поезд, измято платье, каждый сам на себя сердит, 
чёрной гарью по жёлтой пыли вдоль дороги дымят поля. 
Снова слёзы твои некстати - то ли солнце глаза слепит, 
то ли пеплом запорошили, то ли, правда, съезжать пора. 

Уходить бывает страшно - 

первых пять минут. 

Где от всех моих домашних 

мне найти приют? 

За двойной оконной рамой, 

сеткой и замком - 

там они меня не ранят

острым коготком. 

Вид из окна унылый в три мазка, 
где все оттенки пыли и песка,
и треснутая плитка под ногой - 
всё служит цели хлипкой и благой, 
что на весу удержит нас от бед, 
когда рванём оконный шпингалет...
Но сквозь заката патину и медь
нам не дано её уразуметь.